VII

Есть ли что-либо положительное в богдановщине, что мы могли бы принять на заметку на сегодняшний день? Безусловно. В "Вопросах социализма" Александр Александрович подверг критике те фундаментальные положения Маркса, на которые опирался Ленин при написании "Государства и революции". Конечно, подобные утверждения звучат теперь совершенно крамольно, а так как на основоположников льет самую черную грязь вся мелкотравчатая шушера, которой не лень, теперь правомерно отстаивать даже некоторые их явные ошибки. Однако марксизм же призывает все сущее, в целях его же успешного развития, подвергать критике.

Имеются в виду конкретно следующие положения. Указывая на положительные практические открытия Парижской коммуны, Маркс прежде всего называл требование легкого назначения (выборности) и снимаемости чиновников народом в любое время. В идеале, в теории, это было бы, без всякого сомнения, очень хорошо. На практике, однако, дело обстоит далеко не совсем так элементарно. Избирать чиновников приходится народу, вышедшему из антагонистического прошлого и сохраняющему в полном объеме все отрицательные свойства минувшего. Тем самым качество его выбора предопределено. Чиновником может стать отличный специалист-самородок, выходец из народных низов, обладающий замечательными организаторскими способностями, что, конечно, имеет решающее значение для успеха конкретного практического дела, однако вместе с тем автоматически отнюдь не обеспечивает одновременно также и политический успех. В точно такой же мере возможна и прямо противоположная ситуация: политически соеершенно грамотный товарищ может оказаться абсолютно никудышным специалистом. А удачное совмещение обоих качеств в реальности встречается исключительно редко, и потому на практике обычно приходится жертвовать одним из двух.

Ленин, со своей стороны, позднее тоже признавал, что к правящей партии примазывается и в будущем неизбежно и во все большем числе будет примазываться масса недостойных личностей, проходимцев, однако никаких эффективных мер для борьбы с этим злом он не сумел предложить. А положение о легкой сменяемости чиновников народом в любое время в его наследии аналогично не получило конструктивного развития и осталось по существу просто декларацией. Ведь практически в конечном счете процедура смены регламентировалась самими чиновниками, государственными, либо партийными, которые объективно не были в состоянии ущемить свои же собственные интересы.

В процессе строительства социализма "вчерне" эти теоретические недоработки, несмотря на все прямо связанные с ними очень даже большие издержки, не двводили общество до кризисов. В целом дело строительства социализма двигалось вперед. Но когда началась перестройка и указания

Маркса и Ленина начали реализовать буквально и без ограничений, они "сработали" вполне. В полном распоряжении и подчинении партгосноменклатуры находился мощнейший агитпроп. С его помощью элементарно можно было создать идеальный имидж кому угодно. В результате к власти приходили именно те, кто был наиболее желателен номенклатуре, которая в конечном счете отнюдь не поступилась своими сугубо шкурными интересами, а наоборот, выиграла много больше.

Следовательно, Богданов был прав в том, что момент инерции буржуазного сознания и воздействия буржуазных средств массовой информации при формулировке этих положений не был достаточно серьезно учтен.

В брошюре "Вопросы социализма" Александр Александрович подверг, далее, критике, положение о том, что зарплата чиновника не должна быть выше зарплаты рабочего. В этой связи он, указывая на народных комиссаров, прежде всего обратил внимание на огромную тяжесть и ответственность управленческого труда. Затем он показал на опыте первых месяцев деятельности Советской власти, что практически, в условиях продолжения роста инфляции, зарплату народным комиссарам пришлось весьма существенно поднимать, но и при том ее едва хватало на покрытие минимальных физиологических потребностей, что само по себе было абсолютным абсурдом. Какая отдача будет от чиновника, если он будет выполнять ответственнейшую работу за меньшие деньги, чем если бы он, неся несравнимо меньшую ответственность, продолжать трудиться за станком? Богданову было понятно, что такой чиновник или будет делать свою работу неквалифицированно и халатно или будет воровать, пользуясь предоставленными ему властными полномочиями.

Позднее Ленин в форме неявного ответа вынужден был согласиться с этими резонными возражениями Александра Александровича. Конечно, в некоем неопределенно далеком будущем станет возможным платить чиновникам зарплату не выше зарплаты квалифицированного рабочего, однако практическая возможность для этого предоставится еще очень даже не скоро. Ведь такая возможность должна быть обеспечена прежде всего адекватным развитием производительных сил, а, во всяком случае, в то время такой уровень развития был явно не достигнут.

Только что приведенные замечания я высказал отнюдь не для того, чтобы показать, что в данном случае Богданов был прав, а Маркс и Ленин заблуждались. Дело тут совершенно не в этом. Маркс и Ленин высказали основополагающие абстрактнейшие тезисы, которые еще только подлежали проверке и "оттачиванию" на практике. Для основоположников то, что должно было совершиться "на следующий день" после революции, представлялось в масштабах очень многих десятилетий и вовсе не обязательно должно было быть сделано буквально на следующий день. Они представляли в данном случае одни только самые общие принципы, тенденции, практическая реализация которых могла варьироваться во множестве форм в довольно широких масштабах времени в зависимости от конкретных социально-экономических условий данных стран.

Главное здесь в том, что Александр Александрович искренне желал дальнейшего успеха победившей революции и с этой точки зрения высказывал то, что, по его мнению, было неразумным. Однако в его высказываниях имелась одна только критика и отсутствовал конструктив. Это, конечно же, принципиальный порок его позиции в целом, которая, к тому же, была совсем не марксистской. Но вместе с тем в приведенных мной замечаниях Богданова явно наличествовало и рациональное зерно, присутствие которого был вынужден поздней признать фактически и Ленин. Современный марксист поэтому должен вылущить это зерно, тем более, что катастройка убедительнейше практически продемонстрировала исключительную актуальность этой задачи.

В отличие от теорий Троцкого и Сталина, доктрина Богданова сходна с научным марксизмом в том, что она не страдает пороком забвения общечеловеческой коммунистической цели за суетой решения будничных задач.

В сущности говоря, накопление элементов пролетарской культуры - это неуклюжая замена понятия роста политической сознательности рабочего класса, который сам по себе являет объективный и вполне поддающийся научному описанию процесс. Здесь, вероятно, с наибольшей силой проявилась научная несостоятельность вульгаризаторов, которые при выдвижении любых самых мелких целей пускались в безбожную демагогию о росте сознательности пролетариата. В их изложении эта категория стала поэтому чем-то вроде религиозной субстанции души. А между тем тут нет решительно ничего заумного, и речь идет всего лишь о глубине понимания рабочими того, что они представляют собой класс трудящихся, которому непримиримо противостоит класс капиталистов. Из осознания этого принципиального положения логически вытекает значительный ряд в т.ч. и практических следствий. Вот и все. Другими словами, чем цивилизованнее и грамотнее рабочие, чем квалифицированнее их труд, тем, объективно, выше их политическая сознательность, которая, однако, не появляется и не развивается автоматически, сама собой, а привносится в рабочее движение коммунистическими теоретиками.

Когда развитие теории от жизни отстает, рост политической сознательности поэтому притормаживается. Этого Богданов, не говоря уже о вульгаризаторах, совершенно не понимал. Его представление о процессе роста сознательности было аналогично представлению Сен-Симона о динамике роста общечеловеческой солидарности, т.е. метафизическим, физикалистским, а следовательно, с марксистской диалектикой не имело решительно ничего общего. У Сен-Симона и Богданова изначально отсутствовало понимание того, что всякий рост есть продукт борьбы двух взаимоисключающих и вместе с тем взаимно необходимых противоположностей.

В противоположность этому, основоположники четко выделяли и противопоставляли друг другу две противоборствующие группы в слое квалифицированных рабочих - революционный пролетариат и рабочую аристократию. Собственно борьбы между этими группами в традиционном антагонистическом обществе (другими словами, при жизни основоположников) не было. Борьба велась между теоретиками, - в иных сферах. В условиях диктатуры пролетариата, строительства социализма, эта борьба реализовалась, и весьма даже драматично. На своем смертном одре Ленин успел только пожелать, чтобы дело до открытой конфронтации между противостоящими группами передовых рабочих не дошло и порекомендовал идти с рабочей аристократией на самые широкие компромиссы. Но всякий компромисс имеет предел. Другими словами, рекомендация Владимира Ильича требовала основательнейшей дальнейшей теоретической доработки при недопущении вульгаризации.

Однако теоретическая деятельность в этом направлении не велась вообще. После смерти вождя в ней объективно вообще никто не нуждался. Было предопределено, что плодами социалистической революции 1917 г. воспользуется в самую первую очередь рабочая аристократия, которая рано или поздно пойдет на открытую сделку со скрытой внутренней и открытой зарубежной мировой буржуазией, что в конечном счете приведет к реставрации социал-реформистских режимов. Ленин неоднократно указывал, что попытки строительства социализма придется не один раз предпринимать и переделывать заново, - именно по этой конечной причине.