Сачков В. Диалог В. И. Ленина и А. А. Богданова. 3

III

Тогда, когда Ленин и Каутский полемизировали по этому вопросу, он еще только-только появлялся и был почти не актуален. Конкретно имелось в виду национально-освободительное движение в Китае, которое окончательно победило лишь полвека спустя. Но вместе с тем сильно изменилась и сама постановка вопроса. Если в конце XIX века существовали традиционные колонии, мало изменившиеся с тех пор, когда они появились впервые, то в период после 2-й Mировой войны колониальная система совсем рухнула. На мировом рынке появились новые политически самостоятельные участники с собственными национальными интересами и притязаниями, чего еще не было в XIX веке.

Еще в самом начале перестройки с легкой ненавязчивой подачи Идеологического отдела ЦК КПСС, возглавлявшегося тогда господином Медведевым, стало всеобщим правилом выносить в скобки специфические интересы социализма, труда, которые, согласно основополагающим принципам научного коммунизма, с наибольшей последовательностью выражает рабочий класс. С тех пор уже давно стало общим местом рассматривать пролетариат как социальную группу, политически вроде бы как вовсе не существующую, а если и существующую, то как скорее реакционную, люмпенизировавшуюся и обуржуазившуюся, обычным образом пребывающую политически пассивной и просыпающуюся лишь для того и лишь тогда, чтобы и буржуазия протолкнула в верховных этажах власти очередные, в конечном счете антирабочие, законодательные меры, опираясь на своевременно "организованную массовую поддержку рабочего класса", когда ей это необходимо.

Не говоря о рептильно-верноподданнических (что вполне естественно и закономерно), все оппозиционные (хоть этот факт абсолютно противоестественен и противоречит исторической традиции) публицисты подмечают одни банальные недостатки пролетариата. Обнаруживая их, литераторы-оппозиционеры отказываются признавать наличие авангардного революционного потенциала у рабочего класса и растворяют его целиком в единой массе "обманутого и ограбленного народа", терпение которого, как им кажется, должно вот-вот лопнуть, "всеобщее народное возмущение" должно преобразоваться во "всенародное восстание" против прогнившего, не имеющего, как они считают, поддержки снизу, "диктаторского оккупационного режима". Оппозиционные писатели - они же в подавляющем большинстве случаев сегодня и политические лидеры сформировавшейся при Горбачеве антиреставраторской оппозиции - спят и видят себя в близком будущем въезжающими на белых конях в московский Кремль во главе победившего народного ополчения. "Политики" отличаются друг от друга лишь тем, что одни склонны претендовать на первенство в подготовке и руководстве восстанием и в распоряжении плодами его победы, а другие с большей или меньшей охотой играют вторую роль. Герои, как им подобает, толпу вразумляют, а толпа, как ей положено, безмолвствуя, героям внемлет...

Вышеописанное можно было бы выразить единственным словом народничество, которое, будучи буквально переведено на английский язык (популизм), возвратилось к нам обратно в годы перестройки, но уже не с первоначальным, а с буржуазно сфальсифицированным содержанием. Эту наживку с большим удовольствием жуют престарелые маразматики, бегающие по митингам с портретами Сталина в руках, а молодежь, по юношеской наивности своей и с, увы, заслуженного пренебрежительно-издевательского подогрева официозными массмедия, считающая, что сие омерзительное страшилище, вооруженное парой цитат, годящихся на все случаи жизни (типа "Учение Маркса всесильно, потому что оно верно"), и есть коммунизм, с ужасом отворачивается от него стремглав. Поэтому сегодня чрезвычайно актуален ленинский труд, с исчерпывающей глубиной и полнотой раскрывший это явление - "Что такое "друзья народа" и как они воюют против социал-демократов".

В ней Ленин писал о том, что разногласия между нашими западниками и славянофилами (и вместе с тем "русская идея") возникли значительно позже несравнимо более масштабного, глобального исторического факта и всего лишь отразили его. Владимир Ильич имел в виду капитал и противоречия между трудом и капиталом. Сами по себе эти явления имеют всеобщую, интернациональную природу, причем их национальные особенности играют второстепенную роль.

То есть, для того чтобы объективно разобраться в политической ситуации конкретной страны, предварительно необходимо с позиций исторического материализма рассмотреть расстановку классовых сил в мировом масштабе. Но еще ранее придется основательно разобраться в том, что мы понимаем под историческим материализмом, поскольку привыкли принимать за него совсем не то, что представляли классики.

Преподававшийся в каждом вузе курс истории КПСС тиражировал схему, по которой основоположником марксизма в России был Г. В. Плеханов. Это верно. "Одновременно с ним, - говорилось, однако, в институтских учебниках далее, - знамя революционного марксизма на Родине подняли участники нелегальных кружков", в частности, члены петербургской Партии русских социал-демократов Д.Благоева. Последние, добавлю между прочим от себя, читали разве только нелегально распространявшийся переведенный на русский чернопередельцами супругами Яковенко отрывок из первого немецкого издания "Анти-Дюринга", который наши членкоры и академики по их лени и невежеству именовали во всех учебниках "Развитием социализма от утопии к науке" - т. е., произведением, переведенным и изданным группой "Освобождение труда" более чем четырьмя годами позднее. Кроме того, некоторые революционные студенты читали, в большинстве не до конца, "Капитал" в русском переводе, где, например, слово "пролетарий" регулярно переводилось как "работник", "коллектив", "коллективный" - как, соответственно, "община", "общинный" и т. д. и т. п. (Плеханов в письме к Энгельсу, написанном в 1895 г., остроумно заметил, что в итальянском слово traduttore одновременно означает переводчик и предатель. Речь шла там о переводчике "Капитала" Даниельсоне). Если с таким багажом знаний они смогли подняться до таких теоретических высот, что, как говорится в вузовском курсе, помогли в процессе переписки Плеханову доработать Первую программу русских социал-демократов, то можно представить себе, сколь малой, в действительности, была цена теоретического открытия, которое первоначально сделал Плеханов, а впоследствии продолжил развивать Ленин.

Плеханов в самом деле был основоположником марксизма в России, на что неоднократно указывал сам Ленин, но первыми марксистами внутри страны могли стать люди, по крайней мере сравнимые с ним по интеллекту и революционному опыту. Такие люди действительно появились, но не в конце 1883 и не в 1884 г., а примерно с 1887 г., во многом благодаря влиянию деятельности группы Плеханова, успевшей сделать за 4 года очень много. Соответственно, с другой стороны, за те же самые 4 года произошел значительный, можно сказать, полный упадок партии "Народная воля", которая в 1883-1884 гг. еще продолжала находиться на пике своей активности.

Я углубился в эти, казалось бы, совершенно не относящиеся к основной теме, детали для того, чтобы показать, насколько запутанными оказались в советском обществоведении элементарнейшие вопросы, с которых еще только начинается изложение сюжета. Курсы истории КПСС брумелевским прыжком перескакивали первые два десятилетия истории нашей партии, с некоторой остановкой на ленинской работе "Что такое "друзья народа" и как они воюют против социал-демократов" и на эпизоде борьбы с "экономизмом", а затем более или менее обстоятельно погружались в проблематику II съезда РСДРП. Лишь тут впервые заводилась речь о теоретических расхождениях Ленина и Плеханова - как будто до этого момента взгляды обоих мыслителей были совершенно идентичными. Тем более непонятным становилось, при дальнейшем изучении предмета, с какой вообще стати расхождения взялись и почему в последующем они не сокращались, а наоборот, увеличивались все больше и больше, становились все более принципиальными. То ли у Плеханова был совсем несносный характер, то ли он не мог понять совершенно очевидных вещей, которые были понятны несравнимо менее эрудированным и интеллектуально одаренным соратникам Ленина, то ли существовала еще какая-нибудь третья причина...

На подобные вопросы в институтских учебниках ответа нет. Но в тех же самых учебниках можно найти упоминание о том, что во время революции 1905-1907 гг. Ленин тесно сотрудничал с А. А. Богдановым, заведовавшим в то время издательской работой партии во всей России, совместно с ним боролся в том числе и с плехановским меньшевизмом, а с 1907 г., наоборот, Ленин заключил теоретический союз с Плехановыым для борьбы с неожиданно появившейся, в философских эмпиреях, богдановщиной. Т.е., с 1903 по 1907 г. Плеханов был совсем нехорошим, и Ленин предпочитал ему Богданова, а с 1907 по 1912 г., когда повелась борьба с богдановщиной в теории и практике, - наоборот. Тут уже школяр окончательно сбивался с толку, и у него пропадала всякая охота самостоятельно разбираться в том, что фактически оказывалось описанным не как драма идей, а как нечистоплотная внутрипартийная склока.

Логика, метод Плеханова, несмотря на определенные существенные различия, были несопоставимо ближе методу Ленина, чем логика Богданова. В отличие от последнего, Ленин однозначно признавал Плеханова материалистом. Студент, имевший возможность самостоятельно изучить "Материализм и эмпириокритицизм", мог прочесть там небольшую главу, специально посвященную критике теории иероглифов Плеханова, в которой указывалось на существенное отступление основоположника марксизма в России от материализма. Т.е., все, вроде бы, как говорится, ничего, в сравнительном порядке, за исключением единственного вопроса, который совершенно невозможно было оставить без критики, - в отличие от философии Богданова, являвшейся, по представлению Ленина, начиная с исходных постулатов, целиком идеалистической.

Этим, по существу, полностью исчерпывались все знания о методологии ленинизма, об ее отличии, в частности, от методологии доленинского русского марксизма, представлявшегося прежде всего Плехановым, а также о принципиальном отличии обеих этих философских систем от логики их наиболее наиболее серьезных оппонентов. Учебники позволяли узнать о том, что Ленину, Плеханову и их единомышленникам сначала приходилось сражаться в философской теории с народниками и с "легальными марксистами", причем эти бои были сравнительно легкими, поскольку противники были явно бесконечно далеки от революционного марксизма и зачастую не скрывали его категорического неприятия. Борьба с богдановщиной, соответственно, характеризовалась как наиболее существенный и острый эпизод полемики дооктябрьского российского революционного марксизма с ревизионистскими и оппортунистическими теориями прежних ближайших "временных попутчиков".

Существеннейшие детали этого сюжета в учебниках умалчивались или запутывались, но студент мог более или менее успешно разобраться в них, обратившись к рекомендованным для дополнительного изучения первоисточникам. К таким деталям относился, в том числе, подмеченный Лениным и Плехановым факт тождественности исходных постулатов доморощенной богдановщины и усиленно развивавшегося в то же самое время западноевропейского ревизионизма. Разоблачая идеализм Богданова, Плеханов и Ленин не слишком глубоко вникали в это обстоятельство, считая достаточным ограничиться самым общим указанием на него. Оба теоретика, разумеется, в существенно разной мере, тогда еще осторожничали с критикой ревизионизма: ведущие его представители (Бернштейн, Каутский, Либкнехт) несколько ранее были ближайшими соратниками Маркса и Энгельса и в те прежние времена считались марксистами; поэтому разделить ортодоксию от извращения в их мировоззрении более позднего периода было сложно, поскольку у них был всегда наготове сильнейший аргумент, который было почти невозможно проверить или опровергнуть - ссылка на авторитет основоположников научного коммунизма, с которыми они прежде продолжительно самым непосредственным образом общались. Уже само по себе изучение их произведений требовало чрезвычайной осмотрительности, а критика их взглядов - еще более сугубой осторожности, поскольку ошибка могла обернуться для критика принципиальным разрывом с марксизмом.

Если отечественные классики были так осторожны, то советские историки марксизма-ленинизма проявляя, по многим причинам, по сравнению с ними, сдержанность вдвойне и втройне, дошли до той крайности, что тема сопоставления взглядов, в частности, Каутского с мировоззрением Плеханова и Ленина осталась в нашей литературе систематически не освещенной. В "коммунистические" времена создавались в большинстве своем неизданные до сих пор кандидатские диссертации, поднимавшие отдельные частные аспекты названной темы, но исследования, где был бы подведен общий итог и принципиальные отличия были бы выявлены и четко изложены в ряде пунктов, сделано не было. Несколько забегая вперед, отмечу, что, по существу, аналогичным образом от мировоззрения Каутского, западноевропейского ревизионизма в целом, изначально отличались взгляды Маркса и Энгельса - с самого момента возникновения научного социализма, когда авторы этой доктрины противопоставили себя неогегельянству, на методологической почве которого, в свою очередь, позднее и произрос западноевропейский социал-реформизм.

Именно это обстоятельство и послужило господину Яковлеву отправной точкой для его массированного "блицкрига" над "коммунизмом". За исключением группы преимущественно ленинградских теоретиков, входящих ныне в поповскую РКРП, никто из представителей прокоммунистического сопротивления до сих пор не предпринял мало-мальски серьезной попытки критиковать яковлевскую интерпретацию марксистско-ленинской концепции диалектики интересов всего человечества и рабочего класса (по Яковлеву, "общечеловеческих ценностей"), причем названные философы (в изданном ими непосредственно перед путчем 1991 г. сборнике статей "Альтернатива: выбор пути") далее обличения явной механистичности, метафизичности яковлевской интерпретации, указав на используемые в ней словосочетания типа "больше демократии", "больше социализма" и т.п., напоминающие лексику скорее кочегаров, занимающихся топкой паровозного котла, чем философов, не пошли. Далее показа этой механистичности и обозначения ее термином "субъективизм" идеологи РКРП не двинулись ни на шаг, поскольку их собственные взгляды в совершенно аналогичной мере являются субъективистскими. Даже не пытаясь обратиться непосредственно к соответствующему ленинскому тексту и рассмотреть обстоятельства его создания, они сразу затем, поддавшись общему для представляемого РКРП течения настроению, перескочили на не имеющий ничего общего с научным социализмом тезис Достоевского о "всемирной отзывчивости русского народа", которая, по их представлению, в современных условиях выступает аналогом пролетарского интернационализма.

Напомню, впервые выражение "новое политическое мышление" Горбачев употребил ровно через 10 дней после своего первого саммита с президентом Рейганом на встрече с участниками Иссык-Кульского форума 20 октября 1986 г. Цитирую: "В. И. Ленин в свое время высказал мысль колоссальной глубины - о приоритетности интересов общественного развития, общечеловеческих ценностей над интересами того или иного класса... И очень хотелось бы, чтобы в другой части мира тоже тоже поняли и приняли тезис о приоритете общечеловеческой ценности мира над всеми другими, к которым привержены те или иные люди" (М. С. Горбачев, Избранные речи и статьи, т. 4, М., 1987, с. 164). Характерно, что еще нигде и никогда подразумеваемое высказывание Ленина не цитировалось, даже оппонентами Горбачева, полностью. Я же считаю совершенно необходимым воспроизвести его полностью. Экс-президент имел в виду ленинский "Проект программы нашей партии", писавшийся накануне Первой русской революции, в результате которой отечественная буржуазия, как предполагалось, должна была победить феодалов, царизм.

В Германии, - писал В. И. Ленин, "и в России мы видим те же основные процессы развития капитализма, те же основные задачи социалистов и рабочего класса, но они ни в каком случае не должны вести к забвению особенностей России, которые должны найти полное выражение в особенностях нашей программы. Забегая вперед, укажем сейчас же, что эти особенности относятся, во-1-ых, к нашим политическим задачам и средствам борьбы; во-2-ых, к борьбе против всех остатков патриархального, докапиталистического режима и к вызываемой этой борьбой особой постановке крестьянского вопроса.

После этой необходимой оговорки пойдем дальше. За указанием на "рост нищеты" должна идти характеристика классовой борьбы пролетариата, - указание цели этой борьбы (переход в общественную собственность всех средств производства и замена капиталистического производства социалистическим), - указание международного характера рабочего движения, - указание политического характера классовой борьбы и ее ближайшие цели (завоевание политической свободы). Признание борьбы против самодержавия за политические свободы - первой политической задачей рабочей партии особенно необходимо, но для пояснения этой задачи следует, по нашему мнению, охарактеризовать классовый характер современного русского абсолютизма и необходимость ниспровержения его не только в интересах рабочего класса, но и в интересах всего общественного развития. Такое указание необходимо и в теоретическом отношении, ибо, с точки зрения основных идей марксизма, интересы общественного развития выше интересов пролетариата, - интересы всего рабочего движения в его целом выше интересов отдельного слоя рабочих или отдельных моментов движения; - и в практическом отношении, чтобы охарактеризовать центральный пункт, к которому должна сводиться и около которого должна группироваться вся разнообразная деятельность социал-демократии, состоящая в пропаганде, агитации и организации" (ПСС, т. 4, с. 220).

Нельзя не заметить и не понять, что в данном случае Ленин привел в диалектическом виде виде цитированную мной выше мысль Каутского о взаимоотношении (взаимоподчинении) интересов социального развития (человечества), пролетариата и отдельных, в т.ч. национальных, отрядов рабочего класса. А наши теоретические иванушки-дурачки в коий-то очередной раз попросту попались на удочку более подкованного в общественной науке классового врага и тем самым сделали дальнейший шаг по направлению в стан отечественных национал-социалистов: ведь тезис о "всемирной отзывчивости русского народа" является по своей сути не простым, обязывающим к одному лишь пролетарскому интернационализму, комплиментом в адрес всего русского народа, состоящего ныне, как и во времена Достоевского, из антагонистически враждебных друг другу общественных классов, но и, с другой стороны, указанием на исключительную "богоизбранность" русских, на их, соответственно, превосходство над другими народами (а именно эту и никакую иную мысль стремился выразить писатель). С этой же точки зрения выходит, что наши, увы, наиболее глубокие и последовательные на настоящий момент прокоммунистические критики современного антикоммунизма, начинавшего в свое время с ревизионизма, в действительности являются в конечном счете вовсе не коммунистами, а национал-социалистами, причем одни из них настолько политически безграмотны, что этого искренне не сознают, а другие - наоборот, великолепно понимают, сознательно сражаются, по существу, по одну сторону баррикад вместе с "демократами", стараясь, по мере сил, скрывать свои истинные убеждения и играют тем самым самую опасную провокаторскую роль.