I

Между тем, сегодня среди серьезных левых теоретиков нет единства мнений по вопросу о диктатуре пролетариата, - несерьезные или совсем отвергают эту категорию, или утверждают, что пролетарская диктатура “закончилась” при Сталине или Хрущеве, не понимая того, что, раз начавшись, она,   по определению Маркса, вообще не могла таким образом "завершиться". Даже если признать, что первая в истории социалистическая революция в какой-то момент потерпела неудачу, открытая ей новая историческая эпоха, называемая диктатурой пролетариата (о которой, собственно, и идет речь), вместе с тем никак не могла закончиться, но должна была продолжить развиваться в неких, подлежащих исследованию, проявлениях.

На рубеже 1870-1880-х годов, во время второй революционной ситуации в России, Маркс и Энгельс надеялись на то, что наша страна, в случае успеха деятельности революционных народников, подаст сигнал для начала социалистической революции в Западной Европе, которую они представляли не иначе, как мировой, призванной произойти одновременно в, как минимум, нескольких передовых капиталистических странах. С совершением этой революции, считали основоположники, и должна была начаться эпоха диктатуры рабочего класса.

У нас в то время уже имелся более или менее многочисленный рабочий класс, зарождалось рабочее движение, действовали революционно-народнические кружки, специализировавшиеся на пропаганде среди пролетариев, но в теории отечественный марксизм еще не был основан и не существовало даже ни одного социал-демократического кружка, занимавшегося созданием организации рабочих кружков, чтобы затем, на базе последней, была построена революционная пролетарская партия, единственно способная принять полноценное участие в борьбе за мировую революцию и за диктатуру пролетариата. За последующее десятилетие, по начало XX века, огромную часть подготовительной работы по созданию партии проделал Г.В.Плеханов, который в 1917 г. остался верным "букве марксизма", и согласно ей определил сложившуюся к тому времени соответствующую концепцию В. И. Ленина как ревизионизм.

Исследовав развитие капитализма в мире в начале XX века, Владимир Ильич установил, что со времен Маркса и Энгельса мировой капитал приобрел качественные изменения. Развитие этого строя в передовых странах стало происходить неравномерно, что поставило под большое сомнение возможность совершения социалистической революции “в точности по Марксу”. Из своего анализа Ленин вывел далее, как известно, теорию “слабого звена”, согласно которой наиболее вероятной представилась революция (именно революция, а не сигнал к ней! - в этом его позиция принципиально отличалась от позиции основоположников и Плеханова; отсюда следует, что, согласно "букве" марксизма II Интернационала, эпоха диктатуры пролетариата не начиналась и не могла начаться с 1917 г.) первоначально в одной стране, где капитализм развит слабее, чем в других, а его противоречия выражаются сильнее, что результируется в максимальной политической активности эксплуатируемых классов. Более всего в то время на роль наиболее слабого звена в мировой цепи эксплуататорского общества подходила царская Россия, и вскоре затем в ней действительно произошло насильственное изменения строя и установилась, по определению В.И.Ленина, “диктатура рабочего класса и беднейшего крестьянства”, или “рабоче-крестьянская диктатура”, буквально: “рабочее государство во-1-х, с той особенностью, что в стране преобладает не рабочее, а крестьянское население; во-2-х, рабочее государство с бюрократическим извращением” ³.

Основания признавать и называть этот строй диктатурой пролетариата Владимир Ильич усматривал в том, что социалистическая революция в России вообще не смогла бы победить, выстоять в гражданской войне, отразить интервенцию и продолжить существовать дальше без активнейшей солидарной поддержки пролетариата целого остального мира. Международная солидарность трудящихся выступила здесь, таким образом, не умозрительной абстракцией, а огромной материальной силой ⁴. Для современных теоретиков левого движения, к сожалению, типична даже не недооценка, а фактически полное непонимание и игнорирование фактора пролетарского интернационализма, который в данном случае сыграл важнейшую роль.

В изменившейся в корне, по сравнению с эпохой второй революционной ситуации, исторической ситуации, революция в России должна была, как предполагал тогда Ленин и ранее – Маркс и Энгельс, по сути аналогично послужить сигналом для начала мировой революции в Западной Европе. Но пролетарские выступления в Германии и Венгрии были кроваво подавлены, а в других странах Запада не состоялись. В результате в мире образовалась беспрецедентная в истории ситуация, которая не была предусмотрена первоначальным марксизмом: в сплошном капиталистическом окружении появилась Советская страна, а мировой революции предстояло произойти в сравнительно отдаленном будущем.

Наиважнейшим специфическим свойством диктатуры рабочего класса Маркс считал ее международность, что закрепляется практически в достаточной мере установлением Советской власти в, по крайней мере, нескольких развитых капиталистических странах. В таком значении пролетарской диктатуры в мире в период между Первой и Второй мировой войнами еще не существовало, но, в другом смысле, как форпост для совершения в будущем мировой революции, в лице СССР, поддерживаемого силой солидарности трудящихся всего мира, она, в своей первоначальной, или как бы "черновой", "подготовительной", форме, была.

В мае 1922 г., во время Генуэзской мирной конференции, когда окончательно развеялись надежды на то, что мировая революция произойдет скоро, Владимир Ильич писал: “Хотя большевизм стал международной силой, …международная буржуазия пока… в состоянии еще осудить на муки и на смерть миллионы и десятки миллионов людей посредством белогвардейских и империалистских войн и т. д. …Но остановить неминуемую и – с всемирно-исторической точки зрения – совсем недалекую полную победу революционного пролетариата она не может” ⁵. Грядущая мировая война представлялась ему неминуемой, но практически принципиально предотвратимой, - в частности, если ее опередят зреющие массовые антиколониальные выступления, способные, в свою очередь, перерасти в мировую революцию. А в общем случае, по Ленину, было “…нельзя вырваться из империалистической войны и из порождающего ее неизбежно империалистского мира..., нельзя вырваться из этого ада иначе, как большевистской борьбой и большевистской революцией.

…Из империалистической войны, из империалистского мира вырвала первую сотню миллионов людей на земле первая большевистская революция. Следующие вырвут из таких войн и из такого мира все человечество” ⁶.

А на период мирной передышки важнейшей для мирового пролетариата представлялась задача воссоздания в СССР культурной и материально-технической базы социализма. Практически последняя соответствовала уровню, принципиально достигаемому в развитых странах еще при капитализме, и была необходима также и для успешного отражения ожидавшейся империалистической агрессии. В этой связи уместно напомнить: Ленин многократно повторял, что “…только путем ряда попыток, из которых каждая, отдельно взятая, будет одностороння, будет страдать известным несоответствием, - создастся победоносный социализм из революционного сотрудничества пролетариев всех стран” ⁷; “Только ряд стран отделает и доделает советский строй и всяческие формы пролетарской диктатуры” ⁸ и т. д.

Он отмечал: “Общество, в котором осталась классовая разница между рабочим и крестьянином, не есть ни коммунистическое, ни социалистическое общество. Конечно, при толковании слова социализм в известном смысле, можно назвать его социалистическим, но это будет казуистика, спор о словах. Социализм – это есть первая стадия коммунизма, - но спорить о словах не стоит. Ясно одно, что, пока остается классовая разница между рабочим и крестьянином, мы не можем говорить о равенстве, не остерегаясь того, чтобы не попасть, как вода, на мельницу буржуазии. Крестьянин – это есть класс патриархальной эпохи, класс, воспитанный десятилетиями и столетиями рабства, и в течение всех этих десятилетий крестьянин существовал как мелкий хозяин, сначала подчиненный другим классам, потом формально свободный и равный, но собственник и владелец предметов питания”  ⁹.

“Нет сомнения, что социалистическую революцию в стране, где громадное большинство населения принадлежит к мелким земледельцам-производителям, возможно осуществить лишь путем целого ряда переходных мер, которые были бы совершенно не нужны в странах развитого капитализма, где наемные рабочие в промышленности и земледелии составляют громадное большинство. В странах развитого капитализма есть сложившийся в течение десятков лет класс наемных сельскохозяйственных рабочих. Только такой класс социально, экономически и политически может быть опорой непосредственного перехода к социализму. Только в таких странах, где этот класс достаточно развит, непосредственный переход от капитализма к социализму возможен и не требует особых переходных общегосударственных мер. Мы подчеркивали в целом ряде произведений, во всех наших выступлениях, во всей прессе, что в России дело обстоит не так, что в России мы имеем меньшинство рабочих в промышленности и громадное большинство мелких земледельцев. Социалистическая революция в такой стране может иметь окончательный успех лишь при двух условиях. Во-первых, при условии поддержки ее своевременно социалистической революцией в одной или нескольких передовых странах…

Другое условие – это соглашение между осуществляющим свою диктатуру или держащим в своих руках государственную власть пролетариатом и большинством крестьянского населения” ¹⁰.

Как известно, первоначально соглашение реализовывалось в форме военного союза против помещиков и капиталистов, затем в форме продовольственного налога. Дальнейшую форму В. И. Ленин представил в одной из самых последних статей, “О кооперации”, следующим образом:

“…без классовой борьбы за политическую власть в государстве социализм не может быть осуществлен.

Но посмотрите, как изменилось дело теперь, раз государственная власть уже в руках рабочего класса, раз политическая власть эксплуататоров свергнута и раз все средства производства (кроме тех, которые рабочее государство добровольно отдает на время и условно эксплуататорам в концессию) находятся в руках рабочего класса.

Теперь мы вправе сказать, что простой рост кооперации для нас тождественен (с указанным выше “небольшим” исключением) с ростом социализма, и вместе с тем мы вынуждены признать коренную перемену всей точки зрения нашей на социализм. Эта коренная перемена состоит в том, что раньше мы центр тяжести клали и должны были класть на политическую борьбу, революцию, завоевание власти и т. д. Теперь же центр тяжести меняется до того, что переносится на мирную организационную “культурную” работу. Я готов сказать, что центр тяжести для нас переносится на культурничество, если бы не международные отношения, не обязанность бороться за нашу позицию в международном масштабе. Но если оставить это в стороне и ограничиться внутренними экономическими отношениями, то у нас действительно теперь центр тяжести работы сводится к культурничеству.

Перед нами являются две главные задачи, составляющие эпоху. Это – задача переделки нашего аппарата, который ровно никуда не годится и который перенят нами целиком от прежней эпохи; переделать тут серьезно мы ничего за пять лет борьбы не успели и не могли успеть. Вторая наша задача состоит в культурной работе среди крестьянства. А эта культурная работа в крестьянстве, как экономическая цель, преследует именно кооперирование. При условии полного кооперирования мы бы уже стояли обеими ногами на социалистической почве. Но это условие полного кооперирования включает в себя такую культурность крестьянства (именно крестьянства, как громадной массы), что это полное кооперирование невозможно без целой культурной революции” ¹¹.

Необходимость “коренной перемены всей точки зрения нашей на социализм” Ленину обосновывал следующими соображениями:

“Несомненно, что кооперация в обстановке капиталистического государства является коллективным капиталистическим учреждением. Несомненно также, что в обстановке нашей теперешней экономической действительности, когда мы соединяем частнокапиталистические предприятия, - но не иначе, как на общественной земле, и не иначе, как под контролем государственной власти, принадлежащей рабочему классу, - с предприятиями последовательно-социалистического типа (и средства производства принадлежат государству, и земля, на которой стоит предприятие, и все предприятие в целом), то тут возникает вопрос еще о третьем виде предприятий, которые раньше не имели самостоятельности с точки зрения принципиального значения, именно: о предприятиях кооперативных. При частном капитализме предприятия кооперативные отличаются от предприятий капиталистических, как предприятия коллективные от предприятий частных. При государственном капитализме предприятия кооперативные отличаются от государственно-капиталистических, как предприятия частные, во-первых, и коллективные, во-вторых. При нашем существующем строе предприятия кооперативные отличаются от предприятий частно-капиталистических, как предприятия коллективные, но не отличаются от предприятий социалистических, если они основаны на земле, при средствах производства, принадлежащих государству, т.е. рабочему классу.

Вот это обстоятельство у нас недостаточно учитывается, когда рассуждают о кооперации. Забывают, что кооперация получает у нас, благодаря особенности нашего государственного строя, совершенно исключительное значение. Если выделить особо концессии, которые, кстати сказать, не получили у нас сколько-нибудь значительного развития, то кооперация в наших условиях сплошь да рядом совершенно совпадает с социализмом”, ибо “…строй цивилизованных кооператоров при общественной собственности на средства производства, при классовой победе пролетариата над буржуазией – это есть строй социализма” ¹².

Владимир Ильич уточняет: “В нэпе мы сделали уступку крестьянину, как торговцу, принципу частной торговли; именно из этого вытекает (обратно тому, что думают) гигантское значение кооперации. В сущности говоря, кооперировать в достаточной степени широко и глубоко русское население при господстве нэпа есть все, что нам нужно, потому что теперь мы нашли ту степень соединения частного интереса, частного торгового интереса, проверки и контроля его государством, степень подчинения его общим интересам, которая раньше составляла камень преткновения для многих и многих социалистов. В самом деле, власть государства в руках пролетариата, союз этого пролетариата со многими миллионами мелких и мельчайших крестьян, обеспечение руководства за этим пролетариатом по отношению к крестьянству и т. д. – разве это не все, что нужно для того, чтобы из кооперации, из одной только кооперации, которую мы прежде третировали, как торгашескую, и которую с известно стороны имеем право третировать теперь при нэпе так же, разве это не все необходимое для построения полного социалистического общества? Это еще не построение социалистического общества, но это все необходимое и достаточное для этого построения” ¹³.

По логике осуществления только что представленной концепции, для того чтобы перейти от “строя цивилизованных кооператоров” к полноценному социализму, требовалось еще превращать колхозников в рабочих крупных сельскохозяйственных предприятий (совхозов) и устранять различия между городом и деревней. Это эволюционно, без драматических издержек, происходило на протяжении 1950-х - 1980-х годов. Но с нэпманской буржуазией вопрос обстоял значительно сложнее. Нэп был, как известно, свернут еще едва ли не до начала массовой коллективизации, в процессе которой кулаки и нэпманы “уничтожались как класс”. В этих леваческих акциях выявился полный разрыв с марксизмом из-за полного непонимания его азов.

Что же, по представлениям Ленина, должно было стать с нэпманами после построения основ социалистического общества в форме “строя цивилизованных кооператоров”? В секретном письме Владимира Ильича к Л.Б.Каменеву от 3 марта 1922 г. имеется следующий трудный для понимания пассаж: “Величайшая ошибка думать, что нэп положил конец террору. Мы еще вернемся к террору и к террору экономическому” ¹⁴.

В те же дни, 20 февраля 1922 г., в секретном письме Д.И.Курскому Ленин писал:

“Торгуй, наживайся, мы это тебе позволим, но в т р о е подтянем твою

|| обязанность быть честным, давать правдивые и аккуратные отчеты, считаться не только

|| с буквой, но и с духом нашего, коммунистического законодательства, не допускать н и

||  т е н и  отступления от наших законов, - вот какова должна быть основная заповедь

|| НКЮста в отношении нэпо. Если НКЮст не сумеет добиться того, чтобы у нас капитализм был “вышколенный”, был “приличный”, если НКЮст не докажет рядом образцовых процессов, что он умеет ловить за нарушение этого правила и карать не позорно-глупым, “коммунистически-тупоумным” штрафом в 100-200 миллионов, а расстрелом, - тогда НКЮст ни к черту не годен, и я буду считать своим долгом тогда добиваться от Цека полной смены ответственных работников НКЮста” ¹⁵.

В отношении чиновников, специалистов в только что упомянутом письме Каменеву предлагалось применять следующие меры:

““Не умели” дать телефонограммы:

Нет ответа через 3 часа? Такие же 4 строчки жалобы по телефону.

А идиоты две недели ходят и говорят! За это надо г н о и т ь  в  т ю р ь м е, а не создавать изъятия. Москвичей за глупость на 6 часов клоповника. Внешнеторговцев за глупость плюс “центроответственность” на 36 часов клоповника.

Так, и только так учить надо. Иначе совработники и местные и центральные не выучатся. Торговать свободно мы не можем: это гибель России.

Перевести на тантьемы наших чинодралов можем и научимся: со сделки такой-то процент (доля процента) тебе, а за неделание – тюрьма.

И сменить людей в НКВТ. То же самое с нашими гострестами, где “во главе” святенькие члены ВЦИКа и “знаменитые” коммунисты, коих водят за нос дельцы.

Приказ НКФину: либо ты через Госбанк сумеешь выгнать этих святеньких коммунистов из гострестов (не даю кредита; передаю в суд за просрочку, за неделовитость и пр.) либо весь твой НКФ и Госбанк ни к чему, одна болтовня и игра в бумажку.

Так надо переделать работу и СНК и СТО (я уже писал Цюрупе и выработал проект соответствующей директивы) и Политбюро; иначе гибель неминуема” ¹⁶.

Судя по приведенным выпискам, можно предположить, что В. И. Ленин надеялся на то, что за десятилетия строительства социализма нэпманы "вышколятся" и практическая разница между ними и государственными чиновниками сойдет на нет. Надежду на это давали такие, например, крупные капиталистические предприниматели, честно пошедшие служить Советской власти, как известный издатель Сытин и др. Поскольку подобные факты успешного сотрудничества с властью были возможны в первые послереволюционные десятилетия, когда взаимные антипатии и недоверие были особенно сильны, постольку в перспективе далеких будущих десятилетий превращение нэпманов в “спецов” представлялось реалистичным.

Надо заметить, что Владимир Ильич в послереволюционные годы уклонялся от споров о содержании понятия “социализм” со своими соратниками, в теоретическом отношении стоявшими несопоставимо ниже его. Тем не менее, легко убедиться в том, что в соответствующих его коротких высказываниях того времени это понятие фигурировало в двух существенно разных значениях. Первое из них, строгое, я уже представил здесь выше. А в нестрогом значении подразумевались культурные, политические и экономические предпосылки социализма, достижение которых в отдельно взятом СССР представлялось Ленину реальным. Причем дискуссию на данную тему он систематически пытался переводить из теоретической плоскости в плоскость обсуждения практических дел.

Так, в цитированном выше письме к Каменеву упоминался “Проект директивы насчет работы СТО и СНК, а также Малого СНК”, в котором В. И. Ленин излагал следующие соображения:

“Главным недостатком указанных учреждений является загруженность его мелочами. В связи с этим они тонут в бюрократизме вместо борьбы с ним.

Причины этого зла: 1) слабость управдела; 2) неумение наркомов вылезти из тины мелочей и бюрократических деталей: 3) желание наркомов (а еще более: подталкивающих их бюрократов ведомства) свалить с себя ответственность на СНК; 4) – последнее и главное – отсутствие у ответственных работников сознания того, что на очередь дня встала борьба с бумажным морем, недоверие к нему и к вечным “реорганизациям”, что первоочередная задача момента не декреты, не реорганизации, а  п о д б о р  л ю д е й; установление и н д и в и д у а л ь н о й  о т в е т с т в е н н о с т и  з а  д е л а е м о е; п р о в е р к а  ф а к т и ч е с к о й  р а б о т ы. Иначе из бюрократизма и волокиты, которые нас душат, не вылезть.

Малый СНК, СТО и СНК должны изо всех сил освобождать себя от вермишели, приучая наркоматы самим решать мелочи и отвечать за них строже.

Аппарат управдела СНК главной своей задачей должен ставить фактическое проведение этого; сократить число дел в Малом СНК, СТО и СНК, добиться, чтобы наркомы (порознь и совместно) больше решали сами и отвечали за это; передвигать центр тяжести на проверку фактического исполнения.

В тех же целях замы председателя СНКа тт. Рыков и Цюрупа должны всеми силами освобождать себя от мелочей и от комиссий; бороться против втягивания их (замов) в дела, подлежащие решению наркомами; уделять 2-3 часа в день, как минимум, для личного знакомства с ответственными работниками (не сановниками) важнейших (а потом и всех) наркоматов для проверки и подбора людей; использовать аппарат управдела СНК и часть членов Малого СНК, а равно Рабкрин, для проверки фактической работы и ее успешности; словом, становиться практическими инструкторами государственной работы, каковых нам недостает больше всего.

Недоверие к декретам, к учреждениям, к “реорганизация” и к сановникам, особенно из коммунистов; борьба с тиной бюрократизма и волокиты проверкой людей и проверкой фактической работы; беспощадное изгнание лишних чиновников, сокращение штатов, смещение коммунистов, не учащихся делу управления всерьез – такова должна быть линия наркомов и СНКома, его председателя и замов” ¹⁷.

Нужно отдать должное Сталину в том, что значительную часть этих рекомендаций он успешно выполнил, добившись того, что бюрократическая машина стала работать почти идеально. Впрочем, проблема дебюрократизации - очень большая, самостоятельная, ее, конечно, нельзя раскрывать “кавалерийскими наскоками”, о многих ее принципиальных  аспектах можно спорить.  С вопросом о коллективизации дело обстоит проще: ее осуществление на рубеже 20-х - 30-х годов есть свершившийся исторический факт. Можно обсуждать ее частности, то, насколько грамотно и успешно они были реализованы, но сам по себе этот факт отрицать невозможно.

Ко второй половине 30-х годов была осуществлена также индустриализация. Советский Союз по основным показателям вышел на второе место в мире после США и на первое - в Европе. Это дало основание И. В. Сталину в начале декабря 1935 г. (в его статье в “Правде” в связи с началом всенародного обсуждения новой Конституции) заявить о том, что в СССР в основном построен социализм. С точки зрения технологии, достижений производства и культуры в целом, особенно в городе, такое заявление было более или менее правомерно (т. е., можно было сказать, что основы социализма построены в советских городах). А с точки зрения адекватности классовой структуры, массового сознания, оно представляется в высшей степени спорным. 

Развитие аграрного сектора отставало тогда от развития промышленного примерно на порядок: техника на селе была большой редкостью и производительность труда - удручающе низкой (в 1940 г. она выросла по сравнению с 1913 г. в 1,9 раза, тогда как в промышленности, соответственно, в 3,8 раза). В последующее время это положение стало только усугубляться, развитие сельского хозяйства от развития промышленности стало все больше и больше отставать ¹⁸. Впрочем, аналогичное отставание стало развиваться и в Соединенных Штатах, причем оно выразилось еще сильнее.

Задача создания в СССР высокоэффективного промышленного земледелия была объективной, по большому счету, не зависевшей от социального строя. Принципиально имелось три варианта ее решения. По первому, можно было вовсе ничего особенного не предпринимать, но только соблюдать великую классовую выдержку. Тогда развитый аграрный сектор был бы сравнительно медленно создан главным образом усилиями кулаков. Это сопроводилось бы социальными издержками, вполне сопоставимыми с издержками скоротечного осуществления массовой коллективизации “по Сталину”, произведенной вовсе не по “нелепой злой прихоти вождя”, а в силу исторической необходимости, возникшей из-за допущенного в 1923 г. Рыковым и Пятаковым экономического просчета, приведшего к образованию “ножниц цен”, устранить которые во второй половине 20-х годов неэкстраординарными мерами не представилось возможным (и плановый просчет тоже крайне сложно было тогда избежать). Третий, ленинский, вариант представлял собой разумно взвешенное, сравнительно безэксцессное, сочетание двух первых. Он занял бы меньше времени по сравнению с первым вариантом, больше – по сравнению со вторым и обошелся наименьшими издержками, но привел бы, в конечном счете, к тем же самым, что и в первых двух вариантах, итоговым результатам. Однако, поскольку массовая коллективизация совершилась как факт, рассматривать детальнее представленные неиспользованные альтернативы нецелесообразно.

Существенно то, что выдвижение при этом задачи ликвидации в кратчайший срок кулачества и нэпманов, как класса, в СССР, в то время, когда еще не была совершена индустриализация, а создание развитого промышленного земледелия должно было произойти в весьма отдаленной исторической перспективе, явилось решительным разрывом с основополагающими принципами ленинизма. В тогдашней социально-экономической обстановке это означало лишь перевод закономерно, объективно происходившего процесса воспроизводства класса мелких капиталистов со света в “тень” и ликвидацию его открытого общественного контроля, в то время как обучение трудящихся на практике осуществлять эффективный контроль над эксплуататорами их труда имело самостоятельную, исключительно высокую, ценность. Сталинская директива только намного затрудняла достижение перспективной цели, загоняла решение проблемы вглубь, так как в условиях отсутствия крупного государственного промышленного земледелия накопительный рост воспроизводства капиталистических и докапиталистических отношений на селе в “тени” был объективно закономерным.

Отсюда образовывалась и консервировалась на длительные сроки экономическая база для перерождения лояльных спецов во враждебных режиму теневых нэпманов, развития теневой капиталистической экономики, чреватой контрреволюционным переворотом. Если предположить, что Сталин представлял интересы не авангарда рабочего класса, а рабочей аристократии и крестьянства, стремившегося сохранить себя как класс, то осуществление им краткосрочной кампании представляется абсолютно логичным. При жизни Иосифа Виссарионовича крестьянство получало основные средства к существованию с работы на приусадебных участках. “Ликвидация кулачества как класса”, создававшая исключительно благоприятные условия для развития колхозной системы, в корне меняла их положение. Во всяком случае, снималась проблема физического выживания крестьян ¹⁹. Осуществление этой меры отвечало также и, в еще большей мере, интересам рабочей аристократии, сохранявшей стремление перейти в класс буржуазии, хотя бы и существующей в теневой форме ²⁰. Для этого представлялось целесообразным создать условия для сохранения и последующего развития буржуазии в "тени". Проще всего было объявить ее несуществующей вследствие якобы успешно осуществленной ликвидации кулачества как класса. Отсюда следует, что объективно Сталин, в конечном счете, служил (теневой) буржуазии, когда демагогическими мерами создавал условия для благоприятного долговременного ее сохранения и развития и репрессировал своих реальных и потенциальных оппонентов из числа лучших представителей партии.

В.И.Ленин, в свою очередь, считал, что результате уничтожения классов рабочих и крестьян должно было создаться общество, состоящее из исторически новых классов. В этой связи он писал: “Мы еще не скоро сможем осуществить, но во что бы то ни стало должны осуществить то, чтобы спецам, как особой социальной прослойке, которая останется особой социальной прослойкой впредь до достижения самой высокой ступени развития коммунистического общества, жилось при социализме лучше, чем при капитализме, в отношении и материальном и правовом, и в деле товарищеского сотрудничества с рабочими и крестьянами, и в отношении идейном, т. е. В отношении удовлетворения своей работой и сознания ее общественной пользы при независимости от корыстных интересов класса капиталистов. Никто не согласится признать поставленным сколько-нибудь сносно такое ведомство, в котором не ведется планомерно поставленной и дающей практические результаты работы по всестороннему обеспечению спецов, поощрению лучших из них, защиты и охраны их интересов и т. д. Профсоюзы должны вести всю работу всех этих видов (или систематически участвовать в соответственной работе этих ведомств) не с точки зрения данного ведомства, а с точки зрения интересов труда и нархозяйства в целом. На профсоюзы ложится в отношении спецов самая тяжелая и трудная работа повседневного воздействия на наиболее широкие массы трудящихся, чтобы создавать правильные взаимоотношения их к спецам; и только такая работа способна дать действительно серьезные практические результаты” ²¹.

Отсюда логически выводится следующая схема. Социалистическое преобразование сельского хозяйства приводит, в конечном счете, к разложению крестьянства как класса мелких собственников на сельский пролетариат и нэпманскую буржуазию, превращающуюся далее сначала в “почти что", а затем - в полноценных "спецов”. В конечном итоге все общество становится состоящим из двух групп (классов) трудящихся,  члены первой из которых занимаются сравнительно простым (что грубо приблизительно соответствует известной нам теперь внутриклассовой прослойке малоквалифицированных пролетариев), а второй - сравнительно сложным трудом (что грубо приблизительно соответствует известной до сих пор интеллигенции, а также высококвалифицированным рабочим, особенно в автоматизированном производстве).

Вместе с тем исчезает прежний, характерный для эксплуататорского общества классовый антагонизм (между классами трудящихся и классами эксплуататоров труда), но до определенного момента сохраняется и существовавший ранее антагонизм между классами трудящихся. В этой связи В.И.Ленин отмечал: “Перевод госпредприятий на так называемый хозяйственный расчет неизбежно и неразрывно связан с новой экономической политикой, и в ближайшем будущем неминуемо этот тип станет преобладающим, если не исключительным. Фактически это означает, в обстановке допущенной и развивающейся свободы торговли, перевод госпредприятий в значительной степени на коммерческие, капиталистические основания. Это обстоятельство, в связи с настоятельнейшею необходимостью повысить производительность труда, добиться безубыточности и прибыльности каждого госпредприятия, в связи с неизбежным ведомственным интересом и преувеличением ведомственного усердия, неминуемо порождает известную противоположность интересов между рабочей массой и директорами, управляющими госпредприятий или ведомствами, коим они принадлежат. Поэтому и по отношению к госпредприятиям на профсоюзы безусловно ложится обязанность защиты классовых интересов пролетариата и трудящихся масс против их нанимателей” ²².

Представленная тенденция имела также и оборотную, зеркально противоположную, крайне опасную сторону. Как нэпманы в сравнительно далеком будущем могли превратиться в “спецов”, так и последние могли перерождаться в первых и политически объединяться с ними. А это представлялось Ленину достаточно вероятным и крайне опасным (аппарат “чужой”, “целиком перенятый от прежней эпохи” и почти совсем не переделанный): “Государственный капитализм объединит мелкую буржуазию (ей  т о л ь к о объединения не хватает) и скинет пролетарскую диктатуру”, - писал он ²³.

В период по начало 50-х годов рабоче-крестьянская диктатура с бюрократическими извращениями в СССР поступательно трансформировалась в диктатуру рабочей аристократии и кооперированного крестьянства, основным источником существования которого тогда была еще работа на личном наделе, а политическим союзником их выступала сохранявшаяся и усиливавшаяся в “тени” буржуазия. На период до смерти Сталина, считавшим, в принципиальное отличие от Ленина, возможным построение социализма в отдельно взятом Советском Союзе, такой вариант политического устройства был не самым худшим для СССР, так как он обеспечивал движение страны вперед по пути прогресса, что было, в перспективе дальнейшего строительства социализма в мире, самым главным ²⁴. Но уже с 50-х годов для кооперированного крестьянства работа на личном наделе начала прекращать являться основным источником добывания средств к жизни, зато вместе с тем колхозное крестьянство выступило совокупным организованным нэпманом, и политический союз с последним рабочей аристократии неуклонно повел в дальнейшем к восстановлению открытых эксплуататорских порядков.

В теоретической преамбуле нового Устава КПСС, принятого незадолго до смерти Сталина на XIX съезде партии в 1952 году, в связи с объявленным построением в СССР основ социализма, был провозглашен отход от диктатуры пролетариата, а КПСС объявлялась партией не рабочего класса, а лучших представителей рабочих, крестьян и трудовой интеллигенции. Другими словами, лучших представителей всего советского "народа". Фактически это означало полный окончательный разрыв с основополагающими принципами марксизма, переход с революционно-классовых позиций на "либерально-неонароднические", социал-реформистские. Дальнейший ход событий явился логичнейшим развитием этой радикальной политической перемены.

Но вместе с тем Владимир Ильич отмечал: "Рабочие, как класс наемных рабов, наиболее способны на восстание, и как  г о с п о д с т в у ю щ и й  класс" ²⁵. Это исключительно важное положение относится непосредственно к случаю длительного постепенного скрытого перехвата власти теневой буржуазией, начавшему осуществляться в СССР с 50-х годов. Как показала перестройка, рабочие смогли легко и энергично разрушить то, что их не устраивало. Но ничего конструктивного с тех пор им придумать и выполнить не удалось. Придумать должна была становящаяся на сторону пролетариата интеллигенция. Однако и до сих пор ей не удалось создать ничего существенного, действительно ценного для рабочих.

Итак:

1. С победой социалистической революции первоначально в одной стране со среднеслаборазвитым капитализмом начинается всемирно-историческая эпоха диктатуры пролетариата – эпоха перехода от классово-антагонистического эксплуататорского общества к коммунистическому бесклассовому обществу, реализуемому только в мировом масштабе.

2. Эта победа и установившийся в данной стране политический строй, имеют международный характер, поскольку они в решающий мере обеспечиваются солидарной поддержкой пролетариата всего мира и составляют с ней единое целое. Исторической миссией такого государства является служение форпостом мировой диктатуры пролетариата на период до совершения и победы в будущем пролетарской революции в нескольких развитых капиталистических странах.

3. В силу среднеслаборазвитости капитализма в стране, впервые в мировой истории совершившей социалистическую революцию, первоначально устанавливается специфичный для нее режим диктатуры рабочего класса и крестьянства, обладающей исторически унаследованными бюрократическими извращениями. Отсюда перед коммунистами СССР в качестве наиближайших и важнейших выдвигались две внутриполитические задачи: создать соответствующий Советской власти аппарат государственного управления и превратить крестьян в пролетариев. Первым решающим шагом на пути социалистического преобразования сельского хозяйства виделась массовая коллективизация, кооперирование крестьян. В целом эту меру удалось осуществить, несмотря на ликвидацию принципиально важного для него условия - сохранения господства нэпа.

4. Перестройка управленческого аппарата и осуществление массовой коллективизации обеспечивали создание культурных и социально-экономических предпосылок социализма, а не построение собственно социализма, которое возможно только в международном масштабе, но не в уникальной стране. Их создание было необходимо также и для обеспечения общецивилизационной “состыковки” СССР с той частью диктатуры пролетариата, установление которой в масштабе нескольких высокоразвитых стран мира ожидалось в будущем.

5. Сталин небезосновательно констатировал факт построения в СССР основ социализма. Позднее акцент внутри формулировки изменился: ударение переместили на слово "социализм". При Хрущеве совсем отбросили и слово "основы" (да и вообще договорились до утопии построения коммунизма в отдельно взятом Советском Союзе за 20 лет). Затем появились понятия "реальный", а еще позднее - "зрелый" и "развитый" социализм. Понятно, что воззрения, на основании которых стали выводиться подобные определения, не имели с соответствующими представлениями Ленина решительно ничего общего.

6. К середине 50-х годов в СССР был вполне построен социалистический государственный капитализм в ленинском понимании этого слова (обратите внимание на то, что в приведенной выше ленинской цитате эта категория разводится с "нашим существующим строем" и оба понятия противопоставляются друг другу). Простого ("количественного") доминирования государственного сектора в целом народном хозяйстве, достигнутого к середине 30-х годов, для этого было еще недостаточно. К середине 50-х годов мощности колхозного и совхозного секторов примерно сравнялись и впервые в нашей истории доля городского населения почти сравнялась с долей сельского.

7. Тогда, когда Ленин разводил "наш существующий строй" с государственным капитализмом, противопоставляя эти уклады друг другу, последний имелся в виду в будущем, и потому в таком контексте Владимир Ильич почти не касался специфичных для этого уклада проблем. Между тем, когда по реформе 1956 года, вследствие ликвидации МТС, большое количество средств производства (сельскохозяйственная техника) было продано колхозам, приобрело реальное практическое значение ленинское указание на то, что в то время как "при нашем существущем строе предприятия кооперативные отличаются от предприятий частно-капиталистических, как предприятия коллективные, но не отличаются от предприятий социалистических, если они основаны на земле, при средствах производства, принадлежащих государству, т. е. рабочему классу" (курсив мой. - В. С.), то "при государственном капитализме предприятия кооперативные отличаются от государственно-капиталистических, как предприятия частные, во-первых  (выделено мной. - В. С.), и коллективные, во-вторых".

8. Идея Ленина о "врастании" нэпмана в социализм заключалась в том, что со временем частный предприниматель должен был переродиться в советского спеца, но исключительно важным представлялось держать его под хозяйственно-правовым контролем и ни в коем случае не позволить ему сорганизоваться. Сталин же, со своей стороны, к концу жизни стал рассматривать колхозника как почти пролетария, и не видел необходимости в созданной им системе кооперации производить существенные изменения и, тем более, вовсе ликвидировать ее путем преобразования в совхозы. Однако уже с 50-х годов, в связи с революционным технологическим прорывом, позволившим в кратчайший срок увеличить производительность труда на селе почти вдвое, обходиться без радикальных реформ стало нельзя. Имелось два принципиально возможных варианта на выбор. Первый предполагал ликвидацию колхозов путем их преобразования в совхозы. А предпочтение отдали второму варианту. Приобретя высокопроизводительные средства производства, колхозное крестьянство выступило совокупным организованным нэпманом, или политической силой, представившей серьезную, все более увеличивавшуюся, угрозу сохранявшимся до того времени остаткам диктатуры пролетариата.