КРИЗИС ИНДУСТРИАЛЬНОЙ МОДЕЛИ СОВЕТСКОГО ТИПА

( часть 2)

А. Белоусов, А.Клепач

Четыре года кризиса показали, что спад и инфляция порождены не только спецификой выбранного шокового  пути  стабилизации экономики, но и общей природой рыночной переориентации планово­го хозяйства. Я.Корнаи справедливо выделяет особый феномен трансформационного спада, отличный от циклического или стабили­зационного сокращения производства (1). Трансформационный спад характеризуется:

- движением от рынка продавца к рынку покупателя, от избыт­ка конечного спроса к его дефициту;

- замещением государственной собственности частной и корпо­ративной;

- изменением размерной структуры предприятий за счет резко­го увеличения мелкого и среднего бизнеса;

- дефицитом экономической координации, поскольку разрушение плановых механизмов не компенсируется формированием новых ры­ночных регуляторов.

Заметим, что в условиях России трансформационный спад нало­жился на долгосрочный структурный кризис, связанный с исчерпа­нием традиционной ресурсоемкой модели индустриального роста и энергетическим кризисом (2). Проблема трансформации не сводится к вопросу об изменении типа рынка или механизма экономической координации. Требуют исследования прежде всего общие вопросы вектора изменений, типа нарождающейся экономической системы.

___________________

А.Белоусов, А.Клепач - кандидаты экономических наук, старшие научные сотрудники Института народнохозяйственного прогнозирова­ния Российской академии наук.

Поскольку же дело касается трансформации воспроизводственных процессов в 1991-94 гг. особое значение приобретает не только масштаб неравновесия спроса и предложения, но и качественные структурные изменения на макро- и микроуровне экономики:

- сдвиг конечного спроса от инвестиций к потреблению;

- взаимосвязи между изменениями в структуре производства и относительных цен (в т.ч. соотношения внутренних и мировых цен);

- структурных сдвигов от производительного к товарному и фи­нансовому капиталу, развития долговой экономики как в форме квазикоммерческого кредита предприятий (неплатежей), так и го­сударственного долга;

- не столько формальная приватизация общественной (госу­дарственной) собственности, сколько качественные изменения в системе государственного патернализма и корпоративного поведе­ния.

На какой фазе процесса трансформации находится в настоящий момент российская экономика, "как далеко до дна кризиса" и до состояния равновесия? Рассмотрим не институциональный, а восп­роизводственный аспект проблемы.

3. Новая дефицитная экономика: дефицит денег, или избыток предложения, мощностей и занятости

В статике спрос и предложение образуют замкнутый круг, мы исходим из того (см. первую часть статьи), что в динамике имен­но спрос, финансовые потоки, а не физические ресурсные факторы играют решающую роль в падении производства. Хотя производство в 1993 г. начало достаточно гибко реагировать на колебания ко­нечного спроса, российская экономика не достигла равновесного состояния. Важнейшие формы рыночного неравновесия:

- дефицит конечного спроса;

- завышенная скорость оборота денег и дефицит как оборотных средств предпритяий, так и сбережений экономических субъ­ектов;

- несоответствие между падающей эффективность факторов про­изводства и нормами их доходности.

Либерализация цен не устранила проблемы дефицитности, или в более широком контексте - несбалансированности, а привела к изменению его форм. Товарный дефицит и нормированное распреде­ление уступили место избыточному предложению (особенно, в ин­вестиционном и промежуточном секторе), на фоне растущего скры­того ресурсного дефицита по мере увеличения масштабов спада и проедания накопленных заделов (в строительстве). В явном виде рыночная несбалансированность проявляется в остром денежном де­фиците как в абсолютном (сокращение реальных денежных остат­ков), так и относительном выражении (увеличение скорости оборо­та).

Денежный дефицит. Скачок цен, последовавший за их освобож­дением в январе 1992 г., сжал денежную массу (М3) почти в 5 раз. Автономная инфляция издержек и относительно жесткая кре­дитно-денежная политика правительства привели к сокращению ре­альной денежной массы в течение 1992 г. вдвое и в 1993 г. – в 2.4 раза. Только в 1994 г. наступила стабилизация на уровне 5% от денежного предложения в декабре 1991 г. Сжатие денежной мас­сы не только оказало негативное влияние на производство, пред­определило чрезмерные масштабы спада, но и радикально изменило структуру и характер денежных потоков.

Отставание масштабов падения доходов и производства от обесценения денег проивело к резкому ускорению оборачиваемости денег, падению склонности к сбережению субъектов хозяйствования и расширению неденежных расчетов (бартера и неплатежей).

Во время перестройки инфляционная накачка экономики привела к увеличению предложение денег (М1) относительно  ВВП  СССР с 64% в 1985 г. до 74-76% в 1990-1991 гг. В 1992 г. в России от­носительно жесткая монетарная политика и необузданная инфляция издержек сократили относительное предложение денег до 44%. В 1993 г. несмотря на ускорение спада обеспеченность производства денежной массой сократилось до 23% (ожидаемый уровень 1994 г. - 15-16%, продолжение падения отчасти отражает растущий объем до­ходов сферы услуг).

Хотя неплатежи предприятий (форма товарного кредита) не являются квази-деньгами и лишь в малой части оформлены вексель­ными обязательствами они приняли на себя основную тяжесть де­нежного дефицита в сфере обращения. С учетом дебиторской задол­женности предприятий относительный уровень денежно-кредитного предложения составил в 1992 г 83% ВВП (в 1991 г. - 84-91%), что практически полностью компенсировало сжатие собственно денежной компоненты. В 1993-1994 г. на 1 рубль денежной массы приходи­лось, соответственно, 117 и 144 копеек долгов. Однако разбуха­ние долговой надстройки уже не компенсировало обостряющийся де­нежный дефицит и относительное предложение кредитно-денежных ресурсов упало до 50%, а затем и 40% ВВП. Дефицит денег как средства обращения - реальность, которая не компенсируется ни падением производства, ни ростом товарных запасов, ни увеличе­нием неплатежей. Стимулируемый денежным дефицитом рост реальных процентных ставок хотя и сбивает денежный спрос способствует расширению неплатежей, т.е. загоняет "болезнь" вглубь.

В какой мере слом традиционных норм оборачиваемости денег является мерой денежного дефицита, или, напротив, это приближе­ние к нормам зрелой сбалансированной рыночной экономикиN

Если взять за образец экономику США, то для 80-х гг. отно­сительно стабильный уровень предложения М1 составит 15-16% ВНП, что близко к кризисному российскому уровню. Однако из этой счетной близости не следовало бы делать скороспелых выводов о том, что мы догнали американскую экономику и почти на пороге кредитно-денежной сбалансированности. Прежде всего во время Ве­ликой депрессии, которую Россия уже далеко обошла по масштабам спада, относительный уровень денежного предложения был значи­тельно выше - 26%. А во время военного подъема насыщенность производства денежной массой поднималась до 35%, что ближе к российскому уровню 1992 г., но никак не 1993-1994 гг..

Качественное отличие денежного предложения в американской экономике от российской связано с принципиально иной структурой денежной массы. В СССР и России в силу неразвитости рынка цен­ных бумаг и ограниченности срочных депозитов как физических, так и юридических лиц М1 составляет 94-95% М3. В США - 25% от М2 и - 20% М3. Поэтому и относительное предложение денежной массы в широком смысле, обслуживающей процесс сбережения, мно­гократно превышает уровень характерный для денег обращения (М1). В частности, в 1990 г. относительное предложение М3 сос­тавило 78% (почти в 5 раз выше, чем для М1), а агрегата L (вкл. в частности государственные краткосрочные облигации) - 94 % ВНП.

Денежный дефицит в российской экономики проявляется прежде всего в отсутствии денежной материи для обеспечения процесса формирования сбережений домашних хозяйств и, особенно, предпри­ятий. Хотя относительно высокие реальные процентные ставки и рост реальных доходов населения в 1993-1994 г. способствовали повышению склонности к сбережению, это привело лишь к незначи­тельному снижению доли М1 в М3 (в 1994 г. - до 80%). Завышенная скорость обращения денег = низкая склонность к сбережению.

К дефициту денег как средства накопления экономика адапти­руется во многом за счет разбухания банковского капитала. Отно­шение активов коммерческих банков и наличных денег (обозначим как агрегат М5) к ВВП поднялось с 62% в 1991г. до 130% в 1992 г.. К концу 1993 г. это соотношение снизилось до 88%, что тем не менее соответствует уровню денежного обеспечения (М3) произ­водства и доходов до либерализации цен. Рост банковской надс­тройки частично компенсировал денежный дефицит, но в отчужден­ной от производства форме. Основой этого банковского здания стали не рублевые депозиты, а долларизация российских финансов - увеличение валютных остатков и их растущая рублевая цена в условиях постоянно падающего курса национальной валюты. Ок­тябрьский скачок курса рубля еще более подорвал доверие к руб­левым депозитам и подчеркнул зависимость банковской системы и сбережений от доллара.

Ужесточение дефляционной политики в 1995 г. в условиях снижения темпа инфляции может привести к незначительному росту реальной денежной массы и стабилизации относительного денежного предложения (М3) на уровне 15-16% ВВП (при более мягком вариан­те возможен рост до 16-18%). Новый момент в правительственных планах - поворот к форсированному развитию рынка ценных бумаг и прежде  всего переход к финансированию дефицита бюджета за счет иностранных и внутренних займов (отказ от кредитов  ЦБ России).

Предложение денег и долговых обязательств (даже при условии вы­полнения сверхоптимистичных плановых ориентиров эмиссии госу­дарственных ценных бумаг на 100 трлн. руб.) составит от 25 до 28 % ВВП, что не решает проблемы денежного дефицита и, особенно, дефицита рублевых депозитов.

Со стороны предложения трансформационный спад в российской экономике характеризуется: а) повышенной чувствительность про­изводства к дефициту спроса по сравнению с динамикой цен, кото­рые в условиях инфляции издержек слабо реагируют на сжатие де­нежной массы; б) относительным избытком предложения ресурсов, что ведет к резкому снижению эффективности их использования; в) несоответствием структуры доходов факторов производства динами­ке сравнительной эффективности (отдачи). Избыточная занятость и растущий дефицит современного производительного капитала соче­тается с изменением первичного распределения доходов в пользу наемного труда.

Наемный труд. Выпуск промышленной продукции в 1994 г. оце­нивается в 47% от уровня 1990 г. Занятость сократилась на 11% (отставание более чем в 4 раза), что привело к резкому падению производительности и увеличению доли заработной платы (начис­ленной) в цене продукции с 7% в январе 1992 г. до 16% в июне 1994 г.(декабрь 1991г. - 19 %). Спад почти перечеркнул экономию на заработной плате, достигнутую за счет шока от либерализации цен.

Несмотря на ограниченные масштабы высвобождения занятых в России сформировался высокий уровень безработицы. На конец сен­тября безработица охватила 4.7 млн. чел, или 6.3% экономически активного населения (в методологии МОТ). С учетом частично за­нятых и лиц, отправленных в вынужденные отпуска, потенциал без­работицы оценивается в 12% населения.

Избыток наемного труда проявляется не только в форме прямо­го и скрытого сокращения занятости, но и снижении цены труда (в реальном выражении) и нарастании задолженности по заработной плате. Потенциал избыточного наемного труда (в промышленности), связанный с задолженностью по зарплате, оценивается в 1994 г. в 10-12% фонда оплаты труда. Фактически экономика подошла к рубе­жу жесткого размена между поддержанием занятости и реальной за­работной платы.

Производительный капитал: от сброса выпуска к сбросу мощ­ностей - обесценение производительного капитала. В результате спада уровень загрузки мощностей в промышленности в 1994 г. составит 42-45%  (в 1991 г.  - 74%),  в  машиностроении  -  32-40% (71%), в легкой промышленности - 38-42%.

Целый ряд производств (минудобрения, сельхозмашиностроение, дорожная и строительная техника, чермет-трубы и др.) подошли к критическому уровню минимальной загрузки мощностей (или перешли его). Сформировалась угроза - выпадение не отдельных продуктов, цехов, а целых производств и технологических цепочек в базовых жизнеобеспечивающих гражданских секторах экономики. В условиях острейшего денежного дефицита и инфляции текущий платежеспособный  спрос  стал  утрачивать роль ориентира для производства (и потенциального спроса).

Продолжающееся старение производственного аппарата в соче­тании с падением загрузки мощностей и ростом издержек по их поддержанию привели к существенному сокращению мощностей. За 4 года производственные мощности сократились на 18% (быстрее чем занятость), в т.ч. в черной металлургии - около 10%, химико-лесном комплексе и машиностроении - 15-20%.  Экономика России ока­залась перед угрозой сброса мощностей до 70% загрузки, сокраще­ния накладных издержек ценой утраты потенциала развития.

Либерализация цен первоначально привела к инфляционному взлету рентабельности почти вдвое (с 30 до 60% к издержкам при сокращении удельной заработной платы). Этот относительный избы­ток прибыли обернулся ее дефицитом по отношению к потребностям в финансировании оборотных средств и капитальных вложений. Нес­балансированность между нормой прибыли и потребностью в росте капитала (инфляционном) резко обострилась во второй половине 1993 -1994 гг. по мере падения нормы прибыли вслед снижающейся отдаче капитала (и загрузке мощностей) и растущим постоянным и переменным издержкам. Низкая доля прибыли в цене становится ре­зультатом и условием сохранения относительно избыточных (при данном уровне загрузки) мощностей.

Если удельная заработная плата к средине 1994 г. почти вернулась к своему дошоковому (долиберальному) уровню, то про­мышленная норма рентабельности промышленности упала до 15-16%, что составило около половины от уровня конца 1991 г. До либе­рализации цен на 1 рубль заработной платы приходилось 1.3 рубля прибыли. После отпуска цен это соотношение стало 4:1. Повышен­ная неэластичность зарплаты и занятости к спаду в сочетании с относительным разбуханием оборотного капитала (прежде всего, замедлением оборачиваемости товарно-материальных ценностей) и ростом накладных расходов изменили соотношение прибыли и зарп­латы в пользу труда. В средине 1994 г. на 1 рубль зарплаты при­ходилось менее 80 копеек прибыли. Ужесточение бюджетных ограни­чений для предприятий в 1995 г., по видимому, приведет к восс­тановлению в слабой форме связи между зарплатой и эффектив­ностью труда, что должно привести к снижению удельной заработ­ной платы. Однако в экономике теперь нет места для резкого по­вышения отношения прибыли к заплате как в силу замедления инфляции, так и сдвига конечного спроса в сторону потребления.

4. Финансовый кризис предприятий

5. 1994-1995 гг. Вторая волна кризиса, или депрессивная стабилизация?

 

Примечания

1) Я.Корнаи. Трансформационный спад. Вопросы экономики.1994. № 3. С. 4-16

2) А.Белоусов, А.Клепач. Кризис индустриальной модели советско­го типа. Альтернативы. 1994. Выпуск 1 (4).С. 158-177.