§ 2. МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЕ АСПЕКТЫ ФИЛОСОФИИ ВСЕЕДИНСТВА

Начиная с первых работ, Булгаков заявил о себе как мыслитель сдержанной и деловой манеры философство­вания. Этому способствовали и его ранние политико-эко­номические изыскания. По складу мышления он может быть причислен к рационалистам. Однако эта черта мыш­ления соединилась с такими свойствами его интеллекту­альной и эмоциональной организации, как пантеистиче­ские склонности и воинствующая религиозность, влеку­щие за собой значительные элементы интуитивизма и иррационализма. К этому следует добавить трагичность мироощущения, дававшую о себе знать при решении фи­лософских или историософских проблем, а также отноше­ние Булгакова к слову как реальному носителю бытия. Этот своеобразный неоплатонизм имел определенное влияние на его метод мышления. В работах Булгакова можно, кроме того, встретить и элементы экзистенциали­стской манеры анализа, феноменологические приемы описания, антиномизм.

Булгаков не был субъективистом в философии, т. е. он неохотно рефлектировал по поводу своего личного отно­шения к вопросам метода и стиля, относясь к ним как к чему-то объективному и данному. Этому способствова­ли его склонность к объективному идеализму и нелюбовь к религиозно-философскому декадансу, психологизму и индивидуализму, столь характерным, например, для Ме­режковского. Это не означает, конечно, что в работах са­мого Булгакова отсутствует какая-либо психология веры или какое-либо личностное отношение к выдвигавшимся им положениям. Специфика здесь в том, что они выра­жены через материал, прямо не имеющий отношения к его автору, т. е. не как особая зафиксированная тема я или постоянные рефлексии по поводу собственных по­строений, а в виде общего имперсоналистического, траги­ческого, сурового и аскетического духа всей системы. Булгаковская гносеология и методология — сложное син­кретическое образование, главными компонентами кото­рого являются принципы антиномизма, интуитивизма и гносеологического онтологизма платоновского типа. Бул­гакову свойственны попытки использовать принципы кан­товского трансцендентализма в обосновании своеобраз-

201

ной гносеологии религии. С рассмотрения последней мы и приступим к анализу метода его религиозной филосо­фии.

«Критика религиозного разума» — так в принципе можно было бы назвать обширное введение к книге «Свет невечерний», в котором была поставлена задача пред­принять критику (в кантовском смысле) категорий, гра­ниц, возможностей и самого смысла религиозного созна­ния как трансцендентального явления, с тем чтобы рас­чистить дорогу для вероучения, конструируемого подоб­но тому наукоучению, за которое ратовал Кант. Отметим сразу, что основания для всего этого неожиданного пред­приятия не были в полной мере представлены Булгако­вым и метод, избранный им во введении, во многом про­тиворечил способам анализа и описания в остальных гла­вах работы. Тем не менее именно кантовский априоризм был взят Булгаковым за отправную точку построения религиозно-философской системы, явившейся итогом его более чем двадцатилетней философской эволюции. Пря­мой задачей трансцендентального анализа должно было стать раскрытие трансцендентальной природы религии, выявление категорий религиозного сознания, установле­ние «религиозного синтетического суждения apriori» и т. п.

Самым трудным и щепетильным делом оказался пер­вый шаг религиозной «трансцендентальной критики», так как сразу встал вопрос о специфической «вещи в себе» и о специфическом «факте» сознания — религиозном ощущении, которое, если следовать методологии Канта, не есть продукт, результат сознания, а, наоборот, являет­ся его существеннейшей предпосылкой. Таким «фактом» Булгаков объявил религию, добавив при этом, что для трансцендентального анализа религии достаточно «ус­ловного» предположения и «условного» допущения этого факта: «...наперед и a priori отвергнуть это скромное допущение вряд ли возможно даже в наш скептический век. Религия представляет собой настолько универсаль­ный факт человеческой жизни, что просто его отрицать никому невозможно...» (41, 3—4). Действительно, отри­цать факт существования религии не только в индивиду­альном сознании, но и как социальный (но, конечно, да­леко не универсальный) феномен было бы неправильно Но означает ли это, что данное явление отвечает требо-

202

ваниям, предъявляемым тем же Кантом к «фактам чело­веческого сознания»? В этом пункте суждения Булгакова слабее всего, так как он выставил в качестве необходимо и объективно воздействующего, априорного факта нечто такое, что в себе самом является сложным социальным явлением, содержащим мышление, ощущение и пережи­вание. Булгаков постулировал религию как общеобяза­тельный н универсальный факт, для того чтобы затем доказать ее общеобязательность и универсальность. Не говоря уже о логическом неблагополучии этого приема, нужно отметить, что религия — факт общественного со­знания, связанный с человеческой историей и являющий­ся ее продуктом, а не каким-то априорным, «метасоци­альным» фактом. Являясь комплексом иллюзорных пред­ставлений, она имела свое историческое начало и отомрет в будущем. «...Всякая религия, — писал Ф. Энгельс, — является не чем иным, как фантастическим отражением в головах людей тех внешних сил, которые господствуют над ними в их повседневной жизни, — отражением, в ко­тором земные силы принимают форму неземных» (1, 20, 328).

Конструирование Булгаковым «критики религиозного разума» может быть названо методологическим произво­лом, явным извращением всего духа кантовской пропе­девтики. Ибо первичным фактом сознания оказалось не нечто изначально лежащее вне сознания, реальное, обще­обязательное и универсальное (ведь вещь в себе у Канта является по существу синонимом объективной реально­сти), а нечто ирреальное, принципиально необъективи­руемое и вне субъекта религиозного сознания, т. е. ве­рующего, не существующее. К тому же религия никак не может претендовать на тотальность своего существова­ния наравне с объективной реальностью природы и об­щества. Но именно на понимании религии как исходного факта религиозного сознания (рассматриваемого в каче­стве одной из форм универсального трансцендентального родового сознания) настаивал Булгаков. Все последую­щие звенья его рассуждений уже не были обременены необходимостью особых доказательств и вылились в опи­сание религиозного сознания в кантианском духе. Рели­гия была определена как «опознание бога», «пережива­ние связи с богом», связь человека с богом. Поэтому ее конститутивными чертами были названы «связь», «дуа-

203

лизм» и «полярность». «Орган религии», с которым, по Булгакову, связана гносеологическая достоверность ре­лигии, есть «религиозное переживание», в основе которо­го лежит в свою очередь «встреча с божеством». Далее Булгаков предпринял своеобразное феноменологическое описание структуры религиозного сознания и нашел, что «синтетическим религиозным суждением apriori» являет­ся положение «бог есть» (см. 41, 15), а основной особен­ностью религиозного a priori — антиномичность (в силу антиномичности, полярности самой связи бог — человек). В ряду категорий «чистого религиозного разума» вместе с категориями «имманентное» и «трансцендентное» были названы «молитва» как основная форма религиозного «постижения», «вера», «тайна» как источник веры, «пере­живание трансцендентного в имманентном», «догмат», «откровение» и «миф». В «способности к молитве» Булга­ков усмотрел «специальный орган религиозного восприя­тия» (там же, 23). Догмат был определен им не только как содержательная основа религии, но и как методоло­гический фундамент религиозного сознания. Миф, в сво­ем гносеологическом аспекте, получал значение формы, в которой выражается трансцендентное для человеческо­го сознания.

Булгакову не удалось показать, в чем состоит отличие богословия от религиозной философии и философии вооб­ще. В итоге он предложил классификацию, в которой верховное значение придавалось «религиозному мифо­творчеству». «Итак, — писал он в связи с этим, — мы раз­личаем: 1) внефилософское, религиозное мифотворчество; 2) догматику, представляющую внешнюю систематиза­цию догматов; 3) религиозную философию как философ­ское творчество на религиозные темы; 4) «общую» фило­софию, которая представляет собой искание «естественно­го», языческого ума, но, конечно, все же оплодотворенное какой-либо интуицией; 5) канон философии, ее порти­ку и технику, куда относятся разные отрасли «научной философии» (гносеология, логика, феноменология, науко­учение)» (там же, 90—91).

Значение «трансцендентального введения» в религи­озную философию состояло для Булгакова, во-первых), в том, чтобы методологически обосновать, «проверить» — перед тем как строить систему — основные понятия рели­гии и религиозной философии, скоординировать их, уста-

204

новить их взаимосвязи, иерархию. Кроме того, Булгаков допытался установить специфику собственно религиозно­го сознания, что свелось к выяснению традиционного вопроса о соотношении веры и знания, религии и филосо­фии, религии и науки. Все эти проблемы посредством де­формированной кантовской гносеологии и других идеали­стических методов были решены в пользу религии.

205