§ 2. РЕЛИГИОЗНО-ФИЛОСОФСКИЕ СОБРАНИЯ

КАК ВЫРАЖЕНИЕ МОДЕРНИСТСКИХ ТЕНДЕНЦИИ

В ПРАВОСЛАВНОЙ ИДЕОЛОГИИ

Первыми крупными представителями богоискатель­ства были Мережковский и Розанов. Их деятельность по пропаганде религиозно-модернистских идей началась с конца 90-х годов, сначала на квартире Мережковских и в различных литературно-художественных салонах Пе­тербурга, а затем на «религиозно-философских собрани­ях», официально открытых в конце 1901 г. Несмотря на то что работа собраний контролировалась синодом, они дали возможность светским религиозным философам и богословам высказать свои претензии к официальному православию и свои предложения по поводу той, как они полагали, явно неудовлетворительной роли церкви, кото­рую она играла в резко изменившихся условиях обще­ственной жизни России. Цель собраний состояла, по за­мыслу их инициаторов, в том, чтобы сделать церковь главным инструментом ослабления классовой борьбы, «крайностей» самодержавия, основной социальной («куль­турно-исторической») силой, долженствующей объеди­нить и «примирить» вокруг себя все общественные слои и классы, ибо, по утверждению их участников, «возрож­дение России может совершиться на религиозной почве» (61,7).

Какие конкретные формы могло принять такое «при­мирение» всех социальных сил, это зависело от решения проблемы соединения интеллигенции и церкви. Интелли­генции — потому что с таким проектом выступила рели­гиозная интеллигенция, которая с начала XX в. стала претендовать на лидирующую роль в идейной жизни Рос­сии. С церковью — потому что эта интеллигенция была религиозной интеллигенцией. Идеологическое и даже ор­ганизационное соединение буржуазно-помещичьей интел­лигенции с русской церковью, соединение с материальной к кадровой базой православия было делом хотя и без­надежным, но в высшей степени заманчивым. Оно было безнадежным потому, что в целом православная церковь

21

выступала как вернейший и рабски зависимый от само­державия союзник и защитник консерватизму. «Я, — за­явил, например, при открытии религиозно-философских собраний в Петербурге епископ Сергий, — являюсь сюда с физиономией весьма определенной, являюсь служите­лем церкви, и отнюдь не намерен ни скрывать, ни изме­нять этого своего качества» ^* (там же, 3).

Вместе с тем заманчивым и многообещающим этот союз представлялся в силу того обстоятельства, что духо­венство, церковь были все еще весьма влиятельной идео­логической силой на многих уровнях общественной жиз­ни России. Наиболее трезвые общественные деятели и философы из либеральных и буржуазно-демократических кругов, например Тернавцев или спустя несколько лет Булгаков, говорили больше не о «теоретических» — дог­матических, мистических и философских — основах сою­за интеллигенции и церкви, а прямо о необходимости духовного перевооружения «церкви учащей», т. е. той, которая в приходах, школах и гимназиях закладывала основы религиозного мировоззрения и формировала об­щественное мнение. К этому необходимо добавить, что в среде русского духовенства в форме «новоправосла­вия» стало создаваться нечто вроде церковной оппозиции. «Наличность либерального, реформаторского движения среди некоторой части молодого русского духовенства, — писал в 1905 г. В. И. Ленин, — не подлежит сомнению: это движение нашло себе выразителей и на собраниях религиозно-философского общества и в церковной лите­ратуре. Это движение получило даже свое название: «но­воправославное» движение (2, 9, 211).

Д. Мережковский, занимавший в «собраниях», пожа­луй, самую радикальную позицию, прямо указывал, что условием «религиозного возрождения» является «отделе­ние» царя и синода от России и религии. Большинство же участников дискуссий этот вопрос обсуждало в более осторожной форме, как догматическую проблему соотно­шения церкви «мистической» («тела Христова») и цер­кви — социального института («исторического христиан-

^* Подавляющая же часть духовенства, которая не пришла на «собрания», высказывалась более определенно: «Мы благословляем государственную власть в России со всеми этими губернаторами, судьями, исправниками, становыми, урядниками, так ненавистными свободной совести пропагандистов...» (цит. по: 61, 23).

22

ства»). В основном же споры концентрировались на проб­лемах аскетизма — творчества, потустороннего—земного, духа — плоти, брака — монашества, пола — проституции и т. п. Центральной фигурой «собраний» был В. Розанов, чьи высказывания вызывали двойственное к себе отноше­ние, так как, с одной стороны, обращали внимание на явные пороки социальной практики и идеологии право­славия, с другой — делали это в декадентски-скандаль­ной и вульгарной форме, что не могло не вызвать недо­вольства даже у сторонников новоправославия.

23