VI

В книге г. Струве кроме критики теоретического содержания народничества помещены, между прочим, еще некоторые замечания, касающиеся народнической экономической политики. Хотя замечания эти брошены бегло и не развиты автором, но мы не можем тем не менее не коснуться их, чтобы не оставлять места никаким недоразумениям.

В этих замечаниях содержатся указания на “рациональность”, прогрессивность, “разумность” и т. п. либеральной, т. е. буржуазной, политики по сравнению с политикой народнической^*.

Очевидно, автор хотел сопоставить две политики, остающиеся на почве существующих отношений, — и в этом смысле он совершенно справедливо указал, что “разумна” политика, развивающая, а не задерживающая капитализм, — “разумна”, конечно, не потому, что, служа буржуазии, все сильнее подчиняет ей производителя [как пытаются истолковать разные “простаки” или “акробаты”], а потому, что, обостряя и очищая капиталистические отношения, она просветляет разум того, от кого только и зависит перемена, и развязывает ему руки.

Мы не можем не заметить, однако, что это совершенно верное положение выражено г-ном Струве неудачно, высказано им благодаря свойственной ему абстрактности так, что иногда хочется сказать ему: предоставьте мертвым погребать своих мертвецов. Никогда не было в России недостатка в людях, всю душу полагавших на создание теорий и программ, выражающих интересы нашей буржуазии, выражающих все эти “долженствования” сильного и крупного капитала раздавить маленький капитал и разрушить его примитивные и патриархальные приемы эксплуатации.

Если бы автор и тут строго выдержал требования “доктрины” марксизма, обязывающей сводить изложение к формулировке действительного процесса, обязывающей вскрывать классовые противоречия за каждой формой “разумной”, “рациональной” и прогрессивной политики, — он высказал бы ту же мысль иначе, дал другую постановку вопроса. Он привел бы те теории и программы либерализма, т. е. буржуазии, которые как грибы после дождя росли после великой реформы, в параллель с фактическими данными о развитии капитализма в России. Он бы показал таким образом на русском примере ту связь общественных идей с экономическим развитием, которую он доказывал в первых главах и которая может быть окончательно установлена только материалистическим анализом русских данных. Он бы показал таким образом, во-вторых, как наивны народники, воюющие в своей литературе против буржуазных теорий так, как будто бы эти теории представляли только ошибочные рассуждения, а не интересы могущественного класса, который глупо усовещевать, который может быть“убежден” только внушительной силой другого класса. Он показал бы таким образом, в-третьих, какой класс на самом деле определяет у нас “долженствование” и “прогресс”, и как смешны народники, рассуждающие о том, какой “путь” “выбрать”.

Гг. народники с особенным удовольствием подхватили эти выражения г-на Струве, злорадствуя по поводу того, что неудачная формулировка их позволила разным буржуазным экономистам (вроде г. Янжула) и крепостникам (вроде г. Головина) цепляться за отдельные, вырванные из общей связи, фразы. Мы видели, в чем состоит неудовлетворительность г. Струве, давшая противникам такое

________________________

^* Укажем образчики этих замечаний: “Если государство... желает укрепить не крупное, а мелкое землевладение, то при данных экономических условиях оно может достигнуть этой цели не тем, что будет гоняться за неосуществимый экономическим равенством в среде крестьянства, а только — путем поддержания его жизнеспособных элементов, путем создания из них экономически крепкого крестьянства” (240). “Я не могу не видеть, что политика, которая направится на создание такого крестьянства (именно) “экономически крепкого, приспособленного к товарному производству”), будет единственной разумной и прогрессивной политикой” (281) “Россия из бедной капиталистической страны должна стать богатой капиталистической же страной” (250) и т.д. вплоть до заключительной фразы: “пойдем на выучку к капитализму”.

оружие в руки.

Попытки критиковать народничество просто как теорию, неправильно указывающую пути для отечества^*, привели автора к неясной формулировке своего отношения к “экономической политике” народничества. Тут могут увидеть, пожалуй, огульное отрицание этой политики, а не одной только ее половины. Необходимо поэтому остановиться на этом пункте.

Философствование о возможности “иных путей для отечества”, это — только внешнее облачение народничества. Содержание же его — представительство интересов и точки зрения русского мелкого производителя, мелкого буржуа. Поэтому народник в теории точно так же является Янусом ³⁸, который смотрит одним ликом в прошлое, другим — в будущее, как в жизни является Янусом мелкий производитель, который смотрит одним ликом в прошлое, желая укрепить свое мелкое хозяйство, не зная и знать ничего не желая об общем экономическом строе и о необходимости считаться с заведующим им классом, — а другим ликом в будущее, настраиваясь враждебно против разоряющего его капитализма. Понятно отсюда, что отвергать всю народническую Программу целиком, без разбора, было бы абсолютно неправильно. В ней надо строго отличать ее реакционную и прогрессивную стороны. Народничество реакционно, поскольку оно предлагает мероприятия, привязывающие крестьянина к земле и к старым способам производства, вроде неотчуждаемости наделов и т.п.^**, поскольку они хотят задержать развитие денежного хозяйства, поскольку они ждут не частичных улучшений, а перемены пути от “общества” и от воздействия представителей бюрократии (пример: г. Южаков, рассуждавший в “Русском Богатстве” 1894, № 7, об общественных запашках, проектируемых одним земским начальником, и занимавшийся внесением поправок в эти проекты). Против подобных пунктов народнической программы необходима, конечно, безусловная война. Но есть у них и другие пункты, относящиеся к самоуправлению, свободному и широкому доступу знаний к “народу”, к “подъему” “народного” (сиречь мелкого) хозяйства посредством дешевых кредитов, улучшений техники, упорядочений сбыта и т. д., и т. д., и т. д. Что подобные, общедемократические, мероприятия прогрессивны, — это признает, конечно, вполне и г. Струве. Они не задержат, а ускорят экономическое развитие России по капиталистическому пути, ускорят создание внутреннего рынка, ускорят рост техники и машинной индустрии улучшением положения трудящегося и повышением его уровня потребностей, ускорят и облегчат его самостоятельное мышление и действие.

Тут может только разве возникнуть вопрос: кто вернее и лучше указывает подобные, безусловно желательные, меры, — народники ли или публицисты а lа г. А. Скворцов, который тоже распинается за технический прогресс и к которому так чрезвычайно расположен г. Струве? Мне кажется, что с марксистской точки зрения нельзя сомневаться в абсолютной предпочтительности народничества в этом отношении. Мероприятия гг. Скворцовых так же относятся к интересам всего класса мелких производителей, мелкой буржуазии, как программа “Московских Ведомостей” к интересам крупной. Они рассчитаны не на всех ^***, а только на отдельных избранников, удостоивающихся внимания начальства. Они безобразно грубы, наконец, потому что предполагают полицейское вмешательство в хозяйство крестьян. Взятые в совокупности, эти меры не дают никаких серьезных гарантий и шансов на “производственный прогресс крестьянского хозяйства”.

Народники неизмеримо правильнее понимают и представляют в этом отношении интересы мелких производителей, и марксисты должны, отвергнув все реакционные черты их программы, не только принять общедемократические пункты, но и провести их точнее, глубже и дальше. Чем решительнее будут такие реформы в России, чем выше поднимут жизненный уровень трудящихся масс, — тем резче и чище выступит важнейшая и основная (уже сейчас) социальная противоположность русской жизни. Марксисты не только не “обрывают демократической нити” или течения, как клеплет на них г. В. В., — напротив, они хотят развития и усиления этого течения, хотят приближения его к жизни, хотят поднять ту

_________________________

^* Автор “Критических заметок” указывает на экономическую почву народничества (стр. 166-167), но его указание представляется нам недостаточным.

^** Чрезвычайно верно говорит г. Струве, что эти меры могли бы лишь “осуществить пламенные мечтания некоторых западноевропейских и российских землевладельцев о крепких земле батраках” (279).

^*** То есть, конечно, на всех, кому доступен технический прогресс.

“нить”, которую выпускает из рук “общество” и “интеллигенция”^*.

Это требование — не бросать “нити”, а, напротив, укреплять ее — вовсе не случайно вытекает из личного настроения тех или других “марксистов”, а необходимо определяется положением и интересами того класса, которому они хотят служить, необходимо и безусловно предписывается коренными требованиями их “доктрины”. Я не могу, по легко понятным причинам, останавливаться здесь на разборе первой части этого положения, на характеристике “положения” и “интересов”; да тут, кажется, дело само говорит за себя. Коснусь только второй части, именно отношения марксистской доктрины к вопросам, выражающим “обрывающуюся нить”.

Марксисты должны иначе ставить эти вопросы, чем это делали и делают гг. народники. У последних вопрос ставится с точки зрения “современной науки, современных нравственных идей”; дело изображается так, будто нет каких-нибудь глубоких, в самых производственных отношениях лежащих причин неосуществления подобных реформ, а есть препятствия только в грубости чувств: в слабом “свете разума” и т. п., будто Россия — tabula rasa, на которой остается только правильно начертать правильные пути. При такой постановке вопроса ему обеспечивалась, понятно, “чистота”, которой хвастается г. В. В. и которая на самом деле означает лишь “чистоту” институтских мечтаний, которая делает народнические рассуждения столь пригодными для бесед в кабинетах.

Постановка этих же вопросов у марксистов необходимо должна быть совершенно иная^**. Обязанные отыскивать корни общественных явлений в производственных отношениях, обязанные сводить их к интересам определенных классов, они должны формулировать те же desiderata, как “пожелания” каких-то общественных элементов, встречающие противодействие таких-то других элементов и классов. Такая постановка будет уже абсолютно устранять возможность утилизации их “теорий” для профессорских, поднимающихся выше классов, рассуждений, для каких-нибудь обещающих “блестящий успех”^*** проектов и докладов. Это, конечно, только еще косвенное достоинство указываемой перемены точки зрения, но и оно очень велико, если принять во внимание, по какой крутой наклонной плоскости катится современное народничество в болото оппортунизма. Но одним косвенным достоинством дело не ограничивается. Если ставить те же вопросы применительно к теории классового антагонизма [для чего нужен, конечно, “пересмотр фактов” русской истории и действительности], — тогда ответы на них будут давать формулировку насущных интересов таких-то классов, — эти ответы будут предназначаться на практическую утилизацию^**** их именно этими заинтересованными классами и исключительно одними ими, — они будут рваться, говоря прекрасным выражением одного марксиста, из “тесного кабинета интеллигенции” к самим участникам производственных отношений в наиболее развитом и чистом их виде, к тем, на ком всего сильнее сказывается “обрыв нити”, для кого “идеалы” “нужны”, потому что без них им приходится плохо. Такая постановка вдохнет новую живую струю во все эти старые вопросы — о податях, паспортах, переселениях, волостных правлениях и т. п., — вопросы, которые наше “общество” обсуждало и трактовало, жевало и пережевывало, решало и перерешало, и к которым оно стало теперь терять всякий вкус.

Итак, как бы ни подходили мы к вопросу, — разбирая ли содержание царящей в России системы экономических отношений и разные формы этой системы в их исторической связи и в их отношении к интересам трудящихся, — или же

__________________________

^* “Неделя”, 1894 г., .№ 47, г. В. В.: “В пореформенный период нашей истории социальные отношения в некоторых чертах приблизились к западноевропейским, с активным демократизмом в эпоху политической борьбы и общественным индифферентизмом в последующее время”. Мы старались показать в I главе, что этот “индифферентизм” — не случайность, а неизбежный результат положения и интересов того класса, из которого выходят представители “общества” и который рядом с минусами от современных отношении получает от них весьма немаловажные плюсы.

^** Если они будут последовательно проводить свою теорию Мы много уже говорили о том, что неудовлетворительность изложения у г Струве произошла именно оттого, что он не выдержал со всей строгостью этой теории.

^*** Выражение г. Южакова.

^**** Конечно, для этой “утилизации” требуется громадная подготовительная работа, притом работа, по самому существу своему, невидная.  До этой утилизации может пройти более или менее значительный период времени, в течение которого мы будем прямо говорить, что нет еще никакой силы, способной дать лучшие пути для отечества, — в противоположность “слащавому оптимизму” гг. народников, уверяющих, что силы есть и остается лишь посоветовать им “сойти с неправильного пути”.

разбирая вопрос об “обрыве нити” и о причинах этого “обрыва”, — в обоих случаях мы приходим к одному выводу, к выводу о великом значении той исторической задачи “дифференцированного от жизни труда”, которая выдвигается переживаемой нами эпохой, к выводу о всеобъемлющем значении идеи этого класса.