Переходя к самой теории рынков, г. Струве замечает, что гг. В. В. и Н. —он путаются в порочном круге: дня развития капитализма нужен рост рынка, а капитализм разоряет население. Автор исправляет этот порочный круг своим мальтузианством крайне неудачно, относя причину разорения крестьянства не к капитализму, а к “росту населения”!! Ошибка указанных авторов совсем иная: капитализм не разоряет только, а разлагает крестьянство на буржуазию и пролетариат. Процесс этот не сокращает внутренний рынок, а создает его: товарное хозяйство растет у обоих полюсов разлагающегося крестьянства, и у “пролетарского”, вынужденного продавать “свободный труд”, и у буржуазного, поднимающего технику своего хозяйства (машины, инвентарь, удобрения и т. д. Ср. “Прогрессивные течения в крестьянском хозяйстве” г. В. В.) и развивающего потребности. Несмотря на то, что такое понимание процесса непосредственно основано на теории Маркса о соотношении индустриального и земледельческого капитализма, г. Струве игнорирует его, — может быть, оттого, что введен в заблуждение “теорией рынков” г-на В. В. Этот последний, опираясь якобы на Маркса, преподнес российской публике “теорию”, будто бы в капиталистическом развитом обществе неизбежен “излишек товаров”; внутренний рынок не может быть достаточным, необходим внешний. “Эта теория верна (?!), — заявляет г. Струве, — поскольку она констатирует тот факт, что прибавочная стоимость не может быть реализована в потреблении ни капиталистов, ни рабочих, а предполагает потребление 3-х лиц” (251). С заявлением этим нет никакой возможности согласиться. “Теория” г-на В. В. (если можно тут говорить о теории) состоит просто в игнорировании того различия личного и производительного потребления, различия средств производства и предметов потребления, без которого (различия) невозможно уяснение воспроизводства всего общественного капитала в капиталистическом обществе. Маркс показал это со всею подробностью во II томе “Капитала” (третий отдел: “Воспроизводство и обращение всего общественного капитала”) и отметил рельефно и в I, критикуя то положение классической политической экономии, по которому накопление капитала состоит в превращении сверхстоимости в заработную плату только, а не в постоянный капитал (средства производства) плюс заработная плата. Для подтверждения такой характеристики теории г. В. В. ограничимся двумя цитатами из указанных г-ном Струве статей.

“Каждый рабочий, — говорит г. В. В. в статье “Излишек снабжения рынка товарами”, — производит больше, чем он потребляет, и все эти излишки скопляются в немногих руках; владельцы этих излишков потребляют их сами, для чего обменивают их внутри страны и за границей на разнообразные продукты необходимости и комфорта; но сколько бы они ни пили, ни ели и ни плясали (sic!!) — всей прибавочной стоимости им не извести” (“Отечественные Записки”, 1883 г., № 5, стр. 14), и “для большей наглядности” автор “рассматривает главнейшие траты” капиталиста, вроде обедов, поездок и т. д. Еще рельефнее в статье “Милитаризм и капитализм”: “Ахиллесова пята капиталистической организации промышленности заключается в невозможности для предпринимателей потребить весь свой доход” (“Русская Мысль”, 1889 г., № 9, стр. 80). “Ротшильд не сумеет потребить всего приращения своего дохода... просто потому, что это приращение... представляет такую значительную массу предметов потребления, что Ротшильд, все прихоти которого и без того исполняются, решительно затруднился бы” и т. д.

Все эти рассуждения, как видите, основаны на том наивном мнении, будто капиталист имеет целью личное потребление, а не накопление сверхстоимости, — на той ошибке, будто общественный продукт распадается на v + m (переменный капитал плюс сверхстоимость), как учил А. Смит и вся политическая экономия до Маркса, а не на с + v + m (постоянный капитал, средства производства, и затем уже заработная плата и сверхстоимость), как показал Маркс. Раз исправлены эти ошибки и принято во внимание то обстоятельство, что в капиталистическом обществе громадную и все растущую роль играют средства производства (та часть общественных продуктов, которая идет не на личное, а на производительное потребление, на потребление не людей, а капитала), рушится совершенно и вся пресловутая “теория”. Маркс доказал во II томе, что вполне мыслимо капиталистическое производство без внешних рынков, с растущим накоплением богатства и без всяких “третьих лиц”, привлечение которых 1-ном Струве в высшей степени неудачно. Рассуждение г. Струве об этом предмете тем более вызывает недоумение, что сам же он указывает на преобладающее значение для России внутреннего рынка и ловит г. В. В. на “программе развития русского капитализма”, опирающегося на “крепкое крестьянство”. Процесс образования этого “крепкого” (сиречь буржуазного) крестьянства, идущий в настоящее время в нашей деревне, прямо показывает нам зарождение капитала, пролетаризирование производителя и рост внутреннего рынка: “распространение улучшенных орудий”, например, означает именно накопление капитала на счет средств производства. По этому вопросу особенно необходимо было бы вместо изложения “возможностей” дать изложение и объяснение того действительного процесса, который выражается в создании внутреннего рынка для русского капитализма^*.

Заканчивая этим разбор теоретической части книги г. Струве, мы можем теперь попытаться дать общую, сводную, так сказать, характеристику основных приемов его рассуждений и подойти, таким образом, к разрешению вопросов, выставленных в начале: “что именно в этой книге может быть отнесено на счет марксизма?”, “какие положения доктрины (марксизма) автор отвергает, пополняет или поправляет, и что в этих случаях получается?”

Основная черта рассуждений автора, отмеченная с самого начала, это его узкий объективизм, ограничивающийся доказательством неизбежности и необходимости процесса и не стремящийся вскрывать в каждой конкретной стадии этого процесса присущую ему форму классового антагонизма, — объективизм, характеризующий процесс вообще, а не те антагонистические классы в отдельности, из борьбы которых складывается процесс.

Мы вполне понимаем, что для такого ограничения своих “заметок” одной “объективной” и притом наиболее общей частью у автора были свои основания: во-первых, желая противопоставить народникам основы враждебных воззрений, он излагал одни principia ^**, предоставляя развитие и более конкретное их выяснение дальнейшему развитию полемики, во-вторых, мы в I главе старались показать, что все отличие народничества от марксизма состоит в характере критики русского капитализма, в ином объяснении его, — откуда, естественно, и проистекает то, что марксисты ограничиваются иногда одними общими “объективными” положениями, напирают исключительно на то, что отличает наше понимание (общеизвестных фактов) от понимания народнического.

Но у г. Струве, кажется нам, дело зашло уже слишком далеко в этом отношении. Абстрактность изложения давала часто положения, не могущие не вызвать недоразумений; постановка вопроса не отличалась от ходячих, царящих в нашей литературе приемов рассуждать по-профессорски, сверху — о путях и судьбах отечества, а не об отдельных классах, идущих таким-то и таким-то путем; чем конкретнее становились рассуждения автора, тем более становилось невозможным разъяснить principia марксизма, оставаясь на высоте общих абстрактных положений, тем необходимее было давать определенные указания на такое-то положение таких-то классов русского общества, на такое-то соотношение разных форм Plusmacherei к интересам производителей.

Поэтому и казалась нам не совсем неуместной попытка дополнить и пояснить положение автора, проследить шаг за шагом его изложение, чтобы

Что касается до прямых отступлений г. Струве от марксизма — по вопросам о государстве, о перенаселении, о внутреннем рынке, — то об них достаточно было уже говорено.