Семен Подъячев
Семён Павлович Подъячев — крестьянин Московской губернии, Дмитровского
уезда. Ему теперь седьмой десяток лет, он живёт в деревне обычной мужицкой
жизнью, которая так просто и страшно описана в его книгах. У него огородный
надел земли, которую он сам обрабатывает, плохонькая избёнка, малограмотная
жена — всё, как следует у настоящего мужика.
В 1902 году в "Русском богатстве" были напечатаны очерки "Мытарства (В
работном доме)", подписанные новым именем — Семён Подъячев. Либеральная
печать, рассматривая эти очерки как материал "обличительный", подняла шум,
обрушилась на "отцов города" Москвы с упрёками по поводу порядков в
"работном доме", что вызвало ревизию этого учреждения. Эти правдивые очерки
принесли немало похвал автору, — хвалили его за уменье просто и бесстрашно
писать жестокую правду.
Очень хорошо помню, что первое чтение этих новых очерков вызвало у
меня впечатление не лестное для автора: так писали и пишут многие. Но отдел
беллетристики "Русского богатства" редактировал В.Г.Короленко, его оценкам
я верил, а очерки Подъячева были напечатаны "на первом месте", — этим
редакторы подчеркивали значительность произведения, предлагаемого читателю.
Прочитав очерки ещё раз, я уловил в тоне рассказа Подъячева нечто
напоминающее мне "Нравы московских закоулков" Воронова и Левитова —
писателей, которым были чужды сентиментализм и слащавость
народопоклонников. А кроме этого, почуялось и ещё что-то от самого
Подъячева, что-то почти неуловимое, но своеобразное.
Следя за его дальнейшими рассказами, я понял, что пишет их человек
"простой", но чуткой души, горестно недоумевающий перед жизнью. Семён
Подъячев рассказывал о деревне подлинно русским языком Московской области,
не стараясь приукрашивать его чужими словами; рассказывал задумчиво, не
громко и всегда как бы в тоне вопросов: "Разве это всё можно считать
человеческой жизнью? Разве такими должны быть люди? Но разве в этих
условиях могут они быть иными?"
Я тогда ещё не знал, что он "мужик", живёт в деревне, "крестьянствуя",
что он очень беден, а однодеревенцы не любят его и смеются над ним за то,
что он "пишет". В тихом тоне его рассказов я слышал странную беспощадность,
в которой однако не чувствовалось жестокосердия. Рассказывая, как честный
свидетель, он не берёт на себя роль судьи, но он суровее судьи в упрямой
твёрдости, с которой изображает людей так, как видит и чувствует их. Он
знает их, как мозоли на своей ладони труженика, как боль своих мускулов.
Подъячев написал и издал немало книг своих рассказов, продолжая жить
так мучительно, как это изображено им во множестве произведений.
Малограмотной жене, замученной работой, частыми родами, вознёю с детьми,
чужд и непонятен муж, который по ночам, согнувшись в три погибели над
столом, всё что-то пишет при тусклом свете керосиновой двадцатикопеечной
лампы. Мужикам-однодоревенцам тоже непонятен и подозрителен этот человек,
который и говорит и думает не так, как привыкли они. Впрочем, нет
надобности рассказывать о жизни С.Подъячева, — он сам достаточно
красноречиво говорит о ней.
Но вот какие мысли возбуждают его рассказы: лет пятьдесят почти все
русские писатели усиленно и чувствительно изображали русского мужика как
существо особого типа, которое прежде всего жаждет "божьей правды", а затем
земли. Писали как о пьянице "с горя и с радости", о драчуне, для которого
убить человека — пустое дело, а также как о "богоносце", призванном спасти
мир неисчерпаемой силой веры в торжество правды. Жизнь деревни писатели
рисовали мягкими, светлыми красками, искренно и громко восхищаясь простотою
деревенского быта; указывали, что в этой простоте таится великая мудрость,
что из деревни снизойдёт на город ясный свет истины. Говорили даже о
"святости" деревенской жизни, указывая, что там надо учиться жить грешным и
беспокойным людям, которые создали шумную, сложную, суетливую, распутную
жизнь города и погибают, мучаются в ней, как в грязном аду. Многие
восхищались способностью мужика "терпеть", — терпеливый человек весьма
полезен для людей, одержимых нетерпеливой жаждой спокойной жизни.
Особенно восхвалял мудрость деревенской жизни и детски ясную простоту
мужицкой души великий Л.Н.Толстой; подражая его убедительному голосу, так
же говорили ещё многие, например, Эртель и другие, менее значительные
писатели смешанного толстовско-народнического направления; они убеждали
читателя в правильности своих взглядов на деревню не качеством сладчайших
рассказов о ней, а количеством их; для этой группы писателей деревня была
идолом, которому они искренно и непрерывно служили торжественную литургию
умиления, восхищения и сострадания.
В этом хоре славословий тонула даже предостерегающая речь
великолепного наблюдателя деревенской жизни и великого умника Глеба
Успенского; но всё-таки, благодаря его влиянию, а также силе идей
социал-демократии, отношение к мужику и деревне постепенно изменяется,
переходя в начале девяностых годов в более критическое и вдумчивое
отношение. Это отношение было встречено публикой и журналистикой не очень
приветливо, ибо трудно поколебать устойчивость привычных взглядов и
настроений идолопоклоннических.
В художественной литературе первый сказал о мужике новое и веское
слово В.Г.Короленко в рассказе "Река играет", затем А.П.Чехов написал один
за другим три замечательных рассказа: "Мужики", "Новая дача" и "В овраге",
— его рассказы были приняты народнически верующей публикой враждебно, как
хула на мужиков. Но вслед за Чеховым ещё более определённо отрицательно
начал писать о деревне И.А.Бунин; его отношение к ней и к мужику особенно
сурово в рассказах "Ночной разговор", "Сто восемь", "Захар Воробьёв" и в
большой повести "Деревня".
Всего красноречивее и убедительнее в пользу правдивости и верности
наблюдений Бунина и Чехова над жизнью деревни говорит сама деревня устами
писателей-мужиков: подмосковного мужика Семёна Павловича Подъячева и
орловского — Ивана Егоровича Вольнова, в книге которого "Юность" деревня
окрашена ещё более мрачными красками, чем краски Бунина и Чехова.
Подъячеву и Вольнову надо верить: они сами деревенские люди, оба живут
жизнью деревни и не могут не знать, не чувствовать её.
Тут возникает вопрос: почему же писатели-мужики так резко разошлись с
Л.Н.Толстым и народниками в оценке деревни?
Несомненно, в деревне много грустной поэзии, она и увлекает нас по
пути к ошибкам чувствительности, но неизмеримо значительнее и по существу и
по объему проза деревни, её всё ещё животно-эпическая проза. Деревенские
идиллии, которые так восхищали и умиляли "народников" всех толков и
направлений, слишком мало заметны в сплошной драме будничной жизни
крестьянина.
Косность деревни может быть побеждена только крупной промышленностью.
Нужно создать чудовищное количество сельскохозяйственных машин, — только
они убедят мужика, что собственность - цепь, которой он скован, как зверь,
что она духовно не выгодна ему, что неразумный труд - не продуктивен и что
только дисциплинированный наукой, облагороженный искусством разум может
явиться честным вожаком по пути к свободе и счастью.
Беспощадно изображая слепоту и глухоту русской деревни, Подъячев
никогда не забывал, что пишет он о людях, хотя весьма "чёрненьких", но о
людях, из среды которых, несмотря на звериные условия её быта, всё чаще
являются Чаплыгины, Есенины, Клюевы, Иваны Вольновы и т.д.
Не помню, кто писал — и написано ли? — о том, как мужик любит и
ревнует, как он слагает песни от горя и печали своей жизни и вообще каков
он внутри самого себя. Насколько я помню, Семён Подъячев первый очень
просто и страшно показал в своём рассказе "Зло", как мужик ревнует жену.
Пробовал показать это А.Эртель (в рассказе "Две пары"), но, делая это лишь
для того, чтобы уличить господ в духовной импотенции, он пересластил
деревенского парня и девицу в такой мере, что получились не люди, а
тульские пряники.
Когда я познакомился с С.П.Подъячевым, я увидел в нём одного из тех
талантливых русских людей, которых я на путях моих встречал десятками.
Много талантливых русских людей, как известно, погибает в бессмысленной
каторге труда, в кабаках и трущобах, и немало среди них таких, которые
гибнут лишь потому, что им лень сделать усилие для того, чтобы
выкарабкаться из адовой жизни.
У Семёна Павловича Подъячева тоже были все условия для того, чтобы
погибнуть. Но он выдержал суровый экзамен на крупного и полезного стране
своей человека и рассказал нам о жизни деревенской много такого, чего
другие не могли рассказать. Его имя останется в истории русской литературы
как имя человека, изобразившего деревню во всей её жути, которая — надо
верить — скоро и навсегда издохнет. Читая его книги, современная молодёжь
не оглянется назад с тем сожалением, с каким старики шестидесятых —
семидесятых годов оглядывались на крепостное право, а старики наших дней
вспоминают житьишко до революции. Книги Подъячева возбуждают ненависть к
прошлому, а в прививке этой оздоровляющей ненависти нуждается гораздо
большее число людей деревни и города, чем думают оптимисты.
Семён Павлович Подъячев — русский писатель, правдивый и бесстрашный
друг людей; он вполне достоин, чтобы его читали вдумчиво и много.
И.В.Вольнов. Юность. Повесть. Изд. "Земля и фабрика" (ЗИФ), 1926 г. Цена 1
руб. 10 коп.
ПРИМЕЧАНИЯ
Впервые напечатано (в другом варианте) в виде редакционного
предисловия в книге С.Подъячева "Жизнь мужицкая", издание 3.Гржебина, 1923.
Статья неоднократно перерабатывалась автором. В Архиве А.М.Горького
хранится вариант статьи, повидимому, наиболее ранний. Рукопись
предположительно может быть датирована 1922 годом. Текст первой публикации
отличается от рукописного варианта, помимо многочисленных небольших
изменений, тем, что в него включена полностью и почти без изменений статья
М.Горького "Две культуры", напечатанная в журнале "Коммунистический
Интернационал", 1919, номер 2, 1 июня.
В дальнейшем предисловие подвергалось новой переработке, причём текст
статьи "Две культуры" был исключён, кроме двух абзацев, сохранившихся в
новом тексте. Эта редакция была опубликована за авторской подписью в виде
предисловия к первому тому полного собрания сочинений С.Подъячева, изд.
5-е, "ЗиФ", М.- Л. 1927. Под статьёй пометка М.Горького: "Неаполь
(Италия)".
В авторизованные сборники статья не включалась.
Печатается по тексту предисловия к пятому изданию собрания сочинений
С.Подъячева.
...очерки "Мытарства (В работном доме)".
- Имеются в виду "Мытарства (Очерки Московского работного дома)",
напечатанные в номерах 8 и 9 журнала "Русское богатство" за 1902 год.
..."Нравы московских закоулков" Воронова и Левитова...
- имеется в виду книга "Московские норы и трущобы. Собрали М.А.Воронов
и А.И.Левитов", тт.I и II, издание Н.Г.Овсянникова, СПб. 1866.