ВЛАДИМИР ЛЕТУЧИЙ
р. 1943, с. Сокрутовка Астраханской обл.

Строго говоря, будущий поэт родился не в Сокрутовке, а в блиндаже километров за сорок от этой деревни, где его появление на свет было зарегистрировано, в дни зимнего кошмара Сталинградской битвы и в непосредственной близости от нее. В 1967 году вместе с армейским отделением сидел в готовом ко взлету транспортном самолете, отправляющемся на помощь братскому Египту, на который накинулся кровожадный империалистический Израиль, – весь самолет оптом приняли в КПСС без кандидатского стажа (и без спросу). В результате несколько десятилетий Летучий проработал в Комитете по печати РСФСР, заведуя изданием... книжных закладок. Со второй половины 70-х годов всерьез занялся поэтическим переводом, преимущественно с немецкого; за перевод "Новых стихотворений" Рильке был удостоен Австрийской переводческой премии за 1995 год. Перевел также сказку Феликса Зальтена "Бемби" и три ее продолжения – "Пятнадцать зайцев", "Дети Бемби", "Белочка Перри". Перевел "Макса и Морица" Вильгельма Буша, а также множество голландских, немецких и австрийских поэтов от XVII до XX веков, издал "Полное собрание стихотворений" Георга Тракля (М., 2000) две книги Александера Лернет-Холлениа и многое другое.. В послеперестроечные годы, освободившись от бремени партбилета, стал переводить и печататься больше и лучше, чем прежде. 

ГЕОРГ РУДОЛЬФ ВЕКЕРЛИН
(1584-1653)

ПОПОЙКА

Меня расспрашивать впустую
Друзья, быть может, не резон?
Ну что вам нового скажу я
О том, как ныне враг силён?
        Прошу прощения, что снова
Пресёк вопросы на корню,
Иначе больше я ни слова
        Не пророню.

Что войны, грабежи и сечи,
Нужда и смерть? – Мир глуп и слеп.
Приятней говорить при встрече,
Про дичь, любовь, вино и хлеб.
        Вино, любовь нас возбуждают,
А хлеб нас делает сильней,
И муж в постели не скучает
        С женой своей.

Что долго слушать и трепаться;
Спиною, шляпой, головой
Пред королём своим склоняться;
Что долго спорить со стеной,
Иль речи весть благоговейно, 
        Коль унесет одна река
Что Габора, что Валленштейна –
        Тоска, тоска!

А посему долой печали,
К тому же стол накрыт давно,
Дабы во всей красе предстали
И хлеб, и мясо, и вино.
        Сидящий первым – начинает!
Приступим! Кто проворней? Ну?
Налей! Жена пускай стращает,
        А я начну.

Хо! Румлер, Томан, Зеринг, Ламе –
Друзья, мы вместе пьём сейчас,
Вы не метёте стол усами,
И зло и кривда не про вас.
И ложный блеск вас не обманет,
        И жёнам не грозит обман,
Когда вас на рыбалку тянет . . .
        Нет, я не пьян.

Не тычь ребром оленьим в ухо,
Ты мне, дружище, нож подай;
Швейцарец, если в горле сухо,
Тогда, швейцарец-друг, дерзай: 
Вперёд, солдаты, в бой смелее,
        Отвагу в нас не побороть,
Нас ждут горячие трофеи –
        И кровь, и плоть.

Громи врага, исполнясь прыти,
Скача аллюром и быстрей;
Вперёд! – и зря не берегите
Ни головы, ни шенкелей;
Бей, рассекай и рви зубами,
        В жестокой битве поспевай,
А я вас вдохновлю словами:
        Хо! Наливай!

Вгрызаясь, режа и ломая,
Врага разносим – бойся нас,
Бок поросячий запиваю,
Сую телёнку вилку в глаз;
Ну как с соседкой не обняться,
        Для женщины особый смак
Кричать, царапаться, кусаться, –
        Да, это так.

Как воинство под Ла Рошелью,
Как под Штральзундом в прошлый раз
Крушила стены, нашей целью –
Великой – станут сей же час
Паштеты, что нас ждать устали, –
        Из дичи! – славная еда!
Но и она падёт, как пали
        Те города.

Ну, кто сметёт сей злачный ворох?
Ха-ха! Я ранен, прямо в пасть,
Из перца и из соли порох,
Хо-хо! Во рту пылает страсть.
Ах, участь и у вас такая,
        Но жар во рту гасить не смей,
Пей, друг мой, не перепивая, –
        Итак, налей!

Добыть победу с кубком проще,
Кто, выпив, глотку зря не драл;
Не дать ли выпить старой тёще?
Уф, я, похоже, перебрал.
Эй, сыр несите, рыбу в тесте;
        Целуй и дай шепнуть в ушко;
Друзья, споёмте песню вместе –
        Хем-хоша-хо!

Не видят швабы дальше носа,
В Тюрингии разбой и блуд,
И вместо кренделей колёса
Швейцарцы с круглым сыром жрут:
За наших женщин! . . За страдалиц! . . .
        Споём все вместе . . . ты и я . . . 
Тюрингец, шваб, француз, швейцарец . . .
        Целуй меня.

Швейцарцы в гвардию рядятся,
Шваб ест печёнку с чесноком,
Савойцы шлюхами гордятся,
Тюрингцы – пивом и вином.
За наших женщин! . . За страдалиц! . . .
        Под бодрый звон искристых струй . . .
Пой, прыгай, пей . . . Пока не старец,
        Меня целуй.

Наполним кубок самый главный,
О, други, вам пою хвалу,
Пусть каждый в сей когорте славной
Его осушит по числу
Букв в милом имени на шпаге;
        Хо-хо, благая цель ясна:
Пью девять раз, – содвинем стяги
        И пьём до дна.

Ну где набраться так смогли бы?
Три, пять, шесть, семь и десять раз?
Сие – сыр, ветчина иль рыба?
На чьей лошадке я сейчас
Потею? Эй, неси бутылки!
        Итак, герр Грей . . .герр Гро . . .Гро . . . Гролл.
Бельё тотчас неси для стирки . . .
        С ума сошёл!

Хо! Ройтер или Мукен? На-коть! 
Трах-трах, где сыр, я не пойму;
Балакать, крякать, брякать, шмякать;
Же – задница, а почему?
Целуй! Иль не отмоешь губы?
        Каналья, кто перечит нам.
Хай-хо! Как вылетают зубы! . .
        Бам-биди-бам.

Пригнись, ругайся, о, морское
Чудовище шипит, свистит,
Дождь, гром и молния, – и воя
Всё войско плещет и бурлит.
Хо! Ха! Вали слона скорее,
        А там кто – аисты? Нет, – вши!
Иди, целуй меня нежнее
        И свет туши.

Едва ли хочет кто добавки,
Как овцы, кроткие вполне,
На землю валятся, под лавки,
Дабы забыться в райском сне.
Ну а пока для сновиденья 
        Умолк четвёрки дружный хор,
Описывал сие сраженье
        Их Филодор.

ИОГАНН ХРИСТИАН ГЮНТЕР
(1695–1723)

СТУДЕНЧЕСКАЯ ПЕСНЯ

Укрась чело венком и пей!
Я жизнью дорожу моей,
Средь роз и мирт живу в сём мире.
Амур, скорей свой лук отбрось
И обслужи меня в трактире,
Дабы скучать мне не пришлось!

Неси мне кофию скорее
И от забот всех панацею –
Златой напиток вдохновенья,
Где столь жемчужины легки,
Нет в мире лучше украшенья,
Чем сие чудо – пузырьки.

Не вечно время у меня,
И скоро пылью стану я;
Что там взволнует и заденет?
Мы улетучимся как сон.
Ах, мудрый жизнь не всуе ценит,
Наставник мой – Анакреон.

Срывай цветы и пей вино,
В стаканах да звенит оно,
Я пьян, в постель меня ведите!
Недолог срок земных услад!
Брюнетка где? Ко мне зовите! –
Уж день склонился на закат!

ФРИДРИХ ГОТЛИБ КЛОПШТОК
(1724–1803)

РЕЙНСКОЕ ВИНО

О ты, преславный отпрыск лозы златой, 
Лишь друга кличешь ты посидеть в тени,
        И мы втроём седую древность
                Славим, о ты, благородный старец!

Уже пылаешь огненным соком ты
На побережьях, где тебя Рейн растил
        И остужал пыл горных склонов
                Зеленоватой своей водою.

Чреда столетий тянется за тобой,
И заслужил ты, дабы высокий дух
        В тебе все сразу узнавали
                И добродетельный нрав Катона.

Учитель школьный знает про всех зверей,
Про все растенья. Право, не сведущ так
        Поэт; но женственной душою
                Песни своей он пьянит сильнее

Вина и трелей нежного соловья,
Когда хмелеет сам от рулад своих,
        Не ведая, о чём он будет
                Петь, когда песня, ликуя, грянет.

Рейнвейн, всех прочих вин благородней ты,
И по заслугам, ибо немецкий дух –
        В тебе! Ты пылок без горячки,
                Стоек, не пенишься ты впустую.

Бальзам, душистый, словно береговой
Цветок в вечернем воздухе, ты пьянишь,
        И, упиваясь ароматом,
                Даже торговец идёт, качаясь!

Закроем двери, друг мой! Чтоб аромат
Зря не развеять; умный же человек 
        Подсядет к нам, и за беседой
                Нашей советницей станет мудрость.

Настал блаженный час. И научный спор,
И ясность мысли с предками нас роднит!
        Но не забудем о заботах!
                И коль заботы тебя изводят,

То разделю их! А если умер друг,
С тобой поплачу. “Горе: да, умер он!
        Вот: говорил – и смолк! И больше
                Я не услышу его, он мёртвый!”

Из всех несчастий здесь на земле, когда
У человека жизнь отнимают, ты –
        Смерть друга, горше всех, когда бы
                Ты не была, любимая, смертной!

Но коль другие, юноша, увлекли 
Тебя заботы, и не запел ещё,
        Как барды на лугу цветущем,
                И не вознёсся велеречиво, –

Тогда поведай! И жажда чести, друг, 
Да обратится в мудрость. Скажи, зачем
        К тому, что низменно, стремиться,
                Думая, что обретёшь бессмертье?

Не счесть похвальных дел. Так дерзай! – и мир
О них узнает. Но благородней ты,
        О добродетель! Пусть бессмертен 
                Чей-то шедевр, добродетель – редкость!

Лишь добродетель платой могла бы стать 
За дар бессмертья. Ну, так вздохни и пей!
        И вспомним о великих людях,
                Прежде чем утро пахнёт прохладой.

СТЕФАН ГЕОРГЕ
(1868-1933)

* * *
Учитесь расточать и не скупиться ·
Как после изнурительнейшей суши
На травы пересохшие и души
Всей благодатию дождя излиться !

Представьте урожай – как занимались
Ростки как всходят звезды над лугами
Как чуден зной и мрак и как вы сами
– Насколько суждено вам – наслаждались !

Не мните что с ума сошёл дарящий
Что в мыслях пережить вы всё успели
И поцелуи спутать не сумели –
Приснившийся во сне и настоящий .

РАДОСТИ СПЕЛОГО ЛЕТА

О гордость содроганья щедрость звона
Отяжелённой спелости земли . .
Последние слова – и умилённо
Дни полного покоя потекли .

Склонились над фруктовыми садами
Где пурпур растворился в желтизне ·
И поднялись над дальними холмами
Где грёзы бродят в молодом вине .

Друг к другу мы приблизиться не смели
Когда наклонный луч упал на нас ·
И что нас единило – не умели
Мы высказать в неповторимый час .

И то что в душах зрело в ожиданье
Стремилось в фиолетовую высь :
Видения и страстные желанья
В тот вечер в нас невидимо зажглись .

ГОТФРИД БЕНН
(1886-1956)

АХЕРОНТ

Сон о тебе! Ты, мертвая, ты шла,
прибившаяся к образам бродячим,
расплывчатым, как зыблемая мгла, –
я тщетно звал тебя с беззвучным плачем.

Толпа текла, насильственно клубясь,
глазами отуманенными пялясь,
и веки даже у детей слипались,
и, в складки втертая, белела мазь.

Двух мальчиков вела ты – не моих,
не наших, нет, ведь я ни с чем остался,
и дабы я не вовсе потерялся,
свой профиль показала ты на миг,

нет, алебастровая и когда-то
Диана, ты, вне случая и вне
пространства, меркла в шествии разврата
и лжи, – и ты страдала в этом сне.

ЭРИХ КЕСТНЕР
(1899-1974)

ВЕСНА ОТКЛАДЫВАЕТ ПРЕМЬЕРУ

Театр внизу, и наверху, и выше:
от репетиций солнца тают крыши.
Уже премьеры срок определен.
Увы, болтают, что отсрочен он,
и ветер даже посрывал афиши.

Кусты в слезах – недобрые приметы,
и так никем статисты не пригреты.
Но солнцу, говорят, не до земли,
и пьесу о весне перенесли.
Ну, а куда теперь девать билеты?

Но скрипки, как всегда, неугомонны,
фиалки репетируют поклоны.
И только солнце тянет канитель
и ставит пьесу старую "Апрель",
и скучно всем, и есть на то резоны.

К премьере, наперед за три недели,
в горошек платья дамы сшить успели.
А толстяки, от счастья просияв,
сложили теплые жилеты в шкаф
и с насморком лежат теперь в постели.

Как рано началось в сердцах броженье!
Пошли дожди, сердца в оцепененье,
без зонтиков страдают от простуд.
Как дети, заблудились – в пору тут,
как пуговицу, потерять терпенье.

Спокоен я. Не глядя на запреты,
Весна придет. И я не ною: – Где ты? –
Весна отложена. Не плачь, душа.
Была бы постановка хороша!
И главное – действительны билеты.

ВОЛЬФГАНГ БЕХЛЕР
(р. 1925)

КОЛЛЕКТИВНЫЕ СНОВИДЕНИЯ

Чужие кормилицы кормят нас молоком
голодных ночей, и с бухты-барахты,
на зеленом пламени верхом,
мы падаем в засыпанные грохотом шахты.

Нам на шеи кентавры набрасывают лассо
страха, и в бездну провала,
загнанные буйволами Пикассо
и спасаемые ангелами Шагала,

мы несемся беззвучно, как тени,
в красной и голубой круговерти.
В осадок наших сновидений
просачивается краска смерти.