![]() ![]() ![]() |
![]() ![]() Специальный проект: «Журнальный зал» в «Русском Журнале» |
|||||||||||||||
Последнее обновление: 19.07.2005 / 18:53 | Обратная связь: zhz@russ.ru | |||||||||||||||
| ||||||||||||||||
![]() |
Новые поступления | ![]() |
![]() |
Афиша | ![]() |
![]() |
Авторы | ![]() |
![]() |
Обозрения | ![]() |
![]() |
О проекте | ![]() |
![]()
![]() | ![]() Опубликовано в журнале:
«Иностранная литература» 2005, №4 | ![]() | ![]() Письма Пауля Целана Перевод с немецкого и французского
Перевод:
Татьяна Баскакова
|
Пауль Целан - Жизели Лестранж[1]
[Париж], понедельник [7.1.1952], десять часов
Майя, любовь моя, хочу тебе сказать, как я желаю, чтобы все это оставалось, чтобы мы оставалось, чтобы мы оставалось всегда.
Видишь ли, у меня впечатление, что, когда я иду к тебе, я покидаю какой-то мир, слышу, как двери хлопают за моей спиной[2], двери и двери - их ведь так много, дверей этого мира, состоящего из недоразумений, ложных очевидностей, издевок. Может быть, для меня остаются и еще какие-то двери, может, я еще не пересек все пространство, на которое наброшена эта сеть сбивающих с пути знаков, - но я иду, слышишь, я приближаюсь, ритм - я чувствую - ускоряется, обманки одна за другой гаснут, лживые рты, закрываясь, перестают пускать слюни - нет больше никаких слов, никаких шорохов, ничего, что бы сопровождало мои шаги -
Я буду здесь, рядом с тобой, через мгновение, через одну секунду, с которой начнется настоящее время,
Пауль
Пауль Целан - Ханне и Герману Ленцам[3]
Воскресенье [Париж, 11.4.1954]
Дорогие мои, друзья мои!
Итак, я снова дома - вернее, не дома, а здесь, в Париже, просто здесь, здесь, где я теперь привык жить. В целости и сохранности прибыл я сюда: поговорка о последнем желании осужденного оправдала себя, оказала благотворное воздействие, и ничего дурного со мной не приключилось: Темное, Наитемнейшее (очень часто включающее в себя и то, что мы думаем) может быть «снято» только посредством Темного же, Темного в превосходной степени. Однако довольно об этом: вы меня понимаете, а потому ограничимся полунамеками.
Я много рассказывал о вас Жизели, моей жене, я думаю о вас и вашем доме, который раскрылся передо мной - гостеприимно, как ни один дом прежде. Еще только раз, один раз хочется мне повторить это раз и навсегда: со мной очень редко случалось, чтобы мои надежды оправдывались в такой мере, как это получилось, когда я гостил у вас. Я буду вам благодарен до конца жизни.
В спешке и из-за излишнего возбуждения я забыл подарить вам мои неопубликованные стихи; теперь им надлежит последовать за этими строками, точнее - надлежит их сопровождать.
Я все еще слегка опьянен, одурманен, отуманен всеми этими встречами и разговорами, а также словами, внушенными мне только что пережитым мгновением; еще не совсем остыл мой внутренний пыл, воспламенявший эти слова, а потому не решаюсь пока благодарить вас за тишину и безмолвие, которыми вы со мной поделились. Но опьянение скоро пройдет, я чувствую; так позвольте же мне и впредь делить с вами тишину и безмолвие, позвольте думать о вас, когда мои дни обезлюдеют!
Пауль
Пауль Целан - Герману Ленцу
Париж, 12 июля 1955 г.
Дорогой Герман,
прежде всего хочу сообщить тебе, с благодарностью за твои добрые слова: у нас теперь есть сын Эрик, родившийся 6 июня недоношенным. Мы только успели выехать в сельскую местность - Жизель после всех этих переменчивых, волнующих весенних недель нуждалась в длительном отдыхе, - только собрались было сменить свой парижский образ жизни на сельский бессобытийный, как наш сын, на целых два месяца раньше, чем было предусмотрено, вдруг начал заявлять о себе, сперва довольно невнятно, но вскоре весьма решительно и безо всякой оглядки на то, что доктору из соседнего местечка понадобится не меньше трех часов, чтобы добраться до его мамочки. Когда же доктор наконец объявился, было самое время отправляться в Париж, правда, осуществить это оказалось непросто, потому что сперва нам пришлось искать машину. Наконец машину нашли, и мы со всей скоростью, какая приличествует нашему столетию, помчались в Париж, куда, по счастью, успели как нельзя вовремя: четверть часа спустя разразилась сильная гроза.
Итак, наш сын родился без десяти одиннадцать при очень тревожных обстоятельствах и вовсе не тяжеловесом, но тем не менее с твердым намерением помериться силами с этим миром. Позволь мне теперь перескочить через наши начальные волнения и просто сказать, что за истекший период Эрик добился замечательных результатов и что в пятницу, то есть уже через три дня, мы будем иметь честь поселить его у себя. У себя - в квартире матери Жизели, точнее, в двух комнатках этой квартиры на ул. Монтевидео, 29, Париж, 16-й округ. Как замечательно, что именно теперь вы оба собрались в Париж! До 7 августа мы планируем оставаться в городе, а потом опять отправимся «на природу», в Рошфор-ан-Ивлин, это на полпути между Парижем и Шартром. Я конечно приеду в Париж, как только узнаю, что вы уже здесь, но было бы очень неплохо, если бы и вы сумели нас навестить: дом, где мы намереваемся жить - он принадлежит матери Жизели, - когда-то был мельницей: мельничный ручей, или Fluder, все еще наличествует, а вот «скрип-скрип» мельничного колеса вам придется домысливать самим; дом расположен у проселочной дороги, ведущей через лес Рамбуйе, а по соседству в деревне имеется очень красивая романская церковь: для любителей старины - как раз то, что надо. И - lastnotleast[4] - в этом доме будут обитать ваши неизменно думающие о вас (что подтверждается их леностью по части написания писем) друзья.
Дорогой Герман, публикации, запоздавшей публикации моей книги, предшествовала весьма неприятная переписка с издательством «ДЕФА», так что, когда наконец книга была готова, я почувствовал, что и сам «готов». (Письмо, которое я тебе тогда написал, по сей день лежит в ящике моего стола; я не отправил его единственно потому, что не хотел обременять тебя заботами, с которыми сам я умею справляться только одним способом - безропотно с ними смиряясь.)
Меня очень позабавил твой рассказ о том, как вы беседовали с Томасом Манном: в подобных ситуациях всегда нелишне вспомнить, что и у тебя есть собственный опыт общения с Румпельштильцхеном[5], причем приобретенный отнюдь не вчера.
Уже сейчас, имея в виду, что вскоре увижу вас, займусь раздобыванием проездных билетов и тому подобного, дабы ты потом мог с чистой совестью поведать высокочтимым господам в Бонне, как их великодушные дары помогают поэтам создавать остальное...[6]
Так что, приезжайте скорее, а пока примите
самые сердечные пожелания
от
вашего Пауля
(Далее см. бумажную версию)
[1] Жизель Лестранж (1927-1991) – французская художница-график, в ноябре 1951 г. в Париже познакомилась с Паулем Целаном и в 1952 г. стала его женой. Стихотворные сборники Целана «Кристалл дыхания» (1965) и «Черная мзда» (1969) были проиллюстрированы офортами Жизели Целан-Лестранж. Это письмо – первое из писем Целана к Жизели. Все они написаны по-французски. (Здесь и далее - прим. перев.)
[2] Образ хлопающих дверей возникнет потом в стихотворении Целана «Надгробье Франсуа», посвященном умершему в 1953 г. (прожившему всего одни сутки) первому сыну Пауля и Жизели, а в стихотворении «Когда ты в постели» из сборника «Поворот дыхания» (1967) упоминаются «двери Вчера и Завтра».
[3] Герман Ленц (1913-1998) – немецкий писатель, автор романов «Тихий дом» (1947), «Русская радуга» (1959) и др. Пауль Целан познакомился и подружился с ним и его женой Ханной Ленц (р. 1915) в 1954 г. во время своей первой поездки в Германию. Переписка Целана и Ленцев продолжалась с 1954-го до 1962 г.
[4] Последнее, но не самое малозначимое (англ.).
[5] Румпельштильцхен – гном, герой немецких сказок.
[6] Намек на стихотворение Гёльдерлина «Воспоминание», которое заканчивается так:
…В море взоры
Устремите свои. Оно отнимает
И возвращает память, любовь дарует.
Все остальное создадут поэты.
Перевод Г. Ратгауза
![]() ![]() |
|
|