| |
Арман Лану (род. в 1913) -
известный писатель, автор романов, рассказов, эссе, среди которых
трилогия "Безумная Грета" (1956 - 1963), "Полька пушек" (1971),
"Красный петух" (1972), "Пасущий пчел" (1974), биографические книги
о Золя и Мопассане.
Смута в современной беллетристике достигла во Франции таких
размеров, что самое время обратиться к основам этого жанра. "В чем
суть?" - говаривал один славный воин. В переводе на наш язык: "Чему
служит роман?"
Существует ли занятие, на здравый взгляд более
глупое, более заносчивое и безумное, нежели это, состоящее в мнимом
отображении жизни живых существ, их окружения, их страстей, их
нищеты и надежд, неотвратимого хода их судьбы с единственно
возможным ее завершением - смертью, чье твердое слово последнее, - и
все это на известном количестве страниц, самым абстрактным из
способов - письменностью? Какой здравомыслящий человек поддастся
соблазну вложить большую часть своей жизни в такое сомнительное
предприятие? Я поддался и остался ни с чем. Недавно умер мой отец.
Дочь моя - слепая. Я воевал и не в силах забыть войну. Я был Цезарем
Борджия. Я был Мессалиной. Я мучил. Меня мучили. Я был Гобсеком. Я
был Вертером. Манон Леско - это я. Как такое бремя страстей,
принятое на себя писателем от всех, кто трепетал, страдал,
освобождался от мук, ликовал, может вместиться в буквенные знаки,
лишенные первородства, в письменную речь, где одно и то же слово
никогда не будет понято одинаково всеми людьми, фактически в
типографскую краску на бумаге? И едва ли еще не более важное, более
невыполнимое в жребии писать - это поиск возможностей сохранить в
мертвом времени печатных страниц живое движение жизни! Право же, ни
одно из человеческих деяний не таит в себе столько безумия, сколько
та маниакальная настойчивость, с какой пытается он воспроизводить
действительность (с тремя ее измерениями плюс время) на двухмерном
белом полотне бумаги.
Холодно глянуть на нас, так все мы - писатели, романисты,
поэты - напоминаем душевнобольных. Однако мы возобновляем все наши
бесконечные и на редкость суетные затеи из поколения в поколение.
Смена школ и мод - это всего лишь покрывало Майи, которое постоянно
обманывает нас, отвлекая от характера изначальной обреченности на
неуспех, заложенного в литературном занятии.
Итак, зачем
продолжать?
Почему обманутые, осмеянные, лишенные иллюзий,
отчаявшиеся, вздыхающие, как Пруст, трепещущие и разочарованные, как
Стендаль, кричащие о бессилии, как Флобер, продолжаем мы с
упрямством насекомого попытки воссоздать жизнь такими убогими
средствами?
Возможен только один ответ. Потому что иначе мы не
можем.
Человек не может существовать не только без самоосознания,
но и без самообозрения. Без образного о себе представления. Чтобы
жить, он должен видеть себя живущим. Необходимо, чтобы все его
печали, его слабости, его отчаянье и просчеты были воплощены.
Испытав в свой черед не менее глупый жребий чтения (существует ли
занятие, на здравый взгляд более глупое, более заносчивое...
состоящее в мнимом отображении... на известном количестве страниц...
- см. выше), он преодолевает абстрактную скудость письменного языка
и, в содружестве с романистом, пытается воссоздать средствами своего
созидательного воображения то, что писатель силился выложить на
бумагу. О да! Литература - это слепец и паралитик.
Но мы не можем не создавать романов. Как не можем мы и не
читать романов. Литературное произведение есть в конечном счете
наиболее прямое средство, каким располагает человек для
самоосмысления. Понадобилось бы прочесть пятьсот эссе о начале
девятнадцатого столетия, пересмотреть сотни картин, перелистать
тысячи газет, чтобы понять то, что "Человеческая комедия"
преподносит нам непосредственно. Живой синтез. Вот та главная
функция романа, настолько важная, что она сподвигает человека
вкладывать немалые усилия в непоправимо ущербное
предприятие.
Итак, совершенно очевидно, что труд романиста не
напрасен. Писатель оплачивает свой долг перед человеком, изображая
человека. В этом его назначение. Роман не исчезнет, пока нужда в
этом долге не отпадет.
Когда отступают от этих простых истин -
что нынче случается часто, - представление о романе как таковом
исчезает. Деяние важное, необходимое, несовершенное, роман ставит
перед нами прежде всего проблему содержания. С редкой извращенностью
большая часть критиков, которые должны бы были нам помогать, находит
вульгарным, вышедшим из моды, архаичным, "натуралистичным" (худшее
из ругательств) признание романистов первенства за содержанием перед
формой его изложения. Форма - дело частное, второстепенное,
произвольное.
Страсть к изысканному, самовлюбленный "аристократизм", эгоизм
happy end, старательное избегание народных нужд - только потому, что
они общие для всех, - ностальгия по башне из слоновой кости,
"хороший вкус" наконец, ставя необычность изложения выше нужды в
содержании, пытаются возвести в высший ранг роман без персонажей,
без характеров, без сюжета, без социальной основы.
Единичные
случаи такой практики не ведут ни к чему, кроме творческого
самоубийства. Ведь чем наполнен роман, то и есть сам роман. Если
тысячи людей узнают себя в нем, это и будет его достоинством. Сюжеты
и темы нашей эпохи (среди многих других) - это "маленькие дети века"
на заклании у ЧЕС (человечества, его самого), споры домохозяек с
кафкинским миром Социального Обеспечения, ребятишки, теряющиеся в
бездушных городах, война, которая более-менее забылась, свобода под
постоянной угрозой, любовь, которая - да выживет. Роман без
человеческой проблемы так же не ко времени сегодня, как партия в
первобытную игру китайцев - мажонг.
Скажем так: изображайте
человека средствами какой угодно формы - в стиле нового романа,
традиционного, лирико-романтического - неважно. Главное, чтобы
содержанию отдавалось должное и чтобы содержание это было
общечеловеческим. Иначе - вы торговцы наркотиком.
Роман не пустое
времяпрепровождение. Башня из слоновой кости невозможна в двадцатом
столетии, как не была она возможной и в девятнадцатом. Менее всего
ее можно ожидать и в двадцать первом. И уж еще того меньше - когда
неимоверно выросшее человечество (о котором ульи городских окраин
нас предупреждают) примет вид "зернистой икры из людских
голов".
Вольно или невольно, роман - это действие, а романист -
брат человечеству.
Перевел с
французского
В.Антонов
|
