В пьесе
"Сэйгандзи" рассказывается о монахе
Иппэне
,утверждавшем, что учение, коего проповедником он является, было передано
ему во сне богами Кумано. Увидев в Кумано вещий сон, в котором ему указано
было распространять шестьсот тысяч амулетов последнего перерождения,
он прежде всего устремляется в столицу и, встав перед могилой Идзуми
Сикибу в храме Сэйгандзи, возносит молитвы за упокой ее души. В Кумано
сложено немало легенд об этой Идзуми Сикибу. В одной из них рассказывается
о так называемом "поклоне издалека", она связана с местом, находящемся
неподалеку от главного святилища Кумано, по дороге к реке Тоцугава. То ли
заболела Идзуми Сикибу какой-то болезнью, посланной ей в наказание за
грехи, то ли просто подумала, что пришло ее месячное загрязнение, но
только стала она творить поклоны главному святилищу, отойдя от него на
некоторое расстояние.
Эта женщина сказала, что она Идзуми Сикибу. У нее была чистая белая
кожа. На груди просвечивали голубые жилки, и, когда он дотрагивался до ее
груди, ему казалось, что он дотрагивается прямо до этих жилок. Прижавшись
к мужчине и положив его руки себе на грудь, женщина спрашивала снова и
снова: "Неужели вы действительно пришли сюда из дальнего далека, миновав
столько гор?" Мужчина же молча теребил твердые, напрягшиеся соски. Для
него эта женщина была просто женщиной, не более. Он прижимался лицом к ее
телу. Он давно уже не был с женщиной. Да и вообще с людьми. Сюда, в горы
Кумано, он забрался, чтобы не видеть людей, чтобы укрыться от их взглядов.
Когда впереди показалась деревня, он свернул в сторону и, войдя под сень
криптомерий, пошел по тропе, проложенной между корнями. Звукам его шагов
вторили голоса цикад, их мерное стрекотанье волнами накатывало на него из
чащи. Внезапно он почувствовал, что ноги, тело, лицо - все его существо
растворяется в этом неумолчном звоне. Скоро криптомериевая роща кончилась,
и он опустился, привалившись спиной к стволу, совершенно не ощущая своего
тела', невесомый, словно испарения, поднимающиеся над иссушаемыми солнцем
травами. Его тело пылало. В глазах темнело, но он все смотрел и смотрел на
белую деревню вдали. Ему казалось, что он сидит, прислонившись к стволу,
на самом же деле он просто упал, не сумев удержаться на ногах. Не пытаясь
подняться, он прислушивался к стрекотанью цикад, невнятному, словно звон в
ушах. Здесь, у дерева, его и обнаружила девочка лет пяти или шести, с
головой, обвязанной куском материи.
•Что это с вами? - спросила она.
Сначала мужчина различил лишь неясный силуэт. Когда же он поднялся, ему
прежде всего бросились в глаза бинты, обвивавшие тельце девочки. Все ее
лицо было покрыто сыпью. Черты ее были довольно правильны, поэтому
желтоватая гнойная сыпь производила какое-то особенно нелепое, болезненное
впечатление. Взяв мужчину за руку, девочка привела его в эту хижину.
Сколько дней прошло с тех пор, он не знал. Рядом с ним все время была
женщина, которая говорила, что она Идзуми Сикибу. Она не отходила от него
ни на шаг. Мужчина спал, потом просыпался. До конца не очнувшись, он
позволял женщине палочками класть себе в рот то, что она для него варила,
потом снова погружался в сон, и тогда совершенно нагая женщина прижималась
к нему всем телом и вкладывала свои груди в его онемевшие руки. Она
настойчиво ласкала мужчину, и он, не в силах противостоять наслаждению,
которое испытывал, ощущая тяжесть женской плоти, чувствуя, как что-то
звериное вскипает в недрах его тела, постепенно заполняет его, в конце
концов окончательно превратился в зверя, познавшего вкус наслаждений. Ему
постоянно казалось, что внутри у него - звенящая пустота. Он потерял
власть над собственным телом. Потом женщина заботливо протирала его теплой
bndni. Каждый раз, когда она это делала, у него возникало чувство, будто
постепенно смывается грязь, прилипшая к коже и пропитанная запахом его
тела, а вслед за нею слой за слоем сдирается и сама кожа, которую эта
грязь защищала. Женщина говорила: "Вот какой вы у меня теперь чистый". Ее
голос отдавался в ушах, как ветер, шелестящий в кронах криптомерий.
Мужчина не знал, что это за деревня, не понимал, зачем он все это
делает. Но память подсказывала, что еще тогда, когда он брел по горной
тропе, ему не раз чудилось, будто женские руки протирают его тело, ласкают
его, добираясь до самых сокровенных уголков. Он думал, что, наверное, это
ему снится. Он не мог пошевелиться, словно его сковали железом. Там, в
горах, его будоражили запахи свежей листва, влажной земли; яркие цветы,
расцветшие на теле утесов, воспламеняли его воображение, и, представляя,
как, откинув полы нарядного женского кимоно, он властно врывается в
белизну женских ног и, навалившись яростным зверем, приводит в движение
чресла, он, не в силах сдержаться, доводил себя до семяизвержения. Таким
образом он мысленно изнасиловал многих деревенских женщин. Однажды он снял
комнату. Его хозяевами была супружеская чета, не очень молодая, но далеко
еще не старая. Вечером он изнасиловал одновременно и мужа и жену. Жену на
глазах у мужа, а, потом и бледного, Мелко дрожащего мужа на глазах у жены.
Женщин, которых он изнасиловал взглядом, в воображении, и сосчитать было
невозможно.
В стену хижины время от времени ударялись камни, снаружи доносились
звонкие детские голоса. Часто в дом вбегала та девочка с забинтованной
головой, устраивалась рядом с лежащим мужчиной и некоторое время сидела,
что-то напевая вполголоса, потом снова убегала. Слышно было, как она
присоединялись к играющим детям. Женщина и тогда не отходила от мужчины.
Приподняв, она усаживала его, и, прислушиваясь к детским голосам,
посмеивалась: "А ведь она вырастет красоткой, небось от парней отбоя не
будет. Верно?" - и заглядывала мужчине в глаза. Тело женщины источало
слабый аромат мускуса. Двери хижины были закрыты" но сквозь щели в стенах
пробивался дневной свет, выхватывая из полумрака окружающие предметы. Одна
часть хижины была с дощатым полом, другая - с земляным, там находился
небольшой очаг, в котором разводили огонь. У деревянной стены за спиной у
мужчины стояла огромная, явно не для женских рук, корзина, на нее был
наброшен принадлежащий мужчине белый наряд. "Сколько же дней, сколько
долгих дней бродил я между сном и явью" - подумал мужчина. Однажды,
ведомый девочкой, он пришёл в эту хижину на краю деревни, женщина омыла
его бессильно поникшее тело, обняла его, он вдохнул её запах и теперь не
помнил ничего, кроме её тепла и запаха. За стеной снова послышался громкий
плач, наверное, плакала та девочка с обезображенным сыпью лицом. "Чтобы
женщина вечно терпела насмешки и плакала из-за того, что тело ее в
струпьях? Погоди, придет черед плакать мужчинам",- низким глухим голосом
проговорила женщина, заглушая плач. Затем она встала, открыла прикрытую
платьем корзину и показала несколько листков с картинками Женщина сказала,
что ее занесло сюда из столицы. Это же она говорила и девочке. Подбросив в
очаг несколько щепок, женщина развела огонь. В дырявом котелке она
вскипятила какое-то снадобье и, смочив тряпку, принялась втирать его в
обнаженное тело ребенка. "Придет время, и мы уедем столицу. Тогда у тебя
будет совершенно чистая кожа и никто не будет швырять в тебя камнями" -
приговаривала она, развязывая бинт на голове девочки. Женщина втерла
снадобье и в голову, на которой, очевидно из-за сыпи, в некоторых местах
образовались проплешины. Затем женщина стала рассказывать девочке
"В старину, когда я жила в столице, там было двое знатных юношей,
прекрасных и даровитых. Звали их Накатада и
Судзуси. Когда кто-то из
них играл на кото, приходила в движение ветер и тучи, с неба падал град
сверкали молнии и гремел гром, а иногда даже небожители спускались на
землю и танцевали - столь редкостно было их мастерство. Накатада
унаследовал свое искусство от деда, Тосикагэ, а тот обрел его во время
qjhr`mhi по Персии, куда судьба забросила его после того, как корабль, на
котором он плыл в страну Морокоси, попал в бурю Благородный Судзуси
принадлежал к роду Гэндзи, предки его жили в уезде Муро провинции Кисю,
приемы же игры на кото он унаследовал от Ияюки, некогда почитаемого
наравне с Тосикагэ. С тех пор как Ияюки внезапно исчез из столицы, прошло
уже более тридцати лет. Столичным жителям казалось страдным, что искусство
Ияюки унаследовал именно Судзуси, выходец из Кисю Они спросили об этом у
самого Судзуси, и что же? Оказывается, Судзуси пятилетним мальчиком
совершил паломничество в святилище Кумано, Где-то в горах Кумано он и
встретился со странствующим монахом Ияюки, и тот обучил его всем мелодиям.
Сам же Ияюки удалился в свои горы, пожелав, чтобы тело его стало подаянием
для диких зверей, а останки были брошены в глубокое ущелье под дождь и
палящее солнце".
Тихонько постанывая, девочка слушала рассказ женщины. Ее тело было
освещено золотистым огнем очага сыпь в полумраке не была видна, и мужчине
вдруг представилось, как прекрасная девушка приедет в столицу, и вызовет
переполох среди столичных юношей: "Откуда такое совершенство?" Мужчина
быстро перевел взгляд на лицо женщины. Ему вдруг подумалось, что,
наверное, и оно когда-то было покрыто желтоватой гноящейся сыпью и
женщина тоже заматывала голову бинтами. Но он не заметил ни одной оспинки,
лицо женщины было чистым и прекрасным. Ее черные глаза блестели, отражая
огонь очага, под тканью кимоно угадывались полные, округлые плечи, грудь,
беда - вся ее нежная, податливая плоть. В хижине царил полумрак, только то
место, где стояла женщина с девочкой, было мягко освещено, и что-то
умиротворяющее было в этой картине. Мужчине показалось, что именно ради
этого он так долго бродил по горным тропам, карабкался по утесам,
пробирался между влажными темными корнями криптомерий.
Он был рослым, сильным. Жизнь в деревне не удовлетворяла его. Он
пробовал стать отшельником, но у него не хватило терпения. Выбирая самые
темные Тропы, он шагал в шагал вперед, и ноги его стали как палки, он уже
перестал понимать, идёт он или нет, и в конце концов, обессилев, свалился
на землю. Кричала кукушка. Где-то у ручья пел соловей. Но мужчина не
узнавал голосов птиц. Он заставил себя подняться и, раздвинув буйную
зелень высоких кустов, увидел впереди какой-то странный, будто
подкрашенный алым, водопад. Он двинулся дальше, раздвигая перед собою
ветки, и вдруг откуда - то - плюх! - посыпались пиявки. Мужчина сразу
забыл о том, куда и зачем он идет.
Глядя теперь на женщину, он почему-то живо вспомнил то странное
ощущение, которое испытал тогда, заблудившись в горах. Рассматривая ее
лицо, он снова и снова принимался размышлять над тем, почему он здесь,
хотя в общем-то в его появлении в этой хижине не было ничего
сверхъестественного- от жары и усталости он лишился сил, упал, крепко
заснул-и вот попал сюда.
Он соединился с женщиной. Впрочем, нет, это она" прижавшись всем телом
к телу мужчины, по-прежнему блуждавшего между сном я явью, пробудила в
этом мечущемся в горячечном бреду, сломленном усталостью теле дикого
зверя, она настойчиво ласкала этого зверя, растирала его целебным отваром,
как только что растирала девочку. Он принимал все, покорившись этой
шелковой узде и понимая, что дал себя приручить. Такого с ним еще не
бывало. Он шел вперед, оставляя за собой горы и деревни. Его называли
праведником, он заговаривал глиста у детей, продавал амулеты с какими-то
начертанными на них знаками, уверяя, что это большая ценность. Он ласкал
на соломе встреченных по дороге деревенских девушек, но никогда не
принимал подаяния от женщин.
На одном горном перевале он даже убил человека. Женщина, с которой он
познакомился в той деревеньке, была его женой. Разделавшись с мужем, он
натешился вволю с женщиной, а затем убил и ее. Когда, он выходил из их
дома, кричала, кукушка.
После того как ребенок заснул, женщина на глазах у мужчины разделась
донага, зачерпнула чистой родниковой воды, принесенной из горного
источника, и, смочив тряпицу в стоявшем рядом чане, стала тереть себе
затылок я грудь. "Освежусь маленько", - сказала она, повернулась к мужчине
спиной и, изогнувшись всем телом, стала, тихонько нашептывая какие-то
молитвы, тереть бока и между ляжками. Ее напрягшиеся ягодицы подрагивали в
такт движениям. На обнаженном теле женщины не было ни одной оспинки. Не
осталось на нем и следов от прикосновений бесчисленных мужских рук. По-
прежнему совершенно обнаженная, она встала перед мужчиной. Глядя ему прямо
в глаза, посмеиваясь, спросила: "Ну как, окрепли?" Мужчина запустил руку
между ее ляжками. Женщина шлепнула его по руке и захихикала громче.
Надевая кимоно" она сказала: "А попробуйте-ка встать". Мужчина послушно
поднялся на ноги и попытался шагнуть. Ноги еще плохо слушались его, но
идти он мог. "Да вы совсем молодец",- сказала женщина. Она произносила
слова, придыхая, словно слабый ветерок шелестел в кустах. "Да, вроде бы
получше",- сказал мужчина, приноравливаясь к ее тону. Впервые встав, он
понял, как сильно изменился: кости выпирали; везде так, что он сам себя не
узнавал. Обнаженное, жирно лоснящееся тело пахло снадобьем, которым
натирала его женщина. Он был грязен, В, складках кожи на ладонях скопилась
грязь, руки были в ссадинах. Бывало, вспотев, он обливался водой горных
ключей, время от времени стирал платье, под водопадом и сушил его, а
иногда и сам окунался в воду. Однако грязь не так-то просто смыть.
Неожиданно подумал об этом, мужчина устыдился своего пахнущего отваром
тела, затем, снова взглянув на смеющуюся женщину, ощутил нестерпимый
приступ ярости. Спустившись на земляной пол, он стал лить воду себе на
голову. Вода попала в очаг, и огонь с шипеньем погас. На этот раз он
первый обнял женщину. Он лизал ее соски, кусал их, стараясь заставить ее
закричать от боли, затем обеими ногами придавил ее ноги, которыми она
пыталась сжать его ягодицы. Остро ощутив, как нежные складки ее лона
охватили его детородный орган, мужчина задвигался, словно стремясь
расплющить эти складки.
Каждая складочка ее лона была покрыта сыпью. Сыпь вздувалась, наливаясь
гноем, лопалась при каждом соприкосновении с членом мужчины. Из нее
выдавливались гной и сукровица. Женщина вскрикнула. Нет, сыпь была не на
ее теле. Она покрывала половой член мужчины - верхняя кожица была содрана,
и из-под нее выступал гной. Задевая за складки женского лона, сыпь
раздавливалась и лопалась. Приподняв голову, женщина потянулась к мужчине,
впившемуся зубами в ее сосок, и кончик ее языка пополз по его уху. Мужская
рука мяла женскую грудь, и каждый раз, когда он, стискивая ее ягодицы, с
силой врывался нее, женщина впивалась ногтями в его спину и кусала его
ухо. Когда мужчина наконец кончил, женщина шепнула ему. "Я принесу воды и
оботру вас". Мужчина покачал головой, и она сказала: "Ведь я всегда так
делала". Женщина прижалась губами к его лицу. Она провела языком по его
векам, затем по носу. Она заставила его приподнять ногу и принялась лизать
у него между ног. Она лизала его ягодицы. Мужчина потянул женщину на себя.
Его тело было мокрым от ее слюны. Она прижалась губами к его руке. Брала в
рот его пальцы один за другим и, громко причмокивая, сосала. В темноте
раздавался какой-то странный звук, будто кто-то хихикал. Потом женщина
уселась верхом на мужчину и вложила свои груди в его руки. И вот - это
произошло почти сразу же. Женщина сказала: "Спасите меня". Она ввела член
мужчины в свое лоне и простонала: "Спасите меня". Прильнув к груди
мужчины, она сжала его лицо руками, приникла к нему губами, терлась щекой
о его колючую небритую щеку, не переставая твердить: "Спасите меня".
Мужчина попытался приподнять ее, но она, дрожа, цеплялась за него и все
время повторяла: "Спасите меня, будьте милосердны". Его лицо и грудь
сделались липкими от ее слез и слюны.
Мужчина сбросил с себя женщину. Тихо сказал: "Подними ноги". Женщина
послушно подняла ноги. "И так - сколько уже лет, сколько лет..." -
bqukho{b`k` она. "Убейте меня",-говорила она и каждый раз, когда мужчина
ударялся о ее грудь, вскрикивала, прижимаясь губами к его груди,
стискивала зубы и, опуская ноги, вытягивалась. "Убейте меня",- повторила
женщина и, взяв руки мужчины в свои, сомкнула их на своей шее и крепко
сжала, стараясь сообщить им силу Она извивалась под мужчиной, билась
грудью о его грудь, изо всех сил сжимая его руки на своем горле. Кончив,
она стала всхлипывать. "Сколько же дет, сколько лет я скитаюсь вот так,
нигде не находя покоя..." - говорила она. Женщина сказала, что она Идзуми
Сикибу. Но везде есть женщины, которые называют себя Идзуми Сикибу.
Женщина все всхлипывала, потом снова прижалась к мужчине и спрятала лицо у
него на груди. Его слух" коснулся тихий, словно шелест травы, плач.
Сначала слабым отзвуком коснувшись его слуха, в следующий миг он заполнил
все его существо, разбудив давно уже таившуюся в душе ярость. Мужчина
подумал о том, как много раз он уже слышал этот плач. Он вспомнил, как в
одной дереве догнал убегавшую девушку, повалил ее и грубо овладел ею. Так
плакал я муж, жену которого он изнасиловал. Взглянув на его трясущиеся
плечи, мужчина на том же матрасе, на котором только что овладел женой,
изнасиловал и мужа
Женщина снова навалилась на мужчину всей своей тяжестью, ее дыхание
пахло свежей зеленью, она лизала ему ухо, шепча: "Гонгэн-сама, Гонгэн-
сама... "
5.
Мужчина проснулся внезапно, когда горсть камней ударила в стену хижины,
и понял, что рядом нет ни женщины, ни девочки. Одевшись, он вышел наружу.
В воздухе плыл мерный звон цикад. Увидев, что от солнца, зияющего в небе
огромной прорехой, падают вниз бесчисленные слепяще белые лучи, мужчина,
следуя изгибам реки, пошел вверх по склону. Он рассчитывал выбраться к
Одайгахара, идя тайными тропами горных монахов, но вдруг вспомнил, что на
земляном полу остался мешочек с рисом, и вернулся в хижину. Тогда-то это и
случилось. Что-то глухо - раз и еще раз - стукнуло в стену хижины. Быстро
засунув мешочек с рисом за пазуху, мужчина вышел наружу, собираясь задать
хорошую взбучку деревенским ребятишкам. Раньше стоило ему сказать:
"Вот я сам, не видите, что ли, кто я такой?" - и самые злостные
озорники сразу же разбегались. Да и взрослые тоже. Уже открыв рот, чтобы
закричать, он повернулся в ту сторону, откуда летели камни. И сразу же
увидел женщину. Показывая на мужчину пальцем, она пронзительно кричала.
Рядом стояла та девочка, с лицом, покрытым струпьями. Женщину окружали
деревенские парни, - пригнувшись, они стояли на изготовку с большими
камнями в руках. Камни снова ударили в стену хижины. Женщина громко
смеялась, что-то кричала резким, пронзительным голосом, словно подбадривая
парней, и пальцем показывала на мужчину. Красная тряпка на ее голове
горела на солнце, притягивая к себе взор мужчины.
(c) Kenii Nakagami, 1981
1. Сэйгандзи - одна из пьес театра Но Сэйгандзи - монастырь секты
Дзёдо (Чистая земля) - находится в горах Кумано (Здесь и далее прим
перев.)
2. Иппэн-сёнин (1239-1289) - монах, основатель секты Дзисю. Согласно
легенде, однажды во сне ему явился бог святилища Кумано в образе
бодхисаттвы и повелел ходить по стране, раздавая воем - и верующим и
неверующим амулеты с надписью "нэмбуцу" (возношу хвалу будде Амиде),
которые должны были обеспечить им перерождение в Чистой земле (буддийском
раю) С того дня Иппэн ходил по стране, раздавая амулеты и призывая людей
верить в будду Амиду Он собирал легенды и использовал их в поучениях Им же
был создан танец "нэмбуцу-одори", который тоже должен был привлекать людей
к вере в будду Амиду Один из последних патриархов средневекового
необуддизма.
3. Идзуми Сикибу - придворная дама и известная поэтесса конца Х века.
Автор дневника "Идзуми Сикибу никки" В средние века было создано немало
kecemd об Идзуми Сикибу. В эпоху Муромати (1392-1573) возник цикл сказаний
"Идзуми Сикибу", повествующий о похождениях куртизанки, которая жила в
конце Х - начале XI века и называла себя Идзуми Сикибу,
4. Иаютада а Судзуси -. персонажи из древней японской повести "Уцубо-
моногатари" ("Повесть о дупле", Х в.) Накатала был потомком Тосигагэ,
познакомившего Японию с искусством игры на кото Гэндзи Судзуси был
соперником Накатады, также большим мастям игры на кото, но другой школы.
5. Гонгэи-сама - обращение к существу (часто к синтоистскому божеству),
являющемуся воплощением будды ею бодхисаттвы