Эдуард Багрицкий

Стихотворения и поэмы

 

    Эдуард Баг­риц­кий (1895-1934) - по­эт ро­ман­ти­чес­ко­го под­ви­га. Пер­вые его сти­хот­во­ре­ния по­яви­лись в до­ре­во­лю­ци­он­ных одес­ских аль­ма­на­хах. Ге­ро­ика ре­во­лю­ции и граж­дан­с­кой вой­ны, со­ци­алис­ти­чес­ких пре­об­ра­зо­ва­нии, эн­ту­зи­азм пер­вых пя­ти­ле­ток ок­ра­си­ли по­эзию Баг­риц­ко­го в яр­кие, под­час тра­ги­чес­кие то­на. От книж­ной ро­ман­ти­ки по­эт при­шел к прос­лав­ле­нию ро­ман­ти­ки ми­ра, об­нов­лен­но­го ре­во­лю­ци­ей. Че­рез ув­ле­че­ние сво­бо­до­лю­би­вой по­эзи­ей Баг­риц­ко­го про­хо­дит каж­дое но­вое по­ко­ле­ние чи­та­те­лей. Луч­шие его про­из­ве­де­ния ста­ли со­вет­с­кой по­эти­чес­кой клас­си­кой.




Содержание



Стихотворения

    - Су­во­ров

    - О ко­боль­де

    - На­ру­ше­ние гар­мо­нии

    - Гимн Ма­яков­с­ко­му

    - Де­ри­ба­сов­с­кая ночью (вес­на)

    - О лю­би­те­ле со­ловь­ев

    - Враг

    - Кре­ол­ка

    - Прис­тань

    - В пу­ти ("Уже две­над­цать дней не вид­но бе­ре­гов…")

    - Ко­нец Ле­ту­че­го Гол­лан­д­ца

    - Га­зел­ла ("В тво­ем аль­ко­ве спят меч­ты…")

    - Ру­до­коп

    - Сла­вя­не

    - Осень ("Ли­тав­ры ле­бе­дей за­мол­к­ли вда­ле­ке…")

    - Пол­ко­во­дец

    - "О Пол­день, ты идешь в му­чи­тель­ной тос­ке…"

    - "О ко­фе сла­дос­т­ный и ты, мин­даль су­хой!.."

    - "Я отыс­кал сок­ро­ви­ща на дне…"

    - "Дви­же­ни­ем нес­ме­лым…"

    - "За­бот­ли­вый клю­чарь уг­рю­мой ста­ри­ны…"

    - Осень ("Я це­лый день ша­та­юсь по до­ро­гам…")

    - Осен­няя лов­ля

    - Пти­це­лов

    - Тиль Улен­ш­пи­гель ("Ве­сен­ним ут­ром ку­хон­ные две­ри…")

    - Кош­ки

    - "Я слад­ко из­не­мог от ти­ши­ны и снов…"

    - Бал­ла­да о неж­ной да­ме

    - Рас­сы­пан­ной цепью

    - "Здесь гу­лок шаг. В пак­га­узах пус­тых…"

    - Пут­ни­ку

    - Чер­то­вы кук­лы

    - Ос­во­бож­де­ние (Отрыв­ки из по­эмы)

    - Уро­жай

    - "По­тем­кин"

    - Рос­сия

    - Алек­сан­д­ру Бло­ку

    - 51

    - Мос­к­ва

    - Те­атр

    - Ле­нин­г­рад

    - "Ве­ли­кий не­мой"

    - Ок­тябрь ("Не­ве­до­мо о чем кри­ча­ли ночью…")

    - Ук­ра­ина

    - "IV"

    - Пес­ня о Джо

    - Боль­ше­ви­ки (Отрыв­ки из по­эмы)

    - Тиль Улен­ш­пи­гель. Мо­но­лог ("Отец мой умер на кос­т­ре, а мать…")

    - Тиль Улен­ш­пи­гель. Мо­но­лог ("Я слиш­ком слаб, чтоб ла­ты бо­евые…")

    - Го­лу­би

    - Пес­ня мо­ря­ков ("Ес­ли на бе­рег пес­ча­ный…")

    - Мо­ря­ки ("Толь­ко ве­тер да звон­кая пе­на…")

    - Пуш­кин ("Ког­да в кры­лат­ке, смуг­лый и куд­ла­тый…")

    - Одес­са ("Клы­кас­тый ме­сяц вы­лез на вос­то­ке…")

    - Крас­ная Ар­мия

    - Фев­раль ("Тем­ною во­лей судь­би­ны…")

    - Ком­му­на­ры

    - Бал­ла­да о Вит­тин­г­то­не

    - Пес­ня о Чер­ном Дже­ке

    - 1 Мая

    - Юн­га

    - Пре­дуп­реж­де­ние

    - Ры­бачьи пес­ни

    - Ры­ба­ки ("Ес­ли нам в ли­ца ве­тер по­дул…")

    - В пу­ти ("Ма­ло мы пе­сен уз­на­ли…")

    - Сак­сон­с­кие тка­чи (Пес­ня)

    - К ог­ню все­лен­с­ко­му

    - Па­мят­ник Га­ри­баль­ди

    - Фронт

    - Осень ("По жнит­вам, по да­чам, по бе­ре­гам…")

    - Труд

    - Смерть

    - СССР

    - О Пуш­ки­не ("…И Пуш­кин па­да­ет в го­лу­бо­ва­тый…")

    - Скум­б­рия

    - Бас­ти­лия

    - Сло­во - в бой (На смерть т. Ма­ли­нов­с­ко­го)

    - Порт (Лет­ний день)

    - Воз­в­ра­ще­ние

    - Ар­буз

    - Осень ("Осень мор­с­кая при­но­сит нам…")

    - Кин­бур­н­с­кая ко­са

    - У мо­ря

    - Дет­с­т­во

    - Мо­ря­ки ("Ве­тер ка­ча­ет нас вверх и вниз…")

    - Охо­та на ча­ек

    - Ры­ба­ки ("Вос­точ­ные вет­ры, дож­ди и шквал…")

    - Одес­са ("Над низ­кой во­дою пус­тые пес­ки…")

    - АМССР

    - За гра­ни­цу

    - Ян­варь

    - Ле­нин с на­ми

    - Ук­ра­зия

    - Сти­хи о со­ловье и по­эте

    - Ал­дан

    - "Взы­ва­ет в ру­пор ре­жис­сер…"

    - Сти­хи о по­эте и ро­ман­ти­ке

    - За­во­ева­те­ли до­рог

    - Фев­раль ("Гу­де­ла зем­ля от мо­ро­за и вьюг…")

    - Ле­на

    - Иная жизнь

    - Ночь ("Уже окон­чил­ся день - и ночь…")

    - "От чер­но­го хле­ба и вер­ной же­ны…"

    - Кон­т­ра­бан­дис­ты

    - Бес­сон­ни­ца

    - Раз­го­вор с ком­со­моль­цем Н. Де­мен­ть­евым

    - Па­пи­рос­ный ко­ро­бок

    - Вес­на

    - Тря­си­на

    - Мо­жай­с­кое шос­се ("По это­му шос­се на вос­ток он шел…")

    - Мо­жай­с­кое шос­се (Авто­бус) ("В ту­чу, в гул­кие по­тем­ки…")

    - Но­вые ви­тя­зи

    - Cypri­nus car­pio

    - Ис­сле­до­ва­тель

    - ТВС

    - Все­во­ло­ду

    - Сти­хи о се­бе

    - Со­бо­ли­ный след

    - Вме­ша­тель­с­т­во по­эта

    - Про­ис­хож­де­ние

    - "Итак - бу­ма­ге тер­петь нев­мочь…"

    - Вес­на, ве­те­ри­нар и я

    - Звез­да мор­д­ви­на

    - Раз­го­вор с сы­ном

    - Мед­ведь



Поэмы

    - Ска­за­ние о мо­ре, мат­ро­сах и Ле­ту­чем Гол­лан­д­це

    - Трак­тир

    - Ду­ма про Опа­на­са

    - Пос­лед­няя ночь

    - Че­ло­век пред­мес­тья

    - Смерть пи­онер­ки

    - Фев­раль



Песни

    - К либ­рет­то опе­ры "Ду­ма про Опа­на­са" и к ра­ди­оком­по­зи­ции "Та­рас Шев­чен­ко"



Примечания

    - Сти­хот­во­ре­ния

    - По­эмы

    - Пес­ни




Эдуард багрицкий

 

    Обновившая мир Ок­тяб­рь­с­кая ре­во­лю­ция приз­ва­ла, как ска­зал бы Пуш­кин, "к свя­щен­ной жер­т­ве Апол­ло­на" це­лый от­ряд мо­ло­дых по­этов-ро­ман­ти­ков - яр­ких, та­лан­т­ли­вых, не по­хо­жих друг на дру­га, но объ­еди­нен­ных ро­ман­ти­чес­ким ми­ро­ощу­ще­ни­ем. Ни­ко­лай Ти­хо­нов, Эду­ард Баг­риц­кий, Вла­ди­мир Лу­гов­с­кой, Ми­ха­ил Го­лод­ный, Ми­ха­ил Свет­лов. Из них на­ибо­лее «ярос­т­ным» и на­ибо­лее «тра­ди­ци­он­ным» был Эду­ард Баг­риц­кий. Нап­ря­жен­ный дра­ма­тизм со­пут­с­т­ву­ет его по­эзии в слож­ном и про­ти­во­ре­чи­вом пу­ти раз­ви­тия от книж­ной ро­ман­ти­ки к ро­ман­ти­ке но­вой жиз­ни. Ре­во­лю­ция, сол­да­том ко­то­рой на­зы­вал се­бя Баг­риц­кий, ста­ла для не­го да­той под­лин­но­го по­эти­чес­ко­го (рож­де­ния, на­ча­лом сво­его пу­ти в рус­ской по­эзии. С 1914 по 1917 год им на­пи­са­но не­ма­ло звуч­ных сти­хав, не от­ли­чав­ших­ся по­эти­чес­кой но­виз­ной, за­то впе­чат­ляв­ших яр­кой об­раз­нос­тью, цве­тис­той эк­зо­ти­кой. Сти­хи эти при­во­ди­ли в вос­торг одес­скую ли­те­ра­тур­ную мо­ло­дежь и пе­ча­та­лись в рос­кош­ных аль­ма­на­хах квад­рат­но­го фор­ма­та, на глян­це­вой бу­ма­ге, с вы­чур­ны­ми наз­ва­ни­ями "Шел­ко­вые фо­на­ри", "Се­реб­ря­ные тру­бы", "Авто в об­ла­ках", "Седь­мое пок­ры­ва­ло", на день­ги бо­га­то­го мо­ло­до­го че­ло­ве­ка, сы­на бан­ки­ра, ди­ле­тан­та и ме­це­на­та. Ти­ра­жи бы­ли ми­ни­маль­ны, кни­ги из­да­ва­лись для из­б­ран­ных и дав­но ста­ли биб­ли­ог­ра­фи­чес­кой ред­кос­тью. Под псев­до­ни­ма­ми Баг­риц­кий и Ни­на Вос­к­ре­сен­с­кая выс­ту­пал юно­ша ат­ле­ти­чес­ко­го сло­же­ния, со шра­мом на ще­ке и без од­но­го пе­ред­не­го зу­ба, что, од­на­ко, не пор­ти­ло его ар­тис­тич­но­го чте­ния, а лишь при­да­ва­ло, как сви­де­тель­с­т­ву­ют сов­ре­мен­ни­ки, осо­бый шик. В одес­ских пар­ках с эс­т­ра­ды и в ли­те­ра­тур­ных до­мах он с па­фо­сом и мас­тер­с­ки чи­тал сти­хи свои и чу­жие, ка­за­лось, что он знал на­изусть всю по­эзию. Сти­хи юно­ши Баг­риц­ко­го, де­мон­с­т­ри­руя по­эти­чес­кую куль­ту­ру и сво­бод­ное вла­де­ние вер­си­фи­ка­ци­ей, по­рой тем не ме­нее на­по­ми­на­ли та­лан­т­ли­вую ими­та­щию.



    Нам с ба­шен ры­да­ли цер­ков­ные зво­ны,

    Для нас под­ни­ма­ли узор­ча­тый флаг,

    А мы за­ря­жа­ли, сме­ясь, муш­ке­то­ны

    И воз­дух чер­ти­ли уда­ра­ми шпаг! -

 

    такова стро­фа од­но­го из ран­них, це­ли­ком не сох­ра­нив­ших­ся сти­хот­во­ре­ний. Мо­ло­дой по­эт, бес­спор­но, об­ла­дал да­ром про­ник­но­ве­ния в ино­на­ци­ональ­ную сти­хию, о чем сви­де­тель­с­т­ву­ют его бо­лее поз­д­ние воль­ные пе­ре­во­ды из Валь­те­ра Скот­та, Ро­бер­та Бер­н­са, То­ма­са Гу­да. В по­вес­ти "Алмаз­ный мой ве­нец" друг юнос­ти Баг­риц­ко­го Ва­лен­тин Ка­та­ев пи­шет об этой осо­бен­нос­ти по­эта, об­ра­тив­шись к - ис­то­рии од­но­го из его ран­них сти­хот­во­ре­ний «Ди­онис». В Си­ра­ку­зах во вре­мя сво­ей ту­рис­т­с­кой по­ез­д­ки Ка­та­ев ус­лы­шал го­лос ги­да: "Грот Ди­они­са": "…в тот же миг вос­ста­но­ви­лась ас­со­ци­атив­ная связь. Мол­ния оза­ри­ла соз­на­ние. Да, ко­неч­но, пе­ре­до мной бы­ла не тре­щи­на, не щель, а вход в пе­ще­ру - в грот Ди­они­са. Я ус­лы­шал за­ды­ха­ющий­ся ас­т­ма­ти­чес­кий го­лос мо­ло­до­го пти­це­ло­ва-гим­на­зис­та, взы­ва­юще­го из ба­ла­ган­ной днев­ной по­луть­мы лет­не­го те­ат­ра к ан­тич­но­му бо­гу… Я не уди­вил­ся бы, ес­ли бы вдруг тут сию ми­ну­ту уви­дел за­пы­лен­ный пур­пу­ро­вый плащ вы­хо­дя­ще­го из ка­мен­ной ще­ли куд­ря­во­го бо­га в вен­ке из ви­ног­рад­ных лис­ть­ев, с уби­той сер­ной на пле­че, с кол­ча­ном и лу­ком за спи­ной, с куб­ком мо­ло­до­го ви­на в ру­ке - прек­рас­но­го и слег­ка во хме­лю, как са­ма по­эзия, ко­то­рая его по­ро­ди­ла. Но ка­ким об­ра­зом мог маль­чик с Ре­мес­лен­ной ули­цы, ни­ког­да не уез­жав­ший из род­но­го го­ро­да, про­во­див­ший боль­шую часть сво­его вре­ме­ни на ан­т­ре­со­лях, ку­да на­до бы­ло под­ни­мать­ся из кух­ни по кра­ше­ной де­ре­вян­ной ле­сен­ке и где он, из­не­мо­гая от прис­ту­пов ас­т­ма­ти­чес­ко­го каш­ля, в ру­баш­ке и каль­со­нах, скрес­тив по-ту­рец­ки но­ги, си­дел на за­са­лен­ной пе­ри­не и, нак­ло­нив лох­ма­тую, не­че­са­ную го­ло­ву, за­по­ем чи­тал Сти­вен­со­на, Эд­га­ра По или лю­би­мый им рас­сказ Лес­ко­ва «Шер-Амур», не го­во­ря уже о Бод­ле­ре, Вер­ле­не, Ар­тю­ре Рем­бо, Ле­кон­те де Ли­ло, Эр­с­диа и всех на­ших сим­во­лис­тов, а по­том ак­меп­с­то-в и фу­ту­рис­тов, о ко­то­рых я тог­да еще не имел ни ма­лей­ше­го пред­с­тав­ле­ния, - как он мог с та­кой точ­нос­тью во­об­ра­зить се­бе грот Ди­они­са? Что это бы­ло: те­ле­па­тия? яс­но­ви­де­ние? Или о гро­те Ди­они­са рас­ска­зал ему ка­кой-ни­будь мо­ряк тор­го­во­го фло­та, со­вер­шав­ший рей­сы Одес­са - Си­ра­ку­зы?" [Ка­та­ев Ва­лен­тин Ал­маз­ный мои ве­нец: По­вес­ти. - М.: Сов. пи­са­тель, 1981, с. 28-30.] Нас­то­ящая фа­ми­лия Эду­ар­да Ге­ор­ги­еви­ча Баг­риц­ко­го - Дзю­би.н. Ро­дил­ся он в Одес­се 4 но­яб­ря 1895 г. на той са­мой Ре­мес­лен­ной ули­це, ко­то­рую упо­мя­нул Ка­та­ев, в той са­мой квар­ти­ре, ко­то­рую он опи­сал, в семье вла­дель­ца ме­лоч­ной лав­ки. Ро­ди­те­ли хо­те­ли дать сы­ну ком­мер­чес­кое об­ра­зо­ва­ние и вы­вес­ти его в со­лид­ные, по их пред­с­тав­ле­нию, лю­ди. Ув­ле­че­ние ли­те­ра­ту­рой не толь­ко не вы­зы­ва­ло у них со­чув­с­т­вия, но и встре­ча­ло рез­кое про­ти­во­дей­с­т­вие. О сво­ем раз­ры­ве с от­чим до­мом, с близ­ки­ми по кро­ви, но бес­ко­леч­но чу­жи­ми по ду­ху людь­ми Баг­риц­кий рас­ска­зал в сти­хот­во­ре­нии «Про­ис­хож­де­ние». Пе­ред на­ми не толь­ко «ро­дос­лов­ная» ге­роя, но и про­ис­хож­де­ние его ро­ман­ти­чес­кой меч­ты, за­щит­ной ре­ак­ции на ок­ру­жа­ющую дей­с­т­ви­тель­ность. Ро­ман­ти­чес­ки нас­т­ро­ен­ный под­рос­ток спа­са­ет­ся в ми­ре ил­лю­зий от кос­но­го, ис­су­ша­юще­го мес­теч­ко­во­го бы­та.



    Меня учи­ли: кры­ша - это кры­ша.

    Груб та­бу­рет. Убит по­дош­вой пол.

    Ты дол­жен ви­деть, по­ни­мать и слы­шать,

    На мир об­ло­ко­тить­ся, как на стол, -

 

    вспоминает ге­рой упор­ное стрем­ле­ние «сво­их» по кро­ви унич­то­жить меч­ту, обес­к­ры­лить, уло­жить в прок­рус­то­во ло­же де­дов­с­ких тра­ди­ций вы­ры­ва­ющу­юся, «вы­ла­мы­ва­ющу­юся» из сво­ей со­ци­аль­ной прос­лой­ки юную ду­шу. В этом раз­ла­де с дей­с­т­ви­тель­нос­тью - кор­ни ро­ман­ти­чес­ко­го про­тес­та, стрем­ле­ние уй­ти в фан­тас­ти­чес­кий мир меч­ты, воль­ных до­рог и мор­с­ких прос­то­ров, эк­зо­ти­чес­кой при­ро­ды и книж­ной кра­си­вос­ти. В по­эти­чес­ком во­об­ра­же­нии воз­ни­ка­ют об­ра­зы Ле­ту­че­го Гол­лан­д­ца, пле­ни­тель­ных кре­олок, ве­се­лых стран­ни­ков и пти­це­ло­вов. За те­ат­раль­ным рек­ви­зи­том по­доб­ных сти­хов еще не прос­ту­па­ло свое, выс­т­ра­дан­ное, лич­нос­т­ное ху­до­жес­т­вен­ное ви­де­ние и ми­ро­ощу­ще­ние, хо­тя жи­ло тре­вож­ное и ве­со­мое обе­ща­ние боль­шо­го по­эти­чес­ко­го да­ро­ва­ния. Уже в 1915 го­ду в поч­ти­тель­но-ве­ле­ре­чи­вом "Гим­не Ма­яков­с­ко­му" вдруг проз­ву­ча­ла уди­ви­тель­но трез­вая в ус­тах "изыс­кан­но­го! де­ка­ден­та", как ре­ко­мен­до­вал се­бя мо­ло­дой по­эт, оцен­ка сос­то­яния дел в сов­ре­мен­ной по­эзии:



    Я, не­на­ви­дя­щий Сов­ре­мен­ность,

    Ищущий заб­ве­ния в ма­те­ма­ти­ке и ис­то­рии,

    Ясно ви­жу сво­ими все же вдох­но­вен­ны­ми гла­за­ми,

    Что ско­ро, ско­ро мы сги­нем, как ды­мы.

    И, поч­ти­тель­но сто­ро­нясь, я го­во­рю:

    "Привет те­бе, Ма­яков­с­кий!"

 

    Протягивая ру­ку Ма­яков­с­ко­му, Баг­риц­кий ко­неч­но же не мог пред­по­ло­жить, что че­рез нес­коль­ко лет быв­ший об­ла­да­тель "жел­той коф­ты" рос­сий­с­кий «фу­ту­рист» /Ма­яков­с­кий и он сам, пре­тен­ци­оз­но име­ну­ющий се­бя "си­ба­ри­том, из­не­жен­ным на пу­хо­ви­ках сто­ле­тий", бу­дут ра­бо­тать в РОС­ТА, один в Мос­к­ве, а дру­гой в Одес­се, пе­ром по­эта и кис­тью ху­дож­ни­ка за­щи­щая мо­ло­дую Со­вет­с­кую Рес­пуб­ли­ку, по­мо­гая, как го­во­рил Ма­яков­с­кий, "обо­ро­не, чис­т­ке, строй­ке". Та­кие воп­ро­сы, как ис­кус­ство и жизнь, мир и ху­дож­ник, за­но­во и всерь­ез вста­ли пе­ред Баг­риц­ким. И он об­рел свое "мес­то в ра­бо­чем строю" - был бой­цом осо­бо­го пар­ти­зан­с­ко­го от­ря­да име­ни ВЦИК, ин­с­т­рук­то­ром по­ли­тот­де­ла От­дель­ной стрел­ко­вой бри­га­ды. В ЮГ­РОС­ТА он ри­су­ет пла­ка­ты, пи­шет бо­евые лис­тов­ки, при­зы­ва­ющие на борь­бу с Де­ни­ки­ным и Кол­ча­ком. Поз­же в ав­то­би­ог­ра­фи­чес­кой за­мет­ке Баг­риц­кий на­пи­шет: "По­ни­мать сти­хи ме­ня на­учи­ла РОС­ТА" [Отдел ру­ко­пи­сей ИМ­ЛИ. Фонд Эду­ар­да Баг­риц­ко­го, ед. хр/11, 75, 370.]. Для не­го это был-и го­ды мак­си­маль­но­го сбли­же­ния с но­вой дей­с­т­ви­тель­нос­тью, учас­тия в стро­итель­с­т­ве но­вых фо. рм жиз­ни. Пос­ле окон­ча­ния граж­дан­с­кой вой­ны Баг­риц­кий сот­руд­ни­ча­ет в га­зе­тах и жур­на­лах Одес­сы, ве­дет боль­шую куль­тур­но-прос­ве­ти­тель­ную ра­бо­ту. Его ре­во­лю­ци­он­но-ро­ман­ти­чес­кие сти­хи ут­вер­ж­да­ли но­вую жизнь, за­во­еван­ную в бо­ях и по­хо­дах:



    И, ра­зог­нав кру­тые вол­ны ды­ма,

    Забрызганные кровью и в пы­ли,

    По бе­ре­гам ши­ро­ко­шум­ным Кры­ма

    Мы ярос­т­ное зна­мя про­нес­ли.

 

    Поэт с те­ми, кто за­во­евал зем­лю, над ко­то­рой те­перь



    Простой и не­обык­но­вен­ный,

    Летит и вьет­ся крас­ный флаг.

 

    Багрицкий, по­эт ро­ман­ти­чес­ко­го ла­да, за­хо­тел на­пи­сать о том "прос­том и не­обык­но­вен­ном", что при­нес­ла с со­бой ре­по­лю­ция. В его сти­хи хлы­ну­ли по­то­ки сол­неч­но­го све­та, зем­ля от­к­ры­лась вся в ут­рен­них ро­сах, омы­тая ли­ни­ями пром­чав­ших­ся над ней очис­ти­тель­ных гроз:



    И пред ним, зе­ле­ный сни­зу,

    Голубой и си­ний свер­ху,

    Мир вста­ет ог­ром­ной пти­цей,

    Свищет, щел­ка­ет, зве­нит.

 

    Этот по­эти­чес­кий об­раз был од­нов­ре­мен­но, и ре­аль­ным ми­ром при­ро­ды, и ус­лов­но-ро­ман­ти­чес­кой стра­ной по­эзии. Ре­во­лю­ция при­нес­ла Баг­риц­ко­му уди­ви­тель­ную пол­но­ту и све­жесть ми­ро­ощу­ще­ния: Я встре­чу дни, как ча­ши, до кра­ев На­пол­нен­ные мо­ло­ком "и ме­дом. Ин­тер­на­ци­она­лис­т­с­кий па­фос по­эзии Баг­риц­ко­го оп­ре­де­лил вы­ход его ге­ро­ев в ог­ром­ный мир, не раз­де­лен­ный пог­ра­нич­ны­ми пес­та­ми. Поч­ти од­нов­ре­мен­но пи­сал по­эт о ве­се­лом пти­це­ло­ве Ди­де­ле, про­хо­дя­щем "сос­но­вой Сак­со­ни­ей", и о сак­сон­с­ких тка­чах, об­ра­зо­вав­ших в ок­тяб­ре 1923 го­да свое ра­бо­чее пра­ви­тель­с­т­во. Ис­то­ри­чес­кая кон­к­ре­ти­ка ак­тив­но вза­имо­дей­с­т­ву­ет те­перь с книж­ной ро­ман­ти­кой, нав­сег­да ос­тав­шей­ся с Баг­риц­ким уже как ор­га­ни­чес­кая- часть лич­ной ду­хов­ной куль­ту­ры. Лю­би­мы­ми кни­га­ми Баг­риц­ко­го бы­ли ан­то­ло­гия ан­г­лий­с­кой по­эзии в пе­ре­во­дах Гер­бе­ля, "Дон Ки­хот" Сер­ван­те­са, "Ле­ген­да об Улен­ш­пи­ге­ле…" Шар­ля де Кос­те­ра. Это бы­ли не ис­точ­ни­ки за­им­с­т­во­ва­ния, а ис­точ­ни­ки к раз­мыш­ле­нию и вдох­но­вен­но­му по­ле­ту фан­та­зии - к тра­ги­чес­ким и прек­рас­ным судь­бам ге­ро­ев ис­то­ри­чес­ких и вы­мыш­лен­ных. Слож­ный мир ас­со­ци­аций свя­зы­вал во­еди­но ис­то­рию и сов­ре­мен­ность в по­ис­ках но­вой сис­те­мы гу­ма­нис­ти­чес­ких и ху­до­жес­т­вен­ных цен­нос­тей, от­к­ры­тых ре­во­лю­ци­ей.



    И, Пе­ре­коп пе­ре­шаг­нув кро­ва­вый,

    Прославив мо­лот

    и гре­му­чий серп,

    Мы гру­бой и тор­жес­т­вен­ною сла­вой

    Свой пя­ти­па­лый ут­вер­ди­ли герб, -

 

    провозглашает по­эт от име­ни ре­во­лю­ци­он­но­го на­ро­да. И ко­неч­но же не про­ти­во­пос­тав­ле­ни­ем рож­де­ны стро­ки: Мой герб: тя­же­лый ясе­не­вый по­сох - Над пти­цей и ши­ро­ко­по­лой шля­пой. Но. по­эти­чес­кий мир Баг­риц­ко­го скла­ды­вал­ся в слож­ной внут­рен­ней борь­бе. Слу­ча­лось, что его уп­ре­ка­ли в не­нуж­нос­ти не­сов­ре­мен­но­ети при­под­ня­той над бы­том ро­ман­ти­чес­кой по­эзии. По­ле­ми­зи­руя с одес­ски­ми прол­с­т­куль­тов­ца­ми, вуль­га­ри­за­то­ра­ми по­ли­ти­ки пар­тии в об­лас­ти ли­те­ра­ту­ры, Баг­риц­кий пред­пос­лал "Ска­за-нию о мо­ре, мат­ро­сах и Ле­ту­чем Гол­лан­д­це" вступ­ле­ние, объ­яс­ня­ющее ис­то­ки его ны­неш­ней ро­ман­ти­ки:



    Не я ль под Ели­са­вет­г­ра­дом

    Шел на вер­б­люж­с­кие пол­ки,

    И гул, раз­б­рыз­ган­ный сна­ря­дом,

    Мне кровью уда­рял в вис­ки.

    И под Ка­за­ти­ном не я ли

    Залег на тен­де­ре, ког­да

    Быками тяж­ко за­мы­ча­ли

    Чужие бро­не­по­ез­да.

    В Алеш­ках, под гре­му­чим не­бом,

    Не я ль сра­жал­ся до ут­ра,

    Не я ль де­лил­ся чер­с­т­вым хле­бом

    С крас­но­ар­мей­цем у кос­т­ра…

    Итак - без уп­ре­ков гроз­ных!..

    Где кри­тик мой тог­да дре­мал,

    Когда в гос­пи­та­лях ти­фоз­ных

    Я Бло­ка для боль­ных чи­тал?..

    Пусть, важ­ной муд­рос­тью объ­ятый,

    Решит вни­ма­ющий со­вет:

    Нужна ли про­ле­та­ри­ату

    Моя по­эма - или нет!

 

    В мар­те 1923 го­да в Одес­се, на квар­ти­ре од­но­го из пре­по­да­ва­те­лей сов­пар­т­ш­ко­лы, где соб­ра­лись чле­ны губ­ко­ма, жур­на­лис­ты и ли­те­ра­то­ры, Баг­риц­кий про­чел свое "Ска­за­ние о мо­ре, мат­ро­сах и Ле­ту­чем Гол­лан­д­це" и вступ­ле­ние к по­эме, спе­ци­аль­но на­пи­сан­ное к это­му слу­чаю. Как со­об­ща­ла одес­ская га­зе­та «Извес­тия», зат­ро­ну­тый ав­то­ром воп­рос: "Нуж­на ли про­ле­та­ри­ату моя по­эма - или нет!" - был ре­шен по­ло­жи­тель­но в ре­зуль­та­те пыл­кой дис­кус­сии". Баг­риц­кий мно­го раз выс­ту­пал пе­ред ра­бо­чи­ми и мо­ря­ка­ми, встре­чая не­из­мен­ное одоб­ре­ние. Од­на­ко "по­ло­жи­тель­но ре­шен­ный воп­рос" не пе­рес­та­вал его вол­но­вать. Сно­ва и сно­ва вы­но­ся по­эму на ши­ро­кий круг слу­ша­те­лей, по­эт, по­ви­ди­мо­му, хо­тел не толь­ко за­ру­чить­ся под­дер­ж­кой, но и уяс­нить для се­бя, нас­коль­ко его ус­лов­но-ро­ман­ти­чес­кая по­эзия нуж­на и близ­ка вре­ме­ни, ка­кие по­эти­чес­кие фор­мы бо­лее все­го со­от­вет­с­т­ву­ют эпо­хе. Об этом слож­ном и дра­ма­ти­чес­ком пе­ри­оде в сво­ем твор­чес­ком раз­ви­тии Баг­риц­кий рас­ска­зал в ав­то­би­ог­ра­фи­чес­кой за­мет­ке: "Моя пов­сед­нев­ная ра­бо­та - пи­са­ние сти­хав и пла­ка­тов, час­ту­шек для стен­га­зет и ус­т­га­зет - бы­ла толь­ко обя­зан­нос­тью, толь­ко спо­со­бом до­бы­ва­ния хле­ба. Ве­че­ра­ми я пи­сал о чем угод­но, о Флан­д­рии, о лан­д­с­к­нех­тах, о Ле­ту­чем Гол­лан­д­це, тог­да я ис­кал слож­ных ис­то­ри­чес­ких ана­ло­гий, за­бы­вая о том, что бы­ло вок­руг. Я еще не по­ни­мал пре­лес­ти ис­поль­зо­ва­ния соб­с­т­вен­ной би­ог­ра­фии. Го­ме­ри­чес­кие об­ра­зы, вы­чи­тан­ные из книг, ок­ру­жи­ли ме­ня. Я еще не был во вре­ме­ни - я толь­ко слу­жил ему. Я бо­яп­ся слов, соз­дан­ных сов­ре­мен­нос­тью, они ка­за­лись мне чуж­ды­ми по­эти­чес­ко­му лек­си­ко­ну - они зву­ча­ли фаль­ши­во и не­нуж­но. По­том я по­чув­с­т­во­вал про­вал - очень уж мое твор­чес­т­во отъ­еди­ни­лось от вре­ме­ни. Два пли три го­да я не пи­сал сов­сем. Я был куль­тур­ни­ком, лек­то­ром, га­зет­чи­ком - всем чем угод­но - лишь бы ус­лы­шать го­лос вре­ме­ни и по ме­ре сил вог­нать в свои сти­хи. Я по­нял, что вся ми­ро­вая ли­те­ра­ту­ра нич­то в срав­не­нии с би­ог­ра­фи­ей сви­де­те­ля и учас­т­ни­ка ре­во­лю­ции" [Отдел ру­ко­пи­сей НМЛ И. Фонд Эду­ар­да Баг­риц­ко­го, 11, 75, 370.]. Проб­ле­ма по­эта и вре­ме­ни вста­ла пе­ред Баг­риц­ким как проб­ле­ма эс­те­ти­чес­кая, пос­коль­ку в сфе­ре со­ци­аль­ной и нрав­с­т­вен­ной ни­ка­ких про­ти­во­ре­чий в от­но­ше­ни­ях с эпо­хой у по­эта, счи­тав­ше­го се­бя "сол­да­том ре­во­лю­ции", не бы­ло. Он ощу­тил не­об­хо­ди­мость ху­до­жес­т­вен­но­го ос­во­ения дей­с­т­ви­тель­нос­ти на но­вом уров­не, ибо луч­ше, чем кто бы то ни бы­ло дру­гой, по­ни­мал, что в по­эзии нас­ту­па­ет по­ра но­вых от­к­ры­тий. Эс­те­ти­чес­кая ра­зоб­щен­ность со вре­ме­нем, о ко­то­рой столь оп­ре­де­лен­но ска­зал Баг­риц­кий в ав­то­би­ог­ра­фи­чес­ких за­мет­ках, выз­ва­ла кри­зис­ные нас­т­ро­ения, с на­иболь­шей оче­вид­нос­тью про­явив­ши­еся в "Сти­хах о со­ловье и по­эте", в сти­хот­во­ре­нии "От чер­но­го хле­ба и вер­ной же­ны…". Ре­аль­ный мир пов­сед­нев­нос­ти и ро­ман­ти­чес­кое ис­кус­ство пред­с­тав­ля­ют­ся по­эту не­сов­мес­ти­мы­ми.



    Мы пой­ма­ны оба,

    Мы оба - в се­тях!

    Твой свист под­мос­ков­ный не гря­нет в кус­тах,

    Не дрог­нут от гро­ма хол­мы и озе­ра…

    Ты выс­лу­шан,

    Взвешен,

    Расценен в руб­лях…

    Греми же в зе­ле­ных кус­тах ко­лен­ко­ра,

    Как я гро­мы­хаю в га­зет­ных лис­тах!.. -

 

    обращается по­эт к сво­ему двой­ни­ку. Столь горь­кое по­эти­чес­кое чув­с­т­во раз­ви­ва­ет­ся и на­рас­та­ет на фо­не нэ­па. Нэ­пов­с­кие кон­т­рас­ты, от­к­рыв­ши­еся Баг­риц­ко­му в Мос­к­ве, - то­же мир, про­ти­вос­то­ящий по­эти­чес­ко­му, уси­ли­ва­ющий его эс­те­ти­чес­кий кон­ф­ликт со вре­ме­нем, ко­то­рый он пе­ре­жи­вал тра­ги­чес­ки: Од­на­ко по­эт яв­но не­до­оце­ни­вал зна­че­ния сво­ей ра­бо­ты в "га­зет­ных лис­тах" для пре­одо­ле­ния это­го кон­ф­лик­та, счи­тая ее ра­бо­той вто­ро­го сор­та. Сот­руд­ни­чес­т­во в ЮГ­РОС­ТА и пов­сед­нев­ная де­ятель­ность га­зет­чи­ка в зна­чи­тель­ной ме­ре спо­соб­с­т­во­ва­ли ощу­ще­нию пуль­са вре­ме­ни, по­мо­га­ли раз­г­ля­деть по­эти­чес­кое в «не­по­эти­чес­ком», пре­о­а­олеть книж­ный ро­ман­тизм, пос­тичь ро­ман­ти­ку тру­до­вых бу­ден мо­ло­дой Со­вет­с­кой Рес­пуб­ли­ки. Два сти­ле­вых те­че­ния - ус­лов­но-ро­ман­ти­чес­кое и граж­дан­с­кое, от­ра­жа­ющее «служ­бу» вре­ме­ни, то есть чер­но­вую ра­бо­ту в га­зе­те, - бы­ли не па­рал­лель­ны­ми ли­ни­ями, как то пред­с­тав­ля­лось са­мо­му Баг­риц­ко­му, а встреч­ны­ми, не­ук­лон­но дви­жу­щи­ми­ся друг к дру­гу, что­бы в ка­кой-то мо­мент слить­ся, об­ра­зо­вав ка­чес­т­вен­но но­вый по­эти­чес­кий сплав. "Сти­хи о по­эте и ро­ман­ти­ке", "Раз­го­вор с ком­со­моль­цем Н. Де­мен­ть­евым", "Вме­ша­тель­с­т­во по­эта" про­дол­жа­ют вол­но­вав­ший Баг­риц­ко­го раз­го­вор о судь­бах ро­ман­ти­чес­кой по­эзии и ее наз­на­че­нии в жиз­ни но­во­го об­щес­т­ва. Все­го год от­де­ля­ет "Сти­хи о со­ловье и по­эте" от прог­рам­мных "Сти­хов о по­эте и ро­ман­ти­ке", но как все из­ме­ни­лось за это вре­мя. Пе­ред на­ми уже не са­мо­заб­вен­ный пе­вец ста­рой ро­ман­ти­ки. Про­изош­ло сво­его ро­да "сни­же­ние".и об­ра­за тра­ди­ци­он­ной ро­ман­ти­ки, и об­ра­за ее по­эта. Еще не­дав­но мы ви­де­ли его са­мо­го в одеж­дах валь­тер-скот­тов­сюгх раз­бой­ни­ков, от­к­ры­ва­те­лей мор­с­ких пу­тей, бро­дя­чих ме­нес­т­ре­лей. Те­перь по­эт го­во­рит о се­бе стро­го би­ог­ра­фи­чес­ки, поч­ти ан­кет­но: "Сын про­дав­ца". И сви­да­ние с ро­ман­ти­кой в са­до­вой бе­сед­ке об­с­тав­ле­но то­же весь­ма про­за­ичес­ки. Ведь я не влюб­лен­ный, и я не при­шел С то­бой це­ло­вать­ся под си­зой си­ренью, пре­дуп­реж­да­ет по­эт, вы­яс­няя в раз­вер­нув­шем­ся ди­ало­ге от­но­ше­ния ро­ман­ти­ки с эпо­хой. Ро­ман­ти­ка рас­ска­зы­ва­ет по­эту о сво­ем труд­ном пу­ти от столь соз­вуч­ных ей пер­вых лет ре­во­лю­ции - "зна­ме­на пол­не­ба по­лот­на­ми кро­ют" - к ны­неш­ним не­по­нят­ным и чуж­дым дням.



    Пустынная нас ок­ру­жа­ет по­ра,

    Знамена в чех­лах, и зар­жа­ве­ли тру­бы, -

 

    жалуется ро­ман­ти­ка. Од­на­ко вни­ма­тель­но слу­ша­ющий, ры­цар­с­ки пред­ла­га­ющий ей свою ру­ку по­эт сам да­ле­ко не скло­нен раз­де­лять по­доб­ные нас­т­ро­ения. Для пе­го бес­спор­но: не эпо­ха ут­ра­ти­ла ро­ман­ти­чес­кое на­ча­ло, как то пред­с­тав­ля­ет его пос­та­рев­шая воз­люб­лен­ная, а тра­ди­ци­он­ная ро­ман­ти­ка бес­по­мощ­на пе­ред стре­ми­тель­но раз­ви­ва­ющим­ся вре­ме­нем. И вмес­те с тем оче­вид­но, что по­эт не пре­даст до­ро­гое ему ро­ман­ти­чес­кое ис­кус­ство, что он по­лон ре­ши­мос­ти за­щи­тить и воз­ро­дить на но­вой ос­но­ве ро­ман­ти­чес­кую по­эзию. За­ве­ряя ро­ман­ти­ку в сво­ей вер­нос­ти, он боль­ше не ис­пы­ты­ва­ет гне­ту­ще­го оди­но­чес­т­ва, оп­ре­де­лив­ше­го то­наль­ность "Сти­хов о со­ловье и по­эте". С ним в со­юзе весь мир, са­мо по­эти­чес­кое вдох­но­ве­ние. "Со­ловь­иные вой­с­ка", "июль­с­кие ночн" не толь­ко фи­ша л "Сти­хов о по­эте и ро­ман­ти­ке", но и но­вая твор­чес­кая пер­с­пек­ти­ва. Не один Баг­риц­кий вы­яс­нял в ту по­ру свои от­но­ше­ния с ро­ман­ти­кой. Свою "ро­ман­ти­чес­кую ночь" приш­лось пе­ре­жить и Ти­хо­но­ву, и Свет­ло­ву, и Ми­ха­илу Го­лод­но­му. Под воз­дей­с­т­ви­ем дей­с­т­ви­тель­нос­ти воз­ни­ка­ли но­вые ху­до­жес­т­вен­ные сред­с­т­ва ее ос­во­ения, рож­да­лась но­вая ро­ман­ти­чес­кая об­раз­ность. Про­цесс рож­де­ния то­во­го сти­ля Эду­ард Баг­риц­кий свя­зы­вал с мак­си­маль­ным сбли­же­ни­ем по­эзии и жиз­ни, где ос­во­ение но­вых тем про­ис­хо­дит не­ред­ко в му­чи­тель­ных про­бах го­ло­са, вы­зы­вая ос­т­рое не­до­воль­с­т­во со­бой. Взлет по­эти­чес­ко­го и граж­дан­с­ко­го чув­с­т­ва вдруг сме­ня­ет­ся инер­т­нос­тью или, по иро­ни­чес­ко­му оп­ре­де­ле­нию са­мо­го по­эта, "блед­ной не­мочью". Его ро­ман­ти­чес­кий ге­рой все­ми си­ла­ми стре­мит­ся, но по­ка не мо­жет най­ти и за­нять свое мес­то в ря­дах "ра­бот­ни­ков стра­ны". Воз­ни­ка­ет тра­ги­чес­кая но­та - "мы ржа­вые лис­тья на ржа­вых ду­бах". Но есть в этом сти­хот­во­ре­нии и дру­гие стро­ки: "Ко­пы­том и кам­нем ис­пы­та­ны го­ды, бес­смер­т­ной по­лынью про­пи­та­ны во­ды…" - это па­мять о граж­дан­с­кой вой­не. К пос­ти­же­нию ро­ман­ти­ки сов­ре­мен­нос­ти он по­шел сво­им пу­тем, вер­нув­шись к ис­то­ри­чес­ко­му пе­ри­оду, хо­ро­шо зна­ко­мо­му по лич­но­му опы­ту "сви­де­те­ля и учас­т­ни­ка ре­во­лю­ции". Блес­тя­ще до­ка­зав "Ду­мой про Опа­на­са", что ро­ман­ти­ка про­дол­жа­ет свой марш в бу­ду­щее, Баг­риц­кий впос­лед­с­т­вии еще не раз об­ра­тит­ся к ге­ро­ичес­кой па­мя­ти "бо­ев и по­хо­дов". "Ду­ма про Опа­на­са", гла­вы ко­то­рой бы­ли опуб­ли­ко­ва­ны в "Ком­со­моль­с­кой прав­де", пол­нос­тью по­яви­лась в де­ся­том но­ме­ре жур­на­ла "Крас­ная новь" за 1926 год. Приб­ли­жал­ся пер­вый круп­ный юби­лей в жиз­ни Со­вет­с­кой Рес­пуб­ли­ки - де­ся­тая го­дов­щи­на Ок­тяб­рь­с­кой ре­во­лю­ции. Со­вет­с­кая по­эзия соз­да­ва­ла свой эпос ре­во­лю­ции. Илья Сель­вин­с­кий ра­бо­тал над «Уля­ла­ев­щи­ной», Сер­гей Есе­нин на­пи­сал "Анну Сне­ги­ну", впе­ре­ди бы­ла по­эма Ма­яков­с­ко­го "Хо­ро­шо!". По­эма Баг­риц­ко­го "Ду­ма про Опа­на­са" не толь­ко зве­но в этом эпо­се, но и но­вый этап в твор­чес­ком фор­ми­ро­ва­нии ее ав­то­ра. Со вто­рой по­ло­ви­ны 20-х го­дов в ми­ре ко­ло­рит­ных об­ра­зов Баг­риц­ко­го про­ис­хо­дит сво­его ро­да «пе­рег­руп­пи­ров­ка» сил. Из са­мых глу­бин­ных сло­ев его по­эзии на пе­ред­ний край вы­хо­дит его ав­тор­с­кое «я», как при­ня­то го­во­рить, "ли­ри­чес­кий ге­рой". По­эт боль­ше не хо­чет ос­та­вать­ся в кру­гу до­ро­гих и при­выч­ных, но да­ле­ких от пов­сед­нев­нос­ти об­ра­зов. Ему не­об­хо­ди­мо те­перь вы­ра­зить свое лич­нос­т­ное от­но­ше­ние к про­ис­хо­дя­ще­му в кон­к­рет­но-ис­то­ри­чес­ком ми­ре, оп­ре­де­лить свою роль в ис­то­ри­чес­ком про­цес­се, уви­ден­ном в пер­с­пек­ти­ве. И он на­пи­сал эпи­чес­кую по­эму о судь­бах Ро­ди­ны и на­ро­да, ис­пол­нен­ную про­ник­но­вен­ным ли­риз­мом. Ав­тор­с­кая по­зи­ция, от­но­ше­ние по­эта к со­бы­ти­ям вы­ра­же­ны во всей об­раз­ной тка­ни по­эмы - в ее за­ду­шев­ной на­пев­нос­ти в ду­хе ук­ра­ин­с­ких пе­сен и дум, в ли­ри­чес­ких от­с­туп­ле­ни­ях, в оду­хот­во­рен­нос­ти при­ро­ды, вос­хо­дя­щей к "Сло­ву о пол­ку Иго­ре­ве". Взвол­но­ван­ное по­вес­т­во­ва­ние об от­с­туп­ни­чес­т­ве и ги­бе­ли крес­ть­ян­с­ко­го сы­на Опа­на­са пре­ры­ва­ет­ся пря­мы­ми об­ра­ще­ни­ями к не­му: "Опа­на­се, не дай ма­ху, ог­ля­нись тол­ко­во… тать от со­вес­ти не­чис­той ты бе­жал из Бал­ты…" Здесь и со­чув­с­т­вие, и осуж­де­ние, и глав­ное - по­ни­ма­ние, что в ре­во­лю­ции нет треть­его пу­ти. "Хле­бо­ро­бом хо­чешь в по­ле, а идешь бан­ди­том", - ска­за­но об Опа­на­се, де­зер­ти­ро­вав­шем из про­дот­ря­да и по­пав­шем в бан­ду к бать­ке Мах­но. Поз­же Баг­риц­кий на­пи­сал либ­рет­то к опе­ре "Ду­ма про Опа­на­са", где раз­вил эту те­му. Об­ра­щен­ная к не­дав­не­му прош­ло­му "Ду­ма про Опа­на­са" для са­мо­го Баг­риц­ко­го яви­лась по­эмой о сов­ре­мен­нос­ти. В про­цес­се эс­те­ти­чес­ко­го ре­ше­ния те­мы воз­ни­ка­ли воп­ро­сы, име­ющие для по­эта зна­че­ние зло­бод­нев­ное. «Ду­ма» вос­ста­нав­ли­ва­ла пре­ем­с­т­вен­ность ре­во­лю­ци­он­ных тра­ди­ций и по­ко­ле­ний, ут­ра­чен­ную бы­ло в по­эти­чес­ком ми­ро­вос­п­ри­ятии Баг­риц­ко­го, нап­ри­мер е сти­хах "От чер­но­го хле­ба и вер­ной же­ны…". В "Раз­го­во­ре с ком­со­моль­цем Н. Де­мен­ть­евым" уже нет про­ти­во­пос­тав­ле­ния сво­его по­ко­ле­ния "тру­ба­чам мо­ло­дым", над ни­ми од­но боль­шое не­бо их Ро­ди­ны:



    Пусть дру­гие драз­нят­ся!

    Наши дни лег­ки…

    Десять лет раз­ни­цы - Это пус­тя­ки!

 

    Герой Баг­риц­ко­го сно­ва в строю. «Шаш­ка», «на­ган», «цейс», «конь» - здесь не прос­то во­ен­ная аму­ни­ция, к ко­то­рой Баг­риц­кий был весь­ма не­рав­но­ду­шен. Глав­ное, он опять "в сед­ле" - на мес­те, там, где он ну­жен. И «цейс» - не толь­ко би­нокль во­ен­с­пе­ца, и о и "уве­ли­чи­тель­ное стек­ло" ху­дож­ни­ка, по­мо­га­ющее ви­деть в дей­с­т­ви­тель­нос­ти не­дос­туп­ное не­во­ору­жен­но­му гла­зу. В 1928 го­ду-в Мос­к­ве выш­ла пер­вая кни­га сти­хот­во­ре­нии Баг­риц­ко­го «Юго-За­пад». К это­му вре­ме­ни он уже был приз­нан­ным по­этом. Пе­ре­ехав в 1925 го­ду из Одес­сы в Мос­к­ву с семь­ей - же­ной Ли­ди­ей Гус­та­вов­ной и сы­ном Се­вой, он по­на­ча­лу по­се­лил­ся в Кун­це­ве, пред­мес­тье Мос­к­вы, с кон­к­рет­ны­ми ре­али­ями ко­то­ро­го свя­за­ны мно­гие сти­хи его двух пос­ле­ду­ющих книг - «По­бе­ди­те­ли» и "Пос­лед­няя ночь". Обе выш­ли в 1932 го­ду. Ли­те­ра­тур­ный быт пи­са­те­лей, до соз­да­ния в 1934 го­ду еди­но­го Со­юза пи­са­те­лей, оп­ре­де­ля­ли твор­чес­кие ли­те­ра­тур­ные груп­пы. Баг­риц­кий всту­пил - в «Пе­ре­вал», чле­ном ко­то­ро­го сос­то­ял его друг Ва­лен­тин Ка­та­ев, за­тем пе­ре­шел в Ли­те­ра­тур­ный центр кон­с­т­рук­ти­вис­тов, где под­ру­жил­ся с Иль­ей Сель­вин­с­ким и Вла­ди­ми­ром Лу­гов­с­ким. В фев­ра­ле 1930 го­да од­нов­ре­мен­но с Ма­яков­с­ким и Лу­гов­с­ким всту­пил в РАПП (Рос­сий­с­кая ас­со­ци­ация про­ле­тар­с­ких пи­са­те­лей). Кни­га «По­бе­ди­те­ли» от­ра­жа­ла ре­зуль­тат бит­вы Баг­риц­ко­го за на­вое ка­чес­т­во ро­ман­ти­чес­кой по­эзии. Сти­хи, на­пи­сан­ные в но­вом эс­те­ти­чес­ком клю­че, от­ра­жа­ли пе­ре­ме­ны, про­ис­шед­шие за эти го­ды в его твор­чес­ком ми­ро­ощу­ще­нии. Не в да­ле­кой Флан­д­рии, не в до­ли­не Рей­на - на прос­то­рах Со­вет­с­кой стра­ны раз­вер­ну­лись со­бы­тия, выз­вав­шие глу­бо­кое ли­ри­чес­кое пе­ре­жи­ва­ние. В сте­пи на краю пус­ты­ни встре­ча­ет по­эт мо­ло­до­го гид­рог­ра­фа, от­к­ры­ва­те­ля но­вых ис­точ­ни­ков вла­ги - род­ни­ков жиз­ни. В тя­же­лых ус­ло­ви­ях со­вер­ша­ет свой ежед­нев­ный ра­бо­чий под­виг ры­бо­вод-их­ти­олог, вы­во­дя­щий по­ро­ды цен­ных маль­ков. И ря­дом с ни­ми на об­щем фрон­те бо­ев за со­ци­ализм, по­беж­дая, уми­ра­ет же­лез­ный ры­царь ре­во­лю­ции Фе­ликс Дзер­жин­с­кий. По­бе­ди­те­ли - это му­жес­т­вен­ные и су­ро­вые лю­ди дол­га. Сре­ди них жи­вет и ра­бо­та­ет еще один пол­ноп­рав­ный ге­рой - сам по­эт, то­же осоз­нав­ший се­бя по­бе­ди­те­лем, уви­дев­ший ро­ман­ти­чес­кое в пов­сед­нев­ном и буд­нич­ном. По­эти­чес­кое ви­де­ние ми­ра в этих сти­хах как бы воз­в­ра­ща­ет к по­ре «Пти­це­ло­ва». Блес­тя­щий и чис­тый мир, слов­но про. мы­тый дож­дем кле­но­вый лист, вновь на­по­ми­на­ет тре­пе­щу­щую ут­рен­нюю пти­цу. Но те­перь это со­вер­шен­но ре­аль­ный мир пов­сед­нев­нос­ти, на­чи­на­ющий­ся сра­зу же за ка­лит­кой до­ма поч­та. И ему, как дру­гу, уже из­да­ли кла­ня­ет­ся ве­те­ри­нар. Л в от­вет, как то­ва­ри­щу по ра­бо­те, об­ра­ща­ет по­эт свои убеж­ден­ный при­зыв:



    Я здесь! Я око­ло! Ве­те­ри­нар!

    Как со­весть твоя, я встал над то­бой.

 

    Стремление к со­учас­тию вы­ра­же­но в са­мом заг­ла­вии - "Вес­на, ве­те­ри­нар и я". Од­нов­ре­мен­но с по­эти­за­ци­ей про­за­ичес­ко­го у Баг­риц­ко­го это­го пе­ри­ода встре­ча­ют­ся слу­чаи как бы на­ро­чи­той дсэс­те­ти­зац­ни при­ро­ды, пей­за­жа. Он как бы мстит ста­рой тра­ди­ци­он­ной кра­си­вос­ти:



    Но вре­мя дви­жет­ся. И на до­ро­ге

    Гниют до­ис­то­ри­чес­кие дро­ги,

    Булыжником разъ­еде­на тра­ва.

    Электротехник на стол­бы вы­ла­зит, -

    И вот пол­зет по ук­ро­щен­ной гря­зи,

    Покачивая бед­ра­ми, трам­вай.

 

    "Время дви­жет­ся", - объ­яс­ня­ет Баг­риц­кий при­чи­ны из­ме­не­ний в его по­эзии. По­эти­за­ция про­за­ичес­ко­го и на­ро­чи­тое сни­же­ние при­выч­но кра­си­во­го пред­с­та­ют как две сто­ро­ны од­но­го про­цес­са - рож­де­ния но­во­го ро­ман­ти­чес­ко­го сти­ля. Эт. ч соз­на­тель­ная про­за­иза­ция бы­ла сво­его ро­да бо­лез­нью рос­та, ей на сме­ну идет чис­тая и силь­ная ро­ман­ти­чес­кая струя, бе­ру­щая свое на­ча­ло в пов­сед­нев­ной ре­аль­нос­ти, тру­до­вых буд­нях стра­ны. Ощу­тив пе­ре­ме­ны, про­ис­хо­дя­щие в ро­ман­ти­чес­кой по­эзии тех лет, кри­ти­ка не сра­зу уло­ви­ла за­ко­но­мер­ность и пло­дот­вор­ность этих тен­ден­ций. "Баг­риц­кий ро­ман­тик, на­чав­ший ли­нять", - сок­ру­шал­ся один из кри­ти­ков, се­туя на "кри­зис в сов­ре­мен­ной по­эзии", на "утра­ту по­эти­чес­ко­го ми­ро­ощу­ще­ния" [Октябрь, 1930, № 1, с. 204]. В сво­ем "Отве­те кри­ти­ку" (так на­зы­ва­лось сти­хот­во­ре­ние "Вме­ша­тель­с­т­во по­эта" в его жур­наль­ной пуб­ли­ка­ции) Баг­риц­кий ед­ко иро­ни­зи­ру­ет над предъ­яв­лен­ны­ми ему пре­тен­зи­ями:



    Прошу, ска­жи­те за кон­т­ра­бан­дис­тов,

    Чтоб бы­ли страс­ти, чтоб огонь, чтоб гром.

    Чтоб же­ре­бец, чтоб кровь, чтоб клу­бы ды­ма, -

    Ах, для здо­ровья мне не­об­хо­ди­мы

    Романтика, сла­би­тель­ное, бром!

 

    Подчеркивая соз­на­тель­ное на­ча­ло в из­ме­не­нии сво­его по­эти­чес­ко­го «опе­ре­ния», он вос­к­ли­ца­ет, пря­мо от­ве­чая на за­ме­ча­ние кри­ти­ка: "Я вы­ли­нял! Да здрав­с­т­ву­ет по­бе­да!" И даль­ше весь­ма об­раз­но, с не­из­мен­ной иро­ни­ей в свой ад­рес, опи­сы­ва­ет рож­де­ние но­во­го ро­ман­ти­чес­ко­го сти­ля:



    Приходит вре­мя зре­лос­ти су­ро­вой,

    Я пух те­ряю, как пе­тух здо­ро­вый.

    Разносит ве­тер пес­т­рые клоч­ки.

    Неумолимо, с болью нап­ря­женья,

    Вылазят кро­вя­нис­тые струч­ки,

    Колючие ош­мет­ки и крюч­ки -

    Начало бу­ду­ще­го опе­ренья.

 

    С чув­с­т­вом гор­дос­ти и глу­бо­ко­го удов­лет­во­ре­ния по­эт пос­ти­га­ет ро­ман­ти­ку бы­тия мил­ли­онов сво­их сог­раж­дан. И чув­с­т­во то­ва­ри­щес­т­ва с ни­ми при­да­ет ему нрав­с­т­вен­ную си­лу. В "Сти­хах о се­бе", пред­с­тав­ляя воз­мож­ную встре­чу с чи­та­те­лем, свой раз­го­вор с ним, Баг­риц­кий улав­ли­ва­ет в ха­рак­те­ре и об­ли­ке ге­роя свои чер­ты и горд этим сход­с­т­вом:



    Сутуловат,

    Обветрен,

    Запылен,

    А мне ка­за­лось,

    Что мо­ло­же он…

    И ска­жет он,

    Стряхая пыль тра­вы:

    "А мне ка­за­лось,

    Что мо­ло­же вы!"

    Так, вы­те­рев ла­до­ни о шта­ны,

    Встречаются ра­бот­ни­ки стра­ны.

 

    Поэт не мог пе­рей­ти к боль­шо­му раз­го­во­ру от име­ни сво­его по­ко­ле­ния, не ощу­тив сво­его «я» не­от­де­ли­мой час­ти­цей сли­то­го с на­ро­дом «мы». По­эзия Эду­ар­да Баг­риц­ко­го за­пе­чат­ле­ла му­жес­т­вен­ный и стро­гий ли­ри­чес­кий ха­рак­тер. Его ге­рой сдер­жан в про­яв­ле­нии чувств, но за этой сдер­жан­нос­тью ощу­ща­ет­ся энер­гия, спо­соб­ная про­явить­ся в нуж­ный мо­мент со всей ре­ши­тель­нос­тью. Его «по­бе­ди­те­лю» как бы не­ве­до­мы сом­не­ния и ко­ле­ба­ния. Страс­т­ная, поч­ти фа­на­ти­чес­кая убеж­ден­ность ве­дет и вдох­нов­ля­ет его. Он пос­тиг выс­шую прав­ду ве­ка в су­ро­вой ре­во­лю­ци­он­ной не­об­хо­ди­мос­ти.



    О мать ре­во­лю­ция! Не­лег­ка

    Трехгранная от­к­ро­вен­ность шты­ка, -

 

    признается глав­ный ге­рой кни­ги «По­бе­ди­те­ли» Ф. Э. Дзер­жин­с­кий, на ди­ало­ге с ко­то­рым пос­т­ро­ено сти­хот­во­ре­ние «ТБС», об­ра­щен­ное к воп­ро­сам со­ци­алис­ти­чес­кой мо­ра­ли и про­ле­тар­с­ко­го гу­ма­низ­ма.



    История пос­ту­ча­ла в ок­но:

    Так рас­пах­ни же его, -

 

    читаем в од­ной из чер­но­вых ру­ко­пи­сей сти­хот­во­ре­ния "Итак - бу­ма­ге тер­петь нев­мочь…". Ощу­тив се­бя по­бе­ди­те­лем, пос­тиг­нув суть ро­ман­ти­ки но­вой дей­с­т­ви­тель­нос­ти, Баг­риц­кий об­ра­ща­ет­ся в "ви­ге по­эм "Пос­лед­няя ночь" к ли­ри­ко­фи­ло­соф­с­ко­му ос­мыс­ле­нию ко­рен­ных проб­лем че­ло­ве­чес­ко­го бы­тия, к воп­ро­сам ста­нов­ле­ния но­вой, со­ци­алис­ти­чес­кой нрав­с­т­вен­нос­ти. Кни­га "Пос­лед­няя ночь" сос­то­ит из трех по­эм ("Пос­лед­няя ночь", "Че­ло­век пред­мес­тья", "Смерть пи­онер­ки"). "Пос­лед­няя ночь" за­ду­мы­ва­лась Баг­риц­ким как три­ло­гия о судь­бах ин­тел­ли­ген­ции в ре­во­лю­ции. Сог­лас­но за­мыс­лу пред­по­ла­га­лось про­чер­тить "три раз­ных мар­ш­ру­та вдаль", рас­ска­зать о трех пред­с­та­ви­те­лях од­но­го по­ко­ле­ния. За­мы­сел этот осу­щес­т­в­лен не был. Баг­риц­ко­го ув­лек­ли иные де­ла и пла­ны. Он ус­пел на­пи­сать лишь пер­вую часть и эпи­лог. Эпи­лог по­эмы - му­жес­т­вен­ная ли­ри­чес­кая дек­ла­ра­ция. В ли­ри­чес­ком об­ра­зе по­вес­т­во­ва­те­ля уз­на­ет­ся сам по­эт, умуд­рен­ный опы­том ре­во­лю­ции, граж­дан­с­кой вой­ны, пя­ти­ле­ток, прек­рас­но зна­ющий це­ну сло­ва, "под­в­лас­т­но­го ему":



    Но ес­ли, строч­ки не до­пи­сав,

    Бессильно па­дет ру­ка,

    И взгляд ос­та­но­вит­ся, и гу­ба

    Отвалится к бо­ро­де,

    И на­ши то­ва­ри­щи, поп­ле­вав

    На ру­ки, ста­щат нас

    В клуб, чтоб мы про­ки­са­ли там

    Средь лам­по­чек и цве­тов, -

    Пусть юно­ша (ву­зо­вец, иль по­эт,

    Иль сле­сарь - мне все рав­но)

    Придет и вста­нет на ка­ра­ул,

    Не вы­ти­рая сле­зы.

 

    Здесь и спо­кой­ное му­жес­т­во, и го­речь тя­же­ло­боль­но­го, и не­из­мен­ная иро­ния в свой ад­рес, сни­жа­ющая па­те­ти­ку пер­вых строк эпи­ло­га, и глав­ное об­ра­ще­ние к бес­смер­т­ной юнос­ти, ко­то­рой пе­ре­да­ет­ся эс­та­фе­та борь­бы и жиз­ни. В кни­ге по­эм "Пос­лед­няя ночь" рас­сказ о гран­ди­оз­ных со­бы­ти­ях, пот­ря­са­ющих мир, ве­дет­ся от ли­ца ли­ри­чес­ко­го ге­роя, ли­ри­чес­ко­го «я» по­эта. Это рас­сказ "о вре­ме­ни и о се­бе". О не­бы­ва­лом ге­ро­ичес­ком вре­ме­ни, о сво­ей выс­т­ра­дан­ной, на­сущ­ной пот­реб­нос­ти раз­де­лить его участь рас­ска­зы­ва­ет по­эт. И вре­мя, при­шед­шее про­воз­г­ла­сить ко­нец ста­ро­го ми­ра в "Че­ло­ве­ке пред­мес­тья", об­на­ру­жи­ва­ет чер­ты внеш­не­го сход­с­т­ва с по­этом:



    И в блеск по­ло­виц, в про­мы­тую со­дой

    И ще­ло­ком гор­ни­цу, в плеск мытья

    Оно вры­ва­ет­ся не­по­го­дой,

    Такое ж су­ту­ло­ва­тое, как я,

    Такое ж, как я, през­рев­шее от­дых

    И вдох­но­вень­ем пот­ря­се­но,

    Глаза, про­мы­тые в со­ро­ка во­дах,

    Медленно под­ни­ма­ет оно.

 

    Штурмуя бас­ти­он "че­ло­ве­ка пред­мес­тья", пос­лед­ний оп­лот не­на­вис­т­но­го ми­ра соб­с­т­вен­ни­чес­т­ва, по­эт ощу­ща­ет пле­чом не толь­ко "ве­се­лых лю­дей сво­их сти­хов" - "ме­ха­ни­ков, че­кис­тов, ры­бо­во­дов". С ним те­перь за­од­но и са­мо Вре­мя. "Че­ло­век пред­мес­тья" и "Смерть пи­онер­ки" свя­за­ны еди­ным сю­же­том. Пи­онер­ка Ва­ля вы­ры­ва­ет­ся из ро­ди­тель­с­ко­го «бла­го­дат­но­го» ми­ра. Как рас­ска­зы­вал сам Баг­риц­кий, по­во­дом к соз­да­нию по­эмы "Смерть пи­онер­ки" явил­ся ре­аль­ный факт смер­ти до­че­ри хо­зя­ина их до­ма в Кун­це­ве, Ва­ли Ды­ко, со­уче­ни­цы и под­руж­ки сы­на Баг­риц­ко­го - Все­во­ло­да. Боль­шие мо­раль­но-эти­чес­кие проб­ле­мы вре­ме­ни ре­ша­ют­ся Баг­риц­ким на ло­каль­ном жиз­нен­ном ма­те­ри­але, не вы­хо­дя­щем как то мо­жет по­ка­зать­ся на пер­вый взгляд, за пре­де­лы пред­мес­тья. Но это бы­ло бы чис­то внеш­нее, по­вер­х­нос­т­ное вос­п­ри­ятие. Мы ви­дим, как пос­те­пен­но эти рам­ки раз­д­ви­га­ют­ся до все­лен­с­ких мас­ш­та­бов. "Пылью ми­ра" пок­ры­ты "по­ход­ные са­по­ги" дру­зей по­эта, та­ких же, как он, сол­дат, при­шед­ших по его зо­ву на борь­бу с "че­ло­ве­ком пред­мес­тья". "В мир, от­к­ры­тый; нас­тежь бе­шен­с­т­ву вет­ров" вы­ры­ва­ет­ся юность из стен боль­ни­цы, в ко­то­рой уми­ра­ет то­нень­кая, как тра­вин­ка, как мо­ло­дой по­бег, Ва­ля. И это вновь воз­в­ра­ща­ет нас к "Пос­лед­ней но­чи" - заг­лав­ной по­эме три­ло­гии. Здесь, как это свой­с­т­вен­но по­эти­ке Баг­риц­ко­го, где при­ро­да и че­ло­век еди­ны, сви­де­те­лем ми­ро­вой тра­ге­дии пред­с­та­ет вся Все­лен­ная. Все­лен­с­кий мас­ш­таб го­лу­биз­ны и по­коя стал­ки­ва­ет­ся с ко. нкрет­но-бы­то­вым мир­ком "ма­лень­ко­го че­ло­ве­ка", бро­шен­но­го в им­пе­ри­алис­ти­чес­кую бой­ню:



    Деревни скон­ча­лись.

    Потоптан хлеб.

    И ве­че­ром - пря­мо в пыль

    Планеты сте­ка­ют в кро­ви гус­той

    Да смут­но тру­бит гор­нист.

    Дымятся кос­т­ры у боль­ших до­рог.

    Солдаты ко­ло­тят вшей.

    Над Фран­ци­ей дым.

    Над Прус­си­ей вихрь.

    И над Рос­си­ей ту­ман.

 

    Поэма "Пос­лед­няя ночь", как и «Фев­раль», ис­пол­не­на ан­ти­ми­ли­та­рис­т­с­ко­го па­фо­са, обе они вхо­дят в сов­ре­мен­ный кон­текст борь­бы за мир, про­тив им­пе­ри­алис­ти­чес­ких войн и соп­ро­вож­да­ющей их де­гу­ма­ни­за­ции лич­нос­ти.



    Печальные де­ти, что зна­ли мы,

    Когда у боль­ших сто­лов

    Врачи, пос­ту­чав по впа­лой гру­ди,

    "Годен!" - кри­ча­ли нам… -

 

    вспоминает Баг­риц­кий о сво­их свер­с­т­ни­ках, пос­тав­лен­ных под ружье, пос­ле убий­с­т­ва в Са­ра­еве эр­ц­гер­цо­га Фран­ца-Фер­ди­нан­да и на­ча­ла пер­вой ми­ро­вой вой­ны. От по­эмы к по­эме дви­жет­ся, вы­рас­тая из слож­ной ме­та­фо­ры в кон­к­рет­ные кар­ти­ны жиз­ни, об­раз уми­ра­юще­го ста­ро­го ми­ра с его на­си­ли­ем и бра­то­убий­с­т­вен­ны­ми нес­п­ра­вед­ли­вы­ми вой­на­ми. На об­лом­ках ста­ро­го вы­рас­та­ет и ут­вер­ж­да­ет­ся но­вая сис­те­ма гу­ма­нис­ти­чес­ких цен­нос­тей:



    Осыпался, от­бо­лев,

    Скарлатинозною ше­лу­хой

    Мир, ок­ру­жав­ший нас.

 

    В ро­ман­ти­чес­кий об­раз бес­смер­т­ной юнос­ти воп­ло­ща­ет­ся Ва­лен­ти­на, от­тол­к­нув­шая сла­бе­ющей дет­с­кой ру­кой ве­ко­вой мир свя­щен­ной соб­с­т­вен­нос­ти. Про­ис­хо­дит скар­ла­ти­ноз­ное ше­лу­ше­ние ми­ра - про­цесс, со­пут­с­т­ву­ющий выз­до­ров­ле­нию. Ро­ман­ти­чес­кий мо­тив юнос­ти, мо­ло­дос­ти по­ко­ле­ния про­хо­дит че­рез всю по­эзию зре­ло­го Баг­риц­ко­го, вы­рас­тая в сим­во­ли­чес­кий об­раз бес­смер­тия ре­во­лю­ции мо­ло­дос­ти пла­не­ты. И этот ус­той­чи­вый об­раз стал од­ним из оп­ре­де­ля­ющих в по­эти­чес­кой сис­те­ме со­вет­с­кой ро­ман­ти­чес­кой по­эзии. У Ма­яков­с­ко­го - это "вес­на че­ло­ве­чес­т­ва", «стра­на-под­рос­ток», "мо­ло­дость ми­ра", у Вла­ди­ми­ра Ли­тов­с­ко­го - "веч­ная юность", "юность пла­не­ты", "мо­ло­дость нес­лы­хан­но­го ми­ра", у Ми­ха­ила Свет­ло­ва - бес­смер­т­ная "бо­евая юность". «Мо­ло­дость», всхо­дя­щая из кос­тей и кро­ви бе­зы­мян­ных сол­тат ре­во­лю­ции, пос­те­пен­но и жиз­нес­той­ко про­из­рас­та­ет из са­мых глу­бин по­эзии Баг­риц­ко­го.



    Не дож­да­лись гро­ба мы,

    Кончили по­ход…

    На ка­зен­ной обу­ви

    Ромашка цве­тет… -

 

    рассказывалось о ги­бе­ли в гря­ду­щей вой­не двух по­этов - сол­дат од­ной ар­мии ре­во­лю­ции. Бес­ком­п­ро­мис­сная, са­мо­от­вер­жен­ная юность уже не по­ки­да­ет по­эта, ве­дет его за со­бой на са­мые труд­ные ру­бе­жи.



    Нас во­ди­ла мо­ло­дость

    В са­бель­ный по­ход,

    Нас бро­са­ла мо­ло­дость

    На крон­ш­тад­т­с­кий лед… -

 

    с но­вой си­лой вос­к­ре­са­ет в по­эме "Смерть пи­онер­ки" ро­ман­ти­ка "бо­ев и по­хо­дов". «Пес­ней» наз­вал Баг­риц­кий этот взвол­но­ван­ный ли­ри­чес­кий мо­но­лог, под­няв­ший­ся из са­мо­го сер­д­ца по­эта, проз­ву­чав­ший от име­ни по­ко­ле­ния, со­вер­шив­ше­го ре­во­лю­цию, от име­ни всех, кто за нее от­дал жизнь:



    Чтоб зем­ля су­ро­вая

    Кровью ис­тек­ла,

    Чтобы юность но­вая

    Из кос­тей взош­ла.

 

    Через ув­ле­че­ние сво­бо­до­лю­би­вой, ре­во­лю­ци­он­но-ро­ман­ти­чес­кой по­эзи­ей Эду­ар­да Баг­риц­ко­го про­хо­дит каж­дое но­вое по­ко­ле­ние. Луч­шее из на­пи­сан­но­го им - на­ша со­вет­с­кая клас­си­ка. Баг­риц­кий умер 16 фев­ра­ля 1934 го­да в са­мом на­ча­ле но­во­го твор­чес­ко­го взле­та. Он был до кон­ца и са­мо­заб­вен­но пре­дан по­эзии, а под­лин­ная по­эзия, по его глу­бо­ко­му убеж­де­нию, не толь­ко тво­рит мир прек­рас­но­го, но и пре­об­ра­зу­ет дей­с­т­ви­тель­ность, пе­рес­т­ра­ива­ет жизнь.

    Автор статьи: Свет­ла­на Ко­ва­лен­ко




Стихотворения




Суворов




    В се­рой тре­угол­ке, юр­кий и ма­лень­кий,

    В си­ней ши­не­ли с прод­ран­ны­ми лок­тя­ми, -

    Он на­де­вал зи­мой теп­лые ва­лен­ки

    И уку­ты­вал гор­ло шар­фа­ми и плат­ка­ми.

    В те вре­ме­на по до­ро­гам скри­пе­ли еще

    дилижансы,

    И ку­че­ра си­де­ли на коз­лах в кам­зо­лах и

    фетровых шля­пах;

    По ве­че­рам, в гос­ти­ни­цах, ве­се­лые де­вуш­ки

    пели ро­ман­сы,

    И в низ­ких за­лах стру­ил­ся мят­ный за­пах.

    Когда вда­ле­ке зву­чал ро­жок поч­то­вой ка­ре­ты,

    На гряз­ных ок­нах по­ды­ма­лись зе­ле­ные

    шторы,

    В тем­ных за­лах смол­ка­ли неж­ные ду­эты,

    И раз­да­вал­ся ше­пот: "Едет Су­во­ров!"

    На уз­ких лес­т­ни­цах шур­ша­ли тон­кие юб­ки,

    Растворялись во­ро­та ус­луж­ли­вы­ми

    казачками,

    Краснолицые пут­ни­ки поч­ти­тель­но пря­та­ли

    трубки,

    Обжигая ру­ки го­ря­чи­ми уголь­ка­ми.

    По ве­че­рам он си­дел у по­гас­нув­ше­го ка­ми­на,

    На ко­то­ром сто­яли сак­сон­с­кие ча­сы и

    уродцы из фар­фо­ра,

    Читал фран­цуз­с­кий ро­ман, от­к­рыв его

    с се­ре­ди­ны,

    "О му­чень­ях бед­ной Жуль­ет­ты, по­лю­бив­шей

    знатного сень­ора".

    Утром, ког­да пас­тушьи рож­ки по­ют на­пев­ней

    И тол­с­тая слу­жан­ка сту­чит по ко­ри­до­ру

    башмаками,

    Он со­би­рал­ся в свои хо­лод­ные де­рев­ни,

    Натягивая са­по­ги со сби­ты­ми каб­лу­ка­ми.

    В смор­щен­ных ушах жел­те­ли гряз­ные ват­ки;

    Старчески крях­тя, он схо­дил во двор,

    держась за пе­ри­ла;

    Кучер в си­нем каф­та­не сте­гал ры­жую

    лошадку,

    И мча­лись гос­ти­ни­ца, ро­ща, так, что

    в гла­зах ря­би­ло.

    Когда же пе­ред ним вып­лы­ва­ли из ту­ма­на

    Маленькие до­ми­ки и цер­ковь с об­луп­лен­ной

    крышей,

    Он дер­гал вы­со­ко­го ку­че­ра за по­лу каф­та­на

    И кри­чал ему стар­чес­ким го­ло­сом:

    "Поезжай по­ти­ше!"

    Но иног­да по пер­во­му вы­пав­ше­му сне­гу,

    Стоя в про­лет­ке и дер­жась за пле­чо

    возницы,

    К не­му в де­рев­ню при­ез­жал фель­дъ­егерь

    И при­во­зил пись­мо от ма­туш­ки-им­пе­рат­ри­цы.

    "Государь мой, - чи­тал он, - Алек­сандр

    Васильич!

    Сколь прис­кор­б­но мне Ваш мир­ный по­кой

    тревожить,

    Вы, как древ­ний Цин­цин­нат, в де­рев­ню

    свою уда­ли­лись,

    Чтоб муд­рым тру­дом и на­ука­ми свои

    владения мно­жить…"

    Он дол­го смот­рел на на­ду­шен­ную бу­ма­гу -

    Казалось, сло­ва на тон­кую нит­ку ни­жет;

    Затем под­хо­дил к шка­фу, вы­ни­мал ор­де­на

    и шпа­гу

    И ста­но­вил­ся Су­во­ро­вым учеб­ни­ков и кни­жек.



    1915



О Кобольде




    Фарфоровые ко­ро­вы не­да­ром мы­ча­ли,

    Шерстяной по­пу­гай не­да­ром о клет­ку бил­ся, -

    В тем­ном угол­ке, в ста­рин­ной заб­ро­шен­ной за­ле

    В кон­фет­ной ко­роб­ке ко­больд ро­дил­ся.

    Прилетели эль­фы к ма­те­ри ко­боль­да,

    Зашуршали пе­ре­пон­ка­ми проз­рач­ных крыл и и;

    Два бу­маж­ных рас­к­ра­шен­ных ге­роль­да,

    Надувши ще­ки, в тру­бы тру­би­ли.

    Длинноносый маг в кол­па­ке зе­ле­ном

    К яс­лям на кар­тон­ном гу­се при­ехал;

    Восковая пас­туш­ка пос­мот­ре­ла изум­лен­но

    И чуть не рас­та­яла от ти­хо­го сме­ха.

    Кобольд был сде­лан из гут­та­пер­чи,

    Вместо ко­ро­ны ему прик­ле­или зо­ло­тую бу­маж­ку,

    Суровая ма­туш­ка нак­ло­ни­ла чеп­чик

    И под­нес­ла к гу­бам его ман­ную каш­ку.

    За печ­кой очень уди­ви­лись та­ра­ка­ны,

    Почему та­кой шум в ста­рой за­ле, -

    Сегодня нет гос­тей, не шур­шат юб­ки и каф­та­ны,

    Напудренный маль­чик не иг­ра­ет на ро­яли.

    Восковая пас­туш­ка уш­ла на пок­ло­ненье,

    А оло­вян­ный гу­сар по ней страс­тью то­мил­ся:

    Он не знал, что в гос­ти­ной, где си­ние те­ни,

    В кон­фет­ной ко­роб­ке ко­больд ро­дил­ся.



    1915



Нарушение гармонии




    Ультрамариновое не­бо,

    От бурь вспо­тев­шая зем­ля,

    И раз­вер­ну­лись жел­чью хле­ба

    Шахматною дос­кой по­ля.

    Кто, вы­шед­ший из тем­ной да­ли,

    Впитавший мощь под­зем­ных сил,

    В прос­тор зем­ли пе­чатью ста­ли

    Прямоугольники вон­зил.

    Кто, в даль впи­ва­ясь мут­ным взо­ром,

    Нажатьем мед­лен­ной ру­ки

    Геодезическим при­бо­ром

    Рвет мол­ча зем­лю на кус­ки.

    О Зем­ле­мер, во сне ус­та­лом

    Ты ви­дишь тот да­ле­кий скат,

    Где тре­уголь­ник ос­т­рым жа­лом

    Впился в очер­чен­ный квад­рат.

    И цир­куль круг чер­тит раз­мер­но,

    И ли­ния про­ве­де­на,

    Но все ж по­ет, кло­нясь не­вер­но,

    Отвеса мед­но­го стру­на:

    О том, что пло­ща­ди по­кать1

    Под зем­ле­мер­ною тру­бой,

    Что изум­руд­ные квад­ра­ты

    Кривой рас­се­че­ны ме­жой;

    Что, пыль­ной мглою опь­янен­ный,

    Заняв квад­ра­том ближ­ний скат,

    Углом в ок­руж­ность зак­лю­чен­ный,

    Шуршит вет­вя­ми ста­рый сад;

    Что толь­ко па­мят­ник, бес­си­лен,

    Застыл над кровью поз­д­них роз,

    Что в медь над­т­рес­ну­тых из­ви­лин

    Впился зе­ле­ный ку­по­рос.



    1915



Гимн Маяковскому




    Озверевший зубр в блес­тя­щем ци­лин­д­ре -

    Ты мед­лен­но по­во­дишь ос­тек­лев­ши­ми

    глазами

    На тру­бы, ло­вя­щие, как ру­ки, об­ла­ка,

    На гряз­ную мос­то­вую, за­ли­тую не­чис­то­та­ми.

    Вселенский спор­т­с­мен в оран­же­вом кос­тю­ме,

    Ты уда­рил зем­лю ко­ва­ным каб­лу­ком,

    И она взле­те­ла в ог­не­вые прос­т­ран­с­т­ва

    И не­сет­ся быс­т­рее, быс­т­рее, быс­т­рей…

    Божественный си­ба­рит с брон­зо­вым те­лом,

    Следящий, как в изум­руд­ной ча­ше Зем­ли,

    Подвешенной над кос­т­ра­ми ве­ков,

    Вздуваются и ло­па­ют­ся на­ро­ды.

    О Пол­ко­во­дец Го­ро­дов, бе­ше­но ла­юшпх

    на Сол­н­це,

    Когда ты гор­до про­хо­дишь по ули­це,

    Дома вы­тя­ги­ва­ют­ся во фронт,

    Поворачивая кры­ши нап­ра­во.

    Я, из­не­жен­ный на пу­хо­ви­ках сто­ле­тий,

    Протягиваю те­бе свою вы­хо­лен­ную ру­ку,

    И ты по­жи­ма­ешь ее уве­рен­ной ла­донью,

    Так что на бе­лой ко­же ос­та­ют­ся си­ние сле­ды.

    Я, не­на­ви­дя­щий Сов­ре­мен­ность,

    Ищущий заб­ве­ния в ма­те­ма­ти­ке и ис­то­рии,

    Ясно ви­жу сво­ими все же вдох­но­вен­ны­ми

    глазами,

    Что ско­ро, ско­ро мы сги­нем, как ды­мы.

    И, поч­ти­тель­но сто­ро­нясь, я го­во­рю:

    "Привет те­бе, Ма­яков­с­кий!"



    1915



Дерибасовская ночью (весна)




    На гряз­ном не­бе вы­би­ты лу­ча­ми

    Зеленые бук­вы: "Шо­ко­лад и ка­као",

    И ав­то­мо­би­ли, как ко­ты с при­дав­лен­ны­ми

    хвостами,

    Неистово виз­жат: "Ах, мяу! мяу!"

    Черные де­ревья рас­т­ре­пан­ны­ми мет­ла­ми

    Вымели с не­ба на­ру­мя­нен­ные звез­ды,

    И крас­но-ры­жие трам­ваи, пог­ро­мы­хи­вая

    мордами,

    По че­ре­пам бу­лыж­ни­ков пол­зут на роз­дых.

    Гранитные дель­фи­ны - раз­жи­рев­шие

    мопсы -

    У гряз­но­го фон­та­на за­хо­те­ли пить,

    И па­мят­ник Пуш­ки­на, всу­нув­ши в рот

    папиросу,

    Просит у фо­на­ря: "Поз­воль­те за­ку­рить!"

    Дегенеративные ту­чи про­но­сят­ся низ­ко,

    От жен­с­ких губ не­сет ко­пе­еч­ны­ми си­га­ра­ми,

    И ме­сяц по­вис, как оран­же­вая со­сис­ка,

    Над мос­то­вой, рас­че­сав­шей про­бор

    тротуарами.

    Семиэтажный дом с вы­вес­ка­ми в охап­ке,

    Курит уголь, как ден­ди си­га­ру,

    И крас­но­но­сый фо­нарь в гим­на­зи­чес­кой

    шапке

    Подмигивает вы­вес­ке - он се­год­ня в уда­ре.

    На чер­ных озе­рах мас­ля­нис­то­го ас­фаль­та

    Рыжие звез­ды слу­жат но­чи мес­су…

    Радуйтесь, су­те­не­ры, тру­бы до­ма

    подымайте! -

    И у Де­ри­ба­сов­с­кой есть по­этес­са!



    1915



О любителе соловьев




    Я в не­го влюб­ле­на,

    А он лю­бит ка­ких-то со­ловь­ев…

    Он не зна­ет, что не моя ви­на,

    То, что я в не­го влюб­ле­на

    Без щел­канья, без свис­та и да­же без слов.

    Ему труд­но по­нять,

    Как его мо­жет по­лю­бить че­ло­век:

    До сих пор его лю­би­ли толь­ко со­ловьи.

    Милый! Дай мне те­бя об­нять,

    Увидеть стре­лы опу­щен­ных век,

    Рассказать о му­ках люб­ви.

    Я знаю, он ме­ня спро­сит: "А где твой хвост?

    Где твой клюв? Где у те­бя при­цеп­ле­ны

    крылья?"

    - "Мой ми­лый! Я не со­ло­вей, не слав­ка,

    не дрозд…

    Полюби ме­ня - ДЕ­ВУШ­КУ,

    ПТИЦЕПОДОБНЫЙ

    и

    хилый… Мой ми­лый!"



    1915



Враг




    Сжимает раз­би­тую но­гу

    Гвоздями под­би­тый са­пог,

    Он мо­лит­ся грус­т­но­му бо­гу:

    Молитвы ус­лы­шит ли бог?

    Промечут хо­лод­ные зо­ри

    В по­ля зо­ло­тые ог­ни…

    Шумят на баг­ря­ном прос­то­ре

    Зеленые вя­зы од­ни.

    Лишь ве­тер, сор­вав­ший­ся с кру­чи,

    Взвихрит се­реб­рис­тую пыль,

    Да пля­шет та­тар­ник ко­лю­чий,

    Да ник­нет без­мол­в­но ко­выль.

    А ночью пок­ро­ет до­ро­ги

    Пропитанный слизью ту­ман,

    Протопчут ус­та­лые но­ги,

    Тревогу пробь­ет ба­ра­бан.

    Идет, под ко­том­кой сги­ба­ясь,

    В ды­му по­ги­ба­ющих сел,

    Беззвучно кри­чит, за­ды­ха­ясь,

    На зна­ме­ни чер­ный орел.

    Протопчет, как ди­кая пляс­ка,

    Коней оша­ле­лый га­лоп…

    Опускается мед­ная кас­ка

    На влаж­ный за­пы­лен­ный лоб.

    Поблекли за­сох­шие гу­бы,

    Ружье зад­ро­жа­ло в ру­ке;

    Запели до­зор­ные тру­бы

    В де­рев­не на ближ­ней ре­ке…

    Сейчас над сы­ры­ми по­ля­ми

    Свой ве­ер рас­к­ро­ет вос­ток…

    Стучит тя­же­ло са­по­га­ми

    И взво­дит уп­ру­гий ку­рок.



    Сентябрь 1914



Креолка




    Когда нас­ку­чат ей лу­ка­вые но­вел­лы

    И на­до­ест ле­жать в пле­те­ных га­ма­ках,

    Она при­хо­дит в порт смот­реть, как

    каравеллы

    Плывут из смут­ных стран на зыб­ких па­ру­сах.

    Шуршит ши­ро­кий плащ из зо­ло­тис­той тка­ни;

    Едва хрус­тит пе­сок под крас­ным каб­луч­ком,

    И ма­лень­кий ин­дус в ла­зо­ре­вом тюр­ба­не

    Несет тя­же­лый шлейф, рас­ши­тый се­реб­ром.

    Она од­на идет к заб­ро­шен­но­му мо­лу,

    Где пле­щут па­ру­са ал­жир­с­ких бри­ган­тин,

    Когда в за­кат­ный час тан­цу­ют фа­ран­до­лу,

    И флей­та дре­без­жит, и сто­нет там­бу­рин.

    От па­луб ко­раб­лей так смут­но тя­нет дег­тем,

    Так ти­хо ше­лес­тят рас­ши­тые шел­ка.

    Но ей смеш­ней все­го слег­ка кос­нуть­ся лок­тем

    Закинувшего сеть му­ла­та-ры­ба­ка…

    Л до­ма ждут ее хрус­таль­ные бе­сед­ки,

    Амур из мра­мо­ра, гля­дя­щий­ся в фон­тан,

    И крас­ный по­пу­гай, ви­ся­щий в мед­ной клет­ке,

    И стая ма­лень­ких бес­х­вос­тых обезь­ян.

    И звон­ко дре­без­жат зе­ле­ные ци­ка­ды

    В проз­рач­ных вен­чи­ках фар­фо­ро­вых цве­тов,

    И ник­нут даль­них гор жем­чуж­ные гро­ма­ды

    В бе­ре­тах го­лу­бых пу­шис­тых об­ла­ков.

    Когда ж прос­нет­ся ночь над мра­мор­ным

    балконом

    И крик­нет ко­зо­дой, кры­ла­ми тре­пе­ща,

    Она од­на идет к заб­ро­шен­ным ко­лон­нам,

    Окутанным дож­дем зе­ле­но­го плю­ща…

    В ал­лее го­лу­бой, где в се­реб­ре ту­ма­на

    Прозрачен чай­ных роз тя­гу­чий аро­мат,

    Склонившись, ждет ее у си­не­го фон­та­на

    С ви­олой под пла­щом сме­ющий­ся му­лат.

    Он бу­дет це­ло­вать пуг­ли­вую кре­ол­ку,

    Когда по­ют цве­ты и пла­чет ти­ши­на…

    А в об­ла­ках, сколь­зя по го­лу­бо­му шел­ку,

    Краями ос­т­ры­ми ед­ва шур­шит лу­на…



    1915



Пристань




    Встает зе­ле­ный пар над си­не­вой зы­бей,

    И не­бо вда­ле­ке проз­рач­но го­лу­бое…

    И ме­сяц, опь­янев от ти­ши­ны и зноя,

    Разорван на кус­ки уда­ром тон­ких рей…

    Скелеты бри­ган­тин, как чер­ные бой­цы,

    Вонзили копья мачт в ла­зур­ную бу­ма­гу…

    И пур­пур­ный кор­сар без­мол­в­но то­чит шпа­гу,

    Чтоб ги­бель раз­нес­ти в да­ле­кие кон­цы.

    В та­вер­не "Си­ний бриг" ус­та­лый шки­пер Пит

    Играет грус­т­ный вальс на дрях­лой ман­до­ли­не,

    А ря­дом у сто­ла, в из­ло­ман­ной кор­зи­не,

    Огромный чер­ный кот, ос­ка­лив­шись, хра­пит…

    И юн­га, в сон люб­ви без­мол­в­но пог­ру­жен,

    Вдыхает си­ний дым из жер­ла чер­ной труб­ки,

    И в кру­же­ве ог­ней ме­ре­щат­ся сквозь сон

    Поющий звон се­рег и пур­пур­ные губ­ки.

    И саб­ли длин­ные о гряз­ный стол сту­чат,

    И пи­во ед­кое из бо­чек брыз­жет в круж­ки…

    А ут­ром мед­ные на них нап­ра­вит пуш­ки

    Подплывший к прис­та­ни сто­ро­же­вой фре­гат…



    1915



Дионис




    Там, где выс­туп хо­лод­ный и се­рый

    Водопадом свер­га­ет­ся вниз,

    Я кри­чу у без­мол­в­ной пе­ще­ры:

    "Дионис! Ди­онис! Ди­онис!"

    Утомись пос­ле дол­гой охо­ты,

    Запылив свой пур­пур­ный на­ряд,

    Он ушел в би­рю­зо­вые гро­ты

    Выжимать зо­ло­той ви­ног­рад…

    Дионис! На щи­те зо­ло­че­ном

    Блеклых змей го­лу­бая борь­ба,

    И ры­да­ет ра­зор­ван­ным сто­ном

    Устремленная в не­бо тру­ба…

    И на пе­пел сож­жен­но­го нар­да,

    Опьяненный, я па­даю ниц;

    Надо мной го­ло­ва ле­опар­да,

    Золотого вож­дя ко­лес­ниц!..

    О, взмет­ни­те по­кор­ные ру­ки

    В рас­ц­ве­чен­ный Ди­аной кар­низ!..

    Натяните упор­ные лу­ки -

    Дионис к нам идет, Ди­онис!

    В об­ла­ках зо­ло­тис­то-пур­пур­ный

    Вечер пла­кал в ту­ман­ной да­ли…

    В мо­ем сер­д­це, узор­ча­той ур­не,

    Светлой грус­ти дро­жат хрус­та­ли.



    1915



В пути




    Уже две­над­цать дней не вид­но бе­ре­гов,

    И ночь идет за днем, как волк за ти­хой

    серной.

    И не­бо ка­жет­ся без­дон­ною цис­тер­ной,

    Где баш­ни ру­шат­ся ту­ман­ных го­ро­дов…

    Уже две­над­цать дней, как бро­шен Кар­фа­ген,

    Уже две­над­цать дней не­сут нас вдаль

    муссоны!..

    Не звяк­нет ти­хий меч, не дрог­нет щит

    червленый,

    Не брыз­нет бе­лиз­ной узор си­дон­с­ких стен…

    Напрасно тре­тий день жгут си­ние ку­ренья,

    Напрасно мо­лит­ся у чер­ной мач­ты жрец,

    Напрасно льют на нард ши­пя­щий жир овец:

    Свирепый По­сей­дон не зна­ет со­жа­ленья…

    На гряз­ной па­лу­бе, от сол­н­ца по­ры­же­лой,

    Меж бро­шен­ных снас­тей и рва­ных па­ру­сов,

    Матросы ти­хо спят; и го­речь лет­них снов

    Телами смуг­лы­ми без­мол­в­но ов­ла­де­ла…

    И ночь идет за днем… Пур­пу­ро­вую нить

    Прядет боль­ной за­кат за далью уми­ранья…

    Но нам страш­ней гро­мов, и бу­ри, и ры­данья

    В го­ря­щей ти­ши­не дро­жа­щий воз­г­лас:

    "Пить!"…

    И ночь хо­лод­ная идет сто­пой не­вер­ной,

    Рассыпав за со­бой цве­ты поб­лек­ших снов,

    Уже две­над­цать дней не вид­но бе­ре­гов,

    И ночь идет за днем, как волк за ти­хой

    серной.



    1915



Конец Летучего Голландца




    Надтреснутых ги­тар так дре­без­жа­щи зву­ки,

    Охрипшая тру­ба за­каш­ля­ла в ту­ман,

    И бьют кос­т­ля­вые без­жа­лос­т­ные ру­ки

    В боль­шой, с узо­ра­ми, ту­рец­кий ба­ра­бан…

    У крас­ной вы­вес­ки заб­ро­шен­ной та­вер­ны,

    Где по сы­рой сте­не пол­зет зе­ле­ный хмель,

    Напившийся мат­рос гор­ла­нит ри­тур­нель,

    И стих сме­ня­ет стих, пе­ву­чий и не­вер­ный…

    Струится лип­кий чад над крас­ным фо­на­рем.

    Весь в пят­нах от ви­на пе­ред­ник тол­с­той

    Марты,

    Два пьяных боц­ма­на, бра­нясь, иг­ра­ют

    в кар­ты;

    На влаж­ной ска­тер­ти дро­жит в ста­ка­нах ром…

    Береты мо­ря­ков об­ши­ты га­лу­на­ми,

    На пур­пур­ных пла­щах в зас­теж­ке - би­рю­за.

    У блед­ных де­ву­шек зе­ле­ные гла­за

    И бе­лый ряд зу­бов за крас­ны­ми гу­ба­ми…

    Фарфоровый фо­нарь - проз­рач­ная лу­на,

    В ро­зет­ке си­них туч мер­ца­ет утом­лен­но,

    Узорчат лун­ный блеск на си­не­ве за­то­на,

    О по­лус­г­нив­ший мол бес­шум­но бьет вол­на…

    У ста­рой прис­та­ни, где глу­ше пьяниц крик,

    Где ре­же си­ний дым та­бач­но­го уга­ра,

    Безумный ста­рый бриг Ле­ту­че­го Кор­са­ра

    Раскрашенными фла­га­ми по­ник.



    1915



Газелла ("В твоем алькове спят мечты…")




    В тво­ем аль­ко­ве спят меч­ты и ве­чер

    странно до­лог,

    Не знаю я, при­дешь ли ты, как ве­чер

    странно до­лог…

    В тво­ем са­ду зе­ле­ный грот у си­не­го фон­та­на

    И пик­нут алые цве­ты, и ве­чер стран­но

    долог…

    Там спит гли­ня­ный пас­ту­шок с над­т­рес­ну­той

    свирелью,

    И над пру­дом шур­шат кус­ты, и ве­чер

    странно до­лог…

    К те­бе я плыл из смут­ных стран на зыб­кой

    каравелле,

    Я ви­дел тус­к­лые пор­ты, где ве­чер стран­но

    долог.

    Я был в ту­ман­ных го­ро­дах, где

    на жем­чуж­ном не­бе

    Распяты алые крес­ты, и ве­чер стран­но

    долог…

    Тебе при­вез я тон­кий яд в коль­це

    под аме­тис­том,

    Его, я знаю, выпь­ешь ты… И бу­дет ве­чер

    долог…



    1915



Рудокоп




    Я в го­ры ушел изум­руд­ною ночью,

    В без­мол­вье сне­гов и опа­ло­вых льдин…

    И в не­бе кру­жи­лись жем­чуж­ные клочья,

    И пры­гать ме­шал на рем­не ка­ра­бин…

    Меж сум­рач­ных пихт и бе­рез ше­лес­тя­щих

    На лы­жах сколь­зил я по тус­к­ло­му льду,

    Где гно­мы сво­зи­ли на тач­ках скри­пя­щих

    Из ка­мен­ных шахт зо­ло­тую ру­ду…

    Я ви­дел на гли­не осы­пан­ных щеб­ней

    Медвежьих сле­дов пе­ре­ви­тый узор,

    Хрустальные баш­ни из­ло­ман­ных греб­ней

    И си­ние платья зас­тыв­ших озер…

    И мер­з­лое не­бо спус­ка­лось все ни­же,

    И ме­сяц был льди­ной над глы­ба­ми льдин,

    Но рез­ко ши­пе­ли шер­ша­вые лы­жи,

    И мер­но дро­жал на рем­не ка­ра­бин…

    В мо­роз­ном ущелье три зим­них не­де­ли

    Я тяж­кой кир­кою гра­ни­ты взры­вал,

    Пока над об­ры­вом, у сло­ман­ной ели,

    В рас­сы­пан­ном квар­це за­жег­ся ме­талл…

    И гас­ли по­ляр­ных ог­ней оже­релья,

    Когда я ушел на да­ле­кий Вос­ток…

    И встал, ко­лы­ха­ясь, над мглою ущелья

    Прозрачной вес­ны изум­руд­ный ды­мок…

    Я в го­род при­шел в ус­коль­за­ющем мра­ке,

    Где па­дал на ули­цы та­ющий лед.

    Я в лу­жи сту­пал. И ры­ча­ли со­ба­ки

    Из вет­хих ко­нур, у гни­ющих во­рот…

    И там, где фо­нарь над до­ща­тым за­бо­ром

    Колышется в лу­же, как жел­тая тень,

    Начерчены бы­ли шер­ша­вым узо­ром

    На вы­вес­ке бук­вы "Бе­гу­щий Олень"…

    И там, где пле­тет се­реб­рис­тые сет­ки

    Над виз­гом ор­кес­т­ра та­бач­ный ды­мок,

    Я бро­сил у кру­га бе­зум­ной ру­лет­ки

    На зе­лень сук­на зо­ло­тис­тый пе­сок…

    А ут­ром, от сол­н­ца пьяна и ту­ман­на,

    Огромные бед­ра взды­ма­ла зем­ля…

    Но шею сжи­ма­ла без­мол­в­но и стран­но

    Холодной зме­ею ту­гая пет­ля.



    1915



Славяне




    Мы жи­ли в зе­ле­ных прос­то­рах,

    Где воз­дух вес­ной на­по­ен,

    Мерцали в по­туп­лен­ных взо­рах

    Костры ко­че­вав­ших пле­мен…

    Одеты в кос­ма­тые шку­ры,

    Мы жер­т­вы сжи­га­ли те­бе,

    Тебе, о бе­зум­ный и хму­рый

    Перун на вы­со­ком стол­бе.

    Мы гна­ли ста­да по ов­ра­гу,

    Где би­се­ром пле­щут клю­чи,

    Но ско­ро кро­ва­вую бра­гу

    Испьют то­по­ры и ме­чи.

    Приходят с за­ка­та тев­то­ны

    С крес­том и бе­зум­ным ор­лом,

    И ле­бе­ди, бро­сив за­то­ны,

    Ломают осо­ку кры­лом.

    Ярила скры­ва­ет­ся в ту­чах,

    Стрибог по­ды­ма­ет­ся ввысь,

    Хохочут в ча­що­бах ко­лю­чих

    Лишь волк да пят­нис­тая рысь…

    И жел­чью сы­рой опо­ен­ный,

    Трепещет Пе­рун на стол­бе.

    Безумное сер­д­це тев­то­на,

    Громовник, бро­саю те­бе…

    Пылают хол­мы и ов­ра­ги,

    Зарделись на баш­нях зуб­цы,

    Проносят чер­вон­ные стя­ги

    В пла­щах бе­лос­неж­ных жре­цы.

    Рычат ис­ступ­лен­ные тру­бы,

    Рокочут ры­да­ния струн,

    Оскалив кро­ва­вые зу­бы,

    Хохочет бе­зум­ный Пе­рун!..



    1915



Осень




    Литавры ле­бе­дей за­мол­к­ли вда­ле­ке,

    Затихли жу­рав­ли за топ­ки­ми лу­га­ми,

    Лишь яс­т­ре­ба кру­жат над ры­жи­ми сто­га­ми,

    Да осень ше­лес­тит в приб­реж­ном трос­т­ни­ке.

    На сло­ман­ных плет­нях за­вил­ся гиб­кий хмель,

    И ник­нет яб­ло­ня, и ут­ром пах­нет сли­ва,

    В ве­се­лых ка­бач­ках раз­ли­то в боч­ки пи­во,

    И в ти­хой мгле по­лей, дро­жа, зву­чит сви­рель.

    Над пру­дом об­ла­ка жем­чуж­ны и лег­ки,

    На за­па­де ог­ни проз­рач­ны и ли­ло­вы.

    Запрятавшись в кус­ты, маль­чиш­ки-пти­це­ло­вы

    В те­ни зе­ле­ных хвои рас­ста­ви­ли сил­ки.

    Из зо­ло­тых по­лей, где си­ний дым вста­ет,

    Проходят де­вуш­ки за груз­ны­ми во­за­ми,

    Их бед­ра зыб­лют­ся под тон­ки­ми хол­с­та­ми,

    На их ще­ках за­гар, как зо­ло­тис­тый мед.

    В осен­ние лу­га, в бе­зу­дер­ж­ный прос­тор

    Спешат охот­ни­ки под кру­же­вом ту­ма­на.

    И в зыб­кой сы­рос­ти прон­зи­тель­но и стран­но

    Звучит дро­жа­щий лай на­шед­ших зве­ря свор.

    И Осень пьяная бре­дет из тем­ных чащ,

    Натянут тем­ный лук хо­лод­ны­ми ру­ка­ми,

    И в Ле­то це­лит­ся и пля­шет над лу­га­ми,

    На смуг­лое пле­чо на­ки­нув жел­тый плащ.

    И поз­д­няя за­ря на ал­та­рях ле­сов

    Сжигает тем­ный нард и брыз­жет алой кровью,

    И к дер­ну лет­не­му, к сы­ро­му из­го­ловью

    Летит хо­лод­ный шум спа­да­ющих пло­дов.



    1915



Полководец




    1

    За пыль­ным зо­ло­том тя­же­лых ко­лес­ниц,

    Летящих к пур­пу­ру сле­пи­тель­ных под­но­жии,

    Курчавые ра­бы с на­тер­той са­лом ко­жей

    Проводят под уз­д­цы ну­бий­с­ких ко­бы­лиц.

    И там, где брон­зо­вым за­ка­том сож­же­ны

    Кроваво-красных гор об­ры­вис­тые скло­ны,

    Проходят мед­лен­но тя­же­лые сло­ны,

    Влача в се­дой пы­ли рас­ши­тые по­по­ны.

    2

    Свирепых во­инов сзы­ва­ют в бой ро­га;

    И вот они пол­зут, прик­рыв щи­та­ми спи­ны,

    По выж­жен­но­му дну заб­ро­шен­ной стрем­ни­ны

    К рас­ки­ну­тым шат­рам - ста­но­ви­щу вра­га.

    Но в ти­хом ла­ге­ре им слы­шен хрип тру­бы,

    Им вид­но, как ор­лы взнес­лись над ле­ги­оном,

    Как пур­пур­ный за­кат на брон­зо­вые лбы

    Льет медь и ки­но­варь по­то­ком рас­ка­лен­ным.

    3

    Ржавеет гус­то кровь на лез­ви­ях ме­чей,

    Стекает кап­ля­ми со стрел, прон­зив­ших спи­ны,

    И тру­пы блед­ные сжи­ма­ют комья гли­ны

    Кривыми паль­ца­ми с ог­рыз­ка­ми ног­тей.

    Но мол­ча он зас­тыл на выж­жен­ной го­ре,

    Как на воз­д­виг­ну­том ве­ка­ми пьедес­та­ле,

    И про­филь сум­рач­ный си­я­ет на за­ре,

    Как буд­то вы­би­тый на ог­нен­ной ме­да­ли.



    1916



"О Полдень, ты идешь в мучительной тоске…"




    О Пол­день, ты идешь в му­чи­тель­ной тос­ке

    Благословить ог­нем те бе­ре­га пус­тые,

    Где лод­ки бе­лые и се­ти зо­ло­тые

    Лениво све­тят­ся на сол­неч­ном пес­ке.

    Но в си­них су­мер­ках ты ду­шен и тя­жел -

    За го­лу­бую соль ухо­дишь дым­ной глы­бой,

    Чтоб ве­тер, пах­ну­щий смо­лой и све­жей ры­бой,

    Ладонью влаж­ною по бе­ре­гу про­вел.



    1916



"О кофе сладостный и ты, миндаль сухой!.."




    О ко­фе сла­дос­т­ный и ты, мин­даль су­хой!

    На бе­лых сто­ли­ках рас­став­лен­ные чаш­ки…

    Клетчатая дос­ка и тус­к­лые кос­тяш­ки

    Построены в ря­ды вни­ма­тель­ной ру­кой.

    Бог ша­шеч­ной иг­ры, спо­ко­ен и уг­рюм,

    На лок­ти опер­шись, за стой­кой дрем­лет не­мо.

    Какой воз­вы­шен­ной и стро­гой те­оре­мой

    В та­бач­ной ра­ду­ге за­нял­ся ве­щий ум…

    Смотри вни­ма­тель­ней, за­дум­чи­вый иг­рок,

    Куда нап­ра­ви­лась рас­сы­пан­ная стая…

    И вот, ко­рич­не­вый квад­рат ос­во­бож­дая,

    Передвигается сле­пи­тель­ный кру­жок!..



    1916



"Я отыскал сокровища на дне…"




    Я отыс­кал сок­ро­ви­ща на дне -

    Глухое се­реб­ро та­ин­с­т­вен­но­го гру­за,

    И вот из глу­би­ны проз­рач­ная ме­ду­за

    Протягивает щу­паль­ца ко мне!

    Скользящей лип­кос­тью сож­ми мою пе­чаль,

    С зе­ле­ным хрус­та­лем поз­воль тес­нее слить­ся…

    …В рас­к­рыв­ших­ся гла­зах мель­ка­ют толь­ко

    птицы,

    И пе­на об­ла­ков, и зо­ло­тая даль.



    1916



"Движением несмелым…"




    Движением нес­ме­лым

    Ночь ку­та­ет ком­на­ту пря­жей,

    В ок­не по­тус­к­не­лом

    Мелькают ог­ни эки­па­жей…

    И вот из-под ста­ли

    Змеею из­лить­ся го­то­во

    В бу­маж­ные да­ли

    Внезапно рас­ц­вет­шее Сло­во.



    1916



"Заботливый ключарь угрюмой старины…"




    Заботливый клю­чарь уг­рю­мой ста­ри­ны,

    Я две­ри ка­мен­ной кос­нул­ся дер­з­но­вен­но,

    Где ждут рож­де­ния из тай­ны сок­ро­вен­ной

    На гул­ком мра­мо­ре на­чер­тан­ные сны…

    Здесь бо­ги мир­но спят в свя­щен­ной прос­то­те,

    Здесь бро­ше­ны в уг­лах бы­лых тра­ге­дий тру­бы,

    И лю­ди мо­лят­ся тор­жес­т­вен­ной и гру­бой

    Из пе­ны ка­мен­ной рож­ден­ной кра­со­те.



    1916



Осень ("Я целый день шатаюсь по дорогам…")




    Я це­лый день ша­та­юсь по до­ро­гам,

    Хожу в де­рев­ни и си­жу в кор­ч­мах.

    В мою су­му до­рож­ную бро­са­ют

    Потертый грош, тво­рож­ную ле­пеш­ку

    Или ку­сок со­ле­ной вет­чи­ны.

    Я ви­жу, как пи­рож­ни­ца-Зи­ма

    Муку и са­хар на до­ро­ги сып­лет,

    Развешивает ле­ден­цы на ел­ках,

    И пач­ка­ет ли­цо свое му­кой,

    И в нос ук­рад­кой пес­ню на­пе­ва­ет.

    Но вот - за­ду­ма­ет­ся хло­по­тунья,

    Забудет печь зак­рыть за­со­вом плот­ным,

    И теп­лый дух, от­ку­да ни возь­мись,

    Повеет вдруг, и ле­ден­цы рас­та­ют,

    И по­чер­не­ет рых­лая му­ка.

    И вот по коч­кам, по буг­рам и тро­пам

    Сначала роб­ко, а по­том сме­лее,

    Подняв ру­кою платье до ко­лен

    И ро­зо­вые но­ги об­на­жив,

    Вприпрыжку, брыз­гая во­дой из луж,

    Уже спе­шит к нам де­вуш­ка-Вес­на.

    Тогда на холм зе­ле­ный я взби­ра­юсь,

    Гляжу из-под ла­до­ни в даль су­хую -

    И ви­жу, как раз­ва­лис­той по­ход­кой,

    На лоб над­ви­нув вя­за­ный кол­пак

    И пот­ный лоб ру­кою оти­рая,

    К нам Ле­то доб­ро­душ­ное пле­тет­ся.

    Оно при­дет и ся­дет у до­ро­ги,

    Раскинет но­ги в баш­ма­ках тя­же­лых,

    Закурит труб­ку и зас­нет на сол­н­це.

    Но и над ним скло­ня­ет­ся ли­цо

    Работницы, и сум­рач­ная Осень

    Дремотное рас­тал­ки­ва­ет Ле­то.

    И, про­буж­ден­ное, оно вста­ет,

    Зевает и бра­нит­ся по­ти­хонь­ку,

    Чтобы, из­ба­ви бог, не ус­лы­ха­ла

    Работница пе­чаль­ной вор­кот­ни;

    И мед­лен­но, че­рез ле­са и до­лы,

    Оно бре­дет раз­ва­лис­той по­ход­кой

    В не­ве­до­мый ни­кем прос­тор. А Осень

    Спешит в са­ды, где со­ком бла­го­дат­ным

    Наполнены тя­же­лые пло­ды.

    Она весь день ра­бо­та­ет. В кор­зи­ны

    Навалены и яб­ло­ки и гру­ши.

    Из яч­ме­ня ва­рят по се­лам пи­во.

    От мер­т­вых туш стру­ит­ся дым ве­се­лый,

    И пах­нут вос­ком ульи на при­пе­ке.

    Привет те­бе, о бла­гос­т­ная Осень,

    Питательница си­рых и убо­гих,

    Склонившаяся над кор­зи­ной тяж­кой,

    Откуда мер­но па­да­ют на зем­лю

    То ры­жий ко­лос, то соз­рев­ший плод.

    И мы, бро­дя­ги, под­би­ра­ем жад­но

    В свои по­до­лы слад­кие по­дар­ки.

    Когда ж окон­чит­ся стра­да степ­ная

    И над скри­пя­щи­ми в по­лях во­за­ми

    Курлыканье раз­дас­т­ся жу­рав­лей, -

    Я, бед­ный стран­ник, по­ды­маю ру­ки

    И го­во­рю: иди, иди, род­ная,

    Святая из свя­тых. Да путь твой бу­дет

    Душист и ясен. Да не тя­го­тят

    Тебя пло­дов тя­же­лые кор­зи­ны.

    И ты идешь, ве­до­мая ста­ни­цей

    Летящих жу­рав­лей. Идешь и та­ешь.

    И толь­ко плащ твой треп­лет на вет­ру.

    Еще мгно­венье - и за по­во­ро­том

    Исчез и он. Кру­жит­ся пыль, и лис­тья

    Взлетают над хо­лод­ною зем­лей.



    1916



Осенняя ловля




    Осенней лов­ли на­ча­лась по­ра,

    Смолистый дым по­вис­нул над кот­ла­ми,

    И се­ти, вы­ве­шен­ные на сва­ях,

    Колышутся от сту­ка мо­лот­ков.

    И мы сле­дим за ут­рен­нею лов­лей,

    Мы ви­дим, как ухо­дят в мо­ре шху­ны,

    Как ры­ба­ков тя­же­лые бар­ка­сы

    Соленою наг­ру­же­ны трес­кой.

    Кто б ни был ты: охот­ник ли вос­к­рес­ный,

    Или кон­тор­щик с паль­ца­ми в чер­ни­лах,

    Или ры­бак, или бо­ец ку­лач­ный,

    В осен­ний день, в час ут­рен­не­го ло­ва,

    Когда ухо­дят па­рус­ные шху­ны,

    Когда смо­лис­тый дым прох­лад­но та­ет

    И пах­нет вы­ва­лен­ная трес­ка,

    Ты чув­с­т­ву­ешь, как на­чи­на­ет бить­ся

    Пирата сер­д­це под ру­ба­хой преж­ней.

    Хвала те­бе! Ты че­люс­ти сжи­ма­ешь,

    Чтоб не ру­гать­ся боц­ман­с­кою бранью,

    И на ла­до­нях, не при­вык­ших к со­ли,

    Мозоли креп­кие на­хо­дишь ты.

    Где б ни был ты: на бе­ре­гу Аляс­ки,

    Закутанный в то­пор­ща­щий­ся мех,

    На жар­ких ос­т­ро­вах Ар­хи­пе­ла­га

    Стоишь ли ты в фла­не­ле­вой ру­ба­хе,

    Или у Клязь­мы с удоч­кой си­дишь ты,

    На вол­ны гля­дя и сле­дя ка­чанье

    Внезапно дрог­нув­ше­го поп­лав­ка, -

    Хвала те­бе! Прос­тое сер­д­це древ­них

    Вошло в те­бя и рас­п­рав­ля­ет крылья,

    И ты за­во­дишь бо­евую пес­ню, -

    Где гро­хот вет­ра и при­бой мо­рей.



    1918



Птицелов




    Трудно де­ло пти­це­ло­ва:

    Заучи по­вад­ки птичьи,

    Помни вре­мя пе­ре­ле­тов,

    Разным пос­вис­том свис­ти.

    Но, ша­та­ясь по до­ро­гам,

    Под за­бо­ра­ми но­чуя,

    Дидель ве­сел, Ди­дель мо­жет

    Песни петь и птиц ло­вить.

    В бу­зи­не, сы­рой и круг­лой,

    Соловей уда­рил дуд­кой,

    На сос­не зве­нят си­ни­цы,

    На бе­ре­зе зяб­лик бьет.

    И вы­тас­ки­ва­ет Ди­дель

    Из ко­том­ки за­по­вед­ной

    Три ман­ка - и каж­дой пти­це

    Посвящает он ма­нок.

    Дунет он в ма­нок бу­зин­ный,

    И зве­нит ма­нок бу­зин­ный, -

    Из бу­зин­но­го прик­рытья

    Отвечает со­ло­вей.

    Дунет он в ма­нок сос­но­вый,

    И свис­тит ма­нок сос­но­вый, -

    На сос­не в от­вет си­ни­цы

    Рассыпают бу­бен­цы.

    И вы­тас­ки­ва­ет Ди­дель

    Из ко­том­ки за­по­вед­ной

    Самый лег­кий, са­мый звон­кий

    Свой бе­ре­зо­вый ма­нок.

    Он ла­ды про­ве­рит неж­но,

    Щель пе­ву­чую про­ду­ет, -

    Громким го­ло­сом бе­ре­за

    Под ды­хань­ем за­по­ет.

    И, зас­лы­шав этот го­лос,

    Голос де­ре­ва и пти­цы,

    На бе­ре­зе при­до­рож­ной

    Зяблик заг­ре­мит в от­вет.

    За про­се­лоч­ной до­ро­гой,

    Где за­тих те­леж­ный гро­хот,

    Над пру­дом, пок­ры­тым ряс­кой,

    Дидель се­ти раз­ло­жил.

    И пред ним, зе­ле­ный сни­зу,

    Голубой и си­ний свер­ху,

    Мир вста­ет ог­ром­ной пти­цей,

    Свищет, щел­ка­ет, зве­нит.

    Так идет ве­се­лый Ди­дель

    С пал­кой, пти­цей и ко­том­кой

    Через Гарц, по­рос­ший ле­сом,

    Вдоль по рей­н­с­ким бе­ре­гам.

    По Тю­рин­гии ду­бо­вой,

    По Сак­со­нии сос­но­вой,

    По Вес­т­фа­лии бу­зин­ной,

    По Ба­ва­рии хмель­ной.

    Марта, Мар­та, на­до ль пла­кать,

    Если Ди­дель хо­дит в по­ле,

    Если Ди­дель сви­щет пти­цам

    И сме­ет­ся нев­з­на­чай?



    1918, 1926



Тиль Уленшпигель ("Весенним утром кухонные двери…")




    Весенним ут­ром ку­хон­ные две­ри

    Раскрыты нас­тежь, и тя­же­лый чад

    Плывет из них. А в кух­не тол­кот­ня:

    Разгоряченный по­вар оти­ра­ет

    Дырявым фар­ту­ком свое ли­цо,

    Заглядывает в чаш­ки и кас­т­рю­ли,

    Приподымая мед­ные пок­рыш­ки,

    Зевает и под­б­ра­сы­ва­ет уголь

    В го­ря­чую и без то­го пли­ту.

    А по­ва­ре­нок в кол­па­ке бу­маж­ном,

    Еще не­лов­кий в труд­ном ре­мес­ле,

    По лес­т­ни­це ка­раб­ка­ет­ся к пол­кам,

    Толчет в сту­пе ко­ри­цу и мус­кат,

    Неопытными пу­та­ет ру­ка­ми

    Коренья в бан­ках, каш­ля­ет от ча­да,

    Вползающего в ноз­д­ри и гла­за

    Слезящего…

    А день ве­сен­ний ясен,

    Свист лас­то­чек сли­ва­ет­ся с вор­чань­ем

    Кастрюль и ча­шек на пли­те; мур­лы­чет,

    Облизываясь, кош­ка, ос­то­рож­но

    Под стуль­ями под­к­ра­ды­ва­ясь к мес­ту,

    Где не­за­ме­чен­ным ле­жит ку­сок

    Говядины, пок­ры­тый лег­ким жи­ром.

    О, цар­с­т­во кух­ни! Кто не вос­х­ва­лял

    Твой си­ний чад над жа­ря­щим­ся мя­сом,

    Твой лег­кий пар над су­пом зо­ло­тым?

    Петух, ко­то­ро­го, быть мо­жет, зав­т­ра

    Зарежет по­вар, рас­пе­ва­ет хрип­ло

    Веселый гимн прек­рас­но­му ис­кус­ству,

    Труднейшему и бла­го­дат­но­му…

    Я в этот день по ули­це иду,

    На кры­ши гля­дя и сти­хи чи­тая, -

    В гла­зах ря­бит от сол­н­ца, и кру­жит­ся

    Беспутная, хмель­ная го­ло­ва.

    И си­ний чад вды­хая, вспо­ми­наю

    О том бро­дя­ге, что, как я, быть мо­жет,

    По ули­цам Ан­т­вер­пе­на бро­дил…

    Умевший все и ни­че­го не знав­ший,

    Без шпа­ги - ры­царь, па­харь - без со­хи,

    Быть мо­жет, он, как я, вды­хал умиль­но

    Веселый чад, плы­ву­щий из кор­ч­мы;

    Быть мо­жет, и его, как и ме­ня,

    Дразнил коп­че­ный око­рок - и жад­но

    Густую он прог­ла­ты­вал слю­ну.

    А день ве­сен­ний сла­док был и ясен,

    И ве­тер ма­те­рин­с­кою ла­донью

    Растрепанные куд­ри раз­ве­вал.

    И, прис­ло­нясь к двер­но­му ко­ся­ку,

    Веселый стран­ник, он, как я, быть мо­жет,

    Невнятно на­пе­вая, со­чи­нял

    Слова еще не вы­ду­ман­ной пес­ни…

    Что из то­го? Пус­кай мо­им уде­лом

    Бродяжничество бу­дет и бес­пут­с­т­во.

    Пускай го­лод­ным я стою у ку­хонь,

    Вдыхая за­пах пир­шес­т­ва чу­жо­го,

    Пускай ис­т­реп­лет­ся моя одеж­да,

    И са­по­ги о кам­ни ра­зобь­ют­ся,

    И пес­ни ра­зу­чусь я со­чи­нять…

    Что из то­го? Мне хо­чет­ся ино­го…

    Пусть, как и тот бро­дя­га, я прой­ду

    По всей стра­не, и пусть у две­ри каж­дой

    Я жа­во­рон­ком зас­ви­щу и тот­час

    В от­вет ус­лы­шу пес­ню пе­ту­ха!..

    Певец без лют­ни, во­ин без оружья,

    Я встре­чу дни, как ча­ши, до кра­ев

    Наполненные мо­ло­ком и ме­дом.

    Когда ж ус­та­лость ов­ла­де­ет мной

    И я зас­ну креп­чай­шим смер­т­ным сном, -

    Пусть на мо­гиль­ном кам­не на­ри­су­ют

    Мой герб: тя­же­лый ясе­не­вый по­сох -

    Над пти­цей и ши­ро­ко­по­лой шля­пой.

    И пусть на­пи­шут: "Здесь ле­жит спо­кой­но

    Веселый стран­ник, пла­кать не умев­ший.

    Прохожий! Ес­ли до­ро­ги те­бе

    Природа, ве­тер, пес­ни и сво­бо­да,

    Скажи ему: "Спо­кой­но спи, то­ва­рищ,

    Довольно пел ты, выс­пать­ся по­ра!"



    1918, 1926



Кошки




    Ал. Со­ко­лов­с­ко­му

    Уже на кры­ше, за тру­бой,

    Под бла­гос­к­лон­ною лу­ною,

    Они сби­ра­ют­ся тол­пой,

    Подняв хвос­ты свои тру­бою.

    Где слад­ким пах­нет мо­ло­ком

    И неж­ное бе­ле­ет са­ло,

    Свернувшись бар­хат­ным клуб­ком,

    Они в уг­лу вор­чат ус­та­ло.

    И воз­буж­ден­ные жа­рой,

    Они пре­сы­ще­ны едою,

    Их не тре­во­жит за­пах твой,

    Благословенное жар­кое.

    Как сла­док им ве­сен­ний жар

    На кух­не, где пли­та пы­ла­ет,

    И су­па бла­го­вон­ный пар

    Там бла­гос­т­но бла­го­уха­ет.

    О чер­ных лес­т­ниц ти­ши­на,

    Чердак, про­пах­нув­ший мы­ша­ми,

    Где из раз­би­то­го ок­на

    Легко сле­дить за го­лу­бя­ми.

    Когда ж над до­мом сты­нет тишь,

    Волной ве­чер­не­го уга­ра,

    Тогда, сколь­зя по краю крыш,

    Влюбленные про­хо­дят па­ры.

    Ведь ты, лю­бовь, для всех од­на,

    Ты всех страс­тей неж­ней и вы­ше,

    И бла­гос­к­лон­ная лу­на

    Зовет их на ноч­ные кры­ши.



    1919



"Я сладко изнемог от тишины и снов…"




    Я слад­ко из­не­мог от ти­ши­ны и снов,

    От ску­ки мед­лен­ной и пе­сен не­уме­лых,

    Мне лю­бы пе­ту­хи на по­ло­тен­цах бе­лых

    И ко­поть древ­няя су­ро­вых об­ра­зов.

    Под жар­кий шо­рох мух про­хо­дит день

    за днем,

    Благочестивейшим ис­пол­нен­ный сми­рень­ем,

    Бормочет пе­ре­пел под низ­ким по­тол­ком,

    Да пах­нет в праз­д­ни­ки ма­ли­но­вым ва­рень­ем.

    А по но­чам то­мит гу­си­ный неж­ный пух,

    Лампада душ­ная му­чи­тель­но ми­га­ет,

    И, шею вы­тя­нув, про­тяж­но за­пе­ва­ет

    На по­ло­тен­це вы­ши­тый пе­тух.

    Так мне, о гос­по­ди, ты скром­ный дал при­ют,

    Под кро­вом бла­гос­т­ным, не зна­ющим

    волненья,

    Где дни тя­же­лые, как с ло­жеч­ки ва­ренье,

    Густыми кап­ля­ми те­кут, те­кут, те­кут.



    1919



Баллада о нежной даме




    Зачем чи­та­ешь ты стра­ни­цы

    Унылых, пла­чу­щих га­зет?

    Там ут­ки и иные пти­цы

    В те­бя все­ля­ют ужас. - Нет,

    Внемли мой дру­жес­кий со­вет:

    Возьми ты объ­яв­ле­ний пач­ку,

    Читай, - в них жизнь, в них яр­кий свет:

    "Куплю япон­с­кую со­бач­ку!"

    О да­ма неж­ная! Сто­ли­цы

    Тебя взле­ле­яли! Кор­нет

    Именовал те­бя ца­ри­цей,

    Бела ты как виш­не­вый цвет.

    Что для те­бя кро­ва­вый бред

    И в гор­ле пу­шек мя­са жвач­ка, -

    Твоя меч­та свет­лей пла­нет:

    "Куплю япон­с­кую со­бач­ку".

    Смеживши чер­ные рес­ни­цы,

    Ты слад­ко ку­ша­ешь шер­бет.

    Твоя улыб­ка как зар­ни­ца,

    И со­дер­жа­тель твой одет

    В тон­чай­ший шел­ко­вый жи­лет,

    И на­ни­ма­ет третью прач­ку, -

    А ты меч­та­ешь, как по­эт:

    "Куплю япон­с­кую со­бач­ку".

    Когда от го­ло­да в ске­лет

    Ты прев­ра­тишь­ся и в бо­ляч­ку,

    Пусть при­го­то­вят на обед

    Твою япон­с­кую со­бач­ку.



    1919



Рассыпанной цепью




    Трескучей дробью ба­ра­ба­нят ружья

    По лис­т­вен­ни­цам си­зым и по сос­нам.

    Случайный дрозд, под­ра­нен­ный, на зем­лю

    Валится с кри­ком, тре­пе­ща кры­лом!

    Холодный лес, и снег, и ве­тер кол­кий…

    И мы сто­им рас­сы­пан­ною цепью,

    В ру­ках двус­т­вол­ки, и виз­жат про­тяж­но

    Мордашки на от­пу­щен­ных рем­нях…

    Друзья, мол­чи­те! Он за­лег упор­но,

    И толь­ко пар по­вис­нул над бер­ло­гой,

    И толь­ко слы­шен храп его тя­же­лый

    Да низ­кая и злая вор­кот­ня…

    Друзья, мол­чи­те! Пусть, к ство­лу при­жав­шись,

    Прицелится охот­ник тер­пе­ли­вый!

    И гром уда­рит меж­ду глаз зве­ри­ных,

    И ту­ша, вздыб­лен­ная, зат­ре­пе­щет

    И рух­нет в мер­з­лые кус­ты и снег!

    Так мы те­перь рас­ки­ну­лись об­ла­вой -

    Поэты, ры­ба­ки и пти­це­ло­вы,

    Ремесленники, куз­не­цы, - ши­ро­ко

    В ле­су хо­лод­ном, где ко­лю­чий ве­тер

    Нам в ли­ца ду­ет. Мы сто­им вок­руг

    Берлоги, где за­сел в кус­тах за­мер­з­ших

    Мир, ма­те­рой и тяж­кий на подъ­ем…

    Эй, от­пус­кай­те псов, пус­кай пот­реп­лют!

    Пускай вопь­ют­ся мет­ки­ми зу­ба­ми

    В за­ты­лок креп­кий. И по сне­гу быс­т­ро,

    По лис­ть­ям по­лым, по мо­роз­ной хвое,

    Через кус­ты ка­тясь ша­ром виз­жа­щим,

    Летят со­ба­ки. И уже вста­ет

    Из тем­но­ты бер­ло­ги за­по­вед­ной

    Тяжелый мир, ог­ром­ный и кос­ма­тый,

    И под его опу­щен­ною ла­пой

    Тяжелодышащий скре­бет­ся пес!

    И мы сто­им рас­сы­пан­ною цепью -

    Поэты, ры­ба­ки и пти­це­ло­вы.

    И, вздыб­лен­ный, идет на нас, ка­ча­ясь,

    Мир ма­те­рой. И вот один из нас -

    Широкоплечий, ру­сый и упор­ный -

    Вытаскивает нож из са­по­га

    И, ши­ро­ко рас­ста­вив но­ги, ждет

    Хрипящего и бе­ше­но­го зве­ря.

    И зверь идет. Кус­ты тре­щат и гнут­ся,

    Испуганный, пе­ре­ле­та­ет дрозд,

    И мы сто­им рас­сы­пан­ною цепью,

    И ру­ки оне­ме­ли, и не мо­жем

    Прицелиться мед­ве­дю меж­ду глаз…

    А зверь идет… И сум­рач­ный ра­бо­чий

    Стоит в сне­гу и нож в ру­ке сжи­ма­ет,

    И шею вы­тя­нул, и ос­то­рож­но

    Глядит в зве­ри­ные гла­за! Друзья,

    Облава бли­зит­ся к кон­цу! Уда­рит

    Рука ра­бочья в сер­д­це ро­ко­вое,

    И зах­ри­пит, и упа­дет тя­же­лый

    Свирепый мир - в про­мер­з­шие кус­ты…

    А мы, по­эты, что во вре­мя боя

    Стояли мол­ча, мы сбе­жим­ся друж­но,

    И над ог­ром­ным и кос­ма­тым тру­пом

    Мы сла­ву по­бе­ди­те­лю спо­ем!



    1920



Знаки




    Шумели и тек­ли на­ро­ды,

    Вскипела и прош­ла вол­на -

    И ве­тер Сла­вы и Сво­бо­ды

    Вздувал над вой­с­ком зна­ме­на…

    И в каж­дой бит­ве знак осо­бый

    Дела ге­ро­ев ос­ве­щал

    И страш­ным блес­ком пок­ры­вал

    Земле не пре­дан­ные гро­бы…

    Была по­ра: жес­ток и горд,

    Безумно пред­ви­дя бой­ца­ми,

    С же­лез­ным то­по­том ко­горт

    Шел Це­зарь гал­ль­с­ки­ми по­ля­ми…

    И над по­то­ком жел­той мглы

    И к об­ла­кам взме­тен­ной пы­ли

    Полет тор­жес­т­вен­ный кру­жи­ли

    Квирита мед­ные ор­лы…

    И од­но­ок, не­ук­ро­ти­мо,

    Сквозь пыль до­рог и сум­рак скал,

    Шел к зо­ло­тым во­ро­там Ри­ма

    Под рев сло­но­вий Ган­ни­бал…

    Текли ве­ка по­то­ком гул­ким,

    И но­вая лег­ла тро­па,

    Как по па­риж­с­ким пе­ре­ул­кам

    Впервые ри­ну­лась тол­па, -

    Чтоб, как взвол­но­ван­ная пе­на,

    Сметая зо­ло­то па­лат,

    Зеленой вет­кой Де­му­ле­на

    Украсить стог­ны бар­ри­кад…

    И вот, воз­вы­шен­но и юно,

    Посланницей вы­со­ких благ, -

    Взнесла Па­риж­с­кая Ком­му­на

    В дес­ни­це ни­щей крас­ный флаг…

    И знак осо­бый вы­би­рая

    У всех на­ро­дов и вре­мен,

    Остановились мы, не зная,

    Какой из них нам при­суж­ден…

    Мы не уз­на­ли… И над на­ми

    В ту­ма­нах вспых­ну­ла тог­да,

    Сияя крас­ны­ми ог­ня­ми,

    Пятиконечная звез­да!..



    1920



"Здесь гулок шаг. В пакгаузах пустых…"




    Здесь гу­лок шаг. В пак­га­узах пус­тых

    Нет пи­щи кры­сам. Толь­ко па­ути­на

    Подернула уг­лы. И го­лу­би­ной

    Не вид­но стаи в ули­цах не­мых.

    Крик груз­чи­ков на пло­ща­дях за­тих.

    Нет ко­раб­лей… И толь­ко на ста­рин­ной

    Высокой баш­не бьют ча­сы. Пус­тын­но

    И скуч­но здесь, сре­ди до­мов сы­рых.

    Взгляни, мат­рос! Твое нас­та­ло вре­мя,

    Чтоб в порт, по­ки­ну­тый и обой­ден­ный все­ми,

    Из даль­них стран приш­ли опять су­да.

    И крас­ный флаг над груз­ною та­мож­ней

    Нам воз­вес­тил о прав­де неп­ре­лож­ной,

    О воль­ном крае си­лы и тру­да.



    1921



Путнику




    Студент Сор­бон­ны ты или бро­дя­чий плут,

    Взгляни: моя су­ма на­пол­не­на едою.

    Накинь свой рва­ный плащ, и мы пой­дем

    с то­бою

    В чу­дес­ную стра­ну, что Флан­д­ри­ей зо­вут.

    В до­ро­ге мы най­дем в лю­бой кор­ч­ме при­ют,

    Под лив­нем вы­мок­нем и вы­сох­нем от зноя,

    Пока из-за хол­мов в гла­за нам не свер­к­нут

    Каналы Флан­д­рии сту­де­ною вол­ною.

    Довольно ты скло­нял над пыль­ной кни­гой

    грудь,

    Взгляни: че­рез по­ля сво­бод­ный льет­ся путь!

    Смени ж грам­ма­ти­ку на по­сох пи­лиг­ри­ма,

    Всю муд­рость по­за­будь и ве­се­лись, как дрозд,

    И па­ша жизнь прой­дет стру­ей мгно­вен­ной

    дыма

    Среди мы­чанья стад и в ти­хом блес­ке звезд.



    1921



Чертовы куклы




    От кру­то­сед­лой кон­ни­цы та­тар­с­кой

    Упрямый дух ку­мы­са и ко­ни­ны

    Смолой по­тек по го­ро­дам и ве­сям

    До ско­пи­дом­ной ключ­ни­цы Мос­к­вы.

    Перепелиные сто­яли но­чи,

    И ржа­вый ме­сяц ко­ло­сом на­ли­тым

    Тянулся к тра­вам низ­ким и сы­рым.

    А за ре­кой сто­ял со­ба­чий лай,

    Да ре­зал воз­дух свист би­ча ту­го­го,

    Да ба­бий визг, да цо­кот со­ловья

    Купеческого. А на Лоб­ном мес­те

    Бездомные со­ба­ки ко­по­ши­лись

    Над во­ров­с­кою го­ло­вой. Гу­дел

    Сусальный пе­рез­вон. Пред ви­зан­тий­с­кой

    Широкоглазой важ­нос­тью ико­ны

    Кудлатый инок пла­кал и во­пил.

    Потом кри­чал ба­раш­ком не­до­би­тым

    Вихрастый Дмит­рий - и бро­дил су­ро­вый

    Широкоплечий Го­ду­нов. А там

    От то­по­лей и лис­т­вен­ниц ли­тов­с­ких

    Вскрутилась пыль; там ры­жие лит­ви­ны

    В кос­ма­тых шап­ках и пла­щах мед­вежь­их

    Раскачивались в сед­лах; там в пы­ли

    Маячили не­ви­дан­ные крылья

    Варшавской кон­ни­цы. И груз­ным ша­гом

    Там ко­ре­нас­тая бре­ла пе­хо­та.

    И труб­ные ту­гие го­ло­са

    Коней бе­си­ли: "На Мос­к­ву, впе­ред!"

    И бе­лоб­ры­сый че­ло­век гля­дел

    На сол­неч­ные го­ло­вы со­бо­ров.

    А в чер­ных деб­рях, в пус­ты­нях мед­вежь­их,

    Корявым плу­гом ко­вы­ряя зем­лю,

    Ждал крес­ть­янин ноч­но­го без­до­рожья,

    Чтоб, на­пус­тив на те­ре­ма бо­яр

    Багрового и зло­го пе­ту­ха,

    Удариться на Вол­гу и на Дон,

    Пройти на Яик, сги­нуть в За­бай­калье,

    Лишь из­ред­ка да­ле­кую Мос­к­ву

    Разбойной пе­рек­лич­кой бес­по­ко­ить.

    "Сарынь на кич­ку!" - на­чи­на­ет Дон.

    "Сарынь на кич­ку!" - от­ве­ча­ет Вол­га.

    "Сарынь на кич­ку!" - сто­нет по тай­ге

    И за­ми­ра­ет в ча­ще и ча­пы­ге…

    Дождь про­ле­тел. Кру­тые об­ла­ка

    Прошли мед­ли­тель­ны­ми ко­ся­ка­ми.

    Будяк ко­лю­чий и дур­ман бе­ле­сый

    Повырастали из зам­ков ру­жей­ных,

    Да лов­кая за­ви­ла по­ви­ли­ка

    На них щи­ты с не­рус­ски­ми сло­ва­ми.

    Дождь про­шу­мел. И вновь су­саль­ный звон

    Повис над де­ре­вян­ною Мос­к­вою.

    Седобородым ду­хо­вен­с­т­вом сно­ва

    Задымлены ши­ро­кие со­бо­ры.

    И вновь ве­нец на­пя­ли­ва­ют ту­го

    Послушнику на от­ро­чес­кий лоб.

    А вниз по Вол­ге, к си­ним Жи­гу­лям,

    К хва­лын­с­ким вол­нам про­ле­та­ют стру­ги,

    Саратов па­да­ет, кро­во­то­ча,

    Самара ру­ки в ужа­се ло­ма­ет,

    Смерд на­чи­на­ет на­во­дить пра­веж,

    И вся зем­ля кри­чит ус­та­ми смер­да:

    "Смерть! Смерть! Убей и по вет­ру раз­дуй

    Гнездо га­дюк и се­ме­на кра­пи­вы,

    Бей кис­те­нем яры­жек и бо­яр,

    Наотмашь бей, на­меть­ся без про­маш­ки,

    Чтоб на кос­тях, на кро­ви их взош­ла

    Иная рожь и но­вая пше­ни­ца…"

    Но день­ги свой не по­те­ря­ли вес,

    Но зо­ло­то еще блес­тит под сол­н­цем…

    И дви­жут­ся на­ем­ные пол­ки,

    Нерусские свер­ка­ют але­бар­ды,

    И пу­шеч­ный ши­ро­ко­гор­лый рев

    Нерусским ба­сом на­пол­ня­ет сте­пи…

    Палач по­ет, не пок­ла­дая рук,

    И сви­щет ве­тер по шат­рам пус­тын­ным.

    Давно ис­т­ле­ли кос­ти ка­за­ков,

    Давно стре­лец­кая по­гиб­ла во­ля,

    Давно баш­ка от зво­на и каж­денья

    Бурлящим ква­сом пе­ре­пол­не­на.

    И бун­тов­щиц­кая вста­ет сло­бод­ка,

    И жен­щи­на из тем­но­го окон­ца,

    Целуя крест, хо­лод­ным си­ним ног­тем

    На жер­т­вы ка­жет. А пи­ла гры­зет,

    Подскакивает мо­ло­ток, и от­рок

    Стирает пот ла­донью зас­ко­руз­лой

    С уп­ря­мо­го мла­ден­чес­ко­го лба.

    О, бра­доб­рей! Уже от лов­ких нож­ниц

    Спасаются брю­ха­тые бо­яре,

    И стри­же­ные бо­ро­ды уп­ря­мо

    Топорщатся ще­ти­ною се­дой,

    А ты гвар­дей­с­ким ржа­вым те­са­ком

    Нарыв вскры­ва­ешь, паль­цем про­ти­рая

    Глаза от гноя брыз­нув­ше­го. Ты

    У па­ла­ча ус­та­ло­го бе­решь

    Его то­пор, - и го­ло­вы стрель­цов,

    Как яб­ло­ки, ва­лят­ся. И в ли­цо

    Европе изум­лен­ной ды­шишь ты

    Горячим и во­ню­чим пе­ре­га­ром.

    Пусть креп­кой солью и гол­лан­д­с­кой вод­кой

    И въед­ли­вой бо­лез­нью ты на­ка­зан,

    Все так же ве­ли­ча­во и ужас­но

    Кошачье кру­тос­ку­лое ли­цо.

    И вот, на­пя­лив праз­д­нич­ный кам­зол,

    Ты в до­мо­ви­ну лег, скрес­тив­ши ру­ки,

    Безумный тру­до­лю­бец.

    Во двор­це ж

    Растрепанная ры­жая ца­рев­на

    Играет в прят­ки с пев­чим крас­но­ще­ким

    И па­да­ет на жар­кие по­душ­ки, -

    И арап­чо­нок в пар­чевбй чал­ме

    Под дре­без­жанье дуд­ки ско­мо­рошь­ей

    Задергивает за­на­весь, сме­ясь.

    Еще ви­ся­щих крыс не рас­стре­лял

    Курносый нем­чик в па­ри­ке куд­ря­вом,

    Еще иг­ру­шеч­ные спят бри­га­ды

    И ге­не­ра­лы дрем­лют у две­рей,

    А жен­щи­на в гвар­дей­с­ком сюр­ту­ке

    Взбесившуюся ло­шадь нап­рав­ля­ет, -

    И средь ки­пя­щих ки­ве­ров и шляп

    Немецкий вы­го­вор и щек ру­мя­нец

    Военным блу­дом рас­па­ли­лись. Пыль

    Еще клу­бит­ся, выс­т­ре­лы еще

    Звучат не­лов­ко в воз­ду­хе прох­лад­ном,

    А пуд­ре­ная ник­нет го­ло­ва

    На лейб-гвар­дей­с­кое сук­но каф­та­на,

    Да ра­жий офи­цер, от­ки­нув шпа­гу,

    Целует гу­бы сдоб­ные.

    В сте­пях,

    Где Стень­кин го­лос раз­ду­ва­ем вет­ром,

    Опять шу­мит, опять вста­ет ор­да,

    Опять гла­за на­ли­ты вдох­но­вень­ем,

    Жгут гар­ни­зо­ны, кре­пос­ти гро­мят,

    Чиновники на ви­се­ли­цах пля­шут,

    Скрипят те­ле­ги, ме­сяц из тра­вы

    Вылазит сог­ну­тым та­тар­с­ким лу­ком.

    Вот-вот гро­за уда­рит в Пе­тер­бург,

    Вот-вот ца­ри­цу за ко­сы по­та­щат

    По мос­то­вой и за­го­лят на срам

    Толпе, чтоб каж­дый, в ком еще жи­вет

    Любовь к сво­бо­де, мог соб­рать слю­ну

    И плю­нуть ей на прок­ля­тое чре­во…

    Нет Пу­га­че­ва… Кровь его лег­ла

    Ковром рас­ши­тым под но­ги ца­ри­це,

    И шла по нем ца­ри­ца - и приш­ла

    К кон­цу, а на кон­це - ноч­ной гор­шок

    Принял ее пос­лед­нее ды­ханье…

    И труп был си­зым, как осен­ний день,

    И осы­па­лась пуд­ра на по­душ­ки

    С двой­но­го под­бо­род­ка…

    Налетай

    И па­дай мер­т­вым, су­мас­шед­ший ры­царь.

    И бе­ло­ку­рый маль­чик вы­ти­ра­ет

    Широкий лоб ба­тис­то­вым плат­ком.

    А там гу­дит и ссо­рит­ся Па­риж,

    И меж­ду тел, по­вис­нув­ших уны­ло

    С виз­г­ли­вых фо­на­рей, уже бре­дет

    Артиллерист го­лод­ный. Мо­жет быть,

    Песков еги­пет­с­ких ве­нец ки­пя­щий

    Венчает го­ло­ву с кос­мою чер­ной,

    И пап­с­кая трех­г­ла­вая ти­ара

    Упала к уз­ким са­по­гам его.

    И ди­кий снег по­се­реб­рил вис­ки

    Под шля­пой тре­уголь­ною и бро­ви

    Осыпал неж­ной пуд­рой сне­го­вой…

    Все мо­жет быть… А нын­че толь­ко свист

    Стремящегося вниз но­жа да го­лос

    Судьи, чи­та­юще­го при­го­вор.

    А там, в Рос­сии, тай­ные круж­ки,

    На по­мо­чах ве­до­мая сво­бо­да

    Да лы­сый лоб, скло­нен­ный меж све­чей

    К лис­там бу­ма­ги - сколь­з­ким и шур­ша­щим.

    Поездки по до­ро­гам стол­бо­вым,

    Шлагбаумы, рож­ки пе­ред вос­хо­дом,

    И, утом­лен­ный ску­кой тру­до­вой,

    Царь па­да­ет в по­душ­ки ша­ра­ба­на.

    А в Та­ган­ро­ге - смерть. До­ща­тый гроб,

    Каждения, цве­ты и па­ни­хи­ды,

    А к се­ве­ру яру­га­ми бре­дет

    Веселый стран­ник, яс­ные гла­за

    Подняв в гре­мя­щее от пе­сен не­бо.

    И сол­н­це про­бе­га­ет су­ет­ли­во

    По лы­со­му си­я­юще­му лбу…

    Цареубийцам нет по­ща­ды ны­не.

    Пусть бе­га­ет рас­т­ре­пан­ный пе­вец

    Средь вой­с­ка оро­бе­ло­го. Пус­кай

    Моряк пер­чат­ку те­ре­бит и жад­но

    Ждет по­мо­щи. Но се­рые гла­за

    И ба­кен­бар­ды уз­кие про­хо­дят

    Промеж сол­дат, и пьяный ка­но­нир

    Наводит пуш­ку на дру­зей на­ро­да.

    Так в год из го­да. Тот же груз­ный шаг,

    Немецкий го­вор, хо­лод глаз стек­лян­ных,

    Махорочная ра­дость, пьяный стон и…

    И по­ви­ну­ющи­еся сол­да­ты.

    Но месть ста­рин­ная еще жи­ва,

    Еще не сгиб­ла в кам­не и же­ле­зе,

    Еще есть юно­ши с ог­нем в гла­зах,

    Еще есть де­вуш­ки с лю­бовью к во­ле.

    Они вы­хо­дят на ши­ро­кий путь

    Разведчиками бу­ду­щих вос­ста­ний.

    …Карета сло­ма­на… На мос­то­вой

    Сырая ку­ча тря­пок, мя­са, кро­ви,

    И ры­жий двор­ник на­ва­лил­ся враз

    На юно­шу в сту­ден­чес­кой фу­раж­ке.

    Но вос­ста­ют за­губ­лен­ные лю­ди,

    И Стень­ка чет­вер­то­ван­ный вста­ет

    Из че­ты­рех сто­рон. И го­ло­ва

    Убитого Емель­ки на ко­лу

    Вращается, и при­от­к­рыл­ся рот,

    Чтоб вы­мол­вить не­ве­до­мое сло­во.



    1921



Освобождение (Отрывки из поэмы)




1

    За то­по­том ша­гов не­ве­дом

    Случайной кон­ни­цы на­лет,

    За мглой и пылью - Сле­дом, сле­дом

    Уже стре­ко­чет пу­ле­мет.

    Где стре­ко­зи­ную по­вад­ку

    Он, раз­гу­ляв­ший­ся, на­шел?

    Осенний день,

    Сырой и крат­кий,

    По ули­цам идет, как вол…

    Осенний день

    Тропой зак­ля­той

    Медлительно бре­дет ту­да,

    Где под за­щи­тою Крон­ш­тад­та

    Дымят во­ен­ные су­да.

    Матрос не вста­нет, как бы­ва­ло,

    И не возь­мет под ко­зы­рек,

    На блу­зе бант пы­ла­ет алый,

    Напруженный взве­ден ку­рок.

    И си­лою пя­ти­за­ряд­ной

    Оттуда выр­вет­ся удар,

    Оттуда, ярос­т­ный и жад­ный,

    На го­род ри­нет­ся по­жар.

    Матрос по­ды­мет ру­ку к гла­зу

    (Прицел ему упор­ный дан),

    Нажмет ку­рок - И сра­зу, сра­зу

    Зальется те­но­ром на­ган.

    А на плац­дар­мах

    Дождь и ве­тер,

    Колеса, пуш­ки и шты­ки,

    Сюда соб­ра­лись на рас­све­те

    К ог­ню го­то­вые пол­ки.

    Здесь:

    Галуны ка­ва­ле­рис­та,

    Папаха и ка­за­чий капт,

    Сюда идут до­ро­гой мглис­той

    Сапер,

    Матрос

    И му­зы­кант.

    Сюда пу­ти­лов­цы с ра­бо­ты

    Спешат с вин­тов­ка­ми в ру­ках,

    Здесь при­та­ились пу­ле­ме­ты

    На за­ту­ма­нен­ных уг­лах.

    Октябрь!

    Взнесен удар упор­ный

    И ждет па­де­ния ру­ки.

    Готово все:

    И сум­рак чер­ный,

    И те­ле­фо­ны, и пол­ки.

    Все ждет его:

    Деревьев те­ни,

    Дрожанье звезд и волн раз­бег,

    А там, под Гат­чи­ной осен­ней,

    Худой и бри­тый че­ло­век.

    Октябрь!

    Ночные гас­нут зву­ки,

    Но Смоль­ный пла­ме­нем одет,

    Оттуда в мир скор­бей и ску­ки

    Шарахнет пуш­кою дек­рет.

    А в не­бе над тол­пой во­ен­ной,

    С вы­со­кой кры­ши,

    В дождь и мрак,

    Простой и не­обык­но­вен­ный,

    Летит и вьет­ся крас­ный флаг.



2

    Он стру­сил!

    Английский кос­тюм

    И ке­пи не вол­ну­ют бо­ле

    Солдатской бун­тов­щиц­кой во­ли

    И плен­ный не тре­во­жат ум.

    И толь­ко куч­ка юн­ке­ров,

    В ши­не­лях пу­та­ясь ши­ро­ких,

    Осталась вер­ной.

    Путь го­тов -

    Для креп­ких, страс­т­ных и жес­то­ких.

    "Стой, кто идет?!"

    Осенний дождь

    И мрак, ове­ян­ный ту­ма­ном,

    Страшны как смерть:

    "Я - но­вый вождь!"

    И ми­мо ша­гом не­ус­тан­ным,

    В пус­тую ночь и в та­лый снег,

    Сквозь блеск шты­ков и го­вор зло­бы,

    Спеша, идет вы­со­ко­ло­бый,

    Широкоплечий че­ло­век.

    О вы, рож­ден­ные тру­дом,

    О вас прой­дет из ро­да в ро­ды

    Хвала! Вы пу­лей и шты­ком

    Ковчег пос­т­ро­или сво­бо­ды.

    Куда низ­ри­нул­ся удар

    Руки ра­бо­чей?

    Пробегая

    Через тор­цо­вый тро­ту­ар,

    Кто вос­к­ли­ца­ет, уми­рая:

    "Коммуна близ­ко…"

    На сте­нах,

    Пропахших крас­кою га­зет­ной,

    Декреты пле­щут…

    Смерть и страх

    По под­во­рот­ням, не­за­мет­но,

    Толкутся, как бир­же­ви­ки,

    Бормочут, ссо­рят­ся и но­ют.

    Торцы тре­щат.

    Броневики

    Сокрытою си­ре­ной во­ют.

    Там за­ки­па­ет и гу­дит

    Случайный бой.

    Матрос ог­ром­ный

    В ог­не и гро­хо­те сто­ит

    Среди кам­ней, под пуш­кой тем­ной,

    Литейщик при­ло­жил ще­ку,

    Целясь, к мо­роз­но­му прик­ла­ду.

    И за­щи­щая бар­ри­ка­ду - Трам­вай раз­би­тый на бо­ку.

    Гремя дос­пе­ха­ми сталь­ны­ми,

    Весь в са­же, ко­по­ти и ды­ме,

    Катится бро­не­вик!

    Пора

    Игру окон­чить…

    Нет по­ща­ды

    Всем сла­бым ду­хом…

    До ут­ра

    Огнем гре­ме­ли бар­ри­ка­ды…

    А в не­бе над тол­пой во­ен­ной,

    С вы­со­кой кры­ши, в дождь и мрак,

    Простой и не­обык­но­вен­ный,

    Летит и пле­щет крас­ный флаг.



    1921-1923



Урожай




    Дух вес­ны рас­па­лен­ный и но­вый

    Распирает ут­ро­бу зем­ли,

    По ле­сам, где то­пор­щат­ся со­вы,

    По бо­ло­там, где спят жу­рав­ли,

    После зим­не­го вет­ра и сту­жи,

    После вьюг и ле­ту­чих сне­гов,

    Теплый дождь уда­ря­ет о лу­жи,

    Каплет мед из на­бух­ших цве­тов.

    И го­лод­ная до­ля пред на­ми

    Не ма­ячит ту­ма­ном степ­ным,

    Степь род­ны­ми жел­те­ет хле­ба­ми,

    Зимний мрак уле­та­ет, как дым.

    Богатырская во­ля род­ная!

    Стынут сте­пи в зе­ле­ном пу­ху,

    И Ми­ку­ла, ко­ня рас­п­ря­гая,

    Тащит сам по раз­доль­ям со­ху.

    Ходят зо­ри над мглою су­ро­вой,

    Птичьим цо­ко­том пол­нит­ся май,

    И на дуд­ке иг­ра­ет гро­мо­вой

    По лу­гам мо­ло­дой уро­жай.

    Что ж, за дол­гую тем­ную зи­му

    Поистратилась си­ла у нас,

    Иль прос­тор зо­ло­той и лю­би­мый

    Наш ус­та­лый не ра­ду­ет глаз,

    Или птиц пе­ре­лет­ная стая

    Нам гря­ду­щий по­сев не су­лит,

    Иль зем­ля мо­ло­дая, род­ная

    Мощь по­бе­гов в се­бе не та­ит?

    Мы ко­пи­ли упор и тер­пенье

    Тяжкой осенью, ни­щей зи­мой,

    Чтоб пол­д­нев­ной по­рою ве­сен­ней

    С хит­рым го­ло­дом дви­нуть­ся в бой.

    Эй, то­ва­ри­щи друж­ные, где вы?

    Блещут со­хи, и плу­ги зве­нят,

    Вырастают ту­гие по­се­вы,

    Как бой­цы, что пос­т­ро­ились в ряд.

    Это хлеб­ное во­ин­с­т­во ны­не

    Тяжкий ко­лос подъ­ем­лет впе­ред

    И по ни­щей и скуд­ной пус­ты­не

    Благоденствие вдаль ра­золь­ет.



    1922



"Потемкин"




    Над ди­кой и пес­ча­ной ши­ри­ною,

    Из влаж­ных недр сы­рой и горь­кой мглы

    Приходит ве­тер с пес­ней гро­зо­вою

    И го­ло­сят кос­ма­тые ва­лы.

    И бро­не­нос­ной тя­жес­тью ог­ром­ной,

    Гремя це­пя­ми яко­рей кру­тых,

    Он вы­шел в мрак, со­ле­ный и без­дом­ный,

    В рас­ка­ты волн, в си­янье брызг ноч­ных.

    Воспитанные в бу­рях и прос­то­рах,

    Матросской чес­ти выт­вер­див урок,

    Вы зна­ете и неж­ной зы­би шо­рох,

    И ди­ких бурь кру­тя­щий­ся по­ток.

    Вы бы­ли креп­ки во­лею су­ро­вой

    И ве­рой не­бы­ва­лою пол­ны,

    И вот ды­ха­ни­ем сво­бо­ды но­вой

    Вы к жиз­ни ра­дос­т­ной воз­буж­де­ны.

    И, кровью ис­ку­пая кровь род­ную,

    Свободное приб­ли­зив тор­жес­т­во,

    Вы за­по­ведь воз­д­виг­ли ро­ко­вую:

    "Один за всех и все за од­но­го".

    И вы, мат­ро­сы, ви­де­ли во­очию,

    Как чер­ной кровью ис­те­ка­ет враг,

    Как флаг Ан­д­ре­ев­с­кий ра­зор­ван в клочья

    И раз­ве­ва­ет­ся кро­ва­вый флаг!

    В си­янье бомб, и в гро­хо­те, и в гро­ме,

    Сквозь пенье бомб и ди­ких ча­ек крик

    Все бли­же, все прек­рас­ней и зна­ко­мей

    Чудесного ос­во­бож­денья лик.

    Пусть бе­ре­га ок­рес­т­ные в ту­ма­не,

    Пусть вол­ны ме­чут­ся и го­ло­сят,

    Пусть в за­рос­лях пус­тын­ных Бе­ре­за­ми

    Перед рас­све­том выс­т­ре­лы гре­мят,

    Пусть пы­шет порт клу­бя­щим­ся по­жа­ром,

    Мозолистой и гру­бою ру­кой

    Вы строй­те в ос­тер­ве­ненье яром

    России но­вый бро­не­нос­ный строй.

    И, по­за­быв му­чи­тель­ные го­ды,

    Вы вып­лы­ли в ши­ро­кие мо­ря,

    И над ог­ром­ным Ко­раб­лем Сво­бо­ды

    Раскрыла крылья яс­ная за­ря!



    1922



Россия




    Тревогой древ­нею пол­на,

    Над го­ро­ди­ща­ми пус­ты­ми

    Копье прос­тер­шая же­на

    Воздвиглась в гро­хо­те и ды­ме.

    Степной ко­выль и ди­кий прах.

    Сияли ро­сы. А в ле­сах

    Косматый вепрь и тур су­ро­вый

    Толкались меж кус­тов гус­тых,

    И глот­ки кло­ко­та­ли их,

    Когда тре­щал по­жар баг­ро­вый.

    И ты но­си­лась по ле­сам

    Охотницею не­обор­ной

    По топ­ким коч­кам и по мхам

    Сквозь строй ство­лов, су­хой и чер­ный.

    И там, где смо­ля­ная мгла

    Текла над вол­чь­ею тро­пой, -

    Отпущенная те­ти­вой,

    Звенела лег­кая стре­ла.

    И пос­ле лов­ли и охот

    В стра­ну, где сол­неч­ный вос­ход

    Колышет тяж­кое си­янье,

    Ты кла­лась, за­та­ив ды­ханье…

    И вот, одеж­ду изор­вав,

    Из-за кус­тов и жес­т­ких трав

    Стерей ты ви­де­ла раз­бе­ги,

    Где, воль­ным сол­н­цем сож­же­ны,

    Гоняли к ре­кам та­бу­ны

    Воинственные пе­че­не­ги.

    О Русь, те­бя ве­дет сте­зя

    До за­по­вед­но­го по­ро­га.

    Пусть страш­но те­шат­ся князья

    Междоусобною тре­во­гой.

    Пусть цо­ка­ет та­тар­с­кий кнут

    По реб­рам и гла­зам ог­ром­ным,

    Пусть бу­дет гно­ищем без­дом­ным

    В но­чи пос­лед­ний твой при­ют!

    О страс­то­тер­пи­ца, впе­ред,

    Тебя ши­ро­кий ветр не­сет

    Сквозь хо­лод утр, сквозь вла­гу но­чи,

    Гремя и воя в пус­то­те.

    И к со­ко­ли­ной вы­со­те

    Ты жад­но по­ды­ма­ешь очи.

    И вот, как пе­ние ро­гов,

    Клубясь пром­чал­ся рой ве­ков.

    Ты па­да­ла и вос­ста­ва­ла,

    Ты по до­ро­ге стол­бо­вой

    Бродила с ни­щен­с­кой клю­кой

    Иль меч тя­же­лый по­ды­ма­ла

    И шла на за­по­вед­ный бой.

    Теперь ты пе­реш­ла ру­беж, -

    К бы­ло­му нет воз­в­ра­та ны­не.

    Ты гул­кий ки­ну­ла мя­теж -

    Как гром - на цар­с­кие твер­ды­ни.

    И в блес­ке мол­ний ро­ко­вом,

    На кам­нях и лис­т­ве опа­лой,

    Ты див­ной и ужас­ной вста­ла

    На пе­рек­рес­т­ке ми­ро­вом.

    И, по­ки­дая душ­ный лог

    В ту­ма­нах, за мо­рем сер­ди­тым,

    Тебе, хра­пя, гро­зит ко­пы­том

    Британии еди­но­рог.

    О Русь, твой путь тер­нист и све­тел.

    Пусть гал­ль­с­кий крас­ног­ла­зый пе­тел

    Наскакивает на те­бя,

    Ты ви­дишь зорь огонь ши­ро­кий

    И, воль­ность буй­ную лю­бя,

    Идешь без стра­ха в путь жес­то­кий.



    1922



Александру Блоку




    От сла­вос­ло­вий ан­гель­с­ко­го сбро­да,

    Толпящегося за тво­ей спи­ной,

    О Пе­тер­бург сем­над­ца­то­го го­да,

    Ты ко­со­ла­пой дви­нул­ся сто­пой.

    И что те­бе прох­лад­ный ше­лест крыл ни,

    Коль выс­т­ре­лы ми­га­ют на уг­лах,

    Коль дождь се­чет, коль в ночь ав­то­мо­би­ли

    На пе­то­пырьпх ме­чут­ся кры­лах.

    Нам ну­жен мир! Прос­то­ра ма­ло, ма­ло!

    И пря­мо к звез­дам, в пос­вист вет­ро­вой,

    Из ко­по­ти, из су­ме­рек ка­на­лов

    Ты ры­жею вос­хо­дишь го­ло­вой.

    Былые го­ды тяж­ко прос­к­ри­пе­ли,

    Как скар­бом наг­ру­жен­ные во­зы,

    Засыпал снег цев­ни­цы и сви­ре­ли,

    Но нет по ним в тво­их гла­зах сле­зы.

    Была цы­ган­с­кая лю­бовь, и сип­ни,

    В су­саль­ных звез­дах, дет­с­кий не­бос­к­лон.

    Все за спи­ной.

    Теперь сле­пя­щий иней,

    Мигающие выс­т­ре­лы и стон,

    Кронштадтских пу­шек даль­ние рас­ка­ты.

    И ты про­хо­дишь в сум­ра­ке сы­ром,

    Покачивая го­ло­вой куд­ла­той

    Над чер­ным ад­во­кат­с­ким сюр­ту­ком.

    И над во­дой у мер­т­во­го ка­на­ла,

    Где кош­ки мрут и пля­шут огонь­ки,

    Тебе цы­ган­ка пе­ла и га­да­ла

    По тон­ким ли­ни­ям тво­ей ру­ки.

    И на­га­да­ла: бу­дет го­род снеж­ный,

    Любовь сжи­га­ющая, как огонь,

    Путь и пе­чаль…

    Но ли­ни­ей мя­теж­ной

    Рассечена ши­ро­кая ла­донь.

    Она су­лит убий­с­т­ва и тре­во­гу,

    Пожар и кровь и ги­бель­ный ко­нец.

    Не по­то­му ль на страш­ную до­ро­гу

    Октябрьской ночью ты идешь, пе­вец?

    Какие те­ни в под­во­рот­не тем­ной

    Вослед те­бе гля­дят в ноч­ную тьму?

    С ка­кою не­на­вис­тью не­у­ем­ной

    Они ме­ша­ют ша­гу тво­ему.

    О ши­ро­та мат­рос­ско­го прос­то­ра!

    Там чай­ки и ры­бачьи па­ру­са,

    Там ко­ри­фе­ем пу­шеч­ным "Авро­ра"

    Выводит трех­ли­не­ек го­ло­са.

    Еще ды­ханье! Вы­дох! Вспых­нет! Брыз­нет!

    Ночной огонь над мо­ро­ком мо­рей…

    И ес­ли смерть - она прек­рас­ней жиз­ни,

    Прославленней, чем ты­ся­ча смер­тей.



    1922, 1933



51




    На Кол­ча­ка! И по тай­ге бес­сон­ной,

    На ощупь, спо­ты­ка­ясь и кля­ня,

    Бредем ту­да, где зо­ло­то­по­гон­ный

    Ночной до­зор ма­ячит у ог­ня…

    Ой, пу­ля, пой свин­цо­вою си­ни­цей!

    Клыком ка­бань­им на­вос­т­ри­ся, штык!

    Удар в удар! Кро­ва­вым по­том ли­ца

    Закапаны, и оне­мел язык!

    Смолой го­рю­чей за­ки­па­ет зло­ба,

    Упрись о пень, шты­ком над­дай впе­ред.

    А сза­ди - со звез­дой ши­ро­ко­ло­бой

    Уже на по­мощь кон­ни­ца идет.

    Скипелась кровь в сра­женье неп­рес­тан­ном,

    И сер­д­це уле­ем по­ет в дуп­ле;

    Колчак раз­ве­ян пылью и ту­ма­ном

    В та­еж­ных деб­рях, по кру­той зем­ле.

    И сно­ва бой. От дым­но­го по­то­па

    Не убе­речь­ся, не уй­ти на­зад,

    Горячим вет­ром тя­нет с Пе­ре­ко­па,

    Гудит по­жар, и пуш­ки го­ло­сят.

    О труд­ная и тя­гос­т­ная сла­ва!

    В ли­ма­нах ед­ких, стоя бо­си­ком

    В со­ле­ном зное, мед­лен­ном, как ла­ва,

    Мы сто­ро­жим, скло­нив­шись над ружь­ем.

    И, ра­зог­нав кру­тые вол­ны ды­ма,

    Забрызганные кровью и в пы­ли,

    По бе­ре­гам ши­ро­ко­шум­ным Кры­ма

    Мы ярос­т­ное зна­мя про­нес­ли.

    И, Пе­ре­коп пе­ре­шаг­нув кро­ва­вый,

    Прославив мо­лот

    и гре­му­чий серп,

    Мы гру­бой и тор­жес­т­вен­ною сла­вой

    Своп пя­ти­па­лый ут­вер­ж­да­ли герб.



    1922



Москва




    Смола и де­ре­во, кир­пич и медь

    Воздвиглись го­ро­дом, а вкруг, по во­ле,

    Объездчик-ветер по­ды­ма­ет плеть

    И хле­щет за­ки­па­ющее рожью по­ле.

    И креп­кою ты вста­ла по­падь­ей,

    Румяною и жар­кою, пу­хо­вой,

    Торгуя иор­дан­с­кою во­дой,

    Прохладным ква­сом и пос­конью но­вой.

    Колокола, ака­фис­ты, пос­ты,

    Гугнивый плач ты пом­ни­ла и зна­ла.

    Недаром же клю­ча­ми Ка­ли­ты

    Ты сит­це­вый пе­ред­ник об­вя­за­ла.

    Купеческая, ра­жая Мос­к­ва, -

    Хмелела ты и на ку­лач­ки би­лась…

    Тебе в по­те­ху Стень­ки го­ло­ва,

    Как яб­ло­ко ску­лас­тое, ска­ти­лась.

    Посты и дра­ки - это ль не судь­ба…

    Ты от жа­ры и по­та ра­зом­ле­ла,

    Но гря­нул день - ве­се­лая тру­ба

    Над кир­пи­чом и медью за­ки­пе­ла…

    Не Гриш­ки ли От­репь­ева по­ра,

    Иль Стень­ки­ны уш­куй­ни­ки за­пе­ли,

    Что с ве­че­ра до ран­не­го ут­ра

    В дож­д­ли­вых звез­дах ле­бе­ди зве­не­ли;

    Что на Крем­ле гор­лас­тые сы­чи

    В ту­ман кри­ча­ли, си­зый и тя­же­лый,

    Что медью пе­рек­лик­ну­лись в но­чи

    Колокола убо­го­го Ни­ко­лы…

    Расплата нас­ту­па­ет за гре­хи

    На Крас­ной пло­ща­ди пе­ред тол­пою:

    Кружатся вет­ро­вые пе­ту­хи,

    И царь До­дон зак­рыл гла­за ру­кою…

    Ярись, Мос­к­ва… Кри­чи и бра­гу пей,

    Безбожничай - так без кон­ца и края.

    И дрог­ну­ли ко­ло­ко­ла цер­к­вей,

    Как страш­ная нас­та­ла пля­со­вая.

    И - си­лой раз­ве­се­лою гор­да -

    Ты в пляс пош­ла рас­ка­том - ле­сом, лу­гом.

    И хло­па­ют в ла­до­ши го­ро­да,

    Вокруг те­бя рас­сев­шись по­лук­ру­гом.

    В та­кой ли час язык ос­ты­нет мой,

    Не по­лых­нет ог­нем, не зап­ро­ро­чит,

    Когда ор­ли­ный пос­вист за спи­ной

    Меня под­нять и ки­нуть в пляс­ку хо­чет;

    Когда но­га от­с­ту­ки­ва­ет лад

    И во­ло­сы взду­ва­ет ве­тер све­жий;

    Когда сну­ет пе­ред гла­за­ми плат

    В тво­ей ру­ке, про­тя­ну­тый в без­б­режье.



    1922



Театр




    Театр. От дет­с­ких впе­чат­ле­ний,

    От блес­ка ламп и го­ло­сов

    Китайские ос­та­лись те­ни,

    Идущие во тьму без слов.

    Все бы­ло ра­дос­т­но и но­во:

    И на­ри­со­ван­ный прос­тор,

    Отелло чер­ный, Лир су­ро­вый

    И неж­ной Дез­де­мо­ны взор.

    Все та­яло и про­хо­ди­ло,

    Как сквозь вол­шеб­ное стек­ло.

    Исчезло то, что бы­ло ми­ло,

    Как дым рас­та­яло, прош­ло.

    Спустились ту­чи ни­же, ни­же,

    И мрак раз­ве­ял­ся кру­гом,

    И стал иной те­атр нам бли­же,

    Не жес­тя­ной уда­рил гром:

    И сре­ди но­чи злой и та­лой

    Над Русью ни­щей и боль­ной

    Поднялся за­на­вес иной -

    И вот те­атр не­бы­ва­лый

    Глазам от­к­рыл­ся…

    Никогда

    В стра­не убо­го­го тру­да

    Такого дей­с­т­ва не ви­да­ли.

    И ста­рый, од­рях­лев­ший мир

    Кричал, как ос­леп­лен­ный Лир,

    Бредя в не­ве­до­мые да­ли.

    Широкий лег в раз­доль­ях путь,

    Леса смо­лис­тые шу­ме­ли,

    И креп­кая вды­ха­ла грудь

    Горючий дух тра­вы и пре­ли.

    И бы­ли вой­ны. Плыл ту­ман

    По шум­ным ни­вам и дуб­ра­вам,

    И, креп­кой во­лей обу­яй,

    Промчался на ко­пе кро­ва­вом

    Свободный всад­ник.

    И тог­да

    Иною жиз­нью го­ро­да

    Наполнились. Мо­гу­чим то­ком

    Ходил взвол­но­ван­ный на­род,

    И сол­н­це пла­ме­нем ши­ро­ким

    Прозрачный за­ли­ва­ло свод.

    Октябрьский день, как день ве­сен­ний,

    Нам во­лю яс­ную при­нес.

    И но­вый мир без со­жа­ле­ний

    Над ста­рым тяж­кий меч за­нес.

    Но что с те­ат­ром! То же, то же,

    Все тот же ни­щен­с­кий убор,

    И жен­щи­ны из тем­ной ло­жи

    Все тот же ус­т­рем­ля­ют взор.

    Оркестр бор­мо­чет оро­бе­лый,

    А там, на сце­не, средь ог­ней

    Все тот же Лир, или Отел­ло,

    Иль из Ве­не­ции ев­рей.

    Или Ка­ба­ни­ха стра­да­ет,

    Или хло­по­чет Хлес­та­ков,

    Иль три сес­т­ры, грус­тя, меч­та­ют

    В прох­лад­ной ти­ши­не са­дов.

    Все, как и преж­де, лям­ку тя­нет.

    Когда ж па­дет с те­ат­ра ржа,

    Актер ос­во­бож­ден­ный вста­нет,

    И гря­нет дей­с­т­во мя­те­жа.



    1922



Ленинград




    Что это - выс­т­рел или гром,

    Резня, по­пой­ка иль ра­бо­та,

    Что под по­ход­ным са­по­гом

    Дрожат чу­хон­с­кие бо­ло­та?

    За кли­ном клин,

    К дос­ке - дос­ка.

    Смола и вар. Кре­пи­те сваи,

    Чтоб не вска­раб­ка­лась ре­ка,

    Остервенелая и злая…

    Зубастой ще­ко­чи пи­лой,

    Доску стро­гай ру­бан­ком чи­ще.

    Удар и пес­ня…

    Над во­дой -

    Гляди - вос­хо­дит го­ро­ди­ще…

    Кусает ще­ки мер­з­лый пух,

    Но смот­рят, как идет ра­бо­та,

    На лоб над­ви­ну­тый тре­ух

    И плащ, зе­ле­ный, как бо­ло­то…

    Скуластый царь гля­дит впе­ред,

    Сычом гор­бясь…

    А под но­гою

    Болото фин­с­кое цве­тет

    Дремучим ти­фом и цин­гою…

    Ну что ж, скри­пит хо­лопья кость,

    Холопья плоть гни­ет и тле­ет…

    Но по­лы­ха­ет плащ - и трость

    По спи­нам и по вы­ям ре­ет…

    Стропила - к ту­чам,

    Сваи - в гать,

    Плотину нас­ти­лай­те пря­мо,

    Чтоб мог уве­рен­ней сто­ять

    Царь крас­но­ли­цый и уп­ря­мый…

    О го­род по­та и цин­ги!

    Сквозь гро­хот волн и крик оле­ней

    Не слы­шат­ся ль те­бе ша­ги,

    Покашливанье страш­ной те­ни?..

    Болотной ночью на уг­лах

    Маячат огонь­ков до­зо­ры,

    Дворцами встал про­мер­з­ший прах,

    И ти­ной зац­ве­ли со­бо­ры…

    И тя­гос­т­ный бу­лыж­ник лег

    В сы­рую гать

    И в мох пос­ты­лый,

    Чтобы не выш­ла из бер­лог

    Погибшая хо­лопья си­ла;

    Чтоб из-под свай,

    Из тмы сы­рой

    Холопья крепь не вста­ла сра­зу,

    Тот - со сво­ро­чен­ной ску­лой,

    Тот - без ру­ки, а тот - без гла­за.

    И ку­ча сва­ле­на кам­ней

    Оледенелою прег­ра­дой…

    Говядиною для чер­вей,

    Строители, ле­жать вам на­до.

    Но во­ля в мер­т­ве­цах жи­ла,

    Сухое сер­д­це в реб­рах би­лось,

    И кровь, что по зем­ле тек­ла,

    В тай­ник под­зем­ный про­со­чи­лась.

    Вошла в глаз­ни­цы че­ре­пов,

    Их на­по­ив жи­вой во­дою,

    Сухие кос­ти поз­вон­ков

    Стянула бе­че­вой ту­гою,

    И фин­с­кая раз­вер­з­лась гать,

    И дрог­ну­ла зем­ля от гу­ла,

    Когда му­жичья вста­ла рать

    И прах бо­лот­ный от­рях­ну­ла…



    1922, 1929



"Великий немой"




    И сно­ва мрак. Лишь по­лот­но

    Сияет бе­лы­ми лу­ча­ми,

    И жизнь, из­жи­тая дав­но,

    Дрожа, про­хо­дит пред гла­за­ми.

    И сно­ва свет. Вста­ет, вста­ет

    Широкий зал, и стулья сты­нут.

    Звонок. И тьмы во­до­во­рот

    Лучом стре­ми­тель­ным раз­д­ви­нут.

    И, как куз­не­чик, за сте­ной

    Скрежещет лен­та, и, мель­кая,

    Дрожащих букв про­хо­дит стая

    Туманной лег­кой че­ре­дой.

    Леса, озе­ра и ту­ман,

    И ко­раб­ли, и па­ро­во­зы;

    Беззвучный пле­щет оке­ан,

    Беззвучные кру­жат­ся гро­зы.

    И сно­ва бук­вы. Вновь и вновь.

    Тяжелый мрак по за­лу хо­дит,

    Беззвучная те­чет лю­бовь,

    И смерть без­звуч­ная при­хо­дит.

    Мы бы­ли в бу­рях и ог­не,

    Мы би­лись, пе­ли и сго­ра­ли,

    Но толь­ко здесь, на по­лот­не,

    Великий от­дых от пе­ча­ли.

    И сер­д­це лег­кое ле­тит

    Из кре­сел к бе­ло­му квад­ра­ту,

    Где мо­ре ти­хое ки­пит

    И бе­ре­гов ле­жат рас­ка­ты;

    Где за не­лов­ким чу­да­ком,

    Через сто­лы, по­воз­ки, сте­пы,

    Погоня мчит­ся не­из­мен­но

    Под бе­ше­ной ма­зур­ки гром;

    Где ли­ца, блед­ные, как воск,

    Без слов то­мят­ся и меч­та­ют,

    Цилиндры вы­чи­ще­ны в лоск,

    Ботинки пла­ме­нем свер­ка­ют.

    Так стре­ко­чи звоп­чей, зво­ичен,

    Тугая леп­та, за сте­ною,

    Стремительный по­ток лу­чей,

    С ту­ман­ною сра­жай­ся мглою.

    И в бе­лом ле­дя­ном ог­не,

    Под стон убо­го­го ро­яля,

    Идите в ряд на по­лот­не,

    Мои вос­тор­ги и пе­ча­ли!



    1922



Октябрь ("Неведомо о чем кричали ночью…")




    Неведомо о чем кри­ча­ли ночью

    Ушастые на­хох­лен­ные со­вы;

    Заржавленной лис­т­вы су­хие клочья

    В пус­тую те­мень ве­тер мчал су­ро­вый,

    И вол­чья осень по сы­рым зад­вор­кам

    Скулила жа­лоб­но, дрож­мя дро­жа­ла;

    Где кру­то вы­ме­шен­ным хле­бом, горь­ко

    Гудя, тру­ба печ­ная по­лы­ха­ла,

    И дни чер­ви­вые, и но­чи злые

    Листвой кру­жи­лись над зем­лей убо­гой;

    Там, где мо­ги­лы сты­ли по­ле­вые,

    Где ни­щий крест схнлил­ся над до­ро­гой,

    Шатался ли­вень, ре­ял над из­бою,

    Плевал на стек­ла, го­ло­сил ус­та­ло,

    И жизнь, кар­то­фель­ною ше­лу­хою

    Гниющая, под лав­кою ле­жа­ла.

    Вставай, вста­вай! Си­дел ты сид­нем мно­го,

    Иль кровь по жи­лам по­тек­ла во­дою,

    Иль ве­ко­вая тя­го­тит бер­ло­га,

    Или то­пор те­бе не удер­жать ру­кою?

    Уж пред­рас­свет­ные за­пе­ли пев­ни

    На ты­нах, по са­ра­ям и ов­ра­гам,

    Вставай! Род­ные обой­ди де­рев­ни

    Тяжеловесным и ши­ро­ким ша­гом.

    И встал Ок­тябрь. На­голь­ную ов­чи­ну

    Накинул он и за ку­шак ши­ро­кий

    На кам­не вып­рав­лен­ный нож зад­ви­нул,

    И в путь по­шел, дож­д­ли­вый и жес­то­кий.

    В дож­ди и вет­ры, в ору­дий­ном гу­ле,

    Ты шел впе­ред ве­се­лый и ко­ря­вый,

    Вокруг те­бя пче­лой зве­не­ли ну­ли,

    Горели ни­вы, па­жи­ти, дуб­ра­вы!

    Ты шел впе­ред, ко­ло­ко­ла встре­ча­ли

    По го­ро­дам те­бя рас­пев­ным хо­ром,

    Твой шаг зас­лы­шав, бе­ше­ные, ржа­ли

    Степные ко­ни по пус­тым прос­то­рам.

    Твой шаг зас­лы­шав, ту­же и уп­ря­мей

    Ладонь вин­тов­ку вер­ную сжи­ма­ла,

    Тебе нав­с­т­ре­чу ди­ки­ми пу­тя­ми

    Орда го­лод­ная, кри­ча, вста­ва­ла!

    Вперед, впе­ред. Свер­шил­ся час уроч­ный,

    Все зад­ро­жа­ло пе­ред но­вым кли­ром,

    Когда, под­няв­шись над стра­ной пол­ноч­ной,

    Октябрьский пла­мень за­гу­дел над ми­ром.



    1922



Украина




    От ленью по­ли­ва­юще­го жа­ра,

    Растекшегося жид­кою смо­лой,

    Земля раз­бух­ла, как в пе­чи опа­ра,

    И кор­кою пот­рес­ка­лась ржа­ной…

    И мы ль не пом­ним ве­тер и раз­долье,

    Чертополох и крылья вет­ря­ков,

    Возы с та­ранью…

    И в ши­ро­ком по­ле

    Дырявые каф­та­ны чу­ма­ков.

    Куда ве­дет степ­ное без­до­рожье -

    Не все ль рав­но!

    Но пос­ре­ди ре­ки

    Гудит ка­мыш,

    Дымится За­по­рожье,

    Курятся чу­бы, ве­ют бун­чу­ки.

    Встает, вста­ет ве­се­лая ва­та­га,

    Под са­по­га­ми кло­нит­ся репье…

    Что нуж­но вам, ког­да пол­на бак­ла­га,

    И длин­ное за­ря­же­но ружье!

    Какие горь­кие уро­нит сле­зы

    Шляхтянка в жес­т­кую степ­ную пыль…

    Уже ка­зачьи про­пол­з­ли обо­зы,

    Уж сох­нет кровь

    И сте­лет­ся ко­выль.

    Уже пол­зет мед­ли­тель­ною ту­чей

    Степной по­жар…

    И вы­сох­ла тра­ва…

    Уже в бурь­ян, вы­со­кий и ко­лю­чий,

    Чубатая ска­ти­лась го­ло­ва…

    Так от­с­ту­па­ет чрез по­ля ржа­ные,

    К виш­не­во­му си­янию за­ри,

    На ти­хий Днепр,

    На ху­то­ра род­ные,

    Где древ­ние ры­да­ют коб­за­ри…

    И про­ле­те­ли жу­рав­ли­ной ста­ей

    Века над Ук­ра­иною…

    …И вот,

    Тугие стру­ны в лад пе­ре­би­рая,

    О по­вой воль­ни­це коб­зарь по­ет…

    И жа­во­рон­ков дроб­ные сви­ре­ли

    Стекают в мо­ло­дые го­ро­да,

    Где, как во­лы во­ро­ча­ясь, ре­ве­ли

    Медлительные бро­не­по­ез­да.

    И трак­то­рист, по­ющий за ра­бо­той,

    Припоминает, как во ржи гус­той

    Перепелами би­ли пу­ле­ме­ты,

    Тянулся дым го­ря­чей по­ло­сой.

    Весенние си­я­ющие гро­зы,

    Над вла­гой ози­ми

    Грачиный гам,

    Мычат ста­да­ми

    Грузные сов­хо­зы,

    И аг­ро­но­мы хо­дят по лу­гам…

    Гей, Не­на­сы­тец!

    Где ты, За­по­рожье?

    Блеск бун­чу­ков…

    Литавр тя­же­лый строй…

    Знобимый элек­т­ри­чес­кою дрожью,

    Дорогу вод взры­ва­ет Днеп­рос­т­рой.

    Коммуна ми­ра!

    Мы твои на­ве­ки!

    Да здрав­с­т­ву­ет ве­се­лая ор­да…

    Мы друж­но по­во­ра­чи­ва­ем ре­ки,

    Мы гроз­но по­ды­ма­ем го­ро­да!

    О Ук­ра­ина!

    Этого ли ма­ло?..

    Стучит бен­зин…

    Шатается огонь…

    Ты с се­ве­ра про­тя­ну­тую сжа­ла

    Широкую и жес­т­кую ла­донь.



    1922



"IV"




    Кремлевская сте­на, не ты ль взош­ла

    Зубчатою вер­ши­ною в ту­ма­ны,

    Где сол­н­це, ку­по­ла, ко­ло­ко­ла,

    И птичьи про­ле­та­ют ка­ра­ва­ны.

    Еще не­дав­но в ка­мен­ных цер­к­вах

    Дымился ла­дан, звя­ка­ло ка­ди­ло,

    И на кир­пич­ной звон­ни­це мо­нах

    Раскачивал мед­ли­тель­ное би­ло.

    И рас­ка­чав­шись, раз­мах­нув­шись, в медь

    Толкалось би­ло. И гус­той, и сон­ный,

    Звон про­буж­ден­ный на­чи­нал гу­деть

    И вздра­ги­вать стру­ною нап­ря­жен­ной.

    Развеян ла­дан, и ис­т­лел мо­нах.

    Репьем бы­лая раз­ле­те­лась си­ла;

    В ды­ря­вой блу­зе, в дра­ных са­по­гах

    Иной зво­нарь рас­ка­чи­ва­ет би­ло.

    И звон­ни­ца рас­п­лес­ки­ва­ет звон

    Чрез го­ро­да, ов­ра­ги и озе­ра

    В пус­тую степь, в сне­га и в вол­чий гон,

    Где конь кал­мыц­кий вы­ме­рил прос­то­ры.

    И звон­ни­ца взы­ва­ет и по­ет.

    И звон те­чет гус­тым и тяж­ким ла­дом

    За оке­ан, где мач­то­вый вста­ет

    Лес ржа­вых труб и день ове­ян ча­дом.

    Клокочет го­лос ме­ди тру­до­вой

    В осен­ний пол­день, сум­рач­ный и мглис­тый,

    Над Ази­ей, пес­ча­ной к су­хой,

    Над Аф­ри­кой, го­ря­чей и крем­нис­той.

    И пог­ля­ди: на даль­ний звон идут

    Из го­ро­дов, из тра­вя­ных раз­до­лий

    Те, чей удел - кру­той, жес­то­кий труд,

    Чей тя­жек шаг и чьи креп­ки мо­зо­ли.

    Там, где кир­пич­ная гу­дит Мос­к­ва,

    Они сой­дут­ся. А на их до­ро­ге

    Скрежещут рель­сы, сте­лет­ся тра­ва,

    Трещат кос­т­ры и дым клу­бит­ся стро­гий.

    Суданский негр, ир­лан­д­с­кий ру­до­коп,

    Фламандский ткач, но­силь­щик из Шан­хая -

    Ваш зас­ко­руз­лый и ши­ро­кий лоб

    Венчает по­том сла­ва тру­до­вая.

    Какое сло­во гро­мом за­ле­тит

    В пус­тын­ный лог, где, ма­те­рой и хму­рый,

    Отживший мир ми­га­ет и со­пит

    И ко­пит жир под вскло­чен­ною шку­рой.

    Разноплеменные. Все та же кровь

    Рабочая те­чет по ва­шим жи­лам.

    Распаханную за­се­вай­те новь

    Посевом бурь, по­се­вом лег­кок­ры­лым.

    Заботой див­ной ва­ши дни пол­ны,

    И слад­кое да не ис­сяк­нет пенье,

    Пока не вы­рас­тет из це­ли­ны

    Святой огонь тру­да ц вдох­но­венья!.,



    1922



Песня о Джо




    Шумные пле­щут ва­лы

    В бе­рег пес­ча­ный и звон­кий.

    Ветер про­но­сит­ся злой,

    Дикие чай­ки кри­чат…

    Что ж не по­ды­мешь ты вновь

    Рыжие, страш­ные бро­ви?

    Что же не смот­ришь ты вновь

    В се­рую, мглис­тую даль?..

    Ром иль брис­толь­с­кое вис­ки

    Спать уло­жи­ли те­бя,

    Иль пог­ра­нич­ная пу­ля

    В сер­д­це вле­те­ла твое?..

    Что ты рас­ки­нул­ся, Джон­ни,

    Рыжие во­ло­сы пле­щут,

    Серые ста­ли гла­за…

    Вместо мо­лит­вы пос­лед­ней

    Чайки кри­чат над то­бой.

    Вместо по­лот­ни­ща вол­ны

    Лижут и не­жат те­бя…

    Более слав­ной кон­чи­ны

    Пусть не уз­на­ет пи­рат!



    1922



Большевики (Отрывки из поэмы)




1 Отъезд

    Да со­вер­шит­ся!

    По лож­би­нам в ржа­вой

    Сырой тра­ве еще не сгни­ли тру­пы

    В штиб­ле­тах и ро­га­тых шап­ках. Ве­тер

    Горячим пра­хом не за­нес еще

    Броневики, за­рыв­ши­еся в зем­лю,

    Дождь не раз­мыл ши­ро­кой ко­леи,

    Где гре­чес­кие про­пол­за­ли тан­ки.

    Да со­вер­шит­ся!

    Кровью иль ба­ка­ном

    Дощатые ок­ра­ше­ны теп­луш­ки,

    Скрежещут две­ри, и на­воз­ный чад

    Из сы­рос­ти ва­гон­ной вып­лы­ва­ет:

    Там ло­ша­ди про­со­вы­ва­ют мор­ды

    За жес­т­кие пе­ре­го­род­ки, там

    Они ту­ги­ми топ­чут­ся но­га­ми

    В зар­жав­лен­ной со­ло­ме и, под­няв

    Хвосты кру­тые над ши­ро­ким кру­пом,

    Горячие вы­ва­ли­ва­ют комья.

    И не­уме­лою за­шит ру­кой

    В жес­то­кую хол­с­ти­ну, ос­т­рым кра­ем

    Топорщась, в тем­но­ту и ти­ши­ну

    Задвинут пу­ле­мет. А даль­ше, мед­ным

    И звон­ким жи­во­том прог­ро­хо­тав,

    На низ­кую наг­ру­же­на плат­фор­му

    Продымленная кух­ня. И по­ет

    Откуда-то, не раз­бе­решь от­ку­да,

    Из буд­ки ли, где стре­лоч­ник хра­пит,

    Иль из теп­луш­ки, где ма­хор­ка бро­дит,

    Скрипучая гар­мо­ни­ка. Уже

    Размашистым на­пи­сан­ные ме­лом

    На кро­ви иль ба­ка­не пись­ме­на

    Об Ели­са­вет­г­ра­де воз­ве­ща­ют,

    Уже по жир­ным рель­сам про­со­пел,

    Весь в не­то­пырь­ей са­же и уга­ре,

    Широкозадый па­ро­воз. И вдруг

    Толчок и свист. На­зад, с раз­ма­ху, в сте­ны

    Дощатые тол­ка­ют­ся, гре­мя,

    Закутанные пу­ле­ме­ты. Ко­ни

    Шатаются и, рас­то­пы­рив но­ги

    И шеи вы­тя­нув, хра­пят и ржут.

    И да­ле­ко, за ко­со­го­ром, свист,

    Скрипение ко­лес и дре­без­жанье

    Невидимых це­пей. И по кра­ям,

    Мигая и под­п­ры­ги­вая, мчат­ся

    Столбы, де­ревья, из­бы и ови­ны.

    Кружатся сте­пи, зе­ленью го­ря­чей

    И чер­ны­ми квад­ра­та­ми свер­кая.

    И сно­ва свист. Зе­ле­ный флаг до­ро­гу

    Свободную нам ука­зу­ет. Ве­тер

    Клубящийся от­но­сит дым. И вот

    Бормочущий кир­пич­ною зме­ей

    На по­во­ро­те изог­нул­ся по­езд.

    Лети ско­рее! Пусть гре­мят мос­ты,

    Пускай ко­ро­вы, спя­щие в до­рож­ной

    Траве, ис­пу­ган­но при­под­ни­ма­ют

    Внимательные го­ло­вы, пус­кай

    Кружатся сте­пи и тря­сут­ся шпа­лы.

    Не все ль рав­но. Наш путь ши­рок и бу­ен.

    И ка­жет­ся, что впе­ре­ди, вда­ли,

    Привязанное на­ту­го к ва­го­нам,

    Скрежещет на­ше сер­д­це и ле­тит

    По сколь­з­ким рель­сам, гро­хо­ча и воя,

    Чугунное и звон­кое, нас­к­возь

    Проеденное ко­потью и ды­мом.

    Сопит на­со­са­ми, и сып­лет ис­к­ры,

    И ды­мом ис­те­ка­ет не­бы­ва­лым.

    И мы, в теп­луш­ках, сбив­ши­еся в ку­чу,

    Мы чув­с­т­ву­ем, как ли­хо­рад­ка бьет

    И как чу­до­вищ­ный оз­ноб ко­ло­тит

    Набухшее ог­нем и ды­мом сер­д­це.

    Вперед. Кру­ти, Гав­ри­ла. И Гав­ри­ла

    Накручивает. И уже не по­езд,

    А ярос­т­ный ле­тит бла­го­вес­ти­тель

    Архангел Гав­ри­ил. И го­ло­сит

    Изъеденная ко­потью и ржою

    Его тру­ба. И дым­ные вос­к­рылья

    Над за­по­тев­шей пле­щут­ся спи­ной!



2 Город

    Открой ок­но и выг­ля­ни.

    …Под вет­ром

    Костлявые ака­ции мо­та­ют

    Ветвями, и по лу­жам ос­то­рож­но

    Подпрыгивает дож­де­вая рябь…

    И ты при­по­ми­на­ешь дождь и ве­тер,

    И ули­цы в ака­ци­ях и лу­жах,

    И горь­кий за­пах, что идет от мо­ря,

    И го­ло­са, и гро­хот ко­ле­са…

    В те дни нас­то­ро­жен­ные пред­мес­тья

    Винтовки за­ры­ва­ли по под­ва­лам,

    Шептались, пе­ре­ми­ги­ва­лись, жда­ли,

    Как стая ла­ек, бро­сить­ся го­то­вых

    В мед­ве­жий лог, что­бы ры­чать и грызть.

    А го­род жил не­обы­чай­ной жиз­нью…

    Огромными на­ры­ва­ми вспу­ха­ли

    Над ка­ба­ка­ми фо­на­ри - и гул­ко

    Нерусский го­вор сме­ши­вал­ся с бранью

    Извозчиков и за­бул­дыг ноч­ных.

    Пехота инос­т­ран­цев про­хо­ди­ла

    По мос­то­вым. И го­лу­бые кур­т­ки

    Морскою от­ли­ва­ли си­не­вой,

    А фес­ки, вспы­хи­вая, рас­ц­ве­та­ли

    Не ро­за­ми, а кровью. Дни за дня­ми

    По ули­цам на му­лах, на та­чан­ках

    Свозили пу­ле­ме­ты, хлеб и са­хар…

    Предместья ожи­да­ли.

    На за­во­дах

    Листовки пе­ре­чи­ты­ва­лись…

    Слово

    О лю­дях, дви­га­ющих­ся, как бу­ря,

    Входило в уши и рос­ло в сер­д­цах…

    Но го­род жил в го­ря­чем пе­ре­га­ре

    Пивных, рас­пах­ну­тых на­от­машь, в ча­де

    Английских тру­бок, в то­по­те тя­же­лых

    Морских са­пог, в ру­мя­нах и при­чес­ках

    Беспутных жен­щин, в шо­ро­хе га­зет­ных

    Листов и звя­канье ста­ка­нов, пол­ных

    Вином, про­пах­нув­шим тос­кой и мо­рем.

    А в это вре­мя с се­ве­ра вста­ва­ла

    Орда, в па­па­хах, в баш­лы­ках, в ту­лу­пах.

    Она топ­та­ла снеж­ные до­ро­ги,

    Укутанные вет­ром и мо­ро­зом.

    Она ды­ша­ла по­том и ов­чи­ной,

    Она отог­ре­ва­лась у слу­чай­ных

    Костров и пес­ня­ми ра­зог­ре­ва­ла

    Морозный воз­дух, гул­кий, как же­ле­зо.

    Здесь бы­ли все:

    Румяные эс­тон­цы,

    Привыкшие к по­ле­ту лыж и сне­гу,

    И ту­ля­ки, чьи бо­ро­ды при­мер­з­ли

    К дуб­ле­ным ко­жу­хам, и ук­ра­ин­цы

    Кудлатые и смуг­лые, и фин­ны

    С гла­за­ми сколь­з­ки­ми, как че­шуя.

    На юг, на юг!..

    Из де­ре­вень, за­бы­тых

    В ко­лю­чей хвое, из ры­бачь­их хи­жин,

    Из го­ро­дов, где про­пи­тал­ся ча­дом

    Густой кир­пич, из юрт, пок­ры­тых шер­с­тью, - Они пош­ли, ла­до­ня­ми сжи­мая

    Свою пя­ти­за­ряд­ную на­деж­ду,

    На юг, на юг, - в го­ря­чий ро­кот мо­ря,

    В дрожь то­по­лей, в рас­ки­ну­тые сте­пи,

    А го­род ждал…



    1922-1923



Тиль Уленшпигель. Монолог ("Отец мой умер на костре, а мать…")




    Отец мой умер на кос­т­ре, а мать

    Сошла с ума от пыт­ки. И с тех пор

    Родимый Дам­ме я в сле­зах по­ки­нул.

    Священный пе­пел я соб­рал с кос­т­ра,

    Зашил в ла­дон­ку и на грудь по­ве­сил, -

    Пусть он сту­чит­ся в грудь мою и сту­ком

    К от­м­ще­нию и ги­бе­ли зо­вет!

    Широк мой путь: от Дам­ме до Ос­тен­де,

    К Ан­т­вер­пе­ну от Брюс­се­ля и Льежа.

    Я с тол­с­тым Лам­ме на ос­лах пле­тусь.

    Я всем зна­ком: бро­дя­ге-пти­це­ло­ву,

    Несущему на ры­нок свой улов;

    Трактирщица с улыб­кой мне вы­но­сит

    Кипящее и зо­ло­тое пи­во

    С го­ря­чею и неж­ной вет­чи­ной;

    На яр­мар­ках я рас­пе­ваю пес­ни

    О Флан­д­рии и о Бра­бан­те ста­ром,

    И доб­рые фла­ман­д­цы чу­ют в сер­д­це.

    Давно зап­лыв­шем жи­ром и при­вык­шем

    Мечтать о пи­ве и ду­шис­том су­пе.

    Дух воль­нос­ти и гор­дос­ти род­ной.

    Я - Улен­ш­пи­гель. Нет та­кой де­рев­ни,

    Где б не был я; ист го­ро­да та­ко­го,

    Чьи пло­ща­ди не слы­ша­ли б ме­ня.

    И пе­пел Кла­аса сту­чит­ся в сер­д­це,

    И в ме­ру сту­ку это­му про­тяж­но

    Я рас­пе­ваю пес­ни. И фла­ман­дец

    В них слы­шит ход мед­ли­тель­ных ка­на­лов,

    Где ти­ши­на, и ле­бе­ди, и бар­жи,

    И оча­га ве­се­лый ого­нек

    Трещит пред ним, и он при­по­ми­на­ет

    Часы до­воль­с­т­ва, ти­ши­ны и не­ги,

    Когда, ус­тав от тру­до­во­го дня,

    Вдыхая за­пах пи­ва и жар­ко­го,

    Он пог­ру­жа­ет­ся в по­кой ле­ни­вый.

    И я пою: - Эй, мяс­ни­ки, до­воль­но

    Колоть бы­ков и по­ро­сят. Иная

    Вас ждет до­бы­ча. Пусть ваш нож вон­зит­ся

    В иных жи­вот­ных. Пусть иная кровь

    Окрасит ва­ши стой­ки. За­ко­ли­те

    Монахов и раз­весь­те вверх но­га­ми

    Над лав­ка­ми, как ко­ло­тых сви­ней.

    И я пою:- Эй, куз­не­цы, до­воль­но

    Ковать ко­ней и по­чи­нять кас­т­рю­ли,

    Мечи и на­ко­неч­ни­ки для ко­пий

    Пригодны нам по­бо­лее под­ков;

    Залейте глот­ку плав­ле­ным свин­цом

    Монахам, крас­но­ще­ким и пу­за­тым,

    Он бо­лее при­дет­ся им по вку­су,

    Чем хе­рес и бур­гун­д­с­кое ви­но.

    Эй, ко­ра­бель­щи­ки, до­воль­но ба­рок

    Построено для пе­ре­воз­ки пи­ва.

    Вы из до­сок ело­вых и сос­но­вых

    Со скре­па­ми из чу­гу­на и ста­ли

    Корабль ос­во­бож­де­ния пос­т­рой­те.

    Фламандки вам сот­кут для па­ру­сов

    Из са­мых тон­ких ни­ток по­лот­но,

    И, слов­но бык, го­то­вя­щий­ся к бою

    Со ста­ей разъ­ярив­ших­ся вол­ков,

    Он вый­дет в мо­ре, пуш­ки по бор­там

    Направив на бун­ту­ющий­ся бе­рег.

    И пе­пел Кла­аса сту­чит­ся в сер­д­це,

    И сер­д­це раз­ры­ва­ет­ся, и пес­ня

    Гремит гроз­ней. Уж не хва­та­ет ду­ха,

    Клубок го­ря­чий к язы­ку под­хо­дит, -

    И не пою я, а кри­чу, как яс­т­реб:

    Солдаты Флан­д­рии, дав­но ли вы

    Коней сво­их за­бы­ли, осед­лав­ши

    Взамен их скамьи в ка­ба­ках? До­воль­но

    Кинжалами рас­ка­лы­вать оре­хи

    И шпо­ра­ми по­че­сы­вать за­тыл­ки,

    Дыша ви­ном у не­пот­реб­ных де­вок.

    Стучат ме­чи, пы­ла­ют го­ро­да.

    Готовьтесь к бою. Гря­нул страш­ный час.

    И кто на пос­вист жа­во­рон­ка вам

    Ответит кри­ком пе­ту­ха, тот - с на­ми.

    Герцог Аль­ба! Бо­ец

    Твой близ­кий ко­нец про­ро­чит;

    Созрела жат­ва, и жнец

    Свой серп о по­дош­ву то­чит.

    Слезы си­рот и вдов,

    Что из мер­т­вых очей стру­ят­ся,

    На чаш­ку страш­ных ве­сов

    Тяжким свин­цом ло­жат­ся.

    Меч - это наш оп­лот,

    Дух на не­го упо­ва­ет.

    Жаворонок по­ет,

    И пе­тух ему от­ве­ча­ет,



    1922



Тиль Уленшпигель. Монолог ("Я слишком слаб, чтоб латы боевые…")




    Я слиш­ком слаб, чтоб ла­ты бо­евые

    Иль мед­ный шлем на­деть! Но я прой­ду

    По всей стра­не сво­бод­ным ме­нес­т­ре­лем,

    Я у две­рей хар­чев­ни за­пою

    О Флан­д­рии и о Бра­бан­те ми­лом.

    Я мышью ос­т­рог­ла­зою про­ле­зу

    В ис­пан­с­кий ла­герь, ве­тер­ком про­вею

    Там, где и мы­ши хит­рой не про­лезть.

    Веселые я вы­ду­маю пес­ни

    В нас­меш­ку над ис­пан­ца­ми, и каж­дый

    Фламандец бу­дет знать их на­изусть.

    Свинью я на за­бо­ре на­ри­сую

    И пса обод­ран­но­го, а вни­зу

    Я на­пи­шу: "Вот наш ко­роль и Аль­ба".

    Я про­бе­русь шу­том к фла­ман­д­с­ким гра­фам,

    И в час, ког­да при­хо­дит пир к кон­цу,

    И по­га­са­ют уголья в ка­ми­не,

    И куб­ки оп­ро­ки­ну­ты, - я ти­хо,

    Перебирая стру­ны, за­пою:

    "Вы, чьим ме­чом прос­лав­лен Гра­ве­лин,

    Вы, доб­рые вла­де­те­ли по­мес­тий,

    Где зре­ет ро­зо­вый яч­мень, - за­чем

    Вы по­ко­ри­лись мер­з­ко­му ис­пан­цу?

    Настало вре­мя - и тру­ба про­пе­ла,

    От сыт­ной жиз­ни раз­жи­ре­ли ко­ни,

    И де­дов­с­кие бо­евые сед­ла

    Покрылись па­ути­ной ве­ко­вой.

    И ваш са­дов­ник на шес­те скри­пу­чем

    Взамен скво­реш­ни выс­та­вил ше­лом,

    И в нем те­перь сквор­цы птен­цов вы­во­дят.

    Прославленным ме­чом на кух­не ру­бят

    Дрова и колья, и копь­ем по­ход­ным

    Подперли сте­ну у сви­но­го хле­ва!

    Так я прой­ду по Флан­д­рии род­ной

    С убо­гой лют­ней, с кис­тью жи­во­пис­ца

    И в ос­т­ро­ухом кол­па­ке шу­та.

    Когда ж уви­жу я, что се­ме­на

    Взросли, и ко­лос вла­гою на­пол­нен,

    И жат­ва близ­ко, и над туч­ной ни­вой

    Дни рав­но­ден­с­т­вен­ные про­тек­ли,

    Я лют­ню ра­зобью об ос­т­рый ка­мень,

    Я о ко­ле­но кисть пе­ре­ло­маю,

    Я от­ш­выр­ну свой шу­тов­с­кой кол­пак

    И впе­ре­ди не­су­щих ги­бель толп

    Вождем я вста­ну. И пой­дут фла­ман­д­цы

    За Ти­лем Улен­ш­пи­ге­лем - впе­ред.

    И вот с кос­т­ра я со­би­раю пе­пел

    Отца, и этот прах неп­ри­ми­рен­ный

    Я в ла­дон­ку зашью и на шнур­ке

    Себе на грудь по­ве­шу! И ког­да

    Хотя б на миг я по­за­бу­ду долг

    И ув­ле­кусь лю­бовью или пьян­с­т­вом

    Пли ус­та­лость ов­ла­де­ет мной, -

    Пусть пе­пел Кла­аса уда­рит в сер­д­це.

    И си­лой но­вою я пре­ис­пол­нюсь,

    И но­вым пла­ме­нем вос­п­ла­ме­нюсь,

    Живое сер­д­це зас­ту­чит гроз­ней

    В от­вет уда­ру мер­т­вен­но­го пеп­ла.



    1922



Голуби




    Весна. И с каж­дым днем нев­нят­ней

    Травой вос­хо­дит ти­ши­на,

    И го­лу­би на го­лу­бят­не,

    И об­лач­ная глу­би­на.

    Пора! По­ло­щет плат кры­ла­тый -

    И ра­зом уле­та­ют в гарь

    Сизоголовый, и хох­ла­тый,

    И взмыв­ший ве­ером поч­тарь.

    О, го­лу­би­ная охо­та,

    Уже вор­ку­ющей тол­пой

    Воскрылий, пу­ха и по­ме­та

    Развеян вихрь над го­ло­вой!

    Двадцатый год! Но ма­ло, ма­ло

    Любви и сла­вы за спи­ной.

    Лишь двад­цать ка­пель прос­ту­ча­ло

    О по­до­кон­ник жес­тя­ной.

    Лишь го­лу­би да го­лу­бая

    Вода. И мол. И вол­но­лом.

    Лишь сер­д­це, ти­ши­ну встре­чая,

    Все ча­ще хо­дит хо­ду­ном…

    Гудит го­ди­на пу­те­вая,

    Вагоны, ве­тер по­ле­вой.

    Страда рас­пах­ну­та дру­гая,

    Страна иная пре­до мной!

    Через Рос­тов, че­рез ста­ни­цы,

    Через Ба­ку, в ча­ду, в пы­ли, -

    Навстречу Кас­пий, и ды­мит­ся

    За чер­ной солью Эн­зе­ли.

    И мы на вра­жес­кие час­ти

    Верблюжий по­ве­ли по­ход.

    Навыворот ле­те­ло счас­тье,

    Навыворот, на­обо­рот!

    Колес и ку­хонь гул чу­гун­ный

    Нас про­во­жал из боя в бой,

    Чрез ма­ля­рий­ные ла­гу­ны,

    Под ма­ля­рий­ною лу­ной.

    Обозы врозь, и му­лы - в мы­ле,

    И в пра­хе гор, в пес­ке рав­нин,

    Обстрелянные, мы всту­пи­ли

    В те­бя, на­ка­зан­ный Каз­вин!

    Близ уг­ло­во­го по­во­ро­та

    Я под­нял го­ло­ву - и вот

    Воскрылий, пу­ха и по­ме­та

    Рассеявшийся вихрь плы­вет!

    На плос­кой кры­ше плат кры­ла­тый

    Полощет - и взле­та­ют в гарь

    Сизоголовый, и хох­ла­тый,

    И взмыв­ший ве­ером поч­тарь!

    Два го­да боя. Не ус­лы­шал,

    Как ме­ся­цы уш­ли во мглу:

    Две кап­ли стук­ну­ли о кры­шу

    И по­ка­ти­лись по стек­лу…

    Через Ба­ку, че­рез ста­ни­цы,

    Через Рос­тов - на­зад, на­зад,

    Туда, где Зна­мен­ка ды­мит­ся

    И пы­шет Ели­са­вет­г­рад!

    Гляжу: на даль­нем по­во­ро­те -

    Ворота, сад и се­но­вал;

    Там в то­по­те и кон­с­ком по­те

    Косматый всад­ник прос­ка­кал.

    Гони! Че­рез дуб­няк дре­му­чий,

    Вброд или вплавь, го­ни впе­ред!

    Взовьется шаш­ка - и пе­ву­чий,

    Скрутившись, про­вод упа­дет…

    И вот стол­бы глу­хо­не­мые

    Нутром не сто­нут, не по­ют.

    Гляжу: че­рез по­ля пус­тые

    Тачанки но­ют и пол­зут…

    Гляжу: близ Ели­са­вет­г­ра­да,

    Где в су­хо­до­ле бу­дя­ки,

    Среди ско­та, кот­лов и ча­да

    Лежат вер­б­люж­с­кие пол­ки.

    И ночь и сон. Но бу­дет вре­мя -

    Убудет ночь, и сон уй­дет.

    Загикает с та­чан­ки в те­мень

    И зах­леб­нет­ся пу­ле­мет…

    И ни­ва пра­хом про­пы­лит­ся,

    И пу­ли за­по­ют впоть­мах,

    И кон­ни­ца по ржам пом­чит­ся -

    Рубить и ржать. И мы во ржах.

    И вот ста­ни­цей жу­рав­ли­ной

    Летим ту­да, где в рель­сах лег,

    В пе­ву­чей стае то­по­ли­ной,

    Вишневый го­род меж до­рог.

    Полощут ку­ма­чом во­ро­та,

    И ра­зом с кры­ши уг­ло­вой

    Воскрылий, пу­ха и по­ме­та

    Развеян вихрь над го­ло­вой.

    Опять по­ло­щет плат кры­ла­тый,

    И ра­зом уле­та­ют в гарь

    Сизоголовый, и хох­ла­тый,

    И взмыв­ший ве­ером поч­тарь!

    И сно­ва год. Я не ус­лы­шал,

    Как ме­ся­цы уш­ли во мглу.

    Лишь кап­ля стук­ну­ла о кры­шу

    И по­ка­ти­лась по стек­лу…

    Покой! И с каж­дым днем нев­нят­ней

    Травой вос­хо­дит ти­ши­на,

    И го­лу­би на го­лу­бят­не,

    И об­лач­ная глу­би­на…

    Не по­пус­ту топ­та­лись но­ги

    Чрез ро­кот рек, чрез пыль по­лей,

    Через ов­ра­ги и по­ро­ги -

    От го­лу­бей до го­лу­бей!



    1922



Песня моряков ("Если на берег песчаный…")




Встреча

    Если на бе­рег пес­ча­ный

    Волны об­лом­ки прим­чат,

    Если сту­де­ное мо­ре

    Рвется в кус­ки о ска­лу,

    О ко­раб­ле "Аре­ту­за"

    Песни по­ют мо­ря­ки.

    Розовый чай из Цей­ло­на,

    Рыжий и слад­кий та­бак,

    Ром, и ко­ри­ца, и са­хар -

    Вот «Аре­ту­зы» да­ры.

    Кто на ру­ке во­ло­са­той

    Якорь и цепь на­ко­лол,

    Кто на скри­пу­чую мач­ту

    Красную тряп­ку под­нял,

    Кто об­мо­тал свое брю­хо

    Шалью ин­дий­с­ких куп­цов,

    Тех не пу­га­ют бар­ка­сы

    Береговых сто­ро­жей.

    О ко­раб­ле "Аре­ту­за",

    Вышедшем бить ко­ро­лей,

    В бур­ные но­чи ап­ре­ля

    Песни по­ют мо­ря­ки.

    О ко­раб­ле "Аре­ту­за"

    И о ко­ман­де его:

    О ка­пи­та­не без­ру­ком,

    О ка­но­ни­ре кри­вом -

    В бур­ные но­чи ап­ре­ля

    Песни по­ют мо­ря­ки.

    Пусть же сту­де­ное морс

    Вечно ка­ча­ет те­бя.

    Слава те­бе, "Аре­ту­за",

    Слава ко­ман­де тво­ей!

    В бур­ные но­чи ап­ре­ля,

    В гро­хо­те вет­ров мор­с­ких,

    Вахтенный срок ко­ро­тая,

    Я вспо­ми­наю те­бя.



    1923



Меня еда арканом окружила




    Меня еда ар­ка­ном ок­ру­жи­ла,

    Она вста­ет эпи­чес­кой уг­ро­зой,

    И круг ее не­раз­ру­шим и стра­шен,

    Испарина по­дер­ну­ла ее…

    И в этот день в Одес­се на ба­за­ре

    Я заб­лу­дил­ся в гру­дах по­ми­до­ров,

    Я средь ар­бу­зов не на­шел до­ро­ги,

    Черешни за­ве­ли ме­ня в ту­пик,

    Меня сте­на тво­рож­ная об­с­та­ла,

    Стекая сы­во­рот­кой на бу­лыж­ник,

    И ноз­д­ре­ва­тые об­ры­вы сы­ра

    Грозят ме­ня об­ва­лом раз­да­вить.

    Еще - на гра­дус вы­ше - и уда­рит

    Из бо­чек мас­ло рас­ка­лен­ной жи­жей

    И, на­бу­хая жел­ты­ми пры­ща­ми,

    Обдаст ка­менья - и заль­ет ме­ня.

    И си­не­мор­дая ту­пая брюк­ва,

    И крысья, уз­ко­ры­лая мор­ковь,

    Капуста в бук­лях, ре­па, над ко­то­рой

    Султаном по­ды­ма­ет­ся бот­ва,

    Вокруг ме­ня, кру­гом, не­умо­ли­мо

    Навалены в кор­зи­ны и те­ле­ги,

    Раскиданы по гря­зи и меш­кам.

    И как вож­ди съедоб­ных ба­таль­онов,

    Как па­мят­ни­ки пьян­с­т­ву и об­жор­с­т­ву,

    Обмазанные сук­ро­ви­цей сол­н­ца,

    Поставлены хо­зя­ева еды.

    И я один сре­ди враж­деб­ной стаи

    Людей, заб­ро­ни­ро­ван­ных едою,

    Потеющих под сол­н­цем Хад­жи-бея

    Чистейшим жи­ром, жар­ким, как смо­ла,

    И я ме­чусь средь жи­во­тов ог­ром­ных,

    Среди гру­дей, ок­руг­лых, как бо­чон­ки,

    Среди зрач­ков, в ко­то­рых от­ра­зи­лись

    Капуста, брюк­ва, ре­па и мор­ковь.

    Я оди­нок. Одес­ское, гус­тое.

    Большое сол­н­це на­до мною вста­ло,

    Вгоняя в зем­лю, в тра­вы и те­ле­ги

    Колючие от­вес­ные лу­чи.

    И я сви­щу в от­ча­янье, и пес­ня

    В три рос­сы­пи и в два уда­ра вьет­ся

    Бездомным жа­во­рон­ком над тол­пой.

    И вдруг пе­тух, не­ис­то­вый и звон­кий,

    Мне от­ве­ча­ет из-за гру­ды пи­щи,

    Петух - не­ис­п­ра­ви­мый гор­ло­пан,

    Орущий в дни вос­ста­ний и сра­же­ний.

    Оглядываюсь - это он, ко­неч­но,

    Мой ста­рый друг, мой Лам­ме, мой то­ва­рищ,

    Он здесь, он вы­ве­дет ме­ня от­сю­да

    К мо­им дав­но по­те­рян­ным друзь­ям!

    Он тол­ще всех, он боль­ше всех по­те­ет;

    Промокла по­ло­са­тая ру­ба­ха,

    И брю­хо, вы­пи­ра­ющее гроз­но,

    Колышется над пыль­ной мос­то­вой.

    Его ли­цо баг­ро­вое, как сол­н­це,

    Расцвечено ру­мя­на­ми ду­хов­ки,

    И мо­ло­дость древ­ней­шая иг­ра­ет

    На не­уме­ло выб­ри­тых ще­ках.

    Мой ста­рый друг, мой не­ук­лю­жий Лам­ме,

    Ты так же толст и так же без­за­бо­тен,

    И тот же под­бо­ро­док чет­вер­ной

    Твое ли­цо, как преж­де, ук­ра­ша­ет.

    Мы пе­ре­хо­дим ры­ноч­ную пло­щадь,

    Мы оги­ба­ем рыб­ные ря­ды,

    Мы к пог­ре­бу идем, где на две­рях

    Отбита над­пись кис­тью и ли­ней­кой:

    "Пивная гос­за­во­дов Пи­щет­рест".

    Так мы си­дим над мра­мор­ным квад­ра­том,

    Над пи­вом и над ра­ка­ми - и каж­дый

    Пунцовый рак, как ры­царь в крас­ных ла­тах,

    Как Дон-Ки­хот, бес­си­лен и усат.

    Я го­во­рю, я жа­лу­юсь. А Лам­ме

    Качает го­ло­вой, вы­ла­мы­ва­ет

    Клешни у ра­ка, чмо­ка­ет гу­ба­ми,

    Прихлебывает пи­во и гля­дит

    В ок­но, где проп­лы­ва­ет по стек­лу

    Одесское про­со­лен­ное сол­н­це,

    И ве­тер с мо­ря по­ды­ма­ет му­сор

    И стол­би­ки кру­жит по мос­то­вой.

    Все вы­пи­то, все съеде­но. На блю­де

    Лежит опус­то­шен­ная бро­ня

    И кар­ди­наль­с­кая ти­ара ра­ка.

    И Лам­ме го­во­рит: "Дав­но по­ра

    С то­бой по­тол­ко­вать! Ты ос­ла­бел,

    И желчь твоя раз­ли­лась от без­делья,

    И взгляд твой мра­чен, и язык ос­тер.

    Ты ищешь нас, - а мы вез­де и всю­ду,

    Нас мно­жес­т­во, мы бро­дим по ле­сам,

    Мы нап­рав­ля­ем ло­шадь се­ля­ни­на,

    Мы раз­ду­ва­ем в куз­ни­цах гор­ни­ло,

    Мы с шко­ля­ра­ми за­од­но зуб­рим.

    Нас мно­го, мы рас­ки­да­ны пов­сю­ду,

    И ес­ли не пев­цу, ко­му ж еще

    Рассказывать о ра­дос­ти ми­нув­шей

    И к ра­дос­ти гря­ду­щей при­зы­вать?

    Пока плы­вет над этой мос­то­вой

    Тяжелое про­со­лен­ное сол­н­це.

    Пока во­да прох­лад­на по ут­рам,

    И кровь све­жа, и пти­цы не умол­к­ли, -

    Тиль Улен­ш­пи­гель бро­дит по зем­ле".

    И вдруг за дверью раз­да­ет­ся свист

    И рос­сыпь жа­во­рон­ка по­ле­во­го.

    И Лам­ме оп­ро­ки­ды­ва­ет стол,

    Вытягивает шею - и про­тяж­но

    Выкрикивает пес­ню пе­ту­ха.

    И дверь при­от­во­ря­ет­ся слег­ка,

    Лицо выг­ля­ды­ва­ет мо­ло­дое,

    Покрытое вес­нуш­ка­ми, и гу­бы

    В улыб­ку раз­д­ви­га­ют­ся, и нас

    Оглядывают с хит­рою ус­меш­кой

    Лукавые и яс­ные гла­за.

    ………..

    Я Ти­ля Улен­ш­пи­ге­ля пою!



    1923, 1928



Моряки ("Только ветер да звонкая пена…")




    Только ве­тер да звон­кая пе­на,

    Только ча­ек тре­вож­ный по­лет,

    Только кровь, что на­пол­ни­ла ве­ны,

    Закипающим гу­лом по­ет.

    На га­ле­рах ог­ром­ных и смрад­ных,

    В пот­ном зное и мра­ке сы­ром,

    Под ши­пенье би­чей бес­по­щад­ных

    Мы скло­ня­лись над груз­ным вес­лом.

    Мы тру­ди­лись, ры­дая и воя,

    Умирая в со­ле­ной пы­ли,

    И не мы ли к бо­жес­т­вен­ной Трое

    Расписные три­ре­мы ве­ли?

    Соль нам ела гла­за не­из­мен­но,

    В круг­лом па­ру­се ве­тер гу­дел,

    Мы у га­ва­ней Кар­фа­ге­на

    Погибали от вра­жес­ких стрел.

    И с Ко­лум­бом в прос­то­ры чу­жие

    Уходили мы, си­лой пол­ны,

    Чтобы с мач­ты уви­деть впер­вые

    Берега не­из­вес­т­ной стра­ны.

    Мы тру­ди­лись средь са­жи и ды­ма

    В чер­ных топ­ках, с ло­па­той в ру­ках,

    Наши тру­пы ле­жат под Цу­си­мой

    И в прох­лад­ных бал­тий­с­ких вол­нах.

    Мы пом­ним тре­во­гу и кри­ки,

    Пенье пу­ли- то­ва­рищ убит;

    На «По­тем­ки­не» друж­ный и ди­кий

    Бунт го­ря­чей смо­лою ки­пит.

    Под мат­рос­скою во­лею влас­т­ной

    Пал на па­лу­бу сум­рач­ный враг,

    И раз­вер­ты­ва­ет­ся яр­ко-крас­ный

    Над зи­я­ющей без­д­ною флаг.

    Вот за­ве­ты, что мы изу­чи­ли,

    Что нас учат и мощь при­да­ют:

    Не по­кор­с­т­вуя вра­жес­кой си­ле,

    Помни мо­ре, сво­бо­ду и труд.

    Сбросив це­пи тя­же­ло­го гру­за

    (О, Им­пе­рии тя­гос­т­ный груз),

    Мы, как братья, сош­лись для со­юза,

    И упо­рен и кре­пок со­юз.

    Но в су­ро­вой и труд­ной ра­бо­те

    Мы меч­та­ли всег­да об од­ном -

    О ра­бо­чем си­я­ющем фло­те,

    Разносящем сво­бо­ду и гром.

    Моряки, вы ру­ка­ми сво­ими

    Создаете на­деж­ный оп­лот,

    Подымается в гро­ме и ды­ме

    Революции пла­мен­ный флот.

    И ле­тят по мор­с­ко­му раз­долью,

    По вол­нам бро­не­вые су­да,

    Порожденные креп­кою во­лен

    И упор­ною си­лой тру­да.

    Так в со­юзе тру­дясь не­ус­тан­но,

    Мы от гра­ней со­вет­с­кой зем­ли

    Поведем в не­из­вес­т­ные стра­ны

    К вос­ста­ющей за­ре ко­раб­ли.

    Посмотрите: в прос­то­рах ши­ро­ких

    Синевой по­лы­ха­ют мо­ря

    И си­я­ют на мач­тах вы­со­ких

    Золотые ог­ни Ок­тяб­ря.



    1923



Пушкин ("Когда в крылатке, смуглый и кудлатый…")




    Когда в кры­лат­ке, смуг­лый и куд­ла­тый,

    Он лег­кой тенью дви­гал­ся вда­ли,

    Булыжник лег и плотью ноз­д­ре­ва­той

    Встал из­вес­т­няк в прос­лав­лен­ной пы­ли.

    Чудесный по­се­ле­нец! Мы до­се­ле

    Твоих сти­хов за­пом­ни­ли рас­кат,

    Хоть из­дав­на Ми­хай­лов­с­кие ели

    О ги­бе­ли бес­смыс­лен­ной гу­дят.

    Столетия, как пти­цы, про­мель­к­нул".

    Но в по­эти­чес­ких жи­вет сер­д­цах

    Шипение раз­го­ря­чен­ной пу­ли,

    Запутавшейся в жи­лах и кос­тях.

    Мы по буль­ва­рам бро­дим опус­те­лым,

    Мы раз­ли­ча­ем па­ру­са фе­люг,

    И брон­зо­вым нас ох­ра­ня­ет те­лом

    Широколобый и пе­чаль­ный Дюк.

    Мы пом­ним дни: над си­не­вой мор­с­кою

    От Се­вас­то­по­ля нап­лыл ту­ман,

    С фре­га­тов медью брыз­га­ли шаль­ною

    Гогочущие пуш­ки ан­г­ли­чан.

    Как тяж­кий бык, ко­пы­том бьющий тра­вы,

    Крутоголовый, пол­ный страш­ных сил,

    Здесь пя­тый год, ве­ли­кий и кро­ва­вый,

    Чудовищную но­шу про­та­щил.

    Здесь, на Пе­ре­сы­пи, кир­пич­ной си­лой

    Заводы вста­ли, уголь за­гу­дел,

    Кровь за­пек­лась, и ка­пал пот пос­ты­лый

    С ока­ме­не­лых и уп­ря­мых тел.

    Всему ко­нец! От се­ве­ра чу­жо­го,

    От Пе­тер­бур­га, от мос­ков­с­ких стен

    Идут пол­ки, раз­бив­шие су­ро­вый

    И опос­ты­лев­ший ве­ка­ми плен.

    Они в сне­гах свои кос­т­ры раз­во­дят,

    Они на лег­ких дви­жут­ся ко­нях,

    В ноч­ной глу­ши они тре­вож­но бро­дят

    Среди суг­ро­бов, в ро­щах и ле­сах.

    О, как тре­во­жен их на­пор бес­сон­ный…

    За ни­ми ре­ки, сте­пи, го­ро­да;

    Их мчат на юг то­вар­ные ва­го­ны,

    Где ме­лом на­ри­со­ва­на звез­да.

    Свершается по­бе­да тру­до­вая…

    Взгляните: от пес­ча­ных бе­ре­гов

    К ним тень идет, кры­лат­кой ко­лы­хая,

    Приветствовать при­ход боль­ше­ви­ков.

    Она идет с подъ­ятой го­ло­вою

    Туда, где свист шрап­не­лей и гра­нат,

    Одна ру­ка на сер­д­це, а дру­гою

    Она сти­хов от­ме­ри­ва­ет лад.



    1923



Одесса ("Клыкастый месяц вылез на востоке…")




    Клыкастый ме­сяц вы­лез на вос­то­ке,

    Над сос­на­ми и кос­тя­ка­ми скал…

    Здесь он сто­ял…

    Здесь рвал­ся плащ ши­ро­кий,

    Здесь Бай­ро­на он на­рас­пев чи­тал…

    Здесь в дым­ном

    Голубином опе­ренье

    И ночь и мо­ре

    Стлались пе­ред ним…

    Как лет­ний дождь,

    Приходит вдох­но­венье,

    Пройдет над мо­рем

    И уй­дет, как дым…

    Как лет­ний дождь,

    Приходит вдох­но­венье,

    Осыплет сер­д­це

    И в гла­зах свер­к­нет…

    Волна и ночь в тор­жес­т­вен­ном дви­женье

    Слагают ямб…

    И этот ямб по­ет…

    И с той по­ры,

    Кто бро­дит бе­ре­га­ми

    Средь низ­ких ло­док

    И пус­тых пес­ков, -

    Тот слы­шит кровью, сер­д­цем и гла­за­ми

    Раскат и рос­сыпь пуш­кин­с­ких сти­хов.

    И в каж­дую ска­лу

    Проникло сло­во,

    И пле­щет сло­во

    Меж пло­тин и дамб,

    Волна от­х­лы­нет

    И нах­лы­нет сно­ва, -

    И в этом бе­ге за­ки­па­ет ямб…

    И мне, меч­та­те­лю,

    Доныне лю­бы:

    Тяжелых волн риф­мо­ван­ный по­ход,

    И нег­ри­тян­с­кие су­хие гу­бы,

    И ску­лы, выд­ви­ну­тые впе­ред…

    Тебя сре­ди во­ин­с­т­вен­но­го гу­ла

    Я про­но­сил

    В тре­во­ге и бо­ях.

    "Твоя, твоя!" - мне пе­ла Ма­ри­ула

    Перед кос­т­ром

    В по­ки­ну­тых шат­рах…

    Я сно­ва жду:

    Заговорит тру­бою

    Моя стра­на,

    Лежащая в сте­пях;

    И ча­со­вой, оде­тый в го­лу­бое.

    Укроется в днес­т­ров­с­ких ка­мы­шах…

    Становища рас­ки­ну­ты за­ра­не,

    В ду­бо­вых ро­щах

    Голоса яс­ней,

    Отверженные,

    Нищие,

    Цыгане -

    Мы по­ды­ма­ем на по­ход ко­ней…

    О, этот зной!

    Как из­ны­ва­ет те­ло, -

    Над Бес­са­ра­би­ей зве­нит жа­ра…

    Поэт по­ход­но­го по­ли­тот­де­ла,

    Ты с на­ми от­ды­ха­ешь у кос­т­ра…

    Довольно бре­да…

    Только вол­ны та­ют,

    Москва шу­мит,

    Походов нет как нет…

    Но я бла­го­го­вей­но по­ды­маю

    Уроненный то­бою пис­то­лет…



    1923, 1929



Красная армия




    Окончен путь тре­вож­ный и упор­ный,

    Штыки си­я­ют, и по­ло­щет флаг,

    Гудит зем­ля сво­ей ут­ро­бой чер­ной,

    Тяжеловесный от­ра­жая шаг.

    Верховного при­пом­ним ад­ми­ра­ла.

    Он шел, как го­лод, мор или по­топ.

    Где влас­те­лин? Его под­с­те­ре­га­ла

    Лишь пу­ля, вса­жен­ная в лы­сый лоб.

    Еще ле­тят сквозь ночь и воз­дух сон­ный

    Через ов­ра­ги, че­рез мер­т­вый шлях

    Те во­ины, ко­то­рых вел Бу­ден­ный, -

    В кры­ла­тых бур­ках, с шаш­ка­ми в ру­ках.

    Жары стра­шить­ся нам или суг­ро­ба?

    Бойцы в сед­ле.

    Тревога. И ве­дет

    Нас ко­ре­нас­тый и уп­ря­мый Жло­ба

    Кудлатой тенью на вра­га впе­ред.

    Кубанка сби­та на­бек­рень, и дрожью

    Порхает лег­кий ве­тер по гла­зам.

    Куда ид­ти? Ка­кое без­до­рожье

    Раскинулось по ве­сям и ле­сам!

    И пом­нит­ся: взле­тая, упа­да­ли

    Снаряды в шпа­лы, на гу­дя­щий путь,

    Поляки го­лу­бые нас­ту­па­ли -

    Штык со шты­ком и с креп­кой грудью грудь.

    Они под Фас­то­вом, во тьме су­ро­вой,

    Винтовки за­ря­жа­ли. А вда­ли,

    За по­лот­ном, сквозь мрак и гай сос­но­вый

    Уже бу­ден­нов­цы ле­тят в пы­ли.

    Идет пе­хо­та тяж­ким гу­лом гро­ма,

    Солдатский шаг гре­мит в чу­жих по­лях,

    На та­ра­тай­ках едут во­ен­ко­мы,

    И ко­ман­ди­ры мчат­ся на ко­нях.

    И труб­ный воз­г­лас дви­га­ет сра­женье -

    И зна­ме­на, и пуш­ки, и пол­ки.

    Прицел. Еще. И во­ющею тенью

    Летит сна­ряд, и звя­ка­ют шты­ки.

    И пом­нит­ся: рас­п­лав­лен­ною ла­вой

    В бе­зу­дер­ж­ной ата­ке шты­ко­вой

    Мы ла­герь наш раз­би­ли под Вар­ша­вой,

    Мы вста­ли на гра­ни­це ро­ко­вой.

    Не спра­вить­ся с крас­но­ар­мей­с­кой сла­вой,

    Она - как ве­тер, ве­ющий в сте­пях.

    За Кас­пи­ем свер­ка­ет флаг кро­ва­вый -

    На жел­тых эн­зе­лий­с­ких бе­ре­гах.

    Окончен путь тре­вож­ный и упор­ный,

    Штыки си­я­ют, и по­ло­щет флаг,

    Гудит зем­ля сво­ей ут­ро­бой чер­ной,

    Тяжеловесный от­ра­жая шаг.



    1923



Февраль ("Темною волей судьбины…")




    Темною во­лей судь­би­ны

    (Взгляд ее мра­чен и слеп)

    Остановились ма­ши­ны,

    Высохшим сде­лал­ся хлеб…

    Дымные на го­ри­зон­те

    Мечутся об­ла­ка.

    Расположились на фрон­те

    Серою ла­вой вой­с­ка.

    Флаг по­лы­ха­ет трех­ц­вет­ный,

    Флаг по­лы­ха­ет вда­ли…

    Стелется мрак пред­рас­свет­ный,

    Солнце ук­ры­то в пы­ли,

    Воют сна­ря­ды, и глу­хо

    Гул их ле­тит в го­ро­да…

    Близится го­ло­ду­ха,

    Движется с фрон­та бе­да.

    Пламенем не­ве­се­лым

    Пестрый по­ло­щет­ся флаг,

    Ночью ко­чу­ет по се­лам

    В ста­рой ки­бит­ке сып­няк.

    Рожью гни­лою и ржа­вой

    Вдаль рас­ка­ти­лись по­ля.

    Так им­пе­ра­тор­с­кой сла­вой

    В край на­пол­ня­лась зем­ля!

    Гаснут фев­раль­с­кие пур­ги,

    Ветер кру­жит и ре­вет;

    В ка­мен­ном Пе­тер­бур­ге

    Грозно пред­мес­тье вста­ет.

    Мечется ве­тер не­лов­кий,

    Воет и ры­щет, как волк,

    Вниз опус­ка­ет вин­тов­ки

    Братский Во­лын­с­кий полк.

    Выше, и вы­ше, и вы­ше

    Красное зна­мя плы­вет:

    Городовые на кры­шу

    Выкатили пу­ле­мет.

    Мечется как уго­ре­лый

    Царский по­езд вда­ли, -

    Красный, си­ний и бе­лый

    Флаг рас­топ­тан в пы­ли!

    Пули ро­ко­чут, как осы,

    Пушек тре­во­жен вой,

    Мерно вы­хо­дят мат­ро­сы

    На бе­рег груз­ной тол­пой.

    Там по­за­ди ро­ко­вое

    Море ре­вет и гу­дит,

    Тяжкое и бро­не­вое

    Судно дрож­мя дро­жит.

    Тяжкое и бро­не­вое

    Воет, как бе­ше­ный пес;

    И для пос­лед­не­го боя

    Сходит с оружь­ем мат­рос.

    В бой он идет спо­за­ран­ку,

    В бой он идет на­лег­ке,

    Выстирана гол­лан­д­ка,

    Верный вин­чес­тер в ру­ке.

    А за мат­ро­сом сол­да­ты,

    А за сол­да­том бат­рак, -

    "Смерть иль сво­бо­да!" Кры­ла­тый

    Красный по­ло­щет­ся флаг.

    Новые да­ли от­к­ры­лись,

    Новые да­ли - за­ре.

    Так в фев­ра­ле мы тру­ди­лись,

    Чтоб по­бе­дить в Ок­тяб­ре!



    1923



Коммунары




    О ба­ра­бан­щи­ки пред­мес­тий,

    Стучите дет­с­кою ру­кой

    По ко­же гул­кой.

    Голос мес­ти

    Вы но­си­те пе­ред тол­пой.

    Воспоминания не на­до

    О прош­лом, даль­нем и чу­жом,

    Когда ми­га­ют бар­ри­ка­ды

    Перелетающим ог­нем.

    Когда в пы­ла­нии по­жа­ра,

    Когда в за­ли­тый ды­мом час

    У сум­рач­но­го ком­му­на­ра

    Для выс­т­ре­ла при­щу­рен глаз.

    И в пе­ре­ул­ках за­по­вед­ных,

    Где ве­тер пел с флю­гар­кой в лад,

    Воздвигнут бар­ри­кад по­бед­ных

    Теперь не­умо­ли­мый ряд.

    Ложатся пу­ли бли­же, бли­же -

    И вот (бла­гос­ло­вен­ный день!)

    Летит по мер­т­во­му Па­ри­жу

    Кровавая Ма­ра­та тень.

    Она ле­тит в бря­цанье ста­ли,

    В гу­де­нии во­ен­ных гроз,

    Обвязана ши­ро­кой шалью

    Сухая прядь его во­лос…

    Над, бар­ри­ка­да­ми взле­та­ет

    Огонь ру­жей­ный. Но Ма­рат

    Летит. И ве­тер раз­ве­ва­ет

    Его ис­т­ре­пан­ный ха­лат.

    Запомните! Из гул­кой те­ми

    Он вы­шел в бе­ше­ный прос­тор,

    Чтоб но­вое уви­деть пле­мя,

    Чтоб но­вый слы­шать раз­го­вор.

    О ба­ра­бан­щи­ки пред­мес­тий,

    Пусть бу­дет ярос­т­ней рас­кат.

    Научит вас на­уке мес­ти

    Из гро­ба вы­шед­ший Ма­рат.

    Пусть вра­жес­кие пуш­ки ла­ют,

    Шальной выб­ра­сы­вая груз,

    Над ва­ми ру­ки прос­ти­ра­ют

    Бланки, Дом­б­ров­с­кий, Де­лек­люз!

    Тот сох­ра­нит лю­бовь и ве­ру

    В се­бя и тру­до­вой на­род,

    В чьем сер­д­це го­лос Ро­бес­пь­ера

    Чрез во­семь­де­сят лет жи­вет.

    Вы па­да­ете, ком­му­на­ры,

    С ружь­ем в по­вис­нув­шей ру­ке,

    Но пла­мень ва­ше­го по­жа­ра

    Уже вос­хо­дит вда­ле­ке.

    Чрез го­ры и по­ля пус­тые

    Рекой по­тек он. И за­жег

    В та­ин­с­т­вен­ных сне­гах Рос­сии

    И каж­дый куст, и каж­дый лог.

    О ба­ра­бан­щи­ки пред­мес­тий,

    Когда же сре­ди гул­ких плит

    Ваш го­лос ярос­ти и мес­ти

    Вновь над Па­ри­жем прог­ре­мит?

    Когда ж опять пред­мес­тье вста­нет

    И зак­ло­ко­чет в ночь на­бат,

    Когда ж огонь ру­жей­ный гря­нет

    С вос­п­ла­ме­нен­ных бар­ри­кад?

    Когда ж су­ро­вей и бес­страш­ней

    Вы пер­вый сде­ла­ете шаг,

    Когда ж над Эй­фе­ле­вой баш­ней

    Пылающий взовь­ет­ся флаг?



    1923



Баллада о Виттингтоне




    Он мер­т­вым пал. Мо­ей ру­кой

    Водила ди­кая от­ва­га.

    Ты не заш­то­па­ешь иг­лой

    Прореху, сде­лан­ную шпа­гой.

    Я зап­ла­тил свой долг, лю­бовь,

    Не воз­му­ща­ясь, не рев­нуя,

    Недаром пом­ню: кровь за кровь

    И по­и­елуй за по­це­луи.

    О ночь, в дож­де и в фо­на­рях,

    Ты ду­ешь в уши вет­ром стра­ха.

    Сначала судьи в па­ри­ках,

    А там па­лач, то­пор и пла­ха.

    Я труд­ный зат­вер­дил урок

    В ту­ма­не но­чи неп­ро­буд­ной,

    На юг, на за­пад, на вос­ток

    Мотай ме­ня по вол­нам, суд­но.

    И даль­ний бе­рег за кор­мой,

    Омытый мо­рем, та­ет, та­ет,

    Там шпа­га, бро­шен­ная мной,

    В до­рож­ных тра­вах ис­т­ле­ва­ет.

    А с бе­ре­га не­сет­ся звон,

    И пес­ня даль­ная по­нят­на:

    "Вернись об­рат­но, Вит­тин­г­тон,

    О Вит­тин­г­тон, вер­нись об­рат­но!"

    Был ве­тер в су­мер­ках жес­ток.

    А на за­ре сы­рой и алой

    По дни­щу зас­к­ри­пел пе­сок,

    И суд­но, вздрог­нув, зат­ре­ща­ло.

    Вступила в пер­вый раз но­га

    На нез­на­ко­мые от ве­ка

    Чудовищные бе­ре­га,

    Не ви­дев­шие че­ло­ве­ка.

    Мы сваи по­ды­ма­ли в ряд,

    Дверные про­ру­ба­ли ни­ши,

    Из лис­ть­ев паль­мо­вых на­кат

    Накладывали вмес­то кры­ши.

    Мы бал­ки по­ды­ма­ли ввысь,

    Лопатами сры­ва­ли ска­лы.

    "О Вит­тин­г­тон, вер­нись, вер­нись",

    Вода у взморья вор­ко­ва­ла.

    Прокладывали на­угад

    Дорогу средь степ­ных приб­ре­жий.

    "О ВИт­тин­г­тон, вер­нись на­зад", -

    Нам ве­ял в уши ве­тер све­жий.

    И с мо­ря до­но­сил­ся звон,

    Гудевший неж­но и нев­нят­но:

    "Вернись об­рат­но, Вит­тпн­г­тон,

    О Вит­тин­г­тон, вер­нись об­рат­но!"

    Мы дни и но­чи нап­ро­лет

    Стругали, ре­за­ли, ру­би­ли,

    И груз­ный ско­ло­ти­ли плот,

    И от­тол­к­ну­лись, и поп­лы­ли.

    Без ком­па­са и без ру­ля

    Нас мча­ло тай­ны­ми пу­тя­ми,

    Покуда кор­пус ко­раб­ля

    Не встал, свер­кая па­ру­са­ми.

    Домой. Про­ще­ние да­но.

    И сно­ва сын при­хо­дит блуд­ный.

    Гуди ж на мач­тах, по­лот­но,

    Звени и сод­ро­гай­ся, суд­но.

    А с бе­ре­га не­сет­ся звон,

    И пес­ня близ­кая по­нят­на:

    "Уйди от­сю­да, Вит­тин­г­тон,

    О Вит­тин­г­тон, вер­нись об­рат­но!"



    1923



Песня о Черном Джеке




    Вспомним о Чер­ном Дже­ке,

    О ко­ра­бель­ном ко­ке,

    О его лож­ке длин­ной,

    О бе­лом кол­па­ке.

    Утром мы выш­ли в мо­ре, -

    Ветра не бы­ло вов­се;

    В пол­день рябь про­бе­жа­ла,

    К ве­че­ру гря­нул шторм.

    Кто ро­дил­ся у мо­ря, -

    Тот во­ды не бо­ит­ся,

    Плавает, как ры­ба,

    Ныряет, как дель­фин.

    Но Джек ро­дил­ся в Кап­ш­тад­те,

    Впервые он в мо­ре вы­шел,

    Он об­ни­мал кас­т­рю­ли,

    Чтоб не сло­ма­лись они…

    Судно ле­те­ло, как пти­ца,

    Взрывало буш­п­ри­том вол­ны,

    И па­ру­са гу­де­ли,

    И тяж­кий руль скри­пел.

    Вперед и впе­ред, в ту­ма­ны,

    В ки­пу­чую пе­ну, в про­пасть,

    Оттуда - к ле­тя­щим низ­ко,

    Грохочущим об­ла­кам…

    От са­мо­го ма­ло­го юн­ги

    До ста­ри­ка ка­пи­та­на -

    Все вце­пи­лись в ка­на­ты,

    Чтоб сдер­жать па­ру­са.

    А Чер­ный Джек в это вре­мя

    Связал ка­на­том кас­т­рю­ли,

    Он в по­лот­но за­вер­нул их

    И спря­тал в ку­хон­ный шкаф.

    Случайно иль не слу­чай­но

    Он уви­дал бу­тыл­ку

    Шотландского вис­ки - и ра­зом

    Ее осу­шил до дна.

    И кровь его чер­ных пред­ков

    Запела и за­иг­ра­ла.

    Он вспом­нил охо­ты и бит­вы,

    Шипенье пер­на­тых стрел.

    Он вы­бе­жал, - куд­ря­вый,

    На сколь­з­кую па­лу­бу - крик­нул,

    Взмахнул ру­ка­ми и ра­зом

    Волна слиз­ну­ла его.

    И в без­д­не гул­кой и чер­ной

    Средь пе­нис­тых волн и гро­ма

    Мелькнул его фар­тук бе­лый

    И выс­ти­ран­ный кол­пак.

    Вспомним о Чер­ном Дже­ке,

    О ко­ра­бель­ном ко­ке,

    О его лож­ке длин­ной

    И бе­лом кол­па­ке.



    1923



1 мая




    В тот ве­чер мы сто­яли у ок­на.

    Была вес­на, и плыл го­ря­чий за­пах

    Еще не рас­пус­тив­ших­ся ака­ций

    И влаж­ной пы­ли. Ти­ши­на сто­яла

    Такой сте­ною плот­ной, что звон­ки

    Трамваев и про­ле­ток дре­без­жанье

    Высокого ок­на не дос­ти­га­ли.

    Весенний дух, ве­се­лый и бес­пут­ный,

    Ходил пов­сю­ду. Он на мок­рых кры­шах

    Котов и ко­шек зас­тав­лял мя­укать,

    И ма­лень­кие быс­т­рые зверь­ки

    Царапались, ку­выр­ка­лись, ку­са­лись.

    И пе­ре­пе­ла в клет­ке над ок­ном

    Выстукивать он пес­ню зас­тав­лял, -

    И пе­ре­пел ме­тал­ся, и ва­ва­кал,

    И клю­вом про­во­дил по час­тым пруть­ям,

    Водою брыз­гал, и бро­сал пес­ком.

    В та­кие ве­че­ра над на­ми не­бо

    Горячею си­я­ет глу­би­ною,

    И звез­ды за­жи­га­ют­ся, и ве­тер

    Нам в ли­ца ду­ет све­жес­тью мор­с­кой.

    Пусть бу­дет так. Не­да­ром пе­ла флей­та

    Сегодня ут­ром. И не­да­ром нын­че,

    Когда уда­рит на ча­сах две­над­цать,

    Умрет ап­рель. При­по­ми­наю вьюгу,

    И си­зые мед­ли­тель­ные ту­чи,

    И скрип са­ней, и то­пот заг­лу­шен­ный

    Копыт, и ве­тер, мча­щий­ся с раз­бе­гу

    В ли­цо, в ли­цо. И так за дня­ми день,

    Неделя за не­де­лей, год за го­дом

    Младенческое уле­та­ет вре­мя.

    И ви­жу я - ши­ро­кий мир ле­жит

    Как на ла­до­ни пре­до мной.

    И неж­но по­ет во мне и за­ки­па­ет слад­ко

    Та буй­ная от­ва­га, что тол­ка­ла

    Меня ког­да-то в бит­вы и уда­чи.

    Я вспо­ми­наю: длин­ный ряд ва­го­нов,

    И па­ро­воз, ле­тя­щий вдаль, и лег­кий,

    Назад от­ки­нув­ший­ся дым. А пос­ле

    Мы нас­ту­па­ли с ги­кань­ем и пень­ем,

    И пе­ред на­ми по­лы­ха­ло зна­мя,

    Горячее, как кровь, и цве­та кро­ви.

    Мы рас­сы­па­лись лег­ки­ми це­пя­ми,

    Мы нас­ту­па­ли, вски­ды­вая лов­ко

    К пле­чам вин­тов­ки, - выс­т­рел, и впе­ред

    Бежали мы. И сно­ва зна­мя в не­бе

    Кровавое к по­бе­де нас ве­ло.

    И в эту ночь, пос­лед­нюю в ап­ре­ле,

    Наполненную звез­да­ми и вет­ром,

    Благословляю шум­ное бы­лое

    И в свет­лое гря­ду­щее гля­жу.

    И пер­во­май­с­кой ра­дос­тью гу­дит

    Внизу, вни­зу ос­во­бож­ден­ный го­род.



    1923



Юнга




    Юнгой я ушел из до­му,

    В узе­лок свер­нул ру­ба­ху,

    Нож кар­ман­ный взял с со­бою,

    Трубку по­ло­жил в кар­ман.

    Что ме­ня из до­му гна­ло,

    Что ме­ня то­ми­ло ночью,

    Почему сту­ча­ло сер­д­це,

    Если с мо­ря ве­тер дул.

    Я не знаю. Не­по­нят­на

    Мне бы­ла тре­во­га эта.

    Всюду мо­ре и бу­ру­ны,

    Судна в бе­лых па­ру­сах.

    Юнгой я при­шел на суд­но,

    Мыл по­лы, кар­то­фель чис­тил,

    Научился по ка­на­там

    Подыматься вверх и вниз.

    Боцмана ме­ня ру­га­ли,

    Били стар­шие мат­ро­сы,

    Корабельный кок объ­ед­ки,

    Как со­ба­ке, мне бро­сал.

    Ах, труд­на до­ро­га юн­ги,

    Руки яз­ва­ми пок­ры­ты,

    Ноги ло­мит соль мор­с­кая,

    Соль мор­с­кая ест гла­за.

    Но бы­ва­ет, на рас­све­те

    Выхожу я, оди­но­кий,

    Вверх на па­лу­бу и ви­жу

    Море, ча­ек и ту­ман.

    Ходят вол­ны за кор­мою,

    Разбегаются от но­са,

    Льнут к бор­там, иг­ра­ют пе­ной,

    И ро­ко­чут, и зве­нят.

    А над мо­рем, слов­но хлопья

    Снега бе­ло­го, кру­жат­ся

    Чайки, ос­т­ры­ми кры­ла­ми

    Взмахивая и зве­ня.

    И над далью го­лу­бою,

    Где еще дро­жит и мле­ет

    Звездный блеск, уже вос­хо­дит

    Солнце в пла­ме­ни днев­ном.

    От не­го бе­гут по вол­нам

    Рыбы ог­нен­ные, пле­щут

    Золотыми плав­ни­ка­ми,

    Расплываются, те­кут.

    Что прек­рас­нее и сла­ще

    Солнца, встав­ше­го из мо­ря

    В час, ког­да прох­лад­ный ве­тер

    Дует солью нам в ли­цо.

    И в ту­ма­не пред­рас­свет­ном

    Проплывают, как ви­денья,

    Острова в цве­тах и паль­мах,

    В пенье птиц и в плес­ке волн.

    Пусть по­том су­ро­вый боц­ман

    Мне гро­зит ка­на­том жгу­чим,

    Издеваются мат­ро­сы

    И бра­нит­ся ка­пи­тан, -

    Я при­шел к род­но­му мо­рю,

    К вла­ге,

    Горькой и со­ле­ной,

    И она те­чет по жи­лам,

    Словно ог­нен­ная кровь…



    1923



Предупреждение




    Еще не смол­к­ли ро­ко­ты гро­мов,

    И пу­шеч­ные не ос­ты­ли ду­ла,

    Но ди­ким зно­ем с чуж­дых бе­ре­гов

    Нам в ли­ца пла­ме­нем дох­ну­ло.

    Там, сре­ди волн, тая зло­ве­щий гнев,

    Рыча в том­ле­нии не­доб­ром,

    Британии още­рив­ший­ся лев

    Стучит хвос­том по жес­т­ким реб­рам.

    Косматою он дви­жет го­ло­вой,

    Он то­чит ког­ти, ска­лит зу­бы,

    Он слу­ша­ет: с вос­то­ка, пред за­рей,

    Свободу воз­ве­ща­ют тру­бы.

    Там, на вос­то­ке, с мо­ло­том в ру­ках

    Рабочий встал в си­янье алом,

    Там кровь по­ет в ли­ку­ющих сер­д­цах,

    Наполненных Ин­тер­на­ци­она­лом.

    А лев ры­чит. И, гроз­ный слы­ша зов,

    Что над вол­на­ми про­ле­та­ет,

    Ему во­ин­с­т­вен­но из чер­ных го­ро­дов

    Французский пе­тел от­ве­ча­ет.

    А на вос­то­ке пла­ме­нем ле­тит

    Огонь, ве­ли­кий и сво­бод­ный,

    И, гля­дя на не­го, скре­же­щет и хра­пит

    Европа - сво­рою го­лод­ной.

    Гляди и знай! Еще в тво­их двор­цах

    Вино кло­ко­чет ро­ко­вое,

    Еще то­мит­ся в тяж­ких кан­да­лах

    Народа пра­во тру­до­вое;

    И кровь, про­ли­тая тво­ей ру­кой,

    Не вы­сох­ла и во­пи­ет о мщенье,

    И жжет по­жар, и гро­зен мрак ноч­ной,

    И не­от­ку­да ждать спа­сенья.

    И ве­тер с вос­то­ка при­ле­тит в но­чи,

    И над тво­ей сте­зей без­доль­ной

    Опять, опять за­ляз­га­ют ме­чи

    И гря­нет го­лос ко­ло­коль­ный.

    И ве­чер твой та­ин­с­т­ве­нен и хмур,

    И низ­ких звезд по­гас­ло пла­мя,

    И ка­мен­ный ты сот­ря­са­ешь Рур

    Своими хищ­ны­ми ру­ка­ми.

    Кровавый ты бла­гос­лов­ля­ешь Труд,

    Ты бу­дишь злоб­ные сти­хии, -

    И вот в но­чи убий­цы сте­ре­гут

    Послов из пла­мен­ной Рос­сии.

    Европа! Мы сто­им на ру­бе­же,

    Мы дер­жим мо­лот за­по­вед­ный,

    Мы в ярос­т­ном ки­пе­ли мя­те­же,

    Мы шли до­ро­гою по­бед­ной.

    Нас к твор­чес­т­ву до­ро­га при­ве­ла

    Через ов­ра­ги и пус­ты­ни,

    Над на­ми ве­яла и вы­ла мгла, -

    Над на­ми сол­н­це све­тит ны­не.



    1923



Рыбачьи песни




1

    Целый день од­на за­бо­та:

    Сеть вя­зать не ус­та­вая,

    Слушать, как у ног уют­но

    Кот мур­лы­чет и по­ет.

    Сердце ж де­вуш­ки - пу­шин­ка:

    Под ды­ха­ни­ем слу­чай­ным

    Подымается, кру­жит­ся,

    Тает в не­бе го­лу­бом.

    Так и сер­д­це бед­ной Джен­ни:

    Майкель ду­нул - зак­ру­жи­лось

    Сердце лег­кое и с вет­ром

    Над за­ли­вом по­нес­лось.

    Над за­ли­вом хо­дит ве­тер,

    Шляпу с Май­ке­ля сры­ва­ет,

    Щеки смуг­лые ру­мя­нит,

    Брызжет пе­ной и по­ет.

    И как го­лубь си­зок­ры­лый,

    Сердце тре­пет­ное Джен­ни

    Вслед за Май­ке­лем не­сет­ся

    По вскло­ко­чен­ным вол­нам.

    И ког­да, взой­дя над мо­рем,

    Месяц пла­мя раз­ли­ва­ет, -

    Майкель зна­ет: это сер­д­це

    Радостью бла­го­вес­тит!

    И ког­да ро­сой хо­лод­ной

    По ут­рам пок­ры­ты куд­ри,

    Майкель зна­ет - это сер­д­це

    По люб­ви сво­ей грус­тит!

    Целый день - од­на за­бо­та:

    Сеть вя­зать не ус­та­вая,

    Слушать, как у ног уют­но

    Кот мур­лы­чет и по­ет.



2

    Ах, у Май­ке­ля в ко­том­ке

    Много вкус­ных есть ве­щей:

    Две ле­пеш­ки про­ся­ные,

    Фляжка доб­ро­го ви­на.

    Третий день, как, бро­сив шко­лу,

    Он в род­ной поп­лыл за­лив,

    Шумные счи­та­ет вол­ны

    И сме­ет­ся нев­з­на­чай.

    Майкель, Май­кель, ты по­ки­нул

    В скуч­ном ма­лень­ком по­сел­ке

    Девушку с ко­сою ру­сой -

    Дочь трак­тир­щи­ка она.

    Дженни, Джен­ни, на­до ль пла­кать,

    Если Май­кель вы­шел в мо­ре,

    Если Май­кель смот­рит в не­бо

    И сме­ет­ся нев­з­на­чай?

    Тр-стий день в трак­тир при­хо­дит

    Рыжий Джек из Бир­мин­га­ма, -

    Новая на нем зюй­д­вес­т­ка,

    Блещут са­лом са­по­ги.

    Требует он круж­ку пи­ва,

    С шил­лин­га не про­сит сда­чи -

    И гля­дит, гля­дит на Джен­ни,

    Крутит ус и щу­рит глаз.

    Дженни, Джен­ни, на­до ль пла­кать,

    Если Май­кель вы­шел в мо­ре,

    Если Май­кель смот­рит в не­бо

    И сме­ет­ся нев­з­на­чай!



    1923



Рыбаки ("Если нам в лица ветер подул…")




    Если нам в ли­ца ве­тер по­дул,

    Запах со­ле­ный не­ся в без­людье,

    Значит - род­ной оке­ан вздох­нул

    Своею ши­ро­кой и звон­кой грудью.

    Если над пе­ной сни­зи­лась мгла

    И бу­ре­вес­т­ни­ки мчат­ся низ­ко,

    Значит - по­ра для лов­ли приш­ла,

    Значит - трес­ка под­п­лы­ва­ет близ­ко.

    Многие в мо­ре ле­жат пу­ти

    В зим­нем ту­ма­не и в лет­нем све­те;

    Эй, не за­ду­мы­вай­ся, не грус­ти,

    Лодку смо­ли и што­пай се­ти.

    Видишь - над мо­рем по­вис ту­ман,

    Тайный пред­вес­т­ник гря­ду­щей сту­жи,

    Сухую ле­пеш­ку за­сунь в кар­ман,

    Бочонок с во­дой зад­винь по­ту­же.

    Сети креп­ки, и вер­на ле­са,

    Не уны­вай, не раз­в­ле­кай­ся,

    Проверь ук­лю­чи­ны и па­ру­са,

    Сядь у ру­ля и от­п­рав­ляй­ся.

    Ветер на­ду­ет па­рус буг­ром,

    Ветер на­го­нит лод­ку, иг­рая,

    Волна за кор­мою го­рит ог­нем,

    Волна вол­ну пе­ре­го­ня­ет.

    Лодку ка­ча­ет вверх и вниз,

    Слышишь ли стук при­выч­ным ухом?

    Чайки над вол­на­ми про­нес­лись -

    И рас­к­лу­би­лись, бе­лые, пу­хом.

    Чайки над вол­на­ми про­нес­лись,

    Значит, хо­ро­шей быть по­го­де.

    Взгляни: над лод­кой си­няя высь,

    Над лод­кой ог­ром­ное сол­н­це хо­дит.

    За борт се­ти. Проб­ки плы­вут,

    Прыгают на вол­не ве­се­лой.

    Благословен ры­ба­чий труд,

    Труд зас­ко­руз­лый и тя­же­лый.

    Там под во­дою стаи рыб

    Мечутся, пры­га­ют, иг­ра­ют,

    Среди по­рос­ших тра­ва­ми глыб

    Легкими всплес­ка­ми проп­лы­ва­ют.

    Сколько под­вод­ных скры­то чу­дес,

    Взглянешь - и слов най­дет­ся не­ма­ло!

    Там во­до­рос­лей прох­лад­ный лес,

    Крабы пол­зут и цве­тут ко­рал­лы.

    Мчится мак­рель в го­лу­бом ог­не,

    Сверкая стек­лом, ис­че­зая ра­зом,

    Камбала на пес­ча­ном дне

    Следит за до­бы­чею хищ­ным гла­зом.

    Медуза плы­вет, свет­ла и лег­ка,

    Тая и не­жась в зе­ле­ном све­те.

    Тише! Сте­ною идет трес­ка,

    Ближе и бли­же к за­вет­ной се­ти.

    Сеть нап­ру­жит­ся, зат­ре­щит,

    Веревка под жаб­ры вре­жет­ся вер­но,

    Море взбун­ту­ет­ся, за­ки­пит

    Чашей, бур­ля­щей и без­мер­ной.

    Эй, не вол­нуй­ся, не зе­вай,

    Эй, не те­ряй ми­ну­ты еди­ной.

    Рыбу из се­ти вы­ни­май,

    В пле­те­ные скла­ды­вай кор­зи­ны.

    Эй, не за­ду­мы­вай­ся, не грус­ти,

    Сложи и свя­жи ве­рев­кой се­ти.

    Многие в мо­ре ле­жат пу­ти,

    В зим­нем ту­ма­не и в лег­ком све­те,

    Снова нам ве­тер в ли­ца по­дул,

    Запах со­ле­ный не­ся в без­людье,

    Снова мы слы­шим да­ле­кий гул,

    Вздох оке­ана ши­ро­кой грудью.

    Мороз нас ду­шит или жа­ра,

    Ветер за­тих или ду­ет сно­ва;

    Не все ли рав­но?.. С ут­ра до ут­ра

    В морс тру­дить­ся мы го­то­вы.



    1923



В пути ("Мало мы песен узнали…")




    Мало мы пе­сен уз­на­ли,

    Мало уви­де­ли стран,

    Судно в без­вес­т­ные да­ли

    Гнал по вол­нам оке­ан.

    Голову вски­нешь - ог­ро­мен

    Туго над­ви­ну­тый свод,

    Снизу - не­ис­тов и те­мен

    Воет во­до­во­рот.

    Гулкие сто­нут ка­на­ты,

    Рвет па­ру­са ура­ган.

    Сразу, с раз­ма­ха, с рас­ка­та

    Судно ны­ря­ет в ту­ман.

    Кто же не­сет­ся из ту­чи,

    Выплывшей на не­бе­са,

    Ты ли, Гол­лан­дец Ле­ту­чий,

    В ночь раз­вер­нул па­ру­са?

    Ты ль в этот сум­рак жес­то­кий,

    В пе­ну, в тре­во­гу и в дым,

    Выйдя на мос­тик вы­со­кий,

    Рупором во­ешь сво­им?

    Нет, под гус­ты­ми вол­на­ми

    Спит за­по­вед­ный фре­гат,

    Только, гу­дя над пес­ка­ми,

    Легкие вет­ры ле­тят,

    Только над ска­ла­ми сно­ва

    Скользкая всхо­дит за­ря,

    Только над вла­гой свин­цо­вой

    Вздрагивают яко­ря.

    Что нам ле­ген­ды и пес­ни,

    Если тре­во­жен вос­ход,

    Если гроз­ней и чу­дес­ней

    Воет во­до­во­рот.

    Берег за бе­ре­гом в пе­не

    В на­ших ны­ря­ет гла­зах,

    Тайное скры­то дви­женье

    В вы­пук­лых па­ру­сах.

    Ветер бор­мо­чет и злит­ся,

    Тает вда­ли за кор­мой

    Англия - лег­кою пти­цей,

    Франция - си­ней кай­мой.

    Мало мы пе­сен уз­на­ли,

    Мало уви­де­ли стран.

    Судно в без­вес­т­ные да­ли

    Мчал по вол­нам оке­ан.



    1923



Саксонские ткачи (Песня)




    На во­ле - в ла­зу­ри неж­ной

    Прохладный день оне­мел…

    Судьба -

    Чтоб ста­нок при­леж­ный

    Под лов­кой ру­кою пел…

    И пес­ня -

    Любви не жди­те,

    Сияющий мир да­лек…

    За ни­тя­ми вьют­ся ни­ти,

    В ос­но­ве сну­ет чел­нок…

    Ткачи -

    Наступает осень,

    Сентябрьский звез­до­пад,

    Но ти­хо скри­пят ко­ле­са -

    И ни­ти ле­тят, ле­тят.

    Шерстинка дро­жит -

    И сно­ва,

    Наматываясь, по­ет…

    На во­ле до­ро­гой но­вой

    Сияющий мир идет.

    На во­ле - огонь и ве­тер,

    Тревога и ба­ра­бан…

    Полей и за­во­дов де­ти

    Тяжелый смы­ка­ют стан…

    И вста­ли тка­чи, чтоб сно­ва

    Принять в свои ру­ки власть,

    Чтобы ка­нат су­ро­вый

    Для ка­пи­та­ла спрясть…

    Как тя­жек на по­во­ро­те

    Их ткац­ких ко­лес рас­кат -

    Из жил и ра­бо­чей пло­ти

    Они пря­дут ка­нат.

    Он на­ту­го бу­дет свя­зан,

    Упрямый и ди­кий враг, -

    И за­по­ло­щет ра­зом

    Обрызганный кровью флаг…

    Из Дрез­де­на не­да­ле­ко

    И до Бер­ли­на дой­ти.

    Дойдем…

    А там ши­ро­ко

    Раскинулись пу­ти.

    Теперь мы уз­на­ем, кто ты?

    Как ру­ки твои лов­ки?

    На ули­цу - пу­ле­ме­ты,

    На кры­шу лезь­те стрел­ки…

    Отрите же лбы от по­та,

    Пусть ра­дос­т­ным бу­дет лик.

    За взво­дом взвод,

    И ро­та

    К сра­женью го­то­ва вмиг…

    Из Дрез­де­на не­да­ле­ко

    И до Бер­ли­на дой­ти.

    Дойдем…

    А там ши­ро­ко

    Раскинулись пу­ти.



    1923



К огню вселенскому




    Шли дни и го­ды не­из­мен­но

    В ог­не же­ла­ний и скор­бен,

    И за­на­вес взле­тел - и сце­на

    Пылала за­ре­вом ог­ней.

    И в па­ри­ке, в кос­тю­ме ста­ром,

    Заученный под­няв­ши взор,

    Все с тем же па­фо­сом и жа­ром

    Нам дек­ла­ми­ро­вал ак­тер.

    Казалось, от соз­данья ми­ра

    Все так же выл и хло­по­тал

    И бо­ро­ду се­дую Ли­ра

    Все тот же ве­тер раз­ду­вал.

    Все бы­ло скуч­но и зна­ко­мо,

    Как при­мель­кав­ши­еся сны,

    От гу­ла жес­тя­но­го гро­ма

    До ро­ман­ти­чес­кой лу­ны.

    Кисть де­ко­ра­то­ра пи­са­ла

    Всем на­до­ев­ший па­виль­он,

    А зри­тель? Из пус­то­го за­ла

    Все так же вос­тор­гал­ся он.

    О те­ат­раль­ные хи­ме­ры!

    Необычаен труд­ный вольт:

    Пышноголового Моль­ера

    Сменяет нын­че Ме­йер­хольд.

    Он ищет но­вые до­ро­ги,

    Его дви­же­ния гру­бы…

    Дрожи, те­атр старья, в тре­во­ге:

    Тебя он вски­нет на ды­бы.

    И сер­д­це ра­дос­т­ное рвет­ся

    В еще не­ве­до­мый ту­ман,

    Где но­вый Сга­на­рель сме­ет­ся,

    Где ры­щет но­вый Дон-Жу­ан.

    Театр уже скон­чал­ся ста­рый

    Под ро­кот лир и труб­ный гром.

    Пора ро­ман­ти­ков ги­та­ру

    Фабричным за­ме­нить гуд­ком.

    Иди ж впе­ред тро­пой бес­сон­ной,

    Назад с тре­во­гой не гля­ди,

    Дорогой ре­во­лю­ци­он­ной

    К ог­ню все­лен­с­ко­му иди.



    1923



Памятник Гарибальди




    Были бит­вы - и лю­ди пе­ли…

    По до­ро­гам, ле­тя­щим вдаль,

    Оси пу­шеч­ные скри­пе­ли,

    Ржали му­лы, си­яла сталь…

    Белый конь, вы­ги­бая шею,

    Шел прип­ля­сы­вая…

    А за ним

    С би­ву­аков, где ве­тер ве­ял,

    Над кос­т­ра­ми ша­тал­ся дым..

    Волонтерами смерть и сла­ва

    Предводительствовали…

    Вот

    Нож пас­ту­ший

    И штык кро­ва­вый,

    В па­ру­сах и зна­ме­нах флот.

    От Си­ци­лии до Ми­ла­на

    Гарибальди про­шел -

    И встал

    Телом брон­зо­во­го ис­ту­ка­на

    На об­те­сан­ный пьедес­тал…

    А кру­гом го­ри­зонт ог­ро­мен…

    И, ку­да до­ле­та­ет взгляд,

    Острой гру­дой ка­ме­но­ло­мен

    Альпы ярос­т­ные ле­жат…

    Ветер ду­ет от­ту­да гор­ный,

    Долетает от­ту­да снег,

    И, сту­де­ной уз­де по­кор­ный,

    Конь на кам­не за­мед­лил бег…

    А вни­зу,

    У его под­ножья,

    На ба­за­рах и пло­ща­дях,

    Ветер смут­ной тре­во­жит дрожью

    Густо-черный по­ход ру­бах…

    И прис­лу­ши­ва­ет­ся к кли­чу

    Конник…

    Кажется, буд­то в ряд

    Гроздья во­ро­нов на до­бы­чу

    Опустились - и го­во­рят…

    Нож и ночь -

    Вот за­кон упор­ный;

    Столб с пет­лею -

    Вот вер­ный дар…

    По зрач­кам толь­ко ве­тер чер­ный

    Да раз­бой­ни­чий пе­ре­гар…

    Это тех ли пов­с­тан­цев де­ти,

    Что, по­ки­нув кос­т­ры вда­ли,

    Через ре­ки, об­ва­лы, ве­тер

    Штык на Ав­с­т­рию на­ве­ли…

    Над Ми­ла­ном

    На пьедес­та­ле

    Страшный всад­ник

    И страш­ный конь;

    Пальцы гроз­но уз­ду за­жа­ли,

    И у прис­таль­ных глаз ла­донь;

    С ок­ро­вав­лен­но­го гра­ни­та

    В путь!

    На се­вер!

    В сне­га и мрак!

    Крепче кон­с­кое бей ко­пы­то,

    Отчеканивая шаг…



    1923



Фронт




    По кус­там, по ка­ме­нис­тым глы­бам

    Нет пу­ти - и су­мер­ки чер­ней…

    Дикие кос­т­ры взле­та­ют ды­бом

    Над соб­рань­ем ве­ток и кам­ней.

    Топора не знав­шие ку­па­вы

    Да ручьи, не пом­ня­щие губ,

    Вы за­де­ты го­речью от­ра­вы:

    Душным каш­лем, пе­рек­лич­кой труб.

    Там, где в гро­ме про­ле­та­ли гро­зы,

    Протянулись дым­ные обо­зы…

    Над бо­ло­та­ми, где спят чир­ки,

    Не осо­ка вста­ла, а шты­ки…

    Сгустки сте­ари­на под све­ча­ми,

    На трех­вер­с­т­ке ро­щи и по­ля…

    Циркулярами и цир­ку­ля­ми

    Штабы пе­ре­пол­не­ны в края…

    По мас­ш­та­бам точ­ные рас­че­ты

    (Наизусть за­учен­ный урок)…

    На трех­вер­с­т­ке про­тя­ну­лись ро­ты,

    И пе­ред­ви­га­ет­ся фла­жок…

    И пе­ред­ви­га­ют­ся по кру­гу

    Взвод за взво­дом…

    Скрыты за буг­ром,

    Батареи по кус­там, по лу­гу

    Ураганным дви­ну­ли ог­нем…

    И во­рон­ку за во­рон­кой сле­дом

    Роет крот - и дол­жен рыть опять…

    Это фронт -

    И, зна­чит, не­по­се­дам

    Нечего по ящи­кам ле­жать…

    Это фронт -

    И, зна­чит, до от­ка­за

    Надо пря­тать­ся, сле­дить и ждать,

    Чтоб на муш­ке за­ка­чал­ся сра­зу

    Враг - при­ме­ри­вать­ся и стре­лять.

    Это пол­ночь,

    Вставшая бес­сон­но

    Над бо­ло­том, в оду­ри пус­тынь,

    Это чер­ный про­вод те­ле­фо­на,

    Протянувшийся че­рез кус­ты…

    Тишина…

    Прислушайся уп­ря­мо

    Утлым ухом,

    И пой­мешь тог­да,

    Как не­сет­ся те­ле­фо­ног­рам­ма,

    Вытянувшаяся в про­во­да…

    Приглядись:

    Подрагивают глу­хо

    Провода, про­тя­ну­тые в рань,

    Где буб­нит те­ле­фо­нис­ту в ухо

    Телефона уз­кая гор­тань…

    Это штаб…

    И сты­нут под све­ча­ми

    На трех­вер­с­т­ке ро­щи и по­ля,

    Циркулярами и цир­ку­ля­ми

    Комнаты на­пол­не­ны в края…

    В ночь пол­з­ком - и сно­ва ру­ки сты­нут,

    Взвод за взво­дом по кус­там за­лег.

    Это зна­чит:

    В шта­бе пе­ред­ви­нут

    Боем уг­ро­жа­ющий фла­жок.

    Гимнастерка в дырь­ях и зап­ла­тах,

    Вошь дот­ла про­ела по­лот­но,

    Но бур­лит в бу­ты­лоч­ных гра­на­тах

    Взрывчатое смер­т­ное ви­но…

    Офицера, ска­чу­ще­го в по­ле,

    Напоит и с ло­ша­ди сши­бет,

    Гайдамак его напь­ет­ся вво­лю -

    Так, что и кос­тей не со­бе­рет.

    Эти дни, на рель­сах, под ук­ло­ны

    (Пролетают… про­ле­те­ли… нет…)

    С гро­мом, как то­вар­ные ва­го­ны,

    Мечутся - за выс­т­ре­ла­ми вслед.

    И на фронт, кос­т­ра­ми оза­рен­ный,

    Пролетают… Про­ле­те­ли… Нет…

    Песнями на­би­тые ва­го­ны,

    Ветром взмы­лен­ные эс­кад­ро­ны,

    Эскадрильи бе­ше­ных пла­нет.

    Катится до­ро­гой неп­ро­ры­той

    В раз­би­ра­емую бу­рей новь

    Кровь, нас­к­возь про­пах­нув­шая жи­том,

    И про­пи­тан­ная са­жей кровь…

    А нав­с­т­ре­чу - толь­ко дождь пос­ты­лый,

    Только пу­лей жгу­щие кус­ты,

    Только ве­тер не­бы­ва­лой си­лы,

    Ночи не­бы­ва­лой чер­но­ты.

    В нас стре­ля­ли -

    И не дос­т­ре­ли­ли;

    Били нас -

    И не мог­ли до­бить!

    Эти дни,

    Пройденные на­вы­лет,

    Азбукою дол­ж­но за­учить.



    1923



Осень ("По жнитвам, по дачам, по берегам…")




    По жнит­вам, по да­чам, по бе­ре­гам

    Проходит осен­ний зной.

    Уже не­обыч­нее по но­чам

    За ха­та­ми пси­ный вой.

    Да здрав­с­т­ву­ет осень!

    Сады и степь,

    Горючий мор­с­кой пе­сок

    Пропитаны ею, как чер­с­т­вый хлеб,

    Который в спир­ту раз­мок.

    Я знаю, как тро­па­ми мрак про­шит,

    И пол­ночь пус­та, как гроб;

    Там дичь и ту­ман

    В тра­вя­ной глу­ши,

    Там пры­га­ет ве­тер в лоб!

    Охотничьей ночью я ста­ну там,

    На пыль­ном крес­те пу­тей,

    Чтоб слу­шать раз­ма­шис­тый плеск и гам

    Гонимых на юг гу­сей!

    Я на бе­рег вый­ду:

    Густой, гус­той

    Туман от со­ле­ных вод

    Клубится и тя­нет­ся над во­дой,

    Где ры­бий ко­сяк плы­вет.

    И ухо мое при­ни­ма­ет звук,

    Гудя, как пус­той со­суд;

    И я раз­ли­чаю:

    На юг, на юг

    Осетры плы­вут, плы­вут!

    Шипенье под­вод­но­го пес­ка,

    Неловкого кра­ба ход,

    И ча­ек по­лет, и про­бег быч­ка,

    И круг­лой ме­ду­зы лед.

    Я ут­ра дож­дусь…

    А по­том, по­том,

    Когда рас­пах­нет­ся мрак,

    Я на го­ру вый­ду…

    В ро­ди­мый дом

    Направлю спо­кой­ный шаг.

    Я слы­шал осен­нее бы­тие,

    Я мо­ре уз­нал и степь,

    Я свис­т­ну со­ба­ку, возь­му ружье

    И в сум­ку за­су­ну хлеб…

    Опять упа­дет осен­ний зной,

    Густой, как цве­точ­ный мед, -

    И вот над са­да­ми и над во­дой

    Охотничий день вста­ет…



    1923, 1928



Труд




    Этой зи­мой в за­ли­ве

    Море око­че­не­ло.

    Этой зи­мой не ви­ден

    Парус в сту­де­ной да­ли.

    Встанет ап­рель­с­кое сол­н­це,

    Двинется лед за­по­вед­ный,

    В мо­ре, от­к­ры­тое мо­ре

    Вылетит шлюп­ка моя.

    И за кор­мою вы­со­кой

    Сети по вол­нам поль­ют­ся,

    И под свин­цо­вым гру­зи­лом

    Станут на зыб­кое дно.

    Сельди, мак­ре­ли, мер­ла­ны,

    Путь за­го­ро­жен под­вод­ный,

    Жабры сож­ми­те - и ми­мо,

    Мимо плы­ви­те се­тей!

    Знает ры­бац­кая удаль

    Рыбьи ста­но­ви­ща. По­лон

    Легкий бар­кас зо­ло­тис­той

    И го­лу­бой че­шу­ей.

    Руль по­вер­ни, и на бе­рег

    Вылетит лод­ка. И ру­ки,

    Жадные и су­хие,

    Рыбу мою раз­бе­рут.

    Выйди, ап­рель­с­кое сол­н­це,

    Солнце тру­да и ве­селья,

    Встань над со­ле­ной во­дою

    В пла­ме­ни жар­ких лу­чей!

    Но за ок­ном раз­гу­ля­лась

    Злая фев­раль­с­кая вьюга,

    Снег про­ле­та­ет, и ве­тер

    Пальцем в окош­ко сту­чит.

    В ком­на­те жар­ко и ти­хо,

    В мис­ке кар­то­фель ды­мит­ся,

    Маятник хо­дит, и мер­но

    Песню бор­мо­чет свер­чок.

    Выйди, ап­рель­с­кое сол­н­це,

    Солнце тру­да и прос­то­ра!

    Лодка прос­мо­ле­на. Па­рус

    Крепкой заш­то­пан иг­лой.



    1924



Смерть




    Страна в сне­гах, стра­на по всем до­ро­гам

    Нехожена мо­ро­зом и вет­ра­ми;

    Сугробы в са­жень, и про­мер­з­ла в са­жень

    Засеянная озимью зем­ля.

    И го­ро­да, по­доб­но пе­ше­хо­дам,

    Оделись в лед и сне­гом об­мо­та­лись,

    Как шар­фа­ми и баш­лы­ка­ми.

    Грузно

    Закопченные но­чи над­ви­га­ли

    Гранитный свод, по­ка с вос­то­ка жа­ром

    Не на­чи­на­ло выд­ви­гать­ся сол­н­це,

    Как печь, ку­да про­тал­ки­ва­ют хлеб.

    И каж­дый знал свой труд, свой день и от­дых.

    Заводы, пе­ре­пол­нен­ные гу­лом,

    Огромными же­ва­ли че­люс­тя­ми

    Свою ка­мен­но­уголь­ную жвач­ку,

    В до­нец­ких шах­тах звя­ка­ли и пе­ли

    Бадьи, не­су­щи­еся вниз, и мер­но

    Раскачивались на хри­пя­щих тро­сах

    Бадьи, не­су­щи­еся вверх.

    Обычен

    Был су­ток уто­ми­тель­ный по­ход.

    И в это вре­мя умер че­ло­век.

    Страна в сне­гах, стра­на по всем до­ро­гам

    Исхожена мо­ро­зом и вет­ра­ми.

    А пос­ре­ди­не выс­т­ру­ган­ный глад­ко

    Сосновый гроб, и че­ло­век в гро­бу.

    И вкруг не­го, ды­ша и то­по­ча,

    Заиндевелые про­хо­дят лю­ди,

    Пронесшие че­рез го­да, как дар,

    Его сло­ва, его за­вет и го­лос.

    Над ним кло­нят­ся в ти­хие сне­га

    Знамена, ви­дев­шие дождь и ве­тер,

    Знамена, ви­дев­шие Пе­ре­коп,

    Тайгу и тун­д­ру, ре­ки и ли­ма­ны.

    И срок нас­тал:

    Фабричная тру­ба

    Завыла, и за нею за­гу­де­ла

    Другая, третья, дрог­нул па­ро­воз,

    Захлебываясь па­ром, и, на­ту­жась

    Котлами, зас­вис­тел и зас­то­нал.

    От Ни­ко­ла­ева до Сес­т­ро­рец­ка,

    От Нар­вы до Ура­ла в го­лос, в го­лос

    Гудки рас­ка­ты­ва­лись и взды­ха­ли,

    Оплакивая став­шую ма­ши­ну

    Огромной мощ­нос­ти и нап­ря­женья.

    И в ди­ких деб­рях, где, об­рос­ший мхом,

    Бормочет бор, где ве­тер по­ва­лил

    Сосну в бо­ло­то, где над ти­ши­ною

    Один лишь яс­т­реб крылья рас­пах­нул,

    Голодный волк, бе­жав­ший от стрел­ка,

    Глядит на по­езд и, нас­то­ро­жив

    Внимательное ухо, слы­шит дол­гий

    Гудок и сно­ва убе­га­ет в лес.

    И вот гуд­ку за бес­п­ри­мер­ной далью

    Другой гу­док от­вет­с­т­ву­ет. И плач

    Котлов клу­бит­ся над прод­рог­шей хво­ей.

    И, мо­жет быть, жи­ву­щий на дру­гой

    Планете, ме­чу­щей­ся по эфи­ру,

    Услышит вой, по­хо­жий на по­лет

    Чудовищной ко­ме­ты, и гла­за

    Подымет вверх, к звез­де зе­ле­но­ва­той.

    Страна в сне­гах, стра­на по всем до­ро­гам

    Исхожена мо­ро­зом и вет­ра­ми,

    А пос­ре­ди­не выс­т­ру­ган­ный глад­ко

    Сосновый гроб, и че­ло­век в гро­бу.



    1924



СССР




    Она в ле­сах, до­ро­гах и ту­ма­нах,

    В бо­ло­тах, где ка­ча­ет­ся за­ря,

    В ос­т­рож­ной мгле и в пес­нях не­ус­тан­ных,

    В цве­тенье Мая, в буй­с­т­ве Ок­тяб­ря.

    Средь ржа­вых нив, где ве­тер про­бе­га­ет,

    Где пе­рег­но­ем ды­шит це­ли­на,

    Она ржа­ною кровью на­бу­ха­ет,

    Огромная и яс­ная стра­на.

    Она гля­дит, прив­с­тав над пе­ре­ва­лом,

    В степ­ной раз­мах, в сы­рой и древ­ний лог,

    Где мед­лен­но за кря­жис­тым Ура­лом

    Ворочается и со­пит Вос­ток.

    Выветриваются и нас­к­возь про­би­ты

    Дождями идо­лы. У тай­ных рек,

    С об­те­сан­но­го нак­ло­нясь гра­ни­та,

    Свое белье по­ло­щет че­ло­век.

    Промышленные шум­ные до­ро­ги

    Священных рас­пу­га­ли обезь­ян,

    И вы­сы­ха­ющие смот­рят бо­ги

    В на­вис­нув­ший над па­го­дой ту­ман.

    Восток зам­лел от зноя и дур­ма­на, -

    Он груз­но ды­шит, в не­бо смот­рит он.

    Она по­ду­ет, с вих­рем ура­га­на

    Враз опос­ты­лев­ший рас­та­ет сон.

    Восток по­ды­мет­ся в ды­му и гро­ме,

    Лицо ску­лас­тое, за­гар - как мед;

    Прислушайся: гроз­нее и зна­ко­мей

    Восстание гро­хо­чет и по­ет.

    Она гля­дит за пе­ре­вал ог­ром­ный,

    В степ­ной раз­мах, в сы­рой и древ­ний лог,

    Под этим взгля­дом сум­рач­ный и тем­ный

    Ворочается и со­пит Вос­ток…

    Кружатся яс­т­ре­бы, ту­ма­ны та­ют,

    Клубятся ре­ки в сы­рос­ти до­лин,

    Она ли­цо на за­пад об­ра­ща­ет,

    В тя­же­лый чад и в су­ету ма­шин.

    Она ли­цо на за­пад об­ра­ща­ет,

    Над тол­па­ми, ки­пя­щи­ми кот­лом,

    И го­ло­ву свою при­по­ды­ма­ет

    Рабочий, нак­ло­нен­ный над стан­ком.

    Там ед­кий пот - упо­рен труд жес­то­кий,

    Маховики свис­тят и го­ло­сят,

    Там ко­ра­бель­ные гро­хо­чут до­ки,

    Парят ле­бед­ки, ка­бе­ли гу­дят.

    Там вы­бо­ры, там кри­ки и уда­ры,

    Там пу­ли вре­мен­ное тор­жес­т­во,

    Но пос­мот­ри: про­хо­дят ком­му­на­ры, -

    Их сот­ни, ты­ся­чи, их боль­шин­с­т­во.

    И ми­ро­вое за­ки­па­ет ве­че,

    Машины ляз­га­ют, гуд­ки по­ют;

    Затекшие там раз­ми­на­ет пле­чи

    От пут ос­во­бож­да­ющий­ся труд.

    Мы слы­шим гул тя­же­ло­го при­боя,

    Не сер­д­це ли ко­ло­тит­ся в гру­ди,

    МЕЯ ждем те­бя, вос­станье ми­ро­вое.

    Со всех сто­рон нав­с­т­ре­чу нам иди!




О Пушкине ("…И Пушкин падает в голубоватый…")




    …И Пуш­кин па­да­ет в го­лу­бо­ва­тый

    Колючий снег. Он зна­ет - здесь ко­нец…

    Недаром в кровь его вле­тел кры­ла­тый,

    Безжалостный и жа­ля­щий сви­нец.

    Кровь на ру­ба­хе… По­лость ме­хо­вая

    Откинута. По­лозья дре­без­жат.

    Леса и снег и ску­ка пу­те­вая,

    Возок уно­сит­ся на­зад, на­зад…

    Он дрем­лет, Пуш­кин. Вспо­ми­на­ет сно­ва

    То, что влюб­лен­но­му за­быть нель­зя, -

    Рассыпанные куд­ри Гон­ча­ро­вой

    И ти­хие ме­до­вые гла­за.

    Случайный ве­тер не раз­го­нит ску­ку,

    В пус­тын­ной хвое за­ми­ра­ет край…

    …Наемника без­жа­лос­т­ную ру­ку

    Наводит на по­эта Ни­ко­лай!

    Он здесь, жан­дарм! Он из-за хвои ле­са

    Следит - упор­но, взве­де­ны ль кур­ки,

    Глядят на уз­кий пис­то­лет Дан­те­са

    Его ту­пые сколь­з­кие зрач­ки.

    И мне ли, вы­учен­но­му, как на­до

    Писать сти­хи и из вин­тов­ки бить,

    Певца убий­цам не най­ти наг­ра­ду,

    За кровь про­ли­тую не отом­с­тить?

    Я мстил за Пуш­ки­на под Пе­ре­ко­пом,

    Я Пуш­ки­на че­рез Урал про­нес,

    Я с Пуш­ки­ным ша­тал­ся по око­пам,

    Покрытый вша­ми, го­ло­ден и бос.

    И сер­д­це ко­ло­ти­лось бе­зот­чет­но,

    И воль­ный пла­мень в сер­д­це за­ки­пал,

    И в свис­те пуль, за пес­ней пу­ле­мет­ной

    Я вдох­но­вен­но Пуш­ки­на чи­тал!

    Идут го­да до­ро­гой не­ук­лон­ной,

    Клокочет в сер­д­це пе­сен­ный по­рыв…

    …Цветет вес­на - и Пуш­кин отом­щен­ный

    Все так же сла­дос­т­но-воль­но­лю­бив.



    1924



Скумбрия




    Улов окон­чен. Ба­ла­му­том сби­та

    В се­реб­ря­ную гру­ду скум­б­рия.

    Шаланда лег­кой осыпью пок­ры­та,

    И на ру­ба­хе сты­нет че­шуя.

    Из лоз­ня­ка пле­те­ные кор­зи­ны

    Скумбриями на­би­ты до кра­ев.

    Прохладной сталью от­ли­ва­ют спи­ны,

    И сталь скво­зит в от­ли­вах плав­ни­ков.

    Мы мо­ре ви­де­ли, мы вет­ры зна­ем,

    Мы ве­рим в ру­ку, что вер­тит ру­лем,

    С ве­се­лой пес­ней в мо­ре от­п­лы­ва­ем

    И с пес­нею че­рез ва­лы плы­вем.

    За на­ми порт и го­вор­ли­вый го­род,

    Платаны и ака­ции в цве­ту,

    Здесь вет­ры нам рас­па­хи­ва­ют во­рот

    И па­рус на­ду­ва­ют на ле­ту.

    Низовый ду­ет - и зве­нит у мо­ла

    Волна - мар­тын ны­ря­ет и кри­чит,

    Кренит ша­лан­да, и скри­пит шприн­то­ла,

    И кли­вер, по­на­ту­жив­шись, тре­щит.

    Мы на­чи­на­ем друж­ную ра­бо­ту,

    На смуг­лых лбах со­ле­ный та­ет пот.

    Мы слы­шим крик: го­товь­ся к по­во­ро­ту!

    И па­ру­са по­ло­щут - по­во­рот!

    Нам бьет в ли­цо про­пах­ший солью ве­тер,

    Качает нас со­ле­ная струя,

    В сы­рую тьму мы вы­сы­па­ем се­ти,

    И в се­ти пу­та­ет­ся скум­б­рия.

    Потом на­зад до­ро­гою ве­се­лой,

    Густая пе­на за ру­лем бе­жит.

    Кренит ша­лан­да, и скри­пит шприн­то­ла,

    И кли­вер, по­на­ту­жив­шись, тре­щит.



    1924



Бастилия




    Бастилия! Ты ру­шишь­ся кам­ня­ми,

    Ты па­да­ешь пе­ред на­ро­дом ниц…

    Кружится дым! Гус­тое сви­щет пла­мя,

    Ножами вы­ры­ва­ясь из бой­ниц.

    Над Фран­ци­ей рас­кат борь­бы и мес­ти!

    (Из даль­них улиц ба­ра­бан­ный бой…)

    Гляди! Сент-Ан­ту­ан­с­кое пред­мес­тье

    Мушкетом пот­ря­са­ет над то­бой.

    Оно шу­мит и дви­жет­ся, как пе­на,

    Волнуется, кло­ко­чет и свис­тит…

    И го­ло­сом Ка­мил­ла Де­му­ле­на

    Народному вос­станью го­во­рит!

    Король! По­ра! К те­бе на­род взы­ва­ет!

    К те­бе пред­мес­тий тя­нет­ся ру­ка!

    Гремит охо­та. Ве­тер раз­ду­ва­ет

    Напудренные бук­ли па­ри­ка…

    Олений парк. Ан­г­лий­с­кая ко­бы­ла

    Проносится по ве­рес­ку… А там

    Трясутся сте­ны вос­па­лен­ной си­лой

    И от­б­лес­ки тан­цу­ют по кам­ням.

    Король, ты от­ды­ха­ешь от охо­ты,

    Рокочут флей­ты, со­ловьи по­ют…

    …Но бли­зок час! В Па­ри­же сан­кю­ло­ты

    Республику ру­ка­ми соз­да­ют!

    В ком сер­д­це есть, в ком во­ля за­ки­па­ет,

    Вперед! впе­ред! По жи­лам хле­щет дрожь!.

    И Гиль­отэн уже изоб­ре­та­ет

    На пла­ху низ­вер­га­ющий­ся нож.

    Еще в сер­д­цах не раз­гу­ля­лось пла­мя,

    Еще сжи­ма­ет жес­т­кий нож ла­донь,

    Но Ро­бес­пь­ер скры­ва­ет за оч­ка­ми

    Сверкающую ра­дость и огонь…

    Но ба­ра­ба­нов мер­ные рас­ка­ты

    Восстаний от­че­ка­ни­ва­ют шаг,

    Но вы­щер­б­лен­ное ли­цо Ма­ра­та,

    Прищурившись, ог­ля­ды­ва­ет мрак…

    Бастилия! Ты ру­шишь­ся кам­ня­ми,

    Ты сот­ря­са­ешь пло­ща­дей гра­нит…

    Но каж­дый ка­мень за­жи­га­ет пла­мя,

    И в каж­дом сер­д­це ба­ра­бан гре­мит!



    1924



Слово - в бой (На смерть т. Малиновского)




    Плавится мо­зо­лис­той ру­кою

    Трудовая, креп­кая стра­на.

    Каждый шаг еще бе­рет­ся с бою,

    В каж­дом сер­д­це во­ля заж­же­на.

    Были дни - вин­тов­кой и сна­ря­дом

    Отбивался про­ле­та­ри­ат.

    Кровь за­сох­ла - под зем­лею кла­дом

    Кости вы­бе­лен­ные ле­жат.

    А над ни­ми, тру­до­вой, ог­ром­ный,

    Мир вста­ет, яс­не­ет кру­го­зор…

    И на бит­ву с крепью злой и тем­ной

    От за­во­да дви­жет­ся раб­кор.

    Сталь пе­ра, за­жа­тая су­ро­во,

    Крепче пу­ли и ос­т­рей но­жа…

    И пе­чат­ное сте­га­ет сло­во

    Тех, кто в те­мень пря­чет­ся, дро­жа.

    И пе­чат­ное гро­хо­чет сло­во

    Над ви­нов­ны­ми, как груз­ный гром,

    Разрываясь ярос­тью свин­цо­вой

    Над скло­ня­ющим­ся в прах вра­гом.

    Что силь­ней ра­бо­че­го на­по­ра!

    Слово ед­кое, как сталь ос­т­ро!

    В ге­ро­ичес­кой ру­ке раб­ко­ра

    Заливается, зве­нит пе­ро!

    Голосом ма­хо­ви­ков и ко­пей

    Говорит раб­кор. И пе­ред ним

    Сила вражья ме­чет­ся, как хлопья

    Черной са­жи, и ле­тит, как дым.

    Но не дрем­лет вра­жес­кая си­ла,

    Сила вра­жес­кая не лег­ка:

    Вот раб­ко­ра, при­та­ясь, уби­ла

    Хитрая, лу­ка­вая ру­ка…

    Слишком сме­ло он пе­ром ра­бо­чим

    Обжигал, ко­лол и об­ли­чал,

    Слишком гроз­но пог­ля­дел ей в очи,

    Слишком гром­ко прав­ду зак­ри­чал.

    Гей, раб­кор! Свое пе­ро сталь­ное

    Зажимай мо­зо­лис­той ру­кой,

    Чтоб ты мог за пра­во тру­до­вое

    Дать ре­ши­тель­ный, пос­лед­ний бой.



    1924



Порт (летний день)




    Он вхо­дит в порт, ог­ром­ный, не­ук­лю­жий,

    Обглоданный вет­ра­ми па­ро­ход,

    Из труб ку­делью, душ­ной и вер­б­люжь­ей,

    Сползает дым и за кор­му плы­вет.

    А порт не спит… То­вар­ные ва­го­ны

    По рель­сам дви­га­ют­ся и скри­пят…

    Течет зер­но стру­ей не­уго­мон­ной,

    И груз­чи­ки у схо­ден го­ло­сят.

    И дни те­кут, про­пах­шие ду­шис­той

    Пшеничной пылью, ды­мом и смо­лой;

    Все тот же зной, то­ми­тель­ный и мглис­тый,

    И пла­чу­щий мар­тын над го­ло­вой…

    А даль­ше, там где не ды­мят­ся тру­бы

    И ко­поть не пок­ры­ла не­бе­са,

    Там гич­ки вы­ле­та­ют из яхт-клу­ба,

    И ях­ты рас­п­рав­ля­ют па­ру­са…

    За ма­яком, за воль­ным по­во­ро­том,

    Свежеет ве­тер и плы­вут дуб­ки,

    Там вы­сы­па­ют в во­ду пе­ре­ме­ты

    С Фон­та­на при­быв­шие ры­ба­ки…

    И сквозь прос­тор, зас­нув­ший неп­ро­буд­но,

    Подергивает рябью вет­ро­вой,

    Из Се­вас­то­по­ля про­хо­дит суд­но,

    И крас­ный флаг по­ло­щет за кор­мой.

    А даль­ше тишь, а даль­ше соль и пти­цы,

    Смолистая, тя­же­лая во­да…

    Но вот ды­мок - плы­вут из-за гра­ни­цы

    В со­вет­с­кий порт тор­го­вые су­да.



    1924



Возвращение




    Кто ус­лы­шал ра­ко­ви­ны пенье,

    Бросит бе­рег - и уй­дет в ту­ман;

    Даст ему по­кой и вдох­но­венье

    Окруженный вет­ром оке­ан…

    Кто уви­дел дым го­лу­бо­ва­тый,

    Подымающийся над во­дой,

    Тот пой­дет до­ро­гою прок­ля­той,

    Звонкою до­ро­гою мор­с­кой…

    Э. Баг­риц­кий

    Так и я…

    Мое пе­ро пи­са­ло,

    Ум вы­ду­мы­вал,

    А го­лос пел;

    Но осен­няя по­ра нас­та­ла,

    И в де­ревь­ях ве­тер про­шу­мел…

    И вда­ли на бе­ре­гу ши­ро­ком

    О пе­сок уда­ри­лась вол­на,

    Ветер соль раз­ве­ял не­на­ро­ком,

    Чайки рас­к­ри­ча­лись до­тем­на…

    Буду скуч­ным я или не бу­ду - Все рав­но!

    Отныне я дру­гой…

    Мне мат­рос­ская за­пе­ла удаль,

    Мне тре­щал кос­тер бе­ре­го­вой…

    Ранним ут­ром

    Я уй­ду с Даль­ниц­кой,

    Дынь возь­му и хле­ба в узел­ке,

    Я се­год­ня

    Не по­эт Баг­риц­кий,

    Я - мат­рос на гре­чес­ком дуб­ке…

    Свежий ве­тер за­ки­па­ет бра­гой,

    Сердце уда­ря­ет о реб­ро…

    Обернется па­ру­сом бу­ма­га,

    Укрепится мач­тою пе­ро…

    Этой осенью я по­нял сно­ва

    Скуку по­эти­чес­кой нуж­ды;

    Не уй­ти от бе­ре­га род­но­го,

    От пав­линь­ей,

    Радужной во­ды…

    Только в мо­ре -

    Бесшабашней пенье,

    Только в мо­ре -

    Мой раз­гул ши­рок:

    Подгоняй же, ве­тер вдох­но­венья,

    На борт нак­ре­нив­ший­ся ду­бок…



    1924



Арбуз




    Свежак над­ры­ва­ет­ся. Прет на ро­жон

    Азовского мо­ря ко­ры­то.

    Арбуз на ар­бу­зе - и трюм наг­ру­жен,

    Арбузами прис­тань пок­ры­та.

    Не пить пер­ва­ча в до­рас­свет­ную стыдь,

    На скуч­ном зе­вать ка­ра­уле,

    Три дня и три но­чи при­дет­ся проп­лыть -

    И мы па­ру­са раз­вер­ну­ли…

    В гус­той бо­ро­дач уда­ря­ет бу­рун,

    Чтоб брыз­га­ми вдрызг раз­ле­теть­ся;

    Я вы­бе­ру звон­кий, как бу­бен, ка­вун -

    И но­жи­ком вы­ре­жу сер­д­це…

    Пустынное сол­н­це са­дит­ся в рас­сол,

    И вы­пих­нут ме­сяц вол­на­ми…

    Свежак за­ду­ва­ет!

    Наотмашь!

    Пошел!

    Дубок, ше­ве­ли па­ру­са­ми!

    Густыми ба­раш­ка­ми мо­ре пол­но,

    И трут­ся ар­бу­зы, и в трю­ме тем­но…

    В два паль­ца, по-боц­ман­с­ки, ве­тер свис­тит,

    И ту­чи ско­ло­че­ны плот­но.

    И ер­за­ет руль, и об­шив­ка тре­щит,

    И заб­ра­ны в ри­фы по­лот­на.

    Сквозь вол­ны - на­вы­лет!

    Сквозь дождь - на­угад!

    В свис­тя­щем го­ни­мые мы­ле,

    Мы ры­щем на ощупь…

    Навзрыд и не в лад

    Храпят по­лот­ня­ные крылья.

    Мы втя­ну­ты в ди­кую ка­ру­сель.

    И мо­ре то­по­чет как ры­нок,

    На мель нас ки­да­ет,

    Нас го­нит на мель

    Последняя на­ша пу­ти­на!

    Козлами куд­ла­ты­ми мо­ре пол­но,

    И трут­ся ар­бу­зы, и в трю­ме тем­но…

    Я пес­ни пос­лед­ней еще не сло­жил,

    А смер­т­ную чую прох­ла­ду…

    Я в кар­ты иг­рал, я бро­дя­гою жил,

    И мо­ре при­но­сит наг­ра­ду, -

    Мне жиз­ни ве­се­лой те­перь не сбе­речь

    И руль отор­ва­ло, и в ку­зо­ве течь!..

    Пустынное сол­н­це над мо­рем вста­ет,

    Чтоб воз­ду­ху та­ять и греть­ся;

    Не вид­но дуб­ка, и по вол­нам плы­вет

    Кавун с на­ри­со­ван­ным сер­д­цем…

    В гус­той бо­ро­дач уда­ря­ет бу­рун,

    Скумбрийная стая иг­ра­ет,

    Низовый на зы­би ка­ча­ет ка­вун -

    И к бе­ре­гу он под­п­лы­ва­ет…

    Конец пу­те­шес­т­вию здесь он най­дет,

    Окончены ве­тер и кач­ка, -

    Кавун с на­ри­со­ван­ным сер­д­цем бе­рет

    Любимая мною ка­зач­ка…

    И не­ко­му здесь на­до­умить ее,

    Что в ру­ки взя­ла она сер­д­це мое!..



    1924, 1928



Осень ("Осень морская приносит нам…")




    Осень мор­с­кая при­но­сит нам

    Гулко кло­ко­чу­щее раз­долье.

    Ворот ру­ба­хи от­к­рыт вет­рам,

    Ветер ли­цо об­ду­ва­ет солью.

    Я в это ут­ро от­к­рыл гла­за,

    Полные тьмы и смо­лис­той дре­мы, -

    Вижу: проз­рач­ное, как сле­за,

    Море сто­ит по­ло­сой зна­ко­мой.

    Хворост по да­чам при­ятель мой

    С но­чи соб­рал - и те­перь про­тяж­но

    Чайник зве­нит… А над го­ло­вой

    Небо об­ма­за­но синь­кой влаж­ной.

    Нынче в ре­дак­цию не пой­ду

    (Не одо­леть мне осен­ней ду­ри).

    В пыль­ном са­рае свой прут най­ду,

    Леску поп­рав­лю на са­мо­ду­ре…

    Снова иду на ры­ба­чий труд,

    К ста­ро­му вновь воз­в­ра­ща­юсь де­лу;

    Вьется, зве­нит за кор­мою прут,

    Воду вре­за­ет ле­си­ной бе­лой.

    "Что же, - при­ятель мне го­во­рит, -

    Нет скум­б­рии, ис­ку­пать­ся на­до!"

    В мо­ре с раз­ма­ху! И вот ки­пит

    Солью про­пи­тан­ная прох­ла­да.

    Ветер за сол­н­цем идет кру­гом:

    Утром - ни­зо­вый, го­рыш­ний - ночью.

    В се­ти за­ле­зем и спим вдво­ем.

    Холод ше­ве­лит ру­ба­хи клочья.

    Солнце при­вет­с­т­ву­ют пе­ту­хи,

    Мрак уле­та­ет, и ме­сяц то­нет;

    Так на­чи­на­ют­ся сти­хи, -

    Ветер слу­чай­ную риф­му го­нит.

    Слово за сло­вом, стро­ка к стро­ке,

    Сердце на­ли­то со­ле­ной бра­гой.

    Крепко за­жат ка­ран­даш в ру­ке,

    Буквами кро­ет­ся бу­ма­га.

    Осень мор­с­кая при­но­сит нам

    Песенный дух и зы­бей раз­долье.

    Ворот ру­ба­хи от­к­рыт вет­рам,

    Ветер ли­цо об­ду­ва­ет солью.



    1924



Кинбурнская коса




    Сквозь су­мер­ки -

    Судороги пе­ре­пе­лов.

    От су­ме­рек

    Степь неп­ри­ка­ян­ней,

    А к бе­ре­гу дви­жет­ся пе­ре­по­лох,

    Волны рас­кач­нув­ший­ся ма­ят­ник.

    Он вмес­те с вос­хо­дом

    Уходит в ту­ман,

    Он вмес­те с за­ка­том

    По бе­ре­гу бьет…

    Вокруг ма­яка

    Сходит с ума,

    Стучит по бор­там

    И ка­ча­ет бот…

    Я ве­тер вды­хаю…

    И с каж­дым глот­ком

    По жи­лам про­но­сит­ся соль,

    Крылатые вол­ны над жел­тым пес­ком

    Прокатывают ко­ле­со…

    Из круг­ло­го тан­ца мор­с­ких фа­на­бе­рии,

    Ударя впри­сяд­ку, вы­хо­дит бе­рег…

    Выходит впри­сяд­ку

    И ма­шет кус­том,

    Прибрежною ма­шет ло­зи­ной.

    К во­де над­ви­га­ет­ся со­лон­ча­ком

    И отод­ви­га­ет­ся гли­ной…

    Кустарником сви­щет, норд-вес­том зве­нит,

    Сухую сос­ну ус­т­рем­ля­ет в зе­нит…

    Я знаю про­пи­тан­ный пес­ня­ми дух

    Трагической этой зем­ли,

    Я знаю, о чем за­пе­ва­ет пас­тух,

    Чем кор­мит­ся ста­до вда­ли.

    И вот, проп­лы­вая под бе­ре­гом рос­лым,

    Баркас, буд­то цы­ган, ко­чу­ет,

    И паль­цы, при­жа­тые на­ту­го к вес­лам,

    Подводную фа­уну чу­ют…

    (Присоски и щу­паль­цы, ра­ду­га рыб,

    Бродячей ме­ду­зы пы­ла­ющий гриб,

    Да бе­лый мар­тын над прос­то­ром во­ды

    Кидается за от­ра­жень­ем звез­ды…)

    И слы­шит­ся го­лос

    Рыбацкой тос­ки,

    Что ме­чет­ся в бе­рег, сте­ня,

    И вот над­ви­га­ют­ся со­лон­ча­ки,

    И вот зах­лес­т­ну­ли ме­ня…

    О, с это­го бе­ре­га в ты­ся­чу раз

    Ясней и при­мет­нее мо­ре,

    Как буд­то ка­кой-ни­будь дом иль бар­кас

    Его зас­ло­ня­ли от прис­таль­ных глаз,

    И нын­че - оно раз­ле­та­ет­ся враз,

    Качается в пыл­ком убо­ре…

    И ти­на цве­тет, и го­рят ма­яки,

    И вет­ры по су­мер­кам ша­рят…

    Ладонь над гла­за­ми - гля­дят мо­ря­ки

    В си­я­ющих вод но­лу­шарье.



    1924, 1927



У моря




    Над ли­ман­с­кой солью не­ве­се­лой

    Вечер на­ме­ча­ет­ся звез­дой…

    Мне нав­с­т­ре­чу вы­бе­га­ют се­ла,

    Села на­ви­са­ют над во­дой…

    В сум­ра­ке, без фор­мы и без ве­са,

    Отбежав за си­ние пес­ки,

    Подымает чер­ная Одес­са

    Ребра, кос­тя­ки и поз­вон­ки…

    Что же? Я и сам еще не знаю,

    Где при­ся­ду, где при­ют най­ду:

    На сов­хо­зе ль, что ютит­ся с краю,

    У ры­бач­ки ль в ни­щен­с­ком са­ду?

    Я пой­ду тро­пин­кою зна­ко­мой

    По пес­ку су­хо­му, как на­воз,

    Мне нав­с­т­ре­чу вы­бе­жит из до­му

    Косоглазый де­ре­вен­с­кий пес…

    Вспугнутая зак­ру­жит­ся чай­ка,

    Тени крыль­ев ля­гут на пе­сок,

    Из окош­ка выг­ля­нет хо­зяй­ка,

    Поправляя на пле­чах пла­ток.

    Я ска­жу: "Ма­ру­ся, не­уже­ли

    Вырос я и не та­кой, как был?

    Год на­зад, в осен­ние не­де­ли,

    Я на ближ­нем не­во­де слу­жил…"

    Сердце под гол­лан­д­кою забь­ет­ся,

    Заиграет сер­д­це, за­по­ет.

    Но Ма­ру­ся гля­нет, по­вер­нет­ся,

    Улыбнется и в ку­рень пой­дет.

    Я - Не тот. Ры­бац­кая сно­ров­ка

    У ме­ня не та, что год на­зад, -

    Вышла си­ла, и си­дит не­лов­ко

    Неудобный го­род­с­кой на­ряд.

    Над ли­ма­ном про­ле­та­ют гал­ки,

    Да в за­ли­ве во­ет па­ро­ход…

    Я не бу­ду нын­че у спа­сал­ки

    Перекатывать по брев­нам бот.

    Я не бу­ду жад­ны­ми гла­за­ми

    Всматриваться в тле­ющий вос­ток,

    С пе­ре­ли­ва­ми и бу­бен­ца­ми

    Не зас­лы­шу боц­ман­с­кий свис­ток.

    Я пой­ду до­ро­гою зна­ко­мой

    По пес­ку, су­хо­му, как на­воз;

    Мне нав­с­т­ре­чу вы­бе­жит из до­му

    Космоногий де­ре­вен­с­кий пес.



    1924



Детство




    На ба­за­ре ссо­ри­лись тор­гов­ки;

    Шелушилась рыбья че­шуя;

    В этот день, в пы­ли, на Бу­га­ев­ке

    В пер­вый раз уви­дел сол­н­це я…

    На ме­ня стол­бы го­ря­чей пы­ли

    Сыпало оно сквозь зе­ле­ня;

    Я не пом­ню, как скреб­ли и мы­ли,

    В оде­яла ку­та­ли ме­ня…

    Я взрас­тал пше­нич­ною опа­рой,

    Сероглазый, с бе­лой го­ло­вой,

    В бурь­янах, за буд­кой ква­со­ва­ра,

    Видел ве­тер над су­хой тра­вой…

    Бабы ссо­рят­ся, про­хо­дят лю­ди,

    Свищет по­езд, и шу­мят кус­ты;

    Бугаевка! Ни­ког­да не бу­дет

    Местности прек­рас­нее, чем ты…

    И твое ве­се­лое нас­лед­с­т­во

    Принял я, и я на­ве­ки твой, -

    Ведь не­да­ром про­ка­ти­лось дет­с­т­во

    Звонким об­ру­чем по мос­то­вой,

    И не­да­ром в лет­ние не­де­ли

    Я бро­дил на ху­то­рах степ­ных,

    И не­да­ром джур­баи гре­ме­ли,

    В клет­ках, над окош­ка­ми пив­ных…

    Сколько лет… Ухо­дит тень за тенью,

    И те­перь сквозь бес­то­лочь го­дов

    Начинается сер­д­це­би­енье

    У ме­ня от свис­та джур­ба­ев…

    Бугаевка! Вый­дешь на до­ро­гу,

    А из сте­пи древ­нею тос­кой

    По за­бы­то­му степ­но­му бо­гу

    Веет ве­тер, нап­лы­ва­ет зной -

    Долетают даль­ние рас­ка­ты

    Грома - и по­вис­нет ти­ши­на,

    Только, свис­т­нув, сус­лик по­ло­са­тый

    Встанет над ко­люч­ка­ми стер­на,

    Только яс­т­реб зад­ро­жит над сто­гом,

    Крыльями рас­п­лес­ки­вая зной, -

    И опять по жнит­вам, по до­ро­гам

    Тихо ве­ет древ­нос­тью степ­ной.

    Может, это ни­че­го не зна­чит,

    Я не знаю, - толь­ко не уй­ти

    От пла­та­нов на пус­тын­ной да­че,

    От степ­но­го слав­но­го пу­ти…

    Ветер, ве­тер, бей по ого­ро­дам

    Свеклу и под­сол­ну­хи; кру­ти

    Дерезу; не­ис­то­вым по­хо­дом

    Проплыви по­сел­ки и пу­ти…

    И сквозь ве­тер ма­туш­ка про­хо­дит

    В хлев, в со­ло­мен­ный, ко­ро­вий дух,

    Где ско­ти­на мор­дою по­во­дит

    И в на­во­зе ро­ет­ся пе­тух…

    Матушка! Ты че­рез двор щер­ба­тый

    Возвращаешься об­рат­но в дом,

    И в ру­ках тво­их скри­пят уша­ты,

    Распираемые мо­ло­ком…

    Свежий ве­тер мчит по Бу­га­ев­ке

    Репухи и сох­лое былье,

    И за вет­ром мчит­ся на ве­рев­ке

    Щелоком про­пах­шее белье…

    Свежим вет­ром сор­ва­на с са­рая,

    Свистом пе­ре­пу­га­на мо­им - раз! -

    И нет - кру­жит и пле­щет стая

    Голубей, проз­рач­ная как дым…

    Поднялись - ле­тят нап­ро­па­лую,

    Закрутились над конь­ком крыль­ца,

    Каждый го­лубь в све­жесть го­лу­бую

    Штопором ввин­тил­ся до кон­ца…

    Тяжело охот­ниц­кое де­ло -

    Шест в ла­донь, - а ну еще над­дай,

    И кри­чу я ввысь ос­тер­ве­не­ло:

    "Кременчугские! - Не вы­да­вай!"



    Август 1924



Моряки ("Ветер качает нас вверх и вниз…")




    Ветер ка­ча­ет нас вверх и вниз,

    Этой ли во­ли нам бу­дет ма­ло!

    Глянешь за борт- за бор­том сли­лись

    Сизый пе­сок, тем­но­та и ска­лы.

    Этой до­ро­гой де­ды шли;

    Старые вет­ры в ка­на­тах вы­ли,

    Старые вол­ны бар­кас ве­ли,

    Старые чай­ки вда­ли кру­жи­ли.

    Голосом вет­ра по­ет вол­на,

    Ночь над­ви­га­ет­ся си­ней глы­бой,

    Дует при­мор­с­кая ста­ри­на

    Горькою солью и све­жей ры­бой.

    Все не­удач­ни­ки, все пев­цы

    Эту ру­ти­ну об­лю­бо­ва­ли,

    Звонок был го­лос: "Отдай кон­цы!"

    Звонок был путь, уво­дя­щий в да­ли!

    Кто от­к­ры­вал ма­те­рик чу­жой,

    Кто уми­рал от стре­лы слу­чай­ной,

    Все пок­ры­ва­лось мор­с­кой во­дой.

    Все за­ли­ва­лось прох­лад­ной тай­ной.

    Ты не из­ме­ришь, сколь­ко во­ды

    Стонет в мо­рях и в зем­ле сок­ры­то…

    Пальмы гу­дят, проп­лы­ва­ют льды,

    Ветры хри­пят меж­ду глыб гра­ни­та.

    Сохнут озе­ра, кру­жит­ся снег,

    Ветер и ночь сто­ро­жат в прос­то­ре…

    Гибель и го­ре… Но че­ло­век

    Водит су­да и вла­де­ет мо­рем.

    Компас на мес­те, раз­ме­рен шаг,

    Дым ис­че­за­ет под не­бом неж­ным;

    Я о те­бе пою, мо­ряк,

    Голосом сла­бым и не­на­деж­ным!



    1925



Охота на чаек




    День как ко­ло­кол: в его ут­ро­бе

    Грохот волн и от­да­лен­ный гром…

    Банка по­ро­ху, при­гор­ш­ня дро­би,

    Старая бер­дан­ка за пле­чом…

    Скумбрия про­хо­дит ко­ся­ка­ми,

    Мартыны ле­тят за скум­б­ри­ей…

    Вбит пат­рон. Под все­ми па­ру­са­ми

    Вылетает ялик смо­ля­ной…

    Правь ру­лем, пог­ля­ды­вай на шко­ты!

    Ветер сбо­ку, - сза­ди плес и гул!

    Можно крыть! Го­товь­ся к по­во­ро­ту -

    Хлещет па­рус, ялик по­вер­нул…

    Скумбрия про­хо­дит по­ло­сою,

    Выбегает вверх из глу­би­ны,

    И за ней над са­мою во­дою,

    Грузно по­тя­ну­лись мар­ты­ны…

    Мы не­да­ром выш­ли спо­за­ран­ку,

    Паруса под­ня­ли сго­ря­ча, -

    Птицей под­ни­ма­ет­ся бер­дан­ка,

    Поднялась и ста­ла у пле­ча.

    Скумбрия про­хо­дит ко­ся­ка­ми,

    К сол­н­цу вы­ле­та­ет из вол­ны.

    И за ры­бой низ­ко над вол­на­ми

    Тихо проп­лы­ва­ют мар­ты­ны…

    Глаз при­щурь и дробью крой с на­ле­та, -

    Крылья на­бок и пос­лед­ний крик!

    На борт руль! Го­товь­ся к по­во­ро­ту -

    Подлетаем к пти­цам нап­ря­мик.

    Вот они, про­би­тые на­вы­лет,

    Выстрелом про­ни­зан­ные в прах;

    Пена их прох­лад­ным мы­лом мы­лит,

    Море их ша­та­ет на вол­нах…

    Свежий ве­тер, пес­ня пу­те­вая,

    Сизый дым над ро­зо­вым пес­ком…

    Ялик мой! Стра­да моя мор­с­кая,

    Старая бер­дан­ка за пле­чом!



    Сентябрь 1924



Рыбаки ("Восточные ветры, дожди и шквал…")




    Восточные вет­ры, дож­ди и шквал

    И гром­кий по­ход ва­лов

    Несутся на звон­кое ста­до скал,

    На жел­тый прос­тор пес­ков…

    По глад­ко­му кам­ню с раз­ма­ху влезть

    Спешит во­дя­ной за­нос, -

    Вытягивай лод­ки, в ком си­ла есть,

    Повыше на от­кос!..

    И ве­тер с вос­то­ка, сы­рой и злой,

    Начальником волн идет,

    Он вып­ря­мит крылья, -

    Летит при­бой, -

    И пе­на сте­ной вста­ет…

    И чай­кам не на­до ма­хать кры­лом:

    Их ве­тер возь­мет с со­бой, -

    Туда, где при­бой ле­тит нап­ро­лом

    И пле­щет на­пе­ре­бой.

    Но нам, ры­ба­кам,

    Не гля­деть ту­да,

    Где пе­на вста­ет, как щит…

    Над на­ми ту­ман,

    Под на­ми во­да,

    И па­рус тре­щит, тре­щит…

    Ведь мы ро­ди­лись на сы­ром пес­ке,

    И ве­тер ба­юкал нас,

    Недаром нап­ру­жен ка­нат в ру­ке,

    И в звез­ды ле­тит бар­кас…

    Я сам не при­пом­ню, ка­кие дни

    Нас не­жи­ли ти­ши­ной…

    Туман по ут­рам,

    По но­чам - ог­ни

    Да ве­тер бе­ре­го­вой.

    Рыбак, ты не дол­жен смот­реть на­зад!

    Смотри на вос­ток - впе­ред!

    Там ве­хи над са­мой во­дой сто­ят

    И ко­ло­кол по­ет.

    Там хо­дит бе­лу­га над зыб­ким дном,

    Осетра не слы­шен ход,

    Туда ос­то­рож­но крю­чок за крюч­ком

    Забрасывай пе­ре­мет…

    Свечою из кам­ня сто­ит ма­як,

    Волна о под­ножье бьет…

    Дожди умы­ва­ют те­бя, ры­бак,

    И до­су­ха ве­тер трет.

    Так це­лую жизнь - и в дождь, и в шквал -

    Гляди на раз­бег ва­лов,

    На ча­ек, на звон­кое ста­до скал,

    На жел­тый прос­тор пес­ков.



    1924



Одесса ("Над низкой водою пустые пески…")




    Над низ­кой во­дою пус­тые пес­ки,

    Косматые ска­лы и ти­на,

    Сюда кон­т­ра­бан­ду сво­зи­ли дуб­ки,

    Фелюги и бри­ган­ти­ны.

    На гре­чес­кой пло­ща­ди ры­нок шу­мел,

    Горели над го­ро­дом зо­ри,

    Дымились ко­фей­ни, и Пуш­кин смот­рел

    На све­жее си­зое мо­ре.

    Одесса рос­ла, и тор­го­вым ря­дам

    Тяжелая выш­ла ра­бо­та:

    По гру­дам пло­дов, по дро­вам, по тю­кам

    Хмельная лег­ла по­зо­ло­та.

    И в зо­ло­те этом цве­ли бе­ре­га,

    И в зо­ло­те этом пы­ла­ли

    И фес­ки мат­ро­сов, и пыль, и сто­га,

    Что си­лой пше­нич­ною вста­ли.

    Спиною к сте­пям - и гла­за­ми к во­де -

    Ты ки­ну­лась и обом­ле­ла.

    Зюйд-вест над то­бою вес­ною гу­дел,

    Зимою мо­рян­ка шу­ме­ла.

    Зимою дож­ди, по вес­не ти­ши­на,

    Платанами пе­ли буль­ва­ры;

    Сто лет уда­ря­лась о бе­рег вол­на,

    Сто лет го­мо­ни­ли ба­за­ры.

    В пред­мес­ть­ях гор­ла­ни­ли ут­ром гуд­ки,

    Трактиры ки­пе­ли кот­ла­ми;

    Гвоздями под­ко­ван­ные баш­ма­ки

    С раз­ма­ху гре­ме­ли о ка­мень.

    В пред­мес­ть­ях, в за­пек­ших­ся сгус­т­ках сер­дец,

    Средь ко­по­ти, са­жи и пы­ли,

    Скрипело: "По­ра, нас­ту­па­ет ко­нец!"

    И паль­цы сжи­ма­лись и ны­ли.

    Был па­фос дож­дей и осен­няя муть;

    Октябрь по тро­пе спо­за­ран­ку

    Прошел. И на­от­машь рас­пах­ну­та грудь,

    И пор­ва­на пу­лей гол­лан­д­ка.

    Не Пуш­ки­ну петь о ра­бо­чей стра­де!

    Мы выш­ли из чер­ных квар­та­лов,

    Над на­ми норд-ост, про­ле­тая, гу­дел,

    Внизу мос­то­вая сто­на­ла.

    Навылет хлес­та­ла осен­няя муть,

    Колючая сыпь спо­за­ран­ку

    Легла. Но мо­рян­ке рас­пах­ну­та грудь

    И пор­ва­на пу­лей гол­лан­д­ка.

    А пос­ле: сра­женья, и го­лод, и труд,

    Винтовка, то­пор и ма­ши­на.

    В тру­де не за­ме­тишь, как го­ды идут, -

    Восьмая идет го­дов­щи­на!



    1924



АМССР




    Из-за Днес­т­ра, из-за во­ды гул­ли­вой,

    Знакомый чад, ча­ба­ний раз­го­вор;

    Цветут са­ды и яб­ло­ней и сли­вой,

    Свистит пи­ла, и па­да­ет то­пор.

    Тугая цепь зак­ле­па­на за­ра­не,

    Внимателен сто­ро­же­вой ру­мын,

    И ты гля­дишь, пле­чис­тый мол­да­ва­нин,

    Из Бес­са­ра­бии в прос­тор рав­нин.

    Не твой ли брат вста­ет ос­во­бож­ден­ный

    И гро­мог­лас­ный ок­лик по­да­ет,

    Не та же ль кровь стру­ей раз­го­ря­чен­ной

    По жи­лам ме­чет­ся и сер­д­це жжет.

    В сте­пях гу­ля­ет ве­тер без­за­бот­ный,

    И не­бо жа­во­рон­ка­ми пол­но,

    Здесь шли: Зе­ле­ный, Ан­гел, За­бо­лот­ный,

    Тютюнник, и Пет­лю­ра, и Мах­но.

    Шумит за Бал­той яро­вая си­ла,

    В Ти­рас­по­ле гус­те­ет ви­ног­рад,

    Здесь кос­ти бес­ша­баш­ные сло­жи­ла

    Сраженная бан­дит­с­кая ор­да.

    Здесь ук­ры­ва­лась дро­фа­ми степ­ны­ми

    Офицерня до ро­ко­вой по­ры;

    Здесь раз­го­ра­лись в сум­ра­ке и ды­ме

    Привольные чу­мац­кие кос­т­ры.

    Вся эта не­чисть на­пол­ня­ла се­ла,

    По са­мо­ва­рам са­мо­гон гу­дел,

    Но вот Ко­тов­с­кий с кон­ни­цей ве­се­лой

    Ударил пи­кой, пу­лей прос­вис­тел.

    Из ка­мы­шей, за­тих­нув­ших в ту­ма­не,

    Из рощ, из не­рас­па­хан­ных по­лей

    На клич его вы­хо­дят мол­да­ва­не,

    Оружье чис­тят и скре­бут ко­ней.

    Затихли вет­ры, улег­лись по­жа­ры,

    Шумят дож­ди, и дви­жет­ся ту­ман;

    Овчарки бе­га­ют вок­руг ота­ры,

    Жалейкой за­ли­ва­ет­ся ча­бан.

    Через ре­ку при­воль­но и мя­теж­но

    Перелетающий по­ет огонь.

    С дру­го­го бе­ре­га гля­ди при­леж­но,

    Зажав то­пор в ши­ро­кую ла­донь.

    Смотри, смот­ри: упор­но и су­ро­во

    Скрипят ар­бы, вста­ет за ста­ном стан.

    Над во­да­ми подъ­ем­лет флаг баг­ро­вый

    Республика сво­бод­ных мол­да­ван.



    1924



За границу




    Значит, сно­ва мы ухо­дим в мо­ре,

    Снова за гра­ни­цу поп­лы­вем,

    Снова зим­ние сы­рые зо­ри

    Проплывут пред на­шим ко­раб­лем.

    Полон трюм, ра­бо­та­ет ма­ши­на,

    Растекается по вол­нам дым.

    Видит вах­тен­ный: во­да пус­тын­на,

    Гул вы­хо­дит из ут­роб­ной тьмы.

    Кочегар под­б­ра­сы­ва­ет уголь,

    Даль на­щу­пы­ва­ет ка­пи­тан.

    И под суд­но пры­га­ет уп­ру­го

    Злая чер­но­мор­с­кая вол­на.

    Знаем мы, что ско­ро, очень ско­ро

    Из ту­ма­на, из ле­тя­щих вьюг

    Освещенные вра­та Бос­фо­ра

    Перед на­ми рас­пах­нут­ся вдруг.

    Мимо, ми­мо. Нас встре­ча­ют зо­ри,

    Нас в но­чи при­вет­с­т­ву­ет ма­як,

    Полыхает в Сре­ди­зем­ном мо­ре

    Красным пла­ме­нем Со­вет­с­кий флаг.

    Дни идут, взвол­но­ван­ные пень­ем,

    За вин­том бун­ту­ет­ся во­да.

    Первой лас­точ­кой ос­во­бож­денья

    Наш ко­рабль вры­ва­ет­ся сю­да.

    Новый мир ему вста­ет нав­с­т­ре­чу,

    Ветры но­вые ему по­ют.

    Флаг за­ви­дев, раз­ми­на­ет пле­чи

    Подневольный, зас­ко­руз­лый люд.

    Долог путь, за­тя­ну­тый ту­ма­ном,

    Но не­сут со­вет­с­кие су­да

    По мо­рям, по шум­ным оке­анам

    Весть ос­во­бож­де­ния тру­да.



    1924



"Кончается. Окончен. Отгудел…"




    Кончается. Окон­чен. От­гу­дел

    Тяжелый год. По взморь­ям, лу­ко­морь­ям,

    По го­ро­дам, ле­сам и плос­ко­горь­ям

    Последний день ту­ма­ном про­ле­тел.

    Он гру­зен был, двад­цать чет­вер­тый год…

    Тяжка его по­вад­ка тру­до­вая:

    В пос­лед­ний день он ве­се­ло по­ет,

    Тяжелые ма­хо­ви­ки вра­щая.

    Среди ве­ков про­ло­же­на ме­жа

    Руками и шты­ка­ми дер­з­но­вен­ных.

    Прекрасны го­ды буйств и мя­те­жа,

    Сражений и вос­ста­ний вдох­но­вен­ных.

    Но нам прек­рас­ней ка­жет­ся сток­рат

    Упорный год стро­итель­ной ра­бо­ты,

    Гул трак­то­ров, раз­мер­ный стук ло­пат,

    Маховиков кру­тые по­во­ро­ты.

    Был страш­ный час! Тре­щал на ре­ках лед,

    Кружился снег, до­ро­ги за­ме­тая.

    Скончался Ле­нин! Но у нас по­ет

    Кровь Иль­ича, по жи­лам про­ле­тая…

    И эта кровь ве­дет к ра­бо­те нас,

    Пробег ее кры­лат и не­из­ме­нен.

    И ка­жет­ся: од­ним дви­жень­ем глаз

    Руководит ра­бо­чей во­лей Ле­нин.

    Мы с Ле­ни­ным за­кан­чи­ва­ем год.

    Незыблема по­вад­ка тру­до­вая:

    Ведь в каж­дом про­ле­та­рии по­ет

    Кровь Иль­ича, по жи­лам про­ле­тая!

    Мы слы­шим: сер­д­це пле­щет­ся в гру­ди.

    Мы чув­с­т­ву­ем: наш го­лос чист и ясен.

    Грядущий год, ма­шин­ный год, иди!

    Моря рас­пах­ну­ты - и труд прек­ра­сен.



    1924



Январь




    Горечью сер­д­це на­по­ено,

    Ветер свис­тит в ушах,

    Память об этом жи­вет дав­но,

    Кровь го­ря­ча в сне­гах.

    Слушай сер­дец за­по­вед­ный звон,

    Прямо в гла­за смот­ри:

    Видишь на зо­ло­те икон

    Страшный огонь за­ри?

    Путь по сне­гам. И го­тов сви­нец..

    Воздух как дым, как гарь,

    Полк на­го­то­ве. И во дво­рец

    Волком ук­рыл­ся царь…

    Так нас­ту­па­ет гро­зо­вый миг,

    Звук - и окон­чен срок.

    Над офи­це­ром взви­вал баш­лык

    Западный ве­те­рок.

    Несколько слов… И ко­нец, ко­нец…

    В жи­лах ши­пит сви­нец.

    Вдаль по суг­ро­бам, бе­зум­ный бег…

    Солнце, мо­роз и снег.

    Зимы про­хо­дят в сне­гах, го­ря,

    Время спе­шит впе­ред,

    Но о Де­вя­том ян­ва­ря

    Память в сер­д­цах жи­вет.

    Ветер кру­жит­ся над зем­лей

    В ми­ре сне­гов и льда.

    "Ленина нет" го­ло­сят стру­ной

    Звонкие про­во­да.

    Ленина нет, ста­но­вись в ря­ды,

    Громче рас­кат ша­гов.

    Вдаль че­рез ве­тер, сквозь ночь и льды

    В си­зую муть сне­гов.

    В ста­рую жизнь мы вру­ба­ем след,

    Грозно гля­дим впе­ред;

    Ленин скон­чал­ся, Ле­ни­на нет -

    Сердце его жи­вет!

    Ветер кру­жит­ся ро­ко­вой,

    В воз­ду­хе мгла и гарь,

    Так по­ды­ма­ет­ся над зем­лей

    Памятный нам Ян­варь.



    1925



Ленин с нами




    По сте­пям, где сне­га осе­ли,

    В чер­ных деб­рях,

    В тя­же­лом шу­ме,

    Провода над стра­ной зве­не­ли:

    "Нету Ле­ни­на,

    Ленин умер".

    Над зем­лей,

    В сне­го­вом ту­ма­не,

    Весть нес­лась,

    Как вес­ною во­ды;

    До гра­нит­но­го ос­но­ва­ния

    Задрожали в тог день за­во­ды.

    Но ра­бо­чей стра­не не­ве­дом

    Скудный от­дых

    И лень глу­хая,

    Труден путь.

    Но идет к по­бе­дам

    Крепь, ве­се­лая, мо­ло­дая…

    Вольный труд за­ки­па­ет сно­ва:

    Тот ку­ет,

    Этот зем­лю па­шет;

    Каждой мыс­лью

    И каж­дым сло­вом

    Ленин вре­зал­ся в сер­д­це на­ше.

    Неизбывен и вдох­но­ве­нен

    Дух при­волья,

    Труда и си­лы:

    Сердце в лад пов­то­ря­ет:

    "Ленин".

    Сердце кровь про­го­ня­ет в жи­лы.

    И по жи­лам бе­жит вол­на­ми

    Эта кровь и по­ет, иг­рая:

    "Братья, слу­шай­те,

    Ленин с на­ми.

    Стройся, ар­мия тру­до­вая".

    И гу­дит, как вес­ною во­ды,

    Гул, вски­па­ющий не­ус­тан­но…

    "Ленин с на­ми", -

    Поют за­во­ды,

    В скри­пе ба­лок,

    Трансмиссий,

    Кранов…

    И ле­тит,

    И по­ет в ту­ма­не

    Этот го­лос

    От края к краю.

    "Ленин с на­ми", -

    Твердят крес­ть­яне,

    Землю трак­то­ра­ми взры­вая…

    Над по­ля­ми и го­ро­да­ми

    Гул идет,

    В тем­но­ту сте­кая:

    "Братья, слу­шай­те:

    Ленин с на­ми!

    Стройся, ар­мия тру­до­вая!"



    1925



Укрлзия




    Волы мои, сте­пя­ми и по­ля­ми,

    Помахивая си­вой го­ло­вой,

    Вы в лад пе­ре­би­ра­ете но­га­ми,

    Вы кор­ми­тесь до­рож­ною тра­вой.

    По ко­вы­лям, где дро­фы при­та­ились,

    Вблизи пру­дов, где сви­щут ку­ли­ки,

    Волами дви­ну­лись и за­ды­ми­лись

    Широкой грудью бро­не­ви­ки.

    По де­рев­ням хо­дил Мах­но щер­ба­тый,

    И воль­ни­ца, не знав­шая тру­да,

    Горланила и под­жи­га­ла ха­ты

    И под от­кос спус­ка­ла по­ез­да.

    А в го­ро­дах: мо­леб­ны и зна­ме­на,

    И ро­кот шпор, и по­це­луй в ус­та.

    Холеный ус, ли­тая медь по­го­нов,

    И дробь ко­пыт, и смех, и тем­но­та.

    Прибрежный го­род от­ды­хал в уга­ре,

    По кры­шам ночь, как мас­ло, по­тек­ла.

    Платаны го­мо­ни­ли на буль­ва­ре,

    Гудел при­бой, и над­ви­га­лась мгла.

    Прибрежный го­род по но­чам чу­дес­ней,

    Пустая тишь и даль­ний гул зы­бей,

    И лишь не­рус­ские зве­не­ли пес­ни

    Матросов с инос­т­ран­ных ко­раб­лей.

    И сно­ва день, и сно­ва рес­то­ра­ны

    Распахнуты. И сно­ва гул вста­ет.

    И сно­ва го­вор ма­тер­ный и пьяный,

    И сно­ва ночь до­ро­гою кро­ва­вой

    Приходит к нам свер­шать обыч­ный труд.

    Тюрьма и выс­т­ре­лы. А здесь зу­авы

    С мат­ро­са­ми об­ня­лись - и по­ют…

    Мы в эти дни скры­ва­лись, ожи­да­ли,

    Когда раз­дас­т­ся дол­гож­дан­ный зов,

    Мы в эти дни в пред­мес­ть­ях со­би­ра­ли

    Оружие, лис­тов­ки и бой­цов.

    Ты, инос­т­ра­нец, пос­мот­ри, как на­ми

    Сколочен мир, прос­той и тру­до­вой,

    Как гру­бы­ми ра­бо­чи­ми ру­ка­ми

    Мы зна­мя по­ды­ма­ем над со­бой.

    Ты го­во­ришь: «Укра­зия». Так что же,

    Не мы ль прог­на­ли тя­гос­т­ный ту­ман,

    Не мы ль заж­г­ли воль­но­лю­би­вой дрожью

    Рабочих всех ма­те­ри­ков и стран?

    Бей по гор­ну - же­ле­зо не ос­ты­нет,

    Оно свер­ка­ет в ог­нен­ной пы­ли.

    Укразия! При­ме­ром будь от­ны­не

    Трудящимся со всех кон­цов зем­ли…



    1925



Стихи о соловье и поэте




    Весеннее сол­н­це дро­бит­ся в гла­зах,

    В ка­на­вы ны­ря­ет и зай­чи­ком пля­шет,

    На Труб­ную вый­дешь - и гро­мом в ушах

    Огонь со­ловь­иный те­бя оша­ра­шит…

    Куда как при­ят­ны про­гул­ки вес­ной:

    Бредешь по са­дам, про­бе­га­ешь ба­за­ром!..

    Два сол­н­ца нав­с­т­ре­чу: од­но над зем­лей,

    Другое - рас­чи­щен­ным вдрызг са­мо­ва­ром.

    И пти­ца по­ет. В ко­лен­ко­ро­вой мгле

    Скрывается гром со­ловь­ино­го ла­да…

    Под клет­кою сол­н­це ки­пит на сто­ле -

    Меж ча­шек и ос­т­рых кус­ков ра­фи­на­да…

    Любовь к со­ловь­ям - спе­ци­аль­ность моя,

    В раз­лич­ных ко­ле­нах я толк по­ни­маю:

    За ле­ше­вой дуд­кой - враз­б­род сту­кот­ня,

    Кукушкина пес­ня и дробь рас­сып­ная…

    Ко мне про­да­вец:

    "Покупаете? Вот

    Как пти­ца моя на ба­за­ре по­ет!

    Червонец - не день­ги! Бе­ри­те! И до­ма,

    В по­кое, зас­ви­щет она по-ино­му…"

    От сол­н­ца, от све­та зве­нит го­ло­ва…

    Я с клет­кой в ру­ках до­жи­да­юсь трам­вая.

    Крестами и звез­да­ми тле­ет Мос­к­ва,

    Церквами и фла­га­ми ок­ру­жа­ет!

    Нас двое!

    Бродяга и ты - со­ло­вей,

    Глазастая пти­ца, пред­вес­т­ни­ца ле­та,

    С то­бою ку­пил я за де­сять руб­лей -

    Черемуху, пол­ночь и ли­ри­ку Фе­та!

    Весеннее сол­н­це дро­бит­ся в гла­зах.

    По стек­лам те­чет и в ка­на­вы ны­ря­ет.

    Нас двое.

    Кругом в зер­ка­лах и звон­ках

    На го­ру с го­ры про­ле­та­ют трам­ваи.

    Нас двое…

    А на­ше­го но­ме­ра нет…

    Земля рас­со­ло­де­ла. Пол­день до­пет.

    Зеленою смуш­кой пок­рыл­ся кус­тар­ник.

    Нас двое…

    Нам не­ку­да нын­че пой­ти;

    Трава го­ря­чее, и воз­дух угар­ней -

    Весеннее сол­н­це сто­ит на пу­ти.

    Куда нам пой­ти? На­ша во­ля горь­ка!

    Где ты за­по­ешь?

    Где я риф­мой рас­ки­нусь?

    Наш ро­кот, наш пос­вист

    Распродан с лот­ка…

    Как хо­чешь -

    Распивочно или на вы­нос?

    Мы пой­ма­ны оба,

    Мы оба - в се­тях!

    Твой свист под­мос­ков­ный не гря­нет в кус­тах,

    Не дрог­нут от гро­ма хол­мы и озе­ра…

    Ты выс­лу­шан,

    Взвешен,

    Расценен в руб­лях…

    Греми же в зе­ле­ных кус­тах ко­лен­ко­ра,

    Как я гро­мы­хаю в га­зет­ных лис­тах!..



    1925



Алдан




    Сияющий иней пок­рыл тай­гу,

    И в пла­ме­ни спит тай­га…

    Собаки бе­гут под та­еж­ный гул

    На ди­кие бе­ре­га…

    Собаки зах­лес­ты­ва­ют­ся, хра­пят,

    Постромку во­жак гры­зет,

    И са­ни пос­к­ри­пы­ва­ют, ле­тят

    К Ал­да­ну, впе­ред, впе­ред!

    Алдан, ты мед­ве­дем ле­жишь, Ал­дан,

    Средь хвои, вет­ров и льда,

    В те­бе ру­до­коп раз­би­ва­ет стан,

    Кипит над кос­т­ром во­да…

    И зо­ло­то, скры­тое в ржа­вых мхах,

    В прох­лад­ном пес­ке ручь­ев,

    Стекает, как жел­тый тя­же­лый прах,

    В по­ход­ный бре­зент меш­ков.

    А зо­ло­то в гор­ных по­ро­дах спит,

    Сверкая ог­нем су­хим,

    Меж квар­це­вых глыб и гра­нит­ных плит

    Клубится, как жел­тый дым.

    И в ти­хой до­ли­не, где мгла и лень,

    Где клюк­ва и ржа­вый мох,

    Копытом уда­рит се­дой олень

    О зо­ло­той ку­сок…

    И зо­ло­то мо­ют реч­ной во­дой,

    И в же­ло­бе из до­сок

    На дно осе­да­ет гус­той-гус­той,

    Тяжелый и жел­тый сок…

    Медвежья ок­ру­га шу­мит ок­рест

    И глу­ха­ри­ная глушь…

    Над си­нею хво­ей пус­тын­ных мест

    Морозная бро­дит сушь.

    В за­им­ке над кни­гою ру­до­коп

    Склоняет ши­ро­кий лоб,

    И Ле­ни­на имя на ко­реш­ке

    Скрывается в ру­ке…

    Под се­вер­ным вет­ром гу­дит тай­га,

    И к югу ле­тит ту­ман.

    Пустынные кря­жи и бе­ре­га -

    Вот цар­с­т­во твое, Ал­дан…

    Но слы­шен про­вор­ный со­ба­чий шаг,

    Погонщиков крик и вой…

    Горит над за­им­кою крас­ный флаг,

    Цветет сне­ги­рем меж хвои…

    Скрежещут ло­па­ты, кир­ки сту­чат,

    Дымится вда­ли ноч­лег.

    За зо­ло­том в нед­ра! Ни ша­гу на­зад!

    Ни ша­гу на­зад, че­ло­век!



    1925



"Взывает в рупор режиссер…"




    Взывает в ру­пор ре­жис­сер,

    Юпитера го­рят,

    Послушный ме­чет­ся ак­тер,

    Стрекочет ап­па­рат.

    Густая, пот­ная жа­ра,

    И в ярос­ти ог­ней

    Идет при­выч­ная иг­ра

    Восторгов и страс­тей.

    Но вот, по­ки­нув па­виль­он,

    К пус­ты­ням зо­ло­тым

    Перелетает ап­па­рат,

    И опе­ра­тор с ним.

    Перелетает ап­па­рат

    В пес­ча­ную стра­ну,

    В опус­то­шен­ную ме­четь,

    Под низ­кую лу­ну.

    Верблюды, брыз­гая слю­ной,

    Через пес­ки идут.

    Их сте­ре­жет орел степ­ной,

    Их вол­ки сте­ре­гут.

    А в киш­ла­ке зве­нит зур­на,

    Узбеки пля­шут в лад,

    И под чад­рой по­ет же­на…

    Стрекочет ап­па­рат.

    Здесь конь пром­чит­ся на за­кат,

    Здесь ве­тер про­по­ет,

    Но пе­ред­ви­нут ап­па­рат -

    И пе­ред ним за­вод.

    Маховики кри­чат нав­з­рыд,

    И уголь­ный на­гар

    Лопатой в тол­ко­вой ды­ре

    Колышет ко­че­гар.

    И, нак­ло­нив­шись над стан­ком,

    Спокоен и кос­мат,

    Нарезывает то­карь винт…

    Стрекочет ап­па­рат.

    Знамена в хвое мо­ло­дой,

    И в хвое юный мир,

    Глядят ве­се­лые гла­за

    На шах­мат­ный тур­нир…

    И в клуб­ной за­ле че­ло­век,

    Читающий док­лад,

    Стоит меж хвои го­лу­бой…

    Стрекочет ап­па­рат.

    Суда ухо­дят в оке­ан,

    В прос­тор но­чей и льда,

    Их бу­дет омы­вать рас­сол,

    Им бу­дет петь во­да…

    И ле­до­ви­тая стра­на

    Медведей и ли­сиц

    Приветствует ды­мок из труб

    Веселым виз­гом птиц.

    Поднялись льди­ны над во­дой,

    И спо­ло­хи го­рят -

    Полощет вым­пел су­до­вой…

    Стрекочет ап­па­рат.

    В пе­ву­чей су­то­ло­ке толп

    Иль там, где лес гу­дит,

    Треножник ап­па­ра­та встал,

    И руч­ка дре­без­жит…

    Взывает в ру­пор ре­жис­сер,

    Юпитера го­рят.

    Послушный ме­чет­ся ак­тер,

    Стрекочет ап­па­рат.



    1925



"Еще не умолк пересвист гранат…"




    Еще не умолк пе­рес­вист гра­нат -

    Не ста­ял в лу­гах ту­ман,

    Убитый еще не ис­т­лел сол­дат,

    Где фан­зы и га­олян.

    Над жел­той Цу­си­мой япон­с­кий флаг

    Расцвел хри­зан­те­мой злой, -

    И, воя кот­ла­ми, по­шел "Ва­ряг"

    В под­вод­ный ту­ман глу­хой…

    Еще не окон­чил­ся по­ход,

    Солдатский не сги­нул вал,

    Как ярос­т­ным приз­ра­ком пя­тый год

    Над скор­б­ной зем­лею встал…

    Он вы­шел из чер­ных фаб­рич­ных дыр,

    Из гро­хо­та мас­тер­с­ких

    В кло­ко­чу­щий фла­га­ми юный мир,

    В свер­ка­ние мос­то­вых…

    Он вы­шел на ули­цу,

    в го­вор толп,

    В рас­ка­тис­тый гул ша­гов,

    Он шап­ку над­ви­нул, -

    вперед по­шел

    На ярос­т­ный блеск шты­ков…

    О выс­т­ре­лы, пес­ни;

    вперед, впе­ред!

    Нагайки и храп ко­ней!

    Над этой су­мя­ти­цей, пя­тый год,

    Ты вы­рос еще гроз­ней…

    И слыш­но - По се­лам идет мол­ва:

    "Народ в го­ро­дах вос­стал,

    На бой с го­су­да­рем вста­ет Мос­к­ва,

    И Пи­тер вин­тов­ку взял…"

    Ой, во­лен и гро­зен му­жи­чий дух,

    Напорист, уг­рюм и крут, -

    Ой, крас­ный вле­та­ет, свис­тя, пе­тух

    В по­ме­щи­чий уют…

    Матросская си­ла гу­дит, воль­на,

    Сквозь ве­тер ле­тит впе­ред, -

    По Чер­но­му мо­рю бе­жит вол­на,

    Над мо­рем ту­ман вста­ет…

    Кружит над «По­тем­ки­ным» крас­ный флаг,

    В ору­дие вбит сна­ряд! -

    Идешь - так уд­вой то­роп­ли­вый шаг,

    Вперед - не гля­ди на­зад!

    Все сме­ша­но в гу­щу:

    предсмертный стон,

    Стрельбы за­ки­пев­шей гром,

    И в свис­те на­га­ек, в ог­не икон

    Худой и взлох­ма­чен­ный поп Га­пон,

    Размахивающий крес­том.

    Все сва­ле­но в яму…

    Тяжелый шаг

    Мятущихся толп умолк,

    Изодран на клочья кро­ва­вый флаг,

    Что вы­пол­нил гроз­ный долг…

    И ве­тер над скор­б­ной зем­лей по­ет:

    "Где мощь твоя, пя­тый год!"

    И ро­зо­вой зорь­кой по­ло­щет рань:

    "Ты спишь, по­ды­мись, вос­стань!"

    Но во­ды идут, раз­би­вая лед,

    Но па­да­ет ярый гром,

    Семнадцатый ды­шит над ми­ром год,

    Увенчанный Ок­тяб­рем.



    1925



Стихи о поэте и романтике




    Я пел об ар­бу­зах и о го­лу­бях,

    О бит­вах, убий­с­т­вах, о даль­них пу­тях,

    Я пел о ви­не, как по­эту прис­та­ло..

    Романтика! Мне ли те­бя не вос­петь,

    Откинутый плащ и свер­канье кин­жа­ла,

    Степные по­хо­ды и труб­ная медь…

    Романтика! Я под­ру­жил­ся с то­бой,

    Когда с по­жел­тев­ших стра­ниц Валь­тер Скот­та

    Ты ми­мо ок­на про­ле­та­ла со­вой,

    Ты выз­ва­ла кри­ком ме­ня за во­ро­та!

    Я вы­шел… Хо­ди­ли по са­ду лу­на

    И тень (от лу­ны ль?) над лис­т­вой об­вет­ша­лой…

    Романтика! Здесь?! Не­уже­ли она?

    Совою бы­ла ты и жен­щи­ной ста­ла.

    В бе­сед­ку пой­дем. Там ска­мей­ка и стол,

    Закуска и вы­пив­ка для вдох­но­венья:

    Ведь я не влюб­лен­ный, и я не при­шел

    С то­бой це­ло­вать­ся под си­зой си­ренью…

    И, тон­кую прядь отод­ви­нув с ли­ца,

    Она про­тя­ну­ла мне паль­цы ху­дые:

    - К те­бе на сви­данье, о сын про­дав­ца,

    В июль­с­кую ночь при­хо­жу я впер­вые…

    Я в эту стра­ну воз­в­ра­ти­лась опять,

    Дорог на зем­ле для ро­ман­ти­ки ма­ло;

    Здесь Пуш­ки­на в сад я во­ди­ла гу­лять,

    Над Бло­ком я пе­ла и зыб­ку ка­ча­ла…

    Я знаю, как вре­мя ухо­дит впе­ред,

    Его не удер­жишь пло­ти­ной из ста­ли,

    Он взор­ван, под­зем­ный сем­над­ца­тый год,

    И два че­ло­ве­ка над вре­ме­нем вста­ли…

    И пер­вый, хра­ня опе­ре­точ­ный пыл,

    Вопил и мо­тал го­ло­вою ежас­той;

    Другой, буд­то глы­ба, над ве­ком зас­тыл,

    Зырянин ли­цом и с гла­за­ми фан­тас­та…

    На пло­ща­ди го­мон, гар­мо­ни­ка, дым,

    И двое вста­ют над го­лод­ным на­ро­дом,

    За кем ты пой­дешь? Я по­шел за вто­рым -

    Романтика бли­же к бо­ям и по­хо­дам…

    Поземка иг­ра­ет по кон­с­ким но­гам,

    Знамена пол­не­ба по­лот­на­ми кро­ют.

    Романтика в пар­тии! Сбо­ку на­ган,

    Каракуль на шап­ке зер­нис­той ик­рою…

    Фронты за фрон­та­ми.

    Ни лечь, ни при­сесть!

    Жестокая ка­ша да сыт­ник су­ро­вый;

    Депеша из Пи­те­ра: страш­ная весть

    О чер­ном пре­да­тель­с­т­ве Гу­ми­ле­ва…

    Я мча­лась в те­ле­ге, про­сел­ка­ми шла;

    И хоть прес­туп­ленья его не прос­ти­ла,

    К пос­лед­ней сте­не я пев­ца под­ве­ла,

    Последним крес­том его пе­рек­рес­ти­ла…

    Скорее на­зад! И то­вар­ный ва­гон

    Шатает ме­ня по Рос­сии убо­гой…

    Тут но­вое де­ло - из пар­тии вон:

    Интеллигентка и ве­ру­ет в бо­га.

    Зима нас­ту­па­ла ко­лон­на­ми льда,

    Бирючьей по­вад­кой и пос­вис­том вьюж­ным,

    И в бес­то­лочь эту бре­ли по­ез­да

    От се­вер­ной сту­жи к гу­бер­ни­ям юж­ным.

    В теп­луш­ках вез­ла пе­ре­кат­ная голь,

    Бездомная голь - пе­ре­лет­ная пти­ца -

    Менять на му­ку и ли­ман­с­кую соль

    Ночную по­су­ду и пес­т­рые сит­цы…

    Степные за­но­сы, ноч­ные гуд­ки.

    Романтика в угол за­би­лась, как за­яц,

    В тю­ки с та­ба­ком и в муч­ные меш­ки,

    Вонзаясь ног­тя­ми, зу­ба­ми вгры­за­ясь…

    Приехали! Вил­ся по ули­цам снег.

    И вот сквозь ме­те­ли­цу, злой и по­ну­рый,

    Ко мне по­до­шел мо­ло­дой че­ло­век:

    "Романтика, вы мне нуж­ны для хал­ту­ры!

    Для но­вых сти­хов не хва­ти­ло ог­ня,

    Над риф­мой кор­петь не­дос­та­ло тер­пенья;

    На трид­цать ко­пе­ек вдох­ни­те в ме­ня

    Гражданского му­жес­т­ва и вдох­но­венья…"

    Пустынная нас ок­ру­жа­ет по­ра,

    Знамена в чех­лах, и зар­жа­ве­ли тру­бы.

    Мой друг! Пог­ля­ди на ме­ня - я ста­ра:

    Морщины у глаз, и рас­ша­та­ны зу­бы…

    Мой друг, пог­ля­ди - я без­дом­ная тень,

    Бездомные пес­ни в но­чи за­пе­ваю,

    К те­бе я приш­ла сквозь ту­ман и си­рень, -

    Такой при­ни­ма­ешь ме­ня?

    "Принимаю!

    Вложи свои паль­цы в ла­до­ни мои,

    Старушечьей ни­же скло­нись го­ло­вою -

    За мною вой­с­ка­ми сто­ят со­ловьи,

    Ты ви­дишь - июль­с­кие но­чи за мною!"



    1925



Завоеватели дорог




    Таежное ле­то - мо­рош­кин цвет

    Да со­сен пе­ре­го­вор,

    В бо­ло­тис­той тун­д­ре оле­ний след,

    Из за­рос­лей - вол­чий взор…

    Здесь чу­мы рас­ши­ты узо­ром жил,

    Берданка и лы­жи - труд…

    Здесь пос­вист и пе­ние…

    Старожил - По деб­рям бре­дет якут…

    Ушастая лай­ка, бер­дан­ка, нож,

    Лопата или кир­ка…

    Пушнину скры­ва­ет - лес­ная дрожь,

    И зо­ло­то - ре­ка…

    В глу­хом без­до­рожье тро­пи­нок нет.

    У бе­ре­га тай­ных рек

    Рокочет тай­га: "По­те­ря­ешь след",

    И па­да­ет че­ло­век…

    Алдан за та­еж­ной ле­жит сте­ной, -

    Его ок­ру­жа­ет гать,

    Его ох­ра­ня­ет мед­ве­жий вой

    И строй­ная рысья стать.

    И в кня­жес­т­во вет­ра,

    В сос­но­вый строй,

    В пус­тын­ную тьму бер­лог,

    В та­еж­ную тай­ну,

    В ча­що­бу хвои

    Мы выш­ли ис­кать до­рог.

    И не ру­до­коп,

    А уче­ный здесь,

    С ло­па­тою и ружь­ем,

    Оглядывая, вы­ме­ря­ет весь,

    Где ля­жет аэрод­ром.

    Скрипит ас­т­ро­ля­бий шта­тив,

    На пла­нах - пок­рыт про­бел,

    Где ра­нее слы­шал­ся вой те­тив

    И пенье тун­гус­ских стрел…

    Здесь ля­жет до­ро­га хол­с­том ту­гим,

    Здесь бу­дет ко­лес­ный путь,

    На про­се­ках воль­ных ноч­ле­гов дым

    Разгонит ноч­ную жуть.

    Нас би­ли дож­ди.

    И тя­же­лый зной

    На нас над­ви­гал­ся днем;

    В хол­що­вых па­лат­ках

    Ночной по­рой

    Мороз об­жи­гал ог­нем…

    Костистые кря­жи вста­ва­ли в ряд;

    В ни­зи­нах бро­дил ту­ман;

    Мы шли че­рез го­ры, впе­ряя взгляд

    В прос­то­ры твои, Ал­дан.

    И в са­мый тре­вож­ный и гроз­ный час,

    Который, как го­ры, крут,

    Якутия встре­ти­ла пес­ней нас,

    Нас вы­шел встре­чать якут.

    И мы не­обыч­ный раз­би­ли стан,

    Запомнившийся на­век,

    Средь пас­мур­ных кря­жей тво­их, Ал­дан,

    У рус­ла по­тай­ных рек…

    И час нас­ту­па­ет…

    Идет!.. Идет!..

    Когда над та­еж­ным сном

    Слегка нак­ре­нив­ший­ся са­мо­лет

    Прорежет ту­ман кры­лом…



    1926



Февраль ("Гудела земля от мороза и вьюг…")




    Гудела зем­ля от мо­ро­за и вьюг,

    Корявые сос­ны скри­пе­ли,

    По мер­з­лым око­пам с вос­то­ка на юг

    Косматые мча­лись ме­те­ли…

    И шла ка­ва­ле­рия, сбру­ей зве­ня,

    В ту­ман, без до­ро­ги, без сче­та…

    Скрипели обо­зы… Бра­нясь и сте­ня,

    Уныло топ­та­лась пе­хо­та…

    Походные фу­ры, где крас­ным крес­том

    Украшена ре­бер хол­с­ти­на…

    И мер­т­вые… Мер­т­вые… В по­ле пус­том,

    Где сви­щет под вет­ром оси­на…

    Бессмысленно пу­ли свис­та­ли во мгле,

    Бессмысленно смерть при­хо­ди­ла…

    В мо­роз­ном ту­ма­не, на мер­з­лой зем­ле

    Народная та­яла си­ла.

    А в го­ро­де гроз­ном над ох­рою стен

    Свисало су­кон­ное не­бо…

    Окраины дрог­ли. По­тем­ки и тлен -

    Без воз­ду­ха, кро­ва и хле­ба…

    А в чер­ных ок­ра­инах вы­ли гуд­ки,

    И чер­ные лю­ди схо­ди­лись…

    Но дос­туп к двор­цам ох­ра­ня­ли шты­ки,

    Казацкие ко­ни бе­си­лись…

    А ули­цы чер­ным на­ро­дом шу­мят,

    Бушует на­род­ное пла­мя!

    Вперед без ог­ляд­ки - ни ша­гу на­зад!

    Шагнешь - и сво­бо­да пред на­ми!..

    С фаб­рич­ных ок­ра­ин, с фаб­рич­ным гуд­ком

    Шли тол­пы, пок­ры­тые са­жей…

    К ним ра­дос­т­но полк вы­хо­дил за пол­ком,

    Покинув пос­ты­лую стра­жу…

    Он пле­чи рас­п­ра­вил, под­няв­ший­ся труд,

    Он вдаль пос­мот­рел ве­се­лее…

    И крас­но­го зна­ме­ни пер­вый лос­кут

    Над тол­па­ми вил­ся и ре­ял…

    На кры­шах еще не умолк пу­ле­мет,

    Поют по­ли­цей­с­кие пу­ли…

    Ни ша­гу на­зад! Без ог­ляд­ки впе­ред!

    Недаром мы в даль заг­ля­ну­ли…

    А там по­ги­ба­ет в око­пе сол­дат,

    Руками вин­тов­ку сжи­мая…

    А там за­пе­ва­ет над по­лем сна­ряд,

    Там пу­ля по­ет ро­ко­вая…

    А в снеж­ных ме­те­лях, вста­ющих ок­рест,

    Метался от Дна к Бо­ло­го­му

    Еще не под­пи­сан­ный ма­ни­фест,

    Еще не ис­п­рав­лен­ный про­мах.

    Бунтуют фрон­ты… Над зем­лей сне­го­вой

    Покой нас­ту­па­ет су­ро­вый…

    Чтоб гря­ну­ло гром­че над сон­ной зем­лей

    Владимира Ле­ни­на сло­во…



    1926



С военных полей не уплыл туман




    С во­ен­ных по­лей не уп­лыл ту­ман,

    Не смолк пе­рес­вист гра­нат…

    Поверженный пом­нит еще Се­дан

    Размеренный шаг сол­дат.

    А чер­ный Па­риж за­пе­ва­ет вновь,

    Предместье вста­ет, вста­ет, -

    И зна­мя, пы­ла­ющее, как кровь,

    Возносит сан­кю­лот…

    Кузнец и ре­мес­лен­ник! Гря­нул час, -

    Где мо­лот и где ста­нок?..

    Коммуна зо­вет! По­ды­май­тесь враз!

    К ору­жию! К ору­жию! И пла­мень глаз -

    Торжественен и жес­ток.

    Париж по­ды­ма­ет­ся, сед и сер,

    Чадит фо­на­рей пе­чаль…

    А там за фор­та­ми гро­зит­ся Тьер,

    Там сталью гре­мит Вер­саль.

    В пред­мес­ть­ях то­ро­пит­ся ба­ра­бан:

    "Вставайте! Ско­рей! Ско­рей!"

    И в ко­жа­ном фар­ту­ке Сент-Ан­ту­ан

    Склонился у ба­та­рей.

    Нас ма­ло.

    Нас ма­ло.

    Кружится пыль…

    Предсмертный за­ду­шен стон.

    Удар… И еще…

    Боевой фи­тиль

    К за­па­лу не до­не­сен…

    Последним уда­ром гро­ми вра­га,

    Нет ядер - так те­са­ком,

    Тесак по­ло­мал­ся - так на­угад,

    Зубами и ку­ла­ком.

    Расщеплен прик­лад, и раз­бит ла­фет,

    Зазубрились те­са­ки,

    По тру­пам про­во­дит Га­лиф­фе

    Версальские пол­ки…

    И выс­т­ре­лов гро­хот не ис­чез:

    Он ка­тит­ся, как на­бат…

    Под сте­на­ми ти­хо­го Пер-Ла­шез

    Расстрелянные ле­жат.

    О ста­рый Па­риж, ты су­ров и сер,

    Ты мно­го та­ишь скор­бен…

    И нам под но­га­ми тво­ими, Тьер,

    Мерещится хруп от кос­тей…

    Лежите, по­гиб­шие! Над зем­лей

    Пустынный прос­тор ши­рок…

    Живите, жи­ву­щие! Бо­евой

    Перед ва­ми го­рит вос­ток.

    Кузнец и ре­мес­лен­ник! Гря­нул час!

    Где мо­лот и где ста­нок?

    Коммуна зо­вет! По­ды­май­тесь враз!

    К ору­жию! К ору­жию! И пла­мень глаз

    Пусть бу­дет, как сталь, жес­ток!



    1926



Лена




    Он мра­чен, тай­гой по­рас­та­ющий край,

    Сухими вет­ра­ми по­ви­тый;

    Полярных ли­сиц уто­ми­тель­ный лай

    Морозные бу­дит гра­ни­ты.

    Собачьи зап­ряж­ки ле­тят по сне­гам,

    Железные сви­щут по­лозья

    Под не­бом, при­пав­шим к хо­лод­ным го­рам,

    Сквозь хвою в стек­лян­ном мо­ро­зе.

    Здесь вес­ны зе­ле­ной тра­вой не цве­тут,

    Здесь тай­ные, смут­ные вес­ны,

    Они по хо­лод­ным до­ро­гам идут

    Туда, где гра­ни­ты и сос­ны.

    И Ле­на, пок­ры­тая тя­гос­т­ным льдом,

    Прихода их ждет не­из­мен­но,

    Чтоб, дрог­нув, за­петь над го­рю­чим пес­ком,

    Чтоб веш­нею дви­нуть­ся Ле­ной.

    Рабочие ру­ки при­мер­з­ли к кир­ке,

    Глаза пок­ры­ва­ют­ся мутью…

    Мороз еще кре­пок. На льдис­той ре­ке

    Пурга за­вы­ва­ет и кру­тит.

    "В та­еж­ную тай­ну,

    В ча­що­бу сне­гов

    Нас ночь пог­ру­зи­ла су­ро­во.

    Довольно!

    Средь этих мо­роз­ных ле­сов

    Мы гиб­нем без хле­ба и кро­ва".

    У ди­кой ре­ки, над пес­ком зо­ло­тым,

    Где бьет по мед­ве­дю вин­тов­ка,

    Не се­вер­ным све­том - си­янь­ем иным

    Пылает в но­чи за­бас­тов­ка.

    "Товарищ! Над на­ми мо­роз­ная ширь

    Мерцает в пол­ноч­ном ту­ма­не,

    За на­ми та­еж­ная вста­ла Си­бирь,

    За на­ми вос­торг и вос­станье".

    Но вет­ры над Ле­ной кру­жи­лись в но­чи,

    Кружились и вы­ли по-вол­чьи,

    И в чер­ных па­па­хах приш­ли па­ла­чи,

    Пришли и при­це­ли­лись мол­ча.

    В ле­сис­том краю, средь гра­нит­ных гро­мад,

    Где бе­ре­га гул­ки ус­ту­пы,

    На льду го­лу­бом и на хвое ле­жат

    Сведенные су­до­ро­гой тру­пы.

    Певучая кровь не прих­лы­нет к ще­кам…

    И гул­ко над снеж­ным по­ко­ем

    "Проклятье, прок­лятье, прок­лятье вра­гам", -

    Бормочет мо­роз­ная хвоя.

    Но вес­ны идут по мед­вежь­им тро­пам,

    Качают сто­лет­ние сос­ны,

    К прок­ля­той ре­ке, к ле­дя­ным бе­ре­гам

    Приходят сво­бод­ные вес­ны.

    И мхом по­рас­та­ет приб­реж­ный гра­нит,

    Клокочет ши­ро­кая пе­на,

    И с но­вою си­лой ле­тит и зве­нит

    Раздолье уз­нав­шая Ле­на.



    1926



Иная жизнь




    Огромною пол­ночью не­бо пол­но,

    И ста­рое не го­во­рит вдох­но­венье,

    Я нас­тежь рас­па­хи­ваю ок­но

    В го­ря­чую бес­то­лочь звезд и си­ре­ни.

    Что ж.

    Значит, и это прой­дет, как всег­да,

    Как все про­хо­ди­ло, как все ос­ты­ва­ло.

    Как преж­де, про­ка­тит­ся ми­мо звез­да,

    В сти­хи по­па­дет и уй­дет, как бы­ва­ло.

    И вновь на­пол­зет оди­но­кий ту­ман

    На труд сти­хот­вор­ца ноч­ной и убо­гий,

    Развеются риф­мы…

    Но я на эк­ран се­бе по­не­су и де­ла, и тре­во­ги.

    Квадрат из си­янья, квад­рат из ог­ня.

    Сквозь су­мер­ки за­ла, как снег, ле­дя­ные,

    Пускай не­ук­лон­но по­ка­жут ме­ня,

    Мой во­лос гус­той и гла­за мо­ло­дые.

    Я дол­жен уви­деть, как дви­жет­ся рот,

    Широкий и рез­кий квад­рат под­бо­род­ка,

    Движения плеч, го­ло­вы по­во­рот,

    Наскучившую, но чу­жую по­ход­ку.

    Пускай на хо­лод­ном прой­дет по­лот­не

    Все то, что скры­вал я глу­хи­ми но­ча­ми, -

    Знакомые и не­из­вес­т­ные мне:

    Любовная дрожь, вдох­но­ве­ния пла­мя…

    Пускай, элек­т­ри­чес­кой си­лой сле­пя.

    Мой взор с по­лот­на на ме­ня же и гля­нет;

    Я дол­жен,

    Я дол­жен уви­деть се­бя,

    Я дол­жен уви­деть се­бя на эк­ра­не!

    Кричи, ре­жис­сер, стре­ко­чи, ап­па­рат,

    Юпитер, го­ри,

    Разлетайтесь, по­тем­ки!

    Меня не прель­с­тят ва­ши три шес­ть­де­сят.

    Я вдвое го­тов зап­ла­тить Вам за съем­ку.



    1926



Ночь




    Уже окон­чил­ся день - и ночь

    Надвигается из-за крыш…

    Сапожник от­к­ла­ды­ва­ет баш­мак,

    Вколотив пос­лед­ний гвоздь;

    Неизвестные пьяни­цы в пив­ных

    Проклинают, по­ют, хри­пят,

    Склерозными ра­ка­ми, жел­чью пив­ной

    Заканчивая день…

    Торговец, рас­тал­ки­вая же­ну,

    Окунается в душ­ный пух,

    Своп сим­вол ве­ры - ноч­ной гор­шок

    Задвигая под кро­вать…

    Москва встре­ча­ет де­ся­тый час

    Перезваниванием про­во­дов,

    Свиданьями ко­шек за тру­бой,

    Началом ноч­ной воз­ни…

    И вот, над­ви­нув ке­пи на лоб

    И фо­то­ге­нич­ный рот

    Дырявым шар­фом об­мо­тав,

    Идет на про­мы­сел вор…

    И, ун­дер­ву­дов, тра­ур­ный марш

    Покинув до ут­ра,

    Конфетные ба­рыш­ни спе­шат

    Встречать ге­ро­ев ки­но.

    Антенны под­ра­ги­ва­ют в но­чи

    От хо­ло­да чуж­дых слов;

    На ци­фер­б­ла­те де­ся­тый час

    Отмечен ко­сым уг­лом…

    Над сто­лом вож­дя - те­ле­фон ис­сяк,

    И зе­ле­ное сук­но.

    Как бо­ло­то, вса­сы­ва­ет в се­бя

    Пресс-папье и ка­ран­да­ши…

    И толь­ко мне де­ся­тый час

    Ничего не при­но­сит в дар:

    Ни чая, пах­ну­ще­го же­ной,

    Ни пач­ки па­пи­рос;

    И толь­ко мне в де­ся­том ча­су

    Не наз­на­че­но ниг­де -

    Во тьме под­во­рот­ни, под фо­на­рем -

    Заслышать ми­лый каб­лук…

    А сон об­во­ла­ки­ва­ет ли­цо

    Оренбургским гус­тым плат­ком;

    А ночь на­сы­па­ет в мои гла­за

    Голубиных соз­вез­дий пух;

    И пря­мо из прор­вы плы­вет, плы­вет

    Витрин вос­па­лен­ный строй:

    Чудовищной пи­щей пы­ла­ет ночь,

    Стеклянной на­ледью блюд…

    Там всхо­дит ог­ром­ная вет­чи­на,

    Пунцовая, как за­кат,

    И пе­рис­тым об­ла­ком влаж­ный жир

    Ее об­во­лок вок­руг.

    Там яб­лок ру­мя­ные ку­ла­ки

    Вылазят вон из кор­зин;

    Там яд­ра апель­си­нов пол­ны

    Взрывчатой кис­ло­той.

    Там рыб че­шуй­ча­тые ме­чи

    Пылают: "Не зап­ла­ти!

    Мы го­ло­ву - прочь, мы ру­ки - до­лой!

    И ки­нем го­лод­ным псам!.."

    Там круг­лые тор­ты сто­ят Мос­к­вой,

    В крем­нях ле­ден­цов и слив;

    Там ты­ся­чу ты­сяч пи­рож­ков.

    Румяных, как дет­с­кий сад,

    Осыпала са­хар­ная пур­га,

    Истыкал цу­кат­ный дождь…

    А в дверь не­на­ро­ком: сто­ит ат­лет

    Сред си­не-баг­ро­вых туш!

    Погибшая кровь бы­ков и те­лят

    Цветет на его ще­ках…

    Он вы­тя­нет ру­ку - ве­сы не в лад

    Качнутся под тя­гой гирь,

    И нож, раз­ре­за­ющий са­ла пласт.

    Летит пав­линь­им пе­ром,

    И пыл­кие бук­вы

    "МСпо"

    Расцветают са­ми со­бой

    Над этой огол­те­лой жрат­вой

    (Рычи, же­лу­доч­ный сок!)…

    И го­лод сжи­ма­ет ску­лы мои,

    И зу­дом по­ет в зу­бах,

    И мыль­ною мышью по гор­лу вниз

    Падает в пи­ще­вод…

    И я сод­ро­га­юсь от скри­па ког­тей,

    От мышь­ей воз­ни - хвос­та,

    От мед­но­го за­па­ха слю­ны,

    Заливающего гор­тань…

    И в ми­ре ос­та­лись - од­ни, од­ни,

    Одни, как по­ход пла­нет,

    Ворота и об­ру­чи мед­ных букв,

    Начищенные ог­нем!

    Четыре бук­вы:

    "МСПО",

    Четыре кус­ка ог­ня:

    Это -

    Мир Страс­тей, По­лы­хай Ог­нем!

    Это -

    Музыка Сфер, Па­ри

    Откровением но­вым!

    Это - Меч­та,

    Сладострастье, По­кой, Об­ман!

    И на что мне язык, умев­ший сло­ва

    Ощущать, как пло­до­вый сок?

    И на что мне гла­за, ко­то­рым да­но

    Удивляться каж­дой звез­де?

    И на что мне бо­жес­т­вен­ный слух со­вы

    Различающий кро­ви звон?

    И на что мне сер­д­це, сту­ча­щее в лад

    Шагам и сти­хам мо­им?!

    Лишь пост ни­ще­та у мо­их две­рей,

    Лишь в пе­чур­ке юлит огонь,

    Лишь ис­сяк­ла све­ча - и лу­па плы­вет

    В за­мер­за­ющем стек­ле…



    1926



"От черного хлеба и верной жены…"




    От чер­но­го хле­ба и вер­ной же­ны

    Мы блед­ною не­мочью за­ра­же­ны…

    Копытом и кам­нем ис­пы­та­ны го­ды,

    Бессмертной по­лынью про­пи­та­ны по­ды, -

    И го­речь по­лы­ни на на­ших гу­бах…

    Нам нож - не по кис­ти,

    Перо - не по нра­ву,

    Кирка - не по чес­ти

    И сла­ва - не в сла­ву:

    Мы - ржа­вые лис­тья

    На ржа­вых ду­бах…

    Чуть ве­тер,

    Чуть се­вер -

    И мы об­ле­та­ем.

    Чей путь мы со­бою те­перь ус­ти­ла­ем?

    Чьи но­ги по ржав­чи­не на­шей прой­дут?

    Потопчут ли нас тру­ба­чи мо­ло­дые?

    Взойдут ли над на­ми соз­вез­дья чу­жие?

    Мы - ржа­вых ду­бов об­ле­тев­ший уют…

    Бездомною сту­жей уют раз­ду­ва­ем…

    Мы в ночь уле­та­ем!

    Мы в ночь уле­та­ем!

    Как спе­лые звез­ды, ле­тим на­угад…

    Над на­ми гре­мят тру­ба­чи мо­ло­дые,

    Над на­ми вос­хо­дят соз­вез­дья чу­жие,

    Над на­ми чу­жие зна­ме­на шу­мят…

    Чуть ве­тер,

    Чуть се­вер -

    Срывайтесь за ни­ми,

    Неситесь за ни­ми,

    Гонитесь за ни­ми,

    Катитесь в по­лях,

    Запевайте в сте­пях!

    За блес­ком шты­ка, про­ле­та­ющим в ту­чах,

    За сту­ком ко­пы­та в бер­ло­гах дре­му­чих,

    За пес­ней тру­бы, по­то­нув­шей в ле­сах…



    1926



Контрабандисты




    По ры­бам, по звез­дам

    Проносит ша­лан­ду:

    Три гре­ка в Одес­су

    Везут кон­т­ра­бан­ду.

    На пра­вом бор­ту,

    Что над про­пас­тью вы­рос:

    Янаки, Став­ра­ки,

    Папа Са­ты­рос.

    А ве­тер как гик­нет,

    Как ми­мо прос­ви­щет,

    Как дви­нет ба­раш­ком

    Под звон­кое дни­ще,

    Чтоб гвоз­ди зве­не­ли,

    Чтоб мач­та гу­де­ла:

    "Доброе де­ло!

    Хорошее де­ло!"

    Чтоб звез­ды об­рыз­га­ли

    Груду на­жи­вы:

    Коньяк, чул­ки

    И пре­зер­ва­ти­вы…

    Ай, гре­чес­кий па­рус!

    Ай, Чер­ное мо­ре!

    Ай, Чер­ное мо­ре!..

    Вор на во­ре!

    Двенадцатый час -

    Осторожное вре­мя.

    Три пог­ра­нич­ни­ка.

    Ветер и те­мень.

    Три пог­ра­нич­ни­ка,

    Шестеро глаз -

    Шестеро глаз

    Да мо­тор­ный бар­кас…

    Три пог­ра­нич­ни­ка!

    Вор на до­зо­ре!

    Бросьте бар­кас

    В ба­сур­ман­с­кое мо­ре,

    Чтобы во­да

    Под кор­мой за­гу­де­ла:

    "Доброе де­ло!

    Хорошее де­ло!"

    Чтобы по тру­бам,

    В реб­ра и винт,

    Виттовой пляс­кой

    Двинул бен­зин.

    Ай, звез­д­ная пол­ночь!

    Ай, Чер­ное мо­ре!

    Ай, Чер­ное мо­ре!..

    Вор на во­ре!

    Вот так бы и мне

    В на­ле­та­ющей тьме

    Усы раз­ду­вать,

    Развалясь на кор­ме,

    Да ви­деть звез­ду

    Над буш­п­ри­том скло­нен­ным,

    Да го­лос ло­мать

    Черноморским жар­го­ном,

    Да слу­шать сквозь ве­тер,

    Холодный и горь­кий,

    Мотора до­зор­но­го

    Скороговорки!

    Иль пра­виль­ней, мо­жет,

    Сжимая на­ган,

    За во­ром сле­дить,

    Уходящим в ту­ман…

    Да ве­тер по­чу­ять,

    Скользящий по жи­лам,

    Вослед па­ру­сам,

    Что ле­тят по све­ти­лам…

    И вдруг не­ожи­дан­но

    Встретить во тьме

    Усатого гре­ка

    На чер­ной кор­ме…

    Так бей же по жи­лам,

    Кидайся в края,

    Бездомная мо­ло­дость,

    Ярость моя!

    Чтоб звез­да­ми сы­па­лась

    Кровь че­ло­вечья,

    Чтоб выс­т­ре­лом рвать­ся

    Вселенной нав­с­т­ре­чу,

    Чтоб волн за­пе­вал

    Оголтелый на­род,

    Чтоб злоб­ная пес­ня

    Коверкала рот, -

    И петь, за­ды­ха­ясь,

    На страш­ном прос­то­ре:

    "Ай, Чер­ное мо­ре,

    Хорошее мо­ре!.."



    1927



Бессонница




    Если не по звез­дам - по сер­д­це­бис­нью

    Полночь уз­на­ешь, иду­щую ми­мо…

    Сосны за ок­на­ми - в чер­ном опе­ренье,

    Собаки за ок­на­ми - клочь­ями ды­ма.

    Все, что ос­та­лось!

    Хватит! До­воль­но!

    Кровь моя, что ли, не. хо­дит в те­ле?

    Уши мои, что ли, не слы­шат воль­но?

    Пальцы мои, что ли, окос­те­не­ли?..

    Видно и слыш­но: над прор­вою мед­вежь­ей

    Звезды вы­рас­та­ют в ку­лак раз­ме­ром!

    Буря от Вол­ги, от низ­ких по­бе­ре­жий

    Черные де­ревья го­нит карь­ером…

    Вот уже по стек­лам дви­ну­ло ды­ханье

    Ветра, и сту­жи, и ка­тор­ж­ной по­го­ды…

    Вот за­ка­ча­лись, за­ги­ка­ли в ту­ма­не

    Черные тра­вы, как чер­ные во­ды…

    И по этим во­дам, по зло­му вою,

    Крыльями крыль­ца раз­д­ви­гая сос­ны,

    Сруб на­чи­на­ет дви­гать­ся в при­бое,

    Круглом и дол­гом, как гром ко­лес­ный…

    Словно ко­ра­бель­ные пы­ла­ют зна­ки,

    Стекла, на­ли­тые го­ря­чей жел­чью,

    Следом, упи­ра­ясь, та­щат­ся со­ба­ки,

    Лязгая це­пя­ми, ску­ля по-вол­чьи…

    Лопнул час­то­кол, раз­ле­тев­шись пе­ной…

    Двор по­за­ди… И на про­се­ку ра­зом

    Сруб вы­ле­та­ет! Бре­вен­ча­тые сте­пы

    Ночь ози­ра­ют го­ря­чим гла­зом.

    Прямо по бо­ло­там, го­няя уток,

    Прямо по ле­сам, глу­ха­рем пу­гая,

    Дом про­ле­та­ет, раз­би­вая кру­то

    Камни и коч­ки и пни под­ги­бая…

    Это чер­но­мор­с­кая ночь в убо­ре

    Вологодских звезд - зо­ло­тых ба­ра­нок;

    Это рас­сту­па­ет­ся Чер­ное мо­ре

    Черных со­сен и чер­но­го ту­ма­на!..

    Это ле­тит по ов­ра­гам и ска­там

    Крыша с от­ки­ну­той на­зад тру­бою,

    Так что дым кну­том язы­ка­тым

    Хлещет по ство­лам и по хвой­но­му при­бою.

    Это, стрем­г­лав, на­уда­чу, в про­рубь,

    Это, де­ре­вян­ные взду­вая реб­ра,

    В го­ру вы­ле­тая, гре­мя под го­ру,

    Дом про­ле­та­ет тро­пой не­доб­рой…

    Хватит! До­воль­но! Стой!

    На раз­го­не

    Трудно удер­жать­ся! Еще по краю

    Низкого за­бо­ра вет­вей по­го­ня,

    Искры от на­по­ра еще иг­ра­ют,

    Ветер от раз­бе­га еще не сги­нул,

    Звезды еще рвут­ся в по­ры­ве го­нок…

    Хватит! До­воль­но! Стой!

    На пе­ри­ну

    Падает от­ки­ну­тый тол­ч­ком ре­бе­нок…

    Только за окон­ни­цей про­хо­дят ро­сы,

    Сосны ки­ва­ют си­ним опе­рень­ем.

    Вот они, сби­тые из бре­вен и те­са,

    Дом мой и стол мой: мое вдох­но­венье!

    Прочно ус­та­нов­ле­на ко­сая хвоя,

    Врыт час­то­кол, и со­ба­ка ста­ла.

    - Ми­лая! Где же мы?

    - До­ма, под Мос­к­вою;

    Десять ми­нут ходь­бы от вок­за­ла…



    1927



Разговор С Комсомольцем Н. Дементьевым




    - Где нам стол­ко­вать­ся!

    Вы - дру­гой на­род!..

    Мне - в ап­ре­ле двад­цать,

    Вам - трид­ца­тый год.

    Вы - уже не юно­ша,

    Вам ли о вой­не…

    - Ко­ля, не вол­нуй­тесь,

    Дайте мне…

    На пла­цу, от­к­ры­том

    С че­ты­рех сто­рон,

    Бубном и ко­пы­том

    Дрогнул эс­кад­рон;

    Вот и за­ка­ча­лись мы

    В про­зе­лень тра­вы, -

    Я - во­ен­с­пе­цом,

    Военкомом - вы…

    Справа - кур­ган,

    Да сле­ва кур­ган;

    Справа - но­га,

    Да сле­ва но­га;

    Справа на­ган,

    Да сле­ва шаш­ка,

    Цейс по­се­ред­ке,

    Сверху - фу­раж­ка…

    А в по­ход­ной сум­ке -

    Спички и та­бак.

    Тихонов,

    Сельвинский,

    Пастернак…

    Степям и до­ро­гам

    Не кон­чен счет;

    Камням и по­ро­гам

    Не най­ден счет,

    Кружит па­учок

    По за­га­ру щек;

    Сабля да кни­га,

    Чего еще?

    (Только во­рон выс­лан

    Сторожить в по­лях…

    За по­ля­ми Вис­ла,

    Ветер да по­ляк;

    За по­ля­ми мен­тик

    Вылетает в лог!)

    Военком Де­мен­ть­ев,

    Саблю на­го­ло!

    Проклюют на­вы­лет,

    Поддадут ко­ле­ном,

    Голову на­мы­лят

    Лошадиной пе­ной…

    Степь за­мес­то прос­ты­ни:

    Натянули - раз!

    …Добротными саб­ля­ми

    Побреют нас…

    Покачусь, по­ру­бан,

    Растянусь в тра­ве,

    Привалюся чу­бом

    К ру­сой го­ло­ве…

    Не дож­да­лись гро­ба мы,

    Кончили по­ход…

    На ка­зен­ной обу­ви

    Ромашка цве­тет…

    Пресловутый во­рон

    Подлетит в упор,

    Каркнет «ne­ver­mo­re» он

    По Эд­га­ру По…

    "Повернитесь, встань­те-ка.

    Затрубите в рог…"

    (Старая ро­ман­ти­ка,

    Черное пе­ро!) - Баг­риц­кий, до­воль­но!

    Что за бред!..

    Романтика уво­ле­на - За выс­лу­гой лет;

    Сабля - не гре­бен­ка,

    Война - не спорт;

    Довольно фан­та­зи­ро­вать,

    Закончим спор,

    Вы - уже не юно­ша,

    Вам ли о вой­не!..

    - Ко­ля, не вол­нуй­тесь,

    Дайте мне…

    Лежим, ис­т­ле­ва­ющие

    От глот­ки до ног…

    Не выц­ве­ла тра­ва еще

    В сол­дат­с­кое сук­но;

    Еще бе­жит из те­ла

    Болотная ржавь,

    А сум­ка ис­т­ле­ла,

    Распалась, рас­сек­лась,

    И кни­ги ле­жат…

    На пус­то­шах, где сол­н­це

    Зарыто в пух во­рон,

    Туман, кос­тер, бес­сон­ни­ца

    Морочат эс­кад­рон.

    Мечется во мра­ке

    По степ­ным гор­бам:

    "Ехали ка­за­ки,

    Чубы по гу­бам…"

    А над на­ми вет­ры

    Ночью го­во­рят: -

    Коля, бра­тец, где ты?

    Истлеваю, брат! -

    Да в до­рож­ной яме,

    В дря­ни, в лос­ку­тах,

    Буквы му­равь­ями

    Тлеют на лис­тах…

    (Над во­ронь­им кру­гом -

    Звездяпый лед,

    По степ­ным яру­гам

    Ночь идет…)

    Нехристь или вык­рест

    Над су­хой тра­вой, -

    Размахнулись вих­ри

    Пыльной бу­ла­вой.

    Вырваны вет­ра­ми

    Из бо­чаг пус­тых,

    Хлопают кры­ла­ми

    Книжные лис­ты;

    На враж­деб­ный За­пад

    Рвутся по стер­ням:

    Тихонов,

    Сельвинскнй,

    Пастернак…

    (Кочуют во­ро­ны,

    Кружат кус­ты,

    Вслед эс­кад­ро­ну

    Летят лис­ты.)

    Чалый иль со­ло­вый

    Конь хра­пит.

    Вьется сло­во

    Кругом ко­пыт.

    Под вет­ром сно­ва

    В ды­му ще­ка;

    Вьется сло­во

    Кругом шты­ка…

    Пусть пок­ры­ты пле­сенью

    Наши кос­тя­ки,

    То, о чем мы ду­ма­ли,

    Ведет шты­ки…

    С на­ши­ми за­маш­ка­ми

    Едут пред пол­ком -

    С но­вым во­ен­с­пе­цом

    Новый во­ен­ком.

    Что ж! До­ро­гу на­шу

    Враз не раз­ру­бить:

    Вместе есть нам ка­шу,

    Вместе спать и пить…

    Пусть дру­гие драз­нят­ся!

    Наши дни лег­ки…

    Десять лет раз­ни­цы -

    Это пус­тя­ки!



    1927



Папиросный коробок




    Раскуренный до­чис­та ко­ро­бок,

    Окурки под лам­пою шат­кой.

    Он гость - я хо­зя­ин. Плы­вет в уго­лок

    Студеная лод­ка-кро­ват­ка…

    - До­воль­но! Пред на­ми дру­гие пу­ти,

    Другая по­вад­ка и хват­ка! -

    Но гость не вста­ет. Он не хо­чет уй­ти;

    Он паль­ца­ми, чи­ще сло­но­вой кос­ти,

    Терзает и вер­тит пер­чат­ку…

    Столетняя пал­ка зас­ты­ла в уг­лу,

    Столетний ци­линдр вверх дном на по­лу,

    Вихры над вес­нуш­ка­ми взре­яли, -

    Из гро­ба, с об­лож­ки ли от па­пи­рос -

    Он в крес­ла вле­тел и к пру­жи­нам при­рос,

    Перчатку тер­зая, - Ры­ле­ев…

    - Ты наш нав­сег­да! Мы пов­сю­ду с то­бой,

    Взгляни! -

    И ру­кой на ок­но:

    Голубой

    Сад ер­зал кос­тя­ми пус­ты­ми,

    Сад в ночь по­ды­мал до­по­топ­ный кос­тяк,

    Вдыхая лу­ну, от брон­хи­та свис­тя,

    Шепча не­по­нят­ное имя…

    - Сод­ру­жес­т­во на­ше на­век за­од­но! -

    Из пру­да, при­жа­то­го к иве,

    Из круг­лой смо­ро­ди­ны ле­зет в ок­но

    Промокший Ка­хов­с­ко­го ки­вер…

    Поручик! Он рвет каб­лу­ка­ми тра­ву,

    Он бре­дит убий­с­т­вом и ро­ди­ной,

    Приклеилась к ры­же­му ру­ка­ву

    Лягушечья лап­ка смо­ро­ди­ны…

    Вы те­ни от лам­пы!

    Вы мок­рая дрожь

    Деревьев под звез­да­ми роб­ки­ми…

    Меня раз­го­во­ра­ми не про­ве­дешь,

    Портрет с па­пи­рос­ной ко­роб­ки…

    Я вык­лю­чил свет - и ви­де­ния прочь!

    На стек­ла, с пре­да­тель­с­кой ленью,

    В гер­бах и сул­та­нах над­ви­ну­лась ночь,

    Ночь Треть­его от­де­ленья…

    Пять со­сен тог­да выс­ту­па­ют впе­ред,

    Пять ви­се­лиц, скры­тых вна­ча­ле;

    И си­зая пле­сень блес­тит и те­чет

    По мок­рой и мыль­ной мо­ча­ле…

    В ка­лит­ку вры­ва­ет­ся ве­тер шаль­ной,

    Отчаянный и бес­п­ри­ют­ный, -

    И вет­ви над кры­шей и на­до мной

    Заносятся, как шпиц­ру­те­ны…

    Крылатые став­ни ко­ло­тят­ся в дом,

    Скрежещут зу­ба­ми шар­ни­ров,

    Как вык­рик:

    "Четвертая ро­та - кру­гом!" -

    Упрятанных в ночь ко­ман­ди­ров…

    И я про­бе­гаю сквозь строй без кон­ца

    В по­ля­ны, в ле­са, в без­до­рожья…

    …И каж­дая пал­ка хо­чет мяс­ца,

    И каж­дая пал­ка пля­шет по ко­же…

    В ос­ли­ную шку­ру сту­чит кан­то­нист

    (Иль став­ни хри­пят в от­да­ленье?)…

    Л ночь за ок­ном как шпиц­ру­те­нов свист,

    Как Третье от­де­ленье,

    Как со­сен ка­чанье, как флю­ге­ра вой…

    И вдруг по­во­ра­чи­ва­ет­ся ключ све­то­вой.

    Безвредною синь­кой пок­ры­лось ок­но,

    Окурки под лам­пою шат­кой.

    В пус­той уго­лок, где от печ­ки тем­но,

    Как лод­ка, вплы­ва­ет кро­ват­ка…

    И я под­хо­жу к ней под го­мон и лай

    Собак, за­ра­жен­ных бес­сон­ни­цей:

    - Вста­вай же, Все­во­лод, и всем во­ло­дай,

    Вставай под осен­нее сол­н­це!

    Я знаю: ты с чис­тою кровью рож­ден,

    Ты встал на по­ро­ге ве­се­лых вре­мен!

    Прими ж за­ве­щанье:

    Когда я уй­ду

    От пе­сен, от вет­ра, от ро­ди­ны -

    Ты на­чис­то вы­ру­би сос­ны в са­ду,

    Ты вы­кор­чуй куст смо­ро­ди­ны!




Весна




    В ал­ле­ях стол­бов,

    По до­ро­гам пер­ро­нов -

    Лягушечья про­зе­лень

    Дачных ва­го­нов;

    Уже, оку­нув­ший­ся

    В мас­ло по ло­коть.

    Рычаг на­чи­на­ет

    Акать и окать…

    И дым осе­да­ет

    На вох­ре от­ко­са,

    И рель­сы бро­са­ют­ся

    Под ко­ле­са…

    Приклеены к стек­лам

    Влюбленные па­ры, -

    Звенит по­ли­сандр

    Дачной ги­та­ры:

    - Ах! Вам не хо­тит­ся ль

    Под руч­ку прой­тить­ся?..

    - Мой ми­лый. Ко­неч­но.

    Хотится! Хо­тит­ся!.. -

    А там, над тра­вой,

    Над реч­ны­ми уз­ла­ми,

    Весна раз­вер­ну­ла

    Зеленое зна­мя, -

    И вот из ко­ряг,

    Из кам­ней, из рас­се­лин

    Пошла в нас­туп­ленье

    Свирепая зе­лень…

    На го­лом прутьс,

    Над во­дой не­ве­се­лой,

    Гортань про­ду­ва­ют

    Ветвей но­во­се­лы…

    Первым дроз­дом

    Закликают ле­са,

    Первою щу­кой

    Стреляют пле­са;

    И звез­ды

    Над пер­во­быт­ною тишью

    Распороты пер­вой

    Летучей мышью…

    Мне лю­бы тра­ди­ции

    Жадной иг­ры:

    Гнездовья, бер­ло­ги,

    Метанье ик­ры…

    Но я - че­ло­век,

    Я - не зверь и не пти­ца;

    Мне то­же хо­тит­ся

    Под руч­ку прой­т­п­ть­ся;

    С пло­щад­ки ныр­нуть,

    Раздирая паль­то,

    В на­би­тое звез­да­ми

    Решето…

    Чтоб, вол­ком тру­бя

    У ба­рань­его тру­па,

    Далекую теч­ку

    Ноздрями ощу­пать;

    Иль в чер­ной бо­ча­ге,

    Где кор­ни вок­руг,

    Обрызгать мо­ло­ка­ми

    Щучью ик­ру;

    Гоняться за ры­бой,

    Кружиться над пти­цей,

    Сигать ко­жа­ном

    И бро­дить за вол­чи­цей;

    Нырять, под­пол­зать

    И бро­сать­ся в угон, -

    Чтоб на сто про­цен­тов

    Исполнить за­кон;

    Чтоб ви­деть во­очыо:

    Во сла­ву при­ро­ды

    Раскиданы зве­ри,

    Распахнуты во­ды,

    И по­езд, кру­тя­щий­ся

    В мок­рой тра­ве, -

    Чудовищный вьюн

    С фо­на­рем в го­ло­ве!..

    И по­езд от по­хо­ти

    Воет и злит­ся:

    "Хотится! Хо­тит­ся!

    Хотится! Хо­тит­ся!.."



    1927



Трясина




I Ночь

    Ежами в гла­за на­ле­за­ла хвоя,

    Прели ство­лы, от на­ту­ги воя.

    Дятлы сту­ча­ли, и со­вы сты­ли;

    Мы чел­но­ки по ре­ке пус­ти­ли.

    Трясина кру­гом да ка­мыш куд­ла­тый,

    На чер­ной во­де кув­ши­нок зап­ла­ты.

    А под кув­шин­ка­ми в жид­ком са­ле

    Черные со­мы ме­сяц со­са­ли;

    Месяц со­са­ли, хвос­том плес­ка­ли,

    На жир­ную во­ду зыбь на­пус­ка­ли.

    Комар на­чи­нал. И с ко­ма­рыш сто­ном

    Трясучая пол­ночь шла по за­то­нам.

    Шла в зы­бу­ны по су­хо­му краю,

    На каж­дый ка­мыш звез­ду на­ты­кая…

    И вот по­пол­з­ли, гры­зясь и ка­ле­чась,

    И гад, и чер­вяк, и дру­гая не­чисть…

    Шли, раз­д­ви­гая ка­мыш бо­ка­ми,

    Волки с бу­лыж­ны­ми го­ло­ва­ми.

    Видели мы - и пог­ляд­ка при­быль! -

    Узких ли­сиц, зо­ло­тых, как ры­бы…

    Пар осе­дал ма­ля­рий­ным зно­ем,

    След на­ли­вал­ся бо­лот­ным гно­ем.

    Прямо в гла­за им, сквозь си­ний сту­день

    Месяц гля­дел, не­по­нят­ный лю­дям…

    Тогда-то в бо­лот­ном нут­ре гу­де­ло:

    Он вы­хо­дил на ноч­ное де­ло…

    С трес­ком ло­ма­ли его ко­ле­на

    Жесткий трос­т­ник, как су­хое се­но.

    Жира и мышц жи­ля­ная си­ла

    Вверх не да­ва­ла под­нять за­ты­лок.

    В ма­лень­ких глаз­ках - в бо­лот­ной му­ти -

    Месяц кру­жил­ся, как кап­ля рту­ти.

    Он про­хо­дил, как ме­ха взды­хая,

    Сизую грязь на га­чах взды­мая.

    Мерно по­ка­чи­ва­ем тря­си­ной, -

    Рылом в тра­ву, ше­ве­ля ще­ти­ной,

    На во­до­пой, по на­ры­вам ко­чек,

    Он прод­ви­гал­ся - об­ло­мок но­чи,

    Не за­ме­чая, как на вос­то­ке

    Мокрой за­ри прос­ту­па­ют со­ки;

    Как над сте­ной ка­мы­шо­вых ще­ток

    Утро вос­хо­дит из птичь­их гло­ток;

    Как в оче­ре­те, тай­но и слад­ко,

    Ноет бо­лот­ная ли­хо­рад­ка…

    Время приш­ло ство­лам во­ро­не­ным

    Правду свою по­ка­зать за­то­нам,

    Время нас­та­ло в клы­кас­тый ка­мень

    Грянуть свин­цо­вы­ми круг­ля­ка­ми.

    ……………………

    А меж­ду тем по его ще­ти­не

    Солнце лег­ло, как баг­ро­вый иней, -

    Солнце, рас­пух­шее, во­дя­ное,

    Встало над ка­мен­ною спи­ною.

    Так и сто­ял он в ог­нях без сче­та,

    Памятником, что воз­д­виг­ли бо­ло­та.

    Памятник - толь­ко взды­ха­ет глу­хо

    Да по­во­ра­чи­ва­ет­ся ухо…

    Я го­во­рю с ним по­нят­ной речью:

    Самою круп­ною кар­течью.

    Раз!

    Только ухом по­вел - и ра­зом

    Грудью мот­нул­ся и дрог­нул гла­зом.

    Два!

    Закружились ка­мыш с ку­гою,

    Ахнул зы­бун под его но­гою…

    В сол­н­це, вста­ющее над тря­си­ной,

    Он ус­т­ре­мил­ся, го­ря ще­ти­ной.

    Медью на­ли­тый, с кри­вой гу­бою,

    Он, убе­гая, хра­пел тру­бою.

    Вплавь по во­де, впе­ре­беж­ку су­шей,

    В са­мое пек­ло вли­ва­ясь ту­шей, -

    Он уле­тал, уп­лы­вал в ту­ма­ны,

    В кня­жес­т­во сол­н­ца, в днев­ные стра­ны.

    А с чел­но­ка два пус­тых пат­ро­на

    Кинул я в чер­ный тай­ник за­то­на.



2 День

    Жадное сол­н­це вста­ва­ло ды­бом,

    Жабры су­ши­ло в но­ло­ях ры­бам;

    В жар­ком пес­ке у реч­ных из­лу­чий

    Разогревало яй­ца га­дючьи;

    Сыпало уголь в бер­ло­гу вол­чью,

    Птиц умы­ва­ло го­рю­чей жел­чью;

    И, рас­п­рав­ляя пе­ро и жа­ло,

    Мокрая не­чисть сол­н­це встре­ча­ла.

    Тропка в тря­си­не, в ле­су про­се­ка

    Ждали при­шес­т­вия че­ло­ве­ка.

    Он над­ви­гал­ся, пле­чис­тый, ры­жий,

    Весь об­да­ва­емый мед­ной жи­жей.

    Он над­ви­гал­ся - и под но­га­ми

    Брызгало и дро­би­лось пла­мя.

    И от­ли­ва­ло пу­до­вым зно­ем

    Ружье за ка­мен­ною спи­ною.

    Через ов­ра­ги и бу­ера­ки

    Прыгали ог­нен­ные со­ба­ки.

    В су­мер­ки, где над тра­вой зы­бу­чей

    Зверь над­ви­гал­ся кос­ма­той ту­чей,

    Где в ка­мы­шах, в зем­но­вод­ной пре­ли,

    Сердце сту­ча­ло в ог­ром­ном те­ле

    И по ноз­д­рям все ча­ще и ча­ще

    Воздух вры­вал­ся стру­ей свис­тя­щей.

    Через бо­лот­ную гниль и одурь

    Передвигалась баш­ки ко­ло­да

    Кряжистым лбом, что по­рос ще­ти­ной,

    В сол­н­це, вста­ющее над тря­си­ной.

    Мутью на­ли­тый бо­ло­тя­ною,

    Черный, ис­ты­кан­ный се­ди­ною, -

    Вот он и вы­лез над зы­бу­на­ми

    Перед убий­цей, оде­тым в пла­мя.

    И на не­го, прос­вер­кав во мра­ке,

    Ринулись ог­нен­ные со­ба­ки.

    Задом в коч­кар­ник упер­шись твер­до,

    Зверь прев­ра­тил­ся в кру­тую мор­ду,

    Тело ис­чез­ло, и реб­ра сжа­лись,

    Только гла­за да клы­ки ос­та­лись,

    Только со­ба­ки пе­ред клы­ка­ми

    Вертятся ог­нен­ны­ми язы­ка­ми.

    "Побереги!" - и, взле­тая кри­во,

    Псы низ­вер­га­ют­ся на заг­ри­вок.

    И за­ка­ча­лось и за­гу­де­ло

    В ог­нен­ных пьяв­ках чер­ное те­ло.

    Каждая быс­т­рая кап­ля кро­ви,

    Каждая кость те­перь на­го­то­ве.

    Пот осе­да­ет на тра­вы ржою,

    Едкие слю­ни те­кут вож­жою.

    Дыбом клы­ки, и ды­ханье су­ше, -

    Только бы дер­нуть­ся ржа­вой ту­ше…

    Дернулась!

    И, как лис­тье су­хое,

    Псы об­ле­та­ют, скре­бясь и воя.

    И пе­ред зве­рем от­к­ры­лись кру­гом

    Медные ро­щи и топь за лу­гом.

    И, об­да­ва­емый крас­ной жи­жей,

    Прямо под сол­н­цем убий­ца ры­жий.

    И по­бе­жал, ве­тер­ком ка­ти­мый,

    Громкий су­хой оду­ван­чик ды­ма.

    В брю­хо клы­ком - не най­дешь до­ро­ги,

    Двинулся - но под­вер­ну­лись но­ги,

    И зас­ку­лил, и упал, и воль­но

    Грянула пси­ная ко­ло­коль­ня:

    И над кос­ма­ты­ми трос­т­ни­ка­ми

    Вырос убий­ца, оде­тый в пла­мя…



    1927



Можайское шоссе ("По этому шоссе на восток он шел…")




    По это­му шос­се на вос­ток он шел,

    Качались ша­пок мед­ве­ди;

    Над шап­ка­ми рвал­ся зна­мен­ный шелк,

    Над шел­ком - ор­лы из ме­ди…

    Двадцать язы­ков - ты­ся­чи пол­ков,

    Набор аму­ни­ций стран­ных.

    Старая гвар­дия ле­дыш­ка­ми шты­ков

    Сверкала на рус­ских кур­га­нах.

    И рус­ские сос­ны и рус­ская тра­ва

    Слушали воп­ли:

    "Виват! Ви­ват!"

    И мар­ша­лы ска­ка­ли, драз­ня ко­пен:

    Даву, Мас­се­на, Бер­па­дот, Ней…

    И впе­ре­ди, хра­пя, как олень,

    Целого мед­ве­дя сбив на­бек­рень,

    Этим си­я­ющим сос­нам рад,

    Весь в ба­кен­бар­дах ле­тел Мю­рат…

    Москва пе­ред гла­за­ми -

    Неаполь по­за­ди!

    Победе ви­ват!

    Не из­ме­няв­шей ни­ког­да!

    Чудо кос­мог­ра­фии на его гру­ди:

    Южный Крест и По­ляр­ная звез­да…

    А в ста­ром та­ран­та­се,

    Который про­пах

    Цирюльннчьим мы­лом и по­том,

    На твер­дых по­душ­ках си­дит Бо­на­парт

    И смот­рит, как ти­хо ка­ча­ет­ся пар

    Вдали - над шос­се и бо­ло­том…

    И се­рый сюр­тук, и бе­лый жи­лет

    (Скромна пол­ко­вод­цев по­ро­да),

    И круг­лый жи­вот дро­жит, как же­ле,

    И вздра­ги­ва­ет под­бо­ро­док…

    Хозяйственным скри­пом скри­пит та­ран­тас

    И вот над шос­се про­пы­лен­ном -

    Москва, как ог­ром­ный ико­нос­тас,

    Встает за го­рой Пок­лон­ной.

    Она неп­рис­туп­на:

    Приди и возь­ми

    (Он слы­шит: не ко­ни ль зар­жа­ли?) -

    Булыжником грох­нет, уку­сит дверь­ми,

    Грошовой све­чой ужа­лит.

    И саб­ля вы­рас­тет из вет­вей

    (Он слы­шит: не вет­ры ли кли­чут?),

    Недаром ему ку­по­ла цер­к­вей

    В гла­за ку­ки­ша­ми ты­чут…

    Москва при­да­вит пе­ри­ной сне­гов

    Простор, что пуш­ка­ми оран, -

    И вмес­то фран­цуз­с­ких мед­ных ор­лов

    Прокаркает рус­ский во­рон!..

    И в снеж­ной и в оди­ча­лой кра­се

    Снова пус­тын­ным ста­нет шос­се…

    Мы чес­т­ву­ем неж­ную по­честь тра­вы,

    Покрывшую чес­т­ные гро­бы.

    Гремя по уха­бам, на прис­туп Мос­к­вы

    Идет по­ко­ри­тель - ав­то­бус.

    Он лив­нем про­мыт, он ре­мон­том про­пах,

    Он дви­жет­ся с вет­ром вмес­те:

    Ведет он, как не­ког­да вел Бо­на­парт,

    Людей из ве­се­лых пред­мес­тий.

    Нас двад­цать язы­ков - мы ря­дом си­дим,

    За на­ми ле­сов зац­ве­та­ющий дым.

    Мы зна­ки ок­ра­ин при­но­сим в Мос­к­ву:

    На ку­зо­ве - пыль,

    На ко­ле­сах - тра­ву.

    Шипучим оз­но­бом сту­чит по но­гам

    Бензин, ра­зог­нав­ший ко­ле­са;

    Ломятся в ок­на под гро­хот и гам

    Стада, озе­ра, по­ко­сы.

    И лег­кие на­ши пол­ны до кра­ев

    Студеною сы­рос­тью лу­гов…

    Пусть ры­бы иг­ра­ют в за­рос­ших пру­дах,

    Пусть пти­цы стре­ко­чут на про­во­дах, -

    За кры­шей трак­ти­ра пос­ты­ло­го

    Мы ви­дим До­ро­го­ми­ло­во…

    И щучь­им ве­лень­ем вста­ют по бо­кам

    Свинец неф­те­ба­ков и фаб­рик ба­кан…

    Нам го­род го­то­вит доб­рот­ный уют,

    Трамвайных ал­фа­ви­тов пляс­ки,

    Распахнуты рын­ки,

    И цер­к­ви вста­ют,

    Как доб­рые сыр­ные пас­хи…

    Бензиновый ве­тер нас мчит по Мос­к­ве,

    С раз­ле­та вы­но­сит на пло­щадь,

    Где, на­шим раз­вед­чи­ком вы­бе­жав, сквер

    Шумит под­мос­ков­ною ро­щей…

    И в сбро­де зер­кал и сло­но­вых ниш,

    В рас­х­лес­т­ну­том мас­ля­ном студ­не,

    Казарма ав­то­бу­сов, ла­герь ма­шин,

    Кончает сол­дат­с­кие буд­ни.



    1928



Можайское шоссе (Автобус) ("В тучу, в гулкие потемки…")




    В ту­чу, в гул­кие по­тем­ки,

    Губы вы­ка­тил ро­жок,

    С губ сви­са­ет на те­сем­ке

    Звука сдав­лен­ный кру­жок.

    Оборвется, про­пы­лен­ный, -

    И по­ка­тит­ся дро­жа

    На Пок­лон­ную, с Пок­лон­ной,

    Выше. Вы­ше. На Мо­жайск.

    Выше. Круг­лый и не­лов­кий,

    Он стре­мит­ся на­угад,

    У слу­чай­ной ос­та­нов­ки

    Покачнется - и на­зад.

    Через лу­жи, че­рез озимь,

    Прорезиненный, жи­вой,

    Обрастающий на­во­зом,

    Бабочками и тра­вой -

    Он ле­тит, гро­зы пред­те­ча,

    В де­ре­вен­с­ком блес­ке бус,

    Он кус­ты и звез­ды ме­чет

    В оди­ча­лый ав­то­бус;

    Он хри­пит не­удер­жи­мо

    (Захлебнулся сго­ря­ча!),

    Он об­даст гре­му­чим ды­мом

    Вороненого гра­ча.

    Молния уда­рит ми­мо

    Переплетом ка­ла­ча.

    Матерщинничает всуе,

    Взвинчивает в пыль кус­ты.

    Я за прис­туп го­ло­сую!

    Я за взя­тие! А ты?

    И вы­но­сит нас кри­вая,

    Раскачпувшпсь ши­ро­ко!

    Над шо­фе­ром ша­ро­вая

    Молния, как яб­ло­ко.

    Все от­к­ры­то и про­мы­то,

    Камни в звез­дах и ро­се,

    Извиваясь, в ту­чи вли­то

    Дыбом встав­шее шос­се.

    Над пос­лед­ним ко­со­го­ром

    Никого.

    Лишь он один -

    Тот ак­ва­ри­ум, в ко­то­ром

    Люди, воз­дух и бен­зин.

    И, взы­вая, как ора­тор,

    В со­рок ло­ша­ди­ных сил,

    Входит рав­ным ра­ди­атор

    В со­че­та­нии све­тил.

    За стек­лом ор­би­ты, хор­ды,

    И, приг­нув­шись, сед и сер,

    Кривобокий, ко­со­мор­дый,

    Давит мол­нию шо­фер.



    1928



Новые витязи




    Нездешняя тишь проп­лы­ла на за­кат,

    Над ска­ла­ми, над ле­до­ко­лом.

    Гористые льды не­ог­ляд­но ле­жат

    Пустынным стек­лян­ным за­во­дом.

    Какая сту­де­ная яс­ная лень…

    И в хо­лод по­ляр­ных нас­ле­дий,

    В чу­до­вищ­ный и нес­кон­ча­емый день

    Голодные во­ют мед­ве­ди.

    Иголками тле­ет мо­роз­ная пыль;

    Обрывы ос­т­рее, чем саб­ли…

    Найдешь ли в прос­то­рах, где мо­рок и штиль,

    Бездомных лю­дей с ди­ри­жаб­ля?..

    Мороз их ку­са­ет, ис­сяк­ла во­да,

    В под­сум­ке за­ря­дов не ста­ло.

    И мер­з­лое не­бо сто­ит, как слю­да,

    И си­ние сты­нут про­ва­лы.

    О го­лод, о бе­лая смерть, твой по­лет

    Над этой бе­зум­ной ле­дынью

    Звериною ла­пой по сер­д­цу скре­бет,

    И сер­д­це от ужа­са сты­нет…

    Полярною чай­кой тре­во­жит­ся лень

    Студеных ос­ка­лов и пас­тей;

    И во­ют в ог­ром­ный си­я­ющий день

    Медведи не­ви­дан­ной мас­ти.

    Но пти­цы взле­та­ют, и пря­чет­ся зверь,

    Трещит ле­де­нис­тое са­ло…

    Какие пев­цы нам рас­ска­жут те­перь

    Про но­вую Кал­с­ва­лу?

    Как пут­ник, заб­ро­шен­ный в мер­т­вые льды,

    В угодья по­ляр­ной ли­си­цы,

    Увидел пы­ла­ющий очерк звез­ды

    На крыль­ях ро­ко­чу­щей пти­цы.

    Советских пи­ло­тов вни­ма­тель­ный глаз

    И крыль­ев раз­лет яс­т­ре­би­ный

    Войдут ли опять в ге­ро­ичес­кий сказ,

    В пе­ву­чую по­весть бы­ли­ны?..

    Не ви­тя­зи нын­че вы­хо­дят на бой,

    Броней гро­мы­хая тя­же­лой,

    То в сол­н­це ды­мит па­ро­ход­ной тру­бой

    Утробная мощь ле­до­ко­ла.

    Пред взя­ты­ми на борт опять бы­тие

    Свои раз­вер­ну­ло стра­ни­цы…

    …Простая еда и прос­тое - питье,

    Простые ве­се­лые ли­ца…

    И лю­ди, про­шед­шие ты­ся­чу миль,

    Видавшие ги­бель и вьюгу,

    Расскажут о том, как в тра­ги­чес­кий штиль

    Они уви­да­ли друг дру­га.

    Быть мо­жет, спа­сен­ный, всег­даш­ний наш враг,

    Увидит над мо­рем ужас­ным

    Горящий на мач­те пур­пу­ро­вый флаг,

    Летающий пла­ме­нем яс­ным…

    И в мер­т­вых мо­рях, где ту­ма­ны лег­ли,

    Где пол­день не­ви­дан­но до­лог,

    Их встре­тит об­ло­мок Со­вет­с­кой Зем­ли,

    Советского края ос­ко­лок…

    И пти­цы ле­тят, и скры­ва­ет­ся зверь,

    Трещит ле­де­нис­тое са­ло…

    Какие пев­цы нам рас­ска­жут те­перь

    Про но­вую Ка­ле­ва­лу?..



    1928



Cyprinus carpio




Романс карпу

    Закованный в брон­зу с бо­ков,

    Он плыл в тем­но­те ко­лен,

    Мигая в ле­сах трос­т­ни­ков

    Копейками че­шуи.

    Зеленый огонь на ще­ке,

    Обвисли ко­сые усы,

    Зрачок в зо­ло­том обод­ке

    Вращается, как на осп.

    Он плыл, оги­бая пру­ды,

    Сражаясь с бе­зум­ным ручь­ем,

    Поборник про­точ­ной во­ды -

    Он пой­ман и при­ру­чен.

    Лягушника лег­кий кру­жок

    Откинув уса­той гу­бой,

    Плывет на зна­ко­мый ро­жок

    За крош­ка­ми в пол­день и зной.

    Он бро­сил сту­де­ную глубь,

    Кустарник, звез­ду на зы­бях,

    С пу­шис­той пет­руш­кой в зу­бах,

    Дымясь, проп­лы­вая к сто­лу.



Ода

    Настали вре­ме­на, чтоб оде

    Потолковать о ры­бо­во­де.

    Пруды он прод­ви­нул бо­ло­там в тыл,

    Советский во­дя­ной.

    Самцов он мо­ло­ка­ми па­лил

    И са­мок на­бил ик­рой.

    Жуки на бе­ре­зах.

    Туман. Жа­ра.

    На жу­рав­лей уро­жай.

    Он про­бу­ет во­ду:

    "Теперь по­ра!

    Плывите и раз­м­но­жай­тесь!"

    (Ворот скри­пит: сто­по­рит ржа;

    Шлюзы разъ­ез­жа­ют­ся виз­жа.)

    Тогда за­пе­ва­ет во все кон­цы.

    Вода, нас­ту­пая уп­ря­мо,

    И в сва­деб­ной злос­ти

    Плывут сам­цы

    На ста­до бе­ре­мен­ных са­мок…

    О ты - че­ло­век та­кой же, как я,

    Болезненный и неб­ри­тый,

    Которому жить не да­ет семья,

    Пеленки, та­рел­ки, пли­ты,

    Ты сде­лал­ся нын­че са­мим со­бой -

    Начальник стол­пот­во­ренья.

    Выходят сам­цы на бес­шум­ный бой,

    На бой за оп­ло­дот­во­ренье.

    Распахнуты жаб­ры;

    Плавник зуб­чат;

    Обложены медью спи­ны…

    В люб­ви мол­чат.

    В смер­ти мол­чат.

    Молча па­да­ют в ти­ну.

    Идет мол­ча­ли­вая иг­ра;

    Подкрадыванье и пляс­ки.

    …И звез­да­ми от взма­ха пе­ра

    Взлетает и пу­та­ет­ся ик­ра

    В зе­ле­ной и клей­кой ряс­ке.

    Тогда, за­ку­рив, го­во­рит ры­бо­вод:

    "Довольно сра­жать­ся! По­лу­чен прип­лод!"



Стансы

    Он тру­дит­ся не пок­ла­дая рук,

    Сачком выг­ре­бая ик­ру.

    Он ви­дит, как в студ­не точ­ка рас­тет:

    Жабры, гла­за и рот.

    Он ви­дит, как на­чи­на­ет­ся рост;

    Как воз­ни­ка­ет хвост;

    Как пер­вым дви­же­ни­ем плы­вет ма­лек

    На во­дя­ной цве­ток.

    И эта кру­пин­ка люб­ви днев­ной,

    Этот ску­пой ос­ко­лок

    В по­тем­ки кро­вей, в до­по­топ­ный строй

    Вводит те­бя, их­ти­олог.

    Над жир­ны­ми во­да­ми встал ту­ман,

    Звезда над кус­том кос­ма­тым -

    И этот ма­лек, как ле­ви­афан,

    Плывет по мор­с­ким за­ка­там.

    И пер­вые вет­ры, и пер­вый при­бой,

    И пер­вые звез­ды над го­ло­вой.



Эпос

    До ближ­ней де­рев­ни пят­над­цать верст,

    До ближ­ней стан­ции трид­цать…

    Утиные стой­би­ща (гной­ный ворс).

    От ко­марья не ук­рыть­ся.

    Голодные щу­ки жрут маль­ков,

    Линяет кус­тар­ник хи­лый,

    Болотная жи­жа про­меж­ду швов

    Въедается в ба­хи­лы,

    Ползет на пру­ды с кор­мо­вых бо­лот

    Душительница-тина,

    В рас­стро­ен­ных брон­хах

    Бронхит по­ет,

    В ушах за­вы­ва­ет хи­на.

    Рабочий в жа­ру.

    Помощник пьян.

    В ры­бо­раз­вод­не хо­лод.

    По за­бо­ло­чен­ным по­лям

    Рассыпалась рыбья мо­лодь.

    "На по­мощь!" -

    Летит те­лег­раф­ный зуд

    Сквозь мо­рок бо­лот и тле­иье,

    Но фи­ли­ном гу­ка­ет УЗУ

    Над ящи­ком за­яв­ле­ний

    Из чер­ной ку­ги,

    Из про­кис­ших вод

    Луна вы­ле­за­ет ды­бом.

    …Луной от­к­ры­ва­ет­ся ночь. Плы­вет

    Чудовищная Глав­ры­ба.

    Крылатый плав­ник и са­за­ний хвост:

    Шальных ры­бо­во­дов ересь.

    И ты­ся­чи сту­де­нис­тых звезд

    Ее не­бы­ва­лый не­рест.

    О, сколь­ко но­жей и сколь­ко баг­ров

    Ее уда­рят под реб­ро!

    В ка­ких вит­ри­нах, под звон и вой,

    Она по­вис­нет вниз го­ло­вой?

    Ее ок­ру­жа­ет зе­ле­ный лед,

    Над ней ого­нек бе­ле­сый.

    Перед ней ос­та­но­вит­ся ры­бо­вод,

    Пожевывая па­пи­ро­су.

    И в улиц бу­лыж­ное бы­тие

    Она проп­лы­вет в ту­ма­не.

    Он вы­вел ее.

    Он вскор­мил ее.

    И от­дал на рас­тер­занье.



    1928, 1929



Исследователь




1

    Почти на­вер­ня­ка тун­гус­ский ме­те­орит со­дер­жит око­ло 20 000 000 тонн же­ле­за и око­ло 20 000 тонн пла­ти­ны. (Из га­зет­ной статьи)



    В не­ве­до­мых нед­рах стек­ла

    Исходит жуж­жань­ем пче­ла.

    Все ни­же, и ни­же, и ни­же, -

    Уже раз­ли­ча­ешь сло­ва…

    Летит и пы­ла­ет и брыз­жет

    Отрубленная го­ло­ва.

    Чудовищных звезд нап­ря­женье,

    И су­до­ро­га, и дрожь;

    Уже нев­тер­пеж от гу­денья,

    От блес­ка уже нев­тер­пеж.

    И в сы­рость та­еж­но­го ле­та,

    В озе­ра, в лес­ные буг­ры

    В го­ря­щих от­репь­ях ко­ме­та

    Летит - и ры­да­ет нав­з­рыд.



2

    Тогда из хо­лод­ных бо­лот

    Навстречу со­ха­тый вста­ет.

    Хранитель сос­но­вых уго­дий,

    Владыка кос­ма­тых ло­сих, -

    Он мед­лен­ным ухом по­во­дит,

    Он мед­лен­ным гла­зом ко­сит,

    Он ду­ет шел­ко­вой гу­бой,

    Он сто­нет зве­ри­ной тру­бой,

    Из мхов под­ни­мая в ог­ни

    Широких ро­гов пя­тер­ни.

    Он ви­дит: над хвой­ным за­бо­ром,

    Крутясь, вып­лы­ва­ет из мглы

    Гнездовье из блес­ка, в ко­то­ром

    Ворчат и кле­ко­чут ор­лы.

    И ве­тер нез­деш­них уго­дий

    По шку­ре ожо­гом про­хо­дит,

    И льет­ся в тай­гу из гнез­да

    Багровая злая во­да.

    Лесов ог­не­вые во­ро­та

    Встают из кру­тя­щей­ся мглы,

    Пожар по­ды­ма­ет бо­ло­та

    И в топь оку­на­ет ство­лы.

    Играет огонь язы­ка­тый

    Гадюкой, пол­зу­щей на лов,

    И ви­дит пос­лед­ний со­ха­тый

    Паденье пос­лед­них ство­лов.



3

    Медведя и зве­ря - ту­га…

    О ком ты взыс­ку­ешь, тай­га?

    Как ма­монт, вста­ет чер­но­лесье,

    Подняв поз­вон­ки к об­ла­кам,

    И плю­ше­вой мер­зос­тью пле­сень

    По кря­жис­тым ле­зет бо­кам.

    Здесь яс­т­реб гнез­довья стро­ит,

    Здесь тай­ная свадь­ба сов,

    Да сты­нет в тра­ве ас­те­ро­ид,

    Хранимый за­бо­ром ле­сов.

    На вер­с­ты, и вер­с­ты, и вер­с­ты

    Промозглым быль­ем ше­ве­ля,

    Покрылась зам­ше­лой ко­рос­той

    В ожо­гах и яз­вах зем­ля…

    Но что пе­ше­хо­ду ус­та­лость

    (О, чер­ные рус­ла до­рог!) -

    Россия за ле­сом ос­та­лась,

    Развеялась в ночь и ум­ча­лась,

    Как даль­не­го чу­ма ды­мок.

    Бредет он по тро­пам слу­чай­ным -

    Сквозь ржа­вых ле­сов тор­жес­т­во;

    Ружье, ас­т­ро­ля­бия, чай­ник -

    Нехитрый ин­с­т­ру­мент его.

    Бредет он по вы­мер­шим ре­кам,

    По мер­т­вой и впа­лой зем­ле.

    Каким ог­не­вым дро­во­се­ком

    Здесь на­чис­то вы­руб­лен лес,

    Какая но­га нас­ту­пи­ла

    На ржав­чи­ну рва­ных кус­тов?

    Какая ко­ря­вая си­ла

    Прошла и раз­во­ро­ти­ла

    Слоистое брю­хо плас­тов?

    И там, где в смо­лис­тое те­ло,

    Сосны дре­во­то­чец про­ник, -

    Грозят бе­лиз­ной по­мер­т­ве­лой

    Погибших ро­гов пя­тер­ни.

    Кивает со­сен­ник си­ний,

    Стынет озер во­да;

    Первый пред­зим­ний иней

    Весь в зве­ри­ных сле­дах.

    Волк вы­ла­зит из ло­га

    С ине­ем на усах…

    Да здрав­с­т­ву­ет до­ро­га,

    Потерянная в ле­сах!



4

    Тунгуска, ти­хая ре­ка,

    Не вы­да­вай пло­тов­щи­ка.

    Плоты сквозь деб­ри про­та­щив,

    Поет и сви­щет пло­тов­щик.

    На Ту­ру­ханск бе­жит во­да,

    На Ту­ру­ханск плы­вет ру­да,

    По бе­ре­гам шу­мит сос­на,

    По бе­ре­гам идет вес­на.

    Медвежья веш­няя ту­га…

    О ком взыс­ку­ешь ты, тай­га?



    1928



ТВС




    Пыль по ноз­д­рям - ло­ша­ди ржут.

    Акации сып­лют­ся на дро­ва.

    Треплется по вет­ру ры­жий джут.

    Солнце сто­ит пос­ре­ди дво­ра.

    Рычаньем и ча­дом воз­дух про­рыв,

    Приходит обе­ден­ный пе­ре­рыв.

    Домой до ве­че­ра. Ти­ши­на.

    Солнце ки­пит в каж­дом крем­не.

    Но глу­хо, от сер­д­ца, из глу­би­ны,

    Предчувствие каш­ля идет ко мне.

    И сыз­но­ва мир ко­люч и наг:

    Камни - уг­лы, и до­ма - уг­лы;

    Трава до ос­ко­ми­ны зе­ле­на;

    Дороги до скре­же­та бе­лы.

    Надсаживаясь и спе­ша до­нель­зя,

    Лезут под сол­н­це рос­т­ки и Цель­сий.

    (Значит: в гор­та­ни про­сох­ла слизь,

    Воздух, про­жа­рясь, сте­ка­ет вниз,

    А сни­зу, цеп­ля­ясь по вет­кам лоз,

    Плесенью ле­зет ту­бер­ку­лез.)

    Земля над­ры­ва­ет­ся от жа­ры.

    Термометр взор­ван. И на ме­ня,

    Грохоча, осы­па­ют­ся ми­ры

    Каплями ртут­но­го ог­ня,

    Обжигают те­мя, те­кут ко рту.

    И вся до­ро­га бе­жит, как ртуть.

    А ве­че­ром в клуб (док­лад и ки­но,

    Собрание раб­ко­ров­с­ко­го круж­ка).

    Дома же сои по и по­лу­тем­но:

    О, скром­ная за­по­ведь мо­ло­ка!

    Под ок­на­ми тот же скоп­чес­кий вид,

    Тот же ко­ша­чий и дет­с­кий мир,

    Который удушь­ем пол­зет в кро­ви,

    Который до от­в­ра­щенья мил,

    Чадом ко­то­ро­го ноз­д­ри, рот,

    Бронхи и лег­кие - все пол­но,

    Которому го­ло­сом ско­во­род

    Напоминать о се­бе да­но.

    Напоминать: "Под­рем­ли, по­ка

    Правильно в ми­ре. Ус­ни, сы­нок".

    Тягостно ко­че­не­ет ру­ка,

    Жилка ко­ло­тит­ся о ви­сок.

    (Значит: упор­ней брон­хи со­сут

    Воздух по кап­ле в каж­дый со­суд;

    Значит: на тка­ни по­лез­ла ржа;

    Значит: оз­ноб, ду­хо­та, жар.)

    Жилка ко­ло­тит­ся у вис­ка,

    Судорожно дро­жит у век.

    Будто пос­ту­ки­ва­ет слег­ка

    Остроугольный па­лец в дверь.

    Надо от­к­рыть в кон­це кон­цов!

    "Войдите". - И он идет сю­да:

    Остроугольное ли­цо,

    Остроугольная бо­ро­да.

    (Прямо с прос­тен­ка не он ли, не он,

    Выплыл из вос­па­лен­ных зна­мен?

    Выпятив бо­ро­ду, щу­рясь слег­ка

    Едким гла­зом из-под ко­зырь­ка.)

    Я го­во­рю ему: "Вы ко мне,

    Феликс Эд­мун­до­вич? Я нез­до­ров".

    …Солнце спус­ка­ет­ся по сте­не.

    Кошкам на ужин в по­мой­ный ров

    Заря раз­ли­ва­ет ком­пот­ный сок.

    Идет зна­ме­ни­тая ти­ши­на.

    И вот над убор­ной из до­сок

    Вылазит неп­риб­ран­ная лу­на.

    "Нет, я поп­рос­ту - по­тол­ко­вать", -

    И опус­ка­ет­ся на кро­вать.

    Как бы про­дол­жая дав­ниш­ний спор,

    Он го­во­рит: "Под окош­ком двор

    В ко­лю­чих кош­ках, в мер­т­вой тра­ве,

    Не раз­бе­решь­ся, ко­то­рый век.

    А век под­жи­да­ет на мос­то­вой,

    Сосредоточен, как ча­со­вой.

    Иди - и не бой­ся с ним ря­дом встать.

    Твое оди­но­чес­т­во ве­ку под стать.

    Оглянешься - а вок­руг вра­ги;

    Руки про­тя­нешь - и нет дру­зей;

    Но ес­ли он ска­жет: «Сол­ги», - сол­ги.

    Но ес­ли он ска­жет: «Убей», - убей.

    Я то­же по­чув­с­т­во­вал тяж­кий груз

    Опущенной на пле­чо ру­ки.

    Подстриженный по-сол­дат­с­ки ус

    Касался то­же мо­ей ще­ки.

    И стол мой рас­ки­ды­вал­ся, как стра­на,

    В кро­ви и чер­ни­лах квад­рат сук­на,

    Ржавчина перь­ев, бу­ма­ги клок -

    Все дру­га и нед­ру­га сте­рег­ло.

    Враги при­хо­ди­ли - на тот же стул

    Садились и ру­ши­лись в пус­то­ту.

    Их неж­ные кос­ти со­са­ла грязь.

    Над ни­ми зах­ло­пы­ва­лись рвы.

    И под­пись на при­го­во­ре ви­лась

    Струей из прос­т­ре­лен­ной го­ло­вы.

    О мать ре­во­лю­ция! Не лег­ка

    Трехгранная от­к­ро­вен­ность шты­ка;

    Он взды­бил­ся из гу­щи­ны кро­вей,

    Матерый же­лу­доч­ный быт зем­ли.

    Трави его трак­то­ром. Пес­ней бей.

    Лопатой взнуз­дай, кир­кой про­ко­ли!

    Он взды­бил­ся над го­ло­вой тво­ей -

    Прими на ро­га­ти­ну и по­ва­ли.

    Да бу­дет по­чет­ной участь твоя,

    Умри, по­беж­дая, как умер я".

    Смолкает. Жил­ка о ви­сок

    Глуше и ос­то­рож­ней бьет.

    (Значит: из пор, как сту­де­ный сок,

    Медленный прос­ту­па­ет пот.)

    И ве­тер в ли­цо, как во­да из вед­ра.

    Как вес­т­ник по­бе­ды, как снег, как стынь.

    Луна лей­ко­ци­том над кру­гом дво­ра,

    Звезды круг­лы, и круг­лы кус­ты.

    Скатываются де­вять ча­сов

    В ог­ром­ную боч­ку воз­ле ок­на.

    Я вы­хо­жу. За спи­ной за­сов

    Защелкивается. И ти­ши­на.

    Земля, нап­лы­ва­ющая из мглы,

    Легла, как нес­т­ру­га­пая дос­ка,

    Готовая к лег­кой пляс­ке пи­лы,

    К тя­же­лой по­ход­ке мо­лот­ка.

    И я ухо­жу (а вок­руг тем­но)

    В клуб, где нын­че док­лад и ки­но,

    Собранье раб­ко­ров­с­ко­го круж­ка.



    1929



Всеволоду




    Он свеч­кой под­нял­ся…

    Рванулся впе­ред…

    Качнулся на­ле­во, нап­ра­во…

    С на­ле­та

    Я выс­т­ре­лил… Про­мах!

    Раскат от­да­ет

    Дрогнувшее до ос­но­ва­ния бо­ло­то.

    И вдруг не­ожи­дан­но из-за пле­ча

    Стреляет мой сын.

    И, кру­тясь не­ук­лю­же,

    Выкатив глаз и кры­ло во­ло­ча,

    Срезанный ду­пель ко­ло­тит­ся в лу­же.

    Он мет­че, мой сын.

    Молодая ру­ка

    Верней на­жи­ма­ет

    Пружину кур­ка,

    Он слы­шит яс­ней пе­рек­лич­ку бо­лот,

    Шипенье кры­ла, что по воз­ду­ху бьет.

    Простая ма­ши­на - ружье.

    Для ме­ня

    Оно толь­ко сред­с­т­во стрель­бы и ог­ня.

    А он по­ни­ма­ет и вес, и упор,

    Сцепленье пру­жин, и за­кал­ку, и про­бу,

    Он гла­зом ощу­пал по­лет и прос­тор,

    Он вски­нул как на­до -

    И ду­пе­ля до­был.

    Машина от­к­ры­лась ему.

    Колесо,

    Не круг, про­ве­ден­ный пе­ром на­уда­чу;

    Оно, за­вер­тев­шись, ле­тит и пе­сет

    Ветром ре­ву­щую пе­ре­да­чу.

    Хозяин ма­ши­ны -

    Он мо­жет слег­ка

    Нажать не­за­мет­ный упор ры­чаж­ка,

    И ла­дом не­ве­до­мым,

    Нотой дру­гой,

    Она за­иг­ра­ет под дет­с­кой ру­кой.

    Хозяин при­ро­ды,

    Он с чер­ных ле­сов

    Ружейным прик­ла­дом сби­ва­ет за­сов,

    И сол­н­це вы­во­дит над студ­нем ре­ки

    Туч та­бу­ны и све­тил ко­ся­ки.

    А ве­тер, ле­тя­щий по хво­ям ко­сым,

    В ча­пыж­ни­ке но­ет пче­ли­ной тру­бою…

    Ведь я еще мо­лод!

    Веди ме­ня, сын,

    Веди ме­ня, сын, - я пой­ду за то­бою.

    Околицей брел я,

    Пути из­ме­нял,

    Мечтал - и но­га зап­ле­та­лась о но­гу,

    Могучее сол­н­це в гла­зах у ме­ня:

    Оно про­ве­дет и про­су­шит до­ро­гу.

    Мое не­до­ве­рие, сын мой, прос­ти,

    Пусть ми­мо прой­дет мо­ло­дое през­ренье;

    Я ста­ну как рав­ный на воль­ном пу­ти,

    И слух об­но­вит­ся, и го­лос, и зренье.

    Смотри: про­ле­та­ет над ми­ром лу­гов

    Косяк жу­рав­лей и кур­лы­чет на стра­же;

    Дымок, зак­лу­бив­ший­ся из оча­гов,

    Подернул их перья неж­ней­шей са­жей.

    Они про­ле­та­ют из даль­них кон­цов,

    В ши­ро­кое сол­н­це вон­за­ют­ся кли­пом.

    И мир при­под­нял­ся и бле­щет в ли­цо,

    Зеленый и си­ний, как перья пав­ли­на.



    1929



Стихи о себе




1 Дом

    Хотя бы по­то­му, что пот­ря­сен вет­ра­ми

    Мой дом от по­ло­виц до по­тол­ка;

    И ста­рая сос­на трет по окон­ной ра­ме

    Куском се­ле­доч­но­го кос­тя­ка;

    И глох­нет са­мо­вар, и за­пе­ва­ют ве­щи,

    И жен­щи­ной про­пах­ла ти­ши­на,

    И над кро­ватью кру­жит­ся и пле­щет

    Дымок ре­бя­чес­ко­го сна, -

    Мне хо­чет­ся шаг­нуть че­рез по­рог зна­ко­мый

    В зве­ро­по­доб­ные кус­ты,

    Где ве­тер осе­ни, шур­ша сно­пом со­ло­мы,

    Взрывает ржа­вые лис­ты,

    Где дождь прон­зи­тель­ный (как ле­де­не­ют

    щеки!),

    Где гной­ни­ки на сва­лен­ных ство­лах,

    И рон­жи скре­жет и от­зыв да­ле­кий

    Гусиных стой­бищ на лу­гах…

    И все бо­лот­ное, ноч­ное, кол­дов­с­кое,

    Проклятое - все ле­зет на ме­ня:

    Кустом мо­рош­ки, вку­сом зве­ро­боя,

    Дымком ноч­леж­но­го ог­ня,

    Мглой зы­бу­нов, где не рас­слы­шишь ша­га.

    …И вдруг - ла­донью по ли­цу - Ре­ки рас­х­рис­тан­ная вла­га,

    И в не­бе ле­бе­ди­ный цуг.

    Хотя бы по­то­му, что ту­ло­ви­ща со­сен

    Стоят, как пра­де­дов ря­ды,

    Хотя бы по­то­му, что мне в но­чах нес­но­сен

    Огонь оло­нец­кой звез­ды, - Мне хо­чет­ся шаг­нуть че­рез по­рог зна­ко­мый

    (С до­ро­ги, бес­п­ри­зор­ная сос­на!)

    В рас­пах­ну­тую дверь,

    В доб­рот­ный за­пах до­ма

    В ды­мок мла­ден­чес­ко­го сна…



2 Читатель в моем представлении

    Во пер­вых стро­ках

    Моего пись­ма

    Путь от­к­ры­ва­ет­ся

    Длинный, как тесь­ма.

    Вот, стро­ки рас­ки­ды­вая,

    Лезет на ме­ня

    Драконоподобная

    Морда ко­ня.

    Вот ска­чет по рав­ни­не,

    Довольный со­бой,

    Молодой гид­рог­раф -

    Читатель мой.

    Он опе­ре­жа­ет

    Овечий гурт,

    Его под­с­те­ре­га­ет

    Каракурт,

    Его соп­ро­вож­да­ет

    Шакалий плач,

    И пу­лю по­сы­ла­ет

    Ему бас­мач.

    Но ска­чет по рав­ни­не,

    Довольный со­бой,

    Молодой гид­рог­раф -

    Читатель мой.

    Он тя­нет из кар­ма­на

    Сухой урюк,

    Он ку­рит па­пи­ро­сы,

    Что я ку­рю;

    Как я - он лю­бо­пы­тен:

    В тра­ве сте­пей

    Выслеживает тро­пы

    Зверей и змей.

    Полдень при­дет -

    Он сле­зет с ко­ня,

    Добрым сло­вом

    Вспомнит ме­ня;

    Сдвинет кар­туз

    И зев­нет слег­ка,

    Книжку мою

    Возьмет из меш­ка;

    Прочтет сти­шок,

    Оторвет лис­ток,

    Скинет по­яс -

    И под кус­ток.

    Чего ж мне на­до!

    Мгновенье, стой!

    Да здрав­с­т­ву­ет гид­рог­раф -

    Читатель мой!



3 Так будет

    Черт зна­ет где,

    На стан­ции ноч­ной,

    Читатель мой,

    Ты встре­тишь­ся со мной.

    Сутуловат,

    Обветрен,

    Запылен,

    А мне ка­за­лось,

    Что мо­ло­же он…

    И ска­жет он,

    Стряхая пыль тра­пы:

    "Л мне ка­за­лось,

    Что мо­ло­же вы!"

    Так, вы­те­рев ла­до­ни о шта­ны,

    Встречаются ра­бот­ни­ки стра­ны.

    У ко­но­вя­зи

    Конь его хра­пит,

    За сот­ни верст

    Мой са­мо­вар ки­пит, -

    И этот ве­чер,

    Встреченный в пу­ти,

    Нам с гла­зу на глаз

    Трудно про­вес­ти.

    Рассядемся,

    Начнем та­бак ку­рить.

    Как не­воз­мож­но

    Нам за­го­во­рить.

    Но вот по взгля­ду,

    По дви­женью рук

    Я в нем охот­ни­ка

    Признаю вдруг -

    И я ска­жу:

    "Уже на ре­ках лед,

    Как за­поз­дал

    Утиный пе­ре­лет".

    И ска­жет он,

    Не по­ды­мая глаз:

    "Нет вре­ме­ни

    Охотиться сей­час!"

    И за­мол­чит.

    И толь­ко смут­ный взор

    Глухонемой про­дол­жит раз­го­вор,

    Пока за дверью

    Не зат­ру­бит копь,

    Пока из лам­пы

    Не уй­дет огонь,

    Пока ча­сы

    Не ска­жут, как всег­да:

    "Довольно бре­да,

    Время для тру­да!"



    1929



Соболиный след




    Под со­сен­ни­ком вы­со­ким,

    Где дро­жит ве­сен­ний зной,

    Дом под­нял­ся к ле­су бо­ком,

    Отливая смоль­ным со­ком -

    Маслянистой жел­тиз­ной.

    Постучи в ка­лит­ку сме­ло,

    Огляди ши­ро­кий двор.

    Клетки, клет­ки… Крас­кой бе­лой

    Густо вык­ра­шен за­бор.

    В клет­ках шум и тол­кот­ня,

    Визг, ве­се­лая воз­ня.

    На зве­рей гля­дит су­ро­во,

    Ходит по дво­ру од­ни

    Зоотехника Пет­ро­ва

    Двенадцатилетний сын.

    Он под­хо­дит к каж­дой клет­ке,

    Он под­б­ра­сы­ва­ет вет­ки,

    И ко­па­ет­ся ру­кой

    Он в под­с­тил­ке тра­вя­ной.

    В каж­дой клет­ке раз­ный зверь.

    Разберись-ка в них те­перь!

    Черно-бурая ли­си­ца,

    Белогрудая ку­ни­ца

    И се­реб­ря­ный пе­сец…

    Л те­перь гля­ди-ка в оба:

    Легкий, тон­кий чер­ный со­боль

    Вьется в клет­ке, как вы­онец…

    Мех не­ви­дан­ной ок­рас­ки,

    Лапок лег­кие сле­ды,

    И блес­тят на мор­де глаз­ки,

    Словно ка­пель­ки во­ды.

    "Сева, на­кор­ми зверье, -

    Вот за­ня­тие твое".

    Сева двер­ку нас­тежь… Вдруг,

    Проскользнув ужом меж рук,

    Засверкав пу­шис­той ис­к­рой,

    Как ды­мок, как пух, как выс­т­рел,

    Через колья, в деб­ри, в лог

    Пролетает со­бо­лек.



Песня Севы

    Обманул ме­ня зве­ре­ныш, об­ма­нул,

    Из пи­том­ни­ка в ча­що­бу ус­коль­з­нул.

    Что мне де­лать? Я не знаю, как мне быть.

    Надо со­бо­ля по сле­ду прос­ле­дить.

    Юрк хвос­том - и со­боль на сос­не,

    Скалит зу­бы, ма­шет лап­кой мне.

    Что ж, я с лай­кой дви­нусь по сле­дам:

    Соболя я ле­су не от­дам.

    Месяц, год, не­де­ля - все рав­но,

    Буду рыс­кать, не жа­лея ног.

    Эй, Тун­гус, мой ос­т­ро­ухий пес!

    Подыми на ве­тер влаж­ный нос.

    Ты хвос­том-ка­ла­чи­ком взмах­ни,

    Начинаются боль­шие дни.

    Лес пой­дет на нас со всех сто­рон.

    В путь до­ро­гу! На­чи­на­ем гон.

    И Се­ва на­де­ва­ет

    Большие са­по­ги,

    Засовывает в сум­ку

    С пе­чен­кой пи­ро­ги.

    С ушас­тою со­ба­кой,

    Отчаянной ку­са­кой,

    С бер­дан­кой за пле­чом

    Идет он нап­ро­лом.

    А лай­ка во­дит но­сом,

    Кружится, как юла;

    Вдруг за­пах прих­ва­ти­ла,

    Рванулась… по­ве­ла…

    По бу­ера­кам, в деб­ри,

    В кус­ты, че­рез ру­чей

    Стремглав не­сет­ся лай­ка,

    И Се­ва вслед за ней.

    А на­вер­ху по вет­кам,

    На ощупь, без до­рог,

    Летит по­ле­том лег­ким,

    Как пти­ца, со­бо­лек.



Что думает лайка

    Подыму я по вет­ру нос:

    Откуда-то зве­рем ду­ет.

    Я ста­рый охот­ни­чий пес -

    Охотника не под­ве­ду я.

    Я зве­ря не ви­жу. Впоть­мах

    Я ню­хом его ощу­щаю.

    Каждый кус­тик зве­рем про­пах,

    Здесь он, здесь он - я это знаю.

    Буду гнать­ся за ним три дня,

    Буду ша­рить и ла­ять бу­ду.

    Не уй­ти ему от ме­ня,

    Все рав­но я его до­бу­ду.



Что думает соболь

    Бежать, бе­жать, бе­жать,

    Кружиться, по­ды­мать­ся,

    Скользить, ле­теть, ска­кать

    Опять, опять, опять!

    Цепляться и сры­вать­ся,

    Скорей, ско­рей, ско­рей

    Скользнуть про­меж вет­вей,

    Нырнуть в гус­тую хвою,

    Исчезнуть в пус­то­те,

    Чтоб пес, ску­ля и воя,

    Застрял в сы­ром кус­те.

    Собью со­ба­ку с тол­ку,

    Мальчишку уве­ду

    В тру­що­бу, в зу­бы вол­ку,

    К прок­ля­то­му пру­ду.

    Скорей, ско­рей, ско­рей

    Скользнуть про­меж вет­вей!

    Оседает муть ту­ма­на,

    Чуть пот­рес­ки­ва­ет прель…

    Вот пос­лед­няя по­ля­на

    И рас­т­ре­пан­ная ель…

    Пробежав по­ля­ну вмиг,

    Соболь съежил­ся и - прыг!

    Ну, жи­вее, на­ле­тай-ка,

    Не меч­тай и не зе­вай, -

    Зверь на мес­те…

    Ну-ка, лай­ка,

    Звонко со­бо­ля об­лай!

    Он съежил­ся и сжал­ся,

    Он силь­ней к ко­ре при­жал­ся.

    Не уй­ти ему ни­как,

    Не ис­чез­нуть без об­ма­на:

    Перед ел­кою по­ля­на,

    Стережет под ел­кой враг.



Что думает сева

    Стрелять не го­дит­ся -

    Можно убить.

    На де­ре­ве со­бо­ля

    Не ух­ва­тить.

    Пойду я в де­рев­ню

    Ближайшей до­ро­гой:

    Быть мо­жет, охот­ни­ки

    Делу по­мо­гут.

    Ты, лай­ка, си­ди,

    За зве­рем сле­ди.

    И охот­ни­ки Се­ву­ше по­мог­ли:

    Сеть ши­ро­кую в кор­зи­не при­нес­ли,

    Ель оку­та­ли - не вый­ти ни­по­чем;

    Ствол ши­ро­кий под­ру­би­ли то­по­ром.

    Как ни прыг­нешь - не­ку­да уй­ти,

    Кувыркайся да ба­рах­тай­ся в се­ти.

    Не иг­рать те­бе, при­ятель, меж вет­вей,

    Возвращайся-ка в пи­том­ник пос­ко­рей.

    Севка, бра­тец, он хо­тя и мал,

    А на­шел те­бя, дог­нал, пой­мал.

    В пи­том­ни­ке ра­бо­та

    Идет не умол­кая,

    И Се­ва хо­дит важ­но

    Среди сво­их зве­рей.

    Хоть со­боль, как из­вес­т­но,

    Детей не вы­вел в клет­ке,

    Но Се­ва твер­до зна­ет:

    Не про­па­да­ет труд…

    Дадим по­боль­ше клет­ку,

    Найдем по­луч­ше пи­щу,

    Мозгами по­рас­ки­нем

    И вы­ве­дем зве­рей.



    1929



Вмешательство поэта




    Весенний ве­тер ле­зет вон из ко­жи,

    Калиткой щел­ка­ет, кус­ты ко­ре­жит.

    Сырой за­бор под­тал­ки­ва­ет в бок

    Сосна, как де­ре­вян­ное прок­лятье,

    Железный флю­гер, вы­ре­зан­ный ятыо

    (Смотри мой "Па­пи­рос­ный ко­ро­бок").

    А кри­тик за биб­лей­с­ким са­мо­ва­ром,

    Винтообразным ок­ру­жен уга­ром,

    Глядит на чай­ник, бровью ше­ве­ля.

    Он тя­нет с блюд­ца, - в сто­ро­ну ми­зи­нец, -

    Кальсоны хло­па­ют на ме­зо­ни­не,

    Как вым­пел по­жи­ло­го ко­раб­ля,

    И са­мо­вар на ска­тер­ти бу­маж­ной

    Протодиаконом тру­бит про­тяж­но.

    Сосед от­ку­шал, об­ру­гал же­ну

    И бла­го­ду­шес­т­ву­ет:

    "Ах! По­го­да!

    Какая под­мос­ков­ная при­ро­да!

    Сюда бы Фо­фа­но­ва да лу­ну!"

    Через до­ро­гу в хвой­ном ок­ру­женье

    Я дви­га­юсь взлох­ма­чен­ною тенью,

    Ловлю пе­ром слу­чай­ные сло­ва.

    Благословляю кляк­са­ми бу­ма­гу.

    Сырые сос­ны от­ря­ха­ют вла­гу,

    И в хвое про­сы­па­ет­ся со­ва.

    Сопит ре­ка.

    Земля раз­д­ра­же­на

    (Смотри сти­хот­во­ре­ние "Вес­на").

    Слова как яще­ри­цы - не нас­ту­пишь;

    Размеры - вы­год­нее во­ду в сту­пе

    Толочь; а ком­по­зи­ция вста­ет

    Шестиугольником или квад­ра­том;

    И каж­дый об­раз ка­жет­ся прок­ля­тым,

    И каж­дый звук то­пы­рит­ся впе­ред.

    И с этой бан­дой сим­во­лов и зна­ков

    Я, как бин­дюж­ник, вы­хо­жу на дра­ку

    (Я к зу­бо­ты­чи­нам при­вык дав­но).

    А кри­тик мой не­дав­но чай от­ку­шал.

    Статью за­кон­чил, ра­дио прос­лу­шал

    И на тер­ра­су рас­пах­нул ок­но.

    Меня он ви­дит - он до­во­лен ми­ром -

    И те­нор­ком, по­ли­тым лег­ким жи­ром,

    Пугает га­лок на кус­те сы­ром.

    Он воз­г­ла­ша­ет:

    "Прорычите ба­сом,

    Чем кон­чи­лась во­лын­ка с Опа­на­сом,

    С бан­ди­том, ук­ра­ин­с­ким бо­ся­ком.

    Ваш взгляд от нес­ва­ре­ния не­ис­тов.

    Прошу, ска­жи­те за кон­т­ра­бан­дис­тов,

    Чтоб бы­ли страс­ти, чтоб огонь, чтоб гром,

    Чтоб же­ре­бец, чтоб кровь, чтоб клу­бы

    дыма, -

    Ах, для здо­ровья мне не­об­хо­ди­мы

    Романтика, сла­би­тель­ное, бром!

    Не в этом ли уда­ча из удач?

    Я го­во­рю как кри­тик и как врач".

    Но вре­мя дви­жет­ся. И на до­ро­ге

    Гниют до­ис­то­ри­чес­кие дро­ги,

    Булыжником разъ­еде­на тра­ва,

    Электротехник на стол­бы вы­ла­зит, -

    И вот пол­зет по ук­ро­щен­ной гря­зи,

    Покачивая бед­ра­ми, трам­вай.

    (Сосед мой не­до­во­лен:

    "Эт-то про­за!")

    Но пли­мут­рок из ближ­не­го сов­хо­за

    Орет на сол­н­це, вы­ка­тив ка­дык.

    "Как мне ра­бо­тать!

    Голова в ту­ма­не".

    И бы­ти­ем при­жа­тое соз­нанье

    Упорствует и вы­жи­ма­ет крик.

    Я ви­жу, как взвол­но­ван­ные во­ды

    Зажаты в тес­ные во­доп­ро­во­ды,

    Как зах­лес­т­ну­ла мол­нию стру­на.

    Механики, че­кис­ты, ры­бо­во­ды,

    Я ваш то­ва­рищ, мы од­ной по­ро­ды, -

    Побоями нас нян­чи­ла стра­на!

    Приходит вре­мя зре­лос­ти су­ро­вой,

    Я пух те­ряю, как пе­тух здо­ро­вый.

    Разносит ве­тер пес­т­рые клоч­ки.

    Неумолимо, с болью нап­ря­женья,

    Вылазят кро­вя­нис­тые струч­ки,

    Колючие ош­мет­ки и крюч­ки -

    Начало бу­ду­ще­го опе­ренья.

    "Ау, со­сед!"

    Он сто­нет и вор­чит:

    "Невыносимо пли­мут­рок кри­чит,

    Невыносимо дре­без­жат трам­ваи!

    Да, вы ли­ня­ете, ми­лей­ший мой!

    Вы по­ги­ба­ете, ми­лей­ший мой!

    Да, вы в ту­пик упер­лись го­ло­вой,

    И, как вам выб­рать­ся, не по­ни­маю!"

    Молчи, па­па­ша! Пес­т­рое пе­ро -

    Топорщится, как но­вая ру­ба­ха.

    Петуший гре­бень ды­бит­ся ос­т­ро;

    Я, слов­но ис­по­лин­с­кий пли­мут­рок,

    Закидываю шею. Кли­чет рог, -

    Крылами раз! - и на за­бор с раз­ма­ха.

    О, злоб­ное пе­тушье бы­тие!

    Я вы­ли­нял! Да здрав­с­т­ву­ет по­бе­да!

    И лишь пе­ро по­гиб­шее мое

    Кружится над ста­но­ви­щем со­се­да.



    1929



Происхождение




    Я не за­пом­нил - на ка­ком ноч­ле­ге

    Пробрал ме­ня гря­ду­щей жиз­ни зуд.

    Качнулся мир.

    Звезда спот­к­ну­лась в бе­ге

    И зап­лес­ка­лась в го­лу­бом та­зу.

    Я к ней тя­нул­ся… Но, сквозь паль­цы рея,

    Она рва­ну­лась - крас­но­бо­кий язь.

    Над ко­лы­белью ржа­вые ев­реи

    Косых бо­род скрес­ти­ли лез­вия.

    И все на­вы­во­рот.

    Все как не на­до.

    Стучал са­зан в окон­ное стек­ло;

    Конь ще­бе­тал; в ла­до­ни яс­т­реб па­дал;

    Плясало де­ре­во.

    И дет­с­т­во шло.

    Его оп­рес­но­ка­ми ис­су­ша­ли.

    Его све­чой пы­та­лись об­ма­нуть.

    К не­му в упор прид­ви­ну­ли скри­жа­ли,

    Врата, ко­то­рые не рас­пах­нуть.

    Еврейские пав­ли­ны на обив­ке,

    Еврейские ски­са­ющие слив­ки,

    Костыль от­ца и ма­те­ри че­пец -

    Все бор­мо­та­ло мне:

    "Подлец! Под­лец!"

    И толь­ко ночью, толь­ко на по­душ­ке

    Мой мир не рас­се­ка­ла бо­ро­да;

    И мед­лен­но, как мед­ные по­луш­ки,

    Из кра­на в кух­не па­да­ла во­да.

    Сворачивалась. На­бе­га­ла ту­чей.

    Струистое то­чи­ла лез­вие…

    - Ну как, ска­жи, по­ве­рит в мир те­ку­чий

    Еврейское не­ве­рие мое?

    Меня учи­ли: кры­ша - это кры­ша.

    Груб та­бу­рет. Убит по­дош­вой пол,

    Ты дол­жен ви­деть, по­ни­мать и слы­шать,

    На мир об­ло­ко­тить­ся, как на стол.

    А дре­во­точ­ца ча­со­вая точ­ность

    Уже дол­бит под­по­рок бы­тие.

    …Ну как, ска­жи, по­ве­рит в эту проч­ность

    Еврейское не­ве­рие мое?

    Любовь?

    Но съеден­ные вша­ми ко­сы;

    Ключица, вы­пи­ра­ющая ко­со;

    Прыщи; об­ма­зан­ный се­лед­кой рот

    Да шеи ло­ша­ди­ный по­во­рот.

    Родители?

    Но в сум­ра­ке ста­рея,

    Горбаты, уз­ло­ва­ты и ди­ки,

    В ме­ня ки­да­ют ржа­вые ев­реи

    Обросшие ще­ти­ной ку­ла­ки.

    Дверь! Нас­тежь дверь!

    Качается сна­ру­жи

    Обглоданная звез­да­ми лис­т­ва,

    Дымится ме­сяц пос­ре­ди­не лу­жи,

    Грач во­пи­ет, не пом­ня­щий род­с­т­ва.

    И вся лю­бовь,

    Бегущая нав­с­т­ре­чу,

    И все кли­ку­шес­т­во

    Моих от­цов,

    И все све­ти­ла,

    Строящие ве­чер,

    И все де­ревья,

    Рвущие ли­цо, -

    Все это вста­ло по­пе­рек до­ро­ги,

    Больными брон­ха­ми свис­тя в гру­ди:

    - От­вер­жен­ный! Возь­ми свой скарб убо­гий,

    Проклятье и през­ренье!

    Уходи! -

    Я по­ки­даю ста­рую кро­вать:

    - Уй­ти?

    Уйду!

    Тем луч­ше!

    Наплевать!



    1930



"Итак - бумаге терпеть невмочь…"




    Итак - бу­ма­ге тер­петь нев­мочь,

    Ей на­доб­ны чу­де­са:

    Четыре сос­ны

    Из га­зо­нов прочь

    Выдергивают те­ле­са.

    Покинув дох­лые кус­ты

    И выц­вет­ший бурь­ян,

    Ветвей ко­лю­чие хвос­ты

    Врываются в ту­ман.

    И сруб мой хрус­таль­и­ее сле­зы

    Становится.

    Только гвоз­ди

    Торчат сквозь стек­ло

    Да в сквоз­ные па­зы

    Клопов по­на­би­лись гроз­ди.

    Куда ни пос­мот­ришь:

    Туман и дичь,

    Да грач на зем­ле, как мор­тус.

    И вдруг из тра­вы

    Вылезает кир­пич

    Еще и еще!

    Кирпич на кир­пич.

    Ворота. Сте­на. Кор­пус.

    Чего те­бе на­доб­но?

    Испокон

    Веков я жи­ву один.

    Я выс­т­ро­ил дом,

    Придумал за­кон,

    Я сы­но­вей на­ро­дил…

    Я мо­лод,

    Но муд­рос­тью стар, как зверь,

    И с ти­хим пых­тень­ем вдруг,

    Как вы­дох,

    Распахивается дверь

    Без при­кос­но­венья рук.

    И то­ва­рищ из пле­ме­ни сле­са­рей

    Идет из этих две­рей.

    (К од­ной ка­те­го­рии чу­да­ков

    Мы с ним при­над­ле­жим:

    Разводим рыб -

    И для маль­ков

    Придумываем ре­жим.)

    Он го­во­рит:

    - Зап­ри свой дом,

    Выйди и глянь впе­ред:

    Сначала ро­маш­кой,

    Взрывом по­том

    Юность моя рас­тет.

    Ненасытимая, как зем­ля,

    Бушует сре­ди лю­дей,

    Она го­ло­да­ет,

    Юность моя,

    Как мно­го на­доб­но ей.

    Походная пес­ня ей нуж­на,

    Солдатский гру­бый па­ек:

    Буханка хле­ба

    Да ковш ви­на,

    Борщ да ба­ра­ний бок.

    А ты ей при­но­сишь

    Стакан слю­ны,

    Грамм са­ха­ра

    Да ли­мон,

    Над риф­мой про­си­жен­ные шта­ны -

    Сомнительный ра­ци­он…

    Собаки, ак­ва­ри­умы, семья

    Вокруг те­бя, как за­бор…

    Встает над за­бо­ром

    Юность моя.

    Глядит на те­бя

    В упор.

    Гектарами под­ня­тых по­лей,

    Стволами сы­рых ле­сов

    Она кри­чит те­бе:

    Встань ско­рей!

    Надень пид­жак и ок­но раз­бей,

    Отбей у две­рей за­сов!

    Широкая зе­лень

    Лежит ок­рест

    Подстилкой тво­им но­гам! -

    (Рукою он де­ла­ет воль­ный жест

    От сер­д­ца -

    И к об­ла­кам.

    Я уз­наю в нем

    Свои чер­ты,

    Хотя он кос­т­ляв и рыж,

    И я бор­мо­чу се­бе:

    "Это ты

    Так здо­ро­во го­во­ришь").

    Он про­дол­жа­ет:

    - Не в бит­вах бурь

    Нынче юность моя,

    Она при­ду­мы­ва­ет судь­бу

    Для но­во­го бы­тия.

    Ты ду­ма­ешь:

    Грянет ужас­ный час!

    А ви­дишь ли, как во мрак

    Выходит в до­ро­гу

    Огромный класс

    Без по­со­хов и со­бак.

    Полна прес­туп­ле­ний

    Степная тишь.

    Отравлен до­рож­ный чай…

    Тарантулы… Звез­ды…

    А ты мол­чишь?

    Я тре­бую! От­ве­чай! -

    И вот, как при­ка­зы­ва­ет сю­жет,

    Отвечает ему по­эт:

    - Сли­ва­ют­ся на­ши бы­тия,

    И я - это ты!

    И ты - это я!

    Юность твоя - Это юность моя!

    Кровь твоя - Это кровь моя!

    Ты зна­ешь, то­ва­рищ,

    Что я не трус,

    Что я то­же сол­дат пря­мой,

    Помоги ж мне ски­нуть

    Привычек груз,

    Больные гла­за про­мой! -

    (Стены чер­не­ют.

    Клопы опять

    Залезают под вой­лок спать.

    Но бу­маж­ка по­ло­щет­ся под ок­ном:

    "За отъ­ез­дом

    Сдается вна­ем!!")



    1930



Весна, ветеринар и я




    Над вы­вес­кой ле­чеб­ни­цы си­ний пар.

    Щупает ко­ро­ву ве­те­ри­нар.

    Марганцем ок­ра­шен­ная ру­ка

    Обхаживает вы­мя и ре­пи­цы плеть,

    Нынче ко­ро­ве из-под бы­ка

    Мычать и, вы­тя­ги­ва­ясь, млеть.

    Расчищен ло­па­та­ми брач­ный круг,

    Венчальную пес­ню по­ет скво­рец,

    Знаки Зо­ди­ака сош­ли на луг:

    Рыбы в пру­ду и в тра­ве Те­лец.

    (Вселенная в мок­рых вет­ках

    Топорщится в не­бе­са.

    Шаманит в сы­рых бе­сед­ках

    Оранжевая оса,

    И жа­во­рон­ки в клет­ках

    Пробуют го­ло­са.)

    Над вы­вес­кой ле­чеб­ни­цы си­ний пар.

    Умывает ру­ки ве­те­ри­нар.

    Топот за во­ро­та­ми.

    Поглядим.

    И вот, вы­пя­чи­вая бо­ка,

    Коровы плы­вут, как пят­нис­тый дым,

    Пропитанный сы­рос­тью мо­ло­ка.

    И па­мятью о кор­мо­вых лу­гах

    Роса, как бу­бен­чи­ки, на ро­гах,

    Из-под мер­ных ног

    Голубой угар.

    О чем же ты ду­ма­ешь, ве­те­ри­нар?

    На этих жи­вот­ных дол­ж­но те­бе

    Теперь воз­ло­жить ла­до­ни свои:

    Благословляя по­кой, и бег,

    И смерть, и му­чи­тель­ный вой люб­ви.

    (Апрельского ми­ра че­лядь,

    Ящерицы, жу­ки,

    Они эту зем­лю де­лят

    На кро­хот­ные кус­ки;

    Ах, маль­чи­ки на ка­че­лях,

    Как вздра­ги­ва­ют су­ки!)

    Над вы­вес­кой ле­чеб­ни­цы си­ний пар…

    Я здесь! Я око­ло! Ве­те­ри­нар!

    Как со­весть твоя, я встал над то­бой,

    Как смерть, об­хо­жу твои страд­ные дни!

    Надрывайся!

    Работай!

    Ругайся с же­ной!

    Напивайся!

    Но толь­ко не из­ме­ни…

    Видишь: па­да­ет в крын­ки пар­ная звез­да.

    Мир ле­жит без ме­жей,

    Разутюжен и чист.

    Обрастает зе­ле­ным,

    Блестит, как во­да,

    Как про­мы­тый дож­дя­ми

    Кленовый лист.

    Он здесь! Он тре­пе­щет нев­да­ле­ке!

    Ухвати и, как пти­цу, сож­ми в ру­ке!

    (Звезда сто­ит на по­ро­ге -

    Не ис­пу­гай ее!

    Овраги, ле­са, до­ро­ги:

    Неведомое житье!

    Звезда сто­ит на по­ро­ге -

    Смотри - не вспуг­ни ее!)

    Над вы­вес­кой ле­чеб­ни­цы си­ний пар.

    Мне из­да­ли кла­ня­ет­ся ве­те­ри­нар.

    Скворец рас­пи­на­ет­ся на шес­те.

    Земля - как из ба­ни. И вет­ра нет.

    Над мел­ки­ми пти­ца­ми

    В пус­то­те

    Постукиванье бу­лыж­ных пла­нет.

    И гу­си ле­тят к во­дя­ной стра­не;

    И в го­род ухо­дят слу­жи­те­ля,

    С гро­мад­ны­ми звез­да­ми на­еди­не

    Семенем ис­те­ка­ет зем­ля.

    (Вставай же, ди­тя ра­бо­ты,

    Взволнованный и бо­сой,

    Чтоб взять этот мир, как со­ты,

    Обрызганные ро­сой.

    Ах! Веш­них солнц по­во­ро­ты,

    Морей мо­ло­дой при­бой.)



    1930



Звезда мордвина




1 Мордовская пасека

    Мордовская па­се­ка - вот она.

    Вокруг дуб­няк, бе­рез­няк, сос­на.

    Сюда ле­тит, от взят­ка тя­же­ла,

    Большая, злая лес­ная пче­ла.

    В бор­мо­та­нии пчел, от се­ла вда­ли,

    Поколенья лю­дей в ти­ши­не рос­ли.

    В ча­що­бах рос­ли, как стая бе­рез.

    "Зачем кол­хоз? Не пой­дем в кол­хоз!

    Молоко есть; мед­ку на­бе­рем;

    Медведя на мя­со зи­мой убь­ем.

    Топлива мно­го: суш­няк, дро­ва…

    Мы мок­ша-на­род, лес­ная мор­д­ва…"

    И де­ти рос­ли у этих лю­дей:

    Лесовики - Иван да Ан­д­рей.

    Их обу­чал во­ло­са­тый дед,

    Как на­хо­дить ло­си­ный след.

    "Вот, - го­во­рил он, - в этом бо­ру

    Лось бро­дил вес­ной по­ут­ру,

    А в этих оси­нах - ряб­чи­ков рой.

    В дуд­ку по­дуй, под­ле­тит - стре­ляй!"

    Ребята ку­па­лись в лес­ной ре­ке

    Гонялись за ут­ка­ми в чел­но­ке,

    Собирали гри­бы, рос­ли, как тра­ва.

    Мокша-народ, лес­ная мор­д­ва.



2 "Звезда мордвина"

    Вдоль ре­ки прой­ди нем­но­го

    (Вправо бу­дет лу­го­ви­на)

    И уп­решь­ся лбом в до­ро­гу

    На кол­хоз "Звез­да мор­д­ви­на".



3 колхозники говорят

    В кол­хо­зе крес­ть­яне го­во­рят:

    "Очень мно­го по ле­сам ре­бят

    На мор­дов­с­ких па­се­ках дре­му­чих,

    По зем­лян­кам у бо­лот зы­бу­чих.

    Ты, учи­тель, по ле­сам прой­ди,

    Отыщи ре­бят и при­ве­ди".



4 Учитель в лесу

    Страшно в ле­су. Учи­тель идет.

    Через ча­пы­гу, впе­ред, впе­ред.

    Пора и до­мой. А лес бес­тол­ков.

    Как ни счи­тай, не соч­тешь ство­лов.

    Осинник дро­жит, скри­пит бе­рез­няк.

    Вечер идет, на­пол­за­ет мрак.

    Что-то в кус­тах, со­пя, под­ня­лось,

    Кто его зна­ет, мед­ведь или лось.

    Мимо ли­па мет­ну­лась со­ва.

    "Ну, и заб­ра­лась в ле­са мор­д­ва!"

    И вдруг вда­ле­ке, где тем­ным-тем­но,

    Как жел­тый цве­ток, рас­ц­ве­ло ок­но.



5 Учитель на пасеке

    Не встать в се­ред­ке ха­ты -

    Упрешься го­ло­вой.

    Рогатые ух­ва­ты

    У лав­ки уг­ло­вой.

    И са­жи чер­ный слой

    Налетом пух­лой ва­ты

    Лежит в из­бе кур­ной…

    Глядят из-за две­рей

    Ванюха и Ан­д­рей.

    Учитель под лу­чи­ной

    Хлебает мо­ло­ко

    И го­во­рит: "Мор­д­ви­ну

    Теперь сов­сем лег­ко.

    Пускай при­дут ре­бя­та

    К нам в шко­лу пос­ко­рей".

    Глядят из-за две­рей,

    Сопя, как ли­се­ня­та,

    Вапюха и Ан­д­рей.

    Учитель го­во­рит:

    "Пошлешь?" Отец мол­чит.

    Мигает и вор­чит

    Лучина смо­ля­ная.

    "Другого нет пу­ти.

    Они дол­ж­ны пой­ти.

    Они пой­дут! Я знаю!"



6 Школьный поход

    Так на­чи­на­ет­ся по­ход:

    Ветер лис­т­ву ме­тет.

    Громче кри­чит по но­чам со­ва,

    Жухнет в лу­гах тра­ва.

    Осень идет. Осень идет…

    Первый школь­ный по­ход.

    Андрей и Ва­ню­ха на чел­но­ке

    Спускаются по ре­ке.

    От ста­рой па­се­ки вниз, к лу­гам,

    К ве­се­лым люд­с­ким до­мам,

    Мимо сто­гов, ми­мо бе­рез,

    Вниз по ре­ке, в кол­хоз.

    Не ос­т­ро­га в чел­но­ке у них,

    Нм не­за­чем плыть на ток:

    Тетрадки, руч­ка да па­ра книг

    Завернуты в пла­ток.

    И са­ми пес­ню сло­жи­ли они

    Про свои мо­ло­дые дни:

    "Сильней вер­ти вес­лом,

    Гони чел­нок впе­ред,

    По вет­кам нап­ро­лом,

    Через ка­мыш бо­лот.

    Скользи, чел­нок, ско­рей,

    Лети, чел­нок, в ту­ман…

    Верти вес­лом, Ан­д­рей!

    Держись за борт, Иван!

    Мы из на­ро­да мок­ша,

    Плывем за на­укой в шко­лу.

    Большое сол­н­це нав­с­т­ре­чу

    Летит, слов­но гусь тя­же­лый.

    Охотники мо­ло­дые,

    Мы вып­лы­ли до за­ри.

    Работать по-нас­то­яще­му

    Научат нас бук­ва­ри.

    Мы бу­дем чи­тать га­зе­ты,

    Машинами уп­рав­лять.

    Из пуш­ки, из трех­ли­ней­ки

    Прицеливаться и стре­лять.

    Мы пи­оне­ра­ми ста­нем,

    В гал­с­ту­ках, как ря­би­на.

    Отца пе­ре­та­щим с па­се­ки

    Работать в "Звез­ду мор­д­ви­на".

    Из этих бо­ло­тин мрач­ных

    Мы сде­ла­ем край ве­се­лый…

    …Мы из на­ро­да мок­ша.

    Плывем обу­чать­ся в шко­лу.

    Скользи, чел­нок, ско­рей,

    Лети, чел­нок, в ту­ман…

    Верти вес­лом, Ан­д­рей!

    Держись за борт, Иван!"



7 В школе

    Взгляни - ка­кое ок­но.

    Пол - ка­кой ак­ку­рат­ный!

    Как чис­то под­ме­те­но,

    Даже неп­ри­ят­но!

    К сте­не при­би­ты флаж­ки

    Краснее яго­ды клюк­вы.

    Учитель сто­ит у дос­ки,

    Осторожно вы­во­дит бук­вы…

    А - точь-в-точь как ша­лаш, Иван.

    Б - как бел­ка с хвос­том, ей-ей!

    В - ле­жит, как боль­шой кап­кан.

    Г - сов­сем как ба­гор, Ан­д­рей.



8 Что будет с ребятами

    Весною и осенью по ре­ке

    Ребята спус­ка­ют­ся в чел­но­ке.

    Зимою на лы­жах идут они.

    Темно, толь­ко в шко­ле го­рят ог­ни.

    Годы прой­дут. Под­рас­те­те вы.

    Приедете взрос­лы­ми из Мос­к­вы.

    Иван - ин­же­нер, Ан­д­рей - аг­ро­ном.

    Ах, на­до б уви­деть ро­ди­мый дом!

    Дорога рас­ка­та­на… Бли­же… Вот!

    Колхозная па­се­ка в ты­щу ко­лод.

    Деревянный дом. На до­ме - звез­да.

    Над звез­дой - пе­ву­чие про­во­да.

    Собака за­ла­ет, как бу­бе­нец.

    Навстречу па­сеч­ник - ваш отец.

    Он вам при­но­сит в мис­ке гре­чиш­ный мед.

    Хлопает по пле­чу, по­ет…

    А вок­руг на раз­ные го­ло­са

    Смеются рас­чи­щен­ные ле­са…



    1930




Разговор с сыном




    Я про­хо­жу по буль­ва­рам. Свист

    В лег­ких де­ревь­ях. Гу­дит ал­лея.

    Орденом осе­ни ржа­вый лист

    Силою вет­ра к гру­ди прик­ле­ен.

    Сын мой! Че­тыр­над­цать лет прош­ло.

    Ты пи­онер - и осен­ний воз­дух

    Жарко гло­та­ешь. На смуг­лый лоб

    Падают лис­тья, цве­ты и звез­ды.

    Этот ок­тяб­рь­с­кий праз­д­нич­ный день

    Полон оте­чес­кой гроз­ной лас­ки,

    Это те­бе - этих фла­гов тень,

    Красноармейцев ли­тые кас­ки.

    Мир в этих тол­пах - он наш на­век…

    Топот ша­гов и ор­кес­т­ров го­мон,

    Грохот заг­ру­жен­ных кам­нем рек,

    Вой про­во­дов - это он. Кру­гом он.

    Сын мой! Од­ним вдох­но­ве­ни­ем мы

    Нынче па­ли­мы. И в свист осен­ний,

    В ди­кие лив­ни, в ту­ман зи­мы

    Грозно уво­дит нас вдох­но­венье.

    Вспомним о прош­лом…

    Слегка скло­нясь,

    В крас­ных ру­баш­ках, в чуй­ках су­кон­ных,

    Ражие ла­баз­ни­ки, утап­ты­вая грязь,

    На чис­том по­ло­тен­це не­сут ико­ну…

    И ма­те­рый куп­чи­на с раз­ма­ху - хлоп

    В грязь и жад­но про­тя­ги­ва­ет ру­ки,

    Обезьяна из чи­нов­ни­ков крес­тит лоб,

    Лезут при­ло­жить­ся сви­ре­пые ста­ру­хи.

    Пух из пе­рин, как стая го­лу­бей…

    Улица нас­тежь рас­пах­ну­та… И ди­кий

    Вой над все­лен­ной ка­ча­ет­ся: "Бей!

    Рраз!" И под­вал зах­леб­нул­ся в кри­ке.

    Сын мой, со­сед мой, то­ва­рищ мой,

    Ты ру­ку свою по­ло­жи на пле­чо мне,

    Мы вмес­те ша­га­ем в хо­лод и зной,

    И ве­тер све­жей, и счас­тье ог­ром­ней.

    Каждый из нас, за­быв о се­бе,

    Может, не­лов­ко и не­уме­ло,

    Губы ку­сая, хри­пя в борь­бе,

    Делает луч­шее в ми­ре де­ло.

    Там, где пог­ром про­хо­дил ры­ча.

    Там, где ла­баз­ник ды­шал над­сад­но,

    Мы на ши­ро­ких не­сем пле­чах

    Жажду по­бе­ды и груз гро­мад­ный.

    Пусть по­ды­ма­ют­ся зве­ри на гер­бах,

    В чер­ных ру­ба­хах вы­хо­дят ро­ты,

    Пусть на кру­тых вер­б­люжь­их гор­бах

    Мерно пос­к­ри­пы­ва­ют пу­ле­ме­ты,

    Пусть ис­т­ре­би­тель на бе­ше­ной за­ре

    Отпечатан чер­ным фа­шис­т­с­ким зна­ком -

    Большие зна­ме­на пы­ла­ют на го­ре

    Чудовищным, вос­па­лен­ным ма­ком.

    Слышишь ли, сын мой, тя­же­лый шаг,

    Крики муж­чин и жен­щин ры­данье…

    Над без­ра­бот­ны­ми - крас­ный флаг,

    Кризиса ве­тер, пес­ни вос­ста­ния…

    Время нас­та­нет - и мы прой­дем.

    Сын мой, с то­бой по до­ро­гам све­та…

    Братья с Вос­то­ка к пле­чу пле­чом

    С брать­ями ос­во­бож­ден­ной пла­не­ты.




Медведь




    Покрытый бу­рой шу­бой,

    Кряжистый и гру­бый,

    В ма­лин­ни­ке сы­ром

    Он спит и ды­шит но­сом,

    Кося глаз­ком бе­ле­сым,

    И ту­шей раз­доб­рев­шей

    Он да­вит бу­ре­лом.

    Когда пе­ред за­рею

    В сос­не зак­вох­чет дрозд

    И оку­нет­ся в хвою

    Густая сет­ка звезд…

    Он вста­нет, ко­со­ла­пый,

    Он втя­нет воз­дух с хра­пом,

    Подымется, вздох­нет,

    Стряхнет с на­мок­шей шку­ры

    Малины лис­тик бу­рый -

    И дви­нет­ся впе­ред…

    Я то­же не зе­ваю,

    Берданку за­ря­жаю,

    И в ти­ши­не ноч­ной

    Неслышными ша­га­ми

    Сперва прой­ду ов­са­ми,

    Потом прой­ду бо­ло­том

    И ся­ду над ре­кой.

    Иди, зе­ва­ка сон­ный,

    Верни мои пат­ро­ны,

    Иди, иди, иди…

    Я слы­шу храп мед­ве­жий,

    Хрустепие лап ши­ро­ких…

    Идет… И сер­д­це ре­же

    Стучит в мо­ей гру­ди.



    "1934".

    Э. Баг­риц­кий




Поэмы




Сказание о море, матросах и Летучем Голландце




    Знаешь ли ты ска­за­ние о Вал­гал­ле?

    Ходят по мо­рю ви­кин­ги, скре­кингп

    ходят по мо­рю. Ве­тер на­ду­ва­ет па -

    рус, и па­рус не­сет ладью. И не­из­ве -

    стные бе­ре­га рас­ки­ды­ва­ют­ся пе­ред

    воинами. И бит­вы, и смерть, и веч -

    ная жизнь в Вал­гал­ле. Схо­дят вал­ки -

    рии - в об­ла­ке ды­ма, в пен­ни крыль -

    ев за пле­ча­ми - и ру­ка­ми, неж­ны­ми,

    как ве­тер, по­ды­ма­ют ду­ши уби­тых.

    И ле­тят ду­ши на не­бо и са­дят­ся за

    стол, где яс­т­ва и мед. И Один при -

    ветствует их. И есть во­рон на тро­не

    у Од­п­на, и есть волк, рас­тя­нув­ший­ся

    под сто­лом. Вни­зу ска­лы, ти­на и лод -

    ки, на­вер­ху - Один, во­ины и во­рон.

    И ес­ли при­хо­дит в бух­ту суд­но, вста -

    ет Од­ни, и во­ины при­вет­с­т­ву­ют мо­ре -

    ходов, по­ды­мая ча­ши. И вал­ки­рии

    трубят в ро­га, прос­лав­ляя храб­рость

    мореходов. И пи­ру­ют вни­зу мо­ря­ки,

    а на­вер­ху ду­ши ге­ро­ев. И го­во­рят:

    "Вечны Вал­гал­ла, Один и во­рон. Веч -

    ны мо­ре, ска­лы и пти­цы".

    Знайте об этом, си­дя­щие у ог­ня,

    бродящие под па­ру­са­ми и стре­ляю -

    щие оле­ней!

    (Из ска­за­ний Све­на-Пес­нет­вор­ца)

    Замедлено дви­же­ние зем­ли

    Развернутыми нот­ны­ми лис­та­ми.

    О флей­ты, за­ки­пев­шие вда­ли,

    О неж­ный ветр, гу­дя­щий под смыч­ка­ми…

    Прислушайся: в тре­во­ге хо­ро­вой

    Уже тру­ба подъ­ем­лет глас дер­жав­ный,

    То ваг­не­ров­с­кий дви­нул­ся при­бой,

    И вос­к­ли­ца­ющий, и сво­ен­рав­ный…



1 Песня о море и небе

    К этим бе­ре­гам, по­рос­шим шер­с­тью,

    Скользкими ра­куш­ка­ми и ти­ной,

    Дивно скру­чен­ные хо­дят вол­ны,

    Растекаясь мы­лом, за­ки­пев­шим

    На пес­ке. А над пес­ка­ми ска­лы.

    Растопыренные и кру­тые. -

    Та, пос­мот­ришь, вы­тя­ну­ла ла­пу

    К са­мой ти­не, та при­се­ла кра­бом,

    Та плав­ник воз­де­ла ка­ме­нис­тый

    К мок­рым ту­чам. И по­мет бак­ла­ний

    Известью и солью их осы­пал…

    Л над ска­ла­ми, над птичь­им пу­хом

    Северное не­бо, и как буд­то

    В не­бе ни­че­го не из­ме­ни­лось:

    Тот же во­рон на ду­бо­вом тро­не

    Чистит клюв, и тот же волк под­жа­рый

    Растянулся под сто­лом, где ча­ши

    Рыжим пи­вом на­ли­ты и груз­но

    В мед­ные на­чи­щен­ные блю­да

    Вывалены ту­ши веп­рей. Ве­чен

    Дикий пир. Над­ви­ну­тые ту­го

    Жаркой медью по­лы­ха­ют шле­мы,

    Груди во­ло­са­тые рас­пер­ты

    Легкими, в ко­то­рых бро­дит воз­дух.

    И как мед­ные и злые кра­бы,

    Медленно во­ро­ча­ясь и тяж­ко

    Громыхая ржа­вы­ми щи­та­ми,

    Вкруг сто­ла, ско­ло­чен­но­го гру­бо

    Из до­сок сос­но­вых, у кув­ши­на

    Крутогорлого они рас­се­лись -

    Доблестные во­ины. И ночью

    Слышатся их го­ло­са и ру­гань,

    Слышно, как от ку­ла­ка кру­то­го

    Стонет стол и дре­без­жит по­су­да.

    Поглядишь: и в об­ла­ках ми­га­ют

    Суетливые зар­ни­цы, буд­то

    Отблески от вы­чи­щен­ных шле­мов,

    Жарких бро­ней и ме­чей ши­ро­ких…



2 Песня о матросах

    А у бе­ре­га ры­бачьи лод­ки,

    Весла и пле­те­ные кор­зи­ны

    В че­шуе на­лип­шей. И под вет­ром

    Сети, вы­ве­шен­ные на сва­ях,

    Плещут и ко­лы­шут­ся… Бы­ва­ет,

    Закипит во­да под рыбь­им плес­ком.

    И от­ту­да, из мо­роз­ной да­ли,

    Двинется трес­ка, взовь­ют­ся чай­ки

    Над во­дой, зап­ры­га­ют дель­фи­ны,

    Лакированной спи­ной свер­кая,

    Затрещат нап­ру­жен­ные се­ти,

    Женщины за­го­ло­сят… И в сту­жу,

    Полоща по­лот­ни­щем ши­ро­ким,

    Медленные вып­лы­ва­ют лод­ки…

    День идет се­реб­ря­ной трес­кою,

    Ночь дель­фи­ном чер­ным проп­лы­ва­ет…

    Те же го­ло­са на при­бе­режье,

    Те же не­во­ды, и та же ти­на.

    Валуны, ва­лы и шо­рох крыль­ев…

    Но од­наж­ды, нак­ло­нив­шись на­бок,

    Разрезая вол­ны и сте­ная,

    В бух­ту суд­но див­ное вле­те­ло.

    Ветер вел его, на­пол­нив па­рус

    Крепостью уп­ря­мою, как гру­ди

    Женщины, что мо­ло­ком на­бух­ли…

    Ворот зас­к­ри­пел, за­пе­ли це­пи

    Над зар­жав­лен­ны­ми яко­ря­ми,

    И по сход­ням с ко­раб­ля на бе­рег

    Выбежали страш­ные мат­ро­сы…

    Тот - как уголь, а гла­за пы­ла­ют

    Белизной стек­лян­ною, тот гли­ной

    Будто вы­ма­зан и весь в кос­ма­той

    Бороде, а тот ок­ра­шен ох­рой,

    И гла­за, рас­став­лен­ные ко­со,

    Скользкими жу­ка­ми ко­по­шат­ся…

    И мат­ро­сы не зе­ва­ли: ночью,

    В рас­п­лес­кав­шем­ся вда­ли пы­ланье

    Пламени по­ляр­но­го, у две­ри

    Рыбака, стрел­ка иль ки­то­ло­ва

    Беспокойные ша­ги зву­ча­ли,

    Голоса, и пе­ние, и ше­пот…

    И же­на про­тя­ги­ва­ла ру­ки

    К мер­з­ло­му окон­цу, ос­то­рож­но

    Жаркие по­душ­ки по­ки­дая,

    Шла к две­рям… И вот в но­чи не­сет­ся

    Щелканье клю­ча и дре­без­жанье

    Растворяющейся две­ри… Ве­тер -

    Соглядатаи и ве­се­лый сто­рож

    Всех влюб­лен­ных и бес­пут­ных - сне­гом

    У две­рей сле­ды их за­ме­та­ет…

    А в трак­ти­рах за­те­ва­лись дра­ки,

    Из ши­ро­ких го­ле­нищ взле­та­ли

    Синеглазые но­жи, и пу­ли

    Застревали в по­то­лоч­ных бал­ках…

    Пой, мат­рос­ская хмель­ная си­ла,

    Голоси, це­луй­ся и ру­гай­ся!

    Что по­ки­ну­то вда­ли… Раз­мер­ный

    Волн раз­мах, ка­чанье на ка­на­тах

    И спо­кой­ный го­лос ка­пи­та­на.

    Что раз­вер­ты­ва­ет­ся вда­ли… Бу­ру­ны,

    Сединой гре­мя­щие пе­ву­чей,

    Доски, сто­ну­щие под но­га­ми,

    Жесткий дождь, жес­то­кий ло­моть хле­ба

    И спо­кой­ный го­лос ка­пи­та­на…



3 Песня о капитане

    Кто муд­рее ста­ри­ков ок­рес­т­ных,

    Кто ви­дал и кто тру­дил­ся боль­ше?..

    Их сжи­га­ло сол­н­це Гиб­рал­та­ра,

    Им афин­с­кие гре­ме­ли вол­ны.

    Горький ветр крем­нис­то­го Ас­са­ма

    Волосы им во­ро­шил слу­чай­но…

    И, спо­кой­ной важ­нос­тью си­яя,

    Вечером они сош­лись в трак­ти­ре,

    Чтоб о суд­не тол­ко­вать чу­дес­ном!

    Там рас­се­лись ста­ри­ки, пос­та­вив

    Ноги врозь и в жес­т­кие ла­до­ни

    Положив кру­тые под­бо­род­ки…

    И ког­да ста­рей­ши­ною бы­ло

    Слово ска­за­но о суд­не див­ном, -

    Заскрипела дверь, и груз­ный гря­нул

    В дос­ки шаг, и на­ле­тел ве­се­лый

    Ветер с мо­ря, снег и гул при­боя…

    И осы­пай сне­гом и ове­ян

    Зимним вет­ром, встал пред ста­ри­ка­ми

    Капитан та­ин­с­т­вен­но­го суд­на.

    Рыжекудрый и ог­ром­ный, в дра­ном

    Он пред­с­тал пла­ще, ши­ро­ко­ло­бой

    И куд­ла­той го­ло­вой вра­щая,

    Рыжий пух, как ржав­чи­на, про­бил­ся

    На ще­ках опух­ших, и под шля­пой

    Чешуей гла­за око­че­не­ли…



4 Песня о розе и судне

    Что ска­за­ли стар­цы ка­пи­та­ну,

    И о муд­ром ка­пи­тан­с­ком сло­ве. -

    Уходи! Рас­пах­ну­тые во­ют

    Пред то­бой чу­жие оке­аны,

    Южный ве­тер, иль за­ин­де­ве­лый

    Пламень звезд, иль буй­с­т­во ру­ле­во­го

    Паруса твои прим­ча­ло в бух­ту…

    - Ухо­ди! Гу­дит и хо­дит ди­кий

    Мыльный вал, на ска­лы на­ле­тая!

    Горный встр воль­ет­ся в круг­лый па­рус.

    Зыбь приб­реж­ная в кор­му уда­рит,

    И рас­пах­ну­тый - пе­ред то­бою -

    Пламенный зи­я­ет оке­ан! -

    Мореходная по­кой­на муд­рость,

    Капитан от­ки­нул плащ и ру­ку

    Протянул. И вот на мок­рых дос­ках

    Роза жар­кая зат­ре­пы­ха­лась…

    И, пу­хо­вою всклу­бив­шись ту­чей.

    Запах под­нял­ся, как бы от круг­лой

    Розовой жа­ров­ни, на ко­то­рой

    Крохи ла­да­на ча­дят и тле­ют.

    И в ча­ду и в за­па­хе пла­ву­чем

    Увидали стар­цы: за­ки­па­ет

    В ут­лой ком­на­те чу­жое мо­ре,

    Где кру­ты­ми струж­ка­ми клу­бит­ся

    Пена. И мед­ли­тель­но и важ­но

    Вверх плы­вут ле­ни­вые соз­вез­дья

    Над со­ле­ной ти­ши­ной мор­с­кою

    Чередой рас­по­ла­га­ясь див­ной.

    И в ча­ду и в за­па­хе пла­ву­чем

    Развернулся го­род нез­на­ко­мый,

    Пестрый и ши­ро­кий, буд­то пти­ца

    К бе­ре­гу пес­ча­но­му приль­ну­ла,

    Распустила хвост и раз­б­ро­са­ла

    Крылья раз­ноц­вет­ные, а шею

    Протянула к вла­ге, чтоб на­пить­ся.

    Проплывали об­ла­ка, вста­ва­ли

    Волны, и, ду­гою рас­ка­тив­шись,

    Подымались и то­ну­ли звез­ды…

    И сквозь этот за­пах и сквозь пенье

    Все гру­бей и креп­че выс­ту­па­ли

    Утлое ок­но, сы­рые брев­на

    Низких стен и гру­бая по­су­да…

    И ког­да рас­та­ял над сто­ла­ми

    Стаей лас­ко­вою и пла­ву­чей

    Легкий за­пах, влаж­ная ле­жа­ла

    В чер­с­т­вых крош­ках и про­ли­том пи­ве

    Брошенная ро­за, рас­сы­пая

    Лепестки, а на по­лу ог­ром­ный

    Был от­тис­нут шаг, по­тек­ший сне­гом.

    А в ок­не вид­нел­ся ка­ме­нис­тый

    Берег, и, пос­к­ри­пы­вая в пе­не

    Грузною до­ща­той ко­лы­белью,

    Вздрагивало и мо­та­лось суд­но.

    Видно бы­ло, как взле­те­ли сход­ни,

    Как у во­ро­та стол­пи­лись лю­ди,

    Как, тол­ка­емые, зак­ру­жи­лись

    Спицы во­ро­та, как из ки­пя­щей

    Пены мед­лен­ная вы­пол­за­ла

    Цепь, на­ма­ты­ва­ясь на то­че­ный

    И вра­ща­ющий­ся столб, а пос­ле

    По бор­ту, разъ­еден­но­му солью,

    Вверх по­полз ши­ро­ко­ла­пый якорь.

    И чу­дес­ным опе­рень­ем вспых­нув,

    Развернулись па­ру­са. И ве­тер

    Их нап­ряг, их вы­пя­тил, и, круг­лым

    Выпяченным по­лот­ном свер­кая,

    Судно дрог­ну­ло и за­гу­де­ло…

    И от­ки­ну­лись ко­сые мач­ты,

    И по­ет пень­ка, и дос­ки сто­нут,

    Цепи ляз­га­ют, и сви­щет пе­на…

    Вверх взле­тай, свер­гай­ся вниз с раз­бе­гу,

    Снова к ту­чам, гро­хо­ча и воя,

    Прыгай, суд­но!.. Ви­дишь - над то­бою

    Тучи раз­вер­за­ют­ся, и в не­бе -

    Топот, визг, си­яние и гро­хот…

    Воют во­ины… На жар­ких шле­мах

    Крылья рас­к­ры­ва­ют­ся и хле­щут,

    Звякают щи­ты, в нож­нах ши­ро­ких

    Движутся ме­чи, и вверх воз­де­ты

    Пламенные копья… Слы­шишь, слы­шишь,

    Древний во­рон кар­ка­ет и вол­чий

    Вой не­сет­ся!.. Из ка­ко­го жба­на

    Ты чер­пал клу­бя­ще­еся пи­во,

    Сумасшедший ви­но­чер­пий? Жар­кой

    Горечью оно пош­ло по жи­лам,

    Разгулялось в сер­д­це, в кровь про­ник­ло

    Дрожжевою си­лой, вы­ле­тая

    Перегаром и хри­пя­щей пес­ней…

    И ле­тит, и пры­га­ет, и во­ет

    Судно, и по­ло­щет­ся на мач­те

    Тряпка чер­ная, где че­ло­ве­чий

    Белый че­реп над дву­мя кос­тя­ми…

    Ветр в по­лот­ни­ще, и вол­ны в ку­зов,

    Вымпел в ту­чу. По­во­рот. Нав­с­т­ре­чу

    Высятся по­ляр­ные во­ро­та,

    И над вол­на­ми жа­ров­ней круг­лой

    Солнце выд­ви­га­ет­ся, и во­ды

    Атлантической пы­ла­ют солью…



    1922



Трактир




Посвящение 1 (ироническое)

    Всем не­удач­ни­кам хва­ла и сла­ва!

    Хвала то­му, кто, в жаж­де быть сво­бод­ным,

    Как дар, хра­нит свое днев­ное пра­во -

    Три ра­за есть и триж­ды быть го­лод­ным.

    Он слеп, он на­ты­ка­ет­ся на сте­ны.

    Он оди­нок. Он ко­вы­ля­ет роб­ко.

    Зато ему пре­бу­дут дра­го­цен­ны

    Пшеничный хлеб и жир­ная пох­леб­ка.

    Когда ж, ове­яно пред­с­мер­т­ной ленью,

    Его ды­ханье вы­ле­тит из ми­ра,

    Он сы­тое най­дет ус­по­ко­енье

    В те­ни обе­то­ван­но­го трак­ти­ра.



Посвящение 2 (романтическое)

    Увы, мой друг, мы ра­но пос­та­ре­ли

    И счас­ть­ем не на­сы­ти­лись впол­не.

    Припомним же по­пой­ки и ду­эли,

    Любовные про­гул­ки при лу­пе.

    Сырая ночь оку­та­на ту­ма­ном…

    Что из то­го? Наш го­лос не умолк

    В тех пог­ре­бах, где юно­шам и пьяным

    Не от­пус­ка­ют вдох­но­венья в долг.

    Женаты мы. Лю­бовь нас не вол­ну­ет.

    Домашней ли­ри­ки при­хо­дит срок.

    Пора! По­ра! Уже нам в ли­ца ду­ет

    Воспоминаний сла­бый ве­те­рок.

    И у сос­но­вой стру­га­ной пос­те­ли

    Мы вспом­ним вновь в пред­с­мер­т­ной ти­ши­не

    Веселые по­пой­ки и ду­эли,

    Любовные про­гул­ки при лу­не.

    Сцена изоб­ра­жа­ет чер­дак в раз­ре­зе. От чер­да­ка к низ­ким и рых­лым об­ла­кам

    подымается ви­тая лес­т­ни­ца и те­ря­ет­ся в не­бе. По­эт об­ло­ко­тил­ся о стол,

    опустив го­ло­ву. На аван­с­це­ну вы­хо­дит Чтец



Чтец

    Для тех, кто бро­дит по дво­рам пус­тым

    С ги­та­рой и уче­ною со­ба­кой,

    Чей го­лос дре­без­жит у чер­ных лес­т­ниц,

    Близ чад­ных ку­хонь, у по­мой­ных ям,

    Для тех не­уны­ва­ющих бро­дяг,

    Чья жизнь, как не­мо­ще­ная до­ро­га,

    Лишь лу­жа­ми и коч­ка­ми пок­ры­та,

    Чье дос­то­янье - по­сох пи­лиг­ри­ма

    Или ды­ря­вая су­ма пев­ца, -

    Для вас, о не­удач­ни­ки мои,

    Пройдет нра­во­учи­тель­ная по­весть

    О жиз­ни и о ги­бе­ли пев­ца.

    О вы, име­ющие теп­лый угол,

    Постель и сте­га­ное оде­яло,

    Вы, гре­ющие ру­ки над ог­нем.

    Прислушиваясь к неж­но­му вор­чанью

    Похлебки в ра­зог­ре­том ко­тел­ке, - Внем­ли­те этой по­вес­ти пе­чаль­ной

    О жиз­ни и о ги­бе­ли пев­ца.



Певец

    Окончен день, и труд днев­ной окон­чен.

    Башмачник, по­за­быв­ший вко­ло­тить

    Последний гвоздь в ши­ро­кую по­дош­ву,

    Встречает ночь, удоб­но за­ва­лив­шись

    С же­ною спать. Пор­т­ной, мяс­ник и по­вар

    Кончают день в кор­ч­ме гос­теп­ри­им­ной

    И пи­вом, и со­сис­ка­ми с ка­пус­той

    Встречают нас­ту­па­ющую ночь.

    Десятый час. Те­перь на сколь­з­ких кры­шах

    Кошачьи на­чи­на­ют­ся сви­данья.

    Час во­ров­с­кой ра­бо­ты и люб­ви,

    Час вдох­но­ве­ния и час раз­боя,

    Час, воз­ве­ща­ющий о жар­ком ко­фе,

    О бул­ках с мас­лом, о виш­не­вой труб­ке,

    Об ужи­не и о гря­ду­щем сне.

    И толь­ко я, без­дель­ник, не уз­наю

    Чудесных благ тво­их, де­ся­тый час.

    И сон идет и пу­хом за­ду­ва­ет

    Глаза, но толь­ко ве­ки опу­щу,

    И ули­ца плы­вет пе­ре­до мною

    В си­янии ра­зуб­ран­ных вит­рин.

    Там ро­зо­вая сты­нет вет­чи­на,

    Подобная прох­лад­но­му рас­све­ту,

    И жир, что об­во­ла­ки­ва­ет мя­со,

    Как об­лак, проп­лы­ва­ющий в за­ре.

    О пи­рож­ки, об­ва­рен­ные мас­лом,

    От жа­ра рас­ка­лен­ной ду­хо­вой

    Коричневым пок­ры­тые за­га­ром,

    Вас неж­ный са­хар ине­ем пок­рыл,

    И вы ле­жи­те мас­ля­нис­той гру­дой

    Средь ржа­вых груш и яб­лок вос­ко­вых.

    И в тем­ных лав­ках, сре­ди туш, ви­ся­щих

    Меж ящи­ков и бо­чек со­ло­ни­ны,

    Я ви­жу крас­но­ще­ких мяс­ни­ков,

    Колбасников в пе­ред­ни­ках зе­ле­ных.

    Я ви­жу, как ша­та­ют­ся ве­сы

    Под тя­гой гирь, как нож блес­тит и са­ло,

    Свистя, раз­ре­зы­ва­ет на кус­ки.

    И мнит­ся мне, что го­лод сколь­з­кой мышью

    По гор­лу про­би­ра­ет­ся в же­лу­док,

    Царапается лап­ка­ми ту­ги­ми,

    Барахтается, но­ет и гры­зет.

    О гос­по­ди, ты дал мне го­лос пти­цы,

    Ты язы­ка кос­нул­ся мо­его,

    Глаза от­к­рыл, что­бы сок­ры­тое уз­реть,

    Дал слух со­вы и сер­д­це на­учил

    Лад от­би­вать сла­га­ющей­ся пес­ни.

    Но, гос­по­ди, ты по­да­рить за­был

    Мне сы­тое и слад­кое без­делье,

    Очаг, где влаж­ные тре­щат дро­ва,

    И лам­пу, чтоб мой пе­чер ос­ве­тить.

    И вот гла­за и по­ды­маю к не­бу

    И ру­ки скла­ды­ваю на гру­ди -

    И го­во­рю: "О бо­же, мо­жет быть,

    В ка­ком-ни­будь не­ве­до­мом квар­та­ле

    Еще жи­вет мяс­ник сен­ти­мен­таль­ный,

    Бормочущий воз­люб­лен­ной сти­хи

    В го­ря­чее и ро­зо­вое ухо.

    Я на­учу его язык сло­вам,

    Как мед тя­же­лый, слад­ким и ду­шис­тым,

    Я дам ему свой взор, и слух, и го­лос, -

    А сам - под мыш­ки фар­тук под­вя­жу,

    Нож на­то­чу, лос­ня­щий­ся от жи­ра,

    И мол­ча ста­ну за ду­бо­вой стой­кой

    Медлительным и важ­ным про­дав­цом".

    Но ни один из мяс­ни­ков не сме­нит

    Свой нож и фар­тук на судь­бу пев­ца.

    И жал­кой я бро­жу те­перь до­ро­гой,

    И жал­кий ве­чер без ог­ня встре­чаю -

    Осенний ве­чер, поз­д­ний и сы­рой.



Чтец

    Так, что ни ве­чер, се­ту­ет пе­вец

    На гос­по­да и про­мы­сел не­бес­ный.

    И вот сквозь пенье скри­пок и фан­фар,

    Сквозь ан­гель­с­кое чин­ное хва­ленье,

    Господь, си­дя­щий на вы­со­ком тро­пе,

    Услышал скор­б­ную моль­бу пев­ца

    И так ска­зал:



Голос

    Сойди, го­нец пос­луш­ный,

    С не­бес на зем­лю. Там, в пы­ли и пра­хе,

    Измученного оты­щи пев­ца.

    И за ру­ку возь­ми и при­ве­ди

    Его ко мне - в мой край обе­то­ван­ный.

    Дай хлеб ему не­бес­ный пре­ло­мить

    И омо­чи его гор­тань су­хую

    Вином из ви­ног­рад­ни­ков мо­их.

    Дай теп­ло­ту ему, и ти­ши­ну,

    И ло­же жар­кое при­уго­товь,

    Чтоб он вку­сил без­де­лие и от­дых.

    Сойди, го­нец!



Чтец

    И уж бе­жит к зем­ле

    По лес­т­ни­це вы­со­кой и скри­пу­чей

    Гонец ши­ро­кок­ры­лый. И к не­му

    Все бли­же прид­ви­га­ет­ся зем­ля:

    Уже он смут­но раз­ли­ча­ет кры­ши,

    Верхи де­ревь­ев, ку­по­ла со­бо­ров,

    Он ви­дит свет из-за прик­ры­тых ста­вень.

    И в улич­ном си­янье фо­на­рей

    Вечерний го­род - сму­тен и спо­ко­ен.

    По лес­т­ни­це бе­жит го­нец пос­луш­ный,

    Распугивая го­лу­бей зем­ных,

    Заснувших под зас­т­ре­ха­ми со­бо­ра.

    И груз­ный раз­го­вор ко­ло­ко­лов

    Гонец впи­ва­ет слу­хом неп­ри­выч­ным…

    Все ни­же, ни­же в цар­с­т­во чер­да­ков,

    В мир чер­ных лес­т­ниц, средь стро­пил гни­ющих,

    Бежит го­нец, и в па­ути­не пыль­ной

    Легко мель­ка­ет яс­ная одеж­да

    И крылья рас­п­рос­тер­тые его.

    О, как близ­ка го­лод­ная оби­тель,

    Где из­мож­ден­ный мо­лит­ся пе­вец!

    Так пос­пе­ши ж, го­нец ши­ро­кок­ры­лый,

    Сильней сту­чи в не­за­пер­тую дверь,

    Чтоб он ус­лы­шал го­лос из­бав­ленья

    От го­ло­да и от скор­бей зем­ных.

    Стук в дверь.



Певец

    Кто в этот час ко мне сту­чит!.. Со­сед ли,

    Пришедший за ог­нем, чтоб рас­ку­рить

    Погаснувшую труб­ку, иль, быть мо­жет,

    Товарищ мой, го­лод­ный как и я?

    Войди, при­ше­лец!



Чтец

    И в ком­на­ту идет

    Веснушчатый, и крас­ный, и ру­мя­ный

    Рассыльный из трак­ти­ра, и пе­вец

    Глядит на бой­кое его ли­цо,

    На ру­ки крас­ные, как сок мор­ков­ный,

    На яс­ные лу­ка­вые гла­за,

    Сияющие све­том не­зем­ным.



Певец

    О, по­се­щенье стран­ное. За­чем

    Пришел ко мне рас­сыль­ный из трак­ти­ра?

    Давно та­ких гос­тей я не встре­чал

    С ру­мян­цем жар­ким и ве­се­лым взгля­дом.



Гонец

    Хозяин мой вас приг­ла­ша­ет нын­че

    Отужинать и вы­пить у пе­го.



Певец

    Но кто же ваш хо­зя­ин и от­ку­да

    Он зна­ет обо мне?



Гонец

    Хозяин мой

    Все пес­ни ва­ши пом­нит на­изусть.

    Хоть и трак­тир­щик он, но все же му­за

    Поэзии ему близ­ка, и вот

    Он нын­че приг­ла­ша­ет вас к се­бе.

    Скорее со­би­рай­тесь. До­лог путь -

    Остынет ужин, преж­де чем дой­дем,

    И за­чер­с­т­ве­ет неж­ный хлеб пше­нич­ный.

    Быстрее со­би­рай­тесь.



Певец

    Только в плащ

    Закутаюсь и шап­ку нах­ло­бу­чу.



Гонец

    Пора ид­ти, хо­зя­ин ждать не лю­бит.



Певец

    Сейчас иду. Где мой до­рож­ный шарф?



Чтец

    Они идут от чер­да­ков сы­рых,

    От влаж­ных крыш, от труб, пок­ры­тых са­жей,

    От виз­га ко­шек, кар­канья во­рон

    И зво­на ко­ло­коль­но­го, все вы­ше

    По лес­т­ни­це опас­ной и кру­той.

    Шатаются ис­тер­тые сту­пе­ни

    Под ша­гом их. И ух­ва­тил­ся креп­ко

    За паль­цы про­во­жа­то­го пе­вец.

    Все вы­ше, вы­ше, к низ­ким об­ла­кам.

    Сырым и рых­лым, сквозь дож­д­ли­вый сум­рак;

    Раскачиваема упор­ным вет­ром,

    Крутая лес­т­ни­ца ве­дет гон­ца.

    И па­дая, и ос­ту­пая-сь вниз,

    И за ру­ку во­жа­то­го хва­та­ясь,

    Певец идет все вы­ше, вы­ше, вы­ше,

    От въед­ли­во­го хо­ло­да дро­жа.



Певец

    Опасен путь, и не­из­вес­т­но мне,

    Куда ве­дет он.



Гонец

    Не вол­нуй­ся. Ты

    Сейчас най­дешь при­ют обе­то­ван­ный…



Певец

    Но я бо­юсь, от сы­рос­ти ноч­ной

    Скользит но­га и лес­т­ни­ца тре­щит…



Гонец

    Будь стой­ким, не гля­ди че­рез пе­ри­ла,

    Держись упор­ней, вот моя ру­ка -

    Она креп­ка и удер­жать су­ме­ет.



Чтец

    Конец до­ро­ги сколь­з­кой и кру­той.

    Раздергиваются об­ла­ка тре­ща,

    Как за­на­вес из ко­лен­ко­ра. Свет

    От фо­на­ря, по­вис­ше­го над дверью,

    Слепящей пылью ду­нул им в гла­за.

    И вы­вес­ку ог­ром­ную пе­вец

    Разглядывает с жад­ным лю­бо­пыт­с­т­вом:

    Там кисть ши­ро­кая на­ма­ле­ва­ла

    Оранжевую сельдь на блю­де си­нем,

    Малиновую кол­ба­су и чаш­ки

    Зеленые с раз­во­дом зо­ло­тым.

    И над­пись не­ук­лю­жая гла­сит:

    "Заезжий двор - спо­кой­с­т­вие сер­дец".

    О веч­но вос­х­ва­ля­емый трак­тир,

    О, за­пах пи­ва, пар, плы­ву­щий ти­хо

    Из ши­ро­ко рас­пах­ну­тых две­рей,

    У тво­его за­вет­но­го по­ро­га

    Перекрестились все пу­ти зем­ные,

    И вот сю­да при­шел пе­вец и жад­но

    Глядит в не­за­пер­тую дверь твою.

    Да, луч­ше­го он по­же­лать не смел:

    Под по­тол­ком, где сы­рость раз­рос­лась

    Пятном ши­ро­ким, на крю­ках по­вис­ли

    Огромные око­ро­ка, и жир

    С них кап­лет мер­но на сто­лы и стулья.

    У стен, пок­ры­тых крас­кою сы­рой,

    Большие боч­ки сби­ты об­ру­ча­ми,

    И мед­лен­но за дос­ка­ми гу­дит,

    Шипит и бро­дит хмель пив­ной. А там,

    Па низ­ких стой­ках, жа­ре­ные ры­бы

    С кус­ком са­ла­та, вот­к­ну­тым во рты,

    Коричневой за­ли­тые под­ли­вой,

    Распластаны на длин­ных блю­дах. Там

    Дырявый сыр, про­пах­ший неж­ной гнилью,

    Там са­ло мра­мор­ным ле­жит плас­том,

    Там яб­лок гру­ды, и за­гар ме­до­вый

    Покрыл их ще­ки пылью зо­ло­той.

    А за сто­лом, до­воль­ные, си­дят

    На стуль­ях гос­ти. Чай­ни­ки кру­гом,

    Как го­лу­би ле­ни­вые, пор­ха­ют,

    И чай, жур­ча, стру­ит­ся в чаш­ки. Вот

    Куда при­шел пе­вец нзпе­мож­деп­ный.

    И ан­гел го­во­рит ему:

    "Иди

    И за сто­лом усядь­ся. Ты об­рел

    Столь дол­гож­дан­ное ус­по­ко­енье -

    Хозяин все те­бе да­ру­ет".



Певец

    Но

    Чем рас­п­ла­чусь я?



Гонец

    Это толь­ко мзда

    За пес­ни, что сла­гал ты на зем­ле…



Чтец

    С ут­ра до ве­че­ра - еда, и толь­ко…

    Певец тол­с­те­ет. Вмес­то глаз уже

    Какие-то гля­дел­ки. Вмес­то рук -

    Колбасы. А сти­хи дав­ным-дав­но

    Забыл он. Толь­ко на­пе­ва­ет в нос

    Похабщину ка­кую-то. Не­де­ли

    Проходят за пе­де­ля­ми. И вот

    Еда ему про­тив­ной ста­ла. Он

    Мечтает о ра­бо­те, о ве­се­лых

    Земных до­ро­гах, о зем­ной люб­ви,

    О го­ло­де, ко­то­рый обу­чил

    Его с иг­лам, о чер­да­ке пус­том,

    О кап­лях сте­ари­на на бу­ма­ге…

    Он го­во­рит:



Певец

    Ну, хва­тит, по­гу­лял!

    Теперь по­ра до­мой. Моя ра­бо­та

    Заброшена. Пус­ти ме­ня. По­ра!



Чтец

    Но тот, кто приг­ла­сил его к се­бе,

    Не от­пус­ка­ет бед­но­го по­эта…

    Он луч­шее питье ему не­сет,

    Он луч­шие под­со­вы­ва­ет блю­да:

    Пусть ест! Пусть поп­рав­ля­ет­ся! За­чем

    Певцу зем­ля, где го­лод и убий­с­т­ва:

    Сиди и ешь! Че­го те­бе еще?



Певец

    Пусти ме­ня. Не то я пе­ребью

    Посуду в этой ком­на­те пос­ты­лой.

    Я кре­пок. Я отъ­ел­ся, и те­перь

    Я бу­ду драть­ся, как пос­лед­ний груз­чик.

    Пусти ме­ня на зем­лю. У ме­ня

    Товарищи ос­та­лись. Це­лый мир,

    Деревьями по­рос­ший и во­дой

    Обрызганный - в ту­ма­нах и си­янь­ях

    Оставлен мной. Пус­ти ме­ня! Пус­ти!

    Не то я плю­ну в бо­ро­ду твою,

    Проклятый бо­ров!.. Го­во­рю: пус­ти!



Чтец

    Тогда раз­дал­ся го­лос:



Голос

    Черт с то­бой!

    Довольно! Ухо­ди! Ка­тись на зем­лю!



    1919-1920, 1933



Дума про опанаса




1

    По от­ко­сам ви­ног­рад­ник

    Хлопочет лис­т­вою,

    Где бе­жит Пань­ко из Бал­ты

    Дорогой степ­ною.

    Репухи ку­са­ют но­гу,

    Свищет жи­том па­жить,

    Звездный Воз ему до­ро­гу

    Оглоблями ка­жет.

    Звездный Воз до­ро­гу ка­жет

    В под­не­бесье чис­том -

    На де­бе­лые хо­зяй­с­т­ва

    К нем дам-ко­ло­нис­там.

    Опанасе, не дай ма­ху,

    Оглядись тол­ко­во -

    Видишь чер­ную па­па­ху

    У сто­ро­же­во­го?

    Знать, от со­вес­ти не­чис­той

    Ты бе­жал из Бал­ты,

    Топал к Што­лю-ко­ло­нис­ту,

    А к Мах­не по­пал ты!

    У Мах­на по са­мы пле­чи

    Волосин гус­тая:

    - Ты от­ку­да, че­ло­ве­че,

    Из ка­ко­го края?

    В на­шу ар­мию по­пал ты

    Волей иль не­во­лей?

    - Я, бать­ко, бе­жал из Бал­ты

    К ко­ло­нис­ту Што­лю.

    Ой, гры­зет ме­ня до­са­да,

    Крепкая оби­да!

    Я бе­жал из про­дот­ря­да

    От Ко­га­на-жи­да…

    По ов­ра­гам и по ска­там

    Коган вол­ком рыш. ет,

    Залезает но­сом в ха­ты,

    Которые чи­ще!

    Глянет вле­во, гля­нет впра­во,

    Засопит сер­ди­то:

    "Выгребайте из ка­на­вы

    Спрятанное жи­то!"

    Ну, а кто по­ды­мет бу­чу -

    Не шу­ми, бра­тиш­ка:

    Усом в му­сор­ную ку­чу,

    Расстрелять - и крыш­ка!

    Чернозем по­тек бо­ло­том

    От кро­ви и по­та, -

    Не хо­чу ма­хать вин­тов­кой,

    Хочу на ра­бо­ту!

    Ой, бать­ко, ска­жи на ми­лость

    Пришедшему с по­ля,

    Где хо­зяй­с­т­во по­мес­ти­лось

    Колониста Што­ля?

    - Штоль? Ко­то­рый, че­ло­ве­че?

    Рыжий да щер­ба­тый?

    Он зас­т­ре­лен не­да­ле­че,

    За уг­лом от ха­ты…

    А те­бе до­ро­га выш­ла

    Бедовать со мною.

    Повернешь об­рат­но дыш­ло -

    Пулей рот зак­рою!

    Дайте шу­бу Опа­на­су

    Сукна го­род­с­ко­го!

    Поднесите Опа­на­су

    Вина мо­ло­до­го!

    Сапоги под­ко­ло­ти­те

    Кованым же­ле­зом!

    Дайте шап­ку, наг­ра­ди­те

    Бомбой и об­ре­зом!

    Мы пой­дем с то­бой да­ле­че,

    От края до края!.. -

    У Мах­на по са­мы пле­чи

    Волосия гус­тая…

    Опанасе, на­ша до­ля

    Машет саб­лей ны­не, -

    Зашумело Гу­ляй-По­ле

    По всей Ук­ра­ине.

    Украина! Мать род­ная!

    Жито мо­ло­дое!

    Опанасу до­ля выш­ла

    Бедовать с Мах­ною.

    Украина! Мать род­ная!

    Молодое жи­то!

    Шли мы рань­ше в за­по­рож­цы,

    А те­перь - в бан­ди­ты!



2

    Зашумело Гу­ляй-По­ле

    От страш­но­го пля­са, -

    Ходит го­го­лем по во­ле

    Скакун Опа­на­са.

    Опанас гля­дит кар­ти­ной

    В па­па­хе кос­ма­той,

    Шуба с мер­т­во­го рав­ви­на

    Под Го­ме­лем сня­та.

    Шуба - платье ме­хо­вое -

    Распахнута - жар­ко!

    Френч ан­г­лий­с­ко­го пок­роя

    Добыт за Вап­няр­кой.

    На ру­ке с на­гай­кой креп­кой

    Жеребячье мы­ло;

    Револьвер ви­сит на цеп­ке

    От па­ни­ка­ди­ла.

    Опанасе, на­ша до­ля

    Туманом по­ви­та, -

    Хлеборобом хо­чешь в по­ле,

    А идешь - бан­ди­том!

    Полетишь до­ро­гой чис­той,

    Залетишь в во­ро­та,

    Бить жи­дов и ком­му­нис­тов -

    Легкая ра­бо­та!

    А Мах­но спе­шит в ту­ма­не

    По шля­хам прос­тор­ным,

    В мо­нас­тыр­с­ком ша­ра­ба­не,

    Под зна­ме­нем чер­ным.

    Стоном сто­нет Гу­ляй-По­ле

    От страш­но­го пля­са -

    Ходит го­го­лем по во­ле

    Скакун Опа­на­са…



3

    Хлеба соб­ра­но нем­но­го -

    Не скри­петь под­во­дам.

    В ха­те ужи­на­ет Ко­ган

    Житняком и ме­дом.

    В ха­те ужи­на­ет Ко­ган,

    Молоко хле­ба­ет,

    Большевицким раз­го­во­ром

    Мужиков сму­ща­ет:

    "Я про­шу от­ве­тить чес­т­но,

    Прямо, без ук­ло­на:

    Сколько в во­лос­ти ок­рес­т­ной

    Варят са­мо­го­на?

    Что по­се­вы? Как на­ло­ги?

    Падают ли ов­цы?"

    В это вре­мя по до­ро­ге

    Топают мах­нов­цы…

    По до­ро­ге пля­шут ко­ни,

    В зем­лю бьют ко­пы­та.

    Опанас из-под ла­до­ни

    Озирает жи­то.

    Полночь си­зая, степ­ная

    Встала пред бой­ца­ми,

    Издалека темь ноч­ная

    Тлеет ка­ган­ца­ми.

    Брешут псы сто­ро­же­вые,

    Запевают пев­ни.

    Холодком пе­ре­до­вые

    Въехали в де­рев­ню.

    За цер­ков­ною ог­ра­дой

    Лязгнуло же­ле­зо:

    "Не ра­зы­щешь про­дот­ря­да:

    В дос­ку пе­ре­ре­зан!"

    Хуторские псы, пля­ши­те

    На гре­му­чей ста­ли:

    Словно пе­ре­пе­ла в жи­те,

    Когана пой­ма­ли.

    Повели его до­ро­гой

    Сизою, степ­ною, -

    Встретился Иосиф Ко­ган

    С Нес­то­ром Мах­ною!

    Поглядел Мах­но су­ро­во,

    Покачал баш­кою,

    Не ска­зал Мах­но ни сло­ва,

    А мах­нул ру­кою!

    Ой, до­жил Иосиф Ко­ган

    До смер­т­но­го ча­са,

    Коль сош­лась его до­ро­га

    С пу­тем Опа­на­са!..

    Опанас от­с­та­вил но­гу,

    Стоит и гор­дит­ся:

    "Здравствуйте, то­ва­рищ Ко­ган,

    Пожалуйте брить­ся!"



4

    Тополей се­дая стая,

    Воздух то­по­ли­ный…

    Украина, мать род­ная,

    Песня-Украина!..

    На тво­ем степ­ном раз­долье

    Сыромаха ска­чет,

    Свищет пе­ре­ка­ти-по­ле

    Да во­ро­на кря­чет…

    Всходит сол­н­це бо­евое

    Над степ­ной до­ро­гой,

    На до­ро­ге нын­че двое -

    Опанас и Ко­ган.

    Над пы­ла­ющим по­ро­гом

    Зной ды­мит и та­ет;

    Комиссар, то­ва­рищ Ко­ган,

    Барахло ски­да­ет…

    Растеклось на бе­лом те­ле

    Солнце мо­ло­дое.

    "На, Пань­ко, ког­да зас­т­ре­лишь,

    Возьмешь ос­таль­ное!

    Пары брюк не по­жа­лею,

    Пригодятся до­ма, -

    Все же быв­ший про­дар­ме­ец,

    Хороший зна­ко­мый!.."

    Всходит сол­н­це бо­евое,

    Кукурузу су­шит,

    В ку­ку­ру­зе ве­тер во­ет

    Опанасу в уши:

    "За во­ла­ми шел ког­да-то,

    Воевал сол­да­том.

    Ты ли в са­хар­ное ут­ро

    В степь вы­хо­дишь ка­том?"

    И рас­ки­ну­тая в пля­се

    Голосит ок­ру­га:

    "Опанасе! Опа­на­се!

    Катюга! Ка­тю­га!"

    Верещит без­дом­ный ко­нец

    Под об­ла­ком бе­лым:

    "С бе­зо­руж­ным бить­ся, хло­пец,

    Последнее де­ло!"

    И рав­ни­на вол­ком во­ет -

    От Днес­т­ра до Бу­га,

    Зверем, кам­нем и тра­вою:

    "Катюга! Ка­тю­га!.."

    Не гля­ди же, сол­н­це злое,

    Опаиасу в очи:

    Он грус­тит, как с пе­ре­поя,

    Убивать не хо­чет…

    То ль от зноя, то ль от сто­на

    Подошла ус­та­лость,

    Повернулся:

    - Три пат­ро­на

    В обой­ме ос­та­лось…

    Кровь - пос­ты­лая обу­за

    Мужицкому сы­ну…

    Утекай же в ку­ку­ру­зу -

    Я выс­т­ре­лю в спи­ну!

    Не сва­лю те­бя уда­ром,

    Разгуливай с бо­гом!.. -

    Поправляет оку­ля­ры,

    Улыбаясь, Ко­ган:

    - Опа­нас, ра­бо­тай чис­то,

    Мушкой не мор­гая.

    Неудобно ком­му­нис­ту

    Бегать, как бор­зая!

    Прямо ки­нешь­ся - в ту­ма­не

    Омуты реч­ные,

    Вправо - нем­цы-ху­то­ря­не,

    Влево - ча­со­вые!

    Лучше я по­гиб­ну в по­ле

    От пу­ли бес­чес­т­ной!..

    Тишина в степ­ном раз­долье, -

    Только выс­т­рел трес­нул,

    Только Ко­ган дрог­нул сла­бо,

    Только ах­нул Ко­ган,

    Начал сва­ли­вать­ся на­бок,

    Падать по­нем­но­гу…

    От же­лез­но­го уда­ра

    Над бро­вя­ми сгус­ток,

    Поглядишь за оку­ля­ры:

    Холодно и пус­то…

    С Чер­но­морья по до­ро­гам

    Пыль не­сет­ся пля­сом,

    Носом в пыль за­рыл­ся Ко­ган

    Перед Опа­на­сом…



5

    Где ши­ро­кая до­ро­га,

    Вольный плес днес­т­ров­с­кий,

    Кличет у По­по­ва ло­га

    Командир Ко­тов­с­кий.

    Он до­ли­ну ози­ра­ет

    Командирским взгля­дом,

    Жеребец под ним свер­ка­ет

    Белым ра­фи­на­дом.

    Жеребец по­ды­мет но­гу,

    Опустит дру­гую,

    Будто про­бу­ет до­ро­гу,

    Дорогу степ­ную.

    А по ка­мен­но­му скло­ну

    Из По­по­ва ло­га

    Вылетают эс­кад­ро­ны

    Прямо на до­ро­гу…

    От при­вар­ка ро­жи глад­ки,

    Поступь уда­лая,

    Амуниция в по­ряд­ке,

    Как при Ни­ко­лае.

    Головами кру­тят ко­ни,

    Хвост по вет­ру сте­лют:

    За Мах ной идет по­го­ня

    Аккурат не­де­лю.

    Не шу­мит над бе­ре­га­ми

    Молодое жи­то, -

    За чу­мац­ки­ми во­за­ми

    Прячутся бан­ди­ты.

    Там, за жба­ном са­мо­го­на,

    В па­лат­ке де­рюж­ной,

    С ата­ма­ном за­бу­бен­ным

    Толкует бун­чуж­ный:

    "Надобно с боль­ше­ви­ка­ми

    Нам при­нять сра­женье, -

    Покрутись пе­ред пол­ка­ми,

    Дай рас­по­ря­женье!.."

    Как бать­ко с раз­ма­ху дви­нул

    По сто­лу ру­кою,

    Как бать­ко с раз­ма­ху гря­нул

    По зем­ле но­гою:

    "Ну-ка, вы­дай пе­ред бо­ем

    Пожирнее пи­щу,

    Ну-ка, вы­бей пе­ред бо­ем

    Ты из бо­чек дни­ща,

    Чтобы ру­ки к пу­ле­ме­там

    Сами при­ки­пе­ли,

    Чтобы хлоп­цы из-под ша­пок

    Коршуньем гля­де­ли!

    Чтобы по­рох за­ды­мил­ся

    Над во­дой днес­т­ров­с­кой,

    Чтобы с го­ря уда­вил­ся

    Командир Ко­тов­с­кий!.."

    Прыщут стре­ла­ми зар­ни­цы,

    Мгла пол­зет в уха­бы,

    Брешут ры­жие ли­си­цы

    На чу­мац­кий та­бор.

    За ши­ро­ким ре­вом бычь­им -

    Смутно из­го­ловье;

    Див су­лит пол­ноч­ным кли­чем

    Гибель Прид­нес­т­ровью.

    А за тем­ны­ми во­за­ми,

    За чу­мац­кой сонью,

    За ко­выль­ны­ми чу­ба­ми,

    За кры­лом во­ронь­им,

    Омываясь горь­кой тенью,

    Встало над зем­лею

    Солнце но­во­го сра­женья -

    Солнце бо­евое…



6

    Ну, и взя­ли­ся ла­до­ни

    За саб­ли кри­вые,

    На ды­бы взле­та­ют ко­ни,

    Как вих­ри степ­ные.

    Кони сте­лют­ся в раз­бе­ге

    С до­ро­гою вро­вень -

    На чу­мац­кие те­ле­ги,

    На мор­ды во­ловьи.

    Ходит ве­тер над во­за­ми,

    Широкий, бой­цов­с­кий,

    Казакует пред бой­ца­ми

    Григорий Ко­тов­с­кий…

    Над ко­нем иг­ра­ет шаш­ка

    Проливною си­лой,

    Сбита крас­ная фу­раж­ка

    На бри­тый за­ты­лок.

    В лад под­ра­ги­ва­ют пле­чи

    От кон­с­ко­го пля­са…

    Вырывается нав­с­т­ре­чу

    Гривун Опа­на­са.

    - На­ле­тай, ко­нек мой ди­кий,

    Копытами дви­гай,

    Саблей, пу­лей или пи­кой

    Добудем ком­б­ри­га!.. -

    Налетели и стол­к­ну­лись,

    Сдвинулись ко­ня­ми,

    Сабли враз пе­рех­лес­т­ну­лись

    Кривыми ручь­ями…

    У ком­б­ри­га бо­евая

    Душа за­ня­ла­ся,

    Он с на­ле­та раз­ру­ба­ет

    Саблю Опа­на­са.

    Рубанув, от­ки­нул шаш­ку,

    Грозится гла­за­ми:

    - По­ка­жи свою за­маш­ку

    Теперь ку­ла­ка­ми! -

    У ком­б­ри­га мах яд­ре­ный,

    Тяжелей свин­чат­ки,

    Развернулся - и с раз­го­ну

    Хлобысть по со­пат­ке!..

    Опанасе, что с то­бою?

    Поник го­ло­вою…

    Повернулся, по­кач­нул­ся,

    В тра­ву ско­выр­нул­ся…

    Глаз над ле­вою ску­лою

    Затек си­не­вою…

    Молча па­да­ет на спи­ну,

    Ладони рас­ки­нул…

    Опанасе, па­ша до­ля

    Развеяна в по­ле!..



7

    Балта - го­ро­док при­лич­ный,

    Городок что на­до.

    Нет ниг­де ру­мя­ней виш­ни,

    Слаще ви­ног­ра­да.

    В брын­зе, в ка­ву­нах, в ук­ро­пе

    Звонок день ба­зар­ный;

    Голубей го­ня­ет хло­пец

    С ка­лан­чи по­жар­ной…

    Опанасе, не га­дал ты

    В ко­вы­ле раз­доль­ном,

    Что по­едешь че­рез Бал­ту

    Тр а ктом мал а хол ьн ы м;

    Что те­бе вдо­гон­ку ба­бы

    Затоскуют взгля­дом;

    Что пих­нет те­бя у шта­ба

    Часовой прик­ла­дом…

    Ои, чу­мац­кие прос­то­ры -

    Горькая по­те­ря!..

    Коридоры в ко­ри­до­ры,

    В ко­ри­до­рах - две­ри.

    И по ко­ри­дор­ной пы­ли,

    По глу­хо­му до­му,

    Опанаса про­во­ди­ли

    На доп­рос к штаб­но­му.

    А штаб­ной имел к доп­ро­су

    Старую при­выч­ку -

    Предлагает па­пи­ро­су,

    Зажигает спич­ку:

    - Граж­да­нин, про­шу по чес­ти

    Говорить со мною.

    Долго ль вы ша­та­лись вмес­те

    С Нес­то­ром Мах­ною?

    Отвечайте без об­ма­на,

    Не ис­пу­га ра­ди, -

    Сколько са­бель и та­ча­нок

    У не­го в от­ря­де?

    Отвечайте, но не сра­зу,

    А по­ду­мав ма­лость, -

    Сколько в ос­нов­ную ба­зу

    Фуража вме­ща­лось?

    Вам зна­ко­ма ли ок­ру­га,

    Где он бан­ду во­дит?..

    - Что я знал: ко­ня, под­п­ру­гу,

    Саблю да по­водья!

    Как дро­жа­ла даль степ­ная,

    Не ска­зать сло­ва­ми:

    Украина - мать род­ная -

    Билась под ко­ня­ми!

    Как мы шли в ко­лес­ном гро­ме,

    Так что не­бу жар­ко,

    Помнят Гай­син и Жи­то­мир,

    Балта и Вап­няр­ка!..

    Наворачивала удаль

    В дым, в жес­тян­ку, в бо­га!..

    …Одного не по­за­бу­ду,

    Как скон­чал­ся Ко­ган…

    Разлюбезною до­ро­гой

    Не прой­дут­ся но­ги,

    Если вы­тя­нул­ся Ко­ган

    Поперек до­ро­ги…

    Ну, штаб­ной, мо­тай баш­кою,

    Придвигай чер­ни­ла:

    Этой са­мою ру­кою

    Когана уби­ло!..

    Погибай же, Гу­ляй-По­ле,

    Молодое жи­то!..

    Опанасе, на­ша до­ля

    Туманом по­ви­та!..



8

    Опанас, ша­гай сме­лее,

    Гляди ве­се­лее!

    Ой, не гик­нешь, ой, не топ­нешь,

    В ла­до­ши не хлоп­нешь!

    Пальцы друж­ные ос­лаб­ли,

    Не вы­та­щат саб­ли.

    Наступил пос­лед­ний ве­чер,

    Покрыть те­бе не­чем!

    Опанас, твоя до­ро­га -

    Не даль­ше по­ро­га.

    Что ты ви­дишь? Что ты слы­шишь?

    Что зна­ешь? Чем ды­шишь?

    Ночь го­ря­чая, су­хая,

    Да те­мень са­рая.

    Тлеет лам­поч­ка под кры­шей, -

    Эй, го­ло­ву вы­ше!..

    А нав­с­т­ре­чу над по­ро­гом -

    Загубленный Ко­ган.

    Аккуратная при­чес­ка,

    И ще­ки из вос­ка.

    Улыбается су­ро­во:

    "Приятель, здо­ро­во!

    Где нам суж­де­но судь­бою

    Столкнуться с то­бою!.."

    Опанас, твоя до­ро­га -

    Не даль­ше по­ро­га…



Эпилог

    Протекли над Ук­ра­иной

    Боевые го­ды.

    Отшумели, от­гу­де­ли

    Молодые во­ды…

    Я не знаю, где за­ры­ты

    Опанаса кос­ти:

    Может, под кус­том ра­ки­ты,

    Может, на по­гос­те…

    Плещет кры­жень си­зок­ры­лый

    Над во­дой днес­т­ров­с­кой;

    Ходит сла­ва над мо­ги­лой,

    Где ле­жит Ко­тов­с­кий…

    За бан­дит­с­ки­ми сте­пя­ми

    Не гре­мят ко­пы­та:

    Над го­рю­чи­ми кос­тя­ми

    Зацветает жи­то.

    Над кос­тя­ми го­лу­бе­ет

    Непроглядный омут

    Да идет крас­но­ар­ме­ец

    На по­быв­ку к до­му…

    Остановится и гля­нет

    Синими гла­за­ми -

    На без­дом­ный круг­лый ка­мень,

    Вымытый дож­дя­ми.

    И наг­нет­ся, и по­ды­мет

    Одинокий ка­мень:

    На ла­до­ни - бе­лый че­реп

    С дыр­кой над гла­за­ми.

    И про­мол­вит он, по­чу­яв

    Мертвую прох­ла­ду:

    "Ты гля­дел в гла­за вин­тов­ке,

    Ты по­гиб как на­до!.."

    И пой­дет че­рез рав­ни­ну,

    Через омут зноя,

    В мо­ло­дую Ук­ра­ину,

    В жи­то мо­ло­дое…

    ……….

    Так пус­кай и я по­гиб­ну

    У По­по­ва ло­га,

    Той же слав­ною кон­чи­ной,

    Как Иосиф Ко­ган!..



    1926



Последняя ночь




    Весна еще в на­ме­ке

    Холодноватых звезд.

    На явор кри­во­бо­кий

    Взлетает чер­ный дрозд.

    Фазан взор­вал­ся, как фе­йер­верк.

    Дробь выр­ва­ла хвою. Он

    Пернатой ко­ме­той рва­нул­ся вниз,

    В су­мя­ти­цу веш­них трав.

    Эрцгерцог вер­нул­ся к се­бе до­мой.

    Разделся. Вы­пил ви­на.

    И шел­ко­вый сет­тер у ног его

    Расположился, как сфинкс.

    Револьвер, ко­то­рым он был убит

    (Системы не вспом­нить мне),

    В охот­ничь­ей лав­ке еще ле­жал

    Меж спин­нин­гом и но­жом.

    Грядущий убий­ца дре­мал по­ка,

    Голову по­ло­жив

    На юно­шес­ки твер­дый ку­лак

    В ко­рич­не­вых во­лос­ках.

    В Одес­се каш­та­ны оде­лись в дым,

    И мо­ре по ве­че­рам,

    Хрипя, по­во­ра­чи­ва­лось на оси,

    Подобное ко­ле­су.

    Мое ок­но вы­хо­ди­ло в сад,

    И в су­мер­ки, сквозь лис­т­ву,

    Синели га­зо­вые рож­ки

    Над вы­вес­ка­ми пив­ных.

    И вот на этот ши­пу­чий свет,

    Гремя мил­ли­оном крыл,

    Летели сквор­цы, рас­ши­ба­ясь вдрызг

    О стек­ла и про­во­да.

    Весна их гна­ла из-за чер­ных скал

    Бичами мор­с­ких вет­ров.

    Я вы­шел…

    За мной зат­во­ри­лась дверь…

    И ночь, ок­ру­жив ме­ня

    Движением крыль­ев, цве­тов и звезд,

    Возникла на всех уг­лах.

    Еврейские до­ми­ки я про­шел.

    Я слы­шал сви­ре­пый храп

    Биндюжников, спав­ших на бнндю­гах.

    И в ок­нах бы­ла вид­на

    Суббота в пур­пу­ро­вом па­ри­ке,

    Идущая со све­чой.

    Еврейские до­ми­ки я про­шел.

    Я вы­шел к си­янью рельс.

    На трам­вай­ной стан­ции млел фо­нарь,

    Окруженный боль­шой вес­ной.

    Мне бы­ло толь­ко сем­над­цать лет,

    Поэтому эта ночь

    Клубилась во мне и ды­ша­ла мной,

    Шагала пле­чом к пле­чу.

    Я был ее зер­ка­лом, двой­ни­ком,

    Второю все­лен­ной был.

    Планеты про­ни­зы­ва­ли ме­ня

    Насквозь, как ста­кан во­ды,

    И мне ка­за­лось, что лег­кий свет

    Сочится из пор, как пот.

    Трамвайную стан­цию я про­шел.

    За ней не­ве­сом, как дым,

    Асфальтовый путь уле­тал, клу­бясь,

    На за­пад - к мор­с­ким вол­нам.

    И вдруг я ус­лы­шал про­тяж­ный звук:

    Над ми­ром плы­ла тру­ба,

    Изнывая от страс­ти. И я ска­зал:

    "Вот пер­вые жу­рав­ли!"

    Над пылью, над мо­ло­дос­тью мо­ей

    Раскатывалась тру­ба,

    И звез­ды ша­ра­ха­лись, тре­пе­ща,

    От взма­ха ши­ро­ких крыл.

    Еще один кру­той по­во­рот -

    И мо­ре пош­ло ко мне,

    Неся на се­бе об­лом­ки пла­нет

    И те­ни про­лет­ных птиц.

    Была та­кая го­лу­биз­на,

    Такая проз­рач­ность шла,

    Что пов­то­рить­ся в ми­ре опять

    Не мо­жет та­кая ночь.

    Она по­се­ли­лась в каж­дом крем­не

    Гнездом го­лу­бых лу­чей;

    Она прев­ра­ти­ла су­хой бурь­ян

    В сту­де­ные хрус­та­ли;

    Она пос­та­ра­лась вло­жить се­бя

    В тра­вин­ку, в пе­сок, во все -

    От са­мой от­да­лен­ной звез­ды

    До бу­тыл­ки на бе­ре­гу.

    За не­во­дом, у зе­ле­ных свай,

    Где днем ры­ба­ки си­дят,

    Я че­ло­ве­ка уви­дел вдруг,

    Недвижного, как ва­лун.

    Он мо­лод был, этот че­ло­век,

    Он юно­шей был еще, -

    В гим­на­зи­чес­кой шап­ке с боль­шим гер­бом,

    В ту­жур­ке, сши­той на рост.

    Я приг­ля­дел­ся:

    Мне стра­нен был

    Этот че­ло­век:

    Старчески сог­ну­тая спи­на

    И мо­ло­дое ли­цо.

    Лоб, при­да­вив­ший со­бой гла­за,

    Был не по-дет­с­ки груб,

    И под­бо­ро­док тор­чал впе­ред,

    Сработанный из крем­ня.

    Вот тут я по­нял, что это он

    И есть ду­ша ти­ши­ны,

    Что тя­жес­тью по­гас­ших звезд

    Согнуты пле­чи его,

    Что, сам не соз­на­вая то­го,

    Он сов­мес­тил в се­бе

    Крик жу­рав­лей и цве­тенье трав

    В пос­лед­нюю ночь вес­ны.

    Вот тут я по­нял:

    Погибнет ночь,

    И вмес­те с ней от­па­дет

    Обломок ми­ра, в ко­то­ром он

    Родился, хо­дил, ды­шал.

    И толь­ко пу­зы­рик взовь­ет­ся вверх,

    Взовьется и про­па­дет.

    И сно­ва звез­да. И во­да ря­бит.

    И па­рус ухо­дит в сон.

    Меж тем по­ды­ма­ет­ся рас­свет.

    И вот, гро­хо­ча вед­ром,

    Прошел ры­бо­лов и, сев на ска­лу,

    Поплавками ис­ты­кал гладь.

    Меж тем по­ды­ма­ет­ся рас­свет.

    И вот на кри­вой сос­не

    Воздел свою флей­ту чер­ный дрозд,

    Встречая цве­тенье дня.

    А нам что де­лать?

    Мы поб­ре­ли

    На стан­цию, ми­мо дач…

    Уже дре­без­жал трам­вай­ный зво­нок

    За по­во­ро­том рельс,

    И блед­ной не­мочью млел фо­нарь,

    Не по­га­шен­ный по­ут­ру.

    Итак, все коп­че­но! Два пу­ти!

    Два пыль­ных мар­ш­ру­та в даль!

    Два раз­ных трам­вая в два кон­ца

    Должны нас те­перь ум­чать!

    Но ни­зень­кий юно­ша с гру­бым лбом

    К сол­н­цу под­нял гла­за

    И вы­мол­вил:

    "В гроз­ную эту ночь

    Вы бы­ли вдво­ем со мной.

    Миру не вы­ду­мать ни­ког­да

    Больше та­ких но­чей…

    Это пос­лед­няя… Вот и все!

    Прощайте!"

    И он ушел.

    Тогда, рас­т­во­рив в зер­ка­лах рас­свет,

    Весь в мол­ни­ях и звон­ках,

    Пылая ла­ко­вой жел­тиз­ной,

    Ко мне под­ле­тел трам­вай.

    Револьвер вы­нут из ко­бу­ры,

    Школяр обой­му вло­жил.

    Из-за уг­ла, где на­вес ка­фе,

    Эрцгерцог едет до­мой.

    Печальные де­ти, что зна­ли мы,

    Когда у боль­ших сто­лов

    Врачи, пос­ту­чав по впа­лой гру­ди,

    "Годен!" - кри­ча­ли нам…

    Печальные де­ти, что зна­ли мы,

    Когда про­ша­гав весь день

    В пор­тян­ках, пот­ных до чер­но­ты,

    Мы па­да­ли на мат­рац.

    Дремота и та из­бе­га­ла нас.

    Уже ни свет ни за­ря

    Врывалась ка­зар­мен­ная тру­ба

    В от­ро­чес­кий по­кой.

    Не до­сы­пая, не до­лю­бя,

    Молодость на­ша шла.

    Я спут­ни­ка сво­его ис­кал:

    Быть мо­жет, он ска­жет мне,

    О чем меч­тать и в ко­го стре­лять,

    Что ду­мать и го­во­рить?

    И вот не­ожи­дан­но у ларь­ка

    Я пов­с­т­ре­чал его.

    Он вып­ря­мил­ся… Во­ен­ный френч

    Как пан­цирь си­дел на нем,

    Плечи, ко­то­рые тя­жесть звезд

    Упрямо сги­ба­ла вниз,

    Чиновничий ук­ра­шал по­гон;

    И лоб, на ко­то­рый пал

    Недавно пред­с­мер­т­ный огонь пла­нет,

    Чистейший и гру­бый лоб,

    Истыкан был ты­ся­ча­ми уг­рей

    И жи­ла­ми рас­се­чен.

    О, где же твой блеск, пос­лед­няя ночь,

    И свист тво­его дроз­да!

    Лужайка - да пос­ре­ди­не са­пог

    У пу­шеч­ной ко­леи.

    Консервная бан­ка раз­д­роб­ле­на

    Прикладом. Зе­ле­ный суп

    Сочится из дыр­ки. Бро­дя­чий пес

    Облизывает тра­ву.

    Деревни скон­ча­лись.

    Потоптан хлеб.

    И ве­че­ром - пря­мо в пыль

    Планеты сте­ка­ют в кро­ви гус­той

    Да смут­но тру­бит гор­нист.

    Дымятся кос­т­ры у боль­ших до­рог.

    Солдаты ко­ло­тят вшей.

    Над Фран­ци­ей дым.

    Над Прус­си­ей вихрь.

    И над Рос­си­ей ту­ман.

    Мы пла­ка­ли над те­ла­ми дру­зей,

    Любовь пог­ре­ба­ли мы;

    Погибших то­ва­ри­щей име­на

    Доселе не схо­дят с губ.

    Их чес­т­ную па­мять хра­нят хол­мы

    В об­вет­рен­ных бу­дя­ках,

    Крестьянские ло­ша­ди мнут по­лынь,

    Проросшую из сер­дец,

    Да из­ред­ка выг­ре­ба­ет плуг

    Пуговицу с ор­лом…

    Но мы - мы жи­вы на­вер­ня­ка!

    Осыпался, от­бо­лев,

    Скарлатинозною ше­лу­хой

    Мир, ок­ру­жав­ший нас.

    И ве­чер наш тру­до­лю­бив и тих.

    И сло­во, с ко­то­рым мы

    Боролись всю жизнь, - оно те­перь

    Подвластно на­шей ру­ке.

    Мы на­вык во­инов при­об­ре­ли,

    Терпенье и мет­кость глаз,

    Уменье хит­рить, уменье мол­чать,

    Уменье смот­реть в гла­за.

    Но ес­ли, строч­ки не до­пи­сав,

    Бессильно па­дет ру­ка,

    И взгляд ос­та­но­вит­ся, и гу­ба

    Отвалится к бо­ро­де,

    И на­ши то­ва­ри­щи, поп­ле­вав

    На ру­ки, ста­щат нас

    В клуб, чтоб мы про­ки­са­ли там

    Средь лам­по­чек и цве­тов, -

    Пусть юно­ша (ву­зо­вец, иль по­эт,

    Иль сле­сарь - мне все рав­но)

    Придет и вста­нет на ка­ра­ул,

    Не вы­ти­рая сле­зы.



    1932



Человек предместья




    Вот зе­ле­ня про­зяб­ли,

    Продуты вет­ром дни,

    Мой под­мос­ков­ный зяб­лик,

    Начни, нач­ни…

    Бревенчатый дом под зе­ле­ной кры­шей,

    Флюгарка виз­жит, и шу­мят кус­ты,

    Стоит че­ло­век у цве­ту­щих ви­шен:

    Герой мо­ей по­вес­ти - это ты!

    Вкруг ми­ра, по­рос­ше­го не­лю­ди­мой

    Крапивой, раз­роз­нен­ный мчал­ся быт.

    Славянский шкаф и тру­ба без ды­ма,

    Пустая кро­вать и дым без тру­бы.

    На го­ле­нас­тых но­гах ух­ва­ты,

    Колоды для пчел - за­мы­ка­ли круг.

    А он пе­ре­ми­нал­ся, уг­ло­ва­тый,

    С боль­ши­ми си­зы­ми кис­тя­ми рук.

    Вот так бы на­це­лить­ся - и с на­ле­та

    Прихлопнуть ру­кой, ко­ле­ном при­жать…

    До скре­же­та, до ле­дя­но­го по­та

    Стараться схва­тить, об­ло­мать, сдер­жать!

    Недаром учи­ли: кла­ди на пле­чи,

    За па­зу­ху суй - к се­бе та­ща,

    В за­кут ове­чий,

    В дом че­ло­ве­чий,

    В ка­пус­т­ную бла­го­дать бор­ща.

    И гля­дя на мир из две­рей ам­ба­ра,

    Из пах­ну­щих кры­са­ми недр его,

    Не от­да­вай ни со­ра, ни па­ра,

    Ни кам­ня, ни де­ре­ва - ни­че­го!

    Что ж, служ­ба на вы­руч­ку!

    Полустанки…

    Пернатый фо­нарь да гуд­ки в но­чи…

    Как ры­жих мла­ден­цев, не­сут крес­ть­ян­ки

    Прижатые к сер­д­цу ка­ла­чи.

    Гремя ин­с­т­ру­мен­том, про­хо­дит сме­на.

    И там, в ка­мор­ке про­вод­ни­ка,

    Дым ко­ро­мыс­лом. По­пой­ка. Ме­на.

    На лав­ках рас­сы­пан­ная му­ка.

    А все для то­го, что­бы в пред­мес­тье

    Углами ук­ла­ды­ва­лись стол­бы,

    Чтоб шкаф, пок­ру­жив­шись, зас­т­рял на мес­те,

    Чтоб дым, за­вер­тясь, по­шел из тру­бы.

    (Но все же из буд­ки не слыш­но лая,

    Скворешник пус­ту­ет, как но­вый дом,

    И пух­лые го­лу­би не гу­ля­ют

    Восьмеркою на чер­да­ке пус­том.)

    И вот в уле­та­ющий за­пах по­та,

    В смол­ка­ющий плот­ни­чий раз­го­вор,

    Как вы­дох, рас­па­хи­ва­ют­ся во­ро­та -

    И жен­щи­на вплы­ва­ет во двор.

    Пред нею по­кор­но мы­чат ко­ро­вы,

    Не то­по­ча, не иг­рая зря,

    И - ру­ки в бо­ка - от­ки­нув ков­ро­вый

    Платок, она сто­ит, как за­ря.

    Она рас­став­ля­ет от­ря­ды кры­нок:

    Туда - в боль­ни­цу. Сю­да - на ры­нок,

    И, вы­тя­нув шею, слы­шит она

    (Тише, де­ревья, про­пус­тишь сду­ру)

    Вьющийся с фаб­ри­ки Но­ги­на

    Свист вы­да­ва­емой ма­ну­фак­ту­ры.

    Вот ее мир - дрож­же­вой, гус­той,

    Спит и со­пит - мо­ло­ком на­сы­тясь,

    Жидкий на­воз, над на­во­зом си­тец,

    Пущенный в ба­боч­ку с за­пя­той.

    А по­се­ред­ке, кры­лом зве­ня,

    Кочет во­пит над на­сед­кой вя­лой.

    Черт его зна­ет за­чем ме­ня

    В эту оби­тель нуж­да заг­на­ла!..

    Здесь от по­ду­шек не про­дох­нуть,

    Легкие так и тре­щат от бо­ли…

    Крикнуть то­ва­ри­щей? Иль зас­нуть?

    Иль воз­в­ра­тить­ся к ге­рою, что ли?!

    Ветер нав­с­т­ре­чу. Скри­пит ва­гон.

    Черная хвоя ле­тит в угон.

    Весь этот мир, воз­ник­ший из ды­ма,

    В бе­ге от­ки­нув­ший­ся, тру­бя,

    Навзничь; он весь про­ле­та­ет ми­мо,

    Мимо те­бя, ми­мо те­бя!

    Он об­ле­та­ет свис­тя­щим кру­гом

    Новый за­бор твой и теп­лый угол.

    Как те­бе тош­но. Опять фо­нарь

    Млеет на стан­ции. Сно­ва, сно­ва

    Баба с кор­зин­кой. Степ­ная гарь

    Да заб­лу­див­ша­яся ко­ро­ва.

    Мир пе­ре­пол­нен тво­ей тос­кой;

    Буксы выс­ту­ки­ва­ют: на кой?

    На кой те­бе это?

    Ты мо­жешь сме­ло

    Посредине дво­ра в июль­с­кий зной

    Раскинуть стол над ска­тер­тью бе­лой

    Средь ми­ра, пос­т­ро­ен­но­го то­бой.

    У те­бя на сто­ле са­мо­вар как гло­бус,

    Под кра­ном ста­кан, над кон­фор­кой дым;

    Размякнув от па­ра, ты мо­жешь в оба

    Теперь сле­дить за хо­зяй­с­т­вом сво­им.

    О, бла­го­ду­шие! Ты рас­т­ро­ган

    Пляской те­лят, вор­ко­вань­ем щей,

    Журчаньем в же­луд­ке…

    А за по­ро­гом -

    Страна враж­деб­ных те­бе ве­щей.

    На фаб­ри­ку дви­жут­ся, раз­ди­рая

    Грунт, дю­жие ло­ша­ди (то­пот, гром).

    Не луч­ше ль сто­ять им в тво­ем са­рае

    В по­ряд­ке. Как сле­ду­ет. Под зам­ком.

    Чтобы ды­ша­ли доб­рот­ной ску­кой

    Хозяйство твое и твоя семья,

    Чтоб каж­дая ме­лочь бы­ла по­ру­кой

    Тебе в не­под­виж­нос­ти бы­тия.

    Жара. Не чи­та­ет­ся и не спит­ся.

    Предместье сол­н­цем ог­лу­ше­но.

    Зеваю. Зак­ла­ды­ваю стра­ни­цу

    И нас­тежь рас­па­хи­ваю ок­но.

    Над ми­ром, над­т­рес­ну­тым от наг­ре­ва,

    Ни вет­ра, ни го­ло­са пе­ту­хов…

    Как я оди­нок! От­зо­ви­тесь, где вы,

    Веселые лю­ди мо­их сти­хов?

    Прошедшие с бо­ем ле­са и во­ды,

    Всем лив­ням под­с­та­вив­шие ли­цо,

    Чекисты, ме­ха­ни­ки, ры­бо­во­ды,

    Взойдите на стру­га­ное крыль­цо.

    Настала по­ра - и мы сно­ва вмес­те!

    Опять го­ри­зонт в бо­евом ды­му!

    Смотри же сю­да, че­ло­век пред­мес­тий: -

    Мы здесь! Мы пи­ру­ем в тво­ем до­му!

    Вперед же, сол­дат­с­кая пес­ня пи­ра!

    Открылся по­ход.

    За сте­ной вра­ги.

    А мы пос­та­ре­ли. - И пылью ми­ра

    Покрылись по­ход­ные са­по­ги.

    Но все ж по-охот­ничьи каж­дый зо­рок.

    Ясна по­се­дев­шая го­ло­ва.

    И пес­ня прос­тор­на.

    И ве­тер до­рог.

    И друж­ба всту­па­ет в свои пра­ва.

    Мы бу­дем си­деть за сто­лом ве­се­лым

    И тол­ко­вать и шу­меть, по­ка

    Не вле­зет сол­н­це за час­то­ко­лом

    В ушат топ­ле­но­го мо­ло­ка.

    Пока не прос­ви­щут стри­жи. По­ка

    Не про­де­рет ро­ся­ным рас­со­лом

    Траву до пос­лед­не­го сте­бель­ка.

    И, па­лец под­няв­ши, один из нас

    Раздумчиво ска­жет: "Ка­кая тьма!

    Как вре­мя идет! Уже ско­ро час!"

    И слов­но в от­вет ему, ночь са­ма

    От всей чер­но­ты сво­ей гря­нет: "Раз!"

    А вре­мя идет по на­воз­ной жи­же.

    Сквозь бу­рю лис­т­вы не ви­дать ни зги.

    Уже на крыль­це оно. Бли­же. Бли­же.

    Оно в се­нях вы­ти­ра­ет са­по­ги.

    И в блеск по­ло­виц, в про­мы­тую со­дой

    И ще­ло­ком гор­ни­цу, в плеск мытья

    Оно вры­ва­ет­ся не­по­го­дой,

    Такое ж су­ту­ло­ва­тое, как я,

    Такое Ж, как я, през­рев­шее от­дых,

    И, вдох­но­вень­ем пот­ря­се­но.

    Глаза, про­мы­тые в со­ро­ка во­дах,

    Медленно под­ни­ма­ет оно.

    От глаз его не най­ти спа­сенья,

    Не от­мах­нуть­ся ни­как спле­ча,

    Лампу по­га­сишь. Рва­нешь­ся в се­ни.

    Дверь на за­по­ре. И нет клю­ча.

    Как ни ло­мись - не про­ло­мишь - бас­та!

    В гор­ни­цу? В гор­ни­цу не вой­ти!

    Там дочь твоя, стри­же­ная, в уг­лас­том

    Пионерском гал­с­ту­ке, на пу­ти.

    И, ру­ка­ми ком­кая оде­яло,

    Еще сно­ви­день­ем ог­лу­ше­на,

    Вперед но­га­ми, ма­ло-по­ма­лу

    Сползает на пол твоя же­на!

    Ты гря­нешь в стек­ла. И го­лу­бое

    Небо рас­сы­пет­ся на кус­ки.

    Из ок­на в ок­но, зак­ру­тись тру­бою,

    Рванутся ди­кие сквоз­ня­ки.

    Твой лоб си­яни­ем ок­ро­ва­вит

    Востока сту­де­ная по­ло­са,

    И ты ус­лы­шишь, как вре­мя сла­вят

    Наши сол­дат­с­кие го­ло­са.

    И дочь твоя по­ды­ма­ет го­лос

    Выше бе­рез, вы­ше туч, - ту­да,

    Где дрог­нул сум­рак и рас­ко­ло­лась

    Последняя ут­рен­няя звез­да.

    И пер­вый зяб­лик пор­вет за­тишье…

    (Предвестник ут­рен­ней чис­то­ты.)

    А ты за­ды­ха­ешь­ся, что ты слы­шишь?

    Испуганный, что ры­да­ешь ты?

    Бревенчатый дом под зе­ле­ной кры­шей.

    Флюгарка виз­жит, и шу­мят кус­ты.



    1932



Смерть пионерки




    Грозою ос­ве­жен­ный,

    Подрагивает лист.

    Ах, пе­ноч­ки зе­ле­ной

    Двухоборотный свист!

    Валя, Ва­лен­ти­на,

    Что с то­бой те­перь?

    Белая па­ла­та.

    Крашеная дверь.

    Тоньше па­ути­ны

    Из-под ко­жи щек

    Тлеет скар­ла­ти­ны

    Смертный ого­нек.

    Говорить не мо­жешь -

    Губы го­ря­чи.

    Над то­бой кол­ду­ют

    Умные вра­чи.

    Гладят бед­ный ежик

    Стриженых во­лос.

    Валя, Ва­лен­ти­на,

    Что с то­бой стряс­лось?

    Воздух вос­па­лен­ный,

    Черная тра­ва.

    Почему от зноя

    Ноет го­ло­ва?

    Почему тес­нит­ся

    В подъ­язычье стон?

    Почему рес­ни­цы

    Обдувает сон?

    Двери от­во­ря­ют­ся.

    (Спать. Спать. Спать.)

    Над то­бой скло­ня­ет­ся

    Плачущая мать:

    "Валенька, Ва­лю­ша!

    Тягостно в из­бе.

    Я крес­тиль­ный крес­тик

    Принесла те­бе.

    Все хо­зяй­с­т­во бро­ше­но,

    Не поп­ра­вишь враз,

    Грязь не по-хо­ро­ше­му

    В гор­ни­цах у нас.

    Куры не зак­ры­ты,

    Свиньи без ко­ры­та;

    И мы­чит ко­ро­ва

    С го­ло­ду сер­ди­то.

    Не про­тивь­ся ж, Ва­лень­ка,

    Он те­бя не съест,

    Золоченый, ма­лень­кий,

    Твой крес­тиль­ный крест".

    На ще­ке по­мя­той

    Длинная сле­за.

    А в боль­нич­ных ок­нах

    Движется гро­за.

    Открывает Ва­ля

    Смутные гла­за.

    От мо­рей ре­ву­чих

    Пасмурной стра­ны

    Наплывают ту­чи,

    Ливнями пол­ны.

    Над боль­нич­ным са­дом,

    Вытянувшись в ряд,

    За гус­тым от­ря­дом

    Движется от­ряд.

    Молнии, как гал­с­ту­ки,

    По вет­ру ле­тят.

    В дож­де­вом си­янье

    Облачных сло­ев

    Словно очер­танье

    Тысячи го­лов.

    Рухнула пло­ти­на -

    И вы­хо­дят в бой

    Блузы из са­ти­на

    В синь­ке гро­зо­вой.

    Трубы. Тру­бы. Тру­бы.

    Подымают вой.

    Над боль­нич­ным са­дом,

    Над во­дой озер

    Движутся от­ря­ды

    На ве­чер­ний сбор.

    Заслоняют свет они

    (Даль чер­ным-чер­на),

    Пионеры Кун­це­ва,

    Пионеры Се­ту­ни,

    Пионеры фаб­ри­ки Но­ги­на.

    А вни­зу скло­нен­ная

    Изнывает мать:

    Детские ла­до­ни

    Ей не це­ло­вать.

    Духотой спа­лен­ных

    Губ не ос­ве­жить.

    Валентине боль­ше

    Не при­дет­ся жить.

    "Я ль не со­би­ра­ла

    Для те­бя доб­ро?

    Шелковые платья,

    Мех да се­реб­ро,

    Я ли не ко­пи­ла,

    Ночи не спа­ла,

    Все ко­ров до­ила,

    Птицу сте­рег­ла.

    Чтоб бы­ло при­да­ное,

    Крепкое, нед­ра­ное,

    Чтоб фа­та к ли­цу -

    Как пой­дешь к вен­цу!

    Не про­тивь­ся ж, Ва­лень­ка!

    Он те­бя не съест.

    Золоченый, ма­лень­кий,

    Твой крес­тиль­ный крест".

    Пусть зву­чат пос­ты­лые,

    Скудные сло­ва -

    Не по­гиб­ла мо­ло­дость,

    Молодость жи­ва!

    Нас во­ди­ла мо­ло­дость

    В са­бель­ный по­ход,

    Нас бро­са­ла мо­ло­дость

    На крон­ш­тад­т­с­кий лед.

    Боевые ло­ша­ди

    Уносили нас,

    На ши­ро­кой пло­ща­ди

    Убивали нас.

    Но в кро­ви го­ря­чеч­ной

    Подымались мы,

    Но гла­за нез­ря­чие

    Открывали мы.

    Возникай сод­ру­жес­т­во

    Ворона с бой­цом, -

    Укрепляйся му­жес­т­во

    Сталью и свин­цом.

    Чтоб зем­ля су­ро­вая

    Кровью ис­тек­ла,

    Чтобы юность но­вая

    Из кос­тей взош­ла.

    Чтобы в этом кро­хот­ном

    Теле - нав­сег­да

    Пела на­ша мо­ло­дость,

    Как вес­ной во­да.

    Валя, Ва­лен­ти­на,

    Видишь - на юру

    Базовое зна­мя

    Вьется по шну­ру.

    Красное по­лот­ни­ще

    Бьется над буг­ром.

    "Валя, будь го­то­ва!"

    Восклицает гром.

    В про­зе­лень лу­жай­ки

    Капли как поль­ют!

    Валя в си­ней май­ке

    Отдает са­лют.

    Тихо по­ды­ма­ет­ся,

    Призрачно-легка,

    Над боль­нич­ной кой­кой

    Детская ру­ка.

    "Я всег­да го­то­ва!" -

    Слышится ок­рест.

    На пле­те­ный ков­рик

    Упадает крест.

    И по­том бес­силь­ная

    Валится ру­ка -

    В пух­лые по­душ­ки,

    В мя­коть тю­фя­ка.

    А в боль­нич­ных ок­нах

    Синее теп­ло,

    От боль­шо­го сол­н­ца

    В ком­на­те свет­ло.

    И, при­пав к пос­те­ли,

    Изнывает мать.

    За ог­ра­дой пе­ноч­кам

    Нынче бла­го­дать.

    Вот и все!

    Но пес­ня

    Не сог­лас­на ждать.

    Возникает пес­ня

    В бол­тов­не ре­бят.

    Подымает пес­ню

    На го­лос от­ряд.

    И вы­хо­дит пес­ня

    С то­по­том ша­гов

    В мир, от­к­ры­тый нас­тежь

    Бешенству вет­ров.



    Апрель - ав­густ 1932



Февраль




    Вот я сно­ва на этой зем­ле.

    Я сно­ва

    Прохожу под пла­та­на­ми мо­ло­ды­ми,

    Снова де­ти бе­га­ют у ска­ме­ек,

    Снова мо­ре ле­жит в па­ро­ход­ном ды­ме…

    Вольноопределяющийся, в по­го­нах,

    Обтянутых раз­ноц­вет­ным шну­ром, -

    Это я - во­яка, ге­рой Сто­хо­да,

    Богатырь Ма­зур­с­ких бо­лот, по­ну­ро

    Ковыляющий в са­по­гах ко­ря­вых,

    В на­ле­за­ющей на за­ты­лок шап­ке…

    Я при­ехал в от­пуск, чтоб каж­дой мыш­цей,

    Каждой кле­точ­кой при­ни­мать дви­женье

    Ветра, спу­тан­но­го лис­т­вою,

    Голубиную теп­ло­ту ды­ханья

    Загорелых ре­бят, пе­ре­беж­ку пя­тен

    На пес­ке и со­ле­ную неж­ность мо­ря…

    Я при­вык уже ко все­му: от­ту­да,

    Откуда я выр­вал­ся, мне обыч­ным

    Казался мир, прож­жен­ный сна­ря­дом,

    Пробитый шты­ком, ок­ру­чен­ный ту­го

    Колючей про­во­ло­кой, пос­ты­ло

    Воняющий по­том и кис­лым хле­бом…

    Я дол­жен най­ти в этом ми­ре угол,

    Где на гвоз­ди­ке чис­тое по­ло­тен­це

    Пахнет ма­терью, под­ле кра­на - мы­ло,

    И сол­н­це, бе­гу­щее сквозь окош­ко,

    Не об­жи­га­ет ли­цо, как уголь…

    Бот сно­ва я на буль­ва­ре.

    Снова

    Иван-да-марья цве­тет на клум­бах,

    Человек в мор­с­кой фу­раж­ке чи­та­ет

    Книгу в ма­ли­но­вом пе­реп­ле­те;

    Девочка в юб­ке вы­ше ко­ле­на

    Играет в дьябо­ло; на бал­ко­не

    Кричит по­пу­гай в се­реб­ря­ной клет­ке.

    И я те­перь сре­ди них как рав­ный,

    Захочу - си­жу, за­хо­чу - гу­ляю,

    Захочу (если нет вбли­зи офи­це­ра) -

    Закурю, наб­лю­дая, как вьет­ся плав­ный

    Лист над ска­мей­ка­ми, как ле­та­ют

    Ласточки ми­мо ча­сов уп­ра­вы…

    Самое глав­ное со­вер­шит­ся

    Ровно в че­ты­ре.

    Из-за ки­ос­ка

    Появится де­вуш­ка в пе­ле­рин­ке, -

    Раскачивая по­ло­са­тый ра­нец,

    Вся буд­то рас­пах­ну­тая ды­ханью

    Прохладного мо­ря, лу­чам и пти­цам,

    В зе­ле­ном платье из не­ве­со­мой

    Шерсти, она вплы­ва­ет, как в та­нец,

    В кру­женье лис­ть­ев и в ко­лы­ханье

    Цветов и ба­бо­чек над га­зо­ном.

    Домой из гим­на­зии…

    Вместе с нею - От­ку­да-то, из по­за­бы­то­го ми­ра,

    Кружась, ле­тят звон­ки пе­ре­ме­ны,

    Шепот под­руг, ан­ге­лок с тет­ра­ди

    И то­пот учи­те­ля в ко­ри­до­ре.

    Перед ней пла­та­ны по­ют, а сза­ди

    Ее, хри­пя, про­во­жа­ет мо­ре…

    Я ни­ког­да не лю­бил как на­до…

    Маленький иудей­с­кий маль­чик -

    Я, ве­ро­ят­но, один в ок­ру­ге

    Трепетал по но­чам от степ­но­го вет­ра.

    Я, как сом­нам­бу­ла, брел по рель­сам

    На ти­хие да­чи, где в ко­люч­ках

    Крыжовника пли ди­кой ожи­ны

    Шелестят ежи и ши­пят га­дю­ки,

    А в са­мой ча­ще, ку­да не вле­зешь,

    Шныряет крас­но­го­ло­вая птич­ка

    С пе­сен­кой то­нень­кой, как бу­лав­ка,

    Прозванная "Во­ловь­им гла­зом"…

    Как я, рож­ден­ный от иудея,

    Обрезанный на седь­мые сут­ки,

    Стал пти­це­ло­вом - я сам не знаю!

    Крепче Майн-Ри­да лю­бил я Брэ­ма!

    Руки мои дро­жа­ли от страс­ти,

    Когда на­угад рас­к­ры­вал я кни­гу…

    И на ме­ня со стра­ниц ле­те­ли

    Птицы, по­доб­ные стран­ным бук­вам,

    Саблям и тру­бам, ша­рам и ром­бам.

    Видно, соз­вез­дье Стрель­ца зас­т­ря­ло

    Над чер­но­той мо­его жи­ли­ща,

    Над прес­ло­ву­тым ев­рей­с­ким ча­дом

    Гусиного жи­ра, над зуб­реж­кой

    Скучных мо­литв, над бо­ро­да­ча­ми

    На фо­тог­ра­фи­ях се­мей­ных…

    Я не под­г­ля­ды­вал, как дру­гие,

    В ще­ли ку­па­лен.

    Я не ста­рал­ся

    Сверстницу ущип­нуть слу­чай­но…

    Застенчивость и го­ло­вок­ру­жепье

    Томили ме­ня.

    Я ста­рал­ся бо­ком

    Перебежать че­рез сад, где пе­ли

    Девочки в гим­на­зи­чес­ких плать­ях…

    Только за­быв­шись, не за­ме­чая

    Этого сам, я мог без­раз­дум­но

    Тупо смот­реть на го­лые но­ги

    Девушки.

    Стоя на та­бу­ре­те,

    Тряпкой она вы­ти­ра­ла стек­ла…

    Вдруг зас­вис­те­ло стек­ло по-птичьи -

    И пре­до мной раз­ле­те­лись кру­гом

    Золотые ов­сян­ки, су­хие лис­тья,

    Болотные лу­жи­цы в не­за­буд­ках,

    Женские пле­чи и птичьи крылья,

    Посвист по­ле­та, жур­чанье юбок,

    Щелканье со­ловья и пес­ня

    Юной со­сед­ки че­рез до­ро­гу, -

    И на­ко­нец, все яс­ней, все чи­ще,

    В ми­ре обы­ча­ев и при­вы­чек,

    Под фо­на­рем мо­его жи­ли­ща

    Глаз со­ловья на ли­це де­вичь­ем…

    Вот и сей­час, заг­ля­нув под шля­пу,

    В сла­бой те­ни я гла­за уви­дел.

    Полные со­ловь­иной дро­жи,

    Они, по­ка­чи­ва­ясь, проп­лы­ва­ли

    В лад каб­лу­кам, и на них сви­са­ла

    Прядка во­лос, зо­ло­тясь на ко­же…

    Вдоль по ал­лее, ми­мо га­зо­на,

    Шло гим­на­зи­чес­кое платье,

    А в сот­не ша­гов за ним, как убий­ца,

    Спотыкаясь о скамьи и на­ты­ка­ясь

    На лю­дей и де­ревья, шеп­ча прок­лятья,

    Шел я в боль­ших са­по­гах, в зе­ле­ной

    Засаленной гим­нас­тер­ке, низ­ко

    Остриженный на во­ен­ной служ­бе,

    Еще не от­вык­ший су­ту­лить пле­чи -

    Ротный лов­чи­ло, ев­рей­с­кий маль­чик…

    Она заг­ля­ды­ва­ла в вит­ри­ны,

    И средь проз­рач­ных шел­ков и скля­нок

    Таинственно, не по-че­ло­вечьи,

    Отражалось ли­цо ее во­дя­ное…

    Она ос­та­нав­ли­ва­лась у цве­точ­ниц,

    И паль­цы ее вы­би­ра­ли ро­зу,

    Плававшую в эма­ли­ро­ван­ной мис­ке,

    Как ма­лень­кая мах­ро­вая рыб­ка.

    Из ко­ло­ни­аль­но­го ма­га­зи­на

    Потягивало жже­ным ко­фе, ко­ри­цей,

    И в этом за­па­хе, с мок­рой ро­зой,

    Над во­ро­ха­ми лис­т­вы в кор­зи­нах,

    Она мне ка­за­лась чу­дес­ной пти­цей,

    Выпорхнувшей из кни­ги Брэ­ма…

    А я ук­ло­нял­ся как мог от фрон­та…

    Сколько руб­ле­вок пе­ре­ле­та­ло

    Из рук мо­их в пи­сар­с­кие ру­ки!

    Я ун­те­ров на­па­ивал вод­кой,

    Тащил им па­пи­ро­сы и са­ло…

    В око­ло­док из око­лод­ка,

    Кашляющий в при­пад­ке плев­ри­та,

    Я ко­че­вал.

    Я пых­тел и фыр­кал,

    Плевал в бу­тыл­ки, пил ле­кар­с­т­во,

    Я сто­ял на­ги­шом, ху­дой и неб­ри­тый,

    Под сте­тос­ко­па­ми всех ко­мис­сий…

    Когда же мне уда­ва­лось прав­дой

    Или неп­рав­дой - кто мо­жет вспом­нить? -

    Добыть уволь­ни­тель­ную за­пис­ку,

    Я на­чи­щал са­по­ги до блес­ка,

    Обдергивал гим­нас­тер­ку - и бой­ко

    Шагал на буль­вар, где в пла­та­нах пе­ла

    Голосом обож­жен­ной гли­ны

    Иволга, и над пес­ком ал­леи

    Платье зна­ко­мое зе­ле­не­ло,

    Покачиваясь, как ды­мок нед­лин­ный…

    Снова я сза­ди та­щил­ся, млея,

    Ругаясь, на­ты­ка­ясь на скамьи…

    Она вхо­ди­ла в ки­не­ма­тог­раф,

    В стре­ко­чу­щую тем­но­ту, в дро­жанье

    Зеленого све­та в квад­рат­ной ра­ме,

    Где жен­щи­на над по­гас­шим ка­ми­ном

    Ломала ру­ки из але­бас­т­ра

    И че­ло­век в гра­нит­ном плас­т­ро­не

    Стрелял из без­мол­в­но­го ре­воль­ве­ра…

    Я знал в ли­цо всех ее зна­ко­мых,

    Я знал их по­вад­ки, улыб­ки, жес­ты.

    Замедленный шаг их, ког­да на­роч­но

    Стараешься грудью, бед­ром, ла­донью

    Почувствовать че­рез пок­ров неп­роч­ный

    Тревожную неж­ность де­вичь­ей ко­жи…

    Я все это знал…

    Улетали пти­цы…

    Высыхала тра­ва…

    Погибали звез­ды…

    Девушка про­хо­ди­ла по све­ту,

    Собирая цве­ты, опус­тив рес­ни­цы…

    Осень…

    Дождями про­пи­тан воз­дух,

    Осень…

    Грусти, по­ги­бай и се­туй!

    Я се­год­ня к ней по­дой­ду.

    Я вста­ну

    Перед пей.

    Я не дам ей свер­нуть с до­ро­ги.

    Достаточно бе­гот­ни.

    [Мужайся!]

    Возьми се­бя в ру­ки.

    Кончай во­лын­ку!

    Заколочен ки­оск…

    У ча­сов уп­ри вы

    Суетятся го­лу­би.

    Скоро - че­ты­ре.

    Она по­яви­лась за час до сро­ка, -

    Шляпа в ру­ках…

    Рыжеватый во­лос,

    Просвеченный нег­ре­ющим сол­н­цем,

    Реет у щек…

    Тишина.

    И го­лос

    Синицы, за­те­рян­ной в этом ми­ре…

    Я дол­жен к ней по­дой­ти.

    Я дол­жен

    Обязательно к пей по­дой­ти.

    Я дол­жен

    Непременно к пей по­дой­ти.

    Не ду­май,

    Встряхнись - и в до­гон­ку.

    Довольно бре­да!..

    Л но­ги мои не сдви­га­лись с мес­та,

    Как буд­то ка­мен­ные.

    А те­ло

    Как буд­то при­ко­ва­лось к ска­мей­ке.

    И встать не­воз­мож­но…

    Бездельник! Шля­па!

    А де­вуш­ка уже выш­ла на пло­щадь,

    И в тем­но-се­ром кру­гу му­зе­ев

    Платье ее, ле­тя­щее с вет­ром,

    Казалось тонь­ше и зе­ле­нее…

    Я отор­вал­ся с та­ким усиль­ем,

    Как буд­то нак­реп­ко был при­вин­чен

    К скамье.

    Оторвался - и без ог­ляд­ки

    Выбежал за нею на пло­щадь.

    Все, о чем я чи­тал но­ча­ми,

    Больной, го­лод­ный, по­лу­оде­тый, -

    О пти­цах с не­рус­ски­ми име­на­ми,

    О лю­дях не­из­вес­т­ной пла­не­ты,

    С) ми­ре, в ко­то­ром иг­ра­ют в тен­нис,

    Пьют оран­жад и це­лу­ют жен­щин, -

    Все это дви­га­лось пре­до мною,

    Одетое в шер­с­тя­ное платье,

    Горящее ры­жи­ми за­вит­ка­ми,

    Покачивающее по­ло­са­тым ран­цем,

    Перебирающее каб­луч­ка­ми…

    Я по­ло­жу на пле­чо ей ру­ку:

    "Взгляни на ме­ня!

    Я - твое нес­час­тье!

    Я об­ре­каю те­бя на му­ку

    Неслыханной со­ловь­иной страс­ти!

    Остановись!"

    Но за по­во­ро­том -

    В двад­ца­ти ша­гах зе­ле­не­ет платье.

    Я ее до­го­няю.

    Еще нем­но­го

    Напрягусь - мы за­ша­га­ем ря­дом…

    Я ко­зы­ряю ей, как на­чаль­с­т­ву,

    Что ей ска­зать? Мой язык бор­мо­чет

    Какую-то дре­бе­день:

    - Поз­воль­те…

    Не убе­гай­те… Ска­жи­те, мож­но

    Вас про­во­дить? Я си­дел в око­пах!..

    Она мол­чит.

    Она да­же гла­зом

    Не по­ве­дет.

    Она убыс­т­ря­ет

    Шаги.

    А я ря­дом бе­гу, как ни­щий,

    Почтительно на­ги­ба­ясь.

    Где уж

    Мне быть ей рав­ным!..

    Я как бе­зум­ный

    Бормочу ка­кие-то фра­зы сду­ру…

    И вдруг ос­та­нов­ка…

    Она без­мол­в­но

    Поворачивает го­ло­ву - я ви­жу

    Рыжие во­ло­сы, си­не-зе­ле­ный

    Глаз и л ило­ва­тую жил­ку

    На вис­ке, дро­жа­щую в пап­ря­женьи…

    "Уходите не­мед­лен­но", - и ру­кою

    Показывает на пе­рек­рес­ток…

    Вот он -

    Поставленный для ох­ра­ны по­коя -

    Он встал на пе­ре­путье, как цар­с­т­во

    Шпуров, на­чи­щен­ных блях, ме­да­лей,

    Задвинутый в са­по­ги, а свер­ху -

    Прикрытый по­ли­цей­с­кой фу­раж­кой,

    Вокруг ко­то­рой кру­жат в си­янье,

    Желтом и нес­тер­пи­мом до пыт­ки,

    Голуби из свя­то­го пи­санья

    И ту­чи, зак­ру­чен­ные как улит­ки…

    Брюхатый, си­я­ющий жир­ным по­том

    Городовой.

    С ут­ра до от­ва­ла

    Накачанный вод­кой, на­би­тый са­лом…

    Студенческие го­лу­бые фу­раж­ки;

    Солдатские шап­ки, тре­ухи, ке­пи;

    Пар, ле­тя­щий из мер­з­лых гло­ток;

    Махорка, гу­ля­ющая стол­ба­ми…

    Круговорот по­лу­шуб­ков, чу­ек,

    Шинелей, во­ня­ющих кис­лым хле­бом,

    И на ка­фед­ре, у боль­шо­го гра­фи­на -

    Совсем не­ожи­дан­но­го в этом ды­ме -

    Взволнованный че­ло­век в на­голь­ном

    Полушубке, в рва­ной ко­со­во­рот­ке

    Кричит сор­вав­шим­ся от нап­ря­же­ния

    Голосом и сво­бод­ным жес­том

    Открывает объ­ятья…

    Большие две­ри

    Распахиваются.

    Из фев­раль­с­кой но­чи

    Входят лю­ди, гри­мас­ни­чая от све­та,

    Топчутся, от­ря­ха­ют иней

    С по­лу­шуб­ков - и вот они уже с на­ми,

    Говорят, кри­чат, по­ды­ма­ют ру­ки,

    Проклинают, пла­чут.

    Сопенье, ка­шель,

    Толкотня.

    На хо­рах тре­щат пе­ри­ла

    Под на­по­ром плеч.

    И, взле­тая квер­ху,

    Пятерни в гря­зи и при­сох­шей кро­ви

    Встают, как за­пач­кан­ные све­ти­ла…

    В эту ночь мы пош­ли за­би­рать учас­ток…

    Я, мой то­ва­рищ сту­дент и тре­тий -

    Рыжий при­ват-до­цент из эсе­ров.

    Кровью му­жес­т­ва на­ли­ва­ет­ся те­ло,

    Ветер му­жес­т­ва об­ду­ва­ет ру­баш­ку.

    Юность кон­чи­лась…

    Начинается зре­лость…

    Грянь о ка­мень прик­ла­дом! Сор­ви фу­раж­ку!

    Облик ми­ра ме­ня­ет­ся.

    Нынче ут­ром

    Добродушно шу­ме­ли пла­та­ны.

    Море

    Поселилось в за­ли­ве.

    На ти­хих да­чах

    Пели де­вуш­ки в хо­ро­во­дах.

    В кни­ге

    Доктор Брэм от­ды­хал, прис­ло­нив цен­т­рал­ку

    К ва­лу­ну.

    Мой ро­ди­тель­с­кий дом све­тил­ся

    Язычками све­чей и биб­лей­с­кой кух­ней…

    Облик ми­ра ме­ня­ет­ся…

    Этой ночью

    Гололедица пок­ры­ва­ет де­ревья,

    Сучья ле­зут в гла­за, как жи­вые.

    Море

    Опрокинулось над пус­тын­ным буль­ва­ром.

    Пароходы хри­пят, уто­пан.

    Дачи

    Заколочены.

    На пус­тын­ных тер­ра­сах

    Пляшут кры­сы.

    И Брэм, по­ки­дая кни­гу,

    Подымает ружье на ме­ня с уг­ро­зой…

    Мой ро­ди­тель­с­кий дом раз­во­ро­ван.

    Кошка

    На хо­лод­ной пли­те под­ни­ма­ет лап­ки…

    Юность кон­чи­лась нын­че… По­кой да­ле­че…

    Ноги шле­па­ют по во­де.

    Проклятье!

    [Подыми] во­рот­ник и за­ку­тай пле­чи!

    Что же! На­до ид­ти!

    Не го­рюй, при­ятель!

    Дождь!

    Суетливая пе­реб­ран­ка

    Воронья на ака­ци­ях.

    Дождь.

    Из прор­вы

    Катящие в аце­ти­ле­но­вом све­те

    Мотоциклисты.

    И сно­ва чер­ный

    Туннель - без кон­ца и на­ча­ла.

    Ветер,

    Бегущий не­из­вес­т­но ку­да.

    По лу­жам

    Шагающие пат­ру­ли.

    И сно­ва -

    Дождь.

    Мы од­ни - в этом мок­ром ми­ре.

    Натыкаясь на тум­бы у под­во­ро­тен,

    Налезая один на дру­го­го, кам­нем

    Падая на мос­то­вую, в пол­ночь

    Мы доб­ре­ли до учас­т­ка…

    Вот он,

    Каменный ящик, зак­ры­тый сот­ней

    Ржавых це­пей и пу­до­вых крючь­ев, -

    Ящик, в ко­то­рый по­на­би­ва­лись

    Лихорадка, ти­фоз­ный оз­ноб, за­пой­ный

    Бред, бор­мо­танье мо­литв и пес­ни…

    Херувимы, оде­тые в ша­ро­ва­ры,

    Стояли под­ле во­рот на стра­же,

    Словно уса­тые са­мо­ва­ры,

    Один дру­го­го туч­ней и ра­жей…

    Откуда-то из­нут­ри, из прор­вы,

    Шипящей дож­дем, вы­ры­вал­ся круг­лый

    Лошадиный хрип и не­обы­чай­ный

    Заклинательный клич пе­ту­ха…

    Привратник

    Нам от­к­рыл ка­кую-то щель.

    И сно­ва

    Загремели зам­ки, зак­ры­вая вы­ход…

    Мы прош­ли по ко­ри­до­рам, по­хо­жим

    На сно­ви­денья.

    Кривые лам­пы

    Качались над на­ми.

    По сте­нам квер­ху,

    К про­дав­лен­но­му по­тол­ку, взбе­га­ли,

    Сбиваясь в ком­ки, рас­к­ру­тись в спи­ра­ли,

    Косые те­ни…

    На длин­ных скамь­ях,

    Опершись под­бо­род­ка­ми на эфе­сы

    Сабель, пох­ра­пы­ва­ли го­ро­до­вые…

    И весь этот ла­би­ринт схо­дил­ся

    К ду­бо­вым во­ро­там, на ко­то­рых

    Висела квад­рат­ная кар­точ­ка: "Прис­тав"!!.

    Розовый, в ла­зо­ре­вых ба­кен­бар­дах,

    Разлетающихся от лег­чай­ше­го ду­но­венья,

    Подобно ан­ге­лу с гим­на­зи­чес­кой тет­ра­ди,

    Он ви­тал над пись­мен­ным при­бо­ром,

    Сработанным из шрап­нель­ных ста­ка­нов,

    Улыбаясь, тая, из­не­мо­гая

    От ра­ду­шия, от неж­нос­ти, от счас­тья

    Встречи с де­ле­га­та­ми ко­ми­те­та…

    Л мы… сто­яли, пе­ре­ми­на­ясь

    С но­ги на но­гу, пач­кая каб­лу­ка­ми

    Невероятных ло­ша­дей и по­пу­га­ев,

    Вышитых на ков­ре…

    Нам, ко­неч­но,

    Было не до улы­бок.

    Довольно…

    Сдавай клю­чи - и ка­тись от­сю­да к чер­ту!

    Нам не о чем тол­ко­вать.

    До сви­данья…

    Мы при­ни­ма­ли де­ла.

    Мы шля­лись

    По всем за­ко­ул­кам.

    В од­ной из ком­нат

    В угол на­ва­ле­ны бы­ли гру­дой,

    Как кар­то­фель, бра­унин­ги и на­га­ны.

    Мы при­ня­ли их по сче­ту.

    Утром,

    Полусонные, ра­зом­лев от ноч­ной ра­бо­ты,

    Запачканные учас­т­ко­вой пылью,

    Мы до­бы­ли арес­тан­т­с­кий чай­ник,

    Жестяной, зар­жав­лен­ный, и пи­ли,

    Обжигаясь и шле­пая гу­ба­ми,

    Первый чай по­бе­ди­те­лей, чай сво­бо­ды…

    Голубые дож­ди омы­ва­ли зем­лю,

    По но­чам уже на­чи­на­лось тай­но

    Мужественное цве­тенье каш­та­нов.

    [Просыхала зем­ля…]

    Разогретой солью

    Дуло с бе­ре­га…

    В ра­ко­ви­не ор­кес­т­ра,

    Потерявшейся в гу­ще пла­та­нов,

    Марсельеза, при­под­ня­тая смыч­ка­ми,

    Исчезала сре­ди фо­на­рей и лис­ть­ев.

    Наша ули­ца, вы­мы­тая до блес­ка

    Летним лив­нем, уле­та­ла к за­ли­ву,

    Подымавшемуся, как за­бор зе­ле­ный, -

    Строй пла­та­нов, вы­тя­ну­тый на ди­во.

    И на са­мом вер­ху, в за­ви­туш­ках пе­ны,

    Чуть за­мет­но по­ка­чи­вал­ся кар­тон­ный

    Броненосец "Си­ноп".

    И на си­зой ту­че

    Червяком ог­ня из­ви­вал­ся вым­пел…

    Опадали ака­ции.

    Невидимкой

    Дух гни­ющих цве­тов про­би­рал­ся в мо­ре,

    И мат­ро­сы от­п­ля­сы­ва­ли в об­ним­ку

    С пол­ног­ру­ды­ми дев­ка­ми из сло­бод­ки.

    За ры­бачь­ими ку­рень­ями, на скло­нах

    Перевалов, по­рос­ших клоч­кас­той мя­той,

    Под раз­би­ты­ми шлюп­ка­ми, у сне­сен­ных

    Купален, от­ча­ян­ные ре­бя­та -

    Дезертиры в бол­та­ющих­ся по­го­нах -

    Дулись в двад­цать од­но, в ка­ра­ся, в сол­да­та,

    А в пе­ще­ре по­са­пы­вал, как те­ле­нок,

    Змеевик са­мо­гон­но­го ап­па­ра­та.

    Я ос­тал­ся в ра­йо­не…

    Я стал ра­бо­тать

    Помощником ко­мис­са­ра…

    Вначале

    Я про­си­жи­вал но­чи в сы­рых де­жур­ках,

    Глядя на мир, на про­хо­див­ший ми­мо,

    ЧУЖДЫЙ мне, как яв­ленья иной при­ро­ды.

    Из ко­сых фо­на­рей, из гус­то­го ды­ма

    Проступали не­ви­дан­ные уро­ды…

    Я ста­рал­ся быть вез­де­су­щим…

    В брич­ке

    Я то­лок­ся по де­ре­вен­с­ким до­ро­гам

    За ко­нок­ра­да­ми.

    Поздней ночью

    Я вы­ле­тал на мо­тор­ной гич­ке

    В за­лив, изог­нув­ший­ся чер­ным ро­гом

    Среди кам­ней и пес­ча­ных ко­чек.

    Я вла­мы­вал­ся в во­ров­с­кие квар­ти­ры,

    Воняющие пе­ре­жа­рен­ной ры­бой.

    Я по­яв­лял­ся, как ан­гел смер­ти,

    С фо­на­рем и ре­воль­ве­ром, ок­ру­жен­ный

    Четырьмя ма­ро­са­ми с бро­не­нос­ца…

    (Еще юны­ми. Еще ро­зо­вы­ми от счас­тья.

    Часок не дос­пав­ши­ми пос­ле но­чи.

    Набекрень - бес­ко­зыр­ки. Буш­ла­ты - нас­тежь.

    Карабины под мыш­кой. И ве­тер - в очи.)

    Моя иудей­с­кая гор­дость пе­ла,

    Как стру­на, на­тя­ну­тая до от­ка­за…

    Я мно­го дал бы, что­бы мой пра­щур

    В длин­но­по­лом ха­ла­те и лись­ей шап­ке,

    Из-под ко­то­рой се­дой спи­ралью

    Спадают пей­сы и пер­хоть ту­чей

    Взлетает над бо­ро­дой квад­рат­ной…

    Чтоб этот пра­щур приз­нал по­том­ка

    В де­ти­не, сто­ящем по­доб­но баш­не

    Над ле­тя­щи­ми фа­ра­ми и шты­ка­ми

    Грузовика, пот­ряс­ше­го пол­ночь…

    Я вздрог­нул.

    Звонок те­ле­фо­на

    Скрежетнул у са­мо­го уха…

    "Комиссара? Я. Что вам?"

    И го­лос, зап­ря­тан­ный в труб­ке,

    Рассказал мне, что на Ри­шель­ев­с­кой,

    В чай­ном до­ми­ке ге­не­раль­ши Кле­менц,

    Соберутся Сем­ка Ра­би­но­вич,

    Петька Кам­ба­ла и Мо­ня Брил­ли­ап­т­щик,

    Железнодорожные гро­ми­лы,

    Кинематографические ге­рои, -

    Бандиты с че­мо­дан­чи­ка­ми, в ко­то­рых

    Алмазные свер­ла и пи­лы,

    Сигарета с дур­ма­ном для со­се­да…

    Они ле­та­ли по ва­гон­ным кры­шам

    В кры­лат­ках, раз­ду­ва­емых бу­рей,

    С ре­воль­ве­ром в ру­ка­ве фра­ка,

    Обнимали сто­руб­ле­вых гу­рий,

    И нын­че у ге­не­раль­ши Кле­мепц - Им бу­дет крыш­ка.

    Баста!

    В ка­ра­ул­ке ре­бя­та с бро­не­нос­ца

    Пили чай и ре­за­лись в шаш­ки.

    Их по­ло­са­тые фу­фай­ки

    Морщились на мус­ку­ла­ту­ре…

    Розовые ро­зо­ва­тос­тью дет­с­т­ва,

    Большерукие, с го­лу­бы­ми гла­за­ми,

    Они пе­ред­ви­га­ли пеш­ки

    Восторженно с мес­та на мес­то,

    Моргали, ше­ве­ли­ли гу­ба­ми,

    Задумчиво, без ма­лей­шей ус­меш­ки

    Подпевали, при­то­пы­вая каб­лу­ка­ми..

    Мы взгро­моз­ди­лись на дрож­ки,

    Обнимая за та­лии друг дру­га,

    И ос­т­ро­уголь­ная кля­ча

    Потащила нас в теп­лую те­мень…

    Нужно бы­ло су­нуть ре­воль­вер

    В шел­ку во­рот, что­бы двор­ник,

    Зевая и под­тя­ги­вая брю­ки,

    Открыл нам ка­лит­ку.

    [Молча.]

    Мы взош­ли по крас­ной до­рож­ке,

    Устилавшей лес­т­ни­цу.

    К две­ри

    Подошел я один.

    Ребята,

    Зажав меж ко­лен ка­ра­би­ны,

    Вплотную при­жа­лись к стен­ке.

    Все - как в ти­хом при­лич­ном до­ме…

    Лампа с тем­но-си­ним аба­жу­ром

    Над сто­лом се­мей­ным.

    Гардины,

    Стулья с мяг­кой спин­кой.

    Пианино,

    Книжный шкаф, на шка­фе - бюст Тол­с­то­го.

    Доброта до­маш­не­го уюта

    В теп­лом воз­ду­хе.

    Над са­мо­ва­ром

    Легкий пар.

    На чай­ни­ке на­кид­ка

    Из пле­те­ной шер­с­ти - все в по­ряд­ке…

    Мы вош­ли, как бу­ря, как ды­ханье

    Черных улиц, ног не вы­ти­рая

    И не сняв буш­ла­тов.

    Нам нав­с­т­ре­чу,

    Кланяясь и по­ти­рая нер­в­но

    Руки в коль­цах, вы­ка­ти­лась да­ма

    В па­ри­ке, за­сы­пан­ная пуд­рой.

    Жирная, с от­вис­лы­ми ще­ка­ми…

    "Антонина Яков­лев­на Кле­менц!

    Это вы? - Мы к вам приш­ли по де­лу", - Я ска­зал, рас­па­хи­вая две­ри.

    За сто­лом ве­лась бе­се­да.

    Трое

    Молодых лю­дей в зем­гу­сар­с­кой фор­ме,

    Барышни, сме­ющи­еся скром­но.

    На сто­ле - пи­рож­ные, кон­фе­ты.

    Я во­шел и стал в изум­ленье…

    Черт возь­ми! Ка­кая ошиб­ка!

    Какой это чай­ный до­мик!

    Друзья соб­ра­лись за ча­ем.

    Почему же я им ме­шаю?..

    Мне бы то­же си­деть в уюте,

    Разговаривать о Гу­ми­ле­ве,

    А не шлять­ся по но­чам, как сы­щик,

    Не вры­вать­ся в ти­хие се­мей­с­т­ва

    В по­ис­ках не­ве­до­мых бан­ди­тов…

    Но ка­кой-то из мо­их мат­ро­сов

    Подошел к сто­лу и мрач­ным ба­сом

    Проворчал:

    "Вот этих трех я знаю.

    Руки вверх!

    Берите их, ре­бя­та!..

    Где чет­вер­тый?.. Ба­рыш­ни в сто­рон­ку!.

    И пош­ло.

    И на­ча­лось.

    На со­весть.

    У рос­кош­ных зем­гу­сар мы сня­ли

    Кобуры с на­га­на­ми.

    Конечно,

    Это бы­ли те, за кем мы гна­лись…

    Мы заг­на­ли их в чу­лан.

    Закрыли -

    И прис­та­ви­ли к ним ка­ра­ул.

    Мы тол­ка­ли две­ри.

    Мы вхо­ди­ли

    В ком­на­ты, на­пол­нен­ные дрянью…

    Воздух был про­пи­тан душ­ной пуд­рой,

    Человечьим се­ме­нем и слад­кой

    "Одурью" ли­ке­ра.

    Сквозь том­ленье

    Синего ту­ма­на про­би­вал­ся

    Разомлевший, еле-еле вид­ный

    Отсвет фо­на­ря… (как че­рез во­ду).

    На кро­ва­ти, уз­кие, как ры­бы,

    Двигались те­ла под оде­ялом…

    Голова муж­чи­ны по­ды­ма­лась

    Из по­ду­шек, как из круг­лой пе­ны…

    Мы прос­мат­ри­ва­ли до­ку­мен­ты,

    Прикрывали две­ри, из­ви­ня­ясь,

    И ша­га­ли даль­ше.

    Снова слад­ким

    Воздухом нас об­да­ва­ло.

    Снова

    Подымались го­ло­вы с по­ду­шек

    И пы­ря­ли в шел­ко­вую пе­ну…

    В треть­ей ком­на­те нас встре­тил па­рень

    В го­лу­бых каль­со­нах и фу­фай­ке.

    Он сто­ял, рас­ста­вив но­ги проч­но,

    Медленно по­ка­чи­ва­ясь тор­сом

    И по­ма­хи­вая, как пер­чат­кой,

    Браунингом… Он миг­нул нам гла­зом:

    "Он! Здесь це­лый флот! Из этой пуш­ки

    Всех не пе­ре­ко­ка­ешь. Я сдал­ся…"

    А за ним, от­ки­нув оде­яло,

    Голоногая, в ноч­ной ру­баш­ке,

    Сползшей с плеч, ку­сая па­пи­рос­ку,

    Полусонная, си­де­ла мол­ча

    Та, ко­то­рая ме­ня то­ми­ла

    Соловьиным взгля­дом и по­ле­том

    Туфелек по сколь­з­ко­му ас­фаль­ту…

    "Уходите! - я ска­зал мат­ро­сам… -

    Кончен обыск! За­бе­ри­те пар­ня!

    Я ос­та­нусь с де­вуш­кой!"

    Громоздко

    Постучав прик­ла­да­ми, ре­бя­та

    Вытеснились в две­ри.

    Я ос­тал­ся.

    В душ­ной по­луть­ме, в го­ря­чей дре­ме

    С де­вуш­кой, си­дя­щей на кро­ва­ти…

    "- Уз­на­ете?" - но она мол­ча­ла,

    Прикрывая лег­ки­ми ру­ка­ми

    Бледное ли­цо.

    "Ну что, уз­на­ли?"

    Тишина.

    Тогда со зла я бряк­пул:

    "Сколько дать вам за се­анс?"

    И ти­хо,

    Не раз­д­ви­нув губ, она ска­за­ла:

    "Пожалей ме­ня! Не на­до де­нег…"

    Я швыр­нул ей день­ги.

    Я вва­лил­ся,

    Не стя­нув са­пог, не сняв ко­бу­ры,

    Не рас­сте­ги­вая гим­нас­тер­ки,

    Прямо в омут пу­ха, в оде­яло,

    Под ко­то­рым би­лись и взды­ха­ли

    Все мои пред­шес­т­вен­ни­ки, - в тем­ный,

    Неразборчивый по­ток ви­де­ний,

    Выкриков, раз­вя­зан­ных дви­же­ний,

    Мрака и не­ис­то­во­го све­та…

    Я бе­ру те­бя за то, что ро­бок

    Был мой век, за то, что я зас­тен­чив,

    За по­зор мо­их без­дом­ных пред­ков,

    За слу­чай­ной пти­цы ще­бе­танье!

    Я бе­ру те­бя, как мщенье ми­ру,

    Из ко­то­ро­го не мог я вый­ти!

    Принимай ме­ня в пус­тые нед­ра,

    Где тра­ва не мо­жет за­вя­зать­ся, -

    Может быть, мое ноч­ное се­мя

    Оплодотворит твою пус­ты­ню.

    Будут лив­ни, бу­дет ве­тер с юга,

    Лебедей влюб­лен­ное ячанье.



    1933-1934




Песни



К либретто оперы "Дума про опанаса" и к радиокомпозиции "Тарас Шевченко"

I



1

    У стре­ме­ни сталь­но­го

    Рыдала мать моя:

    "Куда ты едешь сно­ва,

    Родимое ди­тя?

    Не топ­та­на, не хо­же­на

    Степная сто­ро­на,

    Бандитами об­ло­же­на

    Степная сто­ро­на…

    Коль бу­дет бой - ук­рой­ся

    В тра­ву, в зе­ле­ный свет…"

    "Ой, мать моя, не бой­ся! -

    Я го­во­рю в от­вет. -

    До ко­ман­ди­ра взво­да

    Уж дос­лу­жил­ся я, -

    Из туль­с­ко­го за­во­да

    Винтовочка моя.

    Объезженный, обу­чен­ный

    Moй ко­ник во­ро­ной.

    Он за Мах­ной го­нял­ся

    По сто­ро­не стен­ной.

    А ес­ли пу­ли злые

    Мне в сер­д­це по­па­дут, -

    Товарищи ли­хие

    Взамен ме­ня пой­дут.

    Не плачь же, мать ро­ди­мая,

    Не бей­ся го­ло­вой,

    Страна моя, са­ды мои

    Лежат пе­ре­до мной".



2 Песня баб

    Лежит мои лю­би­мый на чер­ной зем­ле,

    В кро­ви его шап­ка и ру­ки в зо­ле.

    Не встать ему боль­ше, не сесть на ко­ня,

    Сгинет, как тра­ва, и не вспом­нит ме­ня.

    В зе­ле­ном до­лу со­ло­вей­ка по­ет.

    Мой муж це­лый день по­чи­нял пу­ле­мет.

    За чер­ной та­чан­кой сог­нул­ся ко­выль,

    И нет ни­ко­го. Толь­ко ве­тер да пыль.

    Ой, степь моя, степь, не­ог­ляд­ная ширь,

    Могильщик-орел, пар­ти­зан по­во­дырь.

    Он сгор­бил­ся чер­том над чер­ным хол­мом,

    Хохол по­ды­ма­ет да ма­шет кры­лом.

    Лежат на­ши де­ти в хо­лод­ных сте­пях,

    Любимые спят в го­лу­бых ко­вы­лях,

    Отцы по­то­ну­ли в днес­т­ров­с­кой во­де,

    Веселых му­жей не ра­зы­щешь ниг­де.

    Лети ж моя пес­ня над ти­хой во­дой,

    Столкнись моя пес­ня с зе­ле­ной звез­дой,

    Рассыпься сло­ва­ми, ныр­ни в ти­ши­ну,

    Взлетая, как чай­ка, с вол­ны на вол­ну.



3

    Мы спим у пу­ле­ме­та,

    Ночуем у кос­т­ра.

    Веселая ра­бо­та -

    От но­чи до ут­ра…

    Крестьянин и ра­бо­чий -

    Освобожденный труд -

    Встают в по­жа­рах но­чи,

    И по­ез­да ре­вут…

    Вперед! Прос­тор ог­ро­мен

    Ветра гу­дят в ушах…

    Вперед, за пла­мя до­мен,

    За счас­тье на­ших шахт!

    За па­шу гиб­ну­щую рожь

    Даешь Де­ни­ки­на, да­ешь!

    От пас­мур­ной Си­би­ри

    До яс­но­го Днес­т­ра -

    Мы спим у пу­ле­ме­та,

    Ночуем у кос­т­ра.

    Качаемся на сед­лах,

    Идем - к зве­ну зве­но,

    Бьем офи­це­ров под­лых

    И хит­ро­го Мах­но…

    За кровь, за гиб­ну­щую рожь -

    Даешь Де­ни­ки­на, да­ешь!..



4 Старик

    Горит Ук­ра­ина, кри­чит Ук­ра­ина, -

    Могильщик-орел на кур­га­не сто­нет!

    По мер­т­вой сте­пи за­бе­ле­ли кос­ти,

    Ветер вол­ну по ли­ма­нам го­нит.

    Припадают ма­те­ри к зем­ле кро­ва­вой, -

    Сыновья уби­ты и не за­ры­ты.

    Кто вспом­нит о них? кто спо­ет им сла­ву?

    На чер­ных мо­ги­лах сту­чит ко­пы­то!..

    Ой, не­ту хле­ба! ой, не­ту во­ли, -

    Разбиты со­хи, сло­ма­лись граб­ли!..

    Махно гу­ля­ет в ро­ди­мом по­ле -

    Горелку пьет да иг­ра­ет саб­лей.

    Махно со­сет твою кровь гус­тую,

    Ой, Ук­ра­ина, моя Ук­ра­ина!

    Дочь об­ни­ма­ет, от­ца уби­ва­ет,

    К чер­ным де­лам под­с­т­ре­ка­ет сы­на.

    Гей, со­би­рай­тесь, доб­рые лю­ди!

    Ружья бе­ри­те - ко­ней то­пи­те,

    Плите в ле­са, за­ле­гай­те в тра­вы,

    Махно раз­бей­те и про­го­ни­те.



5 Песня о солдате

    С Кар­пат на Ук­ра­ину

    Пришел сол­дат неб­ри­тый,

    Его ши­нель в лох­моть­ях

    И са­по­ги раз­би­ты.

    Пропахший мглой ноч­ле­гов

    И го­речью ма­хор­ки,

    С ге­ор­ги­ев­с­кой ме­далью

    На рва­ной гим­нас­тер­ке,

    Он встал пе­ред прос­то­ром

    На бро­шен­ном по­гос­те.

    Четыре вет­ра кли­чут

    К се­бе сол­да­та в гос­ти.

    Взывает пер­вый ве­тер:

    "В мо­ем краю хо­ро­мы,

    Еда в стек­лян­ных боч­ках,

    В боль­ших ма­ши­нах гро­мы;

    Горит ви­но в ста­ка­нах,

    Клубится пар над блю­дом…

    Иди! Ты бу­дешь глав­ным

    Над под­не­воль­ным лю­дом!"

    Второй взы­ва­ет ве­тер:

    "В мо­ем краю ши­ро­ком

    Взлетели квер­ху саб­ли,

    Рванулась кровь по­то­ком,

    Там ру­бят и гу­ля­ют,

    Ночуют под кур­га­ном…

    Иди ко мне - ты бу­дешь

    Свободным ата­ма­ном!"

    Взывает тре­тий ве­тер:

    "Мой ти­хий край спо­ко­ен,

    Моя пше­ни­ца зре­ет,

    Мой туч­ный скот удо­ен.

    Когда зак­ро­ешь ве­ки,

    Жена пой­дет за гро­бом…

    Иди ко мне - ты бу­дешь

    Достойным хле­бо­ро­бом".

    Кричит чет­вер­тый ве­тер:

    "В мо­ем краю пус­тын­ном

    Одни лишь пу­ли сви­щут

    Над бро­шен­ным ови­ном.

    Копытом хлеб по­топ­тан,

    Нет кро­ва и нет пи­щи…

    Иди ко мне - здесь братья

    Освобождают ни­щих".

    Кружат че­ты­ре вет­ра.

    Трубят. Лис­т­ву взме­та­ют.

    Стоит сол­дат и тол­ком,

    Куда пой­ти, не зна­ет.



    1932-1933

II



1

    Туманом по­ле пол­нит­ся,

    Качаются цве­ты,

    Нам в те­мя све­тит сол­н­це

    С го­ря­чей вы­со­ты.

    Мы нын­че в путь су­ро­вый,

    В да­ле­кий путь идем, -

    Идем за При­ма­ко­вым,

    Червоным ка­за­ком…

    Мы саб­ля­ми до­бу­дем

    Такой ве­се­лый мир,

    Где под­не­воль­ным лю­дям

    Раскинут пыш­ный пир.

    Деникина мы ски­нем

    С рас­ши­то­го сед­ла,

    Петлюру оп­ро­ки­нeм

    Мы по­се­редь се­ла.

    Тревожней не­ту ча­са,

    Чем этот гроз­ный час!

    Послушаем Та­ра­са.

    Что го­во­рит Та­рас?

    Навстречу мчат­ся пу­ли -

    Пчелиный звон­кий дождь.

    Послушаем, что ска­жет

    Наш си­во­усый вождь!

    Не ве­да­ющий стра­ху,

    Забыв бы­лую лень,

    Кудлатую па­па­ху

    Он сдви­нул на­бек­рень;

    Усы он рас­п­рав­ля­ет,

    Стирает пот с ли­ца,

    Берет он саб­лю мол­ча

    У мер­т­во­го бой­ца;

    И, зак­ру­жив­шись в ги­ке,

    Летит в гус­тую пыль,

    Летит на вражьи пи­ки,

    В се­реб­ря­ный ко­выль…



2

    В пи­щей ха­те кре­пос­т­но­го

    В су­мер­ки степ­ные

    В пер­вый раз от­к­рыл я очи,

    Закричал впер­вые.

    Хлопцем бе­гал я на реч­ку,

    Пас гу­сей, ку­пал­ся,

    Ящериц ло­вил под ты­ном,

    С па­ны­ча­ми драл­ся…

    Пап Ва­си­лий, наш хо­зя­ин,

    Выйдет на тер­ра­су,

    Кофе пьет и труб­ку ку­рит,

    Возглашает ба­сом:

    "Геи, Та­рас! Че­го ты ро­бишь?..

    Я же на бу­ма­ге

    Угольком ри­сую ха­ты,

    Вишни да ов­ра­ги…

    Сам не знаю, как слу­чи­лось,

    Прямо как за­ра­за

    Это дей­с­т­ву­ет: уви­жу -

    Нарисую сра­зу…

    Дьяк ме­ня ли­ней­кой лу­пит, -

    Видно, в этом ми­ре

    Не уй­ти от ча­сос­ло­ва,

    Не из­быть псал­ты­ри!

    И зуб­рю. И за­ды­ха­юсь

    От зуб­реж­ки этой…

    Мой нас­тав­ник выпь­ет… Я же,

    Вставши до рас­све­та,

    Побреду в пус­тую ха­ту,

    Где ле­жит по­кой­ник,

    Где го­рит све­ча и ба­ба,

    Скинувши по­вой­ник,

    Голосит, что есть за­па­лу…

    Я же де­ло знаю:

    Притулюсь к сте­не и ти­хо,

    Тихо за­чи­таю…

    Бублик бро­сят мне за это, -

    Я и тем до­во­лен…

    Скука в ха­те! Я из ха­ты

    Выбегаю в по­ле…

    Так не­де­ля за пе­де­лей

    Протекает. Сно­ва -

    Скука, кре­пос­т­ное дет­с­т­во

    Тянется су­ро­во…



3

    Так вот и хо­дит Та­рас Шев­чен­ко

    По уми­ра­ющим, слов­но дьякон.

    Хочется мир по­ви­дать как на­до,

    Хочется рас­сме­ять­ся гром­ко -

    И на слу­чай­ном кус­ке бу­ма­ги

    Нарисовать, что се­год­ня ви­дел…

    Дьякон с при­яте­лем пьют весь ве­чер,

    Гонят Та­ра­са в ши­нок за вод­кой,

    Песни по­ют, со­пят и бра­нят­ся…

    Вот на­пи­лись, по­ло­жи­ли мор­ды

    В лу­жи на ска­тер­ти и зас­ну­ли…

    Дедовский дух за­гу­дел в Та­ра­се -

    Дух за­по­рож­цев, ка­зачья во­ля…

    Свечка ми­га­ет. Бу­тыль тря­сет­ся.

    Муха жуж­жит, уда­ря­ясь в стек­ла…

    Тарас ос­то­рож­но сни­ма­ет брю­ки

    С дьяко­на. (Спит. Ни­че­го не слы­шит…

    Хоть рас­тер­зай - не по­ше­ве­лит­ся.)

    Тихо. Та­рас по­ды­ма­ет ру­ку

    С ве­ни­ком ро­зог - и вдруг, с раз­ма­ху,

    Как обож­жет, как уда­рит свер­ху…

    В кровь! Про­сы­па­ет­ся дьякон.

    Очи мед­лен­но рас­к­ры­ва­ет…

    "Дьявол, что это зна­чит?"

    (Он сни­зу) го­лый,

    Ноет по­ни­же спи­ны… Прок­лятье!..

    Спит со­бу­тыль­ник, ут­к­нув­шись мор­дой

    В лу­жу, в над­т­рес­ну­тые ста­ка­ны…



    1933-1934




Примечания



Стихотворения

    Знаки. Зе­ле­ной вет­кой Де­му­ле­на - пе­ред взя­ти­ем Бас­ти­лии фран­цуз­с­кий по­ли­ти­чес­кий де­ятель Ка­милл Де­му­лен (1760-1794) об­ра­тил­ся с при­зы­вом к на­ро­ду и пер­вый прик­ре­пил к сво­ей шля­пе зе­ле­ную лен­ту (цвет на­деж­ды). Этот при­зыв вдох­но­вил на­род на раз­ру­ше­ние ко­ро­лев­с­кой тюрь­мы.

 

    Чертовы кук­лы. Бе­лоб­ры­сый че­ло­век - име­ет­ся в ви­ду Лжед­мит­рий I. К хва­лын­с­ким вол­нам про­ле­та­ют стру­ги - речь идет о по­хо­де Сте­па­на Ра­зи­на в Пер­сию че­рез Кас­пий­с­кое (Хва­лын­с­кое) мо­ре в 1667-1669 гг. Смерд на­чи­на­ет на­во­дить пра­веж - крес­ть­ян­с­кое вос­ста­ние Сте­па­на Ра­зи­на (1667-1671). И бун­тов­щиц­кая вста­ет сло­бод­ка, // И жен­щи­на из тем­но­го окон­ца… - Ца­рев­на Софья (1657-1704), опи­ра­ясь на вой­с­ко мос­ков­с­ких стрель­цов, в 1682 г. до­би­лась про­воз­г­ла­ше­ния се­бя пра­ви­тель­ни­цей при ма­ло­лет­них ца­рях Ива­не V и Пет­ре I. В 1689 г. низ­ло­же­на Пет­ром I и зак­лю­че­на в Но­во­де­ви­чий мо­нас­тырь. В 1698 г. она вновь пы­та­лась ис­поль­зо­вать бунт стре­лец­кой сло­бо­ды для борь­бы за власть про­тив Пет­ра I. Пос­ле раз­г­ро­ма стрель­цов бы­ла пос­т­ри­же­на в мо­на­хи­ни. От­рок сти­ра­ет пот - Петр I. Ца­рев­на иг­ра­ет в прят­ки с пев­чим дочь Пет­ра I Ели­за­ве­та Пет­ров­на (1709-1761), пев­чий - ее фа­во­рит и пос­ле тай­но­го бра­ка муж А. Г. Ра­зу­мов­с­кий (1709-1771), сын прос­то­го ка­за­ка, взя­тый в прид­вор­ные пев­чие, воз­вы­шен­ный и наг­раж­ден­ный Ели­за­ве­той пос­ле ее вступ­ле­ния на прес­тол. Кур­но­сый нем­чик - рос­сий­с­кий им­пе­ра­тор Петр IИ (1728-1762), муж Ека­те­ри­ны И. Жен­щи­на в гвар­дей­с­ком сюр­ту­ке - Ека­те­ри­на И, по про­ис­хож­де­нию не­мец­кая прин­цес­са. Речь идет о двор­цо­вом пе­ре­во­ро­те, со­вер­шен­ном гвар­ди­ей, в ре­зуль­та­те ко­то­ро­го она ста­ла рус­ской им­пе­рат­ри­цей. Опять вста­ет ор­да - крес­ть­ян­с­кое вос­ста­ние Емель­яна Пу­га­че­ва в 1773-1775 гг. Су­мас­шед­ший ры­царь - им­пе­ра­тор Па­вел I. Бе­ло­ку­рый маль­чик - Алек­сандр I, всту­пив­ший на прес­тол в 1801 г. пос­ле сво­его от­ца Пав­ла I и при­няв­ший кос­вен­ное учас­тие в его убий­с­т­ве. Гу­дит и ссо­рит­ся Па­риж - фран­цуз­с­кая ре­во­лю­ция 1789-1794 гг. Ар­тил­ле­рист го­лод­ный - На­по­ле­он I, на­чав­ший служ­бу в чи­не по­ру­чи­ка ар­тил­ле­рии. Пес­ков еги­пет­с­ких - речь идет о еги­пет­с­ком по­хо­де На­по­ле­она I в 1798-1799 гг. Пап­с­кая трех­г­ла­вая ти­ара // Упа­ла к уз­ким са­по­гам его… - Пос­ле по­бе­ды под Ма­рен­го (1800) Рим и па­па рим­с­кий под­па­ли под власть На­по­ле­она. В 1801 г. бы­ло под­пи­са­но сог­ла­ше­ние меж­ду На­по­ле­оном и па­пой рим­с­ким. Тай­ные круж­ки - име­ет­ся в ви­ду дви­же­ние де­каб­рис­тов. А в Та­ган­ро­ге - смерть… - Алек­сандр I умер в Та­ган­ро­ге в 1825 г. Се­рые гла­за и ба­кен­бар­ды - Ни­ко­лай I. Ка­ре­та сло­ма­на - име­ет­ся в ви­ду убий­с­т­во Алек­сан­д­ра И 1 мар­та 1881 г. на­ро­до­воль­цем И. И. Гри­не­виц­ким.

 

    Освобождение. Ху­дой и бри­тый че­ло­век - А. Ф. Ке­рен­с­кий, пред­се­да­тель нес­коль­ких сос­та­вов бур­жу­аз­но­го Вре­мен­но­го пра­ви­тель­с­т­ва в 1917 г. В но­яб­ре 1917 г. пы­тал­ся под Гат­чи­ной ор­га­ни­зо­вать нас­туп­ле­ние на крас­ный Пет­рог­рад. 51 51-я Мос­ков­с­кая стрел­ко­вая ди­ви­зия под ко­ман­до­ва­ни­ем В К. Блю­хе­ра учас­т­во­ва­ла во взя­тии Пе­ре­ко­па и унич­то­же­нии ос­тат­ков вран­ге­лев­с­ких войск в Кры­му, пос­ле че­го ди­ви­зии бы­ло прис­во­ено на­име­но­ва­ние "51-я Пе­ре­коп­с­кая".

 

    Тиль Улен­ш­пи­гель. Мо­но­лог ("Отец мой умер на кос­т­ре "). В пер­вой пуб­ли­ка­ции в одес­ской га­зе­те «Мо­ряк» (1 ян­ва­ря! 923 г.) сти­хот­во­ре­ние по­ме­ще­но со сле­ду­ющим при­ме­ча­ни­ем- "Улен­ш­пи­гель - на­род­ный ге­рой Флан­д­рии, под­няв­ший вос­ста­ние про­тив ка­то­ли­чес­ких ти­ра­нов. Бо­рол­ся с вра­га­ми он не толь­ко ме­чом, но и яз­ви­тель­ной шут­кой и вдох­но­вен­ной пес­ней. Кла­ас, о ко­то­ром го­во­рит­ся в сти­хот­во­ре­нии т. Баг­риц­ко­го - отец Улен­ш­пи­ге­ля, сож­жен­ный на кос­т­ре судь­ями­фа­на­ти­ка­ми. Тол­с­тый Лам­ме Го­од­зак - то­ва­рищ Улен­ш­пи­ге­ля" И кто на пос­вист жа­во­рон­ка вам // От­ве­тит кри­ком пе­ту­ха… па­роль ге­зов, на­род­ных пов­с­тан­цев, ко­то­рые ве­ли борь­бу про­тив ис­пан­с­ко­го вла­ды­чес­т­ва в пе­ри­од ни­дер­лан­д­с­кой ре­во­лю­ции XVI в. Фер­нан­до Аль­ва­рес Аль­ба (1507-1582) - "кро­ва­вый гер­цог", ис­пан­с­кий го­су­дар­с­т­вен­ный де­ятель, от­ли­чав­ший­ся не­обы­чай­ной жес­то­кос­тью.

 

    Тиль Улен­ш­пи­гель. Мо­но­лог ("Я слиш­ком слаб, чтоб ла­ты бо­евые…"). Наш ко­роль - ис­пан­с­кий ко­роль Фи­липп II (1527-1598), при ко­то­ром на­ча­лась ни­дер­лан­д­с­кая ре­во­лю­ция. Гра­ве­лин - при­мор­с­кий го­род на се­ве­ре Фран­ции В 1558 г ни­дер­лан­д­с­кий пол­ко­во­дец Ла­мо­раль Эг­монт одер­жал здесь по­бе­ду над фран­цу­за­ми. ГО­ЛУ­БИ Вер­б­лю­жий по­ве­ли по­ход… - Зи­мой 1917/18 г. Баг­риц­кий в ка­чес­т­ве де­лоп­ро­из­во­ди­те­ля 25-го вра­чеб­но-пи­та­тель­но­го от­ря­да Все­рос­сий­с­ко­го зем­с­ко­го со­юза по­мо­щи боль­ным и ра­не­ным уехал в дей­с­т­ву­ющую ар­мию в Пер­сию. Пе­ред­ви­га­ясь на вер­б­лю­дах, от­ряд по­бы­вал в пер­сид­с­ких го­ро­дах Эн­зе­ли, Ка­зе­ин и др. Ели­са­вет­г­рад - ны­не Ки­ро­вог­рад. В мае 1919 г. Баг­риц­кий в ря­дах пар­ти­зан­с­ко­го от­ря­да им. ВЦИК учас­т­во­вал в бо­ях с кон­т­р­ре­во­лю­ци­он­ны­ми бан­да­ми под Ели­са­вет­г­ра­дом. Вер­б­люж­с­кие пол­ки - от­ря­ды, на­вер­бо­ван­ные в 1919 г. ата­ма­ном Н. А. Гри­горь­евым в се­ле Вер­б­люж­с­ком воз­ле Хер­со­на.

 

    Пушкин. Пе­ре­сыпь - ра­бо­чий ра­йон Одес­сы. Дюк - ГРППОГ Име­ет­ся в ви­ду па­мят­ник гра­до­на­чаль­ни­ку и ге­не­рал­гу­бер­на­то­ру Но­во­рос­сий­с­ко­го края гер­цо­гу А. Э. Ри­шелье /1766 - 1822), ра­бо­ты И. Мар­то­са, воз­д­виг­ну­тый в 1828 г. на При­мор­с­ком буль­ва­ре в Одес­се.

 

    Красная ар­мия. Вер­хов­ный ад­ми­рал - ад­ми­рал цар­с­ко­го Фло­та А. В. Кол­чак, в но­яб­ре 1918 г. объ­явив­ший се­бя "вер­хов­ным пра­ви­те­лем и вер­хов­ным глав­но­ко­ман­ду­ющим все­ми СУ­ХО­ПУТ­НЫ­МИ и мор­с­ки­ми во­ору­жен­ны­ми си­ла­ми Рос­сии" В ян­ва­ре 1920 г. арес­то­ван ир­кут­с­ки­ми ра­бо­чи­ми и 7 Фев­ра­ля рас­стре­лян по при­го­во­ру Ир­кут­с­ко­го во­ен­но-ре­во­лю­ци­он­но­го ко­ми­те­та. Дмит­рий Пет­ро­вич Жло­ба - ак­тив­ный учас­т­ник граж­дан­с­кой вой­ны в 1918 г. - ко­ман­дир l-й стрел­ко­вой ди­ви­зии, учас­т­во­вав­шей в бо­ях за Ца­ри­цын, в 1919 г. - ко­ман­дир Кав­каз­с­кой бри­га­ды на Юж­ном фрон­те, в 1920 г. - ко­ман­дир 1-го кон­но­го кор­пу­са, учас­т­во­вав­ше­го в ос­во­о­ож­де­нии Ека­те­ри­но­да­ра (ны­не Крас­но­дар). Эн­зе­ли преж­нее (до 1925 г.) наз­ва­ние го­ро­да Пех­ле­ви в се­вер­ном Ира­не.

 

    Февраль. Во­лын­с­кий полк - от­ка­зал­ся стре­лять по ра­бо­чим де­мон­с­т­ран­там и вос­стал про­тив ца­риз­ма в ночь с 26 на 27 фев­ра­ля 1917 г. Ме­чет­ся… цар­с­кий по­езд… - По­лу­чив из­вес­тие о на­ча­ле Фев­раль­с­кой ре­во­лю­ции в Пет­рог­ра­де, Ни­ко­лай И вы­ехал из став­ки в сто­ли­цу. Од­на­ко цар­с­кий по­езд смог доб­рать­ся лишь до стан­ции Дно и вы­нуж­ден был вер­нуть­ся в Псков.

 

    Коммунары. Луи Огюст Блан­ки (1805-1881) - фран­цуз­с­кий ре­во­лю­ци­онер; во вре­мя Па­риж­с­кой ком­му­ны на­хо­дил­ся в тюрь­ме, но был за­оч­но из­б­ран чле­ном Ком­му­ны. Ярос­лав Дом­б­ров­с­кий (1836-1871) - поль­с­кий ре­во­лю­ци­он­ный де­мок­рат, ге­рой Па­риж­с­кой ком­му­ны, по­гиб во вре­мя бар­ри­кад­ных бо­ев. Луи Шарль Де­лек­люз (1809-1871) - фран­цуз­с­кий пуб­ли­цист и по­ли­ти­чес­кий де­ятель, учас­т­ник Па­риж­с­кой ком­му­ны; по­гиб на бар­ри­ка­дах.

 

    Баллада о вит­тин­г­то­не. Ри­чард Вит­тцн­г­тон (ум. 1423) - мэр Лон­до­на. Сог­лас­но ле­ген­де от ли­ше­ний и нуж­ды бе­жал из Лон­до­на, но, ус­лы­шав пе­рез­вон ко­ло­ко­лов, в ко­то­ром ему яко­бы пос­лы­ша­лись сло­ва "Вер­нись об­рат­но, Вит­тин­г­тон, мэр Лон­до­на!", он вер­нул­ся. Вско­ре к не­му приш­ло не­ожи­дан­ное бо­гат­с­т­во, и он дей­с­т­ви­тель­но стал мэ­ром.

 

    Предупреждение. Сти­хот­во­ре­ние на­пи­са­но в свя­зи с про­во­ка­ци­он­ным уль­ти­ма­ту­мом ан­г­лий­с­ко­го ми­нис­т­ра инос­т­ран­ных дел Дж. Кер­зо­на, вру­чен­ным Со­вет­с­ко­му пра­ви­тель­с­т­ву 8 мая 1923 г. Убий­цы сте­ре­гут И Пос­лов из пла­мен­ной Рос­сии… - 10 мая 1923 г. в Ло­зан­не бе­лог­вар­дей­ца­ми убит со­вет­с­кий дип­ло­мат В. В. Бо­ров­с­кий.

 

    Саксонские тка­чи. Сти­хот­во­ре­ние на­пи­са­но в ок­тяб­ре 1923 г., ког­да об­ра­зо­ва­лось ра­бо­чее пра­ви­тель­с­т­во Сак­со­нии. Од­на­ко вско­ре оно бы­ло ра­зог­на­но рей­х­с­ве­ром.

 

    К ог­ню все­лен­с­ко­му. Сга­на­рель - по­пу­ляр­ный пер­со­наж фран­цуз­с­кой ко­ме­дии, сло­жив­ший­ся в яр­ма­роч­ном те­ат­ре XVI-XVИ вв. (слу­га Дон-Жу­ана).

 

    Памятник Га­ри­баль­ди. Гус­то-чер­ный по­ход ру­бах - так на­зы­ва­емый "по­ход на Рим" италь­ян­с­ких фа­шис­тов, в ре­зуль­та­те ко­то­ро­го к влас­ти при­шел Мус­со­ли­ни (октябрь 1922 г.).

 

    Слово - в бой. Гри­го­рий Ма­ли­нов­с­кий - сель­кор га­зе­ты "Крас­ный Ни­ко­ла­ев", уби­тый ку­ла­ка­ми.

 

    Возвращение. Даль­ниц­кая - ули­ца в Одес­се, на ко­то­рой с 1923 по 1925 г. жил Баг­риц­кий.

 

    Кинбурнская ко­са. Кин­бур­н­с­кая ко­са - уз­кая и длин­ная пес­ча­ная ко­са, вда­юща­яся в Чер­ное мо­ре вбли­зи Оча­ко­ва. Мес­то кро­ва­вых бо­ев во вре­мя рус­ско-ту­рец­ких войн XVIИ в., в Крым­с­кую и в граж­дан­с­кую вой­ну.

 

    Детство. Бу­га­ев­ка - в те го­ды ра­бо­чая ок­ра­ина Одес­сы. АМССР. Сти­хот­во­ре­ние на­пи­са­но в свя­зи с об­ра­зо­ва­ни­ем 12 ок­тяб­ря 1924 г. Ав­то­ном­ной Мол­дав­с­кой Со­вет­с­кой Со­ци­алис­ти­чес­кой Рес­пуб­ли­ки. Зе­ле­ный, Ан­гел, За­бо­лот­ный, Тю­тюн­ник - ата­ма­ны пет­лю­ров­с­ких банд.

 

    Стихи о со­ловье и по­эте. На Труб­ную вый­дешь… на Труб­ной пло­ща­ди в Мос­к­ве на­хо­дил­ся пти­чий

 

    Завоеватели до­рог. На­пи­са­но в свя­зи с пред­п­ри­ня­той об­щес­т­вом «Доб­ро­лет» в июне 1925 г. эк­с­пе­ди­ци­ей для изыс­ка­ния аэро­ли­ний че­рез Ал­дан и трас­сы для про­ве­де­ния же­лез­ной до­ро­ги в Яку­тии.

 

    Февраль. Еще не под­пи­сан­ный ма­ни­фест… - 2 мар­та 1917 г Ни­ко­лай И от­рек­ся от прес­то­ла в поль­зу сво­его бра­та Ми­ха­ила но Вре­мен­ное пра­ви­тель­с­т­во ре­ши­ло не опуб­ли­ко­вы­вать текст ма­ни­фес­та. 3 мар­та Ми­ха­ил от­ка­зал­ся от прес­то­ла.

 

    Лена. На­пи­са­но к го­дов­щи­не Лен­с­ко­го рас­стре­ла 4 ап­ре­ля 1912 г.

 

    Ночь. МСПО - Мос­ков­с­кий со­юз пот­ре­би­тель­с­ких об­щес­т­ва

 

    Разговор с ком­со­моль­цем Н. Де­мен­ть­евым. Ne­ver­mo­re (англ.) - ни­ког­да; крик во­ро­на в сти­хот­во­ре­нии Эд­га­ра По «Во­рон». "Еха­ли ка­за­ки, Ц Чу­бы по гу­бам…" - стро­ки из по­эмы И. Сель­вин­с­ко­го «Уля­ла­ев­щи­на», третья часть.

 

    Новые ви­тя­зи. Лю­ди с ди­ри­жаб­ля… - ле­том 1928 г. италь­ян­с­кий по­ляр­ный ис­сле­до­ва­тель Ум­бер­то Но­би­ле пред­п­ри­нял эк­с­пе­ди­цию к Се­вер­но­му по­лю­су на ди­ри­жаб­ле «Ита­лия» и по­тер­пел кру­ше­ние. Чле­ны эки­па­жа «Ита­лии» бы­ли спа­се­ны со­вет­с­ким ле­до­ко­лом «Кра­син».

 

    Исследователь. На­пи­са­но в свя­зи с про­во­див­шей­ся 1Q97-1930 гг под ру­ко­вод­с­т­вом со­вет­с­ко­го спе­ци­алис­та по изу­че­нию ме­те­ори­тов Л. А. Ку­ли­ка (1883-1942) эк­с­пе­ди­ци­ей для вы­яс­не­ния об­с­та­нов­ки па­де­ния 30 июня 1908 г. Тун­гус­ско­го ме­те­ори­та. КО ВСЕ­ВО­ЛО­ДУ. Все­во­лод (1922-1942) - сын Баг­риц­ко­го. В на­ча­ле Оте­чес­т­вен­ной вой­ны ушел доб­ро­воль­цем на фронт и по­гиб под Лю­банью 26 фев­ра­ля 1942 г.

 

    "Итак - бу­ма­ге тер­петь нев­мочь…". Мор­тус - слу­жи­тель при боль­ных эпи­де­ми­чес­ки­ми бо­лез­ня­ми, на обя­зан­нос­ти ко­то­ро­го ле­жит так­же убор­ка тру­пов.

 

    Звезда мор­д­ви­на. На­пи­са­но в кон­це 1930 г. пос­ле по­ез­д­ки с А. С. Но­ви­ко­вым-При­бо­ем на охо­ту в Мор­до­вию.



Поэмы

    Сказание о мо­ре, мат­ро­сах и Ле­ту­чем Гол­лан­д­це. Ле­ту­чий Гол­лан­дец ле­ген­дар­ный об­раз мор­с­ко­го ка­пи­та­на об­ре­чен­но­го вмес­те со сво­им ко­раб­лем веч­но но­сить­ся по бур­но­му мо­рю; сог­лас­но ле­ген­де встре­ча с ним пред­ве­ща­ет бу­рю, ко­раб­лек­ру­ше­ние. Оге­сен Свен - дат­с­кий ле­то­пи­сец XИ в., на­пи­сав­ший ис­то­рию Да­нии с древ­ней­ших во­емен до 1185 г Ваг­не­ров­с­кий дви­нул­ся при­бой име­ет­ся в ви­ду опе­ра Р. Ваг­не­ра "Ле­ту­чий Гол­лан­дец" (1841)

 

    Дума про опа­на­са. Бре­шут ры­жие ли­си­цы // На чу­мац­кий та­бор… - Ср.: "Ли­си­цы бре­шут на чер­в­ле­ные щи­ты" ("Сло­во о пол­ку Иго­ре­ве").

 

    Последняя ночь. Эр­ц­гер­цог - нас­лед­ник ав­с­т­рий­с­ко­го прес­то­ла Франц-Фер­ди­нанд, уби­тый 28 июня 1914 г. в Са­ра­еве чле­ном сер­б­с­кой на­ци­она­лис­ти­чес­кой ор­га­ни­за­ции "Чер­ная ру­ка" сту­ден­том Прин­ци­пом, что яви­лось по­во­дом для на­ча­ла пер­вой ми­ро­вой вой­ны.

 

    Смерть пи­онер­ки. Нас бро­са­ла мо­ло­дость // На крон­ш­тад­т­с­кий лв(1 - име­ет­ся в ви­ду по­дав­ле­ние кон­т­р­ре­во­лю­ци­он­но­го крон­ш­тад­т­с­ко­го мя­те­жа (28 фев­ра­ля 18 мар­та 1921 г.); нас­туп­ле­ние крас­ног­вар­дей­цев на фор­ты Крон­ш­тад­та ве­лось по льду Фин­с­ко­го за­ли­ва.

 

    Февраль. Сто­ход - нас­ту­па­тель­ная опе­ра­ция войск рус­ско­го юго-за­пад­но­го фрон­та в ра­йо­не ре­ки Сто­ход (пра­вый при­ток При­пя­ти) про­тив не­мец­ких и ав­с­т­рий­с­ких войск в июле - ав­гус­те 1916 г. Ма­зур­с­кие бо­ло­та - име­ют­ся в ви­ду обо­ро­ни­тель­ные дей­с­т­вия рус­ской ар­мии в фев­ра­ле 1915 г. на се­ве­ро-вос­то­ке Поль­ши. Ри­шель­ев­с­кая - ули­ца в Одес­се. Зем­гу­сар иро­ни­чес­кое проз­ви­ще слу­жа­щих Все­рос­сий­с­ко­го зем­с­ко­го со­юза - ты­ло­вой ор­га­ни­за­ции, су­щес­т­во­вав­шей в Рос­сии во вре­мя пер­вой ми­ро­вой вой­ны.



Песни

    К либ­рет­то опе­ры "ду­ма про опа­па­са". Либ­рет­то к опе­ре "Ду­ма про Опа­на­са" бы­ло на­пи­са­но для Го­су­дар­с­т­вен­но­го му­зы­каль­но­го те­ат­ра им. Вл. Не­ми­ро­ви­ча-Дан­чен­ко.

 

    К ра­ди­оком­по­зи­ции "Та­рас Шев­чен­ко". Пес­ни из не­за­вер­шен­ной вто­рой час­ти рад­но­ком­по­зи­ции "Та­рас Шев­чен­ко". Пер­вая часть бы­ла на­пе­ча­та­на в жур­на­ле "30 дней", 1934, № 2.