
20.V.39
Дорогой Викентий Викентьевич!
Моему свинству нет оправдания, и Вы совершенно правы, давая мне это понять приложением марок для ответа1 .
Лестным своим поручением Вы поставили меня тогда в глупейшее положение: с просьбой об отзывах должен был бы обращаться к Вам я, а не наоборот, и если я ничем этого не доказал, то только оттого, что помимо глубокого моего уважения лично к Вам, меня всегда останавливали представления об общем ходе нынешней жизни и досугах каждого из нас.
Безусловное преимущество Вашего суждения сказалось бы особенно в Добролюбовском случае ввиду философского фрагментаризма его стихотворений, в каком-то отношении напоминающих досократовскую Грецию и Гете: два мира, которым посвящали Вы свои вдохновенья2 .
Именно это я и говорил Вам в тот раз по телефону, когда, к сожалению, слова мои относило в сторону или не доносило до Вас.
В стихах Добролюбова (и на современный слух) остается ценным то, чем он дорожит больше всего и к выражению чего возвращается с учащенным упорством: понятие силы (непротяженного движенья), философскую первичность которого он чувствует с большой глубиной и умеет сделать доступной ощущенью. Без любви к природе и какой-то своей натурфилософии не бывает творчества, а тут эта скрытая вера всякого воображенья становится исключительным предметом особой одержимости и фанатизма, мыслящего хотя и исступленно, но без ошибок. Идея «незримой бури», заключенной в покое, известна, это ведь не только образ, но и утвержденье, в отношении органической жизни бесспорное, т. е. это образ действительного образа. В этом смысле одухотворенность Добролюбовских стихов не попутное какое-нибудь их качество, но существенная сторона их строя и действия, и лишь как явление духа затрагивают они поэзию, а не прямее, как бывает с непосредственными порожденьями последней.
Больше других мне понравились номера 3, 4 и места в «Ленинграде»3 .
Крепко жму Вашу руку и страшно, страшно жалею, что был занят и не мог попасть на «Илиаду»4 . Ваш Пастернак.
РГАЛИ. Ф. 1041 (В. В. Вересаев). Оп. 4. Ед. хр. 4. Л. 1—1об.
1 Напоминая о своей просьбе дать отзыв на произведения Добролюбова, Вересаев приложил конверт для ответа.
2 В 1920 — 1930-е годы В. Вересаев активно занимается переводами, переводит Гомеровы гимны, Гесиода, Гомера. Активно переводит Вересаев и Гете. В 12-м томе Полного собрания сочинений Вересаева (М., 1928) опубликовано девяносто шесть стихотворений немецкого поэта.
3 Пастернаку понравились из приложенных произведений Добролюбова «Я хочу быть точным…», «Цветок» и отдельные места в «На улицах Ленинграда». В упомянутой во вступительной статье публикации
Е. Ивановой к отмеченным Пастернаком номерам произведений Добролюбова ошибочно добавлен № 6. Отмечу, что мнение Ивановой о незнакомстве Пастернака с предшествующим творчеством Добролюбова (Иванова Е. В. Неизвестный отзыв о стихах Александра Добролюбова. С. 201) не выдерживает никакой критики. Книги стихов А. Добролюбова, как и И. Коневского, были на слуху, когда Пастернак входил в литературу, то есть в начале второго десятилетия ХХ века. Подозревать же в невежестве Пастернака в конце 1930-х годов тем более странно, не говоря уже о том, что с Добролюбовым (как лично, так и с его творчеством) был знаком поэт, прозаик и критик С. Н. Дурылин, бывший с Пастернаком в дружеских отношениях еще с периода «Лирики», куда они оба входили в 1913—1914 годах. Дурылин переписывался с Пастернаком почти вплоть до своей смерти в 1954 году (см.: Две судьбы
(Б. Л. Пастернак и С. Н. Дурылин. Переписка) // Встречи с прошлым. Вып. 7. М., 1990 / Публ. М. А. Рашковской).4 Полный законченный перевод «Илиады» Вересаев опубликовал только в 1949 году, здесь речь идет о чтении им завершенных отрывков.