Cтихи, не вошедшие в книги

Одиночество
"Словно тяжким огромным молотом..."
"Я видел поле после града..."
"За узором дымных стекол..."
"И жар по вечерам, и утром вялость..."
"На Казанском или на Волковом..."
"Я любимого нигде не встретила..."
"Вечерний звон у стен монастыря..."
"Отлетела от меня удача..."
Завещание
"Ты первый, ставший у источника..."
"И в Киевском храме Премудрости Бога..."
"В промежутки между грозами...
Отрывок
"Я горькая и старая. Морщины...
"Жрицами божественной бессмыслицы..."
"Пива светлого наварено..."
"Все души милых на высоких звездах..."
"Дьявол не выдал. Мне все удалось..."
"Так просто можно жизнь покинуть эту..."
"Ты прости мне, что я плохо правлю..."
"Я в этой церкви слушала Канон..."
"Зачем вы отравили воду..."
Немного географии
"Я знаю, с места не сдвинуться..."
Подражание армянскому
"С Новым годом! С Новым горем!.."
"Уложила сыночка кудрявого..."
Стансы
"Соседка из жалости - два квартала..."
"И вот, наперекор тому..."
"То, что я делаю, способен делать каждый..."
"Какая есть. Желаю вам другую..."
"А в зеркале двойник бурбонский профиль прячет..."
Надпись на поэме "Триптих"
Смерть
В тифу
"Последнюю и высшую награду..."
Причитание
Стеклянный звонок
"И очертанья Фауста вдали..."
"Кого когда-то называли люди..."
"И увидел месяц лукавый..."
"Со шпаной в канавке..."
Колыбельная
Черепки
    I. "Мне, лишенной огня и воды..."
    II. "Вот и доспорился, яростный спорщик..."
    III. "Семь тысяч и три километра..."
    IV. "Кому и когда говорила..."
    V. "Вы меня, как убитого зверя..."
"Особенных претензий не имею..."
"Не лирою влюбленного..."
Из цикла "Сожженная тетрадь"
"Забудут? - вот чем удивили!.."
"Не мудрено, что похоронным звоном..."
При музыке
"Ты напрасно мне под ноги мечешь..."
Надпись на книге
Четыре времени года
Наследница
"Что нам разлука? - Лихая забава..."
"Вам жить, а мне не очень..."
"Это и не старо и не ново..."
"Все ушли и никто не вернулся..."
Самой поэме
Подражание Кафке ("Другие уводят любимых...")
Из набросков ("Даль рухнула, и пошатнулось время...")
Сосны
"И анютиных глазок стая..."
"Угощу под заветнейшим кленом..."
"Это те, что кричали: "Варраву..."
"Так не зря мы вместе бедовали..."
Выход книги
Еще об этом лете
"Все, - кого и не звали, - в Италии..."
Любовная <Из цикла "Песенки"> ("А ведь мы с тобой…")
"Пусть даже вылета мне нет..."
"Запад клеветал и сам же верил..."
Через 23 года
"И было этим летом так отрадно..."
"Все в Москве написано стихами..."
"Хулимые, хвалимые..."
"Ты, верно, чей-то муж и ты любовник чей-то..."
В Сочельник (24 декабря 1964)
"На стеклах нарастает лед..."
"Оставь, и я была как все..."
"Мы до того отравлены друг другом..."
Подражание корейскому
"Хвалы эти мне не по чину..."
"Что у нас общего? Стрелка часов..."
Из четверостиший
    "Твоя свирель над тихим миром пела..."
    "Глаза безумные твои..."
    "Загорелись иглы венчика..."
    "Пусты белые святки..."
    "Кому-то желтый гроб несут..."
    "Не смущаюсь я речью обидною..."
    "Не странно ли, что знали мы его?.."
    "Тому прошло семь лет... Трагический Октябрь..."
    "Здесь девушки прекраснейшие спорят..."
    "И неоплаканною тенью..."
    "Скучно мне оберегать..."
    "И вовсе я не пророчица..."
    "За такую скоморошину..."
    Послесловие к "Ленинградскому циклу"
    "Жить - так на воле..."
    "Когда я называю по привычке..."
    "От странной лирики, где каждый шаг - секрет..."
    "Лучше б я по самые плечи..."
    "Я всем прощение дарую..."
    "Не повторяй - душа твоя богата..."
    "Мы не встречаться больше научились..."
    "А тебе еще мало по-русски..."
    "Любовь всех раньше станет смертным прахом..."
    "И яростным вином блудодеяния..."
    Из "дневника путешествия"
    "Не в таинственную беседку..."
    "За меня не будете в ответе..."
    "И клялись они Серпом и Молотом..."
Защитникам Сталина
Творчество ("…говорит оно…")
Я подымаю трубку - я называю имя
Еще говорящую трубку
Слушая пение ("Женский голос как ветер несется...")
Вступление ("Если бы брызги стекла...")
И осталось из всего земного
Дорогою ценой и нежданной
Я там иду, где ничего не надо
Недуг томит три месяца в постели
Непогребенных всех - я хоронила их
Молитесь на ночь, чтобы вам
В лесу ("Четыре алмаза - четыре глаза...")
Лилии
"Над черною бездной с тобою я шла..."
"О, молчи! от волнующих страстных речей..."
"Вечер тот казни достоин..."
"Хорошо поют синицы..."
"Здравствуй, Питер! Плохо, старый..."
"Я именем твоим не оскверняю уст..."
Памяти Сергея Есенина
"И ты мне все простишь..."
"Десять лет и год твоя подруга..."
"Как взглянуть теперь мне в эти очи..."
"Конечно, мне радости мало..."
"Уходи опять в ночные чащи..."
"Нет, с гуртом гонимым по Ленинке..."
Борис Пастернак
"...За ландышевый май..."
"Прикована к смутному времени..."
"Вражье знамя..."
"Копай, моя лопата..."
"Пускай огонь сигнальный не горит..."
"Глаз не свожу с горизонта..."
"Любо вам под половицей..."
"Если ты смерть..."
"А умирать поедем в Самарканд..."
"И кружку пенили отцы..."
"И я все расскажу тебе..."
"Лежала тень на месяце двурогом..."
"Не сраженная бледным страхом..."
"Ленинградские голубые..."
"А мы?..."
Памяти Вали ("И все, кого сердце мое не забудет...")
"Разве я стала совсем не та..."
27 января 1944 года ("И в ночи январской беззвездной...")
"Как ни стремилась к Пальмире я..."
"Там по белым дурманным макам..."
"Ты, Азия, родина родин! ..."
"Блаженный мир - зеленый мир..."
"И со всех колоколен снова..."
"Отстояли нас наши мальчишки..."
Отрывок ("Не знала б, как цветет айва...")
"И город древен, как земля..."
"Теперь я всех благодарю..."
"Что-то неладно со мною опят..."
Освобожденная ("Чистый ветер ели колышет...")
В мае ("Сталинградской страды...")
"Навстречу знаменам, навстречу полкам..."
"Нам есть чем гордиться и есть что беречь..."
"Пусть грубой музыки обрушится волна..."
"Дострадать до огня над могилой..."
"Здесь все тебе принадлежит по праву..."
"Удивляйтесь, что была печальней..."
Падение Берлина ("Я в два часа четыре долгих года...")
21 декабря 1949 года ("Пусть миру этот день запомнится навеки...")
"И Вождь орлиными очами..."
1950 ("Пятидесятый год — как бы водораздел...")
"Где дремала пустыня — там ныне сады..."
Клеветникам I ("Напрасно кровавою пеленой...")
Клеветникам II ("Когда б вы знали, как спокойно...")
"Так в великой нашей Отчизне..."
Москве ("Как молодеешь ты день ото дня...")
Тост ("За эти пламенные зори...")
Поджигателям ("И чем грозите вы?...")
"И снова мадам Рекамье хороша ..."
1 июня 1950 ("Пусть дети запомнят сегодняшний день...")
Говорят дети ("В садах впервые загорелись маки...")
Корея в огне I ("Где ароматом веяли муссоны...")
Корея в огне II ("Воды не хватит в Тихом океане...")
Стокгольмская хартия ("Бессмертен день, когда одною грудью...")
В пионерлагере ("Как будто заблудившись в нежном лете...")
Песня мира ("Качаясь на волнах эфира...")
Покорение пустыни ("Чей дух извечно-молодой...")
Севморпуть ("Чей разум угадал сквозь льды...")
Слава миру! ("Что начал Стокгольм — продолжала Варшава...")
Р.С.Ф.С.Р. ("Первая среди равных...")
Волга—Дон ("В грозном вое степных ураганов...")
"Пять строек великих, как пять маяков..."
Так будет! ("Не надо нам земли чужой...")
Стихи из ненаписанного романа ("Как древние в Коломенском ворота...")
Отрывок ("В прошлое иду я — спят граниты...")
"Меня влекут дороги Подмосковья..."
"Меня и этот голос не обманет..."
"...Как! Только десять лет..."
"И мне доказательство верности этой..."
"Пою эту встречу, пою это чудо..."
"Обыкновенным было это утро..."
Из Ленинградских элегий ("О! из какой великолепной тьмы...")
Август ("Он и праведный, и лукавый...")
"Позвони мне хотя бы сегодня..."
"Одичалая и немая..."
Из Седьмой Северной элегии ("...А я молчу - я тридцать лет молчу...")
Лирические отступления Седьмой элегии ("А у присяжных то же изумленье...")
"Ты кто-то из прежней жизни..."
"Он не друг и не враг и не демон..."
"Пусть кто-нибудь сюда придет..."
Стихи из ненаписанного романа ("У кого-то . . . есть...")
"От меня, как от той графини..."
"И будешь ты из тех старух..."
"Как слепоглухонемая..."
"Мне веселее ждать его..."
"...Но в мире нет власти..."
"Не давай мне ничего на память..."
"Там оперный еще томится Зибель..."
Отрывок ("Так вот где ты скитаться должна...")
"Тебя прямо в музыку спрячу..."
"И в недрах музыки я не нашла ответа..."
"Это ты осторожно коснулся..."
"На свиданье с белой ночью..."
"Не лги мне, не лги мне, не лги мне..."
"Я бросила тысячи звонниц..."
"...и это грозило обоим..."
"Нужен мне он или не нужен..."
"Там завтра мое улыбаясь сидело..."
Городу ("Весь ты сыгранный на шарманке...")
"Не то чтобы тебя ищу..."
"Всех друзей моих благодарю..."
"Там зори из легчайшего огня..."
"Ты, крысоловьей дудкою маня..."
"Снова ветер знойного июля..."
[Ташкент] ("Затворилась навек дверь его...")
"И от Царского до Ташкента..."
"Без крова, без хлеба, без дела..."
"И не дослушаю впотьмах..."
"И прекрасней мраков Рембрандта..."
"Мне безмолвие стало домом..."
"Ты не хотел меня такой..."
"О, как меня любили ваши деды..."
"И по собственному дому..."
"И юностью манит, и славу сулит..."
"Смирение! - не ошибись дверьми..."
"И опять по самому краю..."
"Шутки - шутками, а сорок..."
"И меня по ошибке пленило..."
"Моею Музой оказалась мука..."
"Кто его сюда прислал..."
"И луковки твоей не тронул золотой..."
"И жесткие звуки влажнели, дробясь..."
"И это б могла, и то бы могла..."
"Вы чудаки, вы лучший путь..."
"Ни вероломный муж, ни трепетный жених..."
"От этих антивстреч..."
"...горчайшей смерти чашу..."
"...что с кровью рифмуется..."
"Слышишь, ветер поет блаженный..."
"...И теми стихами весь мир озарен..."
"А я говорю, вероятно, за многих..."
"Как будто я все ведала заранее..."
"Хозяйка румяна, и ужин готов..."
"Как жизнь забывчива..."
"Больничные молитвенные дни..."
"И музыка тогда ко мне..."
"Не знаю, что меня вело..."
"Что таится в зеркале? – Горе..."
"Ромео не было..."
"Как зеркало в тот день Нева лежала..."
Почти в альбом ("...и третье, что нами владеет всегда...")
"И северная весть на севере застала..."
"...полупрервана беседа..."
"Все это было - твердая рука..."
"Если бы тогда шальная пуля..."
"Спасали всегда почему-то кого-то..."
"Путь мой предсказан одною из карт..."
"Поэт не человек, он только дух..."
"Твой месяц май..."
("Иеремия" Стравинского) ("И вот из мрака встает одна...")
"Там такие бродят души..."
"Так скучай обо мне поскучнее..."
"Не находка она, а утрата..."
"Превращая концы в начала..."
"Так уж глаза опускали..."
"Кого просить, куда бежать..."
"...и умирать в сознаньи горделивом..."
"Но мы от этой нежности умрем..."
Сонет ("Я тебя сама бы увенчала...")
"Стряслось небывалое, злое..."
"Не с такими еще разлучалась..."
Пятая роза ("Звалась Soleil* ты или Чайной...")
"Разлука призрачна — мы будем вместе скоро..."
"Из-под смертного свода кургана..."
"Шелестит, опадая орешник..."
"За плечом, где горит семисвечник..."
"Знай, тот, кто оставил меня на какой-то странице..."
"Я играю в ту самую игру..."
"Может быть, потом ненавидел..."
"Быть страшно тобою хвалимой..."
"Оставь нас с музыкой вдвоем..."
"Чтоб я не предавалась суесловью..."
"Я не сойду с ума..."
"Врачуй мне душу, а не то..."
"Я выбрала тех, с кем хотела молчать..."
Сонет ("Приди как хочешь: под руку с другой...")
"По самому жгучему лугу..."
"Чьи нас душили кровавые пальцы?.."
"И я не имею претензий..."
"Тополевой пушинке я б встречу устроила здесь..."
"Быть может, презреннее всех на земле..."
"Нет, ни в шахматы, ни в теннис..."
"И любишь ты всю жизнь меня, меня одну..."
Письмо ("Не кралось полуденным бродом...")
"Пусть так теряют смысл слова..."
"Смерть одна на двоих. Довольно!.."
Романс ("Что тоскуешь, будто бы вчера...")
К музыке ("Стала я, как в те года, бессонной...")
"...и той, что танцует лихо..."
Запретная роза ("Ты о ней как о первой невесте...")
"Я еще сегодня дома..."
Последний день в Риме ("Заключенье не бывшего цикла...")
(Мэчэлли) ("Мы по ошибке встретили Год...")
"Беспамятна лишь жизнь, - такой не назовем..."
"Но кто подумать мог, что шестьдесят четвертый..."
"Напрягаю голос и слух..."
Музыке ("Ты одна разрыть умеешь...")
Из цикла "В пути" ("Совсем вдали висел какой-то мост...")
"Не напрасно я носила..."
"Для суда и для стражи незрима..."
"То лестью новогоднего сонета..."
"Пускай австралийка меж нами незримая сядет..."
"И никогда здесь не наступит утро..."
"И странный спутник был мне послан адом..."
"Кто тебя мучил такого..."
"Что там клокотало за дверью стеклянной..."
"А как музыка зазвучала..."
Музыка ("Сама себя чудовищно рождая...")
"Музыка могла б мне дать..."
"Я у музыки прошу..."
"Сама Нужда смирилась наконец..."
"По валам старинных укреплений..."
Дифирамб ("Зеленей той весны не бывало еще во вселенной...")
[А.А.Смирнову] ("Когда умрем, темней не станет...")
Александру Блоку ("От тебя приходила ко мне тревога...")
Белая ночь ("Небо бело страшной белизною...")
"Ты к морю пришел, где увидел меня..."
"Еще к этому добавим..."
Юдифь ("В шатре опустилась полночная мгла...")
Из Ленинградских элегий ("О! Из какой великолепной тьмы...")

---

Одиночество
(Из Рильке)
О святое мое одиночество - ты!
И дни просторны, светлы и чисты,
Как проснувшийся утренний сад.
Одиночество! Зовам далеким не верь
И крепко держи золоту дверь,
Там, за нею, желанный ад.
1910. Царское Село
вверх


* * *
Словно тяжким огромным молотом
Раздробили слабую грудь.
Откупиться бы ярким золотом, -
Только раз, только раз вздохнуть!
Приподняться бы над подушками,
Снова видеть широкий пруд,
Снова видеть, как над верхушками
Сизых елей т учи плывут.
Все приму я: боль и отчаянье,
Даже жалости острие.
Только пыльный свой плащ раскаянья
Не клади на лицо мое!
Осень 1911
вверх


* * *
Я видел поле после града
И зачумленные стада,
Я видел грозди винограда,
Когда настали холода.

Еще я помню, как виденье,
Степной пожар в ночной тиши...
Но страшно мне опустошенье
Твоей замученной души.

Как много нищих. Будь же нищей -
Отрой бесслезные глаза.
Да озарит мое жилище
Их неживая бирюза!
1913
вверх


* * *
За узором дымных стекол
Хвойный лес под снегом бел.
Отчего мой ясный сокол
Не простившись улетел?

Слушаю людские речи
Говорят, что ты колдун.
Стал мне узок с нашей встречи
Голубой шушун.

А дорога до погоста
Во сто крат длинней,
Чем тогда, когда я просто
Шла бродить по ней.
<1913>
вверх


* * *
И жар по вечерам, и утром вялость,
И губ растрескавшихся вкус кровавый.
Так вот она - последняя усталость,
Так вот оно - преддверье царства славы,
Гляжу весь день из круглого окошка:
Белеет потеплевшая ограда
И лебедою заросла дорожка,
И мне б идти по ней - такая радость.
Чтобы песок хрустел и лапы елок,
И черные и влажные шуршали,
Чтоб месяца бесформенный осколок
Опять увидеть в голубом канале.
Декабрь 1913
вверх


* * *
На Казанском или на Волковом
Время замелю пришло покупать.
Ах! под небом северным шелковым
Так легко, так прохладно спать.

Новый мост еще не достроят,
Не вернется еще зима,
Как руки мои покроет
Парчовая бахрома.

Ничьего не вспугну веселья,
Никого к себе не зову.
Мне одной справлять новоселье
В свежевыкопанном рву.
вверх


* * *
Я любимого нигде не встретила:
Столько стран прошла напрасно.
И, вернувшись, я Отцу ответила:
"Да, Отец! - твоя земля прекрасна.

нежило мне тело море синее,
Звонка, звонко пели птицы томные.
А в родной стране от ласки инея
Поседели сразу косы темные.

Там в глухих скитах монахи молятся
Длинными молитвами, искусными...
Знаю я, когда земля расколется,
Поглядишь ты вниз очами грустными.

Я завет твой, Господи, исполнила
И на зов твой радостно ответила,
На твоей земле я все запомнила,
И любимого нигде не встретила".
<1914>
вверх


* * *
Вечерний звон у стен монастыря,
Как некий благовест самой природы...
И бледный лик в померкнувшие воды
Склоняет сизокрылая заря.

Над дальним лугом белые челны
Нездешние сопровождают тени...
Час горьких дум, о, час разуверений
При свете возникающей луны.
<1914>
вверх


* * *
Отлетела от меня удача,
Поглядела взглядом ястребиным
На лицо, померкшее от плача,
И на рану, ставшую рубином
На груди моей.
1914
вверх


Завещание
Моей наследницей полноправной будь,
Живи в моем дому, пой песнь, что я сложила
Как медленно еще скудеет сила,
Как хочет воздуха замученная грудь.

Моих друзей любовь, врагов моих вражду,
И розы желтые в моем густом саду,
И нежность жгучую любовника - все это
Я отдаю тебе, предвестница рассвета.

И славу, то, зачем я родилась,
Зачем моя звезда, как нежный вихрь, взвилась
И падает теперь. Смотри, ее паденье
Пророчит власть твою, любовь и вдохновенье.

Мое наследство щедрое храня,
Ты проживешь и долго, и достойно.
Все это будет так. Ты видишь, я спокойна
Счастливой будь, но помни про меня.
1914
вверх


* * *
Ты первый, ставший у источника
С улыбкой мертвой и сухой,
Как нас измучил взор пустой,
Твой взор тяжелый - полунощника.
Но годы страшные пройдут,
Ты скоро будешь снова молод,
И сохраним мы тайный холод
Тебе отсчитанных минут.
Между 1912 и 1914
вверх


* * *
И в Киевском храме Премудрости Бога,
Припав к солее, я тебе поклялась,
Что будет моей твоя дорога,
Где бы она ни вилась.

То слышали ангелы золотые
И в белом гробу Ярослав.
Как голуби, вьются слова простые
И ныне у солнечных глав.

И если слабею, мне снится икона
И девять ступенек на н ей.
И в голосе грозном софийского звона
Мне слышится голос тревоги твоей.
1915
вверх


* * *
В промежутках между грозами,
Мрачной яркостью богатые,
Над притихшими березами
Облака стоят крылатые.
Чуть гроза на запах спрячется -
И настанет тишь чудесная,
А с востока снова катиться
Колесница поднебесная.
1915. Слепнево
вверх


Отрывок
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
О Боже, за себя я все могу простить,
Но лучше б ястребом ягненка мне когтить
Или змеей уснувших жалить в поле,
Чем человеком быть и видеть поневоле,
Что люди делают, и сквозь тлетворный срам
Не сметь поднять глаза к высоким небесам.
<1916>
вверх


* * *
Я горькая и старая. Морщины
Покрыли сетью желтое лицо,
Спина согнулась и трясутся руки.
А мой палач глядит веселым взором
И хвалится искусною работой,
Рассматривая на поблекшей коже
Следы побоев. Господи, прости!
1919. Петербург. Шереметевский дом
вверх


* * *
                            В.С. С<резневской>ой
Жрицами божественной бессмыслицы
Назвала нас дивная судьба,
Но я точно знаю - нам зачислятся
Бденья у позорного столба,

И свиданье с тем, кто издевается,
И любовь к тому, кто не позвал...
Посмотри туда - он начинается,
Наш кроваво-черный карнавал.
<1913>
вверх


* * *
Пива светлого наварено,
На столе дымится гусь.
Поминать даря да барина
Станет праздничная Русь.

Крепким словом, прибауткою
За беседою хмельной.
Тот - забористою шуткою,
Этот - пьяною слезой.

И несутся речи шумные
От гульбы да от вина:
Порешили люди умные:
Наше дело - сторона.
Бежецк 1921. Рождество
вверх


* * *
Все души милых на высоких звездах.
Как хорошо, что некого терять
И можно плакать. Царскосельский воздух
Был создан, чтобы песни повторять.

У берега серебряная ива
Касается сентябрьских ярких вод.
Из прошлого восставши, молчаливо
Ко мне навстречу тень моя идет.

Здесь столько лир повешено на ветки,
Но и моей как будто место есть.
А этот дождик, солнечный и редкий,
Мне утешенье и благая весть.
1921
вверх


* * *
Дьявол не выдал. Мне все удалось.
Вот и могущества явные знаки.
Вынь из груди мое сердце и брось
Самой голодной собаке.

Больше уже н и на что не гожусь.
Ни одного я не вымолвлю слова.
Нет настоящего - прошлым горжусь
И задохнулась от срама такого.
Сентябрь 1922
вверх


* * *
Так просто можно жизнь покинуть эту,
Бездумно и безбольно догореть,
Но не дано Российскому поэту
Такою светлой смертью умереть.

Всего верней свинец душе крылатой
Небесные откроет рубежи,
Иль хриплый ужас лапою косматой
Из сердца, как из губки, выжмет жизнь.
1925
вверх


* * *
Ты прости мне, что я плохо правлю,
Плохо правлю, да светло живу,
Память в песнях о себе оставлю,
И тебе приснилась наяву.
Ты прости, меня еще не зная,
Что навеки с именем моим,
Как с огнем веселым едкий дым,
Сочеталась клевета глухая.
23 августа 1927
вверх


* * *
Я в этой церкви слушала Канон
Андрея Критского в день строгий и печальный.
И с той поры великопостный звон
Все семь недель до полночи пасхальной
Сливался с беспорядочной стрельбой.
Прощались все друг с другом на минуту,
Чтоб никогда не возвратиться...
/1920-е годы/
вверх


* * *
Зачем вы отравили воду
И с грязью мой смешали хлеб?
Зачем последнюю свободу
Вы превращаете в вертеп?
За то, что я не издевалась
Над горькой гибелью друзей?
За то, что я верна осталась
Печальной родине моей?
Пусть так. Без палача и плахи
Поэту на земле не быть.
Нам покаянные рубахи,
Нам со свечой идти и выть.
1935
вверх


Немного географии
                                О.М.
Не столицею европейской
С первым призом за красоту -
Душной каторгой енисейской,
Пересылкою на Читу,
На Ишим, на Иргиз безводный,
На прославленный Акбасар,
Пересылкою в лагерь Свободный,
В трупный запах прогнивших нар, -
Показался мне город этот
Этой полночью голубой,
Он, воспетый первым поэтом,
Нами, грешными, - и тобой.
1937
вверх


* * *
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Я знаю, с места не сдвинуться
От тяжести Виевых век.
О, если бы вдруг откинуться
В какой-то семнадцатый век.

С душистою веткой березовой
Под Троицу в церкви стоять,
С боярынею Морозовой
Сладимый медок попивать.

А после на дровнях, в сумерки,
В навозном снегу тонуть.
Какой сумасшедший Суриков
Мой последний напишет путь?
1937
вверх


Подражание армянскому
Я приснюсь тебе черной овцою
На нетвердых, сухих ногах,
Подойду, заблею, завою:
"Сладко ль ужинал, падишах?

Ты вселенную держишь, как бусу,
Светлой волей Аллаха храним...
Так пришелся ль сынок мой по вкусу
И тебе, и деткам твоим?"
<1931-е годы>
вверх


* * *
С Новым годом! С новым горем!
Вот он пляшет, озорник,
Над Балтийским дымным морем,
Кривоног, горбат и дик.
И какой он жребий вынул
Тем, кого застенок минул?
Вышли в поле умирать.
Им светите, звезды неба!
Им уже земного хлеба,
Глаз любимых не видать.
Январь 1940
вверх


* * *
Уложила сыночка кудрявого
И пошла на озеро по воду,
Песни пела, была веселая,
Зачерпнула воды и слушаю:
Мне знакомый голос прислышался,
Колокольный звон
Из-под синих волн,
Так у нас звонили в граде Китеже.
Вот большие бьют у Егория,
А меньшие с башни Благовещенской,
Говорят они грозным голосом:
    "Ах, одна ты ушла от приступа,
    Стона нашего ты не слышала,
    Нашей горькой гибели не видела.
    Но светла свеча негасимая
    За тебя у престола Божьего.
    Что же ты на земле замешкалась
    И венец надеть не торопишься?
    Распустился твой крин во полунощи,
    И фата до пят тебе соткана.
    Что ж печалишь ты брата-воина
    И сестру-голубицу схимницу,
    Своего печалишь ребеночка?.."
Как последнее слово услышала,
Света я пред собою не взвидела,
Оглянулась, а до в огне горит.
Март 1940
вверх


Стансы
Стрелецкая луна. Замоскворечье. Ночь.
Как крестный ход идут часы Страстной недели.
Мне снится страшный сон. Неужто в самом деле
никто, никто, никто не может мне помочь?

В Кремле не надо жить - Преображенец прав.
Здесь зверства древнего еще кишат микробы:
Бориса дикий страх, и всех Иванов злобы,
И Самозванца спесь взамен народных прав.
1940
вверх


* * *
Соседка из жалости - два квартала,
Старухи, как водится, - до ворот,
А тот, чью руку я держала,
До самой ямы со мной пойдет.
И станет совсем один на свете
Над рыхлой, черной, родной землей,
И громче спросит, но не ответит
Ему, как прежде, голос мой.
15 августа 1940
вверх


* * *
                В саду голосуют деревья.
                                          Н.З.
И вот, наперекор тому,
Что смерть глядит в глаза, -
Опять, по слову твоему,
Я голосую "за":
То, чтобы дверью стала дверь,
Замок опять замком,
Чтоб сердцем стал угрюмый зверь
В груди... А дело в том,
Что суждено нам всем узнать,
Что значит третий год не спать,
Что значит утром узнавать
О тех, кто в ночь погиб.
1940
вверх


* * *
                                    Прокаженный молился...
                                                        Брюсов
То, что я делаю, способен делать каждый.
Я не тонул во льдах, не изнывал от жажды,

И с горсткой храбрецов не брал финляндский дот,
И в бурю не спасал какой-то пароход.

Ложиться спать, вставать, съедать обед убогий
И даже посидеть на камне у дороги,

И даже, повстречав падучую звезду
Иль серых облаков знакомую гряду,

Им улыбнуться вдруг - поди куда как трудно, -
Тем более дивлюсь своей судьбине чудной

И, привыкая к ней, привыкнуть не могу
Как к неотступному и зоркому врагу.

Затем, что из двухсот советских миллионов,
Живущих в благости отеческих законов,

Найдется ль кто-нибудь, кто свой горчайший час
На мой бы променял - я спрашиваю вас,

И не откинул бы с улыбкою сердитой
Мое прозвание как корень ядовитый?

О Господи! Воззри на легкий подвиг мой
И с миром отпусти свершившего домой.
Январь 1941. Фонтанный дом
вверх


* * *
Какая есть. Желаю вам другую,
Получше.
      Больше счастьем не торгую,
Как шарлатаны и оптовики...
Пока вы мирно отдыхали в Сочи,
Ко мне уже ползли такие ночи,
И я такие слышала звонки!

Не знатной путешественницей в кресле
Я выслушала каторжные песни,
А способом узнала их иным...
...........................
...........................
...........................

Над Азией весенние туманы,
И яркие до ужаса тюльпаны
Ковром заткали много сотен миль.
О, что мне делать с этой чистотою,
Что делать с неподкупностью простою?
О, что мне делать с этими людьми!
Мне зрительницей быть не удавалось,
И почему-то я всегда вторгалась
В запретнейшие зоны естества.
Целительница нежного недуга,
Чужих мужей вернейшая подруга
И многих - безутешная вдова.
Седой венец достался мне недаром,
И щеки, опаленные пожаром,
Уже людей пугают смуглотой.
Но близится конец моей гордыне,
Как той, другой - страдалице Марине, -
Придется мне напиться пустотой.
И ты придешь под черной епанчою,
С зеленоватой страшною свечою,
И не откроешь предо мной лица...
Но мне недолго мучиться загадкой -
Чья там рука под белою перчаткой
И кто прислал ночного пришлеца.
24 июня 1942. Ташкент
вверх


* * *
А в зеркале двойник бурбонский профиль прячет
И думает, что он незаменим,
Что все на свете он переиначит,
Что Пастернака перепастерначит,
А я не знаю, что мне делать с ним.
1943. Ташкент
вверх


Надпись на поэме "Триптих"
И ты ко мне вернулась знаменитой,
Темно-зеленой веточкой повитой,
Изящна, равнодушна и горда...
Я не такой тебя когда-то знала,
И я не для того тебя спасала
Из месива кровавого тогда.
Не буду я делить с тобой удачу,
я не ликую над тобой, а плачу,
И ты прекрасно знаешь почему.
И ночь идет, и сил осталось мало.
Спаси ж меня, как я тебя спасала,
И не пускай в клокочущую тьму.
6 января 1944. Ташкент
вверх


Смерть
И комната, в которой я болею,
В последний раз болею на земле,
Как будто упирается в аллею
Высоких белоствольных тополей.
А этот первый - этот самый главный,
В величии своем самодержавный,
Но как заплещет, возликует он,
Когда, минуя тусклое оконце,
Моя душа взлетит, чтоб встретить солнце,
И смертный уничтожит сон.
Январь 1944. Ташкент
вверх


В тифу
Где-то ночка молодая,
Звездная, морозная,..
Ой, худая, ой, худая
Голова тифозная.
Про себя воображает,
На подушке мечется,
Знать не знает, знать не знает,
Что во всем ответчица,
Что за речкой, что за садом
Кляча с гробом тащится.
Меня под землю не надо б,
Я одна - рассказчица.
1942. Ташкент
вверх


* * *
Последнюю и высшую награду
Мое молчанье - отдаю
Великомученику Ленинграду.
1944. Ташкент
вверх


Причитание
Ленинградскую беду
Руками не разведу,
Слезами не смою,
В землю не зарою.
За версту я обойду
Ленинградскую беду.
Я не взглядом, не намеком,
Я не словом, не попреком,
    Я земным поклоном
        В поле зеленом
            Помяну.
1944. Ленинград
вверх


Стеклянный звонок
Стеклянный звонок
Бежит со всех ног.
Неужто сегодня срок?
Постой у порога,
Подожди немного,
Меня не трогай
    Ради Бога!
1944
вверх


* * *
И очертанья Фауста вдали -
Как города, где много черных башен
И колоколен с гулкими часами
И полночей, наполненных грозою,
И старичков с негётевской судьбой,
Шарманщиков, менял и букинистов,
Кто вызвал черта, кто с ним вел торговлю
И обманул его, а нам в наследство
Оставил эту сделку...
И выли трубы, зазывая смерть,
Под смертию смычки благоговели,
Когда какой-то странный инструмент
Предупредил, и женский голос сразу
Ответствовал, и я тогда проснулась.
8 августа 1945
вверх


* * *
Кого когда-то называли люди
Царем в насмешку, Богом в самом деле,
Кто был убит - и чье орудье пытки
Согрето теплотой моей груди...

Вкусили смерть свидетели Христовы,
И сплетницы=старухи, и солдаты,
И прокуратор Рима - все прошли.
Там, где когда-то возвышалась арка,
Где море билось, где чернел утес, -
Их выпили в вине, вдохнули с пылью жаркой
И с запахом бессмертных роз.

Ржавеет золото и истлевает сталь,
Крошится мрамор - к смерти все готово.
Всего прочнее на земле печаль
И долговечней - царственное слово.
<1945?>
вверх


* * *
И увидел месяц лукавый,
Притаившийся у ворот,
Как свою посмертную славу
Я меняла на вечер тот.

Теперь меня позабудут,
И книги сгниют в шкафу.
Ахматовской звать не будут
Ни улицу, ни строфу.
27 января 1946
вверх


* * *
Со шпаной в канавке
Возле кабака,
С пленными на лавке
Гру-зо-ви-ка.

Под густым туманом
Над Москвой-рекой,
С батькой-атаманом
В петельке тугой.

Я была со всеми,
С этими и с теми,
А теперь осталась
Я сама с собой.
Август 1946. Фонтанный дом
вверх


Колыбельная
Я над этой колыбелью
Наклонилась черной елью.
    Бай, бай, бай, бай!
    Ай, ай, ай, ай...
Я не вижу сокола
Ни вдали, ни около.
    Бай, бай, бай, бай!
    Ай, ай, ай, ай...
26 августа 1949 (днем)
Фонтанный дом
вверх


Черепки

You cannot leave your mother an orphan
Joyce*
*Ты не можешь оставить свою мать сиротой.
Джойс.

I
Мне, лишенной огня и воды,
Разлученной с единственным сыном...
На позорном помосте беды,
Как под тронным стою балдахином...
вверх


II
Вот и доспорился яростный спорщик,
До енисейских равнин...
Вам он бродяга, шуан, заговорщик, -
Мне он - единственный сын.
вверх


III
Семь тысяч и три километра...
Не услышишь, как мать зовет.
В грозном вое полярного ветра,
В тесноте обступивших невзгод,
Ты дичаешь, звереешь - ты милый,
Ты последний и первый, ты - наш.
Над моей Ленинградской могилой
Равнодушная бродит весна.
вверх


IV
Кому и когда говорила,
Зачем от людей не таю,
Что каторга сына сгноила,
Что Музу засекли мою.
Я всех на земле виноватей
Кто был и кто будет, кто есть.
И мне в сумасшедшей палате
Валяться - великая честь.
вверх


V
Вы меня, как убитого зверя
Нa кровавый подымете крюк,
Чтоб хихикая и не веря
Иноземцы бродили вокруг
И писали в почтенных газетах,
Что мой дар несравненный угас,
Что была я поэтом в поэтах,
Но мой пробил тринадцатый час.
вверх


* * *
Особенных претензий не имею
Я к этому сиятельному дому,
Но так случилось, что почти всю жизнь
Я прожила под знаменитой кровлей
Фонтанного дворца... Я нищей
В него вошла и нищей выхожу...
1952
вверх


* * *
Не лирою влюбленного
Иду пленять народ -
Трещотка прокаженного
В моей руке поет.
Успеете наахаться
И воя, и кляня.
Я научу шарахаться
Вас, смелых, от меня.
Я не искала прибыли
И славы не ждала,
Я под крылом у гибели
Все тридцать лет жила.
вверх


Из цикла "Сожженная тетрадь"
Пусть мой корабль пошел на дно,
Дом превратился в дым...
Читайте все - мне всё равно,
Я говорю с одним,
Кто был ни в чем не виноват,
А впрочем, мне ни сват, ни брат
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Как в сердце быть уколотым
И слышать крик: умри!
Что на Фонтанке золотом
Писали фонари?
1956
вверх


* * *
Забудут? - вот чем удивили!
Меня забывали не раз,
Сто раз я лежала в могиле,
Где, может быть, я и сейчас.
А Муза и глохла и слепла,
В земле истлевала зерном,
Чтоб после, как Феникс из пепла,
В эфире восстать голубом.
21 февраля 1957. Ленинград.
вверх


* * *
Не мудрено, что похоронным звоном
Звучит порой мой непокорный стих
И что грущу. Уже за Флегетоном
Три четверти читателей моих.

А вы, друзья! Осталось вас немного, -
Мне оттого вы с каждым днем милей...
Какой короткой сделалась дорога,
Которая казалась всех длинней.
3 марта 1958. Болшево
вверх


При музыке
Опять приходит полонез Шопена.
О, Боже мой! - как много вееров,
И глаз потупленных, и нежных ртов,
Но как близка, как шелестит измена.
Тень музыки мелькнула по стене,
Но прозелени лунной не задела.
О, сколько раз вот здесь я холодела
И кто-то страшный мне кивал в окне.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
И как ужасен взор безносых статуй,
Но уходи и за меня не ратуй,
И не молись так горько обо мне.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
И голос из тринадцатого года
Опять кричит: я здесь, я снова твой...
Мне ни к чему ни слава, ни свобода,
Я слишком знаю... но молчит природа,
И сыростью пахнуло гробовой.
1958. Комарово.
вверх


* * *
                        Вижу я,
                        Лебедь тешится моя.
                                              Пушкин
Ты напрасно мне под ноги мечешь
И величье, и славу, и власть.
Знаешь сам, что не этим излечишь
Песнопения светлую страсть.

Разве этим развеешь обиду?
Или золотом лечат тоску?
Может быть, я и сдамся для виду.
Не притронусь я дулом к виску.

Смерть стоит все равно у порога.
Ты гони ее или зови,
А за нею темнеет дорога,
По которой пошла я в крови.

А за нею десятилетья
Скуки, страха и той пустоты,
О которой могла бы пропеть я,
Да боюсь, что расплачешься ты.

Что ж, прощай. Я живу не в пустыне.
Ночь со мной и всегдашняя Русь.
Так спаси же меня от гордыни.
В остальном я сама разберусь.
1958
вверх


Надпись на книге
                          Что отдал - то твое.
                                    Шота Руставели
Из-под каких развалин говорю,
Из-под какого я кричу обвала,
Я снова все на свете раздарю
И этого мне снова будет мало.
Я притворюсь беззвучною зимой
И вечные навек захлопну двери,
И все-таки узнают голос мой,
И все-таки ему опять поверят.
13 января 1959
вверх


Четыре времени года
Сегодня я туда вернусь,
Где я была весной.
Я не горюю, не сержусь,
И только мрак со мной.
Как он глубок и бархатист,
Он всем всегда родной,
Как с дерева летящий лист,
Как ветра одинокий свист
Над гладью ледяной.
12 октября 1959. Ордынка
вверх


Наследница
                        От сарскосельких лип.
                                                Пушкин
Казалось мне, что песня спета
Средь этих опустелых зал.
О, кто бы мне тогда сказал,
Что я наследую все это:
Фелицу, лебедя, мосты,
И все китайские затеи,
Дворца сквозные галереи
И липы дивной красоты.
И даже собственную тень,
Всю искаженную от страха,
И покаянную рубаху,
И замогильную сирень.
20 ноября 1959. Ленинград
вверх


* * *
                                    Ан. Н.
Что нам разлука? - Лихая забава,
Беды скучают без нас, -
Спьяну ли валится в горницу слава,
Бьет ли тринадцатый час.
Или забыты, забиты, за... кто там
Так научился стучать?
Вот и идти мне обратно к воротам
Новое горе встречать.
1959
вверх


* * *
Вам жить, а мне не очень,
Тот близок поворот.
О, как он строг и точен,
Незримого расчет.

Волк любит жить на воле,
Но с волком скор расчет:
На льду, в лесу и в поле
Бьют волка круглый год.

Не плачь, о друг единый,
Коль летом и зимой
Опять с тропы волчиной
Услышишь голос мой.
20 ноября - 2 декабря 1959
вверх


* * *
Это и не старо и не ново,
Ничего нет сказочного тут.
Как Отрепьева и Пугачева,
Так меня тринадцать лет клянут.

Неуклонно, тупо и жестоко,
И неодолимо, как гранит,
От Либавы до Владивостока
Грозная анафема звучит.
1959
вверх


* * *
Все ушли, и никто не вернулся,
Только, верный обету любви,
Мой последний, лишь ты оглянулся,
Чтоб увидеть все небо в крови.
Дом был проклят, и проклято дело,
Тщетно песня звенела нежней,
И глаза я поднять не посмела
Перед страшной судьбою своей.
Осквернили пречистое слово,
Растоптали священный глагол,
Чтоб с сиделками тридцать седьмого
Мыла я окровавленный пол.
Разлучили с единственным сыном,
В казематах пытали друзей,
Окружили невидимым тыном
Крепко слаженной слежки своей.
Наградили меня немотою,
На весь мир окаянно кляня,
Окормили меня клеветою,
Опоили отравой меня.
И, до самого края доведши,
Почему-то оставили там.
Любо мне, городской сумасшедшей,
По предсмертным бродить площадям.
1959
вверх


Самой поэме
                      ...и слово в музыку вернись.
                                                      О.М.
Ты растешь, ты цветешь, ты - в звуке.
Я тебя на новые муки
Воскресила - дала врагу...
Восемь тысяч миль не преграда,
Песня словно звучит у сада,
Каждый вздох проверить могу.
И я знаю - с ним равно то же,
Мне его попрекать негоже,
Эта связь выше наших сил, -
Оба мы ни в чем не виновны,
Были наши жертвы бескровны -
Я забыла, и он - забыл.
20 сентября 1960. Комарово
вверх


Подражание Кафке
Другие уводят любимых, -
Я с завистью вслед не гляжу, -
Одна на скамье подсудимых
Я скоро полвека сижу.
Вокруг пререканья и давка
И приторный запах чернил.
Такое придумывал Кафка
И Чарли изобразил.
И в тех пререканиях важных,
Как в цепких объятиях сна,
Все три поколенья присяжных
Решили: виновна она.

Меняются лица конвоя,
В инфаркте шестой прокурор...
А где-то темнеет от зноя
Огромный небесный простор,
И полное прелести лето
Гуляет на том берегу...
Я это блаженное "где-то"
Представить себе не могу.
Я глохну от зычных проклятий,
Я ватник сносила дотла.
Неужто я всех виноватей
На этой планете была?
1960
вверх


Из набросков
Даль рухнула, и пошатнулось время,
Бес скорости стал пяткою на темя
Великих гор и повернул поток,
Отравленным в земле лежало семя,
Отравленный бежал по веткам сок.
Людское мощно вымирало племя,
Но знали все, что очень близок срок.
<1960> вверх


Сосны
Не здороваются, не рады!
А всю зиму стояли тут,
Охраняли снежные клады,
Вьюг подслушивали рулады,
Создавая смертный уют.
1961
вверх


* * *
И анютиных глазок стая
Бархатистый хранит силуэт -
Это бабочки, улетая,
Им оставили свой портрет.
Ты - другое... Ты б постыдился
Быть, где слезы живут и страх,
И случайно сам отразился
В двух зеленых пустых зеркалах.
3 июня 1961. Комарово
вверх


* * *
Угощу под заветнейшим кленом
Я беседой тебя не простой -
Тишиною с серебряный звоном
И колодезной чистой водой, -
И не надо страдальческим стоном
Отвечать... Я согласна, - постой, -
В этом сумраке темно-зеленом
Был предчувствий таинственный зной.
1961. Комарово
вверх


* * *
Это те, что кричали: "Варраву
Отпусти для праздника...", те,
Что велели Сократу отраву
Пить в тюремной глухой тесноте.

Им бы этот же вылить напиток
В их невинно клевещущий рот,
Этим милый любителям пыток,
Знатокам в производстве сирот.
<1961>
вверх


* * *
Так не зря мы вместе бедовали,
Даже без надежды раз вздохнуть -
Присягнули - проголосовали
И спокойно продолжали путь.
Не за то, что чистой я осталась,
Вместе с вами я в ногах валялась
У кровавой куклы палача.
Нет! и не под чуждым небосводом
И не под защитой чуждых крыл -
Я была тогда с моим народом,
Там, где мой народ, к несчастью, был.
1961
вверх


Выход книги
(Из цикла "Тайны ремесла")
Тот день всегда необычаен.
Скрывая скуку, горечь, злость,
Поэт - приветливый хозяин,
Читатель - благосклонный гость.

Один ведет гостей в хоромы,
Другой - под своды шалаша,
А третий - прямо в ночь истомы,
Моим - и дыба хороша.

Зачем, какие и откуда
И по дороге в никуда,
Что их влечет - какое чудо,
Какая черная звезда?

Но всем им несомненно ясно,
Каких за это ждать наград,
Что оставаться здесь опасно,
Что это не Эдемский сад.

А вот поди ж! Опять нахлынут,
И этот час неотвратим...
И мимоходом сердце вынут
Глухим сочувствием своим.
13 августа 1962 (днем). Комарово
вверх


Еще об этом лете
Отрывок
И требовала, чтоб кусты
Участвовали в бреде,
Всех я любила, кто не ты
И кто ко мне не едет...
Я говорила облакам:
"Ну, ладно, ладно, по рукам".
А облака - ни слова,
И ливень льется снова.
И в августе зацвел жасмин,
И в сентябре - шиповник,
И ты приснился мне - один
Всех бед моих виновник.
Осень 1962. Комарово
вверх


* * *
Все, - кого и не звали, - в Италии,
Шлют домашним сердечный привет.
Я осталась в моем зазеркалии,
Где ни света, ни воздуха нет.
Где за красными занавесками
Все навек повернулось вверх дном...
Так не буду с леонардесками
Переглядываться тайком,
И дышать тишиною запретною
Никогда мной не виданных мест,
И мешаться с толпою несметною
Крутолобых Христовых невест.
Москва. 26 сентября 1957 - 7 февраля 1958
Окончено 16 апреля 1963
вверх


Песенка
А ведь мы с тобой
      Не любилися,
Только всем тогда
      Поделилися.
Тебе - белый свет,
      Пути вольные,
Тебе зорюшки
      Колокольные.
А мне ватничек
      И ушаночку.
Не жалей меня,
      Каторжаночку.
вверх


* * *
Пусть даже вылета мне нет
Из стаи лебединой...
Увы! лирический поэт
Обязан быть мужчиной,
Иначе все пойдет вверх дном
До часа расставанья -
И сад - не сад, и дом - не дом,
Свиданье - не свиданье.
вверх


* * *
Запад клеветал и сам же верил,
И роскошно предавал Восток,
Юг мне воздух очень скупо мерял,
Усмехаясь из-за бойких строк.
Но стоял как на коленях клевер,
Влажный ветер пел в жемчужный рог,
Так мой старый друг, мой верный Север
Утешал меня, как только мог.
В душной изнывала я истоме,
Задыхалась в смраде и крови,
Не могла я больше в этом доме...
Вот когда железная Суоми
Молвила: "Ты все узнаешь, кроме
Радости. А ничего, живи!"
30 июня 1963
вверх


* * *
Я гашу те заветные свечи,
Мой окончен волшебный вечер, -
Палачи, самозванцы, предтечи
И, увы, прокурорские речи,
Все уходит - мне снишься ты.
Доплясавший свое пред ковчегом,
За дождем, за ветром, за снегом
Тень твоя над бессмертным брегом,
голос твой из недр темноты.

И по имени - как неустанно
Вслух зовешь меня снова... "Анна!"
Говоришь мне, как прежде, - "Ты".
13 мая 1963. Комарово
Холодно, сыро, мелкий дождь.
вверх


* * *
И было этим летом так отрадно
Мне отвыкать от собственных имен
В той тишине почти что виноградной
И в яви, отработанной под сон.

И музыка со мной покой делила,
Сговорчивей нет в мире никого.
Она меня нередко уводила
К концу существованья моего.

И возвращалась я одна оттуда,
И точно знала, что в последний раз
Несу с собой, как ощущенье чуда...
21 августа 1963. Утро. Будка
вверх


* * *
Все в Москве пропитано стихами,
Рифмами проколото насквозь.
Пусть безмолвие царит над нами,
Пусть мы с рифмой поселимся врозь.
Пусть молчанье будет тайным знаком
Тех, кто с вами, а казался мной,
Вы ж соединитесь тайным браком
С девственной горчайшей тишиной,
Что во тьме гранит подземный точит
И волшебный замыкает круг,
А в ночи над ухом смерть пророчит,
Заглушая самый громкий звук.
1963. Москва.
вверх


* * *
Хулимые, хвалимые,
Ваш голос прост и дик.
Вы - непереводимые
Ни на один язык.
Войдете вы в забвение,
Как люди входят в храм.
Мое благословение
Я вам на это дам.
<1963>
вверх


* * *
                                          Rosa moretur*
                                            Hor. I, посл. ода
Ты, верно, чей-то муж и ты любовник чей-то,
В шкатулке без тебя еще довольно том,
И просит целый день божественная флейта
Ей подарить слова, чтоб льнули к звуках тем.
И загляделась я не на тебя совсем,
Но сколько в сентябре прощальных хризантем.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Пусть все сказал Шекспир, милее мне Гораций
Он сладость бытия таинственно постиг...
А ты поймал одну из сотых интонаций,
И все недолжное случилось в тот же миг.
1963
вверх


В сочельник (24 декабря 1964)
Последний день в Риме
Заключенье небывшего цикла
Часто сердцу труднее всего.
Я от многого в жизни отвыкла,
Мне не нужно почти ничего, -

Для меня комаровские сосны
На своих языках говорят
И совсем как отдельные весны
В лужках, выпивших небо, - стоят.
1964
вверх


* * *
На стеклах нарастает лед
Часы твердят: "Не трусь!"
Услышать, что ко мне идет,
И мертвой я боюсь.

Как идола, молю я дверь:
"Не пропускай беду!"
Кто воет за стеной, как зверь,
Что прячется в саду?
1965
вверх


* * *
Оставь, и я была как все,
И хуже всех была,
Купалась я в чужой росе,
И пряталась в чужом овсе,
В чужой траве спала.
вверх


* * *
Мы до того отравлены друг другом,
Что можно и погибнуть невзначай,
Мы черным унизительным недугом
Наш называем несравненный рай.
В нем все уже прильнуло к преступленью -
К какому, Боже милостив, прости,
Что вопреки всевышнему терпенью
Скрестились два запретные пути.
Ее несем мы, как святой вериги,
Глядим в нее, как в адский водоем.
Всего страшнее, что две дивных книги
Возникнут и расскажут всем о всем.
<1963>
вверх


Подражание корейскому
Приснился мне почти что ты
Какая редкая удача!
А я проснулась, горько плача,
Зовя тебя из темноты.

Но тот был выше и стройней
И даже, может быть, моложе
И тайны наших страшных дней
Не ведал. Что мне делать, Боже?

Что!.. Это призрак приходил,
Как предсказала я полвека
Тому назад. Но человека
Ждала я до потери сил.
вверх


* * *
Хвалы эти мне не по чину,
И Сафо совсем ни при чем.
Я знаю другую причину,
О ней мы с тобой не прочтем.
Пусть кто-то спасается бегством,
Другие кивают из ниш,
Стихи эти были с подтекстом
Таким, что как в бездну глядишь.

А бездна та манит и тянет,
И ввек не доищешься дна,
И ввек говорить не устанет
Пустая ее тишина.
<1959> вверх


* * *
Что у нас общего? Стрелка часов
И направление ветра?
Иль в глубине оснеженных лесов
Очерк мгновенного кедра.

Сон? - что как будто ошибся дверьми
И в красоте невозвратной
Снился ни в чем не повинной - возьми
Страшный подарок обратно...
1962 Комарово
вверх


Из четверостиший
                              <Ф.К. Сологубу>
Твоя свирель над тихим миром пела,
И голос смерти тайно вторил ей,
А я, безвольная томилась и пьянела
От сладостной жестокости твоей.
16 марта 1912. Царское Село
вверх


* * *
Глаза безумные твои
И ледяные речи,
И объяснение в любви
Еще до первой встречи.
<1909?>
вверх


* * *
Загорелись иглы венчика
Вкруг безоблачного лба.
Ах! улыбчивого птенчика
Подарила мне судьба.
Октябрь 1912
вверх


* * *
Пустые белые святки.
Мети, метель, мети.
Пусть дороги гладки, -
Мне не к кому идти!
Январь 1914
вверх


* * *
Кому-то желтый гроб несут,
Счастливый кто-то будет с Богом
А я забочусь о немногом,
И тесен мой земной приют.
1914
вверх


* * *
Не смущаюсь я речью обидною,
Никого ни в чем не виню.
Ты кончину, мне дай не постыдную
За постыдную жизнь мою.
1910-е годы
вверх


* * *
Не странно ли, что знали мы его?
Был скуп на похвалы, но чужд хулы и гнева,
И Пресвятая охраняла Дева
Прекрасного поэта своего.
16 августа 1921
вверх


* * *
Тому прошло семь лет... Трагический Октябрь,
Как листья желтые, сметал людские жизни.
А друга моего последний мчал корабль
От страшных берегов пылающей отчизны.
1923
вверх


* * *
Здесь девушки прекраснейшие спорят
За честь достаться в жены палачам.
Здесь праведных пытают по ночам,
И голодом неутомимых морят.
1924
вверх


* * *
И неоплаканною тенью
Я буду здесь блуждать в ночи,
Когда зацветшею сиренью
Играют звездные лучи.
1926. Шереметевский сад
вверх


* * *
Скучно мне оберегать
От себя людей,
Скучно кликать благодать
На чужих друзей.
192
вверх


* * *
И вовсе я не пророчица,
Жизнь моя светла, как ручей.
А просто мне петь не хочется
Под звон тюремных ключей.
1930-е годы
вверх


* * *
За такую скоморошину,
Откровенно говоря,
Мне свинцовую горошину
Ждать бы от секретаря.
1937
вверх


Послесловие к "Ленинградскому циклу"
Разве не я тогда у креста,
Разве я не тонула в море,
Разве забыли мои уста
Вкус твой, горе!
16 января 1944
вверх


* * *
Жить - так на воле,
Умирать - так дома.
Волково поле,
Желтая солома.
(День объявления войны)
22 июня 1941
вверх


* * *
Когда я называю по привычке
Моих друзей заветных имена,
Всегда на этой странной перекличке
Мне отвечает только тишина.
8 ноября 1943. Ташкент
вверх


* * *
От странной лирики, где каждый шаг - секрет,
Где пропасти налево и направо,
Где под ногой, как лист увядший, слава,
По-видимому, мне спасенья нет.
Осень 1944
вверх


* * *
Лучше б я по самые плечи
Вбила в землю проклятое тело,
Если б знала, чему навстречу,
Обгоняя солнце, летела.
Июнь 1944. Ленинград
вверх


* * *
Я всем прощение дарую
И в Воскресение Христа
Меня предавших в лоб целую,
А не предавшего - в уста.
1946 Москва
вверх


* * *
Не повторяй - душа твоя богата -
Того, что было сказано когда-то,
Но, может быть, поэзия сама -
Одна великолепная цитата.
4 сентября 1956
вверх


* * *
Мы не встречаться больше научились,
Не подымаем друг на друга глаз,
Но даже сами бы не поручились
За то, что с нами будет через час.
<1964>
вверх


* * *
А тебе еще мало по-русски,
И ты хочешь на всех языках
Знать, как круты подъемы и спуски
И почем у нас совесть и страх.
вверх


* * *
Любовь всех раньше станет смертным прахом.
Смирится гордость, и умолкнет лесть.
Отчаянье, приправленное страхом,
Почти что невозможно перенесть.
вверх


* * *
И яростным вином блудодеянья
Они уже упились до конца.
Им чистой правды не видать лица
И слезного не ведать покаянья.
вверх


Из "дневника путешествия"
Стихи на случай
Светает - это Страшный суд.
И встреча горестней разлуки.
Там мертвой славе отдадут
Меня - твои живые руки.
Декабрь 1964
вверх


* * *
Не в таинственную беседку
Поведет этот пламенный мост:
Одного в золоченую клетку,
А другую на красный помост.
5 августа 1965
вверх


* * *
За меня не будете в ответе,
Можете пока спокойно спать.
Сила - право, только ваши дети
За меня вас будут проклинать.
вверх


* * *
И клялись они Серпом и Молотом
Пред твоим страдальческим концом:
"За предательство мы платим золотом,
А за песни платим мы свинцом".
<1960-е годы>
вверх

Защитникам Сталина
Это те, что кричали: "Варраву
Отпусти нам для праздника", те
Что велели Сократу отраву
Пить в тюремной глухой тесноте.

Им бы этот же вылить напиток
В их невинно клевещущий рот,
Этим милым любителям пыток,
Знатокам в производстве сирот.
1962?
вверх

Творчество
…говорит оно:
Я помню все в одно и то же время,
Вселенную перед собой, как бремя
Нетрудное в протянутой руке,
Как дальний свет на дальнем маяке,
Несу, а в недрах тайно зреет семя
Грядущего…
14 ноября 1959
Ленинград
вверх

* * *
Я подымаю трубку - я называю имя,
Мне отвечает голос - какого на свете нет…
Я не так одинока, проходит тот смертный холод,
Тускло вокруг струится, едва голубея, свет.
Я говорю: "О Боже, нет, нет, я совсем не верю,
Что будет такая встреча в эфире двух голосов".
И ты отвечаешь: "Долго ж ты помнишь свою потерю,
Я даже в смерти услышу твой, ангел мой, дальний зов".
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Похолодев от страха, свой собственный слышу стон.
вверх

* * *
Еще говорящую трубку
Она положила обратно,
И ей эта жизнь показалась
И незаслуженной долгой,
И очень заслуженно - горькой
И будто чужою. Увы!
И разговор телефонный…
вверх

Слушая пение
Женский голос как ветер несется,
Черным кажется, влажным, ночным,
И чего на лету ни коснется -
Все становится сразу иным.
Заливает алмазным сияньем,
Где-то что-то на миг серебрит
И загадочным одеяньем
Небывалых шелков шелестит.
И такая могучая сила
Зачарованный голос влечет,
Будто там впереди не могила,
А таинственный лестницы взлет.
19 декабря 1961 (Никола Зимний)
Больница им. Ленина
вверх

Вступление
Если бы брызги стекла, что когда-то, звеня, разлетелись,
Снова срослись, вот бы что с них уцелело теперь.
20 августа 1963
Будка
вверх

* * *
И осталось из всего земного
Только хлеб насущный твой,
Человека ласковое слово,
Чистый голос полевой.
1941
вверх

* * *
Дорогою ценой и нежданной
Я узнала, что помнишь и ждешь.
А быть может, и место найдешь
Ты - могилы моей безымянной.
Август 1946
Фонтанный Дом
вверх

* * *
Я там иду, где ничего не надо,
Где самый милый спутник - только тень.
И веет ветер из глухого сада,
А под ногой могильная ступень.
(1964?)
вверх

* * *
Недуг томит три месяца в постели,
И смерти я как будто не боюсь.
Случайной гостьей в этом страшном теле
Я как сквозь сон, сама себе кажусь.
вверх

* * *
Непогребенных всех - я хоронила их,
Я всех оплакала, а кто меня оплачет?
1958
вверх

* * *
Молитесь на ночь, чтобы вам
Вдруг не проснуться знаменитым.
вверх

В лесу
Четыре алмаза - четыре глаза,
Два совиных и два моих.
О страшен, страшен конец рассказа
О том, как умер мой жених.

Лежу в траве, густой и влажной,
Бессвязно звонки мои слова,
А сверху смотрит такою важной,
Их чутко слушает сова.

Нас ели тесно обступили,
Над нами небо, черный квадрат,
Ты знаешь, знаешь, его убили.
Его убил мой старший брат...

Не на кровавом поединке
И не в сраженьи, ни на войне,
А на пустынной лесной тропинке,
Когда влюбленный шел ко мне.
вверх

Лилии
Я лилий нарвала прекрасных и душистых,
Стыдливо-замкнутых, как дев невинных рой,
С их лепестков, дрожащих и росистых,
Пила я аромат и счастье и покой.

И сердце трепетно сжималось, как от боли,
А бледные цветы качали головой,
И вновь мечтала я о той далекой воле,
О той стране, где я была с тобой...
22 июня 1904 Одесса
вверх

* * *
                                  А. М. Ф(едорову)
Над черною бездной с тобою я шла,
Мерцая, зарницы сверкали.
В тот вечер я клад неоценный нашла
В загадочно-трепетной дали.
И песня любви нашей чистой была,
Прозрачнее лунного света,
А черная бездна, проснувшись, ждала
В молчании страсти обета.
Ты нежно-тревожно меня целовал,
Сверкающей грезою полный,
Над бездною ветер, шумя, завывал...
И крест над могилой забытой стоял,
Белея, как призрак безмолвный.
24 июля 1904
вверх

* * *
О, молчи! от волнующих страстных речей
Я в огне и дрожу,
И испуганно нежных очей,
Я с тебя не свожу.

О, молчи! в сердце юном моем
Пробудил что-то странное ты.
Жизнь мне кажется дивным загадочным сном
Где лобзанья—цветы

Отчего ты так нагнулся ко мне,
Что во взоре моем ты прочел,
Отчего я дрожу? отчего я в огне?
Уходи! О, зачем ты пришел.
1904-1905
вверх

* * *
Вечер тот казни достоин,
С ним я не справлюсь никак.
Будь совершенно спокоен —
Ты ведь мужчина и враг,

Тот, что молиться мешает,
Муке не хочет помочь,
Тот, что твой сон нарушает,
Тихая, каждую ночь.

Ты ль не корил маловерных
И обличал, и учил!
Ты ли от всякия скверны
Избавить тебя не молил!

«Сам я не знаю, что сталось,
К гибели, что ли, иду?
Ведь как ребенок металась
Передо мною в бреду.

Выпил я светлые капли
С глаз ее - слезы стыда».
Верно, от них и ослабли
Руки твои навсегда.
1922
вверх

* * *
Хорошо поют синицы,
У павлина яркий хвост,
Но милее нету птицы
Вашей славной «Алконост»
1922
вверх

* * *
                                Для Л.Н.Замятиной
Здравствуй, Питер! Плохо, старый,
И не радует апрель.
Поработали пожары,
Почудили коммунары,
Что ни дом — в болото щель.
Под дырявой крышей стынем,
А в подвале шепот вод:
«Склеп покинем, всех подымем,
Видно, нашим волнам синим
Править городом черед».
24 сентября 1922/БО-2,38
вверх

* * *
Я именем твоим не оскверняю уст.
Ничто греховное мой сон не посещает,
Лишь память о тебе как тот библейский куст
Семь страшных лет мне путь мой освещает.

И как приворожить меня прохожий мог,
Веселый человек с зелеными глазами,
Любимец девушек, наездник и игрок.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Тому прошло семь лет. Прославленный Октябрь,
Как листья желтые, сметал людские жизни.
А друга моего последний мчал корабль
От страшных берегов пылающей отчизны.
1925 (?)/БО-2,39
вверх

Памяти Сергея Есенина
Так просто можно жизнь покинуть эту,
Бездумно и безбольно догореть,
Но не дано Российскому поэту
Такою светлой смертью умереть.
Всего верней свинец душе крылатой
Небесные откроет рубежи,
Иль хриплый ужас лапою косматой
Из сердца, как из губки, выжмет жизнь.
<25 февраля> 1925. <После 28 декабря 1925>
вверх

* * *
И ты мне все простишь:
И даже то, что я не молодая,
И даже то, что с именем моим,
Как с благостным огнем тлетворный дым,
Слилась навеки клевета глухая.
<25 февраля> 1925
вверх

* * *
Десять лет и год твоя подруга
Не слыхала, как поет гроза.
Десять лет и год святого юга
Не видали грешные глаза
Июль 1927
Кисловодск
вверх

* * *
Как взглянуть теперь мне в эти очи,
Стыден и несносен свет дневной.
Что мне делать? – ангел полуночи
До зари беседовал со мной.
Июль 1927
Кисловодск
вверх

* * *
Конечно, мне радости мало
Такая сулила гроза,
Зато я случайно узнала,
Какие у счастья глаза...
1920-е годы (?)
вверх

* * *
Уходи опять в ночные чащи,
Там поет бродяга-соловей,
Слаще меда, земляники слаще,
Даже слаще ревности моей.
1920-1930-е годы (?) вверх

* * *
                                  О.М(андельштаму)
Нет, с гуртом гонимым по Ленинке
За Кремлевским поводырём
Не брести нам, грешным, вдвоём.
Мы с тобой, конечно, пойдём
По Таганцевке, по Есенинке
Иль большим Маяковским путём...
Между 14 апрелем 1930 г. и 25 декабря 1932 г.
вверх

Борис Пастернак
Он, сам себя сравнивший с конским глазом,
Косится, смотрит, видит, узнает,
И вот уже расплавленным алмазом
Сияют лужи, изнывает лед.

В лиловой мгле покоятся задворки,
Платформы, бревна, листья, облака.
Свист паровоза, хруст арбузной корки,
В душистой лайке робкая рука.

Звенит, гремит, скрежещет, бьет прибоем
И вдруг притихнет, — это значит, он
Пугливо пробирается по хвоям,
Чтоб не спугнуть пространства чуткий сон.

И это значит, он считает зерна
В пустых колосьях, это значит, он
К плите дарьяльской, проклятой и черной,
Опять пришел с каких-то похорон.

И снова жжет московская истома,
Звенит вдали смертельный бубенец -
Кто заблудился в двух шагах от дома,
Где снег по пояс и всему конец?..

За то, что дым сравнил с Лаокооном,
Кладбищенский воспел чертополох,
За то, что мир наполнил новым звоном
В пространстве новом отраженных строф, —

Он награжден каким-то вечным детством,
Той щедростью и зоркостью светил,
И вся земля была его наследством,
А он ее со всеми разделил.
19 января 1936
Ленинград
вверх

* * *
...За ландышевый май
В моей Москве кровавой
Отдам я звездных стай
Сияния и славы.
Май 1937
Москва
вверх

* * *
Прикована к смутному времени
В нищете ледяных дворцов.
Но капля за каплей по темени
Бьет таинственный древний зов.
Я знаю — с места не сдвинуться
Под тяжестью виевых век.
А если бы вдруг откинуться
В какой-то семнадцатый век.
С душистою веткой берёзовой
Под Троицу в церкви стоять.
С боярынею Морозовой
Сладимый медок попивать.
А после на дровнях, в сумерки
В навозном снегу тонуть.
Какой сумасшедший Суриков
Мой последний напишет путь...
1937
вверх

* * *
Вражье знамя
Растает, как дым,
Правда за нами,
И мы победим
<19> июля 1941
вверх

* * *
Копай, моя лопата,
Звени, моя кирка.
Не пустим супостата
На мирные поля.
Июль-август 1941
вверх

* * *
Пускай огонь сигнальный не горит
И город в мраке небывалом тонет,
Нам голос Ленинграда говорит:
- Готов к труду и обороне!
Сентябрь (?) 1941
вверх

* * *
Глаз не свожу с горизонта,
Где метели пляшут чардаш...
Между нами, друг мой, три фронта:
Наш и вражий и снова наш.
Я боялась такой разлуки
Больше смерти, позора, тюрьмы.
Я молилась, чтоб смертной муки
Удостоились вместе мы.
<3 июня> 1942
Ташкент
вверх

* * *
Любо вам под половицей
Перекликнуться с синицей
И присниться кой-кому,
Кто от вас во сне застонет,
Но и слова не проронит
Даже другу своему.
Июнь 1942
вверх

* * *
Если ты смерть - отчего же ты плачешь сама,
Если ты радость - то радость такой не бывает.
Ноябрь 1942
Ташкент. Ташми
вверх

* * *
А умирать поедем в Самарканд,
На родину предвечных роз...
Ташкент, Ташми
(в тифозном бреду)
Ноябрь-декабрь 1942
вверх

* * *
И кружку пенили отцы,
И уходили сорванцы,
Как в сказке, на войну.
Но это было где-то там —
Тот непонятный тарарам,
Та страшная она.
. . . . . . . . . . . . . . . .
(А к нам пришла сама)
И нет Ленор, и нет баллад,
Погублен царскосельский сад,
И словно мертвые стоят
Знакомые дома.
И равнодушие в глазах,
И сквернословы? на устах,
Но только бы не страх, не страх,
Не страх, не страх... Бах, бах!
1942
вверх

* * *
И я все расскажу тебе:
Как промчался «афганец» дикий.
И чей лик на белой луне,
Что нашепчут еще арыки,
Что подслушаю в чайхане.
1942 Лето?
вверх

* * *
Лежала тень на месяце двурогом...
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . страх.
А там трусили по кривым дорогам
Большие старики на маленьких ослах.
1942
вверх

* * *
Не сраженная бледным страхом
И отмщения зная срок,
Опустивши глаза сухие,
И сжимая уста, Россия
От того, что сделалось прахом,
В это время шла на Восток.
И себе же самой навстречу,
Непреклонно в грозную сечу,
Как из зеркала наяву,
Ураганом с Урала, с Алтая
Долгу верная
              Молодая
Шла Россия спасать Москву
1942
Ташкент вверх

* * *
Ленинградские голубые,
Три года в небо глядевшие,
Взгляните с неба на нас.
1 января 1943 (в бреду)
Ташкент
вверх

* * *
                А мы?
Не так же ль мы
Сошлись на краткий миг для переклички?
21 июня 1943
Ташкент
вверх

Памяти Вали
И все, кого сердце мое не забудет,
Но кого нигде почему-то нет...
И страшные дети, которых не будет,
Которым не будет двадцать лет,
А было восемь, а девять было,
А было... - Довольно, не мучь себя,
И все, кого ты вправду любила,
Живыми останутся для тебя
6 ноября 1943
вверх

* * *
Разве я стала совсем не та,
        Что там, у моря,
Разве забыли мои уста
        Твой привкус, горе?
На этой древней сухой земле
        Я снова дома.
Китайский ветер поет во мгле,
        И все знакомо...
Гляжу, дыхание тая,
        На эти склоны,
Я знаю, что вокруг друзья —
        Их миллионы.
И звук какой-то ветер мчит
        На крыльях ночи —
То сердце Азии стучит
        И мне пророчит,
Что снова здесь найду приют
        В день светлый мира.
...И где-то близко здесь цветут
        Поля Кашмира.
16 января — <до 14 мая> 1944
Ташкент
вверх

27 января 1944 года
И в ночи январской беззвездной,
Сам дивясь небывалой судьбе,
Возвращенный из смертной бездны,
Ленинград салютует себе.
2 марта 1944
вверх

* * *
Как ни стремилась к Пальмире я
        Золотоглавой,
Но суждено здесь дожить мне до
        Первой розы.
Персик зацвел, и фиалок дым
        Черно-лиловый...
Кто мне посмеет сказать, что здесь
        Злая чужбина?
18 апреля 1944
вверх

* * *
Там по белым дурманным макам
Серой тучей ползут войска,
И невидимая рука
Роковым отличает знаком
Тех, кого позовет домой,
Когда будет окончен бой.
Апрель—май 1944 Ташкент
вверх

* * *
Ты, Азия, родина родин!
Вместилище гор и пустынь...
Ни с чем предыдущим не сходен
Твой воздух — он огнен и синь.
Невиданной сказочной ширмой
Соседний мерещится край,
И стаи голубок над Бирмой
Летят в нерушимый Китай.
Великая долго молчала,
Закутавшись в пламенный зной,
И вечную юность скрывала
Под грозной своей сединой.
Но близится светлая эра
К навеки священным местам.
Где ты воспевала Гесера,
Все стали Гесерами там.
И ты перед миром предстала
С оливковой ветвью в руках —
И новая правда звучала
На древних твоих языках.
<До 14 мая> 1944 - 1955
Ташкент
вверх

Из "Ташкентской тетради"
Блаженный мир - зеленый мир
За каждым поворотом.
Багдад ли то или Каир?
Лечу, как пчелы к сотам.
Каир ли то или Багдад?
Нет, то обыкновенный сад,
И голос шепчет: «Кто там?»
Над белоснежною стеной
Слегка качались ветки эти
С изяществом и простотой,
Которых нет на свете.
Как луч, как ветер, как туман
Шел через город караван
В пустыню из пустыни
[Для . . . . как на картине]
И там я видела орлов
И маленьких баранчуков
У чернокосых матерей
На молодых руках.
<До 14 мая> 1944 Ташкент
вверх

* * *
И со всех колоколен снова
Победившее смерть слово
Пели медные языки...
<До 14 мая> 1944
Ташкент
вверх

* * *
Отстояли нас наши мальчишки
Кто в болоте лежит, кто в лесу.
А у нас есть лимитные книжки.
Чернобурую носим лису.
<До конца мая> 1944 вверх

Отрывок
            И.М. Басалаеву на память о нашем Ташкенте
Не знала б, как цветет айва,
Не знала б, как звучат слова
На вашем языке,
Как в город с гор ползет туман,
И что проходит караван
Чрез пыльный Бешагач,
Как луч, как ветер, как поток...
вверх

* * *
И город древен, как земля,
Из чистой глины сбитый.
Вокруг бескрайние поля
Тюльпанами залиты.
вверх

* * *
Теперь я всех благодарю,
Рахмат и хайер говорю
И вам машу платком.
Рахмат, Айбек, рахмат, Чусти,
Рахмат, Тошкент! — прости, прости,
Мой тихий древний дом.
Рахмат и звездам и цветам,
И маленьким баранчукам
У чернокосых матерей
На молодых руках...
Я восемьсот волшебных дней
Под синей чашею твоей,
Лапислазурной чашей
Тобой дышала, жгучий сад...
28 сентября 1945 Ленинград
вверх

* * *
Что-то неладно со мною опять...
Сердце колотится сиро.
Кровь мою солнцу пора показать,
Старому лекарю мира!
<1945>
вверх

Освобожденная
Чистый ветер ели колышет,
Чистый снег заметает поля.
Больше вражьего шага не слышит,
Отдыхает моя земля.
18 февраля 1945
вверх

В мае
Сталинградской страды
Золотые плода:
Мир, довольство, высокая честь,
И за каждым окном
Шелестит ветерком
Нам о радости будущей весть.
Май 1945
вверх

* * *
Навстречу знаменам, навстречу полкам
Вернувшейся армии нашей
Пусть песня победы летит к облакам,
Пусть чаша встречается с чашей.

И грозную клятву мы ныне даем
И детям ее завещаем,
Чтоб мир благодатный, добытый огнем,
Стал нашим единственным раем.
Май 1945
вверх

* * *
Нам есть чем гордиться и есть что беречь,
И хартия прав, и родимая речь,
И мир, охраняемый нами.
И доблесть народа, и доблесть того,
Кто нам и родней, и дороже всего,
Кто — наше победное знамя!
Май 1945
вверх

* * *
Пусть грубой музыки обрушится волна,
Пусть хриплый марш пересечет молчанье.
Мне праздником всегда казалось окончанье
Чего б то ни было, но твой конец,<война>
Меня оледенил...
Май 1945
вверх

* * *
Дострадать до огня над могилой.
1946 вверх

* * *
                                    Б.П<астернаку>
Здесь все тебе принадлежит по праву,
Стеной стоят дремучие дожди.
Отдай другим игрушку мира - славу,
Иди домой и ничего не жди.
1947                        1958
вверх

* * *
Удивляйтесь, что была печальней
Между молотом и наковальней,
Чем когда-то в юности была...
После 1948
вверх

Падение Берлина
(В кино)
Я в два часа четыре долгих года
Вновь прожила.
        Дыханье затая,
Я видела,
        о Родина моя,
Как спасена была твоя свобода.
...Пересекая чуждые равнины,
Шли наши танки, как идет судьба...
И русской песни голос соловьиный
Плыл в музыке...

---

И все, что нам мерещилось в тумане,
Что виделось сквозь мрак военной ночи
(В Саратове, в Челябинске и в Сочи), —
Все ожило пред нами на экране.
Историей прославленные дни
Незабываемы, —
        уже не дни, а даты,
В дыму Берлин,
на штурм идут солдаты,

Последний штурм...
        И вспыхнули огни.
И с отзвуком далекого раската
Блаженная настала тишина,
И радость встреч,
        и нет тебя, война!
Мир — миру!
Октябрь 1949
Москва
вверх

21 декабря 1949 года
Пусть миру этот день запомнится навеки,
Пусть будет вечности завещан этот час.
Легенда говорит о мудром человеке,
Что каждого из нас от страшной смерти спас.

Ликует вся страна в лучах зари янтарной,
И радости чистейшей нет преград, —
И древний Самарканд, и Мурманск заполярный,
И дважды Сталиным спасенный Ленинград

В день новолетия учителя и друга
Песнь светлой благодарности поют, —
Пускай вокруг неистовствует вьюга
Или фиалки горные цветут.

И вторят городам Советского Союза
Всех дружеских республик города
И труженики те, которых душат узы,
Но чья свободна речь и чья душа горда.

И вольно думы их летят к столице славы,
К высокому Кремлю — борцу за вечный свет,
Откуда в полночь гимн несется величавый
И на весь мир звучит, как помощь и привет.
21 декабря 1949
вверх

* * *
И Вождь орлиными очами
Увидел с высоты Кремля,
Как пышно залита лучами
Преображенная земля.

И с самой середины века,
Которому он имя дал,
Он видит сердце человека,
Что стало светлым, как кристалл.

Своих трудов, своих деяний
Он видит спелые плоды,
Громады величавых зданий,
Мосты, заводы и сады.

Свой дух вдохнул он в этот город,
Он отвратил от нас беду, —
Вот отчего так тверд и молод
Москвы необоримый дух.

И благодарного народа
Вождь слышит голос:
                «Мы пришли
Сказать, - где Сталин, там свобода,
Мир и величие земли!»
Декабрь 1949
вверх

1950
Пятидесятый год — как бы водораздел,
Вершина славного невиданного века,
Заря величия, свидетель мудрых дел,
Свершенных волей человека.

Там — в коммунизм пути, там юные леса,
Хранители родной необозримой шири,
И, множась, дружеские крепнут голоса,
Сливаясь в песнь о вечном мире.

Там волны наших рек нетерпеливо ждут
Великолепное цветущее мгновенье,
Когда они степям бесплодным понесут
От черствой засухи спасенье.

А тот, кто нас ведет дорогою труда,
Дорогою побед и славы неизменной, —
Он будет наречен народом навсегда
Преобразителем. вселенной.
Декабрь 1949
вверх

* * *
Где дремала пустыня — там ныне сады,
Поля и озерная гладь.
Мы раз навсегда сотрем следы
Войны, —
        чтоб жизнь созидать.
И нам не страшна зарубежная ложь,
Мы правдой своей сильны.
Он создан уже —
        великий чертеж
Грядущего нашей страны.
1949
вверх

Клеветникам
I
Напрасно кровавою пеленой
Вы страну нашу мните покрыть, —
Восстанут народы живой стеной
И скажут:
            «Тому не быть!»
Уже полмиллиарда новых друзей
Прислали нам свой привет,
И в старой Европе все больше людей,
Которым с каждой минутой ясней,
Откуда приходит свет.
1949
вверх

II
Когда б вы знали, как спокойно
Здесь трудовая жизнь течет,
Как вдохновенно, как достойно
Страна великая живет,

Как все здесь говорит о мире,
Восходят новые леса,
Все полнозвучнее и шире
Звучат поэтов голоса,

Осуществленною мечтою
И счастьем полон каждый час,
...А вы постыдной клеветою
Себя унизите — не нас!
1949
вверх

* * *
Так в великой нашей Отчизне
На глазах наших стал человек
Настоящим хозяином жизни,
Повелителем гор и рек,

Это он осушил трясины,
Черный ветер он задушил,
Города свои в сад соловьиный
Это он,
трудясь, превратил.

И цветут лимонные рощи,
Солнцем радости озарены...
Не от слабости, а от мощи
Стал он грозным врагом войны.
И в устах его мудрое слово,
Лучезарное слово —
мир, —
Что звучит как благовест новый,
Над простыми летя людьми,
Что звездой путеводной светит
Среди зарубежной тьмы
И ответ всех народов встретит:
«Мира ищем и жаждем мы!»
1949
вверх

Москве
                Москва... как много в этом звуке...
                                                        Пушкин
Как молодеешь ты день ото дня,
Но остаешься всегда неизменной,
Верность народу и правде храня,
Жаркое сердце вселенной!

Слышны в раскатах сирен трудовых
Отзвуки славы московской...
Горький здесь правде учил молодых,
Жизнь прославлял Маяковский.

Плавный твой говор, рассвет голубой,
Весен твоих наступленье!
Солнечный праздник нам — встреча с тобой.
Мыслей и чувств обновленье.
1949
вверх

Тост
За эти пламенные зори,
За первый день твой, месяц май!
За тех, кто в воздухе и в море
Родимый охраняет край,
За то, чтобы в советской школе
Звенели голоса детей,
За вновь распаханное поле,
За наших доблестных друзей,
За целость драгоценных всходов
Великих мыслей и трудов,
За то, чтоб воля всех народов
Сковала происки врагов!
1949 - <1 мая> 1950
вверх

Поджигателям
И чем грозите вы?
                    Пожаром?
Уничтожением детей?
Но знайте: не пройдет вам даром
Яд клеветнических речей.
Одним порывом благородным
Фронт мира создан против вас,
И труженику стать свободным
Приходит долгожданный час.
1949                <Июнь - ноя6рь> 1950
вверх

* * *
И снова мадам Рекамье хороша
И Гёте, как Вертер, юн.
1940-е годы
вверх

1 июня 1950
Пусть дети запомнят сегодняшний день
Студеный, прохладный, погожий
[В садах городских зацветает сирень]
И лип молодых чуть заметная тень
Легла на гранитные плиты.
И в рупоре голос ребенка звенит
Который на помощь зовет и кричит
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Май—июнь 1950
вверх

Говорят дети
В садах впервые загорелись маки,
И лету рад и вольно дышит город
Приморским ветром свежим и соленым.
По рекам лодки пестрые скользят,
И юных липок легонькие тени —
Пришелиц милых на сухом асфальте —
Как свежая улыбка...

Вдруг горькие ворвались в город звуки,
Из хора эти голоса — из хора сирот, —
И звуков нет возвышенней и чище,
Не громкие, но слышны на весь мир.
И в рупоре сегодня этот голос
Пронзительный, как флейта.
                        Он несется
Из-под каштанов душного Парижа,
Из опустевших рейнских городов,
Из Рима древнего.
                        И он доходчив,
Как жаворонка утренняя песня.
Он — всем родной и до конца понятный...
О, это тот сегодня говорит,
Кто над своей увидел колыбелью
Безумьем искаженные глаза,
Что прежде на него всегда глядели
Как две звезды, —
                        и это тот,
Кто спрашивал:
                    «Когда отца убили?»
Ему никто не смеет возразить,
Остановить его и переспорить...
Вот он, светлоголовый, ясноглазый,
Всеобщий сын, всеобщий внук.
                                Клянемся,
Его мы сохраним для счастья мира!
1 июня 1950
вверх

Корея в огне
I
Где ароматом веяли муссоны
Над зарослью густою и зеленой,
Там тополя, как факелы, чадят,
Алмазных гор сияющие склоны
Едва в дыму пожарища сквозят.

---

Где ласточки, в лучах заката рея,
Кружились -
                и блаженствовал закат,
Там сироты в пустых полях Кореи
В родное небо с ужасом глядят.
И хочется на помощь звать скорее...
Не может быть, чтоб длился этот ад!
вверх

II
Воды не хватит в Тихом океане,
Чтоб эту кровь невинную отмыть,
И женщинам корейским не забыть
Своих детей, игравших на поляне.
...А их заокеанские соседи,
Погрязшие в непоправимом бреде,
Еще вопят о правоте своей, —
Убийцы и мучители детей.

---

Но миру явны злодеянья эти,
И нет угла такого на планете,
Где не звучал бы, как подземный гул,
Твой грозный зов, растерзанный Сеул!
И как восходят в небесах созвездья,
Как океанский близится прилив,
Так он придет —
                великий день возмездья,
Своим лучом Корею озарив.
<После 27 июня—ноябрь> 1950
вверх

Стокгольмская хартия
Бессмертен день, когда одною грудью
Страна труда восстала против зла
И молвила:
        - Бесчестным людям
Не дам творить кровавые дела!
Кто хартию Стокгольмскую подпишет
И кто бороться до конца готов,
Он в этот миг великий зов услышит —
То эхо миллионов голосов, —
Оно к своим врагам неумолимо,
Оно не замолчит и не простит,
А каждое подписанное имя
Как новый шаг по верному пути.
30 июня 1950
Ленинград
вверх

В Пионерлагере
                                Ане Каминской
                Здравствуй, племя младое, незнакомое!..
                                                        Пушкин
Как будто заблудившись в нежном лете,
Бродила я вдоль липовых аллей
И увидала, как плясали дети
Под легкой сеткой молодых ветвей.
Среди деревьев этот резвый танец,
И сквозь загар пробившийся румянец,
И быстрые движенья смуглых рук
На миг заворожили все вокруг.
Алмазами казались солнца блики,
Волшебный ветерок перелетал
И то лесною веял земляникой,
То соснами столетними дышал.
Под ярко-голубыми небесами
Огромный парк был полон голосами,
И даже эхо стало молодым...
...Там дети шли с знаменами своими,
И Родина сама,
                любуясь ими,
С улыбкою чело склонила к ним.
Июль 1950
Павловск
вверх

Песня мира
Качаясь на волнах эфира,
Минуя горы и моря,
Лети, лети голубкой мира,
О песня звонкая моя!
И расскажи тому, кто слышит,
Как близок долгожданный век,
Чем нынче и живет и дышит
В твоей отчизне человек.
Ты не одна — их будет много,
С тобой летящих голубей, —
Вас у далекого порога
Ждет сердце ласковых друзей.
Лети в закат багрово-алый,
В удушливый фабричный дым,
И в негритянские кварталы,
И к водам Ганга голубым.
<Сентябрь> 1950
вверх

Покорение пустыни
Чей дух извечно-молодой
Над этим краем веял,
Пустыню напоил водой
Прохладною
            и золотой
Пшеницею засеял!..

Там, где, рождаясь, суховей
С тупым упорством дул,
Сжигая дальний цвет степей, —
Там легонькая тень ветвей,
Черкез и саксаул.

Цветут хлопковые поля
И великаны тополя,
Где птица не летала.
Чья воля провела канал
Там, где верблюд изнемогал
И вихрь песчаный заметал
Иссохший труп шакала?
<Сентябрь> 1950
вверх

Севморпуть
Чей разум угадал сквозь льды
Давно желанный путь,
Куда ничьи не шли следы,
Где замерзает ртуть,
Там каждый миг и каждый час
Всему конец готов,
Но чуток слух и зорок глаз
Советских моряков.
Под северным сиянием,
Когда цветут снега,
Под злобным завыванием,
Когда летит пурга, —
Опаснейшей из всех дорог
Корабль доверив свой,
Не ослабел, не изнемог
Тот разум огневой!
<Сентя6рь> 1950
вверх

Слава миру!
Что начал Стокгольм — продолжала Варшава,
И миру звучит неумолчная слава,

Воздвигнуто зданье прочней пирамид.
И с каждой минутой все ярче горит

Тот светоч, зажженный народною волей,
Чтоб не было больше ни страха, ни боли.

Да здравствуют честные люди труда,
Да славится мир! Пусть везде и всегда.

Он узами дружбы скрепляет народы
И сеет прекрасные зерна свободы.
1950
вверх

Р.С.Ф.С.Р.
Первая среди равных,
Славная среди славных,
        Светлых времен колыбель!
Ровно треть века
Растишь человека,
        Лелея великую цель.
От края до края
Всем нам родная, —
        Сказочен твой простор!
В труде и в покое
Дружны с тобою
        Пятнадцать твоих сестер.
Необозрима,
Непокорима, —
        Как я тобой горжусь!
Песней твоею
Сердце согрею,
Отчизна — Советская Русь!
1950
вверх

Волга - Дон
В грозном вое степных ураганов,
Рассекая земную грудь,
Мимо древних скифских курганов
Волга к Дону проводит путь.
Если небо повито туманом,
Луч прожектора светел и прям,
Экскаватор живым великаном
По бескрайним шагает степям.
Что Петровской было мечтою,
Стало былью в наш мудрый век.
Здесь усилья свои утроит,
Чтоб добиться всего, человек.
И прочнее ижевской стали
(Это значит, прочнее всего)
Слово то, что сказал нам Сталин, —
Наша слава и торжество.
Февраль 1951 Ленинград
вверх

* * *
Пять строек великих, как пять маяков,
Светящих сквозь толщу грядущих веков,

И юг озарили и жаркий восток
И в сердце народном родили восторг.

И спорится дело в умелых руках,
Вселяя в врагов изумленье и страх.

На то, как работа на стройках кипит,
Страна с материнской заботой глядит.

И видит: вцепился в пески саксаул,
И вихрь смертоносный навеки уснул,

Кочевью барханов положен предел,
Чтоб мирно великий канал голубел.

И в Крым направляются волны Днепра,
И взрывом ввергается в Волгу гора,

И чудо-плотина встает из воды,
Чтоб травы цвели и чтоб зрели плоды,

Чтоб тучные в поле бродили стада
И юные вольно росли города.

Творится и новый и радостный мир
Титанами воли — простыми людьми.

Чтоб хаос в природе навеки исчез...
А вы, созидатели этих чудес,

А вы, победители в грозной борьбе! -
Вы силы стихий подчинили себе.

И ваши прославленные имена
На мраморе золотом пишет страна.
10 марта 1951
Ленинград
вверх

Так будет!
Не надо нам земли чужой,
Свою мы создаем, —
И одарил ее водой
Могучий водоем.
Не засуху, не недород,
Не раскаленный прах —
Благоухание несет
Здесь ветер на крылах.
Не будет больше черных бурь,
Губящих как самум,
Увидит свежую лазурь
Пустыня Кара-Кум.
И дети, ясным вечерком
В тени гоня овец,
Уже не ведают, о чем
Печально пел отец...
Но что в моей стране труда
Теперь произошло,
То лучезарным навсегда
В историю вошло.
1951
вверх

Стихи из ненаписанного романа
Как древние в Коломенском ворота
(Они стоят совсем недавно тут,
За ними — ничего, а было что-то),
Так в никуда слова мои ведут.
Но иногда люблю я распахнуть
Вот эти створки — и в далекий путь!
Иль в ближний омут — что одно и то же.
И это все совсем на смерть похоже.
После 1952 1959-1962
вверх

Отрывок
В прошлое иду я — спят граниты,
Не до шуток мне, увы, теперь.
Что там — окровавленные плиты
Или замурованная дверь,
И зовет меня последним криком
Кто-то. . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . в исступленьи диком
Над его уже застывшим ликом
Только смерть, как добрая сестра.
1954
вверх

* * *
Меня влекут дороги Подмосковья,
Как будто клад я закопала там,
Клад этот называется любовью,
И я его тебе сейчас отдам.
И в кронах лип столетняя дремота,
И Пушкин, Герцен. Что за имена!
Мы близки от такого поворота,
Где вся окрестность на века видна.
А та дорога, где Донской когда-то
Вел рать свою в немыслимый поход,
Где ветер помнит клики супостата
И клич победы на крылах несет
.............................
<20-23 августа > 1956
вверх

* * *
Меня и этот голос не обманет,
Пора, пора вам, гость случайный, в путь,
Но, говорят, убийцу часто манит
На труп еще хоть издали взглянуть.
Но говорят... Совсем не в этом дело,
Настало время отходить ко сну,
Как стрекоза крыловская, пропела
Я лето, зиму, осень и весну.
И, кажется, исполнена программа,
Есть в этом мире пожалеть о чем,
И вот идет шекспировская драма,
И страшен призрак в зеркале чужом.
Все уезжают - я должна остаться...
Стоят оледенелые года.
И с кем-то можно наспех попрощаться
У лестницы, ведущей в никуда.
Но все уже настолько очевидно
. . . . . . . . [я должна остаться]
Чистилищем он может оказаться
И даже хуже. Тоже может быть.
1956
вверх

* * *
...Как! Только десять лет, ты шутишь, Боже мой,
О как ты рано возвратился,
Я вовсе не ждала - ты так со мной простился
Какой-то странной и чужой зимой.

И даже просмотреть те сотни тысяч строк,
Где сказано, как я бесчестна и преступна.
1956
вверх

* * *
И мне доказательство верности этой
Страшнее проклятий твоих.
1956-начало 1957(?)
вверх

* * *
Пою эту встречу, пою это чудо -
Пришел ты когда-то ко мне ниоткуда,
Ушел ты, как все от меня - навсегда.
И рослые стали меж нами года.
И вдруг ты придумал сюда возвращаться,
Во все, что вокруг меня, стал воплощаться.
Я знала, кто в зеркале круглом таится,
Я знала, кто в черной Фонтанке двоится,
...у меня за плечом
И я поняла - это даже не мщенье,
А просто он молит, он просит прощенья...
1956
вверх

* * *
Обыкновенным было это утро
Московское и летнее почти что,
Была еще обыкновенней встреча:
К кому-то кто-то на часок зашел.
...И вдруг слова благоуханьем стали.
Казалось, что шиповник говорит
И голос ал, душист и свеж безмерно...
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Как будто та сияющая сущность,
Которая мне десять лет назад
Открылась - снова предо мной возникла.
Как будто вдруг светильники зажглись
Как те, что видел Иоанн когда-то,
И тайный хор, тот, что в листве живет

Таким был голос певший...
Так нам его описывает Дант.
1956
вверх

Из Ленинградских элегий
О! из какой великолепной тьмы,
Из самой окончательной разлуки
Вернуться можно - я узнала это.
Сегодня был обыкновенный день
. . . . . и человек тот был тобой.
И ты назвал запретнейшие даты,
Запретнейшие имена назвал.
Ты говорил о том, о чем помыслить
Уже немыслимо. И ты пришел сказать,
Что ты дал клятву и ее исполнил.
[И снова ты ушел - теперь навеки].
И это было .... так прекрасно,
Так бескорыстно, так великодушно!

. . . . . и чистотой посмертной
Звучал твой голос - в бездны чистоты,
Казалось мне, я окунула душу.
1956
вверх

Август
Он и праведный, и лукавый,
И всех месяцев он страшней:
В каждом августе, Боже правый,
Столько праздников и смертей.

Разрешенье вина и елея...
Спас, Успение... Звездный свод!..
Вниз уводит, как та аллея,
Где остаток зари алеет,
В беспредельный туман и лед
Вверх, как лестница, он ведет.

Притворялся лесом волшебным,
Но своих он лишился чар.
Был надежды «напитком целебным»
В тишине заполярных нар...
. . . . . . . . . . . . . . . . . .
А теперь! Ты, новое горе,
Душишь грудь мою, как удав...
И грохочет Черное море,
Изголовье мое разыскав.
27 августа 1957
Комарово
вверх

* * *
Позвони мне хотя бы сегодня,
Ведь ты все-таки где-нибудь есть,
А я стала безродных безродней
И не слышу крылатую весть.
9 июня 1958
вверх

* * *
Одичалая и немая,
Это близишься ты, Седьмая!
. . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Июнь 1958
вверх

Из Седьмой Северной элегии
...А я молчу - я тридцать лет молчу.
Молчание арктическими льдами
Стоит вокруг бессчетными ночами,
Оно идет гасить мою свечу.
Так мертвые молчат, но то понятно
И менее ужасно...
Мое молчанье слышится повсюду,
Оно судебный наполняет зал,
И самый гул молвы перекричать
Оно могло бы и, подобно чуду,
Оно на все кладет свою печать.
Оно во всем участвует, о Боже! -
Кто мог придумать мне такую роль!
Стать на кого-нибудь чуть-чуть похожей -
О Господи! - мне хоть на миг позволь!
И разве я не выпила цикуту,
Так почему же я не умерла,
Как следует - в ту самую минуту.
Мое молчанье в музыке и в песне
И в чьей-то омерзительной любви,
В разлуках, в книгах -
В том, что неизвестней
Всего на свете.
Я и сама его подчас пугаюсь,
Когда оно всей тяжестью своей
Теснит меня, дыша и надвигаясь:
Защиты нет, нет ничего - скорей!
Кто знает, как оно окаменело,
Как выжгло сердце и каким огнем,
Подумаешь! - кому какое дело,
Всем так уютно и привычно в нем.
Его со мной делить согласны все вы,
Но все-таки оно всегда мое.
Оно почти мою сожрало душу,
Оно мою уродует судьбу,
Но я его когда-нибудь нарушу,
Чтоб смерть позвать к позорному столбу.
Июнь 1958 - 1964
Ленинград.
Красная Конница
вверх

Лирические отступления Седьмой элегии
1) Пауки в окне.
А у присяжных то же изумленье
В глазах застыло - тридцать пятый год.
Я их любила за единодушье,
За полную готовность присудить
Меня к чему угодно...
В инфаркте выносили прокуроров,
Десятки лет искали адвоката,
Он где-то был, вот здесь, почти сейчас.
И третье поколение конвойных
Винтовку лихо ставило к ноге.
Как хорошо теперь - защитник будет,
И можно, значит, беззаботно спать.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Нет, умер он от старости, и это
Был не он, а кто-то в маске...

Скамейка подсудимых. . . . . . . .
Была мне всем: больничной койкой
И театральной ложей...
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Но, может быть, о ней уже довольно.
Я пропотелый ватник и калоши
Высокие - ношу тридцатый год.
И муху, что ползет по лбу, не сгонишь.

...У кого-то рождались дети, кто-то получал высокие награды - кто-то умер, а я еще вдыхала дух махорки и крепкий душный запах сапог солдатских.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

И страшный голос протокол читал, и всем казалось - это человек, а это черный рупор надрывался и повторял все те же тридцать фраз все тридцать лет. Все помнили все это наизусть, все с каждою сроднились запятою.

Я защищаю
Не голос, а молчание мое.
. . . . . . . . . . . . . . . . . .
И я не знаю - лето за окном,
Иль моросит холодный серый дождик,
Иль май идет и расцвела сирень,
Та белая - что обо мне забыла,
Как все и всё...
. . . . . . . . . . . .

А я сижу - опять слюну глотаю
От голода. - А рупор говорит.
Я узнаю, какой была я скверной
В таком году, как после становилась
Еще ужасней.
. . . . . . . . . .

Как в тридцать лет считалась стариком, а в тридцать пять обманами и лестью кого-то я в Москве уговорила прийти послушать мой унылый бред, как дочь вождя мои читала книги и как отец был горько поражен.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
О сказочка про белого бычка!
Мне кажется, что тот бычок обязан
В моем гербе найти себе покой.
А после выступают стукачи...
Их было много, и они казались
Всех благородней, сдержанней, скромнее.
С каким достоинством, с каким уменьем
И. . . . . .они себя держали.
Июнь 1958
вверх

* * *
Ты кто-то из прежней жизни,
А кто - не вспомнить теперь...
На чьей мы скорбели тризне,
В какой мы гибли отчизне,
Зачем мне стучишься в дверь?

Из каких ты склубился бредней
И какого ты ждешь венца?
Уж не ты ль тот самый - последний,
Который после конца
. . . . . . . . . . . . . . . .
В последнюю речь подсудимой
Мои превратили стихи.
После июня 1958
вверх

* * *
Он не друг и не враг и не демон
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Кто он, что он, и с кем он, и где он
Помнит все, что нельзя позабыть.
Не его я когда-то губила
. . . . . . . . . . . . . . . . . .
И не траурный хор встрепенулся
В милой вечности, там средь ветвей
Это он осторожно коснулся
Заколдованной жизни моей.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
И в последнюю речь подсудимой
Все мои превращает стихи.
После июня 1958
вверх

* * *
Пусть кто-нибудь сюда придет,
Мне эта тишь невыносима
И этот призрак, что незримо
Со мною ест, со мною пьет.
И улыбается слегка,
Когда неловкая рука
Его нечаянно заденет.
Но, Боже мой, зачем он тут
И кто он, как его зовут
2 июля <1958?> Конец 1950-х годов
Комарово
вверх

Стихи из ненаписанного романа
У кого-то. . . . .есть
. . . . .дом и честь,
У кого-то муж и друг,
Кто-то тайный входит круг,
Кто-то ждет у поворота,
Чтобы умертвить кого-то.
У кого-то ничего,
Кроме голоса его,
Что без толку ночью ноет,
Всех в округе беспокоит.
2 ноября 1958
вверх

* * *
От меня, как от той графини,
Шел по лесенке винтовой,
Чтоб увидеть рассветный, синий
Страшный час над страшною Невой.
1958
вверх

* * *
И будешь ты из тех старух,
Что всех переживут,
Теряя зренье, память, слух...
1958
вверх

* * *
Как слепоглухонемая,
Которой остались на свете
Лишь запахи, я вдыхаю
Сырость, прелость, ненастье
И мимолетный дымок...
Декабрь(?) 1959
вверх

* * *
Мне веселее ждать его,
Чем пировать с другим...
Декабрь(?) 1959
вверх

* * *
...Но в мире нет власти
Грозней и страшней,
Чем вещее слово поэта
1959
вверх

* * *
Не давай мне ничего на память,
Знаю я, как память коротка.
1959
вверх

* * *
Там оперный еще томится Зибель
И заклинает милые цветы,
А здесь уже вошла хозяйкой - гибель,
И эта гибель - это тоже ты.
Конец 1959 или начало 1960 г.
вверх

Отрывок
Так вот где ты скитаться должна,
Тень от тени, чужая невеста! -
Неужели же ты не нашла
Для прогулок отраднее места.
Эти пашни припудрив чуть-чуть,
Здесь предзимье уже побродило,
Дали все в непроглядную муть
Ненароком оно превратило.

Разве плохо казалось тебе
У зеленого теплого моря,
Что, покорствуя странной судьбе,
Ты пошла на такое, не споря?
Ты запретнейшая из роз,
Ты на царство венчанная дважды,
Здесь убьет тебя первый мороз,
Здесь умрешь от... жажды.
Набок съехавший куполок,
Лужи, гуси и поезда звуки...
А сожженный луной тополек
Тянет к небу распятые руки.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Звезд загадочные изумруды,
Ржавой прелой душистой листвы
Под ногою шуршащие груды.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Но молчит, заколдована, тень,
Мне ни слова не отвечает.
Конец 1959-1960
вверх

* * *
Тебя прямо в музыку спрячу,
Не в песне. . . . . . .живи
1959(?)
вверх

* * *
И в недрах музыки я не нашла ответа,
И снова тишина, и снова призрак лета.
1959(?)
вверх

* * *
Это ты осторожно коснулся

Очарованной	жизни моей
Околдованной

1959-1962 (?)
вверх

* * *
На свиданье с белой ночью
Скоро я от вас уеду.
Знаю все ее уловки -
Как она без солнца светит,
Что она в себе таит.
. . . . . . . . . . . . . . .
И лишенная покрова,
Словно проклятая кем-то,
Вся она вокруг стоит.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Слушать ей - а мне молчать.
1959
вверх

* * *
Не лги мне, не лги мне, не лги мне,
Я больше терпеть не могу.
В каком-то полуночном гимне
Живу я на том берегу.
1959
вверх

* * *
Я бросила тысячи звонниц
В мою ледяную Неву,
И я королевой бессониц
С той ночи повсюду слыву.
1959
вверх

* * *
...и это грозило обоим,
И это предчувствовал ты...
Мы жили под огненным зноем
Незримой и черной звезды.
Конечно, нам страшно встречаться...
1959
вверх

* * *
Нужен мне он или не нужен -
Этот титул мной заслужен.
1959
вверх

* * *
Там завтра мое улыбаясь сидело
. . . . . . . . . .не пило, не ело.
1959
вверх

Городу
Весь ты сыгранный на шарманке,
Отразившийся весь в Фонтанке,
С ледоходом уплывший весь
И подсунувший тень миража,
Но довольно - ночная стража
Не напрасно бродила здесь.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Ты как будто проигран в карты
За твои роковые марты
И за твой роковой апрель
. . . . . . . . . . . . .. . . . . .
1950-е годы.
Крещение
вверх

* * *
Не то чтобы тебя ищу,
Мне долю не принять такую,
Но в этот кадр тебя вмещу,
В тот пеизаж тебя врисую.
1950-е годы
вверх

* * *
Всех друзей моих благодарю:
И того, с кем . . . я встречала
Позднюю январскую зарю,
И того, кто, выпив горечь града,
Долго здесь вокруг меня бродил,
Видел купы лип и прелесть сада
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Но мой круг волшебный пощадил.
1950-е годы
вверх

* * *
Там зори из легчайшего огня.
Там. . . . . . . . . . . . . . .тени,
Там музыка рыдала без меня
И без меня упала на колени.
1950-е годы
вверх

* * *
Ты, крысоловьей дудкою маня,
Был тоже там, где и другие тени...
Но музыка рыдала без меня
И без меня упала на колени.
1950-е годы
вверх

* * *
Снова ветер знойного июля
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
По-узбекски своего буль-буля
Звонко хвалят.
                    Барабаны бьют.
1950-е годы
вверх

[Ташкент]
Затворилась навек дверь его
А закат этот символ разлук...
Из того ж драгоценного дерева -
Эта скрипка и тот же звук.
1950-е годы
вверх

* * *
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
И от Царского до Ташкента
Протянулась бы кинолента
. . . . . . . . . . . . . . . . . . .
1950-е годы
вверх

* * *
Без крова, без хлеба, без дела
Жила я на радость врагам,
Я иначе жить не хотела
. . . . . . . . . . . . . . . . .
1950-е годы
вверх

* * *
И не дослушаю впотьмах
Неконченную фразу.
Потом в далеких зеркалах
Все отразится сразу.
1950-е годы
вверх

* * *
И прекрасней мраков Рембрандта
Просто плесень в черном углу.
1950-е годы
вверх

* * *
Мне безмолвие стало домом
И столицею - немота.
1950-е годы
вверх

* * *
Ты не хотел меня такой
Какой я очень скоро стала,
[Капризной знаменитой злой] -
И знаменитой и усталой
Таинственною и чужой.
1950-е годы
вверх

* * *
О, как меня любили ваши деды,
Улыбчиво, и томно, и светло.
Прощали мне и дольники, и бреды,
И киевское помело.
Прощали мне (и то всего милее)
Они друг друга. . . . . . . . . . . .
И помнят царскосельские аллеи
Легчайший шаг и тихий голос мой.
А я не помню - я в гостях у смерти
Была так долго и так много раз,
Что верьте мне теперь или не верьте
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Конец 1950-х - начало 1960-х годов
вверх

* * *
И по собственному дому
Я иду, как по чужому,
И меня боятся зеркала.
Что в них, Боже, Боже! -
На меня похоже...
Разве я такой была?
Конец 1950-х - 1960-е годы
вверх

* * *
И юностью манит, и славу сулит,
Так снова со мной сатана говорит:

"Ты честью и кровью платила своей
За пять неудачно придуманных дней,

За то, чтобы выпить ту чашу до дна,
За то, чтобы нас осветила луна,

За то, чтоб присниться друг другу опять,
Я вечность тебе предлагаю, не пять

До света тянувшихся странных бесед.
Ты видишь - я болен, растерзан и сед,

Ты видишь, ты знаешь - я так не могу".
Я руку тогда протянула врагу,

Но он превратился в гранатовый куст,
И был небосклон над ним огнен и пуст.

Горы очертания - полночь - луна,
И снова со мной говорит сатана,

И черным крылом закрывая лицо,
Заветное мне возвращает кольцо.

И стонет и молит: "Ты мне суждена,
О, выпей со мною хоть каплю вина".

К чему эти крылья и это вино, -
Я знаю тебя хорошо и давно,

И ты - это просто горячечный бред
Шестой и не бывшей из наших бесед.
29 января - 6 февраля 1960
Красная Конница
вверх

* * *
Смирение! - не ошибись дверьми,
Войди сюда и будь всегда со мною.
Мы долго жили с разными людьми
И разною дышали тишиною.
Февраль 1960
вверх

* * *
И опять по самому краю
Лунатически я ступаю.
20 мая 1960
Остоженка
вверх

* * *
Шутки - шутками, а сорок
Гладких лет в тюрьме,
Пиршества из черствых корок,
Чумный страх во тьме,
Одиночество такое,
Что – сейчас в музей,
И предательство двойное
Близких и друзей.
. . . . . . . . . . . . .
22 июля 1960
(после операции 7 июля)
Красная Конница
вверх

* * *
И меня по ошибке пленило,
Как нарядная пляшет беда...
Все тогда по-тогдашнему было,
По-тогдашнему было тогда.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Я спала в королевской кровати,
Голодала, носила дрова.
Там еще от похвал и проклятий
Не кружилась моя голова

На тебя, словно в омут, смотрю
13 августа 1960
вверх

* * *
Моею Музой оказалась мука.
Она со мною кое-как прошла
Там, где нельзя, там, где живет разлука,
Где хищница, отведавшая зля.
Осень 1960
вверх

* * *
Кто его сюда прислал
Сразу изо всех зеркал

Ночь безвинна, ночь тиха...
Смерть прислала жениха.
Осень 1960
вверх

* * *
И луковки твоей не тронул золотой,
Глядели на нее и Пушкин, и Толстой.
Осень 1960
вверх

* * *
И жесткие звуки влажнели, дробясь,
И с прошлым и с будущем множилась связь.
Осень 1960
вверх

* * *
И это б могла, и то бы могла,
А сама, как береза в поле, легла,
И кругом лишь седая мгла.
1960
вверх

* * *
Вы чудаки, вы лучший путь
Избрать себе могли бы,
И просто где-то отдохнуть,
Чем быть со мной на дыбе.
1960
вверх

* * *
Ни вероломный муж, ни трепетный жених,
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . кто-то третий,
Который предпочел моим — чужие сети,
Не снится мне давно уже никто из них.

Пройденные давно все сожжены мосты
И смертные врата меня принять готовы.
1960
вверх

* * *
От этих антивстреч
Меня бы уберечь
            Ты смог...
1960
вверх

* * *
...горчайшей смерти чашу
(нам не простили ничего)
Что ничего нам не простит
И даже гибель нашу.
1960
вверх

* * *
...что с кровью рифмуется
Кровь отравляет
И самой кровавой в мире бывает.
1960-1965
вверх

* * *
Слышишь, ветер поет блаженный
То, что Лермонтов не допел.
А за стенкою альт колдует –
Это с нами великий Бах
11 февраля 1961
Красная Конница
вверх

* * *
...И теми стихами весь мир озарен
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
А вдруг это только священных имен
Надгробное в ночи сиянье?..
13 марта 1961
Красная Конница
вверх

* * *
А я говорю, вероятно, за многих:
Юродивых, скорбных, немых и убогих,
И силу свою мне они отдают,
И помощи скорой и действенной ждут.
30 марта 1961
Красная Конница
вверх

* * *
Как будто я все ведала заранее,
Как будто я алмазную дарани
В то утро очень много раз прочла.
24 мая 1961
вверх

* * *
Хозяйка румяна, и ужин готов,
И царствует где-то Борис Годунов...
Июнь-июль 1961
Москва. На Ордынке
вверх

* * *
Как жизнь забывчива, как памятлива смерть.
<15> июля 1961
вверх

* * *
Больничные молитвенные дни
И где-то близко за стеною – море
Серебряное – страшное, как смерть.
1 декабря 1961
Больница
вверх

* * *
И музыка тогда ко мне
Тернового пути еще не знала.
1961
вверх

* * *
Не знаю, что меня вело
Тогда над безднами такими.
1961
вверх

* * *
Что таится в зеркале? – Горе...
Что шумит за стеной? – Беда.
1961
вверх

* * *
Ромео не было, Эней, конечно, был.
Конец 1961
вверх

* * *
Как зеркало в тот день Нева лежала,
Закатом раскалившись докрасна,
И все оно распахнуто стояло –
Огромное преддверие – весна.
Апрель 1962
вверх

Почти в альбом
...и третье, что нами владеет всегда
И кажется призрачным раем...
Чувство оно или просто беда —
Мы никогда не узнаем.
Может быть, где-нибудь вместе живем,
Бродим по мягкому лугу,
Здесь мы помыслить не можем о том,
Чтобы присниться друг другу.
Как я безмолвно благодарю
Рок мой за подвиг жестокий
И как свободно кому-то дарю
Эти волшебные строки.
12 июня 1962
Ленинград
вверх

* * *
И северная весть на севере застала
Средь вереска, зацветшего вчера,
Жасмина позднего и даже этой алой
Не гаснущей зари.
13 августа 1962
вверх

* * *
... полупрервана беседа
. . . . . . . . . . . . . . . . . . .
И речью благосклонного соседа
Тогда мне показалась эта весть.
13 – 16 августа 1962
вверх

* * *
Все это было - твердая рука
И полувиноватая улыбка,
Но делать нечего, и пусть пока
Все это именуется ошибкой
Жестокой...
1962
вверх

* * *
Если бы тогда шальная пуля
Легкою тропинкою июля
Увела меня куда-нибудь...
1962
вверх

* * *
Спасали всегда почему-то кого-то,
Кто рядом со мною стоит.
1962
вверх

* * *
Путь мой предсказан одною из карт,
Тою, которой не буду...
Из королев на Марию Стюарт,
(Гамлетову Гертруду)
1962
вверх

* * *
Поэт не человек, он только дух –
Будь слеп он, как Гомер,
Иль, как Бетховен глух, -
Все видит, слышит, всем владеет...
1962
вверх

* * *
Твой месяц май, твой праздник – Вознесенье
1962
вверх

("Иеремия" Стравинского)
И вот из мрака встает одна
Еще чернее, чем темнота,
Но мне понятен ее язык, -
Он как пустыня и прям и дик,
И вот другая – еще черней,
Но что нас связывает с ней.
1962
вверх

* * *
Там такие бродят души, -
Спят такие сны...
И я все согласна слушать,
Кроме тишины.
1962
вверх

* * *
Так скучай обо мне поскучнее
И побудничнее томись.
1962
вверх

* * *
Не находка она, а утрата,
И не истина это а – ложь...
Ты ее так далеко запрятал,
Что и сам никогда не найдешь.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Так не прячут, весь мир заполняя
Тенью тени и эхом таким.
1962
вверх

* * *
Превращая концы в начала,
Верно, людям я спать мешала.
1962 или 1963
вверх

* * *
Так уж глаза опускали,
Бросив цветы на кровать,
Так до конца и не знали,
Как нам друг друга назвать.
Так до конца и не смели
Имя произнести,
Словно замедлив у цели
Сказочного пути.
25 февраля 1963
Москва
вверх

* * *
Кого просить, куда бежать,
Кому валиться в ноги...
Февраль 1963
вверх

* * *
...и умирать в сознаньи горделивом
Что жертв своих не ведаешь числа,
Что никого не сделала счастливым,
Но незабвенною для всех была.
Июнь 1963
Комарово, Будка
вверх

* * *
Но мы от этой нежности умрем
. . . . . . . . . повсюду третья
Не оставляет никогда вдвоем,
Как призрак отлетевшего столетья.
. . . . . . . . . душит мак,
И говорит со мной опять виола,
И мы летим, и снова всюду мрак,
И кажется я говорю: — Паоло.
Июнь—июль 1963
вверх

Сонет
Я тебя сама бы увенчала
(И бессмертного коснулась лба).
Да за это Нобелевки мало,
Чтоб такое выдумать, Судьба!

Перерыла ль ты твои анналы,
Прибежала ль демонят гурьба,
Иль туман вокруг поднялся алый,
Или мимо пронесли гроба?
Июль 1963
вверх

* * *
Стряслось небывалое, злое,
Никак не избудешь его,
И нас в этой комнате трое,
Что, кажется, хуже всего.

С одной еще сладить могу я,
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Но кто мне подсунул другую,
И как с ней теперь совладать.

В одной — и сознанье, и память,
И выдержка лучших времен.
В другой — негасимое пламя.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Другая — два светлые глаза
И облачное крыло.
Июль 1963
вверх

* * *
Не с такими еще разлучалась,
Не таких еще слала во тьму,
Отчего же палящая жалость
К сердцу черному льнет моему?
Нам домучиться мало осталось...
Дай мне . . . . . . . . . и тюрьму.
Июль—август 1963
вверх

Пятая роза
                    Дм. Б<о6ыше>ву
Звалась Soleil* ты или Чайной
И чем еще могла ты быть?..
Но стала столь необычайной,
Что не хочу тебя забыть.

Ты призрачным сияла светом,
Напоминая райский сад,
Быть и Петрарковским сонетом
Могла, и лучшей из сонат.

А те другие — все четыре
Увяли в час, поникли в ночь,
Ты ж просияла в этом мире,
Чтоб мне таинственно помочь.

Ты будешь мне живой укорой
И сном сладчайшим наяву...
Тебя Запретной, Никоторой,
Но Лишней я не назову.

И губы мы в тебе омочим,
А ты мой дом благослови,
Ты как любовь была... Но, впрочем,
Тут дело вовсе не в любви.
Нач<ато> 3 августа (полдень),
под «Венгерский дивертисмент» Шуберта.
Оконч<ено> 30 сентября 1963
Комарово. Будка
_____________
* Soleil - солнце (фр.).
вверх

* * *
Разлука призрачна — мы будем вместе скоро,
И все запретное как призрак Эльсинора.
И все не должное вокруг меня клубится,
И, кажется, теперь должно меня убить.
То плещет крыльями, то словно сердце бьется.
Но кровь вчерашнюю уже не может смыть.
14 августа 1963
вверх

* * *
Из-под смертного свода кургана
Вышла, может быть, чтобы опять
Поздней ночью иль утром рано
Под зеленой луной волховать.
21 сентября 1963 Ноябрь 1963
Комарово
вверх

* * *
Шелестит, опадая орешник,
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Где алмазный сиял семисвечник,
Там мне светит одна темнота.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Недостойные видеть друг друга
Мы с того заповедного луга
19 октября 1963
вверх

* * *
За плечом, где горит семисвечник,
И где тень Иудейской стены,
Изнывает невидимый грешник
Под сознаньем предвечной вины.

Многоженец, поэт и начало
Всех начал и конец всех концов
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Октябрь 1963
вверх

* * *
Знай, тот, кто оставил меня на какой-то странице
И в мире блуждает и верен — как я — до конца,
Был шуткой почти что и беглою небылицей
В сравненьи с тобой и терновою тенью венца.
8 ноября 1963
вверх

* * *
Я играю в ту самую игру,
От которой я и умру.
Но лучшего ты мне придумать не мог,
Но зачем же такой переполох?
17 декабря 1963
вверх

* * *
Может быть, потом ненавидел
И жалел, что тогда не убил.
Ты один меня не обидел,
Не обидевши – погубил.
22 декабря 1963
Москва
вверх

* * *
Быть страшно тобою хвалимой...
Все мои подсчитала грехи.
И в последнюю речь подсудимой
Ты мои превратила стихи.
1963
вверх

* * *
Оставь нас с музыкой вдвоем,
Мы сговоримся скоро –
Она бездонный водоем –
Я призрак, тень, укора.
          Я не мешаю ей звенеть, -
          Она поможет – умереть.
1963
вверх

* * *
Чтоб я не предавалась суесловью.
А между ними маленькая дверь.
Железная, запачканная кровью.
1963
вверх

* * *
Я не сойду с ума и даже не умру.
1963
вверх

* * *
Врачуй мне душу, а не то
Я хуже чем умру.
1963
вверх

* * *
Я выбрала тех, с кем хотела молчать
В душистом спокойном тепле,
Какое мне дел, что тень та опять
На черном мелькнула стекле?
1963
вверх

Сонет

Il me remet en mon premier Malheur. Luise Labe. Qualre Sonnets, VIII*

Приди как хочешь: под руку с другой,
Не узнавая, в вражеском отряде,
В каком угодно шутовском наряде,
В кровавой маске или в никакой.

Тебя я трону ледяной рукой,
И ты наверно скажешь: Бога ради
Не надо. Знаю - все Вы в Ленинграде
Вкушаете божественный покой...

Но я тебя и тут перешучу,
Я буду остроумна беспощадно
. . . . . . . . . всех знакомых дур.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Я для тебя из лучших заклинаний
Какие-нибудь выберу - иди.
1963
_________________

* Он меня повергает в мое первое несчастье. Луиза Лабе. Четыре сонета, VIII (фр.).

вверх

* * *
По самому жгучему лугу,
Туда, где вскипала вода,
Ничто нас не бросит друг к другу.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
1963
вверх

* * *
Чьи нас душили кровавые пальцы?
1963
вверх

* * *
И я не имею претензий
Ни к веку, ни к тем, кто вокруг.
1963
вверх

* * *
Тополевой пушинке я б встречу устроила здесь
1963
вверх

* * *
Быть может, презреннее всех на земле
Нарушитель клятвы не данной.
1963
вверх

* * *
Нет, ни в шахматы, ни в теннис...
То, во что с тобой играю,
Называют по-другому,
Если нужно называть...
Ни разлукой, ни свиданьем...
Ни беседой, ни молчаньем...
И от этого немного
Холодеет кровь твоя.
1963 или 1964
Москва, Лаврушинский переулок
вверх

* * *
И любишь ты всю жизнь меня, меня одну.
Да, если хочешь знать, и даже вот такую.
Пусть я безумствую, немотствую, тоскую,
И вечная разлука суждена.
Ничто нас не бросит друг к другу.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Ты мне не обещал, и мы смеялись оба.
1963 - 1965 вверх

Письмо
Не кралось полуденным бродом,
Не числилось в списке планет,
Но прочно своим неприходом
Куда-то запрятало свет.
Май - 1964
вверх

* * *
Пусть так теряют смысл слова
И забываю бредни я,
Пышнее нету торжества,
Чем твой уход, Последняя!
. . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . .
С какою легкостью тогда
Ошибкой притворяешься.
Май 1964
вверх

* * *
Смерть одна на двоих. Довольно!
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Я уверена, что не больно,
Ты уверен в чем-то другом.
У тебя не глаза, а очи,
И не голос, а впрочем... Нет,
Сами мы из недр полуночи
И . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Май - июнь - 1964
вверх

Романс
Что тоскуешь, будто бы вчера
Мы расстались: между нами вечность -
Без особенных примет дыра,
С неприглядной кличкой - бесконечность.

Между тысячами тех разлук
Наша превосходно уместилась -
Сколько отсчитал ей кто-то мук,
Так оно и вправду совершилось.

Что тоскуешь, будто бы вчера...
Нет у нас ни завтра, ни сегодня.
Рухнула незримая гора,
Совершилась заповедь Господня.
21 июля 1964 (днем)
Комарово
вверх

К музыке
Стала я, как в те года, бессонной,
Ночь не отличаю ото дня,
Неужели у тебя - бездонной -
Нету утешенья для меня?..
Я-то всех полвека утешаю,
Ты могла бы взять с меня пример.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
1-5 августа 1964
вверх

* * *
...и той, что танцует лихо,
И той, что всегда права,
И той, что находит выход, -
Неистовые... слова
22 августа 1964
вверх

Запретная роза

Ваша горькая божественная речь... А. Н<айман>

Ты о ней как о первой невесте
Будешь думать во сне и до слез...
Мы ее не вдыхали вместе,
И не ты мне ее принес.
Мне принес ее тот крылатый
Повелитель богов и муз,
Когда первого грома раскаты
Прославляли наш страшный союз.
Тот союз, что зовут разлукой,
И какою-то сотою мукой,
Что всех чище и всех черней.
10 октября 1964
вверх

* * *
Я еще сегодня дома,
Но уже
Все немножко незнакомо -
Вещи в тайном мятеже.
И шушукаются, словно
Где им? что им? - без меня,
Будто в деле уголовном
Возникает западня.
Ноябрь 1964
вверх

Последний день в Риме
Заключенье не бывшего цикла
Часто сердцу труднее всего,
Я от многого в жизни отвыкла,
Мне не нужно почти ничего, -

Для меня комаровские сосны
На своих языках говорят
И совсем как отдельные весны
В лужах, выпивших небо, - стоят.
24 декабря 1964
В Сочельник
вверх

(Мэчэлли)
Мы по ошибке встретили Год -
Это не тот, не тот, не тот...
Что мы наделали, Боже, с тобой,
С кем еще мы поменялись судьбой?

Лучше б нас не было на земле,
Лучше б мы были в небесном кремле,
Летали, как птицы, цвели, как цветы,
Но все равно были - я и ты.
Декабрь 1964-1965
Рим - Москва
вверх

* * *
Беспамятна лишь жизнь, - такой не назовем
Ее сестру, - последняя дремота
В назначенный вчера, сегодня входит дом,
И целый день стоят открытыми ворота.
1964
вверх

* * *
Но кто подумать мог, что шестьдесят четвертый
На самом донышке припас такое.
1964
вверх

* * *
Напрягаю голос и слух,
Говорю я как с духом дух,
Я зову тебя - не дозовусь,
А со мной только мрак и Русь...
1964 вверх

Музыке
Ты одна разрыть умеешь
То, что так погребено,
Ты томишься, стонешь, млеешь
И потом похолодеешь
И летишь в окно.
1964-1965
вверх

Из цикла "В пути"
Совсем вдали висел какой-то мост.
И в темноте декабрьской, влажной, грязной
Предстала ты как будто во весь рост
Чудовищной, преступной, безобразной.
Во мраке та, а завтра расцветет
Венецией - сокровищницей мира -
Я крикнула: "Бери все, твой черед,
Мне больше не нужны ни лавр, ни лира".
17 января 1965
вверх

* * *
Не напрасно я носила
Двадцать лет ярмо -
Я почти что получила
От него письмо
Не во сне, а в самом деле,
Просто наяву
Февраль 1965
вверх

* * *
Для суда и для стражи незрима,
В эту залу сегодня войду
Мимо, мимо, до ужаса мимо...
Май 1965
вверх

* * *
То лестью новогоднего сонета,
Из каторжных полученного рук,
То голосом бессмертного квартета,
Когда вступала я в волшебный круг...
Май 1965
вверх

* * *
Пускай австралийка меж нами незримая сядет
И скажет слова, от которых нам станет светло.
Как будто бы руку пожмет и морщины разгладит,
Как будто простит, наконец, непростимое зло.
И пусть все по-новому - нам время опять неподвластно,
Есть снова пространство и даже безмолвие есть.
26/21 августа 1965. Ночь
вверх

* * *
И никогда здесь не наступит утро.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Луна - кривой обломок перламутра -
Покоится на влажной черноте.
Конец октября 1965
вверх

* * *
И странный спутник был мне послан адом,
Гость из невероятной пустоты.
Казалось, под его недвижным взглядом
Замолкли птицы - умерли цветы.

В нем смерть цвела какой-то жизнью черной.
Безумие и мудрость были в нем
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . и тлетворной
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Конец 1965 г. (октябрь )
вверх

* * *
Кто тебя мучил такого
. . . . . . . . . . . . . . . .
Не нахожу ни слова,
И возражений нет.
Ноябрь 1965
вверх

* * *
Что там клокотало за дверью стеклянной,
То, может быть, не было мной.
Декабрь 1965 - январь 1966
вверх

* * *
А как музыка зазвучала
И очнулась вокруг зима,
Стало ясно, что у причала
Государыня-смерть сама.
Конец 1965 - январь 1966
вверх

Музыка
Сама себя чудовищно рождая,
Собой любуясь и собой давясь,
Не ты ль, увы, единственная связь
Добра и зла, земных низин и рая?
Мне кажется, что ты всегда у края.
1965
вверх

* * *
Музыка могла б мне дать
Пощаду в день осенний,
Чтоб в ней не слышался опять
Тот вопль - ушедшей тени.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Что б я могла по ней пройти,
Как по . . . . . . . . . . . . . . .
1965
вверх

* * *
Я у музыки прошу
Пощады в день осенний,
Чтоб в ней не слышался опять
Тот голос - страшной тени.
1960-е годы
вверх

* * *
Сама Нужда смирилась наконец,
И отошла задумчиво в сторонку.
Февраль 1966
вверх

* * *
По валам старинных укреплений
Два монаха медленно прошли
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
И всю ночь не умолкали звоны
Над простором вспаханной земли -
Здесь всего слышнее от Ионы
Колокольни Лаврские вдали.
1909
Киев
вверх

Дифирамб
Зеленей той весны не бывало еще во вселенной
1909
вверх

[А.А.Смирнову]
Когда умрем, темней не станет,
А станет, может быть, светлей.
1911 Май
Париж
вверх

Александру Блоку
От тебя приходила ко мне тревога
И уменье писать стихи.
Март 1914
вверх

Белая ночь
Небо бело страшной белизною,
А земля как уголь и гранит.
Под иссохшей этою луною
Ничего уже не заблестит.

Женский голос, хриплый и задорный,
Не поет - кричит, кричит.
Надо мною близко тополь черный
Ни одним листком не шелестит.

Для того ль тебя я целовала,
Для того ли мучалась, любя,
Чтоб теперь спокойно и устало
С отвращеньем вспоминать тебя?
7 июня 1914
Слепнево
вверх

* * *
Ты к морю пришел, где увидел меня,
Где, нежность тая, полюбила и я.

Там тени обоих: твоя и моя,
Тоскуют теперь, грусть любви затая.

И волны на берег плывут, как тогда,
Им нас не забыть, не забыть никогда.

И лодка плывет, презирая века,
Туда, где в залив попадает река.

И этому нет и не будет конца,
Как бегу извечному солнца-гонца.
1906
вверх

* * *
Еще к этому добавим
Самочиркой золотой,
Что Аничкова прославим
Сердцем всем и всей душой.
1912
вверх

Юдифь
В шатре опустилась полночная мгла,
Светильник задула, лампады зажгла.

Глаза Олоферна огней горячей
Пылают они от Юдифи речей.

- Сегодня, владыка, я буду твоей
Раскинься привольней, вина мне налей.

Ты мой повелитель отныне, а я
Твоя безраздельно, навеки твоя.

От ласк предвкушаемых ты захмелел...
Так что же лицо моё бело как мел?

Иль я не Юдифь, не Израиля дочь?
Умру, но сумею народу помочь.

Заснул Олоферн на кровавых коврах.
Покинь мою душу тревога и страх.

Пускай непосилен для женщины меч,
Поможет мне Бог Олоферну отсечь

Тяжелую голову, что поднимал,
Когда моим сказкам, как мальчик, внимал.

Когда говорил, что меня возлюбил,
Не знал он, что час его смертный пробил.

Рассвета проникла в шатер бирюза.
Молили главы отсеченной глаза:

- Юдифь, руку я ведь направил твою,
Меня ты попрала в неравном бою.

Прощай же, Израиля ратная дочь,
Тебе не забыть Олоферна и ночь.
1922
(Записала в 1945)
вверх

Из Ленинградских элегий
О! Из какой великолепной тьмы
Тебя я повстречала на пороге.
Тебе благоприятствовали боги,
Ты перешел порог моей тюрьмы.

Едва освоившись в моем чертоге,
"Как Сафо, вас перелагаем мы",
Сказал, и руки были напряженно строги,
Глаза опущены, уста немы.

Ты произнес на русском языке
Слова, во сне услышанные дважды,
И это было утоленьем жажды,

А я была ещё в немой тоске.
Я знала всё, что после совершится,
Но не могла навек с тобой проститься.
1945-1956
вверх