К 100-летию со дня рождения Михаила Шолохова

[Ю.А.Жданов]

Мой родной народ на  своих исторических путях  шел вперед не по торной дороге. Это были пути первооткрывателей, пионеров жизни.  Я видел и вижу свою задачу,  как писателя,  в том, чтобы всем,  что написал и напишу, отдать поклон этому народу-труженику,  народу-строителю, народу-герою…Я хотел бы, чтобы мои книги  помогали людям стать лучше, чище душой, пробуждали  любовь к человеку, стремление активно бороться за идеалы  гуманизма и прогресса человечества”.

М.А.Шолохов

 

Михаил Александрович Шолохов родился 24 мая 1905 года  в хуторе  Кружилин, на Дону. Позднее, подводя итог первым самостоятельным шагам  в жизни и в литературе, М. Шолохов писал: “С 1920 года, т.е. с момента окончательного установления Советской власти  на юге России, я, будучи пятнадцатилетним подростком,  сначала  поступил  учителем по  ликвидации неграмотности  среди взрослого населения, а потом  пошел на  продовольственную работу и, вероятно  унаследовав от  отца  стремление к  постоянной смене профессий, успел за шесть лет изучить изрядное количество специальностей. Работал статистиком, учителем  в низшей школе,  грузчиком, продовольственным инспектором, каменщиком, счетоводом, канцелярским работником, журналистом. Несколько месяцев, будучи безработным,  жил на скудные средства, добытые временным трудом чернорабочего. Все время усиленно занимался  самообразованием”.  В возрасте 23 лет  он пишет  всемирно известный  роман-эпопею “Тихий Дон”.  Его  произведения  “Донские рассказы”, “Поднятая целина”,  “Судьба человека” и другие также стали вечными памятниками  исторических событий эпохи, когда время было сжато до предела. Сегодня замечательный роман “Поднятая целина”, поистине шедевр  о народе, вычеркнут из школьной программы  в России и Украине. Тем  актуальнее, в пику узколобым и недальновидным  сегодняшним политикам,  творчество писателя-коммуниста М.А. Шолохова.

Ниже приводятся отрывки из статьи  “Вектор истории” члена-корреспондента Академии наук СССР  Юрия Андреевича Жданова,  напечатанной в сборнике “Слово о Шолохове” в 1973 году.

 

ВЕКТОР ИСТОРИИ

В своих попытках осмыслить исторический процесс бур­жуазная историография обычно приходит к малоутеши­тельным для человечества выводам. Многие историки попро­сту утверждают, что история, как сцепление заведомо непо­вторимых единичностей и случайностей, не имеет ни логики, ни смысла, что задача исследователя судеб человеческих ис­черпывается возможно более скрупулезным и педантичным описанием событий, лиц и фактов. Они доходят до утверж­дения, что человечества как социальной общности, некоего целого вообще не существует, что идея человечества есть фикция, ненаучная абстракция.  При всех разли­чиях в их подходах к историческому процессу они связаны общим выводом: история есть кружение.

Имелись ли в истории эмпирические основания, конкрет­ные данные в пользу такого взгляда? Да, конечно. На поверх­ности истории можно подметить немало таких “кружений”, как бы повторений: возникали, расцветали и гибли, сменяя друг друга, цивилизация за цивилизацией; рождались и уми­рали царства; расцветали и распадались культурно-исто­рические объединения; вспыхивали и угасали этнические группы. На  развалинах шумерийской культуры расцвел Вавилон, но была ли его держава более развитой и прогрессивной, чем Шумер? Оставили ли после себя арабские халифы более зна­чительные культурные ценности, чем Древний Египет или государство Птолемеев? Приходят и уходят цивилизации: Крит и Афины, инки и майя, Карфаген и Рим — несть им числа, и опять следует зловещий вывод: нет смысла у исто­рии.

Кружат в потемках историки уходящего класса и, как путник глухой ночью, возвращаются к исходной точке. Но они не пассивны в идеологической борьбе, их цель и сокро­венное стремление — разрушить марксистскую концепцию исторического развития. Для этого буржуазная историогра­фия вынуждена была порвать со своими лучшими тради­циями, в первую очередь со взглядами Гегеля, который пы­тался увидеть за туманом и хитросплетениями исторических фактов определенную тенденцию: прогресс в сознании сво­боды.

Но действительная история творится не в сфере созна­ния, логических конструкций и абстракций. Она результат труда, действий, борьбы миллионов людей; в том или ином месте она кружит некоторое время, как кружатся опавшие листья в заводи, и даже движется вспять. Но через всю пест­роту ее событий, через временные кружения и регресс проби­вает себе дорогу направленность исторического процесса, вектор истории.

Марксизм обнаруживает его при строгом научном анали­зе экономических, исторических, социальных, культурных процессов, чуткое сердце писателя находит его при художе­ственном постижении мира. И трудно назвать художника, который с такой силой и непосредственностью выразил бы необходимость истории, как это сделал Шолохов.

Жизнь давно показала всю смехотворность утвержде­ний, будто творчество Шолохова при всей его художествен­ной силе имеет лишь локальный, приуроченный к быту каза­чества характер. “Тихий Дон”, “Поднятая целина”, повести и рассказы Шолохова стали не только нашим общенацио­нальным эпосом, но и перешагнули границы государств и на­родов, подтвердив слова Гегеля: “Но если национальному эпосу по праву суждено приобрести непреходящий интерес и для других времен и народов, то для этого описываемый им мир должен быть не только миром особой нации, но в этом особом народе с его героизмом и подвигами одновременно должна отчетливо запечатлеваться и общечеловеческая сторона”.

Пожалуй, труднейшей задачей социальной революции яв­ляется переустройство экономики, культуры и быта широ­чайших слоев крестьянства, индивидуальных собственников, мелких производителей, создание крупного общественного производства и социалистических отношений на селе. Эта среда мелких хозяев порождала неудержимые революцион­ные вспышки, но она же служила опорой консерватизма и цезаризма, застоя и реакции. Преобразование на социали­стических основах миллиардов мелких производителей Зем­ли – задача грандиозная. Ей отдал Шолохов свои силы, та­лант и любовь, поэтому его книги получают все более акту­альное значение по мере расширения сферы революционных преобразований в Африке и Азии, в Европе и Латинской Америке.

Вся эпическая сила “Тихого Дона” направлена на то, чтобы показать, как в горниле империалистической войны, под влиянием пролетарского движения рушатся веками уко­ренившиеся формы хозяйства и быта крестьянина старой де­ревни. Речь идет не только о крушении сословных предрас­судков и связей в среде казачества. Нет. Колесница истории сокрушает традиционные, естественные условия производства с их на века установленными ритмами. Рвется пуповина, свя­зывающая крестьянина с природными процессами, делающая его во многом бессознательной, слитной составной частью природы. Это приводит к крушению остатков общинных от­ношений, к гибели патриархальных связей. Процесс этот безднами и пропастями рассекает консервативный уклад и приводит к невероятному обострению всех общественных противоречий. Художественный гений Шолохова проявляется в той силе, с которой он нарисовал процесс гибели традици­онных социальных форм. Мастер трагедии, Шолохов с беспо­щадной объективностью показывает, к каким социальным и личным катаклизмам приводит этот процесс крушения старо­го. Общественные противоречия достигают высшего накала. Брат восстает на брата, сын убивает отца, отец расправляется с сыном — этим полны шолоховские “Донские рассказы” о революции в деревне.

Многомиллионные слои крестьянства не могли прийти к новой социальной форме, не пройдя через горнило самых жестоких битв и столкновений. Через кровь, смерть и пожарища, через разруху и хаос видна была необходимая истори­ческая тенденция: нельзя создать новую форму, не расшатав пут традиционных отношений, не создав изменчивости, пла­стичности общественной структуры.

Шолохов с присущей ему беспощадностью разоблачает  безнадежную попытку части крестьян укрыться от неизбеж­ного хода исторического процесса, спастись в мире мелкобур­жуазной иллюзии: ни царя, ни большевиков. Ефим Изварин поет сладкие песни об автономии и самостийности мелко­крестьянской страны, но эта иллюзия исторически обречена не только на Дону, но и повсеместно. Критика крестьянской утопии, несбыточных надежд на то, что мелкое производство может просуществовать самостоятельно, на правах товарооб­мена рядом с крупным, имеет международное значение. Исторически неизбежная тенденция заключается в постепен­ной замене мелкого производства крупным, в преодолении всех локальных, замкнутых форм хозяйствования.

Трагедийный пафос любимого шолоховского героя Григо­рия Мелехова и заключается в том, что сам Григорий с его внутренней нравственной силой, с его способностью рвать старые связи (любовь к Аксинье, уход из семьи) готов под­няться над сложившейся системой отношений, но субъектив­но противится этому. Он покончил с царистскими иллюзия­ми, с кровью разорвав общинные и сословные узы, отбросил традиции патриархальщины. История подготовила его к при­нятию новой социальной формы, но сам он к ней не пошел.

В этой связи приходится вспомнить мысль Маркса, что коммунистическое движение не может исходить из деревни, но только из города, поскольку именно здесь формируется крупное общественное производство и возникает пролета­риат. Трагический тупик Григория определен его разрывом с пролетарским движением, а сам, один, изнутри себя, он не может эволюционировать к новым общественным отно­шениям, не может разрешить внутреннего противоречия ме­жду тружеником и собственником.

Мысль Шолохова о том, что мелкое производство не мо­жет само эволюционировать, не опираясь на силу пролета­риата и крупное общественное производство, и влечет исто­рию в длительный тупик, видимо, вызывает раздражение у теоретиков китаизированного “марксизма”.

Можно обладать самыми лучшими душевными качества­ми, задатками, внутренней красотой, можно пройти труд­ный путь освобождения от пут и гнета прошлого, можно освободить себя и быть внутренне готовым к новому развитию и тем не менее зайти в тупик, не найдя верной дороги в буду­щее — этому учит трагическая судьба Григория.

Художественный прием, который применяет М. А. Шо­лохов, эстетически и исторически оправдан. Еще Эсхил в сво­их “Персах” показал торжество греков, принесших миру но­вый, более высокий общественный строй, по сравнению с азиатской деспотией. Шолохов рисует неотвратимую гибель прошлого через образ сильного, талантливого чело­века. Тем неизбежнее и абсолютнее заключение о необходи­мости победы нового общественного устройства, о неудержи­мости социального потока обновления, с которым связали свою судьбу Подтелков, Кривошлыков, Бунчук, Штокман, Анна Погудко, Абрамсон, Лагутин, Кошевой — миллионы.

Собственность — вот с чем не может порвать Григорий, вот что его удерживает в прошлом. И следующий историче­ски необходимый шаг к свободе — это разрыв с частной соб­ственностью. Этот шаг выпадает уже не на долю Григория, а связан с героической эпопеей “Поднятой целины”. Станов­ление социалистических отношений в деревне, коллективной формы собственности возможно только с помощью города, пролетариата, с помощью Семена Давыдова — этот вывод истории ясно звучит со страниц романа.

Создание колхозной собственности означает новый шаг к действительной свободе труженика села — свободе от кап­ризов природы, от гнета эксплуататоров, от привилегий соб­ственников. И именно поэтому коллективизация явилась рево­люционным событием, равным по значению Октябрьской ре­волюции. Более того, коллективизация не завершает, а лишь открывает период коренных преобразований всей технологии, социологии, психологии и культуры деревни.

Всей системой событий и художественных образов Шоло­хов ставит важнейший вопрос диалектики социального скач­ка: как его совершить, какую социальную форму создавать после того, как старая опрокинута? Здесь принципиальное значение имеет спор Давыдова с Макаром Нагульновым. Нет аптекарских весов, на которых можно было бы взвешивать исторические возможности развития. Нелегко выбрать мо­мент перехода к новым социальным отношениям, нелегко определить и их конкретную форму. Тут крайне важен опыт масс, опыт миллионов. Шолохов с поразительной силой по­казывает, как был найден верный путь обобществления в ходе коллективизации. Макар Нагульнов был не прав, забегая впе­ред, не находя верного соотношения личных и коллективных интересов. Но тут не следует забывать, что он всегда был и будет нужен Семену Давыдову, как разведчик новых путей, как Че Гевара.

В образе Семена Давыдова проявилась черта, названная Лениным революционным идеализмом русского пролетариата. В этом заключено и стремление к возвышенной цели, свободной  от корысти, и самоотверженность до самопожертвования, готовность прийти на помощь слабому и страдающему, ясный ум борца и романтическая устремленность в будущее. Только такие люди могли и умели вести за собой крестьянство по неведомым путям преобразования мелкого производства на широких общественных началах совместного труда. Шаг за шагом в романах Шолохова вскрывается направ­ленность исторического процесса: ликвидация мелкого про­изводства и замена его крупным общественным; создание кол­лективных производительных сил, освобождающих человека от рабской зависимости по отношению к природе; последова­тельная ликвидация привилегий сословия, собственности; ста­новление свободной личности советского человека.

Это историческое движение к действительной свободе сформировало советский общественный строй, который под­вергся суровым испытаниям в годы Великой Отечественной войны. “Сила и слабость учреждений и порядков любого на­рода определяется исходом войны и последствиями ее”,— пи­сал Ленин. Исход войны показал непобедимую силу нашего строя. Андрей Соколов утвердил и защитил внутреннюю сво­боду советского человека, над которой отныне не властны никакие исторические беды и несчастья. Советский народ отстоял свою свободу и социальные завоевания, свой путь к будущему.

 Зло рождается част­ной собственностью, всяческим угнетением, антагонистиче­скими столкновениями корыстных интересов — всей системой отношений эксплуататорского общества. Их революционный слом и преобразование — ключ к изменению человека.

При этом стихийные силы и отношения все более подчи­няются коллективному разуму, мудрому предвидению, силе интеллекта. Это не означает замены эмоции рассудком, стра­сти — расчетом, но сами эмоции и страсти приобретают все более разумный, гуманный, очеловеченный характер.

Творчество Шолохова имеет всемирно-историческое зна­чение, как поэтическое воплощение исторической необходи­мости, действительного движения широких слоев человече­ства к свободе. Наша страна сделала немало шагов по этому трудному и неизведанному пути. Но дорога впереди еще не близкая до полного торжества коммунистического идеала. Шолохов содействует этому движению, всем своим поэтиче­ским даром утверждая богатую, разностороннюю, развитую личность труженика, творца истории. Этот живой, реальный и прекрасный образ формируется всем его творчеством.

Публикуется в сокращении

 

Версия для печати Обсудить на форуме