Наше танковое соединение готовилось к форсированию Вислы. Оперативная группа штаба соединения во главе с командиром спешила на новый командный пункт — ближе к войскам. Стремительные “виллисы”, поднимая сплошную пелену пыли, неслись по шоссе. Стрелки спидометров остановились на предельной черте — сто километров в час. Командир соединения торопился. Темп действий нашего соединения достиг предела. Несколько дней назад наше танковое соединение прорвалось в глубину немецкой обороны севернее Львова, обошло его, отрезало коммуникации противника, затем ворвалось в Перемышль и, продолжая частью сил бои у этих городов, главными силами вышло на Вислу.
Оперативная группа мчалась по освобождённым украинским полям, где шла уборка хлеба, через польские городки, уже полные жизни и людей на площадях у неизменной ратуши и костёла с мадоннами в венках из электрических лампочек. Прошли лесной массив, за которым простиралось большое плато, рассечённое широким шоссе. Это шоссе бежало к Висле, было единственным удобным путём к переправам.
На опушке леса стала слышна артиллерийская стрельба. “Откуда здесь противник?—мелькнула мысль — [104] Ведь он разбит, дорога очищена прошедшими частями нашего соединения, остатки вражеских дивизий уже отброшены в леса”.
Мы остановились. Навстречу нам, как бешеные, мчались обозные повозки, кони рвали постромки. Поспешно отходили обозники. Автомашины укрывались в лесу.
По полю разносились протяжные удары. Над шоссе появлялись и клубились чёрные густые облака. Их рассекали молнии короткие, мгновенно исчезавшие. Из земли вставали гейзеры огня, осколков, пыли, дыма. Рвались снаряды. Брызгала шрапнель. Вдали в деревне полыхал пожар. По полевым тропинкам, по межам катили велосипедисты, женщины несли детей, везли в колясках, дети плакали... Детишки чуть постарше бежали рожью напрямик, запутывались в колосьях и кричали.
Кто-то предположил, что это батарея опоздавшей в бегстве немецкой части пытается нас задержать, чтоб выиграть время. Говорили, что немцы из-за Вислы пытаются сдержать огнём дальнейшее движение наших войск на берег. Можно было ждать, что огонь утихнет и мы проскочим дальше.
Разрывы приблизились к опушке леса. Над головами нарастал знакомый шорох снарядов. Кто-то скомандовал “ложись”. Треск разрыва над головами. Свист, цокот осколков о деревья. Медленно кружась, опускаются отсечённые осколками ветки и сорванные взрывом листья... Мы встаём. Все живы... Генерал-полковник умело укрылся, прислонившись к стволу огромного дуба, и теперь, не меняя положения, сосредоточенно смотрит вдаль.
Вместе с полковником-артиллеристом генерал определяет особенности стрельбы всех известных немецких орудий. Версия о стрельбе из-за Вислы отвергается. Огонь ведёт дивизионная артиллерия с дистанции 5—6 километров. Стрельбу корректирует наблюдатель, который находится ещё ближе. Словно подтверждая это, снова — шхр-шхр-шхр. Снова рядом разрыв... Осный шорох — шхр-шхр-шхр. Снова рядом разрыв . Осколки сыплются, точно груши с дерева. Пахнет жжёным железом. [105]
Полковник Ерёменко, лежавший у соседнего дерева, встаёт, затем снова падает. По ноге у него обильно струится кровь, сапог становится тёмнокрасным...
— Я ранен, — говорит он спокойным, но чужим голосом.
Ерёменко перевязывают, ведут к машине. Генерал-полковник приказывает шофёрам по одному на полной скорости проскочить через поле и ждать вне зоны обстрела. Всей группе пройти лесом туда же и продолжать путь. Офицеры на ходу продолжают обсуждать создавшуюся обстановку...
Судя по тому, как ложились снаряды разных калибров, можно было предположить, что ведётся заранее подготовленный огонь, а не огонь случайно ставшей на позицию батареей. Темп стрельбы, его направленность подсказывали, что огонь вёлся не в целях временной обороны, а скорее в интересах наступления. Но какими силами? Ведь немцы здесь разбиты. Ради чего и почему в этом направлении они пойдут в атаку?..
Мысль неустанно ищет ответа. Вспоминается Днепр. Он был форсирован танковым соединением генерала Кравченко, которое, не задерживаясь, преодолело и вторую водную преграду западнее Днепра — реку Ирпень. Тогда, чтобы спастись от катастрофы, немцы нанесли удар вдоль Днепра, стремясь отсечь “под корень” наши войска у переправ. Генерал Кравченко вернулся на восточный берег реки Ирпень и разгромом наказал врага за наглость.
Вывод: немцы повторяют опыт Днепра. Это — не попытка огнём случайной батареи или даже дивизионом задержать наше движение по шоссе, а оперативный план врага: ударом с фланга по единственной коммуникации танкового соединения сорвать форсирование Вислы. Хитрое и наглое решение. Для его осуществления у немцев есть дивизии, правда, битые, но они остались на флангах нашего движения. Это закономерно. Мы стремились не прогнать (противника за Вислу, а разбить его, обогнать и выйти раньше немцев к берегу. Этот успех достигнут. Теперь необходимо его обеспечить с флангов, с тыла. Это не трудно сделать в борьбе с дезорганизованным [106] врагом. Но у него в руках остались мосты на Висле и железнодорожная станция, куда он может подвезти свежие части с западного берега. Пойдут ли немцы на опасную для них затею? Ведь их частям грозит уничтожение на восточном берегу? Могут пойти. Для гитлеровских генералов характерно — не жалеть войска, бросая их на авантюру, тем более, что здесь она заманчива и кажется противнику единственным спасением. Ведь Висла — последний водный стратегический барьер на подступах к границам Германии. За Вислой до Берлина только Одер. Следовательно, можно ждать не только обороны немцев, а и наступления.
Генерал-полковник глядит на карту и приказывает вести разведку в сторону флангов и вперёд, усилить прикрытие фланга и подтянуть сюда отдельную часть, ещё дерущуюся у Перемышля.
* * *
Над Вислой властвовала тишина. Багрово-красное солнце опускалось за лесом на западном берегу и точно кровью окрашивало волны... Волны катились на север, к Балтике и тихо плескались у берега. Запоздалые ласточки резвились у берегов, снижались к волнам, точно купаясь в воде и в воздухе, а высоко над Вислой, в поднебесье, старые аисты учили парить свой выводок.
По обоим берегам Вислы, вдоль широкой поймы тянулась, насколько охватывал глаз, высокая дамба (по карте было видно, что она тянется на сотни километров) , которой польские крестьяне оградили свои поля от разливов реки. Машина командующего поднялась на дамбу и двинулась вдоль берега.
Стоя в машине, генерал-полковник рассматривал местность. Войска соединения, вышедшие на восточный барьер, были почти не видны. Танки замаскировались в лесах и кустарнике. Шофёры и мотопехота отрыли в дамбе глубокие ниши. Люди и машины были защищены от снарядов и бомб противника.
Было ясно, что соединение опередило немцев и вышло на слабо обороняемый участок. Наша разведка действовала уже на западном берегу, правее; там же [107] сосредоточивалось соседнее танковое соединение. Надо решительно и быстро передовым отрядом с хода форсировать реку, захватить и расширить плацдарм, отразить контратаки врага (который будет пытаться сбросить нас в Вислу) и обеспечить переправу своих главных сил.
Наступление с форсированием является сложнейшей операцией. Река разъединяет части и тылы. Все переправы очень уязвимы для огня. Из-за этого порой возникает временный и даже длительный перерыв питания и эвакуации. Невозможен бывает манёвр резервами из глубины.
Форсирование Вислы, поскольку враг находился на обоих берегах, было вдвое сложнее и во много раз опаснее.
Перед генералом стояла труднейшая задача — быть сильным одновременно на обоих берегах. И чем успешней будет итти форсирование, чем больше войск будет на западном берегу, тем, понятно, меньше их останется на восточном берегу, тем опаснее будет их положение, особенно к концу, когда здесь останутся одни тылы. Мысленно генерал обращался нз запад, где враг готовил контратаки и куда соединение должно было наступать, решая свою главную задачу. Думал он и о востоке, где противник мог парализовать решение этой главной задачи ударами с тыла — на север и на юг, так как на флангах соединений оставались части противника. Всё это было трудно и опасно, но закономерно. Танкисты знали, что сзади идут стрелковые соединения, но пока, вырвавшись вперёд, они должны были оберегать фланги и тылы своего соединения лишь собственными силами.
Так наши танковые соединения форсировали Дон у Калача под Сталинградом в расположении противника, так они преодолевали Днестр, Прут, десятки других больших и малых рек. И здесь, на Висле, танкисты шли намеренно на острую, опасную, но выгодную борьбу в глубине вражеской обороны. Генерал тревожился. Основные силы танкового соединения были в сборе на берегу, но одна отдельная часть ещё вела бой далеко на восток от Вислы. Соединение пришло на Вислу из-за [108] Львова после тяжёлых маршей и боёв и, быстро выполнив задачу, достигло берега. А эта отдельная часть ввязалась в затяжную схватку.
Нельзя было ждать подхода всех частей. Это значило дать противнику возможность укрепиться по западному берегу. Танковое соединение получило приказ форсировать реку немедленно, в расчёте, что часть, еще дерущаяся на востоке, закончит там бой и быстро подойдёт.
Штаб чётко руководил форсированием. Расширял участок переправ, обеспечивал их от огня с земли и с воздуха, детально занимался техникой погрузки на паромы, в лодки, маневрировал средствами переправы, широко организовал сапёрные работы, прочно связавшись с авиацией прикрытия.
Одновременно штаб руководил развёртыванием сил за Вислой и боем отдельной части восточнее Вислы. Постепенно выводя её из боя, штаб послал второй приказ: скорее итти на переправы и прикрыть шоссе, ведущее на Вислу. С шоссе пришло сообщение, что враг действительно вёл наступление, но был отброшен, и шоссе свободно.
Но, как всегда бывает на войне, вместе с хорошими вестями пришли тревожные. Группы немецких танков с автоматчиками появились в новых пунктах. Движение противника на нашем фланге усиливалось, хотя и медленно, точно ощупью.
Соединение продолжало переправу. Вскоре противник открыл её, и начался жестокий артиллерийский обстрел. Появились немецкие самолёты, и воды Вислы забурлили от взрывов.
Снесло причалы. Паром был разбит. На дно реки ушло два танка. Кровь наших сапёров окрасила песок на берегу. Над Вислой наши истребители схватились с немцами. По огневым позициям врага ударили гвардейцы-миномётчики. Низко над водой и берегами плыла дымовая завеса, прикрывавшая движение наших войск. Враг был подавлен. Всё утихло. Сотни рыб, убитых взрывами, плыли по течению, качаясь и серебря волны.
Но враг не унялся. Он налетел ночью. В тёмном небе повисли его осветительные “фонари”. С земли неслись [109] частым пунктиром трассы пуль, трепетали огни зенитных батарей. У переправ горели сёла, скирды соломы. Зарево пожаров отражалось в воде, и казалось, что горит Висла. Но из укрытия на восточном берегу выходили наши танки; рота за ротой, батальон за батальоном переплывали реку на паромах и скрывались в лесу на противоположном берегу. Им на смену выскакивали мотоциклисты; артиллеристы накатывали свои машины и орудия на понтоны и плыли. Сапёры неустанно строили, чинили. Гул напряжённого труда под старое “эй, ухнем” и короткие армейские команды звучал над широкой речной гладью.
Штаб использовал каждую минуту рейсорасчёта. Плановая таблица переправы осуществлялась.
С каждым часом всё успешнее шло форсирование. И с каждым часом всё опаснее становилась обстановка на восточном берегу.
* * *
Штаб расположился в лесу, западнее городка Майдан, рядом с шоссе, по которому на переправы безостановочно шли части и тылы. В лесу за городом развернулись госпитали. Офицеры связи дежурили, чтобы встретить передовые подразделения нашей части, заканчивавшей бой у Перемышля. Промчался на машине начальник штаба генерал Бахметьев. Он спешил встретиться на марше со штабом шедшего за нами стрелкового соединения и координировать усилия на обоих берегах.
Сведения о появлении новых групп противника поступали со всех сторон. Обстановка усложнялась и была неясна. Так бывает при действиях в расположении врага. Командующий всё ускорял форсирование. Неясность обстановки не значит, что надо остановить войска до выяснения, но требует вести их так, чтобы отразить любую неожиданность. Для этого наша отдельная часть и спешила к переправе с востока. Она либо подоспеет раньше и прикроет переправу, либо противник нанесёт удар — вот что решало дело. В этот момент в штаб донесли, что автоматчики и танки немцев ворвались [110] в Майдан. Быстро были приняты меры. Но на войне, как на войне: не всё бывает гладко. В манёвренной войне удары падают внезапно. Офицеру штаба танковых частей надо обладать большой выдержкой. На войне побеждает не только тот, кто умеет нанести внезапный сокрушительный удар, но тот, кто способен выдержать и ответить на встречный удар.
Опыт войны учил советских офицеров сразу видеть размер опасности, её возможные последствия и проявления. Воображение офицера штаба могло представить, как вражеские танки врываются в район госпиталей и от руки немецких извергов гибнут наши раненые, врачи и сестры. Не было сомнения, что скоро Майдан опять освободят. Но если даже не надолго прекратится питание войск резервами, снарядами, горючим, наши части за Вислой почувствуют в бою удушье и будут драться в неравных и невыгодных условиях.
Развив успех, противник вынудит менять командный пункт штаба, что сразу усложнит его работу.
К городу Майдан была двинута часть самоходной артиллерии, способная пока сдержать противника. Все тыловые учреждения приведены в готовность к бою — для них это обычно: тылы танкистов в глубоких операциях дерутся часто.
Разведка уточнила и донесла, что в Майдане не много немецких танков и пехоты. Но тут же поступили донесения, что на обоих флангах немцы начали атаки. Разведчики добыли “языка”, который оказался обер-ефрейтором штурмовой пехотной дивизии “Бис”. Пленный сообщил, что дивизия “Бис” заменяет такую же штурмовую пехотную дивизию, полностью уничтоженную. Она переброшена на восточный берег Вислы, чтобы вместе с оставшимися здесь частями отбросить русских от переправы и обеспечить их уничтожение за рекой. Пленный видел на станции 130 танков, двинувшихся к переправам. Это совпадало с данными, полученными из другого источника, о 60 немецких танках. Примчался запылённый офицер артиллерийской части, оборонявшей с фланга переправы, и доложил, что три часа назад артиллеристов атаковали “тигры”. Идёт тяжёлый бой. [111]
Атаки танков отражены, но немецкие автоматчики пробрались лесом и окружают батареи. Артиллеристы решили драться в окружении и ждать поддержки.
В последнем сообщении говорилось, что десять “тигров” движутся лесной дорогой на командный пункт штаба соединения. В хату доносится стрельба. Слышны удары противотанковых орудий, дробь пулемётов. Дерётся охранение штаба — испытанное подразделение. Вспыхивают бои на новых направлениях. В тылу, где расположен город Майдан, бьёт артиллерия. Неподалёку к лесу поднялось зарево пожаров. Теперь уже не в воображении, а непосредственно видна опасность, грозящая и переправам, и тылам, и штабу...
Проще всего, казалось бы, вывести штаб на новый, безопасный командный пункт. Но это отдалит его от войск, нарушит управление. Штаб танковых частей не переменит места в целях самосохранения — он почти всегда работает с войсками в зоне боёв и смерти, уверенный, что свои части всегда его прикроют. В близости штабов к войскам на поле боя — их относительная безопасность и твёрдость управления. Спокойствие и выдержка в таких боях необходимы штабу. Штабные командиры не раз меняли командный пункт, когда немецкие танкисты уже врывались в те улицы, где штаб работал. Он продолжает уверенно работать и сейчас. Раненый полковник Ерёменко не покидает штаба, руководя оперативной работой.
Вернулся и начальник штаба генерал Бахметьев. Он рассказывает, как ушёл на “виллисе” от немецких автоматчиков, перехвативших шоссе. Для генерала это было менее опасным испытанием, чем в предыдущую операцию. Тогда соединение так стремительно пошло вперёд, что штаб, дабы не нарушить управления, перемещался на самолётах. В воздухе два “мессершмитта” подожгли штабной “У-2”. При посадке он “скапотировал”, и генерала выбросило в рожь...
Приезд начальника, его спокойствие внесли в работу штаба ещё большую уверенность и деловой расчёт. Шло уточнение обстановки, чтобы отделить истинные данные от ложных слухов. Разведчики на бронемашинах [112] искали новых данных. Выяснилось, что 60 замеченных немецких танков являются не какой-либо отдельной группой, а частью тех, которые видел пленный.
Кстати, нужно ли верить пленному? Может быть, он путает намеренно или врёт в угоду нам, в обоих случаях создавая ложную картину? Но сколько раз на войне незаметный как будто бы факт выявлял всю обстановку. Показаниями пленных нельзя пренебрегать.
Штаб военно-воздушных сил ещё раз подтвердил, что выгрузки эшелонов с танками не происходило. Значит, на этом берегу не новая танковая дивизия, а танки четырёх дивизий, с которыми мы уже дрались раньше.
Действительно, дивизия “Бис”, укомплектованная по штату полностью, является серьёзной силой. Она заканчивает выгрузку, чтобы вместе с другими уцелевшими частями атаковать наши войска. Всего на восточном берегу собралось у немцев до трёх дивизий пехоты и танков
С карандашом и циркулем в руках в штабе ведут расчёт движения немцев. Зная, сколько поездов пропустит станция и день начала выгрузки, можно сказать, когда дивизия будет готова к выступлению. Сейчас она ещё не вся собралась, и наступают её передовые части, но к утру, как можно предположить, учитывая расстояние дороги и ряд новых данных разведки, завяжется серьёзное сражение. К утру здесь будет наша часть, которая вышла из боя у Перемышля и форсированным маршем движется сюда; она выбьет противника из Майдана и, безусловно, даст отпор дивизии “Бис” и танкам...
В эту минуту поступает радиограмма. В районе, где идёт эта часть, льёт дождь, реки поднялись, водой снесло все низководные мосты, наведённые вместо постоянных, взорванных немцами. Сапёры, мотопехота и танкисты наводят новые мосты, но к утру, к бою не успеют. Мотопехота появится лишь в полдень, а танки — к вечеру. Это значит, что они придут, когда, возможно, наши части будут уже раздавлены огромным перевесом сил противника.
С минуту в штабе длится мёртвое молчание. Каждый ищет новое решение. Опять звонок по телефону. Генерал-полковнику докладывают обстановку с западного [113] берега. Там наступление развёртывается успешно... Какие думы обуревают генерала, какие вопросы ждут решения? Может быть, враг намеренно заманивает нас дальше, чтобы потом отсечь от переправы по западному берегу? Вряд ли. Немцы знают, что захваченных плацдармов Красная Армия не сдаёт. Танкисты этой части дрались в двухстах метрах от правого берега Днепра и то не отдали плацдарма. Может быть, следует, учитывая положение на восточном берегу, остановить войска на западном?.. Нет. Ни на час... Вперёд! На запад!.. Надо учитывать, что если тебе тяжело, то и врагу не легко. Надо представить себе, что значит для него, столько раз битого, наше движение на запад, отбрасывающее расположенные там немецкие войска от войск, оставшихся восточнее Вислы. А главное — не упускать инициативы.
Но нужно иметь большую силу воли и веру в стойкость своих войск, чтобы в этой обстановке отдать приказ продолжать наступление. Оно продолжится, и к вечеру страна узнает о новых освобождённых пунктах. А на восточном берегу нужно искать других решений. Время идёт. Ночь коротка. Немцы накапливаются в лесу и ждут рассвета.
* * *
Решено из части, которая остановилась у разрушенных мостов, взять только танки, посадить на них десант пехоты, дать им иной маршрут, более длинный, но через уцелевший мост. Это потребует от командиров и водителей танков нового напряжения. Успех решит даже не бой — в нём нет сомнения, — а график марша. Высчитано, что на новом маршруте тайкам нехватит горючего. И тылам приказано пробиться с цистернами навстречу танкам. Просчёты в возможностях танкистов, в анализе маршрута — просчёты циркуля — грозят потерями соединению и срывом боевой задачи.
Решение принято, но связь с частью нарушилась. Что с ней случилось, никто не знал. Тогда с аэродрома в ночную темь поднимается офицер связи. Ему приказано найти танкистов, лично провести их по новому маршруту и поставить к утру на направление удара. [114]
Этого мало. Сила нашего движения на запад в том, что оно совершается могучими соединениями всех родов войск. Сложность обстановки на фронте для одного из них компенсируется продвижением соседних, точно так же как общая удача не исключает гибельной опасности для какой-то части войск. Так и сейчас... Сделав всё, что было в его силах, штаб обратился за помощью к соседям. Радио связало начальников штабов соединений Бахметьева и Шалина. Они приняли меры. Вышестоящий штаб следит за обстановкой, координирует усилия соединений.
На Майдан пошли с востока танкисты — герои Прута и Днестра. Южнее двинулось стрелковое соединение. Руководимые по радио, скрытые лесами, по просекам шли ночью боевые части 1-го Украинского фронта и к утру развернулись. Офицер связи нашёл нашу часть, донёс, что график марша выдержан и голова колонны
танков подходит с юга к Майдану. Штаб ВВС сообщил, что ночные самолёты фронта жгли станцию, тыл и танки немцев. В этот момент потребовали из штаба фронта доложить об обстановке...
Начальник штаба доложил о выходе частей в указанный район, о готовности отбить противника. “Этого мало. Теперь ваша задача — разбить противника и уничтожить его полностью восточней Вислы”, — приказали из штаба фронта.
Брезжит рассвет. Сон валит с ног. Над картами у радио работают в лесной сторожке штабные офицеры. По полям, в лесу сводились наши части. За лесом розовел восток, видно было зарево пожара на севере и юге. Беззвучной тенью промелькнула и пропала последняя летучая мышь. Потом запели птицы. И грянули тяжёлые орудия.
* * *
В тот день Совинформбюро сообщило о ликвидации плацдарма немцев на правом берегу Вислы, от устья реки Сан до Тарнобжега. И завязались новые бои на левом берегу за расширение мощного плацдарма на Висле у Сандомира.
На Висле