Д.М.МАГОМЕДОВА
(Москва)
СИМВОЛИСТСКИЙ ПОДТЕКСТ В СТИХОТВОРЕНИИ Б.ПАСТЕРНАКА "НОЧЬ"
Стихотворение Б. Пастернака "Ночь" уже не раз привлекало внима-
ние исследователей, вызывая в памяти те или иные параллели и соотносясь
с разнообразными культурными традициями. В.А. Рогачев сопоставлял
"Ночь" с тютчевскими космическими образами1. В.С. Баевский указал на
возможную связь стихотворения с лермонтовским "Демоном", байронов-
ским романтизмом2. Однако несмотря на то, что В.С. Баевский неодно-
кратно отмечает огромное значение символистской поэтики для формиро-
вания художественного мира Пастернака3, стихотворение "Ночь" в кон-
тексте этой традиции до сих пор не рассматривалось.
Возможность сопоставления "Ночи" с символистскими текстами в
какой-то степени подсказана серией статей М.Л. Гаспарова о ритмико-
синтаксических клише и семантическом ореоле метра. В статье о семанти-
ческом ореоле трехстопного ямба выделена особая тематическая группа,
сложившаяся на рубеже Х1Х-ХХ вв. и условно названная "Кредо". Не-
трудно догадаться, что речь идет о программных поэтических деклараци-
ях. Трехстопный ямб выступает в этой тематической группе в двух разно-
видностях: с чередованием дактилических и мужских окончаний ("Хочу,
чтоб всюду плавала // Свободная ладья") и с чередованием женских и
мужских окончаний ("Нам вольные кочевья // Сулила Красота"). "Ночь",
по словам М.Л. Гаспарова - "классический образец этой семантики"4. В
числе стихотворений того же типа (с чередованием женских и мужских
рифм), написанных до "Ночи", М.Л. Гаспаров упоминает два стихотворе-
ния Вяч. Иванова 1904 г.: "Поэты духа" и "Крест зла". К ним необходимо
добавить еще одно стихотворение К. Бальмонта из сборника "Будем как
Солнце" - "Мне снятся караваны...". По крайней мере два из этих стихо-
творений - "Поэты духа" и "Мне снятся караваны..." - содержат несо-
мненные лексические и тематические переклички с текстом "Ночи", оче-
видные даже при самом поверхностном чтении.
К. Бальмонт
* * *
Мне снятся караваны,
Моря и небосвод,
Подводные вулканы
С игрой горячих вод.
Воздушные пространства,
Где не было людей,
Игра непостоянства
На пиршестве страстей.
Мне снится, что змеится
И что бежит в простор,
Что хочет измениться
Всему наперекор.
Вяч. Иванов
Поэты духа
Снега, зарей одеты
В пустынях высоты,
Мы - Вечности обеты
В лазури Красоты.
Мы - всплески рдяной пены
Над бледностью морей.
Покинь земные плены,
Воссядь среди царей.
Не мни: мы в небе тая,
С землей разлучены, -
Ведет тропа святая
В заоблачные сны.
Б. Пастернак
Ночь
Идет без проволочек
И тает ночь, пока
Над спящим миром летчик
Уходит в облака.
Он потонул в тумане,
Исчез в его струе,
Став крестиком на ткани
И меткой на белье.
Под ним ночные бары,
Чужие города,
Казармы, кочегары,
Вокзалы, поезда.
Всем корпусом на тучу
Ложится тень крыла,
Блуждают, сбившись в кучу,
Небесные тела.
И страшным, страшным креном
К другим каким-нибудь
Неведомым вселенным
Повернут Млечный путь.
В пространствах беспредельных
Горят материки.
В подвалах и котельных
Не спят истопники.
В Париже из-под крыши
Венера или Марс
Глядят, какой в афише
Объявлен новый фарс.
Кому-нибудь не спится
В прекрасном далеке
На крытом черепицей
Старинном чердаке.
Он смотрит на планету,
Как будто небосвод
Относится к предмету
Его ночных забот.
Не спи, не спи, работай,
Не прерывай труда,
Не спи, борись с дремотой,
Как летчик, как звезда.
Не спи, не спи, художник,
Не поддавайся сну, -
Ты - вечности заложник
У времени в плну.
Сравнивая "Ночь" со стихотворением Бальмонта, легко заметить
совпадение перечислительных конструкций ("Мне снятся караваны, // Мо-
ря и небосвод" - "Под ним ночные бары, // Чужие города"), лексические
переклички ("Воздушные пространства" - "В пространствах беспредель-
ных"; "Моря и небосвод" - "Как будто небосвод"). В стихотворениях Вяч.
Иванова и Пастернака всего ярче переклички программных деклараций
("Мы - Вечности обеты // В лазури Красоты" - "Ты - вечности заложник //
У времени в плену"); у Вяч. Иванова эта афористичная формула открывает
стихотворение, у Пастернака - завершает. Мотив "плена" есть и в стихо-
творении Вяч. Иванова ("Покинь земные плены"). Повторяется и мотив
"таять": "Не мни: мы в небе тая" - "И тает ночь". И во всех трех стихо-
творениях чрезвычайно важен мотив сна. Стихотворение Бальмон-
та начинается и завершается словами "Мне снятся" - "Мне снится". Сти-
хотворение Вяч. Иванова завершается образом "заоблачных снов". В сти-
хотворении Пастернака - настойчивое: "Не спи, не спи... Не поддавайся
сну" в финале стихотворения.
Однако все три стихотворения резко различаются в самом важном: в
способе развития поэтической темы, в построении лирического сюжета.
Здесь уместно сказать, что проблема тематического развития в лирических
жанрах как важнейшего аспекта изучения поэтики была поставлена еще в
работе Б.В. Томашевского "Теория литературы. Поэтика"5, но до сих пор
не получила надлежащей разработки. На перспективность такого подхода
указывал и Н. Коварский, утверждая, что способы развития темы в лири-
ческом стихотворении, как и стихотворные размеры, "отличаются значи-
тельно большей устойчивостью, нежели элементы стиховой семантики, за-
висимость которых от метода и мировоззрения поэта гораздо более непо-
средственна"6.
Стихотворение Бальмонта с точки зрения развития темы - образец
символистского "парадигматического" объединения разнородных реалий,
сфер бытия: караваны, моря, небосвод, вулканы, непостоянство, воз-
душные пространства, могильная лавина губительной чумы. Они объ-
единены лишь тем, что они "снятся" лирическому "я", а в конце стихотво-
рения именная цепочка расшифровывается с помощью цепочки глаголь-
ных предикатов и обретает подлинное единство: "Мне снится, что змеится
// И что бежит в простор, // Что хочет измениться // Всему наперекор". В
работах И.В. Корецкой уже говорилось, что в особом пристрастии симво-
листов к тому, "что круглится, ветвится, вьется, сказалось стремление уйти
от того жестко ограненного, прямолинейного, угловатого, что присуще
противоестественному механическому миру"7. Дважды повторенное слово
"игра" ("С игрой горячих вод" и "Игра непостоянства") вместе с глаголь-
ными предикатами создает прихотливо изменчивый образ мира - и при-
родного, и человеческого. Художник же в этом мире оказывается в роли
"сновидца", прозревающего текучую глубину мироздания. Характерно,
что в стихотворении Бальмонта нет ни одного четко очерченного предме-
та: названы либо стихийные явления, либо душевные движения ("Игра не-
постоянства // На пиршестве страстей").
Совершенно иначе мотивирована перечислительная конструкция в
стихотворении Пастернака. Во-первых, перечисленные реалии - не снови-
дения, а то, что видит поднявшийся в самолете летчик. Во-вторых, видит
он прежде всего материальные предметы и даже (что очень странно) лю-
дей вполне земных и простых профессий (кочегары, истопники). Ху-
дожник появляется лишь во второй половине стихотворения, причем
"узнается" не сразу, а по мере "приближения" (сначала это "кто-нибудь",
затем "он" и лишь затем - "художник", с которым лирический повествова-
тель вступает в диалогический контакт: "Ты - вечности заложник"). В-
третьих, совпадающие с бальмонтовскими образы "беспредельных про-
странств", "материков" и "небосвода" у Пастернака принципиально урав-
нены в правах с "подвалами", "котельными" и даже, кажется, находятся в
причинно-следственной зависимости ("горят материки" - "не спят истоп-
ники"). Сказывается это и в стилистическом спектре пастернаковского
текста, где привычные в символистском словаре поэтизмы ("тает ночь",
"туман" и т.п.) соседствуют с разговорными и бытовыми "идет без прово-
лочек" и "меткой на белье". Стилистическая иерархия разрушается так же,
как иерархия "земного" и "небесного".
Обратимся теперь к стихотворению Вяч. Иванова. Внутренний мир
этого стихотворения организует привычная для "младших" символистов
вертикальная композиция, противопоставляющая "земные плены" "заоб-
лачным снам". Путь от "земного" к "лазури Красоты", восхождение к "не-
бу" ("воссядь среди царей") и есть подлинное назначение поэта ("тропа
святая"). И снова обращает на себя внимание отсутствие каких бы то ни
было предметов во внутреннем мире стихотворения, а также принципи-
альная дематериализация лирического "мы" ("Мы - Вечности обеты // В
лазури Красоты").
И снова следует сказать, что главный для Иванова мотив восхожде-
ния к небу получает у Пастернака "земную" и материалистическую моти-
вировку: "подъем" доступен не "поэтам духа", а летчику. Более того, ху-
дожник должен уподобиться не только "звезде", что вполне привычно для
романтической и символистской поэтики, но прежде всего "летчику". Са-
мое же главное, в чем должен уподобиться художник "летчику" и "звез-
де", сформулировано с отчетливостью декларации: "Не спи, борись с дре-
мотой".
Мы подошли к ключевому мотиву "сна", резко отделяющему стихо-
творение Пастернака от символистских текстов. И у Бальмонта, и у Вяч.
Иванова "сон" - символ творческого освоения мира, а у Иванова - еще и
возможность выхода за пределы земного плена. У Пастернака мотиву
"сна" вначале возвращается предметное значение ("Над спящим миром",
"Не спят истопники", "Кому-нибудь не спится"). Затем значение его вновь
расширяется, но теперь "сон" становится символом духовной лени. Знаме-
нитые строки: "Не спи, не спи, работай, // Не прерывай труда" - выглядят
как полемическое противопоставление символистской концепции поэтиче-
ского творчества постсимволистскому осмыслению творчества как труда,
как искусства-ремесла в средневековом понимании, и - еще шире - как ак-
тивного духовного соучастия в мировом бытии, принципиально не вы-
страивающем иерархию между "вечностью", "космосом" и "временным",
"земным", вещным. Отсюда - незаметное, но существенное переосмысле-
ние декларативной формулы: "Мы - Вечности обеты // В лазури Красоты"
в соседстве с императивным "Покинь земные плены", замена их на поле-
мическое: "Ты - вечности заложник // У времени в плену".
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Рогачев В.А. Категория космического в поэтическом мире Ф.И. Тютчева //
Проблемы творческого метода. Тюмень, 1979. С. 78.
2 Баевский В.С. Б. Пастернак-лирик. Основы поэтической системы. Смоленск,
1993. С.146-148.
3 Там же. С.26-27, 39, 98-118.
4 Гаспаров М.Л. Семантический ореол метра: К семантике русского трехстопно-
го ямба // Лингвистика и поэтика. М.; 1979. С.299.
5 Томашевский Б.В. Теория литературы. Поэтика. М., 1996. С.230-243.
6 Коварский Н.А. Н. Апухтин // Апухтин А.Н. Стихотворения. Л., 1961. С.28.
7 Корецкая И.В. Метафорика "юности" // Корецкая И.В. Над страницами рус-
ской поэзии и прозы начала века. М., 1995. С.255.
Содержание
Литературоведение |
Home