Предлагаемые к публикации военные письма Василия Гроссмана направлены на один и тот же адрес — город Чистополь Татарской АССР. Туда в эвакуацию были отправлены многие писатели, например Борис Пастернак, а также жены и дети писателей-фронтовиков.
С июля 1941 года по май 1943-го там находилась жена Василия Гроссмана — Губер Ольга Михайловна с двумя сыновьями — моим старшим братом Мишей и мной. Миша погиб при взрыве снаряда во дворе чистопольского военкомата и остался в Чистополе навсегда.
После Сталинграда Василий Гроссман часто ездил на различные фронты Отечественной войны, но не на очень долго, и возвращался в Москву, чтобы написать очередной очерк.
В мае 1943 года мы вернулись в Москву, разлуки с Гроссманом стали недолгими, надобность в письмах практически отпала. Предлагаемые вниманию читателя письма охватывают весь период активной переписки.
Хочу объяснить, почему Василий Гроссман называет мою маму Ольгу Михайловну Люсей. Это ее домашнее имя, по-видимому, это пришло как Ольга—Олюся—Люся.
При публикации писем Гроссмана сохранены особенности авторского написания.
1
Дорогая моя, любимая!
Пользуюсь случаем передать тебе письмо. Уже 10 дней, как ты уехала. Пустой дом без тебя, пустое сердце. Но Люсенька тысячу раз было правильно решение о твоем отъезде — вызвали меня сегодня, поеду в ближайшие дни корреспондентом «Красной звезды». Что бы ты делала здесь одна, без меня, как бы выехала? Материальные дела устроятся твои, я буду получать 1200 руб. в месяц и смогу сделать распоряжение, чтобы чистопольский военкомат выплачивал тебе ежемесячно деньги. Так что не беспокойся об этом. Береги свое здоровье, не берись за тяжелую работу, помни о своем сердце.
Я рад, что еду — очень тяжело сидеть одному, без определенного дела, мучительно тяжело. Теперь буду «при деле», на интересной корреспондентской работе. Словно тяжесть сняло, гораздо веселей стало на душе.
Буду писать тебе, но так как письма идут из рук вон плохо, то не беспокойся, если не получишь в срок письма. Ну вот, родная, расскажу тебе свои новости за эти 10 дней. От мамы ничего не имею, но то, что слышал, совсем невесело — очень, очень у них там плохо1. Приезжал сегодня Петр Иванович2 советоваться. Вероничку эвакуируют, она поедет с Марусей, он не поедет, т.к. совсем плох. Страшно же ждут они весточки от тебя — мечтают к тебе приехать. Напиши им непременно, телеграфируй, Семен Григорьевич3 вернулся из ополчения, сейчас в Москве живет. Ида4 сегодня уехала пароходом в Уфу, проедет мимо тебя, может быть, случайно увидишь ее — ох баба она, конечно, но нелегко ей на душе. Умерла Прасковья Васильевна скоропостижно, комната ее опечатана, а часы до сих пор бьют, слышно за стеной.
Женни Генриховна все время жила на даче, сегодня переехала в город. Джина5 отдали Марье Михайловне — молочнице нашей. Она обещала отдать его, как только вернутся ребята с тобой в Москву. Моя любимая, крепко целую тебя, обнимаю, еще и еще целую. Будь спокойна, бодра, помни, что мы должны еще жить вместе в свободной и счастливой России.
Твой Вася
Поцелуй ребят. Привет Письменным6 и четырем Михайловнам.
Пиши мне на московский адрес пока. Твои 2 телеграммы получил, порадовался им. Получила ли ты моих 2 письма.
21 июля 1941 г.
Москва.
Люсенька, в случае, если в московской квартире никого не будет, можешь написать на редакцию «Известий» Войтинской для передачи мне либо на редакцию «Красной звезды».
1 Мать Василия Гроссмана Екатерина Савельевна была расстреляна в Бердичеве в сентябре 1941 года.
2 Петр Иванович Ваврисевич — муж маминой сестры Марии Михайловны (Маруси).
3 Семен Григорьевич Гехт — писатель, знакомый Гроссмана.
4 Ида Бобрышева — жена близкого друга Василия Гроссмана, погибшего в московском ополчении.
5 Коричневый пудель Гроссмана.
6 Александр Григорьевич Письменный — писатель, знакомый Гроссмана.
2
16 сент. 41 г.
Дорогая Люсенька, пользуюсь новой оказией, чтобы послать тебе несколько слов. Вчера послал тебе письмо, четыре дня назад, все с оказией снова, послал письмо — получила ли их уже?
Я здоров, чувствую себя хорошо. Вижу много интересного, езжу много, постоянно меняю свое жительство — такова наша фронтовая жизнь.
Пишешь ли мне? Пока писал тебе, с балки нашей землянки капнула на открытку смола. Хожу по лесу, смотрю на грибы, скучаю по тебе. Получаешь ли деньги уже через Райвоенкомат? Ты поглядывай в «Красную звезду». Раза 2 в месяц появляются там мои заметки — вот тебе будет добавочный привет от меня. Письма пиши на домашний адрес, а если понадобятся какие-нибудь справки, пиши в «Красную звезду». Целую тебя и очень люблю, твой Вася.
3
14 октября 1941 г.
Дорогая моя, хорошая, послал тебе два письма, уезжают писатели. И хочется еще поболтать с тобой, рассказать тебе, как люблю тебя. Но так как рассказать такую вещь нельзя, то и не знаю, как это сделать. Я в Москве уже 3 дня, вероятно, дня через 2 поеду снова на фронт. Там все проще и суровей, легче дышать. И люди там простые, скромные, не знающие цену своей простой душе. Это один повар, когда я его спросил, как он пошел на верную смерть, сказал мне: «У меня душа простая, как балалайка, ей пять копеек цена, не страшно с ней расстаться, вот людям ученым дело другое». Он и не знал, как дорого стоит его душа. Что сказать тебе? Видел я во время войны столько, сколько за всю свою жизнь конечно и не насмотрел и не пережил. Стал словно другим человеком. И в этой войне я понял, как люблю тебя. Помнишь ты мне иногда говорила: «Вася ты не любишь меня». Ну вот, здесь-то я понял, проверил себя там, где не живут иллюзии и ложные чувства, что моя любовь к тебе самое большое в жизни, — понял, что ты для меня дороже самой жизни. Вот это ты запомни любовь моя и знай эту мою любовь, не забывай ее никогда. Видел я много людских страданий, эта война безмерно жестока. Фашисты воюют не только против мущин, но и женщины, дети, старики все выносят страшные, безжалостные удары. Видел я сожженные города, села, видел столько, что порой удивляюсь, куда это все входит, как вместилось в меня. Я верю, что мы с тобой увидимся, тогда все расскажу тебе, что видел и что пережил.
Ну вот, моя родная, помни, что всегда и всюду, в поле, в лесу, в дороге, в самые жаркие минуты и в тихие дни я думаю неустанно о тебе и твердо верю, что мы с тобой будем вместе до конца нашей жизни, легкой ли, тяжелой ли будет она.
Целую тебя крепко, моя дорогая и любимая. Твой Вася
Поцелуй ребят.
Пиши мне в Москву, а если будет трудно пиши в редакцию «Красной звезды».
Родная моя, пишу тебе через тройную оказию и очень надеюсь, что письмо попадет к тебе. Ну а вдруг попадет, да еще к Новому Году! Живу я здесь хорошо. Бытовые условия превосходные — кормят отлично, вкусно, украинской едой, есть и выпивка в нормах, установленных командованием. Настроение хорошее — ведь дела наши и на фронте теперь хороши и сердце радуется от этого. Народ меня здесь окружает милый. Здесь кстати Твардовский, я у него ночевал 2 ночи, мне с ним было очень приятно встретиться. Хороший он парень. Передай его жене, что глядит он превосходно и вообщем в полном порядке. Здесь же Долматовский — такой же, как был — «утроба крокодила ему не повредила»1 и Мих. Розенфельд.
Вернулся я 3 дня назад с фронта. Теперь пишу. Насмотрелся много, теперь все иначе, чем летом. Дороги, степь в разбитых немецких машинах, брошенных пушках, валяются сотни немецких трупов, каски, оружие. Мы наступаем!
Моя радость, все хорошо, плохо лишь, что тоскую по тебе и беспокоюсь о твоем здоровьи. Ведь ничего не знаю — что ты, как? Л солнышко мое, как же мне узнать о тебе?
Ты, ради бога, не беспокойся если писем долго нет от меня — почта ведь ужасно скверно работает.
Мечтаю о встрече нашей, мечтаю о нашей жизни в нашей Москве. Будет все это, будет. Пиши мне родная на Куйбышев. По адресу Эренбургов2 либо Шкапской. А кроме того, попробуй писать и по этому адресу, вдруг дойдет: Действующая армия, полевая почтовая станция 28, политуправление, спецкору «Красной звезды» Гроссману.
Хочется мне ребят видеть. Как Мишины дела. Имеешь ли вести из Москвы. Как живут друзья мои. Привет сердечный Гехту, Письменному, Мунблиту3. Родная моя целую тебя, люблю тебя, думаю о тебе.
Твой Вася
20 декабря 41 г.
Ребят поцелуй.
Одет я очень тепло, как в печке сижу — теплое белье, ватник, ватные брюки, валенки, тулуп. Вот только беда — варежек нет. Потерял и те, что Маруся подарила, и те, что ты мне дала. Попробуй пошли мне, что связала. А тебе, что послать? Возит меня новый шофер — Гриша Галигузов. Тоже хороший, заботливый парень.
Ну вот радость моя, будь спокойна, спи хорошо, береги себя.
Целую тебя, глаза твои милые.
Твой Вася
1 Поэт Евгений Долматовский незадолго до этого вышел из окружения.
2 Илья Эренбург находился в это время в Куйбышеве. Там же находилась редакция газеты «Красная звезда».
3 Георгий Николаевич Мунблит — писатель, знакомый Василия Гроссмана.
4
Милая Люсенька, с Новым Годом тебя и ребят поздравляю. Я жив, здоров, одет тепло. Очень хочу тебя видеть. Уверен, что Новый Год будет для нас хорошим годом. Береги себя, не простуживайся. Помни, будем мы жить в нашей славной Москве. Пиши мне по адресу: Полевая почтовая станция № 28, политуправление. Спец. корреспонд. «Красной звезды».
Целую тебя и ребят крепко твой Вася
26 дек. 41 г.
5
6 марта 1942 г.
Милый Миша, получил твою открытку и был очень рад ей. Пиши мне почаще. Я соскучился по тебе и по Феде и хочу вас видеть. Я знаю, что ты помнишь свое обещание заботиться о маме. Напиши мне подробней о ней, как она и что. Напиши о себе и Феде — как ваши занятия, жизнь. Очень ли вас мучают морозы? Я получил открытку от тети Маруси. Джин живет на даче с Петром Ивановичем. Я теперь много работаю и все время почти в разъездах, но это мне не мешает часто думать о вас и скучать за вами. Целую тебя и Федю. В. Гроссман
Поцелуй маму.
6
10 марта 1942 г.
Здравствуй Федя. Как ты поживаешь, учишься? Я получил твою открытку, ты бы мне писал почаще. Я тебя часто вспоминаю и скучаю по тебе.
Дадут мне отпуск, приеду и пойдем с тобой на Каму рыбу ловить. Ладно?1
Учись хорошо, слушайся маму. Целую тебя. Папа
Поцелуй маму и Мишу.
Вот на таком танке как-то прокатился и я. Завидно тебе?2
1 Это обещание Василию Гроссману, конечно, выполнить не удалось.
2 На обороте открытки был в цвете изображен танк со знаменем на башне.
7
12 июня 42 г.
Милая моя Люсенька, вчера послал тебе телеграмму срочную о том, что повесть моя принята к печати в «Красной звезде»1. Ортенберг прочел ее, вызвал меня ночью и представь себе даже обнял меня и расцеловал, наговорил кучу самых лестных слов и сказал, что будет печатать повесть без сокращений, всю от первой до последней страницы2. Можешь представить себе, что я был чрезвычайно обрадован. В связи с печатанием повести я задержусь еще в Москве очевидно на довольно длительный срок. Теперь посмотрим, как примет ее читатель. Вопрос этот тоже не маловажный. Одновременно начал переговоры об издании книжки и возможно роман-газеты. Вообщем, дело с повестью пока идет удачно — посмотрим, как дальше будет. Ну вот, это о повести. Родненькая, я очень чувствую твое отсутствие и в тяжелые и в хорошие минуты жизни. Теперь. Так хотелось, чтобы ты была вместе со мной, порадовалась бы моему успеху, да собственно не моему, а нашему с тобой. Ведь у нас все общее Люсенька в жизни — и успех и неуспех.
Я все еще не привык к Москве, она в этом году как-то особенно очаровательна — зеленая, чистая, просторная, грустная немного.
1 Речь идет о повести «Народ бессмертен», первом крупном произведении о войне.
2 Повесть «Народ бессмертен» была опубликована в восемнадцати номерах «Красной звезды».
8
Милая Люсенька, пишу тебе несколько слов. Сейчас уезжают товарищи в Москву — я их просил оттуда послать письмо, может дойдет быстрей, чем по полевой почте. Пишу тебе очень часто — не знаю доходят ли до тебя письма эти.
Моя фронтовая жизнь идет так же, как шла раньше, бытовые условия хорошие, пока жив и здоров, верю, что встретимся с тобой в добрые времена мира, когда уже не будем разлучаться. Не знаю, как теперь ходит к вам почта, есть ли по Каме судоходство. Думаю постоянно о тебе, беспокоюсь, хочу тебя видеть.
Написал ругательное письмо редактору, не без интереса жду его ответа — написал ему о казенном отношении и чиновных нравах редакции. Здесь интересно сейчас, народ хороший, крепкий, воюют хорошо.
Целую тебя крепко твой Вася
Получил подарок, который дается всем участникам сталинградской обороны, он доставил бы много удовольствия Феде1, да не знаю, как переправить его.
22 октября 42 г.
1 Миша погиб в августе 1942 года.
9
Моя милая Люсенька, только что вернулся из города, чтобы отписаться. Шел уже по льду. Много больших впечатлений мне принесла эта очередная прогулка. Представь себе, милая моя, над Волгой, на обрыве могила Юры Беньяша1 Вадиного сына. Я отыскал его командира полка, и он мне подробно рассказал о Юре. Говорил со слезами в голосе. Юра командовал батальоном, воевал, как герой — подбил со своей противотанковой ротой 16 немецких танков, ходил в сумасшедшие атаки, все о нем говорят с восхищением. Он знал, что я здесь, и все пытался меня разыскать через людей из фронтовой редакции, писал мне письма, но ни одно так ко мне и не попало. Ну вот, я его разыскал. И некому даже написать о нем — нет у него ни отца, ни матери, ни дедушки, ни бабушки. Люсенька, много, много прошло сейчас перед моими глазами, так много, что удивляешься, как это входит еще в душу, в сердце, в мысль, в память. Кажется, что уже полон весь. Сидел позавчера в глубоком подвале разрушенного завода, шел бой за знаменитый здесь курган2 и слушал красноармейцы заводили патефон, сквозь треск и гул сражения печальную величавую песню, которую люблю очень
Что ж потемнели свечи вдруг,
Зажгите пунш скорей.
И девушек теснее круг
И песню веселей.
Помнишь «Ирландская застольная»? И меня это взволновало и тронуло, вот где пришлось послушать бетховенскую песню. И тронуло меня, что красноармейцам она очень нравится. Раз десять они повторяли ее. Тут много музыки — почти в каждом подвале, блиндаже патефон. Но ты наверное понимаешь, что тут не одна лишь музыка.
Родненькая моя, получила ли мое письмо, которое послал тебе с оказией, где пишу о том, чтобы подумать о переезде в Москву. Солнышко мое ясное, я полон тревоги за тебя и полон тоски по тебе. И я все время думаю о том, чтобы нам видеться хотя бы почаще, хотя бы столько, сколько можно во время войны. Может быть, радость моя, в этом и есть главное в твоем жизненном устройстве, а может быть это чистейшей воды эгоизм с моей стороны. И лучше и разумней тебе подождать весны. Вот поставил задачу и тебе и себе. Милая моя, хорошая, завтра сажусь писать длиннейший очерк и будь спокойна — сижу в тишине за столом, совсем, как в мирное время. Люсенька, ты знаешь меня радует, что в жизни у меня складывается так: когда работал в Донбассе, то уж работал на самой глубокой, на самой жаркой и самой газовой шахте — Смолянка II, а когда пришло время пойти на войну, то оказался я в Сталинграде — и я благодарю судьбу за это, только здесь можно понять, ощутить, увидеть войну во всем ее величественном, трагическом размахе.
Милая моя и любимая, думаю, что ты получаешь теперь мои письма, постепенно налаживается это дело. Адрес мой не прежний, а новый, сообщил его тебе в предыдущем письме: Полевая почта 2193, часть 24.
Пиши мне, моя радость, береги себя
Целую тебя крепко
Твой Вася
Поцелуй Федю.
Это письмо посылаю с оказией, его бросят в Москве.
25 декабря 42 г.
1 Юрий Беньяш — двоюродный племянник Василия Гроссмана.
2 Мамаев курган, на котором теперь находится Мемориал защитникам Сталинграда.
10
Милая моя и родная Люсенька, вот уже 4 дня, как я сижу на аэродроме и не могу улететь из-за отсутствия летной погоды. Просиживаю там полдня, а затем уезжаю в город обедать. Встретил на улице Нусинова, он сказал, что едет в Чистополь, и я спешу написать письмо, чтобы оно дошло до тебя быстрей и верней тех многочисленных писем, что послал тебе почтой. Я сильно изнервничался в ожидании самолета, хочется скорей доехать — во первых, чем позже вылечу, тем позже вернусь, во вторых — события грандиозные и я уже прозевал Харьков, при взятии которого должен был быть. А здесь как на зло оттепель, туманы и самолеты не летят из-за обледенения. Люсенька, мой родной, заходил сегодня в Союз писателей, справлялся относительно твоей реэвакуации в Москву. Комиссия будет заседать завтра-послезавтра, обещали все сделать — Скосырев и Резник. Если паче чаяния пропуск тебе вышлют до моего возвращения и будет ехать «партия», ты не жди меня, а присоединяйся. Я страшно беспокоюсь твоим чистопольским житьем, и чем раньше ты приедешь в Москву, тем радостней и спокойней мне будет. Если же я поспею вернуться, то конечно поеду за тобой и помогу переезду. Пусть «большое барахло» не пугает тебя, самое главное нам поскорей быть вместе и если нужно то оставь лишнее и приезжай с необходимым. Главное, налегать на продукты. Мне командировка выписана на фронт до 1 апреля. Вообщем, детонька, готовься к возвращению и если пропуск прийдет раньше и будет возможность ехать, то езжай. В случае если в квартире нашей будет еще холодно, всегда можно будет пожить у Маруси либо у Иды Бобрышевой или у Фраерманов, которые очень искренно предлагают свое гостеприимство тебе и просили об этом написать. Я встретил сегодня возле клуба Гурштейн (хлебную даму) и она мне рассказала, что ты плохо глядишь, температуришь и что нервы твои совсем плохие. И меня это привело в страшное расстройство, если б мог, то сегодня бы вызвал тебя из Чистополя, не хочу, чтобы ты там сидела хоть один лишний день. Надо этот тяжелый этап жизни заканчивать возможно скорей. Вот так, деточка, давай и условимся — будет пропуск, будет возможность ехать, то езжай, не теряя дней. Весна в этом году ожидается очень ранняя, и лед по Каме пойдет в начале апреля.
С фильмом моим1 уже всю работу кончил, писал уже тебе об этом. Фильм уже озвучен и «ошумлен» страшной пальбой. Это «не Рембрант», но интересно смотрится. Ты обязательно его посмотри.
Денег мне не заплатили, переведут недели через 2 на сберкнижку (10.000 т.р.). Это нам пойдет на молодоженное устройство наше в Москве, когда приедешь.
Очерки мои о Сталинграде пользуются большим успехом. Их издает Политиздат и «Совет. писатель», отдельными брошюрками издал Воениздат миллионным тиражом. Кроме того их перепечатывали в Англии и в Америке многие газеты, а сейчас там же они выходят отдельными книгами. Будет для тебя работа в Москве, назначу тебя своим помощником по редакционно-издательской части. Из друзей видел за дни пребывания в Москве — Кугеля, Сему2, Гехта, Фраермана. Виделся с Андреем Платоновым, писал тебе уже, что у них умер сын от туберкулеза, сгорел за 2 недели. Платонов сейчас от «Кр. звезды» поехал на фронт.
Детонька моя, я полон тоски по тебе, полон беспокойства о твоем здоровьи, живу мыслью одной — скорей видеть тебя и вывезти тебя в Москву.
Целую тебя много раз, моя любовь единственная.
Твой Вася
17 февраля 43 г.
1 Документальный фильм об обороне Сталинграда. Текст Гроссмана.
2 Е. А. Кугель, С. А. Тумаркин — друзья Гроссмана со студенческих лет.
Вступительная заметка, публикация
и комментарии Ф. Губера.