Аннотация: "Победил он могучих врагов..."
"Нет движенья в горах, всё замолкло и спит..."
"В этих бледных снегах мне не видно пути..."
"Мы шли с тобой вдвоем... Какою душной тьмою..."
"Я ждал тебя с тревогой и сомненьем..."
"Спит чудовище в сердце моем..."
"Свершался Страшный суд, и, взорами сверкая..."
Зимнею дорогой
"Там далёко, в синем море.."
"Что-то страшно чернеет в углу..."
Дома
"Ветер коснулся кустов обнаженных..."
Неизбежное
"Еще вчера весь день под окнами в канале..."
К ночи
В дороге
Майское утро
Мертвая пляска
Серый волк
Полет
Шут
Ранняя обедня
П. С. Соловьева
Стихотворения
----------------------------------------------------------------------------
Поэты 1880-1890-х годов.
Библиотека поэта. Большая серия. Второе издание
Л., "Советский писатель".
Составление, подготовка текста, биографические справки и примечания
Л. К. Долгополова и Л. А. Николаевой
Л., "Советский писатель", 1969
OCR Бычков М. Н. mailto:bmn@lib.ru
----------------------------------------------------------------------------
Содержание
Биографическая справка
287. "Победил он могучих врагов..."
288. "Нет движенья в горах, всё замолкло и спит..."
290. "В этих бледных снегах мне не видно пути..."
291. "Мы шли с тобой вдвоем... Какою душной тьмою..."
292. "Я ждал тебя с тревогой и сомненьем..."
293. "Спит чудовище в сердце моем..."
294. "Свершался Страшный суд, и, взорами сверкая..."
295. Зимнею дорогой
296. "Там далёко, в синем море.."
299. "Что-то страшно чернеет в углу..."
303. Дома
304. "Ветер коснулся кустов обнаженных..."
305. Неизбежное
306. "Еще вчера весь день под окнами в канале..."
307. К ночи
312. В дороге
313. Майское утро
315. Мертвая пляска
316. Серый волк
317. Полет
318. Шут
319. Ранняя обедня
Поликсена Сергеевна Соловьева была дочерью известного русского
историка и ректора Московского университета Сергея Михайловича Соловьева.
Она родилась в Москве 20 марта 1867 года. Ее дедом со стороны матери был
адмирал В. Романов, дважды совершивший кругосветное путешествие. В молодости
он состоял в дружбе с некоторыми из будущих декабристов, из-за чего
подвергся после 14 декабря аресту и недолгое время провел в Петропавловской
крепости. Родным братом поэтессы был известный философ и поэт Владимир
Соловьев, оказавший сильное влияние на формирование духовного облика сестры,
относившейся к нему с благоговением и преданностью.
Семейство Соловьевых было многочисленным; все его интересы
сосредоточивались главным образом вокруг напряженной работы отца над
многотомной "Историей России". Это был основной труд его жизни. Несмотря на
большую семью, в доме царил строжайший распорядок, званые вечера и сборища
были редким исключением.
Соловьева, по ее собственному признанию, росла "городским" и
"домашним" ребенком, не склонным к шумным играм, но зато расположенным к
самоанализу и сосредоточенности. Она рано научилась читать и писать. С
самого детства она, как и ее многочисленные братья и сестры, имела доступ к
библиотеке отца и прочно привязалась к книгам и литературе, а с возрастом -
и вообще к искусству. Помимо библиотеки этому способствовали домашние
спектакли, в которых Поликсена принимала активное участие. Ее воображение и
наклонности развивались также под впечатлением рассказов матери, состоявшей
некогда в знакомстве и дружбе с видными литераторами 1840-х годов, в том
числе Т. Н. Грановским, братьями Аксаковыми. Постоянным гостем в доме был А.
А. Фет, одобривший первые стихотворные опыты четырнадцатилетней поэтессы.
С семнадцати-восемнадцатилетнего возраста она печатается уже
постоянно. Кроме поэзии она увлекается и другими видами искусства: несколько
лет занимается в Школе живописи, ваяния и зодчества, где ее руководителями
были И. М. Прянишников и В. Д. Поленов; обучается пению.
В 1895 году Соловьева переезжает на жительство в Петербург. Ее стихи
попали в руки Н. К. Михайловского, который напечатал их в "Русском
богатстве". Путь в большую литературу был открыт. Вскоре последовали
публикации в "Вестнике Европы", "Мире божьем" и других журналах. Особенно
широко Соловьева печатается в популярном "Журнале для всех". В это время и
возник странный псевдоним ее - Allegro (музыкальный термин, обозначающий
быстрый темп исполнения). Его появление сама поэтесса объясняла неосознанным
желанием восполнить недостаток жизненной энергии, который она в себе
ощущала.
Однако этот "недостаток жизненной энергии" все же дает о себе знать в
стихотворениях поэтессы. Элегические, исполненные медитативной
мечтательности, они и производят на читателя впечатление прежде всего
отсутствием активного, волевого начала. В них все приглушено, краски как бы
стушеваны, и даже те произведения, в которых как будто выражена активная
волевая мысль, несут на себе следы меланхолии и печали. Возможно, что такое
впечатление усиливается еще и оттого, что в стихах Соловьевой отчетливо
видно несоответствие мысли с той поэтической формой, в которой она
выражается. Соловьева придумала себе не только псевдоним, она придумала себе
и лирического героя. Это "он", лицо мужского рода, и от его-то имени и
написаны все известные нам стихотворения поэтессы.
Может быть, поэтому интонационно-эмоциональная структура лирики
Поликсены Соловьевой несколько аморфна и на фоне сильно выраженного в поэзии
того времени личностного начала маловыразительна. В рецензии на сборник
стихотворений Соловьевой "Иней" (1905) Блок характеризует ее поэзию словами:
"печаль", "тихая поэзия", "грустные и тихие стихи" и т. д. {А. А. Блок,
Собрание сочинений в восьми томах, т. 5, М.-Л., 1962, с. 564-567.} Однако
эти же черты определили и неповторимое своеобразие лирики Соловьевой; ее
затаенная печаль, ее откровенная грусть могут рассматриваться как слабое, но
все же выражение определенной общественной позиции. Не располагая таким
сильным арсеналом поэтических средств, каким располагали ее более одаренные
современники, Соловьева все-таки выработала по отношению к буржуазной
действительности свою поэтическую позицию, которая может рассматриваться и
как определенная общественная позиция. Не приемля мира буржуазной пошлости и
наживы, поэтесса отстраняется от него, но не путем активной борьбы, а
создавая свой особый замкнутый мир, в котором царят "грусть" и "тихая
тоска".
С переездом в Петербург жизнь Соловьевой резко меняется. Завязываются
новые знакомства - с членами "пятниц" К. К. Случевского, с семейством А.
Блока, с Вяч. Ивановым, с семейством Гиппиус.
В 1906 году Соловьева вместе с детской писательницей Н. И. Манасеиной
приступает к изданию первого в России регулярного детского журнала
"Тропинка". При журнале организуется вскоре и издательство под тем же
названием. Дело было поставлено на широкую ногу и со вкусом. К участию в
журнале и издательстве привлечены были Блок, Бальмонт, Куприн, А. Толстой,
С. Городецкий, художники - М. Нестеров, Е. Кругликова. Журнал имел обширную
аудиторию и просуществовал семь лет. Он закрылся, не выдержав конкуренции с
аналогичными возникшими вслед за ним изданиями. Но и после закрытия журнала
Соловьева продолжала свою деятельность в детской литературе.
В 1908 году за сборник стихотворений "Иней" Соловьевой был присужден
почетный отзыв имени Пушкина и золотая Пушкинская медаль. Соловьева
оказалась первой, кого Академия наук удостоила этой медали, только что
учрежденной по предложению почетного академика П. И. Вейнберга.
Умерла Соловьева в Ленинграде 16 августа 1924 года. Ее стихотворения
(в том числе для детей) неоднократно издавались отдельными сборниками.
Наиболее известны: первый сборник ("Стихотворения", 1899), "Иней" (1905),
"Плакун-трава" <1909>, "Вечер" (1914), "Последние стихи" (1923).
287
Победил он могучих врагов,
Он разбил их несметную рать,
И с венком из лавровых листов
Победителя вышли встречать.
Но средь кликов и шумных похвал
В колеснице своей золотой
Он безмолвный и бледный стоял,
Весь объят непонятной тоской.
Не внимает приветствиям он,
Не понять ему радостных слов,
Ему слышатся вопли и стон,
Это стон побежденных врагов.
Вспоминается темная ночь...
Бледный месяц еще не всходил...
Он не в силах спасти и помочь,
Он, который их всех победил...
И он думает всё об одном,
И от счастья победы далек -
На челе раскаленным клеймом
Тяготеет победный венок.
<1895>
288
Нет движенья в горах, всё замолкло и спит
Под сверкающим снежным ковром,
Только горный поток, не смолкая, шумит
И рыдает и ночью, и днем.
Всюду стелет зима ледяной свой покров
И с потоком вступает в борьбу,
Но он рвется, мятежный, из тяжких оков,
Громко ропщет на жизнь и судьбу.
И несется средь скал и угрюмых камней,
Нарушая их мертвый покой,
И поет им, что нет ни преград, ни цепей
Всем бесстрашным с могучей душой.
И разносится песня во мраке долин,
Пробуждая от мертвого сна,
А навстречу потоку с лазурных вершин
Улыбаясь нисходит весна.
<1896>
290
В этих бледных снегах мне не видно пути,
Я один и не знаю, куда мне идти,
Только ворон проснулся и дрогнул крылом,
Только голые сучья чернеют кругом.
Ни единой звезды не блеснет в вышине,
Всё заснуло в холодной и злой тишине,
В мутном небе не видно далекой луны,
И бессвязно бредут позабытые сны.
Сердце бьется так больно и тяжко в груди,
Бесконечная даль замерла впереди,
И сжимает мне душу мучительный страх:
Не найду я свой путь в этих бледных снегах!
<1899>
291
Мы шли с тобой вдвоем... Какою душной тьмою
Спускалась ночь кругом,
И всё в моей душе притихло пред грозою,
Как в воздухе ночном.
Я ждал, чтоб молния, прорезав тьму ночную,
Вдруг осветила мне
На миг твое лицо, головку золотую,
Чтоб в чуткой тишине,
Не в силах сдерживать порыв негодованья,
Вдруг резко грянул гром...
Чтоб нам средь хаоса и шума и сверканья
Идти с тобой вдвоем.
<1899>
292
Я ждал тебя с тревогой и сомненьем,
Как ждет зари томительно больной...
День догорал, и ярким освещеньем
Вершины гор сияли предо мной.
Я ждал тебя... Неслышно и незримо
Вечерняя спускалась тишина,
В моей душе, тоской любви томимой,
В моей душе была лишь ты одна.
Боялся я, что день исчезнет ясный,
Что тени вновь на горы упадут...
Я ждал тебя с такой тоскою страстной,
Так ждал тебя, как только счастья ждут!..
<1899>
293
Спит чудовище в сердце моем,
И его стерегут серафимы,
Спит, как сфинкс под горячим песком,
Знойным солнцем пустыни палимый.
И, боясь, что проснется оно
И зелеными взглянет очами,
Хоры ангелов смолкли давно
И трепещут, закрывшись крылами.
<1899>
294
Свершился Страшный суд, и, взорами сверкая,
Архангел души грешные увлек,
Они неслись вослед за ним, рыдая,
И краткий путь казался им далек.
Остановился он пред черной бездной ада.
"Вы не умели душу уберечь,
Вот по делам достойная награда!" -
Промолвил он, подняв свой грозный меч.
"Идите все туда, во тьму, вас ждут страданья,
Зубовный скрежет, злоба и обман,
Мученья близких, слезы и стенанья,
И вечный стыд, и боль незримых ран!"
Но души скорбные с улыбкой отвечали:
"Чего же нам страшиться в этой мгле:
Все эти муки, все мы испытали
Среди цветов, под солнцем на земле!"
<1899>
295. ЗИМНЕЮ ДОРОГОЙ
Морозная ночь... Отлетает клубами
Дыханье усталых коней,
Далекое небо мерцает звездами,
И скрип раздается саней.
Я еду, и сны, пролетая незримо,
Меня задевают крылом;
Мне чудится кто-то далекий, любимый;
Повеяло прежним теплом.
Опять невозможное яркой зарею
Над сумраком жизни горит;
Я жадно, как прежде, внимаю душою
Всему, что оно говорит.
А звезды далёко и тускло мерцают,
Мороз всё сильней и сильней...
Седыми клубами во мрак улетает
Дыханье усталых коней.
<1900>
296
Там далёко, в синем море,
Ходят корабли,
Забывая на просторе
Смех и радость, плач и горе,
И весь плен земли.
Но и там, как голос дальний
С дальних берегов,
Тихо тает в час прощальный
Звон колоколов.
И тогда, не вняв покою
Царственных ночей,
Вдруг проносится толпою
И с улыбкой и с тоскою
Рой земных теней.
<1900>
299
Что-то страшно чернеет в углу...
Это тени легли на полу,
Но не бойся: скорей подойди
И спокойно гляди -
Никого,
Ничего...
Если ж тьма в моем сердце лежит,
И пугает тебя, и томит,
Не пытайся ее превозмочь,
И в беззвездную ночь
Не гляди,
Уходи...
<1902>
303. ДОМА
Вокруг меня неясные громады
Седых домов тяжелым сном встают,
Глядят на жизнь, как будто ей не рады,
И никого не любят и не ждут.
Но я люблю тоску их очертаний,
Порывы их к печальным небесам,
Унылый гул их тяжких содроганий,
Прощальный зов к давно угасшим дням.
Сквозь жизни стук, средь говора людского,
В дремотной мгле им снится шум лесов
И речь воды у берега родного,
Под тенью скал и мшистых валунов.
Не верю я их смерти и покою,
И рад, когда, не ведая измен,
Заря начертит огненной рукою
Слова любви на камне мрачных стен.
<1904>
304
Ветер коснулся кустов обнаженных,
Ночь привидений полна,
Слышу я лепет ветвей пробужденных!
"Где же весна?
След не чернеет от влажных тропинок,
Всё замирает во сне,
Только чуть слышится шелест снежинок
В злой тишине.
Небо мерещится мутным покровом,
Ночь привидений полна...
Кто разбудил нас ликующим словом?
Где же весна?.."
<1904>
305. НЕИЗБЕЖНОЕ
Печальной, безбрежной равниной
Я шел, утомленный,
И вздрогнул внезапно, и поднял
Я взор изумленный:
Вдали, где сливались с землею
Неясные тучи,
Мне чей-то почудился образ.
Угрюмый, могучий,
Стоял он, скрестив неподвижно
Тяжелые руки,
И солнце над ним не сияло,
И замерли звуки.
Глядел он вперед пред собою
Невидящим взором,
Молчал, и молчанье казалось
Немым приговором.
В груди моей сердце забилось
Тоскливой тревогой,
И быстро шаги я направил
Иною дорогой.
Но там, где леса поднимались
Туманной стеною,
Всё тот же неведомый образ
Стоял предо мною.
Напрасно ищу я спасенья
И Светлой свободы, -
Под тягостной властью проходят
Унылые годы.
Куда ни пойду я, усталый,
Дорогой земною,
Везде он стоит, беспощадный,
Стоит предо мною.
<1905>
306
Еще вчера весь день под окнами в канале
Дышала, как больной, тяжелая вода, -
Мороз пришел в ночи, взглянул - и воды стали,
И от движенья нет следа.
Но что творится там, под ледяным налетом?
Не смерти ль это сон в холодно-мутной мгле?
Нет, терпеливо жди, за солнцеповоротом
Ждет воскресенье на земле.
<1905>
307. К НОЧИ
Вечер сумрачен и страшен,
Ночь беззвездная близка.
Как уступы тяжких башен,
Взгромоздились облака.
Гулок моря шум усталый...
Там, над сизою горой,
Словно кровью темно-алой,
Воздух зыблется сырой.
Всё слышней во мраке зорком
Чьи-то вздохи и слова;
Дыбом встала над пригорком
В страхе черная трава.
Я иду прибрежьем голым,
Светлый отдых так далек,
Леденит стопы тяжелым,
Мертвым холодом песок.
И к померкнувшим долинам
Неотвязно вслед за мной
С тихим шорохом змеиным
Ужас крадется ночной.
<1905>
312. В ДОРОГЕ
1
Из вагона гляжу. За окном
Дымных туч протянулось руно,
И за бледно-кудрявым руном
Разлилось золотое вино.
Юг покинут, сверкнул и погас,
Ждет нерадостно север родной.
Сердце темное в сумрачный час,
Плача, бьется в тоске предночной.
Ночь, огонь моих слез утиши,
Будь безмолвней и строже, печаль!
Спор колес всё упорней в тиши.
Разгорается звездная даль.
2
"Скорей, скорей!" - твердят колеса.
Бегут леса, летят поля,
Синеет речка у откоса.
Привет, родимая земля!
Колосья тощие кивают,
Кресты дорог уходят вдаль.
Дожди слезами облегчают
Тяжелых туч твоих печаль.
Люблю песок твой, косогоры
И гроздья рыжие рябин.
Душа спешит в твои просторы
И в синеву твоих равнин.
Всегда и весь я твой, родная.
К тебе вернусь я ввечеру,
Благословлю, благословляя,
И просветлею - и умру.
<1909>
313. МАЙСКОЕ УТРО
С. Городецкому
Утро. Солнце встало ярко.
Будет пыльно, будет жарко.
Будет день и ночь светло.
Баба моет, подоткнулась,
И на солнце улыбнулось
Вновь промытое стекло.
Из подвала вышла крошка,
Выше тумбочки немножко,
В бабьем ситцевом платке.
Мать послала спозаранку:
Керосинную жестянку
Держит в маленькой руке.
Кто-то громко хлопнул дверью.
В подворотне подмастерье
Замечтал, разинув рот;
Ноет хриплая шарманка,
И гнусаво иностранка
Песню родины поет.
В кителях городовые.
Там и тут цветы живые.
Треск пролеток, окрик, звон.
Граммофон хрипит в трактире.
И квартирам харакири
Переездом учинен:
Всё, что в глуби их таилось,
Вдруг бесстыдно обнажилось
И наружу поползло:
Тюфяки, кровати, ванны,
Вот предмет какой-то странный,
Тряпки, мутное стекло.
Мужики, согнувши спины,
Носят ящики, корзины.
Приказанья отдают
Дама в шарфе и кухарка.
Все устали. Пыльно, жарко.
Мимохожие снуют.
Пахнет дегтем, потом, сеном.
"Подоткните хоть поленом.
Эй, поддай еще, Митюх!"
Дремлет лошадь ломовая,
Мордой старою кивая,
Отгоняет скучных мух.
"Стойте: узел позабыли!"
Притащили, прикрутили,
Все вспотевшие, в пыли.
"Ну, готово. Трогай с богом!"
И по улицам, дорогам
Скарб на дачу повезли.
Опустело возле дома.
Дворник с горничной знакомой
Поболтали у ворот.
Вдруг рванулся вихрь весенний
И вскрутил с листком сирени
Позабытый старый счет.
<1909>
315. МЕРТВАЯ ПЛЯСКА
День плачет, плачет в бессильной злости
День, не свершивший своих чудес.
Нагие ветви, как мертвых кости,
Стучат, шатаясь во мгле небес.
И дышат влажно-холодным дымом
Земля и небо. Просвета нет.
Дождь шепчет плеском неутомимым
На все вопросы один ответ.
Вечерний ветер, свистя крылами,
Уносит в хаос проклятье дня,
И ночь угрозной тоской и снами
Сквозь тучи смотрит и ждет меня.
<1911>
316. СЕРЫЙ ВОЛК
А. Блоку
Мы мчались с тобою, Царевна,
Двенадцать томительных лет.
И ветер гудел напевно,
И тьма заметала след.
Мы мчались на Сером Волке
По топким и тайным тропам,
И древних елей иголки
Шатер свой склоняли к нам.
Мы слушали травные были
И сказки неслыханных птиц.
Вдали, за лесом, светили
Нам взгляды кратких зарниц.
Вставали, пугая, виденья, -
Их Волк не боялся один.
Узор свой ткали мгновенья
Из бледных лунных седин.
Я ведал тогда, что свершаю
От века намеченный путь,
Что я Царевну спасаю,
Что нам нельзя отдохнуть.
Но ты всё томилась, Царевна.
"Где ж подвиг? - шептала ты
То с нежной мольбой, то гневно. -
Отдай мне мои мечты!
Гул жизни чуть слышится дальний...
Свободу мне, свет возврати!
Мне холодно, друг печальный,
С тобой на лесном пути.
Огонь твой меня не согреет.
Ты в песнях ждешь новых чудес,
Но песню и пламя развеет,
Задушит унылый лес".
И ветер в ветвях напевно
Твердил: "Отпусти, отпусти!",
Жалел тебя, свет-Царевна,
На темном лесном пути.
Жалел тебя месяц полночный,
Жемчужил волос твоих шелк.
Молчал я и ждал. Урочный
Бег свой замедлил Волк.
Редеют деревья, редеют,
Открылись просторы полей.
В пожаре весь воздух, и рдеет
Трехгранный полет журавлей.
Не чую я волчьих движений:
Он стал неподвижно и ждет,
И взором задумчивой лени
Следит журавлиный полет.
Как сердце тоскует безгневно,
Как воздух печален и ал...
Иными путями, Царевна,
Иди ты одна, - я устал.
Царевич, от леса рожденный,
Иных я не знаю путей.
Здесь буду я петь, заключенный
В сплетенья осенних ветвей.
Люблю, но не прежнею мерой,
Горю, но вечерним огнем.
Судьба моя, Волк ты мой Серый,
С тобой я останусь вдвоем.
1911
Петербург
317. ПОЛЕТ
Покинув и долы, и прах, и туманы,
Навстречу дыханью прохладных высот,
Стрекозами зыблются аэропланы,
И горд человеческий первый полет.
Летите, несомые новою силой,
Летите, свиваясь в крылатую нить,
Летите, летите, но жизни бескрылой
Холодным полетом вам к небу не взвить.
<1913>
318. ШУТ
Когда прибыла королева,
Я к ней был приставлен шутом.
Шутил я направо, налево,
И шутки мои и напевы
В стране повторяли потом.
В семье нашей все небогаты,
Нужда заставляла шутить:
Не очень любил я заплаты.
Два младшие брата солдаты,
Я хром и не в силах служить.
А шутки рождались без сева,
Я их собирал, как цветы
Репейника, львиного зева.
Довольна была королева:
На редкость такие шуты.
Она была юная, злая,
Как нежный и хищный зверек,
И часто, от гнева пылая
И скрыть раздраженье желая,
В клочки разрывала платок.
Я кружев обрывки зубами
Ловил, как играющий пес,
И лаял, и ранил словами
Разгневавших; бедные сами
Пугались: лишь бог бы унес.
Да, шутки не пресные были:
Я сыпал в них перец и соль,
Сплетал с небылицами были.
Вельможи от хохота выли,
И громко смеялся король.
Но часто и мне попадало
За слишком проворный язык.
Подачки - побои... Сначала
Меня, словно в бурю, качало,
Потом я к побоям привык.
Привык я не ведать покоя:
Заснешь - стук за дверью: "Эй, шут!"
- "Что надо? Я сплю. Что такое?"
- "Вставай-ка! Там, в спальном покое,
Король с королевою ждут".
Плелся я, дрожа и зевая,
И думал: "Спать-то когда ж?"
Горячие слезы роняя
Со свеч и мне путь освещая,
Шел маленький заспанный паж.
Король с королевою в ссоре.
Король много выпил и зол.
Шут памятлив очень, на горе.
"Была я в жемчужном уборе,
Когда здесь был польский посол?
Скажи... Ты ведь помнишь, конечно".
Затылком друг к другу лежат.
"Как память у вас скоротечна!"
- "А вы только спорите вечно".
И губы, бледнея, дрожат.
"Я спорю..." - "Убор мой хотите
Любовнице вашей отдать?"
- "За графа мне польского мстите?"
- "Вы пьяны... Не смейте, молчите!"
Вскочил он: "Не буду молчать!"
Я шут: от меня не скрывали
Ни ласк они брачных, ни ссор;
Дрались, обнимались, кричали,
И взгляды шута прикрывали
Не раз королевский позор.
С рассветом в каморку обратно
Сползал, от побоев кряхтя,
Ворчал: "Безобразный... развратный!"
Халат свой натягивал ватный
И плакал во сне, как дитя.
Бывало и так - будят ночью:
"Скорее вставай, старый шут!
Надень попестрей оболочье:
Чтоб речь твою слушать сорочью,
Король с королевой зовут".
Как злые несчастные дети,
Забились в углы. Темен взгляд.
Он шепчет: "Ложь, происки, сети...
Так всё надоело на свете!
Все чувства, все мысли болят".
Она, подобравшись в качалку,
Уселась и тихо, сквозь слез:
"Мне страшно! Кого-то мне жалко..."
Похожа была на фиалку,
Когда ее ранит мороз.
"А, шут! - поднимала ресницы. -
Спой песню, хромой соловей!
Хотели мы лечь, но не спится".
И песенка спугнутой птицей
Скользила с заснувших ветвей.
Но часто спросонок касался
Я раны сокрытой, и вот,
Темнея, король поднимался,
И звонко удар раздавался.
"Оставьте!" - "Пусть помнит вперед!"
Что там перенес я, что видел,
Теперь и припомнить нет сил.
Господь меня ими обидел:
Обоих я их ненавидел
И горькой любовью любил.
С годами обиды тягчали:
Смеялся я, пел, но как раб,
И шутки, тупея, мельчали,
И братья мои замечали,
Что я поседел и ослаб.
Всё чаще они приходили
В каморку мою вечерком,
Угрюмых друзей приводили,
И долго со мной говорили,
И зорко глядели кругом.
Я слушал их тихие речи
Про горе народа, позор,
Про то, что весна недалече,
И плакали желтые свечи,
Пятная протертый ковер.
"Сначала война разорила,
Теперь же и казни пошли.
Слабеет народная сила:
Могила встает за могилой
На пажитях скорбной земли".
- "Зачем вы пытаете брата:
Сильны вы, я - слабый урод..."
- "Ты можешь... Настанет расплата,
Гнев - божий, и мщение свято
За землю, свободу, народ!"
- "Когда бы вы были калеки..."
- "Эх, шут! Жалких песен не пой...
Мы спим, словно зимние реки,
Но льды налегли не навеки:
Мы грозно проснемся весной.
Дай волю великому гневу:
В слезах и в крови вся земля,
И негде подняться посеву...
Оставим в живых королеву,
Убьем одного короля".
Слова их о горе народа
Меня опаляли огнем,
Но вспомнились юные годы,
День светлый, соборные своды...
"Ведь миро святое на нем!"
- "Слыхали, как были моложе.
Словами ты нас не лови:
Хорош твой помазанник божий
С развратною пьяною рожей,
С руками в невинной крови!"
- "Отец наш скончался от горя...
Разрушен и дом, где ты рос..."
Теперь я их слушал не споря:
Души задрожавшее море
Темнело, рождая вопрос.
Раз в сумерках брат прибегает.
"К восстанью готовится край..."
Взгляд темно и страшно блуждает.
"Спешу я: друзья ожидают...
Брат младший повешен... Прощай!"
Я вскрикнул: "Повешен? Не верю!
Так страшно со мной не шути!"
- "Не шут я... Ключ дай мне от двери,
Чтоб эти проклятые звери
От нас не успели уйти".
Мой шаг был тяжел и неспешен,
Бесслезно глаза горячи.
К нему подошел я. "Повешен?
Да? Правда? Так будь же утешен:
Найду и укрйду ключи".
А ночью услышал я стоны
И крики: "Вставай, старый шут!
Мятеж!.. Опрокинуты троны.
Скорее! Где ключ от балкона?
Король с королевой бегут!.."
Последняя краткая встреча:
Едва я успел заглянуть
И видел - дрожащие свечи,
Его неширокие плечи,
Ее обнаженную грудь.
Король лепетал: "Что?.. Свободы?..
Изменники!.. Парком пройдем..."
И вскрикнул, и ахнули своды:
Угрюмые волны народа
Чернели в ветвях за окном.
Широкие двери зевнули,
Людской извергая поток,
И четко защелкали пули,
Ив темных волнах потонули
Затравленный зверь и зверек.
Меня подхватило толпою
И больно прижало к стене,
И с этою болью тупею
Всё то, что прошло предо мною,
Как сон вспоминается мне.
Ударом подъятые руки,
Оскалы звериные ртов,
Тупые и хлипкие звуки,
И чьи-то предсмертные муки,
И хриплое слово: "Готов!"
Молчанье. Всё стихло. Застыли.
Вдруг хохот, как визги стрижа:
Ее, королеву, схватили
И тут же пред ней умертвили
Любимого ею пажа.
Душе было жарко от гнева,
Но гнев переплавился в боль:
Исус и пречистая дева!
Лишилась ума королева,
Растерзан толпою король.
Что было потом, вспоминаю:
Разграбленный замок горел,
Кричала грачиная стая,
И парк, головами шатая,
Со свистом и рдел, и гудел.
Один я бродил по дорожке,
Вдыхая и гарь, и цветы,
И слушал с испугом, сторожко,
Как лопалось где-то окошко
И грохали с кровли листы...
Те дни навсегда миновали:
Красно, горячо впереди.
И те, что мне жизнь отравляли,
И те, что мне грех нашептали, -
Как крест на усталой груди.
Свободен народ мой несчастный,
Шумит, как весной ледоход,
А в сердце - там вечер ненастный,
И голос печальный и страстный
Там песню былого поет.
Я с песней скитаюсь по свету,
Мой путь одинок навсегда.
Отшучены шутки - их нету,
Но, выслушав песенку эту,
Подайте шуту, господа!
<1922>
319. РАННЯЯ ОБЕДНЯ
Еще не дрогнул сумрак предрассветный,
Еще душа меж бдением и сном,
А мерный звон, призывно-безответный,
Как дождик падает за дремлющим окном.
Забрезжил свет над белой колокольней,
Дрожит веревка в ангельских руках.
Всё жертвенней заря, всё богомольней
Льет алое вино в рассветных небесах.
Завеса храма таинство скрывает,
Кровь пролилась, возносится потир,
И кто-то любящий, простив, благословляет
Безумный и несчастный мир.
<1923>
ПРИМЕЧАНИЯ
Настоящий сборник преследует цель дополнить представление о массовой
поэзии 1880-1890-х годов, которой посвящены другие тома Большой серии
"Библиотеки поэта". За пределами сборника оставлены поэты того же периода,
уже изданные к настоящему времени отдельными сборниками в Большой серии
"Библиотеки поэта" (П. Ф. Якубович, А. Н. Апухтин, С. Я. Надсон, К. К.
Случевский, К. М. Фофанов, А. М. Жемчужников); не включены в сборник
произведения поэтов, вошедших в специальные тома Большой серии:
"Революционная поэзия (1890-1917)" (1954), "Поэты-демократы 1870-1880-х
годов" (1968), "Вольная русская поэзия второй половины XIX века" (1959), "И.
З. Суриков и поэты-суриковцы" (1966) и др. За пределами сборника оставлены
также поэты конца XIX века, имена которых были известны в свое время по
одному-двум произведениям, включенным в тот или иной тематический сборник
Большой серии (например, В. Мазуркевич как автор слов известного романса
"Дышала ночь восторгом сладострастья...", включенного в состав сборника
"Песни и романсы русских поэтов", 1965).
Составители настоящего сборника не стремились также ни повторять, ни
заменять имеющиеся многочисленные стихотворные антологии, интерес к которым
на рубеже XIX-XX веков был очень велик. Наиболее крупные из них: "Избранные
произведения русской поэзии" В. Бонч-Бруевича (1894; изд. 3-1908), "Русские
поэты за сто лет" А. Сальникова (1901), "Русская муза" П. Якубовича (1904;
изд. 3 - 1914), "Молодая поэзия" П. Перцова (1895) и др. Во всех этих
сборниках поэзия конца века представлена достаточно широко. Следует, однако,
заметить, что никаких конкретных целей - ни с тематической точки зрения, ни
со стороны выявления каких-либо тенденций в развитии поэзии - составители
этих и подобных изданий, как правило, перед собой не ставили. {Исключение
представляет лишь сборник, составленный П. Перцовым и ориентированный, как
видно из заглавия, на творчество поэтов начинающих. О трудностях, возникших
при отборе имен и определении критериев отбора, П. Перцов подробно рассказал
в своих "Литературных воспоминаниях" (М.-Л., 1933, с. 152-190).} Столь же
общий характер имеет и недавняя хрестоматия "Русские поэты XIX века" (сост.
Н. М. Гайденков, изд. 3, М., 1964).
В задачу составителей данного сборника входило прежде всего дать
возможно более полное представление о многообразии поэтического творчества и
поэтических исканий 1880-1890-х годов. Этим и объясняется известная пестрота
и "неоднородность" в подборе имен и стихотворных произведений.
Главная трудность заключалась в том, чтобы выбрать из большого
количества имен те, которые дали бы возможность составить характерное
представление об эпохе в ее поэтическом выражении (с учетом уже вышедших в
Большой серии сборников, перечисленных выше, из числа которых на первом
месте следует назвать сборник "Поэты-демократы 1870-1880-х годов").
Для данного издания отобраны произведения двадцати одного поэта.
{Некоторые поэты, включенные в настоящий сборник, вошли в состав книги
"Поэты 1880-1890-х годов", выпущенной в Малой; серии "Библиотеки поэта" в
1964 г. (вступительная статья Г. А. Бялого, подготовка текста,
биографические справки и примечание Л. К. Долгополова и Л. А. Николаевой).}
Творчество каждого из них составители стремились представить с возможной
полнотой и цельностью. Для этого потребовалось не ограничиваться примерами
творчества 1880-1890-х годов, но в ряде случаев привести и стихотворения,
созданные в последующие десятилетия - в 1900-1910-е годы, а иногда и в
1920-1930-е годы. В результате хронологические рамки сборника несколько
расширились, что позволило отчетливей выявить ведущие тенденции поэтического
творчества, складывавшиеся в 1880-1890-е годы, и те результаты, к которым
они в конечном итоге привели.
При отборе произведений составители старались избегать "крупных" жанров
- поэм, стихотворных циклов, драматических произведений. Несколько
отступлений от этого правила сделаны в тех случаях, когда требовалось с
большей наглядностью продемонстрировать особенности как творческой эволюции
поэта, так и его связей с эпохой. Сюда относятся: Н. М. Минский
(драматический отрывок "Последняя исповедь", поэма "Гефсиманская ночь"), П.
С. Соловьева(поэма "Шут"), С. А. Андреевский (поэма "Мрак"). В число
произведений Д. С. Мережковского включен также отрывок из поэмы "Смерть", а
в число произведений Н. М. Минского - отрывок из поэмы "Песни о родине".
В сборник включались преимущественно оригинальные произведения.
Переводы помещались лишь в тех случаях, если они были характерны для
творческой индивидуальности поэта или если появление их связано было с
какими-либо важными событиями общественно-политической жизни (см., например,
переводы Д. Л. Михаловского, С. А. Андреевского, А. М. Федорова, Д. П.
Шестакова и некоторых других).
В основу расположения материала положен хронологический принцип. При
установлении порядка следования авторов приняты во внимание время начала
творческой деятельности, период наибольшей поэтической активности и
принадлежность к тем или иным литературным течениям. Стихотворения каждого
автора расположены в соответствии с датами их написания. Немногочисленные
отступления от этого принципа продиктованы спецификой творчества того или
иного поэта. Так, в особые разделы выделены переводы Д. Л. Михаловского и Д.
П. Шестакова, сонеты П. Д. Бутурлина.
Даты стихотворений по возможности уточнены по автографам, письмам,
первым или последующим публикациям и другим источникам. Даты, указанные в
собраниях сочинений, как правило, специально не оговариваются. Даты в
угловых скобках означают год, не позднее которого, по тем или иным данным,
написано произведение (как правило, это время его первой публикации).
Разделу стихотворений каждого поэта предшествует биографическая
справка, где сообщаются основные данные о его жизни и творчестве, приводятся
сведения о важнейших изданиях его стихотворений.
Были использованы архивные материалы при подготовке произведений С. А.
Андреевского, К. Р., А. А. Коринфского, И. О. Лялечкина, М. А. Лохвицкой, К.
Н. Льдова, Д. С. Мережковского, П. С. Соловьевой, О. Н. Чюминой, Д. П.
Шестакова. В ряде случаев архивные разыскания дали возможность не только
уточнить дату написания того или иного стихотворения, но и включить в текст
сборника никогда не печатавшиеся произведения (ранние стихотворные опыты Д.
С. Мережковского, цикл стихотворений К. Н. Льдова, посвященных А. М.
Микешиной-Баумгартен). На архивных материалах построены биографические
справки об А. Н. Будищеве, А. А. Коринфском, И. О. Лялечкине, Д. М.
Ратгаузе, Д. П. Шестакове. Во всех этих случаях даются лишь самые общие
указания на архив (ПД, ГПБ, ЛБ и т. д.). {В биографической справке о Д. П.
Шестакове использованы, кроме того, материалы его личного дела, которое
хранится в Государственном архиве Татарской АССР (Казань).}
Стихотворения печатаются по тем изданиям, в которых текст впервые
окончательно установился. Если в последующих изданиях стихотворение
иередечатьшалось без изменений, эти перепечатки специально не отмечаются. В
том случае, когда произведение после первой публикации печаталось без
изменений, источником текста для настоящего издания оказывается эта первая
публикация и данное обстоятельство в каждом конкретном случае не
оговаривается. Специально отмечаются в примечаниях лишь те случаи, когда
первоначальная редакция претерпевала те или иные изменения, произведенные
автором или возникшие в результате цензурного вмешательства.
Примечания строятся следующим образом: вслед за порядковым номером идет
указание на первую публикацию произведения, {В связи с тем, что в сборник
включены представители массовой поэзии, произведения которых печатались в
большом количестве самых разных изданий, как периодических, так и
непериодических, не всегда с абсолютной достоверностью можно утверждать, что
указанная в настоящем сборнике публикация является первой. Это относится
прежде всего к произведениям, приводимым по стихотворным сборникам.} затем
следуют указания на все дальнейшие ступени изменения текста (простые
перепечатки не отмечаются), последним обозначается источник, по которому
произведение приводится в настоящем издании (он выделяется формулой: "Печ.
по..."). Далее следуют указания на разночтения по сравнению с автографом
(или авторским списком), данные, касающиеся творческой истории,
историко-литературный комментарий, пояснения малоизвестных реалий и т. п.
Разделы, посвященные А. Н. Будищеву, П. Д. Бутурлину, К. Н. Льдову, Д.
С. Мережковскому, Н. М. Минскому, Д. Л. Михаловскому, Д. М. Ратгаузу, П. С.
Соловьевой, Д. П. Шестакову, подготовил Л. К. Долгополов; разделы,
посвященные С. А. Андреевскому, А. А. Голенищеву-Кутузову, К. Р., А. А.
Коринфскому, М. А. Лохвицкой, И. О. Лялечкину, С. А. Сафонову, А. М.
Федорову, С. Г. Фругу, Д. Н. Цертелеву, Ф. А. Червинскому, подготовила Л. А.
Николаева; раздел, посвященный О. Н. Чюминой, подготовил Б. Л. Бессонов.
СОКРАЩЕНИЯ, ПРИНЯТЫЕ В ПРИМЕЧАНИЯХ
BE - "Вестник Европы".
ВИ - "Всемирная иллюстрация".
ГПБ - Рукописный отдел Государственной публичной библиотеки им. М. Е.
Салтыкова-Щедрина (Ленинград).
ЖдВ - "Журнал для всех".
ЖО - "Живописное обозрение".
КнНед - "Книжки "Недели"".
ЛБ - Рукописный отдел Государственной библиотеки СССР им. В. И. Ленина.
ЛН - "Литературное наследство".
ЛПкН - "Ежемесячные литературные приложения к "Ниве"".
МБ - "Мир божий".
Набл. - "Наблюдатель".
НВ - "Новое время".
ОЗ - "Отечественные записки".
ПД - Рукописный отдел Института русской литературы (Пушкинский дом) АН
СССР.
ПЖ - "Петербургская жизнь".
РБ - "Русское богатство".
РВ - "Русский вестник".
РМ - "Русская мысль".
РО - "Русское обозрение".
СВ - "Северный вестник".
СМ - "Современный мир".
П. С. Соловьева
Стих. 1899 - Стихотворения, СПб., 1899.
"Иней" - Иней. Рисунки и стихи, СПб., 1905.
"Последние стихи" - Последние стихи, М, 1923.
СТИХОТВОРЕНИЯ
287. РБ, 1895, No 10, с. 222.
288. РБ, 1896, No 6, с. 30.
290. Стих. 1899, с. 27.
291. Стих. 1899, с. 31.
292. Стих. 1899, с. 51.
675
293. Стих. 1899, с. 57.
294. Стих. 1899, с. 75.
295. "Денница. Альманах 1900 года", СПб., 1900, с. 111. Печ. по "Иней",
с. 47. В "Деннице" ст. 1-4:
Морозная звездная ночь... За санями
Неясные тени скользят,
Дыханье коней отлетает клубами,
Полозья так глухо скрипят.
Между ст. 8-9:
Опять твои руки мне руку сжимают,
Опять замирают слова,
И бледные розы из тьмы выступают,
И рдеют в камине дрова.
296. ЖдВ, 1900, No 4, с. 451.
299. ЖдВ, 1902, No 5, с. 547.
303. МБ, 1904, No 1, с. 28.
304. ЖдВ, 1904, No 4, с. 195.
305. "Иней", с. 31.
306. "Иней", с. 59.
307. ЖдВ, 1905, No 1, с. 2. Это стихотворение вместе с двумя
последующими было послано Соловьевой в одном письме Ф. Д. Батюшкову для
публикации в МБ (см. ПД), но они, очевидно, были им отвергнуты.
312. "Юбилейный сборник литературного фонда. 1859-1909", СПб., 1909, с.
26, с отдельными заглавиями каждого из стихотворений: "Вечер" и "Утро". Печ.
по сб.: "Вечер", Пб., 1914, с. 17. Авторский список - ПД, с заключительными
строками первого стихотворения:
Вечереет. Острее печаль.
Чуткий лес протемнел и исчез.
Загорается звездная даль.
Ночь раскрыла кошницу чудес.
313. СМ, 1909, No 5, с. 27. Городецкий Сергей Митрофанович (1884-1968)
- поэт. Харакири - вид самоубийства в Японии путем вспарывания живота
кинжалом.
315. СМ, 1911, No 10, с. 224.
316. BE, 1912, No 3, с. 97, без даты и посвящения. Печ. по сб.:
"Вечер", Пб., 1914, с. 53. Авторский список с датой: "1911. Петербург". -
ПД. Очевидно, по поводу этого стихотворения А. А. Блок, находившийся в
дружеских отношениях с Соловьевой, записал в дневнике 9 января 1913 г.:
"Поликсена Сергеевна была вечером у мамы, хочет посвятить мне стихотворение
в новой книжке" (А. Блок, Собр. соч. в восьми томах, т. 7, М.-Л., 1963, с.
205).
317. РМ, 1913, No 3, с. 89.
318. "Южный альманах", кн. 1, Симферополь, 1922, с. 7.
319. "Последние стихи", с. 21. Потир (греч.) - чаша для причастия в
православной церкви, ставилась обычно на возвышение.