тят горстке умнейших, лучших людей. Последние декабристы переживают горечь военного поражения, но ждут перемен...

И вот умирает Николай I.

Подул свежий ветер... Для лицейских героев нашего повествования все это имеет важные последствия: Пушкина выпускают в свет - первое научные издание, выполненное Павлом Анненковым, куда вошли многие сочинения и библиографические сведения, прежде совершенно запретные.

Пущина и его друзей собираются выпустить из Сибири.

Горчакова сразу же извлекают из небытия. Дипломатия его шефа Нессельроде потерпела полный крах, Крымская война проиграна, Россия изолирована, срочно нужны настоящие, а не лакированные дипломаты, способные делать дело. Пятидесятисемилетнего Горчакова неожиданно делают послом в Вене, где он блестяще нейтрализует Австрию у финиша Крымской войны; затем новый император приглашает его в Петербург, и апрельским днем 1856 года князь выходит из царских апартаментов министром иностранных дел России (а потом и канцлером).

Был славный обычай: когда некто становился министром, секретная полиция подносила ему подарок - вручала дело, заведенное на него в прежние времена. Один из старых сановников возмущался назначением Горчакова: "Как можно делать министром человека, знавшего заранее о 14 декабря!" (Что-то пронюхали о беседах с Пущиным?) Но царь уж распорядился, дело же изъято, и в нем, видно, Горчаков вычитал про себя: "...не любит Россию..."

Много лет спустя престарелый канцлер утверждал: "Моему совету государю Александру Николаевичу обязаны декабристы полным возвращением тех из них, которые оставались еще в живых в 1856 году". Конечно, тут преувеличивается роль одного советника в таком деле - об амнистии говорили и писали многие и в России, и за границей, и при дворе; но Горчаков, на исходе пятого десятка вдруг сделавшийся одной из главных персон в государстве, конечно, знал не только внешнюю дипломатию, но и придворную. Слова о несчастных, старых, более не опасных людях были, вероятно, произнесены им вовремя. Разумеется, министр не мог притом не подумать о Кюхле, Жанно и не вспомнить длинный ряд поступков, которыми был вправе гордиться перед лицейскими: встреча с Пушкиным в 1825-м, попытка помочь Пущину 14 или 15 декабря, независимая служба, ответ Бенкендорфу...

26 августа 1856 года в Москве, на коронации нового царя, присутствовали, между прочим, брат декабриста и друг семьи Пущиных, прославленный генерал Николай Муравьев-Карский, а также состоящий при нем крестник Пущина и сын декабриста - Михаил Волконский.

Вскоре Пущин запишет: "3 сентября был у нас курьер Миша, вестник нашего избавления. Он прискакал в семь дней из Москвы. Николай Николаевич человек с душой! Возвратись с коронации, в слезах обнял его и говорит, скачи за отцом... Спасибо ему!"

Три четверти товарищей не дождались амнистии и остались в сибирской или кавказской земле. Немногие возвратились без права надолго задерживаться в столицах...
 

Лицейские, ермоловцы, поэты,
Товарищи! Вас подлинно ли нет?..

 

Дальше


Воспроизвели по изданию
Н.Я. Эйдельман, "Твой XVIII век / Прекрасен наш союз...", М., изд. "Мысль", 1991 г.
ученики Московской гимназии на Юго-Западе № 1543
Наташа Нетрусова, Маша Сибельдина, Андрей Терехов, Аэлита Чумакова и Маша Шкроб

Оглавление Страница Натана Эйдельмана VIVOS VOCO!


VIVOS VOCO! - ЗОВУ ЖИВЫХ!