Тэффи

Волчок

И. Е. Репину   

Покупательницы так сдавили Неплодова, что он как прижался к ящику с заводными игрушками, так и стоял — ни вперед ни назад.

Из ящика торчали жестяные ножки, колесики, ключики, шарики.

— Какое множество наготовлено! Неужто все это раскупят? А если не раскупят? Разорение, банкротство, беда.

Чья-то рука потянулась к ящику, пошарила и вытащила блестящее, круглое, такое знакомое...

— Волчок!

Сколько лет не видал!

Напирающие дамы продвинули Неплодова вперед, и он увидел, как быстрые руки продавщицы накрутили пружину волчка, как он звякнул, стукнул о прилавок, зажужжал, запел и закружился воздушным, радужным, певучим вихрем.

— А-ах!

Волчок зачаровал Неплодова. Он засмеялся, оглянулся на соседей — смеются ли они тоже.

Волчок описал последний медленный полукруг, поскакал боком и упал.

— Ишь! Пока кружился — держался и даже пел. Как остановился — так все и кончено.

Он взял волчок из рук продавщицы, накрутил пружинку и пустил. Как он радостно прыгнул на свою острую тонкую ножку, закачался, запел! Золотые, зеленые, синие круги разливаются в воздухе, дрожат, жужжат, играют. Он схватил игрушку, и она забилась в руке, зажужжала живой пчелой.

— Сколько?

Шел, и улыбался, и качал головой.

— Вздор какой-то. Точно никогда волчков не видал! Прямо наваждение. Дети большие — куда им.

Жена строго запретила покупать подарки. Сама купит. И то сказать — он на это дело не мастер. В прошлом году купил семилетнему Петьке бумажник, а у Петьки и капиталу-то всего полтора франка звонкой монетой. А десятилетней Вареньке и того глупее — подарил мундштучок. Прельстило, что прозрачный и с искорками. А Варенька, конечно, оказалось, не курит. Ну словом — вздор. А теперь вот волчок... Ну так все и вышло.

— Тратишь деньги на такую ерунду, когда дома каждый грош считан, — сказала жена.

Петька, уткнув нос в книжку, смотрел исподлобья и волчком не заинтересовался. Варенька умоляюще поворачивала от матери к отцу свое острое бледное личико. Всегда за всех мучается.

Неплодов притворился равнодушным к волчку, льстиво хвалил макароны, но, как всегда, ел с трудом.

— Воздухом напитался. Гулял много. Ничего. После праздников за работу.

От воздуха нос у него припухал и краснел, и от этого щеки казались еще зеленее.

После завтрака жена увела Петьку сапоги покупать. Неплодов позвал Вареньку.

— Посмотри, дружок!

Завел пружинку, нажал.

Дззз...

И началось чарование.

— Ты только посмотри, Варенька, дружок мой. Ведь вот в руках в неподвижности — простая красная жестянка — ну просто дрянь. А вот я сообщаю ей силу — смотри — поет, кружится, красота. Ну разве не чудо это? А вот кончилась сила, и опять простая жестянка. Вот, я еще заведу, смотри.

Дззз...

— Ах, Варенька, девочка моя нежная! Сколько чудес на свете и не видим мы их, не замечаем, не думаем. А ведь всюду, всюду! Ты там что? Уроки готовила? Ну, иди, иди, готовь. А я тут еще...

Варенька пошла, быстро перебирая тонкими ногами в штопанных чулках.

Через час он позвал ее снова.

— Я вот тут отдыхал, Варенька, и кое о чем думал. Хочешь, я еще заведу волчок? Видишь — вот он, мертвый и неподвижный. И вот я, властью, мне данною — замечаешь эти слова? — властью, мне данною, дарую ему жизнь и радость. Здесь большая философия. Я человек не особенно ученый, но если дать эту мысль разработать настоящим философам... Большая книга могла бы из этого выйти. Ах, Варенька, друг мой! Ты еще ребенок, но я чувствую, что ты понимаешь меня. Ведь понимаешь? Да?

— Понимаю, — покорно вздохнула Варенька и опустила глаза.

— Сколько чудес! Господи, сколько чудес! Вот смотри, например, — в комнате уже темнеет. И вот, я подхожу к стене и поворачиваю этот крошечный рычажок. И что же? Вся комната вдруг озаряется светом. Разве это не чудо? Да покажи это чудо дикарю, так он у тебя мгновенно в Бога уверует. И кто это чудо сделал? Кто сейчас наполнил бедный дом своим неизъяснимым светом? Потому что, конечно, свет этот неизъясним. Знаю, знаю — они скажут «анод и катод». Знаем, сами учили. Но от названия дело не становится ясным. Назови мне анод хоть «Иваном Андреичем» — все равно, все сие неизъяснимо. Погоди, Варенька. Так вот: кто сейчас, на твоих глазах, так просто и спокойно сотворил это чудо, озарил светом надвигающийся мрак ночи? Я! Кто я? Я, Трифон Афанасьевич Неплодов. Взгляни на меня.

Неплодов встал прямо перед растерянно улыбавшейся Варенькой и беззащитно развел руки.

— Видела? Конечно, я твой отец, но все-таки надо правду видеть. Плюгавый, невзрачный, болезненный человек. Малообразованный. Вот и костюмчик у меня не того-с. Штиблеты... Словом, что уж там. В герои не лезу. И вот, я, властью, мне данной, делаю чудо. Люди думают, что солнце — это великое дело, а лампа пустяки. Солнце, конечно, большое, но и оно, и лампа моя скудная тою же силою зажигаются и горят. Всякий свет дается Господом, и другого, кроме Господнего, нет. И солнце чудо, и лампа моя такое же чудо. Только, конечно, понять это трудно. Ну, иди, иди, деточка, Господь с тобою. Там кто-то звонит.

...Вечер прошел тихо.

Неплодов молчал.

Только ночью, укладываясь спать, сказал жене:

— А странное дело, Леля, живем мы с тобой дружно, а ведь никогда ни о чем не разговариваем. О глубоком.

— Есть нам время разговаривать. За день наработаешься, намучаешься и слова-то все перезабудешь. Вот уж одиннадцатый час, а завтра в семь вставать, успеть до службы на базар сбегать.

— О земном печемся, как Марфа евангельская, о земном!

И вдруг жена Неплодова злобно швырнула на постель подушку, на которую натягивала свежую наволочку, швырнула и крикнула:

— Опять Марфа! Надоела мне ваша Марфа! Всю жизнь только Марфами тычут.

— Леля, дорогая, не сердись! Ты пойми только, что Мария сидела...

— Отлично я понимаю, что Мария сидела... А небось когда чай пить позвали, так, наверное, впереди всех побежала!

— Леля, что ты говоришь! Опомнись! Господи, прости и помилуй!

— Я к тому говорю, что Марфа тоже Христу служила. По своим силам, по своему пониманию. Душою-то возноситься куда интереснее, чем сковородами греметь.

— Леля! Леля! Ну как ты не понимаешь! Бога она, Марфа, не почувствовала, Бога!

Неплодова взглянула на мужа, потом пригляделась пристальнее и уже с простой, обычной заботой сказала:

— Зеленый ты до чего! Надо будет больше молока брать.


Неплодов держал в руке только что довертевшийся волчок и говорил Вареньке, уныло прижавшейся к косяку окна. Говорил шепотом, чтобы не услышал из соседней комнаты Петька, который еще ничего понять не может.

— И вот что еще пришло мне в голову, дружок ты мой Варенька. Пришло мне в голову, что все эти профессора и Эдисоны, все они только орудие в руках Божьих, вот как этот рычажок электрический. Решил Господь показать через них свет — и показал. Они-то воображают, вычисляют, измеряют. Ха-ха-ха! Вот скажут — радий открыли. А что такое радий, позвольте вас спросить? Сила. Много объяснили? Вот то-то и есть. Ты подумай только, Варенька, представь себе картину: сидит такой Эдисон у себя в кабинете. Ты ведь все понимаешь, что я говорю?

— Все понимаю, — прозвенел дрожащий голосок.

— Так вот — сидит Эдисон, может быть, тоже лысый какой-нибудь, плюгавый, со вставными зубами, и, черт его знает, какой еще у него пиджачишка, — сидит и нажимает рычаги, и идут от них по всему миру и свет, и тепло, и голоса человечьи, и музыка. И не понимает старикашка, что через него решил Господь послать нам чудеса эти, чтобы мы, огражденные от ужасов природы — природа, Варенька, враг наш... Все думают — ах, птички чирикают, ах, травка зеленеет, — а она, смотри-ка: то землю трясет, города рушит, то водой заливает, то лавой, огнем подземным палит — злющая, враг она человеку до последнего своего издыхания. И вот, когда становится Господу жаль человека, посылает он ему чудо через плешивых профессоров, через Эдисонов. Вон... слезы у меня... это ничего... Это от внутреннего восторга. Посылает человеку чудо, чтобы он хоть на минутку юдоль свою темную благословил. Варенька! Одиноки мы все, но ты меня понимаешь, дочечка, родная кровинка моя!

— Понимаю, — всхлипнул голосок.

— Ну, иди, Бог с тобой. Я прилягу.


Очнувшись от полудремоты в сумерках, встал Неплодов и, не зажигая огня, пошел в столовую.

Он видел у освещенного стола Петьку и Вареньку за книжками. Петька поднял голову, прислушался.

— Варя! — быстро зашептал он. — Папа идет! Волчок несет! Прячься скорей!

И видел он, как вскинула руками Варенька, как повернула свое искаженное тоскою и ужасом острое личико и застыла, глядя в темную дверь.

Неплодов закрыл глаза, постоял минутку, качнулся и бодро вошел в столовую.

— Ага, еще не поздно, — громко сказал он, взглянув на часы. — Вот что, Петруша, дружок мой, возьми ты этот самый... как его... волчок и отнеси швейцарихину мальчишке. Я для него это и купил, да все никак не собрался... Отнеси, друг мой. А я еще отдохну. Нездоровится что-то.

Повернулся, неловко задев о косяк плечом, и плотно закрыл за собой дверь.








Текст печатается по книге: *Тэффи Н. А. Собрание сочинений: Том 4: «О нежности». Составление и подготовка текстов Д. Д. Николаева, Е. М. Трубиловой. — М.: Лаком, 2000. — 384 с.* В комментариях в HTML-документа указаны страницы.




На главную
О Тэффи
Карта сайта
Форум
Ссылки

Счастье
Сборник «Книга Июнь»
Тихий спутник


Форум

На главную О Тэффи Сборник «Книга Июнь» Тихий спутник



QLE 88x31

QLE 88x31

  Каталог ресурсов Сибири   Allbest.ru   Fair.ru Ярмарка сайтов  




Дизайн © Helen, e-mail: webmaster@teffi.ru, 2000 г.
Hosted by EServer.