КОММЕНТАРИИ

Я.Я.Рудзитис

      
СКАЗАНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

  25-70. В рассказе о пребывании Каупо у папы использованы факты и детали
из соответствующего эпизода хроники Генриха Латвийского /Хрон. Лив., VII, 6;
см. также Хрон. Лив., X, 10/.
  71-78. ЧТО Ж ДО ЮНОШЕЙ, КОТОРЫХ КАУПО С СОБОЙ ПРИВЕЗ...
и далее. Материал для разработки этого мотива Пумпуру дал эпизод, взятый
им самим из IV части хроники Генриха Латвийского или через посредство ка-
кого-либо другого автора (в частности, Г. Меркеля). Летом 1200 г. враги
созвали Каупо, Анно и других ливских вождей "на пир". Когда те собрались,
враги заперли их; епископ Альберт потребовал выдачи заложников. "Боясь, что
их отправят за море в Тевтонию (в Германию. - Я. Р.), - пишет хронист, -
они (старейшины. - Я. Р.) представили епископу около тридцати своих сыно-
вей, лучших, какие были на Двине и в Торейде (в Турайде. - Я. Р.)". Епис-
коп отправился с заложниками в Германию. Возвращаясь на следующий год в
ливскую землю, он оставил заложников в Германии /Хрон. Лив., IV, 4; V, 1/.
  Г. Меркель изображает это событие в "Ванем Иманта" и пересказывает в
"Древних временах Лифляндии". В "Древних временах Лифляндии" он добав-
ляет, что заложники воспитывались в немецких монастырях и впоследствии
верно исполняли поручения епископа Альберта в Ливонии.
  Исторические источники, в том числе хроника Генриха Латвийского /Хрон.
Лив., X, 7/, позволяет предполагать, что в XIII в. в Германии действительно го-
товили священников и иных церковных служителей для Прибалтики из среды
ее коренных жителей. Пумпур в "Лачплесисе" высказывает подобное предполо-
жение.
  В эпосе говорится, что Каупо, отправляясь с Дитрихом в путешествие по
Германии и в Рим, взял с собой "из своего замка" юношей /Ор III, 866/. В
Германии они были отданы в монастырь, чтобы учиться "немецким премудрым
наукам". Пумпур считает, что среди этих юношей был и Индрикис Латыш-
ский /Л IV, 77/, т. е. Генрих Латвийский /см. прим. Л IV, 77/.
  Интересно, что в эпосе ничего не говорится о заложниках, нет ни малей-
шего указания на то, что юноши из замка Каупо едут в Неметчину по принуж-
дению. Чем объяснить это отклонение от хроники? Думается, во-первых, тем,
что данный эпизод хроники из соображений чисто композиционных воспроизво-
дится неточно (см., например, Л IV, 395-424, обстоятельства, при которых
Кокнесис попадает на немецкий корабль, плывущий в Неметчину). Во-вторых,
в эпосе отмечается, что Каупо еще до своего путешествия в Германию и Рим пи-
тает иллюзорную надежду на "немецкие премудрые науки", которыми враги, ал-
чущие богатств Балтии, согласны поделиться с его соотечественниками. Поэтому
он с такой охотой посылает юношей учиться в Неметчину. В-третьих, поэт еще
раз хотел показать, что среди древних жителей Латвии есть люди, стремящиеся
к знаниям, только завоеватели используют это в своих целях.
  77. ИНДРИКИС ЛАТЫШСКИЙ /Ор/ - автор "Хроники Ливонии" Генрих
Латвийский. Хроника его (1224-1226) является одним из источников по древ-
ней истории Латвии и Эстонии. Неизвестно, кем был Генрих Латвийский - ла-
тышом или немцем. В "Лачплесисе" он латыш, получивший образование в Не-
метчине.
  91-96. В УСТЬЕ РИДЗИНИ РАБОТАЛ... и далее. Рига как древнее посе-
ление ливов и древних латышей на речке Ридзиня была известна еще до появ-
ления немецких рыцарей. В низовьях Ридзини находился торговый центр -
Рига. Здесь на время или на постоянное жительство селились немецкие купцы.
В начале X11I в. крестоносцы по указанию епископа Альберта (см. прим. Л IV,
101) начали строить на Ридзине немецкое поселение и возводить укрепления.
Годом основания Риги принято считать 1201 год. Генрих Латвийский пишет о
так называемом основании Риги в "Хронике Ливонии" /Хрон. Лив., IV, 5; V, 1/.
В 1201 г. Альберт перенес епископский престол из Икшкиле (Икскуль) в Ригу.
Рига становится центром экспансии против древних ливов, латышей и эстов.
В эпосе правильно сказано: "В светлой Риге угнездился Иноземный алчный
сброд" /Л IV, 113-114/.
  98. В ЦЕНТРЕ ВЫСИЛСЯ СОБОР. Имеется в виду собор св. Марии, так
наз. Домский собор - бывший кафедральный собор рижского епископа (в Ста-
рой Риге), заложен в 1211 г., строительство продолжалось до 80-х годов XIII в.
  101. ЕПИСКОП АЛЬБЕРТ - Альберт Буксгевден, рижский католический
епископ. Во время его епископства развернулась экспансия против народов
Прибалтики, он был фактическим организатором захвата Ливонии в первые годы
десятилетия XIII в. При Альберте были покорены ливы, эсты, латышские пле-
мена - латгалы, селы, началось покорение остальных латышских племен -
куршей, земгалов.
  Альберт Буксгевден родом из северо-западной Германии. В 1199 г. он был
посвящен в епископы Ливонии и носил этот сан до самой смерти, до 1229 г.
Епископ Альберт был высшим представителем местной власти не только
церковной, но, по сути дела, и военной. Ему были подчинены крестоносцы, ко-
торые появлялись в Ливонии временно, и постоянное войско "Братство Хри-
стовых рыцарей" во главе с магистром.
  В эпосе Альберт не показан, но из всех упоминаний о нем /Л IV, 101; VI,
203, 235-238, 287-288, 810-824 и др./ ясно, что именно он - главный орга-
низатор и руководитель немецкого вторжения. Обрисован он как жестокий
и непреклонный исполнитель замысла покорения и христианизации Латвии.
  108. ИКШКИЛЕ находится на правом берегу Даугавы, примерно в 20 км
от Риги; САЛАСПИЛС - между Икшкиле и Ригой. Икшкильский (Икскуль-
ский) и Саласпилсский (Гольмский) каменные замки построены в 1185-1186 гг.
при немецком миссионере Мейнарде. Саласпилсский замок находился на островке
с позднейшим названием Мартиньсала на Даугаве. Оба замка были первыми
немецкими замками в Латвии. В Икшкиле и Саласпилсе Мейнард построил и
церкви. В 1186 г. бременский архиепископ Гарвиг II учредил Икшкильское епис-
копство.
  463-466. Четверостишие из песни корабельщиков "Ты, родимый, справь
мне лодку..." - народная песня /см. LD 30875/.
  517-559. ДОЧКА СЕВЕРА ПРЕД ВАМИ!.. В оригинале - Ziemelmeita,
т. е. Дочь Зиемелиса (Севера, Северного ветра). Для создания этого образа
Пумпур использовал латышские народные песни. В собрании латышских народ-
ных песен Кр. Барона "Латышские дайны" - восемнадцать песен о Зиемель-
мейте. Смысл ее образа расшифровать нелегко.
  В связи с проблемой образа Дочери Севера (Зиемелиса) в "Латышских
дайнах" привлекает внимание песня о поездке на смотрины /LD 14425/. Из три-
дцати шести ее вариантов, записанных в разных местностях Латвии, семнадцать
воспевают "бандениеков" (в одном случае "барабанщиков"), которые едут на
смотрины к Дочери Зиемелиса /LD 14425, 3; 14425, 3v; 14425, 4; 14425, 4v и др./;
bandenieks - работник, которому хозяин в качестве платы выделяет кусок
земли.

- Вы куда же, "бандениеки",
В шубки наряжаетесь?
- Есть у Зиемелиса дочка,
На смотрины едем к ней.
- Вы не ездите напрасно,
Не увидеть вам ее;
Там и свой жених сыскался -
Землю в кортому берет.
/LD   14425,   4/.

  Распространенность имени Зиемелис (оно встречается почти в половине ва-
риантов песни) заставляет предполагать, что данный мотив в этих песнях гене-
тически связан с народными представлениями о Дочери Зиемелиса как об осо-
бом существе /ср. LD 31825/.
  Одна из версий песни о Дочери Зиемелиса (близкая к ранее указа'нным
вариантам свадебных песен в собрании Кр. Барона) опубликована в 1938 г. в
III томе "Народных песен" П. Шмидта:

Вы куда же, пареньки,
В шубки облачаетесь?
Есть у Зиемелиса дочка,
На смотрины к ней идем.
/Tdz   55661, Лаубере - Рг/. 

  Более определенно говорится о Дочери Севера в следующей народной
песне:

Ладь челнок мне, батюшка,
Тки мне парус, матушка,
Сяду, в море поплыву,
На Зиемельмейту погляжу.
/LD 30875, Лиезере - Мд, зап. Я.  Неуман,  Рукоп. собр.
Ученой  комиссии  Рижского латышского общества/.

  Именно данную латышскую народную песню Пумпур представил как ми-
фологическую в статье 1880 г. "Об одном старом добром обычае и как он ныне
извратился в латышском народе" /Rk II, 414-415/.

  Дочь Зиемелиса воспевается и в народном романсе, который в 1885 г. об-
работал для хора композитор Андрей Юрьян:

Морю нужен тонкий невод,
Белый парус - лодочке,
Плещет, плещет белый парус,
Быстро лодочка бежит,
Быстро лодочка несется
К Зиемелису самому.
Есть у Зиемелиса дочка,
На смотрины еду к ней.
Уж ты езди иль не езди,
Не видать тебе меня.
Лучше здесь ходить по глине,
Чем у мужа по мосткам;
Здесь и грязь-то серебрится,
А мостки - они в слезах.
(A. Jurjans,   Latviesu tautas dzlesmu krajums,  II, Riga, 1885).

  Думается, что из латышских фольклорных произведений именно песня, со-
ответствующая типу LD 30875 (Пумпур в "Лачплесисе" включил текст этого
типа в песню корабельщиков), и, возможно, романс, обработанный А. Юрьяном,
послужили поэту основой для создания образа Дочери Зиемелиса (Дочери Се-
вера). Однако в том, что Пумпур ввел этот мотив латышской песни в эпос и
интерпретировал его именно так, а не иначе, серьезную роль сыграла "Калевала"
(ср. образ Дочери, или Девы Севера, - один из центральных в карело-финском
эпосе).
  Пумпур в "Лачплесисе" сообщает, что о Дочери Севера "многие предания
говорят", "корабельщики рассказывают" /Ор. IV, 540-541/. Но надежных мате-
риалов об этом образе в латышских сказках и преданиях до сих пор не вы-
явлено.
  Дочь Севера в "Лачплесисе" весьма специфический образ сверхъестествен-
ного антропоморфного существа. Изображение ее отмечено предельным лако-
низмом и лирической мягкостью. Героиня Пумпура возвышенна и прекрасна.
Хотя отец ее поднимает бури в Северном море и сама она руководит сраже-
ниями между умершими воинами, сущность характера Дочери Севера в глу-
бочайшем спокойствии. После исчезновения Лаймдоты, охваченной терзаниями
и тоской, Лачплесис думает о Дочери Севера и решает поехать посмотреть на
нее, чтобы обрести покой.
  В характеристике героини у Пумпура мотив народных песен о Дочери Се-
вера сливается с поверьем о сполохах /Л IV, 545-546/. По латышским народ-
ным поверьям, сполохи - это души павших воинов. Когда они бьются, возни-
кает северное сияние. Появление сполохов - знамение войны с большим крово-
пролитием, мора или иной большой беды /LTT 14182-14206/. Некоторые из
этих поверий записаны еще в XVII, XVIII и в первой половине XIX в. /LTT
14182-14191/. Аналогичные финно-угорские поверья использованы в эпосе
Фр. Р. Крейцвальда: спутники Калевипоэга на пути к "границе мира" со страхом
наблюдают за северным сиянием - за борьбой воинственных "духов северных
сияний" (Калевипоэг, М., 1956, стр. 378).
  Конкретная обрисовка Дочери Севера в "Лачплесисе" отличается от обри-
совки ее в "Калевале". Матерью Дочери Севера в "Калевале" является Хозяйка
Похъелы (Севера), которая не только занимается земледелием и скотоводством,
но и великая волшебница (об имени Похъела см. Kaarle Krohn. Kalevalastu-
dien Г, - "FF Communications", № 53, Helsinki, 1924, стр. 82). В карело-финском
эпосе Дочь Севера предстает не как сверхъестественное существо, каким она
является у Пумпура, а как реальный человек, наделенный лишь необычайной
красотой: "всех других прекрасней" /Калевала, XIII, 5/, "красота земли и моря"
/Калевала, XIII, 236/. Отступление от основной линии характеристики героини
имеется только в одном эпизоде - в восьмой руне /Калевала, VIII, 1-30/.
Здесь образ Девы Севера приобретает фантастические черты.
  Отец Зиемельмейты - Зиемелис - в оригинале "Лачплесиса" непосредст-
венно не показан, но характеризуется в рассказе дочери или посредством опи-
сания его владений, ледяного дворца и природных явлений, происходящих, когда,
он пробуждается от долгого сна. Зиемелис предстает в эпосе как могучий, уг-
рюмый исполин, владыка севера; подвластные ему ветры и бури не щадят ни
один корабль, очутившийся в его царстве. Образ Зиемелиса следует рассмат-
ривать как самостоятельный, созданный Пумпуром по принципам изображения,
свойственным народным сказкам и преданиям (волшебные свойства, гиперболи-
зация). Вероятно, какой-то материал дал поэту вариант песни LD 30875 и об-
работанный Ю. Юрьяном романс "Морю нужен тонкий невод". Зиемелис как
особое существо встречается в сказке, напечатанной впервые в 1887 году, где
он помогает волку выгнать домашних животных из их лесной избушки. От его
дыхания замерзает вода и снег засыпает землю /PS I, 241-242; см. также
РЗ V, 449/. Как один из двенадцати сынов Отца ветров Зиемелис эпизодически
появляется в другой сказке /LP II, 31; см. также прим. Л I, 123/.
  531. ШАЛЬ НЕТРОНУТО БЕЛЕЛА. В оригинале - Виллайне - принад-
лежность латышского женского костюма - покров, шаль, вышитая цветным
гарусом, укрывающая спину и грудь, на груди или на плече скрепляется бро-
шью - сактой.
  669-680. КРАЙ ЗЕМЛИ, СТРАНУ ПСОГЛАВЦЕВ... и далее. По-латышски
псоглавец - "sunpurnis" - производное от "suns" - собака и "purns" - морда.
В латышских народных сказках и преданиях псоглавцы обычно обитают в лесу.
Но есть варианты, говорящие о некоей земле сумпурнисов /Jkr IV, 53/ или ост-
рове сумпурнисов /LP VII, 1, 996, зап. ок. 1893 г./. Весь эпизод с описанием
внешности псоглавцев, их поведения и рекомендацией, как спастись от них, пол-
ностью отвечает мотивам латышских сказок и преданий.
  686-978. КРАЙ ЗЕМЛИ, ЕЕ ПРЕДЕЛ... и далее. Страницам IV сказания о
крае земли и об алмазной горе в какой-то мере близки некоторые мотивы ла-
тышского повествовательного фольклора.
  На конкретную разработку темы края земли, взятой Пумпуром из повест-
вовательного фольклора, в большей мере повлияли латышские народные песни
о Солнце (Сауле), дочерях Солнца и сыновьях Диева.
  Немало параллелей и близких мотивов содержится в латышских сказках
и в эпосе других народов. Сказки о чудесных странах, солнечном крае, земле
изобилия, огненной земле, земле мрака, невиданных островах, алмазных и "при-
тягивающих" горах и т. д. известны у многих народов. В указателе Ст. Томп-
сона имеется обширный раздел "Markvels" ("Чудеса"), посвященный сказкам этого
цикла (Stith Thompson, Motiv-index of Folk-literature, III, - "FF Communi-
cations", № 108, Helsinki, 1934, стр. 1-200). Известны древнегреческие мифы о
крае земли. Некоторые элементы их содержатся в "Одиссее". В конце "Кале-
валы" Вейнемейнен "едет... туда, где вместе сходятся земля и небо". Тема края
света занимает видное место в "Калевипоэге", где развитию ее посвящена целая
песня - XVI. В разработке темы края света Пумпур в значителньой мере сле-
довал, по-видимому, латышским сказкам и поверьям. Однако само обращение
к этой теме могло произойти под влиянием эпоса других народов, так как в
латышском повествовательном фольклоре она не очень распространена (зафик-
сирована пока лишь в нескольких вариантах).
  По некоторым латышским народным поверьям, земля - "большущая глад-
кая равнина", "плоская и круглая, как тарелка"; где-то далеко она сходится с
небом /FS 876, 38; 876, 159, зап. в 1929 г./, там и находится край земли. "Там
есть невидимая стена. Дойдешь до нее и дальше шагу не ступить. Что за той
стеной - никто того не знает. Некоторые полагали, что там вроде ада что-то"
/FS 876, 159/. Где-то далеко, говорят, есть каменная стена - "край света". Мо-
ряки рассказывают, кто на нее влезет, "тот онемеет, лицо у него блаженное
сделается, и он сразу же прыгает по ту сторону" /FS 876, 560, зап. в 1929 г./.
  Мотивы края света, или края земли, известны нам в следующих латышских
сказках: FS 41, 1148, зап. в 1927 г.; 548, 2164; 648, 286, зап. в 1928 г.; LP II,
1-2; IV, 17-18; Р§ X, 141. В трех из этих вариантов /FS 41, 1148; 648, 286;
LP II, 1-2/ край света - высокая каменная стена - обнаруживается во время
плаванья на корабле. За стеной находится рай /FS 648, 286/. В другой сказке
два брата отправляются искать край света. На краю света находятся ад, чисти-
лище и рай /FS 548, 2164/. С этим перекликаются строки эпоса:

Там врата небес, и там же
Пекло отверзается.
/Л   IV, 865-866/.

  В героической сказке /LP IV, 17-18/ богатырь по ветвям огромного дерева
взбирается до облаков. Ступая по облакам так же, как по земле, он достигает
места, где облака сходятся с землей. Герой спускается на землю и приходит
домой. Край земли упоминается и в латышской народной песне, впервые напе-
чатанной в сборниках Г. Ф. Бютнера (1844) и А. Биленштейна (1875):

Выплывали из моря
Два чалых коня;
На одном - попона звездная,
У другого - звездная уздечка.
Они знали край земли,
Дно морское они знали.
("Latviegu  jauzu  dziesmas  un  zlfjges",
Jelgava,  1844,  № 2238,  Тирза - Мд).

  В "Латышских дайнах" имеется еще один вариант этой песни /LD 33874 v/,
который незначительно отличается от предыдущего /33874/.
  В "Лачплесисе" край земли описан как обитель богов - сыновей Перкона,
Солнца, дочерей Солнца, сыновей Диева - и счастливых людей. Это одновре-
менно Восток, сказочное восточное царство, прославляемое в данной части
эпоса Пумпура. Изображая Восток, Пумпур обращался к мотивам народных пе-
сен о Солнце, о "золотом яблоке", которое "бросают", "катают" Солнце и сы-
новья Диева; две песни он использовал текстуально, варьируя их /ср. LD 33878;
33944/. Как развитие мотива "золотого яблока", которое бросают небесные бо-
жества /LD 33815; 34031/, появились в эпосе строки о золотых садах Солнца.
На развитии темы сказочного Востока в произведении Пумпура сказалась рас-
пространенная в то время в латышской мифологии версия о Востоке как о не-
коей "святой земле", "чудесной земле", обители Солнца и Месяца. Подобные
высказывания о "Восточной земле" встречаются в приложении к "Латышской
грамматике" Г. Ф. Стендера, в "Древних временах Лифляндии" Г. Меркеля и пр.,
основываются они на преувеличении значения некоторых фактов латыш-
ской мифологии, произвольной их комбинации и на ошибочной этимологии
(G. Fr. Slender, Lettische Grammatik, стр. 261; Меркель, 1798, 38, 138-140).
Известно, что у латышской народной традиции имеется божество утренней зари
Аустра (см. прим. Л I, 33-34), но материалов, подтверждающих особое мифо-
логическое значение восточной части неба, нет. Возвеличивание Востока в эпосе
вызвано, несомненно, и глубокими дружественными чувствами Пумпура и всего
латышского народа к русскому народу, стремлениями прогрессивного латыш-
ского общества установить еще более тесные отношения между обоими народами.
  В свете изложенных замечаний становится понятнее, почему Пумпур изобра-
жает Восток как первоначальную родину латышского народа (см. прим. Л. III,
438-457).
  691-702. СХОДИТ СОЛНЦЕ, ТАК ЧТО МОЖНО ДО НЕГО ДОСТАТЬ
РУКОЙ... и далее. Сходный мотив встречается в легенде, впервые напечатанной
в "Латышских сказках и преданиях" П. Шмидта: "В старину один солдат при-
шел со службы и рассказывал, что был он на Кавказе. Там есть такие высокие
горы, что женщины, кончив колотить белье, вальки за облака суют" /PS XV,
266/. Записала это А. Миезере в Сауке (Ек) "от старого солдата".
  777-880. ИХ К СТРАНЕ ПЕСИГОЛОВЦЕВ ВЕТЕР СЕВЕРНЫЙ ПРИ-
ГНАЛ... и далее. Эпизод сходен с преданием /LP VII, I, 996/, где люди в бурю
попадают на остров псоглавцев, или песиголовцев. В эстонском эпосе герой
также попадает в землю собакоподобных существ, но они характеризуются
иначе, чем латышские сумпурни (Калевипоэг, М., 1956, стр. 328-379). По эстон-
ским народным поверьям, эти существа стерегут подходы к краю земли. Ситуа-
ция с людоедами-псоголовцами, заваливающими вход в пещеру, где укрылся
Лачплесис, напоминает сходный эпизод древнегреческого эпоса - Одиссей в пе-
щере циклопа. Аналогичный вариант имеется и в записях латышских сказок
/PS XI, 192-193; ср. LP II, 1-2/; правда, в ходе его изучения была высказана
мысль, что вариант этот создан под книжным влиянием /PS XI, 192-193; "Filo-
logu biedribas raksti", XVII, Riga, 1937/. Есть все основания полагать, что рас-
сказ Пумпура о Лачплесисе в пещере псоглавцев написан в значительной мере
под воздействием "Одиссеи".
  943-978. И К ГОРЕ, ГОРЕ АЛМАЗНОЙ НАКОНЕЦ КОРАБЛЬ ПРИ-
ВЕЛ... и далее. В данном эпизоде рассказывается о приключениях Лачплесиса
и его спутников близ громадной алмазной горы за краем неба и земли. Сходные
мотивы содержатся в некоторых сказках о крае света /LP II, 1-2; FS 41, 1148;,
648, 286/, но вместо алмазной горы в них фигурирует высокая каменная стена.
  991-1000. ЛАЧПЛЕСИС МГНОВЕННО ПОНЯЛ, ЧТО ЗА ОСТРОВ
ВСТАЛ ВДАЛИ... и далее. Мотиву из "Лачплесиса" о зачарованном острове,
притягивающем суда, в латышских сказках установлены лишь очень отдаленные
параллели /LP, IV, 201-203/.

	
Главная страница