![]() КОММЕНТАРИИЯ.Я.Рудзитис СКАЗАНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ 25-70. В рассказе о пребывании Каупо у папы использованы факты и детали из соответствующего эпизода хроники Генриха Латвийского /Хрон. Лив., VII, 6; см. также Хрон. Лив., X, 10/. 71-78. ЧТО Ж ДО ЮНОШЕЙ, КОТОРЫХ КАУПО С СОБОЙ ПРИВЕЗ... и далее. Материал для разработки этого мотива Пумпуру дал эпизод, взятый им самим из IV части хроники Генриха Латвийского или через посредство ка- кого-либо другого автора (в частности, Г. Меркеля). Летом 1200 г. враги созвали Каупо, Анно и других ливских вождей "на пир". Когда те собрались, враги заперли их; епископ Альберт потребовал выдачи заложников. "Боясь, что их отправят за море в Тевтонию (в Германию. - Я. Р.), - пишет хронист, - они (старейшины. - Я. Р.) представили епископу около тридцати своих сыно- вей, лучших, какие были на Двине и в Торейде (в Турайде. - Я. Р.)". Епис- коп отправился с заложниками в Германию. Возвращаясь на следующий год в ливскую землю, он оставил заложников в Германии /Хрон. Лив., IV, 4; V, 1/. Г. Меркель изображает это событие в "Ванем Иманта" и пересказывает в "Древних временах Лифляндии". В "Древних временах Лифляндии" он добав- ляет, что заложники воспитывались в немецких монастырях и впоследствии верно исполняли поручения епископа Альберта в Ливонии. Исторические источники, в том числе хроника Генриха Латвийского /Хрон. Лив., X, 7/, позволяет предполагать, что в XIII в. в Германии действительно го- товили священников и иных церковных служителей для Прибалтики из среды ее коренных жителей. Пумпур в "Лачплесисе" высказывает подобное предполо- жение. В эпосе говорится, что Каупо, отправляясь с Дитрихом в путешествие по Германии и в Рим, взял с собой "из своего замка" юношей /Ор III, 866/. В Германии они были отданы в монастырь, чтобы учиться "немецким премудрым наукам". Пумпур считает, что среди этих юношей был и Индрикис Латыш- ский /Л IV, 77/, т. е. Генрих Латвийский /см. прим. Л IV, 77/. Интересно, что в эпосе ничего не говорится о заложниках, нет ни малей- шего указания на то, что юноши из замка Каупо едут в Неметчину по принуж- дению. Чем объяснить это отклонение от хроники? Думается, во-первых, тем, что данный эпизод хроники из соображений чисто композиционных воспроизво- дится неточно (см., например, Л IV, 395-424, обстоятельства, при которых Кокнесис попадает на немецкий корабль, плывущий в Неметчину). Во-вторых, в эпосе отмечается, что Каупо еще до своего путешествия в Германию и Рим пи- тает иллюзорную надежду на "немецкие премудрые науки", которыми враги, ал- чущие богатств Балтии, согласны поделиться с его соотечественниками. Поэтому он с такой охотой посылает юношей учиться в Неметчину. В-третьих, поэт еще раз хотел показать, что среди древних жителей Латвии есть люди, стремящиеся к знаниям, только завоеватели используют это в своих целях. 77. ИНДРИКИС ЛАТЫШСКИЙ /Ор/ - автор "Хроники Ливонии" Генрих Латвийский. Хроника его (1224-1226) является одним из источников по древ- ней истории Латвии и Эстонии. Неизвестно, кем был Генрих Латвийский - ла- тышом или немцем. В "Лачплесисе" он латыш, получивший образование в Не- метчине. 91-96. В УСТЬЕ РИДЗИНИ РАБОТАЛ... и далее. Рига как древнее посе- ление ливов и древних латышей на речке Ридзиня была известна еще до появ- ления немецких рыцарей. В низовьях Ридзини находился торговый центр - Рига. Здесь на время или на постоянное жительство селились немецкие купцы. В начале X11I в. крестоносцы по указанию епископа Альберта (см. прим. Л IV, 101) начали строить на Ридзине немецкое поселение и возводить укрепления. Годом основания Риги принято считать 1201 год. Генрих Латвийский пишет о так называемом основании Риги в "Хронике Ливонии" /Хрон. Лив., IV, 5; V, 1/. В 1201 г. Альберт перенес епископский престол из Икшкиле (Икскуль) в Ригу. Рига становится центром экспансии против древних ливов, латышей и эстов. В эпосе правильно сказано: "В светлой Риге угнездился Иноземный алчный сброд" /Л IV, 113-114/. 98. В ЦЕНТРЕ ВЫСИЛСЯ СОБОР. Имеется в виду собор св. Марии, так наз. Домский собор - бывший кафедральный собор рижского епископа (в Ста- рой Риге), заложен в 1211 г., строительство продолжалось до 80-х годов XIII в. 101. ЕПИСКОП АЛЬБЕРТ - Альберт Буксгевден, рижский католический епископ. Во время его епископства развернулась экспансия против народов Прибалтики, он был фактическим организатором захвата Ливонии в первые годы десятилетия XIII в. При Альберте были покорены ливы, эсты, латышские пле- мена - латгалы, селы, началось покорение остальных латышских племен - куршей, земгалов. Альберт Буксгевден родом из северо-западной Германии. В 1199 г. он был посвящен в епископы Ливонии и носил этот сан до самой смерти, до 1229 г. Епископ Альберт был высшим представителем местной власти не только церковной, но, по сути дела, и военной. Ему были подчинены крестоносцы, ко- торые появлялись в Ливонии временно, и постоянное войско "Братство Хри- стовых рыцарей" во главе с магистром. В эпосе Альберт не показан, но из всех упоминаний о нем /Л IV, 101; VI, 203, 235-238, 287-288, 810-824 и др./ ясно, что именно он - главный орга- низатор и руководитель немецкого вторжения. Обрисован он как жестокий и непреклонный исполнитель замысла покорения и христианизации Латвии. 108. ИКШКИЛЕ находится на правом берегу Даугавы, примерно в 20 км от Риги; САЛАСПИЛС - между Икшкиле и Ригой. Икшкильский (Икскуль- ский) и Саласпилсский (Гольмский) каменные замки построены в 1185-1186 гг. при немецком миссионере Мейнарде. Саласпилсский замок находился на островке с позднейшим названием Мартиньсала на Даугаве. Оба замка были первыми немецкими замками в Латвии. В Икшкиле и Саласпилсе Мейнард построил и церкви. В 1186 г. бременский архиепископ Гарвиг II учредил Икшкильское епис- копство. 463-466. Четверостишие из песни корабельщиков "Ты, родимый, справь мне лодку..." - народная песня /см. LD 30875/. 517-559. ДОЧКА СЕВЕРА ПРЕД ВАМИ!.. В оригинале - Ziemelmeita, т. е. Дочь Зиемелиса (Севера, Северного ветра). Для создания этого образа Пумпур использовал латышские народные песни. В собрании латышских народ- ных песен Кр. Барона "Латышские дайны" - восемнадцать песен о Зиемель- мейте. Смысл ее образа расшифровать нелегко. В связи с проблемой образа Дочери Севера (Зиемелиса) в "Латышских дайнах" привлекает внимание песня о поездке на смотрины /LD 14425/. Из три- дцати шести ее вариантов, записанных в разных местностях Латвии, семнадцать воспевают "бандениеков" (в одном случае "барабанщиков"), которые едут на смотрины к Дочери Зиемелиса /LD 14425, 3; 14425, 3v; 14425, 4; 14425, 4v и др./; bandenieks - работник, которому хозяин в качестве платы выделяет кусок земли. - Вы куда же, "бандениеки", В шубки наряжаетесь? - Есть у Зиемелиса дочка, На смотрины едем к ней. - Вы не ездите напрасно, Не увидеть вам ее; Там и свой жених сыскался - Землю в кортому берет. /LD 14425, 4/. Распространенность имени Зиемелис (оно встречается почти в половине ва- риантов песни) заставляет предполагать, что данный мотив в этих песнях гене- тически связан с народными представлениями о Дочери Зиемелиса как об осо- бом существе /ср. LD 31825/. Одна из версий песни о Дочери Зиемелиса (близкая к ранее указа'нным вариантам свадебных песен в собрании Кр. Барона) опубликована в 1938 г. в III томе "Народных песен" П. Шмидта: Вы куда же, пареньки, В шубки облачаетесь? Есть у Зиемелиса дочка, На смотрины к ней идем. /Tdz 55661, Лаубере - Рг/. Более определенно говорится о Дочери Севера в следующей народной песне: Ладь челнок мне, батюшка, Тки мне парус, матушка, Сяду, в море поплыву, На Зиемельмейту погляжу. /LD 30875, Лиезере - Мд, зап. Я. Неуман, Рукоп. собр. Ученой комиссии Рижского латышского общества/. Именно данную латышскую народную песню Пумпур представил как ми- фологическую в статье 1880 г. "Об одном старом добром обычае и как он ныне извратился в латышском народе" /Rk II, 414-415/. Дочь Зиемелиса воспевается и в народном романсе, который в 1885 г. об- работал для хора композитор Андрей Юрьян: Морю нужен тонкий невод, Белый парус - лодочке, Плещет, плещет белый парус, Быстро лодочка бежит, Быстро лодочка несется К Зиемелису самому. Есть у Зиемелиса дочка, На смотрины еду к ней. Уж ты езди иль не езди, Не видать тебе меня. Лучше здесь ходить по глине, Чем у мужа по мосткам; Здесь и грязь-то серебрится, А мостки - они в слезах. (A. Jurjans, Latviesu tautas dzlesmu krajums, II, Riga, 1885). Думается, что из латышских фольклорных произведений именно песня, со- ответствующая типу LD 30875 (Пумпур в "Лачплесисе" включил текст этого типа в песню корабельщиков), и, возможно, романс, обработанный А. Юрьяном, послужили поэту основой для создания образа Дочери Зиемелиса (Дочери Се- вера). Однако в том, что Пумпур ввел этот мотив латышской песни в эпос и интерпретировал его именно так, а не иначе, серьезную роль сыграла "Калевала" (ср. образ Дочери, или Девы Севера, - один из центральных в карело-финском эпосе). Пумпур в "Лачплесисе" сообщает, что о Дочери Севера "многие предания говорят", "корабельщики рассказывают" /Ор. IV, 540-541/. Но надежных мате- риалов об этом образе в латышских сказках и преданиях до сих пор не вы- явлено. Дочь Севера в "Лачплесисе" весьма специфический образ сверхъестествен- ного антропоморфного существа. Изображение ее отмечено предельным лако- низмом и лирической мягкостью. Героиня Пумпура возвышенна и прекрасна. Хотя отец ее поднимает бури в Северном море и сама она руководит сраже- ниями между умершими воинами, сущность характера Дочери Севера в глу- бочайшем спокойствии. После исчезновения Лаймдоты, охваченной терзаниями и тоской, Лачплесис думает о Дочери Севера и решает поехать посмотреть на нее, чтобы обрести покой. В характеристике героини у Пумпура мотив народных песен о Дочери Се- вера сливается с поверьем о сполохах /Л IV, 545-546/. По латышским народ- ным поверьям, сполохи - это души павших воинов. Когда они бьются, возни- кает северное сияние. Появление сполохов - знамение войны с большим крово- пролитием, мора или иной большой беды /LTT 14182-14206/. Некоторые из этих поверий записаны еще в XVII, XVIII и в первой половине XIX в. /LTT 14182-14191/. Аналогичные финно-угорские поверья использованы в эпосе Фр. Р. Крейцвальда: спутники Калевипоэга на пути к "границе мира" со страхом наблюдают за северным сиянием - за борьбой воинственных "духов северных сияний" (Калевипоэг, М., 1956, стр. 378). Конкретная обрисовка Дочери Севера в "Лачплесисе" отличается от обри- совки ее в "Калевале". Матерью Дочери Севера в "Калевале" является Хозяйка Похъелы (Севера), которая не только занимается земледелием и скотоводством, но и великая волшебница (об имени Похъела см. Kaarle Krohn. Kalevalastu- dien Г, - "FF Communications", № 53, Helsinki, 1924, стр. 82). В карело-финском эпосе Дочь Севера предстает не как сверхъестественное существо, каким она является у Пумпура, а как реальный человек, наделенный лишь необычайной красотой: "всех других прекрасней" /Калевала, XIII, 5/, "красота земли и моря" /Калевала, XIII, 236/. Отступление от основной линии характеристики героини имеется только в одном эпизоде - в восьмой руне /Калевала, VIII, 1-30/. Здесь образ Девы Севера приобретает фантастические черты. Отец Зиемельмейты - Зиемелис - в оригинале "Лачплесиса" непосредст- венно не показан, но характеризуется в рассказе дочери или посредством опи- сания его владений, ледяного дворца и природных явлений, происходящих, когда, он пробуждается от долгого сна. Зиемелис предстает в эпосе как могучий, уг- рюмый исполин, владыка севера; подвластные ему ветры и бури не щадят ни один корабль, очутившийся в его царстве. Образ Зиемелиса следует рассмат- ривать как самостоятельный, созданный Пумпуром по принципам изображения, свойственным народным сказкам и преданиям (волшебные свойства, гиперболи- зация). Вероятно, какой-то материал дал поэту вариант песни LD 30875 и об- работанный Ю. Юрьяном романс "Морю нужен тонкий невод". Зиемелис как особое существо встречается в сказке, напечатанной впервые в 1887 году, где он помогает волку выгнать домашних животных из их лесной избушки. От его дыхания замерзает вода и снег засыпает землю /PS I, 241-242; см. также РЗ V, 449/. Как один из двенадцати сынов Отца ветров Зиемелис эпизодически появляется в другой сказке /LP II, 31; см. также прим. Л I, 123/. 531. ШАЛЬ НЕТРОНУТО БЕЛЕЛА. В оригинале - Виллайне - принад- лежность латышского женского костюма - покров, шаль, вышитая цветным гарусом, укрывающая спину и грудь, на груди или на плече скрепляется бро- шью - сактой. 669-680. КРАЙ ЗЕМЛИ, СТРАНУ ПСОГЛАВЦЕВ... и далее. По-латышски псоглавец - "sunpurnis" - производное от "suns" - собака и "purns" - морда. В латышских народных сказках и преданиях псоглавцы обычно обитают в лесу. Но есть варианты, говорящие о некоей земле сумпурнисов /Jkr IV, 53/ или ост- рове сумпурнисов /LP VII, 1, 996, зап. ок. 1893 г./. Весь эпизод с описанием внешности псоглавцев, их поведения и рекомендацией, как спастись от них, пол- ностью отвечает мотивам латышских сказок и преданий. 686-978. КРАЙ ЗЕМЛИ, ЕЕ ПРЕДЕЛ... и далее. Страницам IV сказания о крае земли и об алмазной горе в какой-то мере близки некоторые мотивы ла- тышского повествовательного фольклора. На конкретную разработку темы края земли, взятой Пумпуром из повест- вовательного фольклора, в большей мере повлияли латышские народные песни о Солнце (Сауле), дочерях Солнца и сыновьях Диева. Немало параллелей и близких мотивов содержится в латышских сказках и в эпосе других народов. Сказки о чудесных странах, солнечном крае, земле изобилия, огненной земле, земле мрака, невиданных островах, алмазных и "при- тягивающих" горах и т. д. известны у многих народов. В указателе Ст. Томп- сона имеется обширный раздел "Markvels" ("Чудеса"), посвященный сказкам этого цикла (Stith Thompson, Motiv-index of Folk-literature, III, - "FF Communi- cations", № 108, Helsinki, 1934, стр. 1-200). Известны древнегреческие мифы о крае земли. Некоторые элементы их содержатся в "Одиссее". В конце "Кале- валы" Вейнемейнен "едет... туда, где вместе сходятся земля и небо". Тема края света занимает видное место в "Калевипоэге", где развитию ее посвящена целая песня - XVI. В разработке темы края света Пумпур в значителньой мере сле- довал, по-видимому, латышским сказкам и поверьям. Однако само обращение к этой теме могло произойти под влиянием эпоса других народов, так как в латышском повествовательном фольклоре она не очень распространена (зафик- сирована пока лишь в нескольких вариантах). По некоторым латышским народным поверьям, земля - "большущая глад- кая равнина", "плоская и круглая, как тарелка"; где-то далеко она сходится с небом /FS 876, 38; 876, 159, зап. в 1929 г./, там и находится край земли. "Там есть невидимая стена. Дойдешь до нее и дальше шагу не ступить. Что за той стеной - никто того не знает. Некоторые полагали, что там вроде ада что-то" /FS 876, 159/. Где-то далеко, говорят, есть каменная стена - "край света". Мо- ряки рассказывают, кто на нее влезет, "тот онемеет, лицо у него блаженное сделается, и он сразу же прыгает по ту сторону" /FS 876, 560, зап. в 1929 г./. Мотивы края света, или края земли, известны нам в следующих латышских сказках: FS 41, 1148, зап. в 1927 г.; 548, 2164; 648, 286, зап. в 1928 г.; LP II, 1-2; IV, 17-18; Р§ X, 141. В трех из этих вариантов /FS 41, 1148; 648, 286; LP II, 1-2/ край света - высокая каменная стена - обнаруживается во время плаванья на корабле. За стеной находится рай /FS 648, 286/. В другой сказке два брата отправляются искать край света. На краю света находятся ад, чисти- лище и рай /FS 548, 2164/. С этим перекликаются строки эпоса: Там врата небес, и там же Пекло отверзается. /Л IV, 865-866/. В героической сказке /LP IV, 17-18/ богатырь по ветвям огромного дерева взбирается до облаков. Ступая по облакам так же, как по земле, он достигает места, где облака сходятся с землей. Герой спускается на землю и приходит домой. Край земли упоминается и в латышской народной песне, впервые напе- чатанной в сборниках Г. Ф. Бютнера (1844) и А. Биленштейна (1875): Выплывали из моря Два чалых коня; На одном - попона звездная, У другого - звездная уздечка. Они знали край земли, Дно морское они знали. ("Latviegu jauzu dziesmas un zlfjges", Jelgava, 1844, № 2238, Тирза - Мд). В "Латышских дайнах" имеется еще один вариант этой песни /LD 33874 v/, который незначительно отличается от предыдущего /33874/. В "Лачплесисе" край земли описан как обитель богов - сыновей Перкона, Солнца, дочерей Солнца, сыновей Диева - и счастливых людей. Это одновре- менно Восток, сказочное восточное царство, прославляемое в данной части эпоса Пумпура. Изображая Восток, Пумпур обращался к мотивам народных пе- сен о Солнце, о "золотом яблоке", которое "бросают", "катают" Солнце и сы- новья Диева; две песни он использовал текстуально, варьируя их /ср. LD 33878; 33944/. Как развитие мотива "золотого яблока", которое бросают небесные бо- жества /LD 33815; 34031/, появились в эпосе строки о золотых садах Солнца. На развитии темы сказочного Востока в произведении Пумпура сказалась рас- пространенная в то время в латышской мифологии версия о Востоке как о не- коей "святой земле", "чудесной земле", обители Солнца и Месяца. Подобные высказывания о "Восточной земле" встречаются в приложении к "Латышской грамматике" Г. Ф. Стендера, в "Древних временах Лифляндии" Г. Меркеля и пр., основываются они на преувеличении значения некоторых фактов латыш- ской мифологии, произвольной их комбинации и на ошибочной этимологии (G. Fr. Slender, Lettische Grammatik, стр. 261; Меркель, 1798, 38, 138-140). Известно, что у латышской народной традиции имеется божество утренней зари Аустра (см. прим. Л I, 33-34), но материалов, подтверждающих особое мифо- логическое значение восточной части неба, нет. Возвеличивание Востока в эпосе вызвано, несомненно, и глубокими дружественными чувствами Пумпура и всего латышского народа к русскому народу, стремлениями прогрессивного латыш- ского общества установить еще более тесные отношения между обоими народами. В свете изложенных замечаний становится понятнее, почему Пумпур изобра- жает Восток как первоначальную родину латышского народа (см. прим. Л. III, 438-457). 691-702. СХОДИТ СОЛНЦЕ, ТАК ЧТО МОЖНО ДО НЕГО ДОСТАТЬ РУКОЙ... и далее. Сходный мотив встречается в легенде, впервые напечатанной в "Латышских сказках и преданиях" П. Шмидта: "В старину один солдат при- шел со службы и рассказывал, что был он на Кавказе. Там есть такие высокие горы, что женщины, кончив колотить белье, вальки за облака суют" /PS XV, 266/. Записала это А. Миезере в Сауке (Ек) "от старого солдата". 777-880. ИХ К СТРАНЕ ПЕСИГОЛОВЦЕВ ВЕТЕР СЕВЕРНЫЙ ПРИ- ГНАЛ... и далее. Эпизод сходен с преданием /LP VII, I, 996/, где люди в бурю попадают на остров псоглавцев, или песиголовцев. В эстонском эпосе герой также попадает в землю собакоподобных существ, но они характеризуются иначе, чем латышские сумпурни (Калевипоэг, М., 1956, стр. 328-379). По эстон- ским народным поверьям, эти существа стерегут подходы к краю земли. Ситуа- ция с людоедами-псоголовцами, заваливающими вход в пещеру, где укрылся Лачплесис, напоминает сходный эпизод древнегреческого эпоса - Одиссей в пе- щере циклопа. Аналогичный вариант имеется и в записях латышских сказок /PS XI, 192-193; ср. LP II, 1-2/; правда, в ходе его изучения была высказана мысль, что вариант этот создан под книжным влиянием /PS XI, 192-193; "Filo- logu biedribas raksti", XVII, Riga, 1937/. Есть все основания полагать, что рас- сказ Пумпура о Лачплесисе в пещере псоглавцев написан в значительной мере под воздействием "Одиссеи". 943-978. И К ГОРЕ, ГОРЕ АЛМАЗНОЙ НАКОНЕЦ КОРАБЛЬ ПРИ- ВЕЛ... и далее. В данном эпизоде рассказывается о приключениях Лачплесиса и его спутников близ громадной алмазной горы за краем неба и земли. Сходные мотивы содержатся в некоторых сказках о крае света /LP II, 1-2; FS 41, 1148;, 648, 286/, но вместо алмазной горы в них фигурирует высокая каменная стена. 991-1000. ЛАЧПЛЕСИС МГНОВЕННО ПОНЯЛ, ЧТО ЗА ОСТРОВ ВСТАЛ ВДАЛИ... и далее. Мотиву из "Лачплесиса" о зачарованном острове, притягивающем суда, в латышских сказках установлены лишь очень отдаленные параллели /LP, IV, 201-203/. |