КОММЕНТАРИИ

Я.Я.Рудзитис

   
  СКАЗАНИЕ ШЕСТОЕ

I и сл. В начале VI сказания изображается Янов праздник как древний ла-
тышский обычай, который существовал еще до распространения в Латвии христи-
анства. Взгляд этот на Янов праздник в историческом отношении оправдан:
хотя Янов день по времени (24 июня) и названию совпадает с днем христиан-
ского святого Иоанна Крестителя, образ Яниса в латышских песнях и обряды,
с ним связанные, не объясняются влиянием христианской церкви, и следует по-
лагать, что этот языческий культ существовал еще до появления немцев в Лат-
вии. Янов день - праздник летнего солнцестояния и плодородия - в старину был
тесно связан с календарем земледельческих работ. Фактически он означал окон-
чание весенних работ и начало летних; магическая цель этого праздника - под-
готовка с помощью определенного ритуала к уборке будущего урожая.
  День накануне Янова праздника назывался Травяной день (Zaju diena),
а ночь - Янова ночь. В Травяной день рвали разные растения, вили из трав,
цветов и дубовых листьев венки, украшали ими комнаты, клети, ульи, коров
и т. д. С наступлением сумерек начинали петь песни ("Яновы песни"). В песнях
воспевался Янис, высмеивались лентяи, прославлялись усердные работники.
Янис представал в них как некое живое существо, персонифицирующее плодо-
родие. После каждого стиха в "Яновых песнях" следует своеобразный рефрен -
восклицание "Лиго, Лиго!" (см. об этом ниже), поэтому исполнение этих песен
называется "лигование" (ligosana), а исполнители - "лиготаи" (ligotaji).
Вечером все домочадцы с песнями возлагали на голову хозяина дома - "Янова
батюшки" - дубовый венок, а на хозяйку - "Янову матушку" - венок из
цветов и трав. Затем все шли в поле и с песнями обходили сады, огороды, нивы,
луга; в садах и полях втыкали в землю раскидистые ветви. Празднование про-
должалось - "лиготаи", или "Яновы дети", с травами и цветами шли петь к со-
седям, где им подносили пиво, угощали лепешками и сыром. Так они обходили
одну усадьбу за другой. Люди, живущие по соседству, собирались вместе, обычно
на каком-нибудь холме, и там, на высокой жерди или на дереве, разжигали
огонь. Собравшись вокруг огня, пели, танцевали. Иногда разводили костер и
прыгали через него.
  Все эти действия, так же, как и "лигование", были связаны с народными
представлениями о том, что именно таким образом можно призвать благодать
на луга, поля, сады, скот, умножить плоды своих трудов.
  Со временем такие действа, как плетение венков, разжигание огня, "лиго-
вание", постепенно утратили свой первоначальный магический смысл и приобрели
чисто увеселительный характер.
  Многие встречавшиеся у латышей обряды и поверья, связанные с Яновым
днем (плетение венка, разведение огня на возвышениях, некоторые заговоры,
верования, связанные с цветком папоротника и др.), известны и другим народам -
русским, белоруссам, полякам, эстонцам, литовцам, немцам и др. (См. Ю. М. Со-
колов, Русский фольклор, М., 1938, стр. 152-153; В. И. Чичеров, Русское на-
родное творчество, М., 1959, стр. 378; "Handworterbuch des Deutschen Aberglau-
bens", Bd IV, Berlin und Lenpzig, 1931-1932, стр. 709-739). Однако об-
ширный песенный цикл, связанный с мифологическим Янисом, и "лигование"
присущи именно латышским традициям.
  Янов день был самым большим календарным праздником у латышей. С ним
связано такое количество народных песен, как ни с одним другим праздником.
Описания Янова дня даются во многих произведениях латышской классической
литературы.
  В начале VI сказания "Лачплесиса" фигурируют многие элементы празднова-
ния Янова дня, упоминаются традиционные обряды (разведение праздничных
огней, "лигование" и т. д.). Использованы "Яновы песни" и фрагменты из них.
Для Пумпура Янов день - праздник плодородия, который отмечается с прихо-
дом лета /Л VI, 5-68/.' Кроме того, автор подчеркивает момент любовной игры
среди молодых людей и, следуя изображению Яновой ночи у Г. Меркеля, счи-
тает древнелатышский Янов день праздником согласия и содружества /Меркель,
1798, 162, 170-171; Меркель, 1802, 13, 14/.
  Интересно, что Пумпур ни в VI сказании, ни вообще в "Лачплесисе" не при-
водит имени Яниса, зато воспевает Лиго. Если в I и III сказании Лиго предстает
как бог латышской песни вообще, то в VI сказании под Лиго фактически пони-
мается Янис. Слово "Лиго" поэт употребляет как имя божества и пишет с про-
писной буквы /Л VI, 31-69/.
  Изображая древнелатышский праздник, Пумпур избегал, очевидно, употреб-
лять имя Янис потому, что считал его более поздним, христианским именем, ко-
торое вытеснило имя древнего божества, каким якобы являлся Лиго. Именно
такой взгляд высказал Г. Меркель в "Древних временах Лифляндии". Меркель
говорил, что монахи старались приспособить древний праздник "северного
Амура" к чествованию Иоанна Крестителя, в связи с чем в латышские народ-
ные песни и вошло имя этого библейского божества (Лиго) /Меркель, 1798, 162,
170-174/. Исходя из этого представления, Г. Меркель при описании Яновой ночи
в "Ванем Иманта" оперирует только именем Лиго (см. также прим. Л I, 25).
  Мнение о том, что у древних латышей существовал культ некоего божества
Лиго, было признано несостоятельным в результате критического изучения ла-
тышской мифологии /Латв. мит., 66-68/. Высказано предположение, что вос-
клицание "лиго!" явяляется повелительной формой глагола "Hgot" (лит. "Lin-
guoti") -качаться, колыхаться и обозначает движение солнца, его покачивание,
вращение /Мюленбах-Эндзелинь, II, 481; Латв. мит., 89, 91/; примечательно, что
есть ряд народных песен, где "ligot" используется именно для обозначения сол-
нечного движения /LD 26640; 33201 и др./. Проблема имени Янис - появилось
ли оно в календарной обрядовой поэзии в результате заимствования названия
христианского праздника или каким-нибудь другим путем - пока еще не раз-
решена.
  1-2. ВСЯКИЙ ГОД ПРИХОДИТ ЛИГО НА ДЕТЕЙ СВОИХ ВЗГЛЯ-
НУТЬ. Эти строки, за исключением имени, совпадают с популярным двустишием
из народной песни Янова цикла: "Раз в году приходит Янис На своих детей
взглянуть" /LD 32938v/.
  7. ПРАЗДНИК ЛИГО С НОЧЬЮ ЛИГО. В оригинале VI сказания трижды
употреблено понятие "ночь Лиго"/Ор VI, 7,19,118/ вместо понятия "Янова ночь".
Чем это вызвано? В статье Фр. Малберга о происхождении латышского народа
и его древней религии (газ. "Маяс виесис", 1856, №№ 6-7), в работах этно-
графического характера и в художественной литературе второй половины XIX в.
нередко упоминается неизвестная в народной мифологии "латышская богиня"
Лига (ср. божество Лиго у Г. Меркеля). Ю. Алунан в стихотворении "Празд-
ник богини Лиги" (ок. 1848 г.) называет Янов день днем Лиги, а Фр. Малберг
в эпосе "Стабураг и Лиесма" Травный вечер - вечером Лиги. Аусеклис (в
"Письмах из Лиелварде", 1873), описывая празднование Янова дня в Лиелварде,
называет его праздником Лиги. Пумпур вводит в эпос не только бога Лиго, но
и (в случаях с "ночью Лиги") богиню Лигу. Лига в значении божества упоми-
нается и в некоторых стихах Пумпура /Rk I, 269, 282, 297/.
  9-30. НА ГОРЕ, НА СИНЕГОРЬЕ, ЗАГОРАЮТСЯ ОГНИ... и далее. В дан-
ном описании чувствуется некоторое влияние мотивов "Ванем Иманта" Г. Мер-
келя /ср. Меркель, 1802, Б-15/.
  9. СИНЕГОРЬЕ, или СИНЯЯ ГОРА /Л VI, 363/ (Zilais kalns). В "Лачпле-
сисе" говорится, что древние латыши устраивают праздник Лиго, празднуют
ночь Лиги на Синей горе. Здесь Пумпур полностью следует за "Ванем Иманта"
Г. Меркеля, где этот праздник также происходит на Синей горе. Синяя гора
часто воспевалась в латышской литературе, особенно во второй половине XIX в.
  Горы или группы холмов с подобным названием встречаются в разных мес-
тах Латвии. В преданиях есть несколько попыток объяснить возникновение этого
названия: в некоторых из преданий указывается, что данная гора или горы как
будто подернуты синей дымкой, туманом, и приводится сказочное объяснение
этого явления /PS XV, 467; "Teikas par Dievu", Riga, 1929, стр. 90-98 и др./.
Из всех Синих гор самой примечательной является гора в северной Видземе
(Валмиерский р-н, Муйяны, неподалеку от границы с Эстонской ССР). Некогда
эта гора считалась священной и была широко известна благодаря источнику,
которому приписывались целебные свойства. В роще на горе нельзя было сло-
мать ни веточки. На эту гору в Травный вечер съезжались из отдаленных мест
крестьяне на празднование Янова дня. Из-за испарений, поднимающихся от окре*
стных болот, издали кажется, будто вершина горы окутана синей дымкой.
Именно эта гора вдохновила Г. Меркеля в "Ванем Иманта" /Меркель, 1798, 5/.
Произведение Г. Меркеля, несомненно, один из главных литературных источни-
ков, которые стимулировали изображение Синей горы в произведениях Аусеклиса
и Пумпура. Сильно переоценивая значение Синей горы, Аусеклис в статье "О
пении у латышей" (1873) приравнивает празднование Янова дня на этой горе
в старину к древнегреческим Олимпийским играм; им создана ода "В честь Си-
ней горы". Синяя гора в Муйянах явилась, несомненно, "прототипом" Синей горы
в "Лачплесисе". В эпосе Пумпура указывается, что на Синей горе накануне
Янова дня собирается "весь народ" /Ор VI, 95-96/, на празднество являются
племенные вожди из далеких областей Латвии /Л VI, 133-136, 351-370/. Воз-
можно, это преувеличение объясняется не только сказочным стилем эпоса, худо-
жественной гиперболизацией подлинного этнографического факта, но и распро-
страненным в то время - во второй половине XIX в. - среди латышских ли-
тераторов представлением о Синей горе в Валмиерском р-не как об общем для
всех латышей месте празднования Янова дня.
  11. РОГИ ГРОМКО ЗАТРУБИЛИ (в оригинале: ЛИГУСОНЫ ТРУБИЛИ
В РОГА). Лигусоны (см. также Л VI, 24, 75) наряду с вайделотами - одно
из названий древнелатышских жрецов в "Лачплесисе". Если вайделоты как
жрецы упоминаются в эпосе в разных случаях - в эпизодах празднования Янова
дня /Л VI 75, 80, 335/, свадьбы Лачплесиса и Кокнесиса /Л VI, 455/, то лигу-
соны встречаются только при описании Яновой ночи. Лигусоны (Ligaschones)
фигурируют в договоре Немецкого ордена с древними пруссами в 1249 г.; судя
но этому договору, лигусоны у пруссов были "чем-то вроде жрецов" (quasi
gentilium sacerdotes); они прославляли на похоронах жизнь и деяния умерших
(Wilhelm Mannhardt, Letto-Preussische Gotterlehre, Riga, 1936, стр. 42). П. Шмидт
толкует лигусонов как сословие исполнителей причитаний на похоронах у древ-
них пруссов /Латв. мит., 52/. Г. Меркель, Фр. Малберг и др. необоснованно пе-
ренесли обозначаемых этим словом служителей культа у древних пруссов в ла-
тышскую мифологию, характеризуя их как древнелатышских жрецов. В "Ванем
Иманта" Г. Меркеля лигусоны предстают в картинах празднования дня Яниса.
У Карла Зариня (К. Миллера - "Балтияс вестнесис", 1872, № 47) они явля-
ются жрецами Лиги. И в "Лачплесисе" лигусоны предстают как жрецы Лиго или
Лиги.
  24. См. прим. Л VI, II.
  37-42. НА СВОЕМ КОНЕ РЕТИВОМ... и далее. Использована, в несколько
измененном виде, одна из популярнейших песен Янова цикла /ср. LD 32560,
5v; 32560, 6; 32560, 7/.
  61-63. ЗАХОДИ В ДОМА И КЛЕТИ, ЛИГО, ЛИГО, МЫ - ТВОИ ЗЕМ-
НЫЕ ДЕТИ, ЛИГО! Вариация двустишия народной песни о Янисе /ср. LD
32937/.
  69-132. ПЕСНИ ЛИГО РАЗНОСИЛИСЬ... и далее. Картина празднования
Яновой ночи перекликается с изображением этого празднества в "Ванем Иманта"
и в "Древних временах Лифляндии" Г. Меркеля /ср. Меркель, 1802, 9-12; Мер-
кель, 1798, 170-173/.
  146-147. РУНЫ В РОЩЕ ОН ЧИТАЛ - РУНЫ БЕДЫ ПРЕДВЕЩАЛИ.
Здесь говорится о гаданиях с помощью рунических письмен. Руны - особые
германские древние письмена на основе латинского и греческого алфавитов. Они
вырезались или выцарапывались на дереве, кости, металле; высекались на камне,
ими покрывались керамические изделия. Руны, особенно в начальной стадии
развития, служили в большей мере магическими знаками, позднее они использо-
вались для записи исторических событий, для надписей на надгробных камнях.
На бирках - круглых или граненых палочках - обозначался в старину (с по-
мощью зарубок или римских цифр) размер задолженности. Бирки были распро-
странены как в Латвии, так и во многих других странах. Не ясно, имеются ли
в виду у Пумпура бирки или деревья священной рощи с руническими письме-
нами. Рунические письмена трактуются в эпосе совершенно правильно (с точки
зрения истории культуры) - как магические знаки.
  У древних латышей имелись также орнаментальные магические знаки (см.
прим. Л I, 101, 115), которые, однако, не следует смешивать с руническим
письмом. Нет доказательств, что древние латыши знали или понимали руниче-
ское письмо, хотя такая возможность не исключена.
  152 и сл. ЭТИ ГОРЬКИЕ СЛОВА... и далее. Ситуация с гонцом, который
сообщает в Янову ночь латышам о нашествии крестоносцев и их злодеяниях,
взята из "Ванем Иманта" Г. Меркеля /ср. Меркель, 1802, 22-48/.
  199-204. И ШИРОКОПЛЕЧИЙ РЫЦАРЬ... и далее. Даньел, или Даниел, -
подразумевается вассал епископа Альберта Даниил, которому епископ в 1201 г.
дал в лен земли Лиелвардских ливов (см. прим. Л II, 8) /Хрон. Лив. V, I/. В
"Лачплесисе" этот ленник зовется Даньел Баннеров. В хронике Генриха Латвий-
ского встречается только "Даниил". Баннеров - позднейшая интерполяция в
одной из рукописей хроники XVI в. Именем Даниил Баннеров пользуется и
Г. Меркель в историко-этнографическом очерке "Древние времена Лифляндии"
и в "Ванем Иманта" Даниил обрисован как человек, вероломно нарушающий
данные обещания, и именуется "трусливым убийцей".
  В Лиелварде Даниил поселился не раньше 1206 г.; деревянный замок ли-
елвардских ливов немцы сожгли во время одной из акций епископа Альберта
(1205 г.), еще до появления Даниила (в эпосе его сжигает Даньел - Л VI,
221-222).
  В 1212 г. во время восстания ливов и аутинских латгалов Даниил из Ли-
елварде нанес удар ливам своей округи - заточил всех их старейшин /Хрон.
Лив. XVI, 3/. Хроника приводит также сведения о его интригах против Кокнес-
кого (Кукенойского) князя Вячко (1206 г.) /Хрон. Лив. XI, 8/.
  211-218. А НАРОД ТВОИХ СЕЛЕНИЙ ОБЛАГАЕТ ПОДАТЬЮ... и да-
лее. В оригинале о податях, налагаемых Даньелом, сказано: "Он возьмет с хо-
зяйства Десятую часть И для своих пастырей "Пуод" всяких злаков - "Пуод"
с каждой сохи В их пользу". В покоренных областях немцы облагали латышей
и ливов податями - так наз. десятиной или мерой зерна (mensura) с каждой
пашущей лошади и сохи /см. Хрон. Лив., II, 7; X, 13; XV, 5; ср. Хрон. Лив.,
XVIH, 3/. Десятина была больше подати с сохи. Первый вид подати со вторым
не сочетался (как изображается в "Лачплесисе").
  В эпосе мерой подати с сохи является "пуод", содержащий ок. 8 кг. В дей-
ствительности мера была куда больше (так, по данным хроники, ливы в Лиел-
варде платили Даниилу полталанта, т. е. примерно ок. 80 кг ржи с сохи).
  225. ГАУЯ - одна из самых больших рек в Латвии. Течет по тер-
ритории Видземе, впадает в Рижский залив севернее устья Даугавы (в 18 км).
Гауя очень извилиста (длина ее в несколько раз превышает расстояние между
истоком и устьем по прямой).
  В "Лачплесисе" на берегах Гауи происходят некоторые эпизоды борьбы
древних латышей и ливов с немецкими рыцарями.
  226-234. ДАБРЕЛ (в хронике Генриха Латвийского - Дабрел, Дабрелис,
Добрел) - один из племенных вождей ливов, живших на Гауе в начале XIII в.
Его замок Сатезеле находился в южной части Гауи, примерно в 48,5 км от
Риги. Место расположения замка - так наз. Ливские шанцы, или Ливская
гора, примерно в 1 км от Гауи, несколько выше современной Сигулды. Севернее
Гауи, напротив Сатезеле, был замок ливского вождя Каупо.
  Есть основания считать, что Дабрелис, владыка Сатезельского ливского
замка, был по национальности не ливом, а латышом: имя Дабрелис не ливское,
по корневой основе оно явно балтийского происхождения (см. "Filologu biedrl-
bas raksti", Riga, 1923, стр. 5).
  В 1206 г. во время похода епископа Альберта против ливов, обитавших в ниж-
ней части Гауи, враги осадили и Сатезельский замок. По словам хрониста, за-
щитники его храбро сопротивлялись. "Дабрел, их старейшина, - пишет хро-
нист, - ободрял их и поддерживал" /Хрон. Лив., X, 10/. Врагам пришлось
отступить. Но обстановка менялась не в пользу ливов, и в том же 1206 г. сате-
зельпы, не видя другого выхода, приняли крещение. В 1210 г. Дабрелис уже
участвует в крестовом походе против эстов. Участие это следует рассматривать
скорее как результат принуждения со стороны немцев, нежели как доброволь-
ный акт. В 1211 г. Дабрелис умирает от чумы, которая вспыхнула в Видземе и
в Эстонии.
  В "Лачплесисе", насколько можно судить, Дабрелис представлен вождем ла-
тышей /Ор VI, 227-236/. Обрисован он как пламенный патриот, борец с кре-
стоносцами.
  235-288. НО ЕПИСКОП РИЖСКИЙ АЛЬБЕРТ... и далее. В эпосе гово-
рится, что после того как немецкие рыцари захватили ряд латышских и ливских
земель, в замке Дабрелиса на Гауе собрались со своими войсками "несколько
латышских вождей", чтобы "совместно с ливами" /Ор/ оказать сопротивление
врагу. Войско епископа окружило замок, и началась ожесточенная борьба на
"много дней и месяцев".
  Некоторые факты и ситуации для этого эпизода дали страницы хроники
Генриха Латвийского о восстании ливов и аутинских латгалов (из окрестностей
Цесиса) осенью 1212 г. Непосредственной причиной восстания был произвол, чи-
нимый представителями ордена. Восстали Сатезеле и часть ливов с другого
берега Гауи совместно с латгалами, собравшимися в замке. Войска епископа
и ордена осадили Сатезеле; с ними были и те ливы, которые остались покор-
ными завоевателями. Надо думать, принимал участие в осаде и отщепенец Каупо
(как изображается и в "Лачплесисе"), хотя в хронике об этом ничего не гово-
рится. После многодневной ожесточенной осады, при которой использовались
машины для метания тяжелых камней и другие осадные орудия, восстание было
подавлено.
  Во время боя в замке был убит стрелой один из латгальских вождей - Ру-
синь, в тот момент, когда он снял шлем и перегнулся через край укрепления,
чтобы говорить с комтуром Цесисского (Веденского) орденского замка (в "Лач-
плесисе" эпизод этот использован в VI сказании - 257-267, правда, здесь
Русинь делает попытку объясниться с Каупо).
  Пумпур использовал исторические материалы о подавлении восстания, од-
нако кое в чем отступил от истории, стремясь особо подчеркнуть героизм и не-
сокрушимость восставших борцов. Если по историческим сведениям защитники
Сатезеле после героического сопротивления капитулировали перед превосходя-
щими силами противника, то в "Лачплесисе" они сражаются, пока почти все
не находят смерть /Л VI, 281-286/. Одним из вождей восставших изображен в
"Лачплесисе" Дабрел. Подобная характеристика Дабрела соответствует его роли
в защите Сатезеле в 1206 г. Однако во время событий 1212 г., которые, по сути,
взяты Пумпуром за основу при создании отрывка Л VI, 233-285, Дабрела в
Сатезеле не было (см. прим. Л VI, 225-233).
  258. РУСИНЬ (в хронке Генриха Латвийского - Russinus) - предводитель
латгалов из замка Сотекле, неподалеку от Цесиса. В хронике Генриха Латвий-
ского упоминается впервые за 1208 год. Представителям ордена удалось вовлечь
Русиня в союз против эстов, и он принял участие в ряде немецких походов в
Эстонию. Но в 1212 г. Русинь оказался среди сатезельских борцов против сил
епископа и ордена. Он был одним из мятежных вождей, возможно, даже глав-
ным среди них.
  362. ТАЛВАЛДИС, или ТАЛУВАЛДИС; букв, значение имени - "Далеко
простирающий свою власть", в эпосе латышский племенной вождь, соратник
Лачплесиса по борьбе с немецкими рыцарями /Л VI, 674-677/.
  В древний период истории Латвии такое имя носил один из предводителей
древних латгалов, старейшина Талавы - Таливалдис (в хронике Генриха Лат-
вийского - Thalibaldus, Talibaldus). Нет никаких сведений о том, что Таливал-
дис когда-либо принимал участие в борьбе с немцами.
  В 1208 г. крестоносцам удалось натравить латгалов на эстов, и Таливалдис
выступил против эстов в военном союзе с немецкими рыцарями. В 1214 г. сыно-
вья Таливалдиса признали власть Рижского епископа Альберта и стали его
вассалами. Умер Таливалдис в 1215 г.
  Следовательно, у Таливалдиса в "Лачплесисе" и исторического правителя
Талавы общими являются лишь имена и место деятельности (территория Вид-
земе). В эпосе, где Таливалдис характеризуется как борец против иноземной
агрессии, образ исторического Таливалдиса идеализирован.
  375-481. В эпизоде свадьбы Лачплесиса и Лаймдоты, Кокнесиса и Спи-
далы воспроизводятся латышские народные обряды, тексты шести народных
песен со свадебной и молодежно-игровой тематикой.
  Надо думать, что Пумпур довольно хорошо знал обряды Лиелъюмправы и
Лиелварде, известно, что он счел себя компетентным написать об этом очерк
(см. приложение "Народные тексты" в данном томе, стр. 336). Свадебные об-
ряды Пумпур наблюдал и в других местах, например, в Пиебалге. Можно, од-
нако, не сомневаться, что при описании свадеб в VI сказании "Лачплесиса" хотя
бы частично воспроизводятся традиционные ритуалы особенно близких поэту
Лиелъюмправы и Лиелварде.
  В этой связи интересно отметить, что некоторые из использованных в эпосе
песен свадебного цикла в "Латышских дайнах" Кр. Барона ближе всего к ва-
риантам Лиелвардской волости.
  Церемониал старинной латышской свадьбы весьма обширен, и поэт, естест-
венно, отобрал для изображения в эпосе лишь наиболее характерные моменты
действия.	 
  375-378. ОТЧЕГО ТЫ ПОКРИВИЛСЯ, МОЙ ДЕВИЧЕСКИЙ ВЕНОК?..-
народная песня, ср. LD 8499. Имеет очень много вариантов: 8499, 6v - из Лиел-
варде.
  379-382. Я ЛЕГКО ТЕБЯ НОСИЛА... - народная песня родильного и
свадебного циклов, ср. LL 1071 - Лиелъюмправа; LD 24540 - пять вариантов:
три из Лиелварде, два из других мест бывшего Рижского уезда.
  383-386. В КАМЫШОВОЙ КЛЕТИ ВБЕЙТЕ... - народная свадебная
песня. В "Латышских дайнах" есть большое число ее вариантов /LD 24618 и
вар./ из различных местностей Латвии, но такой, как в Л VI, 382-385, только
один /LD 24618, 14/, и именно он - из Лиелварде.
  387-390. МОСТ ГРОХОЧЕТ, ДРУЖКИ ЕДУТ... - народная свадебная
песня. В "Латышских дайнах" имеются варианты из различных волостей /LD
18993 и вар./, но самый близкий /LD 18993, 2v/ - из Лиелварде.
  390-393. ЗНАЧИТ, СКАЧЕТ МОЙ ЖЕНИХ! ПОГЛЯДИТЕ, РАТНИК СКА-
ЧЕТ... (в оригинале: ГЛЯНЬ, ГДЕ СТАТНЫЕ ВОИНЫ, МОИ МИЛЫЕ РО-
ДИЧИ! МЕЧАМИ ВОРОТА ОТПИРАЮТ, НА ДЫБЫ КОНЕЙ ВЗДЫМАЮТ) -
народная песня свадебного цикла /ср. LD 19030 и вар./. В старинных свадебных
традициях видное место занимал обряд похищения, или умыкания, невесты. В
соответствии с последним свадьба в старину называлась vedibas от глагола
vest - везти, увозить; родные и близкие жениха - vedeji - увозящие; близ-
кие невесты и все приглашенные ею на свадьбу - panaksnieki, panakstnieki,
в букв, значении panaceji - догоняющие, преследователи. В ряде свадебных
песен некоторые действия свадебного церемониала изображаются как особого
рода военная операция, в которой принимают участие vedeji и panaksnieki; по-
добно целым воинским дружинам /LD 18307; 25236, 4/и отрядам/LD 18308-09/,
они нападают и обороняются, имеют предводителя /LD 20295,5/ и старшего /LD
19039/, развевающиеся знамена /LD 21134; 18514-68; 18571/ и военных трубачей
/LD 18532-27; 18980-82-91/ (A. Ozols. Par latviesu tautasdziesmam, - Lidz, I,
32). Обе свадебные дружины вооружены саблями (настоящими или деревян-
ными). Так и в последних двух четверостишиях /Л VI, 386-393/, которые в
"Лачплесисе" поет "родня невесты" (в оригинале: panakstnieki), родные и близ-
кие невесты характеризуются как "статные воины" /Ор/, вооруженные мечами.
  447. ПУРА (purs) - старинная латышская мера сыпучих тел, примерно ок.
69,5 л.
  464. ПУСТЬ ОТНЫНЕ МОЛОДАЯ... - Использована латышская народная
песня, которая интерпретируется в эпосе как древнелатышская языческая сва-
дебная формула.
  522. ЛИКОП (Likops) - традиционное угощение после заключения сделки.
Восклицание "Ликоп!" употреблено в значении приветствия и пожелания счастья.
  656-666. ЛАЧПЛЕСИС РАСПОРЯДИЛСЯ ЛИВАМ ДИТРИХА ОТДАТЬ...
и далее. Использован эпизод из хроники Генриха Латвийского (в слегка изме-
ненном виде) о намерении турайдских ливов принести монаха Теодориха в
жертву своим божествам. В хронике об этом говорится так: "Ливы из Турайды
решили принести его (Теодориха - Я. Р.) в жертву своим богам, потому что
жатва у него была обильная, а на их полях - погибла, затопленная дождями.
Собрался народ, решили узнать гаданием волю богов о жертвоприношении. Кла-
дут копье, конь ступает (через него) и волею божьей ставит раньше ногу, по-
читаемую ногой жизни... Кудесник говорит, что на спине коня сидит христиан-
ский бог и направляет ногу коня, а потому нужно обтереть спину коня, чтобы
сбросить бога. Когда это было сделано, а конь опять, как и в первый раз, ступил
раньше ногою жизни, брату Теодориху жизнь сохранили" /Хрон. Лив., I, 10/.
  Интересна интерпретация данного исторического факта в хронике и в "Лач-
плесисе". В хронике Теодориха спасает от смерти воля христианского бога. В
эпосе Дитрих остается в живых потому, что он "подлец" и ливским богам эта
жертва не угодна. Мотивировка, приведенная Пумпуром, служит окончатель-
ному развенчанию католического монаха - немецкого миссионера и политикана.
  682-731. В ЛИЕЛВАРДЕ УКРЕПИЛИСЬ, КАК И В ТУРАЙДЕ, ВРАГИ...
и далее. Это или подобное событие не упоминается ни в "Хронике Ливонии"
Генриха Латвийского, ни в написанной в конце XIII в. "Рифмованной хронике".
Но многие сходные случаи описаны в других источниках по древней истории
Прибалтики и отражены в художественной литературе еще до Пумпура
(см. V. Bijkins. Zemgaliesu clnas ar biskapiem un ordeni, /Riga/, 1936, стр. 54-55).
  На процессе, который в начале XVI в. шел в папской курии между рижским
архиепископом и Ливонским орденом, свидетели архиепископа представили до-
казательства, что братья Ливонского ордена после какой-то победы над зем-
галами пригласили земгальских нобилей на пир и всех перебили. В "Хронике
Пруссии" Дюсбурга говорится, что судья (advocatus) Натанги и Варме (древ-
непрусские области) Фольрад созвал прусских старейшин на пир в свой Ленцен-
бургский замок. Во время пиршества судья покинул замок, приказав старейшин
запереть и замок поджечь. Прусские старейшины сгорели вместе с замком
("Scriptores rerum prussicarum. Die Geschichtsqueliem der Preussischen Vorzeit
bis zum untergange der Ordensherrschaft", Bd I. Leipzig, стр. 98-99).
  Описанный П. Дюсбургом случай Пумпур излагает в своей литературной
зарисовке борьбы древних пруссов за свободу "Erkus Monte" (1875). Эпизоды
хроники о подлой расправе с прусскими нобилями Г. Меркель рассказывает в
"Древних временах Лифляндии" /Меркель, 1798, 101/ и варьирует (примени-
тельно к ливам) в "Ванем Иманта" /Меркель, 1802, 135-136/. Сходные мотивы
имеются в одном из латышских народных преданий. "В шведские времена" (сле-
довательно, в XVII в. - Я. Р.) немецкие помещики в Яунпилсе (Тк) согнали
мужиков в один сарай и подожгли его. Когда люди кричали, помещики смея-
лись: "Ты глянь, как мои мыши запищали!" (Материалы II фольклорной экс-
педиции АН ЛССР 1948 г.: 1835, 6391, Ирлава - Тк, сказительница Ете Румпе,
зап. А. Анцелане; см. также Р§ XV, 312, предание о мазсалацком епископе).
Возможно, что Пумпуру были известны и какие-нибудь предания этого типа.
  752-801. ХОТЬ ОТВАЖНО БИЛИСЬ НЕМЦЫ, УМИРАЯ НА СТЕНАХ...
и далее. Эпизод с пленением Лиелвардского Даньела и его казнью добавлен
самим Пумпуром, в хронике его нет. Картина казни Даньела в эпосе /Л VI,
785-801/ напоминает иную ситуацию хроники Генриха Латвийского /Крон. Лив.,
II, 8/. Крестоносцы, явившиеся в 1198 г. с епископом Бертольдом к ливам, вы-
резали на ветви дерева подобие человеческой головы, которую ливы сочли го-
ловой саксонского бога. После возвращения крестоносцев на остров Готланд
ливы "...сняли голову с дерева, связали плот из бревен, положили на него голову,
будто бы саксонского бога, и вместе с верой христианской отправили в море,
вслед уходящим в Готландию" /Крон. Лив., II, 8/. В эпосе таким же образом
воины Лачплесиса привязывают к доске Даньела и пускают в Даугаву с на-
смешливым напутствием Даугаве унести его вместе с его "чужой верой" /Ор/
в Неметчину.
  810-821. НО И САМ ЕПИСКОП АЛЬБЕРТ В СТРАХЕ ТАМ НОЧЕЙ НЕ
СПАЛ... и далее. Те крестоносцы, которые прибывали в Ливонию на время, про-
водили здесь один год. В отличие от тех, кто явился сюда на постоянное посе-
ление ("Братство Христовых рыцарей"), в хронике Генриха Латвийского они
именуются пилигримами. В "Лачплесисе" верно замечено, что пилигримы при-
бывали в Латвию каждый год, весной, и что за ними в Германию отправлялся
епископ Альберт /Л VI, 163-164, 810-821, 978-981/.
  972-975. ЕСЛИ КТО МЕДВЕЖЬИ УШИ ОТСЕЧЕТ ЕМУ В БОЮ... Здесь
использован мотив, имеющийся в сказке о Лачплесисе. Согласно этой сказке, в
изложении Пумпура, Лачплесиса можно было победить только в том случае, если
отрубить у него медвежьи уши, в которых заключена сверхъестественная сила
богатыря. В сказке эту тайну выдает врагам Ликцепуре (см. прим. Л. II, 512),
в эпосе - Кангар. Мотив "уязвимое место героя" кажется необычным для ла-
тышского повествовательного фольклора, так как в надежных латышских ио
точниках он пока не установлен, за исключением сказки о Лачплесисе. Об общей
неуязвимости богатыря Лачаусиса рассказывает легенда из Трикаты - Влк
(зап. Я. Зиемелис, "Balss" 1891, № 11; см. эту легенду и в PS XV, 320). Ср.
латышские волшебные сказки о поясе, дающем силу, и о чудесной рубашке. Ге-
рою достается "пояс звериного царя", или он находит "чудесный пояс" на до-
роге, или отнимает у змеи ее золотой пояс. Надетый на голое тело пояс наделяет
героя необычайной силой и непобедимостью. Враги хитростью отнимают у бо-
гатыря пояс (на некоторое время), и он становится уязвимым, пока пояс не
возвращается к нему /LP I, 81-82, Джуксте - Ег, зап. А. Лерхис-Пушкайтис;
IV, 48-49, Ирлава - Тк; IV, 54-55, Кукениеки - Тк/. Некий человек получает
в дар чудесную рубашку; пока владелец носит ее, он неуязвим /LP VI, 855-
856, Друвиена - Ц, зап. Я. Калнынь/. Фольклорный мотив чудесного пояса упо-
минает и Пумпур в "Предварении", приводя аналогии и параллели между сказ-
кой о Лачплесисе и другими произведениями повествовательного фольклора.
  Мотив сказки о Лачплесисе в известной мере напоминает сказания других
народов об уязвимом месте сказочного героя (Ахиллесова пята в древнегрече-
ском эпосе; уязвимое место Зигфрида в "Песни о нибелунгах").
  982-994. СРЕДИ РЫЦАРЕЙ ПРИБЫВШИХ НЕКИЙ ЧЕРНЫЙ РЫЦАРЬ
БЫЛ... и далее. И в сказке о Лачплесисе роковой противник - сын ведьмы,
трехголовое существо; в "Лачплесисе" он человек, немецкий рыцарь, один из
крестоносцев. Такое творческое видоизменение образа противника Лачплесиса
служит в эпосе антифеодальной, патриотической тенденции.
  В латышском фольклоре до сих пор не обнаружено такого предания или
сказки, где бы изображался поединок героя - народного защитника - с немец-
ким рыцарем или с рыцарем вообще. Не упоминает нигде о таком предании и
сам Пумпур.
  В одном предании, записанном А. Лерхисом-Пушкайтисом (Джуксте - Ег),
говорится о великане, который был врагом рыцарей: "В Тукуме на Виселичной
горе в старину рыцари великана вешали. Этот великан был их большим врагом:
где только можно, все их затеи и дела срывал. Наконец захватили его - стали
вешать. Только от тяжести великана веревка порвалась, и как он упал навзничь,
так и свалился к подножию Виселичной горы. Еще и поныне показывают место,
где трава не растет. Это то место, где великан провалился" /LP VII, I, 1328/.
См. также предание LP II, 85. В стародавние времена в Джуксте был великан,
"каких редко видывали". Началась война. Великану велели не пускать недруга
со стороны моря (от Рижского залива - Я. Р.). Так великан и сделал (зап. в
Джуксте А. Лерхиса-Пушкайтиса).
  В обоих этих преданиях, которые лишь в незначительной мере соответствуют
"Лачплесису", изображения самого поединка нет; кроме того, враги богатыря
не имеют здесь такой исторической конкретной характеристики, как Темный ры-
царь в "Лачплесисе".
  Противниками богатыря в сказках являются обычно хищный зверь (мед-
ведь, лев и др.), змей, черт или многоголовая ведьма, сын ведьмы, злобный ве-
ликан и т. п. По одной из чрезвычайно широко распространенных версий ла-
тышской народной сказки, богатырь нанимается "к барину", т. е. к немецкому
барону, чтобы потом, в соответствии с договором, получить за свою работу право
дать барину три щелчка; таким образом он и убивает барина.
  У латышей есть предания - правда, число их невелико - о борьбе древних
латышей с крестоносцами. Борьба ведется между двумя враждующими войсками
/Сб. 29; LP VII,!, 1086 - первая публ. в 1859 г. в журн. "Inland""; Ас 292-293,
зап. в 1926 г., 325, зап. в 1925 г., 366-367, зап. в 1936 г.).
  Придать противнику Лачплесиса облик немецкого рыцаря побудила Пумпура
сама историческая действительность.
  1071-1112. ЛАЧПЛЕСИС В ОТВЕТ НА ЭТО МОЛЧА ВЫСТУПИЛ ВПЕ-
РЕД... и далее. Борьба Лачплесиса и Темного рыцаря (в переводе Л. Копыло-
вой - "Черный рыцарь") развивается в соответствии с мотивом сказки о Лач-
плесисе, различия наблюдаются лишь в некоторых деталях.
  Насколько позволяет судить современное состояние изучения латышских ска-
зок и преданий, трагическая гибель положительного героя (изображенная в ва-
рианте сказки о Лачплесисе и в эпосе Пумпура) - чрезвычайно редкий мотив
в латышском повествовательном фольклоре. Гибель героя противоречит эстетике
народной сказки (что касается сказки о Лачплесисе, то необходимо считаться
с тем, что она, как уже отмечалось, в известной мере приближается к преда-
ниям). Трагическая смерть героя отнюдь не исключение в жанре героических
сказок, только героических сказаний у латышей мало. Гибнет Курбад в сказке
о Курбаде /LP I, 13/ и полусказочный, полулегендарный Спекуйекус /LP VI, 570/.
В одной из сказок некий человек получает кольцо, которое исполняет все его
желания. С помощью кольца он побеждает войско чужеземного короля. Затем
герой решает убить черта и разорить ад, но черт исподтишка нападает на него
и убивает /LP VI, 869, Лиелварде - Рг; см. также предания LP VII, I, 1328;
PS XIV, 144/.
  1138-1140. ОН В ПОДВОДНОМ ЗАМКЕ СПИТ... и далее. На Даугаве,
напротив Лиелварде, был прежде остров, который звался могилой Лачплесиса.
Существовало ли это название и до появления эпоса или возникло позже -
еще не выяснено. В связи со строительством Кегумской гидроэлектростанции
этот остров в 1939 году был затоплен (Анцитис, 269; Материалы III фольклор-
ной экспедиции АН ЛССР 1949 г.; FS 1850, 4600, Лиелварде, сказ. Б. Микелсон,
74 года; 1850, 5699, Лиелварде, сказ. Л. Этмане, 67 лет; 1850, 6018, Рембата,
сказ. К. Якубович, 52 года).
  1141-1155. ЛОДОЧНИКИ И ПОНЫНЕ ВИДЯТ ПОЛНОЧЬЮ ГЛУХОЙ...
и далее. Этот мотив не фигурирует в пересказе Пумпура сказки о Лачплесисе,
и неизвестно, взял ли его поэт из этой сказки или ввел, опираясь на какие-то
другие фольклорные источники. Так, латышские народные предания, повествую-
щие о тех местах, где когда-то происходили сражения, сообщают иногда, что
духи погибших воинов по ночам продолжают битву /Р5 XV, 322 - Celites
kalns, Вийциемс - Влк; PS XV, 306 - Ockas plavina. Лубана - МД; PS XV,
332 - Pilveru pilskalns, Тауркалне - Б/. См. прим. Л IV, 517-559 о северном
сиянии или сполохах. В преданиях эти мотивы отражают народные мифологи-
ческие представления, но в "Лачплесисе" они использованы с иной целью - для
утверждения героизма и мужества народа, для выражения уверенности в том,
что именно за ним окончательная победа над силами зла.


УСЛОВНЫЕ СОКРАЩЕНИЯ

  Римская цифра после сокращения типа "Калевала, Л, Ор, Хрон. Лив." оз-
начает сказание или главу, в остальных случаях - том. Арабская цифра после
Калевала Л, Ор означает строку, после LD, Ltdz, Tdz, LTT - номер фольк-
лорного текста. Первая арабская цифра после FS означает номер рукописи,
вторая - номер текста. В остальных случаях арабская цифра указывает стра-
ницу.

 Ас - A. Ancelane, Latviesu tautas teikas, Izlase, Riga, 1961.
A.-T. - "The types of the folktale. A classification and bibliography. Antti Aarne's
Verzeichnis der Marchentypen", Translated and enlarged by Stith Thompson.
Second revision, - "FF Communications", N  184,  Helsinki,  1961.
FS - Научный  архив  сектора фольклора  Института  языка  и  литературы  им.
Андрея Упита АН Латвийской ССР.
.Tkr - "Jelgavas Latviesu biedribas Rakstniecibas noda|as rakstu krajutns, I-IV,
Jelgava, 1890-1901.
LD - Kr. Barons, Latvju Dainas, I, Jelgava, 1894; II-VI, Peterburga, 1903-1915.
LP - A. Lerhis-Puskaitis, Latviesu tautas teikas un pasakas, I-V, Jelgava, 1891-
1894; VI, Riga, 1896; VII, I, Cesls, 1903.
Ltdz - "Latviesu tautasdziesmas", Izlase, I, Riga, 1955.
LTT - P. Smits, Latviesu tautas ticejumi, I-IV, Riga, 1940-1941.
PS - P. Smits (Schmidt), Latviesu pasakas un teikas, I-XV, Riga, 1925-1937.
Rk - "Andreja Pumpura raksti", Riga, 1912.
Rk I-II - "Andreja Pumpura raksti", Dzlvi un darbus apcerejis R. Klaustins,
I-II, Tresais izd., Riga, 1925.
Tdz - P. Smits, Tautas dziesmas, I-IV, Riga, 1936-1939.
Аннинский - Комментарии С. А. Аннинского к изд.: Генрих Латвийский, "Хро-
ника Ливонии", М.-Л., 1938.
Анцитис - К. Ancltis, A. Pumpura "Lacplesa" avoti un paraugi, - "Ceji", IX,
Riga, 1939.
Бинеманн - Fr. Bienemann, jun., Livlandisches Sagenbuch, Reval, 1897.
Зинибу  ком. - "Rigas Latviesu biedribas Zinlbu komisijas rakstu krajums".
I-XXXIII, Riga, 1876-1940.
Калевала - "Калевала, Карело-финский эпос", /Пер. Л. П. Бельского/, М., 1949.
Л - текст русского перевода "Лачплесиса".
Латв. бур. - К. Straubergs, Latviesu buramie vardi, I-II, Riga, 1939-1941.
Латв. конв. - "Latviesu konversacijas vardnica", I-XXI, Riga, 1927-1940.
Латв. мит. - P. Smits, Latviesu mitologija, Riga, 1926.
Лачплесис, 1961 - Введение и комментарии Я- Рудзитиса к изд.: A. Pumpurs,
Lacplesis, Latvju tautas varonis, Tautas eposs, Riga, 1961.
 
 Меркель, 1798 - G. Merkel, Die Vorzeit Lieflands, Ein Denkmal des Pfafien- und
Rit-tergeistes, Bd I, Berlin, 1798.
Меркель, 1802 - G. Merkel, Wannem Ymanta, eine Lettische Sage, Leipzig, 1802.
Мюленбах-Эндзелин - К. Milenbahs, Latviesu valodas vardnica, Redigejis, papil-
dinajis, turpinajis J. Endzellns, I-IV, Riga, 1923-1932.
Op - оригинал "Лачплесиса" в изд.:   A. Pumpurs, Lacplesis, Latvju tautas varonis,
Tautas eposs, Riga, 1961.
Плакис - J. Plakis, Latvijas vietu vardi un latviesu pavardi, I, Kurzemes vardi,
II, Zemgales vardi, Riga, 1936-1939, - "Latvijas Universitates Raksti, Filo-
logijas un filozofijas fakultates serija", IV sejums; N 1; V sejums N 5.
C6 - / Ф. Я- Бривземниекс/. Сборник материалов по этнографии, издаваемый
при Дашковском Этнографическом музее, II, под ред. В. Ф. Миллера, М.,
1887.
Хрон. Лив. - Текст "Хроники Ливонии" в изд.: Генрих Латвийский, "Хроника
Ливонии".  Введ., пер. и комм. С. А. Аннинского, предисл.  В. А.  Быстрян-
ского, М.-Л., 1938.
Эндзелин, 1922 - J. Endzelins, Latvijas vietu vardi, I, Vidzemes vardi, Riga, 1922.
Эндзелин,  1925 - J.  Endzellns, Latvijas vietu vardi,  II,  Kurzemes un Latgales
vardi, Riga, 1925.
Эндзелин, 1956 - J. Endzellns, Latvijas PSR vietvardi, I da|a, I sej., Riga, 1956.
Эндзелин, 1961 - J. Endzellns, Latvijas PSR vietvardi, I daja, II sej., Riga, 1961.
Эндзелин, Папилд - J. Endzellns, Papildinajumi un labojumi K. Milenbaha Lat-
viesu valodas vardnicai, I, Riga, 1934-1938; II, Riga, 1946.             

	
Главная страница