А. С. ПУШКИН И САЛОНЫ В ОДЕССЕ В ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЕ XIX ВЕКА
    Салоны - большие покои, предназначенные для гостей - возникли во Франции в XVI-XVII в. в. Известны такие имена, как Рамбуалье, Бурдонне, Скюдери...
    Первая кофейня, куда приходили поэты, художники, актеры, была открыта сицилийцем Прока- пнем в XVII в. в Париже - Cafa Рrосоре.
    А в Одессе начала XIX в. на Дерибасовской держал кофейню Пфейфер, на конце мола были греческие и турецкие кофейни, где пил кофе Пушкин и вспоминал об этом в "Путешествии Онегина": "Как мусульман в своем раю, 1 С восточной гущей кофе пью" (Вариант: "Как Османли в своем раю...").
    Литературные соломы в России особенно характерны для начала XIX в. И если у Москвы и Петербурга это зрелый возраст - расцвет - "золотой век", то у Одессы это начало юности, это лишь первые лучи Южной Пальмиры. Салон объединял представителей высшего общества. В гостиных собирались для развлечения, для "светской тренировки ума и чувств", обмена мнений по поводу вновь вышедших произведений искусства, литературы, музыки, политических событий, встреч с известными людьми... Это был смотр дам, нарядов, а главное - умов. Многое зависело от хозяйки салона, от круга ее гостей, от семенных связей, положения в свете, и личностей - иногда и случайных.
    А. С. Стурдза, знакомый Пушкина, адресат известной эпиграммы, вспоминая дни своей ранней молодости, писал: "Я был слишком молод тогда, чтобы иметь доступ в заветное чистилище изящного. Но мне смерть хотелось обратить на себя внимание отборного сословия писателей. Мои ребяческие стихи не могли никак устоять на суде знатоков; оставалось одно средство: предоставить им образчик моих познаний классических". И не только собственные опусы, романы, стихи, историческая проза раскрывают перед поколениями картины эпохи, но, ведь поэты и историки, актеры и художники черпали порой свои темы в живом общении друг с другом, в спорах, разговорах на вечерах, балах, в салонах...
    На первых порах это были домашние, семейные встречи близких людей, друзей, знакомых, а ингода и новых, незнакомых никому гостей. Но постепенно "семейственность",- как пишет Б. Эйхенбаум,- стала уступать "салонности". Салоны Одессы невольно связаны с Петербургскими и Московскими своими традициями и посетителями.
    Это Осип и Анастасия Дерибас, бывавшие в Одессе в последние годы XVIII в., когда Одесса была еще в младенчестве. Это дом на Дерибасовской, где жила семья начальника Одесского карантина шевалье де Россета, где бывал друг семьи - Дюк де Ришелье. "Вообразите, что я помню ее платьев возовое атласное с черной кружевной тюник, розовые перья марабу на, голове и бриллианты". Приемы были и на хуторе Ришелье, там собиралось одесское общество и среди них будущие знакомые Пушкина: И. А. Стемпковский, И. П. Бларамберг, А. О. Россет, П. А. Разумовский.
    В Одессу нанесла визит неаполитанская королева Мария Каролина, дочь австрийского императора. Она сидела в кресле в бархатном темно-зеленом платье, вся в бриллиантах, и подарила Сашеньке Россет сквалаж с бриллиантами и монограммой на фермуаре (застежка ожерелья).
    И это та самая черноокая Россети, которая будет блистать в своем салоне на четвертом этаже Зимнего Дворца, посетителями которого были: А. Пушкин, П. Вяземский, Н. Гоголь, Л. Толстой, Я. Полонский, побывавшие в разное время в Одессе. "Она любила русскую поэзию и обладала тонким и верным поэтическим чутьем <...>, она угадывала все высокое и смешное",- писал П. Вяземский, назвав А. О. Смирнову-Россет: "Вы - Донна Соль, подчас и Донна Перец!.. О, Донна Caxap ! Донна Мед!". А родилась она в Одессе и оставила описание жизни одесского общества первой половины XIX в. В Одессе стал тогда любимым романс В. Туманского, посвященный уроженке Южной Пальмиры "Любил я очи голубые...".
    Царицей московского света называли Зинаиду Волконскую, родившуюся в Италии в семье князя А. М. Белосельского-Белозерского, российского посланника при Дворе Савойского короля. П. А. Вяземский писал, что "в Москве дом княгини Зинаиды Волконской был изящным сборным местом всех замечательных и отборных личностей современного общества". Здесь звучала итальянская оперная музыка, собирались на концерты, она в присутствии Пушкина, в первый день их знакомства с ним пропела элегию его "Погасло дневное светило...", музыка И. И. Геништы. Это стихотворение Пушкин написал ночью на корабле по пути из Феодосии в Гурзуф в августе 1820 года, а впереди была первая встреча с Одессой. Двумя годами ранее З. А. Волконская была в Одессе и впервые зарисовки одесских улиц принадлежат ее перу. Весной 1819 года она в акварели и графике запечатлела пушкинскую Одессу, когда тает снег, и не мощеный город утопает в грязи, проваливаются экипажи, ветер уносит шляпу... Граф А. Ф. Ланжерон видит, как провалился его экипаж. Под рисунками подписи - французские стихи. Об этом напишет позднее Пушкин: "Кареты, люди, тонут, вязнут...".
    Зинаида Волконская хотела определить своего сына в Ришельевский лицей, но прожив в Одессе около года, передумала. Дом ее находился на Приморском бульваре: "Это был каменный со службами дом генерал-майорши З. А. Волконской". Она бывала в одесском театре, слушала музыку Россини, а в Париже на сцене одного из частных театров поставила оперу Россини "Итальянка в Алжире", которую слушал Пушкин в Одессе в 1824 г.
    Из Сен-Жерменского предместья Парижа приехала в Одессу графиня Ланжерон. "Красивой женщине, одаренной твердостью и хладнокровьем, не трудно было овладеть старым ветреником и, повинуясь только ее воле, решился он без службы воротиться в Одессу: "Пожалуй нет ни одного города в России (исключая двух столиц) где бы не было такого блестящего общества, как в Одессе"". Уроженец Парижа, граф Ланжерон провел большую часть своей жизни на поле брани, проявил храбрость и мужество, и лишь в преклонном возрасте перешел к мирной деятельности и был назначен генерал-губернатором Одессы и всего Новороссийского края.
    Ланжерон сочетал военную карьеру с административной деятельностью и бурной личной жизнью. Он был претендентом на руку и сердце Надежды Россет после смерти ее мужа. "Ваша матушка совершила ошибку,- вспоминала, со слов матери, А. О. Смирнова-Россет,- выйдя замуж за этого хромого черта Арнольди, я оставил бы вам мое состояние, так как у меня никогда не было детей от законных жен; их не было у моей первой жены, мадемуазель де ля Вансальер, революция нас разлучила; я не имел их и от вдовы Кашинцевой, рожденной княжны Трубецкой; у меня не было ни гроша, она же была столь же некрасива, как богата; <...>. Но Андро я имел от любовницы". Андро де Ланжерон, внебрачный сын А. Ф. Ланжерона, муж А. А. Олениной. В третий раз Ланжерон женился на дочери банкира, мадемуазель Бриммер, очень красивой, но без всякого образования и манер. "Великий князь говорил ему: "Где вы это выловили?" - "Черт возьми, монсеньер, где же ловят, как не в Черном море"".
    Дом графини Ланжерон еще не был достроен, и граф снимал флигель у Рено на улице Портновской, впоследствии названной Ланжероновской. В 1996 году в Одессу приезжал потомок Андро де Ланжерона из Франции, он был принят мэром города и увез во Францию подарок из Одессы
- картину с видом на улицу Ланжероновскую.
    Зимой в Одессе в 20-е годы XIX в. была целая серии праздников. 31 декабря 1824г. в овальной зале (как тогда писали) был устроен маскарад. Праздник был великолепный и занимательный, французы - гости Одессы - с восторгом называли его REVEILLON и были в восторге. "Тут казалось, что люди в костюмах, по большей части восточных, с улиц и площадей одесских собрались у Графа, разумеется только в нарядах богатейших".
    В доме Ланжерона бывал и Александр 1 и Александр Пушкин. Однажды граф по рассеянности запер на ключ Александра 1 в доме, забыв, что Государь привык отдыхать в предоставленной Его Величеству комнате.
    Но распространение кружков и салонов было не только увеселением.:, они имели эстетическое, историческое, литературное значение при соблюдении этикета. Кружки и салоны были истоками
общественной мысли.
    В салоне Воронцовых, еще в доме Фундуклея, а затем во дворце, бывали лишь приближенные к канцелярии графа и цвет одесского провинциального общества. "В день рождения императрицы Елизаветы Алексеевны, 13 января, попытались сделать публичный маскарад в театре за деньги. Граф М. С. Воронцов с Ольгой (Нарышкиной - Л. Щ.) своим присутствием надеялись заменить публику и засели в ложе; но зала была почти совершенно пустая, и выручки не было достаточно не ее освещение. Расчетливые одессеане все еще убегали от шумных забав". В доме Воронцова, а чаще в особняке графа С. Потоцкого на Софиевской улице Пушкин встречался с Ольгой Станиславовной Нарышкиной, дочерью известной красавицы гречанки Софьи Потоцкой, блиставшей в Петербургском свете. Современники вспоминают: "Красота ее была тогда во всем своем блеске. Но в ней не было ничего девственного, трогательного <...> в самой первой молодости казалась уже вооруженною большой опытностью. Все было разочтено, и стрелы кокетства берегла она для поражения сильных". Ф. Ф. Вигель часто бывал в обществе О. С. Нарышкиной, с которой "Воронцов имел интимные отношения". Злые языки присущи любому аристократическому обществу. Несколько иначе отзывались современники о Л. А. Нарышкине, его называли "аристократическим светилом". Его изящный дом, званые обеды и богатые балы привлекали многих. Это был тщеславный барин, в добрых отношениях с Воронцовым, который впоследствии принял участие в интригах против него же. По мнению Н. Н. Мурзакевича, этот брак был несчастливым. На Приморском бульваре сохранился дворец Нарышкиных с внутренним двориком-садиком.
    Но первой дамой балов и салонов в Одессе была Елизавета Ксаверьевна Воронцова. "Ей было уже за 30 лет, но она имела право казаться еще самой молоденькой <...>. С врожденным польским легкомыслием и кокетством желала она нравиться, и никто лучше ее в том не успевал<...>".
    Графиня Воронцова приехала в Одессу 6 сентября и поселилась на снятой графом даче Рено у моря и скал. В обществе бывала мало, и 9 ноября 1823 г. у Е. К.. Воронцовой родился сын Семен, которого крестили в Кафедральном соборе 11 ноября 1823 г. А накануне, 8 ноября, праздновали именины графа М. С. Воронцова. В декабре начались приемы и балы. В среду, 12 декабря 1823 г. из письма Воронцова к Лонгинову узнаем, что в Одессе был бал. "Балы, вечера и другие забавы у нас продолжаются по-прежнему: мы много резвились на маскараде, который сделала для нас графиня, и на котором сама умно и щеголевато дурачилась, то есть имела прелестное карикатурное платье и всех в нем интриговала",- пишет сестре В. И. Туманский.
    В понедельник, 31 декабря, в Одессе встречали 1824 год. На празднике был, вероятно, и Пушкин. Был маскарад у Воронцовых. Рождественские и новогодние праздники в Одессе были очень веселыми и яркими. Возможно, и в Одессе тогда играли в "живые картины", в которых через годы Воронцова принимала участие в петербургском салоне в доме Станислава Потоцкого. А. О. Смирнова" Россет была поражена ее грациозными манерами: "Я впервые видела Елизавету Ксаверьевну Воронцову в розовом атласном платье. Тогда носили цепь из драгоценных камней, ее цепь была из самых крупных бриллиантов. Она танцевала мазурку, на удивление всем, с Потоцким".
    Одесское общество было разнообразным. Е. К. Воронцова, урожденная графиня Браницкая, привлекала в Одессу польских магнатов. "Постоянные обеды, приемы, балы,- вспоминает О. Чижевич,- в салонах графа Воронцова соединяли и знакомили между собой все, что было порядочного в одесском обществе. Гостеприимство и любезность хозяев превышала всяческие похвалы. В одном случае граф Воронцов был менее любезен , - это в отношении курения. Сам он, как англоман, не курил и не переносил табачного дыма. По окончании званого обеда, он обыкновенно обращался к мужчинам со следующею фразою: ""Господа, кто имеет скверную привычку курить, прошу в отдельную комнату". После такого приглашения курящих не оказывалось".
    Можно представить себе и новогодний ужин в одесском обществе: "Кроме блюд, известных северным жителям стол украшали свежими растениями с берегов Босфора, фигами, осахаренными собственным их соком, мучнистым рахат-лукумом и богатою данью Черного моря: разновидными камбалами, сереброчешуйною скумбриею, крабами, креветками и проч." (Морозов П. Новороссийский календарь. Одесса.).
    В XIX веке общество собиралось и на заседания кружков, в салонах, на праздничные вечера: Рождество, Пасху, Новый год, дни рождения, именины, на свадьбы, крестины, похороны... Это были юбилеи, книжные лавки, обеды, клубы, кофейни, так называемые "Понедельники", "Пятницы", "Среды", "Четверги", "Субботы"...
    25 декабря, во вторник, 1823 г., Пушкин был на званом обеде у Воронцовых: "По случаю Великого праздника Рождества Христова в этот день у графа, - пишет Ф. Ф. Вигель,- обедал многочисленный его штат". "Большая зала, почти всегда пустая, разделяла две большие комнаты и два общества. Одно, полуплебейское, хотя редко покидал его сам граф, постоянно оставалось в биллиардной. Другое, избранное, отборное, находилось в гостиной графини... Всегда можно было найти тут Марини, Брунова, Пушкина, Франка, Синявина... Из дам вседневной посетительницей была одна только графиня О. С. Потоцкая, месяца за два перед тем вышедшая за Льва Александровича Нарышкина".
    Пушкин чувствовал себя в этом чопорном обществе "не в своей тарелке", места за столом были распределены по чинам, Пушкин сидел далеко от близких и знакомых, через стол переговариваясь с О. Нарышкиной, разговор "не одушевлялся",- по воспоминаниям Липранди,- за столом присутствовали и Е. К. Воронцова и В. А. Башмаком, иногда вмешиваясь в разговор двумя-тремя словами. "Пушкин был чрезвычайно сдержан и в мрачном настроении духа. Вставши из-за стола, мы с ним столкнулись,- когда он отыскивал между многими свою шляпу, и на мой вопрос - "Куда?"
    - "Отдохнуть!" - отвечал он мне, присовокупив: - "Это не обеды Бологовского, Орлова и даже..." не окончив, вышел...".
    Пушкин бывал в этом доме, но не на официальных приемах, долгие часы просиживал он в библиотеке Воронцова с разрешения графа, здесь мог он видеть графиню и читать свои стихи тонкой и внимательной слушательнице Елизавете Ксаверьевне Воронцовой.
    В Одессе были четверги у графини Р. С. Эллинг, сестры А. С. Стурдзы. Дом Альберта Каэта- на Эллинга находился за театром на Екатерининской улице. Эллинг обладала глубоким умом и безобразной внешностью: "Наружностью ее плениться было трудно: на толстоватом, несколько скривленном туловище, была у нее коровья голова". "Но стоило ей заговорить, и все были очарованы, голос был нежным, как музыка. Превосходство души равнялось в ней превосходству ума". Пушкин бывал в этом доме на вечерах, виделся там со Стурдзой и его женой Султаной - дочерью молдавского князя.
    Одесса тогда, в начале XIX века, считалась провинцией: собирались большей частью в гостиных немногих известных фамилий. По вечерам горели свечи, на улицах газовые фонари, в полусвете слышалась музыка, поверялись тайны, записывались стихи в "Дамский альбом", назначались свидания; мужчины говорили о политике, на обедах у негоцианта Шарля Сикара вообще собиралось только мужское общество, как и в Английском клубе (в 40-ые годы в Одессе). Там рассказывали исторические и другие анекдоты, читали пародии, эпиграммы, первые строки стихов...
    Один из интереснейших людей того времени в Одессе был Шарль Сикар, автор "Писем об Одессе" (1812), владелец гостиницы "Hotel du Nord", где некоторое время по приглашению хозяина, жил Пушкин. "Из всех обедов, посещаемых Пушкиным в Одессе, особенно любил он обедать у негоцианта Сикара, некогда французского консула, одного из старейших жителей Одессы. Пять- шесть обедов в год, им даваемых, не иначе как званых и немноголюдных (не более 24 человек, без женщин) действительно были замечательны отсутствием всякого этикета, при высшей сервировке стола. Пушкин всегда был приглашаем и здесь я находил его, как говорится, совершенно в своей тарелке, дающем иногда волю болтовне, которая любезно воспринималась собеседниками... Сикар особенно любил Александра Сергеевича". Здесь бывали помещики из Киевской и Подольской губерний, коммерческая аристократия. Дружеские отношения были у Сикара с семьей графа М. Д. Толстого, который хранил альбом с портретами знакомых из одесского общества и среди них портрет молодого Сикара, который нам представилась возможность обнаружить впервые. Отель дю Норд на Итальянской улице сохраняет и поныне память об этом замечательном человеке, там находится музей-квартира А. С. Пушкина. Анфилада дворов напоминает о каретах, привозивших и ожидающих гостей Сикара.
    В гостиницах Рено и Сикара, на обедах у Оттона бывали австрийский консул Том и его сыновья, на одном из маскарадов Том явился в костюме в виде книги, с надписью "ТОМ", "Пушкин, которого всякий подобный случай особенно занимал, спросил: "Который Том 1-й, 2-й, или 3-й? "" Пушкин тогда еще не был с ним знаком, и, узнав, кто это, принес ему свои извинения, и стал бывать в гостях.
    Понедельники весело и задушевно проходили в Одессе в доме одного из основателей города, М. М. Кирьякова. Он происходил из старинного украинского рода, с 1795 г. был основателем Хаджи- беевской (Одесской) таможни. Дом наш находился на углу Коблевской и Дворянской улиц (сохр.). Наш отец во время пребывания Пушкина в Одессе был предводителем дворянства и жил открыто. Каждый Понедельник были назначены у нас танцевальные вечера. А. С. Пушкин был у нас постоянным посетителем. Он любил потанцевать, и ко мне, как к дочери хозяина дома, относился с предубедительной любезностью и снисходительной лаской. Отец мой был знаком с отцом поэта, вел с ним переписку и знал его дела. Вот почему Пушкин Александр Сергеевич обращался к отцу за справками о своем деде, Ганнибале".
    Пушкин в Одессе "без видимой охоты" посещал литературные вечера В. Д. Казначееевой, "страстной любительницы литературы". А. И. Казначеев был тогда правителем графской канцелярии, куда был приписан и коллежский секретарь Пушкин. Казначеев отзывался о поэте, как о "славном и благородном малом", а Пушкин в письме к В. Туманскому "свидетельствовал свое почтение Казначееву и его жене". Варвара Дмитриевна собирала вокруг себя общество людей, интересовавшихся литературой. А. Ф. Воейков посвятил ей "Зимний вечер", а В. Туманский стихотворение "Две звездочки". Зимой был более узкий круг посетителей, проводили время за игорными столами, читали стихи, пели... Однако другого мнения был автор записок Н. Н. Мурзакевич: "А. И. Казначеев и его благоверная супруга - "синие чулки" по многим причинам, не могли собрать вокруг себя общество, в котором с приятностью можно было бы отдохнуть".
    В доме Ф. Л. Лучича собирались за зеленым столом Пушкин, Туманский, Савелов. Домашние вечера с пением и музыкой у археолога И. П. Бларамберга привлекали Пушкина более, чем общество в доме Башмаковых. По воскресеньям в доме у Бларамберга на улице Канатной на обедах собиралось французское общество Одессы, бывал и испанский консул Del Castello - муж старшей дочери Натальи, Елена прекрасно пела и говорила по-испански. "Отсюда может быть некоторое знакомство Пушкина с испанской и португальской литературой".
    В Одессе был литературный кружок Анны Петровны Зонтаг (Юшковой), племянницы В. А. Жуковского. Е. В. Зонтаг, американец, служил в Черноморском флоте капитаном. Супруги посещали салон Казначееевых на Дерибасовской, где бывали: В. И. Туманский, Н. И. Гнедич, С. Е. Раич, Ф. Ф. Вигель, А. С. Пушкин.
    Александр Сергеевич ограничивался редкими визитами к Зонтаг. Он как-то "издевался над Ту.- майским за чтением в этом собрании Фауста". А. П. Зонтаг читала поэму "Бахчисарайский фонтан", Пушкин обсуждал какие-то строки этой поэмы. Он мог заинтересоваться библиотекой А. П. Зонтаг, т. к, она получала книги и журналы из Петербурга и сама была известной писательницей, автором "Сказок для детей"; за создание "Священной истории" получила малую Демидовскую премию от Российской Академии наук.
    Зонтаги жили в Екатерининском переулке (Воронцовском), рядом с Воронцовыми, "из всех окон фасада ее дома видно море, корабли...". В Одессе в те времена часто кутили на кораблях. В порту стояли "гишпанские", турецкие, греческие, французские корабли... "Пушкин прибегал к княгине Вяземской (летом 1824 - Л. т.) и, жалуясь на Воронцова, говорил, что подает в отставку... Иногда он пропадал,- "Где вы были?" - "На кораблях целые трое суток пили и кутили"".
    Одесское общество часто собиралось в "клубном доме" у Рено и Отгона, приехавшего в Одессу вместе с Ришелье еще в начале века. Рено по ходатайству Ришелье получил титул барона и "во втором браке с молодой француженкой, очень дородной, о которой Пушкин и говорил: "Мадам Ризнич с римским носом, (С русской... Рено)"", жили в Одессе. На берегу моря Рено содержал хутор - превосходную дачу, которую снимал граф Воронцов с лета 1823 года для Е. К. Воронцовой.
    Там, на берегу моря, среди скал, окружавших дачу, гулял А. С. Пушкин с Е. К. Воронцовой и В. Ф. Вяземской... Там Пушкин прощался с Воронцовой, которая подарила на память поэту кольцо-талисман и свой портрет в золотом медальоне. История перстня описана во многих изданиях, а портрет с изображением под камею мы нашли в одном из собраний. Автор портрета - Ансельм Франсуа Лагрене, работавший в С.-Петербурге в 1817-1826 гг. Глядя на тонкий профиль женщины, невольно вспоминаешь строки Пушкина: "Пускай увенчанный любовью красоты В заветном золоте хранит ее черты...". Этот дар получил Пушкин в Одессе, куда поэту было не суждено возвратиться, в памяти остались образы, через годы воплотившиеся в стихах.
    Это образ Амалии Ризнич, в доме которой собиралось одесское общество: А. С. Пушкин, В. И. Туманский, И. Собаньский, князь Яблоновский, И. Ризнич. Среди ее поклонников был и Пушкин. Он посвятил "стройной красавице" ряд стихотворений и под стихотворением "Для берегов отчизны дальней..." стоит дата - "27 ноября 1830 Болдино".
    Много лет блистала в одесском большом свете времен Воронцова Каролина Собаньская, бывшая жена Иеронима Собаньского, "красивейшая из живших тогда в Одессе полек". Перипетии судьбы не мешали Собаньской быть первой дамой польского салона в Одессе, очевидно, в доме ее тетки Ржевусской на улице Ришельевской угол Греческой. Там был такой великолепный зал, который снимали для представлений Городского театра. Умная, ловкая, хитрая, она стремилась к браку с И. О. Виттом, с которым отношений нисколько не скрывала. Но это было невозможно. Император Николай писал Паскевичу: "Долго ли граф Витт даст себя дурачить этой бабе, которая ищет одних своих польских выгод под личиною преданности и столько же верна гр. Вину, как любовница, как России, быв ей подданная<..>". Позднее в Одессу приехал Адам Мицкевич, бывал в салоне Собаньской, встречался с ней в Одессе, Крыму и Париже. Он посвятил ей Крымские сонеты, но в альбом Собаньской не записал ни своего имени, ни стихов. На листе ее альбома были вписаны строки стихов Пушкиным "Что в имени тебе моем?".
    В Болдине, в ноябре, Пушкин вспоминает встречи в Одессе с графиней Елизой Воронцовой, которую любил "особенно горячей и мучительной любовью", он посвящает ей строки стихов, называя ее "символом любви" - розой пафосской, ассоциируя волны Черного моря с морской пучиной близ города Пафоса, где из морской пены явилась Афродита:
Не розу пафосскую,
Росой оживленную,
Я ныне пою;
Не розу феосскую,
Вином окропленную,
Стихами хвалю;
Но розу счастливую,
На персях увядшую
Элизы Моей...