ВМЕСТО ВВЕДЕНИЯ / "ПРИНЦИП ВСЯКОГО ИСТИННОГО ИСКУССТВА": "Заветы символизма" и новая поэтическая эпоха

Проезжая через Лондон летом 1917 года, в интервью, данном
английскому журналисту К. Э. Бехгоферу, Н. Гумилев сказал
замечательные слова: "Мне кажется, что мы покончили теперь с великим
периодом риторической поэзии, в которую были погружены почти все
поэты девятнадцатого века <...> Новая поэзия ищет простоты, ясности
и достоверности". Этот поиск, как полагал Гумилев, является "поиском
образной простоты по контрасту с творчеством символистов, которое
было очень усложненным, преувеличенным и иногда даже бессвязным"1.
Казалось бы, пафос "преодоления символизма" восторжествовал, но
пройдет еще десять лет, и Л. Я. Гинзбург в своем дневнике 1927 года
сделает следующую запись: "Возможно, что в начале 20-х годов ХХ века
надолго сорвался полуторастолетний огромный размах русской
литературы (поэзия от Державина до Пастернака; проза от Карамзина до
Андрея Белого). Между тем никто не думает о резиньяции. У всех
ощущение случайности, временной задержки, причины которой для чего-
то необходимо разыскать".
Характерно это "у всех". Л. Гинзбург фиксирует состояние
литературно-критического сознания эпохи: оно всматривается в само
себя и не замечает предела, к которому подошло, не желая или не
решаясь подвести черту под столь грандиозной духовной работой. "Мы
сохраняем позицию тоскливо и раздраженно, как люди, которым
приходится долго дожидаться трамвая; тогда как нам следовало бы
разойтись по домам, как людям, которым сообщили, что городское
трамвайное сообщение за недостатком средств прекратилось"2.
Случайно ли это совпадение, акцентирующее не привычный момент
"преодоления", а осознание "финала" огромной духовной работы,
объединившей в конечном счете как символизм, так и сменившие его
школы и течения? Высвечивается, таким образом, или другая точка
отсчета, или другой критерий постижения, измерения того, что
традиционно считалось временем смены и резкой вражды поэтических
эпох. Именно тогда Ю. Тынянов нашел название для как будто
приостановившегося, меняющего сам механизм поэтических трансформаций
процесса: "Промежуток". "Люди 1910-х годов", как называл это
поколение Д. Святополк-Мирский, оказались творцами и свидетелями
разнообразно проявленных результатов необычайно интенсивной,
стремительно меняющейся, но неизменно напряженной поэтической эпохи.
О. Мандельштам зорко подметил в 1924 году: "Бурная смена поэтических
школ в России, от символистов до наших дней, свалилась на голову
одного и того же читателя"3.
В итоге оказалось, что "борьба и смена" не отменяли главного
процесса: символизм как последний "большой стиль", как "одушевляющий
принцип" (Вяч. Иванов) выработал в своей эстетико-философской и
поэтической практике фундаментальное отношение к поэтическому слову,
имевшее своей целью в конечном счете человека, взятого "по
вертикали", "в его свободном росте вглубь и ввысь" (Вяч. Иванов).
Постсимволизм, с его разнонаправленной эстетикой и резким
отталкиванием от религиозно-философских исканий, тем не менее
оставил "вертикаль", прибавив другой вектор - горизонталь
исторического бытия, психологического опыта реального "проживания в
истории". То, что Гумилев сказал о Мандельштаме, можно отнести ко
всему духовно-поэтическому сознанию постсимволизма: он "открыл двери
в свою поэзию для всех явлений жизни, живущих во времени, а не
только в вечности или мгновении"4. Время продемонстрировало: только
храня высоту символистских задач, поэзия постсимволизма обрела новые
возможности для глубинных духовных и художественных поисков, для их
единства, наконец. "Заветы символизма", провозглашенные Вяч.
Ивановым в 1910 году, определили новое качество поэтического слова,
которое не удалось "преодолеть" ("преодолевая", возвращались в
конечном счете к тому, что несли "Заветы"). Вяч. Иванов с полным
основанием мог сказать: "Символизм отныне навсегда утвержден как
принцип всякого истинного искусства, - хотя бы со временем
оказалось, что именно мы, его утвердившие, были вместе с тем
наименее достойными его выразителями"5.
Постсимволизм - это и практика течений, и отдельные поэтические
системы. Перечисляя имена их создателей, О. Мандельштам восклицал:
"...уж на что они не похожи друг на друга, из разной глины. Ведь это
все русские поэты не на вчера, не на сегодня, а навсегда" ("Выпад",
М, II, 211).
В нашей книге представлен, в сущности, общий облик
постсимволизма, хранящий в себе ощущение слова как "одушевленного
принципа", как "канона необычайной емкости". Речь пойдет о разных
проявлениях общего постсимволистского поиска, фрагментах его
несомненной целостности. Не уроки школы, не философию течения, а
усвоенный и кристаллизованный последним "большим стилем" грандиозный
духовно-творческий опыт разрабатывала и утверждала русская поэзия
постсимволизма.
Ее большое время - это время заветов.

"ПРИНЦИП ВСЯКОГО ИСТИННОГО ИСКУССТВА"
"Заветы символизма" и новая поэтическая эпоха

- Я хочу с вами познакомиться. Вячеслав Иванов есть нечто, что
должно быть преодолено.
- Хорошо, - ответил Иванов, - познакомимся, а меня, если Вам
это кажется легким, преодолейте.

Моисей Альтман. Разговоры с Вячеславом Ивановым

Содержание

Литературоведение | Home