В отличие от тех псковитянок, о которых я писала ранее, известных своей активной жизненной позицией, своей красотой, Мария Измаиловна Костюрина - женщина ИКС. Мне неизвестно, какова была ее внешность, взгляды, привычки: в биографической литературе о Мусоргском она проходит легкой тенью в связи с Павлом Александровичем Наумовым, у которого Модест Петрович жил несколько лет.

Андрей Николаевич Римский-Корсаков, сын композитора и друг Мусорского, о ней пишет в своем фундаментальном труде (М.П.Мусоргский. Письма и документы. М.-Л., Госмузиздат, 1932, гос.публ.б-ка в Ленинграде (далее - ПИД) несколько строк: "Павел Александрович Наумов женился на старшей сестре Елизавете. Прожив свое состояние и своей жены, он на правах мужа поселился у сестры жены, Марии Измаиловны, в то время весьма состоятельной женщины, петербургской домовладелицы. "Под кровом радушного дома" на 5-й линии Васильевского острова №10 во вновь образовавшейся семье у отца с сыном (Сергеем) и жены свояченицы Мусоргский поселился с осени 1875 года, где и прожил, по-видимому, довольно значительное время. К началу 80-х годов Мария Измаиловна потеряла уже почти все свое состояние ... Мария Измаиловна после расхождения с Павлом Александровичем поселилась во вдовьем доме на Васильевском острове и умерла там за 2-3 года до империалистической войны". ПИД ныне стали библиографической редкостью, читателям почти не известны, а Орлова Александра Анатольевна - другой исследователь жизни и творчества композитора, сообщает еще меньше: "Федорова, она же Костюрина Мария Измаиловна, гражданская жена П.А.Наумова, сестра его первой жены".

Александре Анатольевне многое удалось узнать о самом Модесте Петровиче, о его окружении. Но в своем внушительном труде "Труды и дни М.П.Мусорского. Летопись жизни и творчества. М., Госмузгиз, 1963", (далее: О.) сократила сведения о нашей героине до минимума. О Наумове не сообщила, что он - псковский помещик. В следующем издании "М. П. Мусоргский. Литературное наследие. М. "Музыка М с МL ХХI (далее Л.Н.)" А. Орлова несколько просторнее говорит о Наумове, о Марии же Костюриной с сожалением сообщает, что сведений о ней почти нет. И не упоминает даже о Наумове, что он - псковский помещик.

Мне посчастливилось быть знакомой с Александрой Анатольевной. Она в 1974 году приезжала на I конференцию, посвященную М. П. Мусоргскому, выступала как основной докладчик. После конференции Александра Анатольевна занималась в ГАПО. Вернувшись из архива, она сообщила, что никаких документов о роде Мусоргских в Пскове нет. Я тогда уверовала, что композитор почти не имел никакой связи с родиной, что он - петербуржец "до конца ногтей". Думаю, эта тенденциозность сказалась в последней работе А. А. Орловой: никаких упоминаний о Псковской губернии.

О том, что Мария Измаиловна - уроженка Псковской губернии, узнала случайно, рассматривая архивные документы о земельном размежевании в Торопецком, Великолукском и Холмском уездах, пытаясь установить соседей по имению великого композитора. Оказалось, что владения семьи Костюриных (Кастюриных) огромны! Кроме названных уездов, где были их земли, они находились еще и в Опочецком и Локнянском уездах. Семья унаследовала их от М. И. Кутузова, по прямому наследству. Дело Костюриных (Кастюриных) хранится в ГАПО (в) в фонде 110, ед.хр.392 "О внесении дворян Кастюриных с выдачею свидетельств о дворянстве. Начато 28.1.1830 - окончено 24.1.1913". В делах можно проследить родословную Костюриных, но ограничимся сведениями об отце героини. "Формулярный список о службе Господина Великолукского уездного предводителя дворянства полковника Измаила Александровича Кастюрина 1846 года" говорит, что ему "48 лет, православного вероисповедания, женат на Варваре Дмитриевой, имеет детей: сыновей Митрофана 8-ми лет, Дмитрия 8-ми (двойняшки), Алексея - 5 и дочерей - Прасковью - 17, Елизавету - 16 и Марию - 13. Находятся при нем".

Узнаем, что Марья Измаиловна Костюрина родилась 26 апреля, крещена 25 мая 1833 года. Старшая сестра Елизавета, родилась в мае 11 числа, крещена 26 мая 1831 года. Обе родились в Санкт-Петербурге на Васильевском острове, крещены в соборе Андреевском в семье майора пограничной таможенной стражи. "... В год, когда Модест Петрович поселился у Наумова, Марии Измаиловне было 42 года" (т.е. она была на шесть лет старше композитора). "Имения за ним (отцом) - читаем дальше - состоит в Великолукском уезде 284 души, Костюрин потомок древнейшей дворянской фамилии, приписан к роду Александра Иванова сына Кастюрина". "За отцом Измаила (Исмаила) состоит 474 души, а за женой два каменных дома". В годы, когда Модест Петрович жил у Наумова, отец Марии Измаиловны был жив. Умер в 1885 году. Кроме отца на Псковщине проживали многочисленные родственники.

Брат Марии Измаиловны Дмитрий занимал видные посты в г. Великие Луки. В Холме, Торопце, Великих Луках жили братья отца: Василий, Петр, Орест (ф.110. оп.1, е.х.398). Логично предположить, что, имея много родни на Псковщине, Мария Измаиловна поддерживала отношения с родными. Имения Кастюриных, Мусоргских, Чириковых кое-где имели общие границы, в т.ч. в Михайловской и Максимовской пустошах близ погоста Милолюбы. Там Надежде Ивановне Чириковой - Родзянко, родной тете композитора по матери, принадлежали деревни. Костюриным принадлежала пустошь Сивцевская, а в селе Сивцево был один из помещичьих дворов. В этом сельце было "мужска пола 10, женского - 12 душ" (ГАПО (в) ф.110,оп.1,ед.хр.392). Это известие заставило меня "поломать голову": ведь известно, что в с. Сивцево погоста Милолюбы родился наш пскович Петр Никитич Ткачев, профессиональный революционер-народник. Думалось, что, в тех краях находилось еще одно Сивцево. Оказывается это то самое сельцо. Оно образовано на стыке земель разных землевладельцев, "выставок", как говорили тогда. Выходит, что Петр Ткачев и Мария Измаиловна были соседями в с.Сивцево?!

Это уж, как-то похоже на наваждение! Всюду Ткачев!..

Сведений о близком знакомстве двух псковичей нет, но, несомненно, они знали друг о друге. Это можно с определенностью предположить, потому что о Ткачеве тогда знали все. Его "забористые" статьи читали и обсуждали. Вспомним, с каким восторгом о них говорила Софа Ковалевская, попав в Петербург. Читала их, видимо, и Мария Измаиловна: М.П.Мусоргский характеризует ее, - "читающая и умно читающая" женщина.

Старые архивные документы помогли опровергнуть мнение биографов, что Модест Петрович Мусоргский рано порвал связь с родными местами. Целая плеяда псковичей, соседей по имению, окружали его тогда в Петербурге! Большинство из них жили на Васильевском острове от 2 до 6 линии! И никаких сведений об общении! О знакомстве! Вот и о Марии Измаиловне только несколько строк, окрашенных в иронический тон. А ведь в ее доме "кипела" "Хованщина"! Не один год! Как когда-то "Борис Годунов" - в семье Опочининых. Опочинины так же прямые потомки М.И.Кутузова.
Интересно, поддерживали ли эти две аристократические фамилии - Костюриных и Опочининых - родственные связи?

Скупые строчки из архивных "единиц хранения" не говорят нам о том, какова была наша псковитянка - Мария Измаиловна. Почитаем письма Модеста Петровича, попытаемся извлечь из них все, чтобы составить ее образ, уловить ее значение в судьбе великого композитора, вчитаемся в скупые, иронические строки Андрея Николаевича Римского-Корсакова о ней и о Павле Александровиче Наумове, с которым Мария Измаиловна была в гражданском браке. П.А.Наумов на 3-4 года старше Мусорского. Он был воспитанником морского корпуса, флотский офицер, рано бросивший службу. Женился на Елизавете Измаиловне Костюриной, которая была старше его на 2 года /ГАПО (в)/. От этого брака у него родились дети: Александр, Ольга и Сергей ("Сергушек" - звал его Мусоргский). Что-то развело супругов. А.Н.Р-К предполагает, что причиною была расточительность Наумова.

Ко времени, когда Модест Петрович поселился у приятеля, Мария носила фамилию Федорова (по мужу). О нем сведений найти не удалось. Богатое приданое было увеличено состоянием мужа. Мария Измаиловна не называется вдовой, что дает возможность предположить о разводе? Младший сын Елизаветы жил с отцом и с тетей, которую так и называл. Семья жила на 5 линии Васильевского острова, дом №10, напротив сада Академии Художеств. Тот самый дом(!), в который я все собиралась зайти, надеясь что-нибудь узнать о Лизе Кулешовой! А именно в этом доме несколько лет жил сам Модест Петрович Мусоргский!
Каким образом Модест Петрович оказался в семье Наумова?

Сам он в письмах сообщает, что его друг Арсений Аркадьевич Голенищев-Кутузов, с которым они жили вместе, уезжая в деревню, увез с собой ключ от квартиры, и Мусоргский в пять часов утра "пешью" пошел через весь город к своему приятелю, да так там и остался, "обласканный" всею семьей. (К истории с ключом мы еще вернемся). В семье Наумова он нашел не только кров. Здесь собиралось общество интеллектуалов. Сам композитор пишет Голенищеву-Кутузову: "У Наумова мне очень понравилось, особенно летом: сад, широкая улица, близко Нева. Посетители: Колюш, Ларин, Жемчужников (Козьма Прутков); добрая беседа, подчас музыка; всякие новости, толки и перетолки - живется, дышится и работается" - и добавляет: жду тебя, насколько сил хватает, и жду с ключом: а пока целую тебя крепко. Твой Модест Мусоргский. И продолжает: Наумов шлет привет, Ларин и Воейков тоже. Павлов уехал в Киев. Владимира Стасова ждут из Парижа в конце августа". (Л.Н. 198)

Из письма видно, что круг общих знакомых у Мусоргского и Голенищева- Кутузова, которые бывают у Наумова, довольно широк. Кроме перечисленных Мусоргским посетителей, у Наумова постоянно бывали Григорий Алексеевич Демидов, композитор, инспектор консерватории; известный певец - тенор, исполнитель многих произведений композитора, - Комиссаржевский (отец актрисы), богатейший псковский помещик Вл-р Дм. Рокотов, женатый на сестре П.А.Наумова, (еще одна семейная пара из Псковской губернии!). Двоюродный брат Жемчужниковых, А.К.Толстой, в 1875 году ушел из жизни, но его творчество, его образ жили в этом доме: не случайно в этот период Модест Петрович создает цикл произведений на его слова. Какое-то взаимодействие было и с другим двоюродным братом Жемчужниковых, с Л.Перовским, бывшим когда-то вице-губернатором в Пскове. Да-да. Это отец Софьи Перовской. П.А.Наумов был вхож в привилегированные дома, хотя и называл себя "балбесом", ни на что не способным. Был он страстным меломаном, не пропускал ни одного музыкального спектакля или концерта. Родные и знакомые Наумова и Костюриной принадлежали к высшему обществу, друзья были богаты, многие талантливы. Почти все - завсегдатаи элитарного ресторана "Малый Ярославец".

Сведения о Наумове и Костюриной изумляют! В биографической литературе создан образ Модеста Петровича как бездомного бедолаги, окруженного, как и он сам, горькими пьяницами. Один из биографов, Н.И.Новиков, договорился даже до того, что Мусоргский был врожденным алкоголиком, что, конечно же, неправда.

Первые упоминания о том, что Модест Петрович стал появляться в нетрезвом виде совпадают со временем его переселения к Наумову. Исходят эти сведения от его друзей по "могучей кучке", от тех, с кем он был близок не одно десятилетие, где его так любили (и не любили); где без него было скучно и вяло, но и возмущал он друзей своей неординарностью; из-за нее ему было присвоено несколько прозвищ типа "перец", "петушок", "юмор", "тигра" и т.д. Вращаясь в последние годы в столь занимательной среде, веселой, умной и остроумной, Модест Петрович все реже встречается с "музыкальной братией", все реже откликается на их предложения быть у них. 25 декабря 1877 года композитор пишет Н.П.Молас, у которого собираются друзья по вторникам: "Мой милый друг, Николай Павлович, в сей вторник, в декабре, не могу явиться к Вам, ибо обещан оный еще две недели тому назад, о чем и учинилось мне должное напоминание". (О. 370). Месяцем раньше: "Милый друг, Николай Павлович, несмотря на все желание быть у Вас завтра, не имею никакой возможности. Сегодня опять напомнили и не пустят меня ни за что на свете"...

Вот еще характерное письмо 1875 года 5 марта: "Ceneralissime, сего вечера я у Вас. Это, наконец, из рук вон, ни на что не похоже: словно живем - один на Чукоцком носу, а другой на носу Доброй Надежды. У Вас, у Вас - и непременно"! Мусорянин (ПИД 314).
П.С.Стасовой: "Голубушка барыня. Поликсена Степановна, в среду явлюсь неотложно только чуточку позже 9 часов: от 7 до 9 часов должен буду находиться при литературных занятиях... Преданный Вам Мусорянин". (О. 364)

Такую "вольность" не прощают старые друзья. Их переписка в этот период наполнена отрицательными характеристиками Модеста Петровича, вплоть до гневных тирад. Эти тирады обрушиваются и на удивленного Мусоргского. Друзья обвиняют его в лени, пьянстве, зазнайстве, в том, что он связался с "негодяями самого низкого пошиба", посетителями этого проклятого ресторана "Малый Ярославец". О "Малом Ярославце" поговорим позднее. Это особая тема, в которой много иксов. Оставим пока ее. Основываясь на высказываниях людей, которые знали композитора с юных лет, считали его своим другом, Андрей Николаевич Римский-Корсаков с горькой досадой восклицает о том "злосчастном дне", когда композитор попал к Наумову. Позднее, в этой же работе, автор противоречит себе, что "Наумов пьяницей не был и не мог отрицательно повлиять на Мусоргского".

Поскольку Модест Петрович живет после 75-го года у приятелей - псковичей, то и вернемся в их дом №10 в 5 линии Васильевского острова. В одном из писем к Стасову узнаем, что вся семья хочет познакомиться с Владимиром Васильевичем. "Мой дорогой генералисимус, - пишет Модест Петрович - я к Вам с челобитною... Мои хорошие друзья желают попасть во внутрь этого здания (библиотеки) и, более того, как раз в тот отдел, где Ваша милость власть имеет. Почитаю именовать своих друзей: Мария Измаиловна Федорова (под кровом радушного дома барыни живет Мусорянин), Павел Александрович Наумов, маленький Сергей Наумов, словом семья, лелеющая меня грешного. Понеже. Вы, дорогой мой, никогда Вашей светлою любовью и пытливым знанием людей не отклоняли, я, Мусорянин, прошу ... устройте посещение Вас в библиотеке в понедельник, 27 декабря. Мне хотелось бы быть вместе с друзьями у Вас, ведь под Минервой, без Вас, холодно и совсем не то". ПИД с.361.

В этот период Мусоргский работает над "Хованщиной". В письмах В.В.Стасову он, если можно так сказать, сверхмерно подчеркивает его, Стасова, значимость в создании этой оперы. Модест Петрович "дарит" своему старинному другу "весь период работы над "Хованщиной" и т.д. и т.д..

В июле 1876 года Владимир Васильевич пишет брату Дмитрию: "Мусоргский все это время так крупно шел вперед, что просто мое почтение, и только "музыканты" (Римляне, Кюн и тому подобные) не в состоянии этого ни видеть, ни понимать!" (В.В.Стасов, письма к родным 1, 2, с.294. О. 472).
23 июля 1876 года В.В.Стасов "позвал Мусоргского вместе с Репиным к себе, и этот последний был в великом восторге от всего, что Мусоргский насочинял в эти три года, пока его не было здесь" (В.В.Стасов. Письма к родным, 1,2. с. 294. О. 472).

Обласканный семьей Наумова - Федоровой, он реже приходит к друзьям. Друг юности "милый Корсинька" пишет В.В.Стасову: "Относительно же Ваших намерений побывать у нас скажу, что если нельзя сговорить Мусорянина, как человека непокладистого, то приезжайте без него". (Русская мысль, 1910, кн.2. с.171.0.472). Его поведение вовсе не непокладистость. Мусоргский спешит. Он работает. День его напряжен с утра до поздней ночи. Он ходит на службу каждый день. Досадует, но ходит. До 2-3 часов ночи пишет и пишет "Хованщину", а заодно и "Сорочинскую ярмарку" и вокальные циклы...

Узнаем из письма Стасова: Мусоргский "с 1 августа, т.е. завтра начинает жить в Царском селе у т-те Федоровой (его хозяйки и belle soer его Наумова) она только что воротилась из Мариенбада, и Мусоргский только на службу будет приезжать по утрам; а с 15 августа получает уже настоящий отпуск и проживет безвыездно в Царском по 15 сентября; уверяет, что будет "много сочинять". Дай бог, чтоб это правда была! (В.В.Стасов. Письма к родным. 1, 2. с.294. 0.473).

В Царском М. чувствует себя счастливым. Он пишет Стасову: "С N - верст 5-6 исходили, да все в лучших местах" (ПИД. 353. 0.473). Как-то "сидя под пущами на балконе.... Был утешен шутливой песенкой проходившего праздничного люда. Песенка сыгралась под гармонику: запомнил песенку, но остановить гулявших и попросить содержание песенки церемонился, и жалко теперь. А сидел я на балконе, обдумывая "Хованщину", - придумалось. Лишь бы отпуск дали, - кажется загарцуем по нотной бумаге. Пора! Все почти сочинено, надо писать и писать" (ПИД. 353.-4.0.475).

Здесь на даче Жуковского в семье Наумова все ему нравится. Склонный к восторгу вообще, Мусоргский сообщает о своих ощущениях: "Дача превосходна до того, что деревья крадутся в окна и нашептывают, что именно - не знаю, но кажется, хорошее что- то нашептывают. Дай бог, с этими добрыми и мирными друзьями, хотя, подчас, и шумливыми, сделать то, что сильно желается, достигнуть "тех" дел - о них же только мечтаешь. При здоровом теле и, даст бог, нравственном спокойствии, пожалуй "Хованщина" мною не побрезгает".
Пишет, что после прогулки "обоим (с Наумовым) не спалось: тишина; вдали то труба стрелочника на чугунке звучит, то "собачки" сторожевые свою должность облаивают; а тут, как арфное glissando, пробежит дремотой шелест листвы, ну и не спалось. Еще бы! Вдобавок "незримая луна" сквозь эту листву прямо к изголовью крадется, нежно, тихо крадется. После "должностного" петербургского шума, после столичной бесшабашной суетни, не отдыхаешь, нет, сначала раздражаешься: зачем нет этого шума, зачем и куда умчалась суетня...".
И дальше Шестаковой Л.И.: "18 августа (в среду), прямо со службы прилечу к Вам, дорогая Вы наша. А что не забываю любых мне, - доводом служит письмо прилагаемое. 1 августа приехал, а 2-го августа отписал. Не послал письма по моим грешным причудам. "Хованщина" вельми пишется. Ладно мне, и рояль имеем". (ПИД. 354).
Благоприятные перемены обитания у Наумовых отмечает и В.В.Стасов. Он пишет Голенищеву-Кутузову: "Мусорянин сочинил много чудесного летом и вдобавок спустил весь свой жир и весь свой красный нос, а пешком ходит по целым верстам". (РМГ, 1916, №42,стб. 769, 0.476).

В следующем году Мусоргский так же живет в семье Наумова, зимой на Васильевском острове, летом - опять на даче в Царском селе. Мусоргский дарит хозяйке дачи свой портрет (1874 года) с надписью "Марии Измаиловне Костюриной. Модест Мусоргский". На обороте факсимиле из "Сорочинской ярмарки" (тема цыган) и надпись: "В царском селе в 1876г. М.Мусоргский от 31 августа 1876г. (ПИД. 358. 0.476).

Составляя хронику жизни Модеста Петровича ни Римский-Корсаков, ни А.Орлова не смогли уловить, когда и почему композитор ушел из семьи Наумова. Римский- Корсаков высказывает предположение, что к концу 70-х у хозяев начался разлад и это послужило поводом. Как бы то ни было, но с семьей Наумова Модест Петрович не порывает отношений.

На фотографии 1880 года, за год до кончины композитора, позируют два невысоких полнеющих человека. По фотографии можно судить, что они находятся в богато обставленном доме с резной инкрустированной мебелью. Оба хорошо одеты. Бросается в глаза блеск начищенной обуви. Денди средних лет. Модест Петрович дарит эту фотографию сыну Наумова с надписью: "Дорогой мой друг Сергей Павлович Наумов, прими дружески нас с твоим отцом, а моим сердечным другом. Душою твой Муся. Мусоргский. 20 апреля 1880г. Светлое Христово воскресение". (0.572).

Несколькими днями раньше он делает подарок Марии Измаиловне. На титульном листе последней картины "Хованщины" (Лунная ночь. Раскольничий скит близ Москвы. Марфа. Князь Хованский. Раскольники и Досифей): "Посвящаю Марии Измаиловне Федоровой. Модест Мусоргский. 2 апреля 1880 года".

Самым ярким доказательством близости к семье Наумова, особенно к Марии Измаиловне, являются письма с юга во время гастрольной поездки с Д.М.Леоновой. С восторгом описывая природу Украины, находя верные слова для этого, Модест Петрович пишет: "Если бы Вы могли увидеть сельскую картину Малороссии, дышать ее животворным воздухом, и слышать носящуюся по полям песню... Я часто думал о Вас, очарованный мягкою, изящною природою, и, что греха таить, ужасно хотел видеть Вас между нами и наслаждаться Вашим наслаждением от чарующего вечера Украины". (ПИД. 384).

Для нее он пишет подробные отчеты о поездке, надеясь получить отзвук со стороны адресата. Мусоргский счастлив, что видит море, просторы украинской степи, великолепный закат. Все это он подробно описывает нашей псковитянке.

И как странно звучит оценка этих великолепных зарисовок природы у Андрея Николаевича! В примечании он пишет, что в письмах уже проявилась "болезненная тенденция к восторгам и ненависти". Рефреном звучат слова о деградации композитора как личности и как творца. Да и как мог Андрей Николаевич написать иначе? Все друзья Мусоргского наперебой "сообщают" о деградации.

Только что восторгавшийся Модестом Петровичем Стасов, перед которым композитор "отчитывается" чуть ли не ежедневно своей "Хованщиной", пишет в 1878 году: "Бородин настряпал такие чудеса, что просто слов нет... Это чисто "корчма" или лучшие места Мусорянина. Должно даже в замену Мусоргского, потому что он уж ровно ничего не делает, да, кажется и не может". (0.516). Добродушный Мусоргский, наконец, раздражается, хотя и соблюдает приличия. 15 июня 1876 года: "С некоторых, довольно давних, пор Мусорянин стал предметом каких-то сомнений, подозрений и всех этих tutti guanti (сплетен) уездного досуга. Мусорянин работает - ему только для работы покой нужен. "Хованщина" слишком крупная, слишком необыкновенная задача". (ПИД.349). Особенно много гнева и отрицательных эмоций вылили на бедного Мусорянина бывшие друзья, когда тот задумал поехать на гастроли по югу с Дарьей Михайловной Леоновой: "Он позорит себя и нас" и т.д. и т.д.

Напомним, что в эти годы успешно идет "Борис" в Мариинском при полном или почти полном аншлаге. Сбор - более или около 2 тыс.руб. От сбора идут по договору отчисления автору. Бессель издает без промедления все, что выходит из под пера композитора. До 1877 года Модест Петрович служит, и исправно служит. Это видно из следующих фактов: в декабре 77 он становится старшим столоначальником; 27 мая 1878 года его переводят в "следующий чин: из надворных советников в коллежские" (0.503). 20 марта 1877 года получил награду - 200 руб. (0.492). До этого был награжден орденом. На родине его избирают почетным мировым судьею. Да такой ли он пропойца, как рисуют его друзья! А потом - биографы? Это сложная тема. К ней мы вернемся еще не раз. Здесь же мы можем сказать, что у друзей все-таки были основания для подобных разговоров. Прежде всего - суд над "червонными валетами", над мужем Лизы Куликовой и ей самой. Разумеется, Модест Петрович не мог остаться в стороне от процесса и принимал участие в судьбе Лизы, дочери Натальи Егоровны из Волока, где ему так "хорошо дышалось". Биограф А.Е.Томановской пишет, что муж Лизы, прошедший по этому уголовному делу (подложные векселя и т.д.) своим молчанием отвел следствие от революционеров, но об этом можно только догадываться. Официально это был суд над "жуликами и пьяницами самого низкого пошиба".

В это время, время напряженнейшей работы и тревожной непростой ситуации наша псковитянка, Мария Измаиловна Костюрина, была для Модеста Петровича доброй феей, создающей прекрасные условия для творчества. Некоторые штрихи к ее портрету есть у самого композитора. Он посвящает ей в 1875г. романс на свои слова - "Непонятная".

Вот они:
Тиха и молчалива
Молчание пугает вас, кромешники
толпы всеядной!
Скромна, насмешлива, пожалуй?
Пожалуй да!
Ну что же? Не слишком уж
горда ли, полно?
Вы, лукавцы жалкие,
Вы смеете подняться и
бросить обвиненьем!
Молчите! Я сказал: молчите,
как она молчит,
и слушайте стук молота
по вашей совести
окаменелой!

Биографы расшифровывают последние слова как защиту от клеветников из-за ее двусмысленного положения. Но есть и другая версия. Произведение почти не исполняется. Было исполнено лишь в Милане. Е.Е.Нестеренко говорил, что в год 100-летия со дня смерти композитора в театре Ля Скала были исполнены абсолютно все (в т.ч. все варианты) произведения Мусоргского, в т.ч. в его исполнении.

Когда его аккомпаниатор Е.Е.Шещерович проиграл это произведение впервые (при мне) - реакция его была, ну, скажем, "остолбенелая". Посвящение "Барыньке на елку" в сочетании с громовыми гневными аккордами... "Молчите! Как она молчит!" О чем? О чем стучит ее сердце по "совести окаменелой?"

Это вроде бы и не относится к тихому домашнему очагу. Это что-то другое. Наводит на эту мысль и письмо Мусоргского к Голенищеву-Кутузову. На первый взгляд такое письмо мог написать хорошо выпивший человек: старого своего друга, с которым долго жил в одной квартире, он называет не Арсением, а Аркадием! Безмерно печалится, что разошлись с ним идя навстречу друг другу, и поэтому не смогут еще раз почитать его "Шуйского" и т.д. и т.д..

Но в середине письма есть фраза: "Изнервился я донельзя. Все написанное правда. И как ты, друг, усомнился и бежал от хозяйки дома. Дивлюсь, что мне не веришь... заверяю тебя, барыня отличная, дикарка, как и ты, дикарь, но любящая, хорошая, читающая и умно читающая, - только "недонять" - нелюдимка, пока присмотрится". (П.ПИД. с.204).

Если взять за основу чтение между строк, то в письме выражена страшная тревога: "Все написанное правда" и об этом должен был произойти разговор с хозяйкой дома, но Голенищев-Кутузов ей не доверился". Что произошло? Это тайна. Может быть это то, о чем молчит "непонятная"? И о чем знает Модест Петрович, и это их общая тайна. О тайне, которая угадывалась в глазах Мусоргского, пишет Н.А.Римский-Корсаков: "... со времени постановки "Бориса" Мусоргский стал появляться между нами несколько реже прежнего, и в нем заметна стала некоторая перемена: явилась какая-то таинственность..." (0.400).

О том, что в глазах Модеста Петровича угадывалась "какая-то тайна", пишут своих дневниках обе сестры Пургольд: и Сашенька и Надежда. А коли она была, то, наверное, надо попытаться ее разгадать. Предполагаю, что связана эта тайна с псковичами и псковитянками, которых он знал одних - с детства, других - с юных лет. Многие из них выбрали себе нелегкую дорогу. О четырех псковитянках было рассказано в предыдущих материалах. Но это еще далеко не последние соседи по имению, о которых надо говорить, говоря о судьбе композитора.

назад >>>