Боб Дилан - музыкант-легенда
Рональд Радош

 получить по E-mail
 версия для печати

David Hajdu. Positively 4th Street: The Life and Times of Joan Baez, Bob Dylan, Mimi Baez Farina, and Richard Farina. - North Point Press, 2002.
Howard Sounes. Down the Highway: The Life of Bob Dylan. - Grove Press, 2001.

В мире современной музыки нет более загадочной фигуры, чем Боб Дилан. Покуда он разъезжает по всему миру с концертами (его гастроли уже заслужили наименование "бесконечного турне"), исследователи современной американской культуры и поклонники певца успели понять, что, несмотря на его частые появления перед публикой, о нем известно очень мало. В отличие от большинства нынешних звезд он не участвует в телевизионных ток-шоу, почти не общается с репортерами, а его редкие интервью скорее сбивают с толку, чем проясняют дело. Те, кто берется написать его биографию, ставят перед собой крайне нелегкую задачу.

Однако заглянуть за таинственную завесу, которой окутал себя знаменитый певец, все-таки можно. Нужно только найти правильный подход. Дэвид Хайду, например, решил ограничиться конкретным местом и временем - эпохой "славных шестидесятых", а точнее, Большим фестивалем народной музыки, на котором Дилан со своей сценической партнершей (и бывшей любовницей) Джоан Баэз были признаны королем и королевой. Пути этой пары, а также сестры Джоан Мими и ее будущего мужа Ричарда Фариньи многократно и хаотически пересекались, и вместе эта четверка как нельзя лучше олицетворяла то, что многие (включая их самих) считали духом нового поколения. Говард Саунс, в отличие от Хайду, избрал для книги о Дилане форму традиционной биографии - смелое решение еще и потому, что четыре жизнеописания певца уже были опубликованы. (Впрочем, загадочность фигуры Дилана в первую очередь как раз и связана с его многоликостью.) Биографии, опубликованные в самом начале карьеры Дилана (авторы - Роберт Шелтон и Энтони Скадьюто), сегодня кажутся схематичными и устаревшими, а более поздняя работа Боба Шпица и многочисленные "вариации на тему" Клинтона Хейлина исторически сомнительны, поскольку написаны в духе преклонения перед Диланом и носят, скажем прямо, агиографический характер. Однако и Хайду, и Саунсу удалось не только порадовать нас интересными, прекрасно написанными отчетами о жизни и эпохе Дилана, но и высказать множество любопытных суждений о его музыке и общем вкладе в культуру.

При нынешнем торжестве хип-хопа¹ трудно вспомнить, что всего лишь каких-нибудь несколько десятилетий тому назад американская культура была наэлектризована открытием поп-версии традиционной народной музыки (хотя "наэлектризована", пожалуй, не совсем подходящее слово, как обнаружил Дилан в 1965 году в Ньюпорте). В конце пятидесятых у всех на слуху были ансамбли, продолжавшие традиции коммерческой фолк-группы сороковых "The Weavers": "The Kingston Trio" и их многочисленные подражатели, в том числе "The Brothers Four", "The Chad Mitchell Trio", "The Tarriers", "The Easy Riders", "The Rooftop Singers" и - кульминация возрождения фолка - "Peter, Paul and Mary". Хайду сообщает, что только в 1963 году были выпущены две сотни альбомов народной музыки, у еженедельного музыкального обзора "Hootenanny" на канале ABC было одиннадцать миллионов зрителей, одновременно выходило около двух десятков журналов, посвященных народной музыке, одна большая коммерческая радиостанция передавала исключительно фолк, а на кондитерских прилавках даже торговали конфетами под названием "Hootenanny".

Однако Дилан начал свою музыкальную карьеру вовсе не "фолкером". Он родился в миннесотском Дулуте в 1941 году, но вскоре после этого события его семья перебралась в маленький городок Хиббинг близ железорудного хребта Месаби. Источником музыкального образования Дилана стало радио: он слушал уже забытого сейчас Джонни Рея, легенду кантри Хэнка Уильямса (чей сочинительский и вокальный стиль найдет отражение в его собственном), а по вечерам - трансляции блюзовых концертов из далеких Арканзаса, Луизианы и Чикаго. (Так он познакомился с творчеством Мадди Уотерса, Джона Ли Хукера и Хаулина Вулфа.) Рок-н-ролл еще не появился. Саунс пишет, что "Боб нащупал основы американской популярной музыки... раньше Чака Берри, Литтл Ричарда и Элвиса Пресли".

Саунсу удалось собрать самую полную и подробную на сегодняшний день информацию о жизни юного Дилана в Хиббинге (он побеседовал практически со всеми его друзьями детства). Благодаря его усилиям мы видим, какой неизгладимый след оставило в душе Боба открытие "коренной американской музыки" (American roots music). Не менее важным событием для Дилана, как и для многих других, стало знакомство с исполнительской манерой Элвиса Пресли. В одном интервью много лет спустя он признался: "Впервые услышав голос Элвиса, я мгновенно понял, что никогда не буду ни на кого работать и никто не станет моим боссом. Услышать его в первый раз было все равно что вырваться из тюрьмы на волю".

Именно рок-н-ролл смог по-настоящему взять за душу юного Боба Циммермана. О событиях Ньюпортского фестиваля народной музыки 1965 года написано очень много. Именно там Дилан, известный как самый многообещающий исполнитель фолк-музыки и песен протеста в стиле прославленного Вуди Гатри, потряс собравшуюся публику тем, что вдруг "электризовался". Однако Саунс указывает, что еще в школьные годы Дилан выступал в нескольких рок-группах. В 1956 году Дилан с двумя друзьями записали пластинку на 78 об/мин - Боб играл на фортепиано и пел "Be-Bob-a-Lula" и "Earth Angel". Они избрали стиль Литтл Ричарда и Джина Винсента, а свою первую гитару, дешевую электрическую "Supro" с цельной декой, он купил по каталогу Сирса и Роубака. Дилан давал своим первым группам такие названия, как "Золотые струны" и "Элстон Ганн и его рок-команда".

Главной его мечтой, говорится в школьном ежегоднике, было "cыграть с Литтл Ричардом". Окончив школу, Дилан отправился на автобусе в Фарго, город в Северной Дакоте, и под именем Элстона Ганна поступил на работу официантом. Довольно скоро он попал на прослушивание к Бобби Ви, местной восходящей звезде рок-н-ролла. Ви стал приглашать его в качестве пианиста на свои выступления. Уже тогда, в очень юном возрасте, Боба снедало отчаянное честолюбие: он заявил своему приятелю Джону Баклену, что обязательно станет великим музыкантом. В 1960 году, сидя на лужайке перед зданием Студенческого союза Висконсинского университета в Мэдисоне, он и мне сказал то же самое: "Я обязательно прославлюсь, как Элвис Пресли... Буду собирать столько же публики, сколько он, даже еще больше. Можешь не сомневаться". Не помню, поверил я ему тогда или нет.

Однако у родителей, как водится, были свои виды на будущее сына. В конце лета 1959 года по их настоянию Дилан поступил в Миннесотский университет. Сегодня уже широко известно, что большую часть времени юный студент проводил в богемном районе, известном под названием Динкитаун, где отыскал книжный магазинчик, торгующий литературой самого радикального толка, и кафе "Нерадивый ученик". Там Дилан узнал, что самая модная музыка в среде авангардистской молодежи - это не "первая десятка" рок-н-ролла, а традиционная американская фолк-музыка. Там же он познакомился с местным поэтом-хипстером и с двумя белыми исполнителями блюзов: Пауком - Джоном Кернером и Снейкером - Дейвом Реем, которые вместе с Тони Гловером вскоре стали известны любителям фолка по всей стране как белые певцы, освоившие аутентичный саунд сельского и негритянского Юга.

Больше всего в Динкитауне почитались Вуди Гатри, Ледбелли² и Пит Сигер. На одном из местных сборищ Дилан услышал запись Одетты Фелиус (африканки, получившей классическое музыкальное образование). Как вспоминал позже Дилан, "она завела меня так, что я переключился на народную музыку". Дилан отнес свою электрогитару с усилителем к магазину, в котором торговали музыкальными инструментами, и сдал их туда в обмен на акустическую гитару. Так он временно распрощался с "электричеством" - но через несколько лет, в Ньюпорте, опять вернулся к тому, с чего начинал, разозлив поклонников фолка своей новой электрической установкой.

Вопреки общему мнению, Дилан никогда всерьез не увлекался политикой. Его миннесотские друзья из стана "левых" любителей народной музыки пытались заинтересовать своего товарища последними событиями политической жизни. Они рассказали ему о прокубинском объединении "Кубе - честную игру" (Fair Play for Cuba Committee) и о движении за роспуск HUAC³. Дейв Уитекер, Хершел Камински (не упомянутый Саунсом) и прочие, пожалуй, кое-чего добились, поскольку Дилан всегда присутствовал в гостиной Уитекера на собраниях троцкистской группировки под названием "Социалистический фонд". Друзья взяли Дилана на съемки фильма "Operation Abolition", который должен был послужить делу борьбы с HUAC. И все-таки Дилан, как пишет Саунс, упорно оставался "безнадежно аполитичным". Он отказался писать песни в защиту Кастро - в отличие, скажем, от Билла Окса.

Погруженный в субкультуру Динкитауна, Дилан якшался с политически активной молодежью, но при этом сохранял самостоятельность. Действительно, почти все написанные Диланом "песни протеста" лишены конкретного политического содержания; сочиняя их, Дилан был больше озабочен "вечными вопросами", и именно благодаря этому его шедевры до сих пор живы. Те немногочисленные песни, в которые автор вложил конкретный политический смысл (довольно банальная "George Jackson", язвительная баллада "Hurricane" о Рубине Картере, которого Дилан вскоре перестал защищать, и "Julius and Ethel", не включенная ни в один альбом ода Розенбергам⁴) так бедны в художественном отношении, что их вполне можно сбросить со счетов. Когда развернулась кампания, направленная против войны во Вьетнаме, и многие известные музыканты сочли это достойным поводом для применения своих талантов, Дилан не примкнул и к ним. В интервью 1968 года, которое он дал Хэппи Трауму и Джону Коэну для "Sing Out!", Траум пытался заставить Дилана высказаться о причинах вьетнамской войны, но тот ушел от ответа, заметив только, что среди его знакомых есть один хороший художник, ни разу не посчитавший нужным сказать что бы то ни было о Вьетнаме.

В том же Динкитауне Боб Дилан услышал "Антологию американской народной музыки" Гарри Смита, выпущенную студией Folkways (недавно она перезаписана на CD в Smithsonian Folkways). Этот сборник стал для Дилана подлинным образцом сельской народной музыки - он был воплощением той "странной, причудливой Америки" (как позднее определил ее Грил Маркус), дух которой Дилан передал несколько лет спустя в своем альбоме "The Basement Tapes", записанном в Согертиз, штат Нью-Йорк. "Это чистая поэзия, - сказал Дилан об антологии Смита. - Все песни до единой". Примерно тогда же студент Дейв Мортон, друг Дилана, подарил ему "Bound for Glory" Вуди Гатри, и честолюбивый молодой музыкант очень скоро взял на вооружение краснобайство и характерный говорок героя этой книги, якобы настоящего оуки⁵. Уже через какие-нибудь день-два после ее прочтения Дилан запомнил и спел песню Гатри "Том Джоуд", в которой пересказывается история главного персонажа стейнбековских "Гроздьев гнева".

В Гатри, как замечает Хайду, Дилан нашел человека, который был Хэнком Уильямсом, Джеймсом Дином и Бадди Холли в одном лице, - "образованного фолкера, тяготеющего к рок-н-роллу". Решив познакомиться с Гатри, Дилан отправился в Нью-Йорк. Но сначала дорога завела его в Висконсин - точнее, в Мэдисон, где было множество исполнителей фолк-музыки, а также левых общественных организаций. К сожалению, Саунс взял интервью лишь у одного мэдисонца - моего однокашника и соседа по квартире Маршалла Брикмана, который не стал скрывать, что его воспоминания о Дилане довольно скудны. У Саунса Дилан играет на пианино в нашем обиталище на Клаймер-плейс, чего не могло быть, поскольку пианино у нас просто не было.

Кроме того, Саунс рассказывает о посещении Диланом концерта Пита Сигера в Мэдисоне, добавляя, что "Боб стал самым ярким из молодых музыкантов, испытавших влияние этого певца". Здесь Саунс полагается на память самого Сигера, которому уже перевалило за восемьдесят. Сигер сказал ему: "Где-то на одном из тех концертов [в Калифорнии], году в 1958-м, меня услышала Джоан Баэз, а еще я, по-моему, пел в Висконсинском университете, и там был Боб. А снаружи, кажется, собрались пикетчики из Американского легиона⁶ и кричали, что я подлый коммунист. [Боб] как-то говорил мне, что он был на том концерте".

Сигер ошибается. По прихоти судьбы именно я был тогда членом правления Молодежной рабочей лиги, коммунистической студенческой организации при университете, и вдобавок основателем и президентом фольклорного общества. Первый концерт Сигера спонсировала наша лига; это было настоящее событие - о нем много говорили, а Союз ветеранов и консервативные студенческие группы в знак протеста действительно устроили небольшой пикет. Но концерт этот состоялся в 1957 году, когда Дилан еще не закончил школу в Хиббинге и потому никак не мог очутиться в Мэдисоне. Дилан был там в январе 1961 года и отправился оттуда в Нью-Йорк на машине вместе с Фредом Андерхиллом, в ту пору членом нашей компании. Проведя в Нью-Йорке месяц-другой, он снова ненадолго вернулся на запад - в Миннесоту, говорит Саунс, но на самом-то деле в Мэдисон, где опять прожил несколько недель у Дэнни Калба и Пола Брейнса.

В Нью-Йорке Дилан наконец познакомился с Вуди Гатри, а заодно и с Джоном Ли Хукером, с молодым дружком Гатри Джеком Эллиотом по прозвищу Бродяга и с Лайамом Клэнси, исполнителем баллад и солистом ирландской фолк-группы "The Clancy Brothers". И Саунс, и Хайду подчеркивают, что Дилан с самого начала придумал для себя новый образ, прикинувшись сиротой сомнительного происхождения, который (под стать его кумиру Гатри) ведет полную лишений жизнь странствующего певца. "Он рассказывал до смешного нелепые истории о своем прошлом", - пишет Саунс. - В частности, объяснял свою семитскую внешность тем, что среди его предков были индейцы сиу".

Хайду подтверждает, что Дилан говорил друзьям, будто раньше работал шахтером и много чего еще в том же духе, - даже в беседах один на один он очень любил приврать. Как пишет Хайду, "перевоплощение всегда было частью американской идеи; в Новом Свете каждый может стать кем-то другим". Ирония "превращения Бобби Циммермана в Боба Дилана заключается в том, что столько откровенных мистификаций и выдумок было пущено в ход во имя правды и прямодушия". Действительно, Дилан перенял у легендарного Гатри не только его позерство и манеру выражаться - он научился у него еще и умению "пересоздавать" себя. Ибо и сам Гатри, коли на то пошло, никогда не был бедным оуки; он родился в семье среднего достатка, и нарисованный им для публики автопортрет тоже на девяносто процентов вымысел. И Бродяга Джек Эллиот был еврейским мальчиком из Бруклина, урожденным Эллиотом Чарлзом Аднопозом, который освоил стиль Гатри и стал исполнять его песни, а имя изменил, чтобы скрыть свою национальность (позднее он саркастически называл себя "последним из бруклинских ковбоев").

В Гринвич-Виллидж Дилан нашел свою среду - и Джоан Баэз. В отличие от Дилана, Баэз никогда не скрывала ни своего происхождения, ни своих семейных связей. Она завоевала себе популярность в богемной атмосфере массачусетского Кембриджа, в кофейнях близ Гарвардского университета - таких, как прославившийся впоследствии "Клуб 47" (там бывал и Дилан). Продвинутая молодежь того времени воспринимала джаз как нечто чересчур заумное и недостаточно мятежное, а фолк-музыка приближала их к народным корням и давала возможность пощеголять своим антиинтеллектуализмом. Разве сам Сигер не бросил Гарвард в 1930-х, чтобы отправиться на поиски "настоящей Америки"?

Хайду прекрасно описывает события середины 1960-х. Вместо того чтобы освещать свою тему в чисто биографическом ключе, он рассказывает историю компании молодых людей, которые в процессе формирования собственных индивидуальностей преобразовали американскую музыку, создав новый жанр под названием фолк-рок. Песни Баэз и Дилана, а также Ричарда и Мими Фаринья стали гимнами поколения, родившегося во время и после войны (восхищение ими объединяет Ньюта Гингрича⁷ с Биллом Клинтоном: оба превозносили Дилана до небес). Когда Дилан только начинал приобретать известность у виллиджских любителей фолка, Баэз уже успела сделать себе имя: благодаря своему великолепному сопрано и подкупающей простоте сценического облика (Джоан пела старинные английские баллады и народные песни Аппалачей, стоя перед микрофоном босиком, с распущенными волосами) она стала едва ли не самой популярной исполнительницей фолка во всей Америке. Ричард Фаринья был одаренным писателем, рассказчиком и жуиром, которого помнят в основном потому, что он насмерть разбился на мотоцикле в день своего триумфа, сразу после вечеринки, устроенной по поводу опубликования его романа Been Down So Long It Looks Like Up To Me (на обложке книги стояла аннотация товарища Ричарда по колледжу Томаса Пинчона).

Хайду приводит довольно убедительные аргументы в пользу того, что истинным создателем фолк-рока следует считать именно Фаринью. В то время как Дилан все еще пел обычные народные песни под акустическую гитару, Фаринья почувствовал, что эта музыка уже исчерпала себя и решил объединить ее лучшие черты с американским рок-н-роллом. В 1961-м, пишет Хайду, Фаринья сказал любителям фолка, собравшимся в знаменитом "Газовом рожке" в Гринвич-Виллидж, что "у фолка одна беда - ему не хватает крепкого ритма". "Традиционная американская музыка, - заявил он, - звучит как детские стишки. Ритм у нее примитивный" и, выхватив из рук официантки стопку тарелок, перевернул их вверх дном, а затем принялся отбивать четырехдольник левой рукой и трехдольник - правой. Фред Нил, написавший несколько очень красивых баллад в жанре фолк, а позднее - свою знаменитую песню Everybody's Talkin', заметил, что никто из фолкеров не мог угнаться за Фариньей: "Он просто ошеломил всех своими идеями". Нил был прав. Послушайте композицию Hard-Loving Loser, записанную Фариньей вместе с его второй женой Мими, и вы узнаете в стихах и музыке тот стиль, который перенял Дилан и довели до совершенства "The Byrds".

Сила обеих книг в том, что с их помощью мы можем составить впечатление не только о творчестве музыкантов, о которых идет речь, но и об их частной жизни. Это впечатление не назовешь приятным. Дилану так хотелось стать звездой, что он был готов использовать для этой цели всех и каждого. Хайду предполагает, что и в близкие отношения с Баэз он вступил только ради карьеры. Баэз понравились песни Дилана, она одной из первых отметила его незаурядность. Дилан же был равнодушен к ее пению: голос Джоан казался ему слишком сладким, а в ее исполнительской манере он не чувствовал даже намека на столь дорогие его сердцу блюз, госпел и джаз. Его интересовало только одно: как ей удалось добиться славы. Встретившись с нею впервые, он сыграл ей свою самую первую песню Song to Woody, хотя и говорил всем, что не хочет, чтобы она ее исполняла. Фред Нил сказал ему: "Чувак, все, что тебе нужно, это подкатить к Джоан Баэз. Она такая простая... она твой счастливый билет, чувак. Твоя главная задача - трахнуть Джоан Баэз". И Дилан отвечал: "А что, неплохая идея. Пожалуй, я так и сделаю. Но я не хочу, чтобы она пела мои песни - ни одной!"

Через несколько лет после того, как Баэз представила его публике (это было в 1963-м), Дилан взял ее с собой на гастроли в Лондон, однако не разрешил появляться с ним на сцене и вообще обходился с ней грубо и бесцеремонно. Тогда Дилан уже встречался с Сарой Лаундс, которая позже стала его женой. Баэз узнала правду, когда Дилан захворал и она застала Сару у его постели в больнице. Впрочем, по собственному признанию Баэз, на пути к известности она тоже средств не выбирала. Жестоко ревнуя к родной сестре Мими, очень талантливой и честолюбивой, Джоан упорно стремилась отбить у нее всякую охоту к творчеству. А если говорить о Дилане, то, связав свое имя с новой, восходящей звездой, она обеспечила себе прочное место в истории американской музыки. (Хайду добился благосклонности Баэз и получил разрешение на публикацию семейных писем, в которых обсуждается ее связь с Диланом.)

Читая захватывающий рассказ Хайду о личной жизни этих выдающихся музыкантов, нельзя не отметить той заметной роли, которую они играли в мире фолк-музыки - этом альтернативном варианте шоу-бизнеса. Фаринья женился на одной из первых звезд эпохи возрождения фолка, замечательной техасской певице Каролин Хестер, чьим наставником был Бадди Холли. Именно Хестер открыла Фаринье дорогу в мир фолка. Позже, когда их брак затрещал по швам, Фаринья избрал предметом своего внимания совсем еще юную сестренку Джоан Баэз: он ухаживал за Мими, когда она с родителями жила под Парижем, писал ей после своего отъезда и наконец уговорил шестнадцатилетнюю девушку выйти за него замуж, хотя ему самому было в то время уже двадцать пять.

Хайду усматривает в ранних дилановских песнях протеста влияние Сьюзи Ротоло, с которой у Боба был роман до его встречи с Баэз (она и есть та мечтательного вида девушка, чей портрет помещен на обложке диска The Freewheelin' Bob Dylan). Сьюзи побудила его написать такие песни, как The Death of Emmet Till, и сделать акцент на общественном звучании и политическом бунтарстве. "Слушался ли он голоса своей музы или просто решил сменить стиль в надежде прославиться, как много раз до этого, когда он менял инструменты, куртки и имена?" - спрашивает Хайду. Прекрасный вопрос. Один из ответов на него дает миннесотский приятель Дилана Тони Гловер, также приверженец фолка. Послушав дилановскую The Times They Are A-Changing, Гловер спросил Боба, зачем он сочиняет эту дребедень, ведь она совершенно лишена силы и обаяния тех негритянских блюзов, которыми они так восхищались в Динкитауне, и больше всего походит на неудачные подражания сигеровским призывам к действию. Дилан ответил: "По-моему, это как раз то, что люди хотят услышать".

Однако, пишет Хайду, к 1962 году у Дилана снова наметился переход "от мелодичных излияний Сигера и Гатри к более жесткому стилю с элементами рок-н-ролла". Действительно, даже сам Дилан назвал Blowin' in the Wind "просто удачной классической песней... без особого подтекста" и, несмотря на ее колоссальную популярность, не особенно ею гордился. В песне The Ballad of Hollis Brown излагается история фермера из Северной Дакоты, вынужденного взять в руки оружие, однако это не мешает Дилану укладывать ее "в блюзовые рефрены по схеме ААБ". И хотя в A Hard Rain's a-Gonna Fall (кстати, Сигер до сих пор считает ее самой "живучей" из песен Дилана) на первый взгляд говорится исключительно о губительных последствиях ядерной войны, ее политическое содержание размыто - по мнению Хайду, эта песня "не столько зовет к действию, сколько будит чувство и мысль". Дилану удалось сочетать в своем творчестве протестующий пыл Сигера, поэтичность Блейка, напевность старинных английских баллад⁸ и характерные черты американской народной музыки. В результате возникло нечто совершенно новое. Именно благодаря этому его песни живы и сегодня, хотя затронутые в них злободневные проблемы давно стерлись из людской памяти.

Историю с Ньюпортским фестивалем народной музыки 1965 года рассказывали и пересказывали столько раз, что она успела превратиться в миф. Хайду первым отважился развеять его, восстановив истинные события. В программе ньюпортского концерта значились также Ричард и Мими Фаринья, которым должен был аккомпанировать на электрогитаре Эл Купер, глава группы, игравшей хард-рок. Они выступали под проливным дождем, без электрического усиления. Когда же подошла очередь Дилана, он появился на сцене в компании "электрического" блюз-бэнда Пола Баттерфилда (Купер играл на клавишных, а Майк Блумфилд - на электрогитаре). Сам Дилан вышел не в "народном" костюме, а в черной кожаной куртке и мотоциклетных ботинках, с гитарой "Fender Stratocaster" (такая же была у Бадди Холли). В этом составе были исполнены Maggie's Farm, Like a Rolling Stone и It Takes a Lot to Love; но в заключение Дилан спел "под акустику" незабываемые It's All Over Now, Baby Blue и Mr. Tambourine Man, которую "The Byrds" вскоре превратили в сверхпопулярный хит.

История о том, что Дилана якобы освистали поклонники фолка, оскорбленные его решительным переходом к року, а он, услышав свист, попытался заслужить прощение, исполнив две песни под аккомпанемент акустической гитары, стала, как говорит Хайду, "одним из самых устойчивых мифов в поп-культуре". Сохранилось предание и о том, как Сигер, взбешенный "изменой" Дилана, пытался топором перерубить за кулисами электрические кабели. Но Хайду доказывает, что все это выдумки. Ко времени выступления в Ньюпорте Дилан уже выпустил альбом "электрической" музыки Bringing It All Back Home, а его синглы Subterranean Homesick Blues и Like A Rolling Stone (ставшие сегодня классикой рока) успели войти в число первых сорока хитов на длинноволновом радио.

Более того, ньюпортская публика в тот день уже слышала электрическую музыку. "The Butterfield Blues Band" и "The Chambers Brothers", отыграв свое, заслужили бурные аплодисменты. Но что действительно вызвало свист зрителей, пишет Хайду, так это плохое качество звука, поскольку ньюпортская сцена была не приспособлена для электроинструментов. До многих доносились лишь треск и гудение, было очень трудно разобрать, что, собственно, поет Дилан. Как сказал Хайду Джек Эллиот, "музыка была отличная, а вот звук - полное дерьмо". Некоторые не согласились с ним, заметив, что музыканты, игравшие с Диланом, не отрепетировали свое выступление. Претензии этой части публики были связаны в первую очередь с несыгранностью группы.

Оскар Бранд, влиятельная фигура в нью-йоркских кругах любителей фолка, заявил Саунсу, что "электрогитара символизировала капитализм... и тех, кто продается за деньги". Сигер теперь говорит, что расстроился на том концерте по одной-единственной причине: инструментальное сопровождение заглушало голос певца, и социалистический пафос текста Maggie's Farm пропал втуне. Ясно было, во всяком случае, одно: акустический номер Дилана It's All Over Now, Baby Blue стала лебединой песней эпохи возрождения фолк-музыки. Действительно, Ирвин Силбер, представитель левой организации People's Artists и редактор "Sing Out!", написал Дилану открытое письмо, в котором упрекал его за утрату связи с народом и за то, что вместо политических песен Боб принялся писать слезливые и сентиментальные. Для кого-то стихи Дилана ("...что-то происходит, но вы не знаете что, не правда ли, мистер Джонс?") прозвучали как ответ Селберу. Так это или нет, но никто не возьмется оспаривать то, что Дилан все больше и больше отдалялся от фолка и от музыкантов вроде Сигера.

С этой поры увлеченность американцев народной музыкой начала сходить на нет. Некоторые коллективы - например, "Peter, Paul and Mary" - все еще пользовались популярностью у тех, кто любил предаваться ностальгическим воспоминаниям об ушедшей молодости, но будущее принадлежало рок-н-роллу. В 1964 году Америку потрясли "The Beatles". Ричард Фаринья решил бросить музыку и целиком посвятить себя писательству. В тот день, когда он умер (это случилось 30 апреля 1966 года, в двадцать первый день рождения его жены Мими), Дилан был за границей. Он отправился в изнурительное турне по Европе с Левоном Хелмом и "The Hawks", которым вскоре предстояло превратиться в "The Band"; непрерывно подкрепляясь алкоголем и наркотиками, музыканты играли хард-рок перед огромными толпами зрителей.

Вернувшись в Америку, Дилан угодил в серьезную аварию. Это произошло 29 июля, когда он ехал на мотоцикле в Вудсток, штат Нью-Йорк. С этого момента нить повествования подхватывает Саунс, внося свою лепту в отделение мифа от реальности. Об этой аварии чего только не рассказывают! Тщательно разобравшись в полицейских отчетах, Саунс установил, что Дилан потерял равновесие на скользкой дороге и упал с мотоцикла, но при этом - вопреки тому, что сообщалось в прессе, - вовсе не ломал шею, не терял сознание, а его жизни ничто не угрожало. Обошлось даже без больницы - жена отвезла его к врачу, жившему в пятидесяти милях от места аварии. Человек, "отчаянно нуждавшийся в медицинской помощи", вряд ли выдержал бы час езды по проселочным дорогам. Но в результате это приключение помогло Дилану осуществить давно задуманное: подвести черту под первым этапом своей выдающейся карьеры.

Последующие несколько лет стали, пожалуй, самым спокойным периодом в личной жизни Дилана. В эти годы она больше всего напоминала то, что принято называть счастливой семейной жизнью. Дилан навещал друзей и воспитывал детей в Вудстоке. Это было, как говорит Саунс, "относительно спокойное домашнее существование". Днем Дилан ездил в Вест-Согертиз, где вместе с группой "The Band" сочинял и записывал замечательные песни, позже вошедшие в альбом The Basement Tapes, - песни, которые были ближе к антологии Гарри Смита, нежели к тому, что он пел на гастролях. Альбом John Wesley Harding стал еще более ярким образчиком этого "простонародного" музыкального мистицизма.

В 1970 году Дилан переехал обратно в Гринвич-Виллидж - исключительно неудачный выбор для знаменитости, ревниво оберегающей частную жизнь от посторонних глаз. Дом певца на Макдугал-стрит неодолимо притягивал к себе его пылких поклонников. Саунс сообщает дополнительные подробности об омерзительном А.Дж. Вебермане по прозвищу Мусоролог, который копался в мусоре у дома Дилана, чтобы побольше узнать о своем кумире. Веберман разделял точку зрения радикалов шестидесятых, которые считали, что Дилан их предал; кроме того, именно благодаря ему, в свое время осужденному за торговлю наркотиками, распространился слух, что Дилан "подсел" на героин. В 1974-м Дилан перебрался из Нью-Йорка в Калифорнию, в Малибу, где купил двенадцать акров земли на побережье Тихого океана и построил необыкновенный дом, истратив на него миллионы долларов (в качестве характерной детали упомянем о том, что к потолку в его гостиной был подвешен один из первых купленных им автомобилей). Венцом этого архитектурного шедевра стал медный купол в виде луковицы а-ля рюс: Дилан рассчитывал, что его будет видно отовсюду и он сможет с легкостью находить дорогу домой. Все эти причуды не помешали ему выпустить в 1975-м один из своих лучших альбомов - Blood on the Tracks.

Гастрольное турне "Раскат грома" началось в том же году, но хорошего в этой затее оказалось немного. От Саунса мы узнаем, что музыкантов сопровождал их собственный кокаиновый дилер. С этого момента мрачная картина все больше напоминает историю заката Элвиса Пресли. Окруженный подхалимами, пользующийся услугами нечистоплотного продюсера, которому не было дела до его творчества, Пресли увядал под воздействием фармакологических атрибутов славы, превращаясь в пародию на самого себя, и ни у кого не хватало духу сказать ему правду. Бурная жизнь Дилана в Малибу совсем не походила на то, о чем рассказывал в своих песнях Вуди Гатри: достаточно упомянуть хотя бы о частых встречах Боба с известным адвокатом Марвином Митчелсоном, который занимался по преимуществу выколачиванием денег из бывших сожителей своих клиенток. ("Примерно через шестьдесят миллионов долларов, - сказал он Саунсу, - я выучил все его песни до единой".)

Благоприятную роль на этом фоне, говорит Саунс, сыграл глубокий интерес Дилана к личности Иисуса Христа, приведший его к искреннему на первый взгляд обращению в христианство. Но это не прошло ему даром. Кит Ричардс язвительно назвал его "пророком чистогана". Ронни Хокинс, основатель "The Band", сказал Дилану, что тот снова станет атеистом, когда увидит, как плохо продаются его новые альбомы. Саунс описывает выступления, на которых Дилан заявлял раздосадованным зрителям, что не собирается "петь грязные песни", а если, мол, они хотят рок-н-ролла, пусть отправляются слушать "Kiss" и "катятся под эту музыку прямиком в преисподнюю". Последний концерт турне отменили из-за низкого спроса на билеты (как ехидно замечает Саунс, "сатана сделал свое черное дело в кассе"). И все же Дилану удалось написать в это время несколько замечательных песен.

Как бы там ни было, в 1981 году "христианский период" Дилана завершился. В последующие годы его музыка становилась все менее и менее выразительной, а сам он неуклонно превращался в живой памятник. В конце концов он даже получил от президента Клинтона премию Центра Кеннеди (2001) и той же весной - награду Американской академии киноискусств за лучшую песню к фильму. Его речь на получении "Оскара" несколько разочаровывает: в ней поименно выражается благодарность тем, кто был причастен к созданию и записи песни-победителя Things Have Changed. Типичная речь голливудской знаменитости. Песню The Times They Are a-Changin' Дилан продал Монреальскому банку, а потом еще и бухгалтерской фирме для озвучивания рекламных роликов; а под аккомпанемент одной из его старых песен протеста дельцы предлагают клиентам страхование жизни. Как и предсказывал Дилан в A Hard Rain's a-Gonna Fall, "тяжелый дождь" полил вовсю.

Читая рассказ о жизни Дилана, поражаешься тому, насколько она неблагополучна. Неудачные браки и десятки брошенных женщин свидетельствуют о его глубокой душевной неуравновешенности. А чего стоят его причуды и капризы! Саунс сообщает, что Дилан останавливается только в маленьких гостиницах, требуя, чтобы туда пускали собак, а окна везде открывались, поскольку он терпеть не может кондиционеры; после концерта певец редко покидает гостиничный номер, заставляя прислугу приносить туда все, что бы он ни потребовал. Он общается с друзьями, когда чувствует в них нужду, но сами они, обращаясь к нему, часто наталкиваются на отказ или оскорбление. Его гастрольный менеджер и старый друг Виктор Меймудес, услугами которого он пользовался с самого начала карьеры, был уволен лишь потому, что Дилану не понравилось, как дочь Меймудеса организовала работу буфета, открытого на его деньги. Даже собственным детям, говорит Саунс, он кажется "замкнутым, нелюдимым человеком, одержимым только своей музыкой".

Однако он умудрился извлечь из хаоса жизни немалое количество истинных музыкальных шедевров, мощных и прекрасных песен об уходящей молодости, любви и превратностях судьбы. Последний диск Дилана, Time Out of Mind, стал в один ряд с его лучшими работами - в немалой степени потому, что его корни уходят в тот простой, страстный и глубоко искренний мир, дух которого уловил в своей антологии Гарри Смит. Ибо Дилан и сам - один из гигантов этого мира. Как пишет Саунс, "теперь он занял не менее прочное место в американском музыкальном фольклоре", чем любой из тех, чьи песни он так жадно слушал в Миннесоте, впервые поставив на проигрыватель виниловую пластинку под названием The Anthology of American Folk Music. Ни один современный американский певец еще не сравнился с ним по уровню текстов и музыки. Обманщик, постоянно менявший маски, хитрец, запутавшийся в личных неурядицах, Дилан сумел остаться в глазах своих многочисленных поклонников образцом прямодушия.

The New Republic, June 18, 2001
Перевод Владимира Бабкова

Библиография:
John Hinchey. Like a Complete Unknown: The Poetry of Bob Dylan's Songs, 1961-1969. - Stealing Home Press, 2002.
Derek Barker (Editor). Isis: A Bob Dylan Anthology. - Helter Skelter Publishing, 2002.
Scott Marshall. Restless Pilgrim: The Spiritual Journey of Bob Dylan. - Relevant Books, 2002.

Примечания:

¹ Хип-хоп - современная разновидность молодежной субкультуры, характеризующаяся увлечением рэпом, граффити и брейком. - Здесь и далее прим. перев.

² Ледбелли (Свинцовое брюхо) - прозвище фолкера Хадди Ледбеттера.

³ HUAC (House Un-American Activities Committee) - Комитет по расследованию антиамериканской деятельности, существовавший в то время при Палате представителей конгресса США.

⁴ Рубин Картер по прозвищу Ураган - боксер-негр, ложно обвиненный в убийстве и проведший в тюрьме около двадцати лет; Юлиус и Этель Розенберги - американская чета, казненная в 1953 г. за шпионаж в пользу Советского Союза.

⁵ Оуки - прозвище фермера из штатов Оклахомы и Арканзас, жертвы "пыльных бурь" 1930-х, вынужденного бросить свою ферму и искать работу в других местах.

⁶ Американский легион - военно-патриотическая общественно-политическая организация.

⁷ Гингрич, Ньют - влиятельный американский политик-республиканец.

⁸ Дошедших до наших дней благодаря усилиям Френсиса Чайлда, крупного ученого-фольклориста XIX века.

поставить закладку

предыдущая	в начало	следующая