Это случилось 12 мая 1917 года около полудня.

Ко мне пришла сияющая работница цензуры, просматривавшая письмо, адресованное директору одного из самых крупных американских банков. Подпись была неразборчива, но по содержанию письма можно было предполагать большую близость автора с Ллойд Джорджем. В письме излагалась фантастическая новость о том, что в течение нескольких недель Австрия вела переговоры с Францией без ведома своих союзников при посредстве принца Бурбона Пармского и что она сделала мирные предложения, о которых Германия, очевидно, ничего не знала.

Содержание письма было протелефонировано в Лондон, хотя, само собой разумеется, британское правительство было уже в курсе дела. Мне удалось передать эту новость в словесной форме одному лицу из Мадрида, настроенному в пользу Германии. Я думаю, однако, что известие не достигло цели или было перехвачено по дороге между Испанией и Германией, так как, кажется, там еще в течение долгого времени не знали об этих зловещих интригах. Прошло несколько месяцев, прежде чем газета «Манчестер Гардиан» сообщила, что Австрия секретно выступила с предложением мира, которое было отвергнуто Бальфуром. Враги мало интересовались Австрией, которой никогда не опасались. Однако это было для них ценным указанием на слабое и уязвимое место союза четырех держав, и уверенность их от этого возросла.

В начале сентября 1917 года я отправился провести несколько дней в Лондоне. Там мне с радостью рассказали, что среди германских моряков в Киле начались беспорядки.

После большого весеннего наступления 1918 года, еще раз возбудившего надежды, чувствовалась неизбежная реакция. Секретные документы, регулярно поступавшие, позволяли [97] следить за возрастанием недовольства, унынием и моральной подавленностью в Германии.

В субботу 24 августа, около двух часов пополудни, когда был отдан приказ отправить без просмотра оставшуюся часть корреспонденции, одна работница цензуры принесла мне последние письма. В одном из них находилась напечатанная на машинке копия без числа и подписи, адресованная одному частному лицу а Нью-Йорке, по справкам, наведенным мною в ежегоднике, оказавшемуся компаньоном крупного банка Морган и К°. Речь шла о строго секретном совещании, которое состоялось в Спа в присутствии императора с участием Гинденбурга, Людендорфа, кронпринца и имперского канцлера. Эти лица признали, что мартовское наступление потерпело неудачу и что Германия истощила последние силы. Второе заседание состоялось на следующий день. Император Карл, граф Буриан и генерал фон-Арц присутствовали на нем и заявили, что Австрия больше бороться не может и заключит мир какой угодно ценой.

Письмо было задержано, и содержание его передано в Лондон по телефону. Австрийская просьба мира была вскоре опубликована, но она не произвела большого впечатления. Этому факту уже не придавали большого значения. Секретные документы давали исключительно тщательные еженедельные обозрения процессов деградации, которые, казалось, развертывались в Германии возраставшими темпами.

Цепь центральных держав распадалась звено за звеном. 19 сентября один офицер, вернувшийся из Салоник, написал своему брату в Ирландию, что болгарский командующий в продолжение некоторого времени действовал в полном контакте с генералом Франше-д'Эспере, главнокомандующим войсками Антанты, и что поражение Болгарии было лишь вопросом дней.

29 сентября 1918 года Антанта заключила с Болгарией первое за эту войну перемирие.

Точно так же и Турция, отправившая в Сирию большую часть своих сил, которые, кстати сказать, сильно поредели от лишений и голодовок, и увидевшая, что вся ее европейская территория занята врагами, должна была вскоре последовать примеру Болгарии.

В среду 4 октября, около половины двенадцатого ночи, я возвратился из клуба с американским офицером, жившим вместе со мной. Мы собирались ложиться спать, когда раздался телефонный звонок и нам передали, что, согласно [98] сообщению из Лондона, Германия предложила президенту Вильсону перемирие. Однако Антанта была против перемирия, она хотела разгрома Германии. Вслед за этим важным решением германцев почти каждые два дня через контроль проходили секретные доклады, адресованные тому же компаньону банка Моргана. Американец, писавший их, имел без сомнения прекрасные связи, так как он был в курсе всего, что происходило в Лондоне и Париже. Между союзниками Антанты возникли разногласия, углублявшиеся со дня на день. Ллойд Джордж и Бонар Лоу в полном согласии с Клемансо телеграфировали Вильсону, что не приходите» думать о перемирии, пока Германия не эвакуирует занятые территории. Ллойд Джордж был, безусловно, настроен против Вильсона потому, что последний ответил Германии, не посоветовавшись с Антантой. К тому же английское правительство было не согласно со вторым пунктом Вильсона, касающимся свободы морей, а Клемансо предлагал не считаться с ответом американского президента, ввиду того, что в нем не было никаких намеков на возвращение Эльзас-Лотарингии.

Эти разногласия, выявившиеся во время предварительных переговоров о мире, не могли не вызвать серьезных расхождений в момент решительных переговоров.

В английском обществе напряжение достигло своих пределов, и все лихорадочно ожидали новых событий; везде задавали вопрос: «Когда дождемся мы конца этих ужасных нечеловеческих волнений последних лет?» Вскоре события быстро последовали одно за другим.

27 октября Австрия просила перемирия, в котором ей отказали; 30 октября было подписано перемирие между союзниками и Турцией. В тот же день в Праге была провозглашена Чехословацкая республика, а на следующий день в Будапеште — республика Венгерская.

3 ноября было подписано ранее отвергнутое перемирие с Австрией. Через два дня Вильсон в коротких словах сообщил германскому правительству, что с предложениями перемирия следует обратиться к маршалу Фошу, до этого в течение нескольких недель происходил безрезультатный обмен нотами по данному вопросу.

С этого момента Германия оказалась совершенно изолированной.

Затем все узнали, что маршал Фош сообщил германскому правительству условия перемирия, назначив срок принятия [99] до 11 ноября. Что же касается самих условий, о них знали только, что они суровы.

Через два дня генерал позвонил мне из своего кабинета и сообщил, что условия перемирия были подписаны в 5 часов утра и что они вступили в силу с 11 часов. Чувство безмерной усталости овладело мной. Итак, война была окончена!

На следующий день мы узнали, что почтовый контроль будет продолжать свою работу, как и раньше. Просмотр проводили даже еще тщательнее, в надежде захватить в последний момент тех, кто в ожидании близкого конца проявит неосторожность.

Мирные переговоры, которые должны были основываться на четырнадцати пунктах Вильсона, не двигались вперед. Голод в Германии продолжался. В одном из сообщений, прошедших через контроль по адресу того же крупного американского банкира, говорилось, что условия перемирия особо предусматривали прекращение блокады, но что Фош воспротивился этому очень энергично, чтобы поддержать, как говорили, торговые интересы Франции. [100]