А.В.Репневский

БАЗОВЫЕ ПРИНЦИПЫ И ТРАНСФОРМАЦИЯ НОРВЕЖСКО-СОВЕТСКОЙ ТОРГОВЛИ МЕЖВОЕННОГО ДЕСЯТИЛЕТИЯ

В XX веке Норвегии пришлось несколько раз кардинальным образом перестраивать свои торговые отношения с Россией. Наибольшая по масштабам адаптационная работа была произведена в 1921 — 1925 гг. и затем в 1929 — 1932 гг. В первый раз это было связано с введением Советским правительством принципа государственной монополии на внешнюю торговлю. Норвегия в числе первых стран Запада согласилась принять эти новые «правила игры». Второй раз это произошло на рубеже двадцатых и тридцатых годов, когда Советский Союз в связи с началом индустриализации предпринял решительную попытку изменить номенклатуру (перечень) импортируемых и экспортируемых товаров. Рассмотрению этих важнейших торгово-политических моментов в истории взаимных отношений посвящена данная работа. Все позднейшие перестройки торговых отношений прошедшего века не были столь важны, так как со второй половины 30-х гг. и, к сожалению, по настоящее время Норвегия и Россия не являются друг для друга значимыми торговыми партнерами.

Дипломатические и торговые обязанности дореволюционных российских посланников, консулов и их аппарата в Норвегии, по словам дипломата графа А.А.Игнатьева, «не были обременительны»¹. Их жизнь на периферии Европы была относительно спокойной и размеренной Императорская Россия никогда не имела цели обеспечить всеобъемлющую государственную монополию внешней торговли. Её основой была рыночная экономика. Принципиально различные идеологии хозяйствования и привели к дифференциации практической деятельности в коммерческой сфере старых консульств и советских торговых представительств².

Восстановление отношений большевистской России с Западом началось с установления торговых связей. Причём экспортом и импортом с русской стороны занималось только государство или организации, имевшие на то специальные лицензии. Контроль за всеми коммерческими и финансовыми операциями страны за границей стали осуществлять торговые представительства (сокращенно «торпредства»). Само это понятие было новым явлением в практике международных отношений. Работники торгпредств обладали многими обычными для дипломатов привилегиями.

Следует указать, что торгпредство в Христиании было одним из первых советских учреждений такого рода. И хотя мы не можем отнести его к числу центральных, таких как берлинское или лондонское, но оно активно участвовало в наработке средств и методов этого элемента государственной внешнеторговой политики. Поэтому на анализе его задач остановимся подробнее.

Законодательные документы о нормах работы торговых представительств России (СССР) за границей сформировались не сразу. Сначала торгпредства действовали на основе разовых правительственных решений. Затем 16 октября 1922 г. было выпущено специальное Постановление ВЦИК и СНК РСФСР. В 1923 г. оно было развито и распространено в рамках СССР³. В этих документах определялось, что Торговые Представительства являются «основными торговыми органами» государства за границей и действуют в «целях укрепления государственной монополии внешней торговли».

Первое развернутое «Положение о Торговых Представительствах СССР за границей» было оформлено приказом № 7 по НКВТ от 16 августа 1923 г.⁴ В пункте № 1 «Положения» констатировалось, что торгпредства подчиняются «непосредственно НКВТ», но в примечании делалась важная оговорка, гласившая: «Торгпредство является непременной составной частью соответственного Полномочного Представительства СССР» и что «взаимоотношения между Полпредством и Торгпредством определяются специальной инструкцией, вырабатываемой НКВТ по соглашению с НКИД»⁵. Без этой оговорки сложно понять характер и структуру советских торговых миссий за границей. У них фактически было два хозяина — НКВТ и НКИД.

Генеральная задача торгпредств состояла в «разработке и осуществлении общих мероприятий, направленных к развитию торговых сношений Союза со страной пребывания»⁶. Политическое руководство этим осуществлялось через полпредство (посольство). Предписывалось иметь 2 основные части в структуре миссии: регулирующую и коммерческую. Причём регулирующая стояла на первом месте в документе не случайно. Именно на неё возлагался контроль над осуществлением монопольного характера внешнеэкономических связей СССР. Для выработки этого документа потребовался опыт почти двухлетней практической работы различных торгпредств. В том числе и опыт представительства в Христиании. Так была заложена юридическая основа деятельности торгово-дипломатических органов Союза СССР и заменена дореволюционная законодательная система.

В соответствии с первым параграфом торгового соглашения от 2 сентября 1921 г. Норвегия и Россия допускали на свои территории «на равных условиях» официального представителя и торговых агентов другой стороны численностью до 20 человек. Статьи 2 — 6 и 11 определяли права этих лиц. Началось формирование штатов. Москва определила своим первым представителем Льва Михайловича Михайлова (1872 — 1928 годы жизни). Лев Михайлович был одним из самых старых большевиков. Он являлся членом партии с 1896 г., участником революции 1905-7 гг. Он был инициативен, упорен в достижении поставленных целей и хорошо образован.

В начале сентября 1921 г. Москва и Христиания уточняли то, как будет называться должность Михайлова. Этот поиск имел принципиальное политическое значение. В письме Г.Хансену от 9 сентября полномочный представитель РСФСР в Стокгольме П.М.Керженцев назвал должность так — «Trade Agent and Representative for our Commissariat for Foreign Trade in Norway». Однако Советской России очень хотелось повысить статус своего представителя до полного дипломатического уровня, и 12 сентября 1921 г. в очередном послании в Норвегию должность Михайлова формулируется иначе. Его предлагается именовать «Head of the Russian Delegation in Norway and Official Representative of the R.S.F.S.R. in Norway»⁸. В этой формулировке нет даже указания на торговый характер миссии. Это был своеобразный «пробный шар» — выяснение того, как воспримут московские притязания власти Христиании. Они советских формулировок не приняли. Поскольку дипломатического признания РСФСР в это время не было, то в составе дипломатического корпуса российские торговые представители не числились. В ежегоднике «Норвежский Статскалендарь» за 1922 г. вообще не было опубликовано никаких сведений о статусе торговых агентов Москвы. После многочисленных протестов НКИД в 1923 г. такая информация всё же была дана, но вне списка иностранных дипломатов. Для русской миссии в издании придумали специальный заголовок «Русская торговая делегация в Норвегии», и её глава был назван «полномочным представителем» (Befullmektiget representant)⁹.

Двойственный характер Советской миссии отразился и в её структуре, где чётко выделялась торговая и общепредставительская (дипломатическая) части. Последняя позже развилась в посольство и осуществляла политическое руководство торгпредством. Норвежские власти до момента признания СССР «де-юре» (1924 г.) официально имели дело только с «Handelsdelegasjon» и её должностными лицами.

Торгпредство обязано было содействовать преодолению послевоенного тяжёлого продовольственного кризиса в России путём организации обмена товарами с Норвегией и фрахтованием её коммерческого флота под экспортно-импортные грузы. Причём работать оно должно было на принципах хозяйственного расчёта. Отметим, что с самого начала оно вполне справлялось с поставленной задачей и работало с прибылью для страны. Так, только по рыбным операциям Госторга, чистая прибыль от экономии за 1922 г. выразилась в сумме 469 991 крона 75 эре в текущих ценах¹⁰.

Перед дипломатами Царской России подобных задач государство никогда не ставило. До революции 1917 г. торговля была в основном делом частных лиц. Большинство норвежских и российских консулов сами были бизнесменами. Это не возбранялось. Они активно использовали своё служебное положение не только для защиты интересов и граждан страны, которую представляли, но и в личных торговых интересах. Почти все вице-консулы обеих стран на местах являлись акционерами и даже владельцами предприятий и торговых фирм. Причём российские вице-консулы могли быть и иностранными подданными. В Норвегии это было весьма распространено (конкретный пример — российский вице-консул в Тромсё Конрад Холмбое¹¹).

Советские торговые работники обеспечивали экономические интересы только государства. По этой же причине они не имели права заниматься коммерческой деятельностью в личных целях. Они должны были иметь гражданство только советской страны.

Практическая работа советского торпредства в Норвегии началась после 28 октября 1921 г. В этот день Л.М.Михайлов был принят Отто Блером, Премьером Государственного Совета Норвегии, и вручил свои верительные грамоты¹². С ответной миссией 16 ноября в Москву отбыли 3 члена норвежской делегации во главе с Ф.Якхельном¹³.

Это позволило с середины ноября развернуть главные переговоры первого года работы — о закупке большой партии норвежской рыбы¹⁴. С конца 1921 и по 1928 гг. центральной торгово-импортной задачей России в Норвегии были ежегодные закупки рыбы и получение (начиная с весны 1922 г.) под эти закупки гарантированных королевским правительством кредитов. Состав торгпредства отлично понимал высокую меру своей ответственности за это. «Выполнение договора явилось главнейшей задачей Торгпредства, на которую были направлены все его силы и все его средства», — говорилось в документах того времени¹⁵. В них неоднократно подчёркивалось, что именно рыбные операции оправдывали само существование торгпредства в 1922 году¹⁶. Работы по отправке рыбы было действительно много. Крупная и весенняя сельдь грузились с 15 мая по 26 июля 1922 года. За это время было отправлено 30 пароходов из разных норвежских портов¹⁷. Удачное осуществление первой рыбной сделки имело важное политическое значение: оно укрепило доверие норвежских правящих и деловых кругов к Советской России, возродило у них надежды на РСФСР как на постоянный рынок сбыта рыбы.

Хлебное зерно и лесные товары следует отнести, во-первых, к наиболее традиционным, а во-вторых, к главным товарам российского экспорта вообще и в Норвегию в частности. Нефть и продукты её переработки можно охарактеризовать как относительно новый товар Представим для иллюстрации характерные данные российского ввоза этой продукции в Норвегию, относящиеся к началу XX века.

Очевидно, что зернопродукты просто подавляли все остальные виды товаров. В долевом отношении они составляли в это время более 95 % общей стоимости. Занимавшие второе и третье места нефть и лес добавляли еще 3 % стоимости отечественного экспорта.

В поставках зерна в Норвегию предвоенного десятилетия Россия прочно удерживала I место. Так, в 1904 г. Норвегия импортировала 483 176 356 кг зерна на сумму в 52 242 200 крон, а в 1905 г. — 494 856 000 кг стоимостью в 56 24 100 крон¹⁹. Это означает, что из России было доставлено более 66 % норвежского зернового импорта (без учёта заграничного ввоза муки и круп). Причём нашим главным конкурентом на хлебном рынке Норвегии выступала в те годы Германия, сама бывшая основным потребителем российского зерна.

Зернопродажи начала века позволяли Российской империи в период с 1901 по 1905 гг. занимать в среднем четвёртое место в списке примерно 40 стран, экспортировавших товары для норвежского потребителя. Россия имела то же четвёртое место и по масштабам внешнеторгового оборота Норвегии с другими странами. Причём торговый баланс первых лет XX в. неизменно оказывался для нашей империи положительным. Понятно, что большие партии ржи, ячменя, пшеницы, кукурузы, овса, некоторое количество круп и муки и создавали положительное сальдо.

После Первой мировой войны, революции, Гражданской войны и интервенции Россия оправилась не сразу. Но, со временем, именно традиционным сырьевым продуктам снова была отведена важнейшая роль в восстановлении внешней торговли. Организация вывоза хлебного зерна являлась по заявлению Л.Б.Красина «одной из важнейших государственных и партийных задач»²⁰. Её решением в качестве наркома внешней торговли Леонид Борисович и занимался с 1918 г. и до 1925 г. Впервые c осени — зимы 1922 г. у страны выявилась возможность экспортировать энное количество зерна, которое лишь условно можно было отнести к «излишкам» внутреннего рынка²¹. Германия, Норвегия и Финляндия стали первыми покупателями выставляемого хлебного товара.

Конечно, крупными российские продажи зерна 1923 г. не назовёшь. Его общий объём во все страны составил в первый экспортный год 3 520 000 тонн. В Норвегию, в частности, было направлено 14 930 010 кг российской ржи²². Общий зерновой импорт Норвегии в 1922/23 году составил 502 824 тонны²³. Москва заработала 3,5 млн. крон, что составило всего около 2,5 % суммы, уплаченной иностранцам за хлеб данного года. И всё же, по оценке А.М.Коллонтай, начинавшей как раз тогда свою дипломатическую карьеру полпреда и торгпреда, развёртывание этих поставок означало перелом к лучшему в отношениях между нашими странами²⁴. Это позволило актуализировать вопрос о признании Советской России де-юре.

Москва на удивление легко возвращала себе зерновые рынки не только Норвегии, но и всей Европы. Поставки зерна из Советской России быстро становились нормой. В Норвегии к 1926 г. России удалось серьёзно потеснить США, Канаду, Аргентину, Австралию, Данию, Нидерланды, Бельгию, Румынию, да Германию. Как и в дореволюционные времена, на первых порах сыграла важную роль российская специализация на поставках ржи, к потреблению которой были склонны норвежцы. Но и туда с 1925/26 операционного года стали продавать пшеницу. На следующий год поставили её уже 102 тыс. тонн²⁵. Для организации монопольной внешней торговли зерновыми 15 августа 1925 г. в Москве было создано акционерное общество «Экспортхлеб». Л.Б.Красин так писал о принципах его работы: «Разумеется "Экспортхлеб" заинтересован в более крупных покупателях, и один из первых хлебных контрактов сразу на 30 млн. пудов хлеба, был заключен непосредственно с Германским правительством. Такого же рода контракт был заключен в последствии с Норвегией, где имеется государственная монополия торговли хлебом»²⁶. Последнее обстоятельство наиболее импонировало советской власти, ибо в деятельности норвежской «Корнмонополии» она видела родственные собственным принципы управления. По мнению НКИД и торгпредства в Христиании (после 1924 г. — Осло), общение двух равных зерновых монополий максимально упрощало заключение и реализацию сделок.

Торгпредство самым тщательным образом изучало хлебный рынок страны пребывания и нацеливалось на максимальное использование его возможностей. По подсчётам его работников, произведённым в 1926 г., непосредственные потребности страны составляли минимум 350 тыс. тонн зерна, плюс к этому 50 тыс. тонн пшеничной муки. Они постоянно имели в виду, что в начале века Россия удовлетворяла до 2/3 этого количества. Для советских торговых чиновников в Осло это был идеал их устремлений. Опираясь на опыт прошлого, они считали естественным обеспечение ежегодных продаж на рубеже хотя бы 100 тыс. тонн²⁷. Москва быстро и положительно отреагировала на эти расчёты. Уже в 1926/27 хозяйственном году поставки зерна из СССР достигли 156 202 тонн. Эта цифра оказалась рекордом всего межвоенного периода и составила примерно 30 % норвежского импорта в этой сфере. Во второй половине 20-х гг. был достигнут и максимум разнообразия в продаже зерновых. Это была не только рожь и пшеница, но ячмень и кукуруза. Хлеб в этом году дал Советскому Союзу 94,85 % всей стоимости проданных в Норвегию товаров и обеспечил пятикратное превышение стоимости экспорта над импортом из этой страны. Это был самый выгодный для Москвы год, когда положительное значение торгового баланса с Норвегией составило более 44 000 000 миллионов крон.

В весовом отношении это составило около 1/2 того количества, которое Российская империя продала Норвегии в своём лучшем 1904 г., но зато на 1/3 больше, чем в 1913 г. Это даёт основание считать, что в целом к этому времени Россия завершила процесс возвращения себе норвежского хлебного рынка. Далее она прочно удерживала его до самого начала Второй мировой войны.

Советско-норвежские хлебные сделки в 1930 и 1931 гг. стабилизировались на среднем уровне в 55 — 60 тыс. тонн. По доле в стоимости отечественного экспорта они уже не были так значимы, как в середине 20-х годов и составляли 30 — 35%. Практически они сравнялись на время с торговой ролью беломорских балансов для норвежских целлюлозных фабрик.

После 1932 г., когда СССР вернулся к политике накопления валютных средств, зерновые сделки с Норвегией были снова значительно увеличены. Период 1933 — 1939 гг. оказался самым стабильным для хлебного бизнеса СССР в Норвегии. За шесть лет Норвегия приобрела в России 515 825 тонн зернопродуктов, т.е. 17 % своей внешней потребности. На фоне общего падения уровня наших экономических отношений в индустриальных областях и резкого политического похолодания, торговля зерном оставалась единственным фактором взаимной деловой активности. Пиком продаж стал 1938 год — 128 023 тонны из которых 89 605 тонн составила рожь. Естественно, что стоимостная доля зерна в нашем экспорте опять повысилась до 65 — 85 % всей валютной выручки. В 1939 году, когда в воздухе уже носились предвоенные настроения, СССР ускорил создание стратегических зерновых запасов. На наших поставках в Норвегию это сказалось самым непосредственным образом — они сократились десятикратно, а в 1940 году прекратились вовсе, хотя наши страны и не являлись противниками в новой мировой бойне.

Общий объем экспортированного за 1923 — 1939 гг. Советским Союзом в Норвегию зерна составил около 1 млн. тонн. Это значит, что в среднем в течение 16 лет ежегодно Норвегия получала по 62 500 тонн или 12 — 15 % импорта этого продукта.

Продажа Норвегии лесоматериалов и небольших партий пиломатериалов с Севера России также имела давнюю историю. Лесотовары составляли неотъемлемую часть поморской торговли, когда в северные фильке Норвегии с Белого моря везли не только хлеб, но и брёвна, и доски. В начале XX века лесной товар из России по весовым характеристикам прочно занимал второе место. В 1913 году, по данным российской таможни, леса было доставлено в Норвегию 65 996 тонн, а пиловочника — 14 793 тонны²⁸. Для Норвегии это было немало. Но вот стоимость почти необработанного леса была низка. Общая сумма выручки за весь лесной товар составила в 1913 году 4 813 тыс. рублей²⁹, что в 3,5 раза ниже экспортной выручки за зерно этого года.

Восстановление внешней торговли лесным товаром для Советской России было важнейшей задачей. К 30-м годам Союз сумел утвердиться и на лесном рынке Норвегии в части лесоматериалов (в основном т.н. балансов). Значительное увеличение поставок балансов пришлось как раз на конец 1928 г. и на 1929 г., когда они в значительной степени компенсировали временное выпадение из советского экспорта зернопродуктов. Но максимальное количество поставок лесного товара из СССР в Норвежское королевство пришлось на 1930 — 1932 гг. (126 505 тонн, 107 653 тонны и 188 437 тонн соответственно). По стоимости этот товар превзошёл параллельные поставки зерна и оставил далеко позади уровень 1913 г., когда в Норвегию было направлено 85 883 тонны пило- и лесоматериалов³⁰. Лесные заказы в торгпредстве стали весомой составляющей всего норвежского импорта этого сырья. При ввозе в страну в 1930 году всего 525 тыс. кубометров леса, доля из СССР равнялась 293 тысячам кубометров (45,6 %). Россия серьёзно потеснила финнов и шведов. Финнам в этот год вообще не удалось продать ни кубометра сырья этого типа.

Новой заметной составляющей советского экспорта в Норвегию в годы первой пятилетки стали: нефть и нефтепродукты, уголь и руда. Причём, до революции и сразу после неё Россия сама выступала покупателем английского и норвежского угля. И только с 1929 года СССР впервые стал экспортировать его в Норвегию. Наибольшие продажи пришлись как раз на 1931 — 1933 годы (от 3,5 до 5,5 тыс. тонн ежегодно)³¹. Кроме того, начиная с 1930 г. и по 1939 г. включительно СССР ввозил в Норвегию партии марганцевой и других руд объёмом от 7 до 30 тысяч тонн в год³².

Но главное место в этой группе товаров занимала нефть и нефтепродукты (керосин, бензин, газойль, мазут). Они пошли на экспорт в Норвегию пробными партиями с 1925/26 хозяйственного года. Наибольшие объёмы прибывали от нас в Норвегию в годы первой пятилетки. С 1929 по 1933 год этой страной было закуплено в СССР в общей сложности 173 616 тонн нефтетоваров (в среднем пришлось по 34 723 тонны за каждый из пяти лет)³³. Для сравнения скажем, что в 1913 году Российская империя продала Норвегии всего 640 тонн нефти и продуктов нефтеперегонки³⁴. Правда, по углю, руде, нефти, в отличие от зерна и леса, Москва так и не выбилась в число ведущих партнёров Осло.

Остальная экспортная номенклатура — шкуры морского зверя, обручи для бочек, галоши, автопокрышки, соль, зеленый горошек, фрукты, масло и даже кинофильмы — мало что добавляли советскому экспорту в смысле значимости на рынке этой скандинавской страны.

Как видим, в норвежском импорте из Советской России, как до революции, так все межвоенное двадцатилетие всё же преобладали зерновые и лесные закупки. Эта сфера оказалась менее подвержена влиянию советизации и индустриализации. А вот изменение характера норвежского экспорта в СССР в конце 20-х гг. означало важнейший переворот в торговых отношениях двух стран.

Рубежным для экономических отношений двух стран стал 1927-28 операционный год. В 1928 г. зерновые поставки Норвегии оказались незначительны (в 1929 году они отсутствовали вовсе).

Баланс российской внешней торговли с Норвегией резко нарушился. Надо было искать хлебу хотя бы временную замену. СССР не нуждался более и в импорте рыбы с Севера Норвегии на Север России, что вызвало недовольство Осло. Тем самым рушились традиционные, веками устоявшиеся товарные группы, на которых держался весь комплекс взаимной экономической и во многом политической заинтересованности. В 1928 году заканчивалось действие торгового договора, заключённого в декабре 1925 года. Сторонам надо было решать вопрос о целесообразности его продления. Назревал кризис экономического партнерства.

1928 и 1929 годы стали периодом поисков новых горизонтов сотрудничества, свежих принципов наших экономических связей и абсолютно иных товарных групп в качестве базиса советского импорта. Причём поиски инициировались Советской Россией. Норвегия же первоначально стремилась сохранить «статус кво». С 1927/28 оперативного года работники торгпредства по заданию Центра стали обращать серьёзное внимание на значение и характер норвежской электрометаллургической промышленности. Москву особенно интересовал алюминий, импорт норвежских металлов и промышленных товаров. В конце октября 1928 г. Политбюро, Совет Нардных Комиссаров и Народный Комиссариат Торговли приняли решение об ориентации на Норвегию в закупках некоторых цветных металлов и ферросплавов. Есть основания полагать, что большую роль в этом сыграли хорошие личные отношения и совпадение политических взглядов полпреда в Осло Александры Михайловны Коллонтай и председателя Металлоимпорта СССР Александра Гавриловича Шляпникова (Беленина).

Всю первую пятилетку Москва вынуждена была импортировать почти 100 % потребности алюминия и никеля, так как собственное его производство отсутствовало³⁵.

Доля Норвегии в советском импорте алюминия за 1929 — 1933 гг. составила 58,49 % (это составило почти 34 тысячи тонн). По никелю и цинку показатели выглядят скромнее: 9,5 и 11,5 процента соответственно. Но и это должно считать высоким результатом коммерческого сотрудничества при наличии большого числа мировых конкурентов. Среди европейских партнёров СССР по поставкам цветных металлов Норвегия занимала в указанные годы второе — третье место. Впереди неё была только Германия.

1931 — 1932 гг. стали для СССР и Норвегии временем высшего уровня взаимной торговли межвоенного времени. В экспорте Норвегии Советский Союз занял третье место по суммарной стоимости товаров, а в импорте — седьмое из девяноста торговавших с Норвегией стран. Норвегия занимала, соответственно, 7 и 5 места в списке крупнейших торговых партнёров Союза ССР.

Рассмотрим теперь значение экспорта цветных металлов (особенно алюминия) в Советскую Россию для самой Норвегии. Степень советского участия в суммарном норвежском экспорте цветных металлов составляла не менее 16,42 %. Причём основное внимание Металлоимпорта СССР было сосредоточено на алюминии. Советская доля закупок данного металла за указанное выше пятилетие составила в среднем от 34 % до 36 % его общих заграничных норвежских закупок. А в отдельные годы — в разгар экономического кризиса — оказалась ещё значительнее. Так, в наиболее тяжёлом для Норвегии 1932 г. — даже более 60 %, считая от общего объёма производства, а не только от размера поставок на внешний рынок ³⁶.

Поэтому есть все основания согласиться со следующим выводом торгпредства по итогам 1932 года: «Из изложенного неизбежно вытекает, что экспорт, а, следовательно, и производство алюминия в Норвегии зависит от наших закупок» ³⁷. В развитие этого тезиса можно утверждать, что благодаря СССР, как крупнейшему клиенту, норвежская алюминиевая промышленность избежала финансового и производственного краха и лишь минимально сократила рабочую силу на своих заводах в 1931 — 1932 годах.

В определённой степени такая зависимость наблюдалась и по никелю. СССР являлся самым стабильным потребителем собственно норвежской части производства этого продукта.

Большим весом обладало торгпредство и в приобретении некоторых ферросплавов, особенно ферросилиция и феррохрома. Производственные мощности Норвегии по феррохрому составляли в годы кризиса около 5 000 тонн в год, но простаивали без заказов. В 1930, 1932 и 1933 годах феррохром если и выплавлялся, то почти исключительно по нашим заявкам из поставляемой Россией же руды. Всего за период с 1929 по 1933 год в Союз было доставлено оттуда 7 634 тонны этого сплава, что составило более 60 % всего норвежского производства.

Производственные возможности Норвегии по ферросилицию составляли в начале 30-х гг. чуть больше 40 000 тонн в год. В закупках его СССР не был монополистом, как в случае с феррохромом, но являлся одним из крупнейших контрагентов норвежских фирм. Российский импорт составил за пятилетие — 36 760 тонн или 28,31 % норвежского экспорта ³⁸.

Подводя исторические итоги рубежа 20-х и 30-х гг., отметим второе кардинальное изменение характера советско-норвежских торговых отношений. Качественно иными, не «рыбными», а «индустриальными», стали госгарантированные норвежские кредиты. Традиционные рыбопродукты навсегда потеряли значение главного вида норвежского экспорта в Россию. Их место занял такой дорогостоящий промышленный товар, как алюминий и легированные сплавы. «Черные и цветные металлы были второй после машин и оборудования важнейшей статьей советского импорта»³⁹. На их закупки было использовано до 1/5 части всех затрат на импорт за пятилетие⁴⁰. В годы первой пятилетки было импортировано в общей сложности 4,1 млн. тонн металлов (основную массу которых составили чёрные). Это позволило СССР создать собственные новые отрасли машиностроения. В этом отношении нельзя не оценить высоко вклад Норвегии в развитие советской России, особенно в области ферросплавов и цветных металлов (алюминия и цинка). Даже хлебное зерно перестало быть монопольным продуктом российского экспорта в Норвегию. Его потеснили лесные товары, руда и нефтепродукты.

Следует признать, что торгпредства, порождение первой принципиальной перестройки принципов внешнеторговых связей, адекватно выполняли свою главную политическую задачу. Торгпредство в Христиании тому убедительный пример. Оно на деле стало полномочным представителем хозяйственных органов и фирм РСФСР, а затем СССР. Уже в 1922 г. оно способствовало значительному укреплению доверия деловых партнеров к Советской России, заставило по достоинству оценить торговое соглашение 1921 г. В своём донесении новый торгпред в Христиании Я.З.Суриц писал: «Нашим договором... задеты жизненные интересы широких кругов норвежских рыбопромышленников и пароходчиков, а лояльное его выполнение сделало его популярным во всей Норвегии»⁴¹. А в информации № 11 от 1 декабря 1922 г. он с удовлетворением отмечал, что произошёл «резкий поворот в нашу пользу со стороны всей прессы, в частности, консервативной»⁴². И далее следовал важный вывод: «Заметная перемена фронта со стороны консервативной печати отражает перелом в настроениях главным образом деловых кругов»⁴³. Норвежские бизнесмены довольно быстро привыкли иметь деловые контакты с торгпредством и даже сочли такую централизацию удобной.

Удачное начало работы торгпредства и гибкая политическая линия правительства Норвегии имели быстрое эффективное продолжение. Практически все долгосрочные межгосударственные договоры Норвегии и Советской России были подписаны в промежутке между 1921 и 1925 годами.

В результате двух рассмотренных перестроек в торговых отношениях СССР и Норвегии эти страны ушли от устаревших организационных форм и номенклатуры товаров XIX столетия. Норвегия и Россия, наконец, увидели друг в друге важных партнеров не только сырьевого и продовольственного, а промышленного уровня.