Воспоминания Тасминского Иосифа Игнатьевича
В марте 1940 года военкомат направил меня в Пуховичи на трехмесячные курсы подготовки офицеров артиллерии. Однако на курсах меня продержали пять месяцев, и оставили (не отпустили) в армии, присвоив звание “лейтенант”, что делалось только в исключительных случаях (а я был искусным наводчиком: поражал все цели). Получил назначение на должность командира взвода в 297-ой артиллерийский полк 121-ой стрелковой дивизии, который стоял в Полоцке.
Осенью 1940 года меня и еще одного офицера направили в Барановичи за молодым пополнением (“новобранцами”) из Барановичского и Столбцовского районов (эти районы были недавно воссоединены с Советской Белоруссией).
Барановичи были скорее большим поселком в сосновом бору на равнинной песчаной местности. Помню, как мы, двое офицеров, вели строй из 700 неграмотных парней, босых, в полотняных рубашках и штанах. В Минске при пересадке можно было наблюдать, как люди сторонились нашей “орды”: “И где их только нашли, таких оборванцев?!” Через восемь месяцев эти парни с оружием в руках встретят врага.
Вскоре полк передислоцировался: сначала в Лепель, где меня назначили командиром батареи, а затем – в Бобруйск.
Мне, еще совсем молодому командиру, были видны недостатки подготовки Красной армии к ведению современной войны. Это - чрезмерное увлечение строевой подготовкой и практикой штыкового боя. Это - слишком строгое следование уставным требованиям в общении командиров с подчиненными. Это - слабое знание личным составом новейшего вооружения. Это и конная тяга тяжелых артиллерийских орудий.
Особенно не нравилось грубое обращение командиров с рядовыми красноармейцами. Я же построил свои отношения с подчиненными на взаимном уважении и доверии. Командир другой батареи старший лейтенант Одоев Д. А. также сопротивлялся бездумному увлечению “уставными отношениями”, и даже шел на конфронтацию со своими начальниками. Мы, молодые офицеры, понимали, что современная война потребует совсем иных качеств, чем те, которые могла воспитать принятая в Красной Армии система воспитания и обучения.
Была сложная международная обстановка, и мы все ожидали войны с фашистской Германией. Нам внушалось, что, если враг нападет, то мы его разобьем на его же территории. Но вот пришел приказ: дивизии идти в сторону Бреста. Я едва успел забежать домой, и предложить Зинаиде Степановне с сыном Анатолием ехать в Минск – к ее сестре Валентине.
Наша дивизия дошла лишь до Слонима. Началась война.
В ночь на 25 июня 1941 года части трех стрелковых дивизий (155 сд, 121 сд и 143 сд) вели тяжелые оборонительные бои с танковыми дивизиями Гудериана на подступах к Барановичам возле деревень Гать, Третьяки и станции Лесная.
 |
К исходу дня 25 июня немцам удалось оттеснить эти три дивизии к Барановичам. 26 июня около пяти часов вечера, под деревней Новая Мышь, что на западной окраине Баранович, наш 297-ой артполк принял первый бой с танками противника. С танками шла пехота. Бой, во время которого больше половины бойцов моей батареи погибли, а сам я был сильно контужен, длился до наступления темноты. |
А когда стало понятно, что продолжения не будет, мы буквально свалились с ног, и тут же уснули.
|
На рассвете подошли к подбитым немецким танкам, чтобы снять легкое вооружение. В танках обнаружили ящики с шоколадом. Шоколад помог нам восстановить силы. |
 |
Часов в девять утра фашисты попытались окружить нас. Подобрав уцелевшие орудия, мы отступили в направлении Бобруйска.
При форсировании реки Березины попали в засаду. Немецкий пулеметчик, засевший в кустах на противоположном берегу перебил всех наших тягловых лошадей. И хотя мы одолели немцев, все равно пришлось повернуть назад. Но снова были окружены, и попали под огонь артиллерийских минометов. Вышли из окружения, и командир полка приказал нам разбиться на мелкие группы и переходить линию фронта.
С несколькими солдатами я шел сначала к Речице. Но, подходя к ней, узнали, что там уже немцы. Мы разделились на две группы. Одна группа должна была прорываться через линию фронта, другая - связаться с партизанами.
В деревне Березовка я зашел к проживавшей там со своей семьей сестре Анне. Через нее мне удалось связаться с партизанами и вступить в группу Н. Б. Храпко, через полгода выросшую в партизанский отряд. Вскоре в отряд пришли и мои двоюродные братья Михаил Павлович (18 лет) и Владимир Павлович (15 лет).
Недалеко, в деревне Згода, находилась моя мать. Однажды я забежал к ней, и, уходя, предупредил, чтобы никому не говорила, что приходил сын-партизан. Однако мать проговорилась (ей было трудно не поделиться радостью, что ее сын жив), и полиция, по чьей-то подсказке, арестовала ее. Вскоре ее расстреляли в Глусске. Спустя два месяца в Бобруйске был расстрелян вместе со своей женой и старший брат Василий.
Ровно три года я участвовал в боевых действиях партизанского отряда в начале в качестве командира взвода, а затем - комиссара партизанского отряда им. С. М. Кирова 37-ой бригады им. А. Я. Пархоменко.
Особенно памятна для меня блокада нашего отряда гитлеровцами на маленьком островке среди болота. Окружение было завершено к вечеру, и гитлеровцы намеревались утром расстрелять нас из минометов. Но ночью по невидимой гати к нам пришла внучка местного лесника и вывела весь отряд из окружения. Утром немцы массированным огнем уничтожили только наш обоз, который мы оставили на острове.
Другой раз, после изнурительных боев, наш усталый отряд разместился на отдых в одной из деревень. Ночью гитлеровцы скрытно подошли вплотную к деревне; но бдительный часовой - азербайджанец Гадымов - обнаружил их, и выстрелами поднял всех нас. Немцев мы тогда разбили.
Были у партизан и роковые ошибки. Так, однажды, передвигаясь в лесу без обязательного боевого охранения, нарвался на засаду фашистов один из отрядов нашей партизанской бригады. В результате в считанные минуты погиб 81 партизан.
Многие эпизоды из жизни отряда описаны в повести-трилогии Алеся Адамовича “Партизаны” (Александр Адамович вместе с матерью и братом был в нашем отряде), и в мемуарах командира отряда Н. Б. Храпко.
Вспоминаю, как тогда, в партизанских буднях, мне временами казалось, что никогда и не было мирной жизни. Я ни разу не был ранен. Лишь полы моей шинели были прострочены очередью фашистского пулемета, да в каблуке сапога застряла пуля. Не ордена и не медали, а жизнь я считаю своей высшей наградой.
В июле 1944 года, после освобождения Минска от фашистов, в деревне Строчица, что под Минском, нашел свою семью, жену с сыном и дочерью. В годы немецкой оккупации Зинаида Степановна не только сберегла наших детей, но еще и выполняла отдельные поручения партизанского отряда им. Суворова в качестве связной. Помню, что тогда я дал себе слово “больше с семьей не разлучаться”, то есть подбирать себе такое содержание работы и такой ее режим, чтобы не быть в отрыве от семьи. Однако, на первых порах, пока решались вопросы моего трудоустройства, пришлось семью отправить к родителям Зинаиды Степановны в деревню Острогляды.
Незадолго до окончательного освобождения Белоруссии меня направили в Минск для обучения в школе НКВД (тогда - Народный комиссариат внутренних дел, затем - КГБ – Комитет государственной безопасности). Перспектива служить в НКВД меня не устраивала, так как я знал о той неприглядной роли, какую эта организация сыграла в жизни нашего народа. Но, чтобы не вызвать сомнений в моей лояльности к общественному строю, я напросился на партийно-хозяйственные курсы при ЦК КП Белоруссии.
По окончании курсов отказался от предложений работать в должностях: председатель райисполкома, второй секретарь райкома партии, управляющий трестом. Такая, управленческая, работа меня не устраивала: она съедает человека, особенно, если уровень его подготовки не соответствует степени сложности задач, которые приходится решать. Хотелось работать по специальности - и я согласился работать в г. Лиде главным инженером небольшого деревообрабатывающего завода.
 |
Но работать довелось лишь полтора месяца: меня вызвали в райвоенкомат, и направили на двухмесячные курсы переподготовки офицеров-артиллеристов. По окончании курсов предложили выбрать место дальнейшей службы. Я выбрал 3-й Белорусский фронт, которым командовал Черняховский. Был апрель 1945 года. По дороге на фронт заехал к семье в деревню Острогляды. |
В качестве командира батареи участвовал в битве на Куршской косе под Кенигсбергом.
После Победы нашу дивизию направили пешим порядком в Гродно. Там мы находились течение месяца, ожидая команды на дальнейшее движение. И здесь в свободное время я писал стихи. Настроение было приподнятое: тяжелая война была позади, меня ждали моя жена и дети, мирная жизнь.
Затем дивизию погрузили в вагоны, и отправили в Армавир, где она была расформирована. Меня хотели оставить в кадрах, но я настоял на увольнении.
Предоставил Анатолий Тасминский
Эта страница принадлежит сайту "РККА"