Военная литература : Военная мысль : Тухачевский М.Н. Избранные произведения

Тухачевский Михаил Николаевич
Избранные произведения

Проект "Военная литература": militera.lib.ru
Издание: Тухачевский М.Н. Избранные произведения. В 2-х т. — М.: Воениздат, 1964.
Книга на сайте: militera.lib.ru/science/tuhachevsky/index.html
Иллюстрации: militera.lib.ru/science/tuhachevsky/ill.html
OCR: Андриянов П.М. (assaur@mail.ru)
Правка: sdh (glh2003@rambler.ru)
Дополнительная обработка: Hoaxer (hoaxer@mail.ru)

[1]Так обозначены страницы. Номер страницы предшествует странице.
{1}Так обозначены ссылки на примечания. Примечания после текста.

Тухачевский М.Н. Избранные произведения в 2-х т. . — М.: Воениздат, 1964. — Т.1 (1919-1927 гг.). — 240 с. Тираж 12500, Т.II (1928-1937 гг.). — 264 с. Тираж 12500

Аннотация издательства: Избранные произведения Маршала Советского Союза Михаила Николаевича Тухачевского печатаются в двух томах. В первый том вошли произведения 1919-1927 гг., во второй том — произведения 1928-1937 гг. Составители: кандидат исторических наук полковник Оськин Г. И., кандидат исторических наук полковник запаса Чернушков П. П. Научная консультация и комментарии доктора военных наук генерал-лейтенанта Красильникова С. Н. и полковника Попова А. С. В подборе и выявлении неопубликованных рукописей М. Н. Тухачевского приняли участие работники Центрального архива Советской Армии Куртов Д. И. и Червяков В. А. В подготовке отдельных статей участвовал полковник запаса Огарев П. К.

Hoaxer: некоторым будет интересно узнать, что таинственное слово "декавильки", столь поразившее В.Суворова (В.Резуна), объясняется в книге примечанием, так что всё, что нужно было сделать Суворову, это прочесть это примечание. По всей видимости, его главное свойство — либо пропускать детали (а ведь в них вся соль) в полемическом пылу, либо извращать их. В обоих случаях вывод для поклонников Суворова плачевен: они поклоняются либо глупцу, либо лжецу, либо подлецу.

С о д е р ж а н и е

Том 1 (1919-1927 гг.)

Предисловие [3]
Доклад, написанный по поручению В. И. Ленина, об использовании военных специалистов и выдвижении коммунистического командного состава (по опыту 5-й армии) [27]
Стратегия национальная и классовая [31]
Статистика в гражданской войне [51]
Инженерное соразмерение операции [59]
Первая армия в 1918 году [73]
Обучение войск [93]
Война клопов [106]
Об обороне [109]
Поход за Вислу [114]
Модные заблуждения [169]
Стратегия организации [180]
Вопросы высшего командования [185]
Маневр и артиллерия [198]
Популяризация военных знаний [233]
Вопросы организации и тактики пехоты [236]
Вопросы современной стратегии [244]
Курган — Омск [262]
Ленинское в терсистеме [271]
Обучение взаимодействию [274]
Полевая служба штабов [280]
Тактика и обучение [285]
Задачи общевойсковой подготовки [307]

Том II (1928-1937 гг.)

Война как проблема вооруженной борьбы [3]
Из уроков гражданской войны [24]
Буржуазия об армии пролетариата [28]
Общие сборы [34]
Новые учебные задачи [46]
На базе достигнутого — к новым задачам [65]
Наши учебно-тактические задачи [72]
Организация боевой подготовки [109]
Предисловие к книге Г. Дельбрюка "История военного искусства в рамках политической истории" [116]
Предисловие к книге Дж. Фуллера "Реформация войны" [147]
Консервативная стратегия [157]
Подготовка новой войны против СССР [165]
Новые вопросы войны [180]
Вопросы управления [199]
О развитии форм управления [206]
Характер пограничных операций [212]
На Восточном фронте [222]
Боевое искусство [229]
Военные планы нынешней Германии [233]
Борьба за Белоруссию [240]
О новом Полевом уставе РККА [245]
Приложение [260]
Примечания

Все тексты, находящиеся на сайте, предназначены для бесплатного прочтения всеми, кто того пожелает. Используйте в учёбе и в работе, цитируйте, заучивайте... в общем, наслаждайтесь. Захотите, размещайте эти тексты на своих страницах, только выполните в этом случае одну просьбу: сопроводите текст служебной информацией — откуда взят, кто обрабатывал. Не преумножайте хаоса в многострадальном интернете. Информацию по архивам см. в разделе Militera: архивы и другия полезныя диски (militera.lib.ru/cd).

Предисловие

На своих исторических XX и XXII съездах Коммунистическая партия Советского Союза решительно осудила и развенчала культ личности Сталина. Партия раскрыла перед советским народом всю правду о нарушениях Сталиным ленинских заветов, о злоупотреблениях властью, о массовых репрессиях, предпринятых против лучших людей нашей страны. В своей заключительной речи на XXII съезде КПСС Никита Сергеевич Хрущев с чувством глубокой скорби говорил о гибели видных советских военачальников и в их числе верного сына Коммунистической партии и советского народа, одного из наиболее талантливых полководцев Советской Армии, героя гражданской войны Михаила Николаевича Тухачевского, оказавшегося жертвой произвола, царившего при Сталине.

Приняв решительные меры по преодолению вредных последствий культа личности, партия навсегда покончила с нарушениями ленинских норм партийной и государственной жизни. Она вернула доброе имя и заслуженную славу всем, кто безвинно пострадал в результате необоснованных репрессий. По заслугам оценены и беззаветное служение Родине, кипучая деятельность М. Н. Тухачевского. По постановлению Совета Министров СССР, принятому в связи с 70-летием со дня его рождения, печатаются настоящие избранные произведения Михаила Николаевича Тухачевского, составляющие двухтомник.

Прежде чем перейти к анализу теоретического наследия видного советского военачальника, необходимо остановиться на основных этапах его жизни и деятельности. Иначе наше представление о трудах М. Н. Тухачевского будет не полным.

М. Н. Тухачевский принадлежал к той славной плеяде советских полководцев, которые были выращены Коммунистической партией в годы гражданской войны, в тяжелых и ожесточенных боях с иностранными интервентами и белогвардейцами.

Михаил Николаевич Тухачевский родился 16 февраля 1893 года в Дорогобужском уезде Смоленской губернии в семье обедневшего помещика. Начальное военное образование Михаил Николаевич получил в 1-м Московском императрицы Екатерины II кадетском корпусе, который он окончил 1 июня 1912 года. В августе этого же года М. Н, Тухачевский поступил в Александровское [4] военное училище и блестяще окончил его в июле 1914 года. Вскоре после окончания училища он был направлен на фронт первой мировой войны, где 19 февраля 1915 года попал в плен. После неоднократных, кончавшихся неудачей побегов наконец в октябре 1917 года удалось ему пробраться в Россию.

Это было время, когда в стране назревали великие события. И Михаил Николаевич не остался в стороне. Бывший поручик старой армии, он без колебаний стал на сторону пролетарской революции и отдал ее вооруженной защите все свои силы и знания. «Моя настоящая жизнь началась с Октябрьской революции и вступления в Красную Армию», — говорил впоследствии М. Н. Тухачевский в кругу своих товарищей.

Естественно, биография Михаила Николаевича тесно связана со строительством регулярной Красной Армии и героической борьбой советского народа против белых банд и иностранных интервентов. Хорошая военная подготовка, богатый боевой опыт, полученный им в первую мировую войну, незаурядные природные дарования и способности сразу же выделили М. Н. Тухачевского из среды других старых офицеров, добровольно вступивших в Красную Армию. Его пытливый ум, кипучая энергия, широкая инициатива в постановке и решении вопросов были по достоинству оценены нашей партией и В. И. Лениным.

За время пребывания в армии, с 1918 по 1937 год, партия поручала М. Н. Тухачевскому различные ответственные задания, и всюду он честно и добросовестно выполнял свой партийный и государственный долг.

В начале 1918 года М. Н. Тухачевский работал в военном отделе ВЦИК, где много потрудился над выполнением поставленной партией и В. И. Лениным задачи — создания РККА. В апреле М. Н. Тухачевский был принят в Коммунистическую партию, в мае — назначен военным комиссаром штаба Московского района обороны.

Став членом Коммунистической партии, М. Н. Тухачевский с еще большей настойчивостью и энергией продолжал изучать военное дело. Для того чтобы понять и разобраться в тех глубоких социально-политических изменениях, которые произошли в бывшей царской России после Великой Октябрьской социалистической революции, нужно было овладеть теорией марксизма-ленинизма. И Тухачевский с присущей ему настойчивостью и упорством изучал труды В. И. Ленина, классиков марксистской науки. Большую роль в формировании идейного облика М. Н. Тухачевского сыграло его непосредственное общение с замечательными советскими партийными и государственными деятелями — Я. М. Свердловым, Ф. Э. Дзержинским, Н. И. Подвойским, а затем на фронте — с В. В. Куйбышевым, М. В. Фрунзе и Серго Орджоникидзе.

Весной 1918 года угрожающее положение создается на востоке страны в связи с мятежом белочехов, поддержанным внутренней [5] контрреволюцией. В. И. Ленин отмечал тогда, что судьба революции решается на Восточном фронте. По его личному указанию сюда направляются виднейшие деятели партии, надежные и наиболее опытные военные специалисты. В числе активнейших исполнителей воли партии с июня 1918 года на Восточном фронте находился и М. Н. Тухачевский. При его деятельном участии под непрерывными ударами врага за короткий срок из разрозненных отрядов формируются Симбирская, Пензенская и Инзенская стрелковые дивизии. Вместе с В. В. Куйбышевым он создает первое войсковое объединение, способное решать оперативные задачи, — 1-ю Революционную армию. Вспоминая впоследствии об этой работе, член Реввоенсовета 1-й армии В. В. Куйбышев высоко оценивал деятельность М. Н. Тухачевского в деле организации армии{1}.

Уже в этот период М. Н. Тухачевский проявил высокую политическую зрелость и правильное понимание обстановки. Он говорил тогда, что спасти революцию можно только решительным наступлением. 30 июня 1918 года в своем обращении к красноармейцам 1-й Революционной армии М. Н. Тухачевский писал:

«...теперь наша цель, цель социалистической армии пролетариата не только оказывать сопротивление и вести оборонительную войну — этим мы не спасем нашу Советскую республику... Наша цель теперь скорее отнять у чехословаков и контрреволюционеров сообщение с Сибирью и другими хлебными областями, а для этого необходимо возможно скорее, теперь же продвигаться вперед — необходимо наступать, всякое промедление смерти подобно».

В этом же обращении М. Н. Тухачевский призывает красноармейцев крепить железную революционную дисциплину, строго и неукоснительно выполнять все приказы начальников, рассматривая это как необходимые и важнейшие условия нашей победы.

В течение двух-трех месяцев 1-я армия под командованием М. Н. Тухачевского выросла в боеспособную, дисциплинированную силу и одержала ряд блестящих побед над интервентами и белогвардейцами. Наступление этой армии, как известно, завершилось крупной победой над противником — освобождением Поволжья и значительной части Урала. Это имело большое значение для всей последующей борьбы на Восточном фронте.

В конце 1918 года в связи с наступлением белоказачьей армии создалась угрожающая обстановка на Южном фронте.

Реввоенсовет Республики принял решение перевести сюда с Восточного фронта М. Н. Тухачевского. Он исполняет обязанности помощника командующего Южным фронтом, а затем — командующего 8-й армией, которой отводилась важная роль в разгроме группировки противника, наступавшей на Воронеж. Войска центрального [6] участка Южного фронта (8-я и 9-я армии) перешли в контрнаступление и во второй половине января 1919 года овладели линией рокадной железной дороги от ст. Лиски до ст. Поворино. Это контрнаступление переросло затем в общее наступление войск Южного фронта и привело к разгрому донской белоказачьей армии Краснова.

В марте 1919 года на Восточном фронте снова создалась тяжелая обстановка. Армия Колчака находилась в 85 км от Казани, немногим более 100 км от Симбирска и в 85 км от Самары. Восточный фронт снова стал главным фронтом Республики.

Коммунистическая партия и Советское правительство принимают неотложные меры по усилению Восточного фронта. Сюда снова переводится М. Н. Тухачевский. В начале апреля он вступил в командование 5-й армией, которая сыграла большую роль в победах Красной Армии над Колчаком. В. И. Ленин отмечал, что 5-я армия

«за один год из небольшой группы стала армией сильной революционным порывом, сплоченной в победоносных боях при защите Волги и разгроме колчаковских отрядов...»{2}.

Советское правительство высоко оценило полководческие способности и революционные заслуги М. Н. Тухачевского, наградив его орденом Красного Знамени и Почетным золотым оружием. В приказе Реввоенсовета Республики № 167 от 7августа 1919 года о награждении командарма 5-й армии МГН. Тухачевского отмечается:

«...доблестные войска 5-й армии, под искусным водительством командарма тов. Тухачевского, после упорнейших боев, разбив живую силу врага, перешли через Урал... Благодаря смелым, полным риска, широким маневрам армии, задуманным тов. Тухачевским, 24 июля 1919 года... взят Челябинск.

Огромный успех, достигнутый армией, является результатом главным образом талантливо созданного тов. Тухачевским плана операции, который твердо проведен им в жизнь».

М. Н. Тухачевский, полководец-коммунист, проявлял исключительную личную храбрость в боях с врагом. Как правило, он был на самых ответственных участках фронта. В приказе Реввоенсовета Республики от 28 декабря 1919 года говорилось:

«Награждается Почетным золотым оружием командующий пятой армией тов. М. Н. Тухачевский за личную храбрость, широкую инициативу, энергию, распорядительность и знание дела, проявленные им при победоносном шествии Красной Армии на Востоке».

Глубокое и правильное понимание характера и особенностей гражданской войны как войны классовой явилось залогом полководческих успехов М. Н. Тухачевского. В этой связи он придавал огромное значение решению выдвинутой партией задачи — в кратчайший срок наладить подготовку пролетарских кадров. Надо [7] сказать, что в то время это был очень важный вопрос. Центр не мог своевременно восполнять потери комсостава. И вот в 5-й армии М. Н. Тухачевский организовал обучение и воспитание преданных народу командиров.

«...В армии хронический недостаток командного состава, — писал член РВСР Смирнов в докладе РВСР о состоянии 5-й армии перед зимней кампанией 1919 года, — приходится кустарничать. Создана школа красных офицеров, она дала 50 батальонных и ротных. Сейчас обучается 800 человек на взводных. Через два месяца 5-я армия будет снабжена командным составом»{3}.

О подготовке комсостава в 5-й армии М. Н. Тухачевский лично доложил во время одного из приемов Владимиру Ильичу Ленину, который одобрил его разумную инициативу. В. И. Ленин поручил Тухачевскому разработать доклад по этому вопросу в РВС Республики.

19 декабря 1919 года М. Н. Тухачевский представил доклад. В нем он писал:

«Для того чтобы понимать характер и формы гражданской войны, необходимо сознавать причины и сущность этой войны. Наше старое офицерство, совершенно не знакомое с основами марксизма, никак не может и не хочет понять классовой борьбы и необходимости и неизбежности диктатуры пролетариата.

Поэтому генералам совершенно непонятны условия комплектования армии родственными классами при наступлении, условия обеспечения тылов в зависимости от классовой группировки населения, непонятна им зависимость между шириной фронта армий и ходом общей классовой борьбы...

Словом, гражданская война... в силу обстоятельств, сопровождающих вооруженную борьбу классов, неминуемо будет иметь... характерные особенности в стратегических формах, как-то: громадная ширина фронта, малочисленность армий, условия комплектования, организация обороны и обеспечения флангов и тыла путем использования родственных классов, понижение техники, а также все проистекающие отсюда (известные иногда и генералам) особенности оперативных форм».

Давая марксистскую оценку характеру и особенностям гражданской войны, М. Н. Тухачевский делал правильный вывод о том, что «сознательная часть стратегии гражданской войны в полной мере доступна лишь марксистам. Эти же свойства гражданской войны делают и организационную сторону армии уделом марксистов».

Еще раньше, в июле 1919 года, Тухачевский в докладе в РВСР писал, что

«среди старых специалистов трудно найти хороших [8] командующих. Уже пришло время заменять их коммунистами. Например, командюжгруппы Востфронта тов. Фрунзе необычайно талантливый человек и под его командой положение на фронте быстро бы изменилось.

...Эта война (речь идет о гражданской войне. — С.Б.), -писал далее Тухачевский, — слишком трудна и для хорошего командования требует светлого ума и способности к анализу, а этих качеств у русских генералов старой армии не было...».

Как видим, Михаил Николаевич Тухачевский, принимавший активное участие в строительстве молодой Красной Армии, мыслил широкими стратегическими категориями, исходил в своей деятельности из марксистского понимания характера войн. В то же время он оставался храбрым и беззаветно преданным Советской Родине полководцем.

20 ноября 1919 года М. Н. Тухачевский был направлен на Южный фронт в качестве командующего 13-й армией. Но фактически в командование ею не вступил. В то время решался вопрос о назначении его командующим Кавказским фронтом. В связи с этим М. Н. Тухачевский около двух месяцев вынужден был находиться при штабе фронта.

Для М. Н. Тухачевского, коммуниста, человека, по-настоящему болеющего за судьбы революции, это был мучительный период. 19 января 1920 года из Курска он направил письмо в РВСР, в котором писал:

«Обращаюсь к Вам с убедительной просьбой: освободите меня от безработицы. В штаюгозапе я бесцельно сижу почти три недели, а всего без дела — два месяца. Не могу добиться ни причины задержки, ни дальнейшего назначения. Если за два почти года командования различными армиями я имею какие-либо заслуги, то прошу дать мне использовать свои силы в живой работе, и если таковой не найдется на фронте, то прошу дать ее в деле транспорта или военкомиссаров. Командарм Тухачевский».

Об этом письме М. Н. Тухачевского стало известно В. И. Ленину.

В конце января М. Н. Тухачевский был назначен командующим Кавказским фронтом. Это назначение было сделано с ведома ЦК партии, лично Владимира Ильича Ленина, и, как показали события, весьма кстати. Положение на Кавказском фронте в то время было тревожное. Создалась угроза потери Ростова и Новочеркасска.

М. Н. Тухачевский, вступив в командование фронтом, провел необходимую перегруппировку войск и в середине февраля 1920 года отдал приказ о переходе их в наступление. В результате части Кавказского фронта к концу марта 1920 года полностью разгромили главную группировку деникинской армии, отошедшей на Северный Кавказ.

В это время обострилась обстановка на западных границах Республики в связи с агрессивными действиями белополяков.

20 марта 1920 года Главком С. С. Каменев представил доклад В. И. Ленину, в котором писал: «...ввиду важности польского фронта и ввиду серьезных предстоящих здесь операций Главнокомандование предлагает к моменту решительных операций переместить на Западный фронт командующего ныне Кавказским фронтом Тухачевского, умело и решительно проведшего последние операции по разгрому армий Деникина».

29 апреля 1920 года приказом Главкома М. Н. Тухачевский переводится с Кавказского на Западный фронт на должность командующего фронтом. 10 мая 1920 года Политбюро ЦК партии рассмотрело предложения Тухачевского о подготовке наступления на Западном фронте. ЦК РКП (б), как известно, единодушно поддержал предложения Тухачевского{4}.

Назначение М. Н. Тухачевского на главный стратегический фронт и единодушная поддержка его плана ЦК РКП (б) красноречиво свидетельствовали о признании партией заслуг советского полководца.

Войска Западного фронта под командованием М. Н. Тухачевского нанесли ряд сокрушительных ударов по врагу и подошли к Варшаве. Но Варшавская операция, как известно, в силу ряда причин закончилась неудачно. Однако такой исход операции ни в коей мере не умалял полководческих способностей М. Н. Тухачевского и его смело задуманного плана операции. Наоборот, авторитет М. Н. Тухачевского как крупного стратега был признан не только в нашей стране, но и за рубежом.

На посту командующего Западным фронтом М. Н. Тухачевский проявил высокие полководческие способности, умение разбираться в сложной обстановке и решительность в проведении намеченных планов.

После окончания советско-польской войны в 1921 году по указанию В. И. Ленина на М. Н. Тухачевского было возложено командование войсками, предназначенными для подавления контрреволюционного Кронштадтского мятежа. И на этом посту Тухачевский до конца выполнил свой долг. 18 марта Кронштадтский мятеж был подавлен, и Михаил Николаевич просит разрешения Главкома возвратиться к исполнению своих прямых обязанностей — командующего Западным фронтом.

«Я очень прошу, — говорил М. Н. Тухачевский, — меня не задерживать дольше завтрашнего дня. Очень оторвался от Запфронта, надобно скорее войти в курс дела, особенно оперативной и строевой подготовки. План разгрузки этого района от войск разработаем до отъезда и донесем Вам...»

В этих словах виден весь Тухачевский — человек дела, движения, кипучей энергии. Выполнив задание партии, он ни минуты не может оставаться в покое, готов к выполнению новых важных [9] поручений. Но недолго пришлось ему командовать Западным фронтом.

6 мая 1921 года М. Н. Тухачевский был назначен командующим войсками Тамбовской губернии для подавления контрреволюционного кулацко-эсеровского мятежа, так называемой антоновщины. Это назначение М. Н. Тухачевского было сделано Главкомом по решению ЦК партии и В. И. Ленина. В архивах сохранилась записка Э. Склянского Владимиру Ильичу, в которой он писал:

«...я считал бы желательным послать Тухачевского на подавление Тамбовского восстания. В последнее время там нет улучшения и даже местами ухудшение. Получится несколько большой политический эффект от этого назначения. В особенности за границей. Ваше мнение?».

Это ответственное задание Центрального Комитета Коммунистической партии, требовавшее особо творческого подхода к использованию имевшихся наличных сил и средств, было успешно выполнено. К 14 июня 1921 года бандитизм в Тамбовской губернии был ликвидирован и М. Н. Тухачевский снова вступил в командование Западным фронтом.

Таким образом, из этого очень краткого обзора деятельности М. Н. Тухачевского в период иностранной военной интервенции и гражданской войны видно, что изо дня в день, от победы к победе крепло и совершенствовалось его полководческое мастерство, мужала политическая зрелость.

22 мая 1920 года Реввоенсовет Республики в приказе по случаю причисления М. Н. Тухачевского к Генеральному штабу писал:

«...М. Н. Тухачевский вступил в Красную Армию и, обладая природными военными способностями, продолжал непрерывно расширять свои теоретические познания в военном деле. Приобретая с каждым днем новые теоретические познания в военном деле, М. Н. Тухачевский искусно проводил задуманные операции и отлично руководил войсками как в составе армии, так и командуя армиями фронтов Республики и дал Советской республике блестящие победы над ее врагами на Восточном и Кавказском фронтах».

По окончании гражданской войны М. Н. Тухачевский отдает все свои силы дальнейшему укреплению и развитию Красной Армии на новой технической базе. Он понимал, что, хотя гражданская война и закончилась победой, складывать оружие и успокаиваться на достигнутых успехах нельзя. Укрепление Красной Армии оставалось священным революционным долгом всего советского народа, и в первую очередь командного и политического состава Вооруженных Сил.

М. Н. Тухачевский, глубоко понимая характер будущей войны как войны моторов, проводит исключительно большую организационную работу по выполнению намеченных партией и правительством [10] планов укрепления обороны страны, реорганизации и технического оснащения Советских Вооруженных Сил.

25 июля 1921 года М. Н. Тухачевский был назначен начальником и военкомом Военной академии РККА, единственной в то время кузницы высшего и старшего командного состава. В январе 1922 года он вновь назначается командующим Западным фронтом.

С мая 1924 по январь 1925 года М. Н. Тухачевский работал сначала в должности помощника, а затем заместителя начальника штаба РККА, начальником которого являлся в то время М. В. Фрунзе. Одновременно, по совместительству, М. Н. Тухачевский оставался Главным руководителем Военной академии РККА по стратегии.

М. В. Фрунзе уважал и высоко ценил деятельность Тухачевского, поэтому не случайно избрал его своим заместителем. В 1925 году М. Н. Тухачевский под руководством М. В. Фрунзе проделал большую работу по проведению в жизнь разработанной партией военной реформы, имевшей историческое значение для Советских Вооруженных Сил.

В ноябре 1925 года М. В. Фрунзе выдвинул М.Н.Тухачевского на пост начальника штаба РККА. В этой должности Тухачевский находился до мая 1928 года, когда был назначен командующим войсками Ленинградского военного округа. В июне 1931 года М. Н. Тухачевский был возвращен снова в центральный аппарат и назначен сначала начальником вооружений РККА, а затем — заместителем Народного комиссара обороны и заместителем Председателя Реввоенсовета. На этом посту он оставался до мая 1937 года.

М. Н. Тухачевский, несомненно, являлся одним из наиболее выдающихся военных деятелей Советских Вооруженных Сил. К моменту вступления в должность начальника штаба РККА он был уже возмужавшим, политически зрелым, умудренным богатейшим боевым опытом первой мировой и гражданской войн полководцем, далеко смотревшим в будущее развития военного дела. К этому времени с большой силой проявились его блестящие стратегические и организаторские способности.

Наряду с военной деятельностью М. Н. Тухачевский вел большую общественную работу. Он был делегатом съездов Советов, членом ЦИК СССР всех созывов, делегатом многих съездов партии. На XVI и XVII партсъездах избирался кандидатом в члены ЦК РКП (б).

Военно-политическая деятельность М. Н. Тухачевского в годы мирного социалистического строительства была очень многогранной и плодотворной. Он являлся инициатором смелой постановки ряда крупных вопросов обороны страны перед ЦК партии и Советским правительством. Речь идет о проблемах перевооружения армии, о развитии новых родов и видов вооруженных сил, об изменении организационной структуры войск/ [11]

С завершением восстановительного периода Коммунистическая партия и Советское правительство приступили к разработке и осуществлению первого пятилетнего плана, который открывал широкие перспективы развития народного хозяйства СССР, коренной реконструкции армии и флота. Укрепление обороноспособности страны и усиление Советских Вооруженных Сил вызывались также и обострением международной обстановки.

11 января 1930 года М. Н, Тухачевский, будучи командующим войсками Ленинградского военного округа, представил Наркомвоенмору доклад о реорганизации Вооруженных Сил, в котором писал:

«Успехи нашего социалистического строительства... ставят перед нами во весь рост задачу реконструкции Вооруженных Сил на основе учета всех новейших факторов техники и возможности массового военно-технического производства, а также сдвигов, происшедших в деревне... Количественный и качественный рост различных родов войск вызовет новые пропорции, новые структурные изменения... Реконструированная армия вызовет и новые формы оперативного искусства».

Главным в этом докладе Тухачевского являлось предложение об увеличении количества дивизий, о развитии артиллерии, авиации и танковых войск.

Постановка этих вопросов М. Н. Тухачевским была правильной и своевременной, что же касается конкретных показателей, то они подлежали дальнейшему уточнению.

Однако эти предложения М. Н. Тухачевского не только не были по достоинству оценены и поддержаны Ворошиловым и Сталиным, но и встречены враждебно. В заключении Сталина, к которому полностью присоединился Ворошилов, утверждалось, что принятие этой программы повело бы к ликвидации социалистического строительства и к замене его какой-то своеобразной системой «красного милитаризма».

Заключение Сталина по предложениям Тухачевского Ворошилов объявил на расширенном заседании Реввоенсовета Республики. После этого Тухачевский неоднократно обращался к Сталину с просьбой снова рассмотреть его предложения о реконструкции РККА. При этом он подчеркивал, что Советскому Союзу нужно не только выиграть будущую войну, но при этом сохранить свою экономическую мощь, не подорвать достигнутых успехов в строительстве социализма.

30 декабря 1930 года М. Н. Тухачевский вынужден был снова обратиться с письмом к Сталину:

«...формулировка Вашего письма, оглашенного тов. Ворошиловым на расширенном заседании РВС СССР, совершенно исключает для меня возможность вынесения на широкое обсуждение ряда вопросов, касающихся проблем развития нашей обороноспособности, например, я исключен как руководитель по стратегии из Военной академии РККА, где вел этот предмет в течение шести лет. И вообще положение мое в этих вопросах стало крайне ложным. [12] Между тем я столь же решительно, как и раньше, утверждаю, что штаб РККА беспринципно исказил предложения моей записки...»

Ответа на эти страстные строки не последовало. Сталин лишь в мае 1932 года прислал письмо Тухачевскому, в котором признал, что он очень резко отнесся и неправильно подошел к оценке предложений Тухачевского о реконструкции РККА. В заключение письма Сталин приносил извинения за то, что он с большим опозданием исправляет свою ошибку.

Мы так подробно остановились на этом вопросе затем, чтобы показать, в какой сложной и трудной обстановке приходилось работать М. Н. Тухачевскому.

Учитывая бурный рост военной техники и ее влияние на характер будущей войны, М. Н. Тухачевский проявлял большую заботу о развитии новых родов войск, и прежде всего авиации, мотомеханизированных и десантных войск. Одновременно он уделял большое внимание разработке основ их боевого применения.

В конце 1931 года М. Н. Тухачевский в письме Наркомвоенмору впервые поставил вопрос о внедрении танковых войск в стрелковые и кавалерийские дивизии. Это предложение было принято и нашло применение в практике строительства Вооруженных Сил.

В феврале 1934 года М. Н. Тухачевский совместно с И. П. Уборевичем написал К. Е. Ворошилову письмо, в котором на основе опыта учений и маневров показал роль современной авиации и ее боевые возможности.

«...Современная авиация, — говорится в письме, — может на длительный срок сорвать железнодорожные перевозки, уничтожить склады боеприпасов, сорвать мобилизацию и сосредоточение войск... Та сторона, которая не будет готова к разгрому авиационных баз противника, к дезорганизации систематическими воздушными нападениями его железнодорожного транспорта, к нарушению его мобилизации и сосредоточения многочисленными авиадесантами, к уничтожению его складов горючего и боеприпасов, к разгрому неприятельских гарнизонов и эшелонов быстрыми действиями мехсоединений, поддержанных кавалерией и пехотой на машинах, — сама рискует подвергнуться поражению».

Исходя из этого, Тухачевский и Уборевич считали, что основным, решающим звеном в развитии РККА в ближайшие годы должно явиться быстрое развитие численности авиации. Учитывая реальные возможности, они считали, что в 1934-1935 годах Красная Армия могла иметь до 15 тысяч действующих самолетов.

Одновременно авторы письма показывали важную роль бронетанковых войск в укреплении обороны страны.

Однако при всем этом М. Н. Тухачевский по-прежнему проявлял постоянную заботу о дальнейшем совершенствовании стрелковых войск, артиллерии, войск ПВО и других специальных родов войск. В частности, под руководством М. Н. Тухачевского [13] были разработаны и введены новые штаты стрелковой дивизии и корпуса, что значительно улучшило организационную структуру стрелковых войск, повысило их техническую оснащенность, увеличило подвижность и маневренность. По его инициативе было произведено также сокращение числа типов артсистем, находившихся на вооружении РККА. Это сыграло важную роль в развитии артиллерии. Сокращение числа образцов артиллерии не только облегчило их промышленное производство, но и упрощало использование в бою, облегчало работу тыла. В то же время М. Н. Тухачевский являлся инициатором и активным проводником в жизнь многих важных мероприятий по развитию военно-морского флота и воздушнодесантных войск.

В мае 1928 года М. Н. Тухачевский сделал доклад на заседании РВС СССР «О значении и задачах морских сил в системе вооруженных сил страны». В принятом постановлении РВС СССР отмечалось:

«...при развитии ВМС стремиться к сочетанию надводного и подводного флотов, береговой и минно-позиционной обороны и морской авиации, отвечающей характеру ведения боевых операций на наших морских театрах в обстановке современной войны...»

В 1932 году М. Н. Тухачевский провел опытное учение морских сил Балтийского флота, на котором практически проверил свои взгляды по тактике морского боя. В представленном докладе о результатах учения он сформулировал ряд новых очень важных выводов и предложений по дальнейшему развитию Военно-Морского Флота.

«Применение новых технических средств морского и воздушного морского боя, — писал в этом докладе М. Н. Тухачевский, — совершенно по-новому ставит вопрос о борьбе с линейным флотом, особенно в условиях относительной близости берега. Быстроходность линкора и мощь его артиллерийского вооружения могут уменьшиться, иногда почти сводятся на нет применением высотного и низкого торпедометания, высотной постановкой мин заграждения, атаками радиоуправляемых ракет и торпедных катеров, задымлением артиллерийского наблюдения и управления на кораблях, путем сбрасывания мелких дымовых авиабомб и мощного авиационного бомбометания с применением во всех случаях широкой постановки дымовых завес авиацией».

В связи с тем что Балтийский флот не имел к тому времени соответствующего вооружения, М. Н. Тухачевский предлагал приступить к форсированному созданию мощной торпедоносной и миннозаградительной техники. Он оказывал большую поддержку ученым и конструкторам, работавшим над проблемой радиоуправляемых ракет. Он настаивал на введении в учебную программу ВМС занятий по овладению новыми воздушно-морскими формами боя в качестве основной, решающей задачи.

Заслуживает внимания высказанная в этом докладе М. Н. Тухачевским мысль о порядке охраны линейного флота от атак с воздуха, которая нашла применение в годы второй мировой войны. [14]

«Охранение линейного флота, — писал М. Н. Тухачевский, — от атак с воздуха должно быть возложено на специальные суда, несущие на себе:

а) авиацию, могущую в любой момент подняться в воздух для отражения атак противника;

б) зенитные орудия с автоматическим управлением; эти же орудия должны иметь возможность вести огонь и по быстроходным надводным целям».

М. Н. Тухачевский является инициатором развития в РККА авиадесантных войск. В сентябре 1934 года в замечаниях о маневрах Ленинградского военного округа он писал:

«Использование авиадесантов было особенно продумано. Размеры десантов наибольшие в РККА».

Но, учитывая будущее этого нового рода войск, Михаил Николаевич в скобках замечал:

«...надо приучать себя уже к многотысячным десантам».

И действительно, эти предвидения Тухачевского очень скоро сбылись. Уже на маневрах Киевского и Белорусского военных округов в 1936 году авиадесанты были поистине массовыми.

Особое беспокойство и заботу у Михаила Николаевича вызывало обеспечение авиадесантов. На маневрах в ЛВО в 1934 году уже делалась попытка снабжения их горючим с воздуха. Это М. Н. Тухачевский считал большим плюсом и предлагал путем опытных учений выработать стандартный расчет. Делясь своими краткими замечаниями с командующим ЛВО И. П. Беловым, он просил его проверить, как держали связь авиадесанты со своей авиацией и как они снабжались авиацией.

Одновременно с большой повседневной работой по развитию родов войск М. Н. Тухачевский заботился о подготовке кадров — специалистов. Он является инициатором создания ряда академий РККА. Так, например, 27 марта 1932 года в докладе, представленном Сталину, Орджоникидзе и Ворошилову, он писал:

«...в связи с последними решениями КО{5} о быстром оснащении РККА танками, артиллерией и другими техническими средствами резко выросла потребность в военных инженерах различных специальностей, что требует немедленного выделения из Военно-технической академии РККА ряда самостоятельных академий и в первую очередь: механизации и моторизации, военно-инженерной и военно-химической».

В этом же докладе он предлагает провести ряд мероприятий и по линии гражданских вузов. Предложения Тухачевского были приняты и сыграли важную роль в развитии армии и флота.

М. Н. Тухачевский глубоко, со знанием дела вникал во все вопросы боевой подготовки войск.

В ноябре 1926 года М. Н. Тухачевский, как начальник штаба РККА, представил доклад Наркомвоенмору об итогах маневров этого года и о задачах подготовки войск на 1926/27 год. В докладе [15] он отмечал слабую подготовку командного состава, особенно в управлении боем, плохую маневренность войск на поле боя, слабое взаимодействие, плохую работу тыла, пассивную роль штабов и неконкретность партийно-политической работы. Для устранения этих недостатков штабом РККА были разработаны конкретные мероприятия, одобренные затем РВС СССР.

В докладе об итогах маневров 1927/28 года М. Н. Тухачевский снова писал, что войска все еще слабо маневрируют, начсостав всех степеней не обладает необходимой инициативой и самостоятельностью, командиры теряются в боевой обстановке, ждут указаний. В приказе РВС СССР от 3 декабря 1928 года все эти вопросы нашли отражение. Потребовалось значительное время, чтобы устранить эти недостатки. В замечаниях по маневрам ЛВО 1934 года М. Н. Тухачевский уже писал:

«Активность бойцов и командиров отличная, но инициативы все еще мало».

М. Н. Тухачевский большое внимание уделял развитию тактики общевойскового боя. 7 октября 1933 года он представил Ворошилову доклад о результатах проведенного им учения на тему «Прорыв усиленной стрелковой дивизией укрепленной полосы противника на узком фронте». Этот доклад представляет большой интерес, так как в нем Тухачевский изложил основы общевойскового боя, получившие потом официальное признание и закрепление в уставах. Михаил Николаевич рассматривал современный общевойсковой бой как бой, в котором победа достигается согласованными действиями всех родов войск и в котором танки играют видную роль. Ценность этих выводов и предложений М. Н. Тухачевского тем более велика, что они были сделаны на заре массового зарождения танковых войск в Советской Армии.

«...Современные средства подавления, будучи примененные в массовых масштабах, — писал М. Н. Тухачевский, — позволяют достичь одновременной атаки и уничтожения всей глубины тактического расположения обороны противника.

Эти средства, и в первую очередь танки, позволяют:

а) подавить систему огня обороны противника так, чтобы большая часть артиллерии и пулеметов не могла принять участия в отражении атаки и проникновения наступающей пехоты и танков НПП{6} в глубь оборонительной полосы;

б) нарушить систему управления, сковать и изолировать резервы противника с тем, чтобы в период боя в глубине оборонительной полосы разгромить по частям разные эшелоны боевого порядка противника.

Так как в этом случае успех продвижения пехоты зависит от успеха продвижения танков, то основная масса артиллерии должна быть обращена на поддержку танков и только после выхода их в свои районы действий обращается для поддержки пехоты на участках, где нет танковой поддержки. [16] Таким образом, поддержка пехоты возлагается на танки, а поддержка танков на артиллерию».

В заключение доклада, как всегда, Тухачевский предлагает ряд практических мероприятий, направленных на улучшение управления и организации общевойскового боя. В связи с тем, что на этом учении танковая атака сопровождалась огневым валом, Тухачевский писал:

«...это заставляет, с одной стороны, артиллеристов продолжать разработку организации огневого вала в различных условиях и применительно к разным скоростям атакующих танков, с другой — обратить особое внимание на способы связи между танками и артиллерией танковой поддержки.

Наконец, совершенно необходимо, чтобы танковые части учились действовать в условиях пониженной видимости и совместно с мощной артиллерией. Установление прочных способов связи между танками и артиллерией должно быть основательно разработано... Взаимодействие танков, авиации и авиадесантов в глубине оборонительной полосы противника должно быть обеспечено предварительной увязкой их действий в плане боя по времени и пространству».

Подводя итоги маневров в ЛВО 1934 года, М. Н. Тухачевский отмечает необходимость учить войска способам окружения противника, причем окружения до классического конца. И, наоборот, следует овладевать навыками прорыва из замкнутого кольца.

В это же время он ставил вопрос о том, что при действиях в оперативной глубине мехсоединений необходимо придавать им авиацию.

В сентябре 1936 года М. Н. Тухачевский в замечаниях о маневрах МВО снова отмечал ряд существенных недостатков по этим вопросам:

«1. Мехкорпус прорывал с фронта оборонительные полосы противника без артподдержки. Потери должны были быть огромны.

2. Действия мехкорпуса вялы, управление плохое...

3. Действия мехкорпуса не поддерживались авиацией...

4. Авиация использовалась... недостаточно целеустремленно...

8. Плохо работала связь...

9. Высадку авиадесантов следовало бы обеспечить истребителями.

10. Работа штабов, в частности разведка, очень слаба во всех частях...

13. Парашютисты прыгают без оружия. Это надо изменить...»

Свою практическую деятельность в области боевой подготовки войск М. Н. Тухачевский тесно увязывал с проводимой им большой научно-исследовательской работой. На маневрах, опытных учениях войск он проверял и уточнял разрабатываемые новые положения тактики и оперативного искусства. [17]

С появлением новых родов войск создавались условия для уничтожения противника путем одновременного воздействия на всю его тактическую глубину. Учитывая эти возможности, Михаил Николаевич разработал теорию глубокого боя и провел большую работу по внедрению ее в практику обучения и подготовки войск. М. Н. Тухачевский разработал специальную инструкцию, по которой в войсках проводились опытные учения.

14 сентября 1933 года видный военный руководитель И. А. Хадепский писал Тухачевскому: «... вот уже восемь дней, как нахожусь в Тоцких лагерях и вплотную работаю над основами организации наступательного глубокого боя...

В проработке своей темы положил в основу разработанные Вами тезисы «глубокого боя». Могу Вас порадовать, Михаил Николаевич, что Ваша теоретическая разработка, Ваши тезисы, практически проверяемые на боевой практике, в основном, полностью и целиком себя оправдывают».

Следует отметить, что сущность и значение теории глубокого боя не всеми были поняты и оценены сразу. Тухачевскому пришлось много потратить сил, для того чтобы его опыт занял положенное ему место в системе подготовки войск.

Известное недопонимание основ глубокого боя проявил в то время К. Е. Ворошилов, который на Пленуме РВС СССР резко критиковал Тухачевского.

20 ноября 1933 года Тухачевский вынужден был обратиться с письмом к Ворошилову:

«...после Вашего выступления на Пленуме РВС у многих создалось впечатление, что, несмотря на новое оружие в армии, тактика должна остаться старой...»

Письмо заканчивалось словами:

«Я потому решил написать это письмо, что после Пленума началось полное брожение в умах командиров. Идут разговоры об отказе от новых форм тактики, от их развития, и, так как, повторяю, это целиком расходится с тем, что Вы неоднократно высказывали, я решил Вас поставить в известность о происходящем разброде...»

На заседании РВС СССР в 1934 году С. С. Каменев говорил:

«...глубокий бой не есть метод, а есть форма боя. Ее предложил Михаил Николаевич. То, что предложил Михаил Николаевич, имеет своей задачей одновременно или близко по времени производить удар по переднему краю, по артиллерийским частям противника и в глубокой глубине. Это проблема. Одновременно поразить противника, чтобы он не мог использовать свои резервы».

Жизнь полностью подтвердила правильность выводов М. Н.Тухачевского. Разработанная им теория глубокого боя легла в основу тактической подготовки войск РККА и получила дальнейшее развитие в последующие годы.

Следует подчеркнуть, что во всей своей деятельности Михаил Николаевич Тухачевский исходил из ленинского принципа о руководящей [18] роли Коммунистической партии в строительстве Вооруженных Сил. Он был активным участником проведения всех мероприятий ЦК партии в области военного строительства. Этого же он добивался от всех командиров и начальников.

В феврале 1922 года РВС Западного фронта обратился с циркулярным письмом к РВС Минского и Витебского районов, начдивам и военкомам соединений, входивших в состав фронта, в котором отмечалось, что,

«для того чтобы быть единоличным начальником, мало быть только честным коммунистом. Надо еще быть втянутым в политическую жизнь части, надо иметь опыт в политработе и быть достаточно подготовленным марксистом. Только при наличии этих условий возможен перевод на единоначалие...».

Далее в письме давались указания о необходимости широкого вовлечения командного состава в политическую работу и о повышении специальной военной подготовки военных комиссаров. В конце письма подчеркивалось, что только

«общая дружная работа всего командного и комиссарского состава дает широкие возможности в осуществлении всех вышеизложенных задач».

М. Н. Тухачевский большое внимание уделял вопросам развития советской военной науки. Правильно понимая характер современной войны, он неоднократно подчеркивал, что в нашу эпоху войны ведутся не одними вооруженными силами, а всей страной. Поэтому он считал крайне важным не только верно наметить решающие пути развития армии и флота, но и неуклонно укреплять экономическое могущество страны, повышать ее мобилизационную готовность.

Военно-научные труды М. Н. Тухачевского были теснейшим образом связаны с его кипучей практической деятельностью по укреплению Красной Армии и руководству ею в сражениях с врагами. Естественно поэтому, что в его работах значительное место занимают вопросы начального периода современной войны, последующих операций, использования авиации, мотомеханизированных войск, воздушных десантов.

Большинство работ было написано Михаилом Николаевичем в конце гражданской войны или непосредственно после нее — в восстановительный период и в период социалистической реконструкции народного хозяйства СССР. В то время в Красной Армии проводилась большая работа по обобщению опыта гражданской и первой мировой войн. Основываясь на опыте прошлых войн и достижениях народного хозяйства СССР, М. Н. Тухачевский активно участвовал в разработке основ развития теории и практики советского военного искусства. Он рассматривал советское военное искусство, вопросы строительства вооруженных сил не с позиций буржуазного военного специалиста, что было типично для военных теоретиков (А. А. Незнамов, А. А. Свечин, С. Г. Лукирский, А. И. Верховский и др.), перешедших на службу в Красную Армию, а с революционно-классовых позиций. [19]

Взгляды, выраженные в военно-теоретических трудах М. Н. Тухачевского, по своему общему направлению близки к взглядам М. В. Фрунзе, решительно отстаивавшего мысль о том, что военное искусство неразрывно связано с общественным строем страны, с ее производственной базой. Тухачевский подчеркивает значение человека и оружия как материальной основы развития военного искусства. Он считает вооруженную борьбу главным средством ведения войны, но подчеркивает, что война не является единственным средством политики и не исчерпывается только военными операциями. Действия вооруженных сил не исключают, а предполагают обязательное использование в войне политических, экономических и других форм борьбы.

При разработке вопросов подготовки и ведения вооруженной борьбы автор исходит из марксистско-ленинского положения, что навязанная империалистами Советскому Союзу война будет длительной и жестокой; в ней подвергнутся испытанию все экономические и политические устои воюющих стран. Он считал, что именно к такой войне и необходимо готовить страну. По мнению М. Н. Тухачевского, разгром противника не может быть достигнут одним ударом. Большой интерес представляют его работы, в которых рассматривается теория непрерывных операций, следующих одна за другой на одном стратегическом направлении.

Основные положения, высказанные Михаилом Николаевичем о характере войны и ведении операций, нашли подтверждение на опыте второй мировой и Великой Отечественной войн. Однако в его труде «Вопросы современной стратегии» допускается ошибочное толкование существа и содержания гражданской власти, организуемой Красной Армией на занятых территориях буржуазных государств. Предложение автора об организации на освобожденных территориях Советской власти справедливо было только для гражданской войны в Советском Союзе. Из опыта Великой Отечественной войны известно, что народы освобожденных капиталистических стран сами избирают тот демократический образ правления и социального устройства, который отвечает их насущным интересам.

Вопросы определения характера будущей войны и стратегии ее ведения составляют главное содержание избранных произведений М. Н. Тухачевского. Смелая, оригинальная постановка и решение им вопросов советской стратегии и советского оперативного искусства представляют большой интерес и в настоящее время, несмотря на коренное изменение условий и обстановки по сравнению с периодом, когда проходила деятельность автора.

В двухтомном издании избранных произведений М. Н. Тухачевского помещены основные его работы о характере будущей войны и ее стратегии, о строительстве Красной Армии, а также некоторые работы, посвященные обучению и воспитанию войск и методике их подготовки. [20] Здесь не представляется возможным дать характеристику всех работ, помещенных в двухтомнике, поэтому мы остановимся лишь на некоторых из них.

Издание открывается докладом, написанным Михаилом Николаевичем по поручению В. И. Ленина об использовании военных специалистов и выдвижении коммунистического командного состава. В докладе дается характеристика офицерского корпуса старой армии, говорится о возможностях использования его для строительства вооруженных сил пролетарского государства, излагаются соображения о создании своего коммунистического командного состава и о порядке его назначения и продвижения.

Работа «Стратегия национальная и классовая», написанная в конце 1919 года, была направлена против тех, кто не признавал военно-научного значения опыта гражданской войны. В ней весьма умело вскрывается специфика гражданской войны и сущность классовой стратегии. Это был один из первых удачных опытов осмысливания в военно-теоретическом отношении гражданской войны в России с революционно-классовой позиции. До настоящего времени статья с принципиальной точки зрения не утратила своей актуальности.

В статье «Война клопов», опубликованной в 1923 году, критикуется идея уничтожения вражеской армии путем одного только разложения. Автор указывает, что для достижения экономических и политических целей войны необходимо в первую очередь уничтожить вооруженные силы противника. В статье выдвигается положение, что полное уничтожение неприятеля достигается не одним «психологическим» воздействием и даже не одним ударом, а рядом уничтожающих операций.

Труд «Поход за Вислу» представляет собой стенограммы лекций, прочитанных на дополнительном курсе Военной академии РККА 7-10 февраля 1923 года. Выход в свет этой работы, как известно, вызвал большую полемику в военных кругах не только в нашей стране, но и за рубежом и тем самым способствовал наиболее правильному пониманию польской кампании 1920 года.

В труде «Стратегия организации» (1924 год) автор ставит вопросы о взаимоотношении подготовки вооруженных сил к войне и задач стратегии. Следует обратить особое внимание на то, что М. Н. Тухачевский отрицает возможность предвидеть характер войны и стратегию для всей войны в целом. Изменение условий и обстановки в ходе войны дает возможность с достаточной достоверностью, по мнению автора, предусматривать характер и стратегию лишь первого ее периода.

Статьи «Инженерное соразмерение операций» (1920 год), «Об обороне» (1923 год) и «Вопросы высшего командования» (1924 год), являясь логическим развитием статей по стратегии, освещают вопросы подготовки и ведения операций.

Самостоятельное место в двухтомнике занимает работа «Маневр и артиллерия», изданная в 1924 году. В ней выдвигались злободневные [21] по тому времени проблемы развития советской артиллерии в условиях весьма узкой военно-экономической базы.

В работе «Вопросы современной стратегии», написанной в 1926 году, М. Н. Тухачевский проводит мысль об изменении стратегии в ходе войны в зависимости от конкретных исторических условий. Он делает попытку рассмотреть основы советской стратегии и некоторые проблемы подготовки страны к войне, как представляло их советское военное руководство в середине 20-х годов. Новым в этой статье является отказ от абстрактного подхода к вопросам стратегии, что было характерно для дореволюционной русской военной теории, — автор пытается обосновать вопросы стратегии материальными факторами.

Статья «Война как проблема вооруженной борьбы» была написана для Большой Советской Энциклопедии в 1927-1928 годах. В ней автор излагает свои взгляды на характер войны и общие вопросы ее ведения, высказывает предположение, что будущая война будет затяжной и потребует напряжения всех морально-политических и экономических сил страны.

Статья «Новые учебные задачи», опубликованная в 1929 году, интересна тем, что она подводит, в сущности, итог состоянию боевой подготовки Красной Армии в восстановительный период и ориентирует советские кадры на перестройку этой подготовки в связи с появлением нового Полевого устава 1929 года, разработанного в предвидении значительного прогресса в техническом оснащении армии на протяжении первой пятилетки. Некоторые принципиальные положения этой статьи не утратили своего значения и до сего времени.

В предисловии к книге Г. Дельбрюка «История военного искусства в рамках политической истории (Новое время)» М. Н. Тухачевский с марксистско-ленинских позиций глубоко анализирует этот исторический труд. Не умаляя научного значения книги, М. Н. Тухачевский подвергает серьезной критике методологические основы и порочность военной доктрины Дельбрюка.

М. Н. Тухачевский в этой работе вскрывает также ошибочность взглядов по основным вопросам военной теории Свечина и Верховского, находившихся под сильным влиянием буржуазной военной идеологии.

Рукопись «Новые вопросы войны», хранившаяся в архиве и увидевшая свет только в 1962 году, является лишь небольшой частью намеченного автором капитального труда. В нем М. Н. Тухачевский хотел всесторонне исследовать сложную проблему влияния вновь появляющихся средств вооруженной борьбы на изменение прежних оперативно-боевых форм, влияния технических достижений и промышленного роста страны на перспективы развития вооружения и вооруженных сил.

В статье ярко выражено стремление автора смело, с большой перспективой ставить проблемы военно-технического развития Советских Вооруженных Сил и советского военного искусства, что [22] весьма актуально сейчас — в эпоху бурного развития науки, техники и связанного с этим усовершенствования вооружения, военной техники и появления совершенно новых средств борьбы. Не менее актуальным является и настойчивое стремление автора смело порывать с привычными представлениями, укоренившимися на основе прошлого опыта войны, и выдвигать новые теоретические положения, базирующиеся на глубокой подлинно научной оценке технического развития и социальных изменений в нашей стране, объективно толкающих к изменению старых форм военного искусства, организации и обучения войск.

Весьма интересны предисловия советского полководца к русскому переводу книги Дж. Фуллера «Реформация войны» и к книге Морриса «Стратегия». Оба труда посвящены вопросам стратегии и использованию боевой техники в английской армии. Михаил Николаевич с высоких партийных позиций вскрывает империалистическую, человеконенавистническую сущность философии авторов «Реформации войны» и «Стратегии». Что стоят, например, идеи Дж. Фуллера о химической войне против народов колониальных стран!

М. Н. Тухачевский не только разоблачает истинную сущность буржуазной военной науки, он смело вскрывает ее слабость в стратегических и тактических вопросах. Работы Тухачевского ярко показывают, насколько слабы позиции Фуллера, сбрасывающего со счетов человека и отдающего свои симпатии исключительно танкам и авиации, насколько, с другой стороны, консервативен Моррис в своем пренебрежении к боевой технике. Кстати сказать, второй выражал официальную точку зрения генерального штаба Великобритании.

Но и за схоластическими утверждениями Фуллера и за творческой неповоротливостью Морриса советский полководец смог все же увидеть главную цель, преследовавшуюся (да и преследуемую сейчас) буржуазной военной наукой. Эта цель — подготовка войны против СССР. Михаил Николаевич призывал советский народ и его воинов быть начеку.

Рукописи «Боевое искусство» и «О развитии форм управления», хранившиеся в архиве, написаны соответственно в 1934 и 1935 годах на основе Полевого устава 1929 года (ПУ — 29) и последующего опыта обучения войск. Они посвящены важнейшим проблемам практического освоения войсками теории глубокого боя и использования в нем различных родов войск. Помимо вопросов, на которых мы останавливались выше, большой интерес представляют высказывания автора о перестройке боевой подготовки командного состава Красной Армии. Все выдвигаемые вопросы автор рассматривает в процессе исторического развития, видя в этом источник не только правильного осмысливания происшедших изменений, но и верного определения перспективы дальнейшего развития советского военного искусства.

В работе «Характер пограничных операций», написанной в [23] 1934 году, указывается, что

«старые, привычные представления о сосредоточении массовых армий по железным дорогам к границам и о массовом характере пограничных сражений уже не могут соответствовать действительным условиям и средствам войны на сегодняшний день».

Учитывая развитие авиации, танковых и воздушнодесантных войск, М. Н. Тухачевский предвидел большую уязвимость приграничных театров военных действий, возможность срыва мобилизации в пограничной полосе и сосредоточения к границам массовой армии. Из этого он делает вывод, что пограничное сражение будет вестись не главными силами армии, как это было в прежних войнах, а войсками, дислоцированными в пограничной полосе. Он считал старую схему мобилизации и сосредоточения главных сил отжившей и требующей радикальных изменений.

В широком плане написана статья «О новом Полевом уставе РККА» (ПУ — 36). Этот устав официально не был отменен к началу Великой Отечественной войны, хотя считался устаревшим и подлежал замене вновь разработанным проектом устава в 1941 году. В проекте учитывались все крупные изменения, происшедшие в Красной Армии с 1936 года, опыт войны в Испании, столкновений с японцами на Дальнем Востоке, советско-финляндской войны 1939-1940 годов и военных действий капиталистических армий первого периода второй мировой войны.

В этой статье М. Н. Тухачевский обстоятельно разобрал Полевой устав 1936 года, исходя из идеи активного наступательного метода ведения войны — основы теории глубокого боя, которая была официально узаконена и отражена впервые в этом уставе.

Особое внимание в статье было уделено человеку-бойцу, обучению войск высокой мобильности, а командного состава — широкой инициативе и смелости действий. И это не случайно, так как под влиянием бурного развития техники и буржуазных теорий отдельные командиры стали проявлять чуждые нашему духу настроения, а именно — чрезмерное преклонение перед военной техникой. По мнению М. Н. Тухачевского, тут нельзя бросаться из крайности в крайность.

Работы «Новые вопросы войны», «Характер пограничных операций», «О новом Полевом уставе РККА», написанные в 1931-1937 годах, отражают последние взгляды Тухачевского на характер войны, операции и боя. Они представляют большой интерес с точки зрения уяснения наших предвоенных теоретических взглядов по стратегии, оперативному искусству и тактике. Автор в этих работах всесторонне исследовал характер влияния новых средств вооруженной борьбы на способы ведения боевых действий. Основываясь на технических достижениях того времени, он делает вывод, что операции будущего будут носить широкий маневренный характер, возрастут их темпы и размах.

В статье «Военные планы нынешней Германии», напечатанной в 1935 году, Тухачевский подчеркивал особую опасность германского [24] милитаризма. Задолго до начала Великой Отечественной войны он обращал внимание на агрессивность немецкого фашизма и подготовку им войны против СССР.

Даже из талого весьма беглого обзора некоторых трудов М. Н. Тухачевского видно, как много он сделал для развития советской военной науки. Он справедливо считается одним из зачинателей военно-научной работы в нашей армии. Его первый научный труд «Стратегия национальная и классовая» читал В. И. Ленин и своей рукою сделал на нем надпись: «Экз. Ленина». В личной библиотеке В. И. Ленина находилась и другая книга М. Н. Тухачевского — «Война классов».

Перу М. Н. Тухачевского принадлежит более 120 работ по различным вопросам стратегии, оперативного искусства, тактики, воспитания и обучения войск. Михаил Николаевич, основываясь на технических достижениях своего времени, опыте первой мировой и гражданской войн, высказал ряд весьма важных теоретических положений, которые отражают передовые взгляды советской военной теории 20-30-х годов.

Необходимо отметить также большие заслуги М. Н. Тухачевского в руководстве военно-научной работой. Он являлся председателем правления объединенного военно-научного общества Штаба РККА, Главного управления и инспекции РККА, состоял членом Центрального совета ВНО, входил в состав редколлегии журнала «Война и революция», был одним из инициаторов создания, а затем редактором «Советской военной энциклопедии», принимал непосредственное участие в подготовке трехтомного труда «Гражданская война 1918-1921 гг.». По его предложению в 1925 году в составе Штаба РККА было создано управление по исследованию и использованию опыта войны.

Ценность публикуемых трудов Маршала Советского Союза М. Н. Тухачевского несомненна. Они помогут офицерам, генералам и адмиралам полнее использовать богатейший опыт партии по созданию и строительству Советской Армии, по обучению, воспитанию войск, будут способствовать решению задач укрепления обороны нашего Советского государства.

Следует, однако, иметь в виду, что со времени написания военно-теоретических трудов М. Н. Тухачевским прошло уже значительное время. За этот период произошли большие изменения в развитии военного дела как в нашей армии, так и в армиях капиталистических стран. Большое влияние на формы и способы борьбы оказала, как известно, вторая мировая война. Крупные изменения во взглядах на характер будущей войны происходят в настоящее время в связи с появлением новых средств борьбы. Поэтому многие положения, выдвинутые М. Н. Тухачевским в его трудах, естественно, уже устарели. Но вместе с тем в них есть высказывания, особенно по вопросам методики подготовки войск и штабов, по вопросам управления, о влиянии новых средств борьбы на организацию войск и на формы и способы борьбы, не [25] утратившие своего значения и представляющие интерес для военного читателя и в настоящее время.

Военная деятельность Маршала Советского Союза М. Н. Тухачевского в Советских Вооруженных Силах была весьма плодотворной. Он внес крупный вклад в организацию обороны Советского государства, в укрепление могущества армии и флота. Можно без преувеличения сказать, что М. Н. Тухачевский по своей многогранной деятельности является одним из наиболее ярких и прогрессивных руководящих работников нашей армии, много содействовавший развитию советской военной теории и строительству наших Вооруженных Сил. Яркое свидетельство тому — публикуемые труды замечательного советского полководца.

Маршал Советского Союза С.Бирюзов

Доклад, написанный по поручению В. И. Ленина, об использовании военных специалистов и выдвижении коммунистического командного состава (по опыту 5-й армии){7}

Командарм Тухачевский 19 декабря 1919
г. Москва
№ 272-К

Заместителю председателя революционного военного совета
Республики товарищу Склянскому

Доклад

Товарищ Ленин поручил мне разработать те основания, которыми мы руководствовались в 5-й армии при проведении в ней коммунистического командного состава, и подать их в виде доклада на Ваше имя в дополнение к поданному уже ранее, о котором товарищу Ленину было мною упомянуто.

Военные специалисты

У нас принято считать, что генералы и офицеры старой армии являются в полном смысле слова не только специалистами, но и знатоками военного дела. Поэтому стремление создавать Красную Армию на началах регулярных, а не кустарных выставило необходимость использования старых офицеров на ответственных командных постах. Это положение было бы совершенно правильно, если бы старое русское офицерство стояло на высоте своего дела и было бы действительно знатоком этого дела.

На самом деле русский офицерский корпус старой армии никогда не обладал ни тем ни другим качеством. В своей большей части он состоял из лиц, получивших ограниченное военное образование, совершенно забитых и лишенных всякой инициативы.

Военная школа в старой армии была коренным образом реформирована после японской войны, так как в последней офицерство выказало себя совершенно не подготовленным к современной войне. Началась усиленная работа по переводу иностранной (особенно немецкой) военной литературы. Все это, конечно, дало [27] хорошие результаты, но они стали обозначаться лишь к 1908-1910 гг.

Ввиду этого хорошо подготовленный командный состав, знакомый основательно с современной военной наукой и проникнутый духом смелого ведения войны, имеется лишь среди молодого офицерства. Участь последнего такова. Значительная его часть, как наиболее активная, погибла в империалистической войне. Большая часть из оставшихся в живых офицеров, наиболее активная часть, дезертировала после демобилизации и развала царской армии к Каледину, единственному в то время очагу контрреволюции. Этим и объясняется обилие у Деникина хороших начальников. Среди старого офицерства способные начальники являются исключением.

Кроме офицерства, прошедшего курс военного обучения до войны, есть еще значительная часть офицеров, прошедших ускоренный курс во время войны. Подготовка таких офицеров, благодаря краткости курса, далеко не на высоте, и для серьезного знакомства с военным делом им необходима серьезная работа по самообразованию. Сейчас мы видим многих из этих офицеров занимающими очень ответственные посты, и это указывает на то, что возможность командования вовсе не сопряжена с такими трудностями, чтобы они не были достижимы для наших партийных товарищей.

Из среды этого скороспелого офицерства мы имеем больше хороших командиров, чем из среды старых офицеров.

Итак, мы не можем смотреть на общую массу старого офицерства как на знатоков военного дела, а тем более как на хороших командиров. Только в службе генерального штаба, в штабной работе старое офицерство имеет преимущества перед новичками. В первый период создания Красной Армии, когда пролетариат не имел своих специалистов военного дела, офицерство было, конечно, единственно способным занимать командные должности, но теперь обстановка в корне изменилась.

Доктрина Гражданской войны

Для того чтобы понимать характер и формы гражданской войны, необходимо сознавать причины и сущность этой войны. Наше старое офицерство, совершенно незнакомое с основами марксизма, никак не может и не хочет понять классовой борьбы и необходимости и неизбежности диктатуры пролетариата.

Словом, гражданская война, не только у нас, но и в других странах, в силу обстоятельств, сопровождающих вооруженную борьбу классов, неминуемо будет иметь одни и те же характерные особенности в стратегических формах, как-то: громадная ширина фронта, малочисленность армий, условия комплектования, организация обороны и обеспечения флангов и тыла путем использования родственных классов, понижение техники, а также все проистекающие отсюда (известные иногда и генералам) особенности оперативных форм. Все эти особенности предполагаются в сравнении с формами войны национальной или империалистической.

Многие генералы и офицеры честно служат Советской республике, но руководствуются в данном отношении идеей национальной, а не своей солидарностью с рабочим классом. Каждый офицер с удовольствием переименовал бы Красную Армию в «народную» и в полном смысле слова не понимает значения классовой армии. При таком уровне развития офицерства в политическом отношении ему, конечно, трудно понять основы гражданской войны, а как следствие того, и вытекающие из них оперативные формы. В пределах доклада я не могу обстоятельно развить этот вопрос.

В общем, редкость наших боевых порядков, меньшее значение техники в нашей войне (в сравнении с войной массовых армий) значительно облегчили технику командования.

Итак, с одной стороны, гражданская война позволяет легче овладеть технической стороной командования, а с другой — сознательная часть стратегии гражданской войны в полной мере доступна лишь марксистам.

Эти же свойства гражданской войны делают и организационную сторону армии уделом марксистов.

Коммунистический командный состав

Приведенные выше соображения и доказательства указывают, что проведение в армии коммунистического командного состава не встречает серьезных препятствий со стороны знания военного дела.

Наоборот, мы видели, что на офицерский корпус мы не можем рассчитывать, как на отличный командный состав. Мы принуждены создавать свой, коммунистический командный состав, который будет не только энергичным и самодеятельным, не только позволяющим Коммунистической партии надежно проникнуть в массы Красной Армии и обеспечить ее за собой, но это одновременно будет и шагом вперед в отношении осмысленного руководства армией на войне.

Словом, проведение коммунистического командного состава является большим шагом вперед к регулярным формам классовой армии от форм неорганической смеси красноармейцев со [29] старым офицерством, неизбежной неприятной импровизации при лихорадочно-спешном создании армии.

Среди военкомов и младшего комсостава есть много достойных быть командирами на ответственных постах. Надо только дать широкий простор для продвижения и широко назначать военкомов на командные должности, давая некоторым из них краткую теоретическую подготовку. Во всяком случае, все военкомы из бывших офицеров или унтер-офицеров должны быть сразу обращены в командный состав.

Нужно только бросить лозунг о переходе к коммунистическому командному составу (в главной массе), и этот командный состав появится, так как он уже имеется налицо в скрытом виде.

Эта мера создаст легкий путь для перехода к единоначалию, насущнейшей задаче момента.

В 5-й армии уже давно выдвинут этот лозунг, и командный состав в ней весь коммунистический, а боевая действительность доказывает и превосходство его над генералами и старыми офицерами.

Неспособные военспецы, а их большое множество, должны отстраняться. Их места занимают молодые и способные революционные начальники.

Организация военно-учебного дела для этой цели уже излагалась в первом докладе.

Порядок продвижения

Очень часто у нас на ответственные должности назначения делаются не из числа младших, отличившихся начальников, а из числа тыловых работников, старых военспецов. Этот порядок очень тяжел для фронта. Начинают проводиться стратегические и тактические приемы, не соответствующие обстановке, младшие революционные начальники не считают этих начальников авторитетами, и, в общем, дело не клеится.

Необходимо дать широкий простор в продвижении молодому нарождающемуся революционному командному составу, наиболее способному и необходимому для Красной Армии.

В низах много способных начальников. Они всюду имеются. Не надо только бояться давать им быстрое и свободное продвижение вперед, и тогда мы быстро обогатимся блестящими военачальниками в нашей доблестной Красной Армии.

Командарм

Стратегия национальная и классовая{8}

I. Введение

Два мнения. Товарищи, уже заглавие настоящего доклада указывает на те два мнения, которые определенно сложились в нашей армии. Одно мнение это то, что условия ведения гражданской войны вызывают некоторые особенности стратегических форм, которые необходимо обосновать. Другое положение, которое противопоставляется первому, это то, что законы стратегии незыблемы, и потому в нашей гражданской войне мы не имеем ничего нового, что если руководствоваться теми законами, которыми руководствовались раньше, то действия будут совершенно правильны и не поведут «и к каким ошибкам.

Критика нашей войны. Если мы посмотрим с самого начала возникновения гражданской войны на те различные мнения, которые высказывались военными специалистами, то увидим, что эти мнения претерпели несколько фаз в своем развитии.

В первый период деятельности Красной Армии, когда последняя не приняла еще форм крепкой регулярной армии, какие она имеет теперь, многие высказывали мнение, что это не больше, как партизанская война, которая ведется без всякой системы и которой трудно придать какую-нибудь систему. Я помню, как весной прошлого года один из наших видных военных руководителей, старый офицер генерального штаба, говорил про старый офицерский корпус: «Мы не способны вести вашу войну. Мы подготовлены к ведению войны европейской, к вождению массовых армий, но мы не приспособлены к той войне, которая ведется вами, например, на Украине».

Но постепенно наша армия совершенствовалась, постепенно численность ее увеличивалась и ее действия вылились в действия сплошным фронтом. Это внешнее изменение во многих зародило мнение, что будто бы правильное и законное ведение этой войны со сплошным большим фронтом напоминает собой ведение войны массовыми империалистическими армиями. Немедленно было заявлено, [31] что законы стратегии вечны и в войне нашей нет ничего нового{9}.

Новое в гражданской войне. Не отрицая вечных основ стратегии, наоборот, анализируя сущность гражданской войны, мы, руководствуясь этими вечными истинами, хотим указать те новые данные стратегии гражданской войны, которых нам раньше не приходилось учитывать. Оно и не удивительно. Мы впервые столкнулись с гражданской войной в большом масштабе, а потому, вполне понятно, лишь на опыте можем познать и теоретически обосновать те формы, которые явились как следствие борьбы класса с классом, а не государства с государством.

Эти последние имели совершенно определенные между собой границы, а потому заранее могли подготовить план предстоящей войны. С момента объявления мобилизации, доведенные до боевого состава, регулярные части перебрасывались на театр военных действий, где производили стратегическое развертывание. Эта первая часть войны, до столкновения двух армий, разыгрывалась по вполне рассчитанному плану. В гражданской войне мы видим другие условия. Здесь вооруженную борьбу ведут два класса. Эти два класса не разъединены между собой никакими границами. Когда вспыхивает восстание, когда порабощенный класс берет власть в свои руки и начинает создавать свою армию, тогда начинается и гражданская война. Предусмотреть, где будет это восстание, невозможно, и вообще весь ход событий подчиняется импровизации, а не заранее продуманному плану. Есть много и других характерных особенностей при ведении гражданской войны.

Новые главы стратегии. Исследовать эти особенности и является нашей задачей. Старая стратегия не отмерла, не является для нас чем-то ненужным, а просто не имеет еще нескольких необходимых ей глав о гражданской войне. Написать эти главы и является задачей момента.

Причины войны. Война всегда имеет экономические причины. Капиталистические страны ведут войны для приобретения рынков или природных богатств. Гражданская война ведется угнетенным классом против класса эксплуататоров ради прекращения эксплуатации его труда.

Стратегия и политика . В гражданской войне так же, как и в национальной, цель войны определяется политикой. Однако нет оснований считать, что в гражданской войне, в отличие от войны национальной, политике дозволено вмешиваться в способы достижения [32] поставленной стратегии цели. Высказываемые некоторыми положения о праве вмешательства политики в стратегию в гражданской войне надо отвергнуть как ничем не доказанное отклонение от общих оснований. Стратегия, как и всегда, тесно переплетается с политикой, но в этом переплетении нет ничего нового.

Экономическое положение сторон. Гражданская война разрывает государство на два, а иногда и на несколько островов классовой диктатуры. Вполне понятно, что хозяйственный аппарат этого государства, и без того потрясенный революцией, будучи разорван на части, окончательно испортится. Этим обусловливается характерное для гражданских войн понижение военной техники.

II. Война :

1. План войны

План войны национальной. В мирное время о каждом государстве имелись совершенно определенные данные в отношении: а) границ, б) сил и средств, в) театров вероятных столкновений, г) географических, статистических и прочих данных.

На основании этих данных составлялся план войны на всевозможные случаи, на все комбинации. План войны заключал в себе все соображения по созданию армии, по подготовке театра военных действий в инженерном отношении, по мобилизации, по перевозке войск, по избранию решающего направления, по подготовке операционного базиса и по стратегическому развертыванию.

На подготовку всех этих мероприятий приходилось затрачивать многие годы.

План войны гражданской. Гражданская война в наше время и в культурных странах возникает вместе с появлением где-либо диктатуры пролетариата, вместе с пролетарским восстанием. Пролетариат наскоро формирует армию. Вооруженные силы буржуазии начинают с ними гражданскую войну. Если даже пролетариату и удается захватить в свои руки всю страну, то все же контрреволюция не преминет поднять восстание там или тут, наскоро сформирует себе армию, и тогда пролетариат опять принужден вести гражданскую войну.

Вполне понятно, что никто заранее не может предвидеть, где вспыхнет восстание, каково будет соотношение сил и средств двух будущих врагов. Так, мы не могли предвидеть восстания чехословаков{10}. Мы не могли предвидеть, что, восставши в Пензе, они продвинутся в Самару, что они создадут там «учредилку», что они [33] пройдут дальше в Сибирь и поднимут восстание в Челябинске. Мы не могли предвидеть, что эти два контрреволюционных центра впоследствии объединятся и что, наконец, эти учредилочные государства превратятся в колчаковскую империю, которая будет простираться от Великого океана до самой Волги.

Из сказанного ясно, что план войны гражданской не может быть составлен ранее начала этой войны. Все, что в этом отношении может предвидеть диктатура буржуазии или пролетариата, — это то, что для защиты классовых интересов понадобится армия и что армия эта чем будет больше, тем лучше. Можно прибавить к этому, что главные формирования этих армий должны быть сосредоточены там, где находится политический и экономический центр государства, так как в случае войны с враждебным классом эти центры будут снабжать свою армию.

Более подробного плана гражданской войны создать нельзя.

Вот первое, чрезвычайно важное отличие стратегии классовой от стратегии национальной.

К этому мы можем прибавить, что армия восставшего, как революционная, так и контрреволюционная, будет наскоро сколоченная, т. е. будет продуктом импровизации.

Самый план гражданской войны также является импровизацией и в этом отношении имеет сродство с планом операции.

Посмотрим теперь, какие планы возникают у борющихся сторон с начала гражданской войны.

План подавляющего восстание,как более готового к войне, должен быть стремительно наступательным. Главная задача его — оккупировать восставшую область до того, как в ней создастся враждебная армия.

Каков будет при этом характер операции? У восставшего армии, могущей оказать серьезное сопротивление, первое время нет. Поэтому при быстроте действий серьезного, организованного вооруженного сопротивления не будет. В этот период операционная линия будет направлена на жизненный центр восставшей области, а не на живую силу, так как таковой еще нет.

Если время будет упущено и армия восставшего поспеет сорганизоваться, то придется считаться с его армией, а вместе с тем объектом действий подавляющего восстание будет уже не территория, а живая сила противника. Это и будет началом полевой гражданской войны.

План восставшегопервое время будет оборонительным, избегающим крупных столкновений с противником. Вместе с тем должна быть развита до крайности активность мелких отрядов, затрудняющих противнику возможность сосредоточиваться, разведывать и наступать. Главные силы будут расположены на подступах к жизненному центру.

Как только восставший доведет свою армию до мало-мальски реального вида, он немедленно перейдет в решительное наступление. Он должен помнить, что слабейший должен быть наиболее [34] смелым. Он должен помнить, что потеря территории означает и уничтожение армии, долженствующей создаться этой территорией. Даже с началом восстания крайне трудно бывает предусмотреть дальнейший ход событии, настолько изменчива и непостоянна обстановка в период гражданской войны. Крайне трудно предусмотреть те размеры, которые примет война. Крайне трудно рассчитывать средства, потребные для комплектования и снабжения. Все, что можно сказать, — это то, что надо рассчитывать на полное напряжение всех сил и средств своей области — государства и подготовить для этого соответствующий военно-административный аппарат.

2. Подготовка войны

Подготовка войны национальной. Подготовка национальной войны, заключавшаяся в проведении в жизнь плана войны, продолжалась многие годы и даже десятки лет. В общем, война никого не заставала врасплох. Все к ней было готово, все рассчитано: и армия, и флот, и все средства для ведения войны.

Подготовка гражданской войны. Ничего подобного мы не видим в подготовке гражданской войны. Как уже упоминалось, план гражданской войны до ее возникновения может заключать в себе лишь соображения по созданию классовой армии. Инженерной подготовки театра войны заранее быть не может. У восставшего не может быть заранее подготовлена и армия. Подготовка гражданской войны в полном смысле этого слова начинается лишь с возникновения самой войны.

Восставший класс начинает формировать армию. Подавляющий восстание постарается придать своей армии свой классовый характер.

Восставший класс в первый период создания армии прибегнет к системе вербовка добровольцев. Постепенно, укрепив свой аппарат диктатуры, он объявляет обязательную воинскую повинность для своего класса. Вся система его борьбы примет формы вооруженного класса.

Высказанное здесь положение больше всего относится к восставшему пролетариату. Восставшая контрреволюция, т. е. буржуазия, обычно сразу провозглашает идею народной армии, называя всю систему вооруженный народ. После вербовки добровольцев буржуазия обычно переходит к всеобщей воинской повинности.

Пролетариат, окончательно закрепив свою диктатуру, также начинает привлекать к военной службе враждебные ему элементы, заставляя их служить в своих интересах. Так, у нас привлечены к отбыванию воинской повинности кулаки на тыловые должности. Кроме того, с самого начала формирования армии, пролетариат привлекает на службу военных специалистов старой армии, сперва путем вербовки добровольцев, а затем и по обязательной повинности. [35]

Перед восставшим встает тяжелая задача формирования новой армии, подготовки комплектования для нее и снабжения. Эта задача чрезвычайно тяжела, а с ходом войны она все осложняется, требуется производить все новые формирования, требуется все больший и больший масштаб комплектования и снабжения.

Политическая обработка и агитация . Буржуазия не может позволить своей «народной армии» участвовать в политической жизни буржуазного государства. Наоборот, пролетариат в период своей диктатуры, удушая буржуазию и привлекая к политическому участию в этой работе свою классовую армию как главное орудие этого удушения, тем самым усиливает и само орудие.

В классовой пролетарской армии ведется усиленная политическая работа и агитация. Эта работа имеет чрезвычайное значение в боевой деятельности войск. Вопрос этот по своей обширности требует специального исследования.

3. Начало войны

Начало национальной войны. С перерывом дипломатических сношений начиналась национальная война. Примерно с этого момента объявлялась мобилизация, имевшиеся в мирное время кадры пополнялись до боевого состава, войска перебрасывались в намеченную полосу для стратегического развертывания. Все это происходило по строго рассчитанному плану. Уже через несколько дней после объявления войны происходили первые столкновения двух вполне готовых, вооруженных по последнему слову техники армий и начиналась первая операция{11}.

Начало гражданской войны. Гражданская война начинается далеко не так гладко. Восставший еще только начинает создавать свою армию. Подавляющий восстание, если он и имеет армию, то все же не готов к началу военных действий. Восстание для него неожиданно. Перевозка армии у него не рассчитана, и вполне может случиться, что самое географическое место восстания чрезвычайно затруднит эту перевозку. Стратегическое развертывание армии в инженерном отношении не подготовлено. Развертывание армии может подвергнуться налетам партизан и летучих отрядов восставшего.

Рассмотрим подробнее первый период гражданской войны у восставшего.

Жизненные центры. Восстание обычно имеет место в каком-либо крупном центре производства или политической власти. Этот центр быстро становится душой общего восстания. На него налипают восстания соседних центров, и таким путем восстание охватывает целую область.

Уже самое восстание совершается вооруженной силой. Как [36] только власть захвачена, эта вооруженная сила начинает формироваться в регулярную армию. Эта работа по созданию армии, хотя бы и проводимая по хорошо продуманному плану, встречает большие трудности. Приходится подавлять внутренних врагов, еще не подчиняющихся диктатуре восставшего класса, приходится отражать нападение отдельных частей подавляющего восстание. На это дело приходится раздергивать формирующиеся части. Это характерное для восставшего раздергивание армии чрезвычайно тормозит дело ее формирования и ставит чрезвычайно трудные задачи перед военным командованием. Если мы посмотрим на первый период создания Красной Армии, то увидим, что это раздергивание имело громадные размеры.

Кроме формируемой армии на границе восставшей области действуют с той и с другой стороны самочинно возникшие, не объединенные управлением, но объединенные общей идеей мелкие отрядики, которые имеют между собой непрерывные столкновения. Эта линия войск возникает стихийно на почве классовой борьбы. В дальнейшем мы будем называть ее линией войск местного сопротивления.

Эта линия образует как бы живую границу вновь образовавшегося государства и служит отправной данной для расчетов по стратегическому развертыванию.

В первое время между создающейся армией и «жизненным центром» имеется неразрывная спайка. Армия, создавшаяся из недр этого жизненного центра, получает от него и снабжение и пополнение. Она базируется на свой жизненный центр. Поэтому блокада восставшего центра в первый период войны не может дать решающих результатов.

Мертвящие центры. Кроме «жизненных центров» в гражданской войне имеют место еще и «мертвящие центры». Таковыми будут, например, для пролетариата области, населенные богатыми, мелкобуржуазными элементами. Донская область даже в то время, когда входила в состав нашей Федеративной Республики, все же была для нас «мертвящим центром». На такие центры противоположным классам не только нельзя опираться, но еще надобно выставлять и вооруженную силу для удержания их в повиновении. При наступлении, если встречается область с такой неблагоприятной классовой группировкой, приходится не только преодолевать сопротивление армии противника, но еще и сопротивление враждебной среды.

Стратегическое развертывание. Как только обозначится линия войск местного сопротивления, так появится возможность наметить где-либо за ее прикрытием зону для стратегического развертывания (операционный базис). Этот район наспех закрепляется за собой, и подавляющий восстание начинает перебрасывать в него свои войска.

Восставший развертывает свою армию на главных подступах к своему жизненному центру. [37]

4. Ведение войны

Развитие и разрастание. Гражданская война, начинаясь обычно в небольших размерах, быстро разрастается до размеров большой ожесточенной войны.

Это обстоятельство требует постоянного увеличения численности армии, а вместе с тем и аппаратов, ее обслуживающих. Таким образом, план войны расширяется и развивается. Такое же явление мы видели во многих войнах, особенно в последней империалистической.

Комплектование. Армии национальных войн комплектуются своими государствами из числа граждан этого государства.

Комплектование классовых армий в гражданской войне значительно разнообразнее.

Армии пополняются:

а) мобилизованными в центре,

б) мобилизованными родственными классами в завоеванных областях и

в) родственными классовыми элементами из числа военнопленных.

Только общность классовых интересов дает такие необычайно богатые возможности комплектования армии в гражданской войне. Это — характерная особенность, отличающая войну гражданскую от национальной.

Коммуникации. На обеспечение и обслуживание коммуникаций приходится тратить громадное количество войск. Многие великие походы рушились из-за невозможности справиться с этими затруднениями.

Способы обеспечения коммуникаций можно подразделить на следующие виды:

А) Оперативные, а) Активный, т. е. сосредоточение к полю сражения всех войск, обеспечивающих коммуникацию. По одержании победы охрана коммуникации восстанавливается (Суворов). Такое обеспечение чрезвычайно выгодно, но действует лишь при неглубоких тылах.

б) Пассивные: выставление заслонов, закладка крепостей и вооруженных лагерей и проч. Перенесение коммуникации на другую базу.

в) Органические. Легче всего обеспечить коммуникацию тогда, когда она коротка. Поэтому лучше всего обеспечивать коммуникацию путем ее сокращения. Это достигается следующими способами.

а) Колонизация. В национальных войнах сокращения коммуникаций можно было достигнуть путем колонизации завоеванных областей. Под колонизацией подразумевается такая обработка завоеванных областей, которая позволила бы использовать эти области не только для снабжения, но и для пополнения армии. Эта задача требует затраты очень долгого времени. Александр Македонский блестяще проводил в жизнь этот принцип, и его тыл был [38] всегда прочен, а армия по мере наступления не только не уменьшалась, но даже увеличивалась.

б) Проведение классовой диктатуры. Гражданская война позволяет гораздо легче справиться с той же задачей. То обстоятельство, что классы перемешаны, позволяет и тому и другому воюющему классу быстро проводить свою диктатуру в завоеванных областях. При этих условиях в последних очень легко организовать как производство, так и мобилизацию. На эту работу не только не нужно затрачивать целые годы, как это необходимо при колонизации, но даже не приходится тратить и месяцев. При заранее подготовленных аппаратах классового управления и военно-административных органах на это дело придется затратить лишь недели. Эта особенность гражданской войны дает широкие возможности для творчества военному гению.

Справедливость этого положения подтверждает действительность в настоящей войне.

Отношение числа к пространству. Приведенные выше соображения относительно организации тылов в гражданской войне показывают, до какой степени облегчен вопрос отношения числа к пространству в этой войне. В национальных войнах для завоевания громадных пространств требовались и громадные силы, так как главная масса их уходила на обеспечение тылов. Пример этому мы видим в походе Наполеона в 1812 г. Малейшая ошибка в расчете вела за собой крушение этих великих походов. Для того чтобы с небольшими силами завоевать большие пространства, необходимо было терять многие годы на колонизацию постепенно занимаемых областей. Пример такой систематической обработки тылов при большой потере времени мы видим в походе Александра Македонского в Азию.

Наша гражданская война в десять раз облегчает эту задачу. Мы действительно небольшими армиями можем завоевать колоссальные пространства, и притом имея тыл всегда обеспеченным. Это достигается с нашей стороны быстрым укреплением в занятых областях власти рабочих и крестьян. Военно-административные органы создают из родственных классов местные формирования и таким образом быстро обеспечивают за нами занятые области.

Этот вопрос организации местной власти и формирований должен быть точно предусмотрен и рассчитан наступательным планом операции или кампании. Только при этих условиях указанные выше преимущества остаются за нами.

Значительно ухудшается дело в том случае, если в тылах у нас остаются «мертвящие» для нас центры. Они требуют большого расхода войск для удержания этих центров в повиновении. Таких тылов надо избегать. Главная причина краха нашей кампании на Южном фронте весной этого года заключалась в том, что главные силы фронта были двинуты не там, где мы имели бы советские, жизненные тылы в Донецком бассейне, а там, где мы имели «мертвящие» [39] тылы, требовавшие выделения больших гарнизонов Дли удержания за собой обширных Донских степей. Вопрос отношения числа к пространству не был учтен, и армии наши были разбиты{12}.

III. Операции

1. Ширина фронта

В национальных войнах. В национальной войне ширина фронта зависела от количества действовавших войск. Полевая армия совершенно не заботилась о том, чтобы прикрывать собой все пространство границы между государствами. Она сосредоточивалась на решающем направлении и считала, что лучше всего обеспечить свою границу уничтожением армии противника. Растяжение армии кордоном вдоль границы было бы просто актом безграмотности.

Словом, ширина фронта армии в войнах национальных определялась: числом войск и предельной тактической их плотностью в условиях современного боя, т. е. если бы корпус занимал по фронту 5 верст, а корпусов в армии было бы 10, то общий фронт армии равнялся бы приблизительно 50 верстам. Фронт мог несколько расшириться в интересах обеспечения тылов, но граница государства, как таковая, в расчет не принималась.

В гражданских войнах. В гражданской войне мы видим иное явление. Здесь сплошной фронт, отделяющий в виде границы диктатуру одного класса от диктатуры другого класса, имеет особенное, самостоятельное значение. Действительно, в период гражданской войны даже там, где проведена диктатура одного из классов, борьба классов продолжается непрерывно. Если она и не принимает обостренных форм, то все же существует, и достаточно небольшой искры, чтобы пламя восстания охватило ту или другую область. По общему правилу, восставшие начинают немедленно формировать армию, которая в случае помощи со стороны противника одним только оружием может превратиться в серьезную боевую силу.

Таким образом, территория в гражданской войне приобретает исключительное значение. Захват ее хотя бы только летучими отрядами противника не только не безразличен, но при случае может повлечь и катастрофические последствия. Поэтому в гражданской войне армии обеих сторон должны прикрыть, отделить друг от друга всю свою территорию. Это чрезвычайно растягивает наши фронты. С этим надобно считаться как с фактом, вызываемым действительными условиями войны. Таким образом, в нашей войне ширину фронта обусловливают не численность войск и их тактическая плотность, а особенности в условиях комплектования и создания классовых армий. [40]

Тактическая плотность. Из предыдущего ясно, что в гражданской войне тактическая плотность войск, т. е. ширина фронта частей, зависит не от условий современного оружия и боя, а главным образом от общей ширины фронта и от числа занимающих его частей. Это положение ясно доказывает, что наступление широким фронтом, при котором части имеют нормальную ширину боевого порядка, является противоречащим основам стратегии как наступление кордоном. Необходимо, кордонно обеспечивая на неважных направлениях свою территорию, создавать массовые группировки на решающем направлении, чтобы придать частям нормальную боевую плотность и разгромить кордон противника в этом направлении.

2. Соотношение сил

В гражданской войне, благодаря ширине фронта ее армий и общей разрухе путей сообщения, принцип частной победы играет еще более решающую роль, чем в войнах национальных или империалистических.

В самом деле, если в решающем месте и в решительный момент и притом неожиданно для противника мы сосредоточим значительное над ним превосходство сил, то ему не удастся вовремя уравнять силы, ввиду указанных выше причин (ширина фронта и разруха транспорта).

В прошедшей империалистической войне тактическая плотность войск обычно была на решительных направлениях предельной при характере современного огня. В нашей гражданской войне тактическая плотность крайне мала и может быть уплотнена в несколько десятков раз. Поэтому для использования превосходства сил мы не принуждены, как это было в прошлой войне, производить атаки широкими фронтами. Наоборот, имея полную возможность создать дробящий молот на небольшом сравнительно участке, на решающем направлении, атака на широком фронте будет не больше, как разброска сил, влекущая за собой вечные неудачи. Итак, мы можем достигать на отдельных участках фронта подавляющее превосходство сил, а это, в связи с невозможностью для противника вовремя уравнять силы, принесет ему неминуемое поражение.

Рассмотрим далее, как будет развиваться поражение противника, нанесенное таким массированием войск на решающем направлении.

Время, потребное противнику на перегруппировку, очень велико. Темп развития операций в нашей войне (о чем будет говориться дальше) отличается необычайной скоростью. Из этого видно, что мы сохраним за собой превосходство над противником и на громадном протяжении преследования.

Кроме этого преимущества есть еще и то, что наступающий мобилизует в занятых областях родственные ему классы. Разбитые же армии в гражданской войне отличаются тем, что уроженцы теряемых [41] областей дезертируют и остаются в своих родных местах. Таким образом, по мере наступления наступающий непрерывно усиливается, а отступающий непрерывно ослабляется. Это также одно из характерных явлений гражданской войны.

В войнах национальных отступающий, отходя на свои сообщения, легко получает подкрепления, а наступающий непрерывно ослабляется на обеспечение тылов. В нашей войне наступление по «мертвящим» для нас центрам напоминает эти условия национальной войны. Сгладить их можно лишь систематической колонизацией покоряемых областей с большой потерей времени.

Превосходства сил можно достигнуть не только перебросками и перегруппировками, но и концентрическим наступлением, если до пункта сосредоточения противник не окажет серьезного сопротивления.

Организацией в тылу противника восстаний и партизанских действий мы также можем создать благоприятное соотношение сил.

В нашей войне мы непрерывно грешим в смысле нарушения изложенных принципов. Наши наступления мы ведем на широких фронтах бесконечными, слабыми кордонами. Мы почти не практикуем перебросок и перегруппировок, мы не создаем дробящих кулаков, и потому наша борьба на фронтах надоедливо выливается в какой-то танцкласс.

Для достижения успеха в нашей войне, как никогда, надо быть смелым, быстрым; как никогда, надо уметь маневрировать, а для того чтобы овладеть сознательно этими качествами, необходимо изучать военное дело всех времен и народов, необходимо уметь произвести научно-критический анализ условий ведения нашей войны.

3. Оборона и наступление

Гражданская война по самому своему существу требует решительных, смелых наступательных действий. Революционная энергия и смелость доминируют над всем остальным.

Оборона в гражданской войне совершенно не носит того характера, какой имела она в войнах национальных или империалистических.

В этих последних к обороне прибегала слабейшая сторона, чтобы создать ударный кулак, решающий участь сражения, сэкономив для этого силы на участках пассивной обороны. Итак, идея оборонительного сражения несла в себе прежде всего маневр.

Каково было реальное значение пассивной обороны на некоторых участках для собирания маневренного резерва? В полевой войне ширину фронта корпуса устав определял в 5-6 верст (корпус в 40 тыс. штыков). Тот же самый участок пассивно оборонять с. успехом могли 5 — б тыс. штыков. Следовательно, перейдя к обороне на некоторых участках, на каждых 5-6 верстах мы получили [42] экономию 34-35 тыс. штыков. Таким образом, сами цифры показывают, как велико было значение участковой обороны.

Каковы же оборонительные возможности в нашей гражданской войне? Мы уже упоминали, что фронты наших армий чрезвычайно растянуты. Точно так же чрезмерно растянуты по фронту и отдельные боевые единицы. На Восточном фронте нормальной шириной боевого порядка дивизии в 8 тыс. штыков будет 45-60 верст. Это дает 135-180 штыков на одну версту. Возможно ли при такой редкости стрелковой линии организовать огневую фронтальную оборону? Разумеется нет.

В старой войне даже сторожевое охранение имело большую плотность и тем не менее никто не рассчитывал на обороноспособность этой линии. Есть ли у нас данные полагать, что наши нынешние войска умеют упорнее обороняться, чем старые? Конечно нет. Наши войска умеют хорошо наступать, они имеют неудержимый порыв вперед при наступлении, но к упорной пассивной обороне они не привыкли, а при указанной выше стрелковой плотности они и вовсе не смогут обороняться.

Казалось бы, этот вопрос ясен сам собою и говорить о нем много нечего. Но дело в том, что у нас есть взгляд, что если подготовить хорошо укрепленные позиции, то каши войска будут упорно их оборонять и, во всяком случае, они окажут сопротивление большее, чем без этих позиций. Это самое несчастное заблуждение. Для того чтобы оборонять подготовленные позиции, войскам пришлось бы занимать более узкий фронт, т. е. отказаться от маневра, и на узком фронте загнать все свои войска в окопы. Конечно, это не больше как дикий абсурд, и потому наши благоразумные войска никогда не останавливаются в заранее подготовленных для них укреплениях, за что, правда, весьма часто порицаются. В чем же может заключаться оборона в нашей войне?

Исходя из того же положения, что было принято и в национальных войнах, т. е. что оборона без маневра невозможна, мы постараемся найти те формы, которые позволяют слабейшему или отступающему собирать в решающих пунктах маневренные кулаки, чтобы ими наносить поражение противнику. Оборона в национальной войне предполагает, что участковая пассивная оборона является лишь выигрышем времени. Не имея возможности выиграть время обороной, мы его выиграем отходом слабых заслонов на не важных направлениях. Одновременно, быстро оторвав от противника главные силы, мы их сосредоточим на решающем направлении и перейдем в стремительное наступление, дабы нанести противнику решительный удар. Итак, наша оборона неразрывно связана с отступлением, заранее обдуманным и рассчитанным. Пассивная оборона, хотя бы на главных направлениях отдельными участками, бесполезна, так как противник наступает широким фронтом. Означает ли это положение отрицание инженерной подготовки тыла? Отнюдь нет. Но эта подготовка должна принять новые формы. Что может обеспечить быстроту и своевременность [43] маневра? Хорошие дороги, а главное — связь. Итак, инженерная подготовка состоит в постройке широкой телеграфно-телефонной сети и исправлении дорог в тылу армии. Рыть укрепления имеет смысл только там, где можно рассчитывать иметь на версту не менее 500 штыков (по старым понятиям 1000 штыков), и, кроме того, еще необходимы участковые резервы. Вот руководящие данные для обороны в нашей войне.

4. Марш-маневр

В войнах массовых армий главные затруднения в организации и совершенствовании марш-маневра заключались в нагромождении больших войсковых масс на небольших участках местности. Это нагромождение приводило к движению глубокими походными колоннами и ко всем затруднениям, сопровождающим это движение.

В нашей войне, как о том не раз упоминалось выше, мы сталкивались как раз с обратным явлением: небольшой численности войска растягиваются на очень большом протяжении фронта. Благодаря этому отпадают все затруднения, связанные с глубиной походных колонн при совершении марш-маневра, зато выступают затруднения, происходящие от ширины фронта частей.

Мы уже упоминали, что фронт дивизии зачастую равен 45-60 верстам (иногда растягивается до 100 верст). При такой ширине боевого порядка дивизии она будет иметь столько дорог, что не только бригады, но и полки имеют каждый свою дорогу. Иногда даже и батальоны имеют отдельные дороги.

Из сказанного явствует, что походный порядок дивизии почти одинаков с ее боевым порядком. На переход из одного в другой нужно каких-нибудь 15 минут. Если бы в нашей войне части двигались в глубоких колоннах, то прежде, чем они успели бы развернуться, противник окружил бы и уничтожил их. Малая глубина походных колонн позволяет нашим войскам крайне легко и быстро передвигаться на большие расстояния. Наши дивизии зачастую делают переходы в 45-60 верст в сутки. Надобность в дневках почти отпадает. Для больших передвижений можно руководствоваться нижеследующей нормой, выведенной из опыта: 200 верст в неделю. При такой скорости войска не переутомляются и остаются вполне боеспособными.

Зато со стороны связи широкий фронт частей крайне неблагоприятен. Быстрота движения еще усугубляет трудности дела связи при исполнении марш-маневра.

В массовых армиях передовой авангард имел громадное значение. Он обеспечивал развертывание глубоких колонн в боевой порядок.

В нашей войне подобие походного порядка войск их боевому порядку в значительной степени умалило значение передового авангарда. Очень часто их заменяет конная и пешая разведка. [44] Зато большая ширина фронта частей и трудность быстро сгруппироваться к тому или другому флангу в значительной мере усилили значение боковых авангардов, обеспечивающих такую перегруппировку.

Фронт наших частей настолько широк, а самые боевые единицы настолько малочисленны, что очень часто бывает возможно перевозить пехоту на подводах. Обывательских средств для этого хватает, и скорость движения, особенно зимой, чрезвычайно увеличивается. Однако рассчитывать на это нужно очень осторожно, так как противник, отступая, очень часто уводит с собой большую часть обывательских подвод.

Мы уже упоминали, что перемена направления в нашей войне встречает серьезные затруднения, благодаря ширине фронта частей. Приняв фронт дивизии в 45-60 верст, мы увидим, что наружный фланг дивизии, при перемене ею направления на 90 градусов, опишет дугу от 60 до 80 верст (приняв за ось вращения внутренний фланг). Следовательно, даже учитывая скорость марша наших частей, все-таки на перемену направления дивизией уйдут в лучшем случае сутки, а нормально двое суток.

5. Организация транспорта

В первый период нашей войны войска наши вели эшелонную войну. Они действовали только вдоль железных дорог, так как не имели транспорта и средств связи. Но постепенно они научились пользоваться обывательским транспортом, обзавелись средствами полевой связи, а вместе с тем появилась и возможность свободно и легко маневрировать. Однако указанная выше способность эксплуатировать обывательский транспорт еще не приняла организованных форм. Рассмотрим подробно этот вопрос.

Вследствие крайней разреженности боевых и походных порядков в нашей армии за редкими исключениями на всех фронтах войска могут снабжаться продовольствием за счет местных средств. Эта же редкая тактическая плотность имеет другое следствие в смысле снабжения, а именно: бой не носит столь напряженного характера, как это было в боях массовых армий, а это в свою очередь значительно уменьшает расход огнеприпасов.

Исходя из этих соображений и руководствуясь практикой, мы заключаем, что войскам необходимо подвозить лишь артснабжение, инжснабжение, вещевое довольствие и колониальные товары. Если подсчитать, по данным снабжения, все эти виды подвозимых, припасов и считая, что одна обывательская подвода поднимает 10 пудов груза, мы увидим, что для подвоза всех этих необходимых припасов на дивизию в сутки потребуется 45-50 подвод (дивизия в 8 тыс. штыков, 16 тыс. ртов).

Наша армия не имеет постоянного войскового транспорта. Поэтому до создания такового ей приходится эксплуатировать живой [45] транспорт обывательских подвод при посредстве этапно-транспортной части.

На Восточном фронте, между Волгой и Уралом, если очертить круг радиусом в 10 верст, в среднем получается, что жители этого круга, соблюдая очередь, могут выставлять ежедневно 150-200 подвод (по данным опыта этапно-транспортной части 5-й армии). Если даже из осторожности и убавить это число вдвое, то получится около 100 подвод ежедневно.

Вероятно, такое число подвод обеспечено и на всех фронтах. При таком количестве местного транспорта хорошо организованная этапно-транспортная часть может создать мощный транспорт, более чем достаточный для питания наших дивизий.

Этапы располагаются через 20 верст каждый. Пять этапов объединяются командиром этапного батальона.

Каждый комендант этапа должен взять в своем районе на учет весь обывательский транспорт и разделить его на три очереди. Очередной обоз (взвод) должен быть всегда наготове. Грузы передаются от одного этапа до другого, где и перегружаются. В штат этапа (этапной роты) должен входить командный состав для этих очередных взводов обывательского транспорта.

Эксплуатация обывательского транспорта должна вестись по железной системе, и комендант этапа должен быть железным начальником в своем районе.

При движении вперед транспорт будет служить делу снабжения, возвращаясь назад, — делу эвакуации.

Учитывая суточную потребность дивизии в 45 подвод и число подвод, ежедневно выставляемых этапом, в 100, мы увидим, что одна этапная линия может обслужить две дивизии. В случае недостатка местного транспорта или необходимости в большом количестве снабжения, необходимо увеличить число этапных дорог.

Такая организация транспорта, пока наши армии не велики и занимают широкие фронты, развязывает нам руки. Это обстоятельство даже выгодно для нас.

Мы можем высказать парадоксальное на первый взгляд положение: живой обывательский транспорт не ограничен по длине, а следовательно, дивизии в нашей войне не зависят от железных дорог,

6. Темп развития операций

Мы уже упоминали раньше о том, что операции в нашу войну развиваются стремительно. Операции массовых армий развивались значительно медленнее, во-первых, благодаря нагромождению большого числа войск на небольших участках и, во-вторых, благодаря тому, что тыловые учреждения этих армий требуют значительно больших подготовительных работ.

После каждой операции производились остановки, чтобы организовать тылы. Кроме того, самые войска имели значительно большее [46] количество технических средств и, будучи лучше подготовлены, вели бои с большим упорством и с большей затяжкой. В настоящее время организовать тылы очень легко. Наиболее тяжелые виды снаряжения, как-то: продовольствие и фураж — войска находят на местах. Все это приводит к чрезвычайно быстрому развитию операций и к тому, что одна операция почти непрерывно следует за другой.

7. Оперативные формы наступления. Стратегические резервы

Концентрическое наступление. Этим видом наступления у нас принято злоупотреблять до крайности. Правда, концентрическое наступление может в конце концов привести к громадному превосходству сил над противником в пункте сосредоточения наступающих армий, но для этого необходимо еще достигнуть этого пункта. Следовательно, такое наступление можно лишь тогда предпринять, когда противник не в состоянии помешать достижению пункта необходимого сосредоточения сил. Или если это достижение не обеспечено без боев, но тем не менее предпринимается, то на всем фронте наступления тактическая плотность войск должна быть предельной.

Этой весной на Южном фронте наши армии наступали концентрически, но тактическую плотность имели минимальную. Выходило, как будто пункт сосредоточения назначался армиям в тылу у противника. Деникин весьма легко разорвал всю эту сложную мудрость.

Концентрическая форма наступления дает большие выгоды, но требуется большое искусство для правильного ее использования.

Обход. Чрезвычайная быстрота марш-маневра в нашей войне делает обход одним из самых решительных средств победы. Но для успеха обход должен быть действительно стремительным. Медлительные обходы легко могут быть обнаружены противником и разгромлены быстро сосредоточенными против них силами. Это совершенно ясно, но тем не менее на решительные и смелые обходы, как это ни странно и ни печально, очень многие из наших начальников не решаются, а если и решатся, то совершают самые опасные обходы, т. е. осторожные, медленные.

Прорыв. Ввиду растянутости боевых порядков в нашей войне, стратегический прорыв этих кордонов очень легко осуществить. Тем не менее, к этой стратегической форме у нас прибегают реже всего, так как у большинства начальников опасения за свои фланги стоят выше всех остальных соображений. Если мы вспомним соотношение сил в гражданской войне, то значение прорыва станет особенно ясным.

Стратегические резервы. Стратегические резервы, польза употребления которых всегда была сомнительна, в нашей войне и вовсе неприменимы. Как уже упоминалось, фронты армий громадны. Пути сообщения в полной разрухе. Вместе с тем операции развиваются [47] со стремительной быстротой. Все это делает употребление стратегических резервов с целью нанесения противнику удара в решительный момент совершенно излишним и вредным самоослаблением{13}.

Переброски с одного фронта на другой, а также и вдоль всего фронта, конечно, должны иметь самое широкое применение.

8. Управление

Слабость наших боевых порядков, а потому необходимость действий всех частей самым точным и однообразным способом, наконец, отсутствие определенной военной доктрины — все это заставляет в нашей войне чаще пользоваться приказами, чем директивами. Часто приходится приказы развивать инструкциями.

Особенностью нашей гражданской войны является то, что штабы армий представляют собой крайне грузные аппараты. Сверх полевой работы они производят формирование, подготовку пополнений, многие виды военных заготовок и проч. Эти условия делают штармы настолько грузными, что они могут передвигаться только по железным дорогам. При этом в период переезда штаб на долгое время теряет способность работать. Поэтому командармы очень часто вынуждены выезжать вперед с несколькими ответственными оперативными работниками, составляющими их полевой штаб, в то место, где они могут преодолеть трудности связи.

Это же явление мы часто замечаем даже в штадивах и штабригах. Оно объясняется тем, что наше наступление бывает иногда так быстро, что обозы не поспевают за войсками, а потому начальники с легким штабом выезжают вперед.

9. Преследование

В национальной войне. В национальной войне тактическое преследование давало большие результаты, чем стратегическое. Сбитые и отступающие войска на поле или за полем сражения принуждены были свертываться в походные колонны. Ввиду того что колонны эти были глубоки, времени на их свертывание уходило очень много. Преследующий, настигая эти скопления отступающего, частью рассеивал их, частью брал в плен.

Преследование стратегическое не могло давать таких результатов. Главные массы отступающего, выделив небольшие арьергарды, могущие создать оборонительную линию, выигрывали на этой обороне арьергардов достаточно времени для того, чтобы вывести [48] из-под удара противника свои разбитые силы. Эти силы, отойдя в тыл и приведя себя в порядок, могли вновь с успехом вступить в единоборство с противником.

В гражданской войне. В нашей войне значение преследования приняло обратные формы. Выход из боя для отступающего противника и переход его в походный порядок чрезвычайно для него легок, благодаря небольшой глубине колонн. Поэтому преследующий мало чем может поживиться в тактическом преследовании на поле сражения.

Зато стратегическое преследование, проведенное энергично и стремительно, дает обильную жатву. Разбитые и отступающие войска не могут прикрыться и выиграть время арьергардами, так как оборона не может быть осуществима не только арьергардами или авангардами, но и главными силами, как о том упоминалось выше. Наконец, главные силы и без того невелики и разбросаны на таких широких пространствах, что совершенно не представляется возможным выделить необходимые арьергарды. Сами главные силы слабее тех арьергардов, которые здесь были бы нужны.

Таким образом, главные силы в продолжение всего отступления находятся под непрерывными и непосредственными ударами стратегически преследующего неприятеля. Под этими ударами противник быстро разваливается. Единственно, чем может спастись отступающий, это оторваться от противника, делая стремительные переходы.

Выше уже упоминалось, что характерной особенностью штабов в нашу войну является их неспособность к частым перемещениям. Стратегическое преследование, заставляя эти штабы перемещаться с места на место, вконец разрушает всю организационную и созидательную работу в армии. Это обстоятельство, в связи с непрерывным поражением отступающей армии, может превратиться в полную катастрофу для последней.

Эти соображения подтверждаются тем необычайно малым количеством добычи, захватываемой в упорных боях даже и у разбитого противника. Зато разбитый противник, непрерывно преследуемый нашими войсками на большом протяжении, оставляет нам в конце концов массу пленных и массу военного имущества.

10. Разведка

Войсковая разведка. Недостаток в наших армиях конницы сильно затрудняет использование ее для целей стратегической разведки. В этом случае на помощь коннице приходит пехота на обывательских подводах. Службу разъездов несут конные ординарцы или разведчики, а службу разведывательных эскадронов несут разведывательные батальоны на подводах. Блестящий пример организации такой стратегической разведки имеется в опыте 5-й армии. [49]

В ноябре этого года необходимо было получить точные сведения о формировании Дутова в Кокчетавском районе. Кавалерия не могла быть использована для этого, так как участвовала в преследовании противника. Стратегическая разведка пехоты на подводах дала точные и обстоятельные сведения о наличных силах и формированиях в этом районе атамана Дутова.

Большую часть сведений о противнике мы получаем из боевых столкновений.

Воздушная разведка играет ничтожную роль, благодаря общей слабости нашей техники.

Статистика. Театры военных действий в нашей гражданской войне по большей части не были раньше исследованы в военном отношении. Карты отличаются неполнотой и устарелостью. Это заставляет наши штармы усиленно заниматься сбором статистических данных. Для этой цели в 5-й армии при оперативном отделе учреждено статистическое отделение.

11. Партизанство

Теперь последний вопрос — партизанство. В нашей войне замечается совершенно неправильное отношение к вопросу о партизанстве. На опыте Южного фронта, или, лучше сказать, Украинского, мы видели, как партизанство самым разлагающим образом действовало на нашу регулярную Красную Армию.

Многие напуганные этим и на Восточном фронте, в Сибири, где имеет место массовое партизанство, также боялись вредного его влияния. Однако, как мы видим, это партизанство не только не разлагает нашей армии, но, наоборот, служит ей отличным источником пополнения и даже помогает ей в ведении операций.

В чем же здесь дело?

Понять этот вопрос будет легко, если мы подразделим партизанство на две категории: партизанство национальное и партизанство классовое.

Эти определения сразу объясняют все происшедшее. Украинское партизанство мелкобуржуазного характера и анархистского оттенка, хотя бы и направленное против Деникина, тем не менее ни в коем случае не могло идти рука об руку с нашей классовой армией чисто классового характера и духа. Такое партизанство, если оно не будет пресечено в корне, неминуемо гибельно отзовется на нашей армии.

В Сибири партизанство возникло среди крестьян, чаша терпения которых переполнилась, которые восстали против эксплуататоров, которые сами у себя организовали Советскую власть, которые душой и телом стремились воссоединиться с рабоче-крестьянской Россией. Это движение было движением полной солидарности сибирского крестьянства с рабочим классом. Такое партизанство могло быть нам только полезным, и мы не ошиблись, широко поддерживая его.

Статистика в гражданской войне{14}

1. Общие положения

Военная статистика, изучающая силы, средства и положение государств в целях войны национальной и гражданской, не одинакова. В дальнейшем рассмотрении содержания военной статистики мы укажем подробно как на фактическое изменение характера сил, объема средств и положения государств в гражданской войне, так и на причину происхождения этих изменений в войне гражданской, в отличие от войн империалистических и проч. Вышесказанное вовсе не означает, что в гражданской войне статистика изменяет метод своего исследования. Отнюдь нет. Но изменившийся характер вооруженной борьбы, изменившиеся условия питания и ведения этой войны неминуемо выдвигают на первый план такие объекты исследования военной статистики, которые в прежних, национальных, войнах или совсем не играли никакой роли, или играли самую незначительную.

Военная статистика должна дать систематизированный материал, определяющий и представляющий сумму всех слагаемых военного могущества данного государства, а для войн гражданских — того или другого класса, в полном его объеме.

Какая же разница в характере военного могущества может быть в войнах национальных и гражданских?

Дело в том, что говоря о войне гражданской, нельзя вообще употреблять слово «государство» при исследовании сил и средств.

Статистика гражданской войны может и должна существовать даже и тогда, когда социалистическая революция еще не разразилась и когда государств с пролетарской диктатурой еще нет. В этот период статистические исследования для будущей гражданской войны будут, главным образом, касаться классового состава и группировки в тех или других государствах или национальностях, состояния промышленности и степени развития рабочего класса и т. п., но зато мало будут касаться военно-географической стороны дела, так как заранее почти невозможно предугадать театров гражданской войны. Военно-географическими данными придется [51] пользоваться по военно-статистическим и военно-географическим очеркам буржуазных государств, имеющих постоянные границы, а потому заранее знающих будущие театры военных действий.

Таким образом, военно-географические данные для войн гражданских или национальных остаются неизменными.

Стратегическая оценка местности, как это вытекает из изложенного выше, для театров войны национальной или империалистической может быть произведена еще до возникновения войны; для войны же гражданской может быть произведена лишь с момента ее возникновения или, лучше сказать, с момента совершившейся где-либо социалистической революции.

Военно-географические (физические) данные. Прежде всего рассмотрим то, что не подлежит изменению в данных статистики, в зависимости от того, имеет ли место национальная или гражданская война.

Такими данными будут все явления природы, не зависящие от общественной жизни населения, по крайней мере не могущие быть видоизмененными ею в короткий срок. Сюда будут относиться данные в узко военно-географическом смысле. Таковы: устройство поверхности данной области, ее водная система, т. е. моря, реки, озера и болота, почва, растительность и климат.

Совершенно ясно, что все эти данные, с точки зрения военной, не изменят своего значения, как бы ни изменился характер ведения войны.

Средства страны. Средства страны, сами по себе, остаются, в сущности, неизменными в своем объеме, случится ли война гражданская или национальная. Но, оставаясь по своему абсолютному объему неизменными, эти средства для целей войны гражданской или национальной все-таки не одинаковы, так как служат им различными своими сторонами.

Так, например, народонаселение для национальной войны имеет ценность и значение со стороны численности и группировки национальных элементов, а частично, иногда, бывают важны и признаки религиозные; для религиозных войн важна численность и группировка единоверцев, для гражданской войны — то же самое в отношении враждебных классов. Во всех этих случаях народонаселение по своей численности остается неизменным.

В общем, к средствам государств в военном отношении будут, главным образом, относиться: народонаселение, земледелие, животноводство, горная промышленность, обрабатывающая промышленность, торговля, финансы и проч.

Население. Статистическое исследование народонаселения для гражданской войны будет прежде всего изучать его классовую группировку, его имущественное положение, его классовое, процентное и численное соотношение, сословия и проч.

Вопрос национальный в этом случае отходит на второй план. Правда, и в гражданских войнах мы видим явления, когда некоторые классы присоединяются к той или другой воюющей нации, [52] но это будет лишь в том случае, когда вражда классовая совпадает с враждой национальной, т. е. когда известная нация эксплуатируется другой. Иногда даже религиозное движение может совпасть с классовым: у малокультурных народов.

Все же, как общее явление, вопрос национальный и религиозный стоит на втором плане. Прежде всего статистика должна исследовать экономическое положение населения, процентное и численное соотношение в нем классов и группировку последних. Это даст полную характеристику сил и средств государства, это даст характеристику его слабых и сильных мест и это же даст возможность противным сторонам учесть вопросы пополнения армии при продвижении по территории противника. Родственные классы, находящиеся на территории противника, в его тылу, служат победителю как бы стратегическим резервом при вторжении в эту территорию и при преследовании противника.

Статистическое исследование, с определенной военной целью, имеет вполне понятные и известные формы в том случае, если средства страны исследуются в пределах известных границ, как например, в целях войны национальной и даже гражданской, но уже после возникновения войны. Значительно труднее представляется дело в том случае, если статистическое исследование производится в целях гражданской войны, но до ее возникновения!

В самом деле, предполагаемая классовая война не может быть с точностью определена заранее как в смысле времени ее вспышки, так и в смысле постепенности ее развития относительно территории и самых размеров войны. Таким образом, если не будет принято условно отправных данных о порядке событий в предстоящей классовой войне, придется ограничиться общим изучением враждебных классов в мировом масштабе и в рамках отдельных государств и наций, в смысле их средств и сил. Для государств буржуазных, т. е. для их буржуазии, дело именно так и будет обстоять. Для рабочего класса статистическое исследование может быть применено шире.

...Гражданская война, как бы она ни подготовлялась старательно, все же в первый свой период будет носить характер постоянных импровизаций.

В этих условиях знание статистических данных о средствах страны и составляет самую существенную часть успешного ведения войны и операций. Однако в нынешней нашей войне мы поразительно мало обращаем внимания на эту сторону дела. В военно-географических описаниях Всероссийского Главного штаба вопрос о населении исследуется в самой уродливой форме. Если бы эти описания были изданы до социалистической революции, то мы сказали бы просто, что они слишком кратки. Но в том-то и дело, что эти описания составлялись во время текущей гражданской войны, специально для наших красных фронтов. Мы не будем разбирать этих трудов, так как таковые считаются секретными. Тем не менее нельзя обойти молчанием официального взгляда Всероглавштаба [53] на значение средств страны, главным образом населения, для гражданской войны. Приведу несколько характерных мест.

1) «В отношении населения М-й фронт по процентному содержанию находится в невыгодных условиях. Сильное преобладание русского{15} элемента существует только в центре и на севере района».

2) «Высшее культурное развитие русскогоплемени, по отношению заселяющих район инородцев, уменьшает невыгодную сторону большого процентного отношения этих, последних к русскомунаселению на территории М-го фронта».

3) «Но в особенно плохомположении по племенному составу находится N и побережье, где кроме разнообразия племен следует отметить и присутствие большого количества иностранных подданных».

Чрезвычайно интересно знать, с кем же, по мнению Всероглавштаба, ведем мы сейчас войну. Уж не с «басурманами» ли, или не с инородцами ли вообще. Почему Всероглавштаб предпочитает всем другим национальностям русскую? Или, может быть, русских контрреволюционеров он не считает больше русскими и смело обращает их в инородцев вместе со всеми «славными» их вождями: Колчаком, Деникиным и доброй половиной старого русского офицерства?

В общем, не разберешь, чем руководствовался Всероглавштаб, но от того характеристика населения для гражданской войны в его изложении не станет ни яснее, ни содержательнее.

Выше уже говорилось о том, что именно характеризует население с точки зрения гражданской войны, и потому не будем слишком много говорить по поводу ошибок Всероглавштаба.

Границы государства . Обзор границ государств для прошлых .войн было легко исполнить. Буржуазные государства отделялись одно от другого совершенно определенными, постоянными границами, и потому исследовать их не представляло особых затруднений. Гражданская же война, возникающая в недрах буржуазного государства, не находит, до своего возникновения границ между враждующими классами. Поэтому трудность в описании вновь возникнувших границ, а правильнее сказать, только что образовавшихся фронтов, притом очень легко и быстро меняющихся, весьма значительна. Рассмотрение границ непременно должно параллельно иметь внимательное изучение исторической части их возникновения и влияния на них местного населения и промышленности.

Государственное устройство. Изучение государственного устройства противной стороны в период ведения гражданской войны имеет громаднейшее значение. Очень часто гражданскую войну приходится вести двум совершенно новым государствам, с массой всяческих [54] импровизаций. Проследить их, выяснить их работоспособность и, главное, их прочность — это чрезвычайно важная задача статистики, правда, почти совпадающая с задачами разведки.

В гражданской войне, более чем в какой-либо другой, выступает на первый план жизнеспособность государственного аппарата. Только при наличии этого факта возможно перенести и справиться с импровизациями гражданской войны.

2. Армия и флот

Вооруженная сила. Армия в гражданской войне обычно является одним из продуктов импровизации. Ее система, численность, количество боевых единиц и высших войсковых соединений все время изменяются, совершенствуются, формируются и переформировываются и проч. Вообще, армии в гражданской войне отличаются большим разнообразием в составе. С самого возникновения армии два враждебных классовых лагеря находятся в состоянии войны, а потому все формирования и переформирования совершаются с большой военной тайной, а вследствие этого собирание сведений о противной армии затруднено. Ясно, что, для того чтобы составить схему построения армии противника, со всеми ее органами снабжения, администрации и проч., потребуется немало трудов, энергии и близкой связи с органами разведки.

3. Театры военных действий

Границы. Уже упоминалось выше, что лишь с началом гражданской войны появляются границы между двумя враждующими классовыми диктатурами. Точно так же и границы театров военных действий приходится рассматривать не как границы театров вероятных столкновений, а как границы театров уже действующих армий, т. е., другими словами, линию фронта действующих армий. Совершенно ясно, что эта линия непрерывно изменяется, и потому исследовать границы в ее вариациях приходится полевым штабам.

Между прочим, надо иметь вообще в виду, что в гражданской войне сплошь да рядом военные действия разыгрываются на таких театрах, которые никогда раньше не исследовались в военном отношении. Это обстоятельство приводит к тому, что военно-статистические сведения о театрах гражданской войны страдают зачастую большой неполнотой.

Рельеф, орошение, леса, климат, почва. Для театров гражданской и национальной войны значение рельефа, орошения, лесов, климата и почвы одинаково. Нужно только добавить, что обычно армии в гражданской войне страдают недостатком технических войск и средств, а потому подробное описание рек, болот и проч. приобретает еще более важное значение. Важно указать броды, берега, глубину, ширину и скорость течения реки в различные времена года. Местные средства для переправ, наличные лодки и суда — все это необходимо учесть, тем более что в гражданской войне, как обычное явление, мы видим вооружение речного флота. Поэтому важно исследовать реки и в отношении действий боевого речного флота.

Население. Правильно оценить значение населения, при составлении плана операции или кампании в гражданской войне, имеет громадное значение. Исследуя его с точки зрения классовых взаимоотношений, можно заранее учесть при наступлении то количество мобилизованных, которое можно будет влить в свои армии, обучив его на месте. Это обстоятельство поможет наступающим армиям не ослабляться, а, наоборот, усилиться. Но для успешности проведения в жизнь этой меры необходима тщательная подготовка, а для последней необходимы точные цифры статистики. Конечно, не только в наступательных планах, но и в оборонительных и в отступательных статистические данные о населении играют первостепенную роль. В остальном о статистике населения для театра войны можно сказать то же, что говорилось о населении государства.

Средства. В гражданской войне, по крайней мере в нашей, почти на всех фронтах при снабжении армий приходится рассчитывать на продовольствование их местными средствами. В связи с этим требуется тщательное и детальное изучение добывающей промышленности и сельского хозяйства.

Но в значительной степени и всеми остальными продуктами обрабатывающей промышленности наши армии пользуются на месте.

Между прочим, наши полевые армии на фронте ведут обычно большие формирования. Для этих формирований широко и даже почти исключительно приходится пользоваться местными средствами.

Все это необходимо учитывать.

Пути сообщения. Для гражданской войны, вообще, является характерным понижение и даже падение техники. В первую очередь это отражается на железных дорогах. Постепенно разрушаются железнодорожные мастерские и депо, паровозы и проч. Починять и исправлять разрушения железнодорожных сооружений, причиненных войной, нечем. Все это постепенно ведет железнодорожный транспорт к упадку и разрухе. Самые военные действия в гражданской войне развиваются с чрезвычайной быстротой, и потому как быстро совершается разрушение железных дорог при отступлении, так быстро должно производиться и их восстановление при наступлении, а это, при указанной выше разрухе, представляет чрезвычайные трудности. К этому еще нужно прибавить и затруднения в добывании и доставке топлива при указанных выше обстоятельствах. Эти особенности железнодорожного транспорта в гражданской войне требуют самого внимательного изучения и разведки состояния его у противника и у себя. При общей разрухе транспорта подвоз как топлива, так и различных материалов [56] издалека очень затруднен, и потому местные средства и возможности их использовать должны быть изучены всесторонне.

Особенно тщательно должен изучаться вопрос о состоянии мастерских, водоснабжения и топлива.

Мосты должны быть изучены все без исключения, а также и возможность их исправления местными средствами, что особенно необходимо при указанной выше неизбежной необходимости быстрого исправления их при наступлении.

Знание железнодорожного пути позволит заранее подготовиться к восстановлению разрушенных сооружений.

Как общее явление надо отметить то, что исправление железных дорог в нашей войне по своей быстроте отстает от наступающих войск. Кроме того, сеть железных дорог у нас очень слабо развита. Эти обстоятельства требуют наличия в наших войсках мощного гужевого транспорта. Но на деле такового почти не имеется, а потому войска принуждены пользоваться для своих нужд местными, обывательскими, гужевыми транспортными средствами. Чтобы старший начальник, при помощи этапно-транспортной части Упвосо, мог правильно разрешать и предусматривать организацию требуемого для операции гужевого транспорта, ему необходимо иметь самые подробные статистические цифры о данном театре военных действий, как-то: размещение населения, населенных пунктов, количество лошадей и проч.

Приводимая ниже таблица примерно содержит в себе все необходимые данные для расчета этапно-транспортных путей [57] с местными обывательскими подводами (при этом предполагается, что местные подводы должны и фураж иметь на местах).

Область, губерния, уезд и проч.

Пространство в квадратных верстах Численность населения (общая)
Число сельских жителей
Число городских жителей
Число сельских населенных пунктов
Число городов
Число населенных пунктов менее чем в 50 дворов и % к общему числу селений
Число населенных пунктов менее чем в 100 дворов и % к общему числу селений
Число населенных пунктов менее чем в 200 дворов и % к общему числу селений
Число населенных пунктов менее чем в 300 дворов и % к общему числу селений
Число населенных пунктов более чем в 300 дворов и % к общему числу селений
Среднее число дворов на один сельский населенный пункт
Число лошадей, ослов и проч. на один сельский населенный пункт
Число подвод на один населенный пункт
Число квадратных верст на одно селение
Среднее число жителей на один сельский населенный пункт

При описании отдельных маршрутов точно так же необходимо освещать их цифрами относительно данных, приведенных в таблице.

Инженерная подготовка. В гражданской войне железные дороги имеют обычно случайное относительно границ значение, так как они строились не с целью подготовить в инженерном отношении данный театр, возникающий почти всегда неожиданно.

Крепости в гражданской войне, если с таковыми приходится иметь дело, также имеют совершенно случайный характер. Это совершенно ясно, если вспомнить, как неожиданно в гражданской войне возникают границы между воюющими сторонами.

В нашей войне возникают полевые укрепленные районы, стремящиеся заменить крепости в их прежней форме.

Хотя такие укрепленные районы и не достигают, по крайней мере до настоящего времени, этих задач, тем не менее они играют большую роль как особые, полевые военно-административные органы. Эти органы могут производить быстрые и продуктивные формирования и железной рукой обуздывать местные враждебные классы. В этом отношении значение укрепленных районов громадно, и изучать их надлежит самым тщательным образом.

Для наших армий степень оборудованности театра в инженерном отношении сверх железных, шоссейных и проселочных дорог и укрепленных районов измеряется еще и степенью развития телеграфно-телефонной сети. Это происходит от бедности полевым телеграфным имуществом в сравнении с обслуживаемыми районами.

Поэтому необходимо самым тщательным образом изучать телеграфно-телефонную сеть, как правительственную, так и земскую, городскую и частную. Сведения, имеющиеся на картах и схемах, отличаются крайней неполнотой.

Инженерное соразмерение операций{16}

При расчете операций, особенно в нынешний период социалистических войн, у нас привыкли считаться с временем и пространством постольку, поскольку эти данные определяют группировку войск при наличном состоянии путей сообщения. Точно так же привыкли к расчетам времени, потребного для постройки тех или иных укреплений, исходя из типа укреплений и числа рабочих рук.

Зато у нас совершенно не привыкли к расчету, к комбинации задуманной и проводимой операции, не только с наличной сетью исправных путей сообщения, но и с той, которую надлежит еще исправить или построить. Точно так же не привыкли к расчету, к сочетанию времени, потребного на постройку тыловых укреплений, с тем временем, которое, в случае неудачи, может иметься в распоряжение для окончания постройки, т. е. не привыкли в зависимости от характера войны и операции выбирать степень удаления в тыл строящихся укреплений.

Наконец, совершенно не привыкли соразмерять систему и размер укреплений с теми войсками, которым придется оборонять эти укрепления.

Благодаря такому формальному и неосмысленному употреблению инженерных сил, наши армии, снабженные современной артиллерией и другим вооружением, расходуя большое количество огнеприпасов и потому требуя наличия постоянной, по последнему слову техники оборудованной коммуникации, ведя в высшей степени маневренную войну, зачастую бывают поставлены в безвыходное положение, оставшись без тыла и без подвоза.

Чем можно объяснить такое небрежное, несерьезное отношение к инженерному делу, т. е. делу решающему в широкоманевренных операциях?

В царской армии инженерное дело также стояло не на высоте. Но все же в старой войне существовали хорошо известные нормы, которые хотя бы приблизительно обеспечивали оперативные расчеты со стороны инженерной подготовки.

В наших социалистических войнах характер действий значительно изменился ввиду того, что армии наши сравнительно очень малочисленны. Благодаря этому, старые нормы больше уже не [59] годятся, а новые еще не выработаны. Что же касается до норм инженерных, то их и не вырабатывают, так как нужды, бьющей в глаза невнимательному человеку, и не заметно. В самом деле, наши армии, благодаря разреженности их боевых порядков вовремя маневренных операций, довольствуются местными средствами, артиллерийское же снабжение «кое-как» подвозится. Когда же случается катастрофа, то можно поохать и поругать «нашу организацию» и на этом успокоиться.

Таким образом, при современном состоянии военной техники наша Красная Армия, как и все другие современные армии, в смысле своей способности к маневрированию, находится в прямой зависимости от правильной постановки и развития инженерного дела. Каждая операция, каждая кампания должна быть соразмерена в своей маневренной части с теми инженерными средствами и возможностями, которые для них предоставляются.

Вот это то соразмерение идеи и масштаба операции с имеющимися инженерными возможностями и составит предмет исследования настоящей статьи.

Инженерное дело своей оперативной работой обеспечивает победу для других родов войск. Поэтому самая работа инженерной части определяется требованиями, предъявляемыми другими родами войск. Но инженерная работа в свою очередь предъявляет к работе других родов войск также совершенно определенные требования, без которых все ее труды окажутся бесполезными.

Сначала мы рассмотрим работу инженерного дела, считая, что требования его, предъявляемые к другим родам войск, удовлетворены.

Наступательная операция. Задача инженерного дела в наступательной операции, в условиях нашей маневренной войны разреженными фронтами, почти исключительно состоит в своевременном, не отставая от наступающих войск, исправлении разрушенных противником путей сообщения, а частью и в постройке новых, а также в постройке и восстановлении необходимой телеграфной сети.

Эта работа самая трудная и рискованная для военного инженера. В самом деле, приходится иногда намного вперед делать подсчеты и соображения не только на рабочую силу, но и на строительные материалы, что далеко не всегда можно предвидеть на территории, еще занятой противником. Наконец, не всегда можно предусмотреть степень производимых противником разрушений.

Первейшей заботой инженеров является восстановление разрушенных и постройка новых мостов.

Искусство строить мосты в войне маневренной составляет главнейший залог успеха. Мост является пробным камнем как состояния инженерного дела вообще, так и подготовки каждого сапера или инженера — в частности. [60]

Чем быстрее строятся мосты, тем меньшее значение, как преграды, имеют реки, тем менее ограничен маневр, тем менее зависят войска от местности и естественных преград.

Время, которое мы затрачиваем на постройку мостов при форсировании нами рек, уменьшает шансы на выигрыш нами в маневре необходимого пространства и увеличивает таковые, у противника. Таково значение мостов. Можно даже сказать, что чуть ли не вся вообще инженерная техника существует для одних только мостов. Остальная работа в сравнении с этой незначительна.

Говоря об инженерном деле вообще, можно формулировать его значение как уничтожение для войск естественных преград и независимость войск от расстояний, т. е. предоставление войскам полной свободы маневрирования.

Однако эта свобода маневрирования может быть достигнута лишь тогда, когда по количеству инженерной работы будут рассчитаны и инженерные силы и средства.

Железные дороги. Прежде всего рассмотрим, как должен рассчитать командующий предстоящую свою операцию в отношении железных дорог.

Изложу те практические нормы, которые я вывел из прошлых операций.

Восстановление основательно разрушенных мостовых ферм требует обыкновенно очень значительного времени, особенно если река широкая и глубокая и мост состоит из нескольких разрушенных ферм. Обычно такое восстановление требует нескольких месяцев и задачам оперативным не удовлетворяет.

Если ферма на мосту одна и упала благополучно, то чаще всего для ее поднятия на клетках или ряжах требуется не более нескольких недель. Небольшие фермы, примерно до 30 саженей, обычно восстанавливаются в несколько дней. Конечно, в каждом отдельном случае восстановление то облегчается местными условиями, то отягчается.

Постройка нового временного моста на ряжах или сваях где-либо в стороне от основного моста, с проведением к нему обводных путей, в большинстве случаев завершается значительно скорее, чем восстановление основного моста.

Так, например, восстановление моста у г. Полоцка через р. Западную Двину длиной 105 саженей (из трех ферм: две крайние по 22,50 саженей и одна средней величины 65 саженей) требовало пять — шесть месяцев на полное восстановление и три месяца на восстановление с применением деревянных конструкций, а постройка временного моста заняла 42 дня.

Мост через Березину у г. Борисов3 длиной 75 саженей (из трех ферм, все по 25 саженей) требовал для капитального восстановления три месяца и с заменой негодных ферм двутавровыми балками с постройкой деревянных устоев — полтора — два месяца, а временный мост был построен в пять суток. [61]

Таких примеров много. Постройку временных мостов, хотя бы и на очень широких река к, но неглубоких, где допускаются постройки на ряжах, возможно довести до поразительной скорости. Необходимо лишь заранее приготовить срубы, пакеты или двутавровые балки и возможно большее число рабочих рук для земляных работ.

В подготовку операции должны быть обязательно включены меры по заготовке деревянных мостов и по сосредоточению на нужных направлениях необходимых восстановительных железнодорожных частей.

При этом необходимо рассчитывать на полное уничтожение противником мостов при отступлении.

В том случае, когда строится мост через большую судоходную реку, приходится, ввиду длительности постройки даже временного моста, прежде всего построить паромную, баржевую переправу для паровозов и вагонов. В зависимости от грузоподъемности барж, число вагонов, принимаемых одновременно паромом, изменяется.

Эти паромные переправы требуют постройки обводных путей и эстакад.

Устройство паромных переправ требует очень небольшого времени. Так, постройка паромной переправы через р. Западную Двину у Полоцка при ширине реки 100 саженей и высоте берегов 8 саженей потребовала лишь 6 дней с дальнейшим усовершенствованием в течение 5 дней. Паромная переправа через р. Березину у Бобруйска потребовала на устройство 15 дней, а через р. Днепр у Речицы — также 15 дней. Эти сроки могут быть и еще сокращены (считаю, что в среднем надобно 7-10 дней).

На Восточном фронте паромная переправа у г. Уфы через р. Белую и р. Уфу потребовала 12 дней.

Из сопоставленных выше цифр ясно, что одновременно с постройкой большого моста необходимо начать и постройку паромной переправы, так как в этом случае железнодорожное движение откроется значительно ранее.

Самую переправу вагонов и паровозов надо производить как можно осторожнее, так как очень легко случаются крушения.

Если потребуется большая провозоспособность, то надобно сразу же строить две — три паромные переправы. Комбинацию постройки мостов и баржевых переправ необходимо предвидеть и рассчитать еще до начала операции.

Зимой можно осуществить перекатку составов или вагонов по льду.

Необходимо точно так же заранее учесть вопрос устройства водоснабжения на всей подлежащей восстановлению железнодорожной сети. На первое время, до капитального восстановления водокачек, надобно заготовить хотя бы обыкновенные насосы на все необходимые пункты и подвижные баки. Этот вопрос у нас почти не учитывается при наступлении, и зачастую бывают случаи, [62] когда нельзя открыть Движения из-за отсутствия водоснабжения, хотя бы во всем остальном железная дорога и была вполне исправна. Средства водоснабжения точно так же надо рассчитать на полное разрушение железнодорожных водокачек.

Восстановление железнодорожной связи при наступлении у нас идет медленнее всех прочих сторон восстановления. Средств связи мало, а главное, совершенно не учитывается перед операцией то протяжение телеграфных линий, которое придется восстановить к назначенному сроку. Эта сторона восстановления железнодорожного движения должна быть очень тщательно рассчитана.

При перешивке узкой железнодорожной колеи на широкую, как это имело место в наступлении у нас на Западном фронте, встречаются иногда значительные затруднения, особенно если железнодорожные дивизионы не снабжены достаточным гужевым транспортом.

Для производства перешивки пути прежде всего надобно тщательно рассчитать комбинацию марша железнодорожных дивизионов с производством самой работы по перешивке. Вследствие отсутствия в желдивах обоза, а также не всегда правильного расчета их походного движения, перешивка пути в нашу прошлую операцию тремя желдивами по одному пути почти не превышала скорости 10-15 верст в сутки. При правильной постановке дела такое расстояние свободно может перешить один желдив.

Наконец, начиная операцию, надо исчерпывающе рассчитать вопрос эксплуатации вновь приобретенных железных дорог как в отношении различных служб, так и в отношении подвижного состава и паровозов.

Изучив план предстоящей операции, начальник военных сообщений, обеспечивая ее восстановлением соответствующих железных дорог, должен сосредоточить на них такое число восстановительных средств, чтобы восстановление не отставало от наступающих войск. Если этих средств не хватит, то начвосо должен рассчитать фактическую скорость восстановления, и тогда недостаток скорости восстановления железных дорог он сумеет возместить соответствующей грузоподъемностью и кругооборотом автомобильного и гужевого транспорта. Если же таковой не найдется, то придется или ограничить число восстанавливаемых железнодорожных линий, или же командование принуждено будет ограничить замысел своей операции.

Работа коммуникации, комбинированная из железнодорожного и автогужевого движения, требует сверх восстановления железных дорог и своевременного восстановления грунтовых дорог.

Кроме восстановления железных дорог, иногда придется производить постройку и новых, как широкой колеи, так и декавилек{17}.

Грунтовые дороги. На грунтовых дорогах главные затруднения в постройке мостов встречаются при наступлении, когда мост приходится [63] строить в боевой обстановке, т. е. при форсировании рек. Здесь дорог каждый час, и потому точность и быстрота постройки, своевременность подвоза строительных материалов играют решающую роль.

Колоссальное значение имеют понтонные батальоны, но у нас они в плохом состоянии, их мало, и, кроме того, ими не умеют пользоваться. Необходимо создавать хотя бы облегченного типа понтоны.

При устройстве военных дорог в тылу у наступающих войск постройка мостов обычно не является столь трудным делом, так как время на таковое обычно имеется более или менее значительное.

Военные дороги должны обеспечивать правильность и непрерывность питания войск и эвакуации, также полную свободу маневрирования частей как вдоль фронта, так и в глубину.

Эти условия требуют, чтобы сеть военных дорог была надежно оборудована телеграфными и телефонными проводами. Только при таких условиях возможна правильная этапная и административно-хозяйственная служба.

Постройка военной дороги требует обязательной постройки вдоль нее телеграфной линии. В связи с этим строительным частям, производящим восстановление или постройку военных дорог, необходимо придавать и телеграфно-строительные единицы.

На всю сеть военных дорог необходимо заранее рассчитать средства для ее эксплуатации, т. е. этапно-транспортные и телеграфно-эксплуатационные.

Телеграфная сеть. Выше уже говорилось о значении этапной телеграфной сети. Кроме этапной сети, надобно еще (притом в первую очередь) создать оперативную или полевую телеграфную сеть.

Эти два вида телеграфной связи зачастую не будут совпадать, и их следует строго различать, чего у нас на самом деле не делается.

С оперативной телеграфной сетью будет совпадать полевая, административная и снабженческая, так как оперативные и административно-снабженческие сношения производятся между одними и теми же штабами. Следует лишь назначать для них различные провода. У нас же совершенно не различаются эти разного назначения телеграфные провода и потому последние перегружаются оперативной работой, а вся прочая остается в загоне, что в конце концов пагубно отражается на состоянии войск.

К началу операции телеграфная сеть должна быть обеспечена вперед всеми необходимыми средствами. Это является необходимым условием наступления.

Наша бедность средствами полевой телеграфной связи и бедность театров нашей войны постоянной телеграфно-телефонной сетью требуют от нас при наступлении не только умения восстанавливать имеющуюся уже тяжелую телеграфную сеть, но и [64] строить новую, иначе маневр и операция могут сорваться, особенно при быстром наступлении.

В плане операции должно быть рассчитано необходимое число проводов, скорость их восстановления или постройки, а в зависимости от этого и необходимое количество телеграфно-строительных и эксплуатационных средств.

Необходимо заранее предусмотреть те линии, которые придется восстанавливать, и те линии, которые, по смыслу операции, придется построить заново.

Отступательная операция. Мы знаем, что оборона какой-либо линии, при редкости нашего боевого порядка, не осуществима, и правильно рассчитанная оборона будет комбинацией наступательных и отступательных операций.

Рассмотрев инженерную подготовку наступательной операции, мы теперь исследуем инженерную подготовку операции отступательной.

Отступательная операция имеет целью оторвать от более сильного, лучше нас сгруппированного противника, или от победителя, наши главные силы с тем, чтобы совершив быстрый, искусный марш-маневр, придать своим войскам наивыгоднейшую группировку, пополнить и привести в порядок расстроенные части и, выиграв путем отхода необходимое на все это время, перейти в решительное наступление на противника, растянувшегося на разрушенных нами сообщениях.

Из сказанного ясно, что основным требованием отступательной операции является свобода маневрирования для отступающего и затруднение маневра для наступающего.

Свобода маневрирования лучше всего обеспечивается хорошими шоссейными, грунтовыми и мощными железными дорогами, а также частой и обширной телеграфно-телефонной сетью.

Дальше, марш-маневр не должен беспокоиться противником. Учитывая слабую обороноспособность наших разреженных боевых порядков, мы ясно увидим, что арьергарды, как таковые, своей задачи тем более выполнить не смогут. Весь расчет отрывания своих главных сил от противника должен быть построен на полном уничтожении мостов, дорог и телеграфно-телефонной сети вслед за отступающими войсками.

Если инженерное дело обеспечивает успех отступательной операции, с одной стороны, путем заблаговременной постройки необходимых военных дорог (грунтовых, шоссейных и даже железных), оборудованных достаточной телеграфной сетью, то, с другой стороны, самое выполнение марш-маневра инженерное дело должно обеспечить от преследования противника абсолютным разрушением, тотчас же вслед за отступающими войсками, всех шоссейных, грунтовых и железных дорог и всей телеграфно-телефонной сети, а также затруднить исправление таковых постройкой тет-де-понов, небольших замкнутых укреплений, закладкой фугасов и прочее. [65]

Из вышеизложенного ясно, какое громадное значение для отступательной операции имеет инженерное дело и как высоко должно стоять последнее и как велики должны быть его средства.

Учитывая слабость и немногочисленность наших инженерных средств, мы вряд ли сумели бы полностью выполнять все требуемое отступательным маневром в отношении подготовки тыла.

Поэтому инженерную работу в тылу мы можем ограничить следующим образом: при подготовке тыла армий прежде всего приниматься за создание известной маневренной полосы, зоны где-либо вдали от фронта за каким-нибудь труднопроходимым естественным препятствием с тем расчетом, чтобы нормальный темп отступления, безусловно, позволил бы закончить подготовку этой маневренной полосы.

Обычно же у нас хватаются за работу сразу в нескольких местах и по мере наступления войск бросают неоконченные сооружения и начинают новые работы поближе к фронту, чтобы закрепить за собой занятое пространство. В результате при отступлении оказывается, что инженерная подготовка тыла была бесплодной, так как нигде не закончена.

Таким образом, выбор места работы в зависимости от задания инженерных сил и средств, расстояния до фронта и нормального темпа отступления играет в деле инженерной подготовки маневренной полосы решающее значение.

Однако, ограничивая инженерную подготовку тыла лишь одной маневренной полосой, мы не можем так уменьшить задание инженерному делу в области разрушения всех маневренных удобств при отступлении.

В этой области требования к своевременности и успешности работы инженерного дела не должны быть понижены ни на одну йоту.

Что будет представлять собой тыловая маневренная полоса и каково будет отличие ее от тыловой укрепленной полосы?

Укрепленная полоса рассчитывалась на задержание наступления противника сплошной полосой поражения от ружейно-пулеметного и артиллерийского огня, а также искусственными препятствиями.

Не имея возможности требовать от наших малочисленных армий создания огневой полосы на протяжении сотен верст, инженерное дело обеспечивает нашим войскам путем создания тыловой маневренной полосы возможность устроиться и использовать превосходство своего маневрирования над противником, поставленным в тягчайшие условия маневра полным разрушением всех пригодных путей сообщения и связи. Использовав это превосходство, наши войска могут не только отбросить, но и разбить противника.

Итак, маневренная полоса там, где вновь происходит столкновение главных сил обеих сторон, как бы делится на две стороны: сторону отступающего, имеющую все преимущества, обеспечивающую [66] успешность маневра, и сторону наступающего, с совершенно разрушенными путями сообщения и связи, ставящую успешность маневра в безнадежное положение.

Полоса разрушения

...Рассмотрим по порядку все виды производимых при отступлении разрушений. Само собой разумеется, разрушить надо только то, что содействует маневру противника, и совершенно излишне разрушать вообще все, что оставляется.

Разрушению подлежат:

1) На железных дорогах:

а) мосты и трубы;

б) гати, тоннели;

в) водоснабжение;

г) телеграфная сеть;

д) полотно;

е) семафоры;

ж) надлежит эвакуировать: телеграфные конторы, стрелки, на некоторых участках даже рельсы. Что не может быть эвакуировано из вышепоименованного, должно быть разрушено.

Зимой будет полезно разрушить и все станционные здания.

2) На грунтовых дорогах:

а) все мосты — уничтожить;

б) перекапывать полотно или заваливать его спиленными деревьями;

в) разрушать гати;

г) разрушать телеграфно-телефонные провода;

д) снимать указатели дорог.

3) В телеграфно-телефонных линиях подлежат:

а) столбы — спиливанию;

б) провод — снятию и эвакуации;

в) изоляторы — эвакуации или поломке;

г) телеграфные конторы — эвакуации.

4) В укреплениях, пригодных для использования их неприятелем, подлежат:

а) проволочные заграждения — уничтожению;

б) окопы — засыпанию;

в) бетонированные постройки — взрыванию.

Вопрос разрушения должен быть тщательно разработан. Разрушаемая дорога или телеграфная линия, или укрепление противника каждое в отдельности должно быть поручено особому лицу, особому отряду, с точным расчетом его наличных средств и задаваемой ему работы.

Эти разрушители должны быть особо надежными, смелыми, энергичными и дисциплинированными людьми, так как служба эта опасная (учитывая обычную беспорядочность в отходе войск), [67] а вместе с тем заданная работа должна быть выполнена во что бы то ни стало.

Скорость разрушения должна быть равна скорости отступления.

Но и в полосе разрушения приходится не только разрушать связь. Отступая, необходимо обеспечивать себя связью с оставляемыми на местах агентами разведки. Для этого надо прокладывать подземный или подводный кабель, а в малообитаемых местах (большие леса и проч.) выставлять радиостанции.

Рассмотрим маневренную полосу со стороны ее глубины и ширины, удаления ее от боевой линии, а также со стороны расчетов на необходимость остановки неприятеля. Полосу можно избрать или непосредственно за исходным положением первоначального наступления, или же за какой-нибудь находящейся в тылу естественной преградой, притом в таком удалении от фронта, чтобы наличными инженерными средствами ее можно было бы подготовить в период времени, потребного войскам на отступление по этому пространству.

На удаление маневренной полосы от фронта повлияют еще и те соображения, что, как ни благоприятны условия маневрирования, предоставляемые полосой, все же без некоторой остановки противника, отступающего далеко, не так легко будет перейти в наступление. Поэтому удаление в тыл полосы надо избирать еще и с тем расчетом, чтобы противник, по оставленному и разрушенному нами пространству и дойдя до естественной преграды, за которой избрана маневренная полоса, хотя бы несколько запнулся в своем наступлении.

К этому моменту и должен быть приноровлен контрудар и, в случае успеха, дезорганизация тыла противника сделает свое дело.

Какова должна быть глубина самой маневренной полосы по отношению к ее ширине?

Само собой разумеется, отступающие войска, еще не доходя до маневренной полосы, примут ту или другую основную группировку в виде отводимых на поправление резервов.

Но все же обстановка может потребовать некоторых перегруппировок и на самой уже полосе.

Это обстоятельство во избежание фланговых движений заставляет иметь маневренную полосу довольно развитой в глубину, чтобы и значительные перегруппировки можно было делать не фланговыми маршами, а хотя бы облическими.

Наши войска, бедные транспортными средствами, даже и при наличии хороших дорог для движения все-таки в местностях, бедных продовольствием, не могут совершать значительных перегруппировок, если нет заранее подготовленных складов или если местность бедна железными дорогами. Поэтому маневренную полосу [68] следует усиливать постройкой новых железных дорог, как ширококолейных, так и декавилек.

Дороги. Ширококолейные, т. е. нормальной колеи, железные дороги довольно медленно строятся, но все же не следует от постройки их отказываться, так как даже один — два лишних перехода могут иногда сыграть для наших войск решающее значение.

Но в общем в маневренной полосе работа над железными дорогами будет главным образом над их работоспособностью. Необходимо добиться, хотя бы в этой неглубокой полосе, возможности быстрых массовых перебросок войсковых частей по железной дороге.

На этот вопрос надобно обращать при организации маневренной полосы исключительное внимание.

Строить придется преимущественно декавильки. При наших войсковых транспортных средствах надобно так изрезать маневренную полосу декавильками, чтобы от любого места было бы не более двух — трех переходов до какой-либо станции на декавильке.

В отношении грунтовых дорог следует произвести чуть ли не еще большую работу. Необходимо развить обильную сеть как тыловых, так и продольных дорог, пригодных для автомобильного движения при всяком состоянии погоды.

В зависимости от характера самой полосы, необходимо подготовить дороги, отвечающие производству маршей, во всех наиболее вероятных направлениях.

Телеграфная сеть. Телеграфная сеть должна быть развита настолько широко, чтобы не только войсками можно было управлять на марш-маневре, но чтобы при его производстве не терялось и руководство хозяйственное и административное, а также должна быть в полном объеме обеспечена связью этапная служба.

Относительно организации телеграфной связи для целей агентуры уже говорилось выше.

Укрепление. Сплошные укрепленные линии и полосы не пригодны в условиях нашей войны. Даже столь мощная укрепленная полоса, как германская, не позволила в нашем июльском наступлении задержаться на ней польским войскам.

Почти без патронов и снарядов, пользуясь редкостью занятия позиции поляками, наши войска стремительным обтеканием занятых мест позиции заставили противника быстро очистить всю укрепленную полосу.

Однако в иных случаях укрепления необходимы. Это будет при защите дефиле, мостов, гатей и прочее. Кроме того, большие узлы железных дорог должны быть защищены особого рода укреплениями от внезапных налетов конницы и бронированных автомобилей.

Все эти укрепления должны иметь следующий характер: линия огня должна быть, по возможности, коротка (учитывая малочисленность наших войск) и во всяком случае не должна быть шире, чем может растянуться предназначенный для нее гарнизон.

Учитывая непривычку наших войск обороняться, необходимо строить укрепления особо крепкие, с укрытиями от тяжелой артиллерии и с мощными пластами заграждений колючей проволоки. Невозможность оборонять сплошные линии неминуемо выдвигает вопрос о необходимости постройки небольших замкнутых укреплений с небольшими, но стойкими гарнизонами. Этот вопрос до сих пор еще не получил должного разъяснения в смысле применения его в условиях нашей войны, а потому на нем и придется остановиться.

Совершенно очевидно, что если было бы возможно осуществить кольцевую оборону какого-либо железнодорожного узла или какой-либо переправы через реку, важной как для нас, так и для противника, то постройка такого рода маленьких крепостей имела бы колоссальное значение для задержания противника на намеченной линии.

Главное условие, которое должно быть предъявлено к таким крепостям, это то, чтобы их можно было оборонять с самым незначительным гарнизоном.

Необходимость делать эти крепости небольшого размера вытекает из того соображения, что мы не в состоянии высоко обучить и дисциплинировать очень большой гарнизон, а также из того соображения, что такой гарнизон не сможет в условиях нашей войны прятаться в крепостях и неминуемо будет выброшен на фронт. Необходимо в крепости иметь хотя бы и совсем незначительный, но зато постоянный и высокообученный гарнизон.

Сила сопротивления крепости должна быть основана главным образом на непробиваемости капониров снарядами полевой тяжелой артиллерии, на проволочных заграждениях, абсолютно не дающих возможности проникнуть за внешнюю линию огня крепости, и на укрытых пулеметах и артиллерии, не дающих противнику возможности проникнуть сквозь проволочные заграждения.

Пехота будет играть только роль резерва.

Таким образом, срок сопротивления окруженной такой крепости будет зависеть, во-первых, от запасов артиллерийского снабжения и продовольствия и, во-вторых, от времени, в какое сможет разрушить проволочные заграждения и часть капониров .сосредоточенная противником артиллерия.

Чем артиллерии будет больше, тем срок сопротивления крепости будет меньше.

Внешний пояс пулеметных фортов-капониров должен быть так рассчитан, чтобы пулеметный огонь надежно и во всех направлениях простреливал бы проволочные заграждения. Самый пояс не должен быть велик — желательно не более 12 верст.

Второй пояс фортов-капониров должен быть в 6 верст, т. е. радиус внешнего пояса — 2 версты, а внутреннего — 1 верста.

Во внутреннем поясе будут расположены артиллерия и пехотный резерв. Между пулеметными капонирами надобно обильно располагать бомбометы и минометы.

Если гарнизон постоянно будет обучаться в самой крепости, если каждый стрелок, каждый пулеметчик будет приучен видеть справа и слева от себя одни и те же сооружения, одни и те же команды и роты, если он будет приучен к тому, что его тыл кончается в центре крепости и что за центром опять начинается фронт, то для такого гарнизона окружение будет чем-то нормальным, и никакого чувства потерянности возникнуть не может.

Комендант крепости, как и всегда, должен быть более чем на высоте своего поста. От его воли и духа будет зависеть настроение и состояние воли солдат, приученных к делу обороны крепости.

Учитывая скорость наступления и отступления в нашей войне, учитывая, что обычно и у нас, и у противника тылы (особенно железнодорожные) отстают, а потому специальная артиллерия вовремя подана быть не может, мы должны сделать заключение, что на осаду нашей маленькой крепости противник должен будет затратить свою полевую (дивизионную) артиллерию и свои полевые дивизии.

Из этого становится совершенно ясным, как велико может быть значение таких крепостей.

Посмотрим теперь, в какой мере обязан будет противник считаться с этими крепостями и не сможет ли он, учитывая, что эти крепости не имеют больших активных гарнизонов, оставить против них столь же небольшие заслоны, а главными силами спокойно пройти мимо.

Вообще говоря, конечно, такой проход можно осуществить, но не надо забывать, что обычно эти крепости будут запирать наиболее удобные пути проникновения на тыловую маневренную полосу, дающую отступающим войскам широкую возможность маневрирования и контрударов. В силу этого противник, проникший на маневренную полосу, будет лишен наивыгоднейших путей отступления, и малейший его неуспех может повлечь для него катастрофу.

Вот эти соображения и заставят противника снять со своего пути эти небольшие крепости.

Инженерное дело

Мы рассмотрели выше то значение инженерного дела, которое оно может иметь в условиях ведения нашей войны, мы рассмотрели те требования, которые предъявляются к инженерному делу оперативными соображениями.

Теперь рассмотрим те требования, которые предъявит в этих условиях инженерное дело как к своим инженерным войскам, так и к прочим родам войск.

Как мы видим из вышеизложенного, для того чтобы все расчеты инженерной работы не пропали даром, необходимо иметь стойкую, хорошо обученную пехоту и артиллерию и вполне подготовленных тактически их начальников. [71]

В крепостях должны находиться постоянные гарнизоны и постоянное артиллерийское вооружение.

При необходимости обороны какой-либо линии инженерное дело, если не хватит достаточного количества войск, потребует специальных пулеметных частей.

Кроме всего этого, инженерное дело потребует от всех прочих родов войск, и особенно от их старших войсковых начальников, должного себе места и уважения. Инженерные войска должны быть почетным родом войск. Все войсковые начальники должны понять, что осуществление крупных и быстрых маневров при невысоком состоянии инженерных войск невозможно.

Мы видели выше, что должно существовать известное соотношение между поставленными инженерному делу заданиями и наличными инженерными силами и средствами, а это, в свою очередь, определяет допустимый масштаб развертывания операций.

Поэтому высшие войсковые начальники, желающие обеспечить за собой полную свободу маневрирования, должны свое главнейшее внимание обращать на состояние военно-инженерного дела и затрачивать на него свои лучшие силы и средства.

В свою очередь, такая постановка военно-инженерного дела предъявляет к военным инженерам, саперам и прочим еще более высокие требования.

Военные инженеры должны перестать быть простыми исполнителями. Они должны иметь широчайший военный кругозор.

Военный инженер должен уметь занять при случае и посты старших войсковых начальников. Он должен принимать живейшее участие в разработке операций и в своей деятельности не должен ожидать указаний и понуканий. Он должен являться инициатором всех инженерных мероприятий, он должен изыскивать не только способы обеспечения уже задуманного маневра, но и те инженерные способы, которыми совершенно неожиданно можно было бы развернуть далеко за предполагаемые пределы размеры и пути марш-маневра.

Тот, кто сумеет в полной мере использовать всю технику военно-инженерного дела и проявить гибкость ума и военную изобретательность, тот всегда сумеет поставить противника перед неожиданными событиями и неожиданными размерами нанесенного ему поражения.

Первая армия в 1918 году{18}

Вместе с ликвидацией фронтов окончила свое существование 1-я Революционная армия. Связанный с этой армией работой в ней в самые тяжелые времена создания нашей Красной Армии, я не могу не посвятить этому славному соединению нескольких страниц воспоминаний.

1-я армия не только по номеру, но и на деле шла первой как в области организационных успехов, так и в деле выявления и создания широкого и смелого маневра гражданской войны.

Формирование Красной Армии, как известно, долгое время носило стихийный характер. Сотни и тысячи отрядов самой разнообразной численности, физиономии, дисциплины и боеспособности — вот внешний вид нашей Красной Армии до осени 1918 г. Только с этого момента начинается перелом. Отряды переформировываются в полки, полки начинают сводиться в бригады и дивизии, и в 1919 г. мы уже видим почти окончательно сформировавшуюся армию.

1-я армия шла по этому пути гораздо скорее. Уже в начале июля ее многочисленные отряды были сведены в три стрелковые дивизии: Пензенскую (начдив тов. Богоявленский), Инзенскую (начдив тов. Лацис) и Симбирскую (начдив тов. Иванов, потом тов. Гай). В дальнейшем Пензенская дивизия получила 20-й номер, Инзенская — 15-й и Симбирская — 24-й и название Железная. Был сформирован отдельный кавалерийский дивизион под командой тов. Боревича.

Но до правильной организации было еще далеко.

Когда 27 июня я прибыл на ст. Инза для вступления в командование 1-й армией, штаб армии состоял только из пяти человек: начальника штаба Шимупича, начальника оперативного отдела Шабича, комиссара штаба Мазо, начальника снабжения Штейнгауза и казначея Разумова. Никаких аппаратов управления еще не существовало; боевой состав армии никому не был известен; снабжались части только благодаря необычайной энергии и изобретательности Штейнгауза, который перехватывал все грузы, шедшие через район армии, как-то сортировал их и всегда вовремя доставлял в части. [73] Сами части, почти все безисключения, жили в эшелонах и вели так называемую «эшелонную войну».

Эти отряды представляли собой единицы чрезвычайно спаянные, с боевыми традициями, несмотря на короткое свое существование. И начальники, и красноармейцы страдали необычайным эгоцентризмом.

Операцию или бой они признавали лишь постольку, поскольку участие в них отряда было обеспечено всевозможными удобствами и безопасностью. Ни о какой серьезной дисциплине не было и речи. Эти отряды, вылезая из вагонов, непосредственно и смело вступали в бой, но слабая дисциплина и невыдержанность делали то, что при малейшей неудаче или даже при одном случае обхода эти отряды бросались в эшелоны и сплошной эшелонной «кишкой» удирали иногда по нескольку сотен верст (например, от Сызрани до Пензы).

Ни о какой отчетности или внутреннем порядке не было и речи. Были и такие части (особенно некоторые бронепоезда и бронеотряды), которых нашему командованию приходилось бояться чуть ли не так же, как и противника.

Такова была та тяжелая обстановка, в которой пришлось работать весной и летом 1918 г.

Однако революционно настроенные массы красноармейцев легко поддавались обработке, как только начинались применяться правильные методы организации; брошенные на фронт коммунисты окончательно закрепили это дело.

Война с чехословаками

В такой обстановке пришлось начать войну с чехословаками весной 1918 г.

Подняв восстание в Пензе, чехословаки двинулись на Сызрань — Самару и здесь обосновались. Другая их часть обосновалась в Челябинске.

Слабые советские отряды со всех сторон облепили эти два контрреволюционных гнезда, и первое время белогвардейцы были изолированы.

В Самаре появилась «учредилка».

В первое время военный руководитель Высшего военного совета тов. Бонч-Бруевич считал восстание чехословаков пустяковым делом. Однако очень скоро события приняли столь серьезные размеры, что нам пришлось образовать Восточный фронт. Главнокомандующим был назначен Муравьев, а членами Революционного военного совета — товарищи Кобозев и Благонравов.

Группировка сил (схема 1)

Восточный фронт составляли четыре армии: Особая, действовавшая в районе Саратова, 1-я, действовавшая в районе Кузнецк — Сенгилей — Бугульма, 2-я, действовавшая в Уфимском районе [74] фронтами на восток и на запад, и 3-я, действовавшая в Екатеринбургском районе.

Чехословацкие войска, на которые быстро налипали белогвардейские части, базировались во всех отношениях на захваченные ими центры и снабжались оставшимися еще от империалистической войны значительными запасами вооружения, снаряжения, обмундирования и прочего. Первое время оба контрреволюционных центра — и Самара, и Челябинск — были изолированы от остального буржуазного мира советской территорией. Только уральские казаки примыкали к Самарскому району.

Таким образом, задача Красной Армии сводилась к тому, чтобы быстрыми ударами разбить далеко разбросанные части контрреволюционных войск и занять центры с диктатурой буржуазии («учредилки»).

Но такая простая задача вылилась у Муравьева в сложный, фантастический и совершенно невыполнимый план.

Муравьев

Муравьев отличался бешеным честолюбием, замечательной личной храбростью и умением наэлектризовывать солдатские массы. Теоретически Муравьев был очень слаб в военном деле, почти безграмотен. [75] Однако знал историю войн Наполеона и наивно старался копировать их, когда надо и когда не надо. Мысль «сделаться Наполеоном» преследовала его, и это определенно сквозило во всех его манерах, разговорах и поступках.

Обстановки он не умел оценить. Его задачи бывали совершенно нежизненны. Управлять он не умел. Вмешивался в мелочи, командовал даже ротами.

У красноармейцев он заискивал. Чтобы снискать к себе их любовь, он им безнаказанно разрешал грабить, применял самую бесстыдную демагогию и проч. Был чрезвычайно жесток.

В общем, способности Муравьева во много раз уступали масштабу его притязаний. Это был себялюбивый авантюрист, и ничего больше. «Левоэсеровство» его было совершенно фальшивое, служило ему лишь ярлыком.

План Муравьева (схема 2)

Отправляя меня из Казани в 1-ю армию 26 июня, Муравьев приблизительно так обрисовал свой план действий.

Главные усилия будут обращены на уничтожение самарской группы противника. Она будет уничтожена обходным маневром.

Для этого Особая армия будет наступать в обход самарской группы на Уральск и далее на Оренбург;

9) 1-я армия должна будет начать наступление на широком фронте — Кузнецк — Сенгилей — Бугульма, и, постепенно сжимая кольцо должна будет занять Сызрань и Самару, отрезав противнику путь отступления на Уфу со стороны Сургута и Бугульмы;

3) 2-я армия будет содействовать наступлением в юго-восточном направлении. В то же время она будет содействовать действиям 3-й армии на Челябинск.

В это время самарская белогвардейская группа усиленно формировала войска и находила достаточно средств для существования и роста тут же, на месте.

Таким образом, задумывая обход, Муравьев упустил из виду, что самарская группа имела базу при себе, и обходные его замыслы не давали ей ничего, кроме выгод бить по частям наши разбросанные части.

Этот план удара по несуществующим коммуникациям противника заранее обрекал действия на неудачу.

Организационная работа

Прежде чем перейти к описанию дальнейших действий 1-й армии, необходимо остановиться на той организационной работе, которая в ней проводилась.

Я уже упомянул, что отряды были сведены в три дивизии (в дальнейшем была сформирована и четвертая — Вольская). Но для того чтобы эти соединения не остались только оформленными на бумаге, необходимо было создать прочные штабы и регулярную штабную работу. Этот вопрос был трудноразрешим, так как добровольно в армию поступили лишь четыре бывших офицера.

По соглашению с председателем Симбирского губкома тов. Варейкисом приказом по 1-й армии 4 июля 1918 г. была объявлена первая в Республике мобилизация бывших офицеров. Через две недели такая же мобилизация была произведена в Пензенской губернии.

Эта мера дала возможность быстро создать полевые управления дивизий, бригад и полков. Проведение строгой отчетности мгновенно изменило анархический вид частей. Они стали быстро втягиваться в регулярную работу, а вместе с тем произошел резкий перелом в пользу установления строгой дисциплины.

Точно так же впервые в 1-й армии были введены армейский и дивизионные военно-революционные трибуналы. Учреждение трибуналов окончательно закрепило утверждение дисциплины.

После измены Муравьева в армию из центра стали поступать в большом числе мобилизованные коммунисты. Это окончательно укрепило и одухотворило создавшийся армейский организм. [77] Началась правильная работа политического отдела. Появилась армейская газета «Набат революции».

После измены Муравьева для усиления армии была объявлена мобилизация людей и лошадей в Пензенской губернии и в части Симбирской.

Было начато формирование трех кавалерийских полков.

В Саранске были созданы пехотные, артиллерийские и инженерные части.

В Сердобске был организован Отдел военных заготовок армии, ибо из центра 1-я армия почти ничего не получала.

Таким образом, еще в первую половину июля 1-я армия уже представляла мощный, организованный строевой и хозяйственный аппарат. Этот аппарат быстро креп и разрастался, и к 13-15 июля были определенные данные, дававшие надежду на разгром самарской группы чехословаков и русских белогвардейцев.

Подготовка операции

Верный своей привычке вмешиваться в дела подчиненных, Муравьев расписал подробный план наступления 1-й армии на Самару, где в то время концентрировались главные силы белогвардейцев и источники для ведения с нами войны.

По этому плану 1-я армия должна была поделить свои силы (около 8 тыс. штыков) на семь колонн, которые должны были одновременно наступать на фронте около 300 верст. Главный удар должна была наносить мусоркская колонна, силою немногим более 800 штыков. Все остальные силы демонстрировали и «обходили» радиусом верст в 150.

Я не мог проводить сознательно этот сумасшедший план в жизнь и поневоле должен был внести коррективы.

Наши войска того времени почти не были способны двигаться без железных дорог, так как вовсе не имели транспорта, а пользоваться обывательским транспортом еще не умели.

Поэтому двинуть большие силы по кратчайшему направлению от Мелекесса на Самару было затруднительно.

Пришлось остановиться на направлении Симбирск — Самара, как на направлении, по которому был обеспечен подвоз по Волге.

В Симбирске быстро оборудовались четыре парохода и несколько барж под артиллерию. Были навербованы достаточные команды матросов.

На это направление перебрасывалось два полка с сызранского направления, и, кроме того, оно усиливалось за счет соседних колонн. Сюда же сосредоточивались все технические войска армии. Этими мерами достигалось сосредоточение в этой, так сказать, волжской, группе главных сил армии.

Передовые части белогвардейцев доходили только до линии Усолье — Мусорка. Отсюда Ставрополь брался коротким ударом.

Порядок следования главных сил намечался такой: главная [78] масса войск двигалась до соприкосновения с значительными силами противника на пароходах. В авангарде должна была идти флотилия, а по берегам наряду с ней должны были двигаться все броневые автомобили и отряды пехоты на обывательских подводах.

Белогвардейцы располагались довольно беспечно и, кроме чехословаков, легко поддавались панике. В Самаре было подготовлено восстание рабочих.

Таким образом, намеченная операция, позволявшая неожиданно и быстро появиться перед противником, давала все шансы на успех. Численно силы противника точно не были известны, но, во всяком случае, не могли многим превышать наши, так как главные силы чехословаков со взятием Уфы уже успели соединиться с челябинской группой.

В виде демонстрации была предпринята атака Сызрани, которая и увенчалась успехом.

Все приготовления к операции уже заканчивались, когда было получено сведение о том, что Муравьев выезжает в Симбирск для личного руководства операцией. Это было чрезвычайно неприятно, так как, во-первых, Муравьев наглядно бы увидел, что его планы не были точно выполнены, а во-вторых, он мог изменить почти уже законченные приготовления.

Восстание Муравьева

11 июля Муравьев прибыл на пароходе в Симбирск. Я им был вызван для доклада, но как только явился на пристань, то тотчас же был арестован. С сумасшедшими, горящими глазами Муравьев после ареста заявил мне: «Я поднимаю знамя восстания, заключаю мир с чехословаками и объявляю войну Германии».

Так дико и неожиданно было начато это шутовское восстание Муравьева. Приехавшие с ним красноармейцы были взяты им наскоком. Он огорошил их, и они ничего не понимали и шли за Муравьевым, считая его старым «советским воякой». Так же бессознательно перешел на сторону Муравьева и броневой дивизион, стоявший в Симбирске.

В первую минуту, после того как Муравьев уехал осаждать Совет, красноармейцы хотели меня тотчас же расстрелять, но были крайне удивлены, когда на вопрос некоторых, за что я арестован, я им ответил: «За то, что большевик». Они были сильно огорошены и отвечали: «Да ведь мы тоже большевики». Началась беседа. Услышав о левоэсеровском восстании в Москве и получив объяснение измены Муравьева, оставшиеся красноармейцы тотчас же избрали делегацию и отправили ее в броневой дивизион для обсуждения вопроса.

В это время Муравьев, осадив здание Симбирского губисполкома, начал вести с последним переговоры о власти. Между прочим, симбирские левые эсеры ему оказали полную моральную поддержку. [79]

Эти переговоры и послужили главной причиной столь быстрой гибели Муравьева. Товарищ Варейкис проявил колоссальную энергию и находчивость. Им были наспех отпечатаны воззвания к красноармейцам, а в их массу, кроме того, было направлено большое число коммунистов. Началась деятельная работа, и уже через час-полтора на стороне Муравьева почти никого не было. А тем временем в зале заседаний губисполкома шел горячий разговор тов. Варейкиса с Муравьевым. Наконец, взбешенный отказом сдать власть, Муравьев стукнул кулаком по столу и сказал: «Тогда я иначе с вами поговорю!» — и направился к двери. При выходе из двери он был остановлен солдатами, которые объявили ему, что он арестован. Вскрикнув: «Предательство!», Муравьев выхватил маузер и открыл стрельбу, но был немедленно же убит (первое время некоторые говорили, что он сам застрелился последней пулей).

Влияние измены на войска

Эта измена, так быстро и удачно ликвидированная, тем не менее принесла колоссальный вред для армии. За время своего господства Муравьев разослал во все войсковые части телеграммы о заключении мира с чехословаками, войне с Германией и проч. Через несколько часов после расстрела Муравьева эти же части получили телеграммы об измене Муравьева, о его расстреле и проч. Это все произвело колоссальное впечатление на не сформировавшиеся еще окончательно части. Началась паническая боязнь предательств, развилось недоверие части к части, красноармейцев к командному составу и проч. Эсеры, меньшевики и прочие белогвардейцы еще более усиливали это настроение. Начались непрерывные ложные слухи об обходах, изменах и проч. Войска стали отходить даже без боя.

Поход тов. Гая

Пошедшая быстро на лад организация войск стала быстро разлагаться. Быстро нами были оставлены Бугульма, Мелекесс, Сенгилей и, наконец, Симбирск. Последний был взят налетом чехословаков со стороны Сызрани тогда, когда в районе Сенгилея еще действовала сенгилеевская группа тов. Гая. Благодаря личному влиянию тов. Гая, это была единственная часть, сохранившая дисциплину и боеспособность.

Отрезанный со всех сторон, тов. Гай собрал и присоединил к своей группе рассеянные и бродившие отряды, забрал в Сенгилее все народное имущество и с громадным обозом двинулся через Ясачная — Ташла на ст. Чуфарово.

Все белогвардейские атаки были отбиты. Совершив марш до 150 верст по району, занятому противником, тов. Гай, ничего не потеряв, вывел свою колонну на ст. Чуфарово, где и соединился с остальными войсками армии. [80]

За этот героизм колонна тов. Гая была названа «Симбирской Железной дивизией», и это название она сохранила и после получения ею 24-го номера.

После падения Симбирска мы производили на него три наступления.

Наше первое наступление на Симбирск

Первое, по приказу нового главкома тов. Вацетиса, вел отряд тов. Толстого тотчас же после падения Симбирска. Попытка была неудачная. Зато на ст. Чуфарово произошло соединение отрядов тов. Толстого и тов. Гая.

К этому времени мы потеряли и Казань, а Вольск был захвачен белогвардейцами. Против последнего пункта началось формирование Вольской дивизии.

Второе наступление

Товарищ Вацетис прислал на подкрепление бригаду пехоты под командой ветеринарного врача Азарха и приказал вновь перейти в наступление на Симбирск.

В это время велось наступление на Казань и необходимо было перехватить в Симбирске вывозимый оттуда по Волге золотой запас.

Наше второе наступление на Симбирск также окончилось неудачей. На правом фланге, в районе Белого Гремячего Ключа, мы перехватили уже Волгу, но зато на левом фланге, из-за неумения тов. Азарха управлять бригадой, последняя у него расползлась и была разбита каким-то небольшим чешским отрядом. Несмотря на все старания тов. Гая, положение не удалось спасти, и 16 августа наши войска вновь отошли на линию ст. Чуфарово.

Подготовка 3-й операции

Последние две симбирские операции окончательно доказали главкому малую боеспособность войск и необходимость дать им успокоиться и устроиться. Мне было разрешено наконец вновь заняться усиленной подготовкой армии.

Раньше уже говорилось о той организационной работе, которая была предпринята в армии. К середине августа эти все мероприятия начали уже давать положительные результаты.

Штабная работа наладилась отлично.

Войска начали получать пополнения.

Продовольствие и обмундирование доставлялись правильно.

Только в одном — в винтовках — чувствовался острый недостаток. Это очень затрудняло подачу пополнений.

Артиллерия была приведена в полный порядок, сведена в дивизионы и вообще была доведена до штата.

Инженерные части точно так же уже были созданы.

К этому времени менее всего удалось деформировать Вольскую дивизию, которая непрерывно передавалась из армии в армию и была очень оторвана от штаба армии.

В таких благоприятных условиях работа коммунистов, брошенных в части, дала колоссальные результаты.

В частях появилась определенно твердая дисциплина, исполнительность и бодрый дух.

К концу августа 1-я армия организационно и духовно был а уже готова к решительным, операциям и ожидала только подкреплений, обещанных главкомом Вацетисом с Западной завесы.

Для содействия Вольской дивизии в Саратове началась постройка речной боевой флотилии.

К первым числам сентября в армию прибыл только что сформированный батальон связи и коммунистический авиационный отряд. Это значительно технически укрепило армию.

Средств связи, конечно, все-таки не хватило, и потому зачастую в операциях маневр встречал большие затруднения.

Правда, войска уже поспели обзавестить обозом, а главным образом, научились использовать обывательский транспорт, и потому хорошие части уже не держались за железные дороги; но плохая связь долго еще себя давала чувствовать, и мы хотя и бросили «движение по железным дорогам», но долго еще придерживались «движения по проводам».

Кстати, скажу несколько слов о командном составе того времени.

В подавляющем большинстве строевой командный состав был из «низов». Это был командный состав, руководимый революционным экстазом, безгранично смелый, склонный неизменно наступать. У красноармейцев он пользовался большим авторитетом.

Первое время гражданской войны этому командному составу было трудно справляться с обстановкой. Обстановка эта действительно требовала, даже от командира батальона, умения действовать, совершенно не имея никакой связи с соседями, не рассчитывая ни на какую их помощь (такова была редкость боевых порядков).

Эта обстановка требовала, следовательно, от каждого комбата всех качеств полководца.

Энергия, смелость, наступательный порыв в значительной степени разрешали эту трудную задачу, но зато отсутствие теоретической подготовки делало наш командный состав того времени маловыдержанным, непрестанно оглядывающимся, отступающим, как только на фланге появится противник. Почти все командиры проделали всю империалистическую войну. Опыт у них был значительный, но новый фактор, отсутствие соседей, сильно смущал их.

Однако опыт и в гражданской войне научил их воевать. С частыми ошибками, но с постоянной энергией они постепенно приучались и втягивались в маневр и создавали тот незаменимый [82] кадр коммунистического командного состава, на котором держится наша Красная Армия.

Красноармейцы первой половины 1918 г. состояли из добровольцев, в большей части из рабочих. Это была масса требовательная, но глубоко проникнутая классовым самосознанием и революционным духом. Поэтому боевая дисциплина быстро проникала в их ряды.

Противная сторона также была классового состава, из кулаков, белоофицерства и проч. Поэтому бои носили ожесточенный характер. Долгое время пленным не было пощады ни на той, ни на другой стороне.

Возвращаюсь к обстановке на фронте 1-й армии в конце августа 1918 г. Как уже говорилось выше, организационно, в административном и хозяйственном отношении 1-я армия уже была готова к решительным действиям. Ожидалось только прибытие подкреплений, чтобы начать новое наступление.

Подготовительные операции (схема 3)

24 августа положение на фронте было следующее: Вольская дивизия подготовляла атаку на Вольск. Она скоро была передана в состав 4-й армии, где и должна была действовать в направлении Вольск — Хвалынск, а после взятия последнего пункта должна была вновь перейти в состав 1-й армии для дальнейших действий против Сызрани.

Пензенская дивизия занимала линию Лава — Канадей — Троицкий — Сунгур. Противник, находившийся против нее, был в одинаковых примерно с ней силах.

Против Инзенской дивизии белогвардейцы проявляли большую активность и постепенно теснили ее, обходя ее левый фланг. К указанному дню Инзенская дивизия занимала фронт: Сорокино — Аристовка — Богдановка — Гурьевка — Куроедово — Хананеево. Противник, силою до 1200 штыков, занимал линию Русская Темрязань — Нижняя Измайлозка — Вителевка, имея резервы в районах ст. Тимошкино и ст. Кузоватово. Инзенская дивизия насчитывала около 1000 штыков.

Симбирская дивизия (2458 штыков) спокойно занимала линию Поповка — Анненково — Прислониха, имея для наблюдения за правым флангом два эскадрона в районе Б. Мура. Противник, силою до 2500 штыков, занимал линию Елшанка — Выры — Петровка — Шумовка, имея резервы в г. Симбирске.

В районе г. Алатыря образовалась небольшая алатырская группа, ввиду того, что противник начал тревожить этот район со стороны Буинска. Скопление его сил замечалось в районе дер. Б. Батырево, где он усиленно мобилизовал кулаков.

Таким образом, группировка сторон, имея в виду нашу операцию на Симбирск, была не в нашу пользу. Исправление ее было совершено следующим образом (схема 4). [83]

На правом фланге симбирского направления Инзенской дивизии была поставлена задача разбить и отбросить противника за линию ст. Кузоватово. Пензенская дивизия должна была тревожить противника в направлении левого фланга Инзенской дивизии. Симбирской дивизии было приказано направить Витебский полк из дер. Поповка в направлении Бесштановка — ст. Кузоватово для атаки в тыл кузоватовской группы противника. Для связи между левым флангом Инзенской дивизии и Витебским полком кавалерийский дивизион тов. Боревича был направлен на Нижнюю Измайловку.

25 августа начинается стремительное выполнение поставленной задачи. Противник сбит и ошеломлен. 27 августа Инзенская [85] дивизия выходит на линию восточнее деревень Русская Темря-зань — Поливанов — Акшоут. Витебский полк, атаковав противника с тыла, вышел того же числа к юго-западу от дер. Баевка. Разбитый противник, стремительно ускользая из мешка, бежал к юго-востоку от ст. Кузоватово (схема 5).

28 августа Инзенская дивизия заняла ст. Кузоватово, и, таким образом, справа наступление на Симбирск было обеспечено.

Для обеспечения операции слева алатырской группе была поставлена задача разбить батыревскую группу противника ударом со стороны ст. Ибреси.

Алатырская группа выставила заслон на подступах к г. Алатырю, а удар главными силами нанесла со ст. Ибреси, в направлении Б. Батырево. Скопление противника было рассеяно, и остатки его бежали на Буинск.

Таким образом, Симбирская операция была обеспечена с обоих флангов.

Я уже говорил, что главкомом были обещаны значительные подкрепления примерно к 25 августа. Однако в начале сентября я получил от него извещение, что подкрепления несколько запоздают.

В связи с этим, а также с тем, что обстановка на фронте армии слагалась благоприятно, пришлось отказаться от мысли ожидать подкреплений. Необходимо было начать операцию наличными силами. [86]

Для усиления симбирского направления и обеспечения здесь нашего превосходства сил пришлось ослабить участки Пензенской и Инзенской дивизий, оставив здесь лишь слабые заслоны.

Первоначально я предполагал нанести удар на Симбирск двумя дивизиями: Инзенской и Симбирской, но затруднения в организации связи и тыла заставили все предназначенные для атаки Симбирска силы передать начдиву Симбирской Гаю.

В основу плана операции была положена идея концентрического наступления.

Пензенской дивизии была поставлена задача активной обороны занимаемых рубежей.

Инзенской дивизии на фронте также была поставлена оборонительная задача. Зато кавалерии левого фланга ставилась задача занять с. Тереньга и перервать телеграфное сообщение Сызрань — Симбирск. Кроме того, поставлена задача непрерывно освещать кавалерийской разведкой район Тромбетчино — Собакино — Назайково — Тереньга и участок тракта Тереньга — Горюшки.

Силы ударной симбирской группы тов. Гая достигали примерно 8 тыс. штыков. Противник небольшими силами занимал передовые линии и имел довольно значительные резервы в районе Симбирска (что было выяснено после взятия последнего). С этими резервами, как выяснилось после, белогвардейцы лишь немногим уступали в численности, при составлении же плана наши силы представлялись значительно превосходящими силы противника.

Исходное положение для симбирской группы было намечено по линии Поповка — Анненково — Прислониха. Кроме того, 5-й Курский полк на грузовиках перебрасывался со ст. Чуфарово в район ст. Алгаим для наступления в обход правого фланга противника, вдоль большака ст. Алгаим — Ногаткино — Симбирск. Таким образом, исходная линия достигала почти 100 верст по фронту.

Первые серьезные силы противника мы могли встретить на линии Елшанка — Выры — Петровка и отдельные отряды — в районе с. Шумовка. Главные силы группы двигались по большакам По-повка — Елшанка и Прислониха — Тетюшское и между ними.

Таким образом, ко времени серьезных боев фронт атакующих частей сокращался до 60 верст к вечеру первого же дня наступления.

Приказом по армии за номером 7 начало наступления было назначено на утро 9 сентября и взятие Симбирска было рассчитано на третий день наступления (схема 6).

В основу этих расчетов было положено: во-первых, превосходство наших сил, во-вторых, выгодность обхода при намеченном концентрическом движении и, в-третьих, быстрота движения и внезапность.

На линии расположения противника наши части уже достигали полного взаимодействия, широко обходили расположение противника и тем предрешали быстрое его поражение.

Все эти расчеты полностью оправдались на деле. К вечеру первого же дня белогвардейские войска охватила паника. В центре [87] они оказывали ожесточенное сопротивление, но бесконечный обход их флангов совершенно расстроил последние, и отступление приняло беспорядочный характер. На подступах к Симбирску они попробовали устроиться и оказать последнее сопротивление, но дружным натиском наших воодушевленных войск они были быстро сбиты и опрокинуты за Свиягу, а далее — за Волгу.

Таким образом, основательно подготовленная операция одним ударом решила чрезвычайно важную задачу. Сильная симбирская группа противника была разбита и была перерезана Волга, а стало быть, и наилучший путь отступления для белогвардейцев из под Казани, павшей почти одновременно с Симбирском.

Этот успех был настолько неожидан для противника, что когда мы прибыли в Симбирск и там расположился штаб Симбирской дивизии, то к тов. Гаю вдруг явился с донесением какой-то прапорщик, посланный из Сенгилея к белогвардейскому начальнику дивизии. Прибыв вечером в город и спросив, где штаб дивизии, этот прапорщик прямо отправился к начальнику дивизии и совершенно неожиданно для себя явился к тов. Гаю.

В Симбирске нами были захвачены колоссальные военные трофеи. Железнодорожный мост через Волгу был захвачен в полной исправности.

Симбирск был взят утром 12 сентября. К вечеру противник опомнился, повел наступление на железнодорожный мост и потеснил наши передовые части. 13 сентября белые начали бомбардировку города.

Буржуазия стала сеять панику. Молодые войска могли легко разложиться. Появились случаи грабежей.

Необходимо было решительно и быстро переправиться на левый берег Волги и опрокинуть противника. Но этот берег был уже прочно занят белыми и в наших руках оставался только один мост, в версту длиной. Вспомогательных средств переправы не было.

В таких условиях приходилось действовать смело. Было решено форсировать Волгу на глазах противника по мосту, находящемуся под непрерывным пулеметным и артиллерийским огнем белых. Такая атака окончательно должна была сломить дух противника и воодушевить наши войска.

Атака началась в час ночи. План атаки был следующий. В первую голову был пропущен паровоз без машиниста, на полных парах, с открытым регулятором, для испытания пути и разрушения бронепоезда противника, если бы таковой встретился. За этим паровозом двигался броневой поезд тов. Тулинского. За бронепоездом двигалась вторая бригада Симбирской дивизии под командой тов. Недзведского. В голове шел 2-й Симбирский полк. Артиллерийской подготовкой руководил инспектор артиллерии армии тов. Гардер. Переправой руководил тов. Энгельгардт. Артиллерия пристрелялась еще днем и с начала наступления наших войск переносила постепенно огонь на тылы противника.

Бешено несущийся паровоз и убийственный артиллерийский огонь сразу же произвели на белых сильное моральное впечатление. За паровозом выступил бронепоезд, и завязалась перестрелка.

Движение по верстовому мосту пехоты было очень тяжелым. Еще днем противнику удалось зажечь на берегу несколько барж с нефтью, и теперь яркое зарево освещало мост.

Белые, пораженные неожиданной атакой, деморализованные артиллерийским огнем и атакой бронепоезда, открыли беспорядочный ружейный, пулеметный и артиллерийский огонь по железнодорожному мосту. [89]

Однако стремительный напор наших войск сделал свое дело. Ближайшие к мосту части противника бежали, и главная опасность — пулеметный и ружейный огонь — была устранена, Артиллерийский огонь, плохо пристрелянный, мало наносил вреда.

В результате эта дерзкая атака наших молодых красных частей увенчалась полным успехом. Противник был в ночь разбит и оставил в наших руках вполне исправную железнодорожную переправу, и на месте боя оставил много артиллерии, пулеметов и проч. Наши преследующие части быстро выдвинулись на линию ст. Чердаклы.

После такого решительного успеха противник, опасаясь угрозы на пути отступления белых войск от Казани к Нурлату, сосредоточил на симбирском направлении новые подкрепления и вновь перешел в наступление. Наши части были сбиты и вновь отброшены на правый берег Волги. На этот раз белым удалось подорвать крайнюю ферму моста.

В это время правобережная группа 5-й армии, после взятия Казани, перевозилась по Волге в Симбирск, чтобы сменить здесь части 1-й армии. К сожалению, силы эти запоздали.

Необходимо было возможно скорее отбросить противника и произвести смену, так как на сызранском направлении было совершенно необходимо участие Симбирской дивизии. [90]

Операция Петровское-Сучья — Бряндино (схема 7}

Был принят следующий план. Прибывающие части правобережной группы переправляются у с. Крестовые Городищи и атакуют белых во фланг и тыл в направлении Петровское-Сучья. 5-й Курский полк переправляется у с. Ст. Майна и идет в глубокий обход на ст. Бряндино с заслоном на ст. Чердаклы. Части 2-й бригады Симбирской дивизии, форсировав Волгу, атакуют противника по фронту. (Остальные силы Симбирской дивизии действовали в это время на сенгилеевском направлении.)

Операция закончилась блестящим успехом. Противник, застигнутый атакой врасплох, был наголову разбит в районе Петровское-Сучья и бежал на Бряндино. Здесь остатки его были настигнуты 5-м Курским полком и окончательно уничтожены. Наши передовые части заняли Мелекесс.

Этот успех позволил наконец освободить из-под Симбирска Симбирскую Железную дивизию и начать Сызранскую операцию.

Сызранская операция (схема 8)

Обстановка на этом направлении была следующая: Воль°кая дивизия по взятии ею Хвалынска была передана в 1-ю армию и находилась в районе Федоровское, действуя по обоим берегам Волги и имея в своем подчинении боевую речную флотилию.

Пензенская дивизия действовала в районе Канадея.

Инзенская дивизия действовала в районе Кузоватова.

Главные силы белых действовали по этим трем направлениям. В сторону же Симбирска и Сенгилея ими были выставлены только слабые заслоны.

Решено было действовать так: главный удар наносит Симбирская дивизия (до 9 тыс. штыков) в направлении Симбирск — Александровский железнодорожный мост с одновременным концентрическим наступлением остальных трех дивизий по всему фронту. Эти три дивизии для удобства действий были объединены под командой тов. Энгельгардта.

Противник оказывал жестокое сопротивление этой группе. Наши части шаг за шагом, с упорными боями, медленно продвигались вперед. Это окончательно привлекло все внимание противника к своему фронту.

К этому времени, около 28 сентября, Симбирская дивизия освободилась из-под Симбирска и начала сосредоточиваться к линии Горюшка — Маза.

Это сосредоточение было совершено быстро, и 1 октября Симбирская дивизия, выставив заслон против Хвалынска, начала наступление.

Дивизиям была поставлена задача в трехдневный срок закончить операцию.

Обучение войск{19}

Методика подготовки Красной армии

Под методикой военного дела я подразумеваю теорию практической подготовки бойца. Сюда относится и подготовка начальника, т. е. наставника и руководителя бойцов, как в мирное, так и в военное время.

Эта теория не будет вне времени и пространства, а в РСФСР. Она задается определенной целью — выработать методы подготовки сознательного советского бойца, хорошо владеющего строевой и тактической сторонами военного дела.

Наша малограмотная, серая крестьянская масса, служащая главным источником комплектования Красной Армии, требует серьезной политической работы для выработки сознательного защитника социалистического государства.

Эта тяжелая работа по «советизации» нашего бойца, вместе с полным почти отсутствием в первый период существования Красной Армии политически зрелого и благонадежного командного состава, повела к тому, что дело подготовки красноармейца со стороны духовной (комиссарской) совершенно отделилось от подготовки военно-технической (спецовской).

Это обстоятельство является чрезвычайным, исключительным злом для Красной Армии.

Только политическая зрелость и сознательность может дать красноармейцу волю к победе, решительность, выносливость, без чего ни строевая, ни тактическая подготовка не может ему быть понятна. То же и наоборот. Словом, эти области подготовки так родственны и так переплетены между собой, что совершенно противоестественным является их разделение.

В настоящий момент, когда выдвинувшийся за три года гражданской войны красный командный состав, правда слабо обученный и подготовленный, вплотную подводит нас к задаче политически воспитать и развить его для проведения окончательной консолидации [93] Красной Армии, мы должны особенно резко взять курс на сближение подготовки духовной с военно-технической.

Мы не должны больше допускать разнобоя в этих методах.

Мы должны спаять их воедино.

Необходимо заметить, что методика политической подготовки, которую наши товарищи пытаются обосновать на страницах многочисленных статей, благодаря ее полной оторванности от военно-технических задач почти всегда страдает отвлеченностью, бессодержательностью и часто сбивается на агитационный тон.

Нет прикладной деловитости.

Борьбу с этой слепой оторванностью теперь, в период напряженной обработки и подготовки Красной Армии, мы должны особенно резко повести и провести до конца.

Задачи и характер боевой подготовки наших войск определяются в полном объеме задачами и характером Рабоче-Крестьянской Красной Армии в соответствии с политикой РСФСР.

Эти задачи распространяются не только на армию как таковую, но и на тот резервуар, из которого она получает пополнения, т. е. на все трудящиеся массы рабочих и крестьян.

Эти массы должны впитать в плоть и в кровь предстоящие им кровавые задачи неминуемого столкновения с мировым капиталом.

Рабочие и крестьяне должны знать, что Советская власть приложит все силы и средства, чтобы избежать новых войн, но они должны сознавать, что классовые враги Советской России только и ждут случая, чтобы с наименьшими для себя потерями наброситься на нее и задушить ненавистное рабочее государство. А раз так, то за мирным трудом не должна забываться и боевая подготовка. Раз так, то каждый трудящийся Советской России должен быть готов к тому, чтобы с объявлением нам войны не ожидать капиталистического нападения, а, наоборот, самим наброситься на изготовившихся к нападению врагов, опрокинуть их и внести знамя социалистической войны на буржуазную территорию. К такого рода задаче должен быть подготовлен каждый рабочий и каждый крестьянин как духовно, так технически и физически.

Как должна быть организована такая подготовка?

Конечно, эта задача не может быть выполнена одним военным аппаратом. Она может быть осилена лишь общими усилиями и гражданского и военного аппаратов, под общим руководством Коммунистической партии.

Вся эта подготовка должна быть регламентирована определенными тезисами, охватывающими понятия: о целях войны, о неминуемости революционных взрывов в буржуазных государствах, объявивших нам войну, о сочетании социалистических наступлений с этими взрывами, об атрофировании национальных чувств и о развитии классового самосознания и солидарности и проч. и проч. [94]

Задачи эти велики и необычайно трудны. Казалось бы, надо затратить максимум энергии на их достижение. Однако на практике мы видим другое. Война не в моде. Кончилась — и ладно. Поскорее бы ее забыть. Надо забрать у Красной Армии возможно больше хозяйственных предметов и орудий. Довольно войны, да здравствует мирный труд! Такая забывчивость к тем военным задачам, которые нам безусловно предстоят, стала почти нормальным явлением.

Это грозит большими невзгодами нашей Республике. Этот дух непроизвольного желания отвернуться от неприглядных картин военщины надо искоренить во что бы то ни стало.

Указанные задачи подготовки трудовых масс к идее войны составляют самую тяжелую часть общей военной задачи.

Задача физической и технической военной подготовки (допризывной и послепризывной) точно так же реально в жизнь не проводится.

Если бы эти задачи были достигнуты, то работа по подготовке Красной Армии значительно облегчилась бы. Но так как этого нет, то задача подготовки ее встает во всей своей громадной трудности.

Задачи эти будут те же самые, но проводиться они будут в меньших и более организованных людских массах, правда, исключительно уже только силами одного военного аппарата.

III

Рассмотрим, как же должна осуществляться подготовка Красной Армии в узком ее смысле.

В наших нынешних условиях мирной обстановки мы трояко можем осуществлять ее: во-первых, казарменным порядком (сюда же я отношу и лагерный), во-вторых, порядком гарнизонной службы и, в-третьих, порядком действительного боевого воспитания (действия против бандитов).

В условиях нашей бедноты и разрухи наиболее желательным является способ казарменной подготовки.

Казарма теперь перестала быть страшным словом. Став на службу советским интересам, она потеряла все свои «скалозубовские» свойства. Вместо палочной лаборатории превращения рабочего и крестьянина в забитого защитника прав и богатств помещика и капиталиста казарма сделалась школой революции, школой защиты ее, она сделалась трудовой школой коммунизма.

В столь благоприятных казарменных условиях, где даже и с полубосыми людьми можно кое-как обернуться и вести непрерывные занятия, где можно с полной серьезностью взяться за обучение и улучшение красноармейца и командира, можно лучше всего осуществить необходимую подготовку Красной Армии к предстоящим ей войнам с врагом регулярным и вооруженным по последнему слову военной техники. [95]

Однако громадные потребности в гарнизонной службе и в нарядах на борьбу с бандитизмом и ужасающий квартирный голод далеко не позволяют в полной мере использовать казарменные методы подготовки Красной Армии.

Стало быть, обучение войск в условиях гарнизонных и полевых должно получить у нас широкое применение.

Правда, в условиях нищенского содержания армии и, в общей массе, слабости командного состава эти рода службы трудно использовать для целей регулярной боевой подготовки, но тем не менее, невзирая ни на какие трудности, надо их обставить так, чтобы они нам служили кроме своей прямой службы еще и практическими учениями для воспитания и обучения красноармейца.

В старой армии и гарнизонная служба считалась лучшим средством для развития в солдате чувства долга, находчивости, решимости и дисциплины.

При правильной постановке дела это и в Красной Армии будет играть столь же выдающуюся роль. Конечно, голод и холод создают в этом деле большие затруднения, но далеко не непреодолимые. Надо только правильно ставить военно-воспитательные задачи, пояснять причины голода и холода, и гарнизонная служба будет вести Красную Армию не к разложению, а к укреплению.

Тут практические упражнения в поле и строевого и тактического характера, да еще при наличии реальной и постоянной опасности. В сущности, эти условия идеальные для организации регулярной подготовки армии к большой маневренной войне.

То, что Суворов достигал сквозными атаками, зачастую сопровождавшимися несчастными случаями, то, чего Драгомиров мечтал достигнуть выдачей на учения двух боевых патронов на тысячу холостых, — реальной опасности и приучения к ней бойца, то у нас, в общем, в мирной обстановке может быть достигнуто вполне естественно в борьбе с бандитами.

Однако, надо заметить, эти идеальные свойства значительно сокращаются следующими обстоятельствами: во-первых, той же болезнью голода и холода, что в полевой жизни чрезмерно тяжело, а во-вторых, слабостью, неподготовленностью нашего младшего командного состава, который в боевой обстановке часто не улучшает, а ухудшает войска.

Но эти недостатки опять-таки не должны ставить крест на подготовку войск в условиях борьбы с бандитизмом. Энергичная подтяжка, инспектирование и инструктирование младшего командного состава дадут блестящие результаты в смысле подготовки войск.

Я знаю многих строевых начальников, которые правильной постановкой дела воспитания и обучения создали в самых тяжелых условиях борьбы с бандитизмом блестящие строевые части.

Итак, правильное использование и сочетание этих трех приемов вполне позволит нам поставить на должную высоту боевую подготовку Красной Армии. [96]

Теперь необходимо рассмотреть те органы, при помощи которых можно осуществить намеченное воспитание и обучение войск.

Раньше уже упоминалось о том, что подготовка бойца со стороны его политического самосознания совершенно неотделима от подготовки военно-технической.

Вполне понятно, что это положение требует полного объединения, полной централизации дела подготовки, т. е. объединения ее в каждой данной части в одном лице, лице начальника этой части. Несоблюдение этого условия повлечет за собой отделение мотивов, двигающих бойца на смерть, от техники выполнения этого движения. А раз не будет этой связи, красноармеец не сможет быть регулярным бойцом, всегда и всюду идущим по первому приказанию и точно выполняющим это движение по всем правилам военного искусства.

Тот начальник, который не является духовным воспитателем бойцов, никогда не будет для них в бою достаточным авторитетом.

Итак, принцип единоначалия необходим не только в боевой обстановке, необходим и в мирной, особенно в деле обучения и воспитания войск.

Стало быть, органом, осуществляющим боевую подготовку Красной Армии в полном ее объеме, должен быть красный командир, единоличный и всецело ответственный за подготовку своей части в общем духе подготовки и воспитания Красной Армии.

Только таким образом можно добиться полной спайки командира с политическими задачами Рабоче-Крестьянской Красной Армии и с всесторонней военно-технической подготовкой навыков для движения войск на вероятную смерть во имя идей социалистической революции.

Какова же тогда будет роль военного комиссара?

Мы прекрасно знаем, что одна техническая подготовка войск не может обеспечить победы.

Решающим элементом является дух войск, их готовность идти на смерть ради своих интересов, в данном случае своих классовых интересов.

Институт военных комиссаров, очень многочисленный и до сих пор в полном объеме проводивший эту духовную политическую подготовку войск, конечно, должен занять в командном вопросе первенствующую роль. Те комиссары-полукомандиры, которые фактически в течение трех лет с лишком осуществляли советскую подготовку Красной Армии, которые все это время воспитывали красноармейца твердым, смелым и сознательным защитником Советской власти, находясь все время в строю, должны вступить в число полноправных, единоличных командиров и занять среди них по праву самое ответственное положение.

Итак, орган, осуществляющий подготовку Красной Армии, есть [97] красный командный состав, в который должен влиться и комиссарский состав.

Но для проведения в жизнь задач, подготовки, само собой разумеется, необходимо в первую очередь подготовить самый командный состав к этим задачам.

Эта новая вводная задача имеет две стороны.

Первая сторона — это подготовка красного командира из нашего плохо обученного, но боевого командного состава.

Он должен быть доучен в военно-техническом отношении и почти наново воспитан в политическом отношении.

Вторая сторона — это подготовка военного комиссара, как командира. Его надо наново подготовить в военно-техническом отношении и, конечно, подучить в политическом.

Достигается это школами: повторительными и 2-й и 3-й ступени для командного состава и школами (как правило) 1-й ступени для комиссарского состава.

Учитывая, что многие комиссары довольно сносно знают строй, можно по отношению к ним использовать и такой прием: первоначально заставить комиссара откомандовать ротой, эскадроном, батареей и проч., а затем командировать его для прохождения школы 2-й или 3-й ступени.

В результате каждый командир должен быть отличным инструктором, как в области политической подготовки и общего воспитания бойца, так и в области подготовки бойца со стороны военно-технической.

В том же духе должны быть подготовлены и исполнительные органы, т. е. штабы и политические отделы. Первые должны быть развиты политически, вторые — военно-технически.

Этот вопрос в его целом чрезвычайно важен. Без разрешения его невозможно добиться высокой боевой подготовки Красной Армии.

Особенно надо обратить внимание на то, чтобы командиры отвыкли от деления начальствующих органов на спецов и комиссаров. Они должны чувствовать себя и морально и фактически ответственными за подготовку своей части, и не только в военно-техническом отношении, но и в отношении сознательно-революционного развития ее.

Другой важнейшей задачей является подготовка и перевод комиссаров на командные должности.

При подготовке органов исполнительных необходимо обратить внимание на полное взаимодействие в работе политотделов, военно-революционных трибуналов и особых отделов.

Теперь рассмотрим, как надо организовать занятия с командным составом.

Эти занятия могут быть двоякие: во-первых, производимые в [98] частях и, во-вторых, производимые в повторительных и высших командных школах.

Вторая задача осуществляется у нас в Красной Армии довольно хорошо, зато первая разрешается прескверно.

К рассмотрению ее мы и перейдем.

Различные приемы подготовки и воспитания командного состава в свою очередь изменяются по своему значению в зависимости от того, производятся ли они в казарменной обстановке, или в условиях гарнизонной службы, или же в борьбе с бандитами.

Во всех случаях одинаково необходимо требовать от командного состава всех степеней точного знания уставов, точной исполнительности по службе и суровой строгости как к себе самим, так и к своим подчиненным. Это последнее требование далеко не всегда выполняется. Первые годы революции еще до сих пор оставили следы на Красной Армии. Хотя эта последняя уже давно перешла в период дисциплины, тем не менее мы еще не добились строгого выполнения текущих, повседневных обязанностей, а также не добились и строгого наблюдения за выполнением этих обязанностей. Эти текущие упущения почти, как правило, остаются без взыскания, а вместе с тем при наличности их невозможно осуществить регулярного строительства Красной Армии.

На это зло обыденщины надо обратить всю энергию и жестоко искоренить его.

При организации занятий с командным составом необходимо обращать внимание на то, чтобы они не носили эпизодического характера, а заключали бы в себе строгую систему и определенный курс знаний в определенный промежуток времени. Занятия должны вестись систематично и с педантичной аккуратностью. Не может быть никаких пропусков и послаблений. Эти условия должны обязательно соблюдаться как при работе в казарме, так и во всех других положениях.

Рассмотрим теперь, какими приемами можно вести занятия с командным составом во время текущей повседневной работы войск, не вдаваясь в технику деталей обучения: постановку задач, их последовательность и проч.

Строевые занятия

Эти занятия должны и могут вестись непрерывно при всех видах использования войск. Они будут заключаться в инструктировании и корректировании работы командного состава по обучению их подчиненных. Эта работа требует от каждого старшего начальника зоркого наблюдения за ходом занятий, основательного знания устава, живейшего участия в инструктировании. Необходимо добиться, чтобы каждый начальник, вплоть до самых низших степеней, умел безошибочно и без долгого раздумья пользоваться строем, а также умел бы обучать этому искусству своих подчиненных, т. е. был бы опытным инструктором. [99]

Стрелковые занятия

Этот вид подготовки точно так же чрезвычайно важен, как в смысле значения смертоносности огня, так и в смысле укрепления духа бойца. В нынешних условиях боя лишь хорошо стреляющие войска могут быть уверены в своих силах. При этом особо важное значение для нас приобретает качество стрельбы в связи с тем малым количеством патронов, с которым мы волей-неволей должны примириться.

Каждый командир должен быть, во-первых, сам отличный стрелок, а во-вторых, он должен быть хорошим инструктором и руководителем в обучении других. Занятия стрелковым делом точно так же должны вестись всюду и всегда, несмотря ни на какую обстановку.

Занятия будут вестись: в казарме, в тире и на стрельбище.

Гарнизонная служба

При строгой постановке этого дела, при проведении суровой ответственности каждый караульный начальник переживает не мало волнений и не мало поработает над своей волей и распорядительностью для того, чтобы ничего не упустить и не наделать ошибок.

Эта сторона службы имеет важное воспитательное значение, но может иметь и разлагающее значение распущенности, расхлябанности, если гарнизонная служба будет вестись спустя рукава.

Тактические занятия

Этот род занятий является решающим для боевой подготовки командира. Занятия могут быть следующих видов: решение задач в поле с командованием строевой частью, совершение маневров, производство полевых поездок, решение задач на планах, на ящиках с песком и военная игра.

Для младшего командного состава наибольшее значение имеют тактические занятия в поле и на ящиках с песком, а учитывая наш общий недостаток времени, наиболее применимым является последний способ.

Для старшего командного состава наиболее подходящими являются задачи на планах, военная игра, полевые поездки.

Маневры для всех являются совершенно необходимым упражнением.

Военно-научная подготовка

Эта важная задача официально у нас почти даже не ставится в Красной Армии.

Командный состав не имеет литературы, не ведет самостоятельной военно-литературной работы, даже не всегда имеет уставы. [100] Конечно, голод на бумагу не может объяснить этого явления. Более всего здесь чувствуется голод в области военно-научной мысли.

Это дело необходимо развить и широко поставить.

Прежде всего при каждой части (минимально начиная с полков) необходимо открыть военные библиотеки.

В каждой отдельной части должны быть организованы еженедельные собрания командного состава для чтения лекций, сообщений, докладов с открытием прений. Вопросы тактики и методики военного дела должны получить самое широкое освещение точно так же, как освещение военно-исторических тем из ближайшего прошлого.

Подготовка духа

Для осуществления этой подготовки необходимо прежде всего развить самосознание командира. Он должен выработаться в сознательного советского гражданина, в полной мере усвоившего учение марксизма.

Для этого подготовку придется вести двумя путями: теоретическим и практическим.

Теоретическая часть будет заключаться в чтении лекций, чтении книг и проч.

Практическая часть будет заключаться в выступлениях командного состава с докладами и сообщениями по вопросам социально-экономическим, в его участии в агитации и пропаганде в войсках.

Командиры должны усиленно тренироваться в этой работе, и результаты не замедлят сказаться.

Главное, чего нужно добиться, — это, чтобы командиры забыли дуализм, царствующий ныне в Красной Армии. Они должны стать политически зрелыми настолько, чтобы политическая подготовка была их обыденным делом и не представлялась бы им чем-то к ним не относящимся, «комиссарским».

Только по достижении таких результатов можно быть уверенным в том, что командный состав сумеет дать всю ту волевую мощь, смелость, дисциплину и энергию, которая требуется от командира в бою.

Планомерное, систематическое, строгое проведение в жизнь всех изложенных приемов подготовки командного состава даст нам крепкий, красный командный состав, способный быть и руководителем в бою, и инструктором в мирное время.

Подготовка рядового красноармейца во многом проще подготовки командира.

Красноармеец должен быть отличным бойцом, отличным исполнителем и даже не только исполнителем, но и умеющим самостоятельно решать небольшие задачи на себя, как отдельного бойца, [101] на звено и на отделение. Зато он может и не быть инструктором, что, конечно, сильно меняет дело.

Красноармеец прежде всего должен быть воспитан как сознательный защитник Советской власти, движимый на защиту ее своим классовым самосознанием. Только на этом самосознании может быть развит в нем естественным путем революционный героизм, смелость, стойкость и дисциплина.

Эта первая и главная задача далеко не так легка. Наша красноармейская масса, крестьянская в подавляющем числе, очень медленно поддается политической обработке.

Для удобства преодоления этого сопротивления надо прежде всего разбавлять эту массу чисто пролетарскими элементами и коммунистами, чтобы сразу же создать удобную среду для пропаганды.

В дальнейшем преподавание и воспитание (советизация) красноармейца будут вестись самым прикладным образом, как говорится, не рассказом, а показом.

К показательным методам духовной подготовки красноармейца относятся:

1) воспитание путем приобщения к экономическим задачам социалистического государства, к чему относится: распашка крестьянских земель, недели: казармы, заботы о достоянии красноармейца, субботники и проч.;

2) пропаганда плакатами, стенными газетами, статистическими диаграммами, кинематографами, театрами и проч.;

3) парады, торжественные празднования революционных событий и проч.;

4) разбор дел и приговоры военно-революционных трибуналов, показные суды и проч.;

5) личный пример начальников в исполнительности, дисциплинированности и т. д.

Все эти показные методы должны сопровождаться и популярным, теоретическим их обоснованием. Это должно проводиться путем постоянных бесед, лекций, митингов и т. д. Чрезвычайно важное значение должен играть клуб. На правильную и плодотворную клубную работу надо обратить сугубое внимание.

Вся эта систематическая работа должна закрепляться методическим прохождением самой службы. Требование самой отчетливой исполнительности, поощрение всякого старания и усердия к службе, быстрое выдвижение выдающихся, сочетаемое с суровым взысканием за всякую провинность в порядке дисциплинарном и судебном, — все это создаст крепкого и сознательного красноармейца, готового ко всяким трудам и подвигам.

Эта работа по духовной обработке красноармейца должна вестись по определенному, последовательному плану и не допускает никакого разнобоя. Поэтому вся политика РВТ{20}, политотделов, [102] штабов и особых отделов, направленная к этой цели, должна быть вполне согласована и не должна давать расхождения даже в деталях.

Специальная военная подготовка красноармейца, в смысле ее методов, разработана гораздо лучше.

Эти методы хорошо были изучены в старой армии и в значительной своей части вполне приемлемы и для Красной Армии.

Надо только более резко провести в жизнь положение: учить красноармейца только тому, что ему понадобится на войне.

Поменьше шагистики, козырянья и побольше боевых навыков и знаний.

VII

В предыдущих главах были рассмотрены методы подготовки войск регулярные, повседневные. Но необходимо еще рассмотреть боевую методику и как импровизацию, как ударную систему подготовки той или иной операции или войны.

В самом деле, одной регулярной подготовки еще мало. С началом войны необходимо проводить мобилизацию, необходимо разворачивать армию и проч. и проч. Конечно, для таких массовых задач потребуется и массовая поддержка. Надо сделать эту войну популярной, понятной для трудящихся масс.

Массовая агитация и в прессе, и устная (митинговая) должна ясно и резко изложить политическую подкладку войны, политические цели мирового капитала и наши собственные. Должны быть изложены наши хозяйственные задачи в связи с войной и цели и Долг каждого гражданина.

Вся эта работа должна вызвать подъем, должна выявить готовность трудящихся масс защищать свои интересы до последней капли крови.

Мне кажется, что такая подготовка должна входить в план войны и иметь в нем совершенно определенное место.

Точно так же и операция должна быть подготовлена в смысле поднятия духа войск, доходящего до энтузиазма.

Очень много или, лучше сказать, очень часто в военной литературе можно читать об этой подготовке войск перед боем (операцией). Однако эти описания не идут далее гимнов полководцу за его гениальное умение воодушевлять войска, совершенно не останавливаясь на методике этого дела.

В нашей гражданской войне методы такой подготовки особенно разнообразны и поучительны.

Подготовка эта совершается не одним человеком, а целым сонмищем людей, хорошо организованными аппаратами, по определенно разработанному плану. Эта подготовка духа дирижируется и комбинируется так же сознательно и по определенным правилам, как производится и управление войсками. [103]

Достаточно указать на грандиозные переброски и сосредоточения коммунистов, членов профессиональных союзов, ударных политических групп и проч., чтобы увидеть, насколько это дело сложно и требует расчета и системы.

Дело представляется так, как будто недостаток воли к победе в данной массе войск должен быть уравновешен известным количеством воли свежих, убежденных в правоте и необходимости своего дела людей, способных зажечь боевой пыл в войсках.

Это зажигание духа войск как бы подчиняется физическому закону удара. Чем удар короче, тем сила его больше. Если мы медленно и постепенно будем вливать агитационные силы, то влияние их будет ничтожно. Необходимо одновременное, шумное влитие свежего революционного потока, способного сломить апатию и одухотворить войска желанием боя и стремлением к победе.

Но движение этого потока обязательно должно быть поставлено на рельсы.

Должны быть заранее разработаны лозунги и тезисы, с которыми вся агитационная масса должна с полным единомыслием влиться в войска. Только при таких условиях может получиться ударная и успешная пропаганда.

Надо заметить, что хотя по идее в прошлой гражданской войне эти методы и применялись правильно, но с организационной стороны эти удары и концентрации политических сил зачастую оставляли желать много лучшего.

Эти удары должны сопровождаться самыми интенсивными кампаниями литературными, плакатными и проч.

В случаях неудач к этому еще присоединяется и решительная борьба с дезертирством.

Она будет вестись и устной агитацией, и прессой, и жестокими репрессиями трибуналов.

При вливании в войска всех таких ударных политических резервов необходимо подавляющее большинство ударников вливать в передовые ряды простыми рядовыми красноармейцами.

Конечно, и отчетливость работы тыла не должна забываться, что также имеет решающее значение для духа.

Подобными ударными пропагандистскими методами можно не только воодушевлять войска, но и прививать им даже положения военной доктрины. Достаточно вспомнить агитационные кампании для обучения нашей пехоты в борьбе с конницей Мамонтова. Зачастую эти кампании давали блестящие результаты.

Развивая дальше все эти положения, мы должны рассмотреть агитационно-воспитательную подготовку марш-маневра, перебросок войск по железным дорогам, движения пополнений и проч.

Каждая такая операция должна быть тщательно продумана со стороны воспитательной. Организация агитпунктов на всех этапах, самое широкое применение музыки, широкое развитие плакатной системы и прессы, устройство театров и проч. — все это может и должно дать блестящие результаты. [104] Но тут уместно будет сделать и предупреждение. Неосторожное и неразумное применение всех этих средств легко может повлечь за собой раскрытие военной тайны.

VIII

Бегло и поверхностно были рассмотрены в предыдущих главах методы и способы подготовки Красной Армии как в мирное время, так и в военное.

Эти методы очень просты, но, несмотря на всю эту простоту, для проведения их в жизнь требуется колоссальная, напряженная работа.

Самая трудная часть работы — это подготовка к войне источников комплектования Красной Армии — трудящихся масс РСФСР.

Подготовка самой Красной Армии, в узком смысле слова, точно так же задача нелегкая, особенно при условии невыполнения первого положения. Не слишком благоприятствует этому делу и тяжелая постоянная работа Красной Армии по гарнизонам и против бандитов.

Но, несмотря на все затруднения, при правильном подходе к делу мы сумеем справиться с этой задачей. Искусно поставленная подготовка сумеет использовать в своих интересах даже эти тяжелые условия. Они не только не будут служить препятствием к обучению, но даже, наоборот, будут использованы как средства для воспитания войск.

Основным аппаратом, через который должны проводиться обучение и воспитание войск, — это командный состав. Командный состав должен быть пополнен влитием в него института, военных комиссаров и воспитан политически так, чтобы явилась реальная возможность провести в армии единоначалие, чего безусловно требует правильная постановка воспитания и обучения войск.

Работа политотделов должна стать частью штабной работы.

Деятельность политотделов, ревтрибуналов и особых отделов в своей части воспитательной должна быть объединена, согласована.

Подготовка командного состава и красноармейцев осуществима и должна строго проводиться ив казарменной, и в гарнизонной обстановке, и в борьбе с бандитами.

Намечены, наконец, общие черты ударных пропагандистских методов для создания достаточного подъема духа в период мобилизации армии, в период подготовки операции, марш-маневра и проч.

В Красной Армии эти методы не должны быть случайными. Их надо изучить и изложить в виде наставления, воинского устава.

Между прочим, Дисциплинарный устав, по-моему, также надо включить в такое Наставление по обучению и воспитанию Красной Армии. Иначе дисциплинарные взыскания, оторванные от воспитания бойца в целом, могут повлечь за собой падение сознательной дисциплины, заменив ее забитостью и запуганностью.

Война клопов{21}

Нет русского человека, который бы не вел войны с клопами. А людям военным, воюющим по профессии, эти войны особенно знакомы.

Надо сознаться, что это один из самых трудных видов войны. Усталый, измученный вояка ложится после трудного перехода в постель, надеясь на сладкий долгожданный отдых, и вдруг... он становится объектом партизанских действий клоповского населения постели. Он начинает отбиваться, давит одного клопа за другим, но ничто не помогает. Он встает, производит разведку, уничтожает всех найденных клопов и опять ложится. Но лишь только хочет заснуть, как чувствует, что клопы вновь начали свои поиски. Эта картина продолжается всю ночь. Наутро вояка встает разбитый, измученный, раздражительный, неспособный к новым напряжениям и испытаниям. Он проклинает клопов и размышляет о том, что не одной пулей можно вывести человека из строя.

По-видимому, уютные, гостеприимные села бесконечных пространств Сибири заставили не на шутку призадуматься над этими вопросами некоторых членов I Всесибирского съезда командного и политического состава.

Наш уважаемый тов. Петин{22} в своем докладе «Маневр как основной стимул стратегии и тактики», говоря о задачах войны, доложил следующее: «...я позволю себе, прежде всего, остановиться на выявлении основной задачи войны, а следовательно, и стратегии.

Задача войны — разгром противника, но каким путем. Не путем поголовной резни, бойни, а путем психологического воздействияна массу, внушения ей мысли о бесплодности и бесцельности дальнейшего сопротивления и необходимости покориться воле противника.

Достигнуть этого в рамках стратегии и тактики скорее всего можно маневром, который производит ошеломляющее, всесокрушающее впечатление своими молниеносными ударами, если последние [106] наносятся неожиданно в наиболее уязвимыепункты неприятельского расположения».

Кое-кто из членов съезда позволил себе усомниться в этом психологическом методе ведения операций, выразил это в не совсем удачной форме и был зло высмеян.

Вопрос этот сам по себе чрезвычайно важен, ибо он определяет методы оперативного воспитания армии. Будем ли мы кусать противника, боясь пролить его кровь во имя человечности, и стремиться только к его разложению, или же мы будем встречать армию противника в целях ее уничтожения.

Прежде всего коснусь целей войны.

Разгром противника не является этой целью. Он будет только средством. Целью войны бывают те или другие экономические и политические приобретения для одной стороны и борьба против таковых приобретений — для другой стороны. Обыкновенно приобретения эти выражаются в захвате территории или же во введении на данной территории особых законов, обеспечивающих политические и экономические интересы победившего государства.

Для осуществления такой задачи надо обеспечить себе свободное применение насилия, а для этого необходимо в первую очередь уничтожить вооруженные силы врага. Чем полнее будет такое уничтожение, тем в большей степени будет обеспечено достижение целей войны.

Попробую более обстоятельно охарактеризовать понятие «уничтожение». Оно может выражаться в пленении армии противника, в поголовном ее истреблении и в комбинации того и другого.

Уничтожить армию путем разложения, как правило, задача невозможная, ибо это разложение зависит главным образом от социального состояния вражеской страны. Вместе с тем с разложением остатков армии противника, как следствием уничтожения основной, решающей ее части, не только надо считаться, но и необходимо культивировать его.

Из всех видов уничтожения армии врага самым выгодным является пленение, так как оно не только непосредственно служит целям войны, но и оказывает громадную помощь жизни экономического тыла, где работа военнопленных является вопросом чрезвычайной важности. Можно с уверенностью сказать, что Германия не смогла бы существовать четыре года (1914-1918) в окружении, если бы в ее распоряжении не было миллионов военнопленных.

Как же после всего этого можно бросить такой легкомысленный лозунг, как отказ от уничтожения армии врага!

Замечу только еще, что очень редко удается уничтожить неприятельскую армию одним ударом. Чаще всего это достигается рядом уничтожающих операций.

Попробуем теперь разобраться, что такое представляют собой идеи малокровной войны тов. Петина, т. е. идеи быстрых, коротких [107] ударов, долженствующих стать агитаторами по разложению противника.

Эти удары не являются при данной системе развитием принципа частной победы. Этот принцип предполагает разгром, уничтожение какого-либо важного участка фронта противника, чтобы отсюда, имея в своих руках все преимущества создавшегося положения, повести развитие операции по полному уничтожениюармии противника. Без этого условия принцип частной победы был бы досужей затеей. А тов. Петин это важнейшее звено по развитию уничтожающей операции заменяет воображаемым разложением армии врага. Хороший противник от частного удара не разложится, а сманеврирует и наложит по первое число своему великодушному агитатору.

Откуда же эти идеи у тов. Петина?

Это — идеи малой партизанской войны, но войны не малокровной, а жестокой и кровавой. Эту войну ведет все население, образно говоря, — ее ведет вся территория. Армия противника, которая на нее вступила, оказывается в окружении, в самом неприятном расчлененном окружении противником, невидимым, ловким и жестоким. Отдельными ударами, нападениями он подтачивает материальные силы армии, заставляет ее разбрасываться по своим коммуникациям и тем еще более ухудшает ее положение. Постепенно армия тает, и растет необходимость прекращения оккупации.

Для регулярной армии это одно из очень трудных положений.

Но остаются ли идеи малой войны, войны с клопами, правильными для борьбы двух стоящих друг против друга организованных армий, надежно прикрывающих свои тылы?

Конечно нет. Здесь отдельные укусы не разрушают системы всей материальной силы вражеской армии, а стало быть, не будет и. морального ее распада, ибо таковой является производной от материального состояния.

Эти идеи противоестественно перенесены на почву, где они должны погибнуть.

В лучшем случае эти маневренные налеты будут деятельным бездельем.

Подход к операции как к борьбе двух воль, как к воздействию на «психику толпы» с той и с другой стороны является вреднейшим военным идеализмом. Операция — это есть организация борьбы каждой из армий по уничтожению живой, материальной силы другой. Не разрушение воображаемой, абстрактной «нервной системы» армии должно быть оперативной целью, а уничтожение реального организма — войск и реальной нервной системы — армейской коммуникации.

Об обороне{23}

Сейчас очень сильно увлекаются развитием обороны в глубину и сообщением ей величайшей активности.

Постольку, поскольку это углубление позиций соответствует свойствам нового оружия пехоты и артиллерии, его, конечно, надо приветствовать.

Но при внимательном изучении всей углубленческой пропаганды невольно замечаешь, что расползание укрепленных зон в глубину есть не только лишь следствие вновь введенного вооружения. В гораздо большей степени это направление берет свое родоначалие из эпохи империалистского позиционного сидения.

Когда в 1914 г. закончилась первая схватка миллионных армий, завершившаяся, в общем, вничью, началась грандиозная подготовка новых средств борьбы. Старых оказывалось мало для каждой из сторон. На время этой подготовительной работы надо было закрепиться там, где стояли. Стали расти и наращиваться бесконечные позиции.

Очень часто задают себе вопрос: каким же образом могли возникнуть непрерывные позиции, когда средства разрушения были гораздо сильнее средств защиты с самого начала и до конца войны?

Это правда. Первые были сильнее. Но дело-то ведь в том, что одной из важнейших причин всеобщего затишья после первой грозы была неподготовленность промышленности к массовому производству средств разрушения. Этих средств не хватило, и, для того чтобы их произвести, требовалось большое время, ибо надо было перекроить для этого всю промышленность. Вместе с тем производительные силы воюющих стран, поставляющие средства защиты, оказались сразу же на должной высоте. Это и понятно, — проволока и бетон одинаково потребны как для войны, так и для мира.

В течение четырех лет приспособлялась промышленность к производству средств разрушения, и только в 1918 г. она окончательно военизировалась, а с тем вместе позиционность стала испаряться. [109]

Во время этого четырехлетнего позиционного стояния все стороны имели выжидательные, оборонительные цели. Никто серьезно не старался бить на уничтожение врага (за кое-какими исключениями). Оборона на этот период сделалась для войск самоцелью.

Вместе с тем постепенное развитие «уничтожающего» производства, при условии стояния войск на месте, повлекло за собой чрезвычайное развитие артиллерии. В целях во что бы то ни стало выигрывать оборонительные бои приходилось развивать позиции в глубину до чрезвычайности и тратить на их занятие войск не в меньшем числе, чем войска наступающего.

Вот в чем заключается оперативный смысл обороны в период позиционной войны, войны, вызванной совершенно особыми обстоятельствами.

Конечно, для каждого ясно, что нам, в наших будущих войнах, обороной придется пользоваться не для таких целей и не при таких обстоятельствах. Но четырехлетняя привычка, весь этот гипноз прошлого, кладет свою печать на мысли об обороне большинства современных писателей.

Наши будущие боевые столкновения, если не гадать через головы непосредственно ближайших событий, в силу организации и численности армий наших возможных противников, будут маневренного характера, т. е. решительного и подавляющего.

Будущие операции, разыгрываясь на очень протяженных фронтах, вместе с тем необходимо будут связываться единством цели и действий.

Стремление к решительным столкновениям потребует смелых, плотных группировок на решающих направлениях и смелого оголения участков неважных, связующих.

Войска связующих участков на неважных направлениях обыкновенно будут обороняться, а при недостатке сил иногда и отступать.

Зато на решающем направлении наши превосходные в силах войска будут нести гибель и поражение своему противнику. Единственно, что ударные войска потребуют от связующих участков, — это выигрыш времени, позволяющий им завершить поражение противника.

Чем смелее будет группировка, тем быстрее будет следовать развязка, тем легче будет становиться задача обороняющихся. Это прогрессивное понижение требований к связующим участкам делает положение обороняющихся тем безопаснее, чем больше за их счет усилится ударный таран.

Таково значение обороны в стратегическом смысле в перспективе предстоящих войн.

В тактическом отношении должны господствовать, в общем, те же идеи. Тактический кордон опасен не менее стратегического.

Теперь попробуем охарактеризовать методы обороны, которые вытекают из всего вышеизложенного. [110] Мы знаем двоякую оборону: активную и пассивную. Активная оборона предполагает не только удержание за собой известного рубежа или участка, но и нанесение противнику поражения переходом в наступление. Пассивная оборона скромно ограничивается удержанием своего рубежа, покуда хватит сил.

Немного отвлекусь в сторону и обращу внимание на то обстоятельство, которое все считают общепризнанным, что наступление вернее всего дает победу. При этом прибавляют, что, чем ты слабее, тем наступление твое должно быть смелее. Отсюда казалось бы логичным сделать вывод, что на оборону можно решаться только при превосходящих силах. Как бы не так! Когда те же самые наступатели говорят об обороне, то заявляют, что оборона имеет такие преимущества, что может с меньшими силами бороться против значительно сильнейшего противника. Непоследовательность совершенно очевидна.

Если не закрывать глаза на действительность, то нужно просто сказать, что обыкновенно побеждает наступающий. Оборона же, благодаря возможности заранее приспособить огонь к местности, в течение известного времени, иногда очень значительного, может противостоять значительно превосходным силам противника. Рано или поздно она будет сбита, но выиграет время и скует на его протяжении значительно превосходные силы противника.

Вот в чем заключается истинное значение обороны, и если мы вспомним общие основания ведения операции, то увидим, что это значение чрезвычайно велико.

Отвечает ли активная оборона этой своей основной задаче? Конечно нет. Ведь она, кроме общего задания задержать противника, должна еще и нанести ему поражение. Как этого можно достигнуть, если наступление вообще выгоднее обороны? Очевидно, только при превосходстве в силах и, в крайнем случае, при равенстве сил. Совершенно очевидно, что активная оборона была бы ни к селу ни к городу как связующее противника звено в наступательной операции. Тогда лучше было бы наступать и на этом участке.

Задачам связующих участков более всего соответствует пассивная оборона. Она выигрывает время и максимально экономит силы.

На войне нерешительность больше чем где бы то ни было заедает людей. Под всяким благовидным предлогом она старается проникнуть в план боевых действий. И в таких условиях активная оборона, как имеющая эффективную форму, находит себе обширное применение. Но мы не должны закрывать глаза на ее подлую сущность и должны всеми мерами вытравлять ее из тактического обихода наших командиров всех степеней.

Можно заявить совершенно смело, что пассивная оборона есть элемент смелого, а активная — элемент робкого решения. Конечно, если пассивная оборона служит целям только связующих участков. Могут сказать, что ведь вся операция, комбинирующая наступление [111] и оборону, есть операция активно-оборонительная. Но это уже было бы совершенно дикой натяжкой.

Могут быть случаи, вроде позиционного периода империалистской войны, когда оборона будет самоцелью. Но тогда не надо будет драпироваться в активную тогу, и тогда оборона будет поглощать средств даже больше, чем наступление.

Теперь опять возвращаюсь к вопросу о глубине позиций. Необходимо отделить в этой глубине ту часть, которая является выгодным развитием в глубину в целях полного использования оружия (главным образом — автоматического) и живой силы (в целях восстановления утраченных пунктов полосы автоматов) от нароста в глубину, служащего целям «активности».

Посмотрим, в чем, собственно, заключается главная сила обороны.

Конечно, таковой является огонь. Имея в виду принятый у нас оборонительный порядок в виде полосы автоматных гнезд, разбросанных, но связанных перекрестным огнем и расположенных за ней стрелковых поддержек, мы уточним предыдущие определения, сказав, что основная сила обороны — в автоматической полосе.

Обладая большой прерывчатостью, она почти неуязвима для централизованной артиллерии — этого бича всяких укреплений. Она перекладывает значительную тяжесть боя на наступающую пехоту, которой придется, в конечном счете, разрозненно вести бой за каждое отдельное гнездо.

Там, где отдельно захваченные противником гнезда будут нарушать общую огневую систему, стрелковые поддержки ударами накоротке будут восстанавливать положение. Отсюда ясно, что центр тяжести при обороне падает на мелкие части вплоть до роты.

Что же будут делать более глубокие резервы?

Если противник серьезно прорвет полосу автоматов и сметет взводные и ротные поддержки, то более глубокие резервы обороны станут перед необходимостью встречного столкновения. Те, кто увлекаются обороной, говорят: прорвавшийся уже понес большие потери, он потрясен боем, и, если в этот момент круто взять за жабры резервами, он будет уничтожен.

В громадном большинстве случаев это, конечно, будет не так. Во-первых, я категорически утверждаю и думаю, что всякий строевой командир, бывавший в боях, подтвердит, что обороняющийся при прорыве у него фронта гораздо более бывает потрясен и растерян, чем прорвавшийся. Даже наоборот, прорвавшийся чаще всего бывает воодушевлен, а прорванный — подавлен. И при этой подавленности растет растерянность, ввиду нарушения связи, неминуемого при прорыве. Это первое замечание — контратакующие резервы в моральном отношении в худшем положении, чем прорвавшийся.

Второе возражение будет еще более серьезно. Ведь прорвавшийся бывает сильнее обороняющегося, если только оборона служит правильно поставленной задаче. А если так, то и в численном отношении контратакующий проигрывает.

Словом, на силу глубоких резервов рассчитывать не стоит. Лучше всемерно усилить боевую линию.

Опять повторяю, что картина будет не та при «активной» обороне, но я ее и не рассматриваю.

Я бы сказал, что активные действия глубоких резервов пользы не принесут (в большинстве случаев). Им лучше ограничиваться занятием в тылу новой укрепленной полосы, затыкающей образовавшуюся дыру. Иногда, не занимая полосы, они могут создать ряд опорных пунктов, которые задержат прорвавшегося до подхода помощи более глубоких частей.

Словом, полосу, глубже ротной полосы, надо охарактеризовать как пассивную и второстепенную, комбинирующую заплатки. Отсюда вывод, что надо всеми силами углублять ротную полосу.

Этого можно достичь путем сокращения фронта ротного участка за счет глубоких резервов.

Разбирая сущность пассивной обороны, я не проповедую принципиальной пассивности резервов, а указываю, что нормально, по большей части, они ничем другим заняться не сумеют.

Я предвижу многочисленные возражения. Особенно выгодно указать на то, что-де, по-моему, оборона заранее обрекается на гибель.

Что поделаешь!

Лучше сознаваться в действительности, чем закрывать на нее глаза. Да, обороной не победишь, но оборона является одним из важнейших элементов в общей системе смелого сражения.

Не было бы только активной тоги на нерешительном, вялом теле.

А когда пассивность рождается от избытка смелости, то это не опасно.

Поход за Вислу{24}

Товарищи, главным источником настоящих лекций являются мои воспоминания. Отчасти же они основаны и на просмотре наших официальных документов оперативного управления штаба фронта. Пользовался также я и книгой тов. Сергеева «От Двины к Висле» и кое-какими французскими и польскими статьями. Недостаток времени не позволил остановиться на этом вопросе в том объеме, как бы этого хотелось и как это было бы нужно. Поэтому лекции будут носить характер общего стратегического обзора операций, и рассмотрения стратегических деталей и тактических действий различных войсковых соединений я в них буду избегать.

I. Возникновение войны

Обзор событий я начинаю с того момента, когда поляки начали свое наступление на нашем Юго-Западном фронте и заняли Киев. В это время обстановка для Советской России складывалась следующим образом: Колчак ликвидирован на востоке; Деникин ликвидирован на Кавказе. Лишь только врангелевское гнездо засело на Крымском полуострове. На севере и западе (кроме Польши) операции уже давно были закончены. С Латвией уже был подписан мирный договор. Таким образом, выступление Польши застало нас в сравнительно благоприятной для нас обстановке. Если бы только польское правительство сумело сговориться с Деникиным еще до его разгрома, если бы оно не боялось империалистического лозунга — «Единая, неделимая великая Россия», то наступление Деникина на Москву, поддержанное польским наступлением с запада, могло бы для нас кончиться гораздо хуже, и трудно даже предугадать конечные результаты. Но сложное сочетание капиталистических и национальных интересов не допустило этой коалиции, и Красной Армии пришлось встретиться с ее врагами последовательно, чем значительно облегчалась ее задача. [114] В общем, к весне 1920 г. мы имели возможность почти все наши вооруженные силы перебросить на Западный фронт и вступить в жестокую борьбу с армиями белополяков.

II. Район боевых действий

Район предстоявших боевых столкновений на Западном фронте приблизительно по меридиану разделялся течением р. Березина. Берега этой реки, болотистые и покрытые лесами, на всем своем протяжении представляют значительную преграду для ее форсирования. Эти свойства усиливаются еще тем, что в верхнем ее течении, в районе г. Лепель — м. Березино — оз. Пелик находятся почти непроходимые болота, покрытые лесами. Южнее, вниз по течению и к востоку и западу от нее, растянулись непрерывные леса, в значительной части — болотистые и очень мало населенные. Железные дороги пересекают Березину только в трех пунктах: у Борисова, Бобруйска и Шацилки. Вследствие этого наиболее выгодный для форсирования реки район — на игуменском направлении — является чрезвычайно трудным в смысле организации армейской коммуникации. Севернее Березинских болот, между Леппелем и Западной Двиной, имеется сухое пространство, удобное для движения и действий больших войсковых масс. Правда, этот район изрезан озерами; но здесь все-таки войска будут действовать в местности населенной, и, главное, действующая армия имеет здесь удобную коммуникацию: р. Западная Двина и Полоцкий железнодорожный узел. Этот район поляки называют Смоленскими воротами.

К югу от нижнего течения Березины местность становится совсем малопригодной для действий крупных войсковых соединений. Леса и болота и слабая населенность являются тому причиной.

В общем, можно наметить два направления, наиболее выгодных для нашего наступления: Смоленские ворота и игуменское направление.

Поляки в это время располагались примерно по линии Диcна — Полоцк — р. Улла — ст. Крупки — Бобруйск — Мозырь. Выгодностью Смоленских ворот для нашего наступления являлось, как уже указано выше, населенность района, твердый грунт и хорошая коммуникация. Неудобством его было то, что прямое наступление от Полоцка встречало на своем пути очень трудное препятствие — Западную Двину. Удар же между Двиной и Лепелем заставлял наши армии по выходе в район ст. Ореховна круто менять свою операционную линию, делая большое захождение правым плечом градусов на 90. Игуменское направление позволяло удобное прямолинейное движение. Как уже упоминалось выше, движение это должно было происходить по бездорожному лесисто-болотистому району, где организация тыла встретила бы при наших скудных средствах непреодолимые затруднения. Вот почему при выработке плана наступательных действий для главного удара были избраны Смоленские ворота. [115]

III. Группировка сил

По плану главнокомандующего главная стратегическая роль выпадала на долю Западного фронта. Здесь, в районе Витебск — Толочин — Орша, сосредоточились крупные силы, перевозимые с различных ликвидированных фронтов. Выбранный главкомом район сосредоточения развязывал фронтовому командованию руки в смысле выбора того или другого операционного направления. Можно было в несколько переходов подтянуть их к Смоленским воротам и в этот же срок сосредоточиться на игуменском направлении (схема 1).

Состояние наших войск не могло быть приведено к общему уровню. Те войска, которые и ранее находились на Западном фронте, не вызывали к себе особого доверия. Они стояли здесь в течение нескольких лет в самом растянутом положении, причем более активные польские войска постоянными налетами и мелкими поисками тревожили и разлагали наши войска. Они теряли артиллерию, пулеметы и пленных. Вместе с тем ни с какой стороны крупных активных действий не применялось. Все это, а также и неудачи в борьбе с поляками в предыдущем году, вселяло, как казалось, в наши войска некоторую робость и неуверенность. Наоборот, войска, прибывшие с других фронтов, которые только что были победоносно нами ликвидированы, были полны наступательного настроения и самого высокого состояния духа. Боеспособность их была безусловно велика.

Местные войска Западного фронта (48, 53, 8, 10, 17, 2 и 57-я стрелковые дивизии) занимали линию боевого фронта. Войска, перебрасываемые с других фронтов, сосредоточивались в вышеуказанном районе Витебск — Толочин — Орша. Армейских управлений на Западном фронте имелось только два — 15-е и 16-е. Между тем намечаемое сосредоточение (до 21 дивизии) требовало наличия не менее 4-5 армейских управлений. Технических войск, связи и железнодорожных, на Западном фронте имелось самое ничтожное количество, совершенно недостаточное для мало-мальски серьезных боевых действий. Подтягивание этих войск в общем значительно отстало от сосредоточения основных родов войск, почему последующие операции и были поставлены в чрезвычайно тяжелое положение.

Польские войска кордонно растягивались по всей занимаемой ими линии более или менее равномерно. Каждая дивизия их старалась выделить резерв, и армии, в свою очередь, делали то же самое. Таким образом, равномерно расположенные войска по фронту более или менее равномерно эшелонировались и в глубину. Эта кажущаяся устойчивость польского расположения несла в самом существе своем и опасное положение, а именно то, что никакими усилиями польское командование не могло бы сосредоточить на любом направлении главные массы войск. Наше наступление непременно сталкивалось бы лишь с незначительной частью [116] польской армии и после этого последовательно встречало бы контратаки резервов.

Эти ошибки польского расположения были нами учтены, и при организации наступления расчеты строились на том, чтобы сильным ударом превосходных наших войск сразу же уничтожилась бы передовая польская линия. Для того чтобы получить наибольший успех в наикратчайшее время, начальникам дивизий было предложено вводить свои войска в дело сразу, не оставляя никаких резервов. Наши войсковые массы давили и в полном смысле слова упраздняли в районе удара части передовой польской линии. После этого последовательные контрудары резервов уже становились не страшны и резервы последовательно подвергались участи своей передовой линии.

Зато в строевом отношении состояние польских войск в общем было выше, чем наших. Вооружены и обмундированы они были также лучше.

Соотношение наших и польских сил по числу в случае окончания нами нашего сосредоточения уравнивалось. Полевой штаб считал даже, что мы будем сильнее. Но это происходило потому, что мы численность войск считали бойцами, а польские части учитывали штыками и саблями (таблица 1), что сильно путало расчеты.

IV. Майское наступление

Покуда происходило сосредоточение наших главных сил на Западном, поляки продолжали развивать свои успехи на Юго-Западном фронте. Эти успехи передались и к северу. Поляки заняли Мозырь и развили успешное наступление на Речицу. Поиски и действия мелких и средних частей польской армии стали усиленно развиваться по всему Западному фронту. Все говорило за то, что поляки накануне перехода в наступление. Для того чтобы сохранить наше положение и не дать возможности полякам втянуть нашу основную группировку в навязанные ей действия, необходимо было самим перейти от обороны к нападению. По этой причине и было предпринято наступление 14 мая.

Наступление это было начато тогда, когда еще не все наши силы поспели сосредоточиться. На запоздавшие дивизии приходилось смотреть как на резерв. Вместе с тем нужно было считаться с тем, что успех нашего первого наступления, безусловно, должен быть своевременно развит и не должен ограничиваться мелкими временными задачами. План наступления предусматривал прорыв через Смоленские ворота, разгром левого фланга польской армии и прижатие остальных ее сил к Пинским болотам. Этот план имел за собой то преимущество, что он позволял в значительной мере экономить силы. Враждебная полякам Литва в случае нашего продвижения с успехом могла обеспечивать наш фланг и тыл. Дальше эту же задачу могла выполнять Восточная Пруссия, даже без [118] всякого на то ее согласия. Таким образом, после первого же прорыва все наши силы могли быть использованы для активных действий против основных масс польской армии и лишь незначительное внимание мы должны были бы уделять своему правому флангу и тылу. На игуменском направлении действия 16-й армии (командарм Соллогуб, наштарм Баторский) должны были, по форсировании р. Березины, вцепиться с фронта в основную группировку белополяков и не позволить им маневрировать для противодействия главному удару 15-й армии.

Части 15-й армии, действовавшие севернее р. Западной Двины, были объединены под командой тов. Сергеева в северную группу, подчиненную непосредственно фронту, задачей которой ставилось форсирование Западной Двины в районе к западу от Полоцка для действия на фланг и тыл противнику, ведущему бой с 15-й армией.

15-я армия (командарм Корк, наштарм Кук) как таран обрушилась на слабые части литовско-белорусской дивизии, занимавшей примерно течение р. Уллы. Части этой дивизии были разгромлены, деморализованы и рассеяны в первый же день. Последовательный ввод в дело польских резервов еще более усилил поражение и внес еще больший развал в польскую армию. Наше наступление быстро и стремительно стало развиваться (схема 2); 15-я армия без затруднения проделала заворот в Смоленских воротах и продолжала движение в молодечненском направлении.

Успех был настолько решителен и настолько неожидан для поляков, что их главное командование проявило определенную неустойчивость и начало переброску сил с Юго-Западного на Западный фронт.

Таблица 1. Соотношение сил на Западном фронте к 15 мая 1920 г.

Направление Смоленских ворот	Противник				Наши войска
	Части	Штыков	Сабель	Примечание	Части	Штыков	Сабель	Бойцов вообще	Примечание
	8-я пехотная дивизия	4800	400	Боевой фронт	Северная группа
	8-я пехотная дивизия	4800	400		48-я стрелковая дивизия	2028	-	4929	Большая часть дивизии на латвийской границе. Кроме того, прибывает 18-я стрелковая дивизия
	1-я литовско-белорусская дивизия	3500	400		164-я стрелковая бригада	1141	-	2320
	Итого	8300	800		Итого	3169	-	7249
	3-я дивизия легионеров	4800	-	Глубоко расчлененные резервы, считая и части, стоящие против Литвы	15-я армия
	3-я дивизия легионеров	4800	-		4-я стрелковая дивизия	5597	-	7923
	6-я пехотная дивизия (1 полк)	1200	-
	10-я пехотная дивизия	4800	-
	2-я литовско-белорусская дивизия	4800	-		6-я стрелковая дивизия	3162	-	6700
					11-я стрелковая дивизия	2638	72	5999
					29-я стрелковая дивизия	9863	605	13567
	Кавалерийская дивизия	-	1800		53-я стрелковая дивизия	3157	-	5142
					56-я стрелковая дивизия	~2500	-	5162
					Разные части	1444	-	1803
					15-й кавалерийской дивизии	-	1967	2351
	Итого	15600	1800		Итого	28061	2644	48647
	Всего	23900	2600		Всего	31230	2644	55896
Южный район фронта	2-я пехотная дивизия	4800	400	Боевой фронт	16-я армия				Кроме того, прибывает 21-я стрелковая дивизия
	2-я пехотная дивизия	4800	400		2-я стрелковая дивизия	~2500	-	~6500
	6-я пехотная дивизия (3 полка)	3400	600		2-я стрелковая дивизия	~2500	-	~6500
					8-я стрелковая дивизия	4291	991	7972
					10-я стрелковая дивизия	2730	-	6930
	14-я В. -пол. дивизия	3400	600
	9-я пехотная дивизия	4000	600
					17-я стрелковая дивизия	6841	301	11270
					57-я стрелковая дивизия	1580	57	3230
					Разные части	302	-	595
	Итого	17200	3200
	17-я В. -пол. дивизия	4800	-	Резервы
	16-я Поморская дивизия	4800	-	Резервы
	Итого	9600	-		Итого	18244	1349	36497
	Всего	26800	3200		Всего	18244	1349	36497
	Всего против Западного фронта				Всего на Западном фронте	49474	3993	92393

Ввод в дело этих свежих резервов сыграл свою роль примерно на линии Поставы — Будслав — Зембин. Наши войска встретили ряд согласованных контрударов и были остановлены. Неудача в переправе 16-й армии еще более усугубила положение. Необходимо заметить, что кроме объективных причин, помешавших наступлению 15-й армии, налицо была и некоторая разброска ее сил. Дивизии, растянувшись по трем направлениям (Поставы — Молодечно — Зембин), нигде не имели давящей группировки, а находившаяся в резерве дивизия не могла вовремя поспевать с одного направления на другое.

Наконец, решительный удар поляков на поставском направлении решил участь операции. Части 15-й армии были здесь прорваны, и вся армия была вынуждена к поспешному отступлению. Как и всегда бывает после больших переутомлений и блестящих побед, опасная неудача на важном направлении с быстротой молнии передается по всему фронту и устойчивость войск мгновенно падает. Начинается поспешное отступление.

Для того чтобы удержать откатывающиеся массы, было решено сорганизовать оборону Смоленских ворот следующим образом (схема 3): северной группе было приказано занять район Германовичи [121] и прочно запереть проход между озерами Белое, Ельно и Жадо; 15-й армии, усилением своей южной группы, — запереть входы в Березинские болота на направлении Большая Черница; прочим силам 15-й армии — оборонять подступы к р. Мнюта. Дальнейшее продвижение польских войск в полоцком направлении попадало в клещи.

Польское командование, опасаясь прямого движения, решило разбить в первую голову нашу северную группировку. Против 18-й дивизии (вновь прибывшей в северную группу) были двинуты 10-я пехотная дивизия и 7-я резервная бригада.

Целые сутки продолжался бой, и наконец 18-я дивизия с большими потерями была принуждена отступить. Зато и наступавший противник разбился и потерял способность к дальнейшим решительным действиям. Это явилось переломным моментом в операции. Некоторая неустойчивость продолжалась еще значительное время, но в общем Смоленские ворота остались в наших руках вплоть до того момента, когда мы перешли во второе решительное наступление.

Выводы

Эта первая наша операция имела для нас очень важное значение. Войска наши увидели, что они могут побеждать поляков. Правда, польские войска в целом ряде боев показали себя по строевым качествам выше, но зато наша энергия, смелость и умение группироваться, в общем, доказали, что наши части тактически способнее польских, и это окончательно рассеяло ту неуверенность, которая еще имелась в некоторых частях. На будущие бои все смотрели с твердой решимостью и с полной уверенностью в победе.

Вторым важным следствием нашего первого наступления было то, что мы облегчили положение Юго-Западного фронта и заставили в самую тяжелую минуту для него снять часть польских войск с киевского направления.

Наконец, наиболее важным для нас результатом было занятие Смоленских ворот. Это позволило нам с гораздо большей легкостью организовать дальнейшее наступление и сразу ставило наши войска на железную дорогу Молодечно — Полоцк.

V. Подготовка главного наступления

В первой половине июня на всем Западном фронте установилось спокойствие. Соотношение сил к этому времени видно из таблицы 2.

Конечно, при таких силах и учитывая то, что все подкрепления наконец прибыли, нельзя было надеяться на решительное развитие главной операции. Необходимо было изыскать средства к пополнению наших поредевших частей. [122]

Таблица 2

	Поляки			Наши войска
	Части	Штыки	Сабли	Части	Штыки	Сабли	Вообще бойцов
Направление Смоленских ворот	10-я пехотная дивизия (с 1 пр. п.)	5000	500	Северная группа*
	7-я резервная бригада	3000	-	18-я стрелковая дивизия	3650	260	8768
	8-я пехотная дивизия	1800	500	160-я стрелковая бригада	2109	205	3849
	1-я кавалерийская дивизия	-	1800	164-я стрелковая бригада	906	-	1692
	2-я литовско-белорусская дивизия	4800	-	Итого	6665	465	14309
	11-я пехотная дивизия	4800	-	15-я армия
	6-я пехотная дивизия (бригада)	1600	-	4-я стрелковая дивизия	4385	304	10727
	17-я пехотная дивизия	1800	-	5-я стрелковая дивизия	7766	490	10800
	1-я литовско-белорусская дивизия	2000	-	6-я стрелковая дивизия	2815	35	~6000
Южный район фронта	16-я пехотная дивизия (3 полка)	4200	-	11-я стрелковая дивизия	2211	35	~6000
	4-я пехотная дивизия (3 полка)	4000	-	12-я стрелковая дивизия	~2500	-	5363
	9-я пехотная дивизия	4000	1700	53-я стрелковая дивизия	2938	144	6286
	2-я пехотная дивизия	3200	500	56-я стрелковая дивизия	1894	-	4271
	6-я пехотная дивизия (бригада)	1600	600	Итого	24509	1008	49447
	14-я пехотная дивизия	4800	600	Всего	31 174	1473	63756
	Всего	21800	3400	16-я армия
	Всего против Западного фронта	46600	6200	2-я стрелковая дивизия	~2500	-	~6500
				8-я стрелковая дивизия	3200	177	5626
				10-я стрелковая дивизия	2405	81	7483
				17-я стрелковая дивизия	3273	238	7222
				21-я стрелковая дивизия	3358	1424	5942
				Итого	14736	1920	32773
				Мозырская группа
				57-я стрелковая дивизия	1094	63	3749
				Разные части	1833	-	3597
				Итого	2927	63	7346
				Всего	17663	1983	40 119
				Всего на Западном фронте	48837	3456	103875

* 48-я стрелковая дивизия на латвийской границе. Прибывает 54-я стрелковая дивизия

Командованием фронта было намечено удвоение по числу штыков всех наших стрелковых дивизий.

Вставал при этой задаче очень трудный вопрос — укомплектования. В это время действовал еще Всероссийский Главный штаб, учреждение глубоко бюрократическое, которое не умело выполнять возложенных на него задач. Работа в запасных частях, работа по мобилизации и по борьбе с бандитизмом велась формально, бездушно и никаких результатов не давала. В распоряжении главного командования имелась запасная армия, на которую и выпадала главная тяжесть работы по укомплектованию наших действующих армий. Но и ее средства были ограничены и не могли удовлетворить всех наших потребностей.

При этом, надо заметить, обучение красноармейцев в запасных частях было поставлено очень невысоко. Не получая обмундирования, невозможно было правильно его поставить ввиду весенних холодов, не позволявших заниматься босыми. Как только получалось обмундирование, немедленно сколачивались маршевые роты и батальоны, грузились в эшелоны и отправлялись на фронты.

В таком неприглядном состоянии находилось в тот период дело укомплектования наших армий. Всем фронтам и действующим армиям приходилось изыскивать свои собственные местные средства для того, чтобы пополнять убыль в частях. Конечно, это задача нелегкая, вносящая разнобой в дело призыва, но никакого другого исхода не оставалось.

Кроме чисто технических возражений против местных укомплектований имелись и очень веские политические возражения. Было много сторонников того взгляда, что красноармейцы плохо дерутся на своих родных местах, что малейшая неудача ведет к дезертирству и распылению по родным очагам.

Однако жизнь, которая всех и всюду заставила прибегать к подобным местным укомплектованиям, доказала ошибочность этого осторожного взгляда. В случаях поражения обитатели самых отдаленных районов дезертировали так же легко, как и местные уроженцы. В этом разница была небольшая. Но зато все большие напряжения, все смелые операции и кампании почти всегда выезжали на местных мобилизациях и местных укомплектованиях. Так же случилось и в июне 1920 г. Малочисленность частей, необходимость срочного наступления и безнадежное состояние центральных запасных частей заставили Западный фронт изыскивать пополнения своими собственными средствами.

По сведениям, имевшимся у нас, Западный фронт был переполнен дезертирами из числа призывных годов. Мы рассчитывали, что при правильно поставленной кампании можно будет извлечь из деревень до 40 тыс. дезертиров.

Был разработан тщательный план этой кампании, были брошены на это дело политические и административные силы, была поставлена в самых широких размерах суровая карательная власть, и кампания началась самым интенсивным темпом. Результат [126] ее был сверх всяких ожиданий. Начались явки дезертиров добровольно. Особенно старались они под видом добровольцев являться в действующие части. Только редкие элементы извлекались административным порядком. В течение июня месяца было изъято около 100 тыс. дезертиров, что в два с половиной раза превысило наши надежды.

Вся эта масса была двинута в нашу запасную армию и запасные полки действующих армий, где началась лихорадочная работа по подготовке ее для отправления в действующие полки. Затруднения в этом вопросе были очень велики. Полное отсутствие всякого обмундирования, недостаток казарменных помещений затрудняли обучение и понижали его качество.

Прибывшие к нам на фронт мобилизованные коммунисты и профсоюзники были двинуты в эту свеженавербованную массу, быстро обработали ее и влили в нее дух бодрости и решимости к борьбе с панской Польшей.

В общем, к концу июня благодаря несокрушимой энергии красноармейских работников эта колоссальная, почти неодолимая задача была выполнена и пополнения тысячами потекли в наши дивизии. К концу июня намеченный план удвоения боевого состава частей был выполнен почти полностью. Этим самым предрешался наш будущий успех и достигалась возможность широкого и длительного развития операций.

Настроение наших войск было приподнятое. Сознание грозности положения и необходимости во что бы то ни стало отстоять Советскую Россию от нашествия польских панов охватило твердой решимостью воевать до конца не только красноармейцев наших частей, но и все местное рабочее и крестьянское население.

С таким же напряжением шла подготовка организации тыла наших будущих операций. Имевшиеся железнодорожные части (головные ремонтные поезда и железнодорожные дивизионы) были подтянуты, и хотя и не соответствовали по числу предстоящим задачам, но все же давали возможность восстанавливать железные дороги по принципу сосредоточения сил.

Постройка моста через Западную Двину у Полоцка заканчивалась, и к началу операций мы имели железнодорожное сообщение до ст. Зябки. Имея в виду трудность восстановления железнодорожного моста у Борисова (отверстием 75 саженей), мы начали заранее подготовку постройки этого моста. Агентурная разведка указала нам, что Березина в этом районе имеет около 22 саженей ширины. Профиль пути нам был известен. Рассчитывая построить ряжевой мост на подъездных путях, мы заранее построили и сложили на платформы составные части этого моста. Такая предусмотрительность позволила нам при наступлении в 5 суток восстановить этот мост 75-саженным отверстием. Наши органы военных сообщений совершенно не верили в возможность столь быстрой постройки.

Учитывая недостаток транспортных средств в наших войсковых [127] частях, пришлось пойти по пути широкой мобилизации обывательских подвод. 4-я армия мобилизовала их до 8 тыс. штук, 15-я и 3-я — до 15 тыс. и 16-я — около 10 тыс. Конечно, это легло тяжелым бременем на местное население, но его страх перед панским нашествием позволил нам без труда осуществить эту меру. Такое большое количество транспортных средств позволило нашим войскам развивать свои быстрые и смелые операции с сохранением постоянно действующего и работающего тыла. Правда, в этой работе было много хаотического, но вместе с тем вплоть до подхода к Бугу и Нареву наши войска были довольно хорошо обеспечены всеми необходимыми им припасами.

Средства связи точно так же подтягивались со всех сторон, а частью были сформированы в запасной армии Западного фронта. Но как ни велико было напряжение в этой области, мы вышли в июльскую операцию слабо подготовленными в этом отношении. Нам не хватало средств, и самая операция в конечном счете погибла из-за их недостатка. Между прочим, впервые в июльской операции были применены планомерно оперативные пункты и линейные органы связи.

Командование белополяков точно так же не сидело сложа руки, а пополняло и усиливало свои войска (таблица 3).

В приведенной таблице в составе наших стрелковых дивизий учитываются и запасные батальоны дивизий, а потому учтены запасные батальоны и польских действующих полков.

Расположение польских войск, хотя и имело некоторую тенденцию к уплотнению против нашего правого фланга, все же не могло быть названо решительным и носило на себе следы кордонности и пассивности. Эти слабые стороны польской армии были нами учтены и использованы в решительном июльском наступлении.

VI. Соотношение сил

План наступления был очень схож с майским планом. В основу его была положена та же идея упирания нашего правого фланга в Литву и Восточную Пруссию и отбрасывания польских сил к болотистому Полесью. Таким образом, направление главного удара проходило опять-таки через Смоленские ворота. Зато теперь движение по «воротам» для нас было гораздо удобнее. Нам не приходилось загибать своего фланга и можно было прямолинейно действовать во фланг польской армии, прочно оседлав действующую уже железную дорогу Полоцк — Молодечно.

Недостатки управления первой операции были до некоторой степени изжиты. Мы имели четыре армейских аппарата и управление Мозырской группы. Правда, аппараты эти, кроме 15-й и 16-й армий, были очень слабы и лишены специальных технических средств связи. Но тем не менее прогресс в этом отношении был налицо. [128]

Соотношение сил на Западном фронте к 4 июля 1920 г.

	Поляки			Наши войска
	Части	Штыки	Сабли	Части	Штыки	Сабли	Вообще бойцов
Направление Смоленских ворот	8-я пехотная дивизия	3600	500	4-я армия*
	10-я пехотная дивизия	3700	-	18-я стрелковая дивизия	4168	220	7005
	7-я резервная бригада	2900	-	12-я стрелковая дивизия	~2500	-	~5000
	1-я кавалерийская бригада	-	1200	53-я стрелковая дивизия	2047	252	~4500
	5-я пехотная дивизия	4 100	-	164-я стрелковая бригада	~1000	-	~1500
	1-я литовско-белорусская дивизия	2400	500	3-й конный корпус**	-	3644	4911
	4-я пехотная дивизия	3700	-	Итого	9715	4116	22916
	15-я пехотная дивизия	4000	-	15-я армия
	6-я пехотная дивизия (бригада)	2000	-	4-я стрелковая дивизия	~5000	258	~10000
	2-я литовско-белорусская дивизия	3200	-	11-я стрелковая дивизия	5441	207	8854
	11-я пехотная дивизия	3000	-	15-я стрелковая дивизия	4417	837	9660
Южное направление	2-я дивизия легионеров	4000	1100	33-я стрелковая дивизия	3060	1289	7569
	6-я пехотная дивизия (бригада)	2000	1200	54-я стрелковая дивизия	4401	171	8596
	14-я пехотная дивизия	5000	600	Разные части	885	-	2254
	16-я пехотная дивизия	4800	-	Итого	23204	2762	46933
	3-я дивизия легионеров (1 полк)	1000		3-я армия
	1-я горная дивизия (бригада)	2000	-	5-я стрелковая дивизия	~7000	509	~10 000
	9-я пехотная дивизия	4000	1700	6-я стрелковая дивизия	~3500	50	6386
	2-я пехотная дивизия (кон. стр. п.)	-	600	21-я стрелковая дивизия	~4000	1424	8805
	17-я пехотная дивизия	4000	-	56-я стрелковая дивизия	3222	272	5987
	Всего	26800	5200	Разные части	151	-	445
Резерв	Запасные батальоны и эскадроны действующих полков****	27000	1200	Итого	17873	2255	31623
Резерв	Всего против Западного фронта	86400	8600	Всего	50792	9133	101472
				16-я армия
				2-я стрелковая дивизия	4282	-	8354
				8-я стрелковая дивизия	4194	324	7842
				10-я стрелковая дивизия	4370	130	7637
				17-я стрелковая дивизия	5624	249	12920
				27-я стрелковая дивизия	~5000	~250	~9000
				Разные части	575	-	575
				Итого	24045	953	46328
				Мозырская группа
				57-я стрелковая дивизия	3142	170	6438
				Сводный отряд	1547	313	~3000
				Разные части	1416	-	~3000
				Итого	6105	483	12438
				Всего	30150	1436	58766
				Запасные батальоны и эскадроны действующих дивизий	***	***	***
				Всего на Западном фронте	80942	10569	160238

* 48-я стрелковая дивизия на латвийской границе.
** В составе 10-й и 15-й кавалерийских дивизии.
*** Включено в состав дивизий.
**** Готовые к влитию пополнения.

На решающем направлении мы сосредоточили три наши армии: 4-ю (командарм Сергеев, наштарм Шуваев (бывшая Северная группа), 15-ю (командование прежнее) и 3-ю. 16-я осталась на игуменском направлении (командование прежнее) и Мозырская группа (командарм Лазаревич, наштарм Лисовский) — на мозырском (командгруппы Хвесин). Такая группировка позволяла сосредоточить на глубокинском направлении подавляющие наши силы и вместе с тем сохранить прочное и гибкое управление ими.

4-я армия насчитывала (не считая 48-й стрелковой дивизии) около 14 тыс., 15-я армия — до 26 тыс. и 3-я армия — до 20 тыс. штыков и сабель, 16-я армия имела 25 тыс. и Мозырская группа — около 6 тыс. штыков и сабель.

Таким образом, на нашем правом фланге против 30 тыс. с небольшим польских мы выдвинули до 60 тыс. наших штыков и сабель. При этом надо иметь в виду, что поляки держали свои силы глубоко эшелонированными, но без определенной группировки, передовая же их линия была кордонно растянута. Вместе с тем резервы их не могли составить, даже путем перегруппировки, какого-либо угрожающего для нас сосредоточения в случае нашего перехода в наступление. Они были для этого слишком малочисленны, раздроблены и разбросаны. Нашим планом опять-таки являлось одновременное введение в бой всех наличных сил для того, чтобы сразу же упразднить передовую боевую линию противника. Последующий ввод польских резервов шел бы уже не в их, а в нашу пользу, ибо позволял бы нам поочередно разбивать эти силы.

На участке 16-й армии соотношение сил было примерно одинаковое. Зато на не важном левом фланге (мозырское направление) мы были в два с лишком раза слабее поляков (схема 4).

Распределяя таким образом силы, командование фронта имело в виду обходное движение 4-й армии севернее оз. Б. Ельна, фронтальный прорывающий удар 15-й армии на Глубокое и фланговый удар 3-й армии в парафьяновском направлении. 16-я армия сосредоточенными силами должна была наступать в игуменско-минском направлении, связывая весь центр противника; мозырская группа, занявшая к этому времени г. Мозырь, должна была содействовать 16-й армии в глусском направлении.

Приведенное выше распределение наших сил было отдано в приказе командзапа от 30 июня. В состав 4-й армии, не считая 48-й стрелковой дивизии, включались 12, 18 и 53-я стрелковые дивизии, 164-я стрелковая бригада и 3-й конный корпус, сведенный из 10-й и 15-й кавалерийских дивизий под командой тов. Гая. В состав 15-й армии включались 4, 11, 16, 33 и 54-я стрелковые дивизии; в состав 3-й армии — 5, 6, 21 и 56-я стрелковые дивизии; в 16-ю армию — 2, 8, 10, 17 и 27-я стрелковые дивизии. Состав Мозырской группы — прежний. [132]

VII. Наступление 4 июля

2 июля командзапом был отдан приказ о переходе в решительное наступление с рассветом 4 июля (схемы 5 и 6).

4-й армии было поставлено задачей нанести главный удар к северу от оз. Б. Ельна и 5 июля выйти в район Шарковщизна — Лужки. Конные массы выбросить по левому берегу Западной Двины в свенцянском направлении. [134]

15-й армии приказано было нанести удар в глубокинском направлении.

3-й армии ставилось задачей занять 5 июля Докшицы, а 6-го отрезать противнику путь отступления по железной дороге в районе ст. Парафьяново.

16-й армии — форсировать Березину с 5 на 6 июля для наступления в игуменском направлении.

Мозырской группе — содействовать 16-й армии действиями во фланг противника.

Разграничительными линиями назначались: между 4-й и 15-й армиями — устье р. Ушач — м. Лужки — Будичи; между 15-й и 3-й армиями — Дзвони — верховье р. Березина; между 3-й и 16-й армиями — оз. Пелик — верхнее течение р. Гайна.

Наступление развивалось очень успешно, 4-я армия двинула к северу от Б. Ельна 12-ю и 53-ю стрелковые дивизии и 164-ю стрелковую бригаду, за ними двинулся конный корпус: вдоль р. Диены наступала 18-я стрелковая дивизия. [135]

Легко прорвав оборону незначительных пехотных частей противника, ударная группа 4-й армии быстро и решительно повела свое обходное движение. Однако на пути она встретила неожиданно для себя части 8-й пехотной польской дивизии. Мы имели еще и ранее сведение о том, что поляки сами готовятся к переходу в наступление и что первой задачей их является очищение от нас Дисненского района. По-видимому, движение 8-й стрелковой дивизии от Германовичей по северному берегу оз. Б. Ельна и являлось подготовкой этого маневра. Части 8-й дивизии были атакованы на походе, разбиты и потеряли всякую способность к сопротивлению. Но и наши части не достигли того, что могли бы извлечь из обстановки. Недостаток средств связи у командующего 4-й армией не позволял ему твердо держать свои части в руках, и поэтому действия 12-й и 53-й дивизий носили несколько разрозненный характер. Как бы то ни было, противник был разбит и наши части продолжали свое наступление, лишь немного не выполнив поставленной им задачи. 18-я дивизия вела упорные бои с противником, и лишь только обход ударной группы и успех соседней 15-й армии позволили ей сдвинуться с места.

15-я армия, против которой находились главные силы противника, целый день вела упорный, кровопролитный бой. Однако к вечеру на всем участке польские войска были разгромлены, раздавлены и с большими потерями опрокинуты на Глубокое. Были захвачены пленные, пулеметы и орудия.

3-я армия форсировала Березину, разбила стоявшие против нее польские части и к сроку заняла Докшицы и точно так же к сроку прорвала железную дорогу в районе Парафьянова. Противник, сбитый на этом направлении энергичным движением частей 3-й армии, должен был в беспорядке отступить в северном и северо-западном направлениях, отступил по болотистым местам, что севернее железной дороги.

Уже к 7-му числу выяснилось с полной определенностью, что войска противника подверглись полному разгрому в районе нашего главного наступления.

Действия 16-й армии точно так же были вполне успешны. Переправившись через р. Березину и разбивая встречающиеся на ее пути польские части, она быстро продвигалась в игуменском направлении.

Мозырская группа своим наступлением в северо-западном направлении из района Глуска оказывала ей активную поддержку.

Чтобы еще более обеспечить успех 16-й армии, командование фронта 6 июля приказало поддержать ее движением 3-й армии в минском направлении (схема 7).

7 июля отдается приказ, по которому 4-й армии ставится задачей к 9 июля выйти в район Твереч — Годушишки — Комай; 15-й армии 10 июля занять район ст. Молодечно; 3-й, 16-й и Мозырской группе — задача прежняя. Наступление на всем фронте развивается с полным успехом. [136]

Конный корпус, далеко оторвавшись от главных сил своей армии и действуя севернее озерно-болотистого Дисненского района, вышел в глубокий тыл армии белополяков и 9-го числа после успешного боя занял Свенцяны, нанеся противнику серьезные

потери и захватив большую военную добычу. Деморализация, внесенная этим ударом конного корпуса в войска противника, была настолько велика, что они даже не сумели оказать сопротивления главным силам 4-й армии по линии мощно укрепленных германских позиций. 9-го числа 4-я армия выполнила поставленную ей задачу. 15-я армия точно так же в назначенный срок [137] заняла Молодечно, 3-я и 16-я армии, разбивая своим концентрическим наступлением всякое сопротивление противника, продолжали успешное наступление.

Нами были перехвачены польские приказы, из которых видно, что польское командование, видя свое полное поражение на северном участке, предписало планомерный постепенный отход на участке нашей 16-й армии. Однако предпринятый нами маневр совершенно спутал их карты, не позволяя им занять и удержать своевременно ни одного намеченного ими рубежа. Организация отступления их была нарушена и приняла характер полного беспорядка.

Теперь перед Западным фронтом встала новая стратегическая задача. По Березине, впадающей в Неман с ее многочисленными притоками, раскинулись труднопроходимые болота, покрытые густыми лесами и имеющие лишь несколько удобных для движения дорог. Верхнее течение Немана не представляет собой никакой серьезной преграды для наступающих войск. Зато от Березинского болотистого района он течет в западном направлении вплоть до устья р. Шары и на всем этом протяжении представляет уже довольно серьезную преграду благодаря быстроте течения и ширине русла. Таким образом, фронтовому командованию необходимо было решить вопрос, где оно поведет свои главные силы, севернее или южнее этой продольной преграды.

По основным соображениям упирания нашего правого фланга в границы враждебных Польше государств и по соображениям меньшей потери времени на перегруппировки было решено главное наступление повести севернее Немана (схема 8). 9 июля отдается приказ, по которому 3-й армии надлежит сосредоточиться в районе Холхло — Першай — Раков 11 июля, 16-й армии приказано 11 июля занять Койдонов; Мозырской группе дано направление на Слуцк и Лунинец. Разграничительными линиями назначались: между 4-й и 15-й армиями Будичи — оз. Нарочь — Ошмяны; между 15-й и 3-й армиями м. Илия — р. Березина — ст. Листопады; между 3-й и 16-й армиями р. Гайна — м. Вольма. Северным армиям продолжать дальнейшее наступление.

Части 3-го конного корпуса, поддержанные 164-й стрелковой бригадой, продолжали свое наступление от Свенцян в виленском направлении. Стрелковые силы 4-й армии двинулись к р. Вилин для ее форсирования в направлении Михалишки. Здесь, благодаря недостатку средств связи и затрудненности управления вследствие этого частями армии, произошла досадная задержка. Командование 18-й дивизии непроизводительно теряло время в районе оз. Свирь — Михалишки, действуя разрозненно и разбросанно своими частями. Связи между отдельными дивизиями точно так же не было. Командарму лично пришлось выехать в штабы дивизий, получить от них необходимые сведения и на месте дать указания. Организованные, сосредоточенные усилия трех стрелковых дивизий наконец имеют успех, и р. Вилия форсирована. [138] Противник, понесши здесь серьезный урон, начинает поспешное отступление.

3-й конный корпус точно так же не имел первоначально успеха. Несколько попыток его форсировать р. Вилин были каждый раз отражены пехотными польскими частями. Наконец при помощи 164-й бригады эта задача была выполнена, и части корпуса ворвались в предместье г. Вильна. Некоторое время и здесь продолжались упорные бои, но 14-го утром Вильна уже нами была окончательно занята.

Как только литовцы почувствовали, что Красная Армия имеет совершенно определенные успехи, их нейтральная позиция немедленно сменилась на враждебные отношения к Польше, и литовские части ударили полякам по тылам, заняв Новые Троки и ст. Ландварово. [139]

Стремительное обходное движение конного корпуса и помощь литовских войск отрезали северной польской армии путь отступления на Ораны и Гродно. Часть ее начала поспешный отход в направлении на г. Лиду. Таким образом, в этом направлении, куда концентрически двигались три наши армии, должны были отступать польские войска и с севера и с востока. Являлось жизненно необходимым удержать наступление 15-й армии на германских позициях для того, чтобы дать время отойти главным силам и тылам этих войск. Действительно, наступление 15-й армии встретило жестокий отпор по всей линии старой германской укрепленной полосы. Завязался упорный бой в районе Сморгони.

Чтобы дать скорейшее развитие событиям на правом фланге 15-й армии, связав его действия с успешным наступлением 4-й армии, в направлении на Сморгонь была двинута 5-я стрелковая дивизия, выведенная из 3-й армии в резерв командзапа.

15-я армия несколько дней безрезультатно бьется на линии германских окопов. Однако обходное движение 18-й стрелковой дивизии 4-й армии наконец опрокидывает польское сопротивление в районе Сморгони, и части 15-й армии начинают последовательно справа налево овладевать германскими позициями. Наступление снова решительно продолжается, причем в задачу 15-й армии входит также помощь по последовательному очищению позиций от польских войск на участке 3-й армии.

Приказом от 12 июля 4-й армии поставлено задачей выйти в район Ораны к 17-му числу; 15-й и 3-й армиям к этому же сроку приказано занять линию Жирмуны — Лида; 16-й армии к этому же сроку занять район Барановичи; Мозырская группа должна наступать в пинском направлении. Чтобы облегчить 16-й армии последовательное очищение германских окопов, начиная с правого фланга, к нему была направлена 2-я стрелковая дивизия, выведенная в резерв фронта. Разграничительными линиями назначались: между 4-й и 15-й армиями Ошмяны — Вороново — Скидель; между 3-й и 15-й армиями Листопады — Субботники — Лида — ст. Мосты; между 3-й и 16-й армиями Волма — устье р. Березины — Деречин. Таким образом, 3-й армии ставилось задачей частичное форсирование Немана и движение части сил по его левому берегу. Эта мера должна была облегчить 16-й армии ее трудную задачу форсирования германских окопов на большом протяжении и дальнейшее ее продвижение к р. Шаре.

Являлось вполне возможным предположить, что польское командование решит упорно обороняться на фронте 16-й армии, для чего использует линию германских окопов и течение р. Неман. В таком случае наша северная группа была бы поставлена в положение, когда ей необходимо было бы остановиться. Предусматривая это, армиям было указано, что в случае задержки 16-й армии на германских позициях и в случае сосредоточения в районе к югу от Немана крупных польских масс задачей 3-й и 15-й армий будет перемена их основного направления и удар с севера [140] на юг во фланг и тыл польским массам; 4-я армия должна была бы обеспечить эту операцию наступлением в гродненском направлении. Однако это предположение не осуществилось. 16-я армия своими силами сумела сбить расстроенные части польской армии, но самый факт маневрирования и готовность к маневру нашей основной группировки надо разобрать несколько подробнее.

При современных широких фронтах является совершенно невозможным наступать всюду с одинаковой насыщенностью. Смелое ведение операций непременно должно предусматривать сосредоточение больших войсковых группировок на решающих направлениях и оставление минимальных сил на направлениях второстепенных. В случае успеха, в случае благоприятного развития дальнейших операций перед командованием больших войсковых соединений встает неминуемо вопрос: надо ли продолжать операцию, сохраняя прежние группировки и прежнее операционное направление, или надобно избрать новое? Надо ли сохранять в боевой линии все двинутые в бой массы или их нужно разредить путем вывода части сил в резервы? Не лучше ли продолжать преследование слабыми силами и лишь только тогда, когда обнаружится новая группировка неприятельских сил, обрушиться на нее сильными сохраненными резервами?

Эти вопросы являются решающими в современных операциях, так как, за редкими исключениями, нет возможности неприятельскую силу уничтожить одним быстрым решительным движением. Неминуемо приходится вести операцию за операцией, удар за ударом, нанося противнику непрерывные потери. Ответить на эти вопросы раз навсегда пригодными формулами — невозможно. Обстановка слишком разнообразна для того, чтобы к ней применять навсегда определенные правила. Но вместе с тем обычное развитие современных операций неизбежно заставляет сделать кое-какие определенные выводы. Во-первых, протяжение фронта общего наступления и неизбежное разрушение железных дорог отступающей армией не позволяет делать своевременные железнодорожные переброски, и потому раз принятое массирование войск, при условии быстро развивающегося наступления, может быть изменено лишь с большим трудом, и то частично. Во-вторых, оставление в боевой преследующей линии лишь небольших сил легко может позволить противнику сорганизоваться, остановить наше наступление и привести в порядок свои дезорганизованные части. Это вовсе не означает, чтобы неприятель сейчас же согласился с нами вступить в новое сражение. Наоборот, в целом ряде случаев он будет всячески избегать его, покуда не сорганизует нового мощного контрудара. В этом случае ввод в дело образованных нами крупных резервов для разгрома остановившегося противника может оказаться ударом по воздуху и не приведет ни к каким положительным результатам, но зато будет связан с неизбежной потерей времени. Невозможность при современных [141]
широких фронтах уничтожить армию противника одним ударом заставляет достигать этого рядом последовательных операций, которые стоили бы дороже противнику, чем нам. Чем стремительней будем мы его преследовать, тем меньше мы ему дадим времени на организованный выход из боя, тем более мы разложим его вооруженные силы и сделаем невозможным или очень затруднительным новое генеральное сражение. Словом, ряд последовательно веденных уничтожающих операций, соединенных непрерывным преследованием, может заменить собой то уничтожающее сражение, которое было лучшим видом столкновения в прежних армиях, имевших не такое протяжение фронта.

Против подобного рода доводов возражают довольно основательно в том смысле, что такие образовавшиеся на решающем направлении таранные массы слишком ярко обнаруживают свою основную оперативную идею. Исчезает всякая возможность внезапности. Сама наступающая таранная группировка облегчает противнику заранее подготовить свой контрудар и в нужный момент из нужного района будет встречена его контрнаступлением. Всякое дело — очень сложно и разносторонне. И те недостатки таранного наступления, которые сейчас приведены, действительно соответствуют истине. Но если вопрос рассмотреть шире, то мы увидим такие его стороны, которые эти недостатки в полной мере сглаживают. Во-первых, не надобно забывать, что разбитый противник, в смысле располагаемых вооруженных сил, находится в худшем положении, чем победившая армия. Инерция подавленности и сознание безвыходности положения охватывают отступающего, если ему нигде не дают возможности зацепиться, не дают возможности перегруппироваться, заставляют его каждый день принимать бои и терять все новые и новые силы. Поэтому если основная таранная группировка стоит на правильном направлении и правильно обеспечена на фланге и на второстепенных направлениях, то всякий переход противника в наступление является для этих масс не неприятностью, а желанной, заветной мечтой. У наступающего победителя всякое активное проявление со стороны противника может вызвать только радость, ибо оно дает ему наконец возможность настигнуть главные поколебленные силы врага и нанести окончательный, сокрушающий удар.

Скопление таранных масс, как и упоминалось уже выше, является неминуемым следствием характера современной войны. Германская армия на французском фронте в 1914 г. и целый ряд наших кампаний в период гражданской войны являются этому прямым доказательством. И на примере нашей кампании против белополяков в 1920 г. можно с большой пользой проследить вопрос об использовании таранных масс. Когда 16-й армии требуется помощь с севера, таранная масса, в лице 3-й армии, ведет ее немедленным наступлением на Минск. Если бы 16-й армии потребовалась помощь на линии старых германских окопов, то мощный удар, не менее как двух наших армий, обрушился бы на фланг [142] и тыл действовавших против нее польских войск. В дальнейший период операций, во время наших боев на Буге, могла встать потребность в таком же маневре наших северных армий. И если бы она встретилась, то, конечно, могла быть немедленно выполнена. Неудача нашей последней операции на Висле не должна путать существо вопроса и не должна вести к неправильным легкомысленным выводам. Там имела место не ошибочность нашей основной ударной группировки, а наш пробел в деле ее флангового обеспечения. Об этом разговор будет дальше.

IX. Форсирование Немана и Шары

Дальнейшее наступление нашей основной северной группировки развивалось безостановочно и с постоянным успехом. В районе Жирмуны — Лида противнику было нанесено серьезное поражение и захвачено большое число пленных и артиллерии. 16-я армия и Мозырская группа точно так же успешно развивали свои действия.

18 июля фронтовым командованием была поставлена дальнейшая задача (схема 9). 4-й армии было приказано 21 июля форсировать р. Неман в районе южнее Гродно; 15-й армии приказано форсировать р. Неман 22 июля; 3-й армии — форсировать главными силами р. Неман в районе устья Шары; 16-й армии — форсировать р. Шару в районе к северу от Слонима. Разграничительными линиями назначались: между 4-й и 15-й армиями Скидель — Индура; [113] между 15-й и 3-й армиями ст. Мосты — Рось; между 3-й и 16-й армиями — прежняя.

Между тем польское командование со своей стороны точно так же организовало новую операцию. Имея намерение во что бы то ни стало удержаться на линии рек Немана и Шары, оно намеревалось сосредоточить ударную группу в шесть пехотных дивизий в районе Гродно для удара во фланг нашей главной армейской группировке. Для этой цели из района Лиды двигались на Гродно 5, 8, 10-я пехотные дивизии, а сосредоточенные в Белостоке 9-я и 17-я пехотные дивизии и три уланских полка двигались через м. Кузницы на Гродно с запада. 2-я литовско-белорусская дивизия уже находилась в этом районе (схема 10).

Стремительные действия 3-го конного корпуса разбили все польские планы. Еще 19-го числа с налету была занята крепость Гродно. Литовско-белорусские части были потрепаны и в беспорядке отброшены на западный берег р. Неман. Части 15-й кавалерийской дивизии заняли м. Кузницы, а 10-я кавалерийская дивизия заняла м. Скидель, ожидая подхода пехотных сил 4-й армии. Тем временем польская пехотная масса, придя к расположению наших кавалерийских дивизий, перешла в решительное наступление и успешно начала теснить эти части. В то время как на западном берегу р. Неман 15-я каралерийская дивизия была [144] потеснена в крепость и закрепилась на берегу, 10-я кавалерийская дивизия вела упорный бой с развернувшимися дивизиями белополяков на подступах к Гродно со стороны г. Лида. Тем временем пехотная масса 4-й армии дебушировала из Гродненской пущи и обрушилась на тылы и фланги наступающих польских дивизий Они были смяты, раздавлены и в полном беспорядке отброшены к югу, на ст. Мосты. По дороге они были перехвачены подходившими частями 15-й армии, окончательно разбиты и деморализованы и отброшены на западный берег р. Неман. 1ак неудачно кончилась для поляков намеченная ими контрударная группировка. Наши войска продолжали решительное наступление и на всем фронте после ряда боев форсировали р. Неман. 16-я армия, по форсировании р. Шары, на подступах к Волковыску встретила сильное контрнаступление польских частей. Это наступление было смято, причем поляки потеряли большое количество пленных и орудий. На всем фронте наступление наше продолжилось.

После известия о взятии Гродно главнокомандующим были даны директивы о занятии Западным фронтом Варшавы к 12 августа. Вопрос о том — нужно было или не нужно останавливаться на этнографической польской границе является точно так же одной из любимейших полемических тем. Большая часть наших писателей указывает на то, что на этом рубеже было бы выгодней нам остановиться, сорганизовать свои тылы, исправить связь и достроить железные дороги, влить в части пополнения, которые в количестве 60 тыс. человек уже находились в эшелонах и следовали за наступавшими войсками, и после этого подремонтированным окрепшим начать новое наступление для окончательного уничтожения польской армии.

Такое предположение, конечно, очень соблазнительно. Куда приятнее наступать, когда железные дороги исправны, когда связь работает без перебоев, когда войска пополнены до положенного им по штату и когда противник вместе с тем разложен и деморализован. Но так ли на самом деле складывалась обстановка? Непрерывность нашего преследования вконец деморализовала польские войска. По свидетельству французских и польских офицеров, войсковые части потеряли всякую боевую устойчивость. Польские тылы кишели дезертирами. Никакой надежды на спасение не оставалось. Все бежали назад, не выдерживая ни малейшего серьезного боя. И эта неустойчивость царила не только в войсковых частях, но и в среде высшего командного состава.

В этом положение, при котором мы, даже численно слабейшие все-таки оказывались сильнее противника в том случае если бы мы оставались на границе Польши? Конечно нет. Если для нас эта остановка дала бы возможность провести пополнение, укрепить свои тылы, привести в порядок весь организм [145] наступающих армии, то, конечно, для поляков в этом смысле было гораздо больше возможностей. Не надо забывать, что на карту ставилось существование капиталистического мира, не только Польши, но и всей Европы. Бесконечные транспорты и эшелоны с амуницией и вооружением следовали на помощь польской армии из Франции и Англии. Забастовки и активные противодействия германских рабочих в Данциге и на железных дорогах силою подавлялись французскими и английскими войсками которые принимали на себя заботы о разгрузке и погрузке необходимого снаряжения. Польский капитал напрягал все свои силы, развивая бешеную агитацию против большевистского наступления. Ксендзы служили ему в полной мере и призывали польское население к национальной самообороне. Формирование буржуазных добровольческих частей проходило очень успешно. И если бы только мы дали полякам спокойно провести эту работу, то через две-три недели, потребные нам для устройства наших дел, мы встретили бы против себя значительно сильнейшие, чем наши, армии и должны были бы снова ставить на карту наше стратегическое будущее. При том потрясении, которому подверглась польская армия мы имели право и должны были продолжать наше наступление Задача была трудная, смелая, сложная, но задачами робкими не решаются мировые вопросы.

X. Бои на Нареве и Буге

В конце июля начинаются наши бои на Нареве и Буге

Впервые после начальных боевых операций поляки оказали нам здесь упорное сопротивление.

На участке 4, 15 и 3-й армий нам необходимо было форсировать болотистые реки Бобр, Нарев и Нурец, которые имели очень мало переправ и представляли собой серьезную преграду Поляки использовали ее и, устроив несколько за нею свои войска оказали нам очень серьезное сопротивление. Этому успеху их помогло и то обстоятельство, что средства связи наши неизменно оставались недостаточными и управление войсками было до чрезвычайности, затруднено, что часто придавало боям несколько разрозненный характер и, конечно, замедляло успех. Особенно сказалось это обстоятельство на участке 16-й армии, которая занимала широкий фронт, около 80 верст, имея всего только 5 стрелковых дивизий. Положение 16-й армии осложняло еще наличие на фланге Брест-Литовской крепости.

После форсирования Немана приказом от 23 июля было намечено дальнейшее наступление. Армиям фронта к 3 августа было приказано выйти на линию Остроленка — Остров — Коссов — Дрогичин — Бела — Влодава. Разграничительными линиями назначались: между 4-й и 15-й армиями Индура — Соколка — Замбров — Пасеки для 4-й включительно; между 15-й и 3-й армиями Рось — Страбля-Брок, все для 15-й армии; между 3-й и 16-й армиями Деречин — ст. Гайновка — Боцки — Медзна, все для 3-й армии; между 16-й армией и Мозырской группой Брест-Литовск — Межуречье (схема 11).

3-й конный корпус, продолжая выигрывать 1-2 перехода по отношению к главным силам 4-й армии, двинулся на Осовец и с боя занял эту крепость. Дальнейшее его движение продолжалось [147] на Ломжу. Вслед за конным корпусом шла 12-я стрелковая дивизия. 18-я и 53-я дивизии, подойдя к берегам Марева на участке Стренкова Гура — Бабино, завязали с противником решительные бои, форсировали реку, но бой развивался с переменным успехом, без существенных результатов.

15-я армия, выйдя на болотистые берега Нарева, точно так же повела безрезультатные фронтальные бои.

3-я армия, дойдя до болотистых берегов Нуреца, вела здесь довольно бестолковые бои. Командарм 3 тов. Лазаревич в это время заболел, не мог двигаться, и управление армией пришло в некоторое расстройство. По существу, 3-й армии давалась самая легкая задача, она не имела серьезных естественных преград перед собой и обладала достаточной ударной способностью.

Конный корпус, подойдя к Ломже, атаковал ее с севера 15-й кавалерийской дивизией и переправился на южный берег Нарева 10-й кавалерийской дивизией. Однако бои здесь привели к успеху не сразу, и лишь с помощью 12-й стрелковой дивизии удалось овладеть этой крепостью 2 августа.

53-я дивизия 1 августа форсирует наконец Нарев в районе Стренкова Гура, сбивая во фланг противника, сопротивляющегося перед 18-й дивизией.

18-я стрелковая дивизия форсирует Нарев в направлении Ежова и с упорным боем продвигается далее. Таким образом, на севере противник сбит по всему фронту 4-й армии и, обойденный, начинает отступление перед 15-й и 3-й армиями, которые по пятам преследуют его, досаждая непрерывными арьергардными боями.

В 16-й армии дело сложилось не так благоприятно. Командование фронта, учитывая растяжку фронта этой армии, предлагало ей группировать свои главные силы к правому флангу, чтобы совместно с нашей основной фронтовой группировкой быстро сломить сопротивление противника. Но Брест-Литовская крепость привлекла к себе внимание 16-й армии и отвлекла на себя ее главные силы, хотя при наличном польском гарнизоне крепость нам не представляла никакой угрозы. Растянутые на громадном протяжении 27-я и 8-я стрелковые дивизии безрезультатно ведут бои по р. Западный Буг, не будучи в состоянии ее форсировать. Лишь только по занятии Брест-Литовска 16-я армия производит наконец указанную ей группировку и форсирует Западный Буг. Наступление снова начинает успешно развиваться. Мозырская группа, оказавшая поддержку 16-й армии в захвате Брест-Литовской крепости, точно так же форсирует Западный Буг и выполняет поставленную ей задачу.

Учитывая то, что 4-й и 15-й армиям придется вновь форсировать р. Нарев, а также принимая во внимание усилившееся сопротивление противника, разграничительные линии между 4-й и 15-й армиями от Замброва проводятся на г. Остроленка, и, таким образом, вся 4-я армия беспрепятственно обходит р. Нарев. [148]

Бои нашей главной фронтовой группировки на Нареве и Бобре затянулись, в общей сложности, с 28 июля по 1 августа. Это была первая наша серьезная задержка. Зато на участке 16-й армии дело обстояло гораздо хуже. В силу указанной выше разброски сил 16-я армия лишь 6 августа сумела форсировать Западный Буг.

Эта последняя задержка, основанная не на силе неприятельского сопротивления и не на трудности форсирования реки, а главным образом на недостатках в группировке сил, послужила причиной несколько различной оценки обстановки между командованием фронта и главным командованием. В разговоре по прямому проводу от 8 августа мы видим мнение главного командования, определяющее главные силы польских армий сосредоточенными по левому берегу Западного Буга и готовыми к принятию нового решительного сражения. Вследствие этого главное командование находило более целесообразным прекратить густое наступление нашей северной группировки на запад и обрушиться главной массой сил на левый фланг этой основной группировки противника с тем, чтобы еще до Вислы окончательно разгромить польскую армию.

По данным разведки Западного фронта, обстановка рисовалась совсем в другом виде. Главная группировка польских войск по-прежнему оставалась на направлении нашего главного наступления. Соотношение сил видно из таблицы 4.

Таким образом, естественной и единственно правильной задачей являлось стремление к разгрому основной северной группировки противника. И это было тем более естественно, что оно требовало менее всего сложных движений, менее всего потери времени, и, главное, можно было с полной уверенностью уже чувствовать, что противник начал свое отступление за Вислу. Таким образом, снижение к югу нашего ударного тарана знаменовало бы собой удар по воздуху, потерю времени и вывод всей этой массы войск на самое труднопреодолимое варшавское направление. В силу этих соображений командование фронта оставило в силе данные армиям задачи и продолжало наступление.

Теперь, когда нам известно то, что происходило в то время на польской стороне, мы с полной достоверностью можем засвидетельствовать, что Западный фронт был прав в своих действиях. Еще 6 августа состоялся военный совет в Варшаве, на котором было решено оторваться от наших наседающих войск и, произведя за Вислой основную перегруппировку, перейти в контрнаступление. Конечно, вступить в решительное сражение до Вислы было бы для нас гораздо приятней, но, противник отходил, и надо было готовиться к самому трудному, к самому тяжелому и к самому опасному действию, к сражению со всеми польскими силами, опирающимися на широкую, быструю и труднопереходимую Вислу.

Наши северные армии с боями среднего напряжения [149] непрерывно продвигались вперед. 16-я армия и Мозырская группа легко, местами потеряв соприкосновение с противником, продолжали свое наступление.

Таблица 4. Соотношение сил на Нареве и Западном Буге

Район севернее р. Западный Буг	Белополяки				Наши войска
	Части	Штыки	Сабли	Примечание	Части	Штыки	Сабли	Примечание
	2-я литовско-белорусская дивизия 5 дивизия (бригада) 9 дивизия (бригада) 8-я пехотная дивизия	7300	1400	В общем	4-я армия
		7300	1400	В общем	12, 18, 53, 54-я стрелковые дивизии 164-я стрелковая бригада 3-й конный корпус	9568	4861	4929
	10-я пехотная дивизия 3-я резервная дивизия 17-я пехотная дивизия 1-я резервная дивизия 8-я пехотная дивизия	17200	1555		15-я армия
		17200	1555		4, 11, 16, 33-я стрелковые дивизии	12769	465
	1-я литовско-белорусская дивизия 4-я дивизия (бригада) 6-я дивизия (бригада)	5100	900		3-я армия
		5100	900		5, 6, 21 и 56-я стрелковые дивизии	9205	914
	Всего	29700	3855		Всего	31502	6240
	15-я пехотная дивизия 2-я пехотная дивизия 16-я пехотная дивизия 5 запасных батальонов	10900	1000		16-я армия
		10900	1000		2, 8, 10, 17 и 27-я стрелковые дивизии	9205	914
	Всего	29600	3855		Всего	31502	6240
Район южнее р. Западный Буг	1-я горная дивизия 9-я пехотная дивизия (бригада) Группа Яворского отряд Булак-Балаховича	4900	1000		57-я стрелковая дивизия и Сводный отряд	4193	-
	Всего	15800	2000		Всего	14777	244
Резервы		?	?	Прочие части обнаружены быть не могли ввиду нахождения их в глубоком тылу				48-я стрелковая дивизия на латвийской границе
	С польской стороны участвовало в боях	45400	5855		С нашей стороны участвовало в боях	46279	6484	Без 48-й стрелковой дивизии, в которой было 4262 штыка и 198 сабель

Приказом от 3 августа армии ставилось задачей — к 8 августа достигнуть линии Прасныш — Маков — Вышков — Парчев.

Задача была выполнена.

XI. Обстановка на Висле

Постоянные неудачи, непрерывное отступление окончательно сломили боеспособность польской армии. Это уже были не те войска, с которыми нам приходилось бороться в мае и в июле этого года. Полная деморализация, полное неверие в возможность успеха подорвали силы и командного состава и солдатских масс. Отступали иногда без всякого повода. Весь тыл был загроможден дезертирами. Никакие репрессивные меры не могли восстановить порядка и провести дисциплину. К этому еще примешивались обостренные классовые взаимоотношения.

Мобилизацией всей польской буржуазии и интеллигенции рабочие центры были задавлены, но глухо волновались.

При поддержке французского генерального штаба и французского вооружения и снаряжения Польша при виде своего полного поражения принялась лихорадочно за воссоздание своей боевой силы. В это время польская армия еще не достигла своей окончательной структуры, но зато теперь формирование было в полном ходу. Второочередные дивизии с номерами полков от 101 и выше одна за другой появились на нашем фронте. Наконец, были обнаружены третьеочередные, так называемые добровольческие формирования. Эти формирования, несмотря на свою молодость и необученность, были достаточно боеспособны, ибо комплектовались в значительной мере буржуазными и интеллигентскими элементами, которые, понимая, что судьба их ставится на карту, проявили большую решительность и упорство. Словом, в тылу, за Вислой, шла усиленная подготовка новых сил, мобилизация и формирование. Все спешно сколачивалось и подтягивалось на главнейшие направления. Перед Варшавой возводились усиленные укрепления. Был создан очень сильный плацдарм от Новогеоргиевска на Варшаву и несколько южнее. К этому направлению подтягивались силы со всех сторон. Если во время наших боев на Немане и Шаре соотношение наших сил было еще в нашу пользу, то теперь положение резко изменилось. Западный фронт насчитывал в своих рядах едва только 40 тыс. штыков. Зато польские силы возросли до 70 тыс. с лишком, по нашим разведывательным данным того времени, а на самом деле они были еще больше.

Понимая всю безвыходность положения, польское командование, по-видимому, не без участия французского генерального штаба, 6 августа принимает правильные, смелые решения об оторвании своих войск от наших наседающих частей и о коренной [152] перегруппировке сил на всем польском фронте. Видя, что судьба Польши должна решаться на Висле, польское командование подтягивает сюда все свои силы. С львовского направления снимаются почти все польские части. Оставляются только партизанские украинские части армии ген. Павленко и остатки 6-й армии, согласно польским источникам, в составе лишь одной кавалерийской дивизии{25}. Однако надо полагать, хоть кое-что от пехотных дивизий здесь да осталось. Задачей всей этой слабой группе ставилось — прикрытие нефтяного района. Все прочие польские силы перебрасываются по железным дорогам на северное направление. Польское командование рискует потерять Галицию, но надеется выиграть генеральное сражение и тем спасти буржуазную Польшу. И потому вся польская армия сосредоточивается на Висле.

С нашей стороны обстановка складывалась в следующем виде. Войска Западного фронта были истощены и ослаблены, но зато они были сильны духом и не боялись противника. Вдвое-втрое сильнейший противник не мог остановить нашего наступления. Такова была инерция удара, инерция победы. Но если оценить наше общестратегическое положение, то дело рисовалось далеко не в розовом свете. Еще до начала польской кампании поднимался вопрос о том, чтобы объединить Западный и Юго-Западный фронты под общим командованием Западного фронта. Но тогда главное командование считало такое объединение преждевременным и намечало его осуществление при нашем выходе на меридиан Брест-Литовска. Действительно, болотистое Полесье не позволяло непосредственного взаимодействия Западного фронта и Юго-Западного, поэтому такое решение было вполне допустимо. Но когда, по выходе нами на указанную линию, мы попробовали осуществить объединение, то оказалось, что оно почти невыполнимо в силу полного отсутствия средств связи. Западный фронт не мог установить последней с Юго-Западным. Мы, при наличии тех несчастных средств, которые имелись в нашем распоряжении, могли эту задачу выполнить не скоро, не ранее 13-14 августа, а обстановка уже с конца июля настойчиво требовала немедленного объединения всех этих войск под общим командованием. Мы находим в разговорах с главнокомандующим по прямому проводу и в телеграммах непрерывное обсуждение этого вопроса и тех мер, которые предпринимались для его осуществления.

Рассчитывая со дня на день получить в свое подчинение 12-ю и 1-ю конную армии, командование Западного фронта уже заранее предопределяло им подтягивание к левому флангу основных армий фронта, но дело затягивалось, и эта задача осталась висеть в воздухе.

Силы Юго-Западного фронта не были во взаимодействии с основными силами Западного фронта. Особенно резко подчеркивалось это тем обстоятельством, что перед Юго-Западным фронтом [153] вставала его местная и сама по себе чрезвычайно важная задача овладения центром Галицийской области — г. Львовом. Сюда-то и направлялись основные усилия Юго-Западного фронта, расходясь, таким образом, с усилиями Западного фронта не менее как на 90 градусов.

Обстановка сложилась крайне неблагоприятно для Западного фронта. Выходя на подступы к Висле, он был предоставлен своим собственным силам, в то время как против него были сосредоточены силы всей польской армии. Это последнее обстоятельство было выяснено нами уже к началу наших боев на Висле. Разведка полевого штаба оспаривала наши указания на производившуюся польскую перегруппировку, считая, что все силы, бывшие на Юго-Западном фронте, остаются против него. По этому вопросу мы имеем спор в разговоре по прямому проводу.

Во всем этом деле мешалось еще и то обстоятельство, что Юго-Западный фронт смотрел по двум направлениям — на Львов и на Крым, откуда в это время активно действовал Врангель. Непрерывные успехи Западного фронта вселили большую уверенность в нашем конечном успехе. Намечалось снятие целого ряда дивизий с Западного и Юго-Западного фронтов для переброски на крымское направление. Приходилось отстаивать неприкосновенность частей.

В общем, стратегическое положение можно оценить следующими словами: поляки совершали смелую правильную перегруппировку, рискнули галицийским направлением и сосредоточили все свои силы против решающего Западного фронта ко времени решающего столкновения. Наши силы к этому решающему моменту оказались раздробленными и глядящими по разным направлениям. Те усилия, которые были предприняты главным командованием для перегруппировки основной массы Юго-Западного фронта на люблинское направление, к сожалению, в силу целого ряда неожиданных причин успехом не увенчались, и перегруппировка повисла в воздухе.

Французские и польские писатели любят сравнивать сражение на Висле с операцией на Марне. Однако на самом деле сходства в них нет никакого.

Напрашивается другое сравнение — с операцией в Восточной Пруссии в 1914 г. Там Ренненкампф задался целью взять Кенигсберг и двинул на северо-запад всю свою армию, в то время как Гинденбург отходил на юго-восток, во фланг армии Самсонова. Это позволило ему сосредоточить безнаказанно все свои силы против половины русских войск, рассчитывавшей на взаимодействие соседа.

XII. Решающее наступление

Тем временем наше наступление развивалось безостановочно. Становилось очевидным, что не приходится думать о колебаниях, передышках, остановках, что настал момент, когда надобно решать [154] одним последним ударом далеко зашедшие вперед события. Неоднократно в этом направлении даются указания, и 12 августа они вновь подтверждаются директивой главкома о необходимости возможно скорее занять Варшаву.

Для Западного фронта было совершенно очевидно, что главные силы противника сосредоточены против нашей основной группировки в районе Цеханов — Новогеоргиевск — Варшава. По нашим подсчетам, возросший в числе противник имел в этом направлении до 70 тыс. штыков и сабель. На прочих направлениях были гораздо меньшие силы. Лишь только Мозырская группа встречала на своем пути более упорное сопротивление белополяков.

Левый фланг, т. е. группировка Юго-Западного фронта, все время беспокоил Западный фронт. Ожидая с минуты на минуту передачи конной армии Западному фронту и установления с ней связи, проектировалось создать более сильное сосредоточение на люблинском направлении, сконцентрировав на нем главные силы 12-й и 1-й конной армий (схема 12). Как уже говорилось выше, обстановка создалась такая, когда необходимо было быстро и решительно действовать. Вместе с тем силы Западного фронта не превышали 40 тыс. штыков и сабель. Таким образом, пришлось атаковать противника вдвое сильнейшего, и притом опирающегося на столь мощную преграду, как Висла. Было очевидно, что только на основе частной победы, на основе первоначального разгрома одного из участков польского фронта можно было выиграть решающее сражение.

При направлении главного удара приходилось думать не только о тактических удобствах сражения, но и об основных жизненных магистралях противника. Нанесение удара в центр, в варшавском направлении, было для нас непосильной задачей. Оставался разгром одного из флангов — правого или левого. Выходя на левый фланг противника, мы тем самым угрожали его сообщениям с Данцигом. Учитывая, что революционное движение в Германии прекращает нормальный подвоз из Франции снаряжения и вооружения для польской армии, что главной артерией является Данцигская коммуникация, это движение выводило нас не только на фланг основной польской группировки, но и угрожало основной линии польской коммуникации. Дальнейшим преимуществом этого направления являлось то, что наши войска для совершения этого удара не должны были делать никаких существенных перегруппировок, чем выгадывалось время, и, сверх того, не приходилось менять своей основной коммуникации. Эта последняя направлялась у нас от Вильны и Лиды к юго-западу.

Невыгодой этого направления было то, что обходящие части становились несколько тылом к границе с Восточной Пруссией и, таким образом, оперативная свобода их, в случае неудачной операции, значительно уменьшалась и даже подвергалась угрозе. [155]

Атака правого фланга основной польской группировки, по существу, ставила армии Западного фронта перед задачей прорыва всего польского стратегического фронта, что кроме основных трудностей самих по себе, при превосходстве в силах противника, усложнялось еще необходимостью форсировать в этом же месте р. Вислу. Кроме того, это наступление требовало довольно сложных перегруппировок наших сил и неизбежную перемену коммуникации на Клещели и Брест. Было очевидно, что противник, значительно усилившийся, не позволит нам безнаказанно произвести такую манипуляцию. Наступление двумя группами для нас являлось совершенно невозможным ввиду нашей численной слабости. Итак, оставалось решиться на атаку польского левого фланга, выставив заслон на ивангородском направлении и рассчитывая на подтяжку, в период выполнения операции, сил Юго-Западного фронта на люблинское направление.

8 августа командованием фронта отдается приказ об атаке польских сил и форсировании Вислы, каковое назначается на 14 августа. Главный удар намечается в район севернее Варшавы. 4-я армия выставляет некоторый заслон в торнском направлении, а главными силами форсирует Вислу в районе Плоцка; 15-я армия форсирует ее в ловичском направлении; 3-я армия форсирует Вислу в районе Вышгород — Новогеоргиевск; 16-я армия, выставляя заслон в гарволинском направлении, главными силами форсирует Вислу севернее Варшавы. Мозырская группа продолжает наступление для форсирования Вислы в районе Ивангорода. Она усилена, по просьбе Западного фронта, 58-й стрелковой дивизией из состава 12-й армии Юго-Западного фронта. Разграничительными линиями назначались: между 4-й и 15-й армиями Маков — Ойржень — Плоцк — Пионтек; между 15-й и 3-й армиями Брок — Насельск — Вышгород — Сохачев; между 3-й и 16-й армиями Медзна — Новогеоргиевск — Блоне; между 16-й армией и Мозырской группой Брест-Литовск — устье р. Вепрж; между Западным и Юго-Западным фронтами главнокомандующим назначена линия Влодава — Новая Александрия.

Таким образом, против правого фланга польской основной группировки мы направили не менее 14 наших стрелковых дивизий и 3-й конный корпус. Учитывая моральное превосходство наших войск, мы имели полное право рассчитывать здесь на победу.

Обращает на себя внимание очень глубокий обход наших армий. Однако таковой имел под собой твердую почву. Если бы противник встретил нас контрнаступлением на правом берегу Вислы, то наша группировка оставалась бы очень плотной и охватывающей. Если же белополяки не были бы в состоянии вступить с нами в открытый бой и отошли бы за Вислу, то для удобства форсирования этой чрезвычайно трудной переправы необходимо было совершать ее на широком фронте. К этому особенно вынуждало отсутствие у нас понтонных средств.

6 августа, на два дня раньше этого решения, поляки принимают [157] в своей главной квартире следующий план действий (схема 12).

На люблинском направлении оставляются только украинские партизанские части и польская конная группа в 1 1/2 дивизии. Все остальные силы перебрасываются на Вислу и распределяются по 5 армиям.

Против нашего правого фланга сосредоточивается 5-я армия, в составе 3 пехотных дивизий, 1 пехотной бригады и большого числа пограничных частей и разных новых формирований, общей численностью в 29 тыс. штыков и сабель. Район действий — Новогеоргиевск — Маков. Задачей ей ставится: недопущение дальнейшего наступления большевиков за Буг и Нарев.

1-я армия, в составе 4 пехотных дивизий, 1 пехотной бригады и большого числа добровольческих и различных случайных формирований, сосредоточивается на Варшавском предмостном укреплении и насчитывает в своем составе до 40 тыс. штыков и сабель.

2-я армия, в составе 2 пехотных дивизий и различного рода мелких частей, обороняет участок Вислы к югу от Варшавы до Ивангорода и насчитывает в своем составе 16 тыс. штыков.

4-я армия, в составе 3 пехотных дивизий, сосредоточивается в районе юго-западнее р. Вепрж с целью нанесения удара во фланг наступающим нашим главным силам. Сосредоточение 4-й армии прикрывает 3-я армия, составленная из 3 пехотных дивизий и 1 кавалерийской бригады, действующих на люблинском направлении. Численность этих 2 армий простиралась до 22 тыс. штыков.

Оценивая эту группировку белополяков, надо признать ее полную целесообразность в условиях сложившейся обстановки. Однако, думается, что, несмотря на то что она результатом своим дала полную победу, все-таки на решающем направлении (люблинском) было сосредоточено недостаточно сил и, в случае отсутствия ошибок с нашей стороны в сосредоточении Люблинского заслона, эта группировка не только не могла бы проявить себя активным образом, но даже была бы раздавлена (схема 13).

Итак, на участке 4, 15 и 3-й наших армий, имеющих в своем составе 12 пехотных и 2 кавалерийские дивизии, поляки могли выставить всего 3 1/2 пехотные дивизии, правда полного состава, плюс разношерстные мелкие части. Мы имели полную возможность нанести здесь противнику сокрушительный удар и оголить его левый фланг и коммуникацию. 16-я армия атаковывала с фронта самую мощную польскую группировку и должна была связать ее в продолжении развития всей операции. Зато наш левый фланг был в невыгодном соотношении сил. Против 2 дивизий Мозырской группы и 3 дивизий 12-й армии, действовавших на люблинском направлении, поляки выставили 6 пехотных дивизий, доведенных до полной численности, и, таким образом, имели здесь перевес. Если бы только мы сосредоточили своевременно на [158] люблинском направлении части конной армии, то и здесь наша группировка была бы угрожающей для белополяков и они не могли бы помышлять не только о наступлении из района Иван-город — Люблин, но были бы сами поставлены в очень тяжелое, положение и неминуемо были бы отброшены на западный берег Вислы. Это обстоятельство с полной убедительностью доказывает, что мы могли и должны были решиться на наше наступление за Вислу и что это наступление имело полное основание на успех, если бы с нашей стороны не имел место недочет в стратегическом сосредоточении.

5-я польская армия не в состоянии выполнить своей задачи. Она сбита решительным наступлением наших северных армий и принуждена отступать на западный берег р. Вкры. 16-я армия завязывает бои на варшавском направлении.

В это время на стыке 4-й и 15-й армий имеет место инцидент, незначительный по существу, но сыгравший решающую роль в [159] ходе всей нашей операции и положивший начало ее катастрофическому исходу (схема 14).

Полевой штаб 4-й армии, перешедший при наступлении в г. Цеханов, был неожиданно атакован прорвавшимися между 4-й и 15-й армиями мелкими частями противника и должен был поспешно сняться и уехать на запад к своим частям. Таким актом нарушалась связь между штабом фронта и 4-й армией, которая больше не восстанавливалась вплоть до начала нашего отступления, что, конечно, произошло благодаря полному отсутствию в нашем распоряжении каких бы то ни было средств стратегической связи.

Самый тактический инцидент был очень скоро ликвидирован. 15-я армия посылает на стык свою резервную дивизию, быстро восстанавливает положение, и наше наступление продолжается. Однако, как показал дальнейший ход событий, это происшествие не было простой случайностью. 5-я польская армия, оттесненная за р. Вкру, получила приказ о переходе в наступление и начала его по всему фронту 15-й и 3-й армий.

Уже 5 недель продолжалось наше безостановочное наступление, 5 недель стремились мы найти живую силу врага, для того чтобы в решительном ударе окончательно уничтожить его живую силу. 5 недель белополяки неизменно уклонялись от решительного столкновения в силу расстройства своей армии, и лишь только на Висле, подкрепленные новыми формированиями, рискнули они на это дело. Заранее мы не знали, где встретим главное сопротивление противника — на Висле или за Вислой. Но мы знали одно, что где-нибудь мы его главные силы найдем и разгромим в решительном столкновении. И вот теперь противник сам давал нам возможность осуществить эту задачу. 5-я армия, слабейшая по числу единиц и слабейшая духом, перешла в наступление против наших 15-й и 3-й армий, когда над ее оголенным левым флангом нависли самые свежие, самые боеспособные наши части 4-й армии. Радость этого события для фронтового командования была чрезвычайно велика, и оно отдало приказ 15-й и 3-й армиям на всем фронте встретить наступление противника решительным контрударом и отбросить его за р. Вкру (схема 14); 4-й армии, оставив заслон в торнском направлении, всеми своими силами атаковать перешедшего в наступление противника во фланг и тыл в новогеоргиевском направлении из района Рационж — Дробин.

Казалось, гибель 5-й армии противника являлась неминуемой, и уничтожение ее повлекло бы самые решительные последствия в дальнейшем ходе всех наших операций. Однако полякам повезло. Наша 4-я армия, где новый командарм потерял связь со штабом фронта, не отдавала себе ясного отчета в складывавшейся обстановке. Не получая приказов фронта, она выставила в районе Рационж — Дробин какой-то бесформенный полузаслон и разбросала свои главные силы на участке Влоцлавск — Плоцк. 5-я армия противника оказалась спасенной и совершенно безнаказанно, [160] имея на фланге и в тылу у себя нашу мощную армию из 4 стрелковых и 2 кавалерийских дивизий, продолжала наступление против 3-й и 15-й армий. Такое положение, чудовищное по своей несообразности, помогло полякам не только остановить наступление 3-й и 15-й армий, но и начать шаг за шагом оттеснять их части в восточном направлении.

16-я армия тем временем решительным ударом потеснила польские части и совсем было подошла к переправам на Висле, но контрудар последних заставил ее осадить назад. Она снова переходит в наступление, и здесь завязываются бои с переменным успехом, без решительных результатов.

На левом фланге 16-я армия без боев выходит на линию р. Вислы; правый фланг Мозырской группы точно так же без затруднения достигает ее. Зато на парчевском направлении она завязывает безрезультатные бои.

13 августа в подчинение командзапа передается наконец 12-я армия. [161] Главное командование, учитывая необходимость консолидации левого фланга Западного фронта, 11 августа в 3 часа отдает Юго-Западному фронту директиву о необходимости изменить группировку сил Юго-Западного фронта и в самом срочном порядке двинуть конную армию в направлении Замостье — Грубешов. Расчет времени и пространства показывает, что эта директива главного командования могла быть безусловно выполнена до перехода южной польской группировки в наступление. Если бы выполнение несколько и запоздало, то польские части, перешедшие в наступление, были бы поставлены перед неизбежностью полного разгрома, получив по тылам удар нашей победоносной конной армии.

Однако в силу сложившейся в Галиции обстановки, где проводившиеся последовательные группировки были до сего времени направлены на Львов, выполнение этой директивы задержалось. 12 августа главнокомандующий в разговоре по проводу указывает на полную непонятность для него отсрочки в выполнении его директивы и им дается подтверждение этого указания. Когда было приступлено к его выполнению, то время было уже в значительной мере потеряно. Но хуже всего было то, что наша победоносная конная армия ввязалась за эти дни в ожесточенные бои за обладание Львовом, где бесплодно потеряла время и силы на укрепленных его позициях, в борьбе против пехоты, конницы и мощных воздушных эскадрилий. Эти бои засосали конную армию, и она приступила к выполнению перегруппировки с таким запозданием, что ничего полезного на люблинском направлении сделать уже не могла{26}. Между тем 12-й армией был перехвачен приказ по 3-й польской армии, из которого было ясно, что поляки готовятся к переходу в наступление против нашего левого фланга из района р. Вепрж. Между прочим, этот приказ вызвал большое сомнение в полевом штабе, что и высказано в разговоре по проводу и указано, что, по данным разведки, все называемые нами части к нам не переброшены, а продолжают действовать на Юго-Западном фронте. К сожалению, приказ был верен.

16-я армия продолжала свои безуспешные атаки севернее Варшавы. Обстановка слагалась так, что необходимо было усилить наш левый фланг и вместе с тем дать возможность 16-й армии проявить себя на менее укрепленных противником направлениях. В связи с этим 14 августа командованием фронта отдается приказ о том, чтобы 16-я армия искала переправы южнее Варшавы и чтобы одну стрелковую дивизию она выделила в резерв фронта в район г. Луков (схема 15), к выполнению чего и было приступлено.

XIII. Польское контрнаступление

Когда эти перегруппировки осуществлялись, польская армия перешла в наступление. Части Мозырской группы были легко разбиты и рассеяны и начали беспорядочное отступление. 16-я армия стала попадать под фланговые удары, что усугублялось еще производившейся перегруппировкой и тем, что связь дивизий с командованием армии была нарушена в силу слишком далекого расстояния полештарма от боевой линии. Такая обстановка явилась для нас чрезвычайно грозной, особенно в связи с тем, что конная армия упорно продолжала свои действия в львовском направлении вместо люблинского.

К сожалению, о польском наступлении командование фронта узнало всего только 18 августа из разговора по прямому проводу с командармом 16. Последний об этом узнал только 17-го. Мозырская группа совсем ничего не донесла о происшедшем.

Командарм 16 в своем разговоре по проводу, докладывая о сложившейся обстановке, высказал свое мнение о необходимости отойти для того, чтобы устроиться, но считал наступление белополяков не серьезным и предвидел возможность ликвидировать его. Однако сопоставление разведывательных данных о противнике с тем наступлением, которое началось из-за р. Вепрж, заставляло взглянуть на это обстоятельство другими глазами, и командование фронта немедленно дает приказ о резком изменении задачи армиям фронта (схема 16).

На нашем левом фланге обстановка слагалась угрожающе. На нашем правом фланге, благодаря непонятности действий 4-й армии, не было никакой возможности быстро покончить с наступавшим противником. Наоборот, 4-я армия, зарвавшись к Влоцлавску, попадала заранее в очень тяжелое положение.

Приказ отдается следующего содержания: 4-й армии в своем полном составе, оказывая по пути поддержку 15-й армии, к 20 августа во что бы то ни стало сосредоточиться в районе Цеханов — Прасныш — Маков. Телеграммой начштазапфронта 4-й армии указывалось, [163] что если содействие 15-й армии будет ее задерживать в движении, то его надлежит избегать, имея основной целью сосредоточение в назначенный срок в указанном выше районе. 15-й и 3-й армиям ставилось задачей сдерживание противника и обеспечение сосредоточения в резерве 4-й армии. 16-й армии ставилось задачей отступление на р. Ливец. Мозырской группе ставилось задачей обеспечение левого фланга 16-й армии. 12-й армии приказано перейти в наступление для сковывания противника, наступающего из-за р. Вепрж. 21-ю дивизию 3-й армии и одну дивизию 16-й армии приказано было форсированным маршем направить в резерв фронта в район Дрогичин — Янов.

Было очевидно, что, упустив время и возможность нанесения противнику поражения, мы сами попали в тяжелое положение и принуждены отступить. Зная характер боев и операций при наших прерывчатых разреженных фронтах, для командования фронта не являлось секретом, что мы не удержимся и что отступление будет продолжаться, вероятно, до линии Гродно — Брест. Здесь мы имели возможность влить те 60 тыс. пополнений, которые уже двигались в эшелонах и шли походным порядком в запасные [164] батальоны наших армий. Здесь мы могли оправиться, устроиться и перейти в дальнейшее наступление. Но основным условием для этого являлся безболезненный вывод наших армий из сложившейся обстановки. Оторванность 4-й армии вселила в этом отношении некоторое беспокойство, и ей были поставлены жесткие сроки отхода.

Однако наши несчастья на этом не кончились. Отсутствие средств связи и бестолковые путешествия 4-й армии по Данцигскому коридору, по-видимому, не позволили получить командарму 4 отданного приказа вовремя. В довершение всех несчастий, командарм 4, оторванный от штаба фронта и от соседних армий и не представлявший, в силу этого, общей обстановки на фронте, считал таковую вполне благоприятной и отступление находил совершенно несвоевременным. 19-го числа, случайно поймав командзапа по проводу, он изложил ему эти свои соображения, но получил категорическое подтверждение ранее отданного приказания. Само собой разумеется, что времени 4-й армией было потеряно столько, что своевременно она ни в коем случае не могла выполнить поставленной ей задачи. А это обстоятельство, в связи с тем что расстройство Мозырской группы и 16-й армии достигло крайних пределов и что противник, научившийся у нас смелости, наступал здесь с бешеной быстротой, заранее обрекало 4-ю армию почти на верную гибель. Надежда могла еще быть только на то, что противник для устройства своих тылов хоть на время задержится или замедлит темп своего наступления. Но этого он не сделал. К 20 августа, отбрасывая в беспорядке части 16-й армии и расчленение сбивая во фланг части 3-й и 15-й армий, противник [165] занимает линию Прасныш — Маков — Остров — Бельск — Брест (схема 17). Тем временем 4-я армия еще только двигается к Праснышу и находится в районе Цеханова. 22 августа противник выходит на линию Остроленка — Ломжа — Белосток. 4-я армия еще только приближается к первому пункту. Части 15-й и 3-й армий напрягают все свои силы, чтобы сдержать наступление противника и позволить 4-й армии пройти в узком коридоре между Наревом и восточно-прусской границей. Но эта задача остается невыполнимой. 3-я и 15-я армии в неравных боях, в самом невыгодном для себя положении, теряют значительную долю своих сил и 4-й армии спасти уже не в состоянии. Большую часть ее противник прижимает к восточно-прусской границе и заставляет перейти на германскую территорию (схема 18). [166]

Так кончается эта блестящая наша операция, которая заставляла дрожать весь европейский капитал и которая своим финалом позволила ему наконец свободно вздохнуть.

Поляки, выпалив в свою контроперацию весь остаток своей энергии, выдохлись и не могли развить достигнутых ими успехов. Наши части в самом жалком виде подтягивались на линию Гродно — Волковыск и отсюда распределялись по своим армиям. Снова закипела работа. Пополнения были влиты в оставшиеся кадры, и через каких-нибудь 2-3 недели силы фронта были снова восстановлены. Однако восстановление это было условное. Прибывшее пополнение было не обмундировано, не обуто, а на дворе стояла осень.

О наступлении можно было говорить только по получении обмундирования. А без наступления нельзя было говорить о боеспособности войск. Если бы противник перешел в наступление ранее нас, то никакого не могло бы оставаться сомнения в том, что мы были бы разбиты. Все же войска были настроены твердо! Проигранная операция толкала их на желание нового наступления. Мы имели все шансы на то, чтобы снова повернуть счастье в свою сторону. Вопрос был только в том, кто раньше подготовится и кто раньше перейдет в наступление. К сожалению, хозяйственное положение Республики не позволило нам осуществить нашей задачи. Поляки перешли в наступление первые, и наше отступление стало неизбежным.

Конная армия, прибывшая на люблинское направление с большим запозданием, была двинута главным командованием в глубокий рейд на Замостье, но это уже было поздно.

Заключение

Основной вывод из нашей кампании 1920 г. необходимо сделать тот, что ее проиграла не политика, а стратегия. Политика поставила Красной Армии трудную, рискованную и смелую задачу. Но разве может это означать неправильность?! Не было ни одного великого дела, которое не было бы смелым и не было решительным. И если сравнивать Октябрьскую революцию с нашим внешним социалистическим наступлением, то, конечно, октябрьская задача была гораздо смелей, гораздо головоломней. Красный фронт имел возможность выполнить поставленную ему задачу, но он ее не выполнил. Основными причинами гибели операции можно признать недостаточно серьезное отношение к вопросам подготовки управления войсками. Технические средства имелись в недостаточном количестве, в значительной степени благодаря тому, что им не было уделено должного внимания. Далее, неподготовленность некоторых наших высших начальников делала невозможным исправление на местах недостатков технического управления. Расхождение, ко времени решительного столкновения, почти под прямым углом главных сил Западного и Юго-Западного [167] фронтов предрешило провал операции как раз в тот момент, когда Западный фронт был двинут в наступление за Вислу. Несуразные действия 4-й армии вырвали из наших рук победу ив конечном счете повлекли за собой нашу катастрофу. Рабочий класс Западной Европы от одного наступления нашей Красной Армии пришел в революционное движение. Никакие национальные лозунги, которые бросала польская буржуазия, не могли замазать сущности разыгравшейся классовой войны. Это сознание охватило и пролетариат и буржуазию Европы, и революционное потрясение ее началось. Нет никакого сомнения в том, что если бы только мы вырвали из рук польской буржуазии ее буржуазную шляхетскую армию, то революция рабочего класса в Польше стала бы совершившимся фактом. А этот пожар не остался бы ограниченным польскими рамками. Он разнесся бы бурным потоком по всей Западной Европе.

Модные заблуждения{27}

«Старая тактика отжила...

Ее бессильные неуклюжие цепи оказались неудобоуправляемыми... Оказалось, что в боевой обстановке командир может управлять только небольшой группой бойцов...

Огонь настолько силен, что сплошные цепи порваны и заменены рассеянными по полю сражения группками...»

Такие соображения сейчас в большой моде. И на основании этих соображений строится новая тактика пехоты. Основным положением ее является:

«Наступать и обороняться только группками!..

Вся власть группкам!..»

Я пишу не сатирическую статью, и если все-таки приведенные мною отрывки несколько смешны, то в этом виноват не я. В современной тактике пехоты есть действительно много нового по сравнению с тактикой предыдущей эпохи. К этому имеется много оснований, и о них я буду говорить далее. Но все это вовсе не означает надобности прибегать к скороспелым выводам и обобщениям, возводить в правило то, что является частностью, хотя бы и очень яркой.

Для ясности изложения затронутых ошибочных тактических выводов придется сначала обратиться к исторической справке.

Начиная с введения огнестрельного оружия тактика пехоты в своем развитии претерпевает целый ряд эволюции и революций.

Местность по протяжению этого времени оставалась величиной постоянной.

Человек тоже был сравнительно постоянной величиной. Однако все же изменялся, хотя и не влияя резко на развитие тактики. Так, например, благодаря особым этнографическим условиям, швейцарцы были прекрасными стрелками, превосходя в этом отношении войска других стран. То же можно сказать о легкой пехоте австрийской армии и т. п. Эти свойства сильно влияли на тактику своих частей.

Обратимся к истории пехоты. [169] Появление мушкета сразу изломало прежнюю тактику. В пехоте появилась смесь мушкетеров и пикинеров. Первые своим огнем могли легко расстроить сомкнутые строи пикинеров. Перед ударом в пики появлялся, таким образом, огневой бой. Пикинеры не могли в нем участвовать. Они ждали момента расстройства противника для того, чтобы окончательно смять его ударом в пики.

Это положение рождает новый строй: цепь мушкетеров, а за ними глубокие, плотные построения пикинеров. Малоопытные войска обрастали мушкетерами со всех сторон. Таковы порядки пехоты XV и первой половины XVI века.

Между прочим, интересно отметить реакционную борьбу робких умов против развития огнестрельного оружия. Как теперь многие боятся машинизации, так же и тогда многие боялись «мушкетизации» армии. Но как теперь, так и тогда развитие производительных сил неумолимо делало свое дело, и огнестрельное оружие все более и более распространялось в пехоте.

К концу XVI века мушкетеров становится столько же, сколько и пикинеров. Это обстоятельство уже не позволяет смотреть на первого только как на огневую силу. В мушкетерах ищут уже и ударной силы. А учитывая, что мушкетный огонь того времени все ж таки не был уничтожающим, мушкетеры получают свои собственные участки в построениях пехоты, из которых они давали перекрестный огонь и вместе с тем служили ударной силой.

В этом отношении характерно построение Нидерландского полуполка. В центре он имел 25 рядов пикинеров, а по флангам по 12 рядов мушкетеров. В глубину те и другие имели по 10 рядов. Такое построение допускало перекрестный огонь из мушкетов и, вместе с тем, обладало достаточной ударной способностью.

Густав Адольф, введя целый ряд улучшений в стрелковое дело и увеличив число мушкетеров, усовершенствовал этот порядок в смысле использования огня возможно большего числа мушкетеров. Он строит их только в шесть шеренг, а перед открытием огня в бою вздваивает ряды и, таким образом, перестраивает в три шеренги. Мушкетеры развивают свой строй в линейном духе, а пикинеры остаются в более глубоких построениях. Это, конечно, правильно, так как этим достигается максимальное развитие огня и достаточно ударная сила (пикинерами). Такая погоня за силой огня объясняется главным образом усовершенствованием мушкета и появлением бумажных патронов, что в значительной мере увеличивало скорострельность.

В конце XVII века изобретается штык к кремневому ружью, гораздо более скорострельному, чем мушкет. Кремневое ружье, гораздо более удобное и легкое, давно уже вело состязание с мушкетом и теперь сгоняет его со сцены вместе с пикою. Таким образом, нормализуется вооружение пехоты. Теперь уже нет надобности разбивать пехотный порядок на разношерстные участки. Вместе с тем кремневое ружье позволяет развивать мощный и ружейный [170] огонь, не очень меткий в одиночной стрельбе, но очень действительный в стрельбе по площадям.

Ружейный огонь становится самым сильным оружием в бою. Поэтому необходимо использовать его до максимума, а это возможно только при дальнейшем развитии линейного порядка.

Теперь общий боевой порядок представляет собой линию развернутых батальонов, а батальоны строятся в три — четыре шеренги, что допускает одновременно участие в огне всех стрелков.

Фридрих Великий не внес в это построение ничего нового, но зато он усовершенствовал стрельбу и, главное, научил пехоту наступать под прикрытием своего же огня. Для этого выбегали вперед по очереди части или ряды и немедленно давали залп. Под его прикрытием то же самое проделывали и другие. Таким образом, Фридрихом был введен метод, несколько похожий на перебежки наших цепей до и во время империалистической войны.

Французская революция отмечается также революцией и в тактике пехоты. Мы отбросим здесь идеалистические обоснования происхождения этой тактики, как-то: революционный дух, слабая обученность войск и проч. Эти явления могли быть только подсобными факторами, но не решающими. В легкой австрийской пехоте рассыпные действия имели место в силу ряда этнографических условий, о которых упоминалось выше, и, однако, эти действия не могли привиться, ибо материальная сторона — вооружение не позволяло этого. Покуда вооружение оставалось нормализованным, неминуемо сохранялся линейный порядок.

Но вот, в эпоху революции, французская армия получает новое нарезное оружие. Его отличительным свойством являлась меткость. В скорострельности оно уступало кремневому ружью. Но эта меткость давала колоссальное преимущество в деле расстройства рядов противника. Даже массовый огонь кремневых ружей не вносит в них такого опустошения.

Нарезного оружия было немного, но оно было вкраплено во все роты. Таким образом снова была нарушена нормализация вооружения, а тем самым ломался линейный порядок, который вновь распался на часть, ведущую огневое состязание, и часть, продвигающуюся под прикрытием огневых частей к штыковому удару.

Эта революция коснулась цепи и батальонных колонн.

Однако дальнейшее развитие нарезного оружия привело к однообразному вооружению пехоты винтовкой.

Это нанесло удар глубокой тактике пехоты. Вновь появился линейный порядок.

Характерно, что, когда была введена магазинная винтовка, порядок пехоты не подвергся революции. Он только эволюционировал в сторону разреженности линейного порядка.

Чем это объясняется? Да тем, что перевооружение велось не путем вкрапления магазинок, а путем полного нормализованного перевооружения. [171]

Наконец, мы подходим к империалистической войне.

Вошла в нее пехота линейным порядком, а вышла глубоким.

Откуда эта революция?

В роту, в отделение был вкраплен легкий пулемет.

Как только появилось в роте это мощное огневое средство, так стрелковый огонь стушевался, отошел на последнее место. В нашей новой роте, например, пулеметов и автоматов в семь раз меньше винтовок, а огонь их в три с лишком раза превосходит по силе стрелковый огонь роты. Ясно, что стрелковый огонь становится вспомогательным, и главной задачей стрелков является продвижение под прикрытием огня пулеметов и автоматов к штыковому удару.

Но также ясно и то, что, как только мы вооружим автоматами всю пехоту, так снова выплывет на сцену линейный порядок. Ибо превосходство в огне будет иметь тот, кто выдвинет в огневую линию большее число автоматчиков.

Таковы злоключения тактики пехоты за последние пять веков, где она, диалектически развиваясь, претерпела немало революций и эволюции.

Возможно, что газовое дело внесет в пехоту такой же переворот, как в свое время изобретение огнестрельного оружия (если не больший), но этого вопроса я здесь разбирать не буду.

Какие обобщающие выводы можно сделать из всего вышеизложенного?

1) Глубокая тактика пехоты, т. е. такая, которая при нормальной ширине участка частей развивает порядок в глубину, численно ослабляя боевую линию, есть следствие вкрапленного в пехоту нового сильного оружия.

Таким образом, глубокая тактика пехоты вовсе не есть идеал, как это принято провозглашать, а знаменует собой первоначальный период развития и производства нового оружия. Это есть тактика переходного периода от эпохи старого оружия к эпохе нового, более мощного и совершенного оружия.

2) Линейная тактика пехоты выражает собой расцвет нового мощного оружия, когда им вооружена поголовно вся пехота.

Боевая «линия» не есть что-либо презренное, не есть недомыслие, а есть продукт стремления к извлечению максимума силы из пехоты данной части путем наибольшего использования самого сильного оружия — огня.

Необходимая живая сила для штыкового столкновения может быть достигнута при линейном порядке тем же способом, что и при глубоком, т. е. концентрацией на данном участке нескольких частей и эшелонированным наступлением ими.

Собственно говоря, и глубокая и линейная тактика не изменяет ударной способности части. Например, если мы возьмем для роты участок в 400 шагов и если ударную способность роты оценивать величиной поперечной нагрузки ее строя, то таковая не изменяется от применения той или другой тактики. [172] В заключение этих выводов надо сказать, что и линейной тактики не надо идеализировать.

Каждая из тактик, как в чистом, так и в смешанном виде, зависит всецело от развития производительных сил страны, и та, которая лучше всего с ними согласована, и является самой «идеальной».

* * *

Если не очень вдумываться в сущность наступления пехоты, то оно как будто бы исчерпывается огнем и движением. Наша инструкция и весьма распространенные взгляды так и смотрят на этот вопрос. «Огневые группы», «огневая рота» — вот новые термины, выдвинутые ими.

Из предыдущего изложения должно стать ясным, что в самих терминах этих заложены недоразумения.

Огневая рота... Как раз новая рота не является, по существу, таковой. В ней на двести с лишком человек имеется всего только 19 мощных огневых машин. Остальные стрелки, по сравнению с этими машинами, вооружены «дрекольем», и их главная задача далеко не огневая, на чем я подробно остановлюсь позднее. Рота прежнего характера гораздо более походила на огневую, ибо там фактически вся рота участвовала в огневом состязании.

Огневые группы... Здесь уже можно отметить двойственное недоразумение. Во-первых, в них включаются и автоматические машины, и стрелки, а во-вторых, этот термин указывает на слияние для всех частей роты функций огня и движения.

Это последнее положение является верным только для линейных порядков.

К подробному рассмотрению обоих последних вопросов я и перейду.

Выше уже было освещено вооружение нашей новой роты. Оно состоит из 19 мощных автоматических машин, дающих в общем эквивалент огня в 10 стрелковых взводов, и из 189 магазинных винтовок, дающих в бою нормально огонь 3 стрелковых взводов.

Ярко бросается в глаза то обстоятельство, что автоматы являются господами огня в роте. Представляя собою малую редкую цель они в то же время развивают бешеный огонь.

Есть ли смысл впутывать в огневое состязание стрелков? Для того чтобы достичь действительного их огня, потребуется цепь. Это мало усилит огонь (только на 30 процентов), но зато создаст сильно поражаемый уязвимый строй. Игра не стоит свеч. Я говорю о стрелковом огне в крупном масштабе. Одиночный огонь хороших стрелков даже из строя змейкой будет всегда полезен и необходим.

Итак, главная задача стрелков — это продвижение, под прикрытием автоматного превосходства в огне над противником, до штыкового столкновения. [173] Конечно, на протяжении боя эти задачи будут постоянно перекрещиваться, но я их нарочно резко подчеркнул в их основном значении.

Отсюда ясно, что соединять в одно движение всей роты и огонь — нельзя, неверно. Движение и огонь полностью совпадают только для автоматического оружия, а для стрелковой массы огонь — явление эпизодическое, при выполнении их основной задачи — безубыльного продвижения к штыковой атаке.

Движение автоматов вовсе не должно слепо связываться с продвижением стрелков. Оно согласуется главным образом с условиями удобства стрельбы. Стрелки же (в массе) стремятся к замаскированному следованию за ними или, лучше сказать, под их прикрытием.

Французы лучше нашей инструкции поняли стрелковую картину боя.

Огневое состязание они всецело возлагают на пулеметы. Но зато они путаются в другом. Порожденные империалистической войной боязнь, робость перед решительными штыковыми схватками окутывают всю их тактику дымкой какой-то пассивной вялости. Решительный тон редакции не изменяет осторожного, нерешительного содержания.

Французы правильно оценивают роль огня. Приблизительно правильно понимают характер двойственного продвижения, но они резко путаются в оценке такового.

«Пулеметное звено наступает, стрелковое гранатное звено его прикрывает». Вот каков французский взгляд.

Совершенно очевидно, что задачи по прикрытию пулеметов являются для стрелков столь же эпизодическими, как и ведение огня, и поднос патронов. Они движутся с более активной целью: они стремятся дорваться до штыка и гранаты. Правильнее сказать наоборот: пулеметы прикрывают стрелков.

Таково усложнение наступления пехоты, порожденное введением в роту неодинакового вооружения.

Когда рота получит однообразное автоматическое вооружение, когда порядки ее вследствие этого потянутся в линию, тогда огонь и движение снова совпадут и будут неразделимы в том, конечно, случае, если вопрос идет не о построении волнами. Там опять этот вопрос усложнится и раздвоится.

Самым сильным строем для новой роты является строй линией змеек. Этот строй — наиболее разреженный из всех строев и развивающий мощный огонь.

Это вполне естественное явление тоже вызвало немаловажные заблуждения.

Очень распространено мнение, что разреженность строя современной [174] роты есть следствие невыносимо сильного огня пулеметов и артиллерии. Конечно, эти факторы влияют на разреженность строев, но в данном случае не они являются законодателями. Мы знаем, что германская пехота весной 1918 г. принимала чрезвычайно плотные построения, и притом с полным успехом, несмотря на то что артиллерии и пулеметов тогда было столько, сколько в маневренной войне не встретится. Стало быть, дело не в этом.

Боевой порядок новой роты, даже сохраняя прежнюю ширину участка, будет все-таки более разреженным, чем раньше. Это происходит от замены цепи змейкой. Словом, на разреженность боевого порядка главным образом повлияли активные факторы, вооружение, а не пассивные, как-то: огонь противника и проч.

Часто думают, что наступление пехоты будет происходить тем более редким порядком, чем сильнее огонь противника.

В этом заложено глубочайшее заблуждение. Ведь чем реже наш боевой порядок, тем меньшую силу огня он может развить, а стало быть, тем безнадежнее будет его единоборство с могущественным огнем противника. Превосходство в огне, в смысле его качества, будет всегда на стороне обороняющегося. Силы наступающей пехоты, даже равные обороняющимся, все-таки не смогут с ними бороться. Принципиально требуется превосходство в числе огневых единиц.

Если оставить в стороне артиллерийский огонь, то массирование автоматического оружия в огневой линии будет служить не во вред, а на пользу наступающему. Артиллерийский огонь вводит некоторое изменение в это положение, целиком верное для узко пехотного боя. Однако изменения эти не столь велики практически. Вспомним боевой опыт, вспомним построения германской пехоты весной 1918 г., когда даже позиционная артиллерия не могла запретить ей наступать самыми плотными порядками, и мы увидим, что артиллерийский огонь не в состоянии упразднить густо наступающих автоматических огневых линий.

Само собой разумеется, не следует этот вывод возводить в догмат. Он является лишь общей ориентировкой. Настоящее положение дела можно оценить только на местности, в боевой обстановке. Нужно только было удостовериться — можно ли массировать пехоту при наступлении. И мы видим, что можно. Даже более того — должно там, где направление решающее.

Если опасны в военном деле стратегические кордоны, то в тактике они прямо гибельны. А ведь бросить лозунг принципиальной разреженности боевых порядков пехоты — это означает проповедовать тактический кордон. Если он не страшен в столкновениях головных отрядов, то для боев в составе главных сил он является величайшим бедствием. Надо всеми возможными средствами вытравить его из голов командиров всех степеней.

Они должны воспитываться на следующих началах. Для наступления всегда надо создавать на важнейших участках превосходство и в огне, и в штыке. На неважных участках можно задаваться [175] обороной и размещать здесь сил меньше, чем у противника, пользуясь удобством в использовании огня.

Как отразится это на плотности боевого порядка пехоты? На его важных участках будет достигаться уплотнение, иногда очень значительное, а на неважных будет царствовать разреженность.

Вот каковы последствия, результаты стремления к преобладанию в огне.

Посмотрим теперь, какие возможности дают строи и порядки нашей новой роты в деле осуществления наступательных задач.

Выше уже обращалось внимание на то, что наиболее сильным строем новой роты является линия звеньевых змеек. По сравнению с цепью она является гораздо более разреженной по фронту и развитой в глубину. Если для роты взять участок в 300-400 шагов, то, считая даже, что все взводы будут в боевой линии, между звеньями интервалы будут от 18 до 24 шагов (в цепи 2-3 шага).

Из опыта империалистической войны мы знаем, что цепи и волны ходили в атаки в гораздо более плотных построениях даже в самый тяжелый (конечный) период позиционной войны. Весной 1918 г. немцы зачастую строили роты на участке в 150 шагов. Считая, что взводы эшелонировались, все-таки интервалы между стрелками не могли быть более пяти шагов.

Возьмем пять шагов, как предельно малый интервал. Если на таких интервалах мы построим звеньевые змейки, то трехвзводная боевая линия роты займет по фронту 85 шагов. Это надо признать действительно максимальным уплотнением роты.

Положим, что обороняющийся противник растянул свою роту на участке в 850 шагов. Тогда фронту густо наступающей нашей роты он может противопоставить примерно одно отделение (дружину, боевую группу) с легким пулеметом, эквивалентом огня равные одному с третью взводам стрелков. Против этого огня наша рота противопоставит огонь десяти взводов.

Ясно, что такое массирование для роты будет не опасно, а, наоборот, безопасно, если все прочие элементы обстановки учтены.

Могут видеть серьезное возражение в силе артиллерийского огня. Конечно, с этим надо считаться, но надо учитывать и следующее: во-первых, данные опыта. Немецкие волны весной 1918 г. выдерживали при той же самой густоте построения огонь артиллерии значительно сильнейшей, чем та, которую мы встретим в маневренной войне, по крайней мере в ее первый период. Во-вторых, если мы массируем нашу пехоту к главному месту атаки, то тем более мы будем массировать здесь же и нашу артиллерию, которая должна будет забить артиллерию противника. Наконец, хорошая артиллерия противника может ведь сбивать не только густо построенные змейки, но и широко разбросанные.

Подводя итоги, мы скажем, что, наступая, надо маневрировать пехотой. Проповедуя принципиально разреженное построение рот, тем самым проповедуют кордон и упразднение ударного тактического маневра. Наоборот, пехота должна быть приучена к самым [176] разнообразным действиям как в густых, так и в разреженных построениях. Густота и глубина построения не могут быть определены шаблонно. Вышеприведенные примеры ни в каком случае не следует принимать как твердые схемы. Густоту построения определит задуманный маневр, основанный на оценке сил своих, противника и местности.

Наконец, надо остановиться на методах управления наступающей пехотой.

Мы все знаем новые модные взгляды на то, что пехота наступает и вообще действует самостоятельными мелкими группками. Управление свыше становится чем-то даже непонятным.

Главная беда подобного рода взглядов заключается в том, что они страдают внутренней неясностью, недостаточной логической связанностью. В чем же, в конце концов, заключается управление, где границы наступательной стихии группок, когда и где эта стихия теряется или завоевывается управлением?!

Наша инструкция не дает на это ясного ответа, более того, она вконец запутывает его, когда после проповеди стихийного наступления группок неожиданно предлагает брать в руки твердое управление тогда... когда нужно преследование. Она даже вовсе упраздняет столь вредное понятие, как «преследование», и заменяет его «закреплением». Это положение не только неожиданно, но и в корне расходится как с данными боевого опыта, так и с просто разумными теоретическими соображениями.

Своевременное наступление пехоты сложно не только в силу чисто внутренних пехотных затруднений, но и благодаря тому, что это сложное наступление приходится согласовывать с артиллерийским огнем. Укрепленная позиция в настоящее время обороняется не прямым огнем. Она вся строится на сложной системе перекрестного обстрела, из пулеметных гнезд. Благодаря этому мелкие части, ведя перед своим фронтом огневой бой, вовсе иногда не могут повлиять на понижение обороноспособности противника. Для этого необходимо вмешательство соседних частей и, очень часто, артиллерии.

Как можно решать подобные задачи без управления?! Никакая частная инициатива, умение оценить обстановку не только у себя на участке, но и у соседей не могут заменить управления. Особенно это касается связи с артиллерией. Если в роте нет фактического управления, то не может быть и речи о планомерном взаимодействии артиллерии и пехоты.

Итак, теоретически совершенно необходимо осуществлять твердое управление, по крайней мере до тех пор, пока возможно содействие артиллерии, т. е. до линии штыкового удара, когда артиллерия переносит свой огонь на резервы противника. [177]

Нет ли в природе современного боя каких-либо факторов, физически исключающих возможность управления?

Мне лично не приходилось принимать участия в позиционной войне, но в маневренной войне мне всегда удавалось осуществлять управление взводом вплоть до линии штыкового удара. И это было общим явлением для последних войн.

Во время позиционной войны дело резко менялось. Там войска не знали ни сближения, ни наступления. Они находились всегда на линии штыкового удара, почему задачи, в связи с близостью противника и шириною фронта частей, естественным образом разменивались и решались непременно частной инициативой мелких частей.

Громадное влияние позиционной войны на французские тактические взгляды отразилось полностью и в затронутом здесь вопросе. Французы считают, что вообще дело решается самостоятельностью и искусством группок.

Выше уже указывалось, что одной из важных причин выскользания управления из рук ротного и взводного командира на линии атаки является перенесение артиллерийского огня на резервы противника. Уменьшается потребность в управлении свыше. К этому присоединяются и трудности управления.

Если к этому еще прибавить то, что атака роты производится на довольно широком фронте, благодаря чему перед каждым отделением и звеном встают их собственные, конкретные объекты атаки в виде пулеметного и стрелкового гнезд противника, то самостоятельность малых единиц станет совершенно ясна и понятна.

Точно так же понятна самостоятельность мелких частей при прорыве укрепленной полосы противника. Здесь перед каждой малой частью последовательно встанет целый ряд мелких объектов атаки в виде вражеских пулеметных и стрелковых гнезд.

То же самое относится и к преследованию. Всякая централизация управления в этот период боя является потерей времени, а малейшая потеря времени является громаднейшей прибылью для противника. Преследование должно быть неотступным, смелым и дерзким. Засад бояться нечего. Их сметут соседние части. Лишь бы все стремились вперед. Это должно строго и последовательно проводиться в жизнь.

Надо иметь в виду, что наступающий несет потерь больше обороняющегося. Единственно, чем он может компенсировать свои потери, — это удачным, энергичным преследованием, позволяющим до конца уничтожить живую силу врага.

Вернемся несколько назад и проследим, какие причины влияют на характер управления пехотой, начиная со сближения и до линии атаки.

Эти причины могут быть двоякого рода: пассивные и активные.

К первому относится главным образом огонь противника. Чем ближе дело к атаке, тем сильнее его огонь. Огонь затрудняет управление, и отсюда проистекает пассивная причина децентрализации [178] управления. Активные причины заложены в том, что, во-первых, перед частями (все более и более мелкого размера) постепенно вырастают их частные задачи. Они требуют самостоятельности, своего собственного маневра.

Во-вторых, последовательный ввод в дело различных видов вооружения роты.

Так, например, ввод в дело ружей-автоматов и легких пулеметов на дистанциях от 600 до 900 шагов, приданных организационно взводам, дает взводному командиру большой интерес самостоятельности, ибо только при свободном распоряжении и напряжении всех своих средств огня можно достигнуть перевеса над противником. Это огневое обстоятельство является одной из главнейших активных причин перехода самостоятельности от ротного к взводному командирам.

Конечно, и пространственные причины играют большую роль. В период сближения взвод по фронту занимает почти несоизмеримо малое протяжение по отношению к дистанции до противника. Его полоса наступления практически более похожа на линию, чем на полосу. Поэтому в этот период у взвода не может быть маневра. Он имеет дело только с прямолинейным движением. Само собою понятно, что при таких условиях над взводами имеется твердая рука ротного командира.

Когда же взвод достаточно близко подходит к противнику, то отношение ширины его участка к расстоянию до противника увеличивается, полоса становится реальной, для нанесения главного удара надо выбрать решающее направление, т. е. избрать маневр, а это обстоятельство заставляет прежде всего разрешить свою задачу, а для этого ему нужна свобода и самостоятельность.

Подводя итоги изложенному выше, необходимо сделать вывод, что наступление пехоты происходит не группками, а гораздо сложнее. Оно распадается на ряд рубежей, полос, в которых управление, чем дальше от противника, тем становится централизованнее.

Приблизительно до ввода в дело легких пулеметов и даже автоматов осуществляется твердое управление ротой. Далее, до линии атаки — взводом. Еще далее — отделением и звеном.

Неправильная характеристика методов наступления влечет за собой и неправильное обучение войск. Только различая последовательную децентрализацию управления, можно правильно его наладить и провести необходимую тэйлоризацию обучения.

На этом я и закончу статью.

* * *

Задачей ее являлось не систематическое изложение боя пехоты, а выяснение наиболее важных заблуждений из всех модных заблуждений в области тактики пехоты. Без их выяснения и устранения нельзя правильно ни воевать, ни обучать. Необходимо на» учиться анализу, прежде чем хвататься за чужие выводы, особенно когда они являются не истиной, а заблуждением.

Стратегия организации{28}

Империалистическая война уточнила понятие о вооруженном народе. Она показала на примере, конкретно, какая связь существует между действующими вооруженными силами и самыми отдаленными окраинами страны. Нарушение в ту или в другую сторону необходимого равновесия, т. е. соотношения между живыми силами, ведущими боевые операции и производящими на них средства истребления и защиты, влечет за собой неминуемую катастрофу.

Каждая армия должна соответствовать экономическим возможностям страны, ибо только на этих возможностях она может реально развернуть свою боевую силу и достигнуть тех боевых результатов, которых требует от стратегии политика. По этому поводу говорилось и писалось уже достаточно, и я на этой теме останавливаться не буду. Мне хочется затронуть вопрос о взаимоотношении организации вооруженных сил и стратегии. Этот вопрос сложный. Он не только состоит в соотношении этих двух сторон дела, но и осложняется экономическими элементами. Империалистическая война и по этому вопросу дала нам очень поучительные примеры.

Значение, которое в исходе империалистической войны имело соотношение экономических сил и средств воюющих сторон, — огромно. Но только ли это соотношение разрешило окончательно исход войны? Конечно нет. Вопрос этот сложен. При известных обстоятельствах, даже уступая экономически соединенным силам и средствам Антанты, Германия имела основание войну выиграть. Первый провал, который предрешил разгром Германии, заключается в стратегическом промахе. Я на нем останавливаться не буду. Коснусь другого вопроса, довольно слабо освещенного, — вопроса о том, как повлияла на исход войны та или другая организация вооруженной силы. Мы увидим, что положение это немаловажное и что оно сыграло в империалистической войне одну из важнейших ролей.

Искусство стратегического вождения войск заключается прежде всего в том, чтобы сосредоточить в нужный момент на решающем направлении все силы, имеющиеся в распоряжении у командования. [180]

Однако в крупном масштабе такое сосредоточение подготовляется не во время войны, а в очень длительные сроки мирного времени, когда план войны подготовляется. Это касается, конечно, не только подготовки стратегического развертывания, но и системы вооруженных сил.

Обратимся к германским вооружениям. Мы знаем, что в течение десятилетий Германия готовилась к столкновению с Францией. Мы знаем, что германский генеральный штаб неоднократно доказывал, что наличная сила сухопутной армии недостаточна для этого столкновения. Откуда проистекал недостаток? Неужели по той причине, что германское правительство отпускало недостаточные средства на военные нужды страны? Нет, средства, отпускаемые на эти цели, были грандиозны. Но в организационном плане построения вооруженных сил царила разбросанность, или, образно говоря, «организационный кордон».

Хотя главнейшее оперативное направление шло по сухому пути на. Запад от Рейна, хотя здесь должны были решаться судьбы военного и политического могущества Германии, — все-таки громадная часть средств, отпускаемых на военное дело, тратилась не на армию, а на морской флот. Стремление к обеспечению себе мирового господства, которое непременно потребовало бы наличия мощного морского флота после того, как на европейском континенте Германия осуществила бы свою гегемонию, повлекло германских империалистов по пути создания мощного морского военного флота. Безусловно верная сама по себе предпосылка послужила поводом к неправильным организационным решениям. Было бы целесообразнее использовать если не полностью, то подавляющую часть отпускаемых на военные нужды средств по тому пути организации вооруженных сил, который бы давал стратегии возможность сосредоточения в решающем направлении подавляющих сил, способных в короткий срок решить победоносную операцию.

Если бы это было соблюдено, если бы мощь сухопутной германской армии была подготовлена в большем масштабе, а это было вполне возможно, то исход осенней кампании 1914 г. во Франции мог бы окончиться для последней полным крахом, что предрешило бы и исход войны. Конечно, в результате победы Германия была бы поставлена лицом к лицу с английским империализмом, и вот тогда «маневренная» организация должна была бы переменить свое операционное направление и главную часть средств, отпускаемых на военные нужды, должна была бы обратить на строительство мощного морского флота.

Совершенно бесспорным фактом является то, что германская сухопутная армия была недостаточно сильна, чтобы разрешить поставленную ей стратегией задачу. Что же делал в это время флот, на который только с начала XX века было истрачено свыше четырех миллиардов марок? Если не считать отдельных столкновений и боев, то в общем в течение всей войны морской флот Германии бездействовал. Он не оказал и тени решающего влияния [181] на исход столкновения. Подводная кампания была начата лишь во время самой войны, весь подводный флот точно так же был выстроен уже в ходе войны, и, таким образом, затраты морского ведомства в мирное время отношения к этому никакого не имели. Да и сама подводная война оказалась не больше как увлечением, ибо у более мощной морской державы — Англии нашлось достаточно средств для того, чтобы парализовать действия подводного германского флота. Словом, подобно тому как поочередно разбиваются кордоном разбросанные части армии, точно так же разбились в ходе событий организационно разбросанные германские вооруженные силы.

В этом отношении Англия, несмотря на весь блеск германской сухопутной стратегии, показала себя гораздо более дальновидной в военном отношении. Программа ее строительства шла по пути полной организационной сосредоточенности. Она целиком была направлена на создание мощной морской военной силы, а сухопутная армия являлась лишь кадром, который мог бы ей послужить для развертывания значительных сил в случае надобности. Эта английская стратегия организации вполне соответствовала тем задачам, которые перед Англией вставали и которые она в конечном счете блестяще разрешила.

При этом надо заметить, что незначительность сухопутной армии мирного времени ничуть не помешала Англии развернуть в военное время многомиллионную сухопутную силу. Теперь, после войны, мы видим новый подход Англии к организационным вопросам. По-прежнему усиливая свою морскую мощь, она создает и новое боевое средство — мощную авиацию. Эта система позволит ей в случае надобности осуществить сосредоточение всех своих средств на нужном направлении. Мы видим опять-таки развитие военной силы не вообще, а по определенным направлениям, наиболее соответствующим главнейшим, насущным стремлениям.

Царская Россия шла по пути Германии в деле разброски в организационном строительстве. Империалистические мечтания заставили ее строить непомерно сильный флот, в то время как армия, которой предстояло решать основные задачи войны, была недостаточно вооружена и совершенно не обеспечена промышленностью в военном отношении.

Надо заметить, что не только империалистические интересы, но и тяжелая судостроительная промышленность играли важную роль в деле организации вооруженных сил как Германии, такРоссии и Австрии. Без заказов морского ведомства судостроительная промышленность пришла бы в упадок, и давление соответствующих капиталистических групп оказало свое влияние на направление организационных усилий в строительстве вооруженных сил не по тому пути, куда ему следовало бы идти. На эту сторону вопроса следует обратить внимание и хорошенько изучить его.

В общем, надо сказать, что наиболее решающие ошибки в деле строительства вооруженных сил совершены именно в этой [182] области — в области сочетания сухопутной армии и морского флота и согласования такового с предстоящими стратегическими задачами. Ни Германия, ни Австрия, ни Россия не разрешили этой задачи правильно.

Необходимо еще отметить и некоторые другие организационные факты, повлиявшие на исход войны.

Германия задавалась широким истребительным маневром. Вся боевая организация строевых частей была в общем рассчитана правильно и целиком оправдала себя. Зато что касается доподготовки средств технического управления большими войсковыми массами как в области связи, так и организации тыла, то здесь немцы допустили ряд серьезных упущений, благодаря которым прекрасно начатая операция в конце концов увенчалась на Марне неорганизованным хаотическим столкновением, окончившимся для немцев неудачно.

Французская армия тоже допустила в организационном отношении значительные погрешности, которые не замедлили сказаться в первых же боевых столкновениях и благодаря которым французы не были способны к наступлению в течение всех трех первых лет войны. Я говорю об артиллерийском вопросе.

Абстрактные теории французских артиллеристов о ненужности массирования артиллерии, что так прекрасно разобрано у Файоля, о том, что не только не нужна, но и вредна тяжелая и, особенно, гаубичная артиллерия, — повели к тому, что французская армия вышла на войну только с легкими скорострельными пушками, хотя и прекрасными по своим качествам, но совершенно неприспособленными к разрешению всех задач, какие могут встать перед современной армией. В то время как французская артиллерия блестяще справлялась со своей задачей при обстреле живых хорошо видимых целей, она оставалась совершенно беспомощной в уничтожении неприятельских укреплений и в потрясении обороняющих их пехотинцев.

Увлечение тем, что скорострельная легкая пушка может покрыть любой участок местности тем же количеством металла и в тот же срок, что и тяжелое орудие, повело к тому, что боевая действительность заставила французскую пехоту кровью поплатиться за это заблуждение. В то время как германский корпус обладал мощной гаубичной артиллерией, благодаря которой он способен был уничтожать оборонительные постройки и деморализовать их гарнизон, в то время как он мог решать любые наступательные задачи, — французский корпус в атаке оказался бессильным и состязаться с немецкой обороной не мог.

Империалистическая война дает богатейший материал для изучения этого вопроса. В пределах коротенькой статьи нельзя осветить его с достаточной полнотой и ясностью. Я ограничусь лишь теми короткими набросками, которые приведены выше. Этот вопрос — один из серьезнейших вопросов в деле организации обороны страны. Мало признать значение «вооруженного народа», [183] мало признать необходимость увязки экономических сил и средств страны с поднимаемой в военное время армией. Надо еще правильно определить наиболее решающие пути развития вооруженных сил и сосредоточенно и смело направить по ним главную часть тех сил и средств, которые страна бросает на дело своей обороны. Значение сухопутной армии, воздушного и морского флота, химии — всех этих основных факторов современной войны — должно быть правильно оценено, и между ними должно быть намечено то соответствие, которое предрешает в случае возможной войны подавляющее сосредоточение сил, обеспечивающих решительный успех и наиболее быстрое, окончание войны.

Вопросы высшего командования{29}

Уничтожающая операция

Операции ведутся для уничтожения живой вооруженной силы врага, что необходимо для достижения целей войны. Наиболее выгодное уничтожение достигается путем пленения противника, так как помимо ослабления неприятельской армии пленные экономически укрепляют тыл победителя. Если пленение затруднительно или не удается, операция должна достигнуть уничтожения путем физического истребления врага.

На активности, изобретательности, на решительном стремлении к уничтожению армии противника должны быть воспитаны командиры всех степеней.

Стремление к уничтожению живой силы врага заставляет начальника, ведущего операцию, мало или вовсе не считаться с приобретением или сохранением территории.

В войне первые операции отличаются от последующих тем, что стратегическое развертывание войск производится тогда, когда еще нет соприкосновения с противником. Оно производится под прикрытием особой завесы. В последующих же операциях перегруппировки и сосредоточения производятся под прикрытием фронта армий.

Насыщенность фронтов армий не должна быть равномерной.

На важных направлениях силы уплотняются максимально, до предельной степени, разрешаемой строевыми уставами. На второстепенных участках, наоборот, оставляются разреженными,

Основания расчета

В маневренной операции для достижения победы необходимо предусмотреть последовательное развитие боевых действий. Этот расчет и является основанием плана операции. [185]

Наметив уничтожение армии противника, нет надобности атаковать ее по всему фронту. Для этого намечается последовательно расчлененная операция (на основе частной победы). Противник подвергается разгрому, уничтожению на решающем направлении, и из этого района, используя создавшееся превосходство положения, главные победоносные массы развивают дальнейшую операцию по окружению (уничтожению) оставшихся сил врага.

Таким образом, в течение одной и той же операции решающее направление может меняться, например: при прорыве оно будет перпендикулярно фронту, а при дальнейшем обходе для окружения — параллельным ему и т. п.

Направление для главного удара избирается такое, чтобы, учитывая расположение противника, местности и своих сил и средств, можно было наилегчайшим и наикратчайшим путем достигнуть уничтожения неприятельской армии.

Необходимо отметить, что само по себе уничтожение противника в районе главного удара еще не означает выигрыша операции. Только соединенное с дальнейшим развитием операции по уничтожению оставшихся сил противника это уничтожение части их переродится в уничтожение всей армии врага.

Для того чтобы предусмотреть ход развития последовательных расчленений операций, необходимо прежде всего знать исход первого труднейшего акта: атаки главных сил. Если быть уверенным в ее успехе, то дальнейшее развитие можно предусмотреть со значительной долей вероятности.

Заранее предусмотреть победу в атаке главных сил можно с тем большей вероятностью, чем легче будет поставлена задача самим главным силам. Не на героизм войск надо рассчитывать. Стратегия должна обеспечить тактике легко выполнимые задачи. Это достигается в первую очередь сосредоточением к месту главного удара во много раз превосходных над противником сил не только пехотных, но и артиллерийских и авиационных и прочих технических войск.

Должен быть создан всесокрушающий таран.

Кроме того, для тактики задача облегчается соблюдением внезапности, постройкой хорошей сети связи, военных сообщений и проч.

Технические войска на главном направлении точно так же должны получить легкие задачи, для чего число их должно быть даже больше, чем это требуется средними расчетами по военно-урочному положению.

Словом, для уверенности в выполнении поставленных задач требуется постановка как отдельным людям, так и войсковым частям таких задач, которые требовали бы минимальных затрат усилий и энергии. Надо так задумать и организовать операцию, чтобы каждая частная ее задача на главном направлении была проста и не трудна. [186]

Обеспечив стратегическую вероятность победы в первом решающем столкновении, можно рассчитывать при условии энергичного, смелого, стремительного развития маневра по окончательному уничтожению противника достигнуть полного успеха.

Если отдельные этапы этих действий будут хорошо организованы и не будут содержать в себе необходимости наличия элементов «высокого героизма», то операцию часто можно предусмотреть до самого ее конца.

При этом не надо смешивать трудностей физических с трудностями моральными. Например, для пехоты легче сделать самый форсированный переход, чем выдержать лишний бой и т. п. В войсках же технических (связь, железнодорожные, мостовые и т. п.), которым нормально не приходится участвовать в боях, легкость задачи определяется количеством затраты потребного физического труда.

Для облегчения задач на решающих направлениях приходится рисковать на прочих направлениях, оставляя там слабые силы. Чем больше будет риск, тем более обеспеченным будет успех решающего столкновения, а это делает риск основным элементом осторожного решения.

Успех операции будет тем больше, чем упорнее противник будет сопротивляться, так как это заставит его сохранить прежнее расположение значительной части войск. Однако на больших фронтах противник обыкновенно старается и поспевает начать отступление до окончательного своего уничтожения. В таком случае достигнуть этого окончательного уничтожения можно только в ряде последовательных операций. При таком способе действий армия противника тает от потерь в сражениях и от развала, неизбежно сопровождающего отступление.

Последовательные операции

В сочетании операций должна быть проведена та же последовательность, что и в проведении отдельных расчленений одной операции.

Разгром противника на решающем направлении и отступательная поколебленность его остальных сил делают наступающего господином положения, что позволяет ему предусматривать дальнейшее развитие событий со значительной долей вероятности.

План ведения последовательных операций должен учитывать: состояние и расположение сил противника и возможные их перегруппировки в тесном соответствии с характером театра военных действий, главным образом с наличием естественных препятствий и сетью сообщений. Направление наступления наших главных таранных сил должно отвечать возможности разгрома (с последующим уничтожением) на каждом из рубежей остановившихся сил противника как при [187] данной их группировке, так и после возможной их перегруппировки.

Остановка противника для боя выгодна наступающему. Она дает ему, наконец, возможность закончить уничтожение выскользнувших из-под удара сил противника. Поэтому новая уничтожающая операция должна вестись прямо с похода, без малейшей потери времени{30}.

В зависимости от обстановки, направления движения таранных масс могут переменяться точно так же, как и состав их, путем перегруппировок.

Необходимо иметь в виду, что обычно последовательно проводимые операции составят как бы расчленения одной и той же операции, но рассредоточенные, в силу отступления противника, на большом пространстве.

В этом случае таранные массы сохранят большее однообразие направлений, если этому же будут отвечать и географические условия. Обеспечивая, с одной стороны, неотступность наседания и постоянную готовность к действиям, с другой стороны, это имеет и свои недостатки. А именно: таранные массы резко обнаруживают свое движение и тем облегчают противнику производство контрудара. Но, несмотря на это, при правильном соотношении и сочетании сил, сковывающих противника и наносящих главный удар (таранных масс), контрудар противника будет более всего выгоден победоносно наступающему, ибо дает последнему возможность сломать и уничтожить контрнаступающие силы.

Необходимо помнить, что, достигнув в первой операции даже не уничтожения, а только разгрома, наступающий находится по отношению к разбитому в самом выгодном положении. Он является господином положения, но при непременном условии, что постоянным преследованием он не даст противнику свободы действий и неотступным наседанием будет добиваться окончательного уничтожения всех его сохранившихся сил.

В общем, последовательно проводимые операции открывают для таранных масс такой же простор действий, какой они имеют и непосредственно после прорыва. Если противник после таранного прорыва на прочих направлениях, будет упорствовать, то с ним будет покончено одним ударом. Если он начнет отступление, то покончено с ним будет в ряде операций, покуда он не будет приперт к какой-либо преграде или к району, которого он не может оставить.

Постоянное преследование и наседание, связанное с возрастающей дезорганизацией отступающего, чрезвычайно повышают дух войск наступающего, доводя его до состояния, способного на высокий героизм. Наоборот, у отступающего даже при условии [188] сохранения дисциплины боеспособность постоянно уменьшается.

Отказ от последовательно проводимых операций до полного уничтожения армии врага делает победителя уже не господином положения. Остановка ставит его перед необходимостью нового сражения, где шансы на успех для обеих сторон будут более или менее равны, подобно тому как и в первой операции. Такая остановка чаще всего вызывается нерешительностью командования, а также неподготовленностью службы военных сообщений, связи и снабжения.

Оперативные формы

Выгоднее всего вести наступательную операцию против неприятеля, стоящего на месте. Однако активный противник не будет сидеть сложа руки и постарается сам предпринять наступление.

Чем энергичнее и изобретательнее противник, тем труднее предусмотреть дальнейшее развитие событий. Только еще большей смелостью и быстротой действий можно с уверенностью достигнуть разгрома на главном направлении и оттуда повести дальнейшее стремительное наступление. Только таким способом можно спутать карты противника и остаться диктатором положения.

Основными формами уничтожающих операций являются прорыв и обход.

В современной войне обход редко возможен без прорыва. Зато и прорыв сам по себе не имеет смысла без дальнейшего применения обхода. Обе эти формы служат для осуществления окружения противника, т. е. для самого сильного средства из всех средств уничтожения.

Это касается маневренной войны. В позиционной же можно и легче всего достигнуть уничтожения врага широким прорывом. Чем шире будет фронт прорыва, тем большее уничтожение будет нанесено противнику.

При подготовке операции должен быть тщательно продуман и обеспечен переход от прорыва к обходу. Эти удары должны следовать один за другим без всяких перерывов как во времени, так и в напряжении боя и в организации связи и подвоза.

Надо так строить операцию прорыва, чтобы таранные массы по его исполнении не рассосались бы по всем сторонам, а неослабленными двинулись бы для совершения обхода. Обеспечение этого движения, которое должно развиваться с предельной стремительностью, должно быть особо продумано и подготовлено.

Окружение легче всего осуществить при общем превосходстве в силах, совершая обход с двух сторон. Можно совершить его и с одной стороны, если есть к чему припереть противника (нейтральная граница, озера, болота и проч.). Иногда приходится [189] ограничиваться окружением лишь части сил противника.

Если противник, вовремя заметив обход, начнет ускользать от него и окружение окажется невозможным, то таранным массам следует, не теряя времени, организовать параллельное стратегическое преследование, давя на своем пути всякое сопротивление и не давая обходимым войскам противника выходить из-под непрерывно нависающего удара.

Оборонительные операции предпринимаются для обеспечения сосредоточения и подготовки к боям армии, для устройства отступающих войск путем выигрыша времени и пространства.

В маневренной войне трудно сорганизовать сплошной фронт обороны, когда войск для этого недостаточно или когда они потрясены неудачей. Поэтому надо стремиться прочно занимать и укреплять особо удобные для обороны районы (болота, группы озер и проч.), приходящиеся на флангах главных группировок противника и своим расположением прикрывающие сообщения обороняющегося. Для дальнейшего продвижения противнику понадобится перегруппироваться к этим районам и взять их с бою. На этом можно выиграть необходимое время. Далее можно или повторять вновь ту же систему или, если армия изготовилась, самим перейти в наступление.

Не следует смешивать с оборонительной операцией участковой обороны (иногда на большом протяжении), применяемой зачастую в наступательных операциях.

Оборона выгодных районов на флангах противника очень часто может поставить свои гарнизоны в условия окружения их противником. Такая операция (для каждого из районов) очень трудна, так как малейшая тактическая неудача может повести к пленению гарнизона. Действия этих последних должны отличаться крайним упорством. Если наши главные силы к этому времени перейдут в наступление, то гарнизон должен ударить по тылам противника, играя роль как бы заблаговременного прорыва. Отступить гарнизон может только по приказанию свыше.

Отступательная операция должна прежде всего стремиться вывести свои войска из-под ударов противника; оторваться от него своими главными силами. Это производится под прикрытием арьергардов. Если отступающие войска деморализованы, то сразу же делается большой и очень быстрый отход, желательно за какое-нибудь характерное местное препятствие.

При совершении отхода надо иметь в виду, что переход от отступления к наступлению очень труден, ввиду постоянных наседаний противника. Поэтому для выигрыша времени в план отступления заранее должен быть заложен план перехода в наступление.

Войска, оторвавшись от противника, должны быстро и скрытно отойти в район будущего главного удара, что должно маскироваться арьергардами. В этих районах заранее должно быть подготовлено пополнение, снабжение и все необходимое для восстановления [190] боеспособности войск. Переход в наступление Должен быть заранее подготовлен в отношении восстановления коммуникаций и связи, ибо, отступая, войска разрушат все эти средства.

В маневренной войне громадное значение имеют самостоятельные действия больших конных масс{31}. Они предпринимаются только во взаимодействии с главными силами фронта, не должны чрезмерно отрываться от них.

Конные массы необходимо подкреплять сильными авиационными и броневыми средствами.

В связи с развитием авиации придется зачастую предпринимать самостоятельные воздушные операции по разрушению железнодорожных узлов, мостов, складов, баз и проч.

Общевойсковые операции, как правило, всегда включают в себя могучие авиаэскадрильи, действующие совместно с другими родами войск{32}.

Операции на стыках войсковых соединений бывают очень сложны. Поэтому если противник стремится прорвать таковой, то стык в этом месте упраздняется и создается новое участковое объединение.

Подготовка операций

Задуманная операция должна быть рассчитана и материально обеспечена на все протяжение ее, вплоть до уничтожения противника, по крайней мере на главном направлении, если средств недостаточно на весь фронт.

Первой задачей в этом отношении будет связь. Все войсковые соединения должны прочно обеспечиваться телеграфной связью, для чего к каждому подчиненному штабу ведется отдельный провод. В силу больших расстояний эти телеграфные линии будут комбинироваться из постоянного тяжелого и полевого провода и дублироваться всеми прочими видами связи.

Войск и средств связи должно быть сосредоточено за каждым штабом столько, чтобы связь поспевала за ними устанавливаться при всякой обстановке и при максимально возможных переходах.

Кроме линейных проводов, должна строиться еще и широкая сеть их, которая, позволит в любой момент давать частям какие угодно направления без перебоев управления путем переключения проводов в узлах связи.

Следующим решающим элементом операции являются военные сообщения. Каждая армия, каждая часть должна иметь свою [191] военную дорогу, которая даже при самом быстром продвижений войск должна бесперебойно снабжать их всем необходимым для боя и для существования.

В условиях ведения войны в Восточной Европе обычно на каждую армию будет приходиться не более одной железной дороги. Поэтому нормально в армиях не будет сложных железнодорожных перебросок. Дело будет исчерпываться только головным участком железной дороги. Вся остальная сеть железных дорог будет находиться во фронтовом распоряжении.

Таким образом, сообщения армии чаще всего будут состоять из головного участка железной дороги и грунтового (шоссейного) его продолжения или разветвления. Иногда могут включаться участки водного транспорта. В основном задача армии — это своевременное восстановление разрушенной железной дороги и сочетание с этим восстановлением движения автомобильных и гужевых транспортов.

Для обеспечения непрерывности работы сообщений на каждом направлении должно быть сосредоточено такое количество восстановительных и эксплуатационных средств, которое бы позволяло восстановление со скоростью намечаемого наступления на этом направлении.

Снабжение должно быть обеспечено на все время операции, а при ведении последовательных операций и на все их время как за счет местных средств, так и за счет подвоза недостающего с тыла. Должна точно согласоваться доставка всего необходимого с органами военных сообщений.

Чрезвычайно важно хорошо продумать и точно рассчитать санитарную эвакуацию больных и раненых, а также и ветеринарную эвакуацию. Необходимо согласовать четкую работу санитарных транспортов с возвращающимися пустыми армейскими и автомобильными и с вновь открываемыми головными станциями железной дороги. Часто может потребоваться широкая организация санитарных этапов. При правильно налаженной санитарной эвакуации вывоз далеко не всегда будет производиться сразу в тыл, иногда он будет комбинироваться с оставлением раненых в санитарных этапах (полевых госпиталях) на предполагаемых к открытию станциях железных дорог и даже с движением за войсками вперед к станциям железных дорог, долженствующим открыться. Только тесное общение с органами военных сообщений позволит разрешить эту труднейшую задачу.

Необходимо также предусмотреть и обеспечить постоянное питание войск пополнениями, что возможно производить даже во время операции, вливая пополнения в части, выводимые в резерв.

Необходимо предусмотреть и заранее обеспечить постройку тех или других инженерных сооружений, которые могут встретиться по плану и по ходу операции.

Словом, операция или последовательно проводимые операции должны быть на 100 процентов материально обеспечены хотя бы [192] на решающем направлении. Командование, предпринимающее операции, составившее план их, но не согласовавшее его с материальной подготовкой, — является преступным. Только на основе всех материальных ресурсов как в виде вооруженных сил, так и в виде всей материальной службы можно составить правильный, обоснованный план операции. Вот почему всякий командир обязан лично руководить не только оперативными замыслами, но и всей материальной стороной дела.

Все вышеизложенное, конечно, не означает, что раз мы имеем мало средств, то не должны быть смелыми и активными. Решаться приходится и тогда, когда абсолютное количество средств недостаточно. Но в этом случае на помощь должен прийти маневр техническими средствами, т. е. сосредоточение на главном направлении всего необходимого за счет второстепенных участков.

Подготовляя и выполняя операцию, необходимо учесть возможность появления новой дальнейшей операции и заранее приступить к ее подготовке.

Разведка

Для составления плана и руководства выполнением операции требуется хорошо знать расположение, состав и действия противника. Для этого штабы должны правильно построить агентурную разведку, а также обработку и систематизацию войсковой и воздушной разведки.

Только энергичные и изобретательные меры в этом деле обеспечат правильное и своевременное получение необходимых сведений о противнике. А это позволит реально и успешно задумывать и выполнять оперативные планы.

Охранение

Возможность бомбометных налетов противника в тыл, возможность контрреволюционных действий заставляют принимать меры охранения в тылу: складов, баз, мостов, железнодорожных узлов и проч. Средствами к этому являются: маскировка, разброска (рассыпание) зданий, установка зенитных батарей и пулеметов и сочетание артиллерийской обороны с действиями авиаистребителей. План воздушного охранения должен тщательно разрабатываться и проводиться в жизнь.

Кроме того, необходимо разрабатывать план борьбы в тылу со шпионами, бандитами, дезертирами и проч.

Стратегическое маневрирование

Маневр в районе фронта и армий гораздо сложнее, чем в постоянных войсковых соединениях. В то время как в последних обычной формой маневра является походное движение, во фронте [193] и в армиях к этому простейшему передвижению прибавляются еще переброски по железным дорогам, водным путям и на автомобильных транспортах. В ближайшем будущем появится и воздушный транспорт.

Так же как в дивизии или в корпусе каждый командир должен хорошо знать технику походного движения, так же точно в управлениях фронта и армий каждый командир и вообще весь высший командный состав должен отлично знать технику железнодорожных, водных и автомобильных перебросок. В этом деле должна быть достигнута полная точность и четкость.

Маневр в стратегическом масштабе может осуществляться комбинацией всех наличных средств переброски и передвижения.

Маневренные передвижения могут быть самые разнообразные: прямые и фланговые, концентрические и эксцентрические и проч. Они должны отвечать идее операций и точно согласованы с ней по времени и пространству.

Исполнительными органами маневра по переброскам являются управления военных сообщений.

Основы управления

Сознательное вождение войск, оценка и предвидение развития операций требуют твердого и четкого руководства войсками. Никакие расчеты на самоуправление младших начальников недопустимы. Не зная общей обстановки, младшие начальники всегда могут принять несоответствующие ей решения, а это может повлечь катастрофу, так как смело задуманная и веденная операция, требующая четкого взаимодействия составных частей, начнет разлагаться.

Красная Армия должна быть строго воспитана в духе твердого управления, а не самоуправления.

Вместе с тем в пределах поставленной задачи каждый начальник должен проявлять максимальную самостоятельность, смелость и изобретательность. И в пределах своей задачи у каждого начальника столько забот по управлению подчиненными, что на этом деле и должна сосредоточиваться вся его инициатива и изобретательность. Однако каждый такой начальник должен хорошо знать не только свою, но и высшую общую задачу и следить за общей обстановкой, чтобы, в случае непредвиденной потери всякой связи со старшим начальником, иметь возможность самостоятельно принять решение, наиболее соответствующее обстановке.

Все это подчеркивает, какое исключительное значение для правильного руководства имеет непрерывное поддержание связи, а также и то, что более всего заинтересован в поддержании связи старший начальник, управляющий всеми членами операции, почему и установлен принцип ответственности за проведение связи сверху вниз. [194]

Формы управления

Операциями командование управляет приказами, где подчиненным даются определенные задачи по времени и месту.

Задания, даваемые подчиненным и имеющие характер общих указаний о цели действий, называются директивами. Они даются, когда действия подчиненного совершенно самостоятельны и не связаны с остальными силами или если средства связи совершенно недостаточны для управления и нет времени на их сосредоточение. Это совершенно исключительное положение.

Все оперативные приказы, приказания и директивы, которые должны отвечать правилам, изложенным в части 1-й Полевого устава, передаются по телеграфу, телефону или по другим средствам связи обязательно через ответственного дежурного по оперативному управлению штаба, который о времени передачи и вручения адресату или о задержках немедленно докладывает начальнику штаба и начальнику оперативного управления.

В целях осуществления сложного вопроса управления при командующем имеется его штаб с начальником штаба во главе. Для упорядочения работы командование все свои распоряжения проводит через штаб, являющийся, таким образом, его рабочим органом. Все руководящие указания, даваемые службам и управлениям, не входящим в состав штаба, если они не передаются через штаб, должны даваться в присутствии или с оповещением начальника штаба.

Командующий, неся полную ответственность за деятельность всех непосредственно подчиненных ему начальников, за состояние и действия всего вверенного ему соединения, обязан:

а) своевременно давать руководящие указания подчиненным ему начальникам, учитывая и соразмеряя свои замыслы с реальными средствами;

б) проверять и, если надо, исправлять распоряжения подчиненных ему начальников, даваемые в развитии его руководящих указаний.

Начальник штаба, являющийся доверенным лицом командующего, проводит в жизнь при помощи штаба план и руководящие указания своего начальника. Он имеет право отдавать приказания от его имени, являющиеся для всех лиц, подчиненных командующему, столь же обязательными, как и приказы последнего.

Начальник штаба должен изучить ход развития оперативной идеи командующего и всю свою работу согласовывать с нею. Вместе с тем он докладывает ему и свой взгляд на развитие обстановки, являясь, таким образом, советником командующего.

За все распоряжения, в порядке общего управления, отдаваемые начальником штаба от имени командующего, ответственность несет последний.

Штаб должен быть всегда в курсе обстановки, должен иметь все данные о войсках своих и противника и о работе и состоянии [195] таковых во всех управлениях. Таким образом, штаб является рабочим органом командования, регулирующим и контролирующим работу всех специальных управлений, как-то: связи, военных сообщений, снабжения, санитарии, ветеринарии, инженеров, артиллерии и проч. Для правильной и своевременной организации местной власти штаб должен своевременно давать задания политическому управлению и соответствующим органам о подготовке ревкомов и прочих местных административных аппаратов для тех или других районов{33}.

Штаб обязан не только рассчитать, но и добиться своевременного материального обеспечения операции. Он должен быть всегда в курсе производимых и произведенных работ во всех областях подготовки операции.

Штаб должен заранее учитывать возможность новой дальнейшей операции и обязан заранее подготовить для нее материальное обеспечение через соответствующие управления.

Низшие штабы должны обо всех изменениях в обстановке и о достигнутых результатах немедленно доносить высшему, штабу и проверять своевременность вручения донесений адресату.

Оперативные формы управления

Кроме постоянных войсковых соединений, для целей оперативного руководства составляются особые группы войск: армии, группы и фронты.

Для удобства управления каждая группа должна иметь только одно направление ударных действий. Таким образом, для выполнения операции групп надлежит иметь столько, сколько основных ударных направлений предполагает план операции.

Самостоятельные действия по нескольким направлениям, хотя бы и на одном театре, чрезвычайно трудны и обыкновенно поручаются фронтам или отдельным армиям. Таким образом, фронтовая операция выразится в распределении и в создании армий на каждом направлении. При этом надо заметить, что на главном направлении всегда бывает несколько частных направлений, которые также необходимо поручать или армиям или особым группам.

В армии то же самое будет делаться по отношению к корпусам.

Давая задачи группам на каждом из направлений, необходимо в приказе указать конечные задания для каждого из них по времени и месту. Иногда требуется указать промежуточные рубежи для достижения их также к известному сроку.

Каждое направление должно быть так избрано, чтобы позволяло действующей на нем группе войск с наименьшей затратой сил выполнить поставленную задачу, при условии, конечно, сохранения [196] идеи самого движения. Районы для движения войсковых групп обозначаются разграничительными линиями включительно или исключительно для одной из групп.

Смело и разумно задуманная операция, будучи занесена на карту в виде разграничительных линий и поставленных группам задач по рубежам, сразу даст ясную и простую картину действий.

Расплывчатость заданий, отсутствие смелости и твердости сразу выдаст себя в схеме, которая будет непонятна и не показательна. Занесение на карту решения в виде схемы и поверка такового на схеме являются обязательными.

Командующий и его штаб должны тщательно проверить, каким образом в различных положениях и на разных рубежах будут обеспечены низшие штабы связью, а войска их подвозом и эвакуацией (военные дороги). В этом деле не может быть никаких непредвиденностей.

Места для штабов избираются такие, откуда было бы наиболее удобно организовать связь до низших штабов. Такое место выбирает командующий, при котором штаб находится, и высшие штабы в это дело не должны вмешиваться.

Армия обычно будет устанавливать связь от своего штаба к штабам корпусов средствами полевой связи. Поэтому штаб армии не может отрываться далеко от этих штабов. В общем, расстояние от штаба армии до боевой линии не должно быть более ширины фронта армии. Штаб армии должен быть подвижен, передвигаться на автомобилях, верхом или на повозках. Не следует привязываться к поездам железной дороги. Если перевозочных средств не хватает, то надо выделять подвижной полевой штаб. Командующий армией должен иметь постоянную возможность навещать командиров корпусов, что и достигается близким расположением.

Штаб фронта обычно может передвигаться по железной дороге, но должен быть готовым к передвижениям и по грунтовым путям. Постройка связи от штаба фронта до штабов армий по тяжелым проводам позволяла бы ему значительно отрываться от последних, однако этого ни в каком случае не следует допускать, так как командующий фронтом должен всегда иметь возможность быстрого личного посещения командармов.

Штаб армии (полевой) должен быть всегда телеграфно (телефонно) связан со своим начальником военной дороги.

Для обеспечения связи штаба фронта со штабами армий за каждым из таковых должен двигаться головной пункт связи (скагол).

Армии за корпусами двигают головные пункты связи в том случае, если связываются с ними по тяжелым проводам.

Маневр и артиллерия{34}

К артиллерийскому съезду

Имея в виду предстоящий нам артиллерийский съезд РККА, необходимо поставить на обсуждение целый ряд назревших артиллерийских вопросов. Надо сказать, что в округах мы уже неоднократно имели артиллерийские съезды, неоднократно широко обсуждали во ВНО{35} артиллерийские вопросы и кое-какие положения проработали. Теперь предстоит нам провести артиллерийский съезд всей Красной Армии, предстоит окончательно наметить директивные пути развития артиллерийской мысли, артиллерийской тактики, артиллерийской техники. Как материал для съезда и предлагается настоящая статья.

Огонь обороны и наступления

И по техническим и по тактическим свойствам огонь резко делится на два вида: настильный и навесный. Я не буду касаться технической и баллистической сторон этого вопроса, а остановлюсь на его тактических особенностях.

Оружие настильного огня (винтовка, пулемет, пушка) отличается значительной скорострельностью, меткостью, дальностью и большой убойностью по отношению к живым целям. Наступающая пехота терпит колоссальные потери от настильного огня. Для преодоления его необходимо залечь и начать огневое состязание с противником. Лишь после того как огонь его будет потушен, можно продолжать свое наступление. Таким образом, настильный огонь по своему основному значению имеет оборонительный характер, он, если обладает достаточной мощностью, не позволяет живой силе противника открыто приближаться к ведущему огонь. Зато в деле состязания за огневое превосходство настильное оружие довольно беспомощно. Если противник залег в окопах, хорошо применился к местности и представляет собой незначительные цели, то чрезвычайно трудно настильным огнем заставить его замолчать. Процент поражения уменьшается чрезвычайно. Вместе с тем моральный эффект получается весьма незначительный, так [198] как, с одной стороны, настильное оружие обороняющихся бодрит их неуязвимость, а с другой стороны, настильное оружие не имеет мощного снаряда. Это особенно касается винтовки и пулемета, но и легкая пушка тоже не производит на обороняющуюся пехоту достаточно серьезного впечатления. Лишь только 42-линейные{36} тяжелые пушки производят серьезный, моральный эффект, но таковые слишком громоздки и немногочисленны. Отсюда проистекает вывод, что по роду своему настильный огонь, являясь мощным оружием обороны, в то же время довольно бессилен в деле выполнения наступательных задач. Настильным огнем трудно заставить замолчать обороняющегося, а поэтому трудно дать возможность наступающей пехоте начать открытое передвижение. Конечно, он может оказать содействие наступающему, но это свойство его значительно уступает по силе и качеству оборонительным его возможностям.

Навесный огонь, основным представителем которого является гаубица, обладает совершенно противоположными качествами. Благодаря крутой траектории, значительно меньшей скорострельности и меньшей дальности он менее действителен в деле уничтожения живых и открытых целей врага. Зато по целям закрытым, по целям неглубоким действительность его чрезвычайно велика. Пробивая любое закрытие, легко пристреливаясь к мертвым точкам и, благодаря пропорционально большему калибру, производя на обороняющегося удручающее впечатление, навесный огонь в состоянии в самый короткий срок разрушить материальную и моральную упругость обороняющегося. Если настильный огонь приземляет противника, то навесный огонь, наоборот, выкуривает его из насиженного гнезда. Он не дает возможности спокойно сидеть за закрытием и вести прицельный огонь. Правда, теоретически можно предположить, что шрапнельный огонь, ураганно обстреливающий укрепленное расположение противника, не даст ему возможности поднять головы из окопов и, таким образом, заставит его прекратить огонь. Но боевая действительность показывает другое: шрапнельный огонь весьма мало действителен по небольшой цели, какую представляет собой голова стрелка. Рассеивание шрапнели значительное, пристрелка трудная, и, наконец, она не производит такого удручающего впечатления на обороняющуюся пехоту, какого достигает гаубица. Последняя, стреляя медленно, но зато легче пристреливаясь по мертвым неподвижным целям, окутывая обороняющегося черными облаками дыма и пыли и вызывая в нем чувство полной беззащитности, очень быстро подрывает его моральную устойчивость и заставляет его отказаться от продолжения боя. Каждый пехотинец, испытавший тяготы боев, хорошо знает и чувствует это различие между пушкой и гаубицей. [199]

Совершенно ясно, что пехота и огневом отношении является в первую очередь оружием оборонительным. Она обладает самым скорострельным и самым настильным огнем. Артиллерия всеми видами своего вооружения в огневом отношении является орудием наступления значительно более сильным, чем пехота. Даже пушка значительно легче может бороться с мертвыми целями противника, загоняя стрелков на дно окопов, чем пулемет или винтовка. Но вместе с тем пушка не дает полного эффекта разрушительного огня, какого требует наступление. Этому требованию в полной мере отвечает гаубица. В то время как пушка могущественна против живых, подвижных целей противника, гаубица для этих задач приспособлена слабее. Зато для подавления обороняющегося, для разрушения его материальной и моральной силы она является первым незаменимым орудием. Таким образом, в среде артиллерийских образцов вооружения пушка имеет оборонительный уклон, гаубица — наступательный. Вот почему наступающая пехота так любит гаубицу и так настоятельно требует ее огня при своем продвижении.

Общевойсковая и артиллерийская тактика

Характер тактики пехоты резко отличается от тактики артиллерийской. Пехота — это тот род войск, который должен своим наступлением, своей атакой поразить, уничтожить или пленить живую силу противника и его средства борьбы. Пехоте некому содействовать; в своем наступлении она сама должна решать основную задачу. Но вместе с тем, имея оружие настильного огня, по существу оборонительного характера, пехота не всегда может самостоятельно решать наступательные задачи. Артиллерия же сама по себе, без пехоты, никакого значения в бою иметь не может. Артиллерия имеет смысл постольку, поскольку она содействует наступлению пехоты или конницы. При этом надо учитывать, как уже упоминалось выше, что хотя пехота и может самостоятельно выполнять задачи, но все же огонь обороны теперь настолько силен, что без содействия артиллерии пехоте весьма редко и, можно даже сказать, никогда не удастся ворваться в укрепленную полосу противника. Поэтому артиллерийская подготовка и артиллерийское сопровождение в наступлении пехоты являются абсолютно необходимыми. И в этом смысле артиллерийская тактика целиком подчиняется интересам пехоты.

Однако это не должно приводить к неверным выводам о том, что артиллерия должна поддерживать усилия наступающей пехоты по всему участку. Быть может, эти усилия пехоты и будут одинаковы на всем фронте части, но значение таковых далеко не одинаково. Артиллерия придается войскам в таком количестве, которое не в состоянии проложить пехоте верную дорогу на всем фронте части. Ей удается лишь на известном участке настолько [200] поразить, настолько потрясти полосу обороняющегося, что пехота сможет уверенно выполнить здесь поставленную ей задачу. Вот в этом-то взаимодействии пехоты и артиллерии и надо искать ключ разгадки общевойсковой тактики.

Мы привыкли много говорить, привыкли проводить и в жизнь широкое маневрирование. Но вместе с тем построить самый решительный, самый смелый маневр пехотного удара и не обеспечить его артиллерийской подготовкой — это значит провалить наступательную попытку. Необходимо исходить из предпосылки, что пехота только тогда с ручательством может опрокинуть обороняющегося или наступающего ей навстречу противника, когда артиллерия на участке ее главного удара сумеет развить такой мощный огонь, который не даст противнику возможности обороняться. Иначе наступление пехоты всегда будет вестись под знаком вопроса, чаще всего будет топиться в реках крови. Отсюда ясно, что самый характер маневра, что самый характер группировки пехотных масс в значительной мере предопределяется артиллерийскими возможностями. Если, например, дивизия наступает на участке в пять километров, а артиллерии она имеет лишь столько, чтобы серьезно поразить один километр позиции противника, то совершенно очевидно, что нет смысла производить главный удар пехоты более чем на один километр .пространства. Вместе с тем это означает и то, что главные силы пехоты должны будут двигаться густо построенными на этом небольшом участке, в то время как остальные четыре километра будут заняты или обороняющимися, или демонстрирующими пехотными частями.

Разумеется, в применении вышеприведенного тактическо-артиллерийского метода надо знать разумный предел. Общевойсковая тактика, считаясь с артиллерией как со своей основной силой по прокладыванию пути наступления и соответственно этому намечая реальный участок главной атаки, не должна всецело подчиняться артиллерийским интересам в деле выбора направления и места главного удара. Эти условия должны подсказываться общетактическими интересами, т. е. расположением сил противника, местностью, характером путей сообщения, препятствиями в тылу у него и т. д. Дальнобойность артиллерии в настоящее время настолько велика, что она должна в нормальных условиях быть готовой поддержать своим сосредоточенным огнем наступление главных сил пехоты на любом направлении и на любом месте по фронту данного соединения. Разумеется, частично и в этих вопросах артиллерийский интерес будет диктовать свое. Если, например, открытая местность, отсутствие закрытых позиций, отсутствие наблюдательных пунктов совершенно не позволяют артиллерии сосредоточить свой огонь по наиболее выгодному в практическом отношении участку, то, конечно, общевойсковой начальник должен будет подчиниться печальной необходимости и сделать уступку артиллерийским интересам. Но это случай исключительный, почти никогда не встречающийся, и нормально артиллерия может и должна обеспечить своим огнем любую наступательную задачу общевойскового начальника.

Если общевойсковая тактика основывается на таком практическом и трезвом расчете, проникнутом реальными и материальными возможностями, то, во-первых, пехота, наносящая главный удар и поддержанная сокрушающим артиллерийским огнем, почти всегда легко выполнит поставленную ей задачу и при этом быстро и без задержек, чем спутает расчеты противника, не даст ему возможности подтянуть резервы и обеспечит полное его поражение. С другой стороны, и артиллерия будет иметь совершенно определенную конкретную задачу массового поражения небольшого участка расположения противника. Она должна сокрушить здесь все живое и мертвое, она должна совершенно потрясти моральную мощь противника и поставить на этом участке «землю дыбом».

Расчет возможной ширины и глубины участка для его верного поражения артиллерийским огнем не может быть случайным и не должен делаться на глазок. Полигонный опыт маневра, а главным образом опыт войны, дает совершенно определенные выводы и данные о количестве потребной артиллерии для поражения одного километра расположения противника. Правда, конкретные цифры, имеющиеся в нашем распоряжении, более относятся здесь к области позиционной войны. Но не надо забывать, что форма обороны в позиционной войне в 1918 г. очень близко приближается к форме обороны в предстоящих нам маневренных войнах, судя по всем уставам и наставлениям в армиях возможных наших противников. Как в укрепленной полосе позиционной войны, так и в главной полосе обороны войны маневренной глубина расположения колеблется от одного до двух километров. Конечно, и глубже будут иметься резервы, отдельные пулеметные очаги, но основная полоса обороны в среднем может быть принята в один и не более двух километров глубины1. Разница будет заключаться лишь в том, что в укрепленных полосах имелось целое море проволочных заграждений и бетонированных построек, а в маневренной оборонительной полосе ничего этого не будет. Но самый характер расположения пехоты приблизительно одинаков.

Отбросив из количества артиллерии, потребного для разгрома одного километра укрепленной полосы, некоторое количество, требовавшееся для уничтожения проволочных заграждений и бетона, мы можем найти то число, которое приблизительно потребуется в войне маневренной для выполнения такой же задачи. В позиционной войне на один километр укрепленной полосы в среднем требовалось семь четырехорудийных батарей. Это данные немецкого [202] боевого опыта. Надо полагать, что в войне маневренной для этой же задачи потребуется не более пяти батарей. Опыт наших артиллеристов за время гражданской войны вполне подтверждает это. Если мы возьмем польский полевой устав, то найдем там примерно те же цифры.

Наступление польского батальона пехоты на организованного и хорошо укрепившегося на местности противника развивается в открытом поле в полосе шириной 500-1000 метров. При наступлении на укрепленные позиции полоса эта суживается до 300-400 метров. Батальон считается способным без поддержек прорваться на 1500-2000 метров в глубину позиции противника. Если батальону придать один дивизион артиллерии (три четырехорудийных батареи), то он сможет осуществить свой прорыв, безусловно, не взирая на сопротивление пехоты обороняющегося. Устав, приводя эти данные, ссылается на то, что они обоснованы опытом.

Отсюда мы можем сделать следующие выводы.

В маневренной войне для прорыва хорошо укрепившегося противника требуется на один километр от трех до шести батарей{37}, что в среднем дает четыре с половиной.

В позиционной войне для прорыва укрепленных полос на один километр потребуется от семи с половиной до десяти батарей, а в среднем восемь и три четверти. Имея в виду, что польский устав составлен под французским влиянием и что французы благодаря малому числу гаубиц должны были сосредоточивать артиллерию для прорыва в большем количестве, чем немцы, нам станет понятным, почему поляки на один километр укрепленной позиции затрачивают почти на две батареи больше немецкой нормы.

При такой силе артиллерийского огня оборона пехоты противника становится совершенно невозможной. Разрушаются все искусственные препятствия, рассыпаются окопы и совершенно деморализуются бойцы. Если при этом огонь будет вестись гаубицами, имеющими навесную траекторию и малое рассеивание по дальности, то атакующая пехота может безболезненно на самое близкое расстояние подойти к обороняющемуся противнику. И лишь в последний момент самой атаки она будет предоставлена своим силам в занятии передовых окопов противника, в то время как артиллерия перенесет свой огонь в глубину расположения его оборонительной полосы. При такой подготовке наступления, общевойсковой начальник может заранее предусмотреть развитие хода боя, ибо в результате первого столкновения, обычно наиболее трудного для учета, он будет вполне уверен, а дальнейшее рассчитывать уже значительно легче.

Что касается до борьбы с артиллерией противника, то здесь надо различать два положения. Если противник обороняется [203] активно, или ведет встречное наступление, или же останавливается под влиянием нашего энергичного встречного удара, то у противника может иметься значительное количество артиллерии, которое может оказать нашей пехоте серьезное препятствие в ее наступательном движении. Но может быть и другой случай, наиболее распространенный в маневренной войне, когда обороняющийся противник имеет лишь незначительную силу против нашей значительно превосходящей численности. При таком положении его артиллерия решающего значения в остановке нашей наступающей пехоты сыграть не сможет. Но и в том и в другом случае все-таки необходимо уделить самое серьезное внимание борьбе с артиллерией противника. В маневренном бою это состязание становится весьма трудным. Расположение артиллерии разведать нелегко, времени на эту разведку достаточно не имеется, и поэтому дело пристрелки и дело нащупывания закрытых артиллерийских позиций противника становится очень трудным. В позиционной войне эта задача осуществлялась гораздо легче. Там артиллерия стояла долгое время на одних и тех же позициях и могла быть разведана и с воздуха, и звукометрическими приборами и проч., и в конце концов можно было собрать достаточно данных для того, чтобы открыть сосредоточенный убийственный огонь. Из опыта позиционной войны мы знаем, что для достижения этой задачи было необходимо иметь, против каждой батареи противника от одной до полутора контрбатарей наступающего. Относительно маневренного боя установить точную цифру затруднительно, но надо полагать, что 1½ контрбатареи на каждую батарею противника было бы совершенно достаточно{38}. Польский полевой устав дает цифру значительно меньшую, а именно: против одной батареи противника — один взвод артиллерии наступающего.

Вообще, надо заметить, что для контрбатарейной борьбы число орудий батарей не должно играть той роли, как имеет место в разгроме оборонительной полосы противника. В то время как там успех зависит от числа орудий и от числа выпущенных снарядов, в контрбатарейной деятельности главное значение имеет количество отдельных единиц, состязающихся с батареями противника. Двухорудийная батарея не хуже четырехорудийной может мешать батарее противника вести огонь по нашей наступающей пехоте{39}. Поэтому при наличии двухорудийной батареи контрбатарейная группа может вести удачную борьбу с артиллерией противника и уступая ему в числе, если только тот имеет четырехорудийные батареи{40}. Но подробнее об этом будет говориться ниже.

Теперь опять вернусь несколько назад к вопросу о решении общевойсковых задач. [204]

Если исходить из понятия об артиллерии как об основном, самом мощном средстве, обеспечивающем наступление, то общевойсковой начальник, посоветовавшись с начальником артиллерии, должен разрешить следующие вопросы. Во-первых, учитывая данные о противнике, о вероятной численности его артиллерии, он должен будет решить вопрос о контрбатарейной борьбе и о количестве необходимой для этого артиллерии, во-вторых, он должен будет определить реальные возможности артиллерии, предназначающейся для разгрома пехотной оборонительной полосы противника. Эти возможности определяются отношением наличного числа артиллерии, оставшегося за выделением контрбатарейной группы, к числу артиллерии, потребной на поражение одного километра оборонительной полосы. Другими словами: разделив имеющееся число батарей на пять, общевойсковой начальник определит ширину участка, на котором возможно произвести вполне обеспеченный удар главных сил пехоты. Сопоставив полученные данные с расположением противника и с характером местности, общевойсковой начальник может дать конкретный план своего маневра и боя.

Может показаться такой подход несколько формальным. Как можно подчинять действительность главного рода войск — пехоты возможностям содействующего ей артиллерийского собрата?! Однако боевая действительность доказывает, что, хотя пехота и является самостоятельным родом войск, все же оборонительные возможности в современном бою так велики, что наступающая пехота почти никогда не сумеет преодолеть их собственными силами. Все кровавые потери в царской армии, которые несла пехота, именно и были основаны на том, что замыслы тактических наступлений пехоты не соразмерялись с артиллерийскими возможностями. Вместе с тем отказ от такого строгого соразмерения артиллерийских возможностей со штыковыми ударами ведет к притуплению сознательного чувства маневренности. Маневр, сам по себе, не основанный на принципиальных базисах, не обеспеченный материальными техническими средствами, не имеет никакой ценности и служит вернейшим залогом поражения. Если общевойсковой начальник без определенного метода распределяет подчиненные ему части, то в массе решения его будут получаться расплывчатыми. Даже и при наличии массовой группировки пехоты, таковая может оказаться неподдержанной артиллерией. Если же свой тактический расчет основывать на вышеизложенных началах, то действия войсковых частей неизбежно примут маневренный характер, ибо участки войскам всегда даются шире тех, которые может серьезно поразить имеющаяся у них артиллерия.

Поэтому общевойсковой начальник поневоле должен на каком-то небольшом участке своего фронта сорганизовать главный удар, в то время как на других ему придется ограничиться или демонстрациями, или обороной. Назначение частям участков более широких, чем фактически могут разгромить их артиллерийские силы, [205] не является ошибочным. Ведь не требуется непременно опрокинуть весь фронт противника без всяких перерывов. Если рядом соседних дивизий, занимающих в среднем по четыре километра, противник будет прорван и разгромлен на полтора километра каждой, то нет никакого сомнения в том, что весь прорванный и поколебленный фронт противника подвергся бы жестокому поражению. Такой метод действий вполне соответствует духу маневренного вождения войск и вместе с тем он дает самые широкие возможности предугадывать исход боевых столкновений, так как основывается не на гадании и не на надеждах на героизм войск, а на трезвом учете материальных возможностей.

Артиллерийские задачи

По характеру задач, по роду своей деятельности в бою артиллерия распределяется на полковую, дивизионную и корпусную. Я не буду касаться армейской или стратегической артиллерии.

Прежде всего надо остановиться на полковой артиллерии. Этот вопрос у нас еще далеко не ясен. Мы различаем артиллерию полковую и артиллерию сопровождения. Вместе с тем в жизни, на практике вряд ли возможно будет провести такое деление. У нас полкам придаются «игрушечные пушки» 37-47-миллиметровые и проч., которые в лучшем случае могут считаться сверхтяжелыми пулеметами и под понятие артиллерии вряд ли подходят.

Вместе с тем боевая обстановка всегда требует наличия настоящей артиллерии. И в старой армии, и в Красной Армии в период боев полкам всегда придавалась часть дивизионной артиллерии. Это считается всеми вполне целесообразной и необходимой мерой, и норма такого выделения иногда достигает 50 процентов дивизионной артиллерии. Что это означает? В первую очередь то, что такие мелкие калибры полковой артиллерии, которые намечено иметь в полку, не смогут удовлетворить и разрешить все встающие, перед полком самостоятельные задачи. Полку необходима будет нормальная полевая артиллерия. Без нее централизованная дивизионная артиллерия не всегда сумеет оказать полку поддержку в нужные моменты и. в нужных пунктах. Более подробно о задачах полковой артиллерии при наступлении, при обороне будет ниже. Но здесь я коснусь лишь некоторых положений о полковой артиллерии. Необходимо ли ей двигаться вместе с пехотой, вместе с передовыми пехотными частями наподобие пулеметов? Конечно нет. Ведь даже тяжелые пулеметы трудно продвигать по открытому полю наступления. Теперь эту задачу гораздо легче будут осуществлять легкие пулеметы и ружья-автоматы. Даже 37-миллиметровая пушка не должна передвигаться бесцельно по мере наступления пехоты. Обладая достаточной дальностью и занимая удобные укрытые места, она, не меняя боевого [206] положения, сумеет оказать пехоте поддержку в нужную минуту. Конечно, в период прорыва ей придется двигаться вместе с пехотой и даже догонять ее передовые части. Но эту задачу и в старое время, и в маневренной войне, и в позиционной войне выполняли вовсе не игрушечные пушки, а настоящие 3-дюймовые и даже легкие гаубицы.

Таким образом, нет особых оснований к тому, чтобы делать полковую артиллерию резко отличной от обычной полевой. Конечно, она должна быть облегченного типа для удобства передвижения, но здесь не нужно увлекаться фантастическими задачами катания ее на руках по всему полю боя. При такой манере передвижения пехота бросила бы эту пушку как ненужный балласт. Если эта пушка будет мало действительна, небольшого калибра, то она будет брошена еще скорее, так как существенной пользы оказать не сумеет. Вместе с тем каждый пехотный командир желает и никогда не откажется иметь в своем распоряжении настоящую 3-дюймовую пушку{41}. Практика империалистической и гражданской войн подтверждает, что такая артиллерия существовала фактически всегда в виде артиллерии сопровождения. У энергичных артиллерийских начальников эти батареи умели как прорывающимся, так и преследующим войскам оказывать поддержку в критические моменты. Все это заставляет прийти к заключению, что для полка необходима мощная артиллерия, что эта артиллерия ни в коем случае не должна быть «игрушечной». Она должна выполнять все частные полковые задачи. Стало быть, при наличии такой артиллерии, как правило, отпадает надобность в наличии артиллерии сопровождения. Это, мне кажется, один из существеннейших вопросов, и нельзя разрешить правильно задачи артиллерийского боя без осуществления этого мероприятия. Лишь при таких условиях дивизионная артиллерия не будет дробиться, и, наоборот, основным правилом ее использования будет централизация управления. Более подробно о задачах и калибрах полковой артиллерии будет сказано ниже. Но уже сейчас определенно отметим, что полковая артиллерия должна бить нормальным типом полевой артиллерии, возможно более облегченным и подвижным.

Дивизионная артиллерия — это основная артиллерийская масса, своим сосредоточенным огнем должна прокладывать путь наступающей пехоте. Перед ее огнем должны казаться бессильными как укрепления, искусственные препятствия, так и моральная стойкость врага. Для достижения этой цели дивизионная артиллерия должна быть централизована в своей боевой работе, ее цели не должны быть разбросанными, неопределенными, т. е. должны точно соответствовать ее материальным возможностям. Об этих возможностях уже говорилось в предыдущей главе. [207]

Наконец, корпусная артиллерия. Ее основной задачей будет борьба с артиллерией противника. У нас сейчас на корпусную артиллерию существует взгляд совершенно неправильный. В нее включаются тяжелые образцы, и самое назначение корпусной артиллерии совершенно не ясно. Получается, как будто бы корпусная артиллерия своими тяжелыми калибрами должна дополнять дивизионную артиллерию там, где последней придется бороться с бетоном или вообще с серьезными закрытиями. Таким образом, функционального разделения между корпусной и дивизионной артиллерией не существует, а вместе с тем практика боя требует разделения этих основных вопросов. Борьба с пехотой противника, являющаяся основной задачей артиллерии дивизионной, может лишь с основным нарушением удобств быть соединена с борьбой против артиллерии противника. Эта борьба, безусловно, должна быть выделена в особые руки, именно в корпусную артиллерию. Если при этом учитывать возможность придания корпусам в решающих направлениях авиации и воздухоплавательных частей, чего нельзя сказать про дивизию, то удобства борьбы с артиллерией противника с полной очевидностью могут быть осуществлены только в корпусном масштабе. Но как артиллерия дивизионная в целом ряде случаев не сможет отказаться от борьбы с артиллерией противника, так и корпусная не сможет не отвлекаться на борьбу с пехотой противника. Ниже задачи артиллерии различных соединений в различной боевой обстановке будут освещены подробнее.

Наступление

Резолюция II съезда ВНО Западного фронта о задачах полковой артиллерии при наступлении говорит следующее: «Полковая артиллерия ведет огонь по быстро появляющимся живым, техническим и воздушным целям, по пулеметным гнездам и прочим отдельным точкам. Она зачастую распределяется в период наступления, атаки, прорыва и преследования по батальонам. В период сближения действует сосредоточенно».

Полковая артиллерия будет иметь два рода задач: по живым целям — в виде отдельных перебегающих групп, а также танков, бронемашин и проч. и по целям мертвым — в виде пулеметных гнезд, отдельных окопов и проч. Отсюда полковая артиллерия, долженствующая быть достаточно подвижной и немногочисленной, должна быть способна к ведению как настильного, так и навесного огня. Она должна уметь открыть огонь и сбивать пулеметные гнезда на обратных скатах укрепленной полосы противника. Вместе с тем она должна отличаться большой скорострельностью, но может обладать меньшей дальностью, чем полевая 3-дюймовая пушка. 5 — б километров достаточно для нее с избытком. Снаряды, [208] необходимые ей, — граната и шрапнель. Достаточный калибр — 3 дюйма.

Полковая артиллерия должна располагаться примерно в том районе, откуда пехота должна будет окончательно развернуться и завязать огневой бой с противником. На средней пересеченной местности артиллерию можно подвести к противнику даже на 1000 шагов.

Во всяком случае, она всегда должна быть готовой к быстрому прохождению открытого пространства. Поэтому она будет кататься не на руках пехотинцев, а ездить на крепких, выносливых лошадях. Конечно, в отдельных случаях для скрытного занятия позиции, для перекатки по замаскированной местности иногда и придется отказаться от лошадей и перекатывать их на руках. Поэтому вес ее не должен быть слишком велик. Но перемена позиции, более или менее значительная, должна производиться конной тягой.

При движении пехоты в атаку полковая артиллерия поддерживает ее фланговым огнем, и, как только цели для нее будут закрыты, она снимается с позиции и, невзирая на опасность, следует за своей пехотой. При общем потрясении, при прорыве фронта, при сосредоточении обороняющимся всех своих усилий против прогрызающейся пехоты такое движение артиллерии не является фантастическим. Она должна оказывать пехоте при прорыве последней в глубину оборонительной полосы неприятеля постоянную поддержку в преодолении пулеметных гнезд, отражении контратак и проч. Такое применение может показаться маловероятным. Если представлять себе наступление пехоты равномерно распределенным по всему фронту атаки, которое только лишь «поддерживается» артиллерией, то, конечно, такие задачи для полковой артиллерии будут малоосуществимы прежде всего потому, что пехота не сможет выполнить своей задачи, т. е. не сможет ни ворваться в укрепление противника, ни развить в глубину свой прорыв. Но если дивизионная артиллерия подготовит и протолкнет мощным огнем продвижение пехоты, если контрбатарейная борьба стоит на высоте своих задач, то открытое продвижение полковой артиллерии становится совершенно реальным фактом, проверенным на боевом опыте не только маневренной войны, где обороняющийся обычно имеет меньше сил, чем наступающий, но даже позиционной борьбы, где обороняющийся обладает громадным количеством артиллерии. Действительно, и французы, и немцы неизменно тащили за своей пехотой 75- или 76-миллиметровые пушки, а немцы даже 105-миллиметровые гаубицы. Эта громоздкая артиллерия сопровождения, несмотря на все силы позиционной обороны, все-таки умела прокладывать дорогу не только себе, но и продвигающейся пехоте.

Тот же съезд ВНО по вопросу о дивизионной артиллерии принял следующие положения:

«В период сближения дивизионная [209] артиллерия ведет борьбу с артиллерией противника. В период наступления пехоты — ее главной, ударной задачей является огонь по полосе обороняющейся пехоты противника. Этот огонь необходимо вести сосредоточенно, избегая дробления артиллерии, что вполне осуществимо при наличии 3-дюймовой полковой артиллерии, позволяющей отказаться от особой артиллерии сопровождения».

Эти положения совершенно ясно и конкретно очерчивают круг деятельности основной артиллерийской массы войсковых соединений. Дивизионная артиллерия должна проложить открытую дорогу наступающей пехоте. Конечно, эта открытая дорога будет иметь целый ряд непотушенных гнезд сопротивления, но с этими мелкими задачами справится сама пехота, путем схватывания гнезд и огнем своей полковой артиллерии. Дивизионная артиллерия должна сломить организованное сопротивление обороняющегося противника. При этом надо иметь в виду, что действия наступающей дивизионной артиллерии по форме довольно близки как при борьбе с обороняющимся, так и со встречным противником. Дело в том, что встречного наступления нельзя представлять себе в виде двух движущихся навстречу лавин, безостановочно приближающихся и не задерживаемых никакими рубежами.

Наступление пехоты сопровождается мощным ружейно-пулеметным огнем. Этот огонь заставляет каждую из сторон на целом ряде рубежей останавливаться и вступать в состязание за перевес в огневой силе и, опираясь на свою артиллерию, постепенно сближаться с врагом. Поэтому в общем масштабе даже наступающая сторона будет представляться дивизионной артиллерии как нечто малоподвижное, прикрепленное к определенным рубежам в определенные периоды боя. Она будет иметь достаточно времени для того, чтобы пристреляться и взять этот участок под мощный сосредоточенный огонь. Если только дивизионная артиллерия вовремя выполнит эту задачу, то она сумеет разбить в неприятеле его наступательную силу. Огонь пехоты, пулеметов и автоматов будет систематически приземлять противника, вместе с тем огонь артиллерии будет его выкуривать. Если только артиллерийский огонь будет достаточно мощным и сосредоточенным, не будет разбрасываться, то-выкуривание противника никогда не толкнет последнего на наступление, а, наоборот, принудит его к отходам и в лучшем случае крепкого врага заставит неподвижно стоять на месте. А в этом состоянии нервы быстро изнашиваются и вместо порыва создается апатия.

Периоды наступления и атаки для пехоты наиболее тяжелы. Во время сближения пехота страдает только от дальнего артиллерийского огня противника. Поэтому все артиллерийские средства в этот период как дивизии, так и корпуса должны быть сосредоточены по артиллерии противника. Полковая артиллерия в этом состязании не участвует, ибо должна выполнять свои задачи по помощи пехоте в преодолении полосы прикрытия обороняющегося противника. Когда же пехота вступает в сферу действительного [210] ружейного и пулеметного огня, когда местность не позволяет ей дальше продвигаться, пользуясь скрытыми подступами, она открыто выступает и начинает ружейно-пулеметное состязание. Тогда дивизионная артиллерия переносит центр своих усилий на обороняющуюся пехоту противника.

Мы знаем, что у нас в старой армии не было правильных взглядов на сочетание артиллерийского огня с наступлением пехоты. Каждый участвовавший в войне пехотинец по собственному опыту знает, как бессмысленно строились атаки, как напрасно создавались массовые волны пехоты и как такие удары захлебывались в своей собственной крови. Если атаки нам удавались против австрийцев, которые не желали драться, то почти, как правило, они разбивались в пух и прах против немецкой пехоты. Не нужно закрывать глаза на то, что, как бы ни была хорошо подготовлена пехота, как бы ни был высоко поднят ее боевой дух, она все-таки в целом ряде случаев, предоставленная самой себе в борьбе с пехотой противника, будет бессильна продолжать наступление до поддержки ураганного артиллерийского огня. Вот эту-то задачу и должна выполнить дивизионная артиллерия. Оборонительная полоса в современном бою представляется глубоко развитой и вместе с тем прерывчатой как по фронту, так и в глубину. Отдельные пулеметные гнезда, отдельные стрелковые точки, тщательно замаскированные и примененные к местности, расположенные как на передних, так и на обратных скатах неровностей, — вот внешний вид оборонительной полосы. Само собою понятно, что по такой полосе достигнуть сосредоточения эффекта гораздо труднее, чем по окопам линейной тактики. В предстоящей борьбе придется широко применять методы стрельбы по площадям. Отсюда понятно, почему требуется такой громадный расход огнеприпасов и сосредоточение артиллерии и почему нельзя задаваться широкими участками для ударного продвижения в полосе дивизионного наступления. Даже те цифры, которые приведены ранее по поводу соразмерения сил артиллерии с участком прорыва, не позволяют одновременно поражать всю полосу обороны на прорываемом участке. Начальнику дивизионной артиллерии придется составлять совершенно определенный план последовательного поражения площадей. Перенося огонь с одних рубежей на другие, от переднего плана полосы к заднему, среднему и наоборот, он должен будет мощным ураганным огнем артиллерии смести здесь сопротивление и создать в обороняющейся пехоте гнетущее ожидание повторных налетов. Лишь при подобных методах «площадной брани», сопровождающейся потрясением организованного сопротивления обороняющейся полосы, возможен успех наступающей пехоты.

Необходимо иметь в виду при организации борьбы дивизионной артиллерии, что в наступательном бою на применившуюся к местности и окопавшуюся пехоту противника моральный эффект производит не так скорострельность, как мощность самого огня. [211]

Десять 3-дюймовых гранат не произведут на пехоту такого впечатления, какое производят две 48-линейные бомбы{42}. Поэтому при наступлении дивизионная артиллерия должна иметь мощные калибры. Чем больше она будет иметь гаубиц, тем легче будет наступающей пехоте осуществлять свою задачу. Это основное положение, признаваемое всеми пехотинцами, прошедшими тяжелую школу наступательного пехотного боя. Однако значительная часть артиллеристов имеет свою собственную точку зрения в этом вопросе. Ссылаясь на скорострельность, на пробивную способность и проч., они часто доказывают, что наступающая пехота не заинтересована так сильно в гаубицах, что пушки легко могут выполнить те же самые задачи. Это спор не новый. Французские артиллеристы, проникнутые теоретическими подсчетами, каким сортом артиллерии, сколько металла можно выбросить в тот или другой промежуток времени на данный участок местности, горделиво утверждали до войны, что их пушечная артиллерия гораздо более могущественна, чем артиллерия германская, насыщенная гаубицами. Однако боевая действительность с первых же полевых боев доказала как раз обратное. Французы не могли выдержать германского наступления. Их пехота оказалась бессильной и не могла оказать нужного сопротивления. Правда, пушечная французская артиллерия, как на это и ссылается Гаскуэн{43}, в целом ряде случаев наносила немцам жестокие потери, но это бывало лишь тогда, когда немецкая пехота наступала нахально, не применяясь к местности, недостаточно разведывая и не неся правильной сторожевой службы. Если рассматривать все эти случаи больше, чем записки Жоффра{44} и других французских и немецких исследователей, то увидим, что в маневренном бою французы, с одной стороны, не могли успешно наступать против немецкой армии, а с другой стороны, немцы легко выполняли наступательные задачи. Вместе с тем количество и подготовка французских бойцов мало чем уступали немецким. Однако и Жоффр и другие определенно указывают на то, что французские войска оказались недостаточно стойкими. Не нужно закрывать глаз на действительность, на то, что это происходило от недостатка французской артиллерии. Последняя обладала пушками, способными бить по живым целям, которых так мало появляется в достаточных размерах на наших пустынных полях сражений. Вместе с тем она не имела гаубиц, которые так верно прокладывают путь наступающей пехоте, которые так жестоко разрушают укрепления противника, которые так неизбежно разлагают моральную устойчивость сопротивления. [212]

По вопросу о корпусной артиллерии съезд ВНО принял еле дующую резолюцию:

«В период сближения корпусная артиллерия ведет борьбу с батареями противника, координируя таковую с работой дивизионной артиллерии. В период наступления ее главной основной задачей должно быть освобождение дивизионной артиллерии от борьбы с артиллерией противника. Во время атаки свободными силами содействует дивизионной артиллерии по обстрелу пехотной полосы неприятеля. Корпусная артиллерия управляется централизованно, если фронт корпуса не превосходит семи — восьми километров. Если же таковой больше, то, обыкновенно, придется разделить артиллерию корпуса по дивизиям».

Выше уже упоминалось о том, что у нас сейчас положение корпусной артиллерии совсем неопределенное, можно даже сказать, неприличное. Корпусная артиллерия — это затычка на тот случай, если дивизионная артиллерия не сможет разбить какое-нибудь препятствие. Вместе с тем она вооружена тяжелыми калибрами, которые при наших быстрых передвижениях зачастую отстают от войск. В силу этого корпусной артиллерией как-то пренебрегают и в среде артиллеристов, и в среде общевойсковых начальников. Конечно, такое положение совершенно ненормально. Учитывая сложные и конкретные задачи дивизионной артиллерии по борьбе с пехотой противника, корпусная наступающая артиллерия должна освободить ее от контрбатарейных задан. Она должна иметь достаточное количество пушечной артиллерии, дальнобойной и скорострельной, при помощи которой она смогла бы успешно вести борьбу с батареями противника.

Мне приходилось слышать возражения по этому поводу, что в маневренном бою такое функциональное разделение задач совершенно невозможно, что это теоретический подход, что это наследие позиционных взглядов. Конечно, это совершенно неосновательно. Раз обстановка усложняется, то она требует еще более ясно очерченных прав и обязанностей. Взваливать на дивизионную артиллерию всевозможные артиллерийские задачи — это значит поставить под знак вопроса целесообразность ведения артиллерийского боя, а стало быть, и успех пехотного наступления. Если к этому прибавить то упоминаемое выше обстоятельство, что дивизия не может иметь воздушных средств наблюдения, то задачи корпусной артиллерии и начальника артиллерии корпуса в деле борьбы с батареями противника становятся совершенно ясными и неопровержимыми. Нам необходимо внимательно пересмотреть структуру нашей артиллерии и найти те нужные организационные формы, которые соответствовали бы боевым потребностям и действительности. Вместе с тем надо более внимательно поштудировать вопрос о подборе родов артиллерийских орудий для каждого из артиллерийских соединений. Более подробно об этом будет ниже. [213]

Оборона может быть активной и пассивной{45}. Однако активная оборона вовсе не означает, чтобы сражение, в которое она входит составной частью, являлось бы решительным и смелым. Пожалуй, как раз наоборот. Активная оборона требует очень больших сил для успешного окончания боя, и потому все сражение обычно вырождается в оборону. Это происходит потому, что активность заключается в контратаках и глубоком эшелонировании резервов. Если прорвавшийся противник, который обычно бывает значительно сильнее обороняющегося, должен быть разбит контратаками, то вполне понятно, какой величины должны быть выделяемые при активной обороне резервы. Если к этому добавить, что наступление вообще выгоднее обороны, что оно даст в руки инициативу и вносит в оборону при прорыве ее передовой полосы сопротивления большой беспорядок и панику, то станет вполне понятным, что для успешности действий активная оборона должна располагать силами, по меньшей мере равными силам наступающего. Но если это условие выполняется, то гораздо выгоднее наступать, чем обороняться. Благодаря этому активная оборона встречается довольно редко. Она применяется в тех случаях, когда к активным действиям еще не готовы, а отступать не хочется по тем или другим соображениям.

Наоборот, пассивная оборона является необходимым составным элементом смелой наступательной операции. Она имеет задачей сковать противника на второстепенных направлениях, употребив на это минимальное количество живой силы. Каким образом можно этого достигнуть? Только лишь путем создания оборонительной пехотно-пулеметной полосы, хорошо примененной к местности и усиленной искусственными препятствиями. При этом можно достигнуть упорной обороны, не вводя в бой крупных сил.

При такой системе резервы нужны не для контратаки, а для обволакивания прорывающегося противника новой пехотно-пулеметной полосой.

Само собой разумеется, что возможности артиллерии при активной и пассивной обороне будут совершенно различны.

Как говорилось уже выше, активная оборона требует для своего существования войск по меньшей мере столько же, сколько их у наступающего. Отсюда следует, что и артиллерия точно так же должна быть в равных силах.

Наступающая пехота не так боится артиллерийского огня, как ружейно-пулеметного. Этот последний является камнем преткновения [214] для наступающего. Вот почему атакующий свои главные артиллерийские силы направит на позицию обороны пехоты. От исхода этой артиллерийской подготовки зависит, быть ли обороне сбитой или быть опрокинутым наступлению.

Поэтому оборонительный бой можно, безусловно, выиграть, если удастся помешать артиллерии наступающего разгромить пехоту обороны. Эту задачу обороняющийся сможет выполнить только тогда, когда силы его будут в общем равны наступающему. Тогда артиллерия обороны сможет выделить необходимое число орудий на контрбатарейную оборону, а остальными, если таковые окажутся, сможет даже оказать активную поддержку обороняющейся пехоте, обстреливая метким шрапнельным огнем наступающие части противника. Очень многие артиллеристы особенно упирают на огонь обороняющейся артиллерии по наступающей пехоте, видя в этом залог успеха обороны. Но все это только громкие фразы, совершенно не обоснованные реальными возможностями.

Для примера возьмем дивизию, обороняющуюся на участке в пять километров.

На каждые 100 шагов позиции пехота может выставить 1 тяжелый пулемет, 2 легких пулемета и 5 ружей-автоматов, не считая стрелков. Артиллерия, даже самая мощная, как, например, польская, на том же участке может выставить не более 2/3 одного орудия! Совершенно понятно отсюда, почему центр тяжести обороны подступов к позиции лежит не на артиллерии, а на пехоте. Разумеется, и артиллерия могла бы заградить путь наступающей пехоте, но для этого ей было бы необходимо иметь не менее шести четырехорудийных батарей на каждый километр позиции{46}. Но тогда даже такой мощной дивизии, как, например, польская, пришлось бы занимать при обороне участок не шире двух километров. Это было бы очевидным абсурдом, так как, имея такую группировку, выгоднее было бы не обороняться, а энергично наступать.

Пассивная оборона имеет гораздо более широкое применение. Всякая смелая операция обычно включает в себя пассивные участки обороны.

Пассивная оборона должна при наличии минимальных средств задержать максимальные силы противника на возможно больший срок времени. Основа пассивной обороны — это полоса пехотного огня. Счастливый исход атаки зависит от того, сумеет ли наступающий сорганизовать планомерный и мощный артиллерийский огонь по пехотной полосе обороны. Если он сумеет это сделать, то оборона обречена на гибель, ибо резервов серьезных нет, а артиллерия через известный промежуток времени всегда может забить и деморализовать обороняющегося. Поэтому самая большая помощь, [215] какую могла бы оказать обороняющейся пехоте артиллерия, — это, как и при активной обороне, мешать артиллерии противника вести массовый огонь по полосе обороны. Если эта задача могла бы быть достигнута, то шансы обороны возросли бы до чрезвычайности, ибо наступающая пехота одними своими силами почти не в состоянии преодолеть хорошо организованную оборонительную полосу. Но, учитывая слабость артиллерии обороны по отношению к артиллерии наступающего, станет вполне понятным, что эта основная задача артиллерии в полной мере будет для нее невыполнима. Вот почему оборона недолговечна. Во всяком случае, ясно одно, что и при пассивной обороне и при активной основная задача артиллерии лежит в борьбе не с пехотой, а с артиллерией противника.

Теперь посмотрим, какие задачи встают перед артиллерией обороны в разных соединениях.

Полковая артиллерия помогает пехоте в ее огне по наступающим живым целям противника. Она обстреливает его небольшие группы, поражает скрытые подступы, борется с танками, самолетами и прочее. Словом, ограничивается задачами теми же, что стоят и перед пулеметами пехоты.

Дивизионная артиллерия при обороне в период сближения наступающего обстреливает главным образом его пехотные цели. Если эти задачи может выполнить полковая артиллерия, то дивизионной артиллерии выгоднее от огня воздержаться, дабы не обнаружить себя, и в период наступления противника обрушиться на его дивизионную артиллерию. Когда противник встает для атаки, то она переносит огонь на его штурмующие части. В этом духе была выработана резолюция по артиллерийской обороне II съездом ВНО Западного фронта. Это вполне понятно. Самое тяжелое время для обороняющейся пехоты — это период наступления и атаки. Она должна принять все меры к тому, чтобы не допустить противника до рубежа атаки или по крайней мере допустить его на этот рубеж сильно потрепанным и деморализованным. Такую задачу лучше всего могут выполнить пулеметы и стрелки. Но для этого они должны быть освобождены от артиллерийских нападений. Вот почему дивизионная артиллерия бережет себя в период сближения, старается остаться для противника незамеченной и обрушивается на атакующую дивизионную артиллерию в тот момент, когда она перенесет свой огонь на пехотную оборонительную полосу.

Корпусная артиллерия при обороне, как и при наступлении, несет задачу контрбатарейной борьбы.

Из перечисленных выше задач становится совершенно ясным, что полковая и корпусная артиллерия должна быть такого же типа, какого требуют наступательные действия. Вообще то же можно сказать и про дивизионную артиллерию с той только разницей, что если при наступлении дивизионной артиллерии, безусловно, выгоднее иметь одни гаубицы, то при обороне некоторое количество [216] пушечной артиллерии могло бы быть полезным. Однако это не является необходимым во что бы то ни стало. Имея корпусную артиллерию, снабженную достаточным количеством пушечных батарей, можно всегда скомбинировать огонь по батареям противника и при наличии гаубичной дивизионной артиллерии.

Организация артиллерии

Подводя итог всему вышесказанному, мы неминуемо придем к следующим выводам. Полковая артиллерия должна иметь трехдюймовые пушки типа горного, но облегченного. Дивизионная артиллерия целиком или в подавляющем числе должна состоять из легких гаубиц. Корпусная артиллерия должна быть вооружена дальнобойными пушками и некоторым количеством гаубиц.

Интересно сравнить артиллерию русских, французских и германских корпусов в начале войны 1914 г. Из предлагаемой здесь таблицы 1 ясно видно, что французская артиллерия имела наибольшее число батарей, но она состояла из одних пушек, совершенно не имея гаубиц. Русская артиллерия по числу батарей значительно уступала и немцам и французам, но она имела все же небольшое число гаубиц. Германская артиллерия обладала мощной гаубичной артиллерией, но несколько уступала французам в числе батарей.

Таблица 1

	Число пушек		Число гаубиц		Общее число		На один б-н приходится			На один б-н приходится батарей	Примечание
Армии	легких	тяжелых	легких	тяжелых	орудий	батарей	пушек	гаубиц	вообще орудий	На один б-н приходится батарей	Примечание
Русская	96	-	18	-	114	15	3	0,5	3,55	0,45	Тяжелые дивизионы здесь не учтены, ибо они были приданы лишь во время войны (корпусам)
Германская	108	-	36	16	160	28	4,3	2,1	6,4	1,12	Кроме того, многочисленная армейская тяжелая артиллерия
Французская	120	-	-	-	120	30	5	-	5	1,25	Кроме того, некоторое количество армейской тяжелой артиллерии

Каковы же боевые результаты такой организации артиллерии? Мы видим, что немцы легко осуществляли наступательные действия против русской армии. Если здесь это еще можно объяснить тем, что немецкие солдаты в культурном отношении стояли выше русских, то это уже не применимо к французской армии. Французская организация и обучение стояли на должной высоте, и, несмотря на это, мы видим, как французы с самого начала войны терпели непрерывные неудачи в боях с немцами. В то время как французы плохо осуществляли наступательные действия, немцы их совершали запросто. Для всякого, имеющего опыт войны и знающего германскую наступательную тактику, совершенно ясно, что одним из важных элементов германского превосходства было наличие в их артиллерии гаубиц. Вот почему правильно было бы оценивать наступательные способности войсковых частей не отношением орудий к тысячам штыков, а отношением к штыкам числа гаубиц.

II съезд военно-научного общества Западного фронта предложил следующую организацию войсковой артиллерии.

Полковая артиллерия: тип горной пушки на разборном лафете. Дальность 5-6 километров, не более 25 пудов весом. Приспособить к перетаскиванию ее на руках. В полку — 6 пушек.

Дивизионная артиллерия: 3-дюймовых пушек — 12; 48-линейных гаубиц — 24.

Корпусная артиллерия: 42-линейных пушек — 18; 6-дюймовых гаубиц — 12. Это даст на трехдивизионный корпус 108 пушек и 84 гаубицы. При такой организации на один батальон приходится орудий около 7,1 и гаубиц около 2,8. Кроме того, корпусу признано необходимым иметь 12 зенитных пушек.

Армейская артиллерия должна иметь всю свою материальную часть приспособленной к маневренной войне и в своем составе иметь 42-линейные пушки и 48-линейные гаубицы.

Имея в виду, что при нашей бедности трудно сразу перейти на такое обилие артиллерии, съезд ВНО все же считал необходимым приступить и теперь же к кое-каким реорганизациям, а именно: изъять из каждой дивизии, входящей в состав корпуса, по одной батарее и передать их в состав корпусной артиллерии для образования постоянной контрбатарейной группы. Если при этом ввести двухорудийную батарею, о чем разговор будет ниже, то корпусная артиллерия будет достаточно сильна, чтобы вести на своем участке состязание с артиллерией наиболее современных армий.

Такое деление артиллерии вызывается идеями боевого тейлоризма. До сего времени наша войсковая артиллерия не имела правильного организационного построения, благодаря чему во время боя она запутывалась в задачах и не умела их ясно и четко выполнять.

Лично мой взгляд идет дальше мнения съезда ВНО. Я бы считал более целесообразным, в случае большого проекта, дивизионную [218] артиллерию иметь исключительно в составе одних гаубиц. Тогда действительно вся артиллерия была бы построена по принципу своих задач и тактические функции ее соответствовали бы ее материальной части.

Я не утерплю, чтобы не добавить еще нескольких слов о цифрах, даваемых Брюхмюллером в своей книге «О германских прорывах» (таблица 2){47}. Правда, ссылка на этот источник тактически быть может и опасна, так как многие артиллеристы, желая дискредитировать мои взгляды на артиллерию, неоднократно упрекали меня в том, что я основываю все свои выводы на опыте позиционной войны, в частности на книге Брюхмюллера. Но я думаю, что для вдумчивого читателя такой вывод был бы невозможным, а с людьми несерьезными можно и не считаться.

Мы хорошо знаем, чем отличались германские прорывы от французских. Французы должны были затрачивать целые недели на артиллерийскую подготовку прорыва, а немцы эту подготовку осуществляли в течение нескольких часов, обычно не более пяти. Чем это объясняется? Все, в том числе и французские писатели, определенно указывают, что французы не могли осуществлять внезапных прорывов потому, что у них не было гаубичной артиллерии. Если мы посмотрим на данные таблицы 2, составленной на основании материалов Брюхмюллера, то мы увидим, чем немцы обеспечивали пехоте верный прорыв после пятичасовой артиллерийской подготовки. В этой таблице число батарей, действовавших по французским укреплениям, разбито на четыре группы. Первая группа, поражающая передовую часть укрепленной полосы: во всех четырех приведенных боях мы видим подавляющее количество гаубичной артиллерии. К этому надо прибавить минометы как оружие навесного боя, хотя и свойственное лишь позиционной войне. Отсюда ясно видно, что обороняющаяся пехота легче всего может быть потрясена и оборона ее дезорганизована гаубичной артиллерией. Далее, во второй группе, где показана артиллерия, обстреливающая тылы укрепленной полосы (ходы сообщения, резервы), немцы допускали уже и серьезное участие пушечной артиллерии, так как по мере продвижения атакующей пехоты к ней присоединялась и гаубичная артиллерия первой группы. Третья группа — вспомогательный огонь: пушек тоже довольно много. Наконец, четвертая группа — контрбатарейная: отношение между гаубицами и пушками неустойчивое.

Эта иллюстрация из опыта позиционной войны, той войны, где обороняющаяся пехота имела исключительные преимущества, ибо была заплетена проволокой, имела бетонированные укрытия, эта иллюстрация ярко подчеркивает, какое значение для наступающей пехоты имеет гаубичная артиллерия.

Двухорудийная батарея

В последнее время по поводу двухорудийной организации батарей возникли оживленные прения. Есть сторонники четырех- и двух- орудийных батарей. В истории царской артиллерии мы систематически наблюдаем, как большая часть артиллеристов отстаивает привычное для них число орудий в батареях при каждой попытке сокращения этого числа. Находилась масса аргументов в пользу сохранения прежнего числа орудий, и его уменьшение каждый раз происходило с боя. Каковы же основные положения, выдвигаемые консервативными элементами в защиту полновесных батарей, а ныне, в частности, четырехорудийных?

Главными мотивами являются соображения о скорострельности. Считается абсолютно необходимым быстрый захват в вилку скоро-проходящих живых целей с тем, чтобы несколькими очередями уничтожить их. Для того чтобы эту цель достигнуть, необходимо иметь весьма скорострельную артиллерию, это во-первых, а во-вторых, выгоднее для этой цели иметь возможно более полновесную батарею. Из всех возражений четырехорудийных консерваторов этот пункт по уничтожению быстро появляющихся живых целей является для них решающим. Уже упоминалось о том, что для артиллерии сравнительно мало будут появляться открытые живые цели. Наши поля сражений пустынны. Уже в период сближения пехота расходится по скрытым подступам и движется по ним вплоть до того момента, когда ей необходимо будет развернуться и вступить в огневое состязание с обороняющимся. Обычно это бывает уже в полосе действительного ружейно-пулеметного огня. Есть ли надобность в поддержке этого огня со стороны артиллерии? Конечно, отказываться категорически не следует, но значение ее невелико. Пулеметы поражают гораздо основательнее и являются для пехоты гораздо более страшным оружием, чем шрапнель. Это тем более ясно, что при обороне артиллерия расположена сравнительно разреженно и она не может всюду открыть действительный огонь по редко наступающей пехоте. Если пулеметы и отдельные стрелки могут открывать огонь по каждому отдельно перебегающему человеку, а наступающая пехота действует именно так, то артиллерия такой роскоши себе позволить не может. Стрелять же по залегшему и применившемуся к местности противнику ей нет никакого смысла. Поэтому мне думается, что эти основные соображения четырехорудийных консерваторов вряд ли могут быть оправданы боевой действительностью. Следующее веское возражение, приводимое артиллеристами, заключается в том, что если только разделить четырехорудийную батарею на две, то в каждой из таковых непременно выбудет одно из орудий. Вряд ли, конечно, это может являться таким неизбежным законом. Ведь мы же знаем, что и в старой армии, а тем более в Красной Армии, наша артиллерия зачастую разделялась на взводы. В целом ряде случаев это рекомендуется и иностранными уставами. Таким образом, это возражение против двухорудийной батареи не может быть признано серьезным. Боевая действительность все равно заставляет четырехорудийную батарею постоянно разделяться на два отдельных взвода. [221]

Таблица 2. Характеристика применения артиллерийского огня в германских прорывах (по Брюхмюллеру)

Сражение				Батареи, ведущие огонь по пехотным окопам противника												Контрбатареи
Место	Время	Ширина участка (км)	Глубина укрепления полосы (км)	По передовым			В глубину полосы			Заградительный нейтрализующий огонь			Общее число		На км. Укреплений пехотной полосы среднее число батарей	гаубиц	Пушечных
Место	Время	Ширина участка (км)	Глубина укрепления полосы (км)	гаубиц	минометов (число)	пушечных	гаубиц	минометов (число)	пушечных	гаубиц	минометов (число)	пушечных	гаубиц	пушечных	На км. Укреплений пехотной полосы среднее число батарей	гаубиц	Пушечных
Винтонаж. Предмостное укрепление на р. Стоход	2/XI 1916	4-5	1	14	33	3	*	-	*	6	16	10	20	13	7	4	2
Переправа на р. Серед	19/VII 1917	9-10	4	44	176	14	*	-	*	7	-	37	51	51	10	20	17
Переправа на р. Зап. Двина (близ Риги)	1/IX 1917	10	4-5	55	230	17	20	- -	5	-	-	19	75	41	11	4	32
Chemin des dames	27/V 1918	38	4	300	**	42	87	**	206	*	**	*	387***	248***	16	94	193

* Включено в предыдущую графу
** Сведений точных нет, но большое число
*** Кроме того, при пехоте артиллерия сопровождения

Какие же доводы можно привести в пользу двухорудийной батареи?

Прежде всего, то, что все равно артиллерия по опыту прошлых войн постоянно должна разделяться повзводно. Вместе с тем взводы не обладают достаточной материальной самостоятельностью, чтобы вести гибкий огонь. Поэтому выгоднее этот факт оформить, взводы реорганизовать в батареи, снабдить их необходимыми средствами связи, разведки и наблюдения. Это, безусловно, поднимет их боеспособность, а стало быть, и усилит мощность артиллерийского огня. Если понадобится по обстановке вести огонь по живым массовым целям, то командиры дивизионов всегда могут свести свои батареи в одно место и восстановить таким образом не только свои нынешние четырехорудийные батареи, но даже шести- и восьмиорудийные. Таким образом, при двухорудийной системе переход к многоорудийной возможен. Однако этого сказать нельзя про переход от четырехорудийной к двухорудийной батарее. При нынешней структуре артиллерии деление батареи на части всегда вредно отражается на управлении огнем.

Эту слабую сторону нашей батареи учитывают даже четырех-орудийники. Они изыскивают различные способы, как выйти из тупика, но серьезных предложений что-то не видно. Наша четырехорудийная батарея, разделенная на два взвода, определенно теряет в своей боеспособности, а вместе с тем боевая обстановка требует такого разделения. Эти соображения с полной очевидностью доказывают, что переход на двухорудийную батарею может принести только выгоды, но, конечно, он будет затруднен наличием необходимых технических средств связи, оптических приборов, подготовленных командиров батарей и прочее.

Немногочисленность нашей артиллерии с особенной настойчивостью требует перехода на двухорудийную батарею. Для успешности наступления необходимо выделение контрбатарейной группы, которая, разумеется, ослабляет мощь дивизионной артиллерии и тем самым затрудняет наступление пехоты. Чем меньше мы выделим артиллерии на контрбатарейную борьбу и чем больших результатов вместе с тем достигнем в этой области, тем более мы облегчим положение наступающей пехоты. Разумеется, нет никакой необходимости выделять на каждую батарею противника непременно свою четырехорудийную батарею. Достаточно выделить для этой цели два орудия, которые с одинаковым успехом могут заставить замолчать любую батарею противника, если только нащупают ее расположение. Это мы знаем из опыта и гражданской и империалистической войны, и это же подтверждают иностранные полевые уставы. Польский устав по этому поводу говорит [222] следующее:

«Для определения собственной артиллерии, необходимой для борьбы с артиллерией противника, допускается, что достаточно одной полубатареи для обезвреживания одной неприятельской батареи, однако постольку, поскольку собственная артиллерия в предыдущих боях, например при завязке боя, выказывала вообще свое превосходство над неприятельской батареей».

Если при таком положении мы будем выделять против каждой батареи противника по одному взводу артиллерии, то вполне очевидно, что справиться со своей задачей таковым будет довольно тяжело. Не имея достаточного количества связи, не имея необходимых оптических и прочих приборов, наконец, не имея подготовленного для самостоятельного артиллерийского огня командира, этот взвод сумеет извлечь из своих орудий лишь часть той боевой пользы, какую они могли бы оказать на самом деле. Совсем другое дело будет, если мы эти два орудия сформируем как батарею. Действительность огня поднимается, шансы на подавление неприятельской артиллерии возрастут. Благодаря этому мы сумеем ограничиваться выставлением против неприятельской четырехорудийной батареи двух наших орудий. Этого совершенно нельзя сказать про отдельно действующий взвод. Отсюда ясно, что двухорудийная батарея позволит нам наиболее экономно применять нашу артиллерию в бою.

Но и при обстреле пехотной оборонительной полосы противника двухорудийная батарея имеет определенные преимущества. Хотя по большей части обстрел этой полосы будет производиться по площадям, все же в целом ряде случаев придется поражать и отдельные мертвые точки. Требуется ли для этих последних задач четырехорудийная батарея? Конечно нет. Двухорудийная может выполнить такую же задачу и с тем же успехом, а раз так, то и здесь, в деле поражения закопавшейся пехоты, двухорудийная в целом ряде случаев будет экономнее четырехорудийной батареи.

II съезд ВНО Западного фронта по этому поводу принял следующую резолюцию:

«По тактическим соображениям признать целесообразным двухорудийные батареи, а по техническим соображениям признать таковую допустимой. Переход на двухорудийные батареи возможен лишь при обеспечении их всеми техническими средствами и комсоставом, подготовку которого надо произвести своевременно».

Кроме того, съездом ВНО поднят вопрос об испытании на практике и трехорудийной батареи. Такая батарея будет экономнее четырехорудийной. Убыль одного орудия сравнительно мало ослабит действительность огня, и, наконец, число три как-то соответствует нашей тройничной организации: три роты — батальон, три батальона — полк и т. д. Я лично считаю, что трехорудийная батарея хотя и выгоднее четырехорудийной, но знаменует собой какое-то соглашательство.

Съезд ВНО считает, что двухорудийная батарея не должна иметь хозяйства. Хозяйство имеют только дивизионы, причем последние [223] объединяют три батареи. Таким образом, двухорудийная батарея дает выгоду и в соотношении между тылом и строем.

На артиллерийском съезде Западного фронта вопрос о четырех- и двухорудийных батареях точно также оживленно дебатировался. Оказалось, что число сторонников двухорудийных батарей растет непрерывно. Правда, число четырехорудийников все же оказалось немного больше числа двухорудийников: первых — 23, а вторых — 16. Четырехорудийники приняли следующую резолюцию:

«Вопрос о реорганизации четырехорудийной батареи в двухорудийные возник исключительно благодаря маневрированию пехоты новыми строями, разработан только теоретически и не имеет за собой большого опыта войны. Артиллерия сильна могуществом своего огня и должна обладать достаточной гибкостью такового, а именно: массированием и дроблением в зависимости от целей, появляющихся во время различных фаз боя, что осуществимо четырехорудийной батареей с изменением огневой тактики. Кроме того, неоспоримым фактором является то обстоятельство, что артиллерии придется работать не только по пехоте, но также по артиллерии и резервам (большие группы), танкам, броневикам, аэропланам; стрелять химическими снарядами, вести заградительный огонь, что потребует могущества оттенков и методики огня, а это осуществимо только при четырехорудийной батарее.

Экономическое положение Республики также стоит на стороне четырехорудийной батареи, ибо при переходе на организацию двухорудийных батарей увеличивается число организационных единиц, что влечет за собой лишний расход. Недостаток материальной части требует бережного отношения и ухода за ней, что при двухорудийной батарее невозможно, так как отдых орудия получать не будут и порча одного орудия (что бывает очень часто) оставит батарею с одним орудием.

Единственным минусом четырехорудийной батареи может явиться то обстоятельство, что расположение четырехорудийной батареи на позиции (колесами) в одну линию демаскирует таковую, но это обстоятельство может быть уничтожено установкой взводов орудий на увеличенных интервалах.

Приняв во внимание все вышеизложенное, а также и то обстоятельство, что некоторые цели в период сближения, ввиду своей незначительности в смысле размера (пулеметы, отдельно фланкирующие звенья, мелкокалиберная артиллерия), потребуют огня лишь двухорудийной батареи, а некоторые, благодаря своей величине и тактической важности, — четырехорудийной, то мы предполагаем изменить тактику ведения огня так, чтобы батарея могла быстрее выполнять вышеуказанные задачи. Для этого командир четырехорудийной батареи, поставив батарею на позицию (колесами), выставляет два основных наблюдательных пункта с приданными взводами, которые и ведут огонь в период сближения по незначительным [224] мелким целям. В тот момент, когда потребуется более мощный огонь для поражения значительных целей, командир батареи, находящийся на одном из наблюдательных пунктов, присоединяет огонь второго взвода и продолжает стрельбу. Таким образом сохраняется могущество, оттенок и методичность огня. Противники четырехорудийной батареи говорят, что это может сделать командир дивизиона с двухорудийными батареями. Но это не так просто. Для того чтобы соединить огонь нескольких батарей по одной цели, необходимо таковую видеть и комбатам и комдивам{48}, что на 99 процентов в маневренной войне неосуществимо. Комбат же четырехорудийной батареи это может сделать быстро и легко, ибо он будет видеть то, по чему будет стрелять, и, основываясь на своей стрельбе, будет знать все данные (дистанцию, угол доворота и т. п.). Конечно, квалификация комбата должна быть повышена, ибо он явится уже техническо-тактическим руководителем.

Этим нисколько не уменьшается роль командира дивизиона, как это говорят сторонники двухорудийных батарей. Роль командира дивизиона остается та же, а именно: управление огнем дивизиона в тех случаях, когда фронт остановится, и участок, данный дивизиону, будет виден командиру такового.

При этом необходимо помнить, что легче разделить четырехорудийную батарею на взводы, чем свести для временной работы совершенно отдельные двухорудийные батареи. Огнепитание в связи с децентрализацией усложнится при двухорудийной батарее и потребует лишних транспортных средств».

Сторонники двухорудийных батарей выработали следующую резолюцию:

«Историческое развитие артиллерии шло параллельно техническому усовершенствованию орудийных систем».

Техническое усовершенствование неизбежно вело за собой эволюцию огневой тактики. В этом отношении всякая новая война изменяла опыт предыдущих в соответствии со своим характером. Поэтому, основываясь на опыте гражданской войны, когда зачастую вследствие требований маневра приходилось делить батареи на отдельные взводы, а также учитывая то обстоятельство, что будущая война будет носить преимущественно маневренный характер, который требует от артиллерии создания гибких, подвижных и хорошо применяющихся к местности артиллерийских единиц, невольно возникает вопрос об уменьшении количества орудий на батарею с тем, чтобы практически осуществить приспособляемость артиллерии к требованиям новой войны. Уменьшение количества орудий на батарею приводит к мысли о создании батареи из двух орудий. Переход к двухорудийной батарее имеет крупные положительные стороны. [225]

А) Тактические

1) Принимая во внимание возможность в будущем войны для Красной Армии исключительно маневренного характера с целью противопоставить машинизированному противнику гибкость и маневренность живой силы при недостатке технических средств, необходимо создание большого числа гибких и способных к маневрированию при всякой обстановке тактических и технических единиц, что возможно при организации двухорудийной батареи, не выходя из нормы количества орудий на дивизию.

2) Обстановка современного боя, для которой явится характерной активность противника в многочисленных пунктах поля сражения, требует повсеместного воздействия артиллерийского огня, а вследствие этого — значительного увеличения числа стреляющих батарей.

3) Требования, предъявляемые артиллерией в условиях современного боя, в зависимости от значительного количества важных для поражения артиллерийским огнем целей (гибкость огня, маневренность, могущество и способность к маскированию огня в нужные моменты) с большим успехом могут быть выполняемы двухорудийной батареей.

4) Наличие значительного количества важных для поражения артиллерийским огнем целей, для которых не требуется сосредоточения огня четырехорудийной батареи, вызывает необходимость насыщенности полей сражения большим числом стреляющих батарей.

5) Переход к большому количеству батарей и дивизионов:
а) облегчает разрешение вопроса по обслуживанию пехотных соединений и
б) противополагая неприятельской артиллерии большое количество стреляющих батарей, облегчает борьбу с противником, обладающим многочисленной артиллерией.

6) Увеличенная степень маскировки и применяемость противника к местности и наличие целей, важных и разбрасывающих внимание комбатов, требуют усиления количества вполне самостоятельных наблюдательных пунктов, что возможно при усилении числа батарей и при существующей норме вооружения.

7) Удобство в выборе позиции, что в значительной степени сокращает время рекогносцировки позиции и изготовления к бою.

8) Увеличение маневренных способностей для артиллерии вследствие большого удобства сочетания фронтального огня с фланкирующим.

9) Значительные удобства в маскировке как в бою, так и на походе.

10) Создание гибких и маневренных единиц приблизит командира дивизиона к тактическому руководству огнем, чего до настоящего времени в большинстве случаев не было.

11) При свойствах удушающих газов химборьба вполне обеспечивается двухорудийной батареей. [226]

12) Борьба с артиллерией противника нисколько не ослабляется, так как удачная стрельба даже одним орудием вызывает нервность работы номеров и, кроме того, для противобатарейной стрельбы может быть произведено сосредоточение огня нескольких батарей под руководством командира дивизиона,

Б) Технические

1) Характер целей, узких по фронту и глубоких (группы, звенья, станковые пулеметы, танки и бронемашины и т. п.), не требует сосредоточения огня четырехорудийных батарей, так как цели вполне могут быть поражаемы огнем двухорудийной батареи.

2) Размеры целей по фронту и в глубину исключают необходимость четырехорудийной батареи. Убойность огня двухорудийной батареи вполне достаточна, что выгодно также и вследствие уменьшения расхода и непроизводительной траты снарядов.

3) Обеспечение большими средствами наблюдения и связи.

4) Большая вероятность к сохранению числа стреляющих батарей вследствие трудности нащупывания их противником.

5) Достаточная обеспеченность успешного ведения пристрелки и стрельбы на поражение.

6) Простота работы на батарее.

7) Ускорение готовности к открытию огня.

Для устранения несовершенства материальной части, что вызывает опасение выхода из строя всей батареи в случае, если одно орудие будет выведено из строя, требует улучшения материальной части, а с другой стороны, может быть устранено включением в штат батареи артмастеров и снабжением батареи необходимым количеством запасных частей, особенно из числа наиболее ломких.

Нет никакого сомнения, что движение в пользу двухорудийной батареи есть движение прогрессивное. Я совершенно уверен в том, что Красная Армия перейдет в ближайшее время на двухорудийную батарею. Этим она увеличит свою мощность, свою оперативную способность. Число батарей имеет колоссальное значение, и недаром Гаскуэн так настойчиво обращает внимание своих читателей на то обстоятельство, что французские корпуса имели батарей больше, чем германские. Он справедливо видит в этом большую маневренную способность французской артиллерии по сравнению с германской{49}.

Коснусь еще немного вопроса о механической тяге, хотя она и не связана с вопросом о двухорудийной батарее. Нет никакого сомнения [227] в том, что, чем более будет идти развитие промышленности и техники, тем более конская тяга будет заменяться тракторной. Но тем не менее состояние нашей промышленности не позволяет сделать к этому решительных шагов. Это надо отчетливо сознавать, но вместе с тем нам полезно научиться обращению с тракторной артиллерией, так как, во-первых, по мере развития нашей промышленности нам, конечно, придется серьезно переходить на новые рельсы в этом отношении, а с другой стороны, н.е надо забывать и того, что наши возможные противники если и не сильнее нас в промышленном отношении, то будут снабжаться всеми техническими усовершенствованиями за счет западноевропейского капитала. А в этом случае не может быть сомнения в том, что мы такую артиллерию будем у противника отнимать и, конечно, мы должны ее уметь использовать немедленно и обратить ее против своих врагов.

Затрону, кстати, и вопрос о зарядных ящиках. Нам необходимо стать на путь максимального их сокращения путем замены парными повозками. Расчеты показывают, что этим путем можно значительно увеличить емкость артиллерийского транспорта при наличии тех же самых конских средств.

Материальная часть

Я буду говорить здесь лишь о качестве материальной части артиллерии как в настоящем ее виде, так и в теоретически возможном.

Прежде всего об орудиях.

В основном гаубица выгоднее пушки как в техническом отношении, так и в боевом. Благодаря меньшей начальной скорости, гаубица при одном и том же калибре всегда будет легче пушки и при одном и том же весе всегда будет иметь больший калибр. Таким образом, в смысле подвижности и мощности огня гаубица стоит выше пушки. Достаточно сравнить 42-линейную пушку и 48-линейную гаубицу, чтобы понять это соотношение. И притом надо учитывать, что конструкция нашей гаубицы заставляет желать многого. Так как наступление пехоты лучше всего обеспечивается помощью крупнокалиберной артиллерии, то мы имеем полное право сделать тот вывод, что гаубичная артиллерия является i в полном смысле слова артиллерией наступления и маневра, как по мощи своего огня, так и по относительной легкости своей материальной части.

То обстоятельство, что наша пушка сконструирована удачнее гаубицы, является случайностью и не должно оцениваться как нечто закономерное.

Если мы коснемся артиллерийских снарядов, то и здесь увидим, что гаубица выгоднее пушки. В то время как в пушке колоссальное давление газов требует снарядов, сделанных из стали самого [228] высокого качества, гаубица допускает снаряды из худших сортов стали. Немцы делали их даже из чугуна.

Пушка не имела бы никаких преимуществ, если бы не существовала шрапнель. Но в этой самой сильной стороне пушки кроется и неизбежная ее слабость. Дело в том, что производство дистанционных трубок является вещью весьма деликатной, требующей большой точности и аккуратности. В мирное время заводы имеют возможность спокойно изготовлять эти трубки, и точность их бывает действительно велика. Но во время войны, когда начинается массовое и сверхмассовое производство снарядов, качество дистанционных трубок постоянно понижается. Благодаря этому точность стрельбы по живым целям сводится на нет. Мы замечали упрямые факты, повторяющиеся каждую войну. Артиллерия выходит по горло начиненная шрапнелями, а кончает гранатами. Разумеется, кроме технической стороны вопроса, есть еще и боевая действительность. Артиллерия, уступая голосу пехоты, отказывается от своего излюбленного снаряда — шрапнели и волей-неволей должна бывает перейти на гранату и бомбу. Так было и в японскую войну и в империалистическую. Особенно в последнюю. К концу войны шрапнель была совершенно вытеснена гранатой. Если мы к разрушительной способности гранаты прибавим еще новое средство, то постепенное умирание шрапнели станет совершенно очевидным. Если же дело обстоит так, а оно обстоит именно так, то есть ли надобность, есть ли основание иметь столь мощную пушечную артиллерию, как это мы видим у нас, и держать в загоне гаубицу. Ни интересы пехотного боя, ни тактические возможности артиллерийской стрельбы, ни, наконец, экономические интересы страны не могут признать такого положения целесообразным.

В предыдущей главе уже говорилось о тех данных, благодаря которым производство гаубицы может обойтись дешевле пушки. Малая начальная скорость требует меньшего давления пороховых газов, а это допускает понижение качества стали. В отношении снарядов эта разница особенно велика. Гаубица по сравнению с пушкой ложится гораздо меньшим бременем на хозяйство страны в деле изготовления снарядов. Если к этому добавить еще нормы расходования снарядов, то экономия, достигаемая при наличии более мощной гаубичной артиллерии, станет еще более очевидной. Гаскуэн в своей книге об эволюции артиллерии подробно останавливается на этом вопросе и, несмотря на всю свою любовь к пушке и французской артиллерии, все же приходит к определенным выводам, что пушка является самым расточительным оружием, наиболее тяжело высасывающим хозяйственные соки страны. Если к техническим преимуществам гаубицы прибавить еще и моральный эффект, достигаемый ею, то экономность ее поднимется еще [229] более резко. Хотя пушка и может, в конечном счете, произвести такое же разрушение, какое производит и гаубица, но для этого она должна выпустить гораздо большее количество снарядов. При этом, как ни странно, все-таки разрушение, производимое пушкой, не может сравниться с разрушением гаубицы. Чем это объясняется? Да тем, что сосредоточенный эффект ураганного обстрела гаубицей-пушкой распыляется. Эту разницу можно пояснить самым обыденным примером. Если взять пуд пуха и пуд железа и ударить по голове человека сначала одним, а потом другим, то разница не замедлит сказаться. Вот эту-то простую разницу, которую так хорошо понимают пехотинцы, далеко не всегда хотят уяснить артиллеристы.

В своих выводах об артиллерийской экономике Гаскуэн говорит, что Германия, благодаря наличию многочисленной навесной артиллерии, гораздо экономнее разрешала наступательные задачи, чем Франция. Французы на свои прорывы должны были затрачивать колоссальнейшие средства. Миллионы и десятки миллионов снарядов выбрасывали они там, где немцам бывала достаточной в несколько раз меньшая затрата. Благодаря этому германские возможности к сопротивлению растянулись очень надолго, несмотря на всю тяжесть экономического положения страны. Наоборот, Франция и ее союзники, обладавшие гораздо большими ресурсами, тем не менее быстро шли по пути истощения своей промышленности.

Мне неоднократно приходилось слышать от артиллеристов, что выводы Гаскуэна ошибочны. Однако те попытки опровержения, которые мне приходилось слышать, серьезного внимания не заслуживают. Мне кажется, что вопрос этот ясен, что пушка обходится для страны дороже, а вместе с тем для армии она является менее нужной. Гаубица и может и должна быть признана экономически более выгодной. А принимая во внимание, что гаубица является материальной предпосылкой наступления, что она создает наступательные возможности для пехоты, а стало быть и для армии вообще, мы можем сделать и другой, вытекающий отсюда вывод, а именно: наступление экономически дешевле обороны.

Выводы

Какие основные выводы можно сделать из всего вышеизложенного? Первый вывод будет касаться того, что артиллерия является, по самой природе своей, оружием наступления. Пехота без артиллерийской помощи в значительной мере бессильна. Не оборона, не поражение живых наступающих целей, которые в современной войне бывают мало заметны, ибо применяются к местности и представляются чаще всего в виде одиночных людей, а атака противника, разгром его пехоты, разгром ее организованного сопротивления удушение ее пулеметного и ружейного огня — вот [230] основные задачи артиллерии. В то время как мелкие цели возлагаются на полковую артиллерию, дивизионная артиллерия выполняет основную роль своего рода войск — она прокладывает путь пехоте.

Для осуществления этой своей главной задачи артиллерии приходится отбиваться от артиллерии противника, конечно, активно — путем приведения ее к молчанию. В основном это задача корпусной артиллерии.

Тейлоризм в боевой деятельности артиллерии — верный залог победы.

Двухорудийная батарея назрела и является необходимым этапом по пути увеличения мощи нашей артиллерии.

Гаубица, как самый жесткий бич пехоты, является основой дивизионной артиллерии.

Конечно и признавая, что основной задачей артиллерии является проложение дороги пехоте, нельзя забывать, что она в целом ряде случаев имеет и вспомогательные задачи, как-то: борьба с отдельными живыми и техническими целями и проч.

Наконец, необходимо обратить внимание всех артиллеристов на то, что в целом ряде войн, не исключая и империалистической, многие артиллеристы недостаточно ясно понимали свои задачи. Далеко не все и не всегда были проникнуты той идеей, что артиллерия существует для пехоты, что ее боевая деятельность реальна лишь постольку, поскольку она помогает пехоте осуществлять самую тяжелую ее задачу — наступление.

У многих артиллеристов сложилось косное мировоззрение, основанное на уверенности, что артиллерия — это самодовлеющий боевой фактор, способный единолично разрешать любые задачи боя. Она при наступлении поражает обороняющуюся пехоту, а при обороне расстреливает наступающие пехотные части. Понятие о разделении труда между огнем пехоты и артиллерии не вкладывается в это мировоззрение никак. Это пахнет артиллерийской схоластикой.

Не страшно то, что такой уклон артиллерийского мышления страдает захватническими замыслами, а страшно, что этот путаный взгляд влечет за собой неопределенность артиллерийского строительства.

Нельзя найти артиллерии, которая была бы одинаково способна и к наступлению и к обороне. В то время как наступление настойчиво и определенно требует усиления гаубичного строительства, интересы обороны говорят о другом. Но, как в своем месте уже достаточно много говорилось, оборона, по самой сути своей, во всех наиболее распространенных формах, никак не может возложить на артиллерию решающих задач. Эти задачи лежат в основном на огне пехоты, а огонь артиллерийский является лишь вспомогательным. В наступлении дело обстоит как раз наоборот: огонь пехоты — вспомогательный, огонь артиллерии — основной и решающий. [231]

Увлечение артиллеристов живыми целями — отдельными танками и проч. — вполне понятно; гораздо веселее стрелять по веселой цели. Не так увлекательно переворачивать вверх дном какое-нибудь кладбище, огород, склон холма и проч., где не видно, что делается, не видно, есть ли там пехота и какие она терпит потери. Но эта картина, малоотрадная для артиллеристов, вселяет в пехотинца подъем духа и героизм. В нем непроизвольно растет наступательный порыв, когда он видит, что в районе расположения противника «земля встает дыбом», и когда он начинает чувствовать потрясение противника по его ослабленному пехотному огню. Именно на такую цель и должны быть направлены все помыслы и все интересы артиллеристов. Дело не в увлекательности ведения артиллерийского огня, а в его основном результате — продвижении пехоты.

Я нападаю в этих строках не на всю массу артиллерийского комсостава, которая имеет живые силы, а лишь на патентованных артиллерийских алхимиков. Этот орден очень сплочен, стар и зловреден. Его влияние надо забраковать и изжить. Только тогда Красная Армия станет неотразимой в наступлении, когда в артиллерии возьмут верх разумные взгляды, когда она проникнется тем здоровым убеждением, что артиллерия существует для пехоты, и когда будет искоренен старый схоластический принцип, считающий, что артиллерия — для артиллеристов.

Популяризация военных знаний{50}

При наших сокращенных сроках вневойсковой подготовки необходимым условием боеспособности армии является широкое распространение военных знаний не только в ее кадрах, не только в обучающемся призывном возрасте, но и среди более молодых годов, проходящих допризывную подготовку. Необходимо длительное соприкосновение с военным делом, необходимо заранее проникнуться хотя бы простейшими представлениями о свойствах родов войск и об их элементарной тактике для того, чтобы затем в короткий срок, в течение нескольких месяцев, пройти полный курс военных знаний, необходимых для каждого красноармейца, и чтобы при этом прошедший курс вневойсковой школы был бы не хуже подготовлен, чем прошедший кадры нашей армии.

План милитаризации{51} допризывных годов намечается в широких размерах. Предполагается милитаризация гражданских учебных заведений, при которых учащиеся во всякой школе будут отдавать некоторое количество часов военным предметам. Таким путем мы откроем себе широкую дорогу не только в деле быстрой подготовки рядового красноармейца, но и в ответственнейшем деле выработки хорошего командного состава. Намечается широкое распространение военно-научных организаций не только в войсковых частях, но и в партийных, советских и профессиональных организациях, для того чтобы популяризировать военное дело, для того чтобы сделать его близким трудящимся массам, не отрывая их от своего непосредственного труда. Наконец, важнейшим фактором в деле такой широкой милитаризации должна явиться наша литература. Все популярные издания: газеты, журналы, сборники — должны отвечать этой идее, т. е. помогать рабочему и крестьянину, продолжая занятия своим мирным трудом, из года в год усовершенствоваться в военном деле и следить за всем тем новым, что появляется в области военной техники и тактики.

Особенно важна популяризация новой тактики пехоты. Это нужно не только для нашего молодняка, но и для наших старших возрастов, уволенных в бессрочный отпуск, которые имеют богатейший опыт империалистической и гражданской войн, но которые [233] практически прошли курс тактики пехоты в составе рот старой организации, действовавших по основам старой тактики. Одного краткого призыва для переобучения этих возрастов было бы недостаточно. Требуется опять-таки систематическая работа по популяризации идей новой тактики в самой общедоступной форме, понятной для каждого рабочего и крестьянина.

Эта пропаганда военных знаний не должна ни в какой мере носить характера надуманных, вымученных статей, искусственно подсовываемых всем изданиям, какого бы характера и назначения они ни были. У нас достаточно разработанных методов для проведения в жизнь своей задачи. Одним из самых ярких и полезных видов популяризации военного дела является фотохроника. Даже и не подозревая, что такая хроника, такой подбор специальных фотографий с военным содержанием могут иметь какую-то воспитательную цель, читающий журнал и рассматривающий его картинки невольно и с интересом знакомится с новостями военной техники и тактики. Фотографии и иллюстрации с военным содержанием всегда просматриваются с особым вниманием, интересом и увлечением. Если, кроме того, эти фотографии сопровождались бы интересными комментариями, то значение их еще более увеличилось бы. Разумеется, помещение ряда интересных статей военного содержания, написанных живо, увлекательно, но правдиво, по вопросам военного дела, хотя бы и в беллетристической форме, точно так же является чрезвычайно желательным и необходимым.

На эту работу военно-научным организациям необходимо обратить самое серьезное внимание. Наиболее характерные эпизоды из тактического обучения, а также случаи, характеризующие вообще наше строевое и политическое воспитание, должны фиксироваться на фотографиях, и этот материал должен собираться и обрабатываться ВНО для помещения в соответствующих изданиях. За эту работу должно взяться именно ВНО, так как те иллюстрации и фотографии, которые сейчас помещаются в наших журналах, не только не могут послужить на пользу дела допризывной и вневойсковой подготовки, но определенно идут во вред последней, так как зачастую коверкают сущность и формы военного дела и учат вовсе не тому, чему на самом деле надо учиться. Как на пример можно указать на фотографии, помещенные в журнале «Огонек» № 44 (83) от 26 октября 1924 г., изображающие действия десанта, высаженного Балтийским флотом.

Трудно себе представить что-либо более убогое, в смысле военной подготовки, чем те примеры, которые мы видим на страницах «Огонька». Если взять журналы времен русско-японской войны, то мы увидим там точь-в-точь такие же картинки, и даже внешнее сходство подчеркивается тем совпадением, что фотографии как тогда, так и теперь принадлежат фотографу Булла. Прежде всего мы видим действия небольшой группы пехоты, по-видимому отделения по новой организации, которое вступило в бой с противником.

Казалось бы, что это является интересным моментом для того, [234] чтобы оттенить все особенности новой тактики, все характерные черты современного боя пехоты. Мы видим как раз обратное. Командир стоит на одном колене, красноармейцы точно так же в большинстве случаев стреляют с колена, совершенно не применившись к местности и, очевидно, выполняя не то, чему их всегда учат, а то, что хотелось видеть привычным глазам фотографа. Повторяю, картина такая, какую мы можем видеть во всех журналах времен русско-японской войны. Но ведь если русские войска вышли с такими приемами на эту войну, то даже с этой войны они уже вернулись обученными наново. Они уже умели применяться к местности и знали, что стрельба с колена — самая ненадежная и бесцельная стрельба. Конечно, требовать от фотографа, чтобы он интересовался новостями военного дела, нельзя, но не могу понять, как решился командир снять свою часть в таком нелепом, опереточном положении.

На той же странице, внизу, помещен снимок обстреливания самолетов из «зенитных орудий».

Как видит читатель, «зенитные орудия» представляют собой всего только станковые пулеметы. Как полезно допризывнику посмотреть такую картинку!

Пулеметы поставлены, по-видимому, так, как это представлялось наиболее красивым фотографу. Растяпистые фигуры, их окружающие, своим видом выявляют величайшую скуку, апатию, и, по-видимому, никто из них и не помышляет о борьбе с воздушным противником.

Я думаю, что не стоит много распространяться о достоинствах такого сорта популяризации. Надо только поскорее покончить с подобным озорством и положить начало энергичной и целесообразной популяризации военных знаний.

Эта задача чрезвычайно важная; ее будущее велико. Необходимо, чтобы наши военно-научные организации своевременно взялись за это дело и поставили его повсеместно на правильные и твердые основания.

Вопросы организации и тактики пехоты{52}

Настоящая статья не претендует на рассмотрение и изучение вопросов организации и тактики пехоты во всем объеме. Я попытаюсь остановиться в ней на основных моментах, которые сейчас являются для нас чрезвычайно важными. Хотя прошлым летом нам всем приходилось неоднократно думать по вопросам и организации, и тактики пехоты, но тем не менее некоторые детали и некоторые положения, которые в летнее полемическое время мало затрагивались, сейчас полезно было бы осветить.

Новая пехотная тактика народилась главным образом в силу того, что развитие вооружения во время империалистической войны, к концу последней, повлекло за собой снабжение роты большим числом ручных пулеметов; это требовалось и по условиям обороны и по условиям наступления. Могущественное развитие артиллерийского огня, полное потрясение и уничтожение передовой полосы настоятельно требовали от обороняющейся пехоты оставить минимальное количество бойцов в этой выдвинутой полосе, отводя свои главные силы подальше в тыл, где они могли бы организовать прорвавшемуся противнику и огневой отпор, и энергичный контрудар сосредоточенными силами. Вполне понятно, что отдельные стрелки, как бы хорошо они ни стреляли, не могли бы выполнить задачу удержания наступающего противника после солидной артиллерийской подготовки. Приходилось искать более легкое оружие, которое позволило бы одиночным людям, прячущимся в воронках от снарядов, самостоятельно развивать такой могущественный огонь, чтобы быть в состоянии остановить значительные атакующие массы противника. Станковый пулемет, конечно, весьма пригоден был для такой цели, но не всегда, так как обслужить его не может один человек и перемена позиции для него чрезвычайно затруднительна, точно так же как и затруднительно применение его к местности на близких дистанциях. Приходилось искать более легкий пулемет, с которым мог бы справиться один пехотинец, который не затруднил бы для этого пехотинца перемену позиции и который не демаскировал бы его даже на самых близких дистанциях. Ручной пулемет явился таким новым средством, который был в большом числе вкраплен в стрелковые пехотные части, [236] вплоть до отделений. При помощи этих пулеметов действительно удавалось создавать, комбинируя их огонь с огнем станковых пулеметов, редкую, глубокую, трудноуязвимую и для артиллерийского, и для пулеметного огня противника укрепленную полосу. Прорывая ее, противник нес здесь большие потери, расстраивая свои ряды, доходил до второй укрепленной полосы в значительно потрепанном виде, с ослабленным порывом, где его ожидали главные пехотные силы.

При наступлении ручные пулеметы играли еще большую роль. Станковый пулемет, тяжелый и малоподвижный, очень трудно было применять в условиях чрезвычайной пересеченности укрепленных полос конца позиционной войны. Сплошные поля воронок, проволочные заграждения, хотя и разрушенные, но все же непрерывно разбросанные, бесчисленные ходы сообщения и т. п. — все это делало передвижение станкового пулемета весьма затруднительным, и не иначе как в разобранном виде. Вполне естественно, что в таких условиях ручные пулеметы являлись самым лучшим оружием для передовых пехотных частей, которые к тому же, действуя против огневых гнезд противника, должны были, естественно, разбиваться на отдельные группы, обладающие значительной огневой силой, способные выполнить самостоятельные задачи. Этот метод наступления вполне оправдал себя: во-первых, он является наиболее целесообразным способом для действий против разбросанных пулеметных гнезд; во-вторых, он позволяет самое широкое использование местности и всех мер маскировки и, наконец, несет меньшие потери от артиллерийского, пулеметного и ружейного огня. Немцы, использовав впервые этот метод наступления весной 1918 г., совершая новые операции, шли в этом направлении дальше по пути развития самостоятельности мелких пехотных единиц, вооруженных легкими пулеметами.

Разумеется, первоначально пехотную тактику вырабатывали эмпирически, от случая к случаю, так как времени на теоретическое ее обоснование не оставалось. Лишь по окончании войны опыт 1918 г. начал обобщаться и приводиться в силу; становилось совершенно очевидно, что отношение между огневой силой в пехотной роте, между стрелками и пулеметами, невыгодно для стрелков. Пулеметов хотя по числу и меньше, но они развивают гораздо большую силу. Вместе с тем эти пулеметы и их пулеметчики по внешнему виду ничем не отличаются от обыкновенных стрелков и поэтому ничем не привлекают к себе особого внимания противника. Вполне естественно встал вопрос о том, чтобы центр тяжести огневого состязания снять с станковых и переложить на ручные пулеметы. Что достигалось этим? Прежде всего, сила огня не ослаблялась, но зато боевой порядок значительно разрежался, и благодаря этому являлась возможность ручные пулеметы вести не одни, как это требуется для стрелковой цепи, а эшелонировать их в глубину с организацией перекрестного обстрела в интервалы между соседями. Благодаря такому разделению огневых наступающих [237] единиц, как по фронту, так и в глубину, достигалась значительная маскировка всего наступательного нашего движения. Разумеется, стрелки, вооруженные винтовками и гранатами, точно так же должны наступать, но раз на них не выпадает задача ведения массового огня, то, следовательно, им нет надобности постоянно занимать открытые стрелковые рубежи, а, наоборот, имея задачей дойти в наиболее свежем состоянии до рубежа, с которого начинается атака, стрелкам в большинстве случаев выгоднее бывает менять позиции не от стрелкового рубежа к стрелковому рубежу, а от одного укрытия к другому укрытию. Эти перебежки совершаются под прикрытием массового огня ручных пулеметов, поддержанных огнем пулеметов станковых.

В обороне центр тяжести выпадает на перекрестный огонь сосредоточенных по фронту и в глубину ручных и станковых пулеметов. Стрелки располагаются на обратных скатах и в резервах, а частью содействуют одиночным огнем своим пулеметным силам.

Надо сказать, что эти основы в новой тактике, безусловно, отвечают и свойствам автоматического оружия, и свойствам стрелкового огня, и требованию штыкового удара. Но здесь же надо оговорить, что вся эта, безусловно, живая картина новой глубокой тактики не обошлась без того, чтобы не породить крайне абстрактного и вредного увлечения. Образование понятной резкой грани между стрелками и пулеметами и происшедшая отсюда новая глубокая тактика повлекли за собой дальнейшее ее углубление, не столько на основе боевого опыта, сколько на основе формальной логически правильной и стильной аналогии. Важнейшее увлечение заключается в том, что станковый пулемет, раз он не так подвижен, как ручной пулемет, раз он требует обслуживания несколькими людьми, то он настолько демаскирует себя и требует потери такого времени для открытия огня и перемены позиции, что на него не следует смотреть как на орудие передового боя, что для точности боя станковый пулемет возможно снабдить оптическими прицелами и т. п. Развитие вышеприведенных соображений повлекло к тому выводу, что станковый пулемет выгоднее использовать в больших массах для стрельбы через голову наступающей пехоты, и при этом главным образом на дальних дистанциях и не ближе средних. На дистанциях, ближайших перед атакой, будто бы станковый пулемет вовсе не имеет применения и служит скорее элементом, связывающим войска, а не элементом, их проталкивающим.

Безусловно, этот вывод совершенно не жизнен. Правда, было бы вредно отрицать способность станкового пулемета действовать в массах и удачно бить по отдаленным целям; но прямо-таки абсурдно утверждать, что станковый пулемет не имеет применения в ближнем пехотном бою и является элементом, отяжеляющим маневры пехоты. Боевая практика, боевой опыт маневренной войны нам доказывают с полной очевидностью, что станковый пулемет, даже такой тяжелый, как пулемет Максима с бронзовыми частями, [238] все-таки всегда являлся самым надежным другом передовых пехотных цепей и никогда от них не отставал. Правда, мы замечали в течение войны и империалистической, и гражданской, что станковые пулеметы, объединенные пулеметной командой или ротой, мало имели привычки действовать небольшими единицами в составе небольших пехотных частей. С другой стороны, и низшие пехотные начальники точно так же мало умели обращаться со станковыми пулеметами, плохо зная их технические и тактические основы их использования. Эти вредные условия, конечно, всегда отражались на целесообразном использовании станковых пулеметов. Но, несмотря на это, все-таки пехота всегда держалась за максима, никогда не отпускала его из передовых частей. Казалось бы, этот опыт говорит не о тех абстрактных выводах, о которых я упоминал выше, а о том, что мы недостаточно воспитывали наши мелкие пехотные единицы в духе применения и использования станковых пулеметов. Казалось бы, что самым правильным выходом из этого положения явились бы известная децентрализация станковых пулеметных сил, внедрение их в более мелкие единицы, тактическое сближение их еще в мирное время, с тем чтобы на войне мы бы имели дело с полным контактом и пониманием друг друга.

Обратимся теперь к различным армиям и посмотрим, как они организованно ответили на новые условия, предъявляемые тактикой.

Франция, а за ней и Польша пошли по пути максимального упрощения пехотного маневра. Французский пехотный взвод имеет четыре боевые группы, из них каждая распадается на две ячейки: пулеметную и гренадерскую (волтижерную). Французская боевая группа, а у поляков — дружина имеют низшие, и при этом неделимые тактические единицы. Боевые группы имеют значительную самостоятельность и в период сближения, и в период наступления. Мы видим, что выполнение основного пехотного маневра возложено на начальника такой группы; он должен согласовать продвижение своих гренадер для удара в штыки и гранаты с огнем своей пулеметной секции. Надо заметить, что это дело, конечно, не легкое, и не легкое по следующим обстоятельствам. Во-первых, признавая, что стрелковый огонь может быть только одиночным и не в состоянии состязаться с пулеметным огнем противника, тем самым приходится признать, что продвижение вперед ручного пулемета никем в боевой группе всерьез не поддерживается. Если он действительно проталкивает вперед гренадер, то эти последние не могут, в свою очередь, протолкнуть его вперед, когда это потребуется. Очевидно, потребуется помощь соседних боевых групп, что, по всей вероятности, будет делом частной инициативы последних, так как, отдавши свободу организации маневра вниз, командиры взводов вряд ли сумеют в пылу боя взять в свои руки управление. С одной стороны, командир взвода является при франко-польской системе пехоты, в полном смысле слова, коридорным командиром. Другими словами, в его распоряжении нет такого специального средства, которым бы он мог регулировать маневр своих боевых групп, ибо все средства огня находятся в руках последних. С другой стороны, и боевые группы, как это уже указывалось выше, не обладают полностью маневром, так как для последнего необходимо иметь не менее двух боевых единиц. Очевидно, в смысле маневренном была бы более правильной организация боевой группы, если бы в ней было два ручных пулемета и одна гренадерская секция, но, по-видимому, такая организация, и на французский взгляд, является чрезмерной машинизацией пехоты.

Во-вторых, нужно учитывать, что унтер-офицерский кадр, который будет стоять во главе боевых rgynn, вряд ли будет настолько подготовленным, чтобы полностью удовлетворить все требования, предъявленные командиру современным сложным пехотным маневром. Быть может, кадр сверхсрочных унтер-офицеров и будет принципиально справляться с такой задачей, но унтер-офицеры, пришедшие из запаса, и тот унтер-офицерский кадр, который будет оставаться к концу войны, вряд ли будут хорошо справляться с этой задачей. Довольно рискованно перелагать основное тактическое руководство с офицеров на унтер-офицеров. Нет никакого сомнения в том, что, какие бы меры ни принимало французское военное управление к затратам на подготовку унтер-офицерского состава, вряд ли оно сумеет приравнять таковых к офицерскому уровню. Еще меньше сумеет справиться с такой задачей польское правительство.

Румыния, по всей вероятности, в связи с недостатком ручных пулеметов, приняла несколько урезанную французскую организацию. Румынский пехотный взвод имеет три боевые группы, из которых две организованы по типу французской, но с большим числом стрелков и третья является чисто стрелковой без ручного пулемета. С первого взгляда может показаться, что организация огня и движения в румынской пехоте передана в руки взводного командира, который пулеметным огнем двух боевых групп проталкивает последние вперед и под их прикрытием выводит на линию атаки и свою третью ударную единицу. Однако более внимательное изучение румынской структуры показывает, что она является лишь выходом из недостатка ручного пулеметного оружия. Боевые группы пулеметные перегружены стрелками, вместе с тем эти боевые группы, имея, как и французские, две секции пулеметные и гренадерскую, должны организовывать маневр внутри себя, и поэтому естественно, что огонь ручных пулеметов всегда будет на деле использован в интересах самой боевой группы, а не в интересах всего взвода. Благодаря этому влияние командира взвода будет так же ничтожно, как и при французской организации, с той только разницей, что третьей ударной группе дойти до линии атаки будет труднее, чем французской или польской пехоте.

Германия, несмотря на то что она по Версальскому договору [240] установила в своей армии 12-летний срок службы и тем, казалось бы, могла подготовить действительно надежных унтер-офицеров, все-таки пошла не по французскому пути организации, а по своему собственному, при котором руководство огнем и движением возлагается не на боевую группу, а на взвод. Немецкий взвод имеет две пулеметные группы и две-три стрелковые группы. Под прикрытием подвижного огня легкопулеметных групп пехота пробирается к исходным положениям для атаки. Быть может, в этом вопросе для немцев сыграло роль и то обстоятельство, что по Версальскому договору они лишены возможности иметь большее число оружия и вследствие этого, подобно нам, должны были перейти на такую организацию. Но думается, что основной причиной все же являются тактические соображения, которые не позволяют центр тяжести пехотной тактики снять с офицера и переложить на унтер-офицера.

Станковые пулеметы во всех армиях объединены в пулеметные роты и придаются батальонам и полкам. Ни одна западноевропейская армия не стала на путь децентрализации станково-пулеметного оружия и тем самым выделяет его из непосредственного участия в кипящем котле пехотного боя.

Наша организация во многом сходна с немецкой организацией не потому, конечно, чтобы мы очень полагались на немецкий боевой опыт и способности, а потому, что, во-первых, не могли остаться со старой показной организацией из-за недостатка ручных пулеметов и автоматов, и, во-вторых, потому, что в силу целого ряда обстоятельств, в связи с упразднением командных одногодичных курсов, мы должны были нашу ставку пехотного командира с отделенного перенести, на взводного. Если раньше каждый кончающий курсы должен был обязательно протянуть лямку отделенного командира, то переход на нормальную трехгодичную пехотную школу заставил нас от этого отказаться и службу командира начинать со стрелкового взвода. Это два основных обстоятельства, которые заставили пойти нас по пути новой организации, хотя, конечно, имелся и целый ряд других соображений, которые нас побуждали к тому же.

В нашем стрелковом взводе идея сочетания огня и движения подчеркнута очень ярко. Все, что возможно иметь во взводе ударного, мы ввели в стрелковое отделение. Отделения же пулеметные являются только огневыми единицами и имеют число людей, необходимое для всестороннего обслуживания ручных пулеметов. Высказывалось немало соображений в том смысле, что было бы полезно сделать наши стрелковые отделения более компактными, человек этак в 11-13. Конечно, это увеличило бы ударную силу взвода, но, во-первых, это понизило бы насыщенность пехоты пулеметами, и, во-вторых, это затруднило бы пулеметам перекрестный обстрел пространства при расположении их в глубину, если бы стрелковым отделениям пришлось наступать не змейками, а в каких-либо других строях (стайки, цепи). Эти соображения и [124] заставили остановиться на трех отделениях по 9 человек в каждом. При этом решении вопроса вставало еще и другое сомнение: не слишком ли мы обременяем командира взвода числом ему подчиненных единиц. По опыту всех иностранных армий мы видим, что командиру взвода подчинено не менее четырех единиц. Таким образом, для нас является страшным не сам по себе факт подчинения пяти единиц, а резкий скачок с трех до пяти. Конечно, некоторый минус, если не в первые дни войны, то в последующие, когда качество нашего комсостава понизится, в этом обстоятельстве есть. Но не нужно забывать, что, во-первых, командир взвода может пользоваться третьим стрелковым звеном как органом своего управления. Даже в старом взводе командир всегда вызывал себе связных и имел их не менее четырех человек; в современном бою, когда управление стало значительно труднее, этого числа командиру взвода ни в коем случае хватать не будет, и поэтому, водя за собой целые стрелковые отделения, командир взвода будет иметь более широкие возможности в деле управления остальными своими четырьмя единицами. Вместе с тем это отделение не сумеет провести к линии удара и двинуть его в штыки. При этом выгода будет заключаться в том, что командир взвода не будет нарушать организацию подчиненных ему частей, вызывая к себе отдельных людей из их состава. Наконец, у командира взвода имеется помощник, которому он всегда может поручить объединение двух и даже трех отделений. Иногда, по обстановке, он сумеет объединить действие стрелковых отделений, иногда пулеметных, и, во всяком случае, в этом вопросе у командира взвода всегда будет широкий простор для тактического творчества.

Совершенно самостоятельным решением в нашей организации является произведенная нами резкая децентрализация станково-пулеметного дела: мы ввели станковые пулеметы в роту и даже во взвод. Правда, в последнее время заменяем их пулеметами ручными, но и это является большим шагом вперед. При этих условиях мы, безусловно, приучим наших ротных и взводных командиров к тактическому употреблению станковых пулеметов еще в мирное время, что в военное время уже не может удаться.

Часто приходится слышать, что станковый пулемет утяжеляет взвод, лишает его возможности маневрировать, а главный недостаток включения тяжелого пулемета во взвод видят в том, что наши младшие начальники не сумеют совладать с таким сложным оружием. Мне кажется, что эти доводы, безусловно, говорят в пользу новой организации. Ведь даже самые ярые сторонники централизации станковопулеметного дела все-таки признают, что в бою станковым пулеметам постоянно придется находиться в передовой линии. Раз это так, раз это необходимо, то не для того же это делается, чтобы утяжелить наши передовые части, а для того, чтобы содействовать их продвижению вперед. Во-вторых, если мы считаем, что наши младшие начальники не сумеют сейчас воспользоваться станковыми пулеметами, то как же сможем мы передавать [242] им таковые на войне, в действительном бою. Ведь там они совсем не сумеют справиться с этим сложным и трудным делом. Совершенно очевидно, что, только включив станковые пулеметы в наши низшие пехотные единицы, мы сумеем приучить и наш средний и наш младший командный состав к целесообразному использованию станковых пулеметов и к четкому взаимодействию между ними, ручными пулеметами и стрелками. Наш стрелковый взвод является единицей очень гибкой, он имеет две огневые единицы, и при этом одна из них станковопулеметная, другая легкопулеметная. Это позволяет командиру взвода самые широкие и разнообразные тактические комбинации. Если мы даже и предположим, что на совершенно ровной местности, лишенной возможности удачно применить к местности станковый пулемет Максима, командир взвода и столкнется с затруднением проталкивания последнего, что, во всяком случае, может быть не далее 500-600 метров, то под прикрытием станкового пулемета командир взвода всегда сумеет выдвинуть на последний огневой рубеж свой ручной пулемет и под прикрытием перекрестного огня обоих пулеметов продвинуть вперед стрелков. Если даже в конце концов станковому пулемету и придется прекратить свой огонь, то ручной пулемет возьмет на себя эту задачу и сумеет обеспечить дальнейшее продвижение стрелка. Даже в этом худшем случае, какой только можно себе представить, и тут станковый пулемет взвода, лишенный возможности действовать, непосредственно после атаки и прорыва явится лучшим средством для закрепления занятого пространства и позволит взводу, не прекращая своего стремительного наступления и не ослабляя своих живых сил, прочно и окончательно закрепить за собой занятое пространство. Нет никакого сомнения и в том, что в период боя от своего ротного командира командир взвода получит в поддержку и другой станковый пулемет, и, конечно, никогда от него он не откажется.

Безусловно, приходится признать, что станковый пулемет является очень тяжелым; было бы желательно всемерно его облегчить, к чему, конечно, имеются возможности. Но это обстоятельство, т. е. тяжелое состояние пулемета сегодняшнего дня, вовсе не является основанием для того, чтобы выкинуть станковый пулемет из игры ближнего пехотного боя.

В общем, мы безусловно должны признать, что наша новая организация пехоты является вполне отвечающей современным требованиям пехотной тактики. В этом отношении мы не отстаем от западноевропейских армий, зато в области станковопулеметного дела мы безусловно превосходим их, так как резко откололись от принципа централизации и вкрапили станковые пулеметы и в роту, и во взвод.

Вопросы современной стратегии{53}

Развитие форм войны и стратегии

Вопросы стратегического исследования нельзя рассматривать отдельно от той эпохи, к которой они относятся. На всем протяжении истории мы видим, как формы войны, вооруженные силы, методы ведения войны, ведения операций и т. д. — все-это постоянно изменяется по мере развития производительных сил и общественных отношений.

Если в период родового быта мы замечаем отсутствие постоянной вооруженной силы, ибо в родовом быту обычно все общество является вооруженной общиной, которая выступает целиком и полностью на войну, — то по мере классового расслоения мы замечаем рост государственной власти и вместе с тем рост постоянной вооруженной силы, которая отрывается от всего общества и на которую государство — господствующий класс — опирается для обеспечения своего классового господства. А вместе с параллельным развитием производительных и вооруженных сил меняются и формы ведения войны. Таким образом, рассматривая ведение войны и соответствующую ей стратегию, мы должны внимательно оценивать все те условия, которые относятся к данной эпохе.

Формы войны меняются также и в зависимости от задач, характера и целей войны. Например, мы знаем войны, которые ведутся народами, ведутся государствами из-за своих основных экономических интересов, для сохранения своей территории и т. д.

Знаем мы также формы войны активной, захватнической, когда, помимо сохранения своей собственной территории, достигается еще отторжение от противника той или другой части его территории или захват тех или других промышленных источников. В этом смысле мы знаем войны двух категорий: наступательные и оборонительные. Я должен предупредить, что эти термины не совсем точные, но они до известной степени характеризуют основные положения. [244]

Наконец, мы отмечаем еще формы войны гражданской и внешней. Когда государственная власть в том или другом государстве крепка, когда это государство ведет войну с другим государством для достижения тех или других целей господствующего класса, мы имеем форму войны внешней, и, наоборот, в том случае, когда положение господствующего класса начинает шататься, мы замечаем возникновение гражданской войны, которая, по существу, является борьбой за государственную власть. В зависимости от развития производительных сил, формы внутренней войны принимают различный характер. Например, формы гражданской войны в Китае совершенно не похожи на формы той гражданской войны за диктатуру пролетариата, которую мы вели в 1918-1920 гг.{54}.

В общем, характер войны изменяется в зависимости от эпохи, в зависимости от той ступени общественного развития, на которой находится данная страна. Поэтому говорить о стратегии, как о чем-то таком, что относится ко всем эпохам, что было всегда присуще военному делу, совершенно не приходится. Наоборот, даже оставив в стороне вопросы широкого ведения войны, войны как крупного общественного явления, оставив в стороне ту роль, которую эти вопросы могут играть в настоящее время, когда подымаются многомиллионные массы, когда до 10 процентов всего населения страны выходит на театр военных действий, оставив в стороне все эти сложные вопросы, развивающиеся соответственно развитию самого общества, мы замечаем, что в различные эпохи и самые принципы, на которых основаны узко военные действия на театрах войны, — меняются. Если, скажем, в эпоху Наполеона мы видели, что в основном стратегическое искусство заключалось в том, чтобы сосредоточить на поле сражения возможно большее количество войск для придания им глубоких массированных построений, то теперь мы видим явления обратные. Русская армия во время русско-японской войны была постоянно бита именно из-за стремления к массированным группировкам на узких фронтах. Эти массированные группировки, дававшие победы Наполеону, в эпоху русско-японской войны являлись основным источником поражений царской армии. Таких примеров можно привести немало.

Вот почему нужно к поставленному вопросу о стратегии отнестись не как к вопросу стратегии вообще, не как к исследованию основных ее принципов, пригодных на все времена и для всех народов, а надо наметить те основные пути стратегического мышления, основные пути стратегического руководства, по которым нам придется идти в нашу эпоху, тогда, когда нам приходится отстаивать завоевания Октябрьской революции от нападения окружающего нас капитализма и когда во всем мире назревает социалистическая революция. [245] Вот направление, которое я должен взять в своем докладе для того, чтобы основные вопросы стратегии, которые я в нем затрону, имели практически деловой, а не абстрактный характер.

Войны в эпоху империализма

Переживаемая нами эпоха империализма усложнилась сейчас тем, что уже появился первый социалистический остров, охватывающий 1/6 часть земли. Этот социалистический остров должен отстаивать свою независимость, возможность своего дальнейшего процветания. Если до мировой войны и до возникновения нашей советской страны мы имели дело только с империалистическими войнами{55}, то в настоящее время, стараясь наметить основные вехи для будущего ведения войны, мы должны учитывать, с одной стороны, возможность возникновения новых империалистических войн, а с другой стороны, неизбежность столкновения капиталистического мира с нашим Советским Союзом. Задача чрезвычайно усложняется.

Каковы характерные черты войны, бросающиеся в глаза в эпоху империализма? Прежде всего, грандиозные размеры этой войны. Характер монополистического капитализма ведет к тому, что экономические и политические интересы господствующих классов различных стран настолько перепутываются, представляют в мировом масштабе такой запутанный клубок, что война даже двух отдельных государств постепенно может вылиться в войну двух частей земного шара — одна против другой. Это мы видели в империалистическую войну 1914-1918 гг. Начавшаяся, по существу, как будто из-за ничтожного предлога на сербской границе, вылившаяся первоначально в форму борьбы Центрального тройственного союза против Франции и России, — эта война в конце концов привела к тому, что весь мир разделился на два враждебных лагеря и вел ожесточенную войну в течение четырех лет.

Таким образом, основной чертой современных войн является грандиозный размах и по тем экономическим средствам, которые применяются в войне, и по людским ресурсам, которые ее питают, и по пространству, занимаемому воюющими, и, наконец, по продолжительности. До 1914 г. большинство полагало, что войны будут поглощать столь огромное количество средств и ресурсов страны, что не смогут продолжаться больше нескольких месяцев. Никто не предполагал, что война может затянуться на четыре года. Лишь Энгельс определял будущую войну трех — четырехлетней да Мольтке сказал, что она будет очень длительной, одной из самых тяжелых войн и длиться, может быть, семь, может быть, тридцать лет, а может быть, и больше.

В общем, до мировой войны никто не ожидал того колоссального размаха, который она на самом деле приняла. Ни одно государство во всем мире не было подготовлено к этой войне, и поэтому мы должны внимательно на основных вопросах, выдвинутых ею, остановиться и поглубже их изучить.

Периоды империалистической войны 1914-1918 гг.

Для большей конкретности изложения я остановлюсь на примере империалистической войны 1914-1918 гг. Современные войны ведутся, конечно, не отдельными армиями, а всей страной в целом, всеми силами и средствами. Характеризуя империалистическую войну 1914-1918 гг., интересно прежде всего проследить те ресурсы, которыми она велась с той и другой стороны.

Если мы обратим внимание на конец войны, то увидим, что силы населения стран, которые вели войну, совершенно не равны. В то время как Центральный союз имел 133 млн. человек, Антанта со всеми присоединившимися народами имела около 800-900 млн. Таким образом, в людских ресурсах мы замечаем полное несоответствие. Но вместе с тем мы не должны забывать, что империалистическая война не представляет собой чего-нибудь однородного целого. Так, например, в течение первого года, по существу, велась борьба Германии и Австро-Венгрии против России и Франции. Небольшую помощь оказывали и сербская, и бельгийская, и английская армии. Но все же в первый период войны размеры ее не были такими грандиозными, как они оказались впоследствии.

Если мы рассмотрим численность населения, фактическое соотношение количеств населения в первый период войны, то увидим следующее: на стороне Антанты 217 млн. (я должен предупредить, что статистика не всегда дает точные цифры, но все же приведенные цифры характеризуют положение), а Центрального союза — около 113 млн.{56}. Таким образом, если мы к концу войны видим полную диспропорцию, полную невозможность ведения войны для Германии, то в первый период людские ресурсы центральных держав составляли более 50 процентов ресурсов их противников. Если прибавить отрицательные качества России — ее отсталость, безграмотность, недостатки организации и развития промышленности, то это соотношение в первый период войны надо признать далеко не таким несоразмерным, как к ее концу. [246]

Население стран{57}

Антанта	Тройственный союз
В конце войны 800-900 млн. чел.	133 млн. чел.
В первый период войны (фактически - Россия, Франция, Бельгия, Сербия, с одной стороны, и с другой - Центр.

Рассмотрим теперь следующие основные виды промышленности, от которых чуть не на 100 процентов зависело ведение войны на фронтах:

Топливо{58}
(в английских тоннах)

	Антанта	Тройственный союз
Каменный уголь	398 679 000	329 169 000
Нефть	10382698	1 237 758

Антанта добывала ежегодно каменного угля в тоннах 398 млн., тройственный союз — 329 млн. Таким образом, в каменном угле особой разницы незаметно. Я беру здесь цифры, не учитывая средств Соединенных Штатов. Нефть — Антанта 10, Центральный союз — Р/4 млн. В нефти большое преимущество на стороне Антанты. Но в общем и целом промышленность тройственного союза имела кое-какие шансы состязаться в топливе с Антантой.

Металл{59}
(в тоннах)

	Антанта (Без САСШ)	Тройственный союз
Добыча железной руды (английские тонны)	47 545 000	33381000
Добыча меди (английские тонны)	23 178000	19 199 000
Выплавка чугуна	20 809 000	20 282 000
стали	276349	224052
свинца (английские тонны)	358768	298 194
цинка (английские тонны)	105839	28971
олова (английские тонны)	15635	3872

Добыча железной руды у Антанты — 47 млн., тройственный союз — 33 млн. Превосходство есть, но не такая диспропорция, которая делала бы невозможным ведение войны. Выплавка чугуна: Антанта — 23 млн. и Центральный союз — 19 млн. Сталь — 20 млн. и 20 млн. Свинец — 276 тыс. и 224 тыс. Цинк — 358 тыс. и 298 тыс. Таким образом, по всей этой первой группе мы видим, что особой диспропорции, на основании которой можно было бы говорить, что в отношении металла и топлива Центральный союз не мог вести борьбу с Антантой, — нет. Только в отношении меди [248] и олова Центральный союз уступает значительно, и на протяжении всей войны мы замечаем, как Германия претерпевала большую нужду в меди и изыскивала способы для замены ее какими-либо другими металлами.

Продовольствие{60}
(Пшеница, рожь, рис, кукуруза в тоннах)

Производство внутри страны

Ввоз

Процент производства к

потреблению

15 400 тыс.

29 962 тыс.

Здесь картина представляется в совершенно другом виде. Германия до войны ввозила в два раза больше продовольствия, чем производила сама. Таким образом, та блокада, которой она подверглась в силу географического расположения Центрального союза, ставила Германию в чрезвычайно трудное и даже безвыходное положение в продовольственном отношении.

Из рассмотрения основных источников этих двух коалиций мы видим, что в первый период войны в отношении основных видов промышленности, которая необходима для фронтов, — стали, чугуна, железа и т. д. Германия и весь Центральный союз почти не уступали Антанте{61}.

В чем же заключается непосредственная причина гибели Центрального союза? Тут два момента — недостаток продовольствия и недостаток людских ресурсов. Значение того и другого для первого периода войны и для последующих — совершенно различно. Чтобы охарактеризовать еще яснее первый период войны, я укажу на цифры вооруженных сил, которые выставлялись обеими странами.

Вооруженные силы первого периода войны{62}

Всего дивизий			Фактически могло быть выставлено
Всего дивизий			на Западном театре		на Восточном театре		на Сербском театре
	Пехотные	Кавалерийские	Пехотные	Кавалерийские	Пехотные	Кавалерийские
Антанта	230 (приблизительно)	59	95	12	113	40	8
Тройственный союз	184	22	120	11	52	11	12

Антанта [249] имела пехоты всего около 230 дивизий, тройственный союз — 184 дивизии, кавалерии Антанта имела 59, тройственный союз — 22. Таким образом, общее превосходство сил было на стороне Антанты. Но если мы посмотрим на те практические возможности, которые были у обеих сторон, то увидим следующее.

На Западном театре Антанта могла выставить французскую, бельгийскую и английскую армии в 95 дивизий пехоты и 12 дивизий конницы. Германия выставила меньше, чем могла, в силу недостаточно смелой стратегической политики Мольтке. Она могла выставить на Западе до 120 дивизий пехоты и 11 — конницы.

Таким образом, обладая меньшими силами, тройственный союз в отношении сосредоточения сил на главнейшем театре располагал в это время значительным превосходством сил. Если мы это положение охарактеризуем еще артиллерией, то увидим следующее. На Западном фронте Франция, Бельгия и Англия могли выставить только 5400 орудий, а германская армия могла сосредоточить до 11 тыс. орудий, т. е. иметь двойное превосходство артиллерийских сил.

Артиллерия{63}
(Первого периода войны)

Всего (примерно)		Фактически могло бы быть орудий
		на Западном театре	на Восточном театре (примерно)	на Сербском театре (примерно)
Антанта	13200	5400	7030	300
Тройственный союз	16500	11000	5000	400

Итак, Германия, имея на 30 процентов превосходство в числе дивизий, могла добавить к этому подавляющее превосходство в артиллерии. Положение Центрального союза в первый период войны было совсем не такое, как в дальнейшем. На Восточном театре превосходство оставалось на стороне русской армии. Но, учитывая ее качественный характер, особенности и, заметим, медленность ее стратегического развертывания, мы должны признать возможность смелого маневрирования для Центрального союза. Это не означает, конечно, что силы Германии были достаточны для решения стоящих перед нею задач. Важно понять лишь то, как изменялось соотношение сил по периодам войны.

Какие выводы мы можем сделать из этих основных положений? Выводы следующие. Прежде всего, войну, которая затягивается на годы, питается всеми соками, всеми ресурсами страны, мы не должны рассматривать как неизменяемое целое. Война на протяжении своего развития резко меняет свой характер. Соотношение сил точно так же может резко измениться. В первый период войны [250] Германия обладала значительным превосходством вооруженных сил по сравнению с западными соседями. Ее промышленность, непосредственно питающая войну на фронтах, была почти равна промышленности противников. Лишь только в отношении хлеба, основных продуктов питания и людских ресурсов она была поставлена заранее в угрожающее положение. Если она на протяжении первого периода войны не добивалась решительных результатов, то дальнейшее развитие войны неминуемо должно было вести Германию по пути все большего падения, ибо все более ставило ее в безвыходное положение.

Стратегические выводы из опыта империалистической войны

Таким образом, мы должны выделить в современной войне первый период, в который эта война завязывается. В течение этого периода слагаются и противопоставляются основные силы, причем в таких формах и размерах, которые могут быть предвидены еще в мирное время, если не вполне точно, то приблизительно. Мы должны отличать этот первый период от дальнейших.

Надо сказать, что империалистическая война и после первого периода (1915, 1916, 1917 и 1918гг.) также не представляла чего-либо одинакового. Каждый год изменялась обстановка всей войны. Каждый год изменялось соотношение сил. Каждый год изменялись достижения в деле вооружений и т.д. Если в 1914, 1915, 1916, 1917 гг. Германия имела против себя Россию, Францию и Англию, то в 1918 г. Россия вышла из антантовской коалиции, зато ее заменила Америка и т. д. Таким образом, империалистическая война не представляет собой чего-либо неизменного, цельного. Она изменяется как по своим формам, по своим размерам, так и по участвующим в ней странам. Это, конечно, резко меняло обстановку и накладывало печать на всю стратегию. Нужно сказать, что в последующие периоды войны, а эти периоды обычно для мировой войны совпадали с годами, ни одна армия не руководствовалась теми военными положениями и уставами, с которыми она вышла в 1914 г. Каждый год армиям приходилось изменять свои уставы, создавать новые инструкции, приходилось переобучать и различные рода войск и свои штабы по этим новым инструкциям. Каждый год видоизменялись и планы войны.

Таким образом, различные периоды войны не могут пользоваться одними и теми же военными положениями, одними и теми же военными доктринами. Эти доктрины постоянно колеблются в зависимости от тех средств и сил, от той степени мобилизации и военизации страны, которые слагались в указанные периоды. Новые ресурсы, новые средства истребления и защиты кладут сильнейшую печать на характер наступления и обороны и самой войны. Достаточно вспомнить и проследить по различным периодам империалистической войны, какое значение имело состязание [251] в могуществе, состязание в авиационном превосходстве, состязание в танковом могуществе и т. д. Все эти моменты, создавшиеся военизацией страны, милитаризацией производства, клали резкую печать на различные периоды войны, и военные доктрины постоянно менялись в зависимости от характера этих периодов.

Далее, из опыта войны 1914-1918 гг. мы видим, что войны в эпоху империализма ведутся коалициями и, наконец, что борьба ведется за последовательный разгром, ликвидацию членов неприятельской коалиции.

Вот те основные выводы, которые мы можем сделать из империалистической войны. Я не задаюсь целью критиковать те или другие стратегические планы сторон на протяжении этой войны. В задачу настоящего доклада это не входит. Это отвлекло бы меня слишком далеко. В данном случае нам интересно проследить лишь те основные моменты, те характерные стратегические черты, которые лежали в основе империалистической войны и развивались на всем ее протяжении.

Характер будущей войны

Оценивая таким образом империалистическую войну, разлагая ее на составные части, по отношению к которым условия постоянно изменялись, мы, естественно, должны поставить вопрос: а в каких же условиях будет вестись война будущего, которая, безусловно, нам предстоит, несмотря на всю политику мира и обороны Советской власти? Нас, конечно, не столько интересуют условия войны империалистических стран друг с другом, сколько главным образом интересно знать — какие формы войны предстоят нам, в какой войне нам придется участвовать, к чему нам нужно непосредственно и конкретно готовиться.

Прежде всего нужно сказать, что ответить на вопрос — какой характер будет иметь вся будущая война — невозможно, ибо по мере своего развития война меняет свои формы, свой характер и предугадать их заранее нельзя. Например, в период маневренных сражений в 1914 и даже в 1915 г. никто не мог сказать — какие формы в конце концов примет оборона и атака в 1918 г.

Мы можем предугадать, предусмотреть формы будущей войны лишь для ее первого периода на основе характера развития вооруженных сил, подготовки и милитаризации промышленности стран, вступающих в войну, и т. д. Мы можем на основе постоянного изучения этих основных факторов сделать заключение, дать приближенную фотографию характера первого периода войны. Но нет никакого сомнения в том, что формы войны в дальнейшие периоды ее будут, развиваясь и вытекая друг из друга, изменяться.

Кроме того, не нужно забывать, что при будущих столкновениях с империалистическими государствами мы неизбежно столкнемся с таким серьезным фактом, как социалистическое рабочее движение во враждебных нам государствах. Мы не ждем, конечно, [252] что это движение скажется сразу после объявления нам войны каким-либо империалистическим государством. Наоборот, обстановка говорит за то, что капиталистические государства и через свою Лигу Наций, при которой, кстати сказать, проектируется уже создание своего рода генерального штаба и которая поддерживается социал-предательскими партиями, и прочими путями сумеют создать такую обстановку, при которой на «ас можно будет двинуть достаточно крупные вооруженные силы.

Возможно, что западноевропейский капитал не двинется сам непосредственно против нас, но он благоразумно заранее предусмотрел необходимость создания и создал по нашим границам целый ряд государств, которые воспитываются и через капитал, и через религию в том духе, что, мол, сущность Советского государства не социалистическая, а российская, великодержавная. Это особенно проповедовал Ллойд-Джордж. На этом раздувается шовинизм этих государств, которые хорошо помнят царское «великодержавие». В общем, не исключена возможность того, что против нас будет двинуто кое-какое из этих государств.

В общем, слагается обстановка, при которой мы должны будем встретиться с большой, тяжелой войной, с многомиллионными армиями, вооруженными по последнему слову техники. Конечно, мы должны в этих условиях очень ясно, очень трезво и четко разобраться. Мы не должны понимать наступление против нас капитала как что-то неделимое, целое. Мы должны разобраться и в роли, и в значении наших соседей, и в той помощи, которую им могут оказать западноевропейские капиталисты, и т. д.

Только после изучения всей суммы этих фактов и каждого факта в отдельности мы сумеем правильно действовать и защищать наши интересы. Я думаю, что, несмотря на абсолютное превосходство капитализма в экономическом отношении, мы все-таки имеем достаточно оснований рассчитывать на то, что в этой войне не будем биты, а сумеем выйти победителями. Но для того, чтобы суметь выйти победителями, мы должны теоретически обосновать, теоретически наметить для себя те пути, по которым будет развиваться предстоящая война.

Стратегия первого периода войны

Я уже говорил и останавливался подробно на том, что первый период войны характеризует собой очень многое. Он знаменует соотношение государств и их экономики, охватывает собой цели стратегические, тактические, создает военные доктрины и т. д. Будущие войны могут вызвать большие осложнения, изменения-, а иногда и полную замену военных доктрин. Поэтому мы должны уметь разбираться в этом вопросе теоретически и для первого периода войны, которая нам предстоит, и для того, чтобы в каждом отдельном периоде войны мы могли наметить те пути военного руководства, которые для нас необходимы. [253]

История капиталистических войн говорит о том, что коалиционные войны, самые коалиции создаются с большими трениями, большими затруднениями. Достижение взаимодействия, четкого планомерного ведения войны является делом крайне трудным и очень сложным. Это для нас является большим плюсом. Мы должны трезво учитывать, каким темпом капиталистические государства могут накапливать и концентрировать свои вооруженные силы. Теперь я попробую рассмотреть по отдельным моментам, как происходит самая борьба.

В борьбе не может быть одинаковых методов у слабейшей стороны и у сильнейшей. Более сильная сторона может себе иногда позволить роскошь затянуть войну, чтобы вести ее хотя и не наиболее экономно, но поспокойнее, а тем временем подготовить достаточные силы, изморить экономически своего противника и раздавить его, когда к тому представится удобный момент.

Но и эта сильнейшая сторона должна обеспечить следующие возможности: 1) возможно более экономически сжать своего врага и 2) обеспечить за собой такие географические театры войны, которые позволяли бы по мере накопления сил применять эти силы для решительной вооруженной борьбы. Без этого никакой рост коалиции, никакое ее могущество и военное преимущество не могут быть использованы, не могут дать тех результатов, которые требуются целями войны. Даже самое сильное государство должно обеспечить себе возможность развертывания как своих отмобилизованных вооруженных сил, так и тех вооруженных сил, которые оно будет создавать в дальнейшем, и в то же время все более и более совершенствовать блокаду территории противника.

Шлиффену, как и всему германскому генеральному штабу, было понятно, что если Центральный союз будет окружен и война затянется, то Германия почти лишится возможности вести эту войну. Поэтому основной предпосылкой для возможности ведения войны являлось — лишить противника того основного базиса, на котором он сможет развернуться. Если бы Германия быстро раздавила французскую армию, сделав невозможным дальнейшее развертывание сил Антанты на Французском театре, то она вышла бы из этой войны победительницей. И наоборот, если эта первая попытка не удавалась, дальнейшее ведение войны для Германии становилось угрожающим. Почему? Да потому, что, как я уже говорил, ни в отношений-людских ресурсов, ни в отношении продовольствия Германия не могла состязаться со своими противниками и была раздавлена главным образом благодаря недостатку того и другого. Германия несколько отставала в авиационном и в танковом строительстве, но что касается артиллерийских средств борьбы, то она постоянно шла впереди Антанты. Программа Гинденбурга 1916 года была рассчитана в столь грандиозных размерах, что германский фронт не мог поглощать всего того снаряжения, вооружения и всех тех снарядов, которые изготовлялись германской промышленностью. В 1917 г. программу Гинденбурга пришлось искусственно [254] сокращать. Но, с другой стороны, мы имеем налицо голодовку всей страны и голод на рабочие руки. Это было причиной гибели германской армии — мы видим полное истощение людских ресурсов. Начиная с 1916 г. Германии постепенно приходилось сокращать численность частей и число батальонов. В 1918 г. сокращались целые дивизии. Военную промышленность также приходилось сокращать. Снарядов и патронов было в избытке, но людские ресурсы быстро таяли, и Германия принуждена была сокращать свои вооружения.

Ее противники хотя и переживали тяжелые моменты в своих метрополиях, например Франции тоже приходилось сокращать кое-где свои батальоны, но колониальные формирования, рост английской армии, формирования Америки — все это, в конечном счете, обеспечивало им превосходство в людских ресурсах. Это же самое можно сказать и про царскую Россию. В общем, даже самые крупные успехи германской милитаризованной промышленности не могли заполнить той дыры, которая создавалась людским и продовольственным голодом. Затяжка войны на Французском театре войны предрешала разгром Германии.

Таким образом, в первый период войны каждая сторона должна быть особенно активна для обеспечения условий, позволяющих затяжку войны. Например, для Франции выгодно занятие армией прикрытия Рейнской провинции. Германская промышленность стояла бы перед невозможностью планомерной мобилизации всего хозяйства страны. Германия без рейнской промышленности не представляла бы собой победоносной страны. Затяжка войны при прочих равных условиях была бы для Франции не страшна, а для Германии опасна.

Таким образом (это особо важно для наиболее слабой стороны), вопрос расположения сил врагов является основным. Это основная загвоздка современной войны. Мы должны учитывать и трезво оценивать не только сумму угрожающих нам опасностей, но и суметь реально, конкретно оценить отдельные элементы обстановки и сделать из этой оценки практические выводы.

Стратегия коалиций

Мы должны готовиться к длительной войне. Если война была длительной у империалистов при их столкновении друг с другом, то нет никакого сомнения, что и между нашим Советским Союзом и капиталистическим окружением борьба будет длительной, упорной и ожесточенной. Эта борьба может сопровождаться и отдельными революциями, иногда, быть может, неудачами в революции, отдельными неудачами нашего Советского Союза и т. д. В этой обстановке наши войны будут, по всей вероятности, так же длительны, так же упорны и кровопролитны, как длительно, упорно и кровопролитно может развиваться все движение пролетарской революции в Европе. [255]

Учитывая это, нам интересно теоретически предугадать формы борьбы двух коалиций. Наш Советский Союз не представляет собой расплывчатой коалиции капиталистических государств, но мы тоже будем расширяться в социалистическую коалицию, когда будут вспыхивать новые социалистические революции или когда нам придется занимать тот или иной район, находящийся под владычеством капитала{64}. Против себя мы будем иметь капиталистическую коалицию.

Существование коалиции не обусловливает собою равноценного, равномерного распределения всех ресурсов по всей коалиции. Одни имеют хлеб, другие — крупную промышленность, третьи — топливо и т. д. Поэтому, ведя войну против коалиции, нужно уметь построить план ликвидации не всей коалиции сразу, а по частям, последовательно и планомерно. Умение оценить таким образом обстановку, разложить ее на составные части, подметить значение одного, другого, третьего члена этой коалиции и правильно построить план их последовательной ликвидации, пока не создастся выгодное, подавляющее в нашу пользу соотношение сил, — все это является основной трудностью и вместе с тем основой искусства современной стратегии. Борьба в наших условиях должна распадаться на целый ряд периодов войны.

Современная стратегия знаменует собой борьбу за соотношение сил и вооруженных и экономических.

Германия была поставлена в безвыходное положение фактом проигрыша первого периода войны. Почему же она сумела продержаться так долго? В значительной степени благодаря тому, что она захватила целый ряд продовольственных районов: Румынию, Польшу, Прибалтийский край и т. д. Она захватила, кроме того, целый ряд районов с топливом, железом и т. д. Все это увеличило ее возможности по ведению войны. Таким путем последовательного ведения войны, путем трезвого решения тех частных задач, которые встают в каждый данный момент перед тем или другим государством, — охватывается сущность и вся трудность современной войны.

Если только эти отдельные сочленения войны правильно намечаются, то в конце концов и слабейшие страны могут прийти к выгодному соотношению сил.

Стратегический нигилизм и наша стратегия

Мы сейчас переживаем такую эпоху, когда после развала капитализма, последовавшего за империалистической войной, в военной мысли наблюдается очень много сумеречных настроений. Это [256] имеет место во французской литературе, кое-где можно встретить это и у нас. Мы встречаемся с теми упрощенными и мрачными выводами, что войны в современных условиях выдвигают настолько грандиозные силы, что нельзя говорить ни о военных победах, ни о военных достижениях, что вопрос сводится к экономическому состязанию и дальше этого не идет. Экономическое состязание ведется и в мирное время. Но если дело дойдет до войны, то одним экономическим состязанием ничего сделать нельзя. Очевидно, требуется вооруженная сила, военные методы, которые должны внести новый коэффициент в те экономические соотношения, которые существуют. Эти упадочные военные настроения характерны сейчас для всего капиталистического мира. Повторяю, они имеют отдельные проявления и у нас. Однако если это является вполне понятным для отживающего капиталистического Запада, то для нас эти настроения совершенно непонятны, ибо не имеют под собой почвы, и лишь только неверие в социализм, в наше будущее развитие может привести к тому военному нигилизму, который отрицает возможность военным путем изменить соотношение сил, слагающееся в настоящее время.

Германский империализм лопнул под давлением английского империализма. Но мы видим, как английский империализм, не умевший побеждать на войне и затянувший ее, стоит сейчас у разбитого корыта, так как он находится в подчиненном положении к империализму Соединенных Штатов. Таким образом, стратегия достижения крупных результатов является необходимейшим условием экономного ведения войны. Наша страна, которая в достаточной степени бедна и не настолько сильна, чтобы могла затягивать свою войну до бесконечности, должна смотреть на военное дело как на применение такого мощного средства, которое должно доставить победу наиболее быстрым, экономным путем, наиболее планомерным, наиболее целесообразным и наиболее выгодным. Это ничуть не противоречит тому, что предстоящая там война будет длительной и упорной.

Уж такова мировая обстановка, что будущая война не может быть разрешена одним махом. Но в отдельные периоды войны, в отдельные моменты напряжения наша страна должна стремиться к тому, чтобы наиболее экономным, быстрым и решительным путем разрешать те частные военные задачи, которые будут перед ней вставать. Тут не до сумеречных настроений. Мы имеем полное право рассчитывать на то, что, применяя такие методы, мы выдержим длительную и упорную борьбу. Я говорил уже о том, что силы и средства, которые против нас будут двинуты, будут гораздо больше наших, что нам придется вести с нашими противниками самую ожесточенную борьбу, что капитал обладает гораздо большими средствами, чем мы.

Но мы должны учитывать и то, что наше социалистическое строительство идет вперед. Мы должны помнить постановления XIV партсъезда, которые ставят перед нами задачи индустриализации [257] страны, превращения ее в такой организм, который не являлся бы придатком мирового капиталистического хозяйства, а представлял бы собой самостоятельное экономическое целое. А если наш Союз будет представлять собой самостоятельное целое, то его обороноспособность поднимется. Эти моменты мы должны учитывать, хотя, конечно, и не должны принимать будущие достижения нашего социалистического строительства за реальные данные сегодняшнего дня. Мы должны реально учитывать то, что у нас есть сейчас, но должны предугадывать и будущее.

Расширение базиса войны

В современных войнах, упорных и длительных, мы постоянно сталкиваемся с фактами захвата той или другой территории, захвата, который раньше обычно сводился к завоеванию, а сейчас, благодаря своему экономическому и политическому значению, является более сложным и более важным фактом. В современных условиях, как иногда и в прошлых войнах, захват новой территории интересен не только как голый факт завоевания. Он прежде всего интересен с такой точки зрения: послужит ли он средством или причиной стратегического истощения наших вооруженных сил или источником увеличения ресурсов для ведения войны?

В империалистической войне 1914 г. мы видим, что Германия сумела использовать все свои территориальные приобретения как расширение базиса войны (я не касаюсь 1918 г., когда немцы занимались авантюрами на Украине). Этим были пополнены и хлебные, и топливные, и прочие ресурсы страды. Немцы ухитрились благодаря хорошей правильной организации достигнуть того, что занятие территории вызывало не растяжку тылов, не истощение на этих тылах, а, наоборот, приращение сил и средств. Германский капитализм не мог, конечно, использовать захваченные театры для мобилизации там людских ресурсов, для продолжения войны на фронтах. Зато он полностью сумел использовать и выкачать все то, чего не хватало в его стране, и использовать людские мобилизации в военно-хозяйственных интересах.

В наших советских условиях эта задача представляется еще более важной, ибо мы имеем гораздо больше возможностей в виде расширения социалистического базиса войны. Ведь каждая занятая нами территория является после занятия уже советской территорией, где будет осуществляться власть рабочих и крестьян{65}. Мы таким образом расширяем нашу территорию и вместе с тем расширяем [258] не только наш базис войны, но и социалистический базис вообще. И вот эти основные моменты должны быть нами учтены. Они, с одной стороны, облегчают нашу военную задачу, но, с другой стороны, выдвигают перед нами сложную политическую задачу, ибо нам нужно справиться с национальными моментами, нужно суметь построить Советскую власть и т. д. Этот вопрос расширения социалистического базиса тоже является одним из основных вопросов, которые мы должны изучать и умело и толково применять. В нашей практике 1920 г. нельзя сказать, чтобы мы всегда толково и искусно применяли этот метод расширения базиса. Мы захватывали территории, но делали миллионы ошибок. Только тогда, когда правильно будут решаться все эти вопросы, мы сумеем охватывать большие пространства, по которым нам придется проходить, и достигать того, чтобы это не истощало армию, а увеличивало ее силы и средства. Конечно, не так интересно здесь увеличение людских ресурсов, которых у нас и так достаточно. Но нужно достигнуть того, чтобы при захвате новых районов мы не теряли нашей живой силы на укрепление тыла и умели использовать местные промышленные ресурсы. Это — задача чрезвычайно трудная и сложная.

Военизация страны

Теперь о военизации. Военизировать всю страну, всю экономику надо так, чтобы, с одной стороны, дать возможно большие ресурсы для ведения войны, а с другой стороны, чтобы эта мобилизация не разрушала основного хозяйственного костяка. Вы видите результат, которого достиг английский империализм. Он отмобилизовал все свои силы, но на этой мобилизации он прогорел и потерял свои прежние позиции.

Задача целесообразного проведения военизации промышленности чрезвычайно трудна и сложна и в различных условиях государственного существования решается по-разному. Капиталистические государства в силу самой природы анархического капиталистического хозяйства не могут справиться с этой задачей планомерно и целесообразно. Благодаря абсолютной численности сырьевых и промышленных ресурсов, они сумеют выставить их больше нас, но зато мы относительно можем достигнуть больших результатов. Наше централизованное хозяйство позволяет нам планомерно подготовить мобилизацию, позволяет, с одной стороны, выжать больший процент военной продукции, а с другой стороны, благодаря планомерности нашего хозяйства, достигнуть более экономного, более целесообразного подхода к разрешению основных хозяйственных вопросов, с тем чтобы война этого хозяйства не разрушила. Задача планомерной военизации в современных условиях является одной из основ нашей стратегии, и в ней необходимо достигнуть такой же гибкости, какой мы умеем достигать в маневрах на театрах военных действий. Генеральные штабы привыкли [259] обращаться с готовыми вооруженными силами, маневрировать искусно и быстро на театрах войны. Но маневрировать всеми ресурсами страны никто еще не умеет, а этот маневр наши работники должны знать так же хорошо, как они знают полевое вождение войск.

Театры войны

Вместе с развитием экономики и подготовкой всей страны организация современных театров войны значительно усложняется. Раньше она охватывала железнодорожную и телеграфную подготовку, постройку крепостей и тех или иных оборонительных рубежей. Сейчас эта подготовка значительно расширяется. Приходится охватывать воздушно-химическую подготовку края, ибо самолеты проносят опасность глубоко в тыл. Далее, электрификация, питающая промышленность энергией на значительные расстояния через электропередачи, совершенно меняет в военном отношении каждый район. Вполне понятно то значение, которое в борьбе за оборону Ленинграда имеет Волховстрой. Расширение электрификации, использование ее на захваченной территории, разрушение электрифицированной промышленности неприятеля — все это имеет чрезвычайно важное, исключительное значение. Изучение этих вопросов в военном деле еще недостаточно углублено. В общем, подготовка театров войны сейчас усложняется и тесно и плотно соприкасается со всем хозяйственным укладом страны.

Кампании и операции

Теперь скажу несколько слов о кампании и операции. Кампании потеряли тот характерный облик, который они имели раньше. Они могут характеризовать то целый период войны, то часть его, то совпадать с рядом последовательных операций.

Особенное внимание надо обратить на операции. Если современные войны ведутся большими силами и если они затягиваются на большое время, то это нисколько не означает, как я уже говорил раньше, что мы не должны обращать внимания на искусство уничтожения вооруженных сил противника.

Это искусство является одним из основных искусств, которому военное дело и маша стратегия должны уделять внимание. Эта область должна изучаться полностью и охватываться всецело. Надо опять сказать, что империалистическая война с ее катастрофическими для капитализма последствиями внесла в этот вопрос немало неустойчивости. Сейчас мы часто встречаемся с сомнениями: можно ли уничтожить вооруженную силу в настоящее время, надо ли задаваться такими задачами, является ли это необходимым, не является ли это легкомыслием?.. Конечно нет. Война была бы бессмысленной войной, войну нельзя было бы вести, если бы не было вооруженных сил, если бы они не были готовы громить противника. Эти вооруженные силы необходимы для защиты каждого [260] государства даже и в том случае, когда война ведется всем народом. Отсутствие решающих вооруженных сил может стать гибельным для всякого государства. Чем искуснее войска в деле уничтожения вооруженных сил, врага, тем экономнее будет ведение войны. Это основа основ боевого воспитания. И мы должны обучать нашу Красную Армию и воспитывать ее на этих основах, и она этими идеями пропитана насквозь. По опыту гражданской войны мы привыкли к активным действиям, но мы должны продолжать работу, углублять ее, совершенствоваться в этом искусстве уничтожения врага. И это искусство, повторяю, воплощается в операции или в ряде последовательных операций.

Операции не должны вестись анархически, безыдейно. Мы должны проникнуться одним общим методом. Наше утверждение не есть бесплодный крик о необходимости создания единой военной доктрины. Такая доктрина из года в год все больше и больше проникает в толщу нашей Красной Армии. Мы имеем уставы, в которых черным по белому проводятся совершенно определенные методы как оперативного, так и тактического искусства. Поэтому мы готовимся, мы совершенствуемся и должны продолжать эту работу и дальше.

Надо иметь в виду, что в современных условиях ведения войны очень часто одной операцией достигнуть уничтожения врага не удается. Противник зачастую ускользает из-под удара. Поэтому приходится вести операции одну за другой с тем, чтобы доконать противника хотя бы у последней черты его сопротивления. А эта черта находится там, где начинаются районы, непосредственно питающие войну. Мы должны совершенствоваться в этом искусстве ведения операций, постоянно тренироваться и учиться последовательно их проводить.

Вот в основных чертах те замечания и те основные моменты, на которых я в своем кратком докладе по вопросам современной стратегии хотел остановиться. Теперь я кратко резюмирую.

Мы должны считаться с тем, что нам предстоят тяжелые длительные войны, мы должны уметь различать периоды войны, уметь последовательно, расчленений ликвидировать коалиции капитала.

Первый период войны должен быть еще в мирное время правильно предвиден, еще в мирное время правильно оценен, и к нему нужно правильно подготовиться.

Мы должны помнить, что искусство уничтожения вооруженных сил врага является основным условием экономного и успешного ведения войны, и в этом искусстве, как и во всем искусстве стратегии, мы должны постоянно совершенствоваться.

Курган-Омск{66}

Берясь за написание настоящей статьи, я прежде всего должен оговориться, что за недостатком времени не мог подойти к этому вопросу с той исчерпывающей серьезностью, которая необходима в военно-исторических работах. Вследствие этого я смотрю на настоящую статью как на исторические воспоминания, возобновленные просмотром нескольких статей (тт. Вольпе, Розенберга, Малышева и Полозова). В полном соответствии с краткостью статьи я постараюсь дать только лишь скелет оперативно-стратегической деятельности 5-й армии в период борьбы за Курган — Омск. К сожалению, должен отказаться от описания полных глубокого интереса тактических действий наших отдельных стрелковых дивизий, бригад и полков в их взаимодействии.

Белые, разгромленные 5-й армией в Златоустовской операции, потерпевшие дополнительные тяжелые поражения под Челябинском, быстро отступали за Тобол, оказывая нам серьезное сопротивление. 5-я армия, заняв Курган, развивала наступление на Петропавловск, 1-я армия, действовавшая в орском направлении, задержалась в своем наступлении, и вследствие этого произошел .громадный разрыв между правым флангом 5-й армии и левым флангом 1-й. Положение облегчалось наличием здесь пустынных степей. Были приняты меры и стратегического порядка в районе Троицк — Кустанай и участка железной дороги Троицк — Орск. Был создан Троицкий укрепленный район, гарнизон которого составляли помимо крепостных частей две бригады 35-й дивизии. Одна бригада была выдвинута на ст. Звериноголовскую. Таким образом, правый фланг 5-й армии уступами обеспечивался этими соединительными звеньями. В принятой системе обеспечения фланга армии широко были использованы классовые моменты: организовывались партизанские отряды, организованно вооружались элементы, сочувствовавшие Советской власти, и благодаря этому даже после переброски на фронт всей 35-й дивизии Троицкий укрепленный район продолжал оказывать энергичное сопротивление всем попыткам белогвардейских отрядов занять Кустанай и овладеть Троицким укрепленным районом. Такого же рода организация партизанских отрядов начала применяться и в [262] районе Звериноголовской, но здесь она не получила той степени развития, как в Троицко-Кустанайском районе.

Левый фланг 5-й армии обеспечивался 3-й армией, наступавшей с ней на одном меридиане. Для наступления на Петропавловск 5-я армия избрала два основных направления: тракт Звериноголовская — Петропавловск и железную дорогу Курган — Петропавловск. Учитывая непосредственную обеспеченность левого фланга 3-й армией и наличие на правом фланге степей, хотя и пустынных, но вполне проходимых, и исходя из того, что полоса тракта Звериноголовская — Петропавловск и район Кокчетав — Атбасарск заселены враждебным нам казачеством, что всегда могло создать с этой стороны угрозу новых формирований и обтекания нашего фланга, командование 5-й армии считало главным направлением Звериноголовская — Петропавловск. В этом духе и были отданы соответствующие распоряжения. Однако командование фронта не согласилось с этим решением, вмешалось в деятельность командования 5-й армии и приказало сгруппировать главные силы в районе железной дороги Курган — Петропавловск, оставив на тракте Звериноголовская — Петропавловск лишь наблюдательно-охраняющие части. Это положение осложнилось еще тем обстоятельством, что из состава 5-й армии была выведена 5-я дивизия, расположенная на ст. Варгаши, а 2-я бригада 21-й дивизии была оставлена в районе ст. Чумляк с целью переброски их на юг, учитывая слабость наших сил и опасность положения на правом фланге. 5-я армия протестовала против решения фронта, но в конце концов должна была подчиниться.

Опасения 5-й армии оказались не напрасными. В начале сентября 3-я белогвардейская армия ген. Сахарова, действовавшая против нашей 5-й армии, решила нанести серьезное поражение нашему правому флангу, для чего ею была произведена соответствующая перегруппировка. Части 5-й армии наступали в следующем порядке: севернее железной дороги Курган — Петропавловск двигалась 27-я дивизия. Левым флангом по железной дороге, а правым по тракту Звериноголовская — Петропавловск шла 26-я дивизия, имея за правым флангом бригаду резерва. Одна бригада 35-й дивизии оставалась в Звериноголовской, а другая бригада той же дивизии — в Троицком укрепленном районе.

2 сентября ген. Сахаров перешел в контрнаступление, атаковав 27-ю дивизию частями уфимской группы. 26-я дивизия была атакована с фронта волжской группой, а правый фланг ее получил удар от 2-го конного уральского корпуса и партизанской группы ген. Доможирова, частью сведенной из различных казачьих частей, а частью сформированной за счет местного населения.

Силы 5-й армии, ослабленные выводом в резерв целого ряда частей, были, сверх того, измотаны длительными непрерывными боями и наступлением. Армия ген. Сахарова, наоборот, была пополнена и значительно превосходила нас числом. Вследствие этого создалась серьезная угроза быть отброшенными к северу от железной [263] дороги и отрезанными от Кургана. 26-я дивизия сразу же понесла большие потери и начала сдавать. Приходилось коренным образом менять группировку, для того чтобы выйти из создавшегося критического положения.

На свой страх и риск 5-я армия решила выдвинуть на фронт 5-ю стрелковую дивизию, ибо все равно ходом событий она должна была быть выдвинута в бой. Кроме того, решено было оставить Троицкий укрепленный район на попечение местных крепостных и партизанских отрядов, благодаря чему явилась возможность привлечь к операции бригаду 35-й дивизии, расположенную в этом укрепленном районе. Привлекалась также в дело и другая бригада 35-й дивизии из района Звериноголовской. 5-я стрелковая дивизия состояла лишь из двух стрелковых бригад. Из этих частей решено было создать новый фланг группировки, уступом за правым флангом 26-й дивизии, с тем чтобы в кратчайший срок, произведя эту перегруппировку, атаковать во фланг обходную группировку противника-Сведения о переходе противника в наступление были получены 3 сентября вечером, после чего немедленно было принято вышеуказанное решение. Перегруппировка должна была закончиться к 7 сентября, и в тот же день должно было начаться наступление примерно вдоль тракта Звериноголовская — Петропавловск. Части 35-й дивизии из района Троицка перебросили один полк по железной дороге на ст. Курган, два других полка на мобилизованных подводах были брошены по Звериноголовскому тракту.

Нет никакого сомнения в том, что этот контрманевр, предпринятый 5-й армией, мог бы нанести противнику очень сильное поражение. Однако этого не случилось, хотя в общем и целом намеченная противником операция по разгрому нашей 5-й армии и была сорвана. Обращает на себя внимание и то обстоятельство, что штаб 5-й армии в течение всей этой операции оставался в Челябинске, в то время как ему следовало бы быть от фронта не далее как в Кургане. С этим явлением мы сталкивались во время гражданской войны постоянно и не случайно. Из дальнейшего изложения будет видно, какую громадную роль в деле вождения армий в гражданской войне играли вопросы местного формирования, местной мобилизации, местных заготовок и т. д. Все это заставляло армии быть не только маневренными единицами, но и единицами организационно-административного порядка весьма большого масштаба. Благодаря этому, очень часто в ущерб оперативной обстановке, штабам армий приходилось отставать от боевой линии, чем затруднялась организация и без того бедной связи и в значительной мере нарушалась целостность управления. Указанное обстоятельство очень сильно сказалось и в данном случае.

5-я стрелковая дивизия не проявила необходимой энергии — двинулась медленно и потеряла связь со штабом 5-й армии. Штаб 35-й дивизии, переместившийся из Троицка в Курган по железной дороге для дальнейшего следования в район Звериноголовского [264] тракта, точно так же двигался медленно и к началу операции даже не прибыл в назначенный ему район. Вследствие этого все четыре бригады пришлось передать в подчинение командиру 5-й дивизии, а приказ об объединении и оперативный приказ для дальнейших действий послать командиру 5-й дивизии через командира 1-й бригады 35-й дивизии. Приказ был послан комбригом 135-й дивизии в трех экземплярах по трем направлениям, и один из этих экземпляров был перехвачен противником, благодаря чему непосредственно перед самым переходом в наступление внезапность контрманевра была нарушена.

Однако, несмотря на целый ряд организационных неудач, наша ударная группа все-таки перешла в наступление и значительно потеснила обходную группу противника, но ненадолго. Этот последний искусным маневром партизанской группы ген. Доможирова постоянно обходил в дальнейших боях район нашей ударной группы, нанося ей тяжелые поражения. С этого момента встречные действия обеих армий стали носить чрезвычайно напряженный характер, сопровождавшийся переменным успехом той и другой стороны. Но в общем превосходство сил, явно обозначившееся на стороне 3-й белой армии, в конечном результате склонило успех в пользу противника. Наши части после ряда упорных боев, носивших в большинстве встречный характер и состоявших из многих отдельных наступательных звеньев, в конце концов измотались и были оттеснены к р. Тобол. Однако результаты даже сорвавшегося решительно задуманного маневра все-таки сказались, — к концу сентября мы имели вдавленный со стороны противника фронт на курганском направлении, но с выигрышным положением нашего правого фланга.

В двадцатых числах сентября нам мало уже удавались наступательные действия. Войска были чрезмерно истрепаны и утомлены. Для продолжения операций необходимо было освежить и пополнить части, выведя их из состояния непрерывного боя. В тылу армий производились спешные мобилизации крестьян и подготовлялись маршевые части. Необходимо было выиграть время и дать войскам отдохнуть. Вследствие этого было принято решение об отводе частей 5-й армии за р. Тобол с сохранением активного плацдарма на правом берегу Тобола в районе ст. Звериноголовской. Это решение и было проведено в жизнь к концу сентября и началу октября.

Сибирское крестьянство, вынесшее на своих плечах все тяготы колчаковщины, охотно отзывалось на наш призыв и быстро вливалось в ряды наших частей. В тылу же колчаковской армии мы насчитывали в это время до 40 тыс. партизан, которые разрушали белогвардейские коммуникации. В общем в социально-политическом отношении, несмотря на наш стратегический проигрыш, мы оставались в благоприятном положении, и нужна была лишь крепкая и энергично проведенная организационная работа, чтобы восстановить наши силы. Все красноармейцы, комиссары и командиры [265] проявили величайшую энергию. Наши партийные организации напрягали все свои силы для пополнения и вооружения армий. Вся эта работа была проведена с фантастической быстротой. Уже к 14 октября мы оказались способными перейти в новое наступление, причем уже не уступали, а превосходили по численности 3-ю белогвардейскую армию. Эта последняя точно так же находилась в очень тяжелых условиях. Она, дойдя до р. Тобол, своего наступления не продолжала и точно так же спешно подводила подкрепления и готовилась к переходу в наступление. Разведывательные данные говорили о том, что 15 октября возможно было ожидать начала нового белогвардейского наступления. Несмотря на все трудности, мы назначили начало наступления днем раньше, — для того чтобы вырвать инициативу из рук противника. В это время расположение сторон было следующее: на правом фланге в районе Звериноголовской активно оборонялась 35-я стрелковая дивизия. Надо заметить, что эта дивизия, наименее боеспособная из всех частей 5-й армии, была весьма сильно потрепана в предшествовавших боях. Для ее укрепления был назначен наиболее смелый и энергичный 22-летний командир бригады тов. Нейман. Он прибыл в дивизию, когда эта последняя была одно время окружена частями партизанской группы ген. Доможирова. Сколотив наиболее боевую часть из обозов дивизии, тов. Нейман пробился к главным силам дивизии и, вступив в ее командование, решительными действиями вывел ее из затруднительного положения. С этого времени обращает на себя внимание быстрое боевое совершенствование дивизии, причем в дальнейшем, в Омской операции, она уже сыграла наиболее активную и решительную роль. Далее к северу, в районе Кислая, занимала участок 5-я дивизия. К северу от нее, до Кургана включительно, имея в своем составе 2-ю бригаду 21-й дивизии, оборонялась 26-я дивизия, а еще севернее — 27-я дивизия. Противник располагался в составе четырех групп, причем группа ген. Доможирова входила в состав степной группы.

Какие же силы были подготовлены 5-й армией для перехода в наступление?

35-я дивизия была усилена вновь сформированной Степной бригадой, и силы ее были доведены до 6500 штыков и сабель, 5-я стрелковая дивизия была доведена до 4 тыс. штыков и сабель, 26-я стрелковая дивизия, включавшая 2-ю бригаду 21-й стрелковой дивизии, имела до 10 тыс. штыков и сабель, 27-я дивизия была доведена до 7500 штыков и сабель. Помимо того, была сформирована 3-полковая кавалерийская дивизия до 2500 сабель и фронтом были присланы две бригады 54-й стрелковой дивизии в 4600 штыков, но при этом было предупреждено, что эта дивизия, как вновь сформированная, совершенно небоеспособна и нуждается еще в длительной подготовке, для того чтобы она смогла вступить в бой.

Силы противника оценивались в это время нами следующим образом: степная группа, в состав которой входила и партизанская [266] группа ген. Доможирова, насчитывала 7400 штыков и сабель; качество этой группы было наименее значительное; уральская группа насчитывала до 8500 штыков — это была самая сильная часть 3-й армии, отличавшаяся наибольшей боеспособностью и наибольшей численностью; далее, волжская группа насчитывала 6600 штыков и уфимская группа 6300 штыков — обе по боеспособности не ниже среднего. Таким образом, главные силы противника группировались против фронта 26-й и 27-й стрелковых дивизий. С разгромом этой группы мы могли стать хозяевами положения. На этой идее и был построен план наступательной операции 14 октября. Наша группировка сил приняла следующий характер: 35-я и 5-я стрелковые дивизии оставались в прежнем районе расположения; в район сосредоточения 5-й дивизии была подведена вновь сформированная кавалерийская дивизия; 26-я дивизия была сгруппирована главными силами к своему правому флангу; фронт 27-й дивизии был растянут к югу, и ей был передан значительный участок 26-й дивизии; две бригады 54-й дивизии к началу наступления должны были выйти к р. Тобол между 27-й и 26-й стрелковыми дивизиями. Таким образом, наши главные силы были сгруппированы на стыке уральской и степной групп и направлялись против уральской группы, насчитывавшей в своем составе 8500 штыков и сабель. Мы направили против нее 16 500 штыков и сабель, и, кроме того, 4600 человек резерва двигались в том же направлении. Следовательно, здесь мы имели подавляющее превосходство в силах; 35-я стрелковая дивизия численно была слабее степной группы противника, но качественно могла с ней состязаться. Помимо того, прорыв стыка главными силами должен был облегчить 35-й дивизии выполнение поставленной ей задачи. Волжская группа противника с нами связывалась демонстративными действиями. 27-я дивизия главными силами должна была атаковать уфимскую группу. Соединенными ударами нашей главной группировки и 27-й дивизии 5-я армия надеялась нанести главным силам противника решительное поражение в районе железной дороги Курган — Петропавловск.

Все передвижения были закончены к 13 октября, и 14-го с рассветом 5-я армия перешла в решительное наступление. Наиболее упорное сопротивление оказала уральская группа, несмотря на то что на нее были двинуты наши главные силы. Она упорно оборонялась и даже несколько раз переходила в успешную контратаку, пока не была окончательно сломлена и принуждена к отступлению. К сожалению, действия нашей вновь сформированной кавалерийской дивизии не носили характера достаточной решительности, благодаря чему кавалерийская дивизия не достигла всех тех результатов, которых она могла достигнуть, если бы вовремя заняла ст. Лебяжья, как это ей было приказано общим заданием, — она могла бы захватить штаб 3-й армии ген. Сахарова, и тогда разгром его армии принял бы еще более решительный характер. 35-я дивизия успешно развивала свое наступление и, несмотря на [267] численное превосходство противника, быстро оттесняла его на восток вдоль Звериноголовского тракта. 27-я дивизия, получившая широкий участок, испытывала большие затруднения в форсировании р. Тобол; несколько раз она переходила ее и вновь бывала отброшена контратакой. Наконец после упорных боев по обе стороны железной дороги главные силы противника были разбиты. Тем временем 35-я стрелковая дивизия успела значительно выиграть пространство на нашем правом фланге и тем создать угрозу общей коммуникации 3-й белогвардейской армии, которая, получив к этому времени серьезное поражение своих главных сил, начала общее отступление. Тем временем ко 2-й бригаде 54-й дивизии присоединилась 1-я бригада со штабом дивизии. Таким образом, наши резервы еще более усилились. В период наибольшего затруднения на участке 26-й дивизии 2-й бригаде 54-й дивизии было приказано форсировать р. Тобол. В этих боях бригада показала чрезвычайно слабую боеспособность. Несмотря на слабые силы противника на ее участке, она только тогда сумела переправиться, когда 26-я дивизия уже выполнила свою задачу.

Дальнейшее преследование противника продолжалось безостановочно, причем 35-я дивизия развивала предельную энергию, постоянно выигрывая все новое пространство на нашем правом фланге и нависая тем самым над коммуникацией противника.

21 октября в связи с успешным развитием нашего наступления 54-я стрелковая дивизия была направлена на Звериноголовский тракт для усиления нашего обходного крыла и для обеспечения нашего обходного фланга на случай контрмероприятий противника.

Непрерывное успешное развитие нашего наступления выдвигало задачу отрезать противнику пути отступления к Петропавловску. Эта задача и была возложена на 35-ю и 5-ю стрелковые и кавалерийскую дивизии. 26-я дивизия с бригадой 21-й дивизии должны были оказать содействие этому общему натиску и двинуться главными силами, в связи с тем что фронт армии все более суживался, также к правому флангу для расширения участка нашего наступления и для обхода оборонительных мероприятий противника на р. Ишим в районе Петропавловска.

Таким образом, по мере обхода левого фланга противника и отбрасывания его к северу от железной дороги Курган — Петропавловск 5-я армия совершала последовательный маневр, удлиняя свой правый фланг за счет освобождающихся в центре частей и тем самым создавая обеспечение успеха Ишимского сражения.

Показания захваченных в плен офицеров говорили о том, что на фронте противника паника и что значительная часть его обозов уже отходит на северо-восток, пересекая железную дорогу. С каждым днем создавалось все более определенное впечатление о том, что нанесенное противнику поражение у р. Тобол постепенно, под влиянием нашего неотступного наседания и преследования, превращается в полное разложение его боевых сил. Отсюда возникла [268] идея создания неотступного наседания и постоянного обтекания фланга, чтобы тем самым достигнуть окончательной победы.

27 октября взята была ст. Петухова, где были захвачены трофеи частями 5-й стрелковой дивизии, чем было внесено еще большее расстройство в общее отступление противника.

29 октября утром, после упорного боя, 35-я дивизия, форсировав р. Ишим, овладела г. Петропавловском. Противник несколько раз переходил в контратаку, но подошедшими силами 27-й дивизии положение 35-й дивизии было закреплено и противник оттеснен. Переправой же 26-й стрелковой дивизии через р. Ишим с юга положение упрочилось окончательно. Вновь обращают на себя внимание недостаточно решительные действия кавалерийской дивизии, которой была дана задача обхода противника и атаки ст. Токуши. 54-я дивизия обеспечивала уступы крайнего правого фланга.

Таким образом, первая часть Омской операции была закончена. Армия противника была совершенно небоеспособна, несмотря на то что на участке нашей 3-й армии действия развивались далеко не так блестяще, и хотя противник там и отступал, но больше в силу давления нашей 5-й армии с юга. Благодаря этому явилось возможным предположить, что противник сможет перегруппировать часть своих сил на направление Петропавловск — Омск. Расчеты же показали, что такую перегруппировку противник намеревался сделать в районе ст. Иссык-Куль 9-10 ноября. Отсюда становилось совершенно ясным, что для полного уничтожения армии Колчака необходимо еще новое напряженное и непрерывное дальнейшее наступление. Между тем войска настолько переутомились, что все командиры дивизий, собравшиеся в полевом штабе армии в г. Петропавловске, докладывали о необходимости приостановки наступления и предоставления частям хотя бы нескольких дней отдыха. Обстановка не позволяла на это согласиться, и наступление пришлось продолжать непрерывно. Высокий героический порыв, охвативший наши войска вследствие стремительно следовавших один за другим успехов, позволил им выполнить поставленную задачу. Задача эта сводилась к тому, чтобы 8-го числа уже занять ст. Иссык-Куль, т. е. предупредить здесь возможное сосредоточение противника. 26-я стрелковая и кавалерийская дивизии наступали степями южнее железной дороги, глубоко охватывая левый фланг противника. Наступление развивалось успешно, противник не мог оказывать достаточное сопротивление, и лишь в районе железной дороги он упорно и ожесточенно оборонялся. 54-й стрелковой дивизии была поставлена задача произвести широкую стратегическую разведку пехотными частями на подводах в направлении Кокчетав — Атбасарск с целью занятия этого района главными силами дивизии и обеспечения, таким образом, правого фланга 5-й армии. Этот опыт со стратегической разведкой пехоты дал блестящие результаты. Было выяснено, что в районе Кокчетав — Атбасарск были казачьи части, которые ушли в Акмолинск, и этот [269] район был занят славной и теперь уже боеспособной 54-й дивизией.

В этот момент произошли новые разногласия между 5-й армией и Восточным фронтом. В то время как 5-я армия двигала кавалерийскую дивизию в омском направлении, не считая свой фланг со стороны Кокчетава необеспеченным и надеясь при этом нанести противнику в районе Омска серьезное поражение путем перерыва железной дороги в районе между Омском и Татарском, командование Восточного фронта считало правый фланг армии, а тем самым и правый фланг Восточного фронта необеспеченным и потребовало кавалерийскую дивизию повернуть с полпути до Омска назад, на кокчетавское направление. Несмотря на самые энергичные протесты, приказ был категорически подтвержден. Кавалерийская дивизия была снята с омского направления и не смогла оказать здесь той помощи, которая с ее стороны впоследствии была так необходима. На кокчетавском же направлении никакой положительной роли она не сыграла, так как с этой стороны фактически никакой опасности не угрожало.

После занятия ст. Иссык-Куль наступление продолжалось так же стремительно. Противник не мог восстановить свой фронт, а тем самым и свое положение. На плечах разбитой 3-й белой армии мы продолжали наше движение на Омск. 14 ноября, после жестоких боев на окраинах Омска, белые были разбиты, и колчаковская армия перестала существовать как организованная сила. В дальнейшем характер действий Восточного фронта более напоминал экспедицию, чем войну. С 14 октября по 14 ноября, за 30 дней операции, части 5-й армии прошли с непрерывными боями и форсированием двух крупных рек свыше 600 верст, т. е. по 20 верст в среднем в сутки, — скорость наступления рекордная.

Во время Омской операции нами была захвачена масса пленных. Однако неорганизованность нашего тыла, объяснявшаяся паралитическим состоянием железных дорог, не позволяла нам этих пленных вывозить в тыл, и они тут же распускались по домам. Очень многие насильно мобилизованные Колчаком крестьяне сдавались нам и поступали в ряды Красной Армии.

Таким образом, положение было таково, что не только наступала Красная Армия, но наступало и все сибирское крестьянство. Если же учесть те десятки тысяч партизан, которые действовали в тылу Колчака, то эта картина станет еще более яркой. Поражение самой сильной и наиболее организованной контрреволюции на Востоке — ликвидация Колчака — являет собою одну из успешных маневренных операций, сопровождаемых социальным походом сибирского крестьянства против белогвардейщины под организующим началом Красной Армии.

Ленинское в терсистеме{67}

Мы привыкли подходить к территориальной системе с точки зрения охвата обучением всего призывного возраста. Кадры Красной Армии мирного времени настолько малы, что они не могут пропустить через себя все способное к войне рабоче-крестьянское население. При помощи терсистемы, в которой мы применяем обучение не только казарменное, но и внеказарменное, нам с этой задачей удается справляться. Таким образом, территориальная система имеет отношение к всеобщему военному обучению. Однако, применяя методы казарменного и внеказарменного воспитания, можно было бы достигнуть тех же самых результатов и без территориальной системы.

Я не буду останавливаться на всех причинах, которые делают для нас эту систему необходимой, — сюда относятся и организационные, и мобилизационные, и учебные основания. Остановлюсь же я более подробно на той задаче территориальной системы, которая позволяет нам наиболее успешным образом не только пропустить через военную учебу многомиллионные крестьянские массы, но и обработать их политически, активно втянув их в дело укрепления рабоче-крестьянской смычки, — основного завета Ленина — в условиях организационного и культурно-политического влияния Красной Армии.

В нашей обывательской военной терминологии постоянно смешиваются понятия о терсистеме и о милиционных основах строительства. Однако это совершенно неверно. Терсистема существует не только у нас. Еще до войны 1914 г. она была проведена в большинстве западноевропейских государств. Однако методы воспитания и обучения в нашей терсистеме и буржуазной совершенно различны.

Лучше всего терсистема была проведена в германской армии. Войсковые части комплектовались из своего района, отмобилизовывались на войну там же, пополнялись во время войны опять-таки из этих районов и туда же возвращали своих больных и раненых. Таким образом, устанавливалась некоторая спайка между населением района и войсковой частью. Однако эта спайка не шла далее развития «боевого землячества». Более глубокого охвата [271] крестьянской, а тем более рабочей массы германская буржуазия достигнуть не могла. Она не могла совладать с задачей политического сближения и руководства интересами и жизнью этих классов. Именно то, что мы в территориальной системе ставим одной из основных задач, буржуазное государство достигнуть не может. Мало того, оно боится даже сформулировать подобную мысль, проповедуя абсолютную аполитичность армии.

«В то время, как буржуазное государство систематически направляет все усилия на то, чтобы отуплять рабочих города, подгоняя для этой цели всю издаваемую на счет государства, на счет царских и на счет буржуазных партий литературу, мы можем и должны употребить нашу власть на то, чтобы действительно сделать из городского рабочего проводника коммунистических идей в среду сельского пролетариата»{68}.

Так говорит товарищ Ленин в «Страничках из дневника».

Развивая далее эту мысль и указывая, как нужно понимать проведение коммунистических идей в деревню, товарищ Ленин говорит:

«Никоим образом нельзя понимать это так, будто мы должны нести сразу чисто и узко коммунистические идеи в деревню. До тех пор, пока у нас в деревне нет материальной основы для коммунизма, до тех пор это будет, можно сказать, вредно, это будет, можно сказать, гибельно для коммунизма»{69}.

Товарищ Ленин ограничивает эту постановку вопроса установлением теснейшего общения между городом и деревней в следующих словах:

«...установить общение между рабочими города и работниками деревни, установить между ними ту форму товарищества, которая между ними может быть легко создана, — это наша обязанность, это одна из основных задач рабочего класса, стоящего у власти. Для этого необходимо основать ряд объединений (партийных, профессиональных, частных) из фабрично-заводских рабочих, которые ставили бы себе систематической целью помогать деревне в ее культурном развитии.

Удастся ли «расписать» все городские ячейки по всем деревенским для того, чтобы каждая рабочая ячейка, «приписанная» к соответствующей деревенской, систематически заботилась о всякой оказии, о всяком случае, чтобы удовлетворить ту или иную культурную потребность своей со-ячейки? Или удастся изыскать другие формы связи?»{70} и т. д.

Еще далее:

«Мы не делаем почти ничего для деревни помимо нашего официального бюджета, или помимо наших официальных сношений. Правда, культурные сношения города с деревней принимают у нас само собой и принимают неизбежно иной характер. Город давал деревне при капитализме то, что ее развращало политически, экономически, нравственно, физически и т. п. Город у нас [272] само собой начинает давать деревне прямо обратное. Но все это делается именно само собою, стихийно, и все это может быть усилено (а затем и увеличено во сто крат) внесением сознания, планомерности и систематичности в этой работе»{71}.

Из этих приведенных нескольких выдержек мы видим, какое громадное значение придавал Владимир Ильич изысканию новых форм политического воспитания деревни в виде теснейшей смычки городского пролетариата и крестьянства. Товарищ Ленин указывал, что он ограничивается лишь постановкой вопроса, и указывает на то, что, быть может, удастся изыскать и другие формы связи. К сожалению, в 1922 г. мы еще не имели широкого опыта территориального строительства Красной Армии. Товарищ Ленин не мог указывать на эту форму смычки и политического руководства пролетариата в деревне, которая сейчас играет у нас такую исключительную роль.

XIII съезд партии применил мысли Ленина к территориальной системе, говоря:

«В тех районах, где существуют территориальные части, их кадры должны быть использованы в качестве новой формы связи Советского государства и партии с крестьянством»{72}.

Ныне территориальная система широко охватила все части нашего Союза. Красноармеец, приписанный к тердивизии, но работающий у себя в деревне, органически связан со своим кадром, в котором обеспечивается и достаточный процент рабочих и комсомола и Коммунистической партии. Если шефству фабрик с деревнями, установленному случайно на основании частного почина, товарищ Ленин придавал такое исключительное значение, то каких же результатов и успехов можно достигнуть в области политического воспитания деревни при посредстве мощного и революционно-спаянного организма нашей территориальной системы! Этой задачи наши военные работники, никогда не должны упускать из виду, выполняя этим самым один из заветов Ильича,

Обучение взаимодействию{73}

Вышедший осенью прошлого года Полевой устав (часть II) дает все основания для принятия общевойскового тактического решения и проведения его в жизнь.

В бою мы находим много составных звеньев, которые все должны быть учтены, правильно решены и поставлены на свое место. При невнимательности даже к самому незначительному тактическому звену может получиться боевой неуспех. Таким образом, всестороннее изучение вопроса, углубление его, проработка до мельчайших деталей являются непременным условием успешного руководства в бою. Полевой устав останавливается на всех сторонах боя и дает по всем этим вопросам исчерпывающие руководящие указания.

Однако если бы в общей сумме боевых элементов, несмотря на всю важность каждого в отдельности, мы не умели бы выделять главное, руководящее на передний план, то невозможно было бы рассчитывать на успешное практическое выполнение уставных положений. Если невыполнение некоторых отдельных требований боевой службы может повлечь неудачу, то невыполнение крупнейших условий должно повлечь эту неудачу.

Наиболее крупным условием успешности ведения боя является правильное решение задачи взаимодействия в бою пехоты и артиллерии и проведение такового в жизнь. Этому вопросу Полевой устав уделяет исключительное внимание. Он характеризует артиллерию как основную материальную возможность для маневрирования пехоты. Ширина участка главного удара пехоты, а стало быть, и всего соединения определяется той площадью в полосе расположения противника, которая основательно подавляется нашей артиллерией. Устав приводит методы расчета, которые должны служить основанием для общевойскового тактического решения. Он дает ориентировочные расчетные данные для сосредоточения артиллерийского огня и возможных пехотных успехов. Он дает указания на организацию этого взаимодействия и в период сближения, и в период атаки, и в период прерывания неприятельского боевого порядка. Таким образом, в новом Полевом уставе мы имеем теорию и практику боевого руководства... [274]

Новый Полевой устав изучается в Красной Армии, как это можно заметить, с живым интересом. Но, конечно, нельзя считать, что в этом мы достигли всего того, что требуется. Умение пользоваться Полевым уставом нужно не только для общевойсковых наших командиров. В такой же степени это необходимо и для командующих армейскими соединениями, так же как и для всех сотрудников их штабов. Рассчитать крупную операцию невозможно без детального учета тактических возможностей подчиненных общевойсковых соединений. Командующий армией, не знающий второй части Полевого устава, мог бы явиться опасным фантазером. Поэтому изучение устава должно продолжаться интенсивно, с особым вниманием к практическим способам ознакомления, т. е. на военных играх, полевых поездках и маневрах.

Эта работа должна идти по двум путям: во-первых, надо изучить и практически научиться применять те руководящие указания, которые дает наш устав, в различных условиях боевой обстановки; во-вторых, наш Полевой устав нужно изучать совместно с изучением полевых уставов иностранных армий, причем это изучение должно идти не путем формального сличения глав, а путем сличения встречного ряда действий. Например, изучая главу о бое в условиях встречного наступления, следует параллельно изучать и анализировать такую же главу в иностранном полевом уставе. Изучая нашу атаку, надлежит соответственно изучать оборону противника, изучая нашу оборону, — атаку противника и т. д. Только такое изучение может дать наивысший результат и позволит осмысленно и практически действовать в самой разнообразной полевой обстановке.

Если мы ознакомимся с постановкой войскового обучения в старой армии, то увидим, что артиллерия хотя и стояла весьма высоко по степени своей подготовки, однако это не мешало пехоте при атаке виснуть на колючей проволоке. Качество подготовки отдельных родов войск играет существенно важную роль. Однако без хорошо налаженной общевойсковой подготовки оно может оказаться совершенно бесполезным. Для нас это обстоятельство является чрезвычайно важным, так как оно говорит о том, что мы не получили в наследство от царской армии приемов хорошей методики общевойскового обучения, т. е. взаимодействия различных родов войск. Эту методику и постановку обучения приходится осуществлять нам самим, использовав для этого опыт империалистической и гражданской войн. Трезво оценивая постановку у нас этой работы, придется сказать, что мы хотя и имеем Полевой устав, дающий руководящие указания по ведению боя всеми родами войск, тем не менее все же еще не приобрели достаточно навыков в деле обучения их взаимодействию. Правда, это не только наша слабость. Многие армии страдают тем же самым, хотя и считаются передовыми. Однако нас это ни в коей степени не может успокоить. Мы должны разобраться в наших недостатках и суметь их исправить. [275]

Наиболее слабыми местами нашими в этой области, по-моему, будут:

а) далеко отстающая от степени подготовки отдельных родов войск подготовка наших штабов к делу управления взаимодействием и

б) недостаточно твердое и поучительное руководство двухсторонними учениями и маневрами.

На улучшение нашей полевой штабной работы необходимо обратить исключительное внимание. В ближайшее время в войска будет разослано Положение о полевой службе штабов. Это Положение явится как бы приложением ко второй части Полевого устава. В этом последнем даются все необходимые указания для производства тактического расчета.

Положение о полевой службе штабов дает метод проработки решения и проведения его в жизнь в формах управления войсками. С особой обстоятельностью Положение останавливается на даче руководящих указаний по тем вопросам, которые являются наиболее слабыми местами в деятельности наших штабов.

В боевой обстановке штабы должны быть целиком проникнуты оперативно-тактическими интересами своей части. Они должны подготовить для командира все необходимые данные для принятия решения, основанного на четком плане взаимодействия основных родов войск. Эта работа, тесно увязанная с политической работой части, должна решительно порвать с привившимися у нас во многих штабах методами беспардонной медлительности, сопровождаемой бесконечным маранием бумаги и постоянной потерей связи с войсками.

Конечно, в условиях современного боя техническая связь является абсолютно необходимым средством управления. Однако нужно отдать себе ясный отчет, что в тех же самых современных условиях боя применение огня бывает настолько сильно, что не может быть и речи о постоянном безотказном действии всех видов технической связи{74}. Поэтому, всячески тренируя и совершенствуя этот род войск и службы, мы тем не менее должны уметь применять соответствующие штабные меры по живому управлению боем. Это управление должно быть так организовано штабами, чтобы оно могло непрерывно продолжаться и без наличия технической связи. Даже оставив в стороне вопрос о разрушении связи огнем, нужно иметь в виду, что в полевой обстановке, особенно при встречном столкновении, бой завязывается настолько быстро, что связь очень часто будет отставать в своей организации от требований момента. Поэтому во всех случаях между войсковыми штабами всех степеней должна существовать постоянная живая связь, выражающаяся в циркуляции штабных работников, главным образом от низшего штаба к высшему. Эта связь ни в коем [276] положение, конечно, будет в случае не явится формальной и обременительной. Никакие бумажные донесения или даже разговоры по телефону не заменят личного доклада опытного и толкового командира. При этом способе донесений высшему командиру и его штабу гораздо легче принять быстрое решение и тут же передать его подчиненным через присланного работника. Только такая организация может создать ту необходимую дублировку связи, которая будет действовать во всех боевых условиях. Живая связь штабов через ответственных штабных работников, проводимая оперативными органами штабов и притом дублированная органами службы связи, создаст все необходимые предпосылки для непрерывного боевого управления. На деле же мы очень часто замечаем невозмутимое отношение оперативных работников штабов к фактическому отсутствию управления: «Связь, мол, не действует — и моя хата с краю». Какое взаимодействие может быть в таких условиях! Это, конечно, опаснейшая инертность, которую необходимо похоронить решительно и окончательно.

Даже в области разведки в общевойсковых соединениях мы постоянно замечаем недостаточное понимание основ взаимодействия войск и недостаточное внимание и понимание боевых порядков противника. Общевойсковому командиру и его штабу для принятия решения для боя (особенно для атаки) необходимо прежде всего изучить систему (схему) боевого порядка противника. Только изучив этот последний, расчленив его на составные части, можно сознательно наметить целесообразный план боя, путем сочетания действий массового артиллерийского огня и движения пехоты для последовательной ликвидации расчленений боевого порядка противника. Очень редко разведывательные органы войсковых штабов ставят конкретные задачи для достижений этой цели. Постоянно мы встречаемся с чисто формальной постановкой разведывательных заданий: разведать противника в полосе такой-то и т. д. Не может быть и речи о том, чтобы при этой постановке задания можно было бы получить исчерпывающие разведывательные данные. Если штаб не сумел поставить задачу, если штаб не сумел сказать — что именно ему нужно знать в расположении противника, что именно должно быть нанесено на разведывательной схеме, то, конечно, нельзя ожидать, чтобы командир, выполняющий разведку, мог бы самостоятельно эту задачу решить. Разведка — или, лучше сказать, постановка заданий для разведки — должна прежде всего предусмотреть фиксацию расчленений боевого порядка противника для того, чтобы конкретно на местности найти объекты для массового артиллерийского нападения, сопровождаемого атакой пехоты. Организация и производство разведки точно так же, как и обработка разведывательных данных, являются делом сравнительно более легким. Основная трудность — в четкой и ясной постановке задания.

Отмечу еще одну слабость в работе разведки наших общевойсковых штабов. Тесно связанная с только что высказанным замечанием, [277] разведка очень часто понимается отвлеченно, т. е. не столько помогает решить задачу своему командиру, сколько строится под углом зрения высшей стратегической задачи. Обозначение передовой линии противника, поимка «языка» очень часто успокаивают в своей деятельности наши разведывательные органы, а между тем получение таких данных является существенным для армейских органов разведки, но очень мало дает общевойсковому командиру.

В общем, наши общевойсковые штабы, безусловно, должны усилить пульс своей работы. Они должны быть основным источником боевой активности и деловой заразы и главными организаторами боевого взаимодействия основных родов войск.

Без правильной работы штабов не может быть четкой и последовательной постановки задач отдельным родам войск по взаимодействию. С другой стороны, и практическая тренировка войсковых единиц, при двухсторонних учениях и маневрах, может проходить точно так же лишь при ближайшем участии и руководстве вышестоящих штабов.

Наши маневры за последние годы очень часто носили характер широко стратегический. На командиров дивизий или корпусов возлагали задачи самостоятельного стратегического решения. Несмотря на всю пользу развития оперативного мышления высшего командного состава, все же такие маневры неминуемо отводят на задний план общевойсковую тактическую сторону дела, и прежде всего, конечно, взаимодействие различных родов войск. Поэтому мы должны в этом году центр нашего внимания обратить именно на эту сторону дела. Этого возможно достигнуть лишь в том случае, если командир каждой стороны будет действовать в составе условно обозначенных высших соединений, имея условных соседей справа и слева. В такой обстановке можно с гораздо большей обстоятельностью проводить общевойсковое обучение и проводить определенные взгляды, предлагаемые Полевым уставом.

В этом году вводится усовершенствование и в организацию службы посредников. Эта служба должна обеспечить штабам руководства возможность практического наблюдения за взаимодействием родов войск с тем, чтобы успех каждой стороны мог обусловливаться лишь достижением полного взаимодействия войск. Пока артиллерия не окажет пехоте той помощи, которая от нее требуется, т. е. пока командир не добьется их практического взаимодействия, до тех пор он не получит успеха в маневре. Это не значит, конечно, что на маневрах могут прививаться вредные идеи о том, что пехота сама не ведет боя и сама не может достигнуть определенных результатов. В полном соответствии с Полевым уставом, при прорыве полосы охранения и при развитии успеха после проникновения в полосу главного сопротивления, пехота может достигать успеха и без поддержки дивизионной артиллерии. Полевая артиллерия, станковые пулеметы, ручные гранаты — все это дает пехоте достаточные возможности в деле достижения самостоятельных [273] успехов. Но при атаке организованного противника на главной полосе сопротивления подавление этой полосы артиллерией является обязательным.

В общем, одной из основных задач текущего лета является овладение техникой обучения взаимодействию основных родов войск, для чего надо овладеть и искусством организации работы штабов руководства и состава посредников.

В период наступающего лета нам предстоит осуществить немало задач, задач крупных и важных. Но из всех этих задач мы должны выпятить основную задачу — практическое достижение полного взаимодействия пехоты и артиллерии. На этом стержне должно развернуться обучение всем прочим боевым требованиям. На этом вопросе мы должны построить и обучение наших штабов. Поставив себе правильную задачу, имея определенную программу, сосредоточив огонь по главнейшему направлению, мы сумеем осуществить все практические встающие перед нами учебно-боевые задачи.

Полевая служба штабов{75}

(Объяснительная записка к недавно изданному штабом РККА под тем же заглавием Наставлению).

Являясь основным органом боевого управления войсками в руках командира, штаб должен уметь изучить и оценить обстановку, подготовить необходимый материал для принятия решения и провести это решение в жизнь.

Один из основных элементов боевой обстановки, с которым штабу приходится иметь дело в Красной Армии, — это политический элемент. Войска будут боеспособны и готовы на всякие труды и лишения только тогда, когда политическая подготовка, политико-моральное состояние и дисциплина в войсках стоят на достаточной высоте. Организуя управления войсковыми массами, штабы должны отдавать себе ясный отчет в значении и состоянии этого крупного боевого фактора. Вместе с тем большие войсковые массы выдвигают и технически большие трудности в деле их планомерного вождения в бою. Рост военной техники еще более усложняет эту работу. Специализация все больше и больше развивается. Обслуживание войск в бою тылом также представляет крупные затруднения. Задачей штабов является — объединить в одно целое службы различных специальностей, взаимодействие различных родов войск и обслуживание тылом боевых частей.

Развитие огневых средств боя толкнуло боевой порядок на дальнейшее расчленение как по фронту, так и в глубину. Это чрезвычайно усложняет организацию боевых действий, и эта задача организации целиком выпадает на войсковой штаб.

В условиях боя не только часы, но и минуты могут играть решающую роль. Поэтому со стороны штаба требуется организация четкого и безотказного управления. Вместе с тем та же боевая обстановка представляет большие затруднения в деле организации бесперебойной связи. Эти трудности точно так же должен преодолеть войсковой штаб.

В общем, штаб как орган боевого управления в руках командира должен правильно учитывать все составные элементы обстановки, [280] подготовить все данные, необходимые для принятия правильного боевого решения, и искусно провести таковое в жизнь.

В условиях боевой обстановки боеспособность войск может быть легко поколеблена боевыми неуспехами. И политическое воспитание, и дисциплина, и хорошо налаженное административно-хозяйственное обслуживание войск могут быть нарушены тяжелыми неудачами, особенно в случае частых их повторений.

Доверие к искусству командира является важнейшей предпосылкой боеспособности войск. Отсюда понятно, какое значение в этом вопросе имеет хорошо налаженная в тактическом отношении подготовленная работа штабов. Подготовка хорошо рассчитанного взаимодействия пехоты и артиллерии, хорошая разведка противника и постановка прочих служб, соединенные с необходимым боевым воодушевлением войск, являются залогом победы, осуществимой лишь при тесном взаимодействии штабов с политорганами. Как перед наступательным и оборонительным боем, так и при неудачах в случае отхода взаимодействие этих органов должно быть полно и безотказно. Боевые задания командования должны быть обеспечены политорганами полностью, и эту работу штабы должны в полном объеме и своевременно учесть.

Войсковые штабы вводятся в тех соединениях, которые состоят из нескольких родов войск. Отсюда становится понятным, что основная боевая задача штабов заключается в том, чтобы обеспечить боевое взаимодействие всех родов войск, и в первую голову пехоты (конницы) и артиллерии. В полевой деятельности штабов, конечно, встает много задач самого разнообразного характера. Однако, все они должны группироваться вокруг одного центрального вопроса — вопроса взаимодействия пехоты и артиллерии. Только тогда хороша будет подготовка боя, когда это основное условие выполнено полностью. Можно идеально обставить боевое мероприятие всеми видами снабжения, можно задумать смелое тактическое мероприятие, можно иметь вполне боеспособные и закаленные войска и вместе с тем потерпеть полный неуспех, если этот основной, центральный вопрос не разрешен. На нем-то штабы и должны концентрировать все свое внимание. И разведка, и оценка обстановки, и разработка плана боя, и исполнение таковых, и организация управления, тыла, связи и проч. — все это должно быть построено так, чтобы отвечало основной идее общевойскового боя: взаимодействию.

Целесообразный план боя, а с ним вместе четкое взаимодействие пехоты и артиллерии могут быть достигнуты только тогда, когда основательно и исчерпывающе изучены расположение противника [281] или его боевой порядок. Не только в стратегии, но и в тактике успех достигается сосредоточением превосходных сил на участках атаки при нейтрализации всех остальных. Всюду сильным быть нельзя. Атаковать равномерно по всему фронту — далеко не всегда возможно, так как войсковые части обладают лишь определенным количеством артиллерии, а участки для боя получают самые различные. Точно так же не может быть намечено наступление одинаковыми методами во всю глубину расположения боевого порядка противника.

Как по фронту, так и в глубину боевой порядок должен быть поражаем атакой соединенных сил артиллерии и пехоты, а также и прочих родов войск по отдельным, наиболее важным, расчленениям его, при нейтрализации всех прочих.

В разных армиях применяются различные боевые порядки войск. Отсюда вытекает для штабных работников всех степеней необходимость основательного изучения иностранных уставов. Помимо того, уставные положения разнообразятся в зависимости от местности. В боевых условиях на штаб выпадает задача определить на данной местности конкретное расчленение боевого порядка противника как по фронту, так и в глубину, что составляет основной материал для принятия общевойскового тактического решения. Когда будет ясна схема расчленения боевого порядка противника и расположения такового на местности, тогда конкретно могут быть намечены план боя, направление и ширина атаки, последовательность в сочетании артиллерийской подготовки с пехотной атакой и прерывание.

Работа всех отделов и всех сотрудников штаба, проводимая хотя бы и отдельно друг от друга, должна быть сосредоточена именно в этом основном направлении: подготовить все необходимое для плана взаимодействия и последовательного поражения технических расчленений противника.

Деятельность штаба по управлению заключается в проработке всех данных, необходимых для принятия боевого решения, и в координировании усилий всех служб для осуществления принятого командиром решения. Особенно тесное сотрудничество должен поддерживать штаб с начальником артиллерии и его штабом как при составлении планов последовательной атаки, так и при проведении таковых в жизнь.

В целом ряде случаев политорганы войсковых частей смогут оказать незаменимое содействие по популяризации боевых задач отдельным войсковым единицам, в связи с чем можно достигнуть значительно большей сознательности в действиях и большего боевого напряжения.

Организация бесперебойной связи является необходимой предпосылкой к успешному управлению боем. Связь должна быть построена [282] так, чтобы, во-первых, она была бесперебойна и чтобы, во-вторых, она обеспечивала быстрое доставление донесений и быструю передачу приказаний. Нельзя возлагать все надежды на службу технической связи. Усиленный обстрел передвижения войск служит постоянным источником повреждения технической связи. Поэтому помимо нормальных органов службы связи должно существовать еще постоянное личное общение между штабами путем посылки ответственных сотрудников, которые могли бы на месте ознакомиться с расположением войск, с их морально-боевой упругостью, степенью достижений в артиллерийской подготовке и т. д. Это личное общение должно быть постоянным. Порыв технической связи ни в коем случае не означает допустимости порыва управления. Таковое должно продолжаться непрерывно. Учтя нормальную ширину фронта и расположение в глубину войсковых частей, мы увидим, что требуемого общения достигнуть возможно, причем получение распоряжений и передача таковых могут осуществляться в самое короткое время. Учитывая, что высшему штабу постоянно посылать своих сотрудников в низшие штабы затруднительно, ибо это отрывает слишком много работников, наиболее нормальным видом личного общения будет посылка сотрудников от низшего штаба к высшему. Однако, по обстановке, делаются и исключения из этого правила. Таким образом, в бою осуществляются две системы связи: личная — оперативными отделами штабов снизу вверх, и отделами связи — сверху вниз.

Методы управления должны быть возможно проще и гибче. Для успешного взаимодействия вовсе не требуется составления длинных, охватывающих все вопросы приказов. Составление таковых занимает много времени. Помимо того, как показывает опыт, указания по разведке, связи и организации тыла даются в общих выражениях, что совершенно не помогает делу. Поэтому таковые вполне возможно давать в особых указаниях. Если в приказе будет четко изложена правильная тактическая мысль и намечено ясное конкретное взаимодействие, то такой короткий приказ будет самым лучшим. Но и на такой приказ не всегда хватит времени. Зачастую придется отдавать распоряжения отдельными приказаниями. При этом надо решительно отказаться от манеры давать обязательно письменный приказ. Устное распоряжение, переданное по телефону или через ответственного сотрудника штаба, является достаточным. Такие приказания так же, как и устные донесения, регистрируются штабами, но письменных подтверждений не требуют.

Следует избегать в штабной работе составления письменных докладов, соображений и т. п. Все это требует потери большого времени и совершенно не соответствует условиям боевой обстановки. Материалом для докладов должны служить карты с нанесенными [283] на них схемами, и, в случае надобности, к ним должны составляться коротенькие легенды в форме цифровых расчетов. Доклад делается словесно.

Помимо выполнения своей собственной работы на штаб выпадает задача наблюдения и контроля за выполнением всеми органами отданных боевых распоряжений.

Штаб организует боевую деятельность всех служб и войсковых управлений. Он ответствен за правильное изучение обстановки и руководство боем. Отсюда становится понятным, какую роль в смысле организующего начала, энергии, практичности и деловитости, быстроты и точности должен представлять собою штаб.

«Полевая служба штабов» охватывает собою главным образом деятельность штабов корпусов и дивизий. Однако методы работы, излагаемые Наставлением, должны быть полностью восприняты и штабами полков, которые, по нашей организации, являются первичными общевойсковыми соединениями. В этом смысле «Полевая служба штабов» является дополнением ко II части Полевого устава РККА.

Тактика и обучение{76}

Тактика как дисциплина не имела бы никакого смысла, если бы она не обладала прикладным характером, т. е. если бы в существе своем она не носила и учебно-воспитательных целей. И, однако, несмотря на все свое практическое предназначение, тактика неизбежно систематизирует свой материал не в том порядке, как это требуется для непосредственного обучения той или другой части тактическому искусству на местности.

Тактика изучает природу боя и участие в нем родов войск в целом. Одновременно она может изучать боевую роль каждого из родов войск в отдельности. Но тактика не дает ответа на вопросы: как, каким образом надо обучать ту или другую часть тактическому искусству, как достигнуть при этом экономии во времени и наибольшей интенсивности усвоения; как развить в той или другой части способность к гибкому и решительному маневрированию и т. п.? Эти задачи ложатся на методику обучения.

Для удобства и поучительности изложения тактика обычно изучает бой в его наиболее характерных периодах, определяющих форму и содержание действий и взаимодействия родов войск. Не считая походных движений, разведки, охранения и проч. и останавливаясь только на бое, мы можем заметить, что в условиях современного вооружения и организации армий бой довольно четко характеризуется следующими тактическими этапами: сближением, наступлением, атакой, прерыванием и преследованием. Эти этапы характерны не только для пехоты. Весь общевойсковой организм, части которого взаимодействуют между собой, резко и довольно однообразно перестраивает систему приложения своих усилий, переходя от одного боевого этапа к другому. Вполне понятно, что все внимание тактики сосредоточивается на изучении этих этапов. Они являются теми стержнями, вокруг которых тактика группирует свой материал, анализирует задачи родов войск и объединяет свои выводы. Сущность боя лучше всего изучается именно таким порядком, и в этом случае практическое значение тактики выпячивается на первый план. [285]

Исчерпывается ли этим вопрос подготовки различных родов войск и частей различной величины? Конечно нет. Даже самая ясная и четкая картина, — например, действия пехоты в период сближения — не дает еще точных указаний, как должно решать свою задачу стрелковое отделение на том или другом рубеже или как будет действовать рота и т. п.

Для того чтобы обучение было наиболее экономным и вместе с тем интенсивным, оно должно преломить тактику под углом зрения каждой из частей. Если для тактики стержнем обучения являются этапы боя, то для методики основными стержнями являются войсковые части различной величины, на которые уже и откладываются как элементы тактики и техники данного рода войск, так и основы взаимодействия с другими категориями войск. Мы привыкли к таким терминам, как «тактика роты», «тактика взвода» и проч., и, действительно, это есть тактика, преломленная через призму ротного или взводного командира, но, по существу, мы не видим здесь особых видов тактики. Тут просто доминируют вопросы «организации труда» и тактического обучения.

Таким образом, даже «самая прикладная» тактика останется довольно отвлеченной дисциплиной, если она не будет сопровождаться особой дисциплиной — методикой. Однако если тактика идет у нас в своем развитии крупными шагами вперед, то в области методики мы остаемся консервативными, расплывчатыми, неконкретными и до настоящего времени.

Это означает, что мы не проводим «тэйлоризации» в системе тактического обучения, а без этого, вследствие неэкономной траты времени при расплывчатой постановке задач, больших результатов достигнуть невозможно.

Основа методического исследования форм тактического обучения заключается в том, что отправным стержнем изложения признается данная часть (отделение, взвод, батарея и проч.), а это значит, что методика не может и не должна быть «централизованной», отвечающей сразу на все задачи. Ее ценность только тогда велика, когда она разнообразна и многочленна, как и сама армейская организация.

Группируя тактический материал обучения вокруг данной части, взятой за стержень обучения, нельзя руководствоваться одними тактическими этапами развития боя. Сближение, наступление, атака и проч., составляя в общем для тактики совершенно определенные, характерные периоды боя, для отдельных частей, особенно мелких, совершенно не являются уже столь конкретными и понятными и требуют дальнейшей детализации. Таким образом, в зависимости от величины части приемы обучения, масштаб разрешения тактических задач в продолжение одного и того же учения будут постоянно изменяться. Например, для стрелкового отделения сближение, наступление, атака, прорыв и преследование [286] могут развиваться на протяжении 12-18 километров. При этом фронт отделения может колебаться примерно от 30 до 100 метров. Мы видим, что, при общей длине пути наступления отделения, фронт последнего так мал, что в общем полоса этого наступления будет скорее похожа на линию, чем на полосу. Даже отдельные тактические этапы, как, например, сближение или наступление, настолько велики, что по отношению к ним фронт отделения остается ничтожным, и не приходится говорить о полосе наступления отделения. Дело и тут и там сводится к направлению наступления.

Если обучение отделения приравнять к тактическим этапам боя, то фактически мы приучили бы отделение действовать прямолинейно, не применяя никакого маневра и мало оценивая обстановку. Но отделению, на протяжении всего пути его наступления, на протяжении отдельных тактических этапов боя, приходится сталкиваться с большим количеством задач, для решения которых отделенному командиру надо быть тактически развитым и вполне подготовленным начальником. В общем, приемы исследования, методические и тактические, далеко не всегда совпадают.

Правильная постановка обучения не допускает решения задач данной частью оторванно от общей обстановки, от взаимодействия с другими частями и родами войск, а вместе с тем удобство обучения, правильное разделение труда требуют производить первоначальную тренировку самых мелких частей вне состава высшего соединения. Достигается это условным обозначением противника, соседей, пулеметов и артиллерии. Даже занятия с отделениями не должны протекать без участия пулеметов и артиллерии. Необходимо выработать постоянную привычку к взаимодействию, к пониманию задач во всей совокупности обстановки, развить неискоренимую потребность постоянной связи с соседями и другими родами войск, а также умение ставить конкретные, вызываемые обстановкой задания.

Так, например, обучая стрелковое отделение наступлению и ставя ему задачу перемены огневого рубежа, района или укрытия, надо требовать от отделенного командира решения этой задачи во всей ее совокупности: использовать огонь своих соседей или обратиться к командиру взвода за огневой поддержкой; использовать моменты затишья огня противника; определить его огневые точки и своевременно поставить об этом в известность командира взвода; просить, если нужно, артиллерийской поддержки против наиболее мешающего огневого гнезда противника; наконец, определить то расстояние, на которое, по обстановке, есть смысл продвигаться вперед, в тесной связи с характером местности, укрытий, обстрела и т. п. Проводить же занятие с отделением на протяжении всего периода наступления нет никакого смысла. Все положения и задачи, вроде вышеописанных, в которых командиру отделения приходится действовать как самостоятельному начальнику, слились бы для него тогда в непрерывный поток, в какой-то калейдоскоп. Он запутается в своих обязанностях, и в конце концов [287] из него выработается начальник, умеющий действовать лишь прямолинейно, без учета обстановки и взаимодействия.

Таким образом, учение следует ограничить только одной задачей, дающей тактический, маневренный простор начальнику. По ее окончании должен следовать разбор и тщательная оценка достижений. Разумеется, можно было бы продолжать обучение в условиях вновь создавшейся обстановки после продвижения отделения вперед, но это было бы уже другое учение, и путать одно с другим ни в коем случае не следует. Если самые мелкие части будут достаточно натренированы в своих прямых тактических обязанностях, если они основательно изучат все те пределы, в которых может развернуться их маневр, то тогда, при учении высшего соединения{77} — в данном случае взвода, — выполняя свою общую задачу по наступлению, всякий командир отделения уже не будет бестолково продвигаться вперед, а сумеет проявить на каждом рубеже, на каждом укрытии, при любой обстановке понимание своей задачи и своего частного маневра.

Переходя, таким образом, от обучения самых мелких частей к высшим, можно заставить командиров разных степеней естественным порядком продумать все этапы тактического подразделения боя, причем их отдельные, частные задачи будут нанизываться на стержень общих задач высшего соединения. Здесь младшие начальники получат практику в увязывании своих мелких задач с общими и более крупными. Наконец, от условного обозначения соседей и артиллерии они будут переходить к действительной обстановке и широко тренироваться на практике. Еще далее, двустороннее учение заменит обозначенного противника живым подвижным врагом, привыкать к оценке которого необходимо для достижения высокой боеспособности. Зимой такие же занятия можно вести на планах и на ящиках с песком.

В отмененной ныне «Боевой службе пехоты», изд. 1924 г., в статье 15, между прочим, говорится:

«Бой слагается из наступательных и оборонительных действий, которые, в маневренной обстановке, в ходе всего боя тесно переплетаются между собой для всякой войсковой части.

При наступлении, как и при обороне, части должны располагаться на достигнутом (занимаемом) рубеже и двигаться от одного к другому расчленению по фронту и в глубину, огневыми средствами, занимая наиболее выгодные для ведения огня точки на местности, для живой же силы используя скрытые подступы, в целях накапливания к пункту удара или контрудара. Расположение частей на достигнутом при наступлении рубеже должно обеспечивать прочное его удержание; обратно, расположение частей при [288] обороне должно обеспечивать возможность быстрого перехода в наступление».

Формулировка этой статьи несколько туманна, и о ней стоит поговорить.

Возьмем обучение стрелка наступательному бою. Мы должны приучить его к тому, чтобы он быстро и правильно умел отыскать противника, умел определить расстояние до него и изготовиться к огню, с тем чтобы, поборов его, двинуться дальше. При этом основное внимание бойца обращается на то, что он должен открыть огонь так, чтобы противник или вовсе не мог его заметить, или чтобы, по крайней мере, он представлял для последнего самую незначительную цель. Поэтому надо пользоваться каждым бугром, каждым кустом, каждой ямой, лишь бы только противник был ему хорошо виден и было бы удобно его обстреливать. Эти два момента являются основными для наступающего стрелка: он должен хорошо видеть противника, а сам должен быть тщательно применен к местности. Но из этого вовсе не следует, что наступающий боец, при выборе своего огневого гнезда, должен иметь возможность обстреливать не только назначенную цель или ту цель, которая мешает ему продвинуться, но и весь участок местности, отделяющий его от этой обстреливаемой им цели. Это положение очень удачно разобрано в брошюре тов. Чернавина «Полевое обучение пехоты».

Приводимый рисунок поясняет сказанное (схема 1).

Наступающий боец вовсе не обязан найти такое место, откуда бы он мог обстреливать всю впередилежащую местность, не имея перед собой мертвых пространств. Его задача, в основном, ограничивается возможностью поражения противника при условии самосохранения. Сравним теперь это с тем, что мы требуем от обороняющегося стрелка. Первым условием для него будет выбор такой позиции, с которой бы он мог непрерывно обстреливать наступающего перед собой противника, почему для него, естественно, потребуется не только видимость какого-либо определенного пункта, но и всей впередилежащей местности. Тот же рисунок поясняет это. [289]

Из сравнения расположения наступающего и обороняющегося стрелка видно с полной очевидностью, что ни в каком случае не следует внедрять одиночному бойцу мысли, будто бы его действия при обороне и при наступлении одинаковы. Оставляя моральную сторону боевой подготовки, которая, несомненно, должна считаться с тем, что в бою труднее всего наступать и легче всего остановиться и поэтому нужно внедрять веру в наступление, мы видим, что и требования боевой техники в использовании обстановки — для наступающего и обороняющегося бойца — совершенно различны. Не всякая позиция (месторасположение) одиночного бойца, занятая им при наступлении и очень удобная для поражения препятствующего его наступлению противника, будет пригодна для упорной обороны. Одиночный боец должен постигнуть, что положения его в том и другом случае должны быть различны и что если он переходит от наступления к обороне, то это означает не то, что он должен остаться на старом месте, а то, что для этого требуется произвести некоторый маневр, т. е. занять такую позицию, откуда он мог бы удобно поражать впередилежащую местность и по возможности избегать наличия в ней мертвых пространств. Только в условиях такой подготовки мы сумеем повести на войну вполне сознательного красноармейца, который будет целесообразно использовать обстановку, искусно пользоваться местностью и наносить противнику наибольшее поражение.

Для пулеметного отделения все то, что сказано об одиночном бойце, будет более или менее подходящим. Пулеметное отделение представляет собой точно такую же огневую точку, но обладающую гораздо более мощным поражением. При наступлении пулеметное отделение имеет задачей — обстреливать данную точку или данный участок расположения противника, а не всю впередилежащую местность. Правда, во встречном столкновении этот вопрос несколько усложняется, так как противник тоже не постоянно находится на одном месте, а продвигается вперед. Но здесь с еще большей очевидностью встает вопрос о необходимости понимания задачи момента и умения своевременно производить маневр, для того чтобы перейти от наступления к временному задержанию наступающего противника для дальнейшего перехода в новое наступление. Кстати, Боевая служба пехоты обошла молчанием встречное наступление.

Стрелковое отделение при наступлении всегда должно иметь тенденцию воспользоваться огнем своих пулеметных соседей и под их прикрытием пробираться вперед. При обороне же стрелковое отделение должно понимать, что его место — относительно позади, в интервалах, на обратных скатах, в лощинах и т. п.

Не всякое положение при наступлении должно отвечать условиям упорной обороны местности. Мы, конечно, должны требовать от наступающего, чтобы он, как бы ни было невыгодно его расположение, упорно оборонялся, если противник перейдет в наступление, но это вовсе не означает, что его расположение при наступлении [290] на каждом отдельном рубеже должно соответствовать требованиям организации обороны.

Из этих нескольких примеров мы видим, насколько расположение частей на достигнутом при наступлении рубеже отвечает условиям обороны. Если бы мы требовали от войск такого формального использования обстановки, то мы достигли бы этим только шаблонности действий и полной потери наступательного порыва. Это произошло бы не только потому, что мы, отожествляя наступление с обороной, затуманивали бы идею наступления, но и потому, что, если наступление на всяком рубеже и при всякой обстановке должно отвечать требованиям прочного закрепления за собой занятого пространства, оно неизбежно само собой станет осторожным, черепашьим. Нельзя задаваться одновременно несколькими задачами. А конец статьи рекомендует именно такой способ действий. Все это, конечно, вредно и нецелесообразно. Но особенно это требование становится непонятным и даже курьезным в период атаки и прорыва закрепившегося противника. Ведь совершенно очевидно, что в атаку стрелки идут под прикрытием своих пулеметов и что в период атаки остается весьма мало простора для обороны. Еще меньше найдет его оборона в период прорыва, где каждая часть должна принципиально вырываться вперед и обходить имеющиеся перед ней или перед ее соседями гнезда противника. Если мы приучим части всегда руководиться интересами обороны, то мы автоматически лишим их всякой активности и наступательного порыва.

Активность, продвижение вперед, обход, охват противника, залезание в его тылы — все это требует находчивости, смелости и умения рисковать. Эти качества труднее всего развить и в отдельных бойцах, и в начальниках, и в коллективах целых частей. Лишь тогда, когда они будут понимать совершенно ясно всю сущность боя, когда легко и привычно будут отличать они те формы своего боевого порядка, которые будут отвечать условиям нападения или условиям обороны, — только тогда эти войска смогут стать боеспособными и сумеют выполнить как те, так и другие задачи сознательно, в духе обстановки, а не шаблонно.

В связи с выходом II части Боевого устава пехоты, изд. 1927 г., я постараюсь разобрать основные положения, которые легли в основу составления Устава и определили тактическую сторону его.

Прежде всего нужно сказать, что вообще приходится очень решительно пересматривать основы ведения боя, по сравнению с довоенным уровнем. Соотношение различных родов войск теперь коренным образом изменилось. В зависимости от насыщения войсковых соединений техникой, произошел сдвиг, который самым решительным образом влияет и на задачи и на характер действий в бою того или другого рода войск.

Если мы возьмем общевойсковое соединение — стрелковую дивизию сегодняшнего дня и сравним ее со стрелковой дивизией периода 1914 г., то заметим следующее. [291]

В царской армии на 1 батальон имелось 3 орудия, в нашей Красной Армии на 1 батальон мы имеем 5 с лишком орудий; таким образом, рост артиллерии относительно как будто довольно значительный. Он вырос почти в два раза по сравнению с довоенным уровнем. Но этот метод сравнения, при более тщательном учете всех происшедших сдвигов и изменений в составе пехотных единиц, нужно считать несовершенным и, во всяком случае, однобоким.

Дело в том, что основные затруднения для наступающей пехоты и основные боевые цели для поражения артиллерийским огнем и в довоенное время и теперь представляют собой пулеметные точки. И вот если подсчитать число орудий по отношению к пулеметным точкам, то период 1914 г. является в наступательном отношении более выгодным, чем нынешний.

Старая дивизия 16-батальонного состава имела 48 орудий и 32 станковых пулемета. В иностранных армиях имелось примерно то же количество пулеметов. Таким образом, на 1 орудие имелось менее 1 пулемета. Каждое орудие должно было подавить в течение боя менее чем 1 пулеметную точку, не считая, конечно, остальных целей. К числу последних относятся трудно поддающиеся подавлению артиллерийские позиции.

Итак, на 1 орудие в войну 1914 г. имелось менее 1 пулеметной точки. Современная пехотная дивизия имеет около 400 станковых и легких пулеметов, т. е. 400 пулеметных точек. Количество артиллерии осталось то же, что и прежде, т. е. на 1 орудие у нас сейчас приходится свыше 8 пулеметных точек.

Примерно в 10 раз выросла обороноспособность современной пехоты по сравнению с 1914 г. Эта характеристика касается пехоты всех современных армий.

Отсюда само собой понятно, что и задачи наступления пехоты также усложнились, особенно когда речь идет о прерывании укрепленной полосы противника. Уже в течение империалистической войны мы сталкивались с фактами, когда наступлению пехоты препятствовало то обстоятельство, что артиллерия не могла погасить огонь пулеметов и проложить ей дорогу. Многое здесь объяснялось неподготовленностью царской армии: общевойсковая тактика стояла на низком уровне развития. Но несомненным является тот факт, что пулеметный огонь служил мощной преградой при наступлении. Теперь картина в этом отношении хуже, чем в войну 1914 г. Конечно, это соотношение огневых средств в общевойсковом бою целым рядом мероприятий можно изменить. Никто не велит одной нашей дивизии наступать против одной дивизии противника; никто не велит, кроме артиллерии дивизии, не привлекать артиллерию резерва главного командования и т. д. Словом, путем маневрирования, путем сосредоточения необходимых артиллерийских средств мы всегда можем изменить искусственно — в этом искусство и заключается — то соотношение, которое дает современная организация. Но если говорить вообще о характере [292] современного боя, то ту тенденцию, о которой упомянуто выше, мы констатировать должны.

Отсюда мы должны сделать вывод, что задача пехоты в современном бою более тяжелая; что задача эта требует гораздо большего напряжения, большей моральной устойчивости, а также большей боевой работы и большей боевой продуктивности, чем раньше. Это — основное требование к пехоте, которое предъявляет современный бой.

Какие же отсюда могут быть сделаны выводы в отношении подготовки пехоты? Прежде всего требуется высокое моральное состояние пехоты. Пехота, недостаточно стойкая, недостаточно активно воспитанная, недостаточно самодеятельная, не сумеет преодолеть всех трудностей современного боя, не сумеет собственными силами, огнем и ударом преодолеть те препятствия, которые встанут на ее пути. С одной стороны, наше положение оказывается наиболее благоприятным. Мы безусловно можем утверждать, что пехота нашей Красной Армии в моральном отношении должна быть наиболее стойкой, наиболее способной проявлять героизм, по сравнению с пехотой всех буржуазных армий. Многое — даже недочеты в обучении, в тактическом воспитании — будет покрываться тем моральным элементом, который присущ одной только Красной Армии.

В соответствии с этим наш Боевой устав пехоты 1927 г. (БУП — 27) дает совершенно конкретные указания о политической работе в бою как политических работников и командиров, так и партийной ячейки. Устав четко формулирует основы политического воспитания для того, чтобы возможно выше поставить политико-моральную устойчивость нашего бойца.

Но помимо этого чрезвычайно важного свойства пехота должна еще научиться маневрировать, должна научиться тактически правильно разрешать свои задачи и не только быть способной к героизму, но быть способной к быстроте и гибкости выполнения маневра. Наконец, пехота должна уметь пользоваться своим собственным оружием, т. е. главным образом пулеметным и ружейным огнем. Пулеметы легче всего использовать для усиления обороны. Но это, конечно, не означает, что пулеметы не являются мощным оружием наступления.

Вот эти основные положения совершенно общего характера и положены в настоящий Устав: решительность, высокое моральное качество пехоты, умение тактически быстро и целесообразно решать встающие перед нею задачи и, наконец, умение использовать огонь для своего наиболее успешного и наиболее быстрого продвижения вперед — все это является теми основами, на которых должна воспитываться наша пехота.

Одним из основных вопросов, по-новому изложенных в БУП — 27, является роль батальона в бою и его тактическая деятельность. [293]

В современных боевых условиях на батальон выпадает особо выдающаяся роль. Нужно сказать, что до мировой войны в царской армии Наставление для действий пехоты в бою, изд. 1914 г., а также и у нас в Красной Армии руководство «Боевая служба пехоты», изд. 1924г., недостаточно обращали внимание на батальон в общей цепи подготовки пехоты. Это являлось безусловно слабым местом. Тактическая, маневренная деятельность батальона хоронилась в период сближения. Батальон не решал задачи на наступление. Это являлось уделом роты. Остановлюсь на этом поподробнее.

Наставление для действий пехоты в бою говорит:

«По данным личного наблюдения и разведки, командир батальона составляет план действий и разъясняет его ротным командирам.

Перед развертыванием батальона в боевой порядок, в соответствии с планом действий, батальонный командир объявляет ротным командирам:

а) что известно о противнике и о своих соседних войсках;
б) как предполагается выполнить задачу, данную батальону;
в) распределение рот в боевые участки и в батальонный резерв — частные задачи, возлагаемые на каждую роту, и направление их;
г) места патронных двуколок и перевязочного пункта;
д) место, где будет находиться сам батальонный командир, куда присылать к нему донесения.

Если при батальоне имеются пулеметы, то им дается задача, если надо, они распределяются по ротным боевым участкам» (статья 131).

«Развертывание батальона в боевой порядок должно быть произведено вне влияния артиллерийского огня противника, т. е. на открытой местности — в 5-6 верстах от него, а на закрытой местности — ближе, смотря по характеру ее» (статья 133).

Нормальным, таким образом, является развертывание батальона в боевой порядок в 5 — б верстах от противника, вне влияния артиллерийского огня. В таком удалении от противника командир батальона должен был принять решение о своем наступлении. Он должен был решить, какие роты ему выдвинуть в боевой порядок, решить, какой он должен иметь резерв. Наконец, он должен был указать направления для наступления и соответствующие участки для своих рот; указать задачи пулеметам. Вполне естественно и понятно, что в 5-6 километрах от противника никакой задачи командир батальона решить не может за недостатком конкретных данных о противнике. По Наставлению выходит, что батальон вступает в сферу пулеметного и ружейного огня, т. е. подходя на 2-1 1/2 километра к противнику, в том же порядке, в каком он развернулся в 5-6 километрах от него. Решение, принятое в 5-6 километрах от противника, разумеется, не всегда соответствует той обстановке, в какой батальон вступает в пулеметное и ружейное состязание с противником. В таких условиях батальон не развертывается для боя, а влипает в бой. Вот как можно охарактеризовать завязку боя по Наставлению 1914 г. [294] Эта система влипания в бой подтверждается и 6 нашем руководстве «Боевая служба пехоты 1924 г.».

Там говорится:

«Дальнобойность современной полевой артиллерии и усовершенствованные методы ведения огня позволяют, при помощи корректирования с аэропланов, вести огонь по наступающему с дальних дистанций (с 12-10 км), что заставляет наступающую пехоту развертываться ранее, чем это было прежде» (статья 220).

«Подход к полю боя чаще всего будет совершаться полковыми или батальонными колоннами, которые, при наличии реальной угрозы быть обстрелянными огнем артиллерии противника, развертываются для дальнейшего движения «поротно» (статья 221).

Два пункта дополняют один другой. Так как современная авиация обеспечивает артиллерийскую стрельбу на дальние дистанции, то командир батальона имел полное право, по Боевой службе пехоты, развернуться в 10-12 километрах поротно, и в соответствии с этим он должен был решать боевую задачу. Следует обратить внимание, что речь идет не о расчленении, а о развертывании.

Статья 243 Боевой службы пехоты конкретно перечисляет задачи, которые командир батальона должен ставить при развертывании батальона.

В этой статье мы читаем:

«Для развертывания батальона «поротно» командир его лично отдает распоряжения:

а) ознакамливает ротных командиров и орудийных начальников полковой артиллерии (если приданы) с боевой обстановкой, указывает общую цель действий и дает частные задачи ротам;

б) назначает роты в боевую часть и в резерв и дает им по карте или на местности направление и полосы для движения;

в) дает задачу пулеметной роте, указав цель действий и характер движения;

г) указывает район движения приданных полковых орудий;

д) указывает порядок движения патронных и санитарных двуколок или места их расположения;

е) дает указания на случай обстрела химическими снарядами;

ж) устанавливает связь посыльными и сигнализацией с ротами и полковыми орудиями;

з) доносит о развертывании батальона командиру полка» (статья 243).

Отсюда вытекает, что при развертывании поротно, обычно вне сферы артиллерийского влияния, от командира батальона фактически уже требуется решение его боевой задачи: он должен выделить боевую часть, должен указать задачи артиллерии и другим родам войск. И это — на расстоянии 10-12 километров! Вот это положение и создало ту ненормальность, которую мы постоянно замечали у нас на наших маневрах.

Наконец статья 282 окончательно расшифровывает эту идею.

В ней сказано:

«Вступая в зону дальнего пулеметного огня, [295] командир роты, на основании личной рекогносцировки и данных разведки:

а) принимает решение, составляет план действий и намечает пункт главного удара;

б) руководит движением стрелковых взводов;

в) следит за надлежащим продвижением станковых пулеметов (если таковые приданы), давая им огневые задачи;

г) путем непрерывного наблюдения за полем боя и противником изучает расположение последнего и вносит дополнения и некоторые изменения в задачи, ранее данные взводам;

д) устанавливает порядок питания патронами;

е) организует наблюдение за полем боя и дает указания на случай обстрела противником химическими снарядами;

ж) управление взводами командир, роты ведет посыльными сигнальщиками и ротными телефонными средствами».

Таким образом, командир батальона, вступая в полосу наступления, когда, казалось бы, он и должен был принять боевое решение, на самом деле уже связан тем, что решение принято вдали от противника. Здесь он может дать только дополнительные указания. Решение он принимал вдали от противника — тогда, когда его фактически не было видно и лично разведать его он не мог. Подойдя же к тому рубежу, откуда он может его обследовать, — к сфере завязывания пулеметного и ружейного боя, — командир батальона, как и командир полка, следит только за развитием боя и боевой обстановки. И только командир роты в этой обстановке оценивает наличные данные, принимает решение, намечает главный удар и т. д.

Фактически «Наставлением для действий пехоты в бою» 1914 г. и нашей Боевой службой пехоты батальон исключался из поля организации наступления; он лишался возможности решать боевую задачу. Основное тактическое пехотное решение возлагалось этими двумя наставлениями на командира роты. Конечно, это являлось делом ненормальным в современных боевых условиях. По нашей организации и по организации вообще всех существующих европейских армий мы видим, что командир батальона имеет очень мощные огневые средства. Кроме стрелковых рот, насыщенных самостоятельными пулеметными средствами, он имеет еще пулеметную роту и т. д.

Таким образом, командир батальона, имея в своих руках мощные огневые средства, может и должен решать основную тактическую задачу на наступление. А огневые средства в руках командира батальона должны быть гибкими, должны обеспечивать захват наиболее выгодных позиций и выигрывать в маневре огня по сравнению с противником.

Решение, принимаемое командиром батальона, будет соответствовать действительной обстановке только тогда, когда командир батальона лично уяснит себе эту обстановку и получит достаточные данные о противнике. На этой основе он сумеет наметить тот [296] пункт, куда нужно нанести главный удар, правильно выделить роты в боевой порядок и правильно поставить задачи своим пулеметным средствам. Вот почему наступила необходимость пересмотреть те методы вождения, которые предлагались Боевой службой пехоты.

Боевой устав пехоты уделяет батальону исключительное внимание. В Уставе даны вполне исчерпывающие указания для действий батальона в бою.

Начиная с 1924 г. мы провели целый ряд организационных мер для того, чтобы улучшить строение батальона, чтобы обеспечить ему большую подвижность и маневренность.

Организационные мероприятия являются предпосылками для соответствующей учебной работы и увеличения интенсификации боевого использования батальона.

В 1914 г. русская пехота, руководствуясь упомянутым выше Наставлением, развертывалась поротно и повзводно даже тогда, когда артиллерия еще не начинала обстреливать. Раз предстоял вход в сферу артиллерийского влияния — пехота развертывалась. Нужно сказать, что это имело место в первые бои, покуда пехота на своей шкуре не почувствовала все неудобства такого образа действий. Она открывала себя противнику издали, подвергалась артиллерийскому обстрелу, ее наступление никогда не могло явиться внезапным.

Новый Устав пехоты исходит из других положений. Мы считаем, что командир батальона, идя во главе своей колонны, должен лично разведать расположение противника, оценить обстановку, наметить пункт для главного удара, наметить маневр, который должны выполнить стрелковые роты для осуществления намеченной задачи, поставить задачу пулеметной роте и соответствующим образом использовать артиллерию. Только при этих условиях решение командира батальона будет целесообразным; только в таких условиях роты войдут в бой не случайно, а по определенному, целесообразно выработанному командиром батальона плану.

Высказываются иногда сомнения, сумеет ли батальон, подойдя по скрытому подступу на расстояние одного километра от противника, — а может быть, и ближе, — развернуться из этого подступа, причем, как это ни странно, скрытый подступ часто рассматривают непременно в виде прямого коридора.

Если бы это был действительно прямой коридор, из него развертываться было бы, конечно, не так удобно. Но не нужно забывать, что если бы это был прямой коридор, то он не мог бы быть скрытым подступом, потому что он был бы наблюдаем противником. Скрытый подступ избирается в косом, зигзагообразном или змееобразном направлении по отношению к противнику. Следовательно, расчленение и развертывание батальона в боевой порядок будет происходить не из какой-нибудь перпендикулярной по отношению фронта противника линии, а из некоей кривой, находящейся [297] в косом направлении. В таких условиях особых затруднений для развертывания не встретится.

Наконец, командир батальона имеет в своем распоряжении мощное станковопулеметное оружие, которое, в соответствии с принятым планом развертывания, он может скрыто выдвинуть на огневые позиции, внезапно открыть станковопулеметный огонь и тем самым облегчить развертывание. Кроме того, не нужно забывать, что если продвижение осуществляется в достаточной мере скрытно, то никогда противник не сумеет так быстро поразить открывающиеся цели. В самом деле, не так-то просто определить расстояние, не так-то просто сразу перейти на поражение того или иного пехотного подразделения, маневрирующего не только ускоренным шагом, но и бегом.

В общем и целом, это я знаю и по личному опыту, стрелковый батальон всегда имеет достаточно и огневых средств и средств скрытности подхода для того, чтобы развернуться беспрепятственно. А это дает чрезвычайно большие преимущества. Какие, именно? Противник не знает о подходе пехоты, противник не знает, где намечается главный удар, потому что он не знает, как группируется в движении пехота.

Встает еще вопрос: не будет ли противник заранее пристреливать подступы и не будет ли он их постоянно держать под огнем? Первое вполне возможно, но чтобы он вел постоянный огонь — это, конечно, невозможно. Обстрел может быть произведен наудачу; это — вещь не исключенная, точно так же как не исключено, что, скажем, стрелковая рота, наступающая повзводно, может попасть под артиллерийский обстрел и какая-нибудь шрапнель может вывести из строя целый стрелковый взвод. Такие случаи на войне рассматриваются как вполне «законные». Во всяком случае, артиллерия нанесет большее поражение по открыто движущимся целям, чем по скрыто двигающейся пехоте.

Вот в этих положениях и заключается основное решение вопроса.

Новый Боевой устав пехоты говорит по этому поводу следующее:

«В целях обеспечения наиболее выгодных условий для маневра, быстроты движения и сохранения более продолжительного личного влияния командира, надлежит двигаться общим строем (колонна по одному, змейка) и расчленять пехотную часть только в соответствии с принятым планом наступления. Сближение в преждевременно расчлененном порядке может повлечь за собою несоответствующий плану наступления боевой порядок» (статья 26).

«Как общее правило, сближение с противником производится скрытыми подступами.

Когда скрытый подступ прерывается открытыми местами, таковые проходят разреженными строями или расчлененным порядком.

Открытая местность, лишенная скрытых подступов, и огонь [298] противника могут принудить пехоту расчлениться и вдали от противника (батальон — поротно, роту — повзводно, взвод — по отделениям).

Для сближения выгодно использовать ночное время, туман, непогоду и т. д.» (статья 27).

«При наличии хорошо скрытых подступов особенно выгодно подойти к противнику на дистанцию огня ручных пулеметов (800-900 м) и затем внезапно развернуться для наступления. Скрытность сближения является основным залогом внезапности и успешности наступления» (статья 28).

Новый Устав не отрицает возможности движения поротно, повзводно — расчлененным порядком, но он говорит о том, что это является исключением и применяется в тех случаях, когда местность открытая, не допускающая скрытного движения.

Установка, даваемая новым Боевым уставом, резко отличается от установок Наставления 1914 г. и Боевой службы пехоты.

Признавая нормальным движение батальона общим строем по скрытому подступу, мы считаем, что развертывание батальона должно происходить тогда, когда командир его решит задачу на основе личной разведки противника, разведки его сил и средств, оценки различных элементов его укрепления, его боевого порядка, наметит главный удар и в соответствии с этим распределит силы и средства.

Попутно несколько слов о том, как понимать общий строй. Общий строй может быть разреженный и сомкнутый. Преимущество — за разреженным строем. Основное заключается в том, что командир, в особенности командир батальона, не теряя влияния, непосредственно управляет частью до момента развертывания ее в боевой порядок.

Маневренность, решительность, смелость и быстрота ставятся здесь на первое место, конечно, с учетом необходимых мер скрытности и маскировки, которые во всех случаях являются обязательными и категорически требуются нашим Уставом.

Немцы тоже стараются подойти к противнику как можно ближе, не развертывая своих батальонов. Но они чрезвычайно грешат в отношении вопросов скрытности и маскировки. Поэтому немцы и в будущей войне будут нести крупные потери, как они их несли и в 1914 г. Это является их минусом, и в этом отношении Красная Армия никоим образом не должна копировать немецких навыков. Наша установка дает возможность скрытно подойти к противнику, внезапно развернуться в наиболее выгодном для наступления боевом порядке и тем самым обеспечить безостановочность и успех наступления. Это — чрезвычайно важное дело.

Опыт наших маневров за последние годы говорит о том, что наши батальоны, обученные по-старому, являлись чрезвычайно слабым местом. Это вполне понятно, и в этом нет ничего странного. Наша система, существовавшая до последнего времени и перешедшая к нам по наследству от старой армии, или, вернее, от [299] Наставления старой армии, — эта система заставляла командира батальона принимать тактические решения шаблонно и безотносительно к обстановке — к тому, как расположен противник. В результате — преждевременное развертывание поротно, повзводно, медленное движение вслепую, черепашьим шагом. Боевой устав пехоты исходит из других положений, дающих возможность самым резким образом изжить эти крупные недостатки.

Перейду к вопросу о построении боевого порядка. Построение боевого порядка должно соответствовать той основной тактической задаче, той основной тактической цели, которую ставит себе командир батальона, роты или взвода. Каким образом эту задачу нужно решить? Боевой порядок до сих пор состоял из боевой части и резерва. Уже опыт русско-японской войны указывал, что резервы, в большинстве случаев, в бою постоянно запаздывают. Это объясняется тем, что под огнем пулеметов и винтовок резерву приходится двигаться, подтягиваться к боевой линии с той же медленностью и применением тех же строев, что и боевой части. В результате резервы, как правило, всегда отставали.

Академия генерального штаба, до империалистической войны, в своих тактических трудах предложила следующий способ изжития этих недостатков.

Она объясняла, что затяжка подхода резервов объясняется не только условиями современного боя, но и тем, что командир очень долго колеблется, очень долго принимает «окончательное» решение, вследствие чего резерв отстает от наступающей его части. Поэтому предлагалось иметь два резерва в каждой боевой части: резерв маневренный и резерв старшего начальника. Резерв маневренный должен был довершать главный удар на решающем направлении, а резерв старшего начальника назначался небольшой численности для парирования случайностей.

Это предложение академии, которое не лишено большой доли практической полезности, не проникло в царскую армию и совершенно там не применялось. У нас в Красной Армии этот вопрос до сих пор точно так же оставался нерешенным. Вот почему мы постоянно сталкиваемся с тем фактом, что резерв опаздывает к нанесению главного удара.

Основным недостатком является здесь то обстоятельство, что резерв не имеет заранее совершенно определенного назначения. Поэтому начальник резерва заранее не знает предстоящей ему задачи, а когда эта задача наконец определится, то указания для выполнения ее не всегда своевременно можно получить.

Очевидно, нужно положить с самого начала в решение задачи какую-то основную идею маневра. Конечно, в ходе боя идея эта может видоизмениться, и на основе этого видоизменения командир резервной части должен сам, по личной инициативе, уметь внести необходимые изменения в первоначальную задачу. Но это он может сделать только в том случае, если ему поставлено определенное тактическое задание. [300]

Вот что говорят о резерве соответствующие статьи Наставления для действий пехоты в бою.

«Батальонный резерв наступает за одним из боевых участков или уступом относительно ротных боевых участков» (статья 137).

«По мере выяснения обстановки и сообразуясь с целью действий, командир батальона окончательно намечает направление главного удара батальона и перемещает батальонный резерв, если он еще сохранился, на это направление» (статья 141).

Сущность этих статей сводится к тому, что, во-первых, резерв не получает определенного предназначения, во-вторых, что выделение резерва происходит по шаблону, без учета действительной обстановки. Но что самое важное — это «растаскивание» резерва еще до того, как командир батальона примет решение о нанесении главного удара. Когда фактически определится направление главного удара, когда он будет больше всего нужен, его, согласно Наставлению, может и не оказаться. Он может быть уже израсходованным.

Наше руководство «Боевая служба пехоты» говорит об этом следующее:

«Командир полка в период наступления обязан:

а) следить за развитием боя и боевой обстановки;

б) окончательно нацелить полковой резерв и дать ему задачу;

в) наблюдать за действием полковой артиллерии, указывая ей, на каких участках необходимо сосредоточить огонь;

г) если потребуется обстановкой, усилить батальонные участки станковыми пулеметами из резерва;

д) в случае охвата противником одного из флангов полка, принять меры к противодействию высылкой на фланг охватывающей части противника части или всего полкового резерва или резервов батальонов» (статья 279).

В период наступления командир батальона, согласно Боевой службе, руководствуется теми же соображениями, что и командир полка, т. е. следит за развитием боевой обстановки. Приведенная статья полностью совпадает с тем, что у нас было в 1914 г., т. е. сначала развернись, выдели резерв, двинь его за тем или другим участком батальона, а потом дай задачу в соответствии с выяснившейся обстановкой.

Но условия современного боя таковы, что передвинуть соответствующую часть с одного направления на другое, с одного фланга на другой является делом почти совершенно невозможным.

Какое разрешение этого вопроса дает новый Боевой устав пехоты? Он решает этот вопрос следующим образом. По Уставу, боевой порядок составляется из ударной и сковывающей группы. Ударная группа, при наступлении боевого порядка, должна составлять не менее двух третей общих сил. Сковывающая группа должна равняться примерно одной трети этих сил. Наконец, смотря по обстановке, командир части может выделить в свое распоряжение и резерв не свыше одной девятой всех сил, т. е. командир [301] батальона, скажем, может выделить в свое распоряжение не свыше одного взвода. Предназначение резерва — парирование непредвиденных случайностей. Кроме того, в боевом порядке имеются огневые группы, составляемые из пулеметов и артиллерии, имеющихся в распоряжении соответствующего пехотного командира.

Каковы же задачи отдельных подразделений боевого порядка? Ударная группа составляется из тех частей, которые должны нанести главный удар по решающему пункту противника. Она разворачивается на направлении главного удара.

Сковывающая группа должна своим наступлением, своим огнем сковать противника на второстепенном участке, чтобы он не мог сосредоточить огня на важнейшем направлении и чтобы он не мог производить необходимых ему перегруппировок. Такое сковывание может произойти тогда, когда сковывающая группа не будет стоять на месте, а будет наступать, ибо сковывание можно произвести, как правило, движением с огневыми действиями. Но нужно сказать, что всякое хорошее правило имеет и некоторые теневые стороны. Не исключена, конечно, возможность, что наиболее слабые, наименее решительные командиры, стоящие во главе сковывающей группы, могут решить: мое дело маленькое, я должен сковать противника; я огонь открыл, противника сковал, и двигаться далее мне не требуется.

Тут, конечно, необходима последовательная и систематическая работа в развитие указаний Боевого устава. Нужно внедрить правильное понимание термина. Надо преодолеть те плохие стороны, которые могут явиться следствием плохо понятой терминологии. Сковывание противника в наступающей части может быть произведено только сочетанием огня и движения. Это — основное правило.

Новое положение дает нам возможность и более правильно решать ударные задачи. Мы часто распределяем свои части равномерно на всем участке атаки и забываем отличать наиболее важное от второстепенного.

Новый Боевой устав воспитывает в пехотном командире умение расчленять задачи в зависимости от местности, расположения противника, системы его огня.

Нужно наметить себе какое-либо основное, главное звено во всей цепи и на этом основном звене сосредоточить свой главный удар. Каждый командир должен уметь наметить себе направление главного удара и, в соответствии с этим направлением, построить свою ударную группу. Это положение дает совершенно определенную тактическую установку, которая очень способствует воспитанию активности, решительности и необходимости координирования пехотных и огневых действий.

Каким же образом строится боевой порядок? Как правило, части, входящие в состав той или иной группы боевого порядка, не объединяются каким-либо особым начальником. Разделение боевого порядка на группы является лишь выражением определенной [302] тактической идеи в решении задачи командиром. Подразделения же, входящие в состав той или иной группы, подчиняются непосредственно своему командиру.

Предположим, что командир батальона в ударную группу намечает две роты, в сковывающую группу — одну роту. Это не значит, что ударная группа будет подчинена какому-то другому лицу. Каждая рота будет подчиняться командиру батальона. Главнейшей задачей командира батальона будет организация наступления рот, входящих в ударную группу.

Наконец вопрос о резерве. Уставом резерв предусматривается небольшой, но зато с определенным предназначением — для парирования непредвиденных случайностей. Новый боевой порядок и эшелонное построение исключают необходимость выделять большой резерв. Зачастую он и вовсе не нужен.

Я привожу первую часть статьи 42 Устава, где мысль о построении ударной группы изложена ясно и четко:

«При наступлении — особенно на направлении главного удара — части строят боевой порядок поэшелонно, в два-три эшелона (мелкие части обычно — в два эшелона).

Первый эшелон двигается прямо перед собой и прокладывает себе дорогу огнем, гранатой и штыком, опрокидывая противника. Второй и, если есть, третий, двигаясь самостоятельно за первым эшелоном, поддерживают и развивают атаку первого эшелона, стремясь охватом (обходом) уничтожить атакованного противника.

Каждая часть, входящая в состав эшелона, получает точно определенную (по местности) задачу, с таким расчетом, чтобы по крайней мере последний эшелон захватил район артиллерийских позиций противника» (статья 42).

Таким образом, второй, а при наличии — и третий эшелоны, по сути дела, выполняют роль прежнего резерва. Разговоры о том, что командир, не имея в своих руках сильного резерва, не может влиять на развитие боя, — все эти разговоры совершенно неосновательны. Ведь прежние резервы обычно запаздывали и в большинстве случаев положения не спасали.

Затем не надо забывать, что по новому Уставу развертывание в боевой порядок происходит после того, как командир батальона примет определенное тактическое решение и выберет направление главного удара. А после того как части развернутся в боевой порядок, какие бы то ни было перегруппировки, а в том числе и резерва, будут почти невозможны, так как все это «обычно» будет происходить уже в сфере действительного пулеметного огня.

Боевой устав пехоты требует группировать на главнейшем направлении превосходные силы, с эшелонированием их в глубину» Вместе с тем Устав предусматривает, что никакой эшелон не имеет права ждать особых указаний. Тактическую задачу он получает [303] при развертывании батальона в боевой порядок, и, в развитие этой задачи, он следует за первым эшелоном. Он намечает, как он сможет охватить атакуемые части противника. Он обязан совершенно самостоятельно, не дожидаясь никаких дополнительных указаний, решать свою боевую задачу.

При таких условиях о запаздывании резервов, по-видимому, не придется уже больше говорить, если мы только правильно, в полном соответствии с духом Боевого устава будем успешно воспитывать нашу пехоту.

Таким образом, скрытное сближение, выбор направления главного удара, сосредоточение сил на направлении главного удара и, в соответствии с этим, построение боевого порядка — проявление инициативы частями боевого порядка — все это составляет чрезвычайно существенные основы, которые заложены в новый Боевой устав пехоты.

Далее, перечислю некоторые другие положения.

Боевой устав пехоты, в отличие от Боевой службы пехоты, предусматривает особую главу о встречном бое. Пехота во встречном бою должна действовать более решительно, более маневренно, более быстро, чем это необходимо при наступлении на обороняющегося противника. Во встречном бою огневые средства должны быстро развернуться и своим огневым превосходством обеспечить выгодное развертывание и быстрое наступление пехоты.

Оборона, в общем и целом, не расходится с положениями, изложенными и в Боевой службе пехоты и во Временном полевом уставе, изд. 1925 г.

Оборона строится таким образом, что основной бой ведется за передний край оборонительной полосы. Сковывающей группой называется та часть, которая выставлена к переднему краю оборонительной полосы и ведет главным образом огневой бой. Вместо прежнего резерва, теперь выделяется ударная группа с задачами производства контрударов. Здесь менее всего пострадало прежнее понимание боевого порядка.

Необходимо только указать на одно положение, которое не совпадает с указаниями Боевой службы пехоты. В последней указывается, что при обороне в стрелковом взводе стрелковые отделения составляют передовую линию, а пулеметные — вторую.

В статье 486 Боевой службы пехоты сказано:

«Звенья располагаются в глубину в шахматном или уступном порядке, причем стрелковые звенья — в первой линии точек, ручные пулеметы — во второй».

Эти указания совершенно неосновательны, потому что стрелковое отделение представляет собой сравнительно большую цепь и вместе с тем оно не обладает достаточно мощной огневой силой. Пулеметные отделения являются гораздо меньшей целью для противника и имеют большую огневую силу. С другой стороны, пулеметное отделение мало приспособлено выбить штыковым ударом противника, ворвавшегося в район обороны. Зато стрелковое отделение [304] именно к этому и приспособлено. Боевой устав пехоты так формулирует задачу пулеметных и стрелковых отделений (статьи 641 и 644):

«Стрелковые отделения располагаются внутри взводного района в укрытых местах, преимущественно на обратных скатах, откуда наиболее удобен переход в контратаку.

В зависимости от имеющихся укрытий и расстановки огневых средств, стрелковые отделения располагаются или все вместе, или каждое отделение порознь.

При совместном расположении стрелковые отделения объединяются обычно под командой помощника командира взвода. Контратака может производиться по приказанию командира взвода, а также и по инициативе командира, объединяющего действия стрелковых отделений, а при разрозненном расположении стрелковых отделений — по почину командиров последних».

«Командир взвода лично избирает огневые точки для ручного и станкового пулеметов. Ручной пулемет обычно находится на переднем крае оборонительной полосы. Станковый пулемет, в зависимости от местности и важности подступов к району обороны, располагается уступом за ручным пулеметом».

Основательно изложены методы выхода из боя. Выход из боя является совершенно нормальным видом боя. Надо сказать, что обычно пехота слабо выполняет эти задачи. Когда нужно выйти из боя, она просто встает и валом валит назад. Разумеется, это является верным признаком полного поражения или, во всяком случае, больших потерь. Устав дает указания, как сочетать действия во время выхода из боя, какими перекатами организованно переходить в новые районы стрелковым и пулеметным частям, как избрать новую оборонительную полосу где-нибудь в тылу и т. д.

Выход из боя рассматривается в различных условиях: днем, ночью, когда противник ворвется в оборонительную полосу и когда он не успел ворваться.

Имеются кое-какие новые указания по разведке, особенно для встречного боя, и это вполне понятно, так как Боевая служба пехоты совсем не предусматривала встречного боя. Новый Устав в отношении организации разведки исходит из принципа строгой экономии сил.

В статье 289 указывается:

«Экономия сил и средств требует самого внимательного отношения к организации разведки: для одной и той же задачи не высылать двух, разведывательных, органов: вела впереди уже имеются части, могущие выполнять требуемые разведывательные задачи, дополнительно разведку не высылать.

Исходя из сказанного, при наличии впереди охраняющих частей разведка боем выполняется этими частями и особых разведывательных органов с этой целью высылать нет надобности.

Поэтому если ранее были высланы вперед разведывательные органы, то при выходе на их линию охраняющих частей эти последние принимают на себя преемственно дальнейшую разведку. [305]

Каждый разведывательный орган работает, как правило, не более 1 суток».

Эта статья вносит полную ясность и упорядочивает организацию разведки.

В отношении охранения нужно указать, что в Боевом уставе пехоты восстановлены наши старые термины. Во Временном уставе комиссия, незначительным большинством голосов, ввела новые термины подвижного и неподвижного охранения, отказавшись от авангарда, арьергарда и всех других названий. В практике дальнейшей работы, особенно в связи с переобучением командного состава запаса, мы столкнулись с тем, что это вносит чрезвычайно большую путаницу. В связи с этим пришлось восстановить старые термины, т. е. «головной отряд», «авангард» и т. п.

Несколько слов о том, как бороться с воздушным противником.

«Пехота, — говорится в статье 176 Устава, — не рассчитывая на помощь артиллерии, может и должна своими собственными силами и средствами бороться с самолетами, летающими ниже 1000 м».

Кроме активной борьбы тщательно разбирается и пассивная: маскировка и проч. Боевой устав пехоты дает также исчерпывающие указания по взаимодействию с различными родами войск: как им ставить задачи, как их использовать, как с ними держать связь и т. д. Но вместе с тем Устав проводит основную линию, что в современном бою успех пехоты зависит прежде всего от нее самой.

Боевой устав пехоты отнюдь не считает, что все выдвинутые им положения и схемы верны на все случаи и периоды боя. В соответствии с различными этапами боя, Устав предусматривает гибкость видоизменения. В приказе председателя РВС СССР, который предпослан Уставу, имеется по этому поводу следующее категорическое заявление:

«IV. Требую от командиров всех степеней разумного пользования Уставом, памятуя, что Устав не может являться шаблоном на все случаи. Боевые примеры и схемы, приложенные к Уставу как образцы, ни в коей мере не должны стать трафаретом».

Основной чертой нового Боевого устава пехоты является то, что он требует от пехоты решительных и смелых действий, не позволяет пехоте падать духом от современных трудностей и вместе с тем ставит такие задачи, которые для пехоты являются выполнимыми. Устав ведет решительную борьбу с медлительностью и расхлябанностью.

В этом духе Устав выдержан от начала до конца.

Боевой устав пехоты должен развить смелость и решительность, активность, гибкость и величайшую маневренность пехоты, что так необходимо в современном бою.

Задачи общевойсковой подготовки{78}

(К новому учебному году)

Мы закончили 1926/27 учебный год. Осенние маневры позволили нам подвести окончательные итоги нашей годовой работы. В программу прошлого учебного года мы не вкладывали большого количества задач. Наоборот, число их было крайне ограничено, чтобы путем сосредоточения на них общих решительных усилий можно было бы наиболее уверенно достигнуть поставленных целей. Эти задачи предполагали прежде всего основательное усвоение армией того тактического ремесла, без которого невозможно никакое тактическое искусство. Прежде всего, дело касалось искусства построения боевого порядка и взаимодействия различных составляющих его родов войск. Быстрота развертывания колонн, непрерывное питание боевого порядка, наступательный удар стрелковыми эшелонами из глубины, взаимодействие пехоты и артиллерии — вот основные задачи, которые ставили мы перед собой в области общевойскового обучения армии. К этим основным, узловым пунктам программы, конечно, присоединилось еще большое число различного рода задач, как-то: взаимодействие стрелковых войск с конницей, пехоты и конницы с авиацией, морским флотом и т. д. Но из всех этих задач главнейший учебный удар мы наносили по вышеперечисленным немногим задачам. Со времени окончания гражданской войны, а вернее сказать — и во время гражданской войны, тактическая сноровка в этих вопросах была нашим слабым местом. Столь же слабой она была и в старой царской армии. Таким образом, нам пришлось преодолеть тяжелую задачу, которая, прежде всего, требует длительной и методической тренировки войск. Несмотря на это, результаты маневров текущего года показали нам громадные достижения Красной Армии в этих вопросах. Напряжение всеобщего внимания, всех сил и средств на этих немногочисленных задачах позволило нам одержать крупнейшие учебные победы в труднейших вопросах тактического воспитания и обучения: быстрота развертывания колонн, искусство построения и питания боевого порядка из глубины в процессе наступательного боя [307] и постоянное взаимодействие пехоты и артиллерии на всем его протяжении — вот что характеризует состояние нашей подготовки к осени этого года. В нескольких словах наши достижения можно охарактеризовать, как овладение, в основном, тактическим ремеслом общевойскового боя. Это достижение чрезвычайно важно в том смысле, что оно обеспечивает, во-первых, грамотное ведение боя и, во-вторых, проявление высокого тактического искусства и высокой самодеятельности войсковых частей.

Но, определяя таким образом наши учебные достижения, мы абсолютно не должны увлекаться нашими успехами. Ни на одну минуту не можем мы остановиться на достигнутых результатах. Мы ставим перед собою задачи достижения гораздо более высокого уровня тактической подготовки войск. Уровень западноевропейской подготовки мы не считаем пределом наших возможных успехов. Нам необходима трезвая и спокойная оценка наших достижений для того, чтобы наметить новый учебный план наступающего учебного года.

Оценивая результаты истекшего учебного года, необходимо принять в расчет и целый ряд условий организационного порядка. Боевой устав пехоты поступил в войска лишь в начале лагерных сборов. Боевой устав артиллерии появился незадолго до маневров. Только предварительные циркуляры и указания позволили войскам в кратких чертах немного ранее ознакомиться с этими уставами. Вследствие этого на общих войсковых сборах, когда возможно было проработать детально общевойсковую тактику, и в частности вопросы взаимодействия согласно новым уставам, практически полностью не удалось этого осуществить, и на маневры войска вышли лишь с большим или меньшим знакомством с уставами, но не с основательным их изучением. Все же, несмотря на эти недочеты, Красная Армия сумела в основном выполнить тот учебный план, который перед нею был поставлен. Это доказывает нам громадную тактическую жизнеспособность армии, настойчивость и восприимчивость ее начальствующего состава и красноармейцев. Оценка наших достижений без увлечения и преувеличения говорит, что армия усвоила наиболее сложные моменты общевойскового боя, усвоила их во всем разнообразии динамического развития боя. Для того чтобы с полным эффектом использовать эти достижения, нам необходимо поставить перед собой достижение таких задач, которые давали бы армии возможность использовать все преимущества своих знаний и навыков. Грамотная армия может быть, а может и не быть боеспособной. Не говоря уже о политико-моральном ее уровне, в чисто тактическом отношении грамотная армия только тогда может делать большие дела, когда она во всех своих действиях развивает предельную активность, когда она способна проявлять высшую ступень в тактическом искусстве и когда, наконец, во всей своей деятельности она подчиняется безотказному управлению при любых темпах развития боевого процесса. Гражданская война оставила нам в наследство [308] молодого и энергичного командира. Она оставила нам простое, без прикрас и выкрутасов, тактическое творчество, и лишь в области управления она нам оставила весьма невысокое качество. Однако современный уровень подготовки армии требует от нашего командного состава резкого повышения качества подготовки по всем трем перечисленным условиям и выдвигает в качестве основных следующие три важнейшие задачи: повышение активности командно-политического состава, поднятие на высшую ступень тактического искусства и овладение искусством управления.

Конечно, практическая работа армии не может ограничиваться только этими тремя задачами. На практике мы будем изучать большее число задач: тактика дымовых завес, тактика танков, химия, авиация, работа войскового тыла, дальнейшее усовершенствование взаимодействия пехоты, конницы и артиллерии, окончательное усвоение Боевого устава пехоты и артиллерии 1927 г. и Наставления по службе постов воздушной связи и наблюдения, дальнейшее развитие и усвоение методики общевойскового обучения, совместная работа с морским флотом и проч. и проч. — все это должно составить программу общевойскового обучения армии. Но из всего большого числа задач — на этих трех основных мы должны заострить общественное внимание армии и на них сосредоточить основной нажим методики общевойскового обучения. В дальнейшем попробуем кратко остановиться на этих важнейших наших задачах.

Вполне естественно задать себе вопрос — выполнимо ли развитие активности путем тактического воспитания? Социальный состав армии, ее политико-моральный уровень и проч. могут создать такие условия, когда никакая активность в армии не может быть привита. Австрийская и царская армии в империалистической войне являются тому наглядными примерами. Но когда социальный состав армии делает ее готовой защищать интересы своего государства, а это в первую очередь касается революционных армий с их молодым командным составом, то для развития активности имеются все предпосылки, все достаточные основания. При этом правильная тактическая установка и верная методическая линия могут обеспечить исключительное развитие активности. В частности, для Красной Армии развитие активности непосредственно связано с выяснением всего значения тактической самодеятельности, всех тактических преимуществ, проистекающих из смелых решений, всех преимуществ быстроты реагирования на поставленную задачу, быстроты темпа действия и, наконец, упорства в достижении поставленных целей. Эти качества во всей их совокупности и составляют столь необходимую для армии активность.

Развитие самодеятельности прежде всего должно вытекать из понимания ее тактической целесообразности. Наши уставы построены на непременном ее требовании. Обучение войсковых [309] частей и их командиров самодеятельности, или, иначе — инициативе и частному почину, должно производиться на ряде тактических тем, которые проходятся: с обучаемыми прежде всего на ящике с песком, на плане или карте и на местности. Разумеется, для проявления самодеятельности имеется совершенно неограниченное поле деятельности. Трудно предвидеть и перечислить все те формы, в которых вообще самодеятельность может фактически проявить себя. Составляя учебную программу по развитию этого боевого качества, не требуется пройти с обучаемым все эти разнообразные формы ее проявления. Совершенно достаточно наметить ряд наиболее характерных типических положений, в которых командир должен проявлять свою самодеятельность. Эти задачи, как и обычно, выгоднее всего начинать с более простых и постепенно переходить к более сложным и трудным. Каждый тактический тезис по самодеятельности может быть разобран и показан обучаемому при односторонних занятиях большим числом вводных данных и создаваемых ими новых положений.

Обучающий, например, дает обстановку и задачу для наступления. Командир части получает общую задачу, а также промежуточный рубеж, на который он должен выйти в течение кратчайшего срока. Обучаемый организует огонь и движение и выходит на намеченный его начальником рубеж. Обучающий дает вводные данные о том, что соседние части отстали, вместе с тем огонь противника не слишком мешает продвижению обучаемого, — от начальника новых указаний нет. В данном случае обучаемый уже имеет конечную цель своего наступления. Поэтому рубеж, который ему назначен для скорейшего достижения, не должен его гипнотизировать как какая-то притягательная сила. Обучаемый, учитывая обстановку и прежде всего возможность дальнейшего движения, сам должен наметить себе дальнейший рубеж для продвижения и продолжать наступление, донося об этом своему начальнику и поставив в известность соседей, приняв также меры к их подталкиванию. Это положение, несмотря на свою простоту и несмотря на то, что предусматривается уставами, далеко не всегда находит себе практическое применение. Промежуточный рубеж очень часто затмевает последнюю, конечную цель и тем самым притупляет активность. На ряде таких задач обучаемый основательно усваивает действительное назначение промежуточного рубежа и в дальнейшем совершенно сознательно будет легко и быстро продвигаться вперед, пользуясь покровительством обстановки и мало считаясь с геометрическими рубежами и ленивыми соседями.

От такой простейшей задачи можно переходить к более сложной. Наиболее сложными и трудными условиями проявления самодеятельности является самостоятельное изменение ранее поставленной конечной цели в связи с изменившейся обстановкой Обучаемый приучается к тому, что боевая обстановка зачастую нарушает управление и очень редко позволяет своевременно посылать [310] запрос и получать вовремя соответствующий ответ, — тогда приходится самостоятельно изменить ранее поставленную задачу. Поэтому он всегда должен быть готов к самостоятельной оценке положения и принятию, на свой риск и страх, под свою личную ответственность нового решения, вытекающего из изменившейся обстановки. В проявлении такого частного почина имеется немало отрицательных сторон: внесение расстройства в общий план действий, потеря координации действий с соседями и т. д.

Указанные данные нужно предъявлять к каждому командиру, когда он должен самостоятельно принять новое решение. Сомнения командира в выборе решения, как нельзя более кстати, подкрепляются опаской поколебать свой престиж переоценкой сложившейся обстановки и неверно принять решение. Между тем все же основной тактический принцип — это действовать сообразно обстановке. Обучающий создает обстановку, изменение которой требует нового решения командира, нарушающего ранее поставленную ему задачу. Конечно, при этом всячески надо избегать возможности приучения командира к легкомысленной переоценке обстановки. Учение должно навести его на ряд мероприятий по дополнительному выяснению обстановки для того, чтобы окончательно убедиться в верности отмеченного им факта. Только после того как командир окончательно придет к убеждению, что обстановка изменилась и что время не допускает никаких дополнительных запросов, — он принимает самостоятельное решение и изменяет поставленную ему задачу. При этом командир не может ограничиться одними своими действиями. Конечно, он немедленно доносит о принятии решения своему начальнику и принимает немедленно все необходимые меры для информации своих соседей, прося у них в случае необходимости поддержки в выполнении его новой задачи.

Я нарочно останавливаюсь на подчеркивании того факта, что чрезвычайно вредно и опасно допустить развитие у командира легкомысленного реагирования на изменения обстановки. Наоборот, упорство и настойчивость в достижении всей поставленной задачи зачастую в состоянии перебороть любые невыгодные обстоятельства в слагающейся в связи с изменением обстановке. Поэтому требуется большой такт и понимание дела от руководителя, чтобы он сумел развить в обучаемом и крайнее упорство и вместе с тем сумел бы научить его отличать упорство от упрямства. Развитие обстановки следует делать таким, чтобы картина резких изменений ее создавалась постепенно и давалась бы в соответствии с принимаемыми на этот счет мерами со стороны обучаемого. Проведение на эту тему нескольких задач основательно может внедрить в сознание обучаемого умение и готовность самостоятельно изучать боевые явления и самостоятельно, на свой страх и риск, принимать необходимые решения. В амплитуде между этими двумя задачами и в духе их, конечно, может и должно быть проработано большое число задач на различные темы, [311] как-то: самостоятельная высылка разведки, проникновение в интервалы между центрами сопротивления в период артиллерийской подготовки, самостоятельный выход из колонны и принятие соответствующего строя или укрытие в скрытом подступе в случае остановки колонны на открытом месте и открытия огня противником и т. п. Весьма важно, конечно, при выработке привычки к тактической самодеятельности разобрать не одно-два положения, а достаточное число задач, характеризующих наиболее частые типичные случаи проявления самодеятельности. Какой-нибудь десяток типичных задач поможет легко и просто проявлять командиру инициативу во всем многообразии обстановки, когда он выработает в себе привычку к принятию самостоятельных решений. Только тактическое понимание этого вопроса может сделать активного и решительного командира действительно самостоятельным и инициативным. Без такой подготовки даже решительный и смелый командир может поддаться рутине псевдоупорядоченного боя.

Точно такими же путями развивается и смелость. Командир должен понимать, что за ним, за его смелым решением, которое он примет на свой страх и риск, стоит вся сила воспитания армии. Он должен знать и понимать, что тень неуважения может пасть на него только в том случае, если он проявил бездеятельность, если он своей нерешительностью не позволил одержать той победы, которой можно было бы достигнуть при более активных действиях. Он должен знать, что за неудачу, постигшую его часть в результате его смелых действий, а неудачи не могут быть исключены на войне, он встретит не упреки и дознание, а общее сочувствие и моральную поддержку. Эту поддержку обучаемый всегда должен встречать в своем руководителе, и, наоборот, должно выработаться общественное мнение порицания и неприязни ко всяким нерешительным действиям и проявлениям слабоволия. Конечно, воспитание это достигается не общими разговорами и нравоучениями; оно осуществляется на изучении различных обстоятельств боя, различных тактических форм, в которых проявление смелости может оказать решающее влияние на достижение боевого успеха. В задаче на встречный бой такая смелость требуется в действиях авангарда. Обстановка не поддается точному выяснению. Общая задача колонны может быть лучше осуществлена, если авангард противника будет сбит. Поэтому смелость атаки против невыясненных сил противника, соединенная с решительным маневром и охватом его фланга, является высшим качеством начальника авангарда. При наличии голых флангов у обороняющегося противника и при возможности прорваться в интервалы между его центрами и пунктами сопротивления иногда смелые действия какого-нибудь стрелкового взвода могут решить участь крупного боя. Не бояться оторваться от своих сил, выйти во фланг и тыл противнику и поразить его в наиболее уязвимые места проглядываемого тыла — вот чем [312] должны руководствоваться смелые действия частей. Смелость при прорыве оборонительной полосы выражается в стремлении смешать, спутать, нарушить оборонительную систему противника. Стремление вперед, не оглядываясь на соседей, а пользуясь возможностью продвижения вперед, создает для смелого командира условия, когда он своими решительными действиями даже незначительными силами может нарушить обороноспособность противника и обеспечить общее продвижение вперед. Использование каждой возможности продвижения, каждого ослабления огня, и притом не боясь отрыва вперед от главных сил, — вот смелость, культивируемая при прорывах. В тяжелых обстоятельствах, когда противник выходит в тыл, а с фронта наседают его превосходные силы, каждая отходящая часть должна носить в себе достаточно риска и смелости по собственной инициативе, не ожидая никаких подбадриваний и целеуказаний, смело броситься на вышедшего в тыл, смять и опрокинуть его, несмотря на невыгодное соотношение сил, ибо только этим путем можно избежать огневого кольца и обеспечить прорыв главных сил.

Смелость — не одно и то же, что храбрость. Храбрым может быть и бестолковый в тактических вопросах человек. Смелым может быть только понимающий тактическую динамику боя. Боец, который понимает, что прорыв вперед основан на действительной возможности, обещает гораздо больше успеха, чем поражения.

Тактическая самодеятельность, смелость и упорство практически приносят успех только при условии, когда войска воспитаны и тренированы на принципе предельной быстроты действий и четкости. Приказ должен отдаваться твердо и властно, без всяких прологов и эпилогов, без всякой философии. Уяснение приказа, его передача, начало выполнения должны производиться без всякого промедления, с полным напряжением темпа. Предварительные распоряжения являются основой основ быстроты действий. Еще до окончательного решения подчиненный должен быть предупрежден о предстоящей задаче и должен изготовиться к немедленному ее выполнению. Необходимо добиться того, чтобы от момента отдачи приказа и до момента фактического выполнения его, т. е. до начала движения строевых частей, прошел минимальный срок. Привычка к быстроте и четкости начинает вырабатываться уже на занятиях по картам и на ящике с песком. Твердость отдаваемых приказов, повторение их и т. д. внедряются в неизменную привычку при занятиях с войсковыми частями. Быстрота сбора части, быстрота начала движения после отдачи приказа и т, д. и т. п. — все это должно быть постоянным предметом обучения и тренировки на всех занятиях командного состава и войсковых частей.

Вот те основы, на которых должна развиваться до своей высшей нормы активность Красной Армии. Не муштра, а тактическая тренировка — от занятий на планах, через военные игры, [313] выходы в поле к общевойсковым учениям и, наконец, к маневрам — должна быть путем ее осуществления.

Достижение высшей ступени тактического искусства подготовляется сложным сочетанием различных методов обучения и большим ассортиментом задач. Учебный курс командира слагается из индивидуальных занятий, групповых задач, военных игр, выходов в поле, полевых поездок, общевойсковых учений и высшее завершение свое находит в маневрах. Для наилучшего усвоения тактического искусства обучающий должен уметь разложить весь этот курс, весь этот учебный план на такие составные элементы, которые помогли бы обучаемому легко и привычно разобраться в отдельных этапах обучения и из которых с тем большей стройностью и законченностью должно будет компоноваться общее тактическое построение.

Начиная с односторонних учений тактика, постепенно совершенствуясь и усложняясь, переходит к двухсторонним учениям. Наибольшее значение в деле подготовки и анализа отдельных тактических форм имеют односторонние учения. Руководитель при этом имеет возможность бесконечно разнообразить вводными данными обстановку и тем самым создавать поучительность отдельных элементов боя. Только тогда, когда эти элементы усвоены достаточно обстоятельно, обучаемый сумеет извлечь полную пользу из двухсторонних учений, где, с одной стороны, он только на основании своих личных усилий сможет собрать достаточно сведений об обстановке, а с другой стороны, будет вполне самостоятелен в своих действиях.

При изучении элементов боевых положений необходимо начать с простейших приемов. Например, можно начать занятия с оценки имеющихся данных об обстановке, на основании которой обучаемый выбирает направление главного удара. Этот выбор должен быть основан как на расположении главных сил противника, так и на возможности в соответствии с местностью наивыгоднейшим образом использовать свои артиллерийские и пехотные средства. После того как основы выбора направления главного удара будут достаточно усвоены обучаемым, можно перейти к изучению следующего этапа, а именно: определению ширины фронта главного удара в соответствии с имеющимися силами и средствами. Ширина фронта удара, в основном, при данной силе боевого порядка противника, определяется наличием артиллерии и танков. Уставы дают все необходимые данные для соответствующих расчетов. При избрании ширины полосы главного удара необходимо умело сочетать довольно противоречивые условия, а именно: наступление пехоты тем легче, чем свободнее ее маневр, т. е. чем шире полоса; с другой стороны, движение пехоты будет обеспечено только тогда, когда оно поддержано определенной мощности артиллерийским огнем, а это на практике требует узких полос наступления. Далее последует изучение соответствующего построения боевого порядка: распределение сил и средств на ударную и [314] сковывающую группы, распределение артиллерии, постановка задач различным эшелонам в ударной группе, заранее предусматривающая развитие боя из глубины боевого порядка и ввод всех сил и средств к решительному моменту боя. Далее должны быть проработаны условия развития успеха и преследования. Развитие прорыва на 12-18 километров в глубину на плечах отступающих должно быть явлением обычным и должно быть изучено организационно вполне исчерпывающе.

Наступление на остановившегося противника с отходом его открытых или слабо прикрытых флангов точно так же должно быть проработано по элементам. Должны быть изучены условия:

а) сковывания на широком фронте;

б) удара по отходящему флангу с фронта, с тем чтобы обеспечить его полный разгром обходом;

в) обход и удар во фланг главным силам противника;

г) организация мероприятий для отрезания противнику путей его отхода;

д) меры обеспечения обходящей группы от контрудара из глубины противника.

В соответствии с этим должно быть проработано построение боевого порядка, распределение задач по эшелонам в ударной группе, распределение и организация управления артиллерией и т. д.

Помимо этой части, предусматривающей статику намечаемого плана, должна быть проработана и динамика наступления с обходом фланга противника. В процессе обхода должны быть основательно изучены возможные действия эшелонов, наиболее выгодные условия нанесения главного удара во фланг главным силам противника и лучшие условия взаимодействия наступающей с фронта и обходящей с фланга части. Согласованные усилия фронтального и флангового ударов приводят к окончательному поражению главных сил противника, при соответствующем воздействии на пути его отхода и сочетании группировки своих сил с ускорением их действий.

В начале проработки наступления должно быть обращено особое внимание на следующие элементы: значение открытой и пересеченной местности днем и ночью (ночь нивелирует качества местности, днем — наступление по интервалам между расчленениями противника), план ночного вклинения в оборонительное расположение противника, изготовление артиллерии для поддержки наступления пехоты с рассветом из ее вклиненного положения, расстройство оборонительной системы противника путем ночного вклинения в его оборонительную полосу, дымовые завесы на рассвете для затруднения противнику ориентировки в результатах ночного боя, борьба с прожекторами противника дымовыми завесами и проч.

По тем же принципам, с расчленением изучаемого предмета на отдельные элементы, как это рекомендуют наши уставы, [315] должны быть проработаны: встречный бой, оборонительный бой и выход из боя.

По отдельным элементам должен быть разработан специальный вопрос форсирования рек: разведка грунтов и течения, подступы, исходящие излучины реки в линии обороны противника, районы возможной переправы, наблюдаемые лишь с ближайшего берега, но не из глубины расположения противника, скрытые подступы к переправе, выбор места перехода переправы, ширина фронта переправы, артиллерийские и переправочные средства, изучение ветра, план «улучшения местности» путем дымовых завес, план артиллерийского подавления, глубина проникновения одним броском, переправа главных сил, план демонстрации на основе определения расчленений противника с целью задержать прибытие резерва противника к главной переправе на время, обеспечивающее ее успех, закрепление за собою реки: большое число мостов на широком фронте и т. п.

Во всех этих занятиях необходимо тренировать на искусстве изменения направлений движения и атаки, что наиболее трудно дается в соприкосновении с боевым порядком противника.

Распределение различных тактических эпизодов между различными видами обучения, т. е. индивидуальными задачами, военными играми, выходами в поле, общевойсковыми учениями и проч., производится руководителем с таким расчетом, чтобы к каждому более сложному и самостоятельному виду обучения обучаемый был бы подготовлен по всем элементам, встречающимся в этих упражнениях: от изучения отдельных элементов — переходить к обобщению их, нанизыванию их один на другой, т. е. к более сложным динамическим условиям боя. Эти обобщенные занятия, в свою очередь, последовательно переходят от более простых видов обучения, например военных игр, к более сложным — двухсторонним, общевойсковым и, наконец, к маневрам. Изучение боевых элементов расширит тактический кругозор командира и позволит ему более легко оценивать изменения обстановки и реагировать на нее соответствующими формами маневра, сосредоточением сил и средств в целях достижения поставленной задачи и нанесения противнику наибольшего урона.

Третья важнейшая задача, которая встает перед нами со весь рост на предстоящий учебный год, — это боевое управление. В боевом управлении мы различаем две стороны: во-первых, управление как приведение войск в мобильное состояние, т. е. осуществление на практике, в динамике тех предположений, которые в связи с боевой обстановкой родились на карте. Задачей управления является достижение того, чтобы все передвижения войск вполне соответствовали намеченному плану и производились бы в кратчайший срок. Это управление не может прерваться в течение всего процесса боя. С другой стороны, управление мы понимаем как организацию работы командования и его штаба как органа боевого управления. [316]

Вторая часть задачи, т. е. организация полевой службы штабов, — чрезвычайно сложная и трудная, но тем не менее она все же, пожалуй, легче первой. Организация разведки, постановка задач в соответствии с теми данными, которые требуются для принятия решения, систематизация этих данных, характеристика расчленений боевого порядка противника, изучение наивыгоднейших условий маневра, развертывание боевого порядка и развитие боя по этапам, соответствующая организация службы связи, отдача предварительных и окончательных распоряжений, организация тыла и прочей работы — все это является основными вопросами организации полевой службы штаба. Разделение труда и вместе с тем постоянное на всем протяжении боя обобщение его является задачей трудной, сложной, но без решения которой не может быть хорошего аппарата управления. Тренировка в организации штабной службы начинается с групповых задач и постепенно переходит на выходы в поле, общевойсковые учения и маневры.

Непрерывность, четкость, своевременность управления в форме осуществления распоряжений командира является задачей наиболее трудной. Эта задача теснейшим образом связана с быстротой, четкостью и расторопностью войсковых частей и командиров всех степеней. Хорошее высшее управление сорвется, если войска недисциплинированны, медлительны, любят мешкаться и терять время. Таким образом, усовершенствование методов управления теснейшим образом связано с выработкой быстроты в действиях, четкостью и расторопностью командного состава и войсковых частей. Наиболее практический вид выработки динамики управления представляется в виде выходов в поле, когда две инстанции штабов ведут работы — первое время без телефонной связи. При этом они должны достигнуть действительного управления путем посылки штабных работников, а не ординарцев, велосипедистов и мотоциклистов. Только тогда, когда эта техника усвоена войсками полностью, им должны придаваться телефонные средства связи. Эти последние являются большим подспорьем в работе, должны еще ускорить и усовершенствовать управление, но отсутствие их не означает порыва управления. В этом войска должны быть натренированы особенно четко. В дальнейшем живое управление должно быть перенесено на общевойсковые односторонние учения. Эти два вида упражнений должны дать наиболее высокую тренировку войскам в боевом управлении. Только тогда, когда методы управления усвоены вполне, можно с пользой для дела перейти на двухсторонние учения.

Для достижений наибольших результатов руководитель должен наметить целую систему последовательных задач и учений. Стремления руководителя не должны быть абстрактны. Он должен на каждом определенном участке времени поставить себе вполне конкретные задачи — чего и как он может достигнуть, т. е. какой скорости и надежности в управлении может он добиться в указанный период. От момента отдачи первого распоряжения и [317] до начала фактического движения частей в масштабе дивизии проходит одно время, в масштабе полка — другое и т. д. Руководитель должен поставить перед собой определенную задачу по упорядочению этой быстроты и доведению ее до предельной скорости.

Приведенные замечания и соображения по постановке обучения по элементам, разнообразящимся, с одной стороны, с точки зрения тактической и, с другой стороны, по учебным приемам и методам, конечно, не могут считаться вполне законченными и достаточными для построения любого плана обучения в той или другой части, той или другой группе командиров. Все эти соображения и замечания, мне кажется, дают метод подхода к вопросу, по которому руководитель занятий может составить себе конкретный план обучения. Только при самостоятельной творческой работе руководящего состава могут быть получены крупные достижения в области общевойсковой тактической подготовки. Само собой разумеется, ничего не может быть более вредного во всей системе обучения, как неопределенность тактических взглядов и требований руководства и сомнительность создаваемых им тактических положений. Руководитель должен работать над собою для упорядочения руководства не меньше, чем он работает над воспитанием обучающихся.

Задачи начинающегося учебного года должны быть поставлены в строгие рамки реальных возможностей и вместе с тем на путь наибольших организационных достижений. Тактические задачи, которые мы ставим перед собою в обучении армии, требуют длительной работы, рассредоточенной на всем протяжении года. Зимняя работа на планах, на выходах в поле и проч. должна подготовить наш командный состав к руководству общевойсковыми учениями в лагерный период на общих сборах. Эти общие сборы должны быть нами всемерно усовершенствованы. Программа их должна охватить все стороны тех учебных задач, которые мы перед собой ставим. Между прочим, громадные результаты, несомненно, может дать возложение общевойсковой подготовки на отряды войск с соответствующей конкретно выработанной программой, а именно: в период ротных учений необходимо создать ротные отряды из стрелковой роты и батареи артиллерии с возможной придачей небольших частей других родов войск. Командир роты совместно с командиром батареи и представителями других родов войск заранее разрабатывает план обучения отряда и после проводит его в жизнь. С началом батальонных учений такую же работу проводит командир батальона в составе батальонного отряда из батальона, дивизиона артиллерии и т. д. Это не только даст возможность совместных действий различных родов войск во время общевойскового учения, но и заставит командиров взаимно изучить тактику и методику обучения соответствующих родов войск. Весь цикл общевойскового учения на общих сборах должен подготовить нашу армию к маневрам с полной обстоятельностью. Общевойсковые учения точно так же могут быть односторонними [313] и двухсторонними и должны постепенно охватить все отдельные элементы боевых положений, переходя в дальнейшем к их обобщению на протяжении всего процесса боя. Тщательно выдержанная программа позволит войскам выйти на маневры в значительной степени подготовленными. Это облегчит нам развитие активности, высшего тактического уровня и боевого управления в войсках, ибо на маневрах они получат возможность с полным знанием своего дела широко и свободно маневрировать. Маневры будущего года при осуществлении общего плана будут протекать значительно живее, в более свободных условиях для действий сторон, и явятся высшей школой для свободного боевого творчества командиров и их частей.

Новая постановка занятий на КУВНАСе{79}, сборы комсостава по округам дадут в этом году значительно большие возможности по осуществлению нашего учебного плана, чем мы имели в прошлом году, так как практическую программу обучения на КУВНАСе и на окружных сборах мы строим под углом зрения программы предстоящего учебного года. Мы будем стремиться создавать себе возможно более широкие кадры лиц, способных осуществить нашу учебную программу. Углубление работы на общих сборах, опыт, который приобрела армия в общевойсковой подготовке, далее, сложившийся уже кадр инструкторов, проводников учебного плана — все это создает нам более широкие возможности при воспитании и обучении Красной Армии и позволяет идти более быстрым темпом, чем это было в прошлом году. И если в прошлом году мы достигли крупных успехов и осуществили нашу учебную программу, то в настоящем году мы справимся со всеми стоящими перед нами задачами с еще большим успехом и с еще большей уверенностью.

Том 2

Война как проблема вооруженной борьбы{80}

Эволюция форм войны. «Ничто так не зависит от экономических условий, как именно армия и флот»{81}, — эти основные средства войны. Формы войны развиваются в полном соответствии с ростом производительных сил.

«Предпосылкой каждого нового усовершенствования в ведении войны должны быть также новые производительные силы» (Энгельс).

«Изобретение улучшенного оружия и изменение солдатского материала» позволяют творить новые формы войны. Это взаимодополняющее влияние развития техники и социальных факторов изменяло и изменяет как виды вооруженных сил, так и характер и природу войны, формы питания войны и т. д.

От периода «вооруженной общины», периода варварства, война переходит через эпоху феодализма с характерным для него огромным разнообразием войсковых формирований, через период наемных армий к эпохе буржуазной революции, когда «социальная и политическая эмансипация буржуазии и мелкого крестьянства» создала массовые армии, или так называемый «вооруженный народ».

Капитализм влечет за собой громадное развитие милитаризма. В эпоху империализма вооружения и войны становятся небывало грандиозными. Сухопутные силы соперничают в развитии с воздушным и морским флотом. Насыщенность техникой кладет начало машинизации и моторизации армии. Массовое обучение военному делу трудящихся масс и их мобилизация во время войны создают предпосылки неизбежного падения буржуазного государства, когда штыки трудящихся повернутся против эксплуататоров «и милитаризм погибнет под действием собственного диалектического развития».

Современные нам войны отличаются значительным разнообразием. По их социально-политическим признакам мы видим [4] войны гражданские, национально-освободительные, колониальные, империалистские и, наконец, войны империализма против первого социалистического государства. Эти войны зачастую переплетаются. Так, мы видели прямое участие германского империализма и Антанты в нашей гражданской войне. Такое же переплетение мы наблюдали в Китае, где война гражданская одновременно являлась и национально-освободительной войной.

Война, политика, экономика и стратегия. Ведение войны в современную эпоху перестало быть делом одного полководца-стратега и перешло в руки правительства. Являясь продолжением политики, война вместе с тем не означает отмены или замены ее. Результаты, достигаемые ходом военных операций, могут весьма сильно повлиять на масштаб и формы войны. Оккупацияновой территории — расширение базиса войны — может создать новое соотношение сил и расширить первоначальные политические цели, и наоборот, потеря территории, потеря основных промышленных базисов, питающих войну, или поражение вооруженной силы, экономическое истощение, обострение классовых противоречий и прочее могут повлечь сужение первоначальных политических целей.

Политика направляет войну, и даже «мир есть продолжение той жеполитики, с записьютех изменений в отношении между силами противников, которые созданы военными действиями»{82}. Политика государства, ведущего войну, сказывается в целях войны, в борьбе классов, в экономике, внутренней и внешней политике, а для пролетарского государства она неизбежно «прорывает» вооруженный фронт и объединяет интернациональные классовые интересы пролетариата. Она объединяет все экономические и социальные ресурсы для согласованного достижения целей войны; она стремится обеспечить государство необходимым ему нейтралитетом или союзом тех или других стран. Она развивает и свою экономику с учетом предстоящих военных задач.

Создавая необходимые экономические, политические и социальные ресурсы и предпосылки войны, политика разрешает в последней инстанции вопросы организации вооруженных сил и подготовки театра военных действий, вопросы оперативного плана, осуществление которого, равно как и дальнейшее ведение операции, возлагается на стратегию,на командование вооруженными силами.

План войны. План войны охватывает все элементы подготовки к ней, обеспечивающие достижение ее целей путем применения вооруженных сил, подкрепленных всеми благоприятствующими экономическими и политическими мероприятиями. В соответствии с целями и условиями войны план ее может быть оборонительным, завоевательным, частично завоевательным с дальнейшим переходом к обороне и оборонительным с дальнейшим [5] переходом к завоеванию. Во всех случаях, каков бы ни был действительный характер войны, она всеми буржуазными государствами провозглашается оборонительной.

Намечаемый план войны должен быть обеспечен в первую очередь соответствующими соглашениями международного порядка, создающими возможность направить против враждебного государства максимальные соединенные силы или, по крайней мере, гарантирующими возможно большую его изоляцию. В то же время эта подготовка должна наметить и обеспечить пути экономических сношений или прорыва блокады во время войны.

Вооруженные силы государства строятся в соответствии с уровнем развития производительных сил и должны, как минимум, отвечать тем целям, которые ставятся войной на ее первый период. В дальнейшем, в соответствии с мобилизацией промышленности и всего народного хозяйства, в связи с изменяющейся обстановкой, как численность, так и качество технического снабжения вооруженных сил должны претерпевать необходимые изменения. Этот факт мы наблюдали постоянно на всем протяжении империалистской войны.

Колоссальное количество военно-обученного населения, проходящего во время войны через армию, ставит во весь рост задачу военизациинаселения, т. е. подготовки к военному делу и тех контингентом, которых не удается пропустить в мирное время через армию.

В связи с тем, что глубина современных театров военных действий значительно возросла, в связи с развитием в глубоком тылу вредительской диверсионной деятельности, вызывающей целый ряд дополнительных военных нагрузок на страну (воздушно-химическая оборона, охрана важных объектов, колоссальная военно-санитарная служба и т. п.), — принцип милиционного строительства борется за свое применение не только в мирное, но и в военное время. Обслуживание всех этих задач силами армии явилось бы непомерной перегрузкой, и потому на помощь государству — и это в полной мере должен учесть и план войны — приходят военно-общественные организации, разного рода союзы и т. п.

План войны должен соразмерить строительство вооруженных сил с целями войны, а также с развитием промышленности, в частности военной промышленности, и с промышленной мобилизацией. Эта связь идет и дальше, она охватывает мобилизацию всего народного хозяйства. Соразмерение имеет и обратное действие: в настоящее время все страны развивают свое народное хозяйство с учетом потребностей войны.

План войны, который должен предусматривать по крайней мере первый ее период с максимальной конкретностью, не может, конечно, не отразиться и на экономической политике государства. Вопросы дислокации промышленности (особенно же энергетического хозяйства, химической промышленности и т. п.) [6] получают свое разрешение не только под давлением текущих экономических, но и будущих военных потребностей.

В плане войны должны быть оперативно учтены вопросы дислокации крупной промышленности, система электрификации как у себя, так и у противника, что, в связи с географическими и статистическими данными о театрах войны и с данными о развертывании армии противника, должно дать исходное положение для оперативных расчетов. В отношении обеспечения театров военных действий и операций первого периода войны планы войны предусматривают соответствующее развитие путей сообщения (железные дороги, шоссе и автотранспорт, реки, воздушные линии), расширение телеграфно-телефонной связи и радиосети, построение специальной сети аэродромов, организацию противовоздушной (воздушно-химической) обороны, требующей специальной сети наблюдения и связи, а также активных и пассивных воздушно-химических средств борьбы.

Инженерно-оборонительная, фортификационная подготовка театров войны проходит в новых условиях. На сухопутных театрах возводятся укрепленные районы взамен крепостей, сохранивших свое значение главным образом для морской войны.

Крупнейшим вопросом в плане войны является идеологическая подготовка страны к войне, выражающаяся в пропаганде идей, маскирующих в буржуазных государствах политико-экономические интересы господствующих классов. Эта подготовка не может не предусматривать целого ряда мероприятий экономического и политического порядка, позволяющих сглаживать обостряющиеся социальные противоречия. Подготовка плана войны выходит за пределы компетенции военного ведомства. К этому вопросу вплотную и непосредственно подошли правительства всех современных государств.

Политика государства, направляя войну и руководя ею в целом, должна очень осторожно подходить к влиянию на оперативный ход отдельных кампаний или операций. Опыт войны говорит о том, что правильное взаимоотношение политики с оперативной деятельностью вооруженных сил страны в процессе осуществления ими частных задач и целей войны является залогом победы в современной войне. И наоборот, излишняя опека над оперативной деятельностью этих вооруженных сил приводит зачастую к поражениям. Поэтому железная воля, выдержка, умение отказываться от второстепенных интересов во имя основных целей войны являются условиями, при которых развитие стратегических операций становится наиболее обеспеченным.

Стратегия коалиционной войны. Экономическая структура и мощь капиталистического государства непосредственно отражаются и на географических формах войны.

Так, капиталистические государства с широко развитой морской торговлей, стремясь расширить свои рынки, вели многочисленные морские войныза приобретение и удержание колоний и обеспечение морских путей к ним. Континентальные капиталистические державы вели многочисленные сухопутные войны для расширения территории и для выхода к морям.

Добившись выхода к морю, они в своем дальнейшем развитии стремились создать сильнейшие военно-морские флоты, претендуя и на морское могущество. Такой пример показал нам германский империализм до 1914 г. Такие же тенденции наблюдались и в царской России. На этот путь переходят и Северо-Американские Соединенные Штаты, которые усиленно готовятся к морской войне на Тихом океане.

Империалистические войны имеют тенденцию к вовлечению в войну всех капиталистических стран. Во время войны 1914 — 1918 гг. обе группы империалистов пережили длительный процесс нарастания враждебных коалиций. Нарастание происходило в пользу Антанты и к невыгоде Центрального союза.

В коалиционных войнах в разные периоды войны создается самое разнообразное соотношение сил. В 1914 — 1918 гг. тройственный союз потерял Италию, зато франко-русский союз «приобрел» Англию. Таким образом, в борьбу вступили Германия и Австрия, с одной стороны, против Антанты -Франции, Англии, Бельгии, России и Сербии — с другой. Затем разновременно к Центральному союзу примыкают Турция и Болгария, к Антанте — Италия, Румыния и проч.; когда Россия прекратила свое участие в войне, в нее активно вступили Соединенные Штаты Северной Америки на стороне Антанты.

Своеобразный характер нарастания коалиции кладет особую печать на ведение войны, на стратегию империалистских войн, которая должна учитывать не только изменения, происходящие в составе союзных вооруженных сил, но и разнообразие экономики союзников и условий мобилизации народного хозяйства, особенно же промышленности.

Коалиции не всегда могут нарастать целесообразно с точки зрения соответствия необходимых для ведения войны и жизни глубокого тыла средств, как-то: людского материала, с одной стороны, ресурсов промышленности, промышленного сырья, топлива и продовольствия — с другой. Различный уровень хозяйственного развития стран кладет своеобразный отпечаток на характер нарастания материальных ресурсов войны. Быстрый рост военно-технических средств может сопровождаться одновременным ростом обученных людских масс и новых войсковых формирований, но может быть обратное положение, когда рост военно-технических средств будет сопровождаться истощением людских ресурсов и т. д.

Географическое положение отдельных членов коалиции, так же как и их взаимное расположение, может содействовать или противодействовать целесообразному объединению людских, промышленных и сырьевых ресурсов. Географические условия придают коалиции характер континентальный или же морокой, т. е., когда основные военно-экономические Коммуникаций между членами коалиции и даже внутри каждого члена проходят по морским путям, коалиции могут быть и смешанного типа — и морского и континентального. Наконец, страны, входящие в коалицию, могут резко различаться между собой и степенью обострения классовых противоречий, что, конечно, оказывает громадное влияние на ход войны.

Силы коалиции различны на разных этапах войны. Их сопротивляемость может резко колебаться, и это как нельзя более вызывает возможность затяжки войны. Значение каждого отдельного члена коалиции в разные периоды войны неодинаково. Поражение кого-либо из них в начальный период войны может иметь решающее значение и, наоборот, может оказаться без больших последствий в каком-либо из последующих периодов и т. д. Какое-нибудь государство, входящее в состав коалиции, не может, например, быть побеждено в начале войны вооруженной силой, и, наоборот, оно может развалиться в последующие периоды от одной удачной кампании.

Нет смысла и нет возможности предусмотреть теоретически все возможные комбинации коалиций. Только в конкретно слагающейся политической обстановке возможно определить более или менее приближенно характер и состав возникающей коалиции. Для стратегии важно уяснить природу вопроса о союзниках, чтобы в соответствии с обстановкой планировать и свои оперативные мероприятия. Насколько это трудно, свидетельствуют вышеприведенные указания о нарастании коалиции в 1914 — 1918 гг.

Формы тактики и оперативного искусства. Разнообразие условий ведения войны и ее форм выражается, конечно, не только в политической обстановке, в соотношении сил внутри коалиции, но и в различных формах тактикии оперативного искусства,в связи с изменением качества и количества средств борьбы. На протяжении всей империалистской войны каждый год мы видим изменения этих форм. Непродолжительный маневренный период сменяется позиционным. Полуманевренные действия вновь возрождаются в 1918 г., даже на застывшем франко-германском фронте; тактика цепей пехоты превращается в глубокую, групповую; артиллерия переходит к методам точной стрельбы, без пристрелки; граната вытесняет шрапнель; тяжелые калибры резко превышают довоенные пропорции; химическая война вступает в полные права; авиация с каждым годом вносит изменения в обстановку; появляются новые наступательные средства — танки и т. д.

Следует обратить внимание на тот факт, что недостаточно обстоятельное изучение характера роста технических средств борьбы легко может привести к ошибочным тактическим и оперативным выводам. Так, например, весьма распространено мнение, что во время империалистской войны рост артиллерии обогнал рост пехоты. Это как нельзя лучше иллюстрируется приведенной диаграммой 1.

Такие же выводы зачастую некоторые писатели приурочивают и к послевоенному периоду. Так, например, в связи с проектом реорганизации французской армии они обращают внимание на следующее:

1. Численность пехоты и кавалерии подверглась довольно сильному уменьшению — более чем на 40 процентов по сравнению с численностью этих родов войск до [8] войны.

2. Численность артиллерии также подверглась уменьшению, но гораздо менее значительному, чем численность первых двух родов войск (всего на 26 процентов), т. е. относительно количество артиллерии не только не уменьшилось, но увеличилось, — «как это и необходимо в соответствии с ее нынешним значением на полях сражений».

На самом деле такие выводы не отвечают существу изменений, происшедших в структуре армии. Артиллерия во время империалистской войны выросла по числу орудий почти во всех воюющих странах в полтора — два раза, если не считать минометов. Важен именно этот признак — число орудий, а не число обслуживающего орудия персонала. При этом численном росте орудий в артиллерии произошли и качественные изменения, характеризуемые, помимо новых методов точной стрельбы, например, такими данными:

а) в русской армии с 1914 по 1917 г. количество легких орудий (до 76 мм) увеличилось от 7112 до 7265, т. е. почти не изменилось; количество тяжелых (свыше 76 мм) — от 797 до 2550, т. е. увеличилось более чем в три раза;

б) соотношение гранат и шрапнелей (76 мм) с 1914 по 1918 г. в артиллерийских выстрелах перевернулось: вместо 30 процентов и 70 процентов — 70 процентов (гранат) и 30 процентов (шрапнелей);

в) увеличилось количество химических и упало количество фугасных снарядов.

Все эти качественные изменения говорят о применении артиллерии к борьбе с оборонительными сооружениями, с закопавшимся в землю и оплетенным проволокой противником. Это положение еще более подчеркивается мощным развитием минометов и гранатометов, обладающих весьма незначительной дальностью (см. диаграмму 2).

Однако даже рост числа минометов не создал, как это будет видно дальше, превосходства артиллерийского огня над пулеметным [9] огнем пехоты. Превосходство достигалось лишь на отдельных участках фронтов за счет артиллерии резерва главного командования.

Посмотрим, как изменялась структура пехоты, и сравним это развитие с ростом артиллерии:

а) с 1914 по 1917 г. в русской армии количество пулеметов увеличилось с 4152 до 23800, т. е. больше чем в пять раз, количество же орудий — от 7909 до 9815, т. е. на 1/4. Таким образом, на одно орудие приходилось пулеметов в 1914 г. — 0,5, в 1917 г. — 2,4;

б) с 1914 по 1917 г. в германской армии количество пулеметов (тяжелых и легких) увеличилось от 3000 до 70000, т. е. почти в 24 раза; количество орудий — от 9300 до 20000, т. е. только в два раза; таким образом, на одно орудие приходилось [10] пулеметов — в 1914 г. — 0,3; в 1918г. — 3,5; в) с 1914 по 1918 г. в составе французской пехотной дивизии количество тяжелых пулеметов увеличилось от 24 до 72, т. е. в три раза, но, кроме того, появился 441 ручной пулемет; таким образом, общее количество (513) пулеметного оружия в дивизии увеличилось в 21 раз; количество орудий — от 36 до 55. На одно орудие приходилось пулеметов и ручных пулеметов: в 1914 г. — 0,67, а в 1918 г. — 9,3.

Вышеприведенные данные говорят о том, что машинизация пехоты далеко обогнала рост артиллерии (см. диаграмму 3). Пехота оказалась родом войск, пережившим полную техническую и тактическую революцию и перешедшим на новые формы боя. Несмотря на относительное сокращение численности пехоты, ее боевая и огневая мощь значительно возросла.

Изменения в вооружении армий заставили во время войны борющиеся стороны издавать каждый год новые инструкции и наставления, переучивать по ним войска и т. д. В соответствии с этим изменялась и организация войск и организация их тыла.

Позиционный период войны наступил в 1914 — 1915 гг., главным образом в силу того, что артиллерийские средства (снаряды) у обеих сторон иссякли. Мобилизация промышленности запоздала. Тем временем средства обороны (пулеметы и патроны), более простые в производстве, быстро росли. Наступательные средства (артиллерия и снаряды, танки) на франко-германском фронте оказались в достаточном количестве, чтобы создать перевес сил, только в 1918 г.

Мобилизационная готовность военной промышленности капиталистических стран после войны намного двинулась вперед, но все же приходится считаться с длительностью мобилизации и полного развертывания военно-промышленных ресурсов. В силу условий промышленной мобилизации, с возможностью затяжной позиционной войны нельзя не считаться и в будущем. К позиционной войне толкает и громадный рост пулеметного вооружения, основного оружия обороны в современных армиях, как ни растут и наступательные средства, и, в первую очередь, танки.

Роль вооруженного насилия в войне. Война и революция. Длительность империалистской войны, преобладание в ней по времени позиционных форм, поражение страны, обладавшей лучшей армией и действовавшей наиболее решительно (Германия), окончание войны действием не столько военных, сколько социальных и других факторов — вызвали в послевоенной военно-теоретической литературе немало течений, характеризующихся неверием в возможность окончить войну вооруженным насилием. Конечно, война не является единственным средством политики и не исчерпывается только военными операциями. Действия вооруженных сил сопровождаются организованным и комбинированным давлением и ударами по всем фронтам борьбы (экономической, политической и проч.), но отрицание возможности добиться поставленной войной политической цели путем поражения армий противника является, по существу, одной из разновидностей отрицания насилия в эпоху обостренных противоречий империализма, родственной пацифизму.

С другой стороны, помимо возможности добиться военным насилием непосредственной цели войны, необходимо иметь в виду, что военное поражение буржуазного государства ускоряет революционное движение в нем, а следовательно, приближает и окончательное поражение.

Обострение классовых противоречий во время войны 1914 — 1018 гг. нарастало повсюду, вопреки усиленному культивированию шовинизма всеми правительствами при помощи широко поставленной пропаганды, несмотря на измену социалистических партий. Политическая работа буржуазии по разложению противника, агитация и пропаганда в нейтральных странах и вместе с тем борьба с такой же работой неприятеля в своей стране кипела [11] вовсю. Создавались специальные «министерства пропаганды». Несмотря на пропаганду буржуазных правительств, несмотря на «осадное положение», империалистская война была окончена благодаря революционному вмешательству рабочего класса.

Обострение социальных противоречий шло в тесной связи с экономическим истощением страны. Сокращение предметов широкого потребления, сокращение рабочих рук в тяжелой промышленности и сельском хозяйстве, обострение продовольственного кризиса прогрессивно ускоряли развязку. Война поглощала столько средств, что не оставалось ресурсов для нормальной жизни страны.

В России «кризис был ускорен рядом самых тяжелых поражений, которые были нанесены России и ее союзникам. Поражения расшатали весь старый правительственный механизм и весь старый порядок, озлобили против него всеклассы населения, ожесточили армию, истребили в громадных размерах ее старый командующий состав, заскорузло-дворянского и особенно гнилого чиновничьего характера, заменили его молодым, свежим...»{83}

Нельзя более красноречиво определить значение военного фактора в вопросе о способе окончания войны в век империализма. Ту же картину мы видим и в Германии в ноябре 1918 г.

«Безнадежность военного положения и отсутствие всякой поддержки господствующих классов трудящимися массами обнаружены сразу. Этот кризис означает либо начало революции, либо, во всяком случае, то, что ее неизбежность и близость стали видны теперь массам воочию»{84}.

Победа, достигнутая путем революционного взрыва в стране и армии побежденного, ставит, впрочем, тяжелую проблему перед одинаковым по классовой природе победителем: обезопасить себя от влияния революции. Однако эта задача не относится к побеждающему пролетарскому государству, которое утверждает с новым революционным братским правительством действительно прочный мир.

Особенности гражданской войны. Гражданская война 1918 — 1921 гг. в Советской России (точно так же, как и гражданская война в Китае — начальный период Северной экспедиции 1926 — 1927 гг.), отличавшаяся крайней решительностью действий, подвижностью армий и фронтов и захватом громадных территорий в самые короткие промежутки времени, выявила громадное значение военного и политического фактора в совершенно других формах, нежели во время войны 1914 — 1918 гг.

Создание красных и белых армий происходило главным образом непосредственно на фронтах. Тыловые формирования давали сравнительно малые результаты. Колоссальная энергия, проявленная Российской коммунистической партией и рабочим классом в процессе организации фронтов, политическая работав армии, агитация [12] и пропаганда обеспечили возможность создания многомиллионных регулярных армий. Эти армии очень мало походили на вооруженные силы империалистов.

Импровизация в строительстве войсковых частей под огнем противника, кипучая революционная деятельность на фронтах борьбы и зачастую косность центральных военных аппаратов, отсутствие навыков и теоретических знаний у большей части комсостава и трудности централизованного снабжения — все эти условия создавали предпосылки ряду недостатков в организационной структуре Красной Армии. При нескольких миллионах мобилизованных мы имели в составе армии и на фронтах самое ничтожное количество активных штыков, артиллерии и т. п. Однако, несмотря на все организационные недостатки, Красная Армия в ее борьбе против белогвардейцев, поддержанных империалистами чуть ли не всех стран, сумела одержать крупнейшие победы.

Эти победы, с одной стороны, объясняются громадной силой революционных лозунгов гражданской войны и, с другой стороны, величиной территории, необыкновенной энергией и упорством в ведении операций, исключительной творческой силой строительства и укрепления вооруженных сил на фронтах борьбы и, наконец, при крайней малочисленности активных штыков — относительной силой техники, хотя по абсолютному количеству ее было очень мало. Белые армии, пытавшиеся прибегать к пропаганде своих контрреволюционных лозунгов, располагавшие более мощной техникой, опиравшиеся на самые богатые районы России и на поддержку иностранной буржуазии, потерпели жалкое поражение, так как не нашли поддержки в массах, и, наоборот, массы поднимали против них восстания.

Ширина фронтов, крайне слабое отношение вооружения и технических средств борьбы на каждый километр фронта создали предпосылки для широкого развития конницы и для придания ей решающей роли в целом ряде операций и кампаний.

Гражданская война, начавшись борьбой за государственную власть в центре, распространилась по всей территории страны, слагаясь из непосредственных революционных выступлений рабочих на местах и из боевых действий извне столичных красногвардейских частей, распространявших революционную власть Советского правительства.

С весны 1918 г. гражданская война повлекла за собой отрыв друг от друга основных экономических районов. Уже 8 января 1918 г. товарищ Ленин указывал на то, что гражданская война еще не достигла своего высшего пункта, и считал, что дальнейшее развитие войны неизбежно.

«Советской власти обеспечена победа в этой войне, но неизбежно пройдет еще некоторое время, неизбежно потребуется не малое напряжение сил, неизбежен известный период острой разрухи и хаоса, связанных со всякой войной, а с гражданской войной в особенности, пока сопротивление буржуазии [13] будет подавлено»{85}.

Потрясенная империалистской войной экономика страны чрезвычайно быстро разрушалась. Гражданская война помимо разрыва внутренних экономических связей безжалостно разрушала артиллерией и подрывными средствами также и основной капитал промышленности и народного хозяйства в целом.

Ослабление деятельности промышленности и железнодорожного транспорта не означало, конечно, что армия действовала голыми руками. Запасы, оставшиеся от империалистской войны, передача армии, что возможно было только заготовить, полное уплотнение транспорта стратегическими перевозками — все это создало условия, при которых гражданская война все же велась в значительной степени относительно крупными средствами.

Растянутость фронтов гражданской войны и колебания политических настроений крестьянских масс, неоднократно имевшие место, создавали условия, при которых подвижность фронтов была изумительной. При этой подвижности не наблюдалось стратегического истощения, столь свойственного наступательным действиям в войне двух государств, или это истощение принимало совершенно новые формы.

Наступательные операции, которые проводились в местности с населением, сочувственно относящимся к Советской власти, обычно давали совершенно неожиданный эффект. Армии не только не таяли, несмотря на потери убитыми, ранеными и больными, но, наоборот, возрастали в своей численности. А между тем убыль больными от сыпного тифа зимой и дизентерии летом достигала громадных размеров.

Этот рост победоносных вооруженных сил происходил на всех фронтах — на Урале, в Сибири, в Белоруссии и т.д. — путем добровольных пополнений из местных рабочих и крестьянской бедноты и даже за счет солдат белогвардейских армий, главным образом крестьян, разуверившихся на опыте в правительстве белых и понявших их истинную классовую сущность. Такие факты нарастания людских ресурсов мы отмечаем неоднократно в истории гражданской войны.

Однако бывали условия, например на Западном фронте в 1919 — 1920 гг., когда вся совокупность социально-политической обстановки заставляла Красную Армию переживать тяжелое напряжение и когда признаки истощения сказывались очень серьезно. Во всяком случае, в общем можно утверждать, что в гражданской войне рабочий класс относительно легко подчиняет своей власти громаднейшие территории и, создавая органы классовой революционной власти, тем самым закрепляет за собой обеспеченный тыл, за исключением лишь некоторых, особо враждебных районов. Этот тыл в крестьянской стране, в период социалистической революции, хотя и подвергался постоянным колебаниям, все же поддавался довольно быстро политической обработке. Война с белополяками [14] в 1920 г. поставила Красную Армию перед задачами, значительно более сложными и трудными, связанными с переносом войны на другую национальную территорию.

Интернациональные и классовые цели гражданской войны сталкивались с национальными настроениями не только польского крестьянства, но частью и рабочего класса, шедшего за социал-предательскими партиями. Только что происшедшее создание польского государства и длительный гнет царизма, зачастую соединявшийся в представлении польского крестьянства со всем «русским», создали социальную среду, в значительной степени враждебную Красной Армии и ее лозунгам.

Однако и здесь, несмотря на целый ряд неблагоприятных факторов, впервые проявились характерные признаки революционной войны пролетарского государства. Эти признаки мы видели и в Белоруссии, и в Западной Украине, и в пределах самой Польши. В этой войне можно найти черты для определения характера будущих революционных войн.

Завоевательные и оборонительные войны. В зависимости от целей и хода войн по отношению к территории, войны могут быть завоевательными и оборонительными, а также могут объединять обе формы войны — завоевание и оборону. Завоевательные войны, особенно характерные для империалистского государства, создают для государства весьма большие трудности и сопряжены с громадным риском. Необходимо разбить армию противника, надо оккупировать занятые территории, преодолеть национальную ненависть населения занятых областей, восстановить разрушенные пути сообщения, поддержать свои вооруженные силы на необходимом уровне, при громадной убыли людского состава и материальных ресурсов, в условиях обострения классовой борьбы внутри страны, и, несмотря на все эти затруднения, быть готовым к тому, чтобы в центре жизненных интересов неприятельской страны одержать над врагом окончательную победу.

Насколько трудны условия завоевания, мы видим на многих примерах прошлого и современности. Победоносное шествие германской армии к Парижу в 1870 г. создало для нее очень тяжелое положение уже под стенами Парижа. Оккупация германскими войсками Украины в 1918 г., несмотря на ряд благоприятных моментов, отвлекла их громадные силы для обеспечения тыла, что отрицательно сказалось на дальнейшем ведении войны. Оккупация японскими войсками Дальневосточной Сибири в 1921 г. оказалась им не под силу. Оккупация испанцами и французами Марокко представляла и представляет собой колоссальные трудности.

Оккупация относительно облегчается тогда, когда страна, подвергшаяся завоеванию, переживает острые классовые или национальные противоречия, как, например, оккупация Польши и Прибалтики немцами во время империалистской войны, оккупация Японией Маньчжурии Ц т. п.

Однако все эти затруднения в завоевательной деятельности империализма не могут иметь решающего значения. Без новых переделов мира империализм не может существовать, ибо, как говорил Ленин, капиталистам теперь не только есть из-за чего воевать, но и нельзя не воевать, если хотеть сохранить капитализм, ибо без насильственного передела колоний новые империалистские страны не могут получить тех привилегий, которыми пользуются более старые (и менее сильные) империалистские державы.

При этом вооруженные силы не могут не быть решительно брошены в дело для быстрейшего достижения целей войны, ибо «издержки войн делают это нужным» (Энгельс). Сопротивление социальной среды оккупированных районов, истощение вооруженных сил в целом ряде случаев, при разумно построенном плане, при хорошей организации оккупации, может компенсироваться приобретением новых материальных, а иногда даже людских ресурсов.

Ведя оборонительную войну на собственной территории, государство иногда может рассчитывать на поддержку в той или другой форме нейтральных стран, не заинтересованных в дальнейшем усилении противной стороны. Вооруженные силы даже при активном способе действий могут не подвергать себя риску отрыва от коммуникаций или их растяжки. Снабжение и укомплектование значительно облегчаются. Широкие массы населения с большим убеждением возьмутся за оружие для защиты своей территории, чем для завоевания чужой, и т. д.

Однако в целом ряде случаев оборонительные формы войны могут повлечь ухудшение условий ведения войны. Если основные экономические центры расположены близко от границ, то, несмотря на облегчение работы коммуникацийввиду их сокращения, они могут быть разрушены или парализованы современными средствами войны у самых истоков, т. е. будут нарушены элементы военного хозяйства и промышленности и тем самым основные условия обороноспособности. Оборона Рейна германскими войсками после Версальского мира может быть неизбежным злом, но никак не может считаться наивыгоднейшей и наиболее сильной формой войны для Германии.

Сложность и противоречивость политической обстановки, особенности индустриального развития и географического положения промышленных районов, а также целый ряд других условий не позволяют определить наивыгоднейшие и наиболее сильные формы войны на все случаи. На самом деле, как это нам показывает история, войны слагаются из сложных операций наступательного и оборонительного порядка. Семилетняя война, которая, казалось бы, является классическим примером оборонительной войны для Пруссии, на самом деле начата как война завоевательная, и оборона пруссаками велась в дальнейшем на завоеванном базисе с большими ресурсами. Германия в 1914 — 1918 гг. начала [16] войну резко наступательного характера и создала расширенный базис войны. Перейдя в дальнейшем к обороне, она вряд ли могла бы продержаться три года, если бы не заняла Бельгии, промышленных департаментов Франции, Польши, Румынии и Сербии.

Наступательные и оборонительные формы войны имеют известные предпосылки и диалектически развиваются в соответствии со слагающейся обстановкой. То, что говорилось выше о характерных особенностях империалистской войны, о коалиционном ее характере, об изменении соотношений сил и средств сторон в различные периоды войны, — еще более подчеркивает неизбежность такого положения, когда для одного и того же государства в различные периоды войны оборонительные цели могут перерастать в наступательные и наоборот. Наиболее соответствующими и наиболее сильными будут те формы войны, которые наиболее полно будут отвечать политическим целям войны и обеспечению ее экономического базиса.

Формы будущих войн и современный рост производительных сил. Для того чтобы представить себе с какой-либо долей вероятности изменения, которых следует ожидать в формах будущих войн, необходимо прежде всего остановиться на рассмотрении роста производительных сил. Империалистская война далеко двинула вперед развитие тяжелой индустрии. Разоряя народное хозяйство, война вместе с тем ввиду колоссального потребления металлов, топлива и разных видов сырья двинула вперед сталелитейную и машиностроительную промышленность, производство энергии и, наконец, ряд отраслей химической промышленности. Послевоенный период, несмотря на длительный промежуток, сопровождавшийся падением производства, в конце концов достиг и превысил довоенный уровень производств, обслуживающих войну.

Однако не столь значительны в этом отношении количественные, сколько качественные сдвиги. Промышленность капиталистических стран, сумевших стабилизировать свое положение, переживает мощный процесс рационализации и реконструкции. Заводы, переоборудованные по последнему слову техники и применившие наиболее рациональные методы организации труда, дают значительный прирост продукции, даже не нагружая полностью всего своего оборудования. Если в мирное время их продукция и не находит себе полного сбыта, то во время войны рационализированная промышленность, загруженная на 100 процентов, сможет дать во много раз возросший приток снабжения на боевые фронты.

Но не только рост тяжелой промышленности характеризует новые сдвиги. Техническое развитие захватило капиталистические страны еще глубже. Новая, наиболее рациональная, организация энергетического хозяйства улучшает условия военного производства и, если не сейчас, то в процессе ближайших лет и даже [17] в процессе самой предстоящей войны, в корне изменяет военно-географические условия обороны промышленности. Электрификация, заключающаяся в создании мощных электростанций, потребляющих наиболее дешевое топливо и эксплуатирующих водную энергию рек, соединяющая эти станции высоковольтными линиями электропередач и, таким образом, централизующая, но и рассредоточивающая энергетическое хозяйство, придает совершенно новый характер экономической уязвимости страны.

Производство в целом ряде стран электроэнергии в большем количестве, чем это необходимо для их внутренних нужд, порождает новый вид экспорта энергии в другие страны. Само собою понятно, что такое положение не может не отразиться на экономической и политической взаимозависимости государств и соответственно на характере ведения войны. К борьбе за коммуникации морские, речные и железнодорожные добавляется борьба за пути питания электрической энергией.

Объединение электростанций посредством сверхмощных электропередач идет вперед крупнейшими шагами и в Европе, и в Америке, и даже в ряде азиатских стран. В Германии подготовляется сверхмощная сеть на пространстве всей страны. Чрезвычайно интересные формы развития электрификации наблюдаем мы в Италии и Франции. Неодинаковые водные ресурсы Северной и Южной Италии и неодинаковый их водный режимпоставили вопрос об объединении сверхмощной сетью альпийских и южных горных рек Италии. Вполне понятно, какое значение могут иметь те несколько электропередач, которые должны создать единую мощную сеть гидроэлектростанций Италии. Обороноспособность страны в значительной мере зависит от этих линий.

Электрификация Франции создает совершенно новые условия войны с Германией. Как по экономическим, так и по военным соображениям во Франции во весь рост поставлена проблема рационализации энергетического хозяйства, наиболее экономного расходования угля, а также максимального использования водной энергии. Использование альпийских и южных рек отвечает правильной организации электрификации Франции, делает ее малозависимой от импорта каменного угля и вместе с тем отбрасывает источники электроэнергии далеко от тех районов, которым может угрожать Германия как своей сухопутной армией, так и воздушными силами и зарубежными действиями. Не приходится, конечно, и говорить о том, что мощное производство электроэнергии обеспечивает развитие многочисленных металлургических процессов, необходимых для питания войны.

Следующим крупнейшим экономическим сдвигом в современном развитии производительных сил надо считать развитие химической промышленности и «химизацию» промышленности и народного хозяйства. После того как оперативный план Шлиффена сорвался и Франция не была выведена из строя в первые же месяцы войны в 1914 г., необходимость вести затяжную войну [18] поставила Германию в безвыходное положение. Сырьевых и продовольственных ресурсов в Германии было совершенно недостаточно. Невозможность получать чилийскую селитру, необходимую для производства порохов, должна была повлечь для Германии катастрофу в самый короткий срок.

Однако этого не случилось именно потому, что Германия была страной с наиболее сильно развитой химической промышленностью. Новые открытия (синтетический азот) и возможность их промышленной реализации создали совершенно новые условия, облегчавшие Германии ее сырьевые затруднения в условиях полной блокады. При недостатке рабочих рук Германия, подняв, благодаря химической промышленности, еще до войны, урожайность своего земледелия, выдержала жестокую голодную осаду в течение четырех лет, несмотря на то, что химические заводы получили дополнительную нагрузку по производству взрывчатых веществ.

В настоящее время Германия ставит перед собой задачу достигнуть в ближайшие годы такого повышения урожайности, которое полностью обеспечило бы внутреннее потребление страны, — и это должна сделать опять-таки химическая промышленность. Именно последняя во время войны постоянно находила выход из недостатка того или другого сырья с помощью выработки его суррогатов (металлов и каучука, пороха и взрывчатых веществ, тканей и пищевых продуктов и т. п.).

Усвоение важности вопроса химизации народного хозяйства заставило в послевоенный период все государства идти по пути максимального развития промышленной химии. В настоящее время это не только вопрос развития химической промышленности, но и вопрос наиболее современного, наиболее рационального принципа организации всякого производства при помощи химии. «Новая химия создала большое число еще недавно неведомых материалов, как искусственные волокна, нефть, кожу, каучук, пластические массы, дубильные вещества, легкие сплавы и т. п., и в своем дальнейшем развитии творит революцию в промышленной экономике, существенно изменяя конъюнктуру на международном рынке соответственного естественного сырья. Еще более экономических достижений сулит возможность использования всех отбросов, т. е. сырья, находящегося не в надлежащем месте и не нашедшего пока своего применения» (Записка ученых химиков председателю СНК СССР).

Современная химическая промышленность основывает свою мощь на переработке угля, связывании азота и переработке целлюлозы. Довоенное производство анилиновых красок из каменного угля развилось в настоящее время в производство самых разнообразных продуктов. Из каменного угля производятся нефть, бензин, газолин и т. д. Искусственно может быть получен каучук. Таким образом, страна, не имеющая нефтяных запасов, не может быть поставлена в безвыходное положение, и ее автомобильная и авиационная мощь не может быть подорвана. Азотная промышленность, [19] производя искусственные удобрений и тем разрешая многие продовольственные затруднения, вместе с тем непосредственно обслуживает производство пороха, вытесняя чилийскую селитру. Производство из древесины и отбросов хлопка целлюлозы и химическая ее переработка приобретают сейчас колоссальнейшее экономическое значение. С этим производством связано производство целлулоида, глицерина, искусственного шелка и т. д. Эта отрасль промышленности, благодаря своей рентабельности, бешеным темпом развивается во всех капиталистических странах и будет иметь крупнейшее значение в военное время, так как мирное производство может быть легко переключено на производство порохов.

Помимо развития химической промышленности следует отметить химизацию отдельных технологических процессов в других отраслях промышленности, что меняет технический характер производства и его экономическое строение. Эта коренная перестройка может охватить самые разнообразные области производства в металлургии, машиностроении, горной промышленности, транспорте и т. д.

Мобилизация химической промышленности облегчается тем обстоятельством, что концентрация вложенных в нее капиталов, благодаря ее рентабельности, прогрессирует чрезвычайно быстро, обгоняя в этом отношении все остальные отрасли промышленности. Весьма важным обстоятельством с военной точки зрения является также и то, что рабочая сила в химическом производстве большей частью не требует особо высокой квалификации.

Экономические сдвиги, происшедшие после империалистской войны, создают для будущих войн расширенный технический промышленный базис; каждая крупная страна в отдельности, а тем более коалиция разных стран будут значительно более независимы, чем раньше, в отношении сырьевых ресурсов. Будущие войны в смысле их масштаба и напряжения борьбы уйдут вперед по сравнению с войной 1914 — 1918 гг.

Увеличение ресурсов и развитие техники обогащают будущие войны громадными средствами автотранспорта, авиации и военной химии, не говоря уже о хранящихся в тайне новых, не употреблявшихся до сих пор боевых средствах, которые если и не в полной мере проявятся в будущих войнах, то, во всяком случае, увидят свое первое применение. Технические сдвиги, которые повлекут за собой не только углубление боевых порядков, но и углубление театров войны, противопоставят новому воздушно-химическому оружию новые экономические формы электрификации и химизации, глубоко рассредоточивающие по всей территории энергию и производство.

Новые революционные войны. Общий кризис капитализма в эпоху империализма неизбежно сопровождается развитием классовой борьбы, ростом влияния коммунистических партий [20] и приближением революции. Однако даже опыт империалистской войны, опыт, который рабочий класс вынес на своих собственных плечах, и все условия, объективно подготовляющие революцию, не должны создавать иллюзий о невозможности вспышки новых империалистских войн и о легком захвате власти рабочим классом в процессе войны.

Организации рабочего класса противопоставляются организованность и вооружение буржуазии. Во время империалистской войны мы еще не знали мощных фашистских вооруженных организаций. Буржуазия готова к борьбе с революциями неизмеримо больше, чем это было во время империалистской войны. Социал-демократические партии будут еще больше поддерживать и обслуживать войны империалистов. Революции, т. е. превращение войн империалистских в гражданские, неизбежны, но они не начинаются немедленно с началом войны. Как революционные перспективы в странах капитализма, так и факт существования пролетарского государства — Советского Союза среди капиталистического мира, естественно, ставят вопрос о формах новых революционных войн. Выше этот вопрос уже затрагивался вскользь. В данном случае интересно рассмотреть его с точки зрения тех стратегических форм, которые можно предвидеть в той или иной степени.

Энгельс, изучая в 1852 г. вопрос о революционных войнах, говорит, что эмансипация пролетариата так же (как эмансипация буржуазии и крестьянства Великой французской революции) будет иметь свое военное выражение и создаст новый метод ведения войны. Однако вместе с тем Энгельс указывает, что новое военное искусство пролетариата может появиться лишь с ростом средств производства. Только это последнее условие, а также «действительное освобождение пролетариата, полное устранение всех классовых различий и полное обобществление всех средств производства...»{86} могут создать условия для появления новых форм войны и новой военной науки.

Очень интересно замечание Энгельса о том, что предпосылкой для появления новых способов ведения войны должно явиться по крайней мере удвоение имеющихся в наличии средств производства во Франции и Германии. Энгельс писал это в 1852 г. Если охарактеризовать производство того времени (1850 г.) хотя было производству чугуна, то мы увидим следующие цифры{87}: Англия производила 2250 тыс. английских тонн (английская тонна равна 1016 килограммам); Германия — 208 тыс. тонн, Франция — 406 тыс. тонн, т. е. всего производилось в 1850 г. около 2864 тыс. тонн [21] чугуна. На всем земном шаре в том же году производилось 4750 тыс. тонн.

Таким образом, 75 лет тому назад Энгельсу казалось, что развитие промышленности в Западной Европе, характеризуемое 5 1/2 — 6 млн. тонн чугуна, может явиться достаточной базой для появления новых форм революционной войны. Нужно сказать, что новые оперативно-тактические формы войны, которые предсказывал Энгельс, в значительной мере осуществились в империалистской войне под влиянием роста средств производства еще до социалистической революции.

Можем ли мы теперь говорить о новых формах войны победившего пролетариата? Мы имеем сейчас несомненный факт изменения «солдатского материала». Наша Рабоче-Крестьянская Красная Армия, воспитанная как орудие пролетарской диктатуры и в духе интернационализма, несомненно, несет в этом смысле совершенно новое начало, ибо будет иметь за неприятельским фронтом своих союзников пролетариев, хотя бы и в состоянии «скрытой теплоты плавления». Это обстоятельство не дает, нашей советской стратегии каких-либо точных методов расчета. Формы боя и сражения не изменятся сколько-нибудь заметно под влиянием только фактора нового человеческого материала в Красной Армии, но и организация тыла красных армий и советизация занятой территории под влиянием этого фактора будут иметь резко отличный характер и другие последствия по сравнению с оккупацией нашей советской территории капиталистическими армиями, сопровождающейся восстановлением свергнутой у нас буржуазной власти.

Несмотря на многие конкретные трудности национального и религиозного порядка, Рабоче-Крестьянской Красной Армии неизмеримо легче охватить своим влиянием занятые территории буржуазных государств и организовать в них диктатуру пролетариата, нежели империалистам восстанавливать диктатуру буржуазии на территории СССР. В этом смысле расширение социалистического базисавойны принимает особые, новые формы и является тем основным новым звеном, которое наиболее характеризует современные революционные войны пролетариата против империалистов.

Политработа, проводимая ВКП(б) в Красной Армии, превращает ее в мощное орудие международной солидарности пролетариата. Развитие нашей промышленности в перспективе индустриализации страны, несомненно, выдвинет новые способы ведения войны, операции и боя, резко отличные от современных.

Но независимо от этих материальных перспектив предстоящая нам война будет происходить в условиях, совершенно отличных от условий ведения войны империалистами, благодаря расширению политического базиса борьбы по ту сторону фронта. Прочному осуществлению рабоче-крестьянской смычки, несмотря ни на какие [22] затруднения, будет противопоставлена ожесточенная классовая борьба в лагере империалистов. Эта борьба по мере развития войны империалистов против Советского Союза будет превращаться из империалистской в гражданскую.

Нечего и говорить о том, что «организация общественного мнения» находится в совершенно различных условиях в капиталистических странах и у нас. Парламентаризму, сопровождающемуся острой борьбой классов, будет противопоставлена единая и единственная коммунистическая партия, осуществляющая диктатуру пролетариата на основе прочного союза рабочего класса и крестьянства, в стране, которая «идет к новой и настоящей отечественной войне, к войне за сохранение и упрочение Советской власти»{88}.

Рост боевых средств и вспомогательных средств борьбы, имеющих применение в современных войнах, резким образом изменил условия ведения войны. Мы не можем теперь ожидать сражений, которые повлекли бы за собой одним ударом уничтожение всей действующей армии противника. Ширина фронтов, мощность железнодорожной сети и глубина театров войны не позволяют достигнуть такого исхода. Война складывается из ряда последовательных операций, которые в конечном счете должны привести к окончательной ликвидации или разгрому вооруженных сил противника, к захвату его экономических источников, питающих войну, и его территории.

Из уроков гражданской войны{89}

Решительные действия могут прерываться позиционными сидениями, отделяющими один период войны от другого. Борьба длительная, с напряжением всех экономических и социальных сил, сопровождающаяся обострением классовых противоречий, характеризует современные массовые войны, в которых обе стороны стремятся к решительному поражению вооруженных сил противника, применяя громадные силы и средства, так как «масса наступательных средств составляет необходимый результат высшей ступени цивилизации» (Энгельс). [24]

В день десятилетия Красной Армии особенно хочется остановиться на тех основных уроках, которые дала нам гражданская война. Эти уроки нужны нам для предстоящих новых величайших битв, нужны и для западноевропейского пролетариата, для организации и рационализации его боевых действий против буржуазии. Гражданская война — первая организованная массовая война пролетариата против буржуазии не только своей, но частично и мировой — дает нам в этом отношении неисчерпаемо богатый опыт. Этот опыт мы должны изучать, должны его использовать. В настоящих строках я не предполагаю обобщить все то, что дала нам гражданская война, что дал опыт Красной Армии. Я хочу поделиться лишь двумя-тремя соображениями о некоторых характерных моментах строительства и стратегии Красной Армии, которые, быть может, пригодятся историку в труднейшем деле подбора материалов. При этом я нисколько не остановлюсь здесь на всем том новом и героическом, что дала Красная Армия, а коснусь лишь того, что мне кажется наиболее практическим.

Гражданская война внесла новую свежую струю в стратегию борьбы на фронтах. Если сосредоточение полевых армий на решающем фронте для достижения решающей победы и являлось признанным и широко использованным приемом стратегии, то Красная Армия, а вернее, вся наша Советская страна развила эту стратегическую идею еще дальше, прибавив к сосредоточению вооруженных сил и формирование их на решающих фронтах. Мы знаем, что Красная Армия процентов, пожалуй, на 80 сформировалась непосредственно на фронтах гражданской войны. Но к этому общему положению прибавляется еще и умение сосредоточить, заострить, увеличить формирования на наиболее решающих фронтах. Лозунги, которые выбрасывала партия во время гражданской войны в зависимости от значимости того или другого направления: «Все на Восточный фронт», «Все на Южный фронт», «Все на Западный фронт» и т. д. — претворялись на фронтах в бурное строительство вооруженных сил, укрепление и починку действовавших там войск и технических средств, чем создавались необходимые живые силы для новых сокрушительных ударов. Партийные и профессиональные мобилизации десятков тысяч рабочих, вооружение, снаряжение и продовольствие, бросавшиеся на фронты, делали свое дело, и стратегическое сосредоточение, соединенное со стратегическим строительством, обеспечивало победу. Этот принцип, безусловно, оформлен и претворен в законченном виде Красной Армией. Жан де Пьерфэ{90} в своей книге «Плутарх солгал» сокрушается по поводу того, что французское главное командование 1914 г. не сумело провести в жизнь этот принцип, чем и ослабило свое положение на крайнем левом (северном) фланге. «Организация не терпит импровизации», — утверждала старая военная доктрина. Гражданская война это правило нарушила и показала нам в этом направлении ряд новых путей.

Однако строительство на фронтах, недостаток опытного командного состава, затруднения в вооружении и снаряжении создали и. ряд неблагоприятных условий, благодаря которым Красная Армия развивалась не так целесообразно с точки зрения нормальной боевой организации и ложилась на экономику страны гораздо большим бременем, чем это могло бы быть при более планомерном строительстве вооруженных сил. Соотношение тыловых и обслуживающих войск и учреждений по отношению к действующей армии и соотношение активных штыков и сабель в этой последней по отношению к ее тылам оставалось на протяжении всей гражданской войны чрезвычайно неблагоприятным. Достаточно сказать, что в 1920 г. наши вооруженные силы составляли почти 5½ млн. человек. Из них на долю действующих армий, считая стрелковые, кавалерийские и технические войска, выпадало не более 2 400 тыс. человек. Ясно, что здесь прежде всего сказывались наша организационная неопытность и наши затруднения в области вооружения и снаряжения, которые чрезвычайно сильно нарушали плановое строительство. Еще более ярко скажутся эти недочеты, если мы посмотрим на численность активных штыков в наших стрелковых войсках, составлявших основную массу (55 стрелковых дивизий) полевой армии. Стрелковые войска, общей численностью до 2 млн. человек, имели в 1920 г., по-видимому, не более или немного более 200 тыс. штыков. Об этом нам говорят следующие данные: на фронте против белополяков мы имели 27 стрелковых дивизий, т. е. 50 процентов всех стрелковых войск. Для укрепления этих войск было брошено все то, что было в распоряжении нашего главного командования, и, несмотря на это, в мае, июне, начале июля 1920 г. эти войска имели не более 100–110 тыс. штыков (Н. Какурин и В. Меликов. Война с белополяками. ГИЗ, 1925, стр. 200 и 442). Несмотря на все [25] Напряжение главного командования, нам до конца гражданской войны не удалось значительно улучшить это положение.

Само собой понятно, что западноевропейский пролетариат, имеющий перед собой наш опыт, имеющий возможность более основательно подготовиться к строительству вооруженных сил, сумеет избежать многих наших ошибок. Это даст в его руки более мощное оружие и меньшим бременем ляжет на экономику страны.

Три года гражданской войны, прошедшие с переменным успехом, повлекли за собою чрезвычайные затруднения в области нашей экономики, и без того нарушенной империалистической войной. Продукция крупной промышленности падала, казалось, катастрофически. Продовольственный кризис достиг небывалых размеров. Транспорт находился накануне полного паралича. Военная промышленность ежегодно и прогрессивно сокращала свое производство. Все это, вместе взятое, говорит нам о том, что мы вели гражданскую войну на нищенском экономическом базисе. Но это самое положение зачастую приводит к формальным и неверным выводам о том действительном соотношении между живой силой и техникой, которыми располагала Красная Армия. Помимо продукции военной и мобилизованной промышленности Красная Армия располагала еще громаднейшими запасами, оставшимися от империалистической войны. Наконец, она пополняла свои технические ресурсы и за счет трофейного имущества, в немалом изобилии попадавшего в ее руки при ликвидации отдельных фронтов. Все эти обстоятельства, вместе взятые, в сопоставлении с теми уродливыми условиями в организации Красной Армии, о которых упоминалось выше, зачастую создавали такое положение, что фактически соотношение живой силы и техники в Красной Армии было выше, чем в царской армии. Для характеристики только что указанного положения я затрону лишь два вида вооружения — пулеметы и артиллерию.

В 1916 г. царская армия располагала на каждую тысячу штыков 3–4 орудиями и 8–10 пулеметами. Армейская артиллерия, постепенно насыщая фронт позиционной войны, изменила в лучшую для царской армии сторону это соотношение, но тем не менее в основном оно сохранилось. Каковы же были ресурсы Красной Армии?

Тов. Бубнов в своем предисловии к первому тому «Гражданской войны» («Военный вестник», 1928, стр. 35) говорит, что в 1920 г. в среднем на стрелковую дивизию приходилось 120–150 пулеметов и 22–28 орудий. Число штыков в стрелковой дивизии в среднем можно принять равным 4 тыс. Вышеприведенные цифры по Западному и Юго-Западному фронтам в 1920 г. подтверждают эту численность. Таким образом, согласно этим данным, на каждую тысячу штыков Красная Армия имела 30–37½ пулеметов и 5½-7 орудий.

Перед началом июльского наступления Западного фронта он 26 имел в своем составе до 97 тыс. штыков и сабель и 595 орудий, что дает 6 с лишним орудий на каждую тысячу штыков («Война с белополяками», стр. 200). 13 мая 1920 г. в боевом составе армий Юго-Западного фронта на каждую тысячу штыков имелось около 46 пулеметов и 10 орудий («Война с белополяками», стр. 442).

В начале августа 1920 г. наступающие армии Западного фронта имели на каждую тысячу штыков свыше 50 пулеметов и около 12 орудий.

Таким образом, мы видим, что насыщение техникой на каждую тысячу штыков Красной Армии колебалось в зависимости от того, возьмем ли мы соотношение до или во время наступления. Однако мы видим, что в общем и целом на каждую тысячу штыков мы имели от 6 до 12 орудий и от 30 до 50 пулеметов. Нормы значительно превышают нормы царской армии, причем пехота, пожалуй, приближается уже к понятию машинизированной пехоты, хотя и действовавшей по старой тактике.

Конечно, недостаток снарядов и винтовочных патронов в целом ряде уменьшали значение относительной численности техники, но все же ее значение постоянно давало себя чувствовать, и Красная Армия фактически привыкла в этом отношении далеко не к голодным нормам. Мы имели большие запасы винтовочных патронов, доставшихся нам в наследство от царской армии, кое-что производила наша военная промышленность, кое-что давали трофеи. Приведу один пример расходования артиллерийских снарядов в 15-й армии во время 26 дней ее майской операции в 1920 г. Согласно подсчетам этой армии, она в среднем расходовала в день операции до 30 снарядов на орудие, т. е. за операцию на орудие было израсходовано до 780 выстрелов, т. е. чуть ли не та цифра, которую царская армия готовила на год ведения войны в 1914 г.

Я ограничусь этими отрывочными справками по действительному соотношению живой силы и техники, к которому Красная Армия, быть может и не отдавая в том себе теоретического отчета, привыкла на полях боев. Конечно, боевой революционный дух, классовое самосознание являются решающими факторами в революционной войне, но один революционный дух без необходимой техники в современной войне победить не может.

Эти уроки мы должны всемерно учесть, и Красная Армия, ежегодно укрепляясь и повышая свою боеспособность, прекрасно учла это положение. Его должны ясно и четко учитывать и все трудящиеся нашей страны. Военизация страны, идущая рука об руку с ее, индустриализацией, должна обеспечить Красной Армии на полях ее будущих битв еще более могущественную технику, чем во время гражданской войны.

Буржуазия об армии пролетариата{90}

Красная Армия, как вооруженная сила мирового пролетариата, естественно, всегда приковывала к себе внимание мировой буржуазии. Но особенно усердно иностранная печать занимается этой проблемой в последнее время, ставя ее в связь с англо-советским конфликтом, десятилетием Октября и выступлением советской делегации в Женеве на сессии подготовительной комиссии по разоружению.

Каков же лейтмотив этих комментариев? Раньше всего, в нем чувствуется ненависть, ненависть и злоба классовых врагов, помноженная на страстное, упорное стремление уничтожить военную мощь ненавистного пролетарского государства, так «некстати», наперекор всему капиталистическому миру, вклинившегося в земной шар.

Таков «общий подход». Что же касается методов обработки общественного мнения, то здесь замечается некоторое разнообразие: то дается умышленно преувеличенная, гиперболическая оценка сил Красной Армии, то ее боеспособность приравнивается чуть ли не к нулю. В первом случае цель — оправдать свои собственные лихорадочные вооружения, представить Союз как злокозненного «нарушителя мира» и дискредитировать его в глазах широких народных масс на Западе. Образчиком такой злостно-провокационной пропаганды является пресловутая «гранатная кампания» германской социал-предательской прессы, в течение, долгого времени одухотворявшая «Морнинг пост», «Тайме», «Дейли мейл» в Англии и французскую бульварную печать.

«Большевики, — истошным голосом вопили социал-демократы, — изготовляют гранаты». Какой ужас! Люди, которые в течение всей четырехлетней мировой войны служили у Гинденбурга и Людендорфа погонщиками, в шовинистском остервенении толкавшими миллионы пролетариев в пекло империалистической бойни под снаряды, и гранаты, и пули, приходят в священное негодование от того, что Советское правительство обзаводится всеми этими предметами военного снаряжения! Люди, которые клянчат у «сильных мира сего» милостивого разрешения на предмет вооружения своего буржуазного отечества, с пеной у рта вопят против [28] вооружения единственного пролетарского государства, обороняющегося от целого мира врагов!

Цель этого разыгранного по нотам «благородного возмущения» ясна: нанести удар моральному престижу СССР в глазах пацифистски настроенных рабочих, задержать рост симпатий широких пролетарских масс к СССР.

Другим ярким образчиком, иллюстрирующим этот метод борьбы с СССР, является помещенная в крупнейших органах буржуазной печати и подхваченная «Форвертс» и другими социал-демократическими газетами знаменитая «статья Сталина» о воздушных вооруженных силах СССР.

«Сенсационные заявления о русских воздушных силах. — У Советской России будет 3000 боевых и 7000 пассажирских аэропланов. — В течение 12 часов любой враг будет уничтожен».

Под такими цветистыми заголовками преподнесла своим читателям идиотскую фальшивку одна из старейших и «солиднейших» европейских буржуазных газет «Нейе Фрейе Прессе» (10 декабря 1927 г.).

«Было бы совершенно естественно, — писала почтенная газета в передовой по поводу «статьи Сталина», — чтобы государства, входящие в состав Лиги Наций, использовали этот случай, чтобы поймать Россию на слове».

И в такт этой буржуазной газете «Форвертс» без малейшей оговорки поместила ту же фальшивку под кричащим заголовком крупным шрифтом:

«Россия владеет небом! — Угроза Сталина по адресу Англии».

Так работают твердолобые редакторы «Форвертс», инспираторы гранатной кампании, рассчитанной, помимо всего прочего, на то, чтобы заслужить для своего буржуазного отечества милость великобританского империализма.

Это родство душ германских социал-демократов и английских империалистов находит свое дальнейшее выражение в кампании желтой истеричной «Дейли мейл», развернутой еще до появления «статьи Сталина».

«Московский воздушный заговор». «Флот из 3000 аэропланов». «Секретное строительство».

«Величайшая в мире продукция удушливых газов». Таков тон тех статей буржуазной печати, которые размалевывают «ужасы красного милитаризма» для того, чтобы мобилизовать общественное мнение против СССР и под шум крикливой антибольшевистской кампании усилить свои вооружения.

Но наряду с этим те же или другие буржуазные газеты, как уже указывалось, употребляют и противоположный прием — они высмеивают Красную Армию как недееспособную вооруженную силу, раздираемую изнутри политическими противоречиями, и при [29] этом как будто нашептывают: падающего толкни... По этой части с успехом подвизаются некоторые представители русской белогвардейской военщины за границей. Так, например, полковник Шумский осенью истекшего года поместил во французской газете «Журналь» статью, в которой «доказывал» слабость Красной Армии. Пресловутый Авгур в английском консервативном журнале «Фортнайтли Ревю» (январь с. г.), явно подзуживая Пилсудского, пишет, что Советское правительство потому, мол, посоветовало Литве начать переговоры с Польшей, что оно сознает свою слабость и невозможность вмешаться в случае нападения польской армии Пилсудского на Литву. Официоз Чемберлена «Дейли телеграф» в номере от 30 января, правда с некоторыми лицемерными оговорками, преподносит своим читателям «неофициальные сообщения» о том, что взбунтовавшиеся в Москве части Красной Армии бомбардируют Кремль. Близкий к Пилсудскому «Глос правды» (от 29 января) помещает сообщение из Вильны (!) о том, что взбунтовавшиеся полки двинулись на Москву; виленские газеты по этому ими же сфабрикованному «торжественному случаю» напечатали экстренные выпуски.

Попадаются, впрочем, в буржуазной печати статьи и сообщения, претендующие на некоторую объективность. Так, например, орган польского военного министерства «Польска Збройна», выступая против полковника Шумского, предостерегает от недооценки сил Красной Армии.

«Советская Россия, — пишет газета, — сама производит все необходимое для армии имущество, то есть не только вооружение, не только противогазы, но также самолеты, авиационные моторы, автомобили и танки... Что касается высшего командного состава, мы также не можем разделить мнение полковника Шумского. С конца войны истекает уже 7 лет, в течение которых советские командиры прошли разные высшие курсы усовершенствования, что в связи с имеющимся у них большим опытом, в особенности в области маневренной войны, значительно повысило их ценность в качестве военных командиров».

Далее польский официоз делает следующее любопытное признание: «Нельзя также согласиться с мнением полковника Шумского, что население Советской России не поддержит своего правительства в случае войны». Что эти слова отнюдь не продиктованы симпатиями к СССР, а стремлением предостеречь своих друзей — русских белогвардейцев, свидетельствует вывод газеты, что если белая эмиграция «хочет опереть свои планы на реальный базис», то она должна считаться с Красной Армией как с «вполне реальной силой».

Что касается оценки общей политической роли Красной Армии, то в этом отношении мы в буржуазной печати наблюдаем ту же двойственность: с одной стороны, Красная Армия — это орудие русского великодержавного национализма и империализма, а с [30] другой стороны, Красная Армия — опаснейшее орудие мировой революции.

«Аргументация» первой категории нужна для того, чтобы парализовать симпатии трудящихся всех стран к Красной Армии как родственной по духу вооруженной силе, как вооруженному защитнику эксплуатируемых и угнетаемых всех стран. В связи с этим особенно подчеркивается роль оставшихся в Красной Армии царских офицеров, на которых якобы держится вся ее боеспособность.

«За исключением русской церкви, — философствует «Нью-Йорк таймс» от 25 декабря 1927 г., — ни один институт в России не потерпел так мало изменений в результате революции, как вооруженная сила. Большинство ее наиболее способных офицеров служили царю. Организационные линии остались те же самые... Система базируется непосредственно на старой царской армии».

Правда, газета замечает одну только «маленькую» разницу: «Многие из младшего (? — М.Т.)командного состава являются пролетариями, принятыми в армию с целью демократизировать службу». И к тому же одна мелочь — присяга теперь новая... Политическая глубина анализа поистине поразительная!

В этом отношении с американским журналистом конкурирует лишь фашистский журналист из «Джорнале д'Италиа».

«Если бы не красные знамена с серпом и молотом, — пишет газета по поводу одесских маневров, — красовавшиеся всюду в большом обилии на всей территории Одессы, можно было думать, что это царская армия готовится к походу на Константинополь и к исполнению завещаний Петра Великого».

Этот фашистский публицист, по-видимому, не знаком с Милюковым-Дарданельским, а то почтенный профессор мог бы ему кое-что рассказать о разнице в боеспособности армии, которую гонят на фронт во имя захвата Константинополя, и армии, борющейся под символом серпа и молота.

Изощряются также в этой области польские «социалисты» школы маршала Пилсудского. Один из их лидеров — Казимир Чапинский помещает в «Работнике» (23 января) статью, в которой, ссылаясь на появившуюся в Париже книжонку некоего П. Фервака, якобы близко встречавшегося с Тухачевским в германском плену, «доказывает», что для Тухачевского коммунизм является не чем иным, как средством... завоевать все тот же Константинополь! Осторожный господин Чапинский, правда, при этом добавляет, что он не берет на себя ответственности за аутентичность заявлений, приписываемых Ферваком Тухачевскому, но тут же делает «вывод»: «Верно только то, что на подобные империалистические настроения мы неоднократно натыкаемся при анализе подоплеки официальной большевистской идеологии». Трудно, по-видимому, ученикам маршала Пилсудского, воспитанным на идеологии [31] великодержавной Польши в границах 1772 г., представить себе интернациональную революционную идеологию, чуждую всякому национализму и империализму. Польским «социалистам» она кажется совершенно фантастической и невозможной...

Клеветники Красной Армии не сводят концов с концами. С одной стороны, обвинение в русском шовинизме, а с другой стороны, звериный вой о том, что Красная Армия, в отличие от всякой «приличной» вооруженной силы, имеет целью не защиту своего отечества, а осуществление задач «разрушительной» мировой революции. Кто не помнит, например, ноты Чемберлена накануне разрыва с сердитой злобной ссылкой на приказ Ворошилова, в котором Красная Армия квалифицируется как армия мировой революции?

Да, это единственный, поистине феноменальный случай, когда английский дипломат не соврал. Красная Армия — армия международного пролетариата и всех угнетаемых империализмом народов. В этом ее сила; поэтому она столь близка и родственна эксплуатируемым всех стран, поэтому она столь ненавистна всем эксплуататорам.

Это в свое время смутно понимал Ллойд-Джордж. В своем меморандуме парижской мирной конференции весной 1919 г. он писал:

«Каким-то путем большевики ухитрились удержать влияние на массы русского народа, и, что является еще более знаменательным, они сумели создать крупную, по-видимому, хорошо дисциплинированную армию, которая в большей своей части готова принести любые жертвы за свои идеалы». (Ф. Нитти. Европа без мира).

Ллойд-Джордж понял раньше других, что с такой армией опасно иметь дело:

«Если послать теперь для этой цели (борьбы с Красной Армией) 1000 британских солдат в Россию, они взбунтовались бы... Мысль о том, что можно уничтожить большевизм военной силой, — безумие... Военный поход против большевиков сделал бы Англию большевистской и принес бы Лондону Совет. (Gumming. Russian-American Relations).

Некоторые проблески сознания в этом отношении обнаружил также другой, наученный горьким опытом герой интервенции, учитель упомянутого г. Чапинского — маршал Пилсудский. В своей книге «1920 год» он признает, что поход Красной Армии на Варшаву производил революционизирующее значение на польские трудящиеся массы. Раньше всего он отмечает исключительную стремительность похода:

«Поход Красной Армии даже на испытанных генералов производил впечатление какого-то ужасного калейдоскопа, в котором каждый день является какое-то новое положение с новыми названиями географических пунктов, с номерами полков и дивизий, с новым распределением времени, с новым расчетом пространства». [32]

Затем следует неосторожное признание:

«Под влиянием этого марша колебались характеры, размякали сердца солдат. Начинал организовываться наиболее опасный для меня фронт- внутренний»(курсив наш. — М.Т.].

В настоящий момент, момент десятилетия Красной Армии, врагам ее не мешало бы вспомнить все эти исторические факты. Но такова уже участь осужденного класса: он все забывает и ничему не научается. [33]

Общие сборы{92}

Красная Армия сделала несомненные успехи в общевойсковой подготовке в прошлом учебном году. Текущий год должен явиться годом решительного развития достигнутых успехов. Эти последние должны быть подготовлены и обеспечены учебной программой всего года, т. е. и зимним и летним циклом занятий. Только такая обширная программа и может основательно поставить и развить общевойсковую подготовку. Я не буду касаться всей этой программы, а остановлюсь лишь на организации и постановке общих сборов, которые должны дать нашим войскам исчерпывающие подготовку и тренировку во всех элементах общевойскового боя и тем подготовить их к маневрам. Зимний и весенний периоды больше всего тренируют и готовят к вождению соединенных родов войск командный и политический состав, штабы и специальные органы. Практическая же подготовка войскового организма (соединения, отряда) в целом начинается общими сборами. Смело можно сказать поэтому, что дальнейший шаг в деле общевойскового искусства мы сможем сделать лишь в том случае, если сумеем методически и планомерно подготовить и провести общие сборы. Успехи маневров предопределяются успехом общих сборов. Вот установка, которую необходимо усвоить каждому командиру и политработнику для придания росту наших успехов еще большего ускорения, чем в прошлом году.

Тактика боя соединенных родов войск многогранна и отличается динамичностью и изменчивостью в ходе самого боя. То, что хорошо вначале, может не соответствовать середине, быть пагубным в конце, и наоборот. Развитие гибкого тактического мышления, понимание использования различных родов войск в полном соответствии с их силой и свойствами для обеспечения наиболее успешного применения живой силы являются делом чрезвычайно трудным и вместе с тем подлежащим усвоению в полевой обстановке на ряде практических занятий. Теория дает очень много, развивает тактическое мышление, дает понимание свойств и применения различных родов войск. Но одна сама по себе теория не может еще выработать ни хорошего командира, ни хорошей [34] войсковой части и соединения. Помимо развитого тактического мышления от командира еще требуются быстрота уяснения обстановки, привычка оценивать каждый мелкий штрих выясняющейся обстановки, быстрота принятия решения, умение своевременно наладить управление, отдать точные и ясные распоряжения, наметать глаз: в определении расстояний, в наблюдении боевого расположения противника, в корректировании огня артиллерии, пулеметов и т. п. Все эти и многие другие данные, совершенно необходимые хорошо подготовленному командиру, не могут быть выработаны изучением теории, а достигаются почти исключительно практическими упражнениями: сначала на военных играх, потом на выходах в поле и, наконец, на войсковых учениях. Можно, пожалуй, сказать, что в деле тактической подготовки качества, вырабатываемые практическими занятиями, имеют в бою больший удельный вес, чем знания, основанные на изучении только теории.

Эти замечания, конечно, не должны пониматься как неуважение к теории, как пренебрежение ею. Несомненно, командир только тогда сумеет развить свой тактический кругозор и выработать в себе необходимую тактическую гибкость, когда он сначала в школе, а потом и самостоятельно будет трудиться над вопросами теории тактики. Это является особенно необходимым еще и потому, что развитие техники не позволяет тактике окостеневать надолго. Время от времени она претерпевает эволюцию, а то и революцию. Опыт прошлых войн говорит нам о том, что мы имеем гораздо больше примеров, когда война начинается с окостеневшей, отсталой тактикой, чем когда в нее вступают с тактикой, соответствующей современному этой войне оружию, людскому элементу и всему характеру войны. Тот же процесс развития тактики мы наблюдаем и во время войны. Мы таких войн почти не знаем, которые бы кончались с той же тактикой, с которой они были начаты. Особенно характерный пример в этом отношении дает нам империалистическая война 1914–1918 гг., где каждый год войны, а иногда и несколько раз в году тактика и тактические приемы самым существенным образом видоизменялись. Все это говорит о том, что теоретическая подготовленность комсостава должна стоять на высоком уровне. Комсостав должен быть подготовлен к самостоятельной работе в этой области, к самостоятельным выводам и предложениям в связи с изменяющимися условиями.

Все это совершенно очевидно, но вместе с тем нужно отдать себе ясный отчет в том, что в деле руководства войсковой частью или соединением командир может получить необходимый ему опыт, сноровистость, быстроту действий, четкость в управлении и т. д. только на основе усиленной практической работы. Тот, кто прошел войну и имеет ее опыт, всегда будет более подготовлен, чем командир мирного времени, но и эта подготовленность является относительной и при недостатках дальнейшей работы мирного времени может сделаться отсталой, Опыт войны неизменно [35] дает ряд выводов о прошлых ошибках в тактических приемах ведения боя и боевого управления, которые должны быть учтены и сопоставлены с новыми, послевоенными факторами тактической подготовки войск. Только практика мирного времени, на этих условиях целесообразно и разносторонне построенная, может позволить в полной мере рационально и современно использовать прошлый боевой опыт. Новые технические достижения, новые организационные формы и соотношение различных родов войск, изменения в соотношении технических средств обороны и наступления, несомненно, значительно видоизменяют прошлые, привычные методы управления. Все это должно быть на практике мирной учебы усвоено. Эти соображения еще раз говорят о том, что учебно-боевая практика должна быть поставлена во главе подготовки, и особенно подготовки общевойсковой. Само собою понятно, что основное испытание по этим вопросам и вместе с тем основную школу должны дать общие сборы во время лагерного периода. Маневры — вид обучения наиболее кратковременный, наиболее дорогой. Войска должны быть к ним уже вполне подготовлены в теории и практике общевойскового боя.

Из всех разнообразнейших элементов, составляющих общевойсковую работу и долженствующих быть изученными и воспринятыми как командным составом, так и всем составом войсковых частей и соединений, необходимо наметить те основные решающие направления подготовки, вокруг которых должно группироваться обучение. Успех обучения в такой же мере требует сосредоточения главных усилий на решающих направлениях, в каковой это требуется и в бою, да, пожалуй, и во всякой другой работе. К таким основным установкам, которые, понятно, не могут быть всегда одинаковыми, а будут видоизменяться в зависимости от достигнутых успехов, в текущем году можно отнести: повышение гибкого (маневренного) тактического мышления, активности, напористости и самодеятельности командира; предельное повышение мобильности войск, т. е. способности их к быстрому подъему и быстрому началу движения по первому сигналу; дальнейшее усовершенствование взаимодействия различных родов войск, и в первую очередь пехоты и артиллерии, — взаимодействие не только в смысле наличия непрерывной связи, но и в смысле тактической его грамотности, правильное распределение и использование артиллерии соответственно боевым усилиям пехотных частей; соответственная постановка задач пехотными командирами артиллерии, ее возможности и т. д.; достижение бесперебойного и гибкого управления в бою, слагающегося как из работы командира и его штаба, так и взаимодействия между штабами; совершенствование воздушно-химической обороны, обеспечивающее войскам выполнение намеченного маневра вовремя, несмотря на противодействие авиации противника.

Вот как будто бы те соображения, те практические установки, которые мы могли бы перед собою поставить и которые в случае [36] четкого их осуществления обеспечили бы для армии дальнейший резкий скачок в области совершенствования ее общевойскового тактического искусства. Само собою понятно, что к этим задачам прибавится и ряд новых других, имеющих первостепенное значение, и в частности взаимодействие стрелковых и кавалерийских войсковых частей с авиацией, совершенствование понтонно-переправочного дела и т. п.

Подготовка на общих сборах должна иметь более тренировочный характер, чем на маневрах. Плановость этой постановки в значительной степени предопределит и успех в сборах. В смысле объема занятий здесь должны быть поставлены занятия от самых мелких отрядов, составленных из различных родов войск, до дивизии включительно. Таким образом, учения, начиная, скажем, с отряда в составе стрелковой роты с приданной ей батареей или одним орудием и до стрелковой дивизии с приданной ей частью корпусных средств, будут вполне нормальным масштабом.

Практические цели, ставящиеся перед общими сборами, требуют и соответствующей организации общевойсковых учений. Они должны быть односторонние и двухсторонние. Односторонние учения являются наиболее подходящими для обучения войск определенным приемам, для усвоения ими требований устава и т. п. Одностороннее учение легче всего заостряет внимание обучающейся части на определенной тактической теме. Руководитель, объединяющий действия своей части и действия обозначенного противника, может, не насилуя воли обучаемого, поставить любую задачу и на практике пояснить выгоду или невыгоду тех или других методов или приемов ее разрешения. При организации одностороннего учения необходимо тщательно подготовиться к нему. Действия обозначенного противника должны быть продуманы, должны создать наибольшую поучительность, должны быть обеспечены прочной связью с руководителем учения, и, помимо того, должен быть заранее разработан характер действий обозначенных соседей, если таковые вводятся по заданию. В общем, как правило, руководитель не вмешивается в распоряжения и в деятельность обучающегося соединения (отряда) и его командования. Он корректирует его действия соответствующими вводными данными в виде обозначенного противника и обозначенных соседей. Отход или продвижение вперед соседей, наступление, оборона, переход в наступление или отход противника, обход или охват, развиваемый им огонь и т. п. являются теми вводными данными, которыми можно, не насилуя самодеятельности и полной самостоятельности командира, обучать определенным приемам боя.

Эта выработанная заранее система воссоздания окружающей боевой обстановки должна быть организационно разработана всем посредническим аппаратом, выделяемым для общевойскового учения. Намеченная задача рекогносцируется заблаговременно командиром, руководящим учением, и приданным ему посредническим [37] аппаратом, который он распределяет для обозначения противника, соседних частей и для ввода разных огневых данных на различных участках обучаемого боевого порядка. Для проведения хорошего общевойскового учения помимо рекогносцировки необходимо произвести и репетицию, позволяющую наладить связь и сигнализацию.

Сложность подготовки общевойскового учения, необходимость затратить на него немалое количество времени требуют распределения учебного руководства между различными командирами. Это полезно и с точки зрения привития инструкторских навыков возможно более широкому числу командиров. Таким образом, не обязательно должен командир ротного, например, отряда самолично осуществить руководство всеми учениями своего отряда во время общих сборов. Он должен распределить эту работу между собою, наиболее подготовленными командирами взводов, командиром батареи и т. д. Подготовка посреднического аппарата вообще очень сложна и требует заблаговременной работы со всем составом посредников на местности. Действия посредников, не отвечающие обстановке, приучают войска к извращенному пониманию боевой действительности, и потому каждый командир, подготовляющий учение, должен всесторонне проработать предстоящую задачу и договориться со всем аппаратом руководства. Особенно это важно для общевойсковых учений небольших отрядов, где большинство посредников будет состоять главным образом из лиц младшего командного состава и рядовых красноармейцев.

Распределение обязанностей руководства по подчиненному комсоставу не должно проходить формально. Командир отряда должен ближайшим образом следить за подготовкой учения, вносить в нее в случае надобности все необходимые коррективы, особенно помогая менее подготовленному командиру.

На односторонних учениях должны быть основательно проработаны элементы боя. Эти элементы не должны в одном учении слагаться из всех этапов современного боя: сближения, наступления, прорыва, преследования и т. д. Они должны заострять изучение на определенном боевом положении, на определенном этапе, но об этом будет говориться еще ниже.

Вся сумма односторонних учений должна подготовить отряды для двухсторонних учений. В этих последних лучше всего будут объединены отдельные проработанные темы, объединены в условиях полной самостоятельности обеих сторон и текучести боевой обстановки, более приближающейся к действительным условиям на войне. Двухсторонние учения, конечно, не исключают постановки определенной учебной цели. Обучающий командир каждый раз ставит учебную задачу перед двухсторонним учением, но возможности влияния на развитие действий сторон будут уже значительно меньше, так как в его распоряжении останутся лишь действия соседей и характеристика воздействия огня противника, действия же последнего будут самостоятельны. Такое положение

Создает еще большие трудности в подготовке учения, чем дли односторонних учений. Заблаговременная рекогносцировка и репетиция на местности необходимы. Построение посреднического аппарата территориально в полосе действий обоих отрядов — по общепринятой у нас схеме. При организации руководства и посреднического аппарата командир должен с особой тщательностью проработать вопрос действий посредников на линии огня каждой стороны и действия обозначенных соседних частей. Ошибки посредников на линии огня особенно заметны. Быстрота наступления из глубины зависит от передовых частей, и потому работа посредников при них в значительной степени определяет весь ход событий. В случае недостатка посредников на линии огня необходимо к ним прикомандировать посредников от более глубоких эшелонов, а временно, может быть, и командиров из состава последних. Само собою понятно, что эта маневренная гибкость аппарата посредников должна быть тщательно проработана заранее и в полосе предстоящего учения. Чтобы не упустить из поля зрения обозначенных соседей — что чрезвычайно важно для создания наиболее поучительной обстановки, — полезно возлагать на одного из работников при руководителе учением разработку действий соседей и оповещение о них обучающихся отрядов путем обозначения соседей или путем словесных указаний.

Подготовка организации двухстороннего обучения точно так же может распределяться между различными командирами под непосредственным наблюдением старшего командира.

При разработке общего плана занятий необходимо учесть наиболее целесообразное использование различных родов войск, и потому старший командир должен выработать таковой с привлечением артиллерийского командира и других специальных начальников.

Отрядные учения на общих сборах должны предусматривать взаимодействие всех родов войск. Даже ротному отряду необходимо придавать, хотя бы на отдельные учения, саперов, конных разведчиков и т. д.

Двухстороннее учение должно, как и одностороннее, задаваться определенными темами для изучения и тренировки. Но нужно иметь в виду, что двухстороннее учение предполагает наличие хорошей подготовки обеих сторон. С неподготовленным отрядом двухсторонних учений лучше не производить, так как они могут в войсках создать совершенно неправильное представление о характере современного боя. Это объясняется тем, что если в одностороннем учении противник обозначен, то в двухстороннем — он живой, самостоятельный, и притом зачастую прорабатывающий в этом учении неодинаковую тему. Например, при прорыве оборонительной полосы нападающая сторона тренируется в подавлении оборонительных средств противника и в проникновении пехоты в прорыв, в то время как обороняющая тренируется в упорстве обороны, в организации перекрестного огня, в контратаках и т. п. [39]

Само собою понятно, что недостаточная подготовленность частей должна вызвать или непосредственное вмешательство в ход действий руководителя, что неправильно, или же боевая действительность, или, вернее говоря, понятие об образцовом ведении боя, должно извратиться. Изучение элементов боя на односторонних учениях, проработка отдельных этапов боя, отдельных приемов различных отрядов позволит им наиболее целесообразно объединить все эти элементы в живые и увлекательные формы двухстороннего учения.

Учебная организация этого последнего еще более сложна, чем одностороннего. Если на одностороннем учении руководитель разрабатывал вопрос характера действий обозначенного противника и заранее подготовлял в этом духе свой посреднический аппарат, то на двухстороннем учении этого предусмотреть невозможно, и потому даже при самой тщательной проработке различных вариантов действий сторон все же необходимо предвидеть многие неожиданности, которые должны быть учтены посредническим аппаратом и руководством в ходе боя, и притом своевременно. Разработка вопросов об условных соседях носит тот же характер, что и при односторонних учениях. Посредническая работа на линии огня с обеих сторон точно так же должна быть основательно проработана. К этому прибавляется еще необходимость подготовки декоративной стороны боя, как-то: холостые патроны, обозначение взрывов, дымовые завесы, отравление местности безвредными, но имеющими запах веществами, макеты танков при отсутствии настоящих и т. п.

Подготовка отрядов из различных родов войск и войсковых соединений должна охватить все современные виды взаимодействия, с применением всех современных средств борьбы. Основной вопрос взаимодействия пехоты и артиллерии развивается взаимодействием пехоты и танков, пехоты и авиации, пехоты и конницы, конницы и артиллерии, конницы и танков с авиацией и т. д. К этому нужно прибавить взаимную работу войск связи, инженерных, особенно переправочных средств и т. п.

Постановку задач по отдельным темам общевойсковых учений невозможно предусмотреть полностью. Но вместе с тем весьма желательно остановиться на некоторых из них, чтобы заострить внимание на характере расчленения боя на отдельные элементы для наиболее успешного усвоения таковых войсками. Я попробую остановиться на ряде тем для односторонних отрядных учений.

Прежде всего необходимо обратить внимание на то, что изучаемые задачи резко зависят от величины отряда или соединения. Например, для стрелковой дивизии вполне нормальной задачей для одностороннего учения явится подавление какого-либо центра сопротивления в оборонительной полосе противника, нейтрализация наиболее опасных пулеметов в соседних центрах и подготовка последовательного подавления более глубоких центров или пунктов сопротивления. Совершенно очевидно, что стрелковой роте, в процессе подавления центра сопротивления, встретится [40] немало элементов последовательного подавления огневых точек. Для успешности усвоения методов последовательного подавления одностороннее ротное учение наиболее полезно ограничить подавлением какого-либо огневого узла, например, взвода с организацией переноса артиллерийского огня для своевременного подавления в глубине лежащего узла и с нейтрализацией соседних гнезд сочетанием огня пулеметов и артиллерии.

В таком занятии особое значение приобретает разработка планов последовательного подавления, определение направления главного удара, определение необходимых артиллерийских средств и числа снарядов, соответствующее построение ударной и сковывающей группы в пехоте, распределение артиллерии, проработка взаимной информации и взаимных требований стрелковых взводов и артиллерии, организация связи между ними, определение момента атаки и переноса артиллерийского огня, быстрота передвижения пехоты и перенос огня артиллерии, движение передовых наблюдателей и т. д.

Точно так же должен быть разработан вопрос и при поддержке атаки танками. Должен быть намечен перенос артиллерийского огня, должны быть заранее определены пути движения танков, чтобы пехота не помешала их быстрому сближению и чтобы танки не подавили своих стрелков, должно быть достигнуто сочетание быстроты продвижения танков различными их эшелонами с продвижением пехоты, с переносом огня артиллерии и т. д.

Темой для тактического общевойскового учения должно явиться и искусство пользования местностью со скрытыми подступами, прохождение открытых мест и т. д. В этих занятиях должно играть большую роль применение артиллерийского и пулеметного огня, поражающего наиболее опасные огневые точки противника и его наблюдательные пункты, а также пользование дымовыми завесами. Это новое тактическое средство, пока еще не получившее повседневного употребления, имеет между тем все основания решительным образом повлиять на тактические приемы. Дымовая завеса может ввести такой добавочный коэффициент к местности, который может оказаться совершенно не учтенным обороняющимся и позволит наступающему сблизиться скрытно, с наименьшими потерями и без преждевременной расшифровки направления главного удара и построения боевого порядка.

Конечно, дымовые завесы не являются 100-процентной гарантией того, что противник не сможет поразить двигающиеся за дымовой завесой войска даже в то время, когда они для него являются невидимыми. Но следует учитывать, что противник не может быть уверен в своей стрельбе по дымовой завесе, не может определить, какой ему нужно поставить прицел, и не может, наконец, установить, когда происходит движение и когда оно прекращается. Это означает, что ему пришлось бы вести огонь по площадям и непрерывно. Отдельные шквалы огня возможны, но нанесение некоторых потерь не могло бы задержать наступления. Это тем [41] более вероятно, что дымовые завесы нужно организовать не только для действительного сближения войск, но и для демонстративных целей, вводя противника в заблуждение.

Таким образом, применение дымовой завесы, как поправка в невыгодной для сближения или наступления местности, должно войти в привычку и стать повседневным приемом. Направление ветра играет значительную роль при пользовании дымовыми завесами. Поэтому определение направления ветра должно быть делом, знакомым для каждого командира. Если прочертить на карте направление ветра, то легко определить тот способ и то место, откуда надлежит пускать завесу. При поперечном ветре можно достигнуть наиболее экономного использования дымовых средств, при встречном ветре придется высылать вперед разведку с дымовыми средствами и пускать их на широком фронте. При ветре в направлении наступления дымовые завесы могут пускаться также на широком фронте самими же войсками и т. д.

Помимо применения особых дымовых средств зачастую можно воспользоваться подручными местными дымовыми средствами: навоз, сырая солома и т. п. Дымовые завесы могут применяться и обороняющимся, главным образом в глубине своего расположения для обеспечения деятельности своего тыла. При организации дымовых завес каждый командир отряда, как правило, должен разработать его совместно с артиллерийским начальником, с тем чтобы не помешать его наблюдению. Вполне понятно, что организация занятия на сближение может быть очень поучительно построена на использовании скрытых подступов и на преодолении открытого пространства путем поддержки артиллерийским и станково-пулеметным огнем, с применением дымовых завес.

Даже встречный бой, например батальона, может быть проработан на одностороннем учении. Столкновение передовых охраняющих частей с таковыми же противника, обозначенными на местности, ставит командира батальона, идущего в головном отряде или авангарде, перед задачей — быстро опрокинуть охраняющие части и разбить головной отряд противника. Избрание направления главного удара, при наличии даже скудных данных разведки, развертывание артиллерии и развитие решительного наступления явятся отличным учением, в котором будут разработаны: вопрос выбора главного удара в соответствии с характером местности и имеющимися данными о противнике, предельная быстрота развертывания артиллерии и ее связь с быстро движущейся пехотой, быстрота действий частей ударных групп, самодеятельность отдельных участков боевого порядка, полная самодеятельность второго эшелона ударной группы, организация дополнительной разведки и проч.

Тщательно должен быть изучен вопрос уничтожения полосы охранения обороняющегося противника. Фактическая разброска сил, которая применяется многими современными армиями между полосой главной обороны и охранением, должна быть использовала [42] наступающим для уничтожения, поражения их по частям. Эта задача может быть только в том случае вполне успешно разрешена, если охраняющие части будут разбиты чрезвычайно стремительно, так как в задачу их входит — не давать себя разбить и своевременно ускользнуть от нападающего. В этих условиях напор и полная самостоятельность командиров пехоты всех степеней, особенно взводов и отделений, проникающих, не стесняясь самостоятельности, между огневыми точками противника, вклиняющихся в расположение противника и отрезающих ему тем самым возможность отхода, являются вернейшим залогом успешного поражения полосы охранения. Артиллерия должна быть возможно более децентрализована. Поддержка мелких пехотных частей артогнем, хотя бы отдельными орудиями, должна быть делом нормальным и привычным. Быстрота действий, самостоятельность, полная инициатива и стремление безостановочно прорываться в глубину полосы охранения противника должны быть усвоены нашими войсками. Вряд ли есть надобность организовывать такие учения в масштабе больше батальонного отряда.

На односторонних учениях полка и дивизии должны быть особо обстоятельно проработаны вопросы прорыва оборонительной полосы. Определение системы расчленения боевого порядка обороняющегося, определение начертания переднего края его главной оборонительной полосы, определение наиболее выгодного и обеспеченного нанесения главного удара, определение последовательности подавления и овладения центрами и пунктами сопротивления в глубину оборонительной полосы противника вплоть до охвата его артиллерии, расчет потребной материальной части и количества снарядов, ориентировочное определение сроков подавления тех или других пунктов и соответствующей скорости прерывания пехоты, детальная проработка требований пехотных частей к артиллерии, установление между батальонами и группами и подгруппами ПП полной договоренности и взаимного понимания, разработка вопросов сопровождения пехоты и перемены артиллерийских позиций, организация управления в процессе прерывания и т. д. должны выработать в войсках привычку к методической разработке организации прорыва и органической связи пехоты с артиллерией во всю глубину оборонительной полосы противника. Ко всему этому надо прибавить организацию зенитной обороны как в период действий до переднего края оборонительной полосы противника, так и в период прерывания ее.

Задачи на прорывание оборонительной полосы противника чрезвычайно разнообразны, в зависимости от характера местности и расположения для обороны противника. Необходима проработка возможно большего числа приемов и задач. При наличии прорывающихся соседей прорыв должен осуществляться прямо вперед. Прорыв вперед может сочетаться с частными атаками в образовавшийся фланг противника — для расширения фронта [43] прорыва. Наконец, прорыв может быть развит главным ударом в обнаженный фланг и тыл противника.

Конница может сыграть громадную роль в деле развития прорыва. При наличии достаточного количества быстроходных танков конница может и непосредственно участвовать в прорыве. Те затруднения, которые встречаются в прорыве в связи с разрывом в быстроте продвижения танков и пехоты, как будто бы устраняются при организации прорыва конными массами. Такого опыта в прошлых войнах мы не имели, но совершенно очевидно, что танковая волна, развиваемая конницей и заключаемая пехотой, может глубоко и решительно прорвать самую крепкую оборонительную полосу противника. Этот вопрос требует практического и основательного изучения.

На полковых и дивизионных односторонних учениях со всей обстоятельностью могут быть проработаны вопросы маневренного искусства: перемена направления вблизи от противника, атака во фланг, соединенная с действиями с фронта, быстрота выполнения маневров, сопровождаемых быстрым развертыванием артиллерии и установлением ею взаимодействия с пехотой, обслуживание маневра авиацией, содействие ее корректированием огня артиллерии и атаками резервов, артиллерии и тылов противника и т. п. должно явиться предварительной и основательной подготовкой к маневрам.

На односторонних учениях должны быть тщательно проработаны задачи форсирования речных преград. Выработка плана переправы, избрание пунктов переправы, организация демонстративных переправ, определение подходов к переправе, расчет переправочных средств, порядка и быстроты переправы стрелков и артиллерии, план подавления обороняющегося противника на противоположном берегу, порядок развития успеха и т. п. должны быть твердо усвоены войсками.

Наступательный бой является в современных условиях делом настолько трудным, что не всегда возможно с точностью определить, где последует главнейший успех. Опыт войн говорит нам о том, что зачастую успех слагается совершенно неожиданно для наступающего не на том направлении, где он предполагал его добиться в первую очередь. Где бы успех ни обнаружился, он должен быть развит всеми имеющимися силами и средствами. Это дело является вопросом весьма тонким. Можно принять случайный и, быть может, малопроверенный успех, имеющий чисто местное значение, за такой, который может потребовать коренного изменения первоначального плана. Такое изменение, являющееся результатом недостаточной выдержки со стороны старшего начальника, фактически может привести к срыву всего наступления. Но вместе с тем может сложиться обстановка и так, что наибольший успех окажется на участке сковывающей группы, в то время как ряд непредвиденных обстоятельств сдержит напор ударной группы. В этих условиях боевой порядок наступающего соединения [44] должен быть достаточно гибким и достаточно самодеятельным для того, чтобы решительно использовать обнаруживающийся успех. Командир второго эшелона ударной группы должен принять отвечающее обстановке решение, и общевойсковой начальник должен подкрепить его артиллерийскими и прочими средствами. По существу, не исключена возможность, когда в иных боях сковывающая группа превратится в ударную и наоборот.

Односторонние учения должны давать достаточную школу в смысле организации полевой службы штабов и достижения максимальной мобильности войск, т. е. быстрой передачи приказов, уничтожения трений в управлении, быстроты восприятия войсками приказов, быстрой изготовки их к началу выполнения движения и т. д. Организация работы внутри штаба, организация взаимодействия между штабами, система предварительных распоряжений, живые методы управления и т. п. — все это должно явиться предпосылками для усвоения труднейших задач боевого управления в живой полевой обстановке с живыми войсками.

Проработка вопросов боевого управления должна охватить возможно шире работу войск связи. Работа войсковых штабов с войсками связи должна предшествовать общим упражнениям по подготовке боевого управления и мобильности войск.

Несколько примеров и замечаний, приведенных здесь, само собою разумеется, не исчерпывают всей суммы вопросов, подлежащих изучению в сложнейшем деле общевойскового боя. Задачи эти будут разнообразиться и от подготовки войсковых частей. Слабые и сильные стороны отдельных соединений будут выдвигать и разнообразие в организации занятий. Самодеятельность и творческая работа наших командиров в деле обучения должны придать всей подготовке, особенно на общих сборах, живой, разнообразный и практически конкретный характер. Односторонние учения, завершаемые ротными и батальонными двухсторонними учениями, а часто и большего масштаба, должны явиться достаточной школой для вывода частей на маневры, где они должны быть в полной мере знакомы с основами общевойскового дела, с разнообразием и сложностью его и должны быть подготовлены к тому, чтобы на маневрах перейти от тактического ремесла к тактическому искусству.

Новые учебные задачи{93}

Истекший 1928/29 год в области тактическо-стрелковой подготовки совпал с первым годом пятилетки. Вполне понятно, что армия испытывает на себе все влияние грандиозных сдвигов, реконструкции и перестройки на социалистических началах нашей страны, являющихся развитием генеральной линии нашей партии. Рост нашей экономической мощи, развитие техники, непрерывное укрепление социалистического сектора, обострение классовой борьбы в стране, нажим на нас империалистов — все это находило и находит свое непосредственное отражение на всей жизни, а следовательно, и на учебе Красной Армии.

Строгий классовый отбор, выдержанное классовое воспитание, непрерывная работа над политическим и культурным развитием красноармейских масс создают нам армию высокого политико-морального уровня и политической сознательности. Мы отмечаем громадный рост активности и сознательности нашего красноармейца; это касается и нашего начальствующего состава. Мы имеем в армии базу, на которой можно достигнуть наивысших форм тактики, на которой можно догнать и перегнать в искусстве ведения боя и операций наиболее технически сильные и угрожающие нам капиталистические армии.

В прошлом году нам неоднократно приходилось отмечать, что, несмотря на общетактическое совершенствование армии, подвижность ее войсковых частей, их гибкость, ловкость, инициативность отстают от общего темпа роста и что это отставание находится в резком противоречии с той колоссальной политической и культурной активностью, которую проявляют наши красноармейские массы. Несомненно, в этом отставании большую роль играли несовершенные методы тактического обучения и воспитания, которые, перейдя к нам по наследству от царской армии, основательно укрепились на нашей школьной скамье и не давали нам того необходимого развития активности, без которой армия не может успешно двигаться вперед. Напряженная работа последних лет над усовершенствованием методики нашего тактико-стрелкового воспитания и обучения дала целый ряд новых установок, по которым и была направлена работа в войсках. Наиболее характерной отличительной чертой в тактических достижениях истекшего года [46] являются решительный перелом и новые достижения в самой слабой части наших прошлых успехов, а именно: мобильности и активности.

В руководстве всяким живым делом необходимо выдерживать четкую и определенную систему. Эта система руководства не может не охватить очень многих отраслей, в данном случае в руководстве тактической подготовкой, многих отраслей тактическо-стрелкового искусства. Работу приходится вести по множеству отдельных составных звеньев, отдельных вопросов, которые очень легко могут перерасти из соподчиненного звена в самодовлеющую целевую установку, если условия руководства не будут подчинены строгой плановой системе. Это говорит о том, что и в руководстве тактической подготовкой, так же как и в руководстве боем или операцией, необходимо иметь резко выраженное направление главного удара, четкую генеральную линию, которая всем отдельным звеньям обучения уделяет необходимое внимание и, соподчиняя их друг другу и ведя их во взаимодействии, регулируя ход подготовки на протяжении всего года, достигает намеченных результатов как целостной и стройной системы.

Для того чтобы наметить основную линию в плане учебной подготовки, необходимо учесть итоги предшествующего периода, учесть новые боевые ресурсы и средства, накопленный тактический и методический опыт и в соответствии с этим определить новую систему мероприятий. Учитывая опыт истекшего учебного периода, нельзя ограничиться только общей характеристикой всех достижений или недочетов вообще. Успешно поднимать тактическую подготовку можно лишь тогда, когда правильно уловишь всю систему недочетов и в этой системе определишь ее центр тяжести. Это будет правильно и для дела подготовки каждой отдельной части, и для подготовки округа, и для подготовки всей армии. Необходимо не только определить всю сумму успехов и недочетов, но нужно уметь найти в ней корень корней этих успехов и недочетов, найти его происхождение, его характер, его влияние на всю систему подготовки и на ее развитие. Без этого прошлый опыт окажется неучтенным, непонятным и не могущим быть использованным для дальнейших усовершенствований.

После того как в системе учебно-тактических достижений и недочетов нащупан центр их тяжести, вся сумма воспитательных и учебных мероприятий в новом учебном плане должна быть построена так, чтобы ее ударное острие, центр тяжести всех новых мероприятий были направлены по источнику, по корням прошлых недочетов. Заостряя на этом вопросе все общественное внимание, направляя всю воспитательную и учебную деятельность в области тактической подготовки так, чтобы они служили делу развития этой основной установки, мы тем самым создаем плановую подготовку, охватывающую все звенья тактическо-стрелкового воспитания и обучения, но развивающуюся в направлении определенной, четко выбранной линии. [47]

Основная установка истекшего учебного года, ставившая во главу угла развитие активности, мобильности, изобретательности, смелости в войсках, в отдельных бойцах и командирах, связывала воедино всю систему нашей боевой подготовки и решительно двигала ее вперед.

Результаты выучки говорят нам о том, что целевая установка и методика обучения в прошлом году, так же как и ряда всех последних лет, являются совершенно правильными, подтверждающими себя всем ходом развития армии. Все те элементы, консервативно настроенные, которые не умели вовремя уловить новых требований, новых учебно-методических установок, опровергнуты самой жизнью, а войсковые организмы, руководимые такими элементами, оказывались и оказались по результатам тактических достижений далеко позади тех войск, где применялись новые прогрессивные методы общевойскового тактического воспитания и обучения.

Наша новая система тактической подготовки, новая относительно, ибо имеет уже за собой четырехлетнюю давность, так же как и наш новый Полевой устав{94}, характерна сочетанием планового начала регулирования сверху с требованием активности и самодеятельности самих войсковых масс, одиночного бойца, младшего командира и всех звеньев воинской иерархии. Сочетать эти качества, нелегко, но они являются непременным, неотъемлемым содержанием хорошо подготовленной части. В ходе проведения нашего тактического обучения зачастую приходилось сталкиваться и в центре, и на местах с непониманием новых требований Наркомвоенмора, с консерватизмом, с косностью, с отставанием старых, допотопных методов подготовки и с противопоставлением их новым, прогрессивным методам.

Каких только возражений не изобреталось! На требования изучить технику современного боя, организацию управления боем в глубину, на указание развить посреднические навыки в целях организации глубокого, двухстороннего тактического учения и т. п. возражали: «но ведь это развивает схематизм, это губит инициативу, это повлечет к катастрофе». С другой стороны, на нажим в сторону развития активности, самодеятельности и мобильности мы слышали опасения противоположного характера: «развитие мобильности и активности вырывает из рук командира управление боем, тактика подменяется спортивным элементом, быстрота решений и действий нарушает тактические требования» и т. п. Если консервативные опасения первого порядка приходилось больше всего слышать в первые годы проведения нашего нового курса тактической подготовки, то опасения второго порядка, не менее консервативные, пришлось нередко слышать в течение истекшего учебного года. Абстрактное метафизическое мышление, развивавшееся в военных школах царской армии, еще отдается эхом и [48] в наши дни. В царской школе если теоретически и признавалось, что время является одним из важнейших элементов тактики, то в практической работе, в решениях задач этот элемент совершенно исключался. Развитие тактического мышления предполагало умение правильно оценить расположение и действия противника, учесть рельеф местности и принять правильное решение в отношении группировки и действий своих войск. Решение задач не укладывалось в рамки того времени, которое фактически командир может иметь в бою. Тактическое мышление развивалось в пространстве, но вне времени.

Этот «блестящий» метод подготовки был перенесен и в военную школу Красной Армии, всецело практиковался в ней в годы гражданской войны и после нее и все еще не изжит в ней. Только такое преподавание могло повести на деле к тому, что отдельные голоса среди нашего командного состава стали противопоставлять тактику и мобильность, что является крайней безграмотностью. Во встречном бою решение, принятое в 12 часов по данным об обстановке от 9 часов, явится никуда не годным, безграмотным, хотя бы оно было и идеально грамотно три часа тому назад. И наоборот, может быть и не столь правильное решение в отношении оценки действий противника и использования местности, но решение, принятое на основании последних данных и соответствующее данной стадии развития боя, является тактически более грамотным, более правильным, чем в первом случае. Нельзя противопоставлять мобильности тактику. Тактика опирается на мобильность как на основную часть тактического руководства боем, опирается на нее, считает ее своей составной частью и никак не может ей противопоставляться.

Точно так же не могла противопоставляться плановость руководства боем самодеятельности и подвижности войсковых масс. По этому поводу говорилось уже достаточно, и нет надобности повторяться. Нужно сказать, что истекший учебный год характеризовался значительным усвоением всей массой нашего командного и политического состава и всем общественным красноармейским мнением новой методики тактического обучения и воспитания.

Крупнейшим достижением нашей методической работы истекшего года является то, что мы сумели овладеть всеми каналами проведения подготовки. Наш командный состав тактическую подготовку ставил во главу своей задачи. Наши штабы сделали значительный сдвиг в сторону организации боевой подготовки. Но особенно крупный сдвиг по сравнению с прошлым годом дало участие в деле тактической подготовки политических органов и партийных организаций. Вокруг основных установок, вокруг основных тактических требований, предъявляемых к войсковым частям, заострялось широкое общественное внимание. Военкоры принимали деятельное участие на фронте тактической работы. Впервые был применен тактический инструктаж военкоров, что дало самые положительные результаты. Красноармейское перо [49] сыграло громадную роль в деле социалистического соревнования войсковых частей на фронте тактической подготовки. Недочеты не скрывались, они обсуждались вслух. Комсостав стремился информировать красноармейскую массу о задачах, о целях, о методах усвоения тех или других тактических положений. Можно констатировать, что там, где целевые тактические установки доводились до сознания красноармейских масс, где красноармеец являлся активным фактором тактического воспитания своей части, — там эти задачи осуществлялись успешно. В первую очередь необходимо отметить, что перелом в мобильности и подвижности произошел именно потому, что эти целевые установки были усвоены всей красноармейской массой. Быстро воспринять полученное распоряжение или реагировать на изменение в обстановке, быстро изготовиться к действиям и выступить с ночлега, быстро развернуться, быстро и четко делать перебежки и проч. и проч. — все это являлось для красноармейца вопросом его долга перед своей частью, перед Красной Армией, перед всеми трудящимися. На этой базе росло и крепло социалистическое соревнование. Такая сознательная самодеятельность красноармейских масс ярко отразилась на всем характере боя и операции.

Значительно больший порядок на марше, движение, согласно уставу, по одной стороне дороги, быстрота развертывания, быстрота наступления, быстрота в изготовке к открытию огня, самостоятельное просачивание во всякую щель в боевом порядке противника — все это резко отличало достижения этого года по сравнению с предыдущими годами. Но и не только в этой области, т. е. в области четкости и мобильности, смелости и инициативы, сказалось влияние общественного красноармейского мнения. Можно отметить, что во всех областях тактической выучки, там, где мы апеллировали к такому самосознанию и общественному мнению, мы неизменно достигали успеха.

Там, где красноармейцы понимали значение придаваемой пехоте артиллерии, где они усваивали роль и значение отделения связи с пехотой (ОСП), там создавались такие условия, такое общественное мнение, которое исключало возможность небрежного отношения командира к связи с артиллерией, к своевременной постановке ей задач и т. д. и т. п. Можно смело сказать, что если хочешь преодолеть какую-либо трудную учебно-тактическую задачу, если хочешь добиться безусловного и четкого ее выполнения, то надо не только тренировать в этом командира, но и добиться усвоения этого требования в красноармейских массах. Если комсостав, политорганы и парторганизации добьются в этом успеха, то можно смело сказать, что вопрос будет практически усвоен быстро и прочно.

Само собой разумеется, что мы и раньше понимали значение и стремились к организации соответствующего общественного мнения и влияния вокруг вопросов тактической подготовки, однако, надо сказать, что впервые в этом году мы его разрешили планово [50] и успешно. Это достижение является фактором крупнейшего методического порядка, позволяющим нам с гораздо большей решительностью и смелостью ставить перед собой новые задачи и добиваться окончательного усвоения ранее поставленных. Те совещания начальствующего состава, которые имели место в округах по итогам тактическо-стрелковой подготовки, говорят нам об общем росте тактического уровня как командиров, так и политработников. Политаппарат поработал в этом году над вопросами тактики не покладая рук, и тактически его подготовка значительно возросла.

К достижениям тактическо-стрелковой подготовки за истекший год, помимо решительного роста активности, мобильности и совершенствования наших учебно-методических навыков, можно было бы отнести и еще целый ряд успехов по различным отраслям тактической подготовки. Однако, не имея места останавливаться на характеристике отдельных достижений и недочетов (причем нужно оговориться, что в этом отношении нет общей равномерности в достижениях), перейдем к основным вопросам, встающим перед нами в деле дальнейшего тактического усовершенствования. Истекший год характеризовался значительным ростом нашей технической мощи в связи с проводимым темпом индустриализации страны. Это мы чувствовали не только по линии специально военной, но и по линии общего накопления технических ресурсов в нашей стране. Рост автомобильного транспорта, рост количества тракторов и т. п. — все это не могло не отразиться на нашей учебной работе. Совершенно естественно поэтому, если в войсках в период учений и маневров по их собственной инициативе стали применяться элементы моторизации и т. п. Мы должны учесть этот ход развития и направить его организованно и планово. Мы должны учитывать, что второй год пятилетки, совпадающий с наступающим учебным годом, явится еще более форсированным в деле накопления технических ресурсов. Это мы должны отразить в программе предстоящего учебного года. Мало того, мы должны подумать и о своего рода учебной пятилетке, согласованной с общим хозяйственным планом индустриализации страны.

Научиться овладевать нужными техническими средствами, найти наилучшее их применение в бою и операции, усвоить их, психологически привыкнуть к ним — все это требует времени, и поэтому необходимо заранее в учебно-методическом отношении предусмотреть новые факторы в области развития материальной части и соответственным образом подготовить и выковать кадры, способные с максимальной продуктивностью и эффективностью использовать новые технические достижения и богатства. Во всяком случае в текущем учебном году мы должны подойти ко многим вопросам такого порядка вплотную. Другим фактором крупнейшего значения для подготовки армии является выход Полевого устава 1929 г.

Этот устав дает обобщенный опыт и завершение наших тактических [51] исканий за все последние годы военного Строительства и учёбы. Красная Армия уже вполне подготовлена всем ходом предшествовавшей подготовки к тому, чтобы воспринять ПУ — 29 прочно и сознательно. Однако нужно иметь в виду, что ПУ — 29 дает весьма основательно разработанную систему общевойскового боя, которую необходимо в совершенстве усвоить для того, чтобы изжить все еще имеющиеся дефекты в области общевойскового боя.

На основе значительно развившихся мобильности, активности и самодеятельности войск, на основе высокого уровня их политико-морального состояния и развития этих качеств еще далее мы должны в текущем учебном году добиться везде образцовой работы общевойскового боевого порядка, гибкости и взаимодействия его составных частей, значительного роста его огневой мощи, овладения высшими формами боя и практического изучения новых технических факторов в бою и операции. ПУ-29{95}, охватывающий все эти вопросы, должен стать основным стержнем в развитии нашей тактическо-стрелковой подготовки. Без его практического изучения, без умения применить его на практике невозможно дальнейшее тактическое совершенствование.

Остановимся на некоторых основных положениях общевойсковой тактики, наиболее трудно усвояемых. В первую очередь приходится отметить метод принятия общего тактического решения. Нельзя допускать постановки частных задач подчиненным единицам без того, чтобы была выработана основная идея боя, без того, чтобы был намечен общий план боя. Необходимо добиваться выпуклого, четкого решения для всей части в целом (направление главного удара, каким флангом и проч. и т. п.). На основе общего решения необходимо требовать построения боевого порядка (ударной и сковывающей групп, распределения артиллерии). Только после решения этих вопросов возможна грамотная и четкая постановка задач отдельным подразделениям.

Идеальное усвоение вопроса о вторых и третьих эшелонах должно привлечь к себе самое серьезное внимание. Нигде, пожалуй, не сказывается с такой яркостью консерватизм, как именно в этом вопросе. Дальнобойность и настильность современного огня создают на поле боя глубоко простреливаемые убойные пространства, по которым движение невозможно с любой желаемой скоростью, на которых быстроту движения для первых и последующих эшелонов можно считать почти одинаковой. В силу этого опыт последних войн, а также и опыт мирного времени показывает, что резервы не могут быть введены в дело с желаемой для старшего начальника скоростью, в желаемое время, в желаемом месте. Резервы должны преодолевать на своем пути большое сопротивление. [52] Им приходится бороться с пулеметным и артиллерийским огнем противника. Им приходится усиленно применяться к местности, производить перебежки, нести большие потери и т. д.

В период наступления пехота движется медленнее, чем во время прорывания оборонительной полосы противника. Это прорывание происходит после мощной артиллерийской подготовки, после того, как огневые точки противника окончательно установлены и взяты под обстрел пулеметов и артиллерии наблюдающего, после того, как обороняющийся уже потрясен морально огнем и т. д. В период наступления такого положения нет. Еще продолжается дополнительная разведка расположения огневых средств противника, еще продолжается пристрелка по ним, и только постепенно производится переход на поражение.

Словом, целый ряд обстоятельств делает для пехоты наступление более мешкотным делом, чем прерывание, и это в полной мере относится как к первым, так и к последующим эшелонам пехоты. Если учесть необходимость при наступлении вести систематический огонь по противнику, то, по всей вероятности, средняя скорость наступления никак не может быть больше одного километра в час{96}. Было бы очень желательно произвести опытные занятия с боевой стрельбой для более приближенного установления хотя бы общих ориентировочных скоростей наступления пехоты до переднего края оборонительной полосы противника.

Таким образом, если второй эшелон отстанет хотя бы на один километр от первого эшелона, то нужно время не менее одного часа для того, чтобы достигнуть первого эшелона. Помимо того, потребуется дополнительное время на изучение направления, на личную рекогносцировку, на изучение расположения противника, на постановку огневых задач пулеметам и артиллерии и проч. и проч. Словом, время, потребное для ввода в дело отставшего второго эшелона, например, в стрелковом полку, уже измеряется часами. А это говорит о том, что такой эшелон практически не сможет повлиять на исход завязавшегося столкновения, не сможет в критический момент повлиять на его благоприятный для нас исход.

Нередко приходится сталкиваться с товарищами, не усвоившими ни ПУ — 29, ни БУП — 27, но которыми волей-неволей, в соответствии с уставом, задача решается так, что слово «резерв» и не упоминается. Говорится только об эшелонах. Но если вдуматься в сущность решения, то зачастую видишь, что задача второму эшелону фактически превращает его в резерв, ему не указывается общая цель действий, ему не дается свобода действий, он зажимается [53] в руках старшего командира. Подобно тому как мы имеем дело с лжекооперативами, где красуется вывеска «Кооператив», а на самом деле сидит частник, так же мы встречаемся и с лжевторыми эшелонами. Написано «Эшелон», а на деле имеется резерв. Несомненно, наследие старого преподавания не так легко с себя сбросить, не так легко усвоить новые прогрессивные требования ПУ-29 и БУП-27{97}, но именно поэтому и необходимо обратить на этот вопрос особое внимание и методическими усилиями изжить имеющиеся недочеты. Наполеоновская схема использования резервов, когда таковые двигались по полю боя вне сферы огня, все еще внедряется в современные условия, где она абсолютно неприменима.

При воспитании и обучении действиям вторых эшелонов нужно вести подготовку с двух сторон. С одной стороны, необходимо добиваться, чтобы старший командир, организующий действия своей ударной группы, понимал бы ясно условия работы второго эшелона, правильно ставил бы ему задачу и давал бы ему свободу действий. С другой стороны, подчиненные командиры, работающие во главе вторых эшелонов, должны усвоить положения Полевого устава, которые говорят о том, что вторые эшелоны действуют совершенно самостоятельно, что если они даже не получат указаний и задач от старшего своего командира, то обязаны по собственной инициативе, по собственному почину принять своевременное решение и провести его в жизнь. ПУ — 29 указывает, что ответственность за несвоевременный ввод в дело второго эшелона несет в первую очередь и непосредственно сам командир второго эшелона.

Поэтому необходимо проводить большое число задач и учений на действия второго эшелона, где командир последнего должен по обстановке принимать совершенно самостоятельные решения, не ожидая никаких указаний от своего старшего командира. А для того, чтобы своевременно принять решение, командир второго эшелона должен двигаться в направлении поставленной ему задачи не отрываясь от первого эшелона, должен быть впереди, должен лично рекогносцировать местность и расположение противника, поддерживать непрерывную связь с первым эшелоном и информироваться от него о ходе боя.

К вопросу о правильных действиях вторых эшелонов нужно привлечь внимание широкой красноармейской общественности. Необходимо, чтобы красноармейская масса понимала те требования, которые предъявляются ко вторым эшелонам, ту самостоятельность и обязательность инициативных действий, которые установлены ПУ — 29, чтобы она исключила из обихода и своего сознания самую возможность «ожидания распоряжений».

Опыт истекшего года показывает нам, что там, где общественное мнение клеймило «ожидающих распоряжений», там такого рода «полевых бюрократов» не наблюдалось, а те, кто этим делом [54] грешили раньше, перевоспитались в духе уставных требований Красной Армии, в духе инициативы, смелости, изобретательности и самодеятельности в бою.

Очень сложен вопрос о поддержке вторых и третьих эшелонов артиллерией. Весьма редко бывают условия, когда артиллерии хватает. Обычно чувствуется артиллерийский голод, и в силу этого она вся поддерживает первые эшелоны, и часть ее переключается во второй эшелон лишь при соприкосновении последнего с противником. Переключение — это дело весьма деликатное, так как очень легко может статься, что оно останется лишь на бумаге, не будет проведено в жизнь. Без наличия отделения связи с пехотой (ОСП) в стрелковых ротах поддержка артиллерии должна считаться фиктивной. А вместе с тем при использовании артиллерии второго эшелона в первом эшелоне, очевидно, в последний будут направлены и ОСП. Таким образом, общевойсковой и артиллерийский командир, организуя обслуживание артиллерии вторых эшелонов, должен уделить самое серьезное внимание вопросу переключения артиллерии и обеспечить это организационно. Следует здесь заметить, что далеко не всегда возможно оставить второй эшелон без артиллерии даже в период его движения без соприкосновения с противником, так как для преодоления открытых мест ему зачастую потребуется подавление станковых пулеметов противника, не говоря уже об его артиллерии.

В работе по повышению качества общевойсковой тактики необходимо обратить особое внимание на стрелковый батальон. Эта единица, хотя и необщевойсковая в смысле постоянной организации, является все же таковой во время боя. Батальон никогда не действует без артиллерии, батальону придаются танки и т. д. Можно без всякого преувеличения сказать, что если батальон не будет подготовлен отлично в общевойсковом отношении, не будет уметь взаимодействовать с другими родами войск, то фактически сведется на нет все руководство общевойсковым боем. Батальон является инстанцией практического применения взаимодействия различных родов войск. Батальон является основным агентом общевойскового боя. Поэтому на подготовку батальонов и их командиров необходимо обратить особое внимание и под этим углом зрения проводить учебную работу в течение года. На готовом батальоне гораздо легче будет достигнуть общевойсковой слаженности стрелкового полка и дивизии.

Наиболее сложным вопросом для батальона в бою является период его сближения, что и подчеркивают БУП-27 и ПУ-29. Батальон должен двигаться скрытым подступом, общим строем, хотя бы и разреженным, командир батальона должен идти впереди и лично разведать расположение противника. На основании полученных данных батальонной и личной разведки командир батальона принимает общее решение для боя батальона, т. е. намечает на — правление главного удара, делает построение ударной и сковывающей групп, распределяет артиллерию для поддержки стрелковых

рот, намечает план развертывания батальона. Это развертывание должно произойти для обороняющегося противника внезапно, причем еще до развертывания стрелковых рот пулеметная рота и артиллерия должны открыть огонь по обнаруженным огневым очагам и наблюдательным пунктам противника.

Такая система действий легко может принять уродливые формы, если командир батальона не будет двигаться впереди, если его батальон не будет двигаться замаскированно, а будет колонной проходить открытые места, если развертывание будет произведено до принятия конкретного решения и до организации пулеметного и артиллерийского огня. Правильная организация сближения в батальоне является залогом морального потрясения противника и успешных действий наступающего батальона, но лишь при условии, если методы наших уставов будут восприняты по существу и не будут принимать уродливых форм. Некоторая потеря времени, которая требуется на принятие командиром батальона решения и заблаговременное открытие огня, с лихвой компенсируется дальнейшими бесперебойными и успешными действиями и уменьшением потерь в живой силе. Для достижения хороших результатов в такого рода действиях необходимо умение хорошо ориентироваться по карте, но, с другой стороны, необходимо также приобрести привычку — прежде всего осмотреть противника на местности, указать его своим подчиненным, затем выбрать по карте, а после разведать и на местности скрытый подступ для движения.

Ошибки, унаследованные от приемов царской армии в действиях стрелковых батальонов, имеющие первоисточником все тот же вопрос развертывания стрелковых рот до принятия общего решения о бое батальона, по существу, означают неумение и непонимание того, как надо организовать маневр живой силы, построенный на использовании пулеметного и артиллерийского огня. Эти ошибки, это непонимание чреваты большими опасностями. Они скажутся большими потерями в боях, снижением темпа наступления, кровавыми неудачами, а в мирное время они порождают и другую ошибку, заключающуюся в противопоставлении тактической и стрелковой подготовки.

Непонимание того, как маневр организуется на базе определенным образом организованного огня пулеметного и артиллерийского, непонимание того, что в этом и заключается вся сущность взаимодействия и львиная доля всей общевойсковой тактики, ведет к тому, что стрелковое дело рассматривается отдельно от тактического его применения и даже противопоставляется ему. Иногда можно встретить таких командиров, которые всякий нажим на тактическое совершенствование рассматривают как пренебрежение стрелковой подготовкой, не понимая того, что стрелковая подготовка и необходимость ее рационализации, повышение ее эффективности именно и вытекает из всех условий и требований общевойскового боя и что эта стрелковая подготовка не может вестись [56] сама по себе, а должна развиваться под углом зрения предъявляемых ей тактикой требований.

Сложность действий стрелкового батальона в бою, постоянная придача ему других родов войск ставят перед нами во весь свой рост задачу еще большего усовершенствования полевой службы управления при батальоне. К этому вопросу необходимо отнестись с полной серьезностью и с точки зрения организационной, и с точки зрения полевой практики.

Общевойсковой бой не может быть хорошо усвоен, если стрелковые командиры не знакомы с организацией боя артиллерией, методами организации ее управления в бою, с составом огневых позиций и проч. Вместе с тем для правильной организации артиллерии в бою необходимо усвоить характер и сущность пехотного боя. Без понимания этой сущности ни общевойсковой командир, ни артиллерийский не смогут как следует наладить артиллерийского огня и взаимодействия пехоты с артиллерией. Необходимо знать время, потребное на организацию управления в артиллерийском полку, дивизионе, батарее. Необходимо понимать, какой стрелковый командир может давать конкретные целеуказания артиллерии в различных условиях боя. Например, когда оборонительная полоса противника хорошо разведана, имеются точные данные о размещении его пулеметных средств, наблюдательных пунктов и т. п., совершенно очевидно, что даже командир дивизии может поставить артиллерии совершенно конкретные огневые задачи. В этом случае совершенно естественно будет, если командир дивизии откажется от распределения артиллерийского полка и подчинит его непосредственно себе на весь первый период боя.

Это правило можно было бы сформулировать так: артиллерия подчиняется тому стрелковому командиру, который может дать ей конкретные точные целеуказания. Другое дело будет, например, во встречном бою или при наступлении на обороняющегося противника, когда не разведаны точно ни передний край его обороны, ни расположение его огневых средств. В этих случаях все эти точные данные будут поступать в стрелковые роты и батальоны, которые и будут в первую очередь ознакамливаться с действительным расчленением боевого порядка противника. Это говорит о том, что во встречном бою или при наступлении на обороняющегося противника, когда нет времени на производство заблаговременной разведки единственными стрелковыми командирами, могущими ставить артиллерии конкретные и точные целеуказания, явятся командиры стрелковых батальонов и рот. Следовательно, в этих условиях централизация управления артиллерии была бы неправильна.

Но даже и во время прорыва хорошо разведанной оборонительной полосы противника, когда артиллерийский полк подчинен непосредственно командиру дивизии, централизованное управление артиллерией не может быть одинаковым во все периоды боя. ПУ — 29 говорит, что такая централизация применяется в период сближения [57] и наступления пехоты, а также в период прорыва Переднего края оборонительной полосы противника. С момента прорыва переднего края и начала прорыва в глубину артиллерия должна быть децентрализована, так как борьба в глубине позиции и очаги сопротивления противника не могут быть предусмотрены заранее, а будут выявляться в процессе прерывания, и, следовательно, целеуказания по очагам смогут дать только командиры стрелковых батальонов и рот. Если к этим соображениям прибавить еще время, потребное на организацию централизованного управления артиллерией, то вопрос станет совершенно ясным.

Однако на практике это далеко не так просто усвояется стрелковыми командирами, потому что они не всегда знают организацию артиллерии в бою, и артиллерийские командиры не уясняют себе природы пехотного боя и не всегда понимают, кто и в какой обстановке может поставить им точные конкретные целеуказания. Такое непонимание зачастую приводит к бестолковой централизации управления артиллерией, к «ультрацентрализаторским зажимам».

Вполне понятно, что несоответствие между организацией управления артиллерией, ступенью ее подчинения и ступенью реально осведомленных целеуказателей — стрелковых командиров — означает на деле не плановую организацию боя, а его дезорганизацию и нарушение взаимодействия пехоты и артиллерии. ПУ — 29 дает по этому поводу исчерпывающие указания, и необходимо добиться практического усвоения их как стрелковыми, так и артиллерийскими командирами. В этом вопросе организующая роль принадлежит войсковым штабам, которые должны уметь спокойно и беспристрастно оценить действительный характер боя и предложить командиру такое расчленение и организацию управления артиллерией, которые по периодам боя обеспечивали бы подчиненную работу артиллерии реальным целеуказанием.

Вопрос взаимодействия пехоты и артиллерии имеет значение не только для хода самого боя, но оказывает и решающее влияние на развитие армейской операции. Хорошо взаимодействовать значит целесообразно использовать снаряды, а это означает экономию в их подвозе. Современные средства артиллерийского поражения позволяют нам справиться с любой задачей прорыва. Нет такой оборонительной полосы, которую нельзя было бы прорвать при наличии необходимой артиллерии и снарядов.

Таким образом, в масштабе первого сражения большой операции вопрос поражения обороняющегося противника, прорыва его укреплений не представляет трудноразрешимой задачи. Эти трудности возрастают вместе с развитием операции в глубину, где отступающий неприятель может оказывать систематическое сопротивление, обороняясь с применением крупных пулеметных средств, в которых теперь не может быть недостатка. Для прорыва арьергардных оборонительных полос, хотя бы и наспех занятых и приспособленных к обороне, все же требуется мощный огонь артиллерии, [58] и если только войска не будут уметь расходовать огнеприпасы рационально, то, имея даже большие успехи в первом сражении, они будут выдыхаться и задыхаться по мере развития операции в глубину. Поэтому на вопрос взаимодействия, повышений его качества необходимо обращать внимание не только с точки зрения самого ведения боя, но и в более широкой перспективе. Вокруг вопросов взаимодействия артиллерии и пехоты, наличия ОСП при стрелковых ротах, умения действовать отдельными орудиями, на чем так настаивает БУП — 27, совместного, по возможности, расположения пехотных и артиллерийских командиров на наблюдательных пунктах, неотрывных действий ОСП с наступающими стрелковыми ротами при любой скорости их продвижения и проч. — в отношении всех этих вопросов должно быть создано общественное мнение, исключающее невнимательность или незнание в данной области. Командный состав, политорганы, партийные организации, военкория, красноармейский актив должны добиться полного усвоения красноармейскими массами основ взаимодействия пехоты и артиллерии и в первую очередь вопросов наличия ОСП в роте. Каждый красноармеец всегда должен знать, какая батарея, какой номер, из какого дивизиона поддерживает его роту, где будет двигаться ОСП, как его искать, подчинена ли батарея командиру роты или только его поддерживает и т. п. Только при глубокой проработке этого вопроса мы создадим условия, исключающие разнобой в этом решающем деле для общевойскового боя.

В проработке оборонительного боя необходимо обратить внимание на упорство обороны. Руководители и посредники должны выработать способность даже у самых мелких подразделений обороняться в условиях окружения, держась отдельными островками. Только такая практика и такое упорство обеспечат своевременный ввод в дело ударных групп обороняющегося в условиях, когда боевой порядок прорывающегося разорван и расстроен. Следует обратить внимание на быстроту и четкость управления в обороне. Если наступающий развивает форсированный темп прерывания, то обороняющейся стороне очень нелегко своевременно реагировать на изменение обстановки, нелегко своевременно ввести вдело ударную группу и восстановить положение и т. п.

Наконец, необходимо обратить внимание на то, чтобы уставные положения для обороны не нарушались. Нет-нет да приходится встречаться со случаями, когда, например, командир полка делает нарезку батальонных районов обороны не с общими разграничительными линиями, как это требует ПУ — 29, а кружочками, с интервалами между ними, т. е. центрами сопротивления, по польской оборонительной системе. В польском уставе мы определенно видим упор на положение, чтобы командир батальона подбирал в свои руки твердое управление стрелковыми массами. Очевидно, стремление удержать войска в порядке, слабое развитие, с точки зрения защиты интересов буржуазии, боеспособности польского [59] бойца — рабочего и крестьянина — заставляют польское командование искать спасения в батальонных островках. Само собой понятно, что эти островки, будучи расположены на характерных очертаниях местности, легко будут разгаданы и поражены артиллерийским огнем.

Наш устав требует противоположного. Он требует нарезки батальонных районов обороны с общими разграничительными линиями, т. е. в непосредственном соприкосновении. Это не значит, конечно, что все силы батальона должны равномерно быть распределены по всему району. Но это значит, что батальон несет ответственность за оборону всего порученного ему района, причем располагать свои силы он должен так, чтобы артиллерия противника не могла бы нащупать нашего расчленения пехоты. Поэтому ПУ — 29, точно так же как и БУП — 27, усиленно рекомендует фланговый огонь пулеметов, расположение их на обратных скатах и т. п.

Для полного усвоения работы авиации и ее взаимодействия со стрелковыми и кавалерийскими частями необходимо практически поставить вопрос об изучении войсковыми командирами авиации в масштабе применения авиационной группы (АГ), согласно ПУ — 29. Авиация — новое боевое средство, и если понимание артиллерии в основном уже вкоренилось в сознании всех стрелковых командиров, то значение авиации, ее типов и их свойств оставляет желать еще очень многого. Практически тренировка на общевойсковых тактических задачах по изучению ПУ — 29 должна выдвинуть на видное место вопрос о тактических свойствах авиации, и этот вопрос должен быть основательно проработан и усвоен. Практическо-теоретическое изучение вопроса использования АГ на картах должно быть зимой и летом закреплено полевым тактическим взаимодействием.

ПУ — 29 дает новые установки по использованию танков совместно с пехотой. Весьма многие танковые командиры не прочь были рассматривать танковый род войск как самостоятельно решающий участь боя. Действия танков понимались ими как самостоятельные. Роль пехоты сводилась к занятию пространства, очищенного танками. В этих взглядах сказываются те же самые ошибки, которые имелись и во взглядах многих артиллеристов до выхода БУА — 27. «Группа общего назначения» по их понятиям решала бой. Пехоте не оставалось ничего другого, как занимать пораженное артиллерией пространство. Элемент времени, элемент быстроты, «очухивания» деморализованного противника здесь не учитывался, реальные возможности целеуказаний не принимались во внимание, и отсюда нарушалось взаимодействие пехоты и артиллерии, а тем самым предрешался и проигрыш боя.

ПУ-29 основной задачей танков считает содействие пехотной атаке, причем танки подчиняются пехоте, и каждый отдельный танк получает задачу поддержки того или другого стрелкового взвода (роты), который он и обязан проталкивать вперед и от [60] которого получает целеуказания. Помимо того, ПУ — 29 указывает и целый ряд случаев самостоятельных действий танков. По этому вопросу необходимо провести большую практическую работу, причем она особенно важна в стрелковом взводе и стрелковой роте.

Как упоминалось уже выше, рост автонасыщенности нашей страны постоянно толкал наши войсковые части на применение автосредств. Отсюда стихийно нарастает волна моторизованных действий. Это также необходимо ввести в систему. Средств для этого, считая и военные и местные гражданские, имеется совершенно достаточно. Путем моторизации передовых и разведывательных отрядов и т. п. можно приучить войска к приобретению навыков в этом наиболее прогрессивном виде организации современной армии. Помимо того, очень желательно, чтобы Осоавиахим вместо стрелковых батальонов выводил к нам на войсковые учения и маневры авиамоторизованные части. Эти части, в состав которых, как правило, должна входить авиация, необходимо снабжать дорожно-мостовыми взводами с возимым запасом особых приспособлений для преодоления заболоченных мест; связь в авиамоторизованных отрядах должна быть радиофицирована.

Успешное усвоение общевойскового боя может быть достигнуто лишь в том случае, если работу войсковых штабов удастся поставить на высокую ступень. Особенно надо обратить внимание на работу штабов полковых и батальонных. Организация управления боем не только в начальной его стадии, но и во всем процессе боя является делом трудным, требующим большой подготовительной работы, предвидения, сочетаемого с четкой и быстрой импровизацией в самом процессе развития боя. Очень трудной отраслью деятельности штабов является организация разведки. Разведка приобретает подлинную ценность лишь в том случае, если она дает своевременно необходимые данные, если управление боем идет не само по себе, а может по времени основываться на этих данных. Быстрота развития маневренного боя делает такую задачу очень сложной и трудной. Многое зависит от предвидения штабных работников.

Необходимо усвоить динамику разведывательной работы: задание на разведку перед боем должно дополняться отдельными задачами доразведки тех звеньев в расположении и действиях противника, которые остаются неясными или вызывающими сомнение. На основании прежде полученных данных. Такая нарастающая система уточненных разведывательных целеуказаний, сопровождаемая соответствующей организацией разведывательных действий и обработкой данных разведки, должна явиться надежнейшей базой для управления общевойсковым боем. В процессе развития боя в глубину большие задачи перед штабом встают в области связи в соответствии с переходом командных и наблюдательных пунктов, и этот вопрос должен быть основательно проработан на основе указаний ПУ-29.

Выход из боя и арьергардные бои должны сопровождаться [61] службой заграждения, т. е. разрушением и созданием целого ряда препятствий на пути наступающего противника, с тем чтобы всемерно его задерживать и заставить оторваться его артиллерию и обозы. Служба заграждения является не только саперным делом. Этим новым вопросом в полном объеме должен заинтересоваться каждый войсковой командир и основательно его изучить.

Общевойсковой бой должен быть усовершенствован и нашей конницей. Удар в конном строю является наиболее сильной стороной конницы. Но этот удар должен быть обязательно подготовлен артиллерийским и пулеметным огнем. В этом и заключается искусство общевойскового боя, искусство взаимодействия для конницы в современном бою, где конница встретит сопротивление, во много раз возросшее, и механизированные силы пехотного огня. Деятельность конницы не сводится, однако, только к конному бою. Применение ее чрезвычайно многообразно. Она должна уметь отлично действовать в спешенных порядках, действовать не хуже пехоты. И в спешенном порядке точно так же уметь взаимодействовать с пулеметным и артиллерийским огнем. Служба ОСП должна быть поставлена везде образцово. Особенно большую пользу могут сыграть кавалерийские части, даже при значительно превосходных силах противника, когда у него обнажен один из флангов и когда конница может обтекать этот фланг, перемежая действия в конном и пешем строях. Современная конница должна усиленно тренироваться в совместных действиях с пехотой, авиацией и бронетанковыми частями.

Задачи по подготовке технических родов войск весьма многообразны, но, к сожалению, на них за недостатком места нет возможности останавливаться в настоящей статье. Во всяком случае, следует сказать, что вся подготовка технических войск должна вытекать из основных установок общевойскового боя и ведения армейской операции.

Несколько слов о стрелковой подготовке. Уже упоминалось выше о том, что из недостаточного понимания задачи взаимодействия различных родов войск и непонимания общевойсковой тактики как системы, объединяющей огонь и движение, вырастает иногда противопоставление тактической и стрелковой подготовки. Это чрезвычайно опасное заблуждение. Стрелковое дело должно вестись целиком и полностью под руководством и как составная часть общевойсковой тактики.

Тактический рост Красной Армии требует от нас неустанной работы по дальнейшей рационализации стрелкового обучения и по повышению эффективности стрельбы. Усовершенствование знаний теории и практики стрельбы, укрепление бойцов физически, а также изучение и применение научных методов организации стрелкового обучения — все это должно нам дать быстрый дальнейший рост стрелковой мощи.

Выше уже упоминалось о том, что необходимо всемерно искать способы экономии в расходовании снарядов. Один из вернейших [62] путей — хорошая методика стрельбы. Это касается и артиллерий и пулеметов, и винтовок. Кстати, упомянем, что вопросу снайперской подготовки должно быть уделено большое и пристальное, внимание.

Еще раз не лишне остановиться на роли и значении посреднического аппарата в деле тактической подготовки. Недостаточная активность посредника, недостаточная его сметливость и расторопность будут создавать на двухсторонних учениях противоестественные, с точки зрения хода боя, положения, которые дезорганизуют бойца и прививают ему неправильное представление о современном бое. Посредник должен всегда поспеть на линию огня, должен быстро ориентироваться в соотношении сторон и в их действиях и рядом приговоров сторонам на различных участках столкновения должен создать картину гибкого и неравномерного развития боя. Посредник должен приучить оборону к упорству, а наступление — к смелости и предприимчивости. Путем вводных данных, вводом приговоров сторонам на отдельных участках, но, ни в коем случае не командуя сторонами и не вмешиваясь в распоряжения их командиров, посредник должен воспитывать в войсках уставные взгляды. Это требует большой тактической тренировки, отсутствия педантизма у посредника и его способности к быстрому решению и к быстрому передвижению по полю боя.

Несколько слов уже было сказано выше о необходимости прочного проникновения новых тактических методов обучения в нашу военную школу. Они должны идти вперед и являться толчками тактического совершенствования, а не идти в хвосте и на поводу. Мы должны добиваться того, чтобы в школах, как и во всей армии, обучаемые воспитывались по нашим уставам, чтобы за этими последними во всей системе подготовки и воспитания закреплялся бы необходимый авторитет и доверие. Никакое противопоставление своих личных тактических взглядов и воззрений нашим уставам при обучении в школах недопустимо. Полное, по существу, усвоение новых уставов и новых методов тактического обучения и воспитания — вот что должно быть на 100 процентов осуществлено нашими школами, которым необходимо решительно освободиться от всякого консерватизма и рутинерства.

Дальнейшее развитие тактических успехов Красной Армии ставит большие и серьезные задачи перед всем ее начальствующим составом, перед политорганами и парторганизациями. Успех в деле классового воспитания красноармейцев, в социальном отборе младшего командного состава и всего начальствующего состава в целом, устойчивое политико-моральное состояние армии, понимание красноармейскими массами генеральной линии партии, индустриализации страны и социалистической перестройки деревни, понимание обостряющихся отношений между империалистами и Страной Советов — все это создает прочную базу для наших дальнейших тактических достижений.

Но нужно сказать, что и начальствующему составу нельзя рассчитывать [63] на серьезные, решающие успехи в деле политического и тактического совершенствования армии без проведения более углубленной работы по поднятию своего теоретического, политического и культурного уровня. В выполнении задач наступающего учебного года мы должны, помимо развития и усовершенствования методики нашего тактического обучения и воспитания, учесть еще и тот колоссальный фактор, который с таким успехом проявил себя в истекшем году, — мобилизацию на дело подготовки всех наших каналов воздействия, привлечение к делу подготовки внимания всех слоев начальствующего состава, политработников, партийных организаций, красноармейской активности. Создав широкое общественное мнение вокруг вопросов тактическо-стрелковой подготовки, мобилизовав на это все наши силы, направив их на наши основные недочеты, мы сможем на базе имеющихся уже достижений эти успехи развить и расширить во много раз и в деле укрепления обороны страны не отставать от темпа ее индустриализации и социалистического переустройства.

На базе достигнутого — к новым задачам{98}

Перед нами стояла большая задача — выполнить установки, поставленные Революционным Военным Советом Союза.

Большая, напряженнейшая работа всего нашего начальствующего состава, наших политорганов, громадная волна общественности в области вопросов боевой подготовки в нашем округе — все это дало ряд положительных сдвигов. Достигнутое является прочным фундаментом для дальнейшего движения вперед. Сейчас перед нами стоит задача — четко наметить пути предстоящего учебного года.

Товарищи, для того чтобы правильно поставить перед собою задачу, для того чтобы ее успешно осуществить необходимо докопаться до корня всех корней какого-либо вопроса. Точно так же, как и в бою, как в ведении операции, приходится найти какой-то центр тяжести в расположении и в системе действий противника и наносить по нему удар, — точно так же и в деле подготовки мы не можем рассматривать все наши достижения одинаково полноценными. Поэтому найти какой-то корешок, за который мы могли бы ухватиться и потащить, привести всю машину в действие, чтобы можно было потащить за собою все отрасли военного дела, — это является вопросом не простым, а чрезвычайно трудным и сложным.

Когда мы в прошлом году пробовали определить, в чем заключается основной наш недостаток, то мы, как вы помните, единогласно пришли к мнению, что основным нашим недочетом, в который упираются все дальнейшие тактические совершенствования, является вопрос недостаточной нашей активности, недостаточной мобильности. И мы говорили, что, лишь только преодолев этот основной недостаток — нашу неподвижность, — только в этом случае мы сможем развиваться дальше.

Задача была сформулирована так: «Во главу угла должен быть поставлен вопрос о достижении решительного перелома в отношении увеличения подвижности и поворотливости войск, т. е. активности, инициативы и быстроты действий, решительности и смелости в принимаемых решениях и упорства в их выполнении». Основа методической установки заключалась в том, что все должно проводиться под углом развития нашей мобильности, точно так же как вся подготовка Красной Армии должна развивиться [65] под углом зрения развития, в первую очередь, нашей тактической мощи.

Каким же образом мы разрешали это? Мы поставили перед собой задачу привлечь к этому вопросу широчайшее общественное мнение и красноармейцев и начсостава. Конечно, это дело не новое для Красной Армии. Мы всегда и по всяким вопросам заостряем общественное внимание. Но в истекшем году перед Красной Армией был поставлен совершенно конкретно, четко и остро именно этот вопрос, ибо без заострения общественного внимания на нашем основном недостатке, без привлечения всей красноармейской активности, общественности под руководством начсостава и наших партийных организаций, политорганов мы не сумели бы добиться здесь перелома.

Политорганы и партийные организации вполне организованно подошли к разрешению этой задачи. Если к этому прибавить еще усовершенствование методов подготовки и работы комсостава, переход к прикладным методам, при которых можно требовать большей четкости и быстроты в принятии и выполнении решения, то, как видно, вся эта система мероприятий была направлена в одно место. Мы мобилизовали красноармейский актив, нашу военкорию, постарались, сколько было возможно, подготовить военкоров, ознакомили их с тактическими требованиями, которые стоят перед войсками округа. Попробовали обучить их критическому подходу к происходящему на поле боя, на занятиях, чтобы они могли более самостоятельно отмечать, что идет в развитие наших установок, что — против и т. д.

В результате таких мероприятий всеми, без исключения, отмечается большой сдвиг в этом году.

Я не хочу сказать, что мы достигли всего, что нужно было в этом направлении. Несомненно, наша активность и мобильность может и должна быть еще повышена. Но в области мобильности, подвижности, активности мы имеем еще массу грехов и пробелов, и, несомненно, тот упор на тактическое совершенствование, который мы делали, мы должны сохранить и в будущем.

Основной вывод мы делаем совершенно положительный: наши войска встряхнулись, сумели развить навыки, создать такой обиход внутреннего распорядка во всех условиях боевой обстановки, когда мы больше не «упираемся в недостаток подвижности и активности.

Я хотел бы остановиться и на ряде других достижений, которые мы имеем в войсках. К этим достижениям необходимо отнести более плановую постановку занятий с начальствующим составом. В прошлом году у нас в течение года было два-три слома нашей учебной установки. В прошлом году у нас не было объединенного плана для зимы и летней учебы. В истекшем учебном году, в 1928/29, мы имели одну общую плановую установку, которая охватывала и зимние, и летние месяцы учебы. Это явилось нашим большим достижением. [66]

Дальше, мы имеем повышение ответственности командиров за войсковую часть. Мы имеем некоторый опыт, который едва ли удавалось сделать раньше, — действия пехоты с танками. Это является крупнейшим для нас достижением. Мы имеем более широкое применение, чем в прошлом году, химических средств во время боя. Мы провели зимой тактические действия на лыжах, что опять-таки дало большую тренировку войскам, показало, что можно растянуть тактическую программу общевойскового обучения не только на лето, но и на зиму, и открыло перед нами новые перспективы. В форсировании рек мы имеем безусловно успехи, резко шагнув от уровня прошлого года в этом отношении. Лесные бои точно так же увенчались в этом году успехом по сравнению с прошлыми годами.

Словом, по целому ряду вопросов мы имеем достижения. Поэтому можно сказать, что войска поработали в истекшем году недаром и повысили значительно свою активность и мобильность.

Вот этот решительный перелом в общей активности и мобильности делает уровень ряда отделов боевого обучения просто уже несоответствующим, а значит, для нас и определенно отсталым. На это определенно указывает и то обстоятельство, что в деле войскового боя не все дивизии округа достигли одинакового уровня. Уровень грамотности боевого порядка не у всех увязан с требованиями ПУ — 29 и с тем, к чему обязывает достигнутая мобильность частей.

Прежде всего, о принятии решений. До сих пор, товарищи, встречаются еще командиры, которые начинают перечислять сразу задачи подразделения, без должного учета общей задачи. Отсюда получается бесформенное решение и, естественно, вытекает невозможность правильного построения боевого порядка. Отсюда вытекает и то, что командир, подчиненный ему, не слишком ухватывает основную идею его решения, ибо он не знает основной установки, основной идеи. На эту сторону необходимо обратить серьезное внимание.

Затем, встречаются еще командиры, которые не овладели построением боевого порядка по ПУ — 29: эшелонирование боевого порядка, отказ от резервов, построение ударной группы двумя-тремя эшелонами, с тем чтобы вторым или третьим эшелонам, одновременно с первым эшелоном, ставились конкретные тактические задачи. Были случаи, когда говорят эшелону:

«Я вам дам задание тогда, когда вы дойдете до такого-то места».

Говорить так — значит не дать командиру второго эшелона никакого приказания.

Такое отношение ко вторым эшелонам сводит их, по сути дела, к резервам образца наполеоновской тактики, на которой воспитывали военные школы старой армии. Но сейчас бой развивается по-другому: сейчас нащупать можно только боем. Для этого надо двинуть первыми эшелонами. Первый эшелон продвигается [67] медленно, с большим огневым боем. И второй эшелон, если бы командир даже и хотел его двинуть, когда он нащупал пункт, то должен будет проделать такие же махинации: будет двигаться перебежками, под огнем. Значит, скорость движения второго эшелона не может быть больше, чем скорость первого. Отсюда-то и вытекало то решение, которое вложено в наш Боевой устав пехоты и которое закреплено в нашем Полевом уставе 1929 г.: второй эшелон должен получить тактическую задачу одновременно с первым эшелоном, и командир второго эшелона, получив эту задачу, действует совершенно самостоятельно.

Такое решение приняли потому, что во время войны резервы всегда запаздывали. Поэтому мы и перешли на новую систему.

Вопрос о вторых эшелонах является вопросом крупнейшего значения, без него не может быть живого боевого порядка. Поэтому нужно считаться с жизнью и решительно проводить в этом вопросе ту линию, которая проводится нашей Красной Армией, чтобы к требуемому уровню подравнялись решительно все; к этому вопросу должно быть приковано общественное внимание партийных организаций и политорганов. Нужно, чтобы начальствующий состав все внимание сконцентрировал на этом вопросе и в конце концов изжил эти резервистские настроения. Этот вопрос — один из крупнейших вопросов, который не допускает никаких, даже «некоторых», исключений.

Дальше, товарищи, вопрос действия наших батальонов. Тут сдвиг в хорошую сторону имеется более резкий. Батальоны уже усвоили требования Боевого устава пехоты. Они уже не разворачиваются за 3–4 километра в боевом порядке. Они идут теперь общим строем, закрытыми подступами и стараются сблизиться, с тем чтобы поближе сделать развертывание на основе принятого решения о бое. Но у некоторых комбатов и тут имеются дефекты. Если батальон движется закрытым подступом, то командир батальона должен выйти вперед. Прежде чем повести свой батальон в бой, он должен разведать подступы, разведать расположение противника самым элементарным образом. У нас же этого еще нет.

Основное требование устава состоит в том, чтобы, если надо вести батальон скрытым подступом, командир батальона, дойдя до конца подступа, смог бы рекогносцировать положение противника и принять решение о наступлении, развернуть батальон в развитие этого своего решения, причем развернуть под прикрытием артиллерийского и пулеметного огня.

Дальше, не у всех одинаково хорошо налажен в батальонах вопрос управления. В некоторых дивизиях над этим вопросом работали много, и там дело обстоит благополучно. Но в некоторых случаях не организуют у себя никакого управления, нет распределения труда между начальником штаба, адъютантом и остальными лицами, которые ему приданы. А между тем по Уставу 1929 г. батальон является, по существу, первой единицей общевойскового [68] порядка. И тут одним командованием не обойдешься, здесь нужен, хоть какой-нибудь штабик.

Дальше, об артиллерийском вопросе. По сравнению с прошлым годом, мы усвоили взаимодействие пехоты и артиллерии. Но достигнутые результаты общего темпа работы требуют теперь и по взаимодействию большего.

В чем заключается условие организации артиллерийского управления, которое заложено Полевым уставом 1929 г.? Оно заключается в разнообразии установки. Одно дело, когда командир наступает на обороняющегося противника, зная расположение противника. В таких условиях вполне правильно организовать централизованное управление артиллерией.

Централизация управления заключается в том, кто является основным целеуказателем. Если командир полка хорошо знает расположение противника, он может дать конкретное задание для обстрела по определенному объекту, и он имеет полное право управления. Но если он не знает, если данные он может получить только в ходе боя, он не может организовать управления. Артиллерийский начальник, который централизует управление артиллерией, всегда отдает основную массу средств на организацию и связь артиллерии. И в этом случае не хватает связи с пехотой. Когда централизуется управление артиллерией, то в эту сторону получается основной крен, основной нажим. Если так прорабатывается вопрос, то всегда отходит на второй план взаимодействие артиллерии с пехотой, а если и не отходит на второй план, то отступает перед основными задачами. И вот, когда командир полка централизует два-три дивизиона в руках одного начальника, подчиняет себе, не зная всей обстановки, значит, не конкретизируя задания артиллерии, то получается, что ни он не ставит цели, ни ротный командир. В общем — никто не ставит себе определенной цели для использования артиллерии. Артиллерия стреляет сама по себе, пехота наступает сама по себе, и нет взаимодействия артиллерии с пехотой.

Дальше — о работе отделений связи с пехотой (ОСП). Достигнутая войсками подвижность обязывает теперь наши ОСП к большему. Когда начинается движение в период атаки переднего края, то связь еще есть. Затем она зачастую нарушается. Это говорит, что в смысле взаимоотношений пехоты с артиллерией мы сделали еще не все то, к чему обязывает общий масштаб.

Некоторые командиры пехоты не интересуются артиллерией, не знают, подчинена ли она им или только придана, не интересуются, имеет ли ОСП достаточное количество кабеля. Эти вопросы, которые должны бы брать за живое каждого пехотного командира, не всегда еще его интересуют. С другой стороны, и некоторые командиры батарей недостаточно инициативны и самодеятельны. Они часто еще ждут распоряжений, не пуская в ход своего оружия, не принимая самостоятельного решения. Артиллеристам надо на этом участке подтянуться, [69] в использовании пулеметных рот имеются еще навыки шаблона: пулеметные роты или все время используются как пулеметные батареи, или же с самого начала распределяются по стрелковым ротам и не оказывают никакого влияния на ход боя со стороны командира батальона. А ведь в различных условиях и использование пулеметных рот различно. В период развертывания - целесообразно использовать пулеметную роту как одно целое. В период прерывания оборонительной полосы — пулеметную роту приходится децентрализовать и т. д. Нам нужно добиться, чтобы решительно все командиры батальонов умели строить свой маневр на тех огневых ресурсах, которые имеются. Совершенно противоестественно, когда батальонный маневр основывается не на огневых ресурсах, отсюда — противопоставление стрелкового цела — тактическому. Нам надо перебороть безграмотное рассуждение о том, что, сделав упор на тактическую подготовку, можно добиться хороших результатов, не добившись успехов в стрелковой подготовке.

Высокая подвижность, достигнутая частями, выдвинула особо большие требования перед разведкой. И в этом вопросе как коннице, так и пехоте надо много поработать, чтобы разведка была решительно поставлена в уровень общей подвижности и на основе нашего Полевого устава.

В организации обороны мы встретили еще некоторых командиров, которые не придерживаются строго того положения, чтобы между разграничительными линиями не было никакого промежутка. Необходимо этому делу положить конец и в этом году таких явных нарушений ПУ, такого отсутствия дисциплины не допускать. Дальше, товарищи. В прошлом году к нам было предъявлено требование организовать более упорную оборону. На деле же мы иногда видели, что, как только сбит передний край, начинается отход. Упорство обороны, приучение к обороне островками — это надо воспитывать. Можно отвести весь фронт, но оставить где-нибудь островок, который защищался бы до последнего и помог контратаке восстановить нарушенное положение.

Конница, для которой вопрос подвижности имеет особое значение по самой сущности этого рода войск, достигнутые в этом отношении результаты считать удовлетворительными для себя не может. И наряду с подтягиванием всех звеньев боевой подготовки вообще, конница и достижение подвижности должна на предстоящий год считать для себя задачей столь же актуальной, как и в прошлый год.

Какие установки можно теперь поставить на будущий год?

То, о чем я докладывал, говорит, что в той или другой степени все упирается в основу общевойскового боя, в ту основу, которая дана в новом Полевом уставе. В первую очередь мы должны изучить Полевой устав, изучить не по книжке, а изучить практически. Полевой устав дает ответ на все недочеты, которые мы здесь встречаем. [70]

Необходимо, товарищи, нам кроме изучения Устава еще поставить перед собой и целый ряд практических вопросов. В этом году всем нашим командирам батальонов, комполкам, комдивам и высшему начсоставу надо дать возможность командовать батареей. Надо организовать хотя бы кратковременные стажировки между артиллерийскими и пехотными частями.

Но коннице новых установок ставить не следует. Ей надо повысить результаты, добытые по установкам прошлого года.

В этом году мы должны глубже поставить изучение авиации. Точно так же надо продолжать дальнейшее изучение в связи с ПУ действий танков. Есть еще целый ряд вопросов, которые нужно проработать. Например — связь. Обучение связи надо построить так, чтобы первые учения происходили только по световым сигналам, и только после усвоения можно присоединять радио, телефон и проч. Затем, товарищи, надо налечь на тыл.

Наконец, некоторые новые установки. Мне кажется, что моторизация не является делом такого отдаленного будущего. Опыты по моторизации воочию показывают, как иногда самый маленький моторизированный отряд может внести элемент такой неожиданности для противника, что совершенно переворачивает все привычные действия. Имеем ли мы достаточную базу для действий моторизованных частей? Да, основание к этому мы имеем в связи с неуклонной индустриализацией страны. Этого мы не можем недоучитывать в развитии нашей боевой подготовки.

Мы должны крепче увязать работу военкоров с нашими задачами. Проведенная в прошлом году работа в этом направлении дала большие результаты. Если мы еще больше поднимем тактическую грамотность военкоров, если вместе с ними проработаем ряд целевых тактических установок, которые стали перед войсками, то несомненно, что сможем двинуть дело еще лучше.

И, наконец, мы должны сказать, что во всей тактической подготовке особое внимание нам следует обратить на стрелковую подготовку. Не может быть общевойскового боя и общевойскового совершенствования без решительного поднятия стрелкового дела.

Вот, товарищи, те основные установки, которые мы должны принять на будущий год. Они заключаются в том, что на базе реализации решений РВС СССР и ЦК партии по вопросам военного строительства, на базе дальнейшего развития нашей политической крепости, политической сознательности, классовой активности мы должны достигнуть еще более высокой ступени мобильности, предприимчивости, активности, самодеятельности и т. п. В эту активность и мобильность мы должны вложить больше тактического общевойскового содержания. Этот основной упор на наше тактическое развитие мы должны вести в направлении всех установок, которые включены в новый войсковой Устав 1929 г.

Наши учебно-тактические задачи{99}

Учебно-тактические установки являются основными предпосылками для годового учебного плана. Тактической подготовки нельзя вести «вообще». Это целиком и полностью должно относиться к войскам, а в значительной мере и к военно-учебным заведениям. Если вообще вся учеба должна ежегодно охватывать все стороны тактической подготовки, то основные нажимы и методические проработки должны каждый год отмечать наиболее слабые места тактических успехов. Такие учебно-тактические нажимы особенно напрашиваются в тех случаях, когда необходимо усвоить целый ряд положений, даваемых новыми уставами. Это целиком и полностью касается Красной Армии, получившей в своих новых уставах целый ряд таких положений, которых старые не давали.

Учебно-тактические установки, организуя годовой план учебы, предполагают параллельный рост и усовершенствование, а главное, конкретное приспособление к этим установкам соответствующих методических форм обучения. Если учебно-тактические установки требуют верной характеристики имеющихся успехов и недочетов и правильной постановки дальнейших целей, то методика обучения должна проявить громадную гибкость и изобретательность для наиболее эффективного использования времени и достижения наилучшего усвоения определенных тактических форм и положений.

Хорошая тактическая подготовка, предполагающая умение быстро ориентироваться, быстро принять решение и провести его в жизнь, не может быть основана на одном, хотя бы и углубленном, изучении какого-либо вопроса, если это обучение не поставлено в рамки определенного времени и повторности упражнений. Учебно-тактический опыт должен прийти на помощь или на замену боевого опыта. Поэтому нельзя, например, просидеть над каким-либо тактическим положением в формах определенной задачи целый год (хотя бы при этом были всесторонне проанализированы и изучены особенности задачи) и достигнуть на ней необходимой степени опыта. Последняя достигается не только значимостью [72] полученного впечатления, но и количеством самих впечатлений.

Длительная работа над какой-нибудь одной задачей может позволить хорошо ее разработать, но это не значит еще, что обучаемый получит ту пользу, какую должен бы получить. Помимо того что он за длительный промежуток времени успеет освоиться лишь с одним каким-либо тактическим положением, он приучится еще к медлительности работы, к восприятию обстановки без учета того времени, которое он реально имел бы в боевой обстановке, приучится к принятию решений и проведению их в жизнь с гораздо большим прохладцем, чем это на самом деле позволяет боевая обстановка. Любовью к длительному обсасыванию задач и решениям их абстрактно, т. е. вне реального жесткого времени, весьма страдала методика царской армии, и этой же болезнью страдают немалые круги учебного и командного состава нашей Красной Армии. Это несчастное наследство мы с каждым годом отбрасываем в сторону, но пока что гири его мы чувствуем на своих ногах и до сего дня. Опыт истекшего учебного года говорит нам о том, что с этими допотопными методами решения задач вне конкретного времени и сокращением их числа до минимума надо решительно бороться. Объяснениями вроде того, что надо достигать успехов качеством, а не количеством, мы не должны позволить морочить себе .голову. Понятно, что при известном числе задач количество их может перейти в скверное качество. Это надо трезво учитывать. Но, с другой стороны, мы должны видеть, что пока главная опасность грозит не отсюда. Во всяком случае, подготовку мы должны базировать на большом числе тактических упражнений, поставленных в жесткие рамки времени боевой действительности.

Постановка занятий должна отличаться большим разнообразием, должна увлекать обучаемого и вместе с тем должна давать ему возможность накапливать опыт. Поэтому общие тактические установки, несомненно, должны в смысле напора на ту или другую сторону обучения варьировать в зависимости от степени усвоения тех или других сторон тактики обучаемым.

Немалое значение имеет умение хорошо составить учебное задание. Последнее должно отвечать реальности современного боя. Учебное задание не терпит никакой искусственности. Как бы ни было заманчиво допустить некоторую искусственность, чтобы ярче оттенить какое-либо интересное тактическое положение, которое необходимо усвоить обучаемому, сделать этого нельзя. В конечном счете такие упражнения дезориентируют обучаемого, и он не будет отдавать себе отчета в действительном развитии современного боя. Так, например, если по цели занятий надо пройти прорыв оборонительной полосы противника, то нельзя допустить при этом наличия у противника открытого фланга, ибо в последнем случае было бы целесообразно главный удар наносить именно в этот фланг и т.д. [73]

Годовой учебный план представляет собой одно целое, но должен распадаться на известные циклы, связанные между собой и вытекающие один из другого. В этом смысле зимний учебный период является подготовкой к летнему периоду, неизбежно отличается от последнего несколько большей искусственностью в смысле учебной обстановки. Здесь будут преобладать тактические занятия на картах и планах, выходы в поле и проч. по сравнению с летним периодом, где большее применение имеют действия войсковых частей.

Зимний период является периодом весьма напряженным для командного и политического состава. Обучение новобранцев, межсборовая работа, допризывная подготовка и проч. в значительной мере уплотняют все рабочее время. Между тем интересы тактической подготовки требуют уделения значительного времени. Вопросы тактики, уровень тактического искусства войсковых соединений занимают в условиях современной войны, организации и вооружения армий такое решающее место, что этому должно быть уделено основное внимание. Как известно, больше всего бьют в глаза интересы сегодняшнего дня, интересы административного и хозяйственного порядка. В наших условиях эти заботы так велики, что нетрудно в конце концов утерять и тактическую ориентировку. Поэтому надо организовать работу в части так и поставить начальствующий состав в такие условия, чтобы он был освобожден от ненужной сутолоки и нагрузки и мог уделить необходимое время для повышения своих тактических знаний и искусства.

В итоге партийно-политической работы и боевой подготовки войск мы видим рост политико-моральной крепости армии и — что особенно важно для тактической деятельности — сознательности, активности и дисциплинированности красноармейской массы. В этом отношении мы имеем совершенно неизмеримое преимущество по сравнению с царской армией, и тем не менее до сих пор мы не можем еще отделаться в известной степени от пороков медлительности в маневренно-тактическом отношении. В значительной мере виной этого является та неусовершенствованная методика обучения, от которой мы отделались лишь несколько лет назад. Сидение на одной задаче, «проработка в глубину», а на самом деле топтание на месте, создавали предпосылки для действий с прохладцем. Растущая активность красноармейской массы, тот значительный уровень технической насыщенности, которого мы достигли, делают эти пережитки архаизмом, недопустимой, противоестественной отсталостью. Несомненно, вся наша методика обучения должна быть построена так, чтобы она развивала тактическую активность, смелость, напористость, быстроту действий и мобильность войск.

Само собою разумеется, что эта задача не может быть делом только тактическо-методической работы. Эту задачу должно решать всей системой партийно-политической работы в армии, развивая в этом направлении общественное мнение в армии и закрепляя [74] в нем Основные положения уставов РККА, проникнутых этими решительными смелыми установками. Успех во всей системе тактической подготовки может быть достигнут только на основе дальнейшего развития величайшей активности партийно-политического воспитания, осуществления решений II Всеармейского совещания секретарей ячеек и июньского Пленума РВС СССР.

Развитие активных, политически сознательных красноармейцев, широкая работа начальствующего состава с красноармейской массой, сближение с ней, работа начальствующего состава над усовершенствованием своих тактических навыков, слаживание работы штабов и войсковых частей в целом — все это должно быть приноровлено к подготовке армии к подвижной, маневренной войне. Эта подготовка вовсе не исключает методических подходов к разрешению тех или других вопросов боя. Наоборот, только при овладении способами методического управления можно искусно и решительно маневрировать в условиях современного боя, усложненного современной техникой. Всю методическую работу по тактической подготовке мы должны вести таким образом, чтобы, внедряя в войска определенные методы ведения боя, вводя наши уставы, приучая войска к четкой работе управления и исполнения, выработать подвижные, напористые и расторопные части.

Зимний период обучения должен давать каждому командиру обстоятельную индивидуальную подготовку для того, чтобы практическая летняя работа уже не встречала тех затруднений и шероховатостей, которые командир чувствовал в прошедшем учебном году. Эта работа должна подготовить командиров так, чтобы они в бою могли наилучшим образом организовывать управление, что предполагает как выработку у командиров умения руководить тактической деятельностью своих подчиненных, так и слаженность аппаратов управления, и в первую очередь штабов. В силу этого зимняя тактическая подготовка начальствующего состава должна охватывать все виды индивидуальной учебно-тактической работы и работу коллективно-групповую, в виде работы внутри штаба и полевого управления, а также взаимной работы штабов, находящихся на разных ступенях. Эти групповые занятия, соответственно называемые одностепенными и двухстепенными, должны еще в зимний период усложняться работой с частями связи в поле. Весьма значительную тактическую тренировку дают военные игры, число которых должно быть возможно больше.

Летний период включает в себя частично те же виды занятий, но значительно более времени уделяет практике, заполняя почти все учебное время занятиями с войсковыми частями. Именно поэтому зимняя работа, как подготовительная к летнему периоду, имеет особо ответственное значение. Всякая недоработка командиром того или иного тактического вопроса отразится в летний период не столько на нем, сколько на подчиненной ему части.

Искусство организации тактического обучения заключается, как уже упоминалось об этом выше, в правильном нащупывании, [75] в правильном диагнозе тех или других недостатков подготовки части и подготовки отдельных командиров. Метод занятий не может быть стандартизован, штампован для всех одинаково. Индивидуальный подход должен быть развит до высшей степени.

Проработка намеченного тактического вопроса или положения должна вестись на основе определенной постепенности, причем необходимо прежде всего добиться, чтобы обучаемый усвоил каждую деталь, каждый этап и оборот всего сложного процесса развития в бою данного тактического положения. Это достигается тем, что руководитель расчленяет свою задачу на отдельные этапы и, прежде чем перейти к следующему этапу или к изучению всего процесса в целом, добивается усвоения этого отдельного отрезка. Например, если руководитель желает обучить искусству совершения обхода и нанесения противнику окончательного поражения этим наиболее решительным и смелым приемом, он не может пройти мимо следующих вопросов, встающих как отдельные элементы обходного маневра: 1) изучение действий сковывающей группы, долженствующей своими активными действиями сковать с фронта главные силы противника; 2) изучение действий ударной группы, где должен быть выделен вопрос наступления и введения в дело второго эшелона и тому подобное.

Я сознательно на первое место выдвигаю именно второй эшелон, так как действия первого эшелона гораздо более понятны, значительно привычнее для войск, чем правильное использование вторых эшелонов. Наполеоновская схема ведения боя до сих пор еще имеет широкое отражение в мышлении современных военных, работников, представляющих, что войска первого эшелона ведут бой, нащупывают наивыгоднейшее и наиболее решительное направление для главного удара, после чего на это направление движется резерв по мановению палочки старшего командира. Если во времена Наполеона такое движение резерва могло быть своевременно выполнено, в силу незначительной дальности ружейного и артиллерийского огня, то в современных условиях положение самым резким образом изменилось. Благодаря дальности и убойности современного артиллерийского, пулеметного и ружейного огня, резервы должны применять те же строи, что и войска первого эшелона, должны применять те же методы перебежек и накопления, что и первые эшелоны. И поэтому жест палочки старшего командира, желающего бросить свой резерв туда, где в нем обнаружилась потребность, остается жестом, ибо «бросить» современный резерв невозможно. Он должен перебегать, ползти, накапливаться, теряя примерно столько же времени, сколько на это дело затратил и первый эшелон.

Уже русско-японская война показала несоответствие современным условиям наполеоновской схемы использования резерва. Царская военная академия незадолго до империалистической войны выдвигала идею маневренного резерва, имеющего заранее определенное тактическое предназначение, и резерв старшего начальника, [76] долженствовавшего служить «затычкой» для парирования случайностей. Полевой устав 1912 г. точно так же, как и Наставление для действий пехоты в бою 1914 г., не усвоил происшедших сдвигов и вопрос о резервах решал по старинке. Империалистическая война в подавляющем числе случаев доказала неизбежность постоянных запаздываний резервов. Гражданская война подтвердила то же самое положение. Маневры послевоенного времени большинства современных армий подтверждают тот же самый вывод. И, несмотря на все это, нет более трудного дела, как сломать схему Наполеона. Столетняя давность, величие былых успехов — жестокое к тому препятствие.

Уставы Красной Армии ставят этот вопрос по-современному, но все же надо проделать большую учебно-воспитательную работу для того, чтобы требование устава являлось привычной тактической реальностью.

Занятие со вторым эшелоном должно подвергнуть изучению все стороны выполнения им своей задачи, как-то: самостоятельное движение за первым эшелоном в указанном старшим командиром направлении, движение в такой близости за флангом первого эшелона, чтобы иметь возможность своевременно развить его удар до решительного поражения противника, определение момента самостоятельного удара, избрание направления главного удара и вспомогательного и т. д. Вместе с тем очень сложным для второго эшелона является и вопрос придачи ему группы или подгруппы ПП. С одной стороны, к моменту начала нанесения удара вторым эшелоном эта артиллерия должна целиком и полностью поддерживать его наступление; с другой стороны, до момента выхода второго эшелона на линию огня предназначенная для него группа или подгруппа ПП обычно больше бывает нужна первому эшелону, чем ему. Тем не менее эта артиллерия нужна второму эшелону и до выхода его на линию огня, так как зачастую без подавления тех или других пулеметных точек противника он не сможет продвинуться туда, куда ему необходимо. Таким образом, проработка вопросов придачи артиллерии второму эшелону является крупнейшей учебной задачей. Второй эшелон должен установить связь подгрупп с батальонами, ротами и взводами так, как это делают и части первого эшелона. Вместе с тем те же батареи могут и должны связываться с частью, идущей в первом эшелоне, чтобы поддерживать ее, пока они не потребуются второму эшелону.

Немалую сложность представляет и вопрос управления вторым эшелоном. Его командир должен лично наблюдать за ходом боя, поэтому зачастую ему придется быть где-то в расположении или двигаться на фланге первого эшелона. Он должен своевременно поставить в известность подчиненных ему командиров о принятом им плане нанесения решительного удара, о группировке и последовательности действий. Зачастую ему придется прокладывать колонные пути для артиллерии и организовывать переправы для пехоты. От количества связи в полосе действий второго эшелона, [77] ее бесперебойности в значительной мере будет зависеть весь успех действий. Организуя занятия со вторым эшелоном так же, как и по какому-либо другому тактическому вопросу, руководитель должен так построить свое задание, чтобы, во-первых, оно давало наиболее характерное понятие о действиях второго эшелона; во-вторых, чтобы все внимание обучаемых было сосредоточено на этом центральном вопросе, для чего руководитель дает обстановку и решение старшего войскового начальника, т. е. силы и задачу сковывающей группы, силу и задачу ударной группы. Он же дает информацию о решении командира первого эшелона ударной группы соседей и данные о противнике.

Обучаемый организует работу по всем вышеупомянутым вопросам.

В процессе решения задачи командир второго эшелона может столкнуться с различными вариантами, в соответствии с обстановкой.

Сковывающая группа приковала к себе фронт противника и втянула в бой его резервы. Первый эшелон ударной группы атакует противника во фланг (схема 1).

Командир второго эшелона быстро выдвигает свои силы за левым флангом первого эшелона и атакует противника еще глубже во фланг и тыл, усиливая разведку и охраняющие части для прикрытия своего фланга.

Сковывающая группа достигла тех же результатов, что и в первом случае. Первый эшелон ударной группы наносит такой же удар. Противник начинает отходить из расположения А в расположение Б (схема 2).

Второй эшелон атакует во фланг отходящие части и выдвижением частей в район Б стремится овладеть им раньше достижения его отходящими частями противника.

Сковывающая группа и первый эшелон ударной группы действуют, как и раньше. Резерв противника атакует во фланг первый эшелон ударной группы (схема 3).

Командир второго эшелона самостоятельно атакует резерв противника во фланг для дальнейшего развития успеха во фланг и тыл главных сил противника. Сковывающая группа действует, как в предыдущих случаях. Первый эшелон ударной группы — точно так же, но резервы противника атакуют его во фланг и сковывают его дальнейшее продвижение (схема 4).

Резерв противника, в связи с действиями соседней группировки противника, не дает возможности второму эшелону развить успех в прорыве, и командир эшелона атакует главную группировку противника между сковывающей группой и первым эшелоном ударной группы.

Сковывающая группа с неожиданным успехом развивает свое наступление в глубину и врывается в расположение противника. Первый эшелон встречает упорное сопротивление, и его наступление застопоривается (схема 5). [78]

Командир второго эшелона самостоятельно принимает решение и, продвигаясь в полосе сковывающей группы, атакует во фланг группировку противника, оказывающую сопротивление первому эшелону ударной группы.

Уже из этого краткого перечня возможных положений, перечня, далеко не исчерпывающего, видно, сколько надо потратить занятий на то, чтобы всесторонне изучить тактику действий второго эшелона. Никакое углубленное изучение одной какой-либо задачи на эту тему не решает вопроса. Отсюда становится точно так же ясным, что эти задачи не должны быть длительны, ибо, во-первых, иначе не хватит времени на прохождение и изучение необходимого числа положений и, во-вторых, командир второго эшелона не получит практики в решении своих задач с величайшей быстротой. Если на первых занятиях можно еще допустить некоторое промедление для уяснения метода работы, то с каждым новым занятием и новой задачей на одном и том же занятии необходимо достигать все более и более быстрого темпа. При этом не следует допускать никаких ненужных рассуждений и мотивировок. Решение командира, ясно выраженное в форме точного и категорического приказа, само по себе объясняет и оценку командиром обстановки и его план действий. Только такая система вырабатывает способность быстро формулировать свои мысли и передавать их для исполнения в категорической форме. Все это является необходимым условием для развития активности, напористости и мобильности войск. На занятиях не надо допускать ни одного лишнего слова. Лучше вместо лишних слов разыграть лишнюю задачу. Большое число задач выдвигает необходимость распределить руководство частью занятий между самими обучаемыми, постепенно втягивая в организацию занятий весь обучаемый состав. Если руководитель зацентрализует за собой составление всех задач и проведение занятий, то ему не хватит времени на хорошую подготовку и разработку самих заданий и, с другой стороны, такая система не будет развивать самостоятельности и расширять опыта у обучаемых.

Пример со вторым эшелоном приведен здесь лишь для характеристики методики обучения. О разработке вопросов действий боевых порядков сказано ниже. Совершенно очевидно, что приводимыми здесь примерами невозможно заменить творческую учебную фантазию руководителя. В этом направлении необходимо работать немало и постоянно. Если какой-нибудь вопрос, какое-либо тактическое положение усваивается обучаемым плохо, то командир-руководитель должен проанализировать вопрос, отдать себе отчет, что именно не может уловить обучаемый, и в соответствии с этим составить ряд таких учебных заданий, которые бы помогли обучаемому на конкретных случаях усвоить то, в чем он не уверен.

Одним из основных вопросов в выработке высоких маневренных качеств войсковых частей или соединения является организация правильного управления. Это — понятие очень широкое и охватывает [80] многочисленные стороны обучения. Учебная система должна быть построена таким образом, чтобы у обучаемого создавалось совершенно твердое и глубоко освоенное положение о том, что в современном бою насыщенность и убойность огня достигают значительных пределов, его боевой порядок расчленен вплоть до мельчайших единиц. Живое, маневренное, гибкое управление не может быть основано на одной централизации боя. Если учебная система будет проникнута развитием идеи централизации, то эта последняя перерастает неизбежно в ультрацентрализаторские навыки, и боевой порядок станет косным, неподвижным, не реагирующим ни на приказания свыше, ни на изменения обстановки. Природа современного боя и боевых порядков требует управления, основанного на встречном движении двух усилий: планового начала — управления сверху вниз, и самостоятельного, инициативного, жизненного реагирования на обстановку снизу отдельными бойцами и самыми младшими командирами. Только сочетание этих двух начал, находящихся в известном противоречии, ибо самодеятельность снизу не может не идти иногда вразрез с плановыми предначертаниями свыше, может обеспечить на деле наиболее успешное выполнение общей задачи. Планово управлять можно лишь живым, одухотворенным боевым организмом. Всякое иное разрешение вопроса в конце концов выливается в своего рода боевой бюрократизм, сопровождающийся окостенением аппаратов управления, бездушным выполнением массами воли начальства, медлительными, тяжелыми и неповоротливыми в тактическом отношении действиями, при которых слабейшие, но более энергичные и маневренные войска легко будут бить самые крупные силы. Это именно те недостатки, которыми страдала царская армия и которые германский генеральный штаб оценил следующим образом:

«Передвижения русских войск совершаются теперь, как и раньше, крайне медленно. Быстрого использования благоприятного оперативного положения ожидать от русского командования так же трудно, как быстрого и точного выполнения войсками предписанного приказом маневра. Для этого слишком велики препятствия со всех сторон при издании, передаче и выполнении приказов. Поэтому немецкое командование при столкновении с русскими будет иметь возможность осуществлять такие маневры, которые оно не позволило бы себе с другим, равным себе противником»{100}.

Все вышеизложенное не означает, конечно, что командир должен распустить вожжи по ветру и смотреть, что вытанцуется из действий его части. Это было бы вернейшим условием постоянных поражений. Самодеятельность подчиненных единиц может успешно развиваться лишь в условиях, планово задуманных и организованно обеспеченных необходимыми средствами подавления на решающем направлении и обеспеченных всеми необходимыми техническими средствами и огнеприпасами. [81]

Степень централизации управления резко разнится от условий ведения боя. Во встречном бою, в условиях быстро развивающихся событий, децентрализация получает наибольшее выражение. В условиях прорыва укрепленных полос — выпячивается на первый план централизация. Между этими крайними видами активных наступательных операций необходимость централизации или децентрализации управления принимает самые разнообразные формы, в зависимости от обстановки. Нет смысла централизовать управление больше, чем войсковой командир может это практически осуществить. Перецентрализация означает практически бездействие, ибо старший начальник не может претворить в жизнь того, что хочет, а младший зацентрализован и ждет распоряжений. Поэтому даже в одном и том же бою, где, скажем, командир может осуществить централизованное управление всеми сочленениями боевого порядка и взаимодействием родов войск, могут встретиться отдельные участки, на которых это неосуществимо. И здесь должна проявиться гибкость и широта взгляда командира, и он должен предоставить необходимую свободу действий своему подчиненному на этом участке, указав ему общую задачу войск на прочих участках и тот характер действий, который он от него требует.

Принимаясь за тренировку командиров, штабов и политорганов в управлении, следует начать с усвоения вопросов разведки, а эта задача требует, в свою очередь, изучения прежде всего тактической установки вероятных противников и самого тщательного изучения системы расчленения их боевых порядков. Практика нам показывает, что штабы, не знающие характера расчленения боевого порядка противника, не могут поставить себе конкретной задачи для его расшифровки. Эти задания отличаются в таких случаях крайней расплывчатостью, постановкой разведке задач «вообще». На эти «вообще» разведка дает ответы тоже «вообще», что фактически является самообманом и отпиской от конкретного изучения противника. Каждый устав обращает самое существенное внимание на маскировку принимаемых войсками расчленений. Она в значительной степени изменяется вместе с изменениями тех основ, которые заложены в уставах. Поэтому, например, одни уставы обращают особое внимание на замаскирование в обороне переднего края обороны, другие — на замаскирование центров сопротивления и на создание в интервалах между ними ложных центров сопротивления и т. п. И это вполне понятно, ибо если противник сумеет хорошо распознать систему расчленений, то он сможет наиболее целесообразно и наиболее планово подготовить подавление артиллерийскими средствами обороняющейся пехоты и тем самым обеспечить успех. В современном бою, где роль и значение пулеметов чрезвычайно выросли, этот вопрос получает наиболее выпуклое и ответственное значение. Только тогда можно наиболее эффективно использовать свои артиллерийские средства, когда расчленение боевого порядка противника хорошо изучено и

разведывательные данные соответствуют его действительному расчленению. Таким образом, тренировка на изучении уставов противника, на методах расчленения его боевых порядков в различных условиях боевой обстановки должна быть первой задачей для выработки хороших разведывательных навыков.

При занятиях на разведывательную тему особенно надо обращать внимание на то, чтобы задачи разведке не ставились «вообще». Обучаемый должен отдать себе ясный отчет в том, что именно ему надобно узнать в боевом порядке противника, и в такой ограниченной постановке и должен ставить задачи разведывательным органам. При этом он должен учитывать, что разведывательные средства требуют такого же сосредоточения своих усилий на решающем направлении, как это практикуется для организации боя.

Образно говоря, разведывательная деятельность должна быть построена на принципе «доразведки». Это означает, что разведка ведется не вообще по отношению ко всему боевому порядку противника и его группировке, а по отношению лишь тех неясных мест, которые имеются в разведывательных о нем сведениях. Практически не бывает или, по крайней мере, не должно быть такого положения, когда бы войсковой командир ничего не знал о том противнике, против которого ему придется действовать, за исключением отдельных случаев встречных столкновений и тому подобных обстоятельств.

Если войсковой командир получает разведывательную сводку, основанную на данных авиационной и агентурной разведки, то он, в соответствии с полученной им задачей, должен уточнить и проверить полученные им сведения. Прежде всего, он заинтересован в том, чтобы поимкой ряда контрольных пленных проверить общую группировку и расположение противника. Во-вторых, он заинтересован в том, чтобы определить теми же методами ширину фронта отдельных войсковых частей противника. Эти сведения дают ему достаточную канву для того, чтобы составить себе представление о боевой насыщенности фронта противника. Далее, ему необходимо уточнить это расположение расшифровкой расчленений его боевого порядка. Если, например, войсковому командиру известна ширина фронта дивизии противника и если путем поимки некоторых пленных установлено, что в первом эшелоне обороняющейся неприятельской дивизии находятся два пехотных полка, то такая канва дает ему возможность путем индивидуальной разведки центров сопротивления и опорных пунктов значительно уточнить расчленение противника.

Уточнить расчленение — дело чрезвычайно трудное, но и совершенно необходимое. Занося на карту с крайней тщательностью и точностью отдельные сведения о всех обнаруженных пулеметах и участках колючей проволоки, в конце концов войсковой штаб получает возможность составить точную картину для того, чтобы, сопоставив с ней отрывочные разведывательные данные об общем [83] расположении противника, расшифровать с достаточной точностью его боевое расчленение. Итак, определение переднего края оборонительной полосы, умение отличить, где кончается полоса охранения и где начинается передний край оборонительной полосы, определить глубину эшелонирования неприятельской обороны, число полков и центров сопротивления первого эшелона, а также последующих эшелонов, умение расчленить центры сопротивления на опорные пункты, и наоборот, на основании обнаруженных частей опорного пункта, разведать весь центр сопротивления — является делом крупнейшего значения, которое должно быть войсками усвоено в совершенстве.

Принцип «доразведки» в том и должен заключаться, что, например, зная расположение полков противника и обнаружив разведкой пехоты части какого-либо опорного пункта, штаб войскового соединения с необходимостью приходит, например, к выводу, что этот опорный пункт является составной частью еще не обнаруженного центра сопротивления. Этот вывод заставляет штаб немедленно сорганизовать дополнительную разведку для расшифрования всего центра сопротивления. В связи с этим он дает совершенно конкретную задачу авиации, такую же задачу ставит пехотной, артиллерийской, инженерной разведке и, наконец, лично организует разведку от штаба. Вся система таких мероприятий в конце концов позволит с необходимой точностью установить расчленение боевого порядка противника. Эта работа не слишком трудна, если для производства ее имеется значительное время, но она становится чрезвычайно затруднительна, когда этого времени мало и вместе с тем необходимо разыграть наступательный бой. Поэтому четкость и быстрота действий в разведке, умение по отдельным звеньям, обнаруженным в расположении противника, воссоздать целое и проверить это целое рядом дополнительных организованных разведывательных усилий являются необходимым условием умения одерживать успехи в бою.

Вся система разведывательной тренировки мирного времени должна полностью охватывать эти вопросы. Организация разведывательных занятий может различаться значительным разнообразием, а поэтому руководитель должен целым рядом задач сосредоточить внимание обучаемых на отдельных элементах и этапах полевого разведывательного дела. Например, руководитель дает разведывательную сводку на основе агентурных и авиационных данных и сообщает поставленную войсковому соединению задачу. Обучаемый, играющий роль разведывательной части войскового Соединения, должен поставить задачи коннице, артиллерии, инженерам по организации разведки и должен сорганизовать разведку от штаба. Если это бой наступательный, то он должен включить элементы разведки в действия передовых батальонов, которые будут уничтожать охранение противника. Поимка контрольных пленных должна быть организована по настоянию разведывательной части оперативным руководством. Руководитель в соответствии [84] с решениями обучаемого должен давать новые данные о противнике, и обучаемый должен вновь оценить расположение противника и поставить дополнительные задачи тем частям боевого порядка своего соединения или специальным органам, разведывательным отрядам, которые наилучшим образом смогут удовлетворить интересы разведки. Обучаемый должен знать, что не только специальные органы разведки и разведывательные отряды дают эти данные, но что он может получить их от действий войсковых частей и соединений. Зачастую ценнейшие разведывательные данные, благодаря недостаточно четкой и напряженной работе разведывательных органов, проходят мимо них без всякого учета. На таком занятии можно показать обучаемому весь процесс организации и детализации постановки разведывательных задач.

Проводя разведывательные занятия, руководитель дает обучаемым многочисленный разведывательный материал отрывочного, а частью и противоречивого характера. Путем тщательного сопоставления и нанесения на карту разведчик должен дать необходимую оценку этим материалам и, накапливая их, расшифровать расположение противника.

Разведчик должен играть немалую роль в постановке войсковым частям задач чисто боевого порядка. Организация специальных отрядов, организация охраняющих частей и действий передовых батальонов таким образом, чтобы можно было при выполнении их общей боевой задачи выполнить и специальные разведывательные задачи по захвату контрольных пленных, должны быть делом, обычным для разведчика. В этом смысле его постоянное общение с оперативной частью и влияние на ее работу конкретными предложениями должны служить предметом особого внимания.

Нет надобности перечислять все те задания, которые должно ставить разведчику и которых от него потребует общевойсковой командир. Руководитель в ходе учения должен эти вопросы исследовать самым тщательным образом, т. е. определить передний край полосы обороны, центры сопротивления, артиллерийские позиции и т. п. Но надо заметить, что при этой работе необходимо обращать внимание на то, чтобы отличить ложные оборонительные мероприятия противника от настоящих. То же самое относится и к активным действиям противника в виде группировок его решительных ударов и демонстраций.

Вне зависимости от того, предполагается ли или не предполагается танковая атака обороняющегося противника, необходимо систематически изучать его противотанковую систему обороны как в отношении огневых, кинжальных средств, так и в отношении искусственных препятствий и минных полей.

Крупнейшим вопросом в деле организации управления является отдача предварительных распоряжений. Очень часто штабные работники задерживают отдачу предварительных распоряжений, ожидая решения командира. Это ни в коем случае не может [85] считайся правильным методом. Предварительные распоряжений должны быть отданы немедленно по получении приказа высшего начальника, а также в том случае, если выяснено, что будет отдано самостоятельное распоряжение данным войсковым соединением. Например, если получен приказ о том, что дивизия должна будет на следующий день с рассветом перейти в наступление, то совершенно очевидно, что тотчас же по получении этого приказа, одновременно с докладом его командиру дивизии, штаб должен отдать предварительные распоряжения, которые не предрешали бы решения комдива, но которые давали бы возможность войскам своевременно изготовиться к наступлению. В этом случае немедленно по получении приказа следовало бы отдать предварительные распоряжения примерно следующего содержания: «Дивизия с рассветом переходит в наступление. Приказ последует дополнительно».

Как только командир дивизии примет решение, это последнее точно так же должно быть в форме предварительного распоряжения немедленно передано полкам, так как составление приказа и его пересылка обычно занимают немало времени. В этих распоряжениях кратко указывается время выступления и направление действий каждого полка без изложения общей обстановки — она будет дана в приказе. Эти краткие дополнительные указания помогут командирам полков своевременно принять меры к разведке предстоящего им пути движения и проч.

Если подчиненные части расположены недалеко, то к моменту окончания приказа весьма полезно вызвать от подчиненных частей начальников штабов или оперативной части, а иногда и командиров. Помимо передачи приказа в этом случае можно дать и дополнительные указания о предположениях старшего войскового начальника. Вызов представителей от частей производится по инициативе начальника оперативной части, иногда с доклада начальнику штаба.

По получении приказа свыше начальник связи немедленно принимает меры к тому, чтобы можно было в срочном порядке передать предварительные распоряжения при помощи телефона, посыльных и т. п. Эту подготовку начальник связи обязан произвести совершенно самостоятельно, не ожидая ничьих указаний. Точно так же начальник оперативной части должен предупредить войсковые части и штабы о передаче предварительных распоряжений и вызове ответственного лица штаба.

При организации занятий по отдаче предварительных распоряжений, которые безусловно являются одним из основных методов быстрой мобилизации войсковых масс на предстоящее боевое столкновение, руководитель выделяет из обучаемых основных работников штаба и дает составленный им приказ. Каждый должен по своей линии принять все меры для немедленной отдачи предварительных распоряжений. Немедленно по принятии командиром решения штаб должен предварительными распоряжениями предупредить [86] подчиненные части о частной задаче каждой из них и вызвать представителей, если это надо, для получения приказа.

Отдача предварительных распоряжений является делом чрезвычайно ответственным, так как при неумелом пользовании ими легко может быть создана путаница, отмена одних распоряжений другими, что может осложнить дело и подорвать веру войск в руководство. Поэтому предварительные распоряжения должны включать в себя лишь те данные, которые не могут быть изменены последующим решением командира. Точно так же весьма важным вопросом является умение правильно формулировать предварительные распоряжения. Они должны быть отданы кратко и без потери времени. Поэтому на тренировку обучаемых в стиле и содержании предварительных распоряжений должно быть обращено руководителем самое серьезное внимание, и этому делу должно быть уделено необходимое число занятий.

Обучение управлению боем должно вестись в строгом соответствии с уставами и Наставлением для полевой службы штабов. Различные отделы Наставления для полевой службы штабов должны быть проработаны на ряде задач различными методами: односторонними и двухсторонними, одностепенными и двухстепенными задачами.

Тренировка штаба войскового соединения в правильном разделении труда и организации работы должна основываться на формировании штабов из числа обучаемых, причем число основных сотрудников должно примерно соответствовать штатам военного времени. Для работы штаба необходимо, чтобы задания на учение руководитель подготовил в разрозненном виде, т. е. нельзя, например, давать обстановку в форме готовой оперативной и разведывательной сводки. Наоборот, должно быть заранее подготовлено большое количество материалов в форме донесений, отдельных сводок, телефонограмм и т. п. по различным отделам полевого управления. Дежурный по штабу должен быстро рассортировать корреспонденцию и непосредственно передать ее тем лицам, которые в ней больше всех заинтересованы, или по крайней мере информировать их об интересующих их бумажках, если эти последние адресованы не на их имя. Начальники оперативной, разведывательной части и по службе тыла должны быстро изучить поступающий к ним материал, сопоставить многочисленные данные, зачастую противоречивого и сбивчивого порядка, и сделать определенные выводы. Различные отделы штаба в этой работе не должны действовать оторванно один от другого и обязаны взаимно информировать обо всем касающемся их компетенции. Начальник оперативной части должен заранее предупредить начальника связи и прочие органы о предстоящих действиях и отдать предварительные распоряжения. Начальник разведывательной части должен подготовить распоряжения по организации разведывательных отрядов. Политотдел должен информироваться в ходе работы обо всех основных данных оперативного и разведывательного [87] характера и состоянии тыла. Самостоятельная, чеканная работа отделов должна позволить начальнику штаба суммировать весь материал и доложить командиру свои общие выводы.

Составление такого задания требует от руководителя предварительной затраты большого труда, и, кроме того, во время занятия он должен будет постоянно реагировать на телефонные и прочие обращения сотрудников штаба к подчиненным и высшим штабам, а также соседям. Это делает такие занятия весьма ответственными и напряженными, и потому здесь особенно ярко подчеркивается необходимость для руководителя привлекать, под своим общим наблюдением, для руководства теми или другими занятиями наиболее подходящих для этого лиц из состава обучаемых. Темп работы штаба с каждым занятием должен повышаться и должен достигнуть инициативной и четкой работы в самые жесткие сроки.

Следует обращать особое внимание на точность нанесения на карту начальником разведывательной и оперативной части всех поступающих донесений и на ясность и четкость письменных формулировок. Такая же четкость должна быть достигнута и в отношении устных формулировок. Необходимо добиться от обучаемых, чтобы они умели ясно и без поправок формулировать свои мысли в форме докладов или распоряжений.

При составлении приказа следует добиваться и упражнять обучаемых на конкретных формулировках тех пунктов приказов, которые дают характеристику противника и постановку общей задачи. В приказе следует излагать не сжатую оперативную сводку, а ту характеристику группировки и действий противника, на основании которой командир принимает решение. Эта характеристика должна быть дана сжато и выпукло. Точно так же громадное значение имеет законченная формулировка общей задачи войсковой части не в той форме, в какой она поставлена высшим начальником, а в той форме, в какой командир соединения принимает идею своего решения. Эта идея решения должна быть сформулирована так ясно и четко, чтобы в процессе боя, даже в случае порыва связи и управления, каждая составная часть войскового соединения отлично знала и понимала как общую задачу соединения, так и свою частную задачу.

С большой пользой могут быть поставлены такого же рода занятия по тренировке политорганов в их работе в полевых условиях. На фоне определенного тактического задания и тактического решения командира руководитель подготовляет точно так же необработанный материал, поступающий в политотдел как из вышестоящего политоргана, так и из подчиненных и соседних. Помимо того, сообщаются данные от оперативной, разведывательной части и службы тыла штаба. Политорган должен организовать работу с правильным разделением труда и с обобщением ее начальником политоргана. На занятиях штаба и политоргана должны быть выработаны методы теснейшей работы, взаимной информации [88] и содействия. Вопросы организации наступления, организаций тыла и т. п. должны прорабатываться в деталях, должна изучаться техника взаимоотношений и совместной работы.

Несмотря на теснейшую связь между работой штаба и политоргана, до объединения их работы на тактическом занятии необходимо произвести ряд раздельных занятий подготовительного порядка как работы внутри штаба, так и внутри политоргана.

Когда усвоены методы работы внутри полевого управления войскового соединения, необходимо переходить от одностепенных занятий к двухстепенным. Полезнее всего эти занятия проводить в поле, причем в первое время правильнее всего ограничиваться лишь конными средствами связи. Когда штаб научится управлять боем без телефона, ему следует придать и это техническое средство, которое должно облегчить и усовершенствовать его работу. Такая постановка занятий должна преследовать ту цель, чтобы даже в случае порыва телефонной связи, что в бою является делом обычным, штаб умел продолжать управление боем и умел выходить из самых тяжелых положений. Двухстепенные занятия, все больше усложняясь, доходят до своего рода маневров войск связи на двухстепенных выходах в поле штабов, что является наиболее полезной тренировкой штабов в вопросах управления перед началом общих сборов и маневров. На этих же занятиях производится проработка взаимодействия и всего партийно-политического аппарата.

Большая работа должна быть проделана в отношении правильной постановки боевых задач, группировки войск, направления их действий и проч. в условиях различной обстановки: встречный бой, обход фланга, прорыв фронта и т. п.

Серьезнейшее внимание штабов должно быть привлечено к вопросам взаимодействия различных родов войск, что неразрывно связано со всей системой управления в бою. Штаб не может ограничиться установлением связи к началу боя. Он должен предусмотреть план развития боя по ряду рубежей, находящихся впереди. Управление должно быть заранее подготовлено в отношении ориентировочной наметки перехода командных и наблюдательных пунктов командира и штабов по мере продвижения войск вперед. Командиры подчиненных частей должны знать, где и за каким рубежом им следует искать своего начальника. Начальник связи должен заранее предусмотреть, куда и как подать концы, как перекатывать средства связи по мере перехода командного пункта вперед на новый рубеж. Очень существенным вопросом при этом является заблаговременная разведка пути движения командира и штаба на новый командный пункт. Штаб должен заранее предусмотреть и назначить, если это надо, посылку срочных донесений с определенных рубежей. Точно так же им должна быть установлена, в мере надобности, подача определенных условных сигналов по занятии тех или иных рубежей войсковыми частями.

Только такая планомерная, заблаговременная подготовка [89] управления может обеспечить максимально бесперебойное руководство в бою. Однако нужно учитывать, что предварительные расчеты и плановые наметки всегда могут по обстановке измениться. Неуспех первого эшелона ударной группы и, наоборот, успех сковывающей группы может превратить эту последнюю в ударную группу, а первый эшелон ударной — в сковывающую группу. Второй эшелон может двинуться для развития успеха сковывающей группы. Таким образом, в этом случае, как и в ряде других, перед штабом войскового соединения всегда может встать неожиданная задача изменения управления, которая потребует от него быстроты действия и четкости в налаживании управления на новых рельсах. Очень часто такая импровизация потребуется при совершении обходов. Хорошо натренированный штаб, отдающий себе отчет в происходящем и владеющий всей техникой управления в современном бою, всегда сумеет удачно сымпровизировать необходимые мероприятия и упорядочить ход боя.

Штаб войскового соединения является аппаратом в руках своего командира по организации взаимодействия различных родов войск, а в стрелковых войсках — в первую очередь пехоты и артиллерии. В соответствии с принятым решением и группировкой стрелковых войск штаб разрабатывает для доклада командиру распределение артиллерии. При этом штаб, в соответствии со степенью укрепленности расположения противника, должен рассчитать ширину фронта главного удара, обеспеченного уставными артиллерийскими нормами. Ударная группа должна быть обеспечена этими нормами. Обычно в условиях маневренной войны перед штабом будет вставать противоречивая обстановка. С одной стороны, для успеха действий ударной группы необходимо обеспечить ее уставными нормами батарей на 1 километр фронта. С другой стороны, успешность маневра ударной группы будет тем легче, чем более широкий участок будет обеспечен ей для наступления. Для решения этой задачи лучшим подспорьем является конкретная обстановка, но во всяком случае следует учитывать, что сила современного пулеметного огня в обороне требует в первую очередь обеспечения необходимых артиллерийских средств на каждый километр наступления в условиях прорыва и большей свободы маневра при совершении обходов. В соответствии с характером местности и темпом развития боя должен быть решен вопрос о форме управления артиллерией, т. е. централизованного или децентрализованного ее использования. Штаб войскового соединения не только должен решить этот общий вопрос, но должен проверить сверху и донизу, насколько группы и подгруппы ПП установили связь с батальонами, ротами и взводами, насколько командиры этих последних знают расположение наблюдательных артиллерийских пунктов и насколько проработали они вопросы взаимодействия навеем протяжении процесса наступательного боя. Штаб должен разработать основные соображения о возможной и необходимой скорости прерывания оборонительной полосы, [90] что должно быть выражено в плановой таблице с указанием сроков, к которым те или другие рубежи должны быть достигнуты. В позиционной войне эти сроки обычно точно зафиксированы, в маневренной же войне они являются ориентировочными, но вместе с тем они абсолютно необходимы, так как дают пехоте и артиллерии определенную установку того напора, который от них требуется. Учитывая, что ориентировочные сроки могут быть и не выдержаны, необходимо одновременно установить подачу пехотой определенных сигналов по занятии тех или других рубежей, что весьма существенно в первую очередь для артиллерии, а также и для высших штабов. Штаб должен разработать совместно с начальником артиллерии план сопровождения пехоты артиллерией, что должно быть рассчитано строго по рубежам и обеспечено сооружением, где это надо, колонных путей.

Выше упоминалось уже о сложности использования артиллерии второго эшелона, с тем чтобы она могла быть привлечена и для поддержки частей первого эшелона ударной группы. Штаб должен проработать этот вопрос со всей тщательностью и проверить ее фактическую готовность.

Для обеспечения бесперебойного взаимодействия артиллерии и пехоты необходимо, чтобы имелась в наличии хорошо составленная ориентирная схема. Эта последняя, точно так же как и плановая таблица, не является артиллерийской специальностью, а должна быть плодом штабной разработки. И плановая таблица, и ориентирная схема должны быть одинаково обязательны как для артиллерии, так и для пехоты. Между тем составление ориентирной схемы — дело далеко не легкое. Если имеется значительное время на подготовку наступления, то при наличии авиации эту задачу выполнить сравнительно легко. Но очень сложно и трудно достигнуть своевременного составления ориентирной схемы, при условии, конечно, соответствующего ее качества, когда на наступление имеется всего лишь один день, причем в этот день приходится преодолевать и полосу охранения и оборонительную полосу противника. Штаб дивизии должен заранее подготовить скелет ориентирной схемы, размноженной на стеклографе. Необходимое количество этих схем должно быть роздано в передовые батальоны, задачей которых будет уничтожение охранения противника, в артиллерию, приданную этим батальонам, а также инженерной и специальной штабной разведке. Авиация также должна получить конкретные задачи по составлению ориентирной схемы, в форме ли нанесения данных на заготовленный скелет или фотосъемок. В продолжение борьбы в полосе охранения эти скелеты должны быть заполнены и доставлены в оперативную часть штаба дивизии, который должен свести их в одну ориентирную схему, где ориентировка должна быть всемерно облегчена путем нанесения на схему предметов, которых нет на картах, как-то: стог сена, желтые, зеленые или вспаханные поля, темный куст, красная крыша и т. п. Эти ориентиры должны получить свои [91] краткие названия, что в дальнейшем значительно облегчит взаимную ориентировку. Нанесенные на схему ориентиры должны быть нанесены на стеклограф и переведены на заранее подготовленные скелеты, что значительно сократит время, потребное для изготовления схем.

Такая организация работы при хорошей тренировке штаба может позволить к началу наступления главных сил раздать ориентирные схемы пехоте и артиллерии, вплоть до командиров рот и батарей. Само собою разумеется, что эта отрасль работы требует громаднейшей тренировки штабов и всего командного состава, но вместе с тем она настолько ответственна и необходима для боя, что в этом вопросе должны быть преодолены все трудности.

Большую работу должен проделать штаб по взаимодействию родов войск на речных переправах. На решающее место, на одном уровне с пехотой и артиллерией, здесь выдвигаются инженерные войска. Тщательный тактический расчет, основанный на конкретных технических переправочных возможностях, расчет по времени и по рубежам, является необходимым условием успешной переправы. Штаб при докладе командиру обстановки обязан иметь все необходимые расчеты по плановой таблице на переправу.

Напряженность современного боя требует значительного расхода огнеприпасов, и вместе с тем длительность современного боя заставляет подвозить к полям сражений громадное количество продовольствия, фуража и прочих видов снабжения. В условиях малокультурных в отношении дорог театров войны справиться с этой задачей — дело крайне трудное. Поэтому тренировка штабов должна уделять пристальное внимание вопросам организации тыла. Последний должен быть обеспечен и политически, и технически. Штаб работает здесь рука об руку с политорганом и карательными органами.

Гужевой обоз обычно растягивается на значительную глубину, что требует большой дисциплины в транспортных колоннах и величайшей четкости их работы. Своевременный выход транспортов, очередность их движения, подача в войска того, что им потребно в данное время, своевременное питание войск горячей пищей — все это должно быть строго рассчитано и должно подвергаться жесткому руководству со стороны штаба войскового соединения. В подготовке войсковых штабов к решению этих задач необходимо учитывать все те явления, которые сопровождают на войне работу тыла, как-то: наличие, наравне с военным обозом, обоза крестьянского, со слабыми лошадьми, с малоемкими повозками, слабой дисциплиной повозочных, пугливостью лошадей к автомашинам и т. п. Штабы должны уметь не только организовать движение, но и поставить всю работу тыла в такие рамки тренировки, которые в самый короткий срок позволили бы воспитать и подготовить тыл четким, гибким и дисциплинированным.

Особый цикл занятий должно составить изучение динамики боевого порядка войсковых соединений. Наибольшая сложность [92] для действий боевого порядка, естественно, будет касаться наступательного боя, хотя и в оборонительном бою встают многие существенные учебные задачи. Руководитель должен всесторонне тренировать войска на постановке задач боевому порядку. Так, например, давая уже определенную силу ударной и сковывающей группам, в условиях данной обстановки и задачи, руководитель требует от обучаемого постановки конкретных задач ударной группе. Далее, на основе общей задачи ударной группе руководитель дает частную задачу первому эшелону ударной группы и требует от обучаемого постановки задачи второму эшелону и т. п. На ряде таких задач-летучек руководитель добивается от обучаемого правильного понимания использования на решающем направлении превосходных сил и правильной постановки задач вторым эшелонам. Выше уже приводился ряд примеров, касающихся различных родов действий вторых эшелонов в бою главным образом при наличии у противника открытого фланга. Действия ударной группы должны быть столь же гибкими и при прорывах фронта противника. Здесь может встретиться бесчисленное количество различных положений, но обучаемые должны изучить хотя бы наиболее характерные боевые примеры. Второй эшелон может наносить удар во фланг противнику, задержавшему продвижение первого эшелона; он может развить удар во фланг противнику, задерживающему сковывающую группу, когда первый эшелон успешно развивает наступление; он может быть использован для развития успеха сковывающей группы, с превращением таковой в ударную, и т. п.

Использование в боевом порядке артиллерии, танков и проч. должно на всех задачах получать самое разнообразное освещение, о чем будет еще говориться ниже.

В обороне ударная группа может иметь различное применение. Если прорвавшиеся силы противника дезорганизованы или если они не представляют собой подавляющего превосходства в силах, то ударная группа решительным контрударом во фланг опрокидывает и отбрасывает назад прорвавшуюся пехоту противника. Если же прорвавшиеся силы противника имеют подавляющее превосходство над ударной группой, то эта последняя стремится «обклеить» прорвавшуюся группу, создав против нее новую огневую ружейно-пулеметную полосу. При прохождении действий ударных групп в обороне следует изучить различные возможные варианты их использования.

Нельзя пройти мимо изучения действий и сковывающей группы. Она только тогда выполнит свою основную задачу, когда, сковав по фронту превосходные силы противника, осуществит успешное наступление, что в условиях неравенства сил является делом весьма сложным. Поэтому наступательные задачи сковывающей группы по необходимости должны иметь строго ограниченную цель, соразмеренную с ее артиллерийскими ресурсами. Овладение рядом точек или районов, облегчающих выполнение задачи ударной [93] группы или отвлекающих от нее главные силы противника, должно быть обеспечено по возможности уставными артиллерийскими нормами. Это говорит о том, что фронт атаки сковывающей группы не должен равномерно распределяться по всей предоставленной ей полосе и что сковывающая группа в свою очередь должна выделить ударную и сковывающую группы со всеми вытекающими отсюда последствиями.

Вместе с тем сковывающая группа не должна поддаваться психозу своей слабости и безнадежности наступательных действий. Боевой опыт говорит о том, что иногда предварительные соображения перевертывают вверх дном и успех достигается там, где он менее всего ожидался. Командир сковывающей группы должен выдержать напористый темп наступления в пределах поставленной себе задачи и стремиться всякий частный достигнутый успех развить в более широкий, а если есть возможность, то и в поражение противника.

Руководитель, организующий занятие со сковывающей группой, должен предусмотреть, на случай успешного развития ее действий, удар ее силами во фланг противнику, сдерживающему наступление ударной группы, а также своевременное извещение второго эшелона ударной группы о достигнутом успехе и о возможности, при своевременной поддержке, развить этот частный успех в успех общий.

Организация занятий с боевым порядком производится на односторонних задачах-летучках, которые путем вводных данных развивают динамику боя, на односторонних военных играх, на выходах в поле с обозначенным противником и соседями. При изучении действий второго эшелона первый эшелон может быть разыгран самим руководителем. Следует еще раз обратить внимание на важность задачи тренировки в наступательных действиях вторых эшелонов. Эти действия должны развиваться при поддержке артиллерии, при поддержке танков, причем в этом случае может быть предусмотрено решение, когда, во-первых, танки сопровождают и первый и второй эшелоны и когда танки сопровождают только второй эшелон, а атака первых эшелонов поддерживается лишь артиллерией, а также при поддержке авиации, конницы и самокатных частей.

Для усвоения действий боевого порядка исключительно важное значение имеют правильные действия батальонов, т. е. производство ими сближения общим строем по скрытым подступам вплоть до того рубежа, когда они смогут развернуться во исполнение принятых решений для наступления под прикрытием огня станковых и ручных пулеметов, батальонной и полковой артиллерии.

Свойство и тактика артиллерии должны быть основательно усвоены всеми командирами, и, в частности, пехотными не хуже, чем артиллерийскими. Уже когда говорилось об организации управления штабом войскового соединения, вопросы взаимодействия пехоты и артиллерии, естественно, заняли одно из важных [94] мест. Но это дело должно быть усвоено не только штатами, но и всем строевым командным составом. Занятиям по тактике артиллерии должно быть уделено специальное внимание. Руководитель на ряде практических задач добивается от обучаемых усвоения основных положений по использованию артиллерии, требуемых нашими уставами. Например, руководитель дает обстановку и решение войскового командира. Обучаемый должен распределить артиллерию и организовать управление ею. Он распределяет ее на группы и подгруппы ПП и ДД, формулирует их задачи, организует проверку взаимного ознакомления пехотных командиров и соответствующих подгрупп ПП, добиваясь, чтобы каждый командир взвода и роты знал, где и как будет передвигаться наблюдательный пункт, передовой наблюдатель, отделение для связи с пехотой. На войсковых занятиях необходимо требовать такой тщательной проработки артиллерийского вопроса, чтобы не только командиры, но и рядовые красноармейцы были хорошо осведомлены, какая артиллерия обслуживает их часть и где находится и как будет двигаться артиллерийский наблюдатель.

На задачах руководитель должен добиться усвоения обучаемым наиболее целесообразных методов управления артиллерией. Наибольший эффект, наиболее рациональное использование артиллерийской силы получается при централизованном управлении, хорошо подготовленном и осуществленном, но это совершенно ясное и бесспорное преимущество централизованного использования артиллерии может принять совершенно противоположные формы в условиях быстротечного боя, когда на подготовку не будет достаточно времени. В таких условиях, как, например, во встречном бою, централизованное управление не только не окажет поддержки пехоте, не только исключит возможность успешного взаимодействия, но и может нанести своим собственным войскам поражение почти с таким же успехом, как и противнику. На пересеченной местности эта опасность еще больше увеличивается. Поэтому к централизации артиллерии следует прибегать лишь в тех случаях, когда для подготовки имеется достаточное время и если это позволяет характер местности.

Централизацию управления нельзя смешивать с сосредоточением артиллерийского огня. Сосредоточение огня с совершенно одинаковым успехом достижимо как для централизованной, так и децентрализованной артиллерии. Группы и подгруппы ПП, будучи подчинены тем пехотным частям, которые наносят главный удар на узком фронте, тем самым могут достигнуть и необходимого массирования артиллерийского огня. Разница будет только в том, что при централизованном управлении огонь был бы более рационально организован, расход снарядов был бы более экономен и т. п. Но зато подчинение артиллерии пехотным частям имеет за собою то преимущество, что взаимодействие в этих условиях всегда будет выше, чем при централизованном управлении.

Наш артиллерийский устав, в соответствии с диалектическим [95] развитием боя, дает систему использования артиллерии, обеспечивающую наилучшим образом как централизованное ее применение, так и неразрывную ее огневую связь с пехотой. Даже при централизации управления артиллерией эта последняя, разбиваясь на группы и подгруппы ПП, должна выполнять боевые требования тех командиров, части которых она обслуживает. В таких условиях излишняя централизация управления всегда может быть прокорректирована пехотными командирами. Но, несмотря на такое гибкое решение вопроса, стремление к излишней, или, как мы ее называем, «ультрацентрализации» управления артиллерией, без учета обстановки, неизбежно влечет за собой печальные последствия. Обычно «ультрацентрализаторскими» навыками страдают командиры, которые не слишком хорошо отдают себе отчет в свойствах и тактике артиллерии. В силу этого они обращают недостаточно внимания на вопросы распределения артиллерии, на вопросы установления связи между пехотными частями и подгруппами ПП и т. д. И эта небрежность неизменно влечет за собой фактический порыв взаимодействия.

Итак, обучаемый должен усвоить, что каждому виду боя и различным условиям обстановки соответствуют различные формы управления артиллерией, переходя от централизованного управления вплоть до подчинения отдельных орудий. Даже в одном и том же бою на различных этапах боя и на различных участках боевого фронта управление артиллерией должно гибко применяться к условиям обстановки, переходя от централизации к децентрализации и обратно.

Обучаемый должен разработать вопрос обслуживания артиллерией второго эшелона ударной группы и увязать ее действия на первый период боя с первым эшелоном. Обучаемый должен выяснить у руководителя, представляющего собой штаб соединения, как планируется продвижение командных пунктов войскового начальника, в связи с чем он разрабатывает план продвижения наблюдательных пунктов. В связи с плановой таблицей он намечает продвижение артиллерии колесами по рубежам, с тем чтобы атакующая пехота не могла бы остаться ни на минуту без действительной поддержки артиллерии. Эти занятия руководитель проводит первоначально по разделениям. Например, на одной задаче — общее распределение артиллерии; на другой — обслуживание артиллерией второго, эшелона; на третьей — продвижение артиллерии с производством необходимых расчетов по прокладке колонных путей, переправ и т. п. Потом, добившись усвоения обучаемыми основных элементов использования артиллерии в бою, руководитель переходит к артиллерийской летучке в полном объеме, требуя от обучаемых, чтоб они строго укладывались в жесткие рамки времени. При занятиях с пехотными и кавалерийскими командирами руководитель должен обратить подчеркнутое внимание на постановку задач артиллерии. Пехотный командир должен ставить артиллерии задачу не в общей форме требования поддержки, [96] а в форме конкретного целеуказания для подавлений определенных огневых очагов противника, мешающих наступлению его части. С этой стороны постановка задач артиллерии теснейшим образом совпадает с умением организовать разведку и с пониманием приемов расчленения боевого порядка противника. Без знания тактики и уставов этого последнего командиру трудно будет ориентироваться в определении значения того или другого основного препятствия, и постановка задач артиллерии будет носить форму требования, ничего не говорящего артиллерии, — «поддержать наступление пехоты».

Артиллерийские командиры должны научиться поддерживать пехоту в самые короткие сроки времени. Если наш устав говорит о 30 минутах для развертывания артиллерийского дивизиона от момента получения им боевого приказа и об одном часе — для артиллерийского полка, то это не значит, что огонь артиллерийского дивизиона будет открыт лишь через 30 минут и артиллерийского полка — через час. Эти сроки надо рассматривать как максимальные сроки полной организации управления, установки всех батарей на позиции, выбора всех командирских и вспомогательных наблюдательных пунктов. Между тем отдельные батареи могут открыть огонь до организации общего управления. Особенно важно это во встречном бою, где быстрота открытия артиллерийского огня имеет совершенно решающее значение. Поэтому безусловно необходимо добиваться того, чтобы во встречном бою артиллерийский дивизион умел открыть огонь, хотя бы одной батареи, минут через 10 после приказа пехотного командира. Прочие батареи в возможно более короткий срок присоединяются к этой батарее и ведут огонь первое время хотя бы при наличии какого-либо одного, наспех выбранного, наблюдательного пункта. Тем временем общая организация управления артиллерией должна налаживаться и, идя полным ходом, должна быть закончена полностью в рамках установленных сроков. Это требование, безусловно, должны усвоить не только артиллерийские командиры, но и пехотные, что позволит им с гораздо большей энергией и напором развивать бой.

Немалое внимание должно быть уделено на артиллерийских занятиях противотанковой обороне, о чем подробнее будет говориться ниже.

Противовоздушная зенитная оборона должна быть изучена на походе, в наступательном бою, причем в условиях прорыва оборонительной полосы противника необходимо предусмотреть борьбу с авиацией противника над самой оборонительной полосой в момент вклинения в нее наступающего боевого порядка, на речных переправах, в обороне, при выходе из боя, при выгрузке на железнодорожных станциях и т. п.

Особую программу работы, особую по ее удельному весу, но тесно переплетенную со всеми сторонами обучения, должно составить обучение по использованию и совместным действиям с танками [97] и танков С пехотой и конницей. В область этого обучений должны войти все виды маневренного боя, в связи с чем обучение этому делу опять-таки должно распадаться на изучение его по отдельным элементам на ряде задач-летучек, с постепенным, переходом к более сложным и общим видам боевых действий.

Тренировку необходимо начинать с самых мелких частей, причем обучаемые должны изучать использование танков не только в масштабе той части, которой они командуют, но начиная с самых мелких единиц и отдельных танков. Прежде всего должны быть изучены боевые порядки танков и их тактические свойства. Должны быть усвоены наиболее типичные случаи взаимного построения и движения танков с пехотой в условиях прорыва оборонительной полосы и прочих видов боя. Обучаемые должны быть ознакомлены с тем, что до того времени, как танки врываются в оборонительную полосу противника, они постоянно будут находиться под жестоким артиллерийским обстрелом, который если и не всегда причинит большой вред танкам, то может нанести серьезные потери идущей рядом с ними пехоте. В таких случаях пехоте выгодно двигаться на некотором незначительном от них расстоянии (около 200 метров), с тем чтобы догнать и поравняться с танками в момент перехода их в расположение оборонительной полосы противника, когда деятельность его артиллерии будет стеснена своими собственными войсками. Пехота должна отдать себе при этом отчет, что очень легко отстать от танка и далеко не легко догнать его, что танки, не поддержанные пехотой, в конце концов будут истреблены артиллерией противника, если пехота не сможет закрепить и поддержать развитый ими успех. Обороняющийся своей основной задачей будет ставить — отделить артиллерийским и ружейно-пулеметным огнем наступающую пехоту от танков и пропустить эти последние сквозь свое оборонительное расположение, не прекращая самой обороны и создавая ожесточенную борьбу всеми оборонительными средствами против ворвавшихся танков.

Таким образом, взаимодействие танков и пехоты, пожалуй, должно быть еще более неразрывным, чем пехоты и артиллерии, причем, как правило, это взаимодействие основывается на децентрализованном взаимодействии взводов, рот и батальонов с подчиненными им танковыми частями.

В пределах допускаемого сохранения тайны и внезапности операции, т. е. в условиях, когда на подготовку имеется самое незначительное время, пехотные командиры должны обрекогносцировать предстоящую полосу наступления совместно с командирами танков, им приданных. Исходя из общей установки и плановой таблицы овладения различными рубежами, командиры взводов, рот и батальонов договариваются с соответствующими танковыми командирами о порядке развития прорыва, о последовательности овладения теми или другими очагами сопротивления противника, о методах связи, сигнализации и проч. Связь между танками, пехотой [98] и артиллерией чрезвычайно затруднена. Поэтому перед каждым боем необходимо договориться о конкретных формах этой связи. Радиоустановки имеют первоклассное значение, но в условиях напористого прорыва могут давать большие перебои и пока что мало применимы для мелких частей пехоты. Частично может быть использован телефон, хотя действия его будут еще менее надежны. Сигнализация системой флажков, ракетами, мигалками (светосигнальные приборы) может явиться более целесообразной. Здесь, во всяком случае, необходимы мероприятия, дополняющие общую систему связи.

Таким образом, заблаговременная плановая разработка развития прорыва должна быть дополнена целой системой мероприятий по связи, что наилучшим образом должно обеспечить взаимодействие как со стороны внутреннего содержания, так и со стороны его формы.

Действия танков, сопровождающих пехоту, не могут быть прямолинейными в прорыве. Задержка пехотной части каким-либо огневым очагом противника должна заставить танк повернуться в. направлении этого очага. Пехота должна уметь передать танку и помочь обнаружить встреченное ею препятствие. Танк должен уметь быстро найти это препятствие и подавить его огнем и движением. Пехота немедленно использует оказанную ей поддержку и прорывается дальше, а танк вновь развивает свою дальнейшую поддержку. Такие взаимные действия танков и пехоты, по сути, являются нанизанными на одно направление многочисленными боевыми тактическими эпизодами. Обучение взводов и подчиненных им танков должно идти по пути изучения именно этих боевых эпизодов в их бесконечном разнообразии. В изобилии таких тактических примеров и положений должны сказаться изобретательность и способность руководителя, основывающиеся в то же время на строгой реальности и естественности создаваемой обстановки.

Большие затруднения наступлению танков создают искусственные препятствия, созданные противником как у переднего края, так и в глубине оборонительной полосы. Постоянная разведка, ведущаяся в направлении изучения оборонительной полосы противника, должна располагать всеми сведениями о произведенных противником работах по противотанковым искусственным препятствиям. Авиация, агентура, артиллерийское, пехотное и инженерное наблюдения могут обеспечить выполнение этой задачи. В соответствии с характером имеющихся у противника препятствий, в план прорыва танками включается и способность преодоления этих препятствий. Танки могут подвезти на себе фашины и особые приспособления для преодоления рвов и тому подобных препятствий. Разнообразие препятствий требует от наступающего большой изобретательности и гибкости в подготовке к каждому отдельному бою. Но помимо этих технических приемов большая работа выпадает по преодолению танками препятствий на саперов. [99]

Они должны скапывать стенки рвов, в которых засели танки, уменьшая крутость ската; делать проходы через минные поля; определять, где находятся ложные и где искусственные препятствия. Это взаимодействие по преодолению препятствий должно являться одной из самых основных задач подготовки. Если танк своим движением и огнем прокладывает дорогу пехоте вперед, то при хорошей слаженности и связи он может на отдельных участках протолкнуть вперед сопровождающих его пехоту и саперов для производства разведки и уничтожения препятствий. В этой работе точно так же на отдельных тактических приемах должно быть разработано возможно большее число положений, причем обучаемые должны усвоить, что всех положений заранее предусмотреть нельзя и что в ходе боя в жестких сроках и под огнем противника придется постоянно находить новые подходы и новые приемы для преодоления танками препятствий, что обеспечит дальнейший успех наступающей пехоте.

От небольших пехотных и танковых частей обучение должно переходить к все более крупным. Так, например, от стрелкового взвода с отдельным танком — к стрелковой роте с танком или со взводом танков и т. д.

Тактическое использование танков может быть самым разнообразным. Возможна атака переднего края оборонительной полосы противника непосредственно танками без предварительной артиллерийской подготовки. Возможна, наоборот, предварительная артиллерийская подготовка и овладение при помощи артиллерии первым эшелоном опорных пунктов или центров сопротивления противника, после чего будут введены в дело танки для развития этого прорыва в глубину.

При решении этого вопроса необходимо учитывать то положение, что артиллерия могущественна главным образом против тех целей, которые она видит или которые при длительном стоянии на месте могли быть ею заранее и точно определены как на обратных скатах, так и за различного рода укрытиями. Некоторое облегчение может создать корпусная авиация. В условиях же маневренной войны, когда зачастую наступление придется предпринимать без точных данных о противнике, без наличия достаточного времени на подготовку, артиллерия будет оказывать пехоте, безусловно, решающую поддержку при преодолении ею первых эшелонов противника, но будет невольно ослаблять эту поддержку по мере развития прорыва в глубину. Вместе с успехом прерывания на пехоту будет взваливаться все большее и большее количество задач самостоятельного преодоления препятствий, когда артиллерия будет отказывать. Полковая и батальонная артиллерия, продвигаясь за прорывающейся пехотой, должна ослаблять эти затруднения, точно так же как ослаблять их должно продвигающееся за пехотой отделение для связи с пехотой.

Но, несмотря на все эти усилия, необходимо все же отдать себе ясный отчет, что трудности взаимодействия пехоты с артиллерией [100] в глубине оборонительной полосы противника будут все больше и больше возрастать. Танк — орудие ближнего боя — может сопровождать пехоту во всю глубину боевого порядка противника и, действуя совместно с пехотой, поддерживая с нею непосредственное соприкосновение, всегда может подавить те огневые очаги, которые не могут быть обнаружены до начала атаки. В связи с этим вполне возможно такое использование артиллерии и танков, когда их решающее участие взаимно ослабляет недостатки один другого. Так, атака пехоты, поддержанная мощной артиллерийской подготовкой и сопровождением, может увенчаться наиболее уверенным успехом по овладению первыми эшелонами противника, когда обороняющийся потеряет многие выгодные артиллерийские наблюдательные пункты. В этот момент танк может совершить наиболее безболезненное сближение и проникновение в оборонительную полосу противника, и в тот период, когда артиллерия будет встречать все большие затруднения для поддержки связи с пехотой, танки же могут ослабить и возместить нарастающие затруднения.

Однако эти выгоды имеют и очень опасные стороны, и от них часто отказываются. Трудность такого использования вызывается тем обстоятельством, что танкам очень трудно будет найти в прорыве те пехотные части, с которыми они должны действовать. В силу этого практика может вылиться в разрыв во взаимодействии, и наступательный бой будет сорван. Этот вид взаимодействия с танками требует большой предварительной подготовки, умения точно удерживать направление как пехотой, так и танками и строго продуманной и подготовленной системы опознавательных знаков, хорошо заметных как для тех, так и для других.

Руководитель должен практически проработать с обучаемыми все виды использования артиллерии и танков. В этом вопросе, в зависимости от обстановки, могут быть применены различные методы. Возможен, например, случай, когда на направлении главного удара противник имеет трудно преодолимые для танков искусственные или естественные препятствия, но танки могут атаковать на участке сковывающей группы или на участке соседа и атаковать во фланг противника, обороняющегося в направлении главного удара. В этом случае очень трудно надеяться на организацию хорошего взаимодействия, но если других выходов в конкретной обстановке сложиться бы не могло и если бы все прочие преимущества для наступления пехоты, поддержанной артиллерией, находились на участке, невыгодном для танков, то и такая комбинация могла бы иметь место. Словом, в использовании танков меньше, чем где бы то ни было, может применяться какой-либо определенный шаблон, но, во всяком случае, основным принципом их использования является взаимодействие с пехотой. Это тот принцип, который при прочих равных условиях должен ставиться на первое место.

Следует проработать и вопрос распределения танков в боевой [101] порядок. Небольшая часть танков может быть придана сковывающей группе. В ударной группе должно иметь место распределение танков между первым и вторым эшелонами. При наличии значительного количества танков они могут строиться в несколько эшелонов, причем помимо танков, непосредственно сопровождающих пехоту, выделяются эшелоны танков дальнего действия, атакующих непосредственно артиллерию противника, особенно же кинжальные батареи.

Крупнейшие изменения вносят танки и в план оборонительного боя. Подготовка войск к борьбе с танковыми атаками должна основываться на развитии в пехоте привычки встречаться с танком, пропускать его через свой окоп, что должно исключить возможность возникновения безотчетного страха в бою перед надвигающимся «чудовищем», на стрельбе пехоты по смотровым щелям танка, на метании против танков пачек ручных гранат, на метании ружейных гранат, на применении особых крупнокалиберных винтовок, бронебойных пуль из пулеметов и крупнокалиберных пулеметов. В пехоте должно быть выработано умение приносить танкам возможный вред, а также умение маскироваться от танка, наблюдение из которого весьма ограничено, с тем чтобы пропустить его мимо себя и ружейно-пулеметным огнем остановить пехоту, сопровождающую танки. В этой задаче отделения наступающей пехоты от танков должна заключаться основная сила обороны пехоты. Пулеметы, расположенные в глубине, должны выполнить эту основную задачу, что будет, все больше и больше отрывать наступающую пехоту от танков, если последние будут нащупывать и бороться с пулеметами, ведущими огонь из глубины. Выдержка пехоты, понимание ею этой основной своей задачи должны явиться основой, на которой можно построить успешную оборону против танков.

Эту задачу должен осуществлять общевойсковой план обороны.

Если прежде оборонительное расположение и передний край обороны в первую очередь приходилось избирать, исходя главным образом из основ артиллерийского боя, когда противник был лишен глубокого наблюдения, то теперь, при возможности иметь дело с атакой танков, приходится выбор переднего края и всего оборонительного расположения производить, исходя из этих двух основных средств (т. е. танки и артиллерия) подавления обороняющейся пехоты. С этой точки зрения передний край обороны выгодно избирать с таким расчетом, чтобы он включал в себя возможно больше естественных препятствий, непреодолимых для танков, как-то: глубокие ручьи, озера, болота, крупный строевой лес и т. п. Оборона еще больше будет упрощаться, если при этом естественные препятствия будут преграждать и в глубине оборонительной полосы дорогу танкам на наиболее выгодных для наступления направлениях. Схема естественных препятствий должна быть усовершенствована искусственными препятствиями в виде главным образом рвов и минных полей. Рвы отрываются в первую очередь [102] против легкого танка и постепенно развиваются до более глубокого профиля против более тяжелых типов танков. Система искусственных препятствий должна быть усовершенствована ложными искусственными препятствиями, которые бы, с одной стороны, не позволили танку составить себе ясное представление о схеме действительных искусственных препятствий и которые, с другой стороны, могли бы вызвать задержку в наступлении противника в связи с необходимостью разведать эти искусственные препятствия, особенно же поля минных заграждений.

Совместная схема естественных и искусственных препятствий должна быть дополнена установкой кинжальных орудий, батарей и противотанковых пулеметов. В связи с этим обороняющаяся пехота должна быть разведена так, чтобы в определенной узкой полосе, главным образом вдоль искусственных препятствий, артиллерия могла вести огонь прямой наводкой, не поражая своих войск. На этих направлениях может сосредоточить свой огонь большая часть артиллерии, если она заранее наметит и подготовит себе позиции, куда она сможет быстро выскакать в случае появления танков и проникновения их в оборонительную полосу. До подхода танков к переднему краю обороны вся артиллерия ведет против них огонь с занимаемых ею позиций. По мере проникновения танков в оборонительную полосу, во избежание поражения своей собственной пехоты, артиллерия должна занять те позиции и вести огонь лишь по тем направлениям, где она не поражала бы своих бойцов.

Во избежание обходов танками искусственных препятствий с соседних участков при наличии времени могут создаваться такие препятствия отсеками.

Занятия в условиях различной местности и наличие различного времени для подготовки должны выработать у обучаемых умение подготовлять наиболее реальный и эффективный план обороны против танков.

Оборона речных преград должна быть тщательно проработана. Мы очень часто сталкиваемся с превратным пониманием обороны рек. При пассивной обороне нередко встречаются такие решения, когда русло реки не избирается передним краем обороны, а таковой относится на некоторое расстояние от реки. Обычно это объясняется стремлением занять для обороны высоты, которые обыкновенно отстоят на некотором расстоянии от реки. Такое стремление занимать высоты вне зависимости от обстановки является формальным пониманием свойств обороны. С другой стороны, такие решения зачастую принимаются из «ультраактивных» намерений. Обороняющийся в.этих случаях предполагает наблюдать течение реки и по переправе некоторой части сил противника «обрушиться» на него своими главными силами и утопить в реке. Такое решение могло бы быть целесообразным лишь в случае, если обороняющийся обладает не меньшими силами, чем наступающий в данном районе, чего на самом деле почти никогда не [103] бывает. Помимо того, необходимо учесть, что наступающий никогда не совершает одной переправы, а производит их или в нескольких пунктах, или же, если не хватает средств, то, во всяком случае, помимо основной переправы организует одну-две демонстрации.

Таким образом, в результате «обрушивание» превращается в «распыление» и без того скудных сил и средств, и, в конце концов, такая оборона не затрудняет, а облегчает противнику форсирование реки. Река, особенно если она представляет собой крупное препятствие, должна обязательно избираться передним краем обороны. Низменные берега могут растянуть в глубину сверх нормы оборонительную полосу, но в общем не должны отменить этого основного положения.

Очень интересный пример подобного рода ложного шаблона приводит Ганс Куль:

«Еще Наполеон учил, и все книги по тактике указывали, что лишь активная оборона реки достигает цели. Непосредственная оборона всей линии реки, гласит руководство по тактике 1912 г. для военных училищ, неосуществима. Если неприятель прорвет ее в одном месте, то вся позиция будет потеряна. Правда, далее оговаривалось, что непосредственная оборона реки все же имеет смысл при некоторых обстоятельствах, когда мы слишком слабы для действительного сопротивления и хотим лишь временно задержать переход неприятеля через реку. Но на это обращали мало внимания. Как общее правило, при всякой обороне реки ограничивались тем, что наблюдали за течением реки посредством сторожевого охранения, а главные силы держали наготове позади, в качестве главного резерва, чтобы ими атаковать неприятеля во время перехода.

Подобным образом поступали ив 1914 г. на Марне. На смешанную бригаду ф. Кревеля и конный корпус ф. дер. Марвица (без 1-й дивизии) была возложена оборона марнского участка. В распоряжении конного корпуса находились еще четыре егерских батальона и небольшой отряд 3-й пехотной дивизии. Штаб 1-й армии надеялся, что ему удастся этими силами заткнуть дыру на Марне. Марна представляет собой широкую быструю реку, протекающую между холмами, частью поросшими лесом и удобными для обороны».

«Я полагаю, что держать силы сосредоточенными и активно оборонять Марну 8 и 9 сентября было совершенно неуместно».

«В этом случае нужно было иметь в виду преимущественно местную оборону, задержку противника и выигрыш времени, а не длительную оборону реки и решительную победу. Цель была бы достигнута, если бы противнику помешали перейти здесь реку 9-го и 10-го числа. В важнейших пунктах следовало выставить отряды для упорного сопротивления и взорвать мосты. Конный, корпус, после того как он отошел за Марну, должен был действовать [104] преимущественно в пешем строю при поддержке своей артиллерии. Огнем винтовок, карабинов, артиллерии, а главным образом пулеметов можно было отбить всякую попытку к переходу через реку.

В действительности только мост у Ла-Фертэ су-Жуарр был разрушен и оборонялся кавалерией и егерями. Это задержало весь английский 3-й корпус, который смог перейти здесь через Марну лишь 10-го числа, когда мы уже давно отступили. Френч лично отправился туда 9-го и установил, что ввиду наличия, по-видимому, крупных сил у обороняющегося переход через реку невозможен. Все остальные мосты дальше к востоку попали в руки неприятеля неразрушенными и необороняемыми.

Днем 9-го англичане перешли здесь реку, хотя и крайне нерешительно, головными частями 2-го и 1-го корпусов. Если бы бригада Кревеля действовала так же, как конница Марвица, то 9 сентября ни один англичанин не перешел бы через Марну»{101}.

При активной обороне реки точно так же приходится зачастую наблюдать архаичные тактические приемы. Старые положения гласили, что мост должен быть прикрыт таким тет-де-поном, который бы прикрывал его от артиллерийского огня. В современных условиях это является делом невозможным. Такая оборона практически из тет-де-пона выросла бы в оборону широким фронтом, имея у себя в тылу крупную речную преграду. Максимум, к чему следует стремиться в современных условиях, — это прикрыть мост от артиллерийского наблюдения противника и обеспечить его от действительного пулеметного обстрела. Это требует создания активной обороны, основанной не на одном мосту или переправе, а на нескольких, с тем чтобы система тет-де-понов образовала широкий плацдарм, обеспечивающий переход в наступление. Такая оборона является и значительно более упорной. Если мы представим себе тет-де-пон, описанный от одного моста радиусом хотя бы в 12 километров, то. получим полукружие, равное 35–40 километрам, что потребует для пассивной обороны 3–4 дивизии. Между тем противнику совершенно достаточно подавить на каком-либо одном направлении 1–2 полка и развить решительное наступление в сторону переправы, чем он заставит отступить весь обороняющийся корпус, поставив его в очень тяжелые условия. В этом и заключается вся невыгода такой обороны.

Как видно из этого примера, противник вовсе не обязан атаковать четыре дивизии, а может ограничиться атакой одного-двух, максимум трех полков для того, чтобы достигнуть поставленной себе цели. При наличии же у обороняющегося нескольких переправ противник должен будет брать их поочередно, причем должен будет вводить против каждого отдельного небольшого тет-де-пона и его гарнизона превосходные силы. Если река составляет благоприятные [105] изгибы, то мосты и тет-де-поны при них могут быть скомбинированы обороняющимся таким образом, что они будут взаимно фланкировать друг друга, что потребует от противника выставления ряда заслонов и вообще усложнит всю операцию.

На усвоение более современных форм обороны рек, как активной, так и пассивной, основанных на учете действительности современного огнестрельного оружия и на упорстве обороны, должно быть обращено необходимое внимание.

Форсирование реки, обороняемой противником, представляет в силу вышеизложенных условий значительные трудности. Оно требует наличия отлично подготовленных переправочных средств и тщательного инженерного и артиллерийского расчета. Сочетание понтонных и лодочных переправ и мостов, действия передовых частей с артиллерией и переправкой главных сил должны быть строго соразмерены. Плановая таблица при форсировании реки выдвигает на решающий уровень использования инженерных средств переправы. Время изготовки к действиям, тщательно организованная рекогносцировка инженерных и пехотных командиров, долженствующих действовать совместно, разведка вместе с ними артиллеристов, поддерживающих переправу, расчет по времени переправы передовых частей, наводки моста и переброски на ту сторону последующих эшелонов с расширением на той стороне реки занятого плацдарма по рубежам и времени — должно составить основу плана по форсированию реки и должно быть зафиксировано в плановой таблице. Штаб войскового соединения разрабатывает таковую, привлекая к ней начальников инженеров и артиллерии. Связь переправившихся частей с главными силами, находящимися еще на этой стороне, со штабами и с артиллерией должна быть обстоятельно подготовлена. Взаимодействие пехоты и артиллерии встречает крупные препятствия, но должно быть четко организовано, ибо малейший перерыв повлечет за собою неудачу.

Руководитель, организуя занятие по борьбе на реках и особенно при форсировании рек, начинает прорабатывать с обучаемыми отдельные элементы всего вопроса, как-то: расчет переправочных средств, расчет времени, потребного на переброску части и соединения, развитие действий передовыми частями с поддержкой могущественной артиллерией, переправа артиллерии и т. д.

Дымовые завесы являются могущественным техническим средством современной тактики. Умение наблюдать направление ветра и в соответствии с этим намечать районы для пуска дымовых завес является основой обучения. Для дымовых завес могут использоваться как специальные дымовые средства, так и местный подсобный материал: сучья, навоз и т. п. При организации плана дымовых завес пехотные командиры должны согласовать его с артиллеристами, дабы не нарушить артиллерийского наблюдения. Организуя занятия, руководитель может подработать обстановку и решение общевойскового командира, которому не слишком способствует характер местности. Обучаемый должен наметить план [106] организации дымовых завес на различных этапах наступления, при учете определенного направления ветра, для наиболее успешного наступления, при котором противник не мог бы разгадать основной группировки наступающего. В таком же духе полезно решать задачи с дымовыми завесами в обороне на форсирование рек и в различных видах обстановки. Направление ветра полезно прочертить стрелкой на карте.

Для усовершенствования взаимодействия пехоты, конницы и авиации командиры должны практически тренироваться в постановке задач различным видам авиации. При этих занятиях необходимо тренироваться и в организации ВНОС в соответствии с наставлением. Работа ВНОС должна быть внедрена в практику войсковых командиров и их частей и являться для них обыденным и привычным делом.

Летный состав необходимо тренировать в изучении всех изложенных выше вопросов, ибо только при взаимном понимании свойств и способов действий можно достигнуть хорошего взаимодействия.

Тактическую работу в различных условиях обстановки необходимо усложнять ночными боями: тщательной проработкой постановки задач, размеров этих задач, организации связи, управления и проч.

Применение танков в ночном бою может оказать существенную помощь.

Конница в программе своей учебы необходимо должна охватить весь тот цикл вопросов, о которых говорилось выше. Имея организацию и вооружение, которое дает наибольшую эффективность лишь при действии в конном строю, конница в современных условиях должна уметь вести и спешенный общевойсковой бой, вплоть до прорыва оборонительных полос. В этом случае конница должна тренироваться в совместных действиях с современными быстроходными танками, для чего танками должна быть организована очистка проходов от колючей проволоки. При действиях на флангах противника и при невозможности смять его в конной атаке конница должна перейти к спешенной атаке и, постепенно обтекая фланг и принуждая противника ко все большему и большему отходу, применяя при этом спешенные действия и в конном строю, конница в конце концов должна дезорганизовать фланг и тыл противника, принудить его к общему беспорядочному отходу и докончить его поражением в конном строю. В общем и целом условия современной войны требуют от конницы усвоения помимо действий в конном строю всей методичности современного общевойскового боя. Поэтому с кавалерийскими командирами необходимо проводить углубленную проработку вышеизложенных вопросов. Вся подготовка как зимнего, так и летнего периода должна вестись под углом зрения развития самодеятельности, активности, напористости, расторопности командиров и красноармейцев и общей мобильности войск. Методичность действий должна сочетаться [107] с гибкостью и смелостью действий войсковых частей и их командиров. Под этим углом зрения, повторяю, должны строиться все занятия. Наши уставы проникнуты активностью и смелостью.

Полевой устав говорит:

«Готовность нести ответственность за смелое решение является основой командования.

Упрека заслуживает не тот, кто в стремлении уничтожить врага потерпел неудачу, а тот, кто, боясь ответственности, не бросил всех своих сил и средств для достижения победы».

Вокруг наших уставов должно быть создано такое общественное мнение, которое обеспечило бы им не только формальное выполнение, но и усвоение их идейно и убежденно. Весь начальствующий состав и политорганы всей системой своего воспитательного воздействия, всей системой партийно-политического руководства должны обеспечить Красной Армии знание техники современного боевого дела и незыблемое закрепление в общественном сознании нашей армии тех методов и положений, которые утверждены нашими уставами.

Организация боевой подготовки{102}

Общие установки, даваемые армии по вопросам тактическо-стрелкового обучения, не освобождают ни одной командной инстанции от самостоятельной оценки достижений и недочетов своей части или соединения. Даже в условиях наиболее успешного роста нельзя ожидать полной равномерности в достижениях. Мы же, несмотря на бурный рост наших тактических успехов, такой равномерностью вообще не можем особенно хвалиться. Поэтому общие установки для армии должны преломляться, в смысле организации своих методических усилий, через качественное состояние тактического уровня данного соединения или части. Вот почему тов. Ворошилов так настойчиво заостряет внимание всего начальствующего состава на проблеме руководства подготовкой.

Усвоение этого вопроса должно происходить под углом зрения крупнейшего нового фактора в жизни Красной Армии, а именно — появления ПУ-29{103}. Достижения и недочеты войскового соединения должны быть проанализированы с точки зрения требований Полевого устава. Важно определить не тактический уровень «вообще», а степень усвоения основных положений нашей тактической доктрины, оформившейся в ПУ-29. Несмотря на то, что ПУ-29 является завершением в основном уже усвоенного БУП-27{104} и БУА-27, все же он выдвигает и ряд новых положений и дает более обстоятельную, углубленную разработку вопросов организации и управления боем соединенных родов войск. Эта работа по выявлению степени усвоения новых уставных положений, степени усвояемости отдельных элементов из этих положений и определения наиболее легко и наиболее трудно дающихся элементов составляет крупнейшую часть методической работы командира.

Разбрасывать свою подготовку по всем направлениям, считать обязательным прохождение всех уголочков устава, всех возможных видов боевых столкновений и проч. — это значит не знать, как надо воспитывать и обучать свое соединение. В ходе тактической работы различные положения Устава проходятся сами собою. Чем большей будет практическая работа, чем большее число задач будет прорешено, тем больше будет и общая тренировка. Но эта общая [109] тренировка может систематически хромать в своих отдельных звеньях. И методическое искусство командира должно состоять в том, чтобы эти звенья уловить, их определить, охарактеризовать и составить план изжития именно этих недочетов. В соответствии с трудностями того или другого отдела, со степенью его усвояемости, командир намечает и соответствующее количество практических упражнений на данную тему. В этом и заключается метод повторности — не вообще повторять все, а повторять те элементы, те составные части, которые нарушают общее целое. Тот командир, который видит, что дело у него хромает, но который не умеет отыскать этих слабых звеньев и который постарается изжить недочеты путем повторных упражнений в задачах общего характера, тот никогда не добьется благоприятных результатов и в конце концов сам дезориентируется. Анализ уровня и сущности тактических достижений в том и должен заключаться, чтобы найти неусвоенные звенья и переходы и план методического усовершенствования построить так, чтобы эти элементы, каждый в отдельности, путем настойчивой практической проработки были бы наконец усвоены и практически преодолены. Только после такого усвоения отдельных элементов есть смысл переходить на задачи и упражнения (в классе и в поле, без войск и с войсками, одностепенные и двухстепенные) обобщающего характера, т. е. включающие в себя все элементы боя.

Само собою понятно, что такой анализ командир может дать лишь в том случае, если он сам обстоятельно изучит Полевой устав и усвоит его требования по организации боя и по управлению боем, во всю глубину его развития, с учетом всех характерных особенностей различной обстановки и различного сочетания родов войск. В этом смысле ПУ — 29 дает богатейший материал, но изложенный сжато и требующий поэтому большей самостоятельной работы от каждого командира. Динамика управления, его гибкость и жизненность даются наиболее трудно, и потому на этих вопросах необходимо особенно внимательно останавливаться, не говоря уже о большом числе новых технических средств, которыми необходимо научиться пользоваться.

Хочется обратить еще внимание на вопрос давно знакомый, но являющийся чрезвычайно трудно усвояемым, это — вопрос об общевойсковой роли стрелкового батальона. Развертывание батальона из общего строя, после сближения по скрытому подступу, развертывание, происходящее при поддержке уже организованного артиллерийского огня и огня пулеметной роты, включает в себя или, вернее говоря, предполагает наличие уже принятого плана боя, в котором маневр батальона, т. е. движение ударной и сковывающей групп, соответствующим образом базируется на огневом применении артиллерийских и пулеметных средств. Стрелковый батальон является той единицей, которая приспособляет к жизни, к обстановке общевойсковые решения дивизии и полка. Даже при централизованном, жестком управлении в масштабе дивизии на батальон [110] все же выпадает эта самая задача, т. е. приспособление к жизни, приспособление к обстановке, на различных участках поля боя, в различные его периоды общих тактических решений и планов. Централизованное управление артиллерией не может быть хорошо осуществлено, если подгруппы ПП не будут связаны прочно с батальонами и если эти последние не смогут правильно, целесообразно ставить огневые задачи артиллерии. То же самое касается применения танков и других технических средств, обеспечивающих наступление, атаку и прерывание пехоты. Высшие формы тактического искусства недостижимы, если батальоны являются только пехотными единицами и не умеют выполнять той общевойсковой роли, которая на их плечи возлагается современным боем. Такое положение требует от батальона умения предвидеть развитие боевого столкновения и подготовиться к управлению ротами и приданными или обслуживающими батальон техническими средствами на различных этапах боя. Предварительная подготовка и разработка плана управления боем на весь процесс его развития являются крупнейшей задачей батальона, к которой штаб батальона должен быть обстоятельно подготовлен. Для этой цели следует решительно рекомендовать командирам батальонов на время всех батальонных учений создавать временный штаб в составе: адъютанта, двух младших командиров для поручений и трех младших командиров-наблюдателей. Все эти командиры должны быть отличными и наиболее квалифицированными. ПУ — 29 излагает действия главным образом полка, дивизии и корпуса. Батальон находит, конечно, широкое освещение в Уставе, но все же от комбата требуется способность к самостоятельному приспособлению к батальону всего того, что вытекает из указаний ПУ — 29 для полка и дивизий. БУП — 27 хотя и построен на тех же началах, что и ПУ — 29, но, как составленный и выпущенный за два года до последнего, естественно, не содержит в себе тех дополнительных проработок, которые нашли место в ПУ — 29. В общем, на общевойсковой подготовке стрелкового батальона и на подготовке органа его управления необходимо сосредоточить крупнейшее внимание. Лишь только овладев этим звеном в отношении общевойсковой подготовки, можно справиться с таковой и в более крупном войсковом масштабе. Вполне понятно, что и для батальона, как для полка и для дивизии, одни элементы даются легче, другие — труднее, и методика должна ответить на это соответствующим распределением задач и временем, отводимым на их разрешение.

Неравномерность тактических успехов направляется по двум линиям. Во-первых, одни части в общем оказываются лучше других, и, во-вторых, в одной и той же части одни элементы боя усвоены хорошо, другие скверно. Методический план командира должен учесть это и соответственным образом организовать свои силы: отставшие части привлекают его особое внимание, получают поддержку отличными командирами-инструкторами, для них выкраивается и выгадывается наибольшее время для занятий, наибольшее [111] освобождение от нарядов, предоставление наилучших учебных полей и проч. и т. п. Оставшиеся же неусвоенными элементы боя обставляются наиболее напряженной тренировкой, т. е. для них выделяется относительно большее время занятий и по ним проходится большее число задач и учений.

Анализируя состояние части или соединения и вырабатывая план подготовки, командир должен учесть все каналы воздействия, которые можно для этого дела использовать. Прежде всего необходимо усвоить, что в условиях развития Красной Армии общественный элемент имеет решающее значение. Мы можем и должны обучать наши красноармейские части не как бездушные организмы, а как организмы живые, активные, с энтузиазмом занимающиеся военным делом, изучающие его в своих собственных классовых интересах. Одними административными мерами, одним инструктажем нельзя добиться всего. Нельзя, чтобы учил один только командир. Необходимо еще создать такое положение, чтобы самостоятельно училась, под руководством командира, вся красноармейская масса. Только развивая пытливость, активность, инициативу, любовь и увлечение своим делом, можно достигнуть тех темпов нашего тактического совершенствования, каких мы желаем добиться и каких, конечно, не сможет добиться никакая буржуазная армия. Вырабатывая свой план обучения, командир должен учитывать этот вопрос и мобилизовать для его разрешения все имеющиеся ресурсы и возможности. Политаппарат, партийные и комсомольские организации окажут командиру активную и решительную поддержку, но для этого он должен ознакомить их и поставить перед ними те вопросы тактического обучения, усвоения которых он хочет добиться. В свою очередь, политорганы, партийные организации и все общественные организации, работающие в Красной Армии, должны поставить перед собою проблему обеспечения и совершенствования тактической подготовки. Каждая организация должна разработать план своего участия в этой работе. Не должно быть в армии ни одного звена, не мобилизовавшего на этом важнейшем фронте своих сил и средств. Громадные задачи выпадают на военкоровское движение.

Но мы должны ставить вопрос и шире. Не только внутри армии, но и вне армии мы можем найти возможности, ускоряющие наше развитие. В первую очередь поддержку нам могут оказать шефы. Если в военных уголках шефских организаций войсковые части будут экспонировать данные об успехах и недочетах подшефной части, если они будут знакомить шефские рабочие массы с задачами и установками боевой подготовки, если военкоры будут информировать шефов о ходе занятий, если успехи социалистического соревнования в частях будут делаться достоянием рабочих масс и списки и описания отличившихся и выдержавших соревнование будут известны на заводах и т. п., — то все это создаст условия весьма сильного воздействия шефства на более напряженное и активное развитие нашей тактической подготовки. [112]

Опыт последнего времени нам показывает, что мы с поразительной быстротой добиваемся усвоения тех тактических положений, которые становятся достоянием широкой красноармейской общественности. Например, если вопросы смелости, инициативы, мобильности нам трудно было толкать одними методическими указаниями, то мы могли быстро толкнуть вперед их развитие тогда, ;когда довели эти цели и задачи, их необходимость, их смысл до -сознания широких красноармейских масс, когда на этом вопросе было заострено пристальное внимание наших партийных и общественных организаций. Только будучи общественником, командир сможет мобилизовать широкое общественное внимание вокруг вопроса подготовки, а следовательно, и достигнуть максимального темпа успехов. При этом общественное мнение должно работать не «вообще» по вопросам подготовки, а по тем конкретным элементам, которые ставятся в порядок дня обучения.

Разработав план подготовки, командир должен обеспечить организационно вопрос руководства. О мобилизации общественного мнения и общественной поддержки уже говорилось выше. В данном случае речь идет об объединении работы тех командиров-инструкторов, которые будут проводить намеченные установки. Для каждого конкретного плана необходимы конкретные подготовленные инструкторы. Поэтому войсковой командир, прежде чем начать общую учебу, должен ознакомить основные руководящие кадры, части или соединения с теми установками, которые он на основе общеармейских установок выдвигает для своей части, с теми элементами, которые он считает в состоянии подготовки наиболее слабыми, и с теми методами, которыми он думает эти недочеты изжить и дать общему развитию по совершенствованию максимальный темп. При хорошей сработанности такие инструктивные занятия не займут много времени. Если командир хорошо отдает себе отчет в действительном состоянии части, если он умеет уловить и выделить хромающие элементы или звенья, то на этих занятиях он не будет «растекаться мыслью по древу», сумеет добиться усвоения основных положений рядом задач по наиболее ударным вопросам. При этом нельзя, конечно, упускать из виду и тех новых задач, которые выдвигает развитие современной техники и по поводу которых мы имеем достаточные указания в ПУ — 29. Подготовляя руководящие кадры для занятий, во всяком случае для занятий командирских, старший начальник может и не руководствоваться строгим соблюдением иерархии. Для успешности тактических занятий с командирами особенно важно, чтобы руководитель умел живо и интересно проводить занятия, разнообразить их вводными данными, сосредоточивать общее внимание на прорабатываемом вопросе. Руководитель по своей категории может быть и младшим по сравнению с теми командирами, которые работают в группе. Особенно это касается проведения военных игр. Далее, руководитель в группе не сам проводит все занятия, а распределяет темы между участниками, которые и руководят ими [113] поочередно, консультируясь с руководителем группы. Как общее правило, каждая задача, каждая летучка проводится с участием других родов войск, для чего всегда должны участвовать начальник штаба, начарт (командир группы или подгруппы ПП), начальник связи и проч. Каждая задача должна охватывать бой во взаимодействии родов войск, и притом не на одном каком-либо рубеже, а на всем процессе развития боя. Войсковой командир должен участвовать в занятиях не только как руководитель, но и как участник. Будет очень полезно, если он сам будет работать под руководством кого-либо из подчиненных, особенно по тем задачам, где он хочет показать примерность исполнения.

Каждый руководитель занятия должен понимать, что от качества его работы зависит и само усвоение тактических элементов. Необходимо, чтобы тактическое задание прежде всего отвечало интересам усвоения прорабатываемого тактического элемента, интересам изжития тех недочетов, которые в этом вопросе до сих пор проявлялись. Поэтому задание должно быть составлено так, чтобы оно по данному вопросу было характерно и поучительно. Необходимо указать, что зачастую приходится сталкиваться с большим злоупотреблением чрезмерно широкого изложения обстановки. Эта последняя должна даваться лишь в той мере, в какой она необходима для решения данной задачи. При проработке политэлемента рамки обстановки иногда приходится сознательно расширять, но опять-таки это расширение должно иметь определенное целевое назначение. Разборы занятий должны отличаться краткостью и большой определенностью. В разборе лучше всего отражается — уловил ли руководитель ту конкретную задачу, с преодолением которой поднимется общий тактический уровень, или же он подходит «вообще», т. е. и сам хорошо не понимает, чего он ищет.

Нередко приходится сталкиваться с высказываемыми соображениями о том, что-де число занятий идет в ущерб их качеству. Плохое качество занятий может иметь место и при ограниченном числе задач, и при большом их числе. Но если ставить занятия грамотно, то само собою понятно, что, чем большее число раз каждый из тактических элементов будет проработан, тем в большей степени он будет усвоен. Важно, чтобы каждое занятие охватывало деятельность всех родов войск и весь процесс боя, в пределах изучаемого элемента боя. При соблюдении этого условия число задач всегда играет положительную воспитательную роль.

Уже в период осенних и зимних занятий с командирами старший начальник должен предусмотреть подготовку посреднического аппарата для действий в поле. Посредники — это такой институт, который с наибольшим успехом позволяет достигать повышенных учебных результатов. Однако плохо подготовленный посредник часто превращается в помеху рациональному тактическому обучению, особенно если он начинает командовать сторонами, проявлять самодурство и недостаток тактического чутья. Посредник должен быть проводником основных тактических установок, но [114] должен достигать этого не командованием обеими сторонами, а вводными данными, приговорами на отдельных участках, которыми он может иллюстрировать качество тех или других решений. Особенно недопустимо приговаривать стороны к бездействию или разводить части. Нормальное положение следует восстанавливать путем дополнительных вводных данных в форме приговоров на флангах и т. п. Посредник не должен забывать давать данные о развитии боевых действий условными частями на флангах. Посредник должен всей суммой своей деятельности прививать войскам смелость, активность, подвижность, упорство.

План тактическо-стрелковой подготовки должен добиваться того, чтобы тактика была построена на сочетании огня и движения, т. е. на маневре. Никакого отрыва и тем более противопоставления тактики и стрелкового дела не должно существовать. Весь ход обучения должен быть построен так, чтобы маневр был основан на сознательном и строгом сочетании огня и движения.

План обучения не может оставаться в процессе его проведения без известных коррективов. Успешность усвоения одних тактических элементов, отставание других и т. п. должны вносить и соответствующие коррективы в намеченное распределение тем и занятий. Поэтому не только до составления плана, но и в процессе его осуществления командир должен внимательно изучать тактический рост и состояние его части или соединения, анализировать этот рост и сделать соответствующие методические выводы.

В заключение необходимо еще раз повторить, что мобилизация широкого общественного внимания и интереса к делу подготовки лучше всего обеспечивает выполнение намеченного плана. В частности, организация военкоровского дела должна быть предметом самого пристального внимания войскового командира. Очень важно, чтобы военкоровское перо писало по тактическим вопросам не «вообще», а в духе тех установок, которые выдвинуты перед армией, в духе тех конкретных недочетов и задач, которые выдвигаются перед данной частью. Для этого командир должен тактически подготовить своих военкоров. Подобно тому, как он проводит занятия с основным инструкторско-командирским кадром, он должен и с военкорами провести такую же работу, добиться того, чтобы они изучали учебно-тактические установки, уставные требования по этому вопросу и методы проведения их в жизнь. В таких условиях военкоровское движение окажет громадное, незаменимое содействие командиру в его учебно-методической работе.

Чем больше будут изживаться отдельные слабые места, чем большее соответствие будет достигнуто в усвоении отдельных элементов общевойсковой тактики, тем быстрее будет и общий рост тактической подготовки. Мобилизацией всех усилий — и организационно-методических, и общественного внимания, вовлечением широких красноармейских масс в осуществление задач тактической подготовки — мы сумеем достигнуть того темпа в совершенствовании войск, который нам необходим.

Предисловие к книге Г. Дельбрюка «История военного искусства в рамках политической истории»{105}

Издание «Истории военного искусства в рамках политической истории» Ганса Дельбрюка представляется нам чрезвычайно своевременным. Этот труд, охватывая военное дело с эпохи Возрождения и кончая эпохой французских революционных войн, представляет крупнейший исторический интерес. Потребность в Дельбрюке на русском языке ощущается давно.

Дельбрюк — профессор Берлинского университета. Характеризуя его, Франц Меринг в своих очерках по истории войны и военного искусства, между прочим, говорит:

«Не совсем маловажным для характеристики автора является то, что в предисловии он тотчас же рекомендуется как прежний воспитатель принца, многому поучавшийся от другого, военного воспитателя принца, в то время как наши молодые господа играли под нашим наблюдением на гимнастической площадке у нового дворца»{106}.

Сильной стороной Дельбрюка является чрезвычайно добросовестное исследование. Он злейший враг материализма, и диалектического материализма в частности, что неоднократно подчеркивается им в своей истории. Несмотря на это, «его военно-научные исследования именно потому, что он серьезно производит их, ведут всегда к экономической подоплеке явлений, и вследствие этого он гораздо ближе подходит к материалистическому методу изучения истории, чем это можно было бы заключить по его устрашающим: проклятиям против этого метода»{107}.

Любимым героем Дельбрюка является «царственный полководец» Фридрих Великий. Его восхищение вызывает и Наполеон. Совсем иначе он относится к революции и народным массам. Мы встречаем по их адресу самые дикие словечки. Говоря о военном строительстве Франции в 1793 г. и о достигнутом перевесе сил, он, [116] тем не менее добавляет:

«Действительное превосходство сил они, однако, еще не получили, так как террористическое правительство было не способно дать твердое устройство этой огромной массе людей»{108}.

Описывая далее историю революционных войн и останавливаясь на факте искажения по приказанию Наполеона истории Итальянской кампании 1800 г., Дельбрюк, указывая, что это не делает чести Наполеону, вместе с тем заявляет, что Наполеон прекрасно понимал то, что он делал, так как «он знал, что истинное величие недоступно пониманию народа». Консерватизм Дельбрюка, как на это указывает и редакция, еще больше обострился после германской революции.

Но тем не менее Дельбрюк является ученым первоклассной величины, иногда подходящим к материалистическому пониманию истории. Его полемика с прусским генеральным штабом, о чем речь будет идти дальше, вызвана именно тем, что он, как историк, стремящийся понять диалектическое развитие событий и добросовестно подходящий к их изучению, нередко идет в ногу с выводами историков-марксистов. Но зачастую Дельбрюк катится вниз и из диалектика превращается в метафизика и эклектика.

Подходя к исследованию форм ведения войны в различные эпохи, Дельбрюк волей-неволей, ввиду своей исторической добросовестности, часто приходит к материалистическим выводам, хотя с точки зрения диалектического материализма они зачастую оказываются неверными, а иногда абсурдными. Мы постоянно встречаемся у него с указаниями на то, что «каждая война в сильной степени определяется экономическим моментом». Указывая на новые формы стратегии в связи с развитием капитализма и ростом абсолютизма в Европе, Дельбрюк по-своему материалистически говорит:

«Во втором томе этого сочинения мы познакомились с тем, как крушение античного денежного хозяйства и катастрофическое возвращение Европы к натуральному хозяйству способствовало развалу римских легионов. Теперь мы наблюдаем обратное явление: с возрождением денежного хозяйства снова создаются дисциплинированные постоянные армии»{109}.

Если посмотреть, в чем заключаются разногласия между Дельбрюком и прусским генеральным штабом о характере стратегии Фридриха Великого, то мы опять-таки увидим, что Дельбрюк характеризует стратегию Фридриха как резко противоположную стратегии Наполеона, ибо войны, веденные ими, порождались совершенно различными социально-экономическими условиями.

Дельбрюк неоднократно делает выпады против материалистов, а вместе с тем его характеристика многих стратегических эпох и причин, порождавших новые изменения, почти целиком совпадает с краткими замечаниями и положениями Энгельса в «Анти-Дюринге» [117] и в статье «Возможность и предпосылки войны Священного союза против Франции в 1852 г.». Характеристика эпохи французской революции почти целиком совпадает у Дельбрюка с Энгельсом. Только в двух местах Дельбрюк как бы огрызается по адресу Энгельса, не упоминая его имени.

«Мы, — говорит Дельбрюк, — обозревающие эволюцию в ее последовательном ходе, видим военно-историческое значение революционных войн не в усовершенствовании пороха и ружей»{110}.

«Единственным решающим для нас моментом является новая организация армии, сперва породившая новую тактику, из которой затем должна была расцвести и новая стратегия»{111}.

Рассматривая далее причины образования новой организации армии, Дельбрюк представляет их в том же виде, как и Энгельс. Предпосылкой для таких изменений является солдатский материал, от которого ожидается в деле ведения войны, «что он обладает доброй волей». Далее Дельбрюк констатирует:

«В артиллерии значительные улучшения в конструкцию орудий внес Грибоваль еще в последние годы старой монархии. Постепенно открыли, где можно сэкономить на металле и весе орудий без ущерба для прочности их»{112}.

«Грибоваль настолько уменьшил вес полевых орудий, что на поле сражения их перевозить могли сами солдаты, снабженные с этой целью кожаными лямками».

«Наполеон, немедленно по вступлении его в командование, внес то улучшение, что он милитаризировал ездовых».

«Большая подвижность этой артиллерии дала возможность выдвинуть новый тактический принцип, ее применения. Сосредоточивали действие огня на определенный пункт, который, таким образом, подготовляли для прорыва пехоты. Такой результат достигался с тем большей легкостью, когда это удавалось выполнить неожиданно для неприятеля».

«Стрелковый бой, рассчитанный на большую продолжительность и требовавший взаимной поддержки разных родов войска, сделал желательным более постоянное объединение войсковых частей. Поэтому французы создали сначала дивизии, а позднее — и армейские корпуса»{113}.

Итак, мы видим, что, несмотря на оговорки, Дельбрюк в конце концов приходит к выводам Энгельса, которые сформулированы следующим образом:

«Этот новый боевой метод, основанный на соединении стрелковых команд с колоннами пехоты и на разделении армии на самостоятельные, составленные из всех родов оружия дивизии или армейские корпусы, был вполне разработан Наполеоном как со стороны тактики, так и стратегии. Из сказанного выше видно, что он стал необходимым прежде всего вследствие изменения [118] солдатского материала, которым располагала французская революция. Но для успешного применения его требовались еще два очень важных технических условия: во-первых, более легкие лафеты полевых орудий, устроенные Грибовалем, благодаря чему только и стала возможной требуемая теперь от них большая скорость движения; во-вторых, введенная во Франции в 1777 г. и заимствованная у охотничьего ружья изогнутость ружейного приклада, представлявшего раньше прямое продолжение ствола, — что сделало возможным целить в определенного человека, не делая непременно промахов»{114}.

«Если бы кто вздумал заключить, — говорит Дельбрюк по поводу стратегических форм Наполеона, — что новая стратегия выросла на почве новых отношений как их естественный продукт, сама собою, то это было бы заблуждением. Лишь творческий гений великой личности вылепил фактически новое явление из данного ему материала. Именно на этих моментах истории с особенной ясностью убеждаешься в том, что мировая история отнюдь не представляет естественно-исторический процесс, как то думают материалисты»{115}.

Дельбрюк как будто бы нарочно забывает о том, как Энгельс характеризовал процесс развития французской революционной тактики и стратегии. Помимо вышеприведенных выдержек из «Анти-Дюринга» приведем характеристику, данную Энгельсом тому же процессу в статье «Возможность и предпосылки войны Священного союза против Франции в 1852 г.».

«Эта массовая тактика, — говорит Энгельс, — осталась в зачаточном состоянии, и, например, в 1794 году она не применялась французами при Туркуэне и Флери (французы вместе с самим Карно делали грубейшие ошибки), пока Наполеон во время шестинедельного пьемонтского похода в 1796 году уничтожением превосходных сил неприятеля по частям не показал людям, к чему они приходят, сами того не сознавая»{116}.

Вернемся, однако, к более ранним эпохам.

«Введение огнестрельного оружия повлияло революционирующим образом не только на самое ведение войны, но и на политические отношения господствующих и угнетенных классов. Чтобы добыть огнестрельное оружие, нужны были промышленность и деньги, а тем и другим владели горожане. Огнестрельное оружие было, поэтому, с самого начала оружием городов и возвышающейся монархии, которая в своей борьбе против феодального дворянства опиралась на города. Неприступные до тех пор каменные стены рыцарских замков не устояли перед пушками горожан. Пули бюргерских ружей пробили рыцарские панцири»{117}.

«Таким образом, борьба между развернутой [119] цепью и эскадроном, между копьем и пистолетом представляет не только техническую антитезу, но и спор двух исторических эпох. В этом случае в легенде, будто огнестрельное оружие одолело средневековое, — действительно есть крупица истины»{118}.

Даже приходя к тем же самым выводам, что и Энгельс, Дельбрюк не может удержаться, чтобы не назвать положения, выдвинутого Энгельсом, легендой. Итак, исторические исследования Дельбрюка, несмотря на все его отвращение к диалектическому материализму, в вопросах, касающихся военного искусства и влияния на него экономики социальных отношений, а также роста военной техники, во многих случаях приближаются к выводам марксистов. Но эти выводы самим же Дельбрюком постоянно опротестовываются, его материализм перемешивается с идеализмом, диалектика с метафизикой, и поэтому читатель должен весьма критически пользоваться трудом Дельбрюка, в котором, несмотря на все недочеты, он может почерпнуть много ценного.

Развитие капитализма шло рука об руку с развитием огнестрельного оружия. На смену рыцарству — основной форме вооруженной силы феодализма — явилась пехота. Денежное хозяйство породило и обеспечило организацию наемной пехоты. Долгое время наемная пехота являлась монополией швейцарцев, и, даже после того как появились германские наемники — ландскнехты, швейцарцы долгое время оставались непобедимыми. Дельбрюк указывает на сражение при Гинегате в 1479 г. как на первое, где появилась не швейцарская пехота. Развитие таковой шло и в Германии, и в Испании. Многие страны принимали меры к созданию своей пехоты, но это не везде удавалось. Централизующая монархическая власть в своей борьбе с феодалами постоянно опиралась на наемные войска. Торговый капитал явился в этом деле основной силой. Однако после, когда монархическая власть достаточно укрепилась, мы замечаем приближение более родственной ей аристократии к государственному аппарату, в то время как буржуазия ввиду ее роста и опасности увеличения ее удельного веса стала отстраняться и в первую очередь была вытеснена из офицерского состава. Так продолжалось вплоть до французской революции, пока буржуазия не взяла во Франции власть в свои руки.

Феодализм жестоко сопротивлялся той революции, которая произошла в военном деле. Эта борьба шла как по линии политической, так и по линии специально военного дела. В то время как наемная пехота, а затем и конница все более и более вводили на вооружение огнестрельное оружие, и ручное и артиллерию, и все более его совершенствовали, феодальное рыцарство для борьбы с огнем не находило иных мер, кроме утолщения брони. Дельбрюк приводит об этом целый ряд свидетельств современников.

«Таванн сообщает, что рыцари заказывали себе все более и более тяжелые [120] латы, чтобы защищать себя от пистолетных пуль».

«Чрезмерно тяжелые латы делают того, кто их носит, неспособным к бою».

Де ля Ну писал то же самое:

«Если, правда, у них и были основания делать свои латы несколько более прочными и надежными, чем раньше, ввиду той опасности и силы, которую представляют пистолет и пищали, то все же они настолько превзошли в этом отношении надлежащую меру, что большинство их нагружает себя вместо того, что можно бы назвать латами, целою наковальней».

«То вооружение, которое носят в настоящее время, так неудобно и тяжело, что у дворянина лет 35 под этими латами болят плечи. Раньше мне пришлось видеть, как господин Дегильи и рыцарь Пюи Греффье, два почтенных старика, целый день ездили впереди своих рот, одетые с ног до головы в латы, между тем как теперь ни один капитан, даже гораздо более молодой, не захочет, да и не сможет пробыть в таком виде и двух часов».

В общем с конца XV века рыцарство идет по нисходящей линии, и пехота занимает первенствующее место. Дельбрюк чрезвычайно обстоятельно разбирает внутреннюю организацию наемных войск. Феодальное общество, уступавшее дорогу капитализму, породило немалое количество деклассированного элемента, чем обеспечило широкое развитие наемничества. Как указывает Меринг, наемники имели свой цензовый порядок.

«Они образовали вполне уважаемое и по тогдашнему времени неплохо оплачиваемое ремесленное сословие».

«Однако военное ремесло переняло от средневекового цеха лишь свои формы; в действительности же оно с самого начала покоилось на капиталистической основе».

Вербовка наемников производилась или по частной инициативе отдельных командиров, которые затем поступали на службу любого государства, или же по поручению правительства особыми подрядчиками.

Но не только пехота вытесняла рыцарство. На смену ему пришла и наемная конница, которую Дельбрюк рассматривает не как реорганизацию рыцарства, а как вооруженную силу, противопоставленную ему. Социальный дух рыцарства не позволял введения строгой дисциплины, которая является необходимой со времени введения огнестрельного оружия и появления пехоты. Например, «французские рыцари, — говорит Дельбрюк, — представляли чересчур неподатливый материал. Они были, по единогласному отзыву наших писателей, слишком горды, чтобы дать себя построить в эскадрон, ибо все они хотели стоять в первой шеренге, никого не хотели пропускать стать впереди себя и ненавидели пистолет. И дисциплина, и это оружие противоречат сущности рыцарства. Между тем простые наемники давали себя строить и стали одолевать своей массой рыцарей». Наемная конница, как и пехота, пережила длительную эволюцию боевых порядков и методов атаки в связи с различной силой сочетания огня и холодного оружия.

Стрелковое оружие в пехоте вначале было использовано в форме цепей застрельщиков, которые подготовляли атаку глубоких [121] колонн, построенных массированно и сомкнуто. Дальнейшее развитие огня, как пехотного, так и артиллерийского, толкало боевые порядки по пути уменьшения глубины построения. Число стрелков-мушкетеров непрерывно возрастало за счет процентного снижения копейщиков. Во времена Густава Адольфа мушкетеры и пикинеры ставились вперемежку. Дальнейшее усовершенствование ружейного огня и сочетания ружья со штыком совершенно вытеснило пику и породило трехшереножный линейный боевой порядок. Таким образом, на протяжении примерно полутораста лет происходил первый этап превращения пехоты из массированной и глубоко построенной в тонкую, длинную линию, зато чрезвычайно мощную своим огневым действием. Этот линейный порядок представлял большие трудности для маневрирования и требовал высокой тактической подготовки, строгой дисциплины и воинского порядка. Об условиях, обеспечивающих такое развитие пехоты, будет сказано несколько ниже. Все это превращение шло под давлением двух причин: с одной стороны, действие артиллерии и стрелков неприятеля делало глубокие колонны слишком уязвимыми, и с другой — для развития максимальной силы огня необходимо было вводить в дело возможно больше стрелков, что также требовало большей линейности.

Интересно отметить, что пехота претерпела затем еще ряд коренных изменений. Во время французской революции фридриховский линейный порядок сломался и вместо него вновь наступил глубокий боевой порядок. Причины, создавшие это положение, с одной стороны, заключались в том, что революционная армия, как слабо обученная, легче справлялась с колонным построением, чем с линейным, требовавшим длительной подготовки и муштры. С другой стороны, такое построение было обеспечено наличием стрелков, могущих сражаться врассыпную, чего, например, не мог добиться Фридрих при неблагоприятных условиях комплектования своей армии. Наконец, усовершенствование приклада и введение в небольшом числе нарезного оружия, позволявшего вести меткий огонь, точно так же способствовали образованию стрелковых цепей, отдельных от колонн. В дальнейшем своем развитии пехота, вооружаясь однообразным оружием, как бы возрождая давно прошедший процесс XVII века, вновь переходит от колонного построения к линейному и, пережив различные этапы тактики, вышла с ним и на империалистическую войну. Вкрапление в стрелковые взводы ручного пулемета, условия борьбы с неприятельскими огневыми точками, а также воздействие мощной неприятельской артиллерии вновь взломали пехотную линию и создали глубокий боевой порядок в новом, соответственно современному вооружению, виде. Если автоматическое оружие будет все шире и шире внедряться в пехоту и вытеснил магазинную винтовку, то не исключена возможность, что погоня за силою автоматического пехотного огня заставит пехоту вновь отказаться от современных форм тактики и перейти к линейным. [122]

Артиллерия пережила длительную эволюцию, обстоятельно разобранную Дельбрюком. Формы ее применения носили весьма разнообразный характер. Интересно упомянуть о том, что в 1511 г., в сражении при Равенне артиллерия впервые была применена в тесном взаимодействии с другими родами войск. План атаки, составленный французами, был построен на использовании остальных родов войск. Однако этот высший вид тактического взаимодействия развивался далеко не гладко.

Уменьшение глубины колонн и развитие линейного боевого порядка пехоты в основном берут начало во второй половине XVII века в Нидерландах. В этой стране развивалась промышленность и имелся сильный торговый капитал как на континенте, так и на морях. Цветущее экономическое положение Голландии позволяло ввести в наемную пехоту необходимую дисциплину и поднять военное искусство. Обычно наемные армии в связи с невыплатой жалованья расходились или переходили на службу к другим государствам. В таких условиях не могло быть, конечно, и речи о настоящей дисциплине и организации войск. В Нидерландах под давлением обстоятельств и борьбы с Испанией голландские купцы нашли возможным содержать армию бесперебойно. Мориц Оранский с большим трудом, но все же добился у Нидерландских генеральных штатов необходимых денежных ресурсов и внимания. Изучая классические образцы военного искусства, он ввел не бывшую до того в употреблении муштру, шагистику, что имело тогда не только воспитательное, но и тактическое значение. Этим было достигнуто упорядочение построения и тактических действий армии, стрелковая подготовка и, наконец, возможность рыть укрепления. Раньше наемный солдат отказывался от рытья укреплений, и только вся система укрепления дисциплины и аккуратная выплата жалованья позволили осилить и эту трудность.

«Завершителем военного искусства Морица, — говорит Дельбрюк, — был Густав Адольф, который не только воспринял и развил новую тактику, но и положил ее в основу стратегии широкого масштаба».

Густаву Адольфу удалось сорганизовать выдающуюся армию. Хотя во время войны в шведскую армию вербовалось много иностранцев и даже пленных, ее основное ядро набирали в своей стране не только добровольно, но и по принудительному набору.

«Таким образом, шведы были первым народом, который организовал у себя национальную армию».

Анализируя построение шведского боевого порядка, основывавшегося на линейном построении в шесть шеренг глубиной, — причем, как указывает Рюстов, отряды пикинеров и мушкетеров чередуются между собой, и мушкетеры в случае атаки конницы отступают за пикинеров, и их место занимают отряды пикинеров, стоявшие во второй линии, — Дельбрюк приходит к выводу, что такие манипуляции весьма сомнительны. Поэтому, не углубляясь в технический характер построения боевого порядка Густава Адольфа, Дельбрюк [128] делает вывод, что вопрос развития военного дела сводится к большему числу мушкетеров, связанному с усовершенствованием их оружия. «Вес мушкетов настолько уменьшается, что можно обойтись без сошек — это означает ускорение стрельбы».

В вышеуказанном предположении Рюстова об отходе мушкетеров за пикинеров сказывается взгляд на то, что мушкетеры без пикинеров не могут противостоять кавалерийской атаке. Дельбрюк, указывая, что уже в то время по этому поводу были разногласия, приводит свидетельство одного из современников:

«Длинные пики представляют скорее ослабляющий войну элемент, чем ее нерв. Ружья защищают пики».

По всей вероятности, чередование пикинеров и мушкетеров в боевом порядке Густава Адольфа и было вызвано именно этим обстоятельством, основанным на усовершенствовании мушкета. Значительную реформу провел Густав Адольф в артиллерии. Вес системы был уменьшен, и шведская армия обладала многочисленной легкой артиллерией. Конница также претерпевает развитие: от 5–6-шереножного построения она переходит к 3-шереножному. При этом было отменено «караколирование», т. е. стрельба из пистолетов в упор передовыми всадниками, которые, сворачивая в сторону, позволяли вести огонь следующей подошедшей шеренгой и т. д., чем наносилось противнику огневое поражение, но чрезвычайно ослаблялась атака. Конница шла галопом в атаку, действуя холодным оружием, причем первые две шеренги могли дать в упор по одному выстрелу. Дисциплина, введенная в шведской армии, «была поставлена лучше и строже, чем у ландскнехтов».

Очень подробно и обстоятельно изучен Дельбрюком процесс образования постоянных армий. Эти армии развивались вместе с усилением монархии. Феодальные силы, несмотря на то что были побеждены развивающимся абсолютизмом, все же заняли руководящее положение в государственном аппарате, и в первую очередь в армии.

«Предпосылкой или, скажем, побочным моментом крупного изменения характера армии явилось образование нового правительственного аппарата — чиновничества, задача которого — собирать налоги, требуемые содержанием армии, и заботиться об экономическом положении и общем благосостоянии и культуре, дабы развить в возможной степени размеры усилий, которые страна может нести. Появляется государство как особый организм, отличный от властителя страны, управляющего территорией, принадлежащей его роду, и отличный даже от народа, являющегося для государства лишь объектом. Это разделение оказывает обратное влияние на идею войны и на способ ее ведения» (Дельбрюк).

Характер абсолютистского государства в значительной степени сковывал развитие производительных сил капитализма, что отразилось и на характере ведения войны, о чем речь будет идти ниже.

Офицерский состав комплектовался исключительно из дворянства. [124] Правда, некоторый процент представителей буржуазии имелся в армиях, причем по этому вопросу мы видим целый ряд отклонений то в ту, то в другую сторону, но в общем и целом право занимать офицерские должности в постоянной армии перешло к аристократическому классу.

Вербовка в постоянную армию производилась всеми возможными способами: и по линии добровольного найма, и по линии беззаконного, случайного, принудительного набора. Основной массой для вербовки в армию явился всякого рода деклассированный элемент, преступники и бродяги, которых после Тридцатилетней войны имелось очень много.

Но так как людей не хватало, то «офицеры хватали подходящих людей где попало и принуждали их побоями записываться в рекруты. Или же поручалось местной власти поставлять в полки известное число людей своего округа. Произвол оскорблял всякое чувство справедливости и наносил страшный вред стране. Естественным последствием явились злоупотребления и взяточничество».

«Крестьяне переставали привозить в город свои продукты, опасаясь, что их там арестуют и передадут в руки вербовщиков. Молодые люди толпами уходили за границу, чтобы избежать военной службы. Наместник Померании доносил в 1706 г., что подданных вконец разоряют приемы вербовки и прочих тягот. В 1707 г. из Миндена доносилось, что сельскохозяйственных рабочих уже нельзя достать, потому что вербовка разогнала всех молодых людей в соседние провинции» (Дельбрюк).

В армии Фридриха солдатский состав был чрезвычайно пестрым. Среди них большею частью были иностранцы. В 1768 г. на 90000 иностранцев в армии насчитывалось, по-видимому, всего 70000 коренных пруссаков.

«Дворянский состав офицерского корпуса являлся для короля ручательством за верность и доброкачественность войск. Офицерский корпус при помощи дисциплины должен был настолько держать в руках солдат, чтобы они, несмотря ни на какую опасность, следовали за офицерами, ибо солдат должен был бояться своего офицера больше, чем неприятеля».

Основным средством для внедрения дисциплины и воспитания армии являлись муштра и палка. Обращение офицеров с солдатами было до варварства грубо и жестоко. Такое положение создавало массовое стремление к дезертирству, а это в свою очередь наложило решительную печать на тактику и стратегию эпохи Фридриха Великого. Войска не могли останавливаться на ночлег вблизи леса, не могли действовать в пересеченной местности и т. п., ибо результатом этого было бы жестокое дезертирство и ослабление армии.

Фридриховская армия уже не имела пики. Кремневые ружья с примкнутым штыком заменили собою и мушкет, и пику. Развернутый линейный порядок позволял развить уже значительную силу огня, который велся исключительно залпами. Дальность действительного ружейного огня не превышала 300 шагов. При [125] таком построении пехоты наилучшей системой явилась атака во фланг, однако она была чрезвычайно затруднена, так как маневрирование неглубоким и широким фронтом вообще не могло быть поворотливым. Только муштра довела передвижения фридриховской армии до такого совершенства и искусства, что ей удавалось производить подобные маневрирования на глазах у неприятеля. Однако это маневрирование в случае перехода противника в наступление легко могло кончиться катастрофой.

Для ведения малой войны Фридрих имел так называемые вольные батальоны, которые не могли быть высокого качества в силу условий комплектования армии в Пруссии.

Состав конницы, обычно несколько лучший по сравнению с пехотой, тем не менее был настолько плох, что конница не могла действовать отдельными, далеко высылаемыми разъездами, почему армейская разведка была поставлена чрезвычайно скверно.

Артиллерия армии Фридриха представляла значительную силу; во всяком случае, на 1000 бойцов приходилось значительно больше орудий, чем, например, во французской революционной армии.

Социальный состав армии и характер ее дисциплины не позволяли обращаться с нею так, как этого могла бы потребовать обстановка, т. е. рискованно было драться на пересеченной местности, нельзя было располагать армию по обывательским квартирам, нельзя было производить реквизиции на широком фронте. Армия двигалась большими, сомкнутыми массами, останавливалась на биваках лагерями и потому могла кормиться исключительно при хорошо налаженной магазинной системе. Трудность организации транспорта и доставки продовольствия не позволяла обычно отрываться от своей базы далее 5–7 переходов. Лишь в особых случаях Фридриху удавалось, применяя различного рода импровизированные меры, отрываться на большее удаление. Такой характер организации армии и ее тылов делал ее, с одной стороны, весьма малоподвижной, а с другой — чрезвычайно уязвимой на своих коммуникациях. Если прибавить к этому, что набор солдат носил в значительной степени случайный характер, причем безразлично было — будут ли то пленные иностранцы или жители своей страны, то станет ясным, что поражение армии, особенно в случае выхода противника на ее тылы, иногда грозило непоправимым сокращением вооруженных ресурсов. Социальные условия во время Семилетней войны не позволяли организованно возложить на народные массы своей страны пополнения рядов армии. Все эти обстоятельства создали такое положение, что стратегия стала чрезвычайно осторожной. Действия армий были весьма недлительными. Угроза тылам зачастую без какого бы то ни было сражения приводила к очищению крупных территорий. Эти характерные черты стратегии наблюдались и в Тридцатилетней войне. В общем, европейский абсолютизм, являвшийся, с одной стороны, толчком для развития постоянных армий, с другой стороны, в XVIII веке стал оболочкой, сковывающей развитие [126] капитализма, и, противопоставляя себя как растущим силам буржуазии, так и крестьянству, породил тяжеловесные формы стратегии. Армия Фридриха по сравнению с армиями его противников была несравненно маневреннее, но и она несла на себе печать эпохи.

Нам кажется, что следует еще учесть и то влияние, которое на выработку форм оперативных действий оказала феодальная природа командования и главного командования. Конде, Тюренн, Валенштейн и др. были крупнейшими представителями феодальных властителей. Несомненно, теория военного искусства, развивавшаяся на протяжении полутораста лет до французской революции, не могла не отразить классовых интересов крупных феодалов, а эти интересы не всегда совпадали с интересами государства. Каждый феодал отлично понимал, что, выполняя волю монарха, он рискует своей вооруженной силой, а в результате — своей феодальной независимостью. Отсюда — естественное стремление: стратегическими жестами подменять стратегическое действие. Тем самым создавалась возможность, с одной стороны, соблюдать лояльность по отношению к государству, а с другой — уклоняться от опасностей войны. Эту картину мы сейчас постоянно наблюдаем в Китае в действиях Фын Юйсяна, Ен Сишаня и др. Оставаясь на руководящих верхах и сохраняя за собой направление жизни армии, феодальные силы на протяжении XVII и XVIII веков повлияли на теорию военного искусства в сторону канонизации стратегических жестов как высшего принципа войны. Политическое значение феодалов отмирало, государство крепло, армия становилась все более прочной опорой монарха, но «политиканство» феодалов, предводительствовавших армиями, долго еще сказывалось на ведении войны, а это зачастую выражалось в формах стратегии, не отвечавших политическим целям государства. Даже абсолютизму XVIII века не удалось изменить военной доктрины, сложившейся на этой базе, и стратегия постоянно противопоставляла себя политике. Наиболее резкое отражение стратегии развивавшегося абсолютизма в смысле увязки военных действий с политикой государства мы видим на примере Фридриха Великого. Но разбить идеологию стратегического жеста окончательно удалось только французской революции. Во всей совокупности обстоятельств, повлиявших на выработку военных доктрин до Великой французской революции, надо усмотреть и вышеприведенное обстоятельство. Теория военного искусства, в которой отражались противоречия между развившимися производительными силами и классовыми отношениями, отличалась крайним доктринерством и искусственностью форм военных действий, причем бескровное сражение и стратегия жестов, но не действия клали на все свой неизбежный отпечаток. Даже в процессе Семилетней войны мы видим, особенно со стороны Австрии, как военная доктрина шла вразрез с политикой государства, сводя на нет поставленные цели войны. Однако надо [127] учитывать и то, что в этот период большинство европейских стран имело ресурсы, не всегда достаточные для постановки решительных целей войны. В большинстве случаев войны велись с ограниченными целями, и это клало соответствующую печать на формы стратегических действий.

Великая французская революция создала новые социально-экономические условия для дальнейшего развития военного дела. «Эмансипация буржуазии и крестьянства» в связи с успехами в деле усовершенствования оружия позволила французской революции создать новые формы военного искусства. Французская революция перешла к принудительному набору, и это позволило ей выставить против коалиции громадные массы, каких не могло выставить ни одно монархическое государство. Слабая обученность французской армии, внедрение в пехоту нарезного оружия и усовершенствование приклада создали новый глубокий боевой порядок. Усовершенствование артиллерии и большие войсковые массы породили более высокие — дивизионные и корпусные — объединения, что значительно усовершенствовало взаимодействие различных родов войск и общую тактику.

Социальный состав армии, отстаивавший свои собственные интересы, создал новую дисциплину и новые формы боеспособности войск. Переход к системе реквизиций, а также демократизация офицерского состава, повлекшая за собой резкое сокращение офицерских обозов, увеличили подвижность массовых армий. Все эти обстоятельства создали предпосылки для появления новой тактики и стратегии, которым Наполеон придал наиболее законченные формы. Если к этому добавить, что армии при поражении на фронтах находили неиссякаемый источник комплектования внутри страны, то станет ясным, что» новая французская революционная стратегия могла позволить себе гораздо больше риска, чем ее противники и армии предшествовавшей эпохи. Помимо значительного превосходства в массах, войны французской революции обладали еще и социально-революционной силой, являясь одновременно борьбой с отжившими феодальными формами Европы. Монархия, боровшаяся против французских революционных войск, помимо поражения на фронтах чувствовала и силы поднимающейся за своей спиной буржуазии.

По вопросу о характере стратегии Фридриха и Наполеона Дельбрюк вел длительную и ожесточенную полемику с представителями военной истории прусского генерального штаба, которые утверждали, будто Фридрих явился родоначальником стратегии Наполеона. Только метафизика, исповедование «вечных истин», приправленное национальным шовинизмом, могли породить такие утверждения. Эти две стратегии, во-первых, отразили все различие и противоположность эпох, а во-вторых, явились выражением различных политических целей; в то время как Фридрих вел войны с ограниченной целью, войны, которые велись Наполеоном, имели политической целью ниспровержение противников. [128]

С первой частью вопроса Дельбрюк справился, но со второй совершенно запутался. Полемика толкнула Дельбрюка на путь выработки самостоятельной военной доктрины.

Дельбрюк говорит, что он ставит своей задачей закончить то, чего не успел сделать Клаузевиц в вопросе двойственного вида ведения войны.

«В одной приписке, сделанной им 10 июля 1827 года, — пишет Дельбрюк, — и напечатанной в начале оставшегося после него творения «О войне», он высказывает намерение еще раз переработать это сочинение с той точки зрения, что-де существует два вида войны: а именно, тот, «где задача ее — сокрушение неприятеля», и другой — «где желают лишь завоевать несколько пограничных провинций»{119}.

Клаузевиц в своем пояснении говорит по этому вопросу таким образом:

«Двоякий вид войны проявляется, во-первых, в случаях, когда целью поставлено ниспровержение (Niederwerfen) противника, намереваясь или уничтожить его политически, или только обезоружить, с тем чтобы заставить его принять любые условия мира; во-вторых, когда цель ограничивается некоторыми завоеваниями по своей границе, для того чтобы их оставить за собой или воспользоваться ими в виде предмета обмена при мирных переговорах»{120}.

Эти его мысли подверглись более тщательной разработке в 8-й книге, которая тем не менее является незаконченной. Клаузевиц рассматривает эти различия в войне как следствие различного влияния на нее политической цели. Он рассматривает войну с ограниченной целью, причем такая война может быть и наступательной и оборонительной, и войну, когда целью ее является ниспровержение противника. В 7-й главе этой книги Клаузевиц, указывая на особенности ведения наступательной войны с ограниченной целью, подчеркивает и различие стратегических форм при такой цели войны с формами стратегии, когда задачей является повалить противника.

Дельбрюк, как увидим дальше, возводит этот частный вид войны с ограниченной целью в общий принцип стратегии целой эпохи, не увязывая его с политической целью войны. При этом характерно, что Дельбрюк дает нам не анализ двух видов войн, пользуясь общим теоретическим критерием, как это делает Клаузевиц, а выдвигает два таких критерия: «измор» и «сокрушение».

Клаузевиц следующим образом устанавливает единство своей теории:

«Вообще самое важное во всех жизненных делах — это установить точку зрения, с которой следует смотреть на дело и судить о нем (auffassen und beurtheilen), а засим твердо стоять на этой именно точке; потому что только с единой точки возможно охватить совместно всю массу явлений (Erscheinungen). Только [129] единая точка зрения может обеспечить нас от противоречий»{121}.

«Припомним природу настоящей (чистой) войны и сказанное в третьей главе настоящей книги: что всякая война должна быть рассматриваема, прежде всего, по вероятности ее характера и общих ее очертаний, основанных на политических величинах и отношениях. Далее, что война часто, а в наше время, можно сказать, — по большей части, должна быть рассматриваема как органическое целое, от которого невозможно отрывать его единичные члены. Каждое единичное действие должно сливаться с общим целым, исходить из той же одной идеи. Если припомним все это, то для нас станет вполне ясным и достоверным, что только политика и вправе занять верховное положение, из коего должны исходить главные линии, направляющие войну»{122}.

«Коль скоро война подчиняется (принадлежит) политике, то она примет характер последней. Если политика стремится к великому и мощному, то таковой же будет и война; она может возвыситься даже до чистого (абсолютного) ее вида»{123}.

«Даже в тех случаях, когда нельзя себе поставить целью повалить противника, все же может быть еще цель непосредственно положительная (positiv), и она может состоять только в завоевании части неприятельского края».

Ниже мы увидим, как видоизменяет (по Клаузевицу) такая политическая цель нормальный образ стратегических действий.

Клаузевиц, как это неоднократно подчеркивал Ленин, умел улавливать не только размеры политических целей, но и классовую их сущность. Успехи французских революционных войн он более всего видит в классовой сущности революции. Он указывает, «что самое решающее влияние на ведение войны имеет: вид (природа, Natur) политической цели, равно — размеры наших и неприятельских требований»{124}.

В своей теории войны Клаузевиц постоянно выдерживает единство взглядов и потому избегает надуманных противоречий, не встречающихся и не отражающих диалектических противоречий самой войны.

«Таким образом, — говорит Клаузевиц о войне с ограниченной целью, — задавшись умеренной целью, никак нельзя настолько же совершенно собрать все силы на одном пункте и в одно время, как это возможно при решительном наступлении, с целями крупными. Для того же, чтобы, по меньшей мере, употребить силы одновременно, приходится двигаться наступательно и со всех подходящих пунктов.

Вообще, при решительном наступлении можно для прикрытия собственно частей своего края обойтись силами гораздо меньшими. А при нерешительном случае все, так сказать, идет под один уровень; дело не может быть решено в виде одного, главного [130] действия, направляемого согласно самым важнейшим данным (Hauptgesichtspunkte). Тут, напротив того, все расползается, трение усиливается и, наконец, широко раздвигается простор для, вмешательства случая»{125}

Далее Клаузевиц указывает, что талантливый полководец все же будет стремиться к возможно большему сосредоточению сил, «хотя бы пришлось при этом рискнуть побольше».

Несомненно, развитие железнодорожного и автомобильного транспорта, колоссально возросшая подвижность войсковых масс на театрах войны, повысившаяся обороноспособность обороняющихся соединений, затянувшийся характер боев, а тем более сражений и целый ряд других причин — дают в настоящее время более легкий выход из сложного положения действий с ограниченной целью, чем это было во времена Клаузевица. Однако Клаузевиц вполне прав, когда говорит, что «при нерешительном случае» «дело не может быть решено в виде одного главного действия, направляемого согласно самым важнейшим данным (Hauptgesichtspunkte)»; когда политика ставит целью «ниспровержение противника», то в силу стремления к уничтожению его вооруженной мощи как предварительному этапу для занятия тех политико-экономических центров, без которых противник войны продолжать не может, — естественно, и неприятельские силы являются связанными этой решительной целью постольку, поскольку наступление представляет собой реальную угрозу. Поэтому «при решительном наступлении можно для прикрытия собственно частей своего края обойтись силами гораздо меньшими», а это в свою очередь позволяет сосредоточить для главной операции максимум сил действующей армии. При действиях, «когда цель ограничивается некоторыми завоеваниями по своей границе», ни для наступающего, ни для обороняющегося теоретически нет такой отправной данной, которая позволила бы избрать цель для приложения усилий, связывающую противника так же сильно, как и при решающем случае. Для этого нужно было бы иметь конечной стратегической целью занятие основных его политико-экономических центров, разгром основного его «центра тяжести», но такой цели политика в данном случае не ставит, наоборот, она ограничивает размеры стратегических усилий. Таким образом, противник теоретически может не так уж бояться разбросать свои силы, и, разбросав их, он сможет легче угрожать флангам и тылам главных сил наступающего. В свою очередь это заставит наступающего разделить свои силы более, чем этого бы ему хотелось; все, так сказать, идет под один уровень, все расползается, трение усиливается, и, наконец, широко раздвигается простор для вмешательства случая. При этом Клаузевиц указывает, что талантливый полководец все же будет стремиться к возможно [131] большему сосредоточению сил, хотя бы пришлось при этом рискнуть побольше.

Повторяем, современные формы войны совершенно видоизменились по сравнению с посленаполеоновской эпохой, но тем не менее положение, выдвинутое Клаузевицем и утверждающее, что масштаб политической цели войны влияет на характер оперативных форм, является бесспорным.

Итак, характер и формы войны определяются уровнем развития производительных сил, классовыми отношениями, политикой господствующих классов, соотношением сил. В силу этого стратегические формы войны в различные эпохи различны. Но они могут быть различны и в одну и ту же эпоху, что определяется соотношением уровня развития производительных сил противников (например, война между развитыми капиталистическими странами отличается от колониальной войны и т. п.), а также размером цели войны, выдвигаемой господствующим классом. Клаузевиц, постоянно подчеркивая, что война, являясь продолжением политики, в то же время насквозь есть политика, ее военное выражение, впервые выдвинул положение, что война видоизменяется не только в зависимости от эпохи, но и от характера, масштаба политической цели войны. На этом основании Клаузевиц и обосновал свои два вида войны, т. е. «когда целью поставлено ниспровержение противника» и когда «цель ограничивается некоторыми завоеваниями по своей границе».

Как видно из вышеизложенного, утверждение Дельбрюка, будто бы Клаузевиц в своем пояснении говорит о том, что он собирался переработать свое сочинение под углом зрения «двойственного вида ведения войны» и чего он будто бы вообще не сделал, неверно. Клаузевиц свой взгляд на «двоякий вид войны» изложил совершенно обстоятельно, но он вообще считал свой труд незаконченным, о чем и написал в начале книги. Он хотел доработать и более согласовать различные книги. Бесспорно, Дельбрюку выгодно прикрыться авторитетом Клаузевица, но от этого доктрина Дельбрюка ничуть не выигрывает. На самом деле она ни в какой мере не является развитием диалектической философии Клаузевица, наоборот, ее можно рассматривать лишь как вульгаризацию положений Клаузевица путем подмены диалектики эклектикой.

Стратегическая доктрина Дельбрюка нигде не дает ясных и точных формулировок. Лишь очень внимательное изучение текста позволяет разобраться в главных тезисах, положенных в основу доктрины. Эти исходные тезисы резко противоречивы, как, например: в соответствии с двойственным видом ведения войны существуют стратегия измора и стратегия сокрушения, причем определенным социально-экономическим условиям исторических эпох отвечает или стратегия измора, или стратегия сокрушения; стратегия измора не зависит от социально-экономических условий исторической эпохи, определяется индивидуальными особенностями [132] полководца, она не зависит от обстановки; стратег сокрушения связан в своих действиях, ибо должен действовать по обстановке; стратегия измора и сокрушения не зависит от поставленной политикой цели войны и т. п.

Разберем теперь, в какой форме выражены эти тезисы в труде Дельбрюка.

Определение стратегий измора и сокрушения как производных от определенных социально-экономических условий эпохи разбросано у Дельбрюка повсюду. Говоря о двойственном характере ведения войны, Дельбрюк указывает, что начинание Клаузевица будто бы в дальнейшем оказалось утраченным «и составилось представление, будто существует только один истинный способ ведения войны и что отклонения, с которыми мы встречаемся в военной истории, надо рассматривать не как явления, вызванные и обоснованные историческими условиями, а как нечто вытекающее из недостатка понимания, как заблуждение, как доктринерский предрассудок»{126}.

В отличие от Клаузевица Дельбрюк, говоря о втором виде войны (отклонении), не ставит его в зависимость от характера и масштаба цели войны. Оценивая действия Фридриха в Семилетнюю войну, Дельбрюк утверждает, что в эту эпоху можно было действовать лишь по принципам «измора».

«Чтобы действовать по принципам стратегии сокрушения, необходимы известные предпосылки, которые не имелись налицо ни в структуре его (Фридриха. — М. Т. ) государства, ни в структуре его армии; на каждом шагу Фридрих поневоле отстает от требований стратегии сокрушения»{127}.

Обсуждая возможность для Фридриха «сокрушительного похода против Австрии», после капитуляции саксонцев в 1756 г., Дельбрюк, не считаясь с тем, что Пруссия и не думала выставлять такой цели войны, утверждает, что «внутренняя структура его (Фридриха. — М. Т. ) армии не допускала такой стратегии»{128}.

Сравнивая с новой революционной стратегией военное дело прошлой эпохи, Дельбрюк пишет:

«Армии старой монархии были слишком малы, слишком беспомощны и неповоротливы в своей тактике, слишком ненадежны по своему составу, чтобы проводить эти принципы в своей стратегии. Они задерживались перед позициями, неприступными для их тактики; а обойти их они не могли, потому что должны были тащить за собою все свое продовольствие. Они могли проникать только не слишком глубоко в неприятельскую страну, так как не могли прикрывать обширных районов, и были вынуждены во что бы то ни стало обеспечивать сообщения со своей базой»{129}. [133]

По поводу «сокрушения» Дельбрюк говорит, что «для появления новой стратегии понадобилось, чтобы политический облик мира в целом подвергся глубокому коренному изменению»{130}.

Не будем больше приводить выдержки из труда Дельбрюка, считая и эти достаточными для доказательства, что Дельбрюк считает стратегии измора и сокрушения производными от определенных социально-экономических исторических эпох. Но здесь придется несколько уклониться в сторону. Наша теоретическая военная литература после гражданской войны наряду с настойчивыми исканиями наиболее выгодных, гибких и решительных форм предстоящих нам революционных войн, что соответствует всему укладу и обучению Красной Армии, «обогатилась» и недвусмысленной упадочнической философией войны, основным идеологом которой является тов. А. Свечин, идеологически непосредственно происходящий от Дельбрюка и подчиненный ему в этом отношении безраздельно и безоговорочно. Тов. Свечин заявляет о том, что он Дельбрюка-идеалиста превращает в Свечина-марксиста. Но это — столь же громкое утверждение, сколь и ни на чем не основанное. Если Дельбрюк вульгаризировал Клаузевица, то тов. Свечин усовершенствовал эклектику Дельбрюка и, применив ее к переживаемой нами эпохе, модернизировав ее, под ее прикрытием проповедует стратегическое упадочничество, отрицает возможность решать политические противоречия решительным вооруженным насилием и тем самым объективно низводит роль революционных войн до размеров «фехтования» и «стратегических уколов». Вот почему, рассматривая методологию стратегической доктрины Дельбрюка, нельзя не остановиться на параллельном анализе теоретических положений тов. Свечина.

Товарищ Свечин в вопросе формулировок стратегий измора и сокрушения полностью принимает терминологию Дельбрюка и считает «измор» диалектически противоположным «сокрушению». Тов. Свечин рассматривает «войну на измор как историческую необходимость». При этом нашей эпохе предстоящих империалистических войн и революционных войн пролетариата с империализмом он придает характер обязательного «измора». Таким образом, в этом первом вопросе тов. Свечин целиком и полностью оказался в плену у Дельбрюка. Как мы видели выше, Клаузевиц два вида войны различал в зависимости от характера и масштаба цели войны, т. е. с целью ниспровергнуть противника или же с целью занять часть его территории вдоль своей границы. Эту зависимость стратегических форм от политических целей Дельбрюк отрицает всем смыслом и ходом изложения событий войны, хотя откровенных указаний на этот счет в его труде и не имеется.

Тов. Свечин отрицает такую зависимость без всякого колебания. Он говорит:

«То обстоятельство, что борьба на измор может стремиться к достижению самых энергичных целей до полного [134] физического истребления противника, ни в коем случае не позволяет нам согласиться с термином — война с ограниченной целью»{131}.

Политическая цель тут ни при чем. Все дело в эпохе. Стратегией измора можно достигнуть «полного физического истребления противника». Однако не надо думать, что тов. Свечин может быть последователен в каком бы то ни было вопросе. Вышеприведенное им теоретическое определение стратегии измора запросто опровергается им между строк при объяснении термина «измор» в другом месте:

«И «картофельная война» (война за баварское наследство) и кампания 1757 года (второй год Семилетней войны) — эти оба произведения творчества Фридриха Великого относятся к категории измора, так как не заключают в себе решительного движения к конечной военной цели; идея похода на Вену в них отсутствует»{132}.

Ученик Клаузевица, Дельбрюк, «заканчивая» дело «учителя», исказил диалектическое учение о войне, упростив зависимость стратегических форм до непосредственной зависимости их от уровня развития производительных сил, без учета того огромного влияния, которое оказывают на формы войны политические цели, выдвигаемые господствующими классами. Дельбрюк выкинул из Клаузевица именно то, за что его так ценил Ленин.

Особенно характерно сказывается у Дельбрюка его пренебрежение политическими целями войны в исследовании действий Фридриха и Дауна. Дельбрюк почти ничего не говорит о политических целях Пруссии, Австрии, Франции и России. Однако совершенно очевидно, что Фридрих целью войны ставил приобретение курфюршества Саксонии. Это увеличивало его доходы до 7½ млн. талеров, а издержки одной кампании он оценивал в 5 млн. талеров. В таком положении он надеялся отбиться от коалиции, рассчитывая и на противоречия интересов ее членов, и на их неважное финансовое положение. Таким образом, перед Пруссией вставала война с ограниченными целями, что и наложило печать на характер стратегических действий Фридриха во время всей войны в духе анализа Клаузевица. Дельбрюк же этот характер действий вводит в закон эпохи. Мало того, описывая положение Пруссии после жестокого поражения Фридриха у Кунерсдорфа, Дельбрюк указывает, что Фридрих считал несомненным преследование и занятие Берлина союзниками, хотел отказаться от престола и передал верховное командование генералу Финку. Далее Дельбрюк говорит, что таких действий требовал и Венский Гофкригсрат. Дауну было предписано, чтобы он пристально следил за разбитой армией и не выпустил ее из рук, «а со всей энергией устремился на нее и полностью ее уничтожил»{133}. Таким образом, австрийская политика ставила целью «ниспровержение противника». По Клаузевицу, обязанность [135] стратегии — выполнить политическую цель, а данная политическая цель требовала решительных действий. Тут не до «измора». Но Дельбрюк не понимает диалектики войны и не понимает диалектики Клаузевица, «завершителем» которого он себя провозглашает. Дельбрюк не считается с политикой и упирается только в «характер эпохи».

«Даун остался верен своему характеру и своим принципам, когда он сразу же отверг идею завершить войну несколькими быстрыми, мощными ударами»{134}.

Дельбрюк оправдывает действия Дауна, ибо такова была эпоха. Если надо было действовать «сокрушительно» Дауну, то, стало быть, так же должен был бы действовать и Фридрих. Разницы в политических целях для Дельбрюка не существует.

«Идея использовать победу под Кунерсдорфом до полного сокрушения Пруссии представляет известный параллелизм с идеей, что король Фридрих должен был бы привлечь для атаки русских армию принца Генриха (т. е. по принципу действий, когда требуется ниспровергнуть противника, согласно теории Клаузевица. — М. Т.). Ни та ни другая идея не укладывалась в рамки условий и мышления той эпохи. Тот, кто не ставит последнего требования Фридриху, не вправе требовать первого от Дауна»{135}.

Итак, хотя политические цели войны почти диаметрально противоположны, «параллелизм идей», по Дельбрюку, у обоих полководцев должен был быть один и тот же: так, мол, повелевала эпоха. Совсем иначе расценивает Дауна Клаузевиц:

«Таким образом, признавалось и, так сказать, патентовалось величие и совершенства всякого рода, так что даже фельдмаршала Дауна приходилось считать великим полководцем. А между тем тот же самый Даун более всего содействовал тому, что Фридрих Великий достиг своей цели, а Мария-Терезия — потерпела совершенную неудачу. Кое-где только прорывалось более светлое мнение, то есть — простой человеческий разум, который высказывал, что с таким превосходством сил следовало достигнуть результатов более положительных, а если они не достигнуты, то это значит, что Даун умел с большим искусством вести войну дурно»{136}.

Такую же оценку мы, между прочим, находим и у Энгельса в его статье о войне против Священного союза. Сила диалектического мышления Клаузевица идет еще дальше.

Он говорит, что если бы Фридрих выиграл сражение при Коллине и взял в плен австрийскую армию, то его политическое положение настолько изменилось бы, что ограниченная политическая цель войны превратилась бы в самую решительную, и Фридрих «действительно мог бы идти на Вену, чтобы поколебать австрийскую империю и этим непосредственно выиграть мир»{137}.

Дельбрюк не умеет так мыслить. [136] Товарищ Свечин, усваивая учение Дельбрюка о двух системах стратегии, которое последний считает развитием учения Клаузевица и основывает эти формы лишь на соответствии их характеру различных эпох, — резче и прямее Дельбрюка отрицает влияние политической цели на формы войны. «Война с ограниченной целью» ни при чем. «Измор» — это особая категория войны, которую государство может применить даже для «полного физического истребления противника». До такой нелепости не доходит даже Дельбрюк. Ученик перещеголял учителя. Дельбрюк, опуская, отрицая всем смыслом и существом изложения влияние размеров политической цели на формы войны, тем не менее нередко упоминает об ограниченности целей, которые вообще, мол, стриглись под одну гребенку всеми европейскими государствами эпохи Семилетней войны. Это является извращением теории Клаузевица и заменой его диалектики метафизикой. Клаузевиц предвидел, в связи с незаконченностью своих работ, что его идеи, «порождая недоразумения (Mißverständnisse), могут дать материал для многих незрелых критик»{138}. Так именно и случилось с Дельбрюком, а тов. Свечин окончательно исказил идеи Клаузевица.

Товарищ Свечин не дает себе труда постараться доказать свое утверждение о возможности уничтожить противника, не применяя методов «сокрушения». Между тем совершенно непонятно, каким образом, по тов. Свечину, государство, ориентирующее войну, т. е. открытое и организованное вооруженное насилие, на измор, каким образом сумеет оно достигнуть «полного физического истребления противника», если не обрушится сначала своими вооруженными силами на его армию. Если такая необходимость отрицается, то, очевидно, следует вообще усомниться в целесообразности применения вооруженного насилия. Но такой «пацифизм» тов. Свечин не решается высказать прямо, хотя гораздо больше оперирует с надеждами на блокаду, на различные формы экономического и политического давления, чем с методами разрешения войны военными способами. Нижеприводимая выдержка поясняет это:

«Когда выдвижение политической цели будет основываться на расчете на большую экономическую силу своего государства над неприятельским, на большую прочность позиции господствующих классов, на меньшее напряжение классовых и национальных противоречий, то политическая цель выльется в виде задания войне как борьбы на измор»{139} и т. д. За этой теорией скрываются интересные положения. Во-первых, из этого вытекает, что нашей стране с ее прочным союзом рабочего класса и крестьянства воевать надо «измором», не рассчитывая на активное применение вооруженных сил. Во-вторых, совершенно очевидно, что тов. Свечин не видит разницы между политикой рабочего класса и политикой [137] буржуазии. Им не учитывается значение международной классовой солидарности пролетариата и превращение войны империалистической в войну гражданскую. Наконец, отсюда неизбежно вытекает и крайне «оригинальный» вывод, а именно, что сокрушение (ниспровержение) противника имеет смысл применять только слабейшей стороне по отношению к сильнейшей. Это положение настолько нелепо, настолько схоластично, что напрашивается невольно вопрос: что же кроется за этими «экзотическими цветами» фантазии, какова же истинная сущность, подоплека этих теоретических обобщений? Ответ заключается в том, что основным лейтмотивом стратегии тов. Свечина помимо неумения его пользоваться диалектическим материализмом является преклонение перед силой и прочностью капиталистического мира и возведение форм позиционного периода империалистической войны в своего рода «вечную истину» без учета последующих технических и социальных сдвигов.

Возвратимся снова к Дельбрюку для того, чтобы выяснить действительный характер его стратегии измора. Выше мы видели, что эта стратегия, так же как и стратегия сокрушения, является, по Дельбрюку, производной от характера эпохи. На протяжении одной эпохи стратегические формы являются как бы застывшими и не зависящими от характера и размера политической цели войны. Чтобы доказать такое положение, Дельбрюку приходится подходить к событиям с различной меркой, что и приводит его к случайным и противоречивым выводам. Фридрих и Даун должны были «морить» друг друга — так повелевала эпоха. Но, с другой стороны, стратегия измора и стратегия сокрушения — это два принципа, позволяющих одно и то же событие или различные сочленения одного и того же события рассматривать и анализировать различными методами. В войнах Великой французской революции севернее Швейцарии (Моро) можно было действовать в духе «измора», а южнее (Бонапарт) — в духе «сокрушения». Дельбрюк прямо ставит вопрос:

«Было бы грубой ошибкой пренебрежительно судить о Моро потому, что он был стратегом измора. Чтобы не быть таковым, ему надо было бы быть именно Наполеоном»{140}.

Мы видим явно эклектическую теорию «измора». Эту смесь понятий об «изморе» как производной от социально-экономических условий эпохи, не позволяющих выпрыгнуть полководцу из рамок стратегии измора, и об «изморе» как продукте индивидуального творчества полководца мы находим у Дельбрюка постоянно:

«В самом существе стратегии измора заложен, как мы видели, неустранимый момент субъективности; я считаю себя вправе утверждать, что стратегия Фридриха была субъективнее стратегии какого-либо другого полководца всемирной истории»{141}.

«Его решения (Фридриха. — М. Т.) [138] определяет не естественная необходимость, а исключительно свободная личная воля»{142}.

И далее:

«Формально, правда, то же самое можно сказать о решениях Наполеона, но фактически последние определялись внутренним законом, который с логической необходимостью ведет к цели. Чем сильнее влияет субъективный момент на обдумывание, предшествующее решению, тем бремя ответственности тяжелее, тем труднее бывает принять решение. Сам герой ощущает свое решение не как результат рациональной комбинации, а, как выше было сказано, как вызов судьбе, случаю»{143}.

Рассматривая стратегию измора как неизменяемую (застывшую) и непосредственную производную от социально-экономической среды, Дельбрюк мыслит как материалист, но мыслит не диалектически, а как метафизик. Рассматривая стратегию измора как производную от «свободной личной воли», Дельбрюк мыслит как идеалист.

Вдобавок вся эта путаница дополняется противопоставлением стратегии сокрушения — как базирующейся на конкретной обстановке, на определенном материальном основании — стратегии измора — как базирующейся исключительно на волевой, субъективной природе полководца:

«Стратегия измора построена на отдельных предприятиях, которые могут получить тот или иной размах. В начале Семилетней войны Фридрих колебался между разнообразнейшими и даже противоречивыми планами. Чем предприимчивее, чем активнее полководец, тем больше возможностей открывалось его фантазии и тем субъективнее были его решения. Планы кампаний Наполеона носят в себе известную внутреннюю, объективную необходимость. Раз их познаешь и себе уяснишь, то начинаешь ощущать, что они иными и быть не могли, что творческий акт стратегического гения заключался лишь в том, что он открыл то самое, что повелевала природа вещей»{144}.

«Наполеоновское сражение вырастает органически из предшествующих операций и нередко является неожиданным. Сражение Фридриха исходит из более или менее подготовленного субъективного решения, следовательно, обходится без длительной завязки и стремится к решительному исходу — чем скорее, тем лучше»{145}.

Товарищ Свечин ни в чем не отстает от своего учителя — Дельбрюка. Он также считает, что при стратегии сокрушения «существует лишь одно правильное решение; полководец, в сущности, лишен свободы выбора, так как его долг — понять решение, диктуемое ему обстановкой». Тов. Свечин не прочь предоставить в пользование полководца стратегии измора и такие волевые, [139] творческие ресурсы, какими не обладает стратег-»сокрушитель». Этот последний пользуется готовой, так сказать, обстановкой, а стратег-»изморист» имеет власть над обстановкой еще до применения в дело своих вооруженных сил и создает ее такой, какой она ему нужна. Стратегия измора не ограничивается только стремлением развернуть на решительном участке превосходные силы. Необходимо еще создать предпосылки для того, чтобы «решительный» пункт вообще мог существовать.

Дельбрюк, считая, что его стратегия измора соответствует войне с ограниченной целью Клаузевица, что, как мы видели, совершенно неверно, противопоставляет ее стратегии сокрушения, как он называет стратегию Клаузевица, когда цель войны — повалить противника. Делая это противопоставление, он безжалостно выхолащивает диалектическую природу войны, выведенную Клаузевицем. Стратегия сокрушения Дельбрюка примитивна, прямолинейна и не считается со всей сложностью конкретной обстановки:

«В стратегии сокрушения победа не находится в зависимости от того «пункта», на котором она одержана, или от той «стратегической линии», по которой продвигаются, а полководец исходит из предположения, что вместе с победой он берет в свои руки и стратегические пункты и определяет стратегические линии»{146}.

Ясно и просто. Стратегу сокрушения не важно, где он разобьет армию противника. Все дело только в армии противника. Победа решает все остальное. Тов. Свечин еще выпуклее и красочнее проводит это упрощение:

«Значение, которое отводится в стратегии сокрушения генеральной операции на уничтожение неприятеля, серьезно сокращает перспективу стратегического мышления»{147}.

«При стратегии сокрушения, придающей такое единственное и исключительное значение результату боевого столкновения с противником, обстановка получает характер калейдоскопического зрелища: один щелчок решительной операции — и создается совершенно новая нежданная картина, загадывать о которой нет возможности»{148}.

«Рост значения генеральной операции в стратегии сокрушения приводит к тому, что операция рисуется уже не как одно из средств ведения войны, а затмевает собой конечную военную цель и получает самодовлеющее значение. Вопрос о целесообразности операции отходит на второй план»{149}.

«Г. А. Леер, все мышление которого было построено в духе сокрушения, совершает, на наш взгляд, грубую логическую ошибку, выдвигая вопрос о целесообразности сражения, венчающего операцию; для Наполеона, конечно, этого вопроса, этих сомнений не существовало, так как генеральное сражение являлось [140] идеалом, желанной целью, к которой он стремился»{150}.

Не будем перечислять больше подобных изречений, так как их имеется слишком большое число. Достаточно и этих, чтобы уяснить себе, куда направлено содержание «незрелых критик».

Клаузевиц охватывает войну во всей ее сложности и неравномерности развития. Различая войну в зависимости от политической ее цели, Клаузевиц посвящает, в 8-й книге, войне, «когда цель — повалить противника», тщательное исследование. Что же такое низвержение? — задает себе вопрос Клаузевиц и отвечает:

«Для него не всегда нужно завоевание всей страны неприятеля. Если бы в 1792 году достигли Парижа, то, по всей вероятности, война с революционной партией была бы на этот раз окончена. Для этого не требовалось даже разбить до того ее армии, потому что на эти армии нельзя было еще смотреть как на самостоятельную величину (Potenz).

Напротив того, в 1814 году взятие Парижа не решило бы дела, если бы Бонапарт стоял еще во главе значительной армии. Но так как в том 1814, равно как и после, в 1815, армии Бонапарта были уже почти уничтожены, то взятие Парижа решило все дело.

Если бы Бонапарту в 1812 году удалось совершенно разгромить 120-тысячную русскую армию, стоявшую в Калуге (безразлично до или после занятия Москвы), точно так же как он разбил австрийцев и пруссаков в 1805 и 1806 годах, то взятие Москвы, вероятно, привело бы к миру, хотя незанятым оставалось еще громадное пространство края.

В 1805 году дело решено было только Аустерлицкой битвой. Таким образом, обладание Бонапартом Веной и двумя третями Австрии не дало ему еще мира; но, с другой стороны, Австрия после этой битвы вынуждена была заключить мир, несмотря на то, что вся Венгрия еще была не тронута. Поражение русской армии при Аустерлице было последним нужным еще толчком; у императора Александра не было вблизи новой армии; таким образом, мир был бесспорным последствием аустерлицкой победы. Если бы русская армия присоединилась к австрийской еще раньше, на Дунае, и была бы вовлечена в поражение последней, то, по всей вероятности, не потребовалось бы взятия Вены; мир был бы заключен уже в Линце.

В других случаях и завоевание всего государства оказывается еще недостаточным; так было в Пруссии в 1807 году, когда удар сомнительной эйлауской победы над русской армией, союзной Пруссии, оказался еще недостаточным. Только несомненная затем победа при Фридланде сыграла тогда ту же роль, как раньше аустерлицкая.

Итак, видим, что и тут последствия действия — успех (Erfolg) не может быть предвиден на основании причин общих; напротив [141] того, решающее значение имеют причины, присущие именно только данному случаю (die individuellen), которых человек, не бывший на месте, никак различить не в состоянии; далее, многие — нравственные (moralisch), о которых никто не упоминает; наконец, и мелкие черты и случайности, которые появляются в истории только в виде анекдотов.

Все, что теория может тут сказать, будет следующее. Дело в том, чтобы зорким взглядом окинуть самые выдающиеся (vorherrschende) соотношения обоих государств. В них отыщется известный центр тяжести, центр силы и движения, от которого зависит все целое. На этот центр тяжести противника должен быть направлен совместный удар наших сил.

Мелкое всегда подчиняется крупному, маловажное — важному, случайное — существенному. Это должно направлять наши суждения»{151}.

«Итак, самая первая точка зрения, с которой составляется предположение порядка ведения войны (план, Entwurf), будет: определить центры тяжести неприятельского могущества и, если возможно, свести их к одному. Вторая — будет: силы, предназначенные для действия на этот центр, собрать для единого главного действия (Haupthandlung)»{152}.

Клаузевиц указывает, что особенно трудно определить такой центр, когда противников и театров войны имеется несколько, причем в ходе войны противники еще усложняют обстановку своими передвижениями, отдаляясь или приближаясь к своим жизненным центрам страны, и тем не оставляют общий центр тяжести неизменным.

«Противника можно действительно повергнуть во прах не тогда, когда завоюют неприятельскую провинцию, предпочитая обеспечение за собой малой добычи крупным успехам, а тогда именно, когда всякий раз отыщут центр могущества противника и все употребят в дело для того, чтобы все выиграть»{153}.

«Победа будет тем легче, чем раньше и ближе наших границ разыгралось сражение; но она будет тем более решительна, чем позже одержана, т. е. чем глубже в неприятельской стране состоялось сражение»{154}.

«Раз крупная победа одержана, то нет места ни отдыху, ни раздумыванию, обсуждению и т. д. Речь может быть только о преследовании, о новых ударах, где они нужны, о захвате неприятельской столицы, об атаке вспомогательных армий противника или вообще о низвержении всего, что является подпорой неприятельскому государству»{155}.

Вряд ли требуется пояснять эти мысли Клаузевица. Они сами говорят за себя, причем резко и остро противоречат характеристике основ сокрушения противника [142] вне места, по-видимому, вне времени и даже вне плана войны, — характеристике, которую дали Дельбрюк и тов. Свечин. Приходится только поражаться, как может Дельбрюк считать себя последователем Клаузевица. «Сын» Клаузевица — Дельбрюк — не понял «отца», а «внук» — тов. Свечин — вряд ли и сам себя понимает.

Стратегическая доктрина Дельбрюка сложилась в процессе его ожесточенной полемики с прусским генеральным штабом по вопросу об исторической роли Фридриха. Объяснению происхождения этой полемики Дельбрюк уделяет немало места в своем сочинении. Шовинизм прусского генерального штаба стремился выставить Фридриха как основоположника, предтечу наполеоновского способа ведения войны. «Вечные военные принципы» были возрождены Фридрихом и им введены в военно-политическое употребление в Европе. Наполеон доразвил до конца и отточил эти «вечные принципы». Дельбрюк решительно выступил против этой метафизики и доказал нелепость таких положений, продемонстрировав все различие социально-экономических условий и организаций армий двух эпох. В этом смысле он целиком стоит на точке зрения Клаузевица и Энгельса. Но если прусские генштабисты отстаивали свои «вечные истины», которые вне зависимости от эпохи и от характера и размеров политики всегда требовали ниспровержения противника, то Дельбрюк, успешно выбив из-под ног метафизиков генерального штаба представление о неизменном характере стратегии в различные эпохи, не сумел до конца остаться диалектиком и сам стал метафизиком и эклектиком, когда перешел к анализу войны и стратегии на протяжении отдельных эпох. Ф. Меринг, отмечая Дельбрюка как прогрессивную сторону в его полемике с прусским генеральным штабом, также усвоил термин «измора» и «сокрушения», не подвергая критическому разбору доктрины Дельбрюка, чем, по-видимому, и объясняется это усвоение терминов.

Стратегией измора, которой Дельбрюк придает самостоятельное значение, не ставящее ее в зависимость от ограниченной цели войны, характер действий Фридриха мотивируется не тем, что его практически определяло. Вследствие этого объективно отдается предпочтение нерешительным, осторожным действиям. Как указывалось уже выше, даже Даун не вызывает никаких критических порицаний со стороны Дельбрюка. Наоборот, он его считает блестящим выразителем стратегических условий эпохи. То же самое касается и оценки Дельбрюком действий союзников, ставивших себе целью удушение французской революции. Дельбрюк признает, что в 1792 г. во Франции еще не было реальной революционной армии, и все же он считает, что из похода во Францию ничего не могло бы получиться. Он сомневается, чтоб даже Фридрих, если бы он руководил коалицией, решился на такое предприятие, и заключает:

«Таким образом, стратегический результат кампании 1792 года был естественным подытожением сил [143] обеих сторон, которое не дает поводов к особым критическим оговоркам или персональным обвинениям»{156}.

Каким-то фатализмом отдает от рассуждений Дельбрюка: такова была эпоха, таковы, были армии, все делалось закономерно и иначе не могло бы сложиться. Такова критика Дауна, такова критика коалиции монархов. Неумение владеть диалектическим методом объективно создало в Дельбрюке и у его верного последователя тов. Свечина склонность к преувеличению трудностей, к культу безмерной осторожности, к отрицанию возможности повалить противника путем решительного применения вооруженной силы. Революция в Германии озлобила Дельбрюка, и его ненависть к диалектическому материализму еще более возросла, а вместе с тем, как дальновидный представитель буржуазии, он не может не понимать, что капиталистический мир все более и более заходит в тупик, и это все, вместе взятое, создало предпосылки для оформления упадочнической военной доктрины Дельбрюка, перенесенной и культивируемой у нас тов. Свечиным. Мы уже указывали выше, насколько разнятся взгляды Дельбрюка и Клаузевица на действия Дауна и союза монархов 1792 г. Клаузевиц считал, что занятие в 1792 г. Парижа означало конец войны. Так же точно смотрит на эту войну и Энгельс в статье о возможности войны против Священного союза:

«Затем Дюмурье изменил, восстала Вандея, армия была рассеяна и деморализована, и, если бы сто тридцать тысяч австрийцев и англичан решительно двинулись на Париж, революция была бы раздавлена. Вместо этого почтенные господа стояли перед крепостями, лезли из кожи вон, чтобы добиться самых ничтожных успехов при огромной трате стратегической педантичности. И так они потеряли шесть месяцев»{157}.

И далее:

«Подведем итог. Конвент обязан своим спасением единственно и исключительно неорганизованности коалиции, благодаря которой он получил годичную передышку. Он спасся таким же точно образом, как старый Фриц в Семилетней войне или как Веллингтон в Испании в 1809 году, когда французы превосходили его и в количественном и в качественном отношении по крайней мере втрое и только тем парализовали свою колоссальную силу, что после отъезда Наполеона маршалы всеми возможными способами подставляли друг другу ножку»{158}.

В нашей военной литературе не один тов. Свечин является проводником влияния буржуазной идеологии на теорию военного искусства. Тов. Верховский точно так же платит дань теории Дельбрюка. Он не усваивает того, что «всякая война нераздельно связана с тем политическим строем, из которого она вытекает. Ту самую политику, которую известная держава, известный класс внутри этой державы вел в течение долгого времени перед войной, [144] неизбежно и неминуемо этот самый класс продолжает во время войны, переменив только форму действия»{159}. Не усваивая этого, тов. Верховский не видит разницы между наступлением буржуазных армий и Красной Армии даже в смысле отношения к этим видам наступления широких трудящихся масс. Такой знак равенства приводит тов. Верховского к категорическому выводу о том, что для нас лучше «отдать Минск и Киев, чем взять Белосток и Брест»{160}. Тов. Верховский как бы дополняет тов. Свечина, который всей силой своего красноречия устрашает и заклинает против применения плана ниспровержения противника, словами:

«Для успеха сокрушения нужны сотни тысяч пленных, поголовное уничтожение целых армий, захват тысяч пушек, складов, обозов. Только такие успехи могут предотвратить полное неравенство при конечном расчете».

А так как в начале операции таких успехов иметь невозможно, то ясно, что «сокрушать» вообще нельзя. Это упадочничество находит себе место не только в области широких стратегических масштабов, но оно постоянно спускается и в тактику и в область боевой подготовки армии, почему и нельзя не давать ему организованного научного отпора. В общем, попытки тт. Свечина и Верховского по-марксистски подойти к теории военного дела не увенчались успехом, хотя уже сами по себе эти попытки являются большим прогрессом, которого недооценивать нельзя.

Влияние тов. Свечина, а следовательно, и Дельбрюка сказалось и на молодом нашем писателе тов. Меликове. Мы встречаемся в его книге «Марна — Висла — Смирна» с постоянным опусканием влияния политики на стратегические действия армии. Это опускание идет по линии упрощения, постановки зависимости стратегии непосредственно от экономического базиса, минуя политику господствующих классов. Это сказывается и в критике выполнения германского наступления в 1914 г., и в разборе нашей войны с белополяками в 1920 г., по поводу которой тов. Меликов говорит:

«Таким образом, все наши оперативные замыслы должны быть прямо пропорциональными той хозяйственной обстановке, в которой находилась на третьем году гражданской войны Советская страна»{161}.

Конечно, «прямая пропорция» не позволила бы нам наступать. «Прямая пропорция» выразилась бы в лучшем случае в обороне, а могла бы потребовать и отхода в глубь страны. Тов. Меликов в данном случае вовсе опускает политику пролетарского государства, которое вело войну с буржуазно-шляхетской Польшей в условиях крайнего обострения классовой борьбы на Западе. Конечно, наше наступление не являлось выражением нашей экономической мощи. Здесь действовали гораздо более сложные отношения классовой борьбы пролетариата и буржуазии. [145]

Тут влияние тов. Свечина сказывается в упрощении взаимозависимости между экономикой и столь сложным социальным явлением, какое представляет собой война, в выбрасывании за борт политики, что объективно порождает в книге такие колебания, которые нельзя назвать иначе, как упадочническими.

В заключение считаем необходимым еще раз подчеркнуть, что мы далеки от того, чтобы недооценивать научное значение труда Дельбрюка, так же как ни в какой мере не желаем умалить научных заслуг тт. Свечина и Верховского. Мы считали лишь необходимым вскрыть эклектику, пропитывающую историческое исследование Дельбрюка в форме его военной доктрины, проникающую и в нашу военную литературу, и надеемся, что внимательному и самостоятельному читателю это не помешает с громадной пользой использовать ценнейший военно-исторический материал, так обильно представленный в этой книге.

Предисловие к книге Дж. Фуллера «Реформация войны»{162}

«Реформация войны» (The Reformation of War) Джона Фредерика Чарльза Фуллера{163}, вышедшая в Англии в 1923 г., появляется в русском переводе со значительным запозданием. Но, несмотря на это, многое из взглядов Фуллера обогнало запоздавший перевод и довольно широко известно нашему советскому читателю. Ознакомление с этой книгой, несомненно, будет полезно, ибо из нее можно извлечь много ценного и интересного, но при этом еще больше надо отбросить в сторону, как продукт путаной, эклектической мысли, особенно там, где Фуллер касается социологических проблем. Несмотря на то, что редакция выбросила целый ряд глав, все же недоброкачественного материала остается еще очень много.

Прежде чем перейти к характеристике военных взглядов Фуллера, не лишним будет остановиться на его личной и служебной характеристике. Родился Фуллер в 1878 г. Чин младшего лейтенанта получил в 1898 г. Участвовал в англо-бурской войне младшим офицером. В 1913 г., в чине капитана, поступил в военную академию, которую кончил в 1915 г., после чего немедленно отправился на фронт. К концу войны был начальником штаба танковых войск. В 1919 г. произведен в полковники. В 1923 г. принят преподавателем в военную академию. В 1926 г. назначен помощником начальника имперского генерального штаба Англии. В 1927 г. назначен начальником штаба 2-й стрелковой дивизии, а в 1929 г. — командиром 14-й пехотной бригады. Из этих имеющихся в нашем распоряжении сведений можно заключить о богатом боевом и служебном опыте Фуллера. Необходимо учесть, что и во время империалистической войны и после нее Фуллер являлся одним из основных толкачей и организаторов в деле развития танков и вообще моторизации. [147]

Фуллер начиная с 1914 г. много писал. Из его трудов напечатаны:

в 1914 г. — Подготовка солдата к войне;

в 1917 г. — Наставление по подготовке танковых войск (брошюра);

в 1918 г. — Взаимодействие пехоты с танками (брошюра);

в 1918 г. — Принципы войны в приложении к кампаниям 1914–1917 гг. (брошюра);

в 1919–1920 гг. — Танки в великой войне 1914–1918 гг. Вышла в переводе изд. ВВРС в 1923 г.;

в 1921 г. — Эволюция механической войны (брошюра);

в 1922 г. — Экономное движение (механич. передвижение) (брошюра);

в 1923 г. — Реформация войны;

в 1925 г. — Система подготовки Джона Мура;

в 1925 г. — Легкая британская пехота в XVIII веке;

в 1925 г. — Основы науки о войне;

в 1925 г. — Проблемы транспорта (популярное издание).

Из статей в журналах наиболее интересны следующие:

в 1918 г. — Влияние танков на военные операции;

в 1920 г. — Влияние танков на практику кавалерии;

в 1920 г. — Развитие морской войны на суше и ее влияние на морские операции будущего;

в 1921 г. — Танки в будущей войне;

в 1922 г. — Проблемы механизованной войны;

в 1923 г. — Влияние воздушных сил на оборону империи;

в 1926 г. — Идеальная армия артиллерийского цикла (эры);

в 1927 г. — Танки и тактика;

в 1927 г. — Использование танкеток (легких танков).

Взгляды Фуллера имели влияние на многих военных писателей. В Англии его последователем является капитан Лиддел Гарт. Несомненно, он оказал влияние на Зольдана в Германии и на А. И. Верховского у нас.

* * *

Фуллер любит давать философское обоснование своим теориям войны и причисляет себя к последователям Спенсера. Однако философская сторона — самая слабая сторона Фуллера, наиболее путаная, на критике которой нет смысла останавливаться.

«Законом жизни является война», — утверждает Фуллер, убежденнейший великобританский империалист.

Однако не лишним будет заметить, что Фуллер прикрывает эти свои взгляды самой беззастенчивой фашистской демагогией, В частности, и по вопросу войны он патетически восклицает, что «спасения от разрушения надо искать путем научных исследований; [148] тогда, быть может, наступит день, когда войны будут решаться за шахматной доской». И во всяком случае, кровопролитную войну он советует заменить «моральным наступлением».

Классовую борьбу за превращение империалистической войны в гражданскую Фуллер называет изменой и требует участия в войне за интересы буржуазии — или, по Фуллеру, во имя «свободного существования» нации — всех классов, «составляющих нацию». «Оружия против восставших следует искать не в области военного и стрелкового дела, а в области химических наук». Если не быть решительным в этих вопросах и ослабить армию или полицию, то «правительство может быть в любую минуту свергнуто революцией».

Такова позиция Фуллера по отношению к рабочему классу в своей собственной стране. По отношению к угнетенным народам колоний и полуколоний Фуллер еще более беспощаден. Он, как и всякий средний англичанин, делит человечество на два класса: англичан и «арапов» («niggers»), и ко второму классу относит не [148] одних только чернокожих. От вторых ему нечему учиться; презрение к ним он возвел в высшую добродетель, и на этой добродетели основана Британская империя.

«Против народа, стоящего на низшей ступени культуры, война должна быть грубее», по правилам Фуллера. Для порабощения Индии он разрабатывает целую систему действий механизированных вооруженных сил. Но и к цивилизованным странам Фуллер не слишком мягок и считает, «что границами Англии являются морские побережья других государств».

Фуллер ненавидит и боится СССР. Он считает необходимым создать против СССР коалицию из Англии, Франции и Германии и приурочивает интервенцию к моменту «восстановления сил России» (писано в 1923 г.).

Таков классовый портрет Фуллера.

«Сухопутная, морская и воздушная война имеет общую цель — проведение государственной политики»{164}, — говорит Фуллер. В этом смысле его взгляды не расходятся с учением о войне Клаузевица, а учение последнего говорит, что характер цели войны кладет резко определенную печать на формы стратегии, вооруженных сил и проч. Поэтому для усвоения внутреннего содержания военных теорий Фуллера крайне интересно познакомиться с теми целями войны, которые он выдвигает перед Великобританией. Об этих задачах он говорит много и в очень категорической форме.

«В настоящее время Британская империя обременена огромным долгом — наследием мировой войны — и страдает острым нервным расстройством, которое может в любое время привести [149] к революции. Отношения между ней и иностранными державами неустойчивы, так как в настоящее время политическое равновесие нарушено. Пока оно не будет восстановлено и пока какая-либо держава не попытается завоевать мировое господство, трудно ожидать новой мировой войны. Поэтому ближайшими стратегическими задачами Британской империи являются ведение малых войн и поддержание спокойствия в странах, отсталых с военной и политической точки зрения»{165}.

«Британская армия меньше, чем в 1924 г., хотя обходится вдвое дороже; Британская же империя увеличилась и находится в неустойчивом и нервном состоянии»{166}.

«Далее возникает вопрос о численности новой армии», — говорит Фуллер и продолжает:

«Мировая война потребовала сформирования 78–80 дивизий. Но сейчас мировая война не входит в наши расчеты»{167}.

Вот те военно-политические цели Великобритании, на основе которых Фуллер строит свои стратегические и организационные расчеты с механизированными армиями.

Ошибается тот, кто думает, что Фуллер только «мечтатель» и что его теории о малой армии относятся как к ведению больших, так и малых войн. Такое мнение было бы необоснованно. Свою теорию о малых армиях Фуллер выводит из оценки политического положения Великобритании и стоящих перед ней, с его точки зрения, ближайших военно-политических задач. Правда, эту свою линию взглядов, проводимую через всю книгу, Фуллер всячески маскирует бесконечно путаными рассуждениями, легко позволяющими невнимательному читателю принять его за фантазера, желающего драться малой армией против вооруженных миллионов. На самом же деле тот же самый Фуллер отлично понимает характер большой войны и говорит о ней не колеблясь следующее: «В настоящее время в войне принимает участие весь народ, и сила армии основана на воле и борьбе гражданского населения»{168}. Но, как мы видели выше, такую войну, к великому его сожалению, пока что он считает невозможной для Великобритании, так как она «в любое время может привести к революции».

Еще раз повторяю, что этот печальный для себя вывод Фуллер старается всячески замаскировать самыми сложными и причудливыми дымовыми завесами.

Так, например, он выставляет себя поборником бескровной войны. В современной-де войне не нужна пехота. Сражение на истребление отвратительно. «Такая война поистине ужасна, но она неизбежна, пока существует пехота»{169}, это основное тело массовой армии. Фуллер «против» истребления и потому «против» пехоты. Он считает необходимым численность заменить подвижностью, а поражения наносить не армиям, а нервам их полководцев.

Он считает необходимым противопоставить физический силе ум, который «может выиграть войну в одну ночь»{170}. Фуллер говорит, что «было бы преступлением копировать последнюю войну. Спасения от разрушения надо искать путем научных исследований; тогда, быть может, наступит день, когда войны будут решаться за шахматной доской».

Подобного рода болтовней сознательно, а отчасти бессознательно Фуллер замазывает вопрос о большой войне, отделываясь лишь несколькими замечаниями, и конкретно, как мы это увидим дальше, говорит главным образом о малых войнах Великобритании и о малых механизированных армиях. Тем не менее неизбежность большой войны он считает неоспоримой, а с ней вместе и массовые вооружения и в первую очередь большую войну империалистической коалиции против СССР.

Прежде чем перейти к стратегии Фуллера, хотелось бы еще раз остановиться на противопоставлении им численности и качества вооруженных сил, противопоставлении, производящем на многих впечатление чего-то обоснованного, благодаря ловкости и остроумию Фуллера.

Критикуя современные массовые армии, Фуллер проводит знак равенства между численностью и мускульной силой. По Фуллеру, бензиновый двигатель «не только позволяет уменьшить численность армии (ибо с его помощью задачи, требовавшие большого числа бойцов, могут быть разрешены двумя-тремя людьми в танке) и допускает непосредственную подвижную защиту броней»{171}, но и увеличивает подвижность. «Следовательно, — говорит Фуллер, — дальнейшее развитие армии должно идти в направлении увеличения не численности, а подвижности»{172}.

Выгодность малой армии Фуллер доказывает и явными передержками «исторического» порядка. Военная-де история говорит, «что именно в большинстве решительных сражений победу одерживала численно слабейшая сторона по той простой причине, что она была или лучше вооружена, или же находилась под более талантливым руководством»{173}.

Проведение знака равенства между мускульной силой и численностью и противопоставление численности механизации, конечно, неверны и ни на чем не основаны. Можно ли рассчитывать на то, что с заменой «силы человека силой машины» уменьшится численность армии, как это высказывает Фуллер? Конечно нет. [150]

Ведь идею малой армии, вытекающую из замены мускульной силы машиной, Фуллер якобы берет из области общепромышленного технического развития. Но из этого развития вытекает как раз обратное. Разумеется, чем более совершенствуются машины, тем большей становится продукция одного рабочего. Но отсюда вовсе не следует, что с ростом технического прогресса численность рабочего класса уменьшается. Наоборот, если не считать периодов кризисов капитализма, — общее развитие производительных сил и технический прогресс неизменно сопровождались численным ростом пролетариата. Тот же процесс мы наблюдаем и в развитии вооруженных сил.

Замена мускульной силы машиной не только не содействует уменьшению численности армии, но, как раз наоборот, неизбежно влечет за собой рост ее массовости, так как такой военно-технический прогресс является выражением роста производительных сил страны и выбрасываемой ею массы техники на поля сражений, В том и заключается безвыходность положения капиталистических государств, что рост производительных сил безудержно толкает их армии также в сторону роста, а производственные отношения от этого роста вооруженных сил трещат по всем швам, так как массовые армии являются вернейшим залогом превращения империалистической войны в гражданскую.

Представим себе войну Великобритании против САСШ, — войну, которая, например, разыгрывается на границе Канады. Обе армии механизированные, но английская армия имеет, скажем, фуллеровский кадр в 18 дивизий, а армия САСШ — 180 дивизий, первая имеет 5 тыс. танков и 3 тыс. самолетов, а вторая — 50 тыс. танков и 30 тыс. самолетов. Малая английская армия была бы просто раздавлена. Неужели не ясно, что разговоры о малых, но подвижных механизированных армиях в больших войнах являются баснями и всерьез могут приниматься только легкомысленными людьми.

Необходимо при этом учесть, что танки и авиация являются такими родами войск, которые требуют громадного числа обслуживающих людей.

Было бы величайшей ошибкой считать, что Фуллер и его соратники являются и на деле сторонниками малой численности. Лиддел Гарт{174}, описывая танк, сконструированный майором Мартелем, другом-приятелем Фуллера, говорит прямо, что преимуществом одноместного танка является его дешевизна — 400 фунтов стерлингов (около 4 тыс. рублей) и пригодность его для массового производства. Вместо четырех двухместных танков можно содержать семь одноместных. И Лиддел Гарт вслед за Мартелем говорит, что в пользу преимущества малых танков «может служить доводом численное превосходство одноместных танков»{175}. Очевидно, [152] фуллеровская школа не считает, что слабейший в танках окажется победителем.

Массовая армия вовсе не является и синонимом неповоротливости. Наоборот, пути моторизации и применения самолета сделают эти возросшие массы много подвижнее старых армий и придадут большую решительность стратегическим действиям.

«Грядущая мировая империалистическая война, — говорит VI Конгресс Коминтерна, — будет не только механизированной войной, во время которой будут использованы громадные количества материальных ресурсов, но вместе с тем войной, которая охватит многомиллионные массы населения воюющих стран».

Необходимо учитывать, что в пределах массовых армий империалисты могут еще широко маневрировать политически и организационно, подбирая, например, и укрепляя наемные кадры, выделяя ударные войсковые части и целые армии и т. п.

Но это все не изменяет основного положения, заключающегося в том, что большую войну в современных условиях можно вести только массовой механизированной армией, и развал таковой будет означать гибель всяческих ударных объединений, наемных кадров и прочих мероприятий страховки со стороны буржуазии. Предполагать обратное — значит предполагать, что в случае новой большой войны капитализм может благополучно отделаться от превращения империалистической войны в гражданскую.

* * *

Фуллер, исходя из военно-политических целей Великобритании, а также из желания по возможности обойти молчанием неприятный для милитариста вопрос, — невозможность для Англии, как это заявляет Фуллер, ведения современной большой войны — говорит о формах таковой неохотно и скрытно. Тем не менее, если вникнуть в существо его тезисов, станет очевидным, что Фуллер не мыслит себе большой войны без массовой армии.

«Сейчас мировая война не входит в наши расчеты», — говорит он.

«Такие войны бывают редко и обычно могут быть предусмотрены задолго».

«Для подготовки к большой войне Великобритании необходимо иметь:

1. Высококвалифицированный орган военного управления.

2. Прочный кадр — механизированную армию, в составе 18 дивизий, — могущий широко развернуться.

3. Способность к быстрому развертыванию сил»{176}.

Анализируя способность к быстрому развертыванию, Фуллер, между прочим, говорит, что если бы Великобритания в 1908 г. приступила «к формированию миллионной армии», то «это могло бы, конечно, повести к немедленной войне, но могло бы также заставить Германию отказаться от своих планов»{177}. Далее он указывает, [153] что «все гражданское население должно быть на учете по специальностям» и что «каждый разряд населения должен иметь свой мобилизационный центр и с начала войны считаться состоящим на военной службе»{178}. Можно подумать, что французский закон об общей организации нации на случай войны списан со взглядов Фуллера!

«Все материальные богатства страны, — читаем мы далее, — должны быть учтены», и «все заводы, лаборатории и т. д. должны быть стандартизованы на случай войны так, чтобы они могли легко перейти на работу для обороны. Это относится и ко всем средствам передвижения»{179}.

Такие тезисы сами за себя говорят и не требуют доказательств того, что Фуллер не мыслит себе большой войны без мобилизации массовой армии и подготовки страны как «вооруженного народа». Но в условиях все углубляющегося послевоенного кризиса в Великобритании большая война на ближайшее время (это писано в 1923 г.) «не входит в расчеты» Фуллера.

* * *

«Ближайшей стратегической задачей Британской империи является ведение малых войн», и, верный этому своему определению, Фуллер все свое главнейшее внимание уделяет именно этому вопросу.

Под углом зрения того, что «способы ведения малой войны против некультурных народов должны быть согласованы со степенью культурности данного народа»{180}, Фуллер обстоятельно излагает характер:

1) войны в горных областях;

2) войны в пустынях;

3) войны в лесных областях;

4) войны в речных областях.

Он дает схематически план операции Пешавар — Кабул. Полковник Лоуренс, по всей вероятности, немало поработал над этим планом.

Авиация, моторизация и химия — основные средства для того, чтобы малыми силами преодолевать громадные пространства и покорять слабо вооруженные племена. Для таких задач нужна небольшая, но полностью механизированная армия.

Фуллер изучает условия разведки, передвижений, снабжения, использования вооруженных сил и т. д. при ведении малых войн. Советы его практичны и говорят о большом накопленном англичанами опыте. Фуллер рисуется гуманностью предлагаемых им методов ведения войны, но истинная сущность таковых выглядывает хотя бы из предложения применять химию против беззащитного [154] населения и заражать «экономические источники благосостояния страны — колодцы и стада»{181}.

Столь же конкретно и обстоятельно изучает Фуллер задачи поддержания «внутреннего спокойствия» Великобритании. На примере Индии он дает схематический план поддержания такого порядка, возложенного на моторизованную силу.

Несмотря на то что Фуллер практически устремлен в стратегическое изучение малых войн, мы все же можем найти в его книге много интересного, характеризующего большую войну против СССР коалиции Великобритании, Франции и Германии, о которой упоминает автор. Для нас, конечно, исключительный интерес представляют собой и стратегические черты малых войн, острие которых может оказаться направленным не только против Кабула, но и за наши границы. Показания Промышленной партии Рамзина красноречиво говорят об этом. Во всех этих отношениях в «Реформации войны» Фуллера можно найти много интересного, если суметь при этом отбросить все то сумбурное, вздорное и пошлое, чем окутано изложение теорий Фуллера.

Большим достоинством Фуллера является то, что он не только изучает опыт прошлого, но, следя за развитием техники, старается дать такое направление организации и вооружению армии, чтобы будущая война приняла новые, наиболее эффективные формы. Отбросив в сторону трескучую фуллеровскую болтовню, мы должны будем отметить ряд прогрессивных его мыслей, развиваемых не только им, но и его последователями, особенно Лиддел Гартом.

«До мировой войны, — говорит Фуллер, — офицеры генерального штаба работали, но не мыслили научно. Они были рабами прошлого, а не господами будущего»{182}.

«Мы никогда не должны забывать, что сегодняшняя или грядущая война никогда не будет похожа на прошлую войну»{183}.

Фуллер требует «внимания военной технике» и говорит о необходимости «заранее подумать о тактическом применении этих новых изобретений»{184}, с тем чтобы, перестроив в соответствии с новыми факторами армию, извлечь из «этих нововведений наибольшую пользу».

Приходится признать, что в этом отношении великобританская военная мысль идет впереди, например, французской военной мысли, которая прочно держится прошлого, доводя его главным образом лишь до логического, наиболее кристаллизовавшего накопленный опыт конца.

Читатель найдёт у Фуллера много интересных мыслей о действиях танков. Особенно внимательно следует отнестись к действиям танков по тылам противника, что при одновременном ударе [155] с фронта, несомненно, должно повести к более решительным и маневренно напряженным боевым действиям в современных сражениях. К обходу и удару по флангу и тылу (область старого, привычного маневра) присоединяется захват тыловых рубежей, осуществляемый прорывами и пулеметными десантами из танков; а также десантами авиационными, особенно на парашютах (о чем, кстати сказать, Фуллер вовсе умалчивает). Эти действия, соединенные с применением отравляющих веществ и дымовых завес, должны в новом виде поставить изучение современного общевойскового боя и операции.

Крайне интересны соображения Фуллера о значении отравляющих веществ и вообще химической войны как средства, обеспечивающего максимальную внезапность.

Много интересных и по-новому поставленных вопросов находим мы у Фуллера о воздушно-морской войне, подводных десантах и проч.

К слабым сторонам «Реформации войны» надо отнести недоучет Фуллером значения воздушного флота как транспортного средства, весьма реконструктивно отражающегося на характере современных операций. Объяснить это можно главным образом тем, что вопрос о большой войне, обслуживании и питании больших армейских масс почти обойден. Отчасти это можно объяснить и тем, что книга писалась семь лет назад. А между тем современная техника толкает развитие армии не узко по пути моторизации, а в направлении авиамоторизации.

Читая Фуллера, надо уметь отбросить его фантазерскую шелуху, чрезвычайно понижающую общее достоинство его сочинений, и суметь извлечь то ценное и передовое, что в этих сочинениях заложено.

В 1923 г. Фуллер намечал интервенцию тогда, когда произойдет «восстановление сил России». Если бы Фуллер писал эту книгу сейчас, то он, несомненно, уделил бы большее внимание большой войне. Рост социалистической мощи СССР, неуклонные успехи в осуществлении генеральной линии партии, укрепление обороноспособности Союза и Красной Армии, давно уже превзойденный довоенный уровень, ликвидация кулака как класса на базе сплошной коллективизации — все это говорит о том, что война империалистов против нас пахнет не малой войной.

30 ноября 1930 г. ,
Ленинград

Консервативная стратегия{185}

Автор великобританской стратегии

Моррис Фредерик Бартон — генерал-майор английской армии в отставке — родился в 1871 г., первый офицерский чин получил в 1892 г. В 1897–1898 гг. Бартон участвовал в походах в Индии на границе с Афганистаном, в 1899–1900 гг. он в должности командира роты участвовал в англо-бурской войне. В 1904 г. окончил академию генерального штаба. В начале империалистической войны Бартон работал в штабе 3-й дивизии; в 1915 г. он был переведен в военное министерство в оперативный отдел, в котором и работал до отставки в середине 1918 г.

Моррис был одним из наиболее близких помощников генерала Робертсона — начальника имперского генерального штаба. В связи с поражением английских армий в марте 1918 г. Робертсон должен был выйти в отставку, а Моррис опубликовал в прессе письмо, в котором обвинял кабинет министров в неправильном взваливании всей вины за катастрофу на армию ввиду того, что правительство держало в метрополии армию в несколько сот тысяч человек из опасения немецкого десанта. За опубликование этого письма Моррису предложено было выйти в отставку.

В течение долгого времени Моррис был вице-председателем «Британского легиона» (фашистский союз бывших военнослужащих).

Моррисом написаны книги: «40 дней 1914 года», «Роберт Ли как солдат», «Правительство и война» и, наконец, «Стратегия».

В своей «Стратегии» Моррис уделяет большое внимание взаимоотношениям главнокомандующего с правительством. Он указывает, что «в английской армии до сего времени очень живучи тенденции рассматривать войну с чисто военной точки зрения». Лично он, Моррис, «перед 1914 г. наряду со многими другими смотрел на стратегию с недостаточной широтой».

Очевидно, этим в немалой степени объясняются те трения, которые имели Моррис и его начальник с правительственными кругами. Моррис считает, очевидно на основании собственного опыта, [157] что и в будущем эти трения и трудности будут очень велики, что крайне вредно отражается на ведении войны. Несомненно, Моррис прав. В капиталистическом государстве вряд ли может создаться иное положение.

* * *

«Стратегия» Морриса сама по себе не представляла бы никакого интереса, если бы она не являлась полемическим произведением, противопоставленным Фуллеру, Лиддел Гарту и другим, и если бы не представляла собой официальной точки зрения английского генерального штаба. Совпадение установок «Стратегии» с официальными находит свое подтверждение в предисловии начальника генерального штаба фельдмаршала Мильна. Этот последний указывает, что стратегические положения Морриса целиком совпадают с английским Полевым уставом, а также подчеркивает, что «Стратегия» рисует правильные перспективы в отношении механизированных войск. Таким образом, критика кампании в пользу моторизации, проводимой Фуллером, Лиддел Гартом и другими, данная Моррисом, является критикой официальной.

Помимо этой критики, в книге Морриса нет почти ничего интересного. Несмотря на горделивое заявление Морриса, что он излагает не стратегию «вообще», а стратегию британскую, а фельдмаршал Мильн считает это положение особо ценным в книге Морриса, — все же на деле мы не находим в ней цельного изложения британской стратегии, если не считать отдельных, не всегда увязанных между собой мыслей.

Теория и практика блокады

Прежде всего необходимо отметить, что Моррис представляет себе войну, которую будет вести Великобритания, как коалиционную войну. Громадное значение отводит он делу блокады враждебного государства. Однако он считает, что дипломатически это нужно делать ловчее, чем делала Германия, объявляя Англии подводную войну. Так, «организуя экономическую блокаду Германии, английская стратегия неизменно вела эту блокаду в строго очерченных рамках, не нарушая морской коммерческой деятельности нейтральных государств». Следствием такой системы действий было то, что «английская блокада, вызвав почти голод в Германии, однако, не вызвала возбуждения какой-либо державы противников. Даже больше того — одно из самых важнейших нейтральных государств — Соединенные Штаты — примкнуло к союзникам».

Вполне оценивая значение морской войны для Великобритании, Моррис все же полемизирует со взглядами Бэкона, изложенными в сочинении последнего «Величие королевств и феодальных владений», считающего, что «решительное морское сражение решает мировые судьбы». Моррис указывает, что в новейшей военной [168] истории вовсе нет примеров, которые бы служили Подтверждением мысли Бэкона, и прибавляет: «Для того чтобы закрепить результаты Трафальгарского сражения, нужны были Лейпциг и Ватерлоо». Эту последнюю мысль о связи морской и сухопутной войн для Великобритании Моррис подчеркивает постоянно. Он считает, что сухопутную войну без использования морских коммуникаций Великобритания может вести лишь в двух случаях: во-первых, в случае десанта противника на побережье Великобритании и, во-вторых, на северо-восточных границах Индии, на которых сосредоточено достаточно сухопутной силы для участия в военных экспедициях. Другими словами, Великобритания только при действиях против СССР, по мнению Морриса, может обойтись без своего морского флота. Во всех же остальных случаях он подчеркивает «наиважнейшую британскую особенность, наитеснейшую взаимозависимость морской и сухопутной стратегии». Моррис считает, что в этом заключается основное различие великобританской стратегии от стратегии континентальных европейских стран.

Приводя цитату из нового Полевого устава: «Уничтожить вооруженные силы противника, опираясь на поддержку и взаимодействие морского флота и авиации», Моррис добавляет:

«В целях более рационального использования нашей сухопутной армии она должна быть переброшена на один из приморских театров войны. При этом без особой необходимости не следует отвлекаться от побережья в глубь неприятельской страны».

Анализируя организационные мероприятия, проведенные в германской армии между 1912–1914 гг., Моррис говорит, что они заслуживают самого пристального изучения, так как этим путем Великобритания сможет увеличить свою готовность к будущей войне с использованием массовой армии. Однако, считая необходимым для Великобритании выставление массовой многомиллионной армии, Моррис придерживается традиционного метода английской буржуазии — не рисковать чрезмерно своими силами.

«...Вследствие этого командование должно с величайшей внимательностью отнестись к использованию вооруженных сил, назначая для каждой задачи такое количество войск, которое действительно требуется для достижения поставленной цели».

Этой осторожности и экономии в силах Моррис придает огромное значение и полемизирует с Клаузевицем, который считал необходимым использование всех своих сил для достижения превосходства в решительных операциях.

Морис отказывается быть пророком

Фуллер, несмотря на крайнюю схоластичность своих теоретических построений о характере будущей войны, имеет то несомненное достоинство, что помимо изучения прошлого опыта он считает необходимым учесть все современные технические сдвиги и достижения и готовиться к формам не той войны, которая уже прошла, [159] а той, которая будет. Он говорит:

«До мировой войны офицеры генерального штаба работали, не думая научно. Они были рабами прошлого, а не господами будущего».

Он требует «заранее подумать о тактическом применении этого нового изобретения» с тем, чтобы, сделав все необходимые организационные выводы, извлечь из «этих нововведений наибольшую пользу».

Моррис к подготовке будущей войны подходит с другого конца. Он считает, что он не может быть пророком «совершенно определенных форм войны», так как считает, что «всякое определенное представление на этот счет не только неправильно, но и вредно». Он лишь снисходительно смотрит на тех авторов, которые стараются предугадать характер будущей войны.

Чувствуя шаткость своей консервативной позиции в вопросах подготовки будущей войны, Моррис делает множество оговорок, балансируя в разные стороны. Он указывает, что «важным явлением нашей эпохи является то, что мы с каждым днем все больше и больше опираемся на механизацию. Наша промышленность и, конечно, наше собственное бытие все больше и больше становится зависимым от фабрик и все меньше и меньше — от невооруженных машиной человеческих рук. В военном мире происходит точно такой же процесс». Моррис считает, что «современные экономические и культурные достижения общества глубоко влияют на характер войны». Но из этого обстоятельства он не делает вывода о необходимости соответствующей работы и подготовки; наоборот, постоянно возвращаясь к принципам стратегии, он старается доказать, что в основном ничего измениться не может, что нужно лишь быть готовыми применяться к новым обстоятельствам войны.

Консерватизм английского министерства проявляется в настоящее время весьма ярко. Несмотря на то, что именно в Англии за последние годы сделаны наибольшие успехи в конструировании танков, несмотря на то, что именно там найдены пути к их массовому производству, именно в Англии военное министерство ведет ожесточенную борьбу с новаторами в деле механизации и моторизации армии. Точно так же и во время империалистической войны великобританское военное министерство было наиболее консервативным в вопросах мобилизации промышленности и долгое время боролось против наиболее передовых и научных методов мобилизации промышленности путем кооперирования. Военные поставщики явочным порядком перешли к кооперированию, и тогда министерству пришлось согласиться с таким порядком вещей. Как известно, Фуллер в своем увлечении механизированной войной доходит до того, что считает будто бы одним налетом бомбардировочной авиации на политические центры противника можно достигнуть окончания войны в течение нескольких часов. Моррис совершенно основательно нападает на эту упрощенную фуллеровскую установку, но неудачно полемически разрешает этот вопрос, стараясь подковырнуть Фуллера, начиная с политических целей войны, безнадежно запутавшись в этом же самом вопросе, [160] критикуя Клаузевица и одного из германских писателей, адмирала Мальтцальма, Моррис считает неправильной формулировку последнего о том, что «вооруженный мир имеет целью подготовку, сил и средств для возможной войны в таком виде, чтобы государство, с политикой которого сталкиваются наши интересы, осталось бы, несмотря на это, в состоянии мира с нами, но с принятием наших условий». Моррис считает, что фуллеровская установка по подавлению политических центров противника является развитием этого самого положения.

Он указывает, что на основании пакта Келлога государства, подписавшие его, «обсуждают войну как средство для разрешения международных споров и отказываются от применения ее как инструмента национальной политики в своих отношениях друг к другу».

Моррис говорит, что «британское правительство за последнюю сотню лет никогда не рассматривало войну как продолжение своей собственной национальной политики» и что поэтому положение пакта Келлога целиком соответствует традиционной политике Великобритании.

Однако вся эта болтовня, использованная в целях полемики Фуллера, немедленно отпадает, как только Моррис говорит о характере британской стратегии. Ссылаясь на то, что географические и политические условия Британской империи весьма своеобразны и что эти условия требуют особой системы британской стратегии, он приводит, между прочим, следующую цитату из английского Полевого устава:

«Нация должна охранять свои жизненные интересы. Вследствие этого она должна быть в состоянии диктовать свою волю в сношениях с другими нациями».

Моррис прибавляет к этому:

«В соответствии с вышеизложенным стратегия должна рассматриваться как искусство употребления всех национальных сил и средств для того, чтобы достигнуть цели войны. Подобная общая стратегия должна включать политическую, морскую, военную и авиационную стратегии».

О роли воздушного флота

В критике Фуллера по вопросу использования военно-воздушных сил Моррис не ограничивается одной лишь «моральной» стороной вопроса. Он переходит в дальнейшем к «деловой» стратегической критике. Получается чрезвычайно интересная картина. Видный английский генерал пишет стратегию современной войны, и при этом британскую стратегию, и вместе с тем вопрос об использовании военно-воздушных сил ставится не в разрезе положительного их использования, а исключительно через призму критики положения Фуллера, под углом зрения отрицания исключительной силы военно-воздушных сил.

Моррис не ищет новых путей использования воздушных сил, путей преобразования сражений и операций. Методы войны в основном [161] неизменны, нужно лишь применить к Мим дополнительный новый ресурс — могущественный воздушный флот. Моррис, конечно, не отрицает возможности использования воздушного флота в совершенно самостоятельных операциях и при этом подчеркивает возможности использования его как в любой сухопутной, так и в любой морской операции. Но тем не менее основное изложение Морриса идет под углом зрения следующего положения:

«Многие энтузиасты могут быть более смелыми в своих суждениях о перспективах для воздушных сил, но эти энтузиасты не связаны определенной ответственностью за свои смелые предсказания».

Касаясь предсказания относительно сокрушительных ударов воздушного флота, он разбирает два отстаиваемые его противниками положения: 1) нейтрализацию военно-морских сил и 2) изолирование сухопутных войск от коммуникационных линий и от баз.

Опровергая эти два положения, Моррис по первому из них указывает, что ввиду недостаточной точности бомбометания авиация не сможет состязаться с более усовершенствованной морской артиллерией, и поэтому его вывод таков:

«Бронированный корабль является гегемоном военно-морского флота и, по-видимому, останется на таком высоком положении еще некоторое время».

Зато в области борьбы с коммерческим морским флотом Моррис предсказывает громадную роль воздушного флота и тем самым высказывается за применение его в целях блокады и борьбы на растянутых морских коммуникациях.

По вопросу о разрушении сухопутных коммуникаций Моррис считает, что конница проделала в истории значительно большие дела по разрушению, чем это может сделать авиация. Он говорит:

«Мало вероятно, чтобы самолеты, двигающиеся с громадной скоростью, могли произвести большие разрушения, чем люди, специально работавшие для этого на земле».

В отношении противовоздушной обороны баз Великобритании Моррис считает, что несколько портов-баз, как это имело место в последнюю войну, является значительной гарантией, и добавляет:

«Наше господство на море дает возможность свободно избирать необходимые порты для баз».

Большую трудность для противовоздушной обороны Моррис видит в сохранении морских баз, которые «обладают громадными машинами и специальными сооружениями, совершенно точно приноровленными к определенному району». Однако на опыте неудачных воздушных атак Брюге (базы германских подводных лодок) Моррис считает, что нет оснований особенно опасаться и за морские базы.

«Короче говоря, — добавляет он, — мы пока не имеем серьезных оснований заключать, что развитие военно-воздушного флота коренным образом изменяет принципы и метод ведения войны».

«С чисто британской точки зрения, — говорит он далее, — важное преимущество, которым обладает современная авиация по сравнению с другими родами войск, пожалуй, заключается в ее способности быстро открывать и вести самостоятельные экспедиции против малокультурного противника». [162]

Моррис согласен признать и то, что «воздушные силы, брошенные для преследования уже разбитого противника, смогут решительно повлиять на исход войны».

Во всем ходе изложения применения авиации Моррис делает бесконечные оговорки. Он готов признать громадную роль авиации в деле разведки, но добавляет:

«Впрочем, нужно всегда учитывать, что результат авиационной разведки зависит от состояния атмосферных условий».

Он готов признать, что авиация может нарушить оперативную связь в тылах у противника, но и здесь следует то же самое, «впрочем», с целым рядом оговорок и т. д.

В общем и целом по вопросам использования авиации, по вопросам влияния строительства воздушных сил на организационные, тактические и оперативные методы ведения войны мы не находим в «Стратегии» Морриса решительно ничего интересного и поучительного, кроме старческого брюзжания против увлекающихся новаторов.

По вопросам о моторизации армии и влиянии ее на характер будущей войны ген. Моррис является такой же брюзгой, как и по вопросу об авиации. И это брюзжание является выражением официального взгляда британского генерального штаба, начальник которого в предисловии к книге говорит:

«Обращаю внимание на главу этой книги, трактующую о подвижности. Эта глава рисует правильные перспективы в отношении механизированных войск».

Моррис, конечно, «не возражает» против моторизации, он готов даже признать, что «в будущей войне надежды в значительной степени возлагаются на усовершенствование машины». Он даже гордится тем, что англичане являются пионерами в деле применения танков и т. д., но... «наше стремление к маневренности, которая является основной целью механизации армии, было затуманено той дискуссией, которая разгорелась по вопросу о значении брони». Моррис упирает на то, что танки явились порождением позиционной войны и «как стремление преодолевать гигантскую силу современного огня и таким образом приобрести свободу действий».

Конечно, Моррис признает громадное значение брони на танке, но... «броня отяжеляет танк» и т. д. и т. п.

Для Морриса несомненно, конечно, что танки явились большой внезапностью во время империалистической войны для немцев, но... «такой внезапности уже не будет в будущей войне». Почему Моррису представляется, что этой внезапности не будет? Да потому, что он видит войну в ее старых формах, он не видит возможности путем массового внедрения танков изменить методы ведения боя и операции, не видит возможности создавать для противника внезапные условия развития операции путем этих нововведений. По Моррису, война должна развиваться по-старому, и существенного отличия в использовании нескольких десятков или сотен танков в сражении от использования их многими тысячами он не видит и видеть не хочет. И это несмотря на то, что Моррис должен [163] все же признать, что современная большая промышленность играет такую же роль, какую играли большие батальоны у Наполеона. Успехи автомобильной промышленности, шестиколесного автомобиля и танкостроения, возможность производить танки громадными массами, для чего требуется высокоразвитая промышленность, не наводят все же Морриса ни на какие определенные соображения, и он, боясь быть «пророком», воздерживается от подготовки новых форм войны, веря лишь в то, что видел, в то, что привычно, в то, что испытано. По выражению Фуллера, это — типичный «раб прошлого».

Моррис «в порыве справедливости» готов даже признать, что в будущем не исключена возможность повторения маневра в наполеоновском стиле. Он говорит:

«Представьте себе только на одну минуту такое положение, когда с одной стороны действует механизированная армия, не встречающая со стороны неприятеля никаких противотанковых средств сопротивления. Разве в этом случае не создаются широкие возможности для стремительного прорыва фронта противника, как это в свое время практиковал Наполеон».

Но это только временный порыв. В основном же Моррис отмечает, что «большинство великих полководцев, как, например, Кромвель, Мальборо, Фридрих Великий, Наполеон, генерал Ли, всегда обращали значительное внимание на создание и поддержание в своих армиях подвижного рода войск». И Моррис будет рад, если взамен старого подвижного рода войск — конницы — в составе армии будет хорошо организованный и подвижной род войск, в котором осуществлена проблема механизации.

Точно так же как и для воздушного флота, Моррис видит широкое применение моторизованных войск в колониальных войнах Великобритании.

* * *

Итак, в «Стратегии» Морриса мы не находим ничего поучительного и практически полезного. Наибольший интерес она представляет с той точки зрения, что вскрывает внутреннюю борьбу, происходящую в армии британского империализма, которая, весьма возможно, вызывается не столько личной склонностью тех или других генералов или офицеров к новым или старым родам войск, сколько тем, интересы каких промышленных групп они отражают. Не говорят ли интересы промышленников, изготовляющих артиллерию и снаряды, устами ген. Морриса и фельдмаршала Мильна. И не отражаются ли интересы автомобильной и авиационной промышленности во взглядах Фуллера, Лиддел Гарта и других «новаторов».

Было бы крайне интересно вскрыть и проанализировать экономическую подоплеку этого, казалось бы, чисто теоретического спора.

Подготовка новой войны против СССР{186}

С каждым днем все больше и больше расшатываются устои капиталистического мира. Небывалый в истории мировой экономический кризис, развивающийся на основе общего кризиса капиталистической системы, охватил все буржуазные страны и все важнейшие отрасли производства. Число безработных в капиталистических странах перевалило уже за 35 млн. человек и продолжает возрастать. Идет широкое наступление буржуазии на рабочий класс: сокращается заработная плата, уменьшаются пособия по безработице, удлиняется рабочий день и т. д.

Миллионные массы крестьян разоряются вследствие падения цен на сельскохозяйственные товары, высоких налогов, огромной арендной платы и высоких процентов по долгам.

Мировая буржуазия, опираясь на социал-фашистов, усиливает и без того жестокую эксплуатацию трудящихся, громит революционные и рабочие организации, расстреливает демонстрации, загоняет в подполье коммунистические партии. Но эти меры не помогают. Жестокий кризис ширится и растет, растет и борьба трудящихся масс всех стран за свое освобождение от гнета и эксплуатации.

Успехи строительства социализма в СССР все более убеждают трудящиеся массы всех стран, что из нищеты и угнетения можно выйти только путем пролетарской революции. Бурный рост СССР вызывает страх и бешеную ненависть буржуазии. Против СССР, занятого мирным строительством и твердо проводящего политику мира, готовится новая империалистическая интервенция. Еще никогда эта подготовка нового нападения на нас не проводилась так открыто и настойчиво. Министры Америки, Англии, Франции и других капиталистических стран непрерывно разъезжают из одной страны в другую и в поисках выхода из кризиса, для спасения своих капиталов настойчиво и лихорадочно сколачивают антисоветский фронт. Подготовка к войне проводится и в виде прямых вооруженных нападений, как это было на Китайско-Восточной железной дороге. Война против СССР подготовляется и [165] экономическим путем, путем борьбы с вывозом наших товаров за границу. Она организуется всей буржуазной печатью, которая непрерывно проводит кампанию лжи и клеветы против нашей партии, нашей страны и нашего строительства. Буржуазия выступает открыто в виде провокационных покушений и нападений на наших представителей за границей.

Вместе с ростом кризиса капитализма растет и военная опасность. Буржуазия ищет выхода из создавшегося положения путем новой войны и нового нападения на Советский Союз. Военная промышленность в капиталистических странах растет все время, несмотря на кризис.

Международный пролетариат на страже СССР

Рабочий класс всех стран, ведя ожесточенную классовую борьбу со своей буржуазией, вместе с тем мешает нападению империалистов на наш Советский Союз, сознательно защищая его как ударную бригаду мирового пролетариата. В международный красный день (1 августа) как в прошлом, так и в этом году рабочий класс всего мира ответил мощным выступлением протеста против подготовки новой войны и нападения на Советский Союз.

Благодаря нашей политике мира и этой международной пролетарской солидарности, благодаря успехам нашего социалистического строительства, а также укреплению нашей обороноспособности и в первую очередь Красной Армии, мы избежали до сих пор вооруженного нападения (интервенции) империалистов.

Генеральная линия партии обеспечивает укрепление обороноспособности страны

Индустриализация СССР, социалистическая перестройка деревни и громадная культурная работа в нашей стране дают нам все более культурного и классово сознательного бойца, а также все большее количество технических средств борьбы. Красноармеец должен принимать активное участие в выполнении пятилетки, в социалистическом переустройстве деревни и овладевать той техникой, которой с каждым годом все больше и больше насыщается Красная Армия. Красная Армия является величайшей силой, обеспечивающей строительство социализма.

Ударничество и социалистическое соревнование на манёврах

Маневры — это высшая ступень тактической и политической учебы и полевой закалки войск, отчет о достижениях в учебе. Маневрами завершается годовая учебно-воспитательная работа, а потому они являются наиболее широким полем для социалистического соревнования между войсковыми частями, для поверки выполнения контрольных цифр боевой подготовки. [166] На основе соревнования и ударничества должен проходить каждый этап и ход маневров.

В первую очередь соцсоревнование должно охватывать развитие самостоятельности, мобильности и смелости. Способность к обтеканию флангов и к проникновению в щели боевого порядка противника, способность к быстроте и решительности на основе образцовой, классовой, сознательной дисциплины должны особенно проверяться в соцсоревновании. Соцсоревнование должно охватывать политическую, тактическую и специальную подготовку войск, организацию тыла, порядок движения в колонне, работу среди населения (организация красных обозов с хлебом, распространение займа третьего решающего года пятилетки и т. п.).

Руководство маневрами и посреднический аппарат должны основывать свою работу на широком учете ударничества и соцсоревнования.

Смычка трудящихся и Красной Армии на манёврах

Наши маневры представляют собой смотр боевой мощи Рабоче-Крестьянской Красной Армии и ее готовности к защите интересов рабочего класса и трудящихся всех стран. В то же время они укрепляют смычку рабочих и крестьян с Красной Армией.

Маневры в этом году будут проходить в обстановке громадного роста и успехов социалистического строительства Советского Союза, в условиях, когда страна завершает построение фундамента социалистической экономики.

Во время маневров красноармейские части близко соприкасаются с населением. Поэтому каждый красноармеец должен быть проводником политики партии и Советской власти, уметь разъяснять среди широких масс трудящихся величайшие достижения истекших лет, а также и ближайшие задачи социалистического строительства.

Мы проводим ликвидацию кулачества как класса на основе сплошной коллективизации. Мы ведем и будем вести жестокую борьбу с кулаком и кулацким влиянием даже в районах, где раскулачивание уже проведено. Несомненно, что, как и в прошлые годы, бешено сопротивляющийся кулак и подкулачники используют все средства, чтобы повлиять на бойцов Красной Армии. Всякой такой попытке кулацкой агитации красноармеец должен дать жестокий отпор.

Маневры будут проходить в разгар хлебозаготовительной, уборочной и осенней посевной кампании и в период размещения займа третьего решающего года пятилетки. Надо при всякой возможности активно помогать проведению этих кампаний, против которых всеми силами будут бороться кулак и подкулачник.

Красноармейская активность на маневрах должна помочь укреплению колхозов и дальнейшей коллективизации и укреплению новых кадров колхозных работников. [167]

Каждый красноармеец при всяком соприкосновении с населением должен помогать рабочим, крестьянам-беднякам и середнякам разоблачать кулацкую и поповскую агитацию, слухи и сплетни врагов Советской власти, пытающихся подорвать наше строительство и охаять колхозное движение.

Он должен по-братски относиться ко всем национальностям, с которыми ему придется встречаться на маневрах.

Все это требуется для того, чтобы каждому, даже самому отсталому трудящемуся, стало ясно, что Красная Армия — подлинное детище рабочих и крестьян.

Красноармейская активность должна оживить все формы военной работы в деревне (кружки Осоавиахима, работа с переменниками, военная работа в колхозах и сельсоветах, помощь семьям красноармейцев).

Передовая техника, передовые методы ведения боя

В связи с успехами индустриализации СССР неуклонно растет и военная техника в РККА. Основная задача бойца состоит теперь в том, чтобы суметь в полной мере овладеть той техникой, которая имеется в частях, и достигнуть при помощи ее высших форм тактического искусства.

Красная Армия доказала во время дальневосточных событий свою высокую классовую сознательность, героизм и истинный интернационализм. Вместе с тем мы проверили на практике правильность наших уставов. Мы проверили и то, что тактические ошибки, недостаток мобильности и напрасные потери имели место там, где не знали и не умели применять наших уставов. Мы никогда не боимся признавать наши ошибки и, признав их, беремся решительно их искоренять.

Умелое применение уставов в бою, основанное на самой широкой и смелой инициативе, повышение использования нашей техники при тактической грамотности, вся работа на основе ударничества и соцсоревнования — вот то, что обеспечивает Красной Армии неудержимый, бурный рост ее боевой мощи. Каждый красноармеец должен быть ударником в деле повышения боеспособности Красной Армии.

Дисциплина и бодрость — залог победы

Полевая походная и боевая обстановка требует от каждого бойца огромного напряжения всех его сил. Необходимость этого напряжения на войне понятна всякому, на маневрах оно может показаться подчас чрезмерным и излишним. Опыт маневров должен показать каждому красноармейцу, что без величайшей выдержки и строжайшей дисциплины армия не может быть боеспособной.

Наша дисциплина основана на осознании красноармейцем тех [168] классовых интересов, которые он отстаивает с оружием в руках. Сознательная дисциплина, соединенная со способностью красноармейца к самостоятельным, смелым действиям, с предприимчивостью, с горячим интересом ко всем изменениям обстановки, — вот что создаст выдающегося бойца. В этом направлении должно развиваться и соревнование между красноармейцами. Члены партии и комсомольцы должны быть в нем первыми ударниками, руководителями и застрельщиками.

Маневры — дело тяжелое и трудное. Успеха на них добиваются те войска, которые умеют бодро переносить все тяготы. Поэтому никогда не следует терять бодрости, следует помнить, что веселое, уверенное слово, шутка подбадривают товарища, а общая бодрость — залог боевого успеха.

Развивая сознательность и наблюдательность

Красноармеец всегда должен стремиться к тому, чтобы правильно понять, как ведется бой, с какой постепенностью он развивается и как вводят в него, по мере надобности, различные боевые средства. Этому пониманию сильно помогает красноармейская печать, которая день за днем и шаг за шагом освещает маневренную деятельность войск. Особенно следует изучать разборы столкновения и ходов маневров.

Сам красноармеец-военкор оказывает большую пользу общему делу, когда дает в газету свою заметку с оценкой боевых действий своей части на маневрах, сравнивая эти действия со всем тем, что он сам усвоил и изучил за эти годы. В военное время от наблюдательности и сообразительности бойцов во многом зависит быстрое и правильное понимание тех новых приемов боя, которые выдвигаются войной. Новые виды вооружения появляются во время каждой войны, а всякая такая новость часто заставляет изменять и боевые действия войск. Красная Армия по части военной техники добилась за последние годы крупнейших успехов. Она улучшила свое вооружение и тактическую подготовку. Но на достигнутых успехах застывать не приходится: военное дело непрерывно движется вперед и непрерывно развивается. Следить за этим — обязанность каждого бойца.

Наблюдать за полем боя, отыскивать пулеметы, наблюдательные пункты противника и проч. и немедленно докладывать об этом своему командиру — это одна из основных обязанностей красноармейца, от которой в значительной степени зависит успех боя.

Во взаимодействии — сила

В чем главные особенности современного боя? После империалистической войны весьма усилилось пулеметное вооружение пехоты. Это резко повысило способность пехоты и всех войсковых соединений к обороне. Поэтому наступление тоже требует от пехоты [169] хорошего использования своих пулеметов и искусного маневрирования совместно с другими родами войск.

Пехотным частям даются определенные цели для наступления. Для достижения их общевойсковой командир и его штаб разрабатывают план наступления и атаки. План предусматривает всю сложность боя и организует управление наступлением на различных рубежах в глубину. Руководствуясь этим планом, артиллерия ведет огонь так, чтобы расстроить пулеметную основу оборонительной полосы противника. Артиллерия, таким образом, дает возможность пехоте своевременно произвести сближение, затем наступление, изготовиться для атаки и атаковать противника. Танки помогут преодолеть искусственные препятствия противника, а также помогут в дальнейшей атаке. В дальнейшем во время прорывания оборонительной полосы противника во всю ее глубину безотказное взаимодействие пехоты, артиллерии и танков должно быть непрерывным.

Таким образом, наступающей пехоте во время движения к противнику помогают и заранее для нее подготовляют успех другие рода войск, в первую очередь артиллерия.

Такая же помощь оказывается и коннице, когда она спешивается.

Чтобы помощь артиллерии была более действительной и соответствовала быстротечному развитию боя, артиллерия разделяется на группы поддержки пехоты (ПП). Эти группы оказывают поддержку определенным пехотным частям. От командиров частей они получают и боевые задачи. Пехота в этом случае указывает артиллерии, какую она должна обстрелять цель и куда переносить огонь при дальнейшем передвижении. Точно так же пехота указывает цели и танкам ДПП (дальней поддержки пехоты), уничтожающим главным образом станковые пулеметы противника и НПП (непосредственной поддержки пехоты).

Быстрота развития боя зависит от скорости наступления пехоты, а значит, от смелости, расторопности и предприимчивости отдельных бойцов. Эта быстрота зависит также и от искусства бойцов других родов войск, например от способности, храбрости и настойчивости артиллеристов и связистов из отделения связи с пехотой. Они должны вовремя, без задержки передавать на батарею требования пехотных командиров. При переправах через реки успешность и быстрота развития боя зависят не только от пехоты, но и от саперов и т. д.

Пехота выносит на себе главную тяжесть боя, она преодолевает громадные трудности лицом к лицу с противником, ведет огневой и рукопашный бой и закрепляет достигнутую победу. Поэтому артиллеристы, связисты, химики, саперы и прочие специалисты обязаны всемерно содействовать пехоте, облегчать трудности ее боевой работы, помогать ей добиваться победы с наименьшими потерями.

Все это говорит за то, что каждый красноармеец должен понимать [179] тактику (способ боевых действий) не только своего рода войск, но и тех, которые его поддерживают, обслуживают, с которыми он работает вместе.

Красноармеец не может быть только немым исполнителем. Он и сам должен быть творцом, деятельным участником боя. На маневрах ему необходимо не только воспользоваться тем, чему его учили, но еще и подметить, в чем сказались наши недочеты, как мы от них должны избавиться и что сам красноармеец может и должен сделать для того, чтобы толкнуть вперед дело нашей тактической подготовки.

Самостоятельно действовать, а не ждать распоряжений

Несмотря на огромную помощь всех родов войск, окончательный успех боя зависит от пехоты, от того, возьмет пехота занятый противником рубеж или нет. На плечи пехоты в бою выпадают самые большие трудности и опасности. Поэтому быстрота развития боя на деле зависит от политической сознательности и уверенности пехоты в своих силах, от ее способности к героизму, от ее настойчивости в порыве вперед. Каждый красноармеец-пехотинец должен постоянно помнить о том, что от его личной отваги, ловкости и подвижности зависит судьба боя.

Во время сближения пехота батальонными колоннами движется большей частью по скрытым подступам, где красноармеец действует по приказам и команде командира. С началом наступления в рассыпном строю красноармеец становится вполне самостоятельным бойцом, сознательно выполняющим общую задачу своей части. В это время от почина и умения отдельных бойцов зависят напор и стремительность наступления всей части.

Часто думают, что раз наступление ведется пехотой строго по приказам командиров от рубежа к рубежу, то частному почину бойца проявиться негде. Это ошибка, которая сплошь и рядом является источником самых крупных наших тактических недочетов. Такое мнение поражает ту самую медлительность, сонливость и малоподвижность, с которыми мы ежечасно боремся и от которых понемногу избавляемся. Оно превращает бойцов и командиров в «ждущих распоряжений», в то время как таких распоряжений дождаться трудно. Напряженность, шум боя и широкая расчлененность пехотных строев не позволяют даже самому лучшему командиру постоянно управлять стрелками и даже видеть их.

Наступление пехоты требует большого мужества. Оно будет проявлено отдельными бойцами лишь в том случае, если они будут воспитаны в духе самостоятельного (инициативного) наступления. Поэтому «жду распоряжений» — это отговорка для бездеятельного, для плохого бойца, чаще всего для труса.

В чем состоит самодеятельность и почин наступления? В том, что если, например, командир приказал своим стрелкам выдвинуться на какой-нибудь рубеж, то как бы ни была велика опасность, [171] каждый стрелок обязан выполнить этот приказ, не медля ни одной минуты, не дожидаясь ни указаний, ни подталкивания, и выполнить, даже если на пути встретятся непредвиденные трудности. Но исполнение этого приказа, т. е. достижение рубежа, не означает, что красноармеец не имеет права продвинуться и дальше его. Командир, когда подавал свою команду, мог ведь и не заметить со своего места, что его часть может беспрепятственно продвинуться еще дальше. Если же рядовой боец, выйдя на указанный рубеж, отлично видит, что беспрепятственно и не мешая огню соседей может продвинуться дальше, то он имеет право это сделать по собственному почину. Более того, он обязан это сделать, если он действительно хороший боевой красноармеец.

Во время прорыва оборонительной полосы противника такая доблесть, такая сноровка рядового бойца особенно необходимы. Ведь ни один командир во время движения части вперед не будет кричать «стой», «ложись». Наоборот, он будет все время требовать: «вперед». Поэтому красноармейцу нужно так воспитать себя, чтобы командиру не приходилось подгонять, а чтобы, наоборот, сам красноармеец тянул вперед весь боевой порядок. Военкоры должны отмечать в газетах тех из своих товарищей, которые проявили и постоянно проявляют способность и умение самостоятельно, не ожидая распоряжений, бросаться вперед и решительно развивать наступление. Наш Боевой устав пехоты и Полевой устав требуют именно таких смелых и самостоятельных действий. Только в обороне никто не имеет права бросать своего места, т. е. отходить назад без приказа командира. Вот каким должен быть в бою красноармеец-ударник.

Быстро подняться с ночлега, быстро построиться, быстро развернуться, быстро выполнить каждую команду, смело и самостоятельно действовать в наступлении — вот те основы, на которых строится тактика подвижной и способной к победам армии. Командиры и политработники, партийные и комсомольские ротные ячейки должны оказать полную поддержку красноармейцам в развитии этих основных качеств бойца, широко применяя здесь метод социалистического соревнования и ударничества.

Само собой понятно, что все сказанное касается не только пехоты. Не меньше, если не больше, это касается танков, конницы и других родов войск.

Подготовленный боец лишит врага его техники

В современной войне надо быть всегда готовым к нападению авиации и мотомеханизированных частей противника.

При нападении авиации с ней ведут борьбу наши истребители, артиллерия, пулеметы, а в некоторых случаях назначенные стрелковые отделения. При появлении самолетов противника надо соблюдать строгий порядок, быстро выполнять приказы командного состава, укрываться в указанных укрытиях и приготовлять противогаз. [172]

Ни в коем случае нельзя открывать беспорядочный огонь из винтовок. Зато тот, кто назначен для борьбы с самолетами и наблюдения за их появлением, обязан быть бдительным, спокойно и метко вести огонь по воздушному врагу, помня, что от этого зависит жизнь многих остальных бойцов и достижение поставленной цели всех наземных действий.

Для борьбы с танками и броневиками прежде всего служат специальные противотанковые минные поля и другие препятствия, а также пушки батальонной, полковой и дивизионной артиллерии. За появлением танков надо тщательно наблюдать. От бдительности наблюдателей зависит своевременное отражение нападения танков. При появлении танков надо укрыться в окопе или за закрытием (наблюдение из танка плохое) и вести огонь по следующей за танками пехоте и по наблюдательным щелям танка. Если пехота противника отражена, то танки вряд ли будут иметь успех: они или попадут в плен или будут расстреляны артиллерией. Когда танк подходит совсем близко, то под гусеницы танка нужно бросать гранаты заранее приготовленными связками по 5–7 штук.

Топкое болото, густой лес или вырубка с толстыми пнями, овраги и балки с крутыми, обрывистыми берегами, речки не менее 2 метров глубиной не пропустят танка. В деревнях на дорогах без обходов (по сторонам болото) можно загораживать дорогу бревнами, поваленными деревьями и т. д. Когда танк или какая-либо другая машина остановится и команда выйдет убрать препятствия, тогда внезапным огнем надо перебить команду и захватить машину.

Против танков надо действовать смелее и помнить, что даже в непосредственной близости можно бороться с танком. Непосредственно рядом с собой танк поражать не может, так как его пулеметы и пушки стреляют под определенным углом и рядом с танком есть некоторое непоражаемое пространство.

При применении противником химических средств немедленно, по тревоге надо надеть противогаз и продолжать выполнять свою задачу. При попадании на зараженные места переходить их можно только по приказу командиров после дегазации или же по проходам, указанным химическими разведчиками или командирами.

Огонь и движение — основа боя

Во время наступления красноармеец не должен оглядываться на соседей. Он самостоятельно выбирает себе место, которое как можно более укрывает его от наблюдения противника и вместе с тем позволяет вести по противнику огонь. Выбор огневой позиции при наступлении и при обороне зависит от самой обстановки боя. При наступлении важно лишь обстрелять противника, но не важно, если между стрелками (пулеметом) и противником имеются мертвые пространства...

Перебежки надо делать стремительно и падать (ложиться) быстро. [173]

Маневры являются лучшей школой выработки таких сноровок.

В бою слабо дисциплинированный боец во время ведения огня волнуется. Если он сам себя не воспитал в мирное время на спокойном, уверенном ведении огня, в противника он не попадет.

Маневры являются в этом отношении прекрасной школой. На них каждый красноармеец должен правильно устанавливать прицел и верно прицеливаться. Посредник не всегда сумеет проверить, правильно ли нашел цель и прицеливается боец. Сам красноармеец должен воспитывать себя на правильном ведении огня. Привыкнув к этому при стрельбе холостыми патронами на учениях и маневрах, боец сохранит эти навыки и на войне.

Следи за полем боя

Пехоте трудно вести наступление и добиться успеха, пока не будут подавлены пулеметы противника. Для того чтобы их подавить, надо их найти и указать их своим пулеметам и артиллерии, а это дело нелегкое. Одному командиру определить местонахождение пулеметов противника невозможно. Этому делу должна помочь вся красноармейская масса. Каждый боец должен все свое внимание напрячь для того, чтобы точно определить, где находится неприятельский пулемет. Очень часто стрельбу пулемета слышишь, а откуда она идет, определить не можешь. Здесь нужны сноровка, опыт и большое внимание. Особенно трудно определить местонахождение пулемета, ведущего огонь с закрытой позиции.

Но красноармеец не только должен уметь найти пулемет, он должен уметь и указать его, точно объяснить по местным предметам его место. О каждом замеченном пулемете следует немедленно доложить своему командиру, ближайшему пулеметчику, а также передовому артиллерийскому наблюдателю, если он находится поблизости. Это один из самых важных вопросов подготовки наступательного боя. Поэтому будет полезно, если для определения пулеметов противника будет организовано широкое соревнование на маневрах.

Каждый красноармеец должен интересоваться, где расположены свои, соседние пулеметы — ручные и станковые, а также знать, где находится передовой артиллерийский наблюдатель.

Красноармейцу надо хорошо знать службу подноса патронов, внимательно следить за их расходованием и своевременно докладывать командиру о необходимости пополнения.

И в наступлении и в обороне командир отделения может выйти из строя. Могут быть выбиты и его заместители. Нельзя допускать потери времени в замещении убывшего командира. Если нет заместителя, то в командование вступает тот красноармеец, который более расторопен, смел и находчив и который первый скомандует: «Отделение! Слушать мою команду!» [174]

Для атаки подходи ближе к противнику

Пока артиллерия обстреливает передний край оборонительной полосы противника, необходимо как можно ближе подобраться к нему. На 200 метров подойти вполне возможно, не боясь своей артиллерии. Если в это время отдельный наш снаряд неожиданно и залетит в расположение своих войск, то он сделает меньше вреда, чем противник, когда наша артиллерия уже перенесет свой огонь, а бегущая издали в атаку пехота будет расстреливаться поднявшим голову противником.

Надо всегда иметь в виду, что, как бы ни была сильна артиллерийская подготовка, она никогда не сможет уничтожить противника полностью. Она сможет напугать его, пригнуть к земле, нанести ему большие потери. Однако атакующая пехота должна помнить, что. если она не подойдет как можно ближе к поражаемым артиллерией целям, если она хоть немного замешкается с атакой после того, как артиллерия уже перенесла свой огонь в глубину неприятельского расположения, то противник может очухаться, поднять голову и нанести атакующим большие потери. Поэтому пехота должна возможно ближе подойти к разрывам своих артиллерийских снарядов. Но как только огонь будет перенесен в глубь расположения противника, пехота должна ураганом набрасываться на неприятеля и не давать ему ни одной лишней минуты на «очухивание».

Если для прикрытия движения пехоты поднята дымовая завеса, то необходимо всеми силами стремиться вперед, чтобы под прикрытием дыма возможно ближе подойти к противнику.

Учись действовать с танками

Современные танки — мощное средство наступления. Они прокладывают дорогу пехоте, подавляют огневые средства противника, расстраивают его боевой порядок и ведут борьбу с его артиллерией.

Следом за танками идет пехота и закрепляет достигнутый совместно с танками успех.

Пехота и сопровождающие ее пушки батальонной и полковой артиллерии обязаны оказывать танкам всевозможное содействие: уничтожать противотанковые орудия, помогать танку огнем по прислуге пулеметов и орудий противника, указывать необходимые цели и т. д.

При поддержке танков нечего бояться поразить их своим огнем: танк надежно защищен от ружейных и пулеметных пуль, огонь стрелков и пулеметов не может принести ему вреда.

Если танки задержались и не могут двигаться дальше, пехота должна продолжать наступление при поддержке артиллерии и пулеметов. Каждый боец должен знать, что танки только поддерживают пехоту в бою, но не заменяют ее. [175]

Распространяй атаку вглубь

Атака в первую голову ведется на пулеметы и на группы стрелков, иначе говоря, на огневые очаги противника на его переднем крае. Но с занятием этих первых огневых очагов дело не кончается. Пехота должна произвести еще ряд атак против таких же очагов, расположенных в глубине неприятельской обороны. Подходя к переднему краю противника, красноармеец должен хорошо вдуматься в план атаки того огневого очага, на который направляется его отделение.

Необходимо, чтобы стрелковый взвод маневрировал; т. е. стремился к тому, чтобы огонь и направление атаки велись по определенному плану, наиболее подходящему к обстановке.

В боевой обстановке, особенно перед атакой, командиру взвода трудно командовать так громко, чтобы его услышали все. Отделениям многое придется делать и по собственному почину. А в самих отделениях многое будет делаться по почину отдельных бойцов. Поэтому каждый красноармеец должен быть не только участником, но и творцом маневра и атаки. Каждый боец должен ясно понимать общий план действий взвода и направлять свою деятельность так, чтобы она не шла вразрез с общими действиями, а, наоборот, помогала, выправляла и обеспечивала их.

Большую самостоятельность стрелковые и пулеметные отделения, а также отдельные бойцы должны проявить после овладения каким-либо огневым очагом противника. Одним очагом ведь дело не кончается. За первым надо атаковать второй, за вторым — третий и т. д.

Скорость движения возлагает очень большие обязанности на артиллеристов и на связистов. Отделения для связи с пехотой должны четко выполнять свои обязанности, чтобы не отставать от передовых частей наступающей пехоты и чтобы связь при этом не терялась. Полного взаимодействия пехоты и артиллерии достигнуть нетрудно при медленном наступлении и очень трудно — при быстром. А мы должны уметь наступать очень быстро. Поэтому каждый артиллерист должен помнить, что если он не сделает всего от него зависящего, если он не напряжет всех сил, то быстро наступающая пехота останется без артиллерийской поддержки и понесет ненужные потери.

При дружном стремлении вперед не страшны засады

Смелое, безудержное прерывание и преследование может быть окончено только тогда, когда живая сила и артиллерия противника будут захвачены в плен или уничтожены.

При развитии таких смелых действий иногда опасаются засад неприятеля. Конечно, такие засады возможны, но только в том случае, если наступательные действия будут вестись лишь отдельными, [176] не связанными друг с другом бросками вперед одиночных людей или отделений.

Если же все или большинство отделений и отдельных бойцов будут действовать смело и напористо, то никакие засады не страшны, так как таковые сами попадут под фланговый удар наших частей.

Таким образом, если пехота понимает свои задачи, если она правильно воспитана в духе смелости, напора и почина, то ей не страшны никакие засады противника. Хорошая пехота сумеет использовать каждую оплошность противника. Если в его расположении обнаруживается какая-нибудь щель, трещина, то в эту трещину надо обязательно пролезть и постараться ее раздвинуть, расширить. Появление в боевом расположении противника даже отдельных бойцов расстраивает его, нарушает его оборону и наводит на него панику. Найти его фланг, внешний или внутренний, обойти его и атаковать — вот к чему должна стремиться каждая пехотная часть и каждый отдельный боец.

Во время разведывания и в бою с неприятельским охранением точно так же требуется большая самодеятельность и напористость. Следует всегда помнить, что самые важные сведения о разведке добываются боем и захватом пленных.

Пехоте на маневрах надо хорошо знать и уметь применять правила борьбы с авиацией противника и ее химическими средствами.

Пехота должна уметь вести наступательный бой совместно с танками, держа с ними теснейшую связь; должна уметь бороться с вражескими танками, ведя огонь по их смотровым щелям и поражая следующую за танками пехоту противника.

В обороне будь стойким

Уничтожить противника и добиться окончательной победы можно только наступлением. Однако нельзя наступать по всему фронту и беспрерывно. Иногда выгодно временно перейти к обороне. Каждый боец в обороне должен так выбирать себе место, чтобы прежде всего можно было видеть и поражать огнем наступающего противника. Достигнуть ycfiexa в оборонительном бою можно только в том случае, если все бойцы будут драться до последней возможности.

Ни в коем случае нельзя отходить даже тогда, когда соседние огневые точки захвачены противником. Надо приложить все силы, чтобы огнем задержать его и атакой ударных групп уничтожить ворвавшегося противника. Отходить можно только по приказу.

Когда будет приказано отходить, то первыми отходят стрелковые отделения. Пулеметы до последней возможности если нужно, то, жертвуя собой, прикрывают отход стрелков. Артиллерия самым напряженным огнем также обеспечивает отход, в крайних случаях не останавливаясь перед явными потерями. [177] Выход из боя должен происходить перекатами: когда одни отделения, взводы, батареи отходят, то другая их часть огнем сдерживает противника.

Даешь технику!

Своевременная чистка и смазка и правильное обращение с техникой при ее использовании — основное для обеспечения безотказной работы оружия и техники в бою.

С техникой, которая вследствие плохого ухода пришла в негодное состояние, нельзя добиться победы.

Каждый красноармеец должен понимать, насколько важно сбережение техники. Что получится, если моторы самолетов и танков будут отказывать в работе, приборы для стрельбы в артиллерии будут врать, пулеметы будут расшатаны и побиты, у винтовок будут сбиты мушки, погнуты штыки и прицельные рамки, у гранат заржавеют ударники и будут сломаны пружины, в противогазах слипнется от непротертого пота резина и засорятся горловины и т. д.? Ясно, что в таких условиях много прольется лишней крови и трудно рассчитывать на успех в бою.

Нужно строго выполнять все указания командиров по уходу за техникой, любить и беречь свое оружие, чтобы оно без промаха било по целям, не отказывало в критическую минуту.

Необходимо помнить, что всякая порча и потеря оружия, требуя замены или крупного ремонта, загружает бесцельно нашу промышленность, отнимает у фронта те новые образцы оружия, которые могли бы быть сделаны вовремя и т. д.

На походе храни порядок

Высокая маневренность достигается умением войсковых соединений производить стройные и быстрые марши. Для этого колонны должны, не растягиваясь, двигаться только по одной стороне дороги. Если же красноармейцы не соблюдают этого правила и занимают всю дорогу, то тем самым они прекращают возможность управления колонной. Это управление возможно лишь в том случае, если одна сторона дороги свободна и конные ординарцы, мотоциклы и автомобили могут двигаться без задержки, отвозя донесения и передавая приказания. Колонна, идущая строго по одной стороне дороги, всегда будет иметь большое преимущество во встречном бою перед колонной, беспорядочно занимающей всю дорогу. Таким образом, требование движения по одной стороне дороги вызывается не стремлением к красоте движения, а стремлением сделать колонну подвижной, маневренной, боеспособной.

В походе красноармеец должен тщательно следить за своей обувью и ногами. Мытьем ног, правильной обмоткой, правильно завернутой портянкой, смазыванием обуви боец предотвратит потертость ног и сохранит свою бодрость. [178]

Красноармейцам-посредникам на маневрах следует помнить, что их обязанности заключаются не только в том, чтобы следить за правильностью применения к местности и ведения огня, но и в том, чтобы развитие боя на маневре поощряло самодеятельность, смелость, напор, предприимчивость бойцов. Этим постоянно должен руководствоваться каждый посредник. Ошибки, которые посредники допускали в прошлом и которые заключались в том, что они убивали частный почин бойцов, необходимо окончательно изжить.

Настоящая памятка охватывает лишь те учебно-тактические вопросы, которые мы должны твердо усвоить на маневрах, которые являются наиболее ударными и важными для нас.

На маневрах каждый красноармеец должен сознательно стремиться выполнить поставленные перед армией учебно-тактические задачи. Для этого недостаточно выполнять одни приказы. Надо, чтобы каждый красноармеец в каждом отдельном случае, в различной обстановке проверял себя в усвоении учебных и тактических требований и в правильности своих действий.

Маневры стоят дорого. Тот, кто не выполняет предъявленных к нему требований, зря сорит народные деньги.

Все внимание, все усилия и энергию маневрам! Только таким путем можно выполнить долг перед своей частью, Красной Армией и трудящимися СССР и всего мира.

Новые вопросы войны{187}

Глава I.
Вооружение

Прошлая империалистическая война на базе широкой мобилизации промышленности породила новый, более сложный и совершенный вид боя, чем тот, который предполагался до 1914 г. Но вместе с тем новая система боя не была еще обеспечена полностью к концу войны потребным соотношением родов войск (эта незаконченность материального вооружения армий была неодинакова для разных стран). Вполне естественно поэтому стремление теоретической военной мысли в первую очередь доработать тактическую и оперативную систему 1918 г. до ее логического завершения. Большинство военных теоретиков, особенно французской школы, ставят перед собой именно такую задачу и даже ограничивают этим задачу развития современного военного дела. Практически вопрос сводится к разрешению пулеметно-артиллерийского противоречия в бою, т. е. противоречия между средствами обороны и подавления. Уже в процессе империалистической войны появились новые технические элементы, могущие изменить эту основную форму боя, но в боях 1917–1918 гг. эти новые элементы еще не развернулись в своем завершенном виде. Они обозначились в виде придатка к основной системе пулеметно-артиллерийского состязания. Так, например, танки, только что родившиеся, в своем крайне несовершенном первоначальном виде и незначительном числе могли быть использованы лишь как средство проталкивания пехоты в оборонительной полосе противника. В своей ограниченной роли танки не вносили ничего принципиально нового в прежний характер боя. Этот последний развивался так же, как и при поддержке артиллерийского огня, но в помощь артиллерии частично выступали танки. Для более широкого применения танков в 1918 г. еще не было необходимых предпосылок. Авиация точно [180] так же в подавляющей своей части была на службе пехотно-артиллерийской армии, узко обслуживая ее интересы по организации операций и в процессе проведения пехотно-артиллерийского боя. И разведка, и корректирование артиллерийской стрельбы, и служба пехотных самолетов и т. д. — все это имело один общий характер — подготовку и проведение сражения в прежних формах, но с еще более возросшей силой артиллерийского огня. Правда, применялись эскадрильи самолетов и дирижаблей для бомбардировки важнейших политических центров или фабричных районов противника, но эти налеты не имели непосредственной связи с ведением операций и сражений, за исключением бомбардирования железнодорожных узлов. Это еще больше подчеркивает именно то обстоятельство, что в сражениях и операциях даже в конце империалистической войны использовать авиацию могли лишь как вспомогательное для пехотно-артиллерийского боя средство.

Химия и радио точно так же не выходили за пределы пехотно-артиллерийского сражения.

В настоящее время условия развития военных воздушных сил и танковых войск коренным образом отличаются от тех условий, в которых они развивались в конце империалистической войны. Развитие гражданской авиации, производство танка из автомобиля и трактора и т. д. создали предпосылки для совершенно иного количественного и качественного состава этих новейших родов войск, что позволяет совершенно по-новому подойти к планированию всей системы вооружения, организаций, тактики и обучения войск. Если недоучет артиллерийской проблемы до империалистической войны послужил причиной тяжелых потрясений на фронтах почти для всех стран, вступивших в войну, то недоучет новых возможностей в области вооружения самолетами, танками, химией, радиосредствами и т. д. может послужить причиной еще больших потрясений и поражений в будущей войне.

Итак, изучение опыта империалистической войны с точки зрения использования основных видов вооружения является необходимым и первейшим условием правильной подготовки к будущим столкновениям. Но тем не менее одного изучения этого опыта недостаточно. Необходимо уметь проследить, как вновь появляющиеся средства боя и операции могут видоизменить прежние оперативно-боевые формы и как нужно развивать свои вооружения для того, чтобы достигнуть наибольшей эффективности в использовании военно-технических ресурсов, которые может дать для войны растущая техника и промышленность страны. Будущие формы боя и операции вовсе не обязаны быть сколком прошлых форм, хотя бы даже и доведенных до их логически завершенной формы. Надо уметь найти соответствующее место новым техническим средствам, обеспечить необходимый масштаб вооружения ими и найти наиболее подходящие, наиболее эффективные формы боя и операции. [181]

Авиамотомеханизация

Выросшую и еще растущую новую систему вооружений, охватывающую авиацию, танковые войска, радио и химию, можно, пожалуй, назвать общим наименованием — авиамотомеханизацией. Такое название включает в себя все те особенности, все то новое, что создает переворот и в прежних организационных формах, и в оперативно-техническом отношении. Не касаясь пока того нового, что каждый из этих образцов вооружения вносит в военное дело, об этом подробнее речь будет впереди по каждому виду вооружения в отдельности, заметим только, что в этих средствах есть нечто для них всех общее. Военная авиация, мототанковые войска, военное радио, военная химия представляют собой почти полный стандарт с гражданскими образцами авиации, мотора, радио и химии в стране. Это обстоятельство позволяет массы выдвинутых на войну новых военно-технических средств непосредственно определять степенью экономического развития страны и непосредственными запасами в стране соответствующих образцов с учетом значительно менее ломающей все хозяйство мобилизации промышленности. Авиамотомеханизация, как новая система вооружения, с хозяйственной точки зрения не является паразитом, подобно «артиллерийской» армии. Наоборот, будучи стандартной, с мирным применением тех же машин, она создает предпосылки для действительно массового их применения на войне. Создается положение, когда массы наиболее технически совершенного боевого оружия заключены в самом народном хозяйстве. Пулемет и мелкокалиберная артиллерия, легко изготовляемые в громадных количествах, — это почти все, что требуется авиамотомеханизацией от старой системы вооружения. Обладая громадной мощностью подавления и исключительной подвижностью, авиамотомеханизация вносит совершенно новое соотношение между средствами подавления и обороны в пользу подавления. То, что трудно осуществить в массовой армии артиллерийским путем, то значительно легче можно достигнуть путем авиамотомеханизации.

Охарактеризую отдельные образцы новейшей системы вооружения.

Наиболее характерной чертой конструктивных исканий последнего времени в области авиации является стремление поднять потолок самолета, а вместе с тем и его горизонтальную скорость и увеличить радиус боевых полетов.

Первая задача упирается в поднятие высотности мотора вплоть до осуществления полетов в стратосфере. А это в свою очередь позволит поднять скорость в два — три раза.

Новые моторы ищут в форме дизеля, что даст более надежное действие, упразднит магнето и возможность воздействия на него с земли, а также устранит легкую воспламеняемость самолета и облегчит дальние полеты в силу очень экономного расходования [182] горючего. Авиадизель-мотор Юнкерса является большим достижением в этом отношении.

Помимо того, идет интенсивная работа по конструированию авиатурбин, как газовых, так и паровых.

Наконец, крайне секретно, но интенсивно ведутся работы по созданию реактивного мотора.

Осуществление бомбардировочных полетов в стратосфере будет означать громадный технический и военный переворот. Гигантская быстрота перелетов (например, Ленинград — Париж два-три часа), вытекающая отсюда внезапность и, наконец, неуязвимость со стороны зенитной артиллерии.

Несмотря на то что полеты в стратосфере находятся в стадии первоначальных опытов, не подлежит никакому сомнению, что решение этой проблемы не за горами.

За последнее время сделаны очень большие успехи в области увеличения безопасности полета.

Прежде всего это касается автоматической стабилизации самолета, что не только облегчает работу летчика, но и разрешает проблему полета в облаках. В свою очередь, полеты в облаках позволяют по-новому поставить целый ряд тактических и оперативных проблем, о чем речь будет впереди.

Большие перспективы в области безопасности полета открывает изобретение Ла Сиервы{188} — автожир. Большие успехи делают и опыты с геликоптерами.

Отношение максимальной и минимальной горизонтальной скорости обычно не превышает 3,5. Дальнейшее увеличение этого отношения требует в первую очередь высотного мотора. Конструкторы должны в ближайшее время увеличить это соотношение до семи.

Громадный прогресс сделало за последнее время вооружение самолета. Еще не так давно вооружение составляли лишь пулемет и бомбы. Дистанции воздушного боя не превышали 600 м. В настоящее время вооружение развивается по двум путям: по линии увеличения калибров оружия и увеличения дистанций решительного боя в воздухе, а также по линии усовершенствования бомбометания и торпедометания.

Рост бомбардировочной авиации ставит вопрос не только об индивидуальном вооружении самолета, но и о коллективном вооружении, т. е. о стрельбе и бомбометании отрядами и эскадрильями. Этот вопрос охватывает не только систему вооружения, но и требует создания новых методов управления огнем.

Пушечное сражение между самолетами быстро увеличивает дистанции боя в воздухе. В самое ближайшее время этот бой будет завязываться на дистанции нескольких километров. [183]

Крайне сложным становится теперь вопрос об уязвимости металлического тяжелого бомбардировщика. Осколки для него не страшны. Необходимо прямое попадание. Отсюда возникает вопрос о калибре и степени автоматизации огня орудий. И обратно, перед самолетостроением встает задача максимального поднятия прочности самолета, способности его выдерживать прямые попадания. Та страна, которая будет строить более прочные самолеты, будет иметь громадные преимущества.

Военно-воздушные силы выросли в настоящее время в столь могущественный боевой фактор, что их совместные действия с сухопутной армией или морским флотом, которые были основным видом действий во время империалистической войны, в будущем явятся лишь вспомогательными. Решающее значение будут иметь так называемые самостоятельные действия воздушных сил во взаимодействии с сухопутными или морскими силами в более широком масштабе. Самостоятельные действия осуществляются как бомбардировочными, так и десантными операциями{189}. Десанты высаживаются как при помощи парашютов, так и путем посадок на наиболее подходящих площадках. Высаживая моторизованные десанты и продолжая поддерживать с ними боевую связь, большегрузная авиация создает авиамотомеханизированные соединения нового типа. Этот вопрос еще совершенно новый, непривычный, и много имеется людей, которые не верят в важность и реальность этого нового военного фактора, представляя себе действия авиамотодесантов как эпизодическую случайность. Между тем следует внимательно следить за работой в, этом направлении англичан и американцев, делающих в этой области большие успехи. Вопрос стоит так, что дело это новое и на войне его можно будет применить постольку, поскольку к этому будет подготовлена страна. Если она подготовит себя к применению авиамотодесантов лишь как к «эпизодической случайности», то она может очень много проиграть. Если же страна подготовится к широкому производству авиамотодесантов, способных захватить и прекратить деятельность железных дорог противника на решающих направлениях, парализовать развертывание и мобилизацию его войск и т. д., то такая страна сможет перевернуть прежние методы оперативных действий и придать исходу войны гораздо более решительный характер. Самой сильной в будущей войне будет та страна, которая будет иметь наиболее мощную гражданскую авиацию и авиационную промышленность.

Танки

Тактико-техническая характеристика танков требует предварительного ответа на ряд определяющих вопросов. Уровень развития автотракторной промышленности страны определяет в основном [184] возможность появления на фронтах танковых масс. Размеры же танковых масс предопределяют характер организации армии с точки зрения ее механизации. Соотношение механизированных, т. е. танковых и стрелковых или кавалерийских частей, а также насыщение танками этих стрелковых или кавалерийских частей зависят от имеющихся танковых ресурсов.

Далее очень важно установить, в какой степени будут механизированы армии возможных противников. Одно дело — бороться своими танками против пехоты или конницы противника, и совсем другое дело — вести борьбу против его танков. Точно так же будет представлять совершенно различную картину бой против танков, усиливающих пехоту, и бой против самостоятельных танковых или так называемых механизированных соединений.

В ближайшие годы, по всей вероятности, ни одна из армий не окажется полностью механизированной, и потому задача и тактико-технические требования к танкам придется рассмотреть, исходя из охарактеризованных выше смешанных условий.

Массовое использование танков и особенно законченная механизация войсковых соединений в первую очередь выдвигают перед конструкцией танка задачу оперативной самоходности, т. е. способности быстро передвигаться на большие расстояния, не прибегая к железнодорожным перевозкам или переброскам на тяжелых грузовиках. Наилучшее решение в этом смысле должны, видимо, дать колесно-гусеничные танки и плавающие амфибии. Кристи{190} усиленно работает над летающими танками, и, видимо, эта задача скоро будет решена. Однако и гусеничные танки делают очень большие успехи. Так, например, танки Виккерса{191} дают скорость свыше сорока километров, что достаточно для полевых дорог; вместе с тем они имеют большой запас прочности, что позволяет им без ремонта проходить очень большие расстояния.

Идея летающего танка Кристи соревнуется с идеей перевозки танков на тяжелых самолетах. При этом более эффективным является использование авиационных моторов.

Перейду к рассмотрению боя танков против стрелковых соединений. Большое количество современных танков высокого качества вносит на поле сражения по сравнению с методами танковых боев 1918 г. то новое, что бой танковых средств развернется сразу на большой глубине внутриоборонительного расположения противника (рассматриваю наступление на обороняющегося). Начну с наступления стрелкового соединения, усиленного танками, а в дальнейшем перейду к наступлению механизированного соединения.

Сопровождение, проталкивание пехоты танками явится лишь [185] одной из составных частей общей системы нового вида глубокого боя. Оставляю пока в стороне вопросы прорыва специальных танково-десантных отрядов в глубокий тыл противника, имеющие оперативный характер. Попробую охарактеризовать систему танкового боя против оборонительной полосы противника, после того как полоса охранения его уничтожена. Применение больших танковых масс не исключает мощной артиллерийской подготовки. Наоборот, появление танков в оборонительной полосе должно быть внезапно для противника, залегшего на дно окопов под артиллерийским огнем.

Создание глубокого боя, т. е. одновременного поражения боевого порядка противника на всей его глубине, требует от танков, с одной стороны, проталкивания или сопровождения пехоты, с другой стороны, своевременного проникновения в тыл противника как для дезорганизации последнего, так и для того, чтобы отрезать главные его силы от имеющихся у него резервов. Этот глубокий танковый прорыв должен создать в тылу у противника преграду, к которой должны быть приперты и где должны быть уничтожены его главные силы. Одновременно этот прорыв должен уничтожить артиллерию противника, нарушить связь и захватить его штабы.

Таким образом, тактически танки в бою совместно со стрелковым соединением имеют две основные задачи:

а) захват тыла и

б) сопровождение пехоты.

Эти основные задачи, в свою очередь, встают перед необходимостью разрешить ряд частных задач, к рассмотрению которых сейчас необходимо будет и перейти.

Танковая группа дальнего действия, т. е. группа захвата тыла, не считая естественных препятствий, встретит на своем пути ряд искусственных препятствий, главным образом рвы и противотанковые мины, противотанковые орудия и, наконец, полевую артиллерию противника. Остальные его средства борьбы мало опасны для танков. Преодоление этих препятствий, а также задача десантирования в тылу противника и определяют тактико-технические требования к конструкции танков ДД (дальнего действия).

Очевидно, в первую очередь нужен быстроходный танк, способный бороться с артиллерией противника, т. е. и сам вооруженный пушкой. Учитывая меньшую действительность огня танка с ходу по сравнению с огнем полевой и противотанковой артиллерии, следует ставить на танках пушки не ниже калибра 76 мм. Уязвимость щитовых полевых орудий осколками будет тогда противопоставлена необходимости прямого попадания в танк (осколки мало действительны).

Далее, для преодоления искусственных препятствий нужны будут быстроходные танки саперной службы, способные быстро, без выхода людей из танка устранять встречающиеся препятствия.

Наконец, нужны быстроходные танки-транспортеры пехоты. [186]

Ту часть артиллерийских танков, которая должна действовать против противотанковых орудий, желательно иметь в виде телеуправляемых танков. Это объясняется слишком большой скорострельностью и меткостью стрельбы этих орудий по быстродвижущимся целям. Телеуправляемый танк выдерживает большое число прямых попаданий, не выходя из строя. В обыкновенном танке ранение команды выводит его из строя гораздо ранее.

Посмотрим теперь, какие типы танков потребуются механизированному соединению в его бою против такого же механизированного соединения. Совершенно очевидно, что бой против десантов пехоты из транспортеров, если не считать возможных придач мехсоединению стрелковых частей на автомобилях, будет носить случайный, или, вернее, вспомогательный, характер. Решающий успех в бою должно иметь то механизированное соединение, которое будет больше иметь артиллерийских танков, способных уничтожать танки противника.

Таким образом, при борьбе против армии, в которой имеются мехсоединения, наши мехсоединения помимо транспортеров пехоты, саперных и прочих специальных танков должны иметь на вооружении артиллерийские танки, хотя в боях против стрелковых войск это окажется излишней роскошью{192}.

Прежде чем подвести итог сказанному о перечисленных выше типах танков, необходимо еще подчеркнуть ряд общих условий для конструирования и производства танков. Эти условия таковы.

При прочих равных условиях колесно-гусеничный танк имеет преимущества перед гусеничным{193}.

Точно так же амфибия имеет преимущества перед неплавающим танком.

Габариты танков должны соразмеряться с габаритами фюзеляжей тяжелых бомбардировщиков.

Запаса горючего должно хватить на 150–200 километров.

Основная масса танков должна строиться на базе стандартизованного автотракторного парка страны. И обратно, новые типы автомобилей и тракторов должны ставиться в производство лишь в том случае, если они могут стать механической основой танка.

Радио и телемеханика

В империалистическую войну радио применялось исключительно как средство связи. В будущих войнах радио будет применяться и как непосредственное боевое средство: взрывы на расстояниях, управление танками, самолетами и прочее. [187]

Такое применение радио и прочих средств телемеханики создает предпосылки для еще более углубленного района боевых действий, обеспечивающего особую глубину будущего поля сражения.

Морские силы

После появления подводных лодок неизбежна потеря значения броненосцев. В настоящее время средства борьбы против линейных кораблей значительно возросли.

Если основная масса миноносцев имеет скорость менее 40 узлов (70 км) и если основная масса артиллерии крейсеров предназначена именно для борьбы с миноносцами, то станет понятным значение самолетов-торпедоносцев со скоростью до 150 узлов и при условии, что зенитных пушек на кораблях имеется меньше, чем морских, а самолетов будет много больше, чем миноносцев.

Торпедометание с самолетов может осуществляться с бреющих полетов и с больших высот. К торпедометанию присоединяется бомбометание бронебойными аэробомбами гигантской пробивной и разрушительной силы. Можно без ошибки сказать, что современные военные корабли еще не подготовлены к борьбе с мощным воздушным противником. А этот воздушный противник вырастает во все большую и большую силу в форме не только военного, но и гражданского воздушного флота.

Далее, очень опасным врагом линкоров являются торпедные катера, использованные в массах. Обладая скоростью в 50 и более узлов, представляя собой ничтожную цель и имея мощное торпедное вооружение, эти катера могут быть изготовлены в очень большом количестве и использованы для мирных целей, спорта, курортного сообщения и прочее. Несколько ограниченная мореходность катеров делает их особенно мощным орудием обороны внутренних морей.

Итак, морские вооруженные силы переживают столь же решительную и, пожалуй, еще более решительную перестройку рядов, чем мы это наблюдаем на суше. Старое, привычное соотношение видов боевых средств коренным образом меняется. Гигантская творческая мысль, свободная от заскорузлых традиций, требуется сейчас морякам для того, чтобы пойти в ногу с современным развитием техники, и для того, чтобы использовать все те неисчерпаемые возможности, которые выдвигаются индустриализацией страны, и не просто использовать, а использовать с максимальной эффективностью и решительностью.

Характерной чертой и для морских сил является то, что в стране вырастают небывалые до сих пор резервы морских боевых средств: самолетов, торпедных катеров и вооруженных гражданских кораблей. [188]

Глава V.
Обучение

Нельзя не отметить громадного влияния прошлого боевого опыта на постановку обучения армии. Одновременно можно отметить немало фактов, когда прошлый опыт, выработанный в победоносных войнах, сказался не благоприятно, а отрицательно на организации боевой подготовки.

Уметь обучать по разделениям, налегая особенно на наиболее трудно усвояемые элементы, и перейти в дальнейшем к обобщению этих элементов в их полном взаимодействии в организационном процессе в целом является основной, хотя и труднейшей, задачей обучения.

Специальные наши войска в своем техническом обучении, я бы сказал, отстают от общевойсковой учебы. Если просмотреть программы технических академий и школ и специальных войсковых частей, то мы увидим, что система строевого «одиночного» обучения гнездится еще очень глубоко. Проанализировав, например, обучение железнодорожного строительного батальона, мы увидим, что в отдельности изучаются методы забивки свай, устройства креплений и т. п., но мы не увидим преподавания системы организации труда в целом при постройке моста. Этот процесс в целом мало изучается. Как должны быть расставлены машины, люди, как может быть достигнута наибольшая эффективность работы части в целом в наименьшие сроки и т. д. — все это часто остается в тени. Изучаются отдельные элементы, но тренировок в организации процесса в целом производится мало. А между тем в этой области многому могли бы нас научить индустриальные методы. Точно такую же картину можно наблюдать и в саперных войсках, и в обучении моторному делу. Например, изучается ремонт мотора, но не преподается организация труда в ремонтной мастерской в целом. Лишь в понтонном деле разделение труда и организация процесса наведения моста в целом являются заметно проработанными. Во всех остальных случаях зачастую наблюдается прохождение отдельных элементов без их объединения в цельный процесс.

Само собой понятно, что в условиях будущей войны с ее насыщенной техникой появятся громадные потребности ремонтного и эксплуатационного порядка, и здесь знания одной только детали, не связанной в единый производственный процесс, будет, конечно, недостаточно.

Лабораторное оборудование военно-учебных заведений и войсковых частей очень ярко характеризует отсталость некоторых элементов методики обучения. В громадном большинстве случаев экспонаты показывают не процесс работы, а ее итоги в статике, в неподвижном состоянии, в виде конечного результата. Система оборонительных построек, мостовых переправ, железнодорожных станций и т. д. — все это в большинстве случаев представляется [189] в виде мертвых макетов, в то время как процессы постройки тех же самых укреплений, переправ, восстановления и эксплуатации станций отсутствуют или же представлены в крайне несовершенном виде, причем до сих пор еще не введено по-настоящему кино в дело обучения. Надо отметить, что частично мы имеем сдвиг в этом направлении. Так, например, уже всюду заведены комнатные артиллерийские полигоны, иногда комнатные стрельбища, где практически изучаются процессы стрельбы и т. д. Но это еще только начало. Применение кино, радио и подвижных макетов должно оживить и усовершенствовать все стороны подготовки войсковых соединений, что явится подготовкой к практическим полевым работам.

Вооружение и организация армии, а с ними вместе и формы боя изменяются в процессе войны. Поэтому подготовка мирного времени даже кадрового командного состава не может не совершенствоваться на протяжении длительной войны. Как показывает опыт 1914–1918 гг., каждый год в связи с изменениями в вооружении, организации и тактике приходилось переобучать офицерский состав. Особенно четко было поставлено такое переобучение по периодам войны во Франции и в Германии. К этому необходимо быть готовым и в будущем. Приемы обучения армий должны позволить быстрое переобучение и дообучение во время войны. Командный состав, не способный к таким живым практическим методам, окажется не способным к успешному развитию войны.

Изучая развитие и появление новых форм боя во время войны, необходимо самым широким образом использовать активность рядовых красноармейских масс. Энгельс особенно подчеркивает в «Анти-Дюринге», что солдатская изобретательность в создании новых форм боя постоянно опережала деятельность офицеров и органов военного управления{194}.

Очевидно, привычки, выработанные долгими годами, нелегко поддаются перестройке и своевременному развитию. Как бы то ни было, задача использования красноармейской активности и изобретательности должна быть поставлена образцово, и весь командный состав, политорганы и парторганизации должны включить этот вопрос во время войны в перечень своих важнейших задач. Само собой понятно, что, используя красноармейскую активность в форме корреспонденции, конференций и т. п., необходимо организовать настойчивое изучение новых форм боя путем налаживания работы в войсковых штабах, всех инстанций. И в этом случае механизация приемов обучения: кино, радио, аэрофотослужба — создают самые широкие возможности для усовершенствования дела.

Характерной особенностью и исключительным преимуществом РККА является большая партийная и политическая работа. Там, [190] где вокруг вопросов боевой и технической учебы мобилизуется широкое общественное мнение, где вокруг конкретных целевых установок организуется ударничество и социалистическое соревнование, там успехи в боевой и технической подготовке дают исключительные результаты.

Особым вниманием всех командиров должны пользоваться подготовка и выращивание военкоровского актива, умеющего правильно подмечать недочеты и успехи в усвоении основных задач подготовки и ясно и четко излагать свои замечания в печати.

Вообще, в первую очередь командир части должен выковать актив командиров, политработников и красноармейцев, понимающих не только задачи и целеустановки подготовки, но и усвоивших его методы преподавания и тренировки.

Глава XI. Организация тыла

Развитие техники, организации, тактических и оперативных форм чрезвычайно осложняет и заставляет перестраивать работу тыла.

Новые формы оперативного искусства, сопровождающиеся углублением территории сражения, перерастающего в операцию, вносят дифференциацию и в работу тыла, который должен одновременно бесперебойно снабжать массовую артиллерийскую армию, питать горючим и ремонтировать механизированную армию и снабжать авиамотомеханизированные десанты в тылу противника.

Развитие технических средств борьбы, в особенности рост расходования огнеприпасов, влечет за собой напряжение всего армейского тыла. Трудности в организации бесперебойного подвоза становятся тормозом в развитии операций, в особенности при последовательных операциях на значительную глубину.

Решающим подспорьем в организации подвоза к наступающим армиям является автомобильный транспорт. Несмотря на это, приходилось выслушивать массу возражений против применения большого числа автомобилей в условиях бездорожья приграничных театров СССР. Указывалось на недостаток шоссе и на невозможность эксплуатации автомобильного транспорта в течение значительного времени года. Эти трудности вполне закономерны, но крайне вредно, когда их не хотят преодолеть. На самом деле, технически имеются пути выхода из этого тяжелого положения, и в нашей бездорожной стране искания в этом направлении являются особенно необходимыми. Автомобильный и тракторный транспорт будет иметь значение не только на участках от железнодорожных станций снабжения и до боевых частей, но и значительно глубже. [191]

Борьба противника с железнодорожным тылом путем применения авиации будет создавать пробки и заедание железнодорожных участков, при которых автотранспорту нередко придется подавать снабженческие грузы со значительной глубины.

Наконец, нельзя упускать из виду и той особой роли, которую в ближайшем будущем сможет играть воздушный транспорт в деле подвоза огнеприпасов и других видов снабжения. Если, например, взять нормы подвоза огнеприпасов на армию в 5 корпусов, приведенные в книге тов. Триандафиллова{195}, то можно было бы при наличии 50 самолетов на армию грузоподъемностью по 10 тонн каждый ежедневно подвозить весь этот груз по воздуху в несколько рейсов. Само собой понятно, что нет никакой надобности всю службу подвоза возлагать только на авиацию. Но эти расчеты говорят о том, что не только в ближайшем будущем, но уже и сейчас, даже при наличии самолетов меньшей грузоподъемности, можно парировать многие случайности по застопориванию транспорта, применяя авиационный подвоз. В частности, подвоз предметов снабжения к десантам, выброшенным в тыл противника, может быть осуществлен только путем применения авиационного транспорта, почему и необходимо усиленно заняться транспортной авиацией.

Организация тыла в новой армии, механизированной и насыщенной авиацией, перестраивается, начиная с самых малых единиц. Поднос на руках, как это имело место раньше, громадного количества огнеприпасов в боевые линии становится уже непосильным. Появляются специальные танки снабжения.

Механизированная армия, которая особенно в первый период войны вырвется далеко вперед на территорию противника, несмотря на очень большие потребности в снабжении, как правило, на железнодорожный транспорт рассчитывать не может. Снабжение ее будет опираться на быстроходный тракторный и автомобильный транспорт, а также на захват складов противника, особенно в части горючего.

Исключительно важное значение приобретает дорожно-мостовая служба армии. Между прочим, новые танко-саперные средства в соединении с танками-амфибиями по-новому ставят и вопрос о форсировании рек и многие другие саперные работы.

В операциях современных армий наряду с трудностями подвоза вырастают и громадные трудности ремонта. Авиация, танки, автомобили, артиллерия — все эти сложные машины требуют за собой непрерывного ухода и очень сложной системы организации ремонта. В этом вопросе приходится, как и во всем остальном, намечать новые пути. [192] Все вышеперечисленные задачи, несомненно, вызывают необходимость в хорошо организованных и подготовленных органах управления, которые должны будут не только «уметь распоряжаться», но и знать технику сложного и разнообразного дела современной армии.

Глава XII.
Управление

И бой, и операция являются развитием сложного процесса, определяющегося вооруженным противодействием сторон. Этим процессом и создаются трудности управления в бою. В самом деле, в целом только та сторона действительно руководит своими действиями, которая добивается развития их в соответствии со своим планом, а это означает, что действительное управление боем должно было бы быть управлением всем процессом боя, т. е. не только своими действиями, но в какой-то степени и действиями противника, навязанными ему нашими действиями. Так, например, при параллельном преследовании движения противника до известной степени «управляются» наступающим, так как противник принуждается отступать в определенной последовательности и т. д.

Искусство управления боем требует понимания этого сложного противоречивого процесса. Наступающий, например, должен усвоить оборону противника, должен выбивать те звенья обороны, которые не допускают наступательного продвижения, и так должен строить и расчленять свой боевой порядок, чтобы сочетанием объединенных и частных усилий добиться сначала поражения этих отдельных звеньев обороны и далее достигнуть общего поражения обороны. Точно так же при встречном наступлении нужно уметь сопоставить свои боевые порядки с боевыми расчленениями наступающего противника и стремиться к их последовательному поражению.

В связи с этим еще в период подготовки в мирное время необходимо и теоретически, и практически уметь сопоставить свои боевые приемы с тактическими методами военных противников. Нельзя мыслить свою наступательную или оборонительную тактику «вообще». Вооружение, организация и тактическая доктрина противника должны составить неотъемлемую слагаемую в обучении войск.

Царская армия страдала чрезвычайной односторонностью в изучении боя. «Русский дух», «прославленные русские штыки» и т. п. основания подменяли собой изучение боя в сопоставлении русской обороны и немецкого наступления и т. д. Наступательные или оборонительные методы абстрагировались, рассматривались «вообще», сами по себе, вне взаимодействующего процесса с боевыми положениями противника. [193]

Плохая постановка управления боем о царской армии объяснялась неумением изучать бой в его динамике, в его развитии в глубину. Старое представление сводилось к какой-то застывшей схеме обстановки, и бой планировался лишь до момента штыковой атаки окопов противника, как бы «омертвляемого» этой схемой. То, что могло произойти после этой атаки, планированию не подвергалось. Процесс боя в глубину представлялся делом как бы «потустороннего мира». В этом мертвом схематизме заложены многие корни поражения царской армии, которая умела развертываться в бою, но не знала процесса наступления в глубину, не знала взаимодействия родов войск, не знала связи и управления по этапам боя в глубину. В 1926–1927 гг., когда мы ломали старую, «неподвижную» методику обучения бою, однажды, в полемике с представителями старой школы, тов. Триандафиллов очень метко заметил, что царская методика обучения исчерпывалась подведением бойцов к штыковому удару, а после такового следовало традиционное: «по отступающему, часто, начинай». Бой заканчивался тогда, когда он, по существу, только еще развертывался в полной и наиболее решительной мере.

Само собою понятно, что, для того чтобы охватить управлением весь процесс боя, необходимо, чтобы начало не отсекалось искусственно от конца, т. е. план боя может иметь разумное основание только в том случае, если он додуман до конца, если замах увязан с конечной задачей боя. Разумеется, это не должно означать другого типа закостенелой схемы, втискивающей будущее развитие процесса в искусственные, противоречащие его сущности жесткие рамки. Но в правильном представлении развития боя и операции надо искать и жизненные формы плана боя, в которых начало и конец связываются в одно закономерное целое.

План, увязывающий бой в целом, даже разумный и обеспеченный, ходом событий может быть опрокинут наголову. Этого нельзя не учитывать, но все же нельзя иметь план, не увязав начала с концом. А для того чтобы увязать начало с концом, надо наметить последовательность поражения расчленений боевого порядка противника, т. е. сочетать фронт и силу общевойскового удара с последовательностью движения по рубежам и выходом в тот район, овладение которым определяет поражение противника. Общевойсковое управление должно обеспечить взаимодействие войск на всех этих этапах боя.

Но нельзя представлять себе боя и бесперебойным конвейером сочетания различных технических средств борьбы. Бой сложен, изменчив, и потому управление должно быть готово к резким изменениям обстановки, а иногда и к коренному перестроению намеленного ранее плана.

План боя должен в первую очередь считаться с реальными фактами и с теми факторами, которые играют решающую роль на различных этапах боя. [194]

Характер вооружения и организации пехоты, о чем уже достаточно говорилось выше, создает неизбежность слома общего фронта противника лишь при условии совершенно самостоятельных, никакими планами не предусмотренных действий самых мелких пехотных единиц. Мелкие части не могут и не имеют права «ждать распоряжений». Надо действовать смело, инициативно, решительно, и, опираясь на эту самодеятельность, на это самодвижение, командир, планирующий бой, будет распоряжаться и управлять боем. Отсюда ясно, как это ни парадоксально, что управление боем является своего рода сочетанием «управления» и «самоуправления». Доктринер, не понимающий жизненной природы современного боя, хочет «строго планировать» действия «своих войск». Но эти действия определяются не только приказами, но и действиями стрелков, бойцов, пулеметов и танков со стороны противника. И доктринеры эти хотя и «командуют», но не управляют ходом событий и беспомощно плетутся в хвосте.

«Твердое» управление своими войсками далеко не всегда означает действительное управление боем. Зачастую «твердое» управление становится даже в противоречие с процессом боя. Те начальники, которые хотели бы «твердо», «на вожжах» управлять всем своим боевым порядком, в период прерывания или преследования фактически сдержали бы наступление и дезорганизовали бы свой успех.

Долгое время способность к самостоятельным действиям мелких подразделений пехоты была нашим самым слабым местом. «Жду распоряжений», а по существу «бездействую» — было действительным бичом наших действий в поле. Но в этом вопросе за последние годы достигнуты значительные сдвиги. Пехота усваивает шаг за шагом, что самодеятельность, частный почин — это не исключение, а правило, без которого нельзя осуществить планового общего руководства.

В воспитании самодеятельности бойцов и малых подразделений мы имеем неимоверно мощные ресурсы. Партийные организации армии, вся система партийно-политического воспитания командирских и красноармейских масс позволяет нам быстро и решительно ломать старые традиции, изживать «ротозейство» и обучать действительно активным, сознательно смелым и самостоятельным действиям. Только благодаря этому фактору мы можем сделать формулу «жду распоряжений» одиозной, несовместимой с боевым ударничеством.

Управление, действительно организующее бой или операцию, сосредоточивает силы и средства на одной определенной, ясно выраженной цели. Если данные сочетания сил и средств не помогают и цель не достигается, то в задачу управления входит не «понукание», а новая организация усилий или поправка к старому сочетанию. Между тем командиры, плохо понимающие суть маневра, т. е. сочетание усилий, больше всего любят равномерно поделить между подчиненными частями район своего маневра и от всех потребовать [195] одинаковых действий. Беда быть в подчинении у такого «коридорного» начальника.

Совершенно обратная картина создается при хорошем, четком командном руководстве. Ясно поставленная цель, внутренне увязанный план мобилизуют все силы и средства, все настроения и энтузиазм в одном усвоенном, понятном и организующем направлении.

Хорошее управление, умея сосредоточить все свои силы и средства на достижении главнейшей в данное время задачи, должно быть способно быстро перестроить это сосредоточение на новом направлении, если этого потребует обстановка. Упорство и гибкость одинаково необходимы.

Управление боем и операцией должно преодолеть массу всякого рода непредвиденных осложнений и трений. Современная техника создает еще более широкое поле для такого рода трудностей. Достаточно упомянуть хотя бы о налетах авиации или прорывах танков. Если же к этому добавить усложнение современного тыла, то напряженность работы в этом направлении станет еще более понятной.

Восстановление капитально разрушенных железных и шоссейных дорог, постройка новых автомобильных путей, ремонт дорог и организация бесперебойного подвоза и эвакуация — все это должно быть неразрывно увязано между собой и согласовано с передвижениями боевых частей.

Усложнилась теперь и оперативная сторона управления.

Развитие подвижности повлекло за собой значительные разности в скорости движения и боевых действиях различных родов войск. Авиация, механизированные соединения, моторизованная пехота, конница, стрелковые войска. Это обстоятельство, т. е. разность в сроках движения, заставляет очень сложно сочетать походные движения колонн, а также боевое взаимодействие различных эшелонов ударных сил или групп ближнего и дальнего действия, а также эшелонов обороны. Управлять глубоким боем и глубоким сражением или операцией очень трудно, и вопрос не только в сложности связи: радио, авиация и автомобиль могли бы дать выход из затруднений. Но управлению практически сложно увязать столь разнородные действия, как бой авиамотодесантов, танковые прорывы, авиабомбардировки, бой артиллерии, пехоты и т. д. Только широкая практическая тренировка может позволить усовершенствовать аппарат управления и подготовить его к новым задачам.

Управление должно найти и необходимое соразмерение намечаемых задач с имеющимися силами и средствами. Ширина фронта удара, глубина размаха, размеры последовательного развертывания операций в глубину территории противника, усиление или приостановка нажима — все это должно быть четко и трезво увязано с действиями, реальными возможностями. [196]

Тактическое и оперативное управление базируется на поражении расчлененных боевых и оперативных порядков противника по частям путем сосредоточения против отдельных частей своих превосходных сил и средств. В этом заключается основная сила управления. Но кроме внутренней увязки задач и исполнения тактическому и оперативному управлению необходимо еще разрешить целый ряд организационных вопросов: создание органов руководства — командования и штабов — на самостоятельных направлениях, организация руководства десантными отрядами, укрепление стыков, организация военных дорог и прочее — все это требует большой предусмотрительности, твердости и расторопности.

Если в общевойсковых соединениях организация руководства имеет стандартные формы, т. е. полки, дивизии и т. д. имеют постоянный состав и постоянные штабы, то в армейском и фронтовом масштабе организация управления требует продуманной импровизации. В зависимости от значимости направления, состав корпусов и армий меняется.

Ни в каком случае не следует давать одному корпусу или армии двух или нескольких направлений. Задача командования и штаба заключается в том, чтобы сделать задачу каждого подчиненного соединения возможно более легкой, упрощенной. Чем проще будет такая задача, тем больше шансов на то, что она будет выполнена успешно. Поэтому каждое самостоятельное направление, обеспеченное необходимыми силами и средствами, должно быть объединено отдельным командованием и его штабом. В зависимости от важности направления, подбираются по способностям и командующие и штабы, причем надо стараться не разделять командующих и сработавшихся с ними штабов. Чем важнее направление, тем более следует оснащать штаб средствами связи, транспорта и т. д.

Практическая работа по организации управления ложится на войсковые и оперативные штабы. Поэтому задача отбора личного состава и боевой подготовки штабов является одной из решающих в деле подготовки армии к войне.

Штаб должен быть четким и гибким аппаратом управления в руках общевойскового командира. Внутри штаба должна быть налажена уверенная, слаженная работа с четким разделением труда. Это касается не только работы внутри данного штаба, но и его взаимной работы как со специальными штабами данного соединения, так и со штабами младших соединений. В силу этого в области штабной работы, т. е. в области оперативной, связи, разведки, внутреннего распорядка дежурства и прочее, должна быть проведена строгая соподчиненность и ответственность штабов.

Растянутость современных тылов и их постоянная уязвимость с воздуха требуют от штабных и политических органов усиления организационной работы тыла, организации самообороны против [197] авиадесантов и прорывающихся танков, а также общих мероприятий противовоздушной обороны, в мобилизации местных рабоче-крестьянских масс на укрепление тыла, на восстановление путей, на создание укрепленных районов, зон заграждения и т. д.

Борьба за повышение боеспособности в предстоящих операциях ставит перед командованием и политическими органами одну очень сложную задачу. Политическая работа, для того чтобы она развернулась в полном объеме, диктует широкое применение методов агитации и пропаганды. Между тем оперативная обстановка постоянно требует скрытности, строжайшей военной тайны. Успешность оперативных действий зависит от проявления внезапности. Все эти обстоятельства должны быть строго взвешены в каждом отдельном случае и должны быть найдены формы, гарантирующие боевой подъем масс и сохранение скрытности и внезапности. Мало того, действительное сохранение тайны может иметь место лишь при условии, что партийно-политические органы будут мобилизованы для разрешения этой сложной задачи в условиях действий массовых армий.

Подготовляя политически бой или операцию, не следует забывать о дезинформации противника.

Из опыта гражданской войны мы знаем, какое громадное значение имела подготовка партией страны к обороне на фронтах, причем лозунги «Все на Восточный» или «Все на Южный фронт» ни в какой степени не раскрывали планов действий наших фронтов. Зато мобилизации членов партии и профсоюзов создавали условия к укреплению фронтов для их предстоящих побед.

Вопросы управления{196}

Летний период подготовки войск в вопросах управления войсками должен дать решительные успехи в этом деле.

Если за зимний период в вопросах управления главное внимание было сосредоточено на тренировке штабов в технике штабной работы, в летний период главное внимание можно сосредоточить на таких видах учений, которые давали бы практику в деле управления войсками в целом.

Такими видами занятий, наиболее экономными и эффективными, являются выходы в поле со средствами связи.

Было бы ошибочным считать этот вид занятий только тренировкой для штабов.

Выходы в поле со средствами связи дают возможность разрешать всю сумму вопросов управления, т. е. тренировку командира в управлении войсками при помощи своего аппарата управления (штаба).

Продолжая тренировать штабы в их боевой работе, необходимо добиться полной сработанности командиров со своими штабами. Эта сработанность достигается, с одной стороны, четкой работой штаба, с другой — умением командира наиболее рационально и правильно в данной конкретной обстановке использовать свой штаб.

Разная обстановка вносит много особенностей в характер управления, поэтому на различных примерах командиры должны получать тренировку в управлении.

Параллельно с этим нужна постоянная общетактическая тренировка штабных командиров. Штабной командир должен мастерски владеть техникой штабной работы, однако подготовка этого штабного командира не должна снижаться до уровня механического исполнителя. Штабной командир, оформляющий распоряжение, — это не «спец по оформлению документов»; он должен быть тактически грамотен и быть подготовленным для понимания обстановки в масштабе того соединения, в котором он работает. Это обеспечит не только хорошую тренировку работы, но обеспечит инициативную, грамотную помощь командиру в сложном деле управления войсками.

Имея базу в виде тренировки, проведенной в течение зимнего периода, нужно в тренировке штабов и начсостава в управлении войсками переходить к отработке конкретных деталей в деле управления войсками.

Повышение качества управления войсками будет зависеть в дальнейшем от степени отработки всех деталей в управлении войсками.

Такими отдельными вопросами, по нашему мнению, должны быть:

Предварительные распоряжения

Мы рассматриваем предварительные распоряжения двоякого вида: одни из них могут быть отданы войскам еще до принятия командиром решения и в этом случае носят характер предупредительный. Например, если дивизия находится на отдыхе или ночлеге и в штабе дивизии получен приказ о походе на завтра, штаб должен еще до принятия командиром решения предупредить части о предстоящем походе. В этих предварительных распоряжениях войска могут получить указания:

1) о предстоящей дивизии задаче;

2) о времени выступления, если оно было приказом корпуса установлено;

3) когда части могут ожидать решения комдива и всех распоряжений на завтра.

Такие указания уже дают возможность командиру части начать подготовительные работы и, во всяком случае, обеспечить готовность части к нужному времени.

Другие предварительные распоряжения отдаются после принятия командиром решения. На данном примере порядок отдачи этих распоряжений мог бы быть примерно такой. После того как командир дивизии принял решение и сформулировал его, штаб, приступая к оформлению этого решения в виде приказа и всех необходимых распоряжений, немедленно и параллельно с оформлением всех документов передает устно или по телефону все распоряжения, которые обеспечивали бы войскам время на подготовку.

Содержание этих предварительных распоряжений полностью зависит от времени, которое имеется до начала выполнения задач, и от условий связи.

Чем меньше времени остается подчиненным войскам, тем полнее должны быть предварительные распоряжения.

Чем менее устойчива связь, чем меньше гарантий в своевременной доставке войскам приказа, тем точнее и полнее должны быть предварительные распоряжения.

Если в данном примере времени от момента принятия решения командиром до начала выступления войск достаточно, а обстановка и условия связи обеспечивают своевременную доставку распоряжений, [200] то в предварительных распоряжениях достаточно будет указать:

1) состав колонны;

2) путь движения;

3) основные сроки.

Тренировка в управлении войсками должна быть направлена на выработку гибкости в пользовании методами предварительных распоряжений, добиваясь главной цели — обеспечить войскам достаточное время на подготовку к выполнению поставленных задач.

Последовательность в отдаче распоряжений

Характер управления войсками целиком зависит от условий обстановки. Совершенно ясно, что нельзя одинаковыми методами и в одинаковой последовательности распоряжаться в разных условиях.

Если, например, в условиях подготовки наступательной операции будет возможность разработать приказ, плановую таблицу, а иногда командир будет иметь возможность дать лично в дополнение к приказу свои указания, то, например, в условиях вынужденного отхода или встречного боя управлять придется отдельными распоряжениями, делегатами связи и т. п.

При отдаче таких распоряжений очень важно определить, в какой последовательности надо отдавать распоряжения.

Эта последовательность играет особо важную роль в сложных условиях обстановки, когда обстановка меняется быстро и когда распоряжения должны быть быстрыми и войска приводятся в движение с предельной быстротой.

Если взять, например, дивизию, которая должна под влиянием обстановки или по, приказу старшего начальника быстро начать отход или сложную перегруппировку, в этих условиях быстрота перегруппировки будет в большой степени зависеть от характера управления.

Нельзя в этих условиях отдавать распоряжения в том порядке, в каком отдаются распоряжения при организации наступления, например, к моменту, когда нужно отдавать распоряжения об отходе, тылы загромождают пути отхода. Нужно, по-видимому, первые распоряжения отдать тылам об освобождении этих путей, об отходе в новый район. Нужно обеспечить быструю доставку этих распоряжений.

В другом случае первое распоряжение нужно будет отдать тем частям, которые должны возможно скорее отойти и занять какой-то рубеж в тылу или на фланге.

Каждый раз, исходя из условий обстановки, нужно отдавать распоряжения в такой последовательности, чтобы те части, которые должны начать раньше действовать, получили бы раньше и соответствующие распоряжения.

Никаких правил в последовательности отдачи распоряжений, [201] конечно, установить нельзя. Этому искусству надо учиться. Но без этого не может получиться гибкое управление. Так распоряжаться должны уметь как командиры, так и их штабы.

Контроль за выполнением приказов и распоряжений, к сожалению, не получает должного отражения в работе штабов. Между тем выполнение всякого распоряжения, всякого приказа должно быть проверено. И это — одна из важнейших обязанностей штаба.

Главный недостаток в этом деле состоит в том, что мы часто проверяем исполнение приказа тогда, когда исправить что-либо бывает уже трудно.

Например, полк должен в 5.00 выступить из определенного пункта. Можно проверить в 5.00, выступил ли полк; если при этом будет установлено, что полк опаздывает, исправить это дело уже невозможно.

Проверять исполнение приказа или распоряжения нужно неоднократно; по крайней мере дважды должно быть проверено исполнение.

Вначале, достаточно заблаговременно, нужно проверить, как идет подготовка к выполнению распоряжения, нет ли препятствий или условий, которые могут сорвать, задержать.

Если такая угроза срыва или задержки есть, старший начальник и его штаб должны немедленно вмешаться, устранить задержки, если нужно, помочь подчиненному.

Вторично нужно проверять примерно в сроки, назначенные для начала выполнения распоряжения.

Только при условии таких повторных проверок штаб может считать свою проверку достаточной, а командир — получить достаточные гарантии точного выполнения его приказов

Подготовка штабом материалов, необходимых командиру для принятия решения

В этом вопросе, по нашему мнению, есть кое-где ошибочные взгляды, приводящие на практике к отрыву штаба от командира.

В учебной практике встречаются нередко попытки выделить эту работу штаба в какой-то изолированный этап работы.

Дело упрощается до такого положения, когда штаб копит сведения об обстановке, тщательно их изучает, наносит на карту, с тем чтобы в какой-то момент доложить все эти данные командиру.

В результате получается иногда, что командир получает с запозданием такие данные, которые могли бы в свое время повлиять на его решения и на действия войск.

Штабы должны ясно понимать, что все данные обстановки поступают в штаб для командира.

И обязанность штаба — обеспечить непрерывность и своевременность информации командира. [202]

Что значит «подготовить командиру материалы для принятия решения»?

Это означает, что штаб должен добывать, изучать, обрабатывать в виде справок, схем, таблиц и т. п. все сведения о деятельности и состоянии войск, о противнике, о районе. Штаб должен предусмотреть все детали, предвидеть все вопросы, которые могут возникнуть у командира и которые могут ему потребоваться. Но штаб должен постоянно информировать командира о всех изменениях в обстановке. Командир должен всегда знать, где войска, что они делают, какие изменения происходят в выполнении приказов командира и т. п.

Чем лучше работает штаб, чем полнее обеспечил штаб командиру непрерывную информацию, тем меньше потребуется ему дополнительных данных для принятия решения.

Эти дополнительные данные могут потребоваться командиру в виде справок по отдельным вопросам, и эти справки штаб должен иметь подготовленными в виде схем, таблиц, цифр и т. п.

Поэтому мы не представляем себе необходимости в таких исчерпывающих докладах с «оценкой обстановки», в которых пытаются изложить все, что можно. Такие ненужные, беспредметные доклады, к сожалению, кое-где практикуются.

Пользы от них никакой. Времени они отнимают много, а дают ложное представление о роли командира, который без этих докладов якобы сам не знает и не понимает обстановки.

Тренировать штабы в быстрой обработке данных обстановки на карте, схеме и т. п., учить быстро, своевременно, ясно доложить всякие нужные командиру сведения — в этом состоит задача подготовки.

Вопросы связи

Отработка и накопление практического опыта в вопросах связи должны быть направлены на обеспечение непрерывности связи.

Эта непрерывность может быть достигнута только при умении гибко маневрировать средствами связи.

Наибольшие трудности в обеспечении связи возникают тогда, когда боевой порядок приходит в движение, когда начальники, их штабы, войска меняют свое местопребывание.

Современные средства связи дают возможность обеспечить связь в любом положении.

Использовать средства связи надо в полном соответствии со свойствами каждого из них.

Управление войсками сочетать в полной мере с характером организации связи.

Обязательное условие, обеспечивающее непрерывность связи, — это последовательность использования средств связи. Это означает, что пользоваться средствами связи нужно в таком порядке, [203] который для данной обстановки обеспечит непрерывность связи, например:

головной батальон с похода развертывается для боя;

комбат установил командный пункт и организует связь;

как обеспечить непрерывность управления.

Нам представляется такой примерно практический путь организации управления в этом случае.

К моменту, когда комбат принял решение на развертывание, он может собрать к себе командиров рот (батарей) и лично дать приказ на развертывание.

После этого комбат потеряет на некоторое время возможность общения со своими подчиненными, так как командиры рот лично поведут роты на исходное положение, а телефона с ними не будет до того, пока они выйдут на свое исходное положение.

Надо, следовательно, обеспечить возможность управления на время этого перерыва. Здесь и нужно определить, какими средствами обеспечить это управление.

Прежде всего нужно ответить на вопрос, какие задачи придется решать средствам связи в этот промежуток времени.

Так как задачи командирам рот поставлены, комбат должен знать, выполняется ли задача так, как указано в данном случае, правильно ли и в срок ли выходят все подразделения на исходное положение; в этом случае вмешательство комбата не потребуется.

Если обстановка после отдачи приказа меняется или подразделения неправильно выполняют приказ, потребуются от комбата новые распоряжения.

Таким образом, на промежуток времени от отдачи комбатом приказа на развертывание до выхода рот на исходное положение связь должна обеспечить комбату возможность:

а) получать донесения от подразделений;

б) если потребуется, отдать новые распоряжения.

Исходя из этого, последовательность использования средств связи в этом случае будет такая. Комбат принял решение:

«Батальону развернуться, главными силами достичь рощи А, откуда атаковать противника на Б».

По этому решению комбат отдает приказ, для чего может отдать его лично командирам подразделений.

До выхода подразделений к роще А (соответственно пулеметы и артиллерия на свои позиции) новых задач ставить не нужно, если не изменится обстановка.

Телефонную связь в подразделения дать к роще А к моменту подхода туда рот. Новые задачи для атаки будут переданы по телефону.

Пока роты выходят к роще А, с ними поддерживается связь:

светосигнальная - при ее помощи комбат будет получать донесения совершенно надежно о порядке движения рот к роще А и может отдать простейшее распоряжение;

собаки - может отдать любые распоряжения. [204]

Наконец, можно отдачу распоряжений в случае необходимости сдублировать посылкой кого-либо из командиров штаба батальона.

Итак, получается последовательность использования средств связи: личное общение, светосигнальная связь, собаки, делегаты связи, телефон.

В других случаях эта последовательность будет другая. На данном простом примере мы хотели только обратить внимание на важность правильного решения вопроса об использовании средств связи. План связи должен в основе своей иметь именно такой расчет последовательного использования средств связи.

Такой план может быть хорошо составлен в том случае, если начальник связи хорошо знает и понимает обстановку, знает решение командира, а начальник штаба не просто «утверждает» план связи, а по существу дает указания об организации связи, исходя из особенностей обстановки, решения, принятого командиром, и свойств каждого средства связи.

Поставив ряд этих вопросов, которыми, однако, не исчерпывается дело управления и которые являются отдельными элементами, деталями дела управления войсками, мы хотели показать, во-первых, что эти детали настолько .важны, что каждая из них может определить успех управления, и, во-вторых, что от общих разговоров об управлении надо переходить к конкретизации частностей, тщательной их отшлифовке, выработке практических навыков и накоплению опыта в этом важном деле.

В этом надо искать путь повышения качества управления войсками.

О развитии форм управления{197}

Техническая реконструкция Красной Армии, создавшая новые формы организации войск, влечет за собой и иные формы боя, а вместе с тем и новые формы управления. Вот почему установки, данные на XVII съезде партии по организационным вопросам, так живо занимают внимание и мобилизуют творческую энергию военных работников. Хорошо строить, осваивать боевое использование новой техники, создавать новые, наиболее эффективные формы взаимодействия, перестраивать органы управления, организующие эти сложнейшие процессы, — все это требует энтузиазма освоения боевого искусства, требует активной работы мысли и организующей воли, требует рационализаторских мероприятий и сколачивания органов управления.

Новые технические средства борьбы, так же как и новые, усовершенствованные методы их применения, прививаются нелегко. Обычно требуется время для того, чтобы эти новшества оценили по заслугам, чтобы эти новшества организационно заняли в войсках свое место и чтобы, наконец, ими научились эффективно пользоваться.

Как о том говорит исторический опыт, первое время новые средства поражения как бы не знают куда приткнуть. То их придают высшим войсковым соединениям, а не тем частям, которые практически могут их применить, то держат в форме резерва главного командования с тем, чтобы в случае войны применить их там, где подскажет боевой опыт.

А между тем, конечно, ни одно старое средство не может дать того внезапного и потрясающего эффекта, как новое боевое средство, разумно и в массовом виде использованное. Достаточно хотя бы напомнить первые оперативные опыты немцев по применению отравляющих газов во время империалистической войны.

Но даже и старые средства борьбы, когда находятся новые [207] методы их боевого применения, требуют больших организующих усилий для практического внедрения в жизнь. Когда Людендорф{198} внедрял в подготовку к весеннему наступлению 1918 г. методы использования артиллерии без пристрелки, впервые разработанные Пульковским, то армии возбуждали ходатайства о разрешении им сохранить пристрелку. Требовался твердый нажим высших начальников для внедрения этого нового метода. А между тем, теперь, после войны, трудно даже вообразить, почему этот не только технически, но и в первую очередь тактически и даже стратегически блестящий метод мог встречать возражения.

Период подготовки немцами мартовского наступления замечателен, с артиллерийской точки зрения, не только отказом от пристрелки, но и тактическими методами взаимодействия артиллерии и пехоты, предложенными и проверенными до этого на русско-германском фронте Брюхмюллером. Крайне интересно проследить, как эти новые методы сказались не только на формах боя, но и на организационных формах управления германскими войсками...

Методы Брюхмюллера были не просто артиллерийскими методами. Они определяли собой всю систему взаимодействия пехоты и артиллерии, все движение и построение боевого порядка. Характеризуя свой метод, Брюхмюллер говорит:

«Заведенной по часам артиллерийской машине надо было позволить идти до конца, если не хотели вызвать общей путаницы, которая принесла бы больше вреда, чем пользы».

Пожелания штабов корпусов отклонялись, так как «артиллерийская машина» имела свою внутреннюю закономерность. Если это было так, то казалось бы, что организация боя на основе «артиллерийской машины» должна бы явиться делом генеральных штабов. На деле получилось иначе. Генеральные штабы оказались неподготовленными к «артиллерийской машине», и фактическими организаторами общевойскового боя оказались артиллеристы. Описывая свою деятельность в 7-й армии, Брюхмюллер говорит:

«Некоторые трения могли возникнуть из-за того, что я, в качестве артиллерийского советника, не имел командных полномочий ни в этом наступлении, ни в остальных прорывах на Западном фронте. Между тем я немедленно по прибытии в штаб, коему было поручено исполнение прорыва, испросил издания особого приказа, в котором подчеркивалось, что все даваемые лично мною советы и указания должны были безусловно рассматриваться как исходящие от штаба армии или фронта» — и прибавляет далее, что даже и без приказа его все слушались. Да и как было не слушаться, когда общевойсковые командиры слабо разбирались в «артиллерийской машине».

Командующий 7-й армией фон Бен добросовестно сознался Брюхмюллеру: «Дорогой полковник, [207] артиллерия — это какая-то черная магия. Неужели вы думаете, что все, о чем вы нам тут докладывали, удастся?» И к убежденному ответу Брюхмюллера, что удастся, мог лишь добавить: «Дай бог».

Эта своего рода артиллерийская «функционалка» могла бы дорого стоить германской армии, если бы генеральные штабы не подчинились, волей или неволей, инструкторам Брюхмюллера. Временно функциональная, почти бесправная артиллерийская служба превратилась в орган оперативного руководства.

III

Слабое знание общевойсковыми командирами и их штабами артиллерийского дела повлекло за собой организационное оформление артиллерийской функционалки и у немцев, и у французов. Командиру дивизии были подчинены командир пехоты дивизии и командир артиллерии дивизии. Таким образом, усилия пехотных и артиллерийских частей организовались во взаимодействии не по тактическим целям и направлениям, а по их родовым признакам, что обезличивало частные цели на участке дивизии.

Старые русские артиллеристы точно так же функционально рассматривали деятельность артиллерии. «Артиллерия стреляет — пехота наступает» — так линейно-упрощенно формулировалось сложнейшее дело взаимодействия пехоты и артиллерии. Это упрощение выдвигало функциональную централизацию всей артиллерии дивизии в так называемую «группу общего назначения». Какое дело было этим теоретикам, что в дивизию входят стрелковые полки, батальоны, имеющие свои частные задачи, преодолевающие непохожие друг на друга участки, и т. д.

Наш Артиллерийский устав 1927 г. и Полевой устав 1929 г. построили взаимодействие артиллерии и пехоты по оперативному признаку. Полки и батальоны получают свои задачи, и выполнение этих задач обеспечивается соответствующими артиллерийскими группами поддержки пехоты, и не случайными, не обезличенными группами, а группами, носящими номер поддерживаемого ими стрелкового полка.

Наш опыт мирной учебы, а частью и боевой работы, доказал полную жизненность этой системы управления. Стрелковые командиры научились пользоваться артиллерией, а артиллеристы изучили общевойсковой бой.

Проповедь «функционального» использования танков приходилось слышать и от некоторых танкистов. Но и. тут приходится решать вопрос оперативно, т. е. конкретно организуя деятельность танков для достижения различных задач обстановки. Одно дело — действия механизированных соединений и другое дело — усиление танками стрелковых или кавалерийских соединений. [208]

Но даже в этом последнем случае, т. е. в случае усиления танками обычных общевойсковых соединений, методы действий танков, а следовательно, и их организация и методы управления ими должны различаться в зависимости от характера задачи подразделений танков.

В то время как непосредственная поддержка пехоты требует децентрализованной работы танков и подчинения их пехотным командирам, наступление танковой группы дальнего действия, наоборот, требует самостоятельности их действий, в смысле независимости от пехоты, и подчинения группы ДД непосредственно высшему командиру (корпуса или дивизии){199}.

Эта структура взаимоотношений при наличии, достаточного числа танков потребует и новых форм в использовании артиллерии. В то время как основная задача подавления пулеметной обороны противника должна лечь на танки непосредственной поддержки пехоты, на основную массу дивизионной и корпусной артиллерии должна выпасть задача подавления полевой и противотанковой артиллерии противника и обеспечения танковой атаки. Отсюда вытекает, что командир, организующий движение танковой группы дальнего действия (за которой двинутся прочие группы танков), должен будет взять в свои руки руководство основной массой артиллерии на все время прорыва танковой группы ДД. Обычно эта задача падает на командира корпуса или дивизии.

Развитие военной авиации, имеющей громадные радиусы действий, легко может толкнуть на недостаточно конкретное оперативное ее использование, недостаточную увязку ее действий с Другими видами вооруженных сил, на использование ее «вообще» для разведки, «вообще» для бомбардирования и т. д.

Столь же неконкретно можно себе представить действия «оперативными эшелонами», когда в первом эшелоне действует авиация, во втором — механизированные войска и в третьем — стрелковые и кавалерийские соединения. Такой подход мог бы повести к «функциональному фронту», который делился бы на три самостоятельные армии: авиационную, механизированную и конно-стрелковую. Цели оказались бы по фронту обезличенными, и взаимодействие эшелонов стало бы бессодержательным.

Правильно организованные усилия для выполнения какой-либо конкретной задачи на данном направлении должны сочетать действия ограниченных по фронту частей этих трех эшелонов. Признаком организации в данном случае должен быть не профессиональный признак, а принцип сосредоточения сил против данной, конкретной цели. Т. е. армии должны быть составлены из авиации, механизированных, кавалерийских и стрелковых соединений. [209]

В этих объединенных действиях все более и более на первый план выступает роль авиации. Ее силы и возможности определяют размах и глубину операции. Механизированные соединения должны развить и использовать успехи, одержанные на данном направлении авиацией, а конно-стрелковые части должны эти успехи окончательно закрепить.

Отсюда колоссально возрастает значение авиационных командиров. Отсюда вытекает, что высшие командные должности выгодно замещать способными авиационными командирами. Отсюда следует сделать вывод, что в общевойсковых и, особенно, в оперативных штабах должны иметься командиры, практически изучившие боевую работу авиации.

Изложенное выше о совместных действиях авиации и других видов вооруженных сил не исключает, конечно, вполне самостоятельного применения воздушных операций: бомбардировки крупных промышленных центров, железнодорожных узлов и т. п.

Не исключено и применение механизированных армий для выполнения самостоятельных операций.

Задачей войсковых и оперативных штабов является сведение всех специальностей в общевойсковой процесс для нанесения противнику на данном направлении объединенного удара всеми родами войск.

Отсюда к работникам штабов предъявляются еще более строгие требования, чем ко всем строевым командирам. Они должны быть практически знакомы со всеми родами войск, хорошо знать их тактико-технические возможности и уметь организованно соразмерить нормы их боевого использования.

Деловитость, оперативность, уменье распоряжаться, предвидеть могущие встретиться затруднения в передаче приказов, «донесений, подвоза, передвижений» и прочее и заранее принять предупредительные меры, привычка к контролю за выполнением приказов и общего плана действий — все это качества, которые остро необходимы для всякого штабного командира.

Массовое развитие новых средств борьбы, в первую очередь авиации и танков, повышает темп развития современного боя и операции, и поэтому задачи управления войсками стали во много раз более трудными, чем это было раньше. Штабы должны позволить своим командирам управлять, что называется, на ходу, должны так сократить время на подготовку решений и их передачу войскам, чтобы осталось время на выполнение необходимых передвижений, на производство дополнительной разведки и прочих боевых подготовительных действий.

Само собой понятно, что одних природных способностей к службе управления недостаточно, необходима еще высокая выучка и систематическая полевая тренировка. Природные способности [210] должны отмечаться, выделяться и развиваться целой системой штабной подготовки в полевых условиях.

Вопросам изучения, отбора и продвижения способных для штабной работы командиров должно уделяться особое внимание. И этот отбор нельзя делать вообще. Он должен производиться как составная часть боевой подготовки, как вывод из всей системы полевой подготовки штабов.

Штабная работа должна строго чередоваться со строевой командирской работой в различных родах войск, особенно в авиации, мехвойсках и артиллерии.

Техническая реконструкция Красной Армии требует перестройки и рационализации штабных аппаратов, а главное, отбора и практического совершенствования штабного состава. Большевистская деловитость, высокий уровень развития, владение теорией марксизма-ленинизма, без чего нельзя управлять массами, соединенные с практическими навыками в организации полевого управления и знанием различных родов войск, — создают настоящего штабного командира РККА.

Отбор и воспитание таких командиров является одной из решающих задач технического, тактического и оперативного развития Красной Армии.

21. 2. 34 Москва

Характер пограничных операций{200}

Старые, привычные представления о сосредоточении массовых армий по железным дорогам к границам и о массовом характере пограничных сражений уже не могут соответствовать действительным условиям и средствам войны, сложившимся на сегодняшний день.

Пограничная полоса стала очень уязвимой со стороны противника. В первую очередь эту уязвимость создают воздушные силы, во вторую — механизированные соединения, усиливаемые пограничной конницей и стрелковыми частями на автомобилях.

Действия мехвойск опираются на сковывание тыла противника, на разрушения его железнодорожных средств, на массовую выброску авиадесантов, производимых воздушными силами.

Этот новый характер пограничных действий, во-первых, может сорвать производство мобилизации в пограничной полосе и, во-вторых, сорвать сосредоточение к границам массовой, многомиллионной армии.

Само собой понятно, что такое положение делает мало реальным и отмобилизование в крупном масштабе войск прикрытия, в связи с чем самая система прикрытия должна быть совершенно перестроена.

Необходимо последовательно, по элементам и этапам, рассмотреть этот вопрос.

Производство мобилизации

Организовать надежную противовоздушную оборону районов мобилизации в пограничной полосе практически невозможно.

В первую очередь отпадает организация сборных пунктов в связи с трудностью их обороны. Если сборные пункты стали пережитком и с точки зрения самой техники мобилизации, то в связи с угрозой авиации в пограничных районах их организация совершенно отпадает. Иначе мобилизуемые массы были бы деморализованы и частично уничтожены еще до прибытия в части.

Наиболее выгодным приемом является персональная приписка мобилизуемых контингентов к частям. Это касается также и поставки лошадей, и всех видов транспорта. Таким путем может быть достигнута максимальная децентрализация и минимальная уязвимость мобилизации с воздуха. [212]

Однако эта меньшая уязвимость почти исчезает, если районы мобилизации достаточно велики и требуют железнодорожных перевозок. В этом случае не менее сборных пунктов будут уязвимы станции погрузки, на которых не будет ни времени, ни средств для организации сколько-нибудь надежной противовоздушной обороны (ПВО). Станции выгрузки — обычно в районе расположения кадровых войсковых частей — будут защищены более надежно.

Движение мобилизованных людских масс, как без сборных, так и со сборных пунктов, вплоть до войсковых частей производится без их вооружения. Движение больших масс без строгой организации и вооружения чревато большими опасностями и неожиданностями. В современных условиях вполне осуществимо организовать массовый, но широко разбросанный сильно вооруженный десант, который будет сильнее вооруженных сил местных властей и против которого будут совсем беспомощны мобилизованные массы населения. Пропаганда и деморализация, которые принесет авиация противника, могут полностью сорвать и развалить мобилизацию.

Кадры войсковых частей могут, конечно, вступить в бой с десантами, но, во-первых, они сами могут быть атакованы мехчастями и конницей из-за границы, в условиях полной изолированности, создаваемой десантами, и, во-вторых, шансы на успех в действиях против авиадесантов, которые будут применять подвижную партизанскую тактику, невелики. Кадры должны будут, главным образом, охранять свои мобилизационные базы.

Как же должна строиться теперь система прикрытия мобилизации?

На этот вопрос обстоятельный ответ можно будет дать лишь дальше, после рассмотрения условий стратегического сосредоточения и глубины полос авиационного поражения.

Пока что можно сделать лишь следующие выводы:

1. Войсковые соединения в пограничной полосе должны иметь штаты, близкие к штатам военного времени.

2. Приписка людей, лошадей и всех видов транспорта к этим частям должна быть основана на коротком сборе их пешим порядком, без использования железнодорожного транспорта, т. е. в районе до полуперехода.

3. Использование основной массы людей приграничных полос может предназначаться только для второочередных формирований.

4. Конские и транспортные ресурсы могут быть использованы подходящими с тыла войсковыми соединениями.

Стратегическое сосредоточение

Противовоздушная оборона железнодорожных перевозок может быть более или менее успешно осуществлена в районах железнодорожных узлов, но почти не осуществима на перегонах. [213] Зенитное вооружение воинских и прочих эшелонов не может быть очень серьезным, особенно против внезапно атакующих штурмовиков, так как с поезда трудно заметить или услышать приближение самолетов, летящих укрыто, используя складки местности. Авиационные десанты еще более прочно могут закрепить этот срыв сосредоточения как путем создания крушений эшелонов, так и путем взрывов мостов.

Чем длительнее и массивнее будет сосредоточение по железным дорогам, тем больше шансов будет иметь авиация для его дезорганизации. Казалось бы, что выход из положения следует искать в сокращении сроков сосредоточения, но это потребовало бы максимально напряженного графика движения, а при таком напряжении и при наличии аварий, причиняемых авиацией, транспорт может быть совсем охвачен параличом. Поэтому современная практика период сосредоточения не только не сокращает, но, наоборот, удлиняет путем создания факультатива, т. е. путем неиспользования графика движения в очень больших процентах. Таким образом, выход из положения стараются найти в архипассивном средстве — факультативе, который растягивает наиболее рискованную и ненадежную современную операцию, — стратегическое сосредоточение.

Если смотреть на дело здраво, то станет ясным, что факультатив — это не выход из положения, что это ни больше ни меньше как страусовая тактика. В самом деле, гарантирует ли факультатив, помимо планово гарантированной затяжки сосредоточения, возможность окончания самого сосредоточения?

Сделаем расчет.

Для производства крушения идущего эшелона днем достаточно штурмовой атаки одного звена (3 самолета, 24 бомбы).

Для восстановления движения на перегоне, где совершено крушение поезда, при наличии готовой летучки и путевой роты — требуется 5–6 часов, а при заражении места крушения поезда отравляющими веществами (OB) — 7–8 часов.

Таким образом, штурмуя эшелоны на какой-либо дороге через каждые шесть часов, мы можем при наличии четырех звеньев (12 штурмовиков) совершенно прекратить на этой дороге движение при условии, что летчики будут иметь лишь один вылет в сутки. Положим, далее, что в основном стратегическое сосредоточение должно быть закончено в течение одного месяца. Потери авиации за год войны исчисляются до 400 процентов. Предположим, что штурмовики будут нести большие потери, например 100 процентов в месяц. Тогда мы получим, что на данной железной дороге можно сорвать все сосредоточение при наличии 12 самолетов в строю и 12 в резерве (12 самолето-потерь на каждую дорогу).

Если, например, к какой-либо границе ведет 10 железных дорог, то для срыва стратегического сосредоточения, производимого [214] этими дорогами, надо иметь 120 самолетов в строю и 120 в резерве (120 самолето-потерь).

Если даже увеличить принятую выше норму потерь, то все же станет ясным, что любая страна, имеющая сильную авиацию, может сорвать стратегическое сосредоточение вне зависимости от того, построено оно или не построено на наличии факультатива.

Глубина возможного срыва мобилизации будет рассмотрена дальше.

Помимо борьбы с составами следует нарушать стратегическое сосредоточение и путем бомбардировок узловых станций, особенно важнейших.

На перегонах железных дорог следует разрушать проволочную связь.

Сочетание штурмовых действий и действий авиадесантов даст наиболее верный, наиболее обеспеченный успех.

Глубина полосы авиационного поражения

Необходимо определить глубину полосы от границы, которую современная авиация может постоянно и надежно держать под ударами штурмовиков, легких бомбардировщиков и авиадесантов.

С другой стороны, следует определить нормальную глубину полосы расположения аэродромов и посадочных площадок, обеспечивающих выполнение первой задачи.

Польские источники дают следующую характеристику глубины полос (поясов) воздействия различных типов самолетов:

1-й пояс — до 250 километров — могут применяться все виды авиации;

2-й пояс — 250–400 километров — полоса действий дневных бомбардировщиков и ночных по важнейшим объектам;

3-й пояс — 400–500 километров — полоса действий ночных бомбардировщиков;

4-й пояс — 500–700 километров — отдельные ночные бомбардировщики с добавочными баками при бомбовой нагрузке не свыше 400 килограммов.

Если мы возьмем для примера Р-5, как штурмовик и легкий бомбардировщик, и примем, что практически надежный радиус его действий равен 450 километрам, то должны будем сделать вывод, что глубина полосы надежного авиационного поражения (от границы) будет равна глубине 1-го пояса, по польским взглядам. В самом деле, в условиях европейских театров военных действий трудно найти необходимое число аэродромов и посадочных площадок в полосе глубиною менее 150 километров. Если учесть, что штурмовики ходят не по прямой линии, а по «скрытым подступам», то надежную глубину поражения осторожнее определить в 250 километров. [215]

Польские, румынские, а также и японские самолеты, пригодные для штурмовых и легкобомбардировочных действий, в основном не превосходят по своим качествам наши Р-5.

Само собой понятно, что действиями по отдельным, более глубоко расположенным железнодорожным узлам можно и более глубоко сковывать железнодорожное движение противника, но это сковывание не будет уже столь систематическим и непрерывным.

Глубина полосы авиадесантного поражения могла бы быть и более глубокой, чем полоса штурмового поражения железнодорожного транспорта, в силу того, что для этого не требуется только регулярно систематических налетов, однако следует считать их примерно равными, так как погрузка людей в самолеты, в целях безопасности, потребует большей удаленности аэродромов — это во-первых, и, во-вторых, — желательно достигнуть тесных взаимных действий штурмовиков и десантов по парализованию железнодорожного транспорта противника.

Опять-таки отдельные крупные, особенно механизированные авиадесанты могут производиться и на большую глубину, но это не будет постоянным и общим правилом.

Итак:

1. Глубина полосы надежного, систематического поражения железнодорожного транспорта противника штурмовиками и авиадесантами достигает 250 километров.

2. Глубина полосы аэродромов и посадочных площадок, обеспечивающих авиации выполнение первой задачи, достигает 150–200 километров.

Пограничное сражение

Расчеты, произведенные в предыдущих разделах, говорят о том, что в полосе 250 километров глубиною, считая от границы, стратегическое сосредоточение может быть надежно сорвано, если не предпринять каких-либо особых предупредительных мер.

Положим, что таких новых, пока еще практически не изведанных мероприятий не будет принято ни той ни другой стороной. Тогда железнодорожное сосредоточение будет сорвано в обе стороны от границы, и отмобилизованным армиям придется сгружаться разделенными пятисоткилометровой полосой.

Внутри этой полосы будут вестись беспорядочные боевые столкновения между пограничными гарнизонами и местными войсками, с одной стороны, и десантными и прорвавшимися отрядами противника — с другой.

Главным силам обеих сторон, выгрузившимся из эшелонов, придется совершать сложный марш-маневр с ведением непрерывных авангардных боев и стычек с авиадесантами и отдельными отрядами противника, с восстановлением мостов, линий связи и проч. Если даже предположить, что главные силы все же будут делать [216] по 20 километров в сутки, что сомнительно, то столкновение главных сил сторон произошло бы лишь через полмесяца где-либо в районе границы.

Предположим, далее, что одна из сторон, лучше подготовившаяся к новым формам войны, предпримет ряд мер, которые сорвут усилия противника по нарушению стратегического сосредоточения. Тогда главные силы сторон к моменту сгружения из эшелонов окажутся разделенными полосой глубиною до 250 километров и столкновение главных сил могло бы произойти примерно через неделю, но уже глубоко на территории противника. В этом случае, частично, сгружение более глубоких эшелонов могло бы произойти даже на территории противника.

Что же произойдет, если обе стороны будут одинаково подготовлены к новым формам войны и примут, каждая со своей стороны, необходимые предупредительные мероприятия, которые, как это вполне понятно, должны заключаться в нападении на авиацию противника, расположенную в полосе глубиною 150–200 километров от границы?

В этом случае районы выгрузки эшелонов сторон будут определяться исходом боевой деятельности авиации. Если, положим, авиация одной из сторон нанесет другой уничтожающее поражение, то, очевидно, противной стороне придется выгружаться в глубине своей территории, в то время как победившая сторона произведет сосредоточение до границы. Если предположить, что решающего успеха в столкновении авиации не достигнет ни одна сторона, то картина стратегического сосредоточения сторон станет пестрой. Частично войска будут сгружаться в глубине, частично будут подаваться в эшелонах до границы и т. д.

Из всего сказанного выше с полной очевидностью вытекает, что пограничное сражение будут вести не главные силы армии, как это было в прежних войнах, а особые части, особая передовая армия, дислоцированная в приграничной полосе. О составе такой армии разговор будет в следующем разделе.

Развивая предыдущую мысль, можно сказать, что прикрытие мобилизации в приграничной полосе и производство стратегического сосредоточения возможно лишь при условии новой организации пограничного сражения.

В чем же будет заключаться это новое пограничное сражение?

Оно должно сочетать:

1. Авиационное бомбардировочное и штурмовое нападение на систему аэродромов и посадочных площадок противника в полосе от 150 до 200 километров от границы, усиленной широкой выброской авиадесантов.

2. Широкую выброску авиадесантов в полосе глубиною до 250 километров для срыва мобилизации противника, подрыва его железных и шоссейных дорог, для изоляции его гарнизонов и уничтожения местных войск.

3. Организацию систематических штурмовых налетов на железнодорожную [217] сеть противника для полного срыва его стратегического сосредоточения.

4. Последовательное, а частью и одновременное уничтожение гарнизонов противника в полосе глубиною до 250 километров, основанное на сковывании и изоляции этих гарнизонов авиадесантами и на решительных ударах бомбардировочной авиации, механизированных войск и, где возможно, конницы и стрелковых войск на автомобилях. Отсутствие сплошного фронта и изолированное положение гарнизонов позволяют смелое маневрирование и последовательное уничтожение этих гарнизонов. Но для выполнения этой операции нужны не только новые оперативно-тактические методы, но и особая структура пограничной или передовой армии.

Передовая армия

В период мобилизации и стратегического сосредоточения передовая армия должна последовательно уничтожить гарнизоны противника в его приграничной полосе, которая была выше определена глубиною до 250 километров, сорвать мобилизацию и стратегическое сосредоточение. Успех в выполнении этих задач возможен лишь при условии координированных и чрезвычайно быстрых действий авиации, как штурмовой и легкобомбардировочной, так и десантной, с одной стороны, и механизированных соединений, поддержанных конницей и пехотой на автомобилях, — с другой.

Отсюда вытекает, что состав и дислокация передовой армии должны в первую очередь подчиняться возможности перехода границы немедленно с объявлением мобилизации. Само собой понятно, что это условие должно соблюдаться для такого состава и численности соединений, которых достаточно для выполнения задач передовой армии.

Авиация, входящая в состав передовой армии, должна будет действовать главным образом из полосы аэродромов и посадочных площадок, глубина которой выше была определена до 150–200 километров. Частично авиация будет работать и из большей глубины, особенно тяжелая — десантная (тяжелая бомбардировочная будет выполнять особые задачи).

Подвижность авиации позволяет дислоцировать авиасоединения в мирное время значительно глубже этой полосы. При условии хорошей подготовки аэродромно-посадочной полосы и высокой мобилизационной готовности авиации необходимое сосредоточение ее сил может быть осуществлено очень быстро. Однако значительная часть авиации все же должна быть дислоцирована в передовой аэродромно-посадочной полосе.

Расчет необходимых авиационных сил и средств не может быть произведен стандартно для всех фронтов. Он должен вытекать из оперативно-стратегических планов, основанных на конкретной обстановке. [218]

Расчеты, приведенные во втором разделе, показывают, что теоретически достаточно 12 самолетов в строю и 12 в резерве для полного срыва штурмовыми действиями сосредоточения, производимого по одной железной дороге.

Десантные операции имеют к настоящему времени огромные возможности. Так, например, тяжелый самолет типа ТБ-3 может выбросить на парашютах до 35 вооруженных бойцов, снабженных и артиллерией, хотя бы типа минометов Стокса. Если же такой самолет сделает десант с производством посадки, то число бойцов может быть доведено до 50. Эти способы десантов необходимо сочетать: парашютисты захватывают заранее разведанные посадочные площадки, на которых в дальнейшем могут быть осуществлены посадки.

Успехи планеризма, доказанная возможность двигаться на большие расстояния «воздушными поездами», могут позволить, если к этому серьезно подготовиться, осуществлять огромные десанты. Но даже если пользоваться только одними самолетами, то и тогда размеры десантов могут достигнуть таких величин, о которых все еще мало привыкли думать. Например, одна бригада в составе 50 тяжелых самолетов может в один конец высадить 2500 вооруженных бойцов. Таких концов одна бригада в течение первых дней мобилизации может сделать несколько, допустим — четыре. Тогда одна бригада выбросит в тыл противнику 10 тыс. бойцов. Что означает в тылу такая масса людей, вооруженных пулеметами и артиллерией, сейчас еще не все себе отдают отчет. А ведь самолеты могут снабжать эту массу винтовочными патронами, снарядами и проч.

Само собой понятно, что приведенное выше число бойцов увеличивается пропорционально числу авиабригад.

Механизированные корпуса, предназначенные для пограничной операции, должны располагаться обязательно близ границы. Иначе их удар запоздает и может создаться разрыв между их действиями и действиями авиадесантов. А это могло бы подвергнуть авиадесанты возможности отдельного поражения и срыва всего пограничного сражения.

Мехсоединения должны дислоцироваться в мирное время не далее 50–70 километров от границы с тем, чтобы они с первого же дня мобилизации имели бы возможность перейти границу.

Отсюда также следует, что мехсоединения должны содержаться в штатах, близких к военному времени. Призыв по мобилизации не должен осуществляться из района далее 10 километров.

Конница, которая должна закреплять успехи мехсоединений, точно так же в составе, близком к военному времени, должна располагаться в непосредственной близости к границе.

В таком же составе следует содержать и те части пехоты, которые на автомобилях будут развивать и закреплять успехи мехвойск и конницы.

Для усиления всех этих войск крайне необходимо иметь подвижную самоходную артиллерию.

Хорошо проведенная пограничная операция может сорвать возможность производства противником срыва нашего стратегического сосредоточения. Однако даже при полном общем успехе нельзя исключить отдельных, даже многочисленных, по всей вероятности, авиадесантов противника. Поэтому приграничные театры должны быть подготовлены к самообороне. Должны быть развернуты и хорошо вооружены местные войска. Учитывая возможность появления танковых десантов, эти части должны иметь противотанковое вооружение, а также должны иметься местные, хорошо обученные, моторизованные отряды.

Осоавиахим должен играть большую роль в этом деле. Изучение дорог, возможных посадочных площадок, объектов для нападений авиадесантов противника — все это должно быть предметом повседневных упражнений.

Организация и дислокация передовой армии не может базироваться на прежних основаниях. Предстоящие задачи требуют решительной и полной перестройки соотношения родов войск, их организации и дислокации. В первую очередь необходимы быстрое и решительное развитие мехсоединений и дислокация этих последних в непосредственной близости к границе.

Марш-маневр сгруженных главных сил

В случае успешно проведенного пограничного сражения нового стиля, стратегическое сосредоточение армии по железным дорогам может быть в основном осуществлено беспрепятственно до самых границ. Иногда отдельные части смогут высаживаться даже на территории противника.

Если же пограничное сражение будет выиграно недостаточно решительно, то основная масса мобилизованной армии должна будет сгружаться в глубине угрожаемой полосы. При неудаче почти всю армию придется выгружать вне угрожаемой полосы.

В мирное время, даже в том случае, если подготовка к новому виду пограничного сражения ведется хорошо и пограничные действия будут обеспечиваться всеми необходимыми средствами, все же нельзя исключать неуспеха, а потому, на худой конец, следует обеспечить возможный срыв стратегического железнодорожного сосредоточения оборудованием всей угрожаемой полосы разгрузочными средствами и платформами и широкой сетью шоссейных и грунтовых дорог для движения войск к границам походным порядком.

Привычные старые методы требуют развития шоссейно-грунтовых путей для развертывания войск, сгружаемых из эшелонов, от тех выгрузочных станций, которые намечены графиком сосредоточения. В настоящих условиях это является крайне опасным и неосторожным. Развитие сети дорог должно быть тщательно продумано [220] с таким расчетом, чтобы даже малоожидаемый успех противника по нарушению стратегического сосредоточения не мог бы превратить сгружаемую армию в малоподвижную и беспомощную массу, не вмещаемую наличными дорожными путями. При силе современной штурмовой и легкобомбардировочной авиации такие скопления могут оказаться гибельными.

Успешно или неуспешно окажется пограничное сражение для одной из сторон, все равно главным силам обеих сторон придется проделать марш-маневр походным порядком с боями, о чем уже говорилось выше, по полосе с разрушенными средствами сообщений и связи, насыщенной десантными и прорвавшимися отрядами.

Осуществляя это стратегическое сближение, обе стороны будут усиленно готовиться к большим глубоким операциям, в которых удар главных сил с фронта и во фланг будет сочетаться с выброской в тыл противнику крупных десантных масс, которые должны будут отрезать ему пути отступления, уничтожить его тылы и изолировать его резервы.

VII

Характер пограничных сражений при громадном различии обстановки на наших разбросанных возможных фронтах будет неодинаковым. Он будет изменяться в соответствии с теми техническими средствами, которые могут столкнуться на фронтах. Чем более обе стороны будут вооружены современными средствами борьбы, тем более резко будут складываться те формы пограничного сражения, которые были изложены выше.

Обстановка лучше всего подскажет необходимые решения во всем их многообразии. Однако все столкновения с хорошо вооруженными армиями неизбежно будут принимать вышеописанные формы. Утешать себя тем, что наши возможные противники медленно перестраиваются по-новому, не следует. Противник может перестроиться внезапно и неожиданно. Лучше самим предупредить врагов. Лучше поменьше делать ошибок, чем на ошибках учиться.

Июль 1934 г. Москва

На Восточном фронте{201}

Два года (1918 и 1919) Восточный фронт угрожал существованию Советской власти. Восстание чехословаков, восстание Муравьева, правительство Колчака, поддержанное Антантой, дутовщина — все это не раз создавало положение величайшей угрозы Советской республике. Партия выбрасывала лозунг: «Все на Восточный фронт!»

Эсеровская директория, образовавшаяся после первых поражений чехословаков и белогвардейских частей на Волге, уже 18 ноября 1918 г. была арестована Колчаком, объявившим себя верховным правителем. Эсеры и меньшевики расчистили дорогу военной диктатуре. Франция и Англия признали Колчака и приняли меры к самой широкой материальной поддержке его армии. Япония также приняла в этом участие, хотя одновременно поддерживала и Семенова, надеясь на отделение Дальнего Востока.

Характеризуя положение Колчака, товарищ Ленин указывает, что приуральские и сибирские крестьяне «негодовали и возмущались, когда большевики требовали помощи в тяжелой войне, когда большевики говорили: «Победа над помещиками и капиталистами даром не дается, и если капиталисты и помещики идут войной, вы должны понести все жертвы, чтобы отстоять завоевания революции. Революция даром не дается, и, если вы согнетесь под этими жертвами, если у вас не хватит выдержки вынести эти жертвы, вы развалите революцию». Крестьяне не хотели этого слушать, им казалось это только революционным призывом. И, когда там обещали мир и помощь Антанты, они переходили на ту сторону. Ведь вы знаете, что крестьяне в Сибири, эти крестьяне крепостного права не знали. Это — самые сытые крестьяне, привыкшие к эксплуатации тех ссыльных, которые из России появлялись, это крестьяне, которые улучшения от революции не видели, и эти крестьяне получали вождей от всей русской буржуазии, от всех меньшевиков и эсеров, — там их были сотни, тысячи. Например, в Омске теперь одни насчитывают 900 тысяч буржуазии, а другие — 500 тысяч. Вся буржуазия поголовно сошлась туда, все, что было претендующего на руководство народом, с точки зрения обладания [222] знаниями и культурой и привычкой к управлению, все партии от меньшевиков до эсеров сошлись туда. Они имели крестьян сытых, крепких и не склонных к социализму, имели помощь от всех государств Антанты, от государств всемогущих, которые держат во всем мире власть в своих руках. Они имели железнодорожные пути со свободным доступом к морю, а это значит полное господство, потому что флот союзников не имеет в мире никакого противника и господствует на всем земном шаре»{202}.

К концу 1918 г. общее развитие действий Восточного фронта было успешным, за исключением его левофланговой 3-й армии, ослабевшей в боях и сильно разбавленной плохо подготовленными пополнениями.

В марте 1919 г. Колчак, проведя частный удар по правому флангу 2-й армии, повел в образовавшийся прорыв решительное наступление против главных сил нашей 5-й армии и нанес ей решительное поражение. Началось общее отступление Восточного фронта, остановившееся лишь несколько восточнее Волги, на подступах к Самаре и Симбирску.

Товарищ Ленин считает, что опасность грозная, что «Колчак одержал ряд побед на востоке и, таким образом, подготовляет условия для последнего и самого решительного натиска стран Согласия»{203}. В письме петроградским рабочим о помощи Восточному фронту товарищ Ленин призывает «поставить на ноги все, мобилизовать все силы на помощь Восточному фронту»{204}.

Центральный Комитет 10 апреля 1919 г. решает провести мобилизацию. В прифронтовой полосе, особенно в Поволжье, проводится поголовное вооружение всех членов профессиональных союзов. Мужчины-служащие заменяются женщинами, через профсоюзы, партийные организации, фабзавкомы, кооперативы и т. п. создаются местные и центральные «бюро помощи» или «комитеты содействия» для укрепления дела снабжения Красной Армии. «По отношению к меньшевикам и эсерам линия партии при теперешнем положении такова: в тюрьму тех, кто помогает Колчаку сознательно или бессознательно!» — говорит ЦК РКП (б) 12 апреля и заканчивает свои тезисы словами:

«Надо напрячь все силы, развернуть революционную энергию, и Колчак будет быстро разбит. Волга, Урал, Сибирь могут и должны быть защищены и отвоеваны»{205}.

Одновременно Восточный фронт, использовав наступившую оттепель для передышки, усиленно готовился к переходу в наступление. Части пополнялись и укреплялись новыми кадрами, в ряды бойцов вливались прибывающие на фронт рабочие и коммунисты, укреплялись войсковые штабы, пополнялось вооружение, упорядочивалось снабжение. [223]

19 марта 1919 г. на Восточном фронте была создана Южная группа под командованием тов. М. В. Фрунзе в составе 4-й, Туркестанской и 1-й армий. 9 апреля в состав Южной группы была включена и 5-я армия.

М. В. Фрунзе решил перейти в наступление, не ожидая полного сосредоточения назначенных ему сил, так как это ожидание потребовало бы оттянуть наступление еще на лишний месяц.

По плану тов. Фрунзе, 1-я армия (командарм тов. Гай) должна была ударить на север по флангу 6-го корпуса белых. Туркестанская армия (командарм тов. Зиновьев) должна была ударить во фланг 3-го корпуса белых и выйти ему в тыл на фронт ст. Заглядино — Бугуруслан. 5-я армия (командующим к тому времени был назначен я) своим правым флангом должна нанести фронтальный удар по г. Бугуруслан, с одновременным наступлением по всему своему фронту.

Начавшись 25 апреля, наступление Южной группы развилось очень успешно. Правый фланг 5-й армии к 1 мая вышел в район ст. Заглядино. Туркестанская армия находилась на одном переходе сзади. В дальнейшем главные силы Туркестанской и 5-й армий наступали на север в общем направлении на Бугульму, а через некоторое время Туркестанская армия была направлена на Белебей.

В это время Троцкий нашел нужным вмешаться в дела Восточного фронта. Командвост тов. С. С. Каменев был освобожден от должности, и на его место был назначен тов. А. А. Самойло. Это обстоятельство совершенно испортило блестящее начало нашего контрнаступления и позволило белым упорядочить их отступление. 5-я армия была изъята из подчинения тов. Фрунзе и перешла в непосредственное подчинение тов. Самойло. 11 мая тов. Самойло нацеливает 5-ю армию на север, к устью р. Вятки, 14 мая сворачивает ее на Белебей, 17 мая опять направляет ее на север, а 19 мая — на северо-восток. Вместо преследования — топтание на месте{206}.

Начались протесты против такого командования. 21 мая командарм 5 направил командвосту телеграмму, в которой говорилось:

«Начиная с 10 сего мая, вероятно, ввиду многих неизвестных мне обстоятельств вами были отданы пять задач для 5-й армии, каждый раз отменяющие одна другую. Сначала была дана задача наступать на север в тыл противника, действующего по реке Вятке, потом направление наступления было отклонено на 130 градусов на Белебей, следующей директивой приказывалось уже наступать частью на север, частью на восток, затем был указан пункт переправы через реку. Каму близ устья реки Вятки, затем мне было самому предложено избрать пункт переправы и, наконец, [224] приказано переправляться не через реку Каму, а через реку Белую. Эти отмены приказов совершенно измотали дивизии, и части совершенно перепутались, связь нарушилась и проч.».

В заключение командарм просил командвоста соблюдать статью 19 Полевого устава, изд. 1918 г., в которой говорится, что, прежде чем отдать приказ, надо подумать.

Большие неприятности перенес и тов. Фрунзе, которому тов. Самойло неожиданно 18 мая запретил преследовать белых. Тов. Фрунзе дал решительный отпор, и тов. Самойло отменил свой приказ, разрешив занять Уфу.

Товарищ Фрунзе успешно провел операцию по занятию г. Уфы. Перед Восточным фронтом во весь рост встала задача по изгнанию Колчака с Урала.

Колчак, формируя новые части и подготовляя пополнения для фронта, усиленно проводил всеобщие мобилизации. Сибирское крестьянство отвечало на мобилизации восстаниями и организацией партизанской войны. Колчак отвечал усилением генеральской диктатуры. С 14 марта 1919 г. вся Сибирь была объявлена на военном положении. Произвол властей, порки, грабежи были неслыханными. Сибирь клокотала, а это сказывалось на боевых частях Колчака, обильно разбавленных новыми пополнениями. Товарищ Ленин, характеризуя тыл Колчака того времени, говорил о колчаковцах:

«Почему эти люди, которые собрали все, что можно было собрать против большевиков: и край из крепких и сильных крестьян и помощь Антанты, — почему они после двухгодового опыта так провалились, что вместо «народовластия» осталось дикое господство сынков помещиков и капиталистов и получился полный развал колчакии, который мы осязаем руками, когда наши красноармейцы подходят к Уралу как освободители. А год тому назад крестьяне говорили: «Долой большевиков, потому что они возлагают тяжесть на крестьян», и переходили на сторону помещиков и капиталистов. Тогда они не верили тому, что мы говорили; они теперь сами это испытали, когда увидели, что большевики брали одну лошадь, а колчаковцы брали все, — и лошадей и все остальное, и вводили царскую дисциплину. И теперь крестьяне, видя опыт прошедшего, встречают Красную Армию, как избавительницу, и говорят, что вместе с большевиками установится свобода Сибири прочная и полная»{207}.

29 мая в телеграмме на имя Реввоенсовета Востфронта Ленин писал:

«Если мы до зимы не завоюем Урала, то я считаю гибель революции неизбежной. Напрягите все силы».

Командвост тов. С. С. Каменев принял решение о форсировании Урала. Однако не так посмотрели на этот вопрос Троцкий и главком Вацетис. [225]

6 июня от них последовала иная установка, прямо противоположная. В шифровке № 2192/оп командвосту указывалось:

«Вследствие общего положения на других фронтах Республики ближайшими задачами армиям Востфронта следующая директива: первое скорейшее овладение течением реки Белой на участке от Бугульчан до устья и прочное закрепление за собой этого рубежа созданием сильных опорных пунктов районах Уральска, Оренбурга, Стерлитамака, Уфы и Бирска. Второе разбить войска Колчака, действующие районе правого берега реки Камы на казанбургском и пермском направлениях, и по овладении течением реки Камы на участке от устья реки Белой до Перми включительно прочно закрепить за собой этот рубеж созданием сильных опорных пунктов районах Сарапул, Осей, Перми. Третье безотлагательно ближайшие дни подавить восстание Уральской и Оренбургской областях. Четвертое владение реками Камой, Белой обеспечить за собой не только созданием вышеуказанных укрепленных районов, но и решительным господством на этих реках нашей флотилии. Получение настоящей директивы телеграфируйте».

Эта установка Троцкого была встречена в штыки и Восточным фронтом и Центральным Комитетом партии.

К периоду форсирования Урала Южная группа М. В. Фрунзе получила задачу наступать на Уральск и Оренбург. Задача преодоления Урала выпадала на 5, 2 и 3-ю армии.

Войска 2-й армии потеряли очень много времени на преодоление р. Камы. 5-я армия, продвинувшаяся значительно далее на восток, рисковала ввязаться в горную операцию по преодолению Урала с оголенным левым флангом. Чтобы избежать этого риска, 5-й армии пришлось преодолеть подготовительную операцию по обеспечению своего левого фланга. Главные силы армии (26, 27 и 35-я дивизии) нанесли соединенный удар в красноуфимском направлении, в тыл белым, оборонявшим р. Каму. Противник начал отход, 2-я армия переправилась и начала преследование. Тогда главные силы 5-й армии в ночь на 24 июня приступили к переправе через р. Уфу для наступления вдоль р. Юрезани в тыл западной 3-й армии белых, защищавшей подступы к Златоусту со стороны г. Уфы. В районе железной дороги, на путях к Златоусту, произошли упорные бои. Главные силы белых все же ускользнули от окружения и отступили, а части 5-й армии, продолжая наступление, 13 июля заняли Златоуст.

27 июля 5-я армия заняла Челябинск. К этому времени части и штаб 2-й армии перебрасывались на Юго-Восточный фронт, и направления на Тюмень и Тобольск заняла 3-я армия.

Учитывая сложившуюся разброску сил (1-я армия — под Оренбургом, 3-я армия — под Екатеринбургом), белое командование, напрягая последние силы, попыталось нанести 5-й армии отдельное поражение под Челябинском, стянув сильные группы, по три дивизии, к обоим ее флангам.

30 июля 3-я армия белых перешла в наступление. В то время [226] как 26-я дивизия обороняла подступы к Челябинску, 27-я и 5-я дивизии 5-й армии стремились разбить северную группу противника. После нескольких дней упорных боев противник был разбит и, потеряв пленными около 15 тыс. человек, начал отступление.

К этому времени главком Вацетис был заменен тов. С. С. Каменевым, а командующим Восточным фронтом был назначен тов. Фрунзе, но, к сожалению, ненадолго.

Вскоре Восточный фронт выделил из себя Туркестанский фронт, командующим которого был назначен тов. Фрунзе, а пост командующего Восточным фронтом занял Ольдерроге.

Трудно понять, где выискивал Троцкий таких людей! Человек никому не известный, в лучшем случае бездарный, — Ольдерроге сделал все от него зависящее, чтобы наше неотступное преследование Колчака сорвалось.

20 августа 5-я армия, форсировав р. Тобол, развивала наступление на Петропавловск. Казачьи районы, вдоль правого наступающего фланга армии, заставляли принимать особые меры охраны фланга. В самом срочном порядке был сформирован Троицко-Кустанайский укрепленный район и были приняты меры к тому, чтобы при дальнейшем наступлении сформировать Кокчетавский укрепленный район.

Главные силы 5-й армии должны были наступать вдоль тракта Звериноголовская. — Петропавловск, чем обеспечивался постоянный обход главных сил белых, которые, отступая, были прочно привязаны к железной дороге, и, кроме того, такое движение обеспечивало принятие своевременных мер к ликвидации казачьих частей в случае их формирования вдоль пути наступления правого фланга.

Однако Ольдерроге потребовал совершенно иной группировки. Главные силы армии должны были быть стянуты к железной дороге и фронтальными боями должны были теснить противника. Звериноголовский тракт должен был обеспечиваться лишь слабыми силами. Произошла крепкая телеграфная перепалка, но Ольдерроге категорически настоял на перегруппировке. Белые учли эту ошибку. Уже на подступах к Петропавловску они перешли в контрнаступление, сковали части 5-й армии с фронта, а на правый фланг и в тыл двинули с юга две пехотные дивизии и вновь сформированную кавалерийскую группу ген. Доможирова.

Путем создания уступной группы справа 5-й армии удалось несколько ослабить контрудар противника, но тем не менее с упорными боями в течение всего сентября ей пришлось отступать и, наконец, отойти за р. Тобол.

За период отступления была проведена мобилизация в Челябинском районе. Рабочие и крестьяне с энтузиазмом пошли в ряды Красной Армии. Была организована боевая переподготовка и сформирована кавалерийская дивизия. Заготовлялось зимнее обмундирование. Накапливались боеприпасы. Формировались новые средства связи. Готовились инженерные средства для предстоящего [227] вторичного форсирования р. Тобол. 14 октября 5-я армия, окрепшая и пополнившая свои ряды, вновь изготовилась и перешла в наступление совместно с 3-й армией.

На этот раз группировка была проведена такая, какой требовала обстановка.

На правом фланге 5-я армия построила свою основную ударную группировку с задачей разбить левый фланг белых и отбросить их главные силы к северу от железной дороги.

Наступление развивалось очень успешно. Белые были окончательно разбиты и дезорганизованы. 27 октября Петропавловск был взят. Было организовано неотступное преследование. Здесь Ольдерроге еще раз испортил дело. Вновь сформированная 1-й армией кавалерийская дивизия была направлена для выхода в тыл Колчаку между Омском и Татарском. Ольдерроге отменил этот маневр и направил дивизию в Кокчетавский укрепленный район, хотя 5-й армией туда была направлена целая стрелковая дивизия и никакой особой опасности Кокчетавский район в то время не представлял. Если бы в делах под Омском мы имели конницу, то возможно, что и Колчак не успел бы уехать, и, во всяком, случае, его военные припасы в эшелонах достались бы нам гораздо ранее.

14 ноября 1919 г. Омск был взят. С 14 октября по 14 ноября 5-я армия провела операцию в шестьсот километров глубиной.

В Омске соединились 5-я и 3-я армии. Армия Колчака, добиваемая частями 5-й армии и партизанами, начала стихийно распадаться.

5 января 1920 г. крестьяне-повстанцы захватили Иркутск, и вскоре после этого был арестован Колчак.

Восточный фронт сыграл огромную организующую роль в истории развития Красной Армии. Уже в 1918 г. мы имели на Восточном фронте дисциплинированные, боеспособные, регулярного типа дивизии. На Восточном фронте выросли многочисленные кадры красных командиров, которые потом принимали участие в боях на многих других фронтах. Много большевиков, рабочих и крестьян погибли за Советскую власть на Восточном фронте, много героев-командиров, и среди них Чапаев, сложили там свои головы. Но там же, на Восточном фронте, росли и крепли боевые части Красной Армии, там ширились необъятные границы нашего Советского Союза, и в результате там мощной силой стоит на наших границах ОКДВА — бывшая 5-я армия. Горько поплатились колчаковская контрреволюция и вооружавшая ее Антанта в их борьбе против Красной Армии в Сибири и на Дальнем Востоке. Еще более горькой и жестокой будет судьба того, кто вновь осмелится протянуть свою руку к границам нашего Советского Союза.

Боевое искусство{208}

На основе военной реформы 1924 г. и ряда развивавших ее организационных мероприятий Рабоче-Крестьянская Красная Армия выработала свою общевойсковую тактику, которая в конце концов была отчеканена в Полевом уставе РККА 1929 г. Эта пятилетняя организационная и учебно-тактическая работа имела огромное значение. Наши общевойсковые организмы, т. е. организмы, составленные из основных родов войск, изучили основы взаимодействия, основы скрытного сближения и быстрого внезапного развертывания, под прикрытием своевременно подготовленного огня артиллерии и станковых пулеметов. Они усвоили быстроту в наступлении при непрерывно поддерживаемой связи с артиллерией, они усвоили методы решительной атаки и стремительного опрокидывания фланга или прерывания фронта боевого порядка противника. Они привыкли в этот период к самостоятельным действиям самых мелких подразделений, к действиям, которые во все нарастающем темпе в конце концов переходят в преследование. Можно без всякого преувеличения сказать, что наши войска, даже в сложнейший период обхода фланга или прерывания фронта при темпах движения с боем в несколько километров в час, умели продвигать свою пехоту (конницу) при постоянном содействии артиллерии. Эта задача чрезвычайно трудна, и решена она была лишь благодаря тому, что армии была дана хорошая методика обучения, и благодаря тому, что в Полевом уставе 1929 г. вопросам взаимодействия было уделено исключительное внимание и организация самого взаимодействия была разрешена вполне жизненно.

В процессе усиленных и зимних, и летних занятий темпы маршей и продвижений с боем из года в год возрастали. В целом ряде случаев наши достижения в этом отношении даже превосходили все ожидания. Эти успехи тактического совершенствования могли иметь место лишь в условиях того исключительного роста политического развития и культурного просвещения красноармейских масс, которое наша партия проводила в Красной Армии. Не только командиры и политработники, но и вся красноармейская масса активно двигала дело тактического совершенствования, [229] увлекаемая вперед призывом партии овладеть техникой и широкими формами социалистического соревнования.

Оценивая так положительно работу Красной Армии в области ее боевой подготовки, мы вместе с тем далеко не самоуспокоены. Наоборот, чем больших результатов достигали наши командиры и красноармейцы, тем более убеждались они, что при хорошей работе, при большей смелости, самодеятельности, при больших навыках в деле управления боем можно иметь значительно большие тактические результаты. И вот это постоянное понимание своих недостатков, прорех в своей учебе и боевом воспитании постоянно мобилизовало бойцов на все новые и новые достижения.

Когда за последние годы армия стала получать от нашей промышленности в массах новые самолеты, танки, артиллерию и прочие боевые средства, то темпы развития боя и общей маневренности войск значительно возросли. То, на что раньше войскам требовались часы на подготовку и осуществление, то стало теперь осуществимо в десятки минут. И чем больше наши бойцы овладевали и .овладевают техникой, тем больше и больше они находят еще не использованных резервов для усиления боевого удара, для повышения его внезапности и стремительности.

В самом деле, авиационная войсковая разведка и разведка быстроходным» броневиками и танками дает разведывательные данные настолько быстро по сравнению с прежними видами войсковой разведки, что надо несравнимо повысить темпы штабной работы для того, чтобы иметь возможность своевременно поставить задачи разведке, и, наконец, для того, чтобы своевременно обработать и использовать для боя эти данные.

Если и раньше, во встречном бою, события развивались очень быстро, то теперь, при наличии механизированных или просто танковых частей и значительных сил штурмовой и легкобомбардировочной авиации, встречный бой разыгрывается значительно более решительными темпами. Если и раньше не было времени на раздумывание, так как события все равно опрокидывали всякие запоздавшие решения, то насколько же труднее принять правильное и своевременное решение теперь. И вместе с тем, несмотря на все эти трудности, теперь, при наличии непрерывной авиационной разведки и средств радиосвязи, имеется больше оснований для принятия разумного, отвечающего обстановке решения. А наличие штурмовой и легкобомбардировочной авиации и механизированных соединений позволяет более реальное осуществление своевременно принятого решения. Все это говорит о том, что темпы управления боем должны стать предельно быстрыми. Само управление должно быть гибким и вместе с тем стремительно-методическим. Величайшая сила новых родов войск заключается опять-таки в искусстве их взаимного использования, в их взаимодействии.

Ударная сила по-новому оснащенных войск значительно выросла. Темпы наступления точно так же выросли очень сильно. [230]

Общая оперативная и тактическая маневренность войск позволяет осуществлять значительно более смелые группировки. Все это говорит о том, что современный бой своим результатом должен иметь не только разгром, не только отпихивание войск противника, но и их уничтожение, т. е. пленение. Осуществление таких задач в условиях быстро развивающегося боя является делом очень сложным и трудным, и управление таким боем должно отвечать требованиям высокого военного искусства.

Работа общевойсковых штабов должна в значительной мере перенестись на самолет. Только этот живой метод может позволять своевременно вмешиваться в ход действий и направлять их в соответствии с общей обстановкой. В частности, должен получить самое широкое применение способ управления путем «наведения» авиацией. В быстротечном бою не хватает времени на формулировку распоряжений, передачу радиограмм, на принятие и изучение этих распоряжений. Гораздо проще условными знаками с самолета показать новое направление наступления, где-либо создающуюся угрозу со стороны противника и проч.

Но при всем высоком искусстве управления боем разумное, отвечающее обстановке его развитие может иметь место в скоротечном бою лишь при условии такой организации войск, которая максимально упрощала бы организацию взаимодействия, устраняя функционалку в бою, обеспечивая необходимыми средствами подавления командиров небольших частей, и при условии, если эти командиры все до самого младшего, до рядового красноармейца включительно будут воспитаны в духе величайшей храбрости, смелости, самодеятельности, в духе умения и привычки принимать на свою ответственность самые смелые, самые рискованные решения.

В быстро развивающихся наступательных боях лучший метод взаимодействия — это смело, безудержно, инициативно наседать на противника. Когда все командиры воспитаны в таком духе, когда канцелярский метод «ждать распоряжений» изжит как позорный, тогда и скоротечно развивающийся бой, несмотря на всю его сложность и переплетенность, принимает наступательную стройность, когда каждая часть, обходя сопротивляющихся, проталкивает задержавшегося соседа и т. д.

Инициатива и стремление пролезть во всякую щель, имеющуюся в боевом порядке противника, должны быть основным качеством каждого командира, особенно младшего и среднего командира. Малодушный командир боится забираться в щель — она ему кажется западней. А наш смелый командир пробирается в щель, чтобы дезорганизовать огонь и управление противника, чтобы атаковать во фланг и в тыл его, в то время как соседи наступают на него с фронта.

Выполняя смело и инициативно наступление, каждый командир Должен поддерживать связь с танками и артиллерией, должен знать, где и куда продвигаются артиллерийские наблюдательные пункты, какие танки поддерживают его части и проч. Каждый [231] командир должен уметь отличать свою авиацию и своевременно показывать ей опознавательные знаки.

Инициатива, смелость и величайшее упорство требуются от командиров и всех бойцов и в современном оборонительном бою. Умение драться и отражать противника тогда, когда фронт обороны взломан, когда отряды противника прорвались в глубину обороны, когда общее управление в оборонительном бою нарушено, является основой упорной обороны. Ударные группы и резервы в таких условиях смогут восстановить положение.

Новый учебный год Красная Армия встречает со своим обычным учебным энтузиазмом. Задача теперь «в людях, владеющих техникой», и этой задаче, выдвинутой Коммунистической партией, воины Рабоче-Крестьянской Красной Армии отдают все свои силы, в полной уверенности в том, что новый учебный год принесет нам и новые победы на фронте боевой подготовки.

22. 2. 35. Москва

Военные планы нынешней Германии{209}

Придя в январе 1933 г. к власти, Гитлер заявил, что ему потребуется четыре года для уничтожения кризиса и безработицы в Германии. Эта национал-социалистская демагогия так и осталась пустой демагогией. Зато, как теперь становится ясным, за этим демагогическим планом скрывался другой, гораздо более реальный четырехлетний план создания гигантских вооруженных сил.

В самом деле, уже на второй год власти национал-социалистов число дивизий, разрешенных Германии Версальским договором, было утроено, достигнув 21.

Была создана запрещенная тем же договором военная авиация. Германская военная промышленность практически вступила на путь все прогрессирующей мобилизации. Возможная продукция мобилизованной германской промышленности общеизвестна. В один — два года она может вооружить армию, какая была у кайзера к концу империалистической войны.

Практическим завершением этой программы является объявленный национал-социалистским правительством закон о всеобщей воинской повинности и о сформировании 36 дивизий мирного времени.

Таким образом, уже на третий год власти Гитлера вооруженные силы Германии, только сухопутные, достигают мощности довоенной Германии, если учесть, что мобилизационное развертывание в Германии теперь производят утроением, а не удвоением (из 7 дивизий развернуты 21). Наличие сильной военной авиации делает эту армию еще более сильной. К этому вопросу мы возвратимся еще несколько дальше.

Германские взгляды на ведение современной войны

Фон Сект{210} первый в германской военной литературе поставил: вопрос о том, что «целью современной стратегии будет добиться [233] решения при помощи подвижных, высококачественных, способный к ведению операций сил без того или до того, как массы придут в движение»{211}. В связи с этим Сект требует иметь в мирное время вполне готовые к бою дивизии, с тем, чтобы по мобилизации в них не вливалось никаких пополнений, т. е. чтобы в мирное время они содержались по штатам военного времени. Наряду с этим Сект считает необходимым введение в Германии всеобщей воинской повинности для развертывания мощной обороноспособности страны.

Людендорф, который, как известно, ныне привлекается к работе в германском генеральном штабе, считая необходимой всеобщую воинскую повинность и максимальное использование для войны людских ресурсов Германии, точно так же считает необходимым иметь армию вторжения для дезорганизации обороны противника на его территории и нанесения ему внезапных молниеносных ударов.

Людендорф недоволен темпами первого периода войны в 1914 г.:

«Мобилизация и сосредоточение войск затягивались до 16-го — 17-го дня мобилизации... Только спустя четыре недели после объявления мобилизации разыгралось сражение под Танненбергом»{212}.

Поэтому, говорит Людендорф,

«в ведении войны крупных военных держав против слабо вооруженных государств быстрая мобилизация, как и быстрое наступательное продвижение войск, будет играть исключительную роль. Крупные военные державы, кроме авиации, для срыва мобилизации противника применят быстро-подвижные войска, состоящие из моторизованной пехоты и кавалерийских дивизий, усиленных бронетанковыми соединениями и вспомогательными войсками, перевозимыми на автомобилях.

Все это указывает на то, что при подготовке к войне следует руководствоваться другими масштабами во времени и пространстве, чем те, которым учила нас военная история до сих пор»{213}.

Подполковник Неринг в только что вышедшей его книге говорит:

«При мобилизации подвижные и моторизованные войска совместно с авиацией имеют задачей прикрыть собственные границы и обеспечить наступление собственной армии, а также короткими ударами нарушить мобилизацию и концентрацию противника»{214}.

Те же мысли высказывает и генерал Мецш в книге «Современная военная наука», изданной в 1934 г. под редакцией известного германского военного писателя Кохенгаузена. Генерал Мецш утверждает, что стратегическая цель сильно вооруженного государства заключается в перенесении военных действий на территорию [234] противника, чтобы с самого начала войны расстроить его военную организацию. Для этой цели должны быть прежде всего применены воздушные, затем быстроподвижные, т. е. в первую очередь моторизованные силы. Вслед за этими подвижными силами должны следовать крупные войсковые массы для создания прочной базы для операции.

Высказываний в этом духе мы находим в германской военной литературе сколько угодно. Новая германская военная доктрина кристаллизируется и обеспечивается материально.

Маршал Петен в статье, помещенной в журнале «Revue de deux Mondes» от 1 марта сего года, характеризует германскую военную доктрину теми же чертами. Он говорит, что «появление нового вооружения может придать борьбе совершенно иной оборот. В настоящее время можно представить себе войну, внезапно начинающуюся приемами, способными уничтожить первый эшелон военных сил противника, дезорганизующими его мобилизацию и разрушающими жизненные центры его мощи».

«Орудия такой войны уже существуют», — добавляет маршал Петен и указывает, что этот метод пользуется в Германии особой популярностью.

Итак, Германия организует громадные вооруженные силы и в первую очередь готовит те из них, которые могут составить могучую армию вторжения.

Попробуем охарактеризовать это развитие в том виде, как оно представляется на основании данных прессы и официальных данных, опубликованных германским правительством.

Общие размеры германских вооружений

Авиация. Особые усилия прилагает германское правительство к развитию военной авиации. Авиационная промышленность работает полным ходом. По заявлению французского военного министра Морена, германские авиационные заводы производят по 13 самолетов в день. Следовательно, в течение 1935 г. будет произведено свыше 4500 самолетов.

Организация и численность развертываемых на сегодняшний день сухопутных и морских авиационных соединений рисуется в следующем виде: 12 авиасоединений при крупнейших аэропортах, где имелись районные авиационные группы и до настоящего времени. На вооружении их состоит до 2100 бомбардировщиков и разведчиков. 16 авиасоединений, организованных Герингом, при воздушных отделах в крупнейших стратегических пунктах. На вооружении этих частей состоит истребительная и вспомогательная авиация, всего 1600 самолетов.

Итого на вооружении сухопутной и морской авиации Германии, как это можно заключить на основании публикуемых данных, должно [235] состоять до 3700 самолетов в строю. Личный состав этих воздушных сил достигает 8 тыс. офицеров и 52 тыс. унтер-офицеров и рядовых. Помимо того, в 16 группах спортивной авиации и на курсах гражданского воздушного флота германское командование готовит до 60 тыс. человек летного состава, что поднимет общую численность авиации до 120 тыс. человек.

В Германии много говорят о планах Геринга по доведению авиации до 16 тыс. самолетов.

Пехота. Германия объявила о создании 12 корпусов и 36 пехотных дивизий. Штат этих соединений должен быть очень большим, так как, во-первых, из этих частей, очевидно, будут составляться армии вторжения, а во-вторых, в них должны быть включены кадры для тройного развертывания. Этот штат, видимо, будет достигать 15 тыс. человек, на что и имеются указания прессы. Большой штат дивизии мирного времени необходим и потому, что требуется наверстать потерянное за прошедшие 15 лет, т. е. быстро накопить обученный запас.

В состав дивизии помимо пехотных полков, видимо, войдут: 2 артиллерийских полка (легкий и тяжелый), танковый батальон, батальон связи, инженерный батальон и химическая рота.

Всего армейские корпуса и пехотные дивизии будут иметь в своем составе до 546 тыс. человек. В случае войны Германия может сразу же развернуть до 108 пехотных дивизий. Маршал Петен называет цифру до 100 дивизий.

Конница. Состав: 5 кавалерийских дивизий и 10 мотополков, всего 51 тыс. человек.

Конница штурмовых и охранных отрядов позволяет дальнейшее формирование кавалерийских дивизий.

Артиллерия. Помимо артиллерии, входящей в состав пехотных и кавалерийских соединений, германский рейхсвер, по всей вероятности, развернет не менее 12 полков резерва главного командования, 12 полков зенитной артиллерии и 12 тяжелых дивизионов береговой обороны в общем составе до 54 тыс. человек.

Броневые и мотомехчасти
1 моторизованная дивизия 15 000 человек 4 механизированные бригады 12000 человек 12 танковых батальонов резерва главного командования 6000 человек Всего, не считая танковых частей в пехоте и коннице. 33000 человек
Танковые части находятся в процессе все растущего оснащения танками последних типов.

Войска связи, инженерные и химические, не входящие в состав общевойсковых соединений, должны содержать до 22 тыс. человек. [236] Военно-учебные заведения и различные учреждения министерства обороны составят до 60 тыс. человек.

Военно-морской флот (учитывая резерв и строящийся)
Количество кораблей Количество людей Линкоров 9 9000 Крейсеров 8 4000 Эсминцев 12 2000 Миноносцев 20 2000 Подводных лодок 26 2600 Базы и управления 26 3000 Итого 101 22600
Итоговая численность германских вооруженных сил к лету текущего года должна достигнуть, таким образом, 909 тыс. человек, а если не считать 60 тыс. учеников в гражданских авиаучреждениях, то 849 тыс. человек.

Завершение организационной военной программы Германии надо ожидать в 1936 г.

Помимо этих регулярных вооруженных сил Германия имеет значительное количество скрытых вооруженных частей, могущих служить делу мобилизаций и новых формирований, а именно:
Количество частей Количество людей Штурмовые отряды 21 400 000 Охранные отряды 40000 Трудовая повинность 30 300 000 Пограничная охрана 21 50 000 Полиция 110000 Итого 900 000
Армия вторжения. В состав армии вторжения из общего числа вооруженных сил могут войти соединения, способные к самостоятельным оперативным действиям и состоящие в штатах, близких к штатам военного времени.

Авиация. Не считая войсковой авиации, в самостоятельных действиях на сегодняшний день смогут принять участие не менее 1500 самолетов.

Мотомехчасти. Моторизованная дивизия и 4 механизированные бригады.

Конница. 5 кавалерийских дивизий.

Пехота. Первый эшелон, на автомобилях — не менее 15 пехотных дивизий.

Германия имеет 661 тыс. легковых автомобилей, 12500 автобусов, 191 тыс. грузовых машин и 983 тыс. мотоциклов. Из этого числа около 150 тыс. машин входит в состав «Автокорпуса национал-социалистов (НСКК)». [237]

В текущем году{215} личный состав этого корпуса прошел медицинское переосвидетельствование на предмет годности к военной службе. Корпус подчиняется министерству обороны.

Для переброски пехотной германской дивизии требуется автотранспортная группа в составе около 650 легковых машин, 6700 грузовиков и 1200 мотоциклов.

Совершенно очевидно, что даже с учетом автотранспорта для организации тылов германское командование сможет дивизий 15 перебрасывать для оперативных нужд на значительное расстояние. В этом направлении производится большая работа. В 1932 г. средствами автокорпуса в течение 17 часов было подвезено из всех частей Германии в район Темпельгофа 200 тыс. человек, на что потребовалось около 20 тыс. легковых и грузовых машин.

Остальные дивизии мирного времени составят второй эшелон армии вторжения.

Морской флот и морская авиация. Будут наносить удары по коммуникациям и торговым путям противника.

Эта армия вторжения, особенно авиация, мотомехчасти, конница и подводные лодки, несомненно, будут усиленно развиваться национал-социалистами в ближайшие годы. Но вместе с тем эта армия вторжения уже и в этом виде сильнее всей французской армии мирного времени.

По сообщению агентства «Радио», Гитлер заявил о том, что по отношению к СССР обстановка «заставляет Германию сохранить за собой свободу действий в будущем». При этом, по данным печати, Гитлер требует ослабления западных границ СССР. Гитлер требует также, чтобы Франция отказалась от сотрудничества с СССР.

Эту ярко выраженную антисоветскую установку Гитлера признает даже вся буржуазная печать.

Маршал Петен в цитируемой выше статье говорит, что французская военная система, «принятая 1927–1928 гг., целиком основывалась на гипотезе, что наш возможный противник не способен в короткий срок выставить мощную армию, и на надежде, что при его приближении мы найдем время для подготовки. Гипотеза эта не соответствует нынешним обстоятельствам». И действительно, французская армия с ее 20 дивизиями и большими сроками мобилизационного развертывания и сколачивания частей уже не сможет активно действовать против Германии. Наоборот, прежде чем начать такое столкновение, ей придется потерять много времени на развертывание своих сил. [238]

Эта изменившаяся обстановка на Западе активизирует антисоветскую политику Гитлера. Гитлер стремится успокоить Францию и, как сообщала печать из Берлина от 25 марта, заявляет, что «Германия готова дать обещания, что она не имеет никаких притязаний к Франции и не имеет никаких агрессивных намерений в отношении своих западных соседей». Гитлер усыпляет Францию, ибо он не хочет давать повод к росту французских вооружений.

Само собою понятно, что империалистические планы Гитлера имеют не только антисоветское острие. Это острие является удобной ширмой для прикрытия реваншистских планов на западе (Бельгия, Франция) и на юге (Познань, Чехословакия, аншлюс). Помимо всего прочего, нельзя отрицать того, что Германии нужна французская руда. Ей необходимо и расширение ее морской базы. Опыт войны 1914–1918 гг. показал со всей очевидностью, что без прочного обладания портами Бельгии и северными портами Франции морское могущество Германии невозможно построить.

Таким образом, для осуществления своих реваншистских и захватнических планов Германия будет иметь к лету этого года армию минимум 849 тыс. человек, т. е. армию, большую на 40 процентов, чем Франция, и почти такую же по численности, как СССР (у СССР 940 тыс. человек, считая все рода войск). И это несмотря на то, что СССР имеет в два с половиной раза больше населения и в десятки раз больше территорию, чем Германия.

Так выглядит на деле так называемое равноправие в вооружениях. [239]

Борьба за Белоруссию{216}

Польские империалисты, не довольствуясь захватом Вильно и Минска, в апреле 1920 г. решили вновь возобновить войну против нашей Советской Республики в целях отторжения от нее в первую очередь Украины и в дальнейшем — восточной части Белоруссии. Границы 1772 г. не давали, покоя взволнованному воображению польского империализма.

Пилсудский установил контакт с Петлюрой и в конце апреля начал свое решительное наступление на Киев. Наши слабые части 12-й армии не могли противостоять превосходным численно силам противника, и Киев был занят поляками.

Тяжелые транспортные условия, в которых находилась тогда наша Республика, создавали очень большие препятствия к своевременному сосредоточению войск, необходимых для отражения польского удара.

Конная армия во главе с тов. Ворошиловым и тов. Буденным совершала марш походным порядком от Краснодара к Киеву.

На Западный фронт перебрасывались дивизии со всех ликвидированных фронтов. Но это сосредоточение протекало крайне медленно. К середине мая оно далеко еще не было закончено, а между тем, захватив Киев и имея данные разведки о сосредоточениях частей Красной Армии на Западном фронте, Пилсудский решил предупредить нас и начать наступление в направлении на Могилев.

В принятии такого решения, видимо, большое влияние на Пилсудского оказал генерал Шептицкий, которого это направление особенно беспокоило.

Незадолго до начала майской операции Пилсудский вызвал ген. Шептицкого в Калинковичи, чтобы обсудить с ним план наступления в направлении Жлобина и Могилева.

Этот своевременно угаданный нами план в случае его успеха действительно спутал бы все наши карты и помешал бы активному и сосредоточенному использованию главных сил Западного фронта. [240]

В такой обстановке, с одной стороны, необходимо было сохранить за Западным фронтом свободу действий, а этого можно было достигнуть лишь путем активных, наступательных действий, и, с другой стороны, необходимо было собственными активными действиями вырвать инициативу из рук противника и оттянуть хотя бы часть его сил с Юго-Западного фронта.

В связи с этим было решено нанести удар по северному польскому фронту, не ожидая конца полного сосредоточения подкреплений, прибывающих на Западный фронт.

Между тем аппараты управления, находившиеся на Западном фронте, были чрезвычайно бедны. Имелись лишь два штаба армии (15-й и 16-й). Средств связи совершенно не хватало. Транспортных средств было очень мало. Это обстоятельство крайне осложняло подготовку наступления, особенно в столь короткий срок, в какой это было необходимо осуществить.

В спешном порядке началось формирование Северной группы, которая должна была в составе 48-й. и вновь прибывающей 18-й стрелковых дивизий действовать правее 15-й армии.

План действий Западного фронта заключался в нанесении противнику главного удара по его северному флангу в соединении со вспомогательным ударом 16-й армии на могилевско-минском направлении.

15-я армия в составе шести стрелковых дивизий наносила удар по польскому фронту в полосе южнее Полоцка, до г. Лепель.

Северная группа должна была переправиться через р. Березину и нанести удар в тыл противнику, обороняющемуся против 15-й армии. К сожалению, сосредоточение 18-й дивизии запоздало, организационная сколоченность Северной группы была еще ничтожная, и потому ее переправа через Западную Двину имела лишь вспомогательное значение.

Удар 15-й армии оказался очень сильным, и разбитые части поляков начали быстрое отступление. Наше наступление успешно развивалось почти до подступов к Молодечно, но было остановлено сосредоточенными противником силами, и в дальнейшем 15-я армия и Северная группа с боями отступили примерно до линии Дрисса — верховья р. Березины (схема 1).

16-я армия форсировала р. Березину, но развить своего наступления не могла и в конце концов вновь отошла на левый берег р. Березины.

Таким образом, майское наступление Западного фронта захлебнулось и не смогло успешно развиться. Для успеха не хватало сил. Но тем не менее оно сыграло громадную роль.

Подготовлявшееся поляками наступление на Могилев было сорвано.

Часть сил с Юго-Западного фронта была переброшена поляками на север.

Сосредоточение главных сил фронта было закончено организованно. [241] Понесенные в майской операции потери были быстро восстановлены.

Пилсудский так характеризует итоги майской операции («1920 год»){217}:

«В истории нашей войны эта операция сыграла, действительно, свою выдающуюся роль. Прежде всего, она перетянула большую часть наших сил (до четырех дивизий) на северный фронт, что, [242] естественно, отозвалось на всём дальнейшем ходе войны. Затем, являясь как бы репетицией большого июльского наступления советов, она дала много знаний и опыта войскам обеих сторон, и мне неприятно отмечать, что опыт этот был использован нашими противниками с большим умением, чем нашими войсками».

Между тем Юго-Западный фронт во главе с командующим тов. А. И. Егоровым 5 июня начал свой победоносный контрудар. Конная армия нанесла полякам сокрушительный удар. Поляки ожидали подхода конной армии, но они не верили в возможность успешного применения больших конных масс. Опыт позиционного периода империалистской войны довлел над польским оперативным мышлением. Это заметно, между прочим, не только в вопросе оценки роли конницы в маневренной войне, но и в методах группировки войск на фронтах. Зачастую польские войска оборонялись растягиваясь кордоном и растягивая в глубину жидкие резервы.

Получив сведения об успехах Юго-Западного фронта, Пилсудский, у которого к тому времени на Западном фронте руки уже были развязаны, начал переброску сил с северного фронта на юг, надеясь быстро покончить с 1-й конной армией, с тем чтобы в дальнейшем «перебросить побольше сил на север, чтобы перейти в решительное наступление там, где собирались самые большие силы противника» (Пилсудский. 1920 год).

Однако этим надеждам не позволили осуществиться события на Юго-Западном фронте. Польские силы южнее Полесья несли одно поражение за другим.

Между тем к началу июля сосредоточение главных сил Западного фронта подходило к концу. Западный фронт усиленно готовился к новой решающей операции, начало которой было намечено на 4 июля.

Мобилизация всего партийного аппарата Западного фронта позволила провести громадную работу в деревне. На службу в ряды армии были привлечены десятки тысяч пополнений.

Центральный Комитет партии усиленно пополнял фронт коммунистами.

Прибывали мобилизованные члены профсоюзов.

Политическая работа на фронте была очень сложной и требовала исключительной энергии. Надо признать, что эта работа дала исключительные результаты. Войска перешли в наступление 4 июля с величайшим энтузиазмом, и этот энтузиазм не теряли до конца кампании.

Исключительно большую работу пришлось провести в запасных частях. Была создана запасная армия. Пополнения проходили ускоренную подготовку.

Большие затруднения встречал Западный фронт, как и все другие фронты, в деле обмундирования и продовольствия. Продовольствия не хватало. Обмундирования было мало, а получаемое было очень невысокого качества. [243]

Тем не менее к началу наступления благодаря исключительному вниманию к этим вопросам со стороны товарища Ленина войска были, насколько возможно, обмундированы. Продовольственное положение было несколько улучшено.

Переход в наступление был назначен на 4 июля.

Окрепшие, пополненные дивизии, сформированный 3-й конный корпус, организация удара, схваченного вновь сформированными и прибывшими армейскими управлениями, создание решающего превосходства на главном направлении, героизм коммунистов, увлекавших за собой красноармейские массы на защиту Страны Советов, — все это предопределило решительное поражение северной, а затем и южной группировок противника, находящегося против Западного фронта.

Началось поспешное отступление поляков, которого польскому командованию ни остановить, ни сорганизовать не удалось. 4-я армия и 3-й конный корпус систематически обходили северный польский фланг.

Поляки на минском направлении оказывали упорное сопротивление наступлению 16-й армии. Поэтому 3-я армия после занятия района Докшицы была повернута в направлении на Минск. Противник был сбит, и Минск, столица Белоруссии, был освобожден. Быстро была освобождена и вся Белоруссия.

Громадный энтузиазм охватил рабочие и крестьянские массы Советской Белоруссии. Массы добровольцев вступили в ряды Красной Армии. Началась горячая работа по строительству Советской власти Белоруссии.

В состав Военно-революционного комитета Белоруссии вошли тт. Червяков, Кнорин и Адамович{218}.

15 лет прошло после этих знаменательных событий. Советская Белоруссия успешно строит социализм под руководством нашей партии.

За 15 лет своего существования Советская Белоруссия сделала больше, чем за всю свою прошлую историю. [244]

О новом Полевом уставе РККА{219}

Утвержденный народным комиссаром обороны временный Полевой устав РККА 1936 г. (ПУ — 36) является огромной важности документом, который определяет методы боевой подготовки Красной Армии и отражает определенную систему взглядов на характер современного боя.

Численное развитие и качественное усиление современной военной техники прогрессировали за последние годы исключительными темпами. Воинствующий империализм, бешено готовящий новую войну за новый передел мира, развивает и совершенствует свои вооружения в небывалых до сего времени масштабах. В настоящий момент гонка империалистических вооружений не является уже секретом. Ее уже не прячут, как раньше. О ней говорят открыто.

Теоретические искания

Само собой понятно, что развитие вооружений сказалось и в значительном развитии новых форм боевых действий, новых форм тактики. Однако военная мысль, если обратиться к капиталистическим странам, отличается на сегодняшний день необыкновенным разнобоем. Имеются существенные расхождения между взглядами различных армий, имеются огромные расхождения во взглядах на современный бой и между различными представителями одних и тех же армий.

Всем, например, известна теория, проповедующая ведение войны малыми и предельно подвижными механизированными армиями, которую в Англии представляют Фуллер и Лиддел Гарт. Однако английская армия развивается далеко не в соответствии с этой теорией, которую в Европе считают английской. Французская армия, строящая бой на сугубо методическом использовании пехоты, артиллерии и танков, далека от предложений одного из ярких французских военных писателей — де Голля. Итальянская армия, где доктрина генерала Дуэ получила, несомненно, широкое признание, на фронтах гражданской войны в Испании совершенно [245] не следует заветам этого генерала и пытается искать решения в боевых действиях пехотных соединений и т. д.

Немало дискуссий по вопросам современного боя наблюдали мы и на теоретическом фронте нашей красноармейской жизни. Определенная система взглядов вырабатывалась постепенно путем отсеивания неверных, необоснованных выводов и путем углубленной проработки разумных, жизненных, теоретически обоснованных установок.

Прежде всего пришлось столкнуться с теорией «особенной» маневренности Красной Армии — теорией, основанной не на изучении и учете нового вооружения как в руках наших возможных врагов, так и в руках советского бойца, а на одних лишь уроках гражданской войны, на взглядах, более навеянных героикой гражданской войны, чем обоснованных ростом могущества, культуры, ростом крупной индустрии социалистического государства, а также ростом вооружений армий наших возможных противников из капиталистического лагеря.

Когда тов. В. Триандафиллов выступил со своей книгой «Характер операций современных армий», то он подвергся большим нападкам со стороны товарищей, придерживавшихся этой теории. Его обвиняли в проповеди позиционной войны. Сторонники этой теории видели в новом человеке, в советском рабочем и колхознике, все необходимое и достаточное для того, чтобы обеспечить ведение маневренной войны. Как преодолевать пулеметное могущество боевого порядка современного противника — этому теория не учила. Приверженцы этой теории больше мечтали, чем доказывали. Находились товарищи, которые, например, утверждали, что для подготовки атаки бойца Красной Армии можно израсходовать меньше артиллерийских снарядов, чем для подготовки атаки солдата капиталистической армии, объясняя это превосходством духа красноармейца. На самом деле эта самовлюбленность могла бы повлечь напрасные кровавые потери в боях и крупнейшие неудачи. Эта теория несовместима с тем требованием, которое тов. Ворошилов предъявляет к боевой подготовке: учиться побеждать «малой кровью».

Ход развития вооруженной Красной Армии опрокинул теорию «особенной» маневренности. Быстрый рост нашей авиации, танков и механизированных соединений вначале также вызывал кое у кого теоретический загиб фуллеровского порядка. Появилась новая, «маневренная» теория, которая считала, что быстроходность танка не позволяет ему продуктивно действовать совместно с пехотой. Отсюда росло стремление к полной самостоятельности танковых соединений, к их отрыву от основных общевойсковых армейских масс, к пренебрежению противотанковым огнем противника и непониманию того обстоятельства, что в современном бою танки, как и пехота, не могут успешно действовать без могущественной артиллерийской поддержки.

Тактические установки на гибкое и прочное взаимодействие [246] различных видов войск, которыми был пронизан Полевой устав 1929 года, а также практика совместных учений пехоты, конницы, артиллерии и танков опрокинули эти вредные взгляды.

С другой стороны, часть товарищей очень настороженно встретила внедрение в армию массового танкового вооружения. Их пугали дожди, снег, осень, весна и т. д. Некоторые товарищи говорили, что при наших дорожных и климатических условиях танки смогут действовать «каких-нибудь полтора месяца в году». Однако живая действительность опрокинула опасения этих робких теоретиков. Танки отлично действуют и летом, и зимой, и весной, и осенью.

Непонимание роли и значения новых быстроходных танков, вооруженных скорострельной артиллерией, выразилось также и в том, что некоторые товарищи не соглашались отвести танкам в современном бою более решительную роль, чем та, которую они играли в 1918 г. в боях французской и английской армий против германской армии. Эти товарищи утверждали, что танки имеют значение лишь как средство непосредственной поддержки пехоты. Они не видели возможности по-новому организовать взаимодействие танков и артиллерии в общевойсковом бою стрелковых соединений. Поэтому они отрицали возможность прорыва танков в глубину оборонительного расположения противника для захвата путей его отхода. Как мы увидим дальше, эти сомнения оказались необоснованными.

Сила обороны в современной войне непрерывно возрастает: растет количество и качество пулеметов, вводятся на вооружение автоматические винтовки, и все это обращено своим острием против наступающей пехоты.

Против танков, поддерживающих и защищающих атакующую пехоту от пулеметов противника, направляются быстро растущие количественно и качественно противотанковые пушки. Сила обороны растет и создает условия, в известной степени благоприятствующие появлению позиционных форм войны. Позиционные фронты тем более могут иметь место, чем менее развиваются основные средства сухопутного наступления — танки и артиллерия.

Преимущества оборонительного оружия заключаются в простоте их использования и в их большом числе. Средства наступательные или средства подавления, к которым в первую очередь относятся артиллерия, танки, авиация, химия, требуют очень большого искусства в организации их взаимодействия. Простота в использовании основных средств обороны — пулеметов и противотанковых орудий, — конечно, действует в направлении перевеса обороны над наступлением.

Война итальянцев в Абиссинии подчеркивала легкое торжество артиллерии и танков над обороной. Однако это объяснялось технической бедностью Абиссинии, в частности ничтожным количеством пулеметов и противотанковой артиллерии. Война в Испании, [247] наоборот, подчеркивает значение и мощь оборонительного оружия. Артиллерия и танки с трудом успевают накапливать достаточные силы для преодоления пулеметов и противотанковых средств.

Даже наиболее крайние сторонники механизации армий учитывают значение современных средств обороны. Так, например, Лиддел Гарт в январском номере американского журнала «Форейн аферс», рассматривая пути моторизации и механизации, принятые во французской армии, указывает на странный с первого взгляда факт создания мотомеханизированных частей для «усиления обороны путем более быстрого направления огня на угрожаемый участок и более быстрого развития контрнаступления». Далее Лиддел Гарт пишет:

«Этот «оборонительный» взгляд на значение механизированных частей может показаться многим странным. Однако он технически обоснован. Несмотря на явный рост наступательной силы в результате развития механизированных войск, время, быть может, покажет, что оборонительная сила растет косвенным путем еще быстрее. Оглядываясь назад, можно даже сказать, что такова была общая тенденция роста механизации войны в течение столетий».

Это заявление Лиддел Гарта очень примечательно, хотя он и продолжает по-прежнему отстаивать теорию необходимости иметь лишь малые механизированные армии.

Рост оружия, усиливающего оборону, несомненен. Однако было бы неправильно считать, что позиционная война необходима и неизбежна. Позиционный период империалистической войны объясняется не его неизбежностью, а тем, что воюющие стороны не были обеспечены необходимыми средствами подавления, начиная с артиллерийских снарядов, в результате громадных ошибок, допущенных в подготовке к войне всеми ее участниками. Точно так же и в будущей войне позиционные фронты вполне возможны, если будут недооценены средства современной обороны, если не будут созданы в необходимых размерах наступательные средства борьбы и если войска не будут достаточно обучены сложному искусству современного наступательного боя.

Выше уже говорилось о том, что боевое использование оборонительных средств проще и легче, чем использование средств наступления. Однако за наступлением по-прежнему остаются преимущества, заключающиеся в возможности подавляющих концентраций на направлениях организованного удара и нанесения обороняющемуся тяжелых поражений. Мало того, современные средства наступления позволяют организовать бой с гораздо большей эффективностью, чем это было возможно раньше, даже при наличии сплошных фронтов у неприятеля.

Развитие форм боя

Каковы те основные черты, которые характеризуют на протяжении последнего времени развитие элементов боевой обстановки и самого боя? [248] Авиация все больше и больше воздействует на передвижение войск и на работу тыла. Опыт войны в Испании показывает, какие потери несет от авиации живая сила сухопутных армий и какой моральный эффект производит авиация, если войска не умеют организовать противовоздушной обороны.

Оборона пехоты, благодаря быстрому росту пулеметного вооружения, становилась все более и более мощной. Пехота, окопавшаяся на поле боя, становилась трудноодолимой даже при условии поддержки наступающего сильным артиллерийским огнем. После перенесения артиллерийского огня в глубину оборонительного расположения противника всегда находились отдельные пулеметчики, которые успевали поднять голову и вовремя открыть убийственный огонь по атакующему.

Танки резко изменили это положение и увеличили силу атаки пехоты. Двигаясь впереди пехоты, танки подавляли пулеметные очаги противника, т. е. своим огнем не позволяли пулеметчикам поднять головы, а наступающая за ними пехота доканчивала поражение оборонительной полосы.

Беспомощность пехоты в борьбе с танками вызвала быстрый рост противотанковых средств борьбы, и в первую очередь малокалиберной противотанковой артиллерии. Еще несколько лет назад в европейских армиях пехотная дивизия имела десяток, в лучшем случае два .десятка противотанковых пушек. В настоящее время пехотные дивизии имеют многие десятки этих орудий. Создается, таким образом, плотность насыщения обороны противотанковыми средствами, достаточная для массового вывода из строя наступающих танков. Скорострельность и бронепробиваемость противотанковых средств непрерывно растут. На смену полуавтоматическим пушкам все больше и больше приходят автоматические пушки.

Атакующие танки ищут помощи в организованной поддержке общевойсковой артиллерии и эту поддержку находят. Но для этой поддержки артиллерия должна обладать мощными гаубицами и должна быть многочисленна. Эти требования осуществляются сейчас почти во всех армиях.

Артиллерия и танки действительно могут обеспечить полный успех атаки при условии достаточно массового их применения. Если пехота, атакующая противника, в период артиллерийской подготовки не может очень близко подойти к противнику, так как ей опасны осколки своих снарядов, то танки не боятся осколков и потому почти вплотную могут подходить к рубежу артиллерийских разрывов. Если отдельные пулеметчики противника и поднимут голову после переноса артиллерийского огня перед атакой, то они будут задавлены танками, не боящимися пулеметного огня. Противотанковых орудий значительно меньше, чем пулеметов, а артиллеристы, даже сумевшие вовремя поднять голову, все же будут уничтожены, так как танки подойдут к ним слишком близко. Танк беспомощен в борьбе с противотанковой пушкой на дистанциях [249] от трехсот метров и дальше, но на близких дистанциях танк уже хорошо видит и становится опасным даже для противотанкового орудия. Если же учесть, что на одно противотанковое орудие выйдет несколько танков, то соотношение станет еще более выгодным для танков.

Опыт боев в Испании показал, какую гигантскую роль играет в современном бою артиллерия и какое исключительное значение имеет правильная организация взаимодействия различных родов войск.

Рост дальнобойности артиллерии, развитие авиации и танков усложняют современный бой, но и позволяют сделать его еще более уничтожающим.

Рост и качественное усложнение современной военной техники предъявляют громадные требования к качеству бойца, к качеству командира, к качеству управления боем.

Победа социализма в нашей стране, создание первоклассной индустрии обеспечили снабжение Красной Армии вполне современным, мощным вооружением. Работа нашей партии в армии политически воспитывает и закаляет бойцов, превращая войсковые части в непобедимые организмы, состоящие из партийных и непартийных большевиков.

Боец-человек

Полевой устав 1936 г. подчеркивает, что в первую очередь качество бойца, его любовь к Родине, его верность делу пролетарской революции, его преданность делу партии Ленина обеспечивают победу.

«Сложность и напряженность современного боя подняли на огромную высоту роль и значение человека-бойца», — говорится в Уставе.

И дальше:

«Забота о бойце-человеке составляет первейшую обязанность командира и его прямой долг» (статья 13).

Каждый боец и командир должен стремиться к тому, чтобы уничтожить своего врага в бою.

«Постоянное стремление вступить в бой с врагом с целью его поражения должно лежать в основе воспитания и действий каждого командира и бойца РККА. Без особых на то приказаний противник должен быть смело и стремительно атакован всюду, где он будет обнаружен» (статья 2).

Вместе с тем «к пленному врагу личный состав РККА великодушен и оказывает ему всяческую помощь с целью сохранения его жизни» (статья 13).

Политическую работу в войсковых частях организуют политические органы, и ведут ее все командиры, все начальники, все политработники.

«Политическая работа должна воспитывать в каждом бойце, командире и начальнике высокую воинскую дисциплинированность, смелость и самоотверженность, высокий боевой порыв, инициативу [250] и решительность, непоколебимую стойкость в бою и готовность твердо переносить любые лишения боевой обстановки» (статья 93).

Внезапность и быстрота

«Внезапность действует ошеломляюще, — говорится в Уставе. — Поэтому все действия войск должны совершаться с величайшей скрытностью и быстротой» (статья 6).

Вместе с тем Устав требует, чтобы части Красной Армии умели ответить молниеносным ударом на всякое внезапное нападение со стороны врага.

Воспитание Красной Армии характеризуется следующими словами Полевого устава: «Войска, умеющие быстро исполнять распоряжения, быстро перегруппировываться в изменившейся обстановке, быстро подниматься с отдыха, быстро совершать походные движения, быстро развертываться в боевой порядок и открывать огонь, быстро наступать и преследовать противника, могут всегда рассчитывать на успех» (статья б).

Внезапность и быстрота в значительной мере обеспечиваются авиацией, подвижными механизированными, кавалерийскими и моторизованными пехотными соединениями.

Управление

Сложность современного боя выдвигает с особой остротой вопрос об управлении. С одной стороны, организация артиллерийской поддержки танковой и пехотной атаки, артиллерийское поражение прочных укреплений и прочее требуют элементов централизованного управления боем, а с другой стороны, наступление пехоты в глубине оборонительной полосы также настойчиво требует полной самостоятельности действий самых мелких подразделений пехоты. Таким образом, современное управление боем должно сочетать в себе и необходимую методичность управления сверху, и широкую инициативу подчиненных как бы в помощь управлению снизу...

«...Ясность и четкость поставленной задачи, — говорится в Полевом уставе 1936 г., — более всего обеспечивают согласованность действий подчиненных частей и всех родов войск. Принятое решение должно твердо и с величайшей энергией проводиться в жизнь, невзирая на изменчивые случайности боевой обстановки».

Наряду с этим, говорит Устав, «в ходе боя неизбежно обнаружатся непредвиденные обстоятельства и неожиданные затруднения. Общевойсковой командир должен разумно воспринимать все новые данные обстановки и принимать немедленно соответствующие меры».

«Огромное значение имеет проявление частной инициативы подчиненных, которые первыми сталкиваются с внезапным изменением [251] боевой обстановки. Всякая разумная инициатива подчиненных должна всемерно поощряться и использоваться командиром для общей цели боя» (статья 11).

Статья 198 Устава развивает эту мысль в отношении проявления инициативы пехотными подразделениями при борьбе в глубине оборонительной полосы противника:

«Каждая образовавшаяся брешь в обороне должна быть немедленно использована для развития удара в глубину. Командиры всех степеней обязаны устремляться в любую брешь, хотя бы это их выводило на новое направление, не соответствующее ранее намеченному. Атаки, даже малыми силами, но направленные во фланг и тыл еще сопротивляющимся частям противника, могут решить участь боя. При борьбе в глубине наиболее опасно промедление, ожидание распоряжений и равнение по соседям. Смелость и дерзость дезорганизуют оборону и подрывают силу сопротивления противника. Дело старших командиров принять меры поддержки и развития успеха прорвавшихся вперед отдельных подразделений».

Соединение плановости и методичности с широкой инициативой командиров Устав рекомендует и в условиях встречного боя и в обороне, особенно в том случае, если противнику удалось прорваться за передний край обороны.

Весь Устав проникнут тем положением, что современный бой настолько сложен, а обстановка столь изменчива, что каждый командир всегда должен быть готов принять самостоятельное решение в соответствии с создавшейся обстановкой. Устав требует, чтобы старший командир смотрел на разумно инициативные действия своих подчиненных не как на своевольничание, а как на действия, использующие обстановку, сложившуюся в ходе боя, как на действия, направленные к достижению общего успеха. Поэтому старший начальник должен частную инициативу своих подчиненных умело использовать, обеспечить резервами и поддержать артиллерийским огнем.

Устав подчеркивает, что «принятое решение проводится в жизнь без колебаний» и что «исполнение всякого боевого распоряжения должно быть проверено».

Статья 105 Устава так характеризует управление:

«Сущность управления боем заключается: в тщательной разведке противника, в принятии решения, отвечающего обстановке, в постановке войскам боевых задач и организации их взаимодействия, в своевременном доведении этих задач до исполнителей, в наблюдении за выполнением задач подчиненными войсками, в безотказной и своевременной информации подчиненных и соседей и донесениях начальникам об обстановке, в быстром реагировании на изменения в обстановке, в проявлении частной инициативы, в организации охранения, всех видов связи и работы тыла».

Решающую роль в управлении боем будут иметь слаженная [252] работа в штабе соединения и сработанность командира с начальником штаба.

«Начальник штаба должен так наладить работу в своем штабе и так соподчинить работу нижестоящих штабов, чтобы передача приказаний, донесений, сводок и прочее выполнялась безотказно и с величайшей точностью» (статья 124).

В вопросе об организации взаимодействия Устав обращает особое внимание на тщательность согласования наступательных или оборонительных задач пехоты с артиллерией и танками на местности, особенно в звене батальон — артиллерийский дивизион — танковая рота. На работу командиров этих подразделений Устав требует выделять достаточное количество светлого времени до начала действий за счет решительного сокращения времени на отдачу приказов в штабах корпуса, дивизии и полка.

Практика показывает, что для того, чтобы атаковать обороняющегося противника, командиру батальона и другим связанным с ним командирам требуется до начала атаки не менее двух — трех часов светлого времени для личной разведки, увязки вопросов взаимодействия и т. п.

Самый метод управления упрощается: составление плановых таблиц и прочей документации согласуется с тем реальным временем, которое имеется в бою.

Взаимодействие родов войск

Успех действий общевойскового соединения возможен лишь при условии организации бесперебойного взаимодействия родов войск. Пехота, конница и танки должны быть во всех видах боя поддержаны огнем артиллерии. При наступлении огонь артиллерии должен быть особо большой мощности как по калибрам, так и по количеству орудий. Танки, широко представленные в РККА, должны постоянно оказывать поддержку как пехоте, так и коннице. Наконец, должно быть организовано гибкое и надежное взаимодействие между танками и артиллерией.

Авиация должна дать разведывательные данные, прикрыть передвижения своих войск и работу своего тыла, нанести поражение живой силе противника.

Словом, как говорит Полевой устав 1936 г.:

«Необходимо достигнуть взаимодействия всех родов войск, действующих на одном направлении, на всю глубину и согласованности действий частей, действующих на разных направлениях» (статья 4).

Основы взаимодействия, изложенные в Полевом уставе 1936 г., были заложены и в Полевом уставе 1929 г., однако они получили значительное развитие в новом Уставе.

Когда составляли прежний Устав, Красная Армия обладала сравнительно небольшим количеством танков и наступление пехоты непосредственно поддерживалось артиллерийским огнем. [253]

Танки играли лишь вспомогательную роль. В настоящее время танки приобрели совершенно иной удельный вес. Они, как правило, способны осуществить непосредственную поддержку пехоты. Танки легко рвут и давят колючую проволоку, уничтожают очаги сопротивления противника и увлекают за собой пехоту. Если пехоте опасно близко подходить к рубежам разрывов снарядов поддерживающей ее артиллерии, то танкам это не опасно. Получается такая картина: танки, вплотную приближаясь к линии артиллерийских разрывов и тем самым обеспечивая себя от противотанкового огня противника, давят его пулеметные очаги, а за танками двигается пехота. Организация взаимодействия становится более эффективной, но и значительно более сложной: пехота непосредственно поддерживается подчиненными ей танками, а танки непосредственно поддерживаются артиллерией.

В ходе боя может создаться самая разнообразная обстановка. Например, пехота ведет атаку, которая поддерживается непосредственно танками. В свою очередь артиллерия обеспечивает продвижение танков. Но в динамике боя танки могут натолкнуться на ранее не обнаруженные и не устраненные препятствия. Танки остановились; пехота же в состоянии преодолеть эти препятствия. В таком случае артиллерия должна немедленно переключиться на поддержку пехоты. Отделения связи с пехотой постоянно должны быть в ротах и батальонах, с тем чтобы батареи всегда находились в полной готовности поддержать пехоту.

Вся система кропотливого и тщательного взаимодействия между пехотой, танками и артиллерией детально изложена в Полевом уставе 1936 г. и является важнейшей задачей боевой подготовки частей Красной Армии.

«Во всех случаях атака танками переднего края должна быть обеспечена артиллерийской поддержкой и не допускается без нее как при действиях главных сил, так и разведки» (статья 188).

«Если атакующие танки будут вынуждены задержаться и не смогут обеспечить дальнейшее продвижение пехоты, последняя продолжает наступление при непосредственной поддержке артиллерии. С этой целью вся артиллерия должна быть постоянно готова к непосредственной поддержке связанных с ней пехотных подразделений, используя ОСП{220} и наблюдательные пункты батарей. Связь между Пехотой и артиллерией не должна прерываться ни при каких обстоятельствах ни на одну минуту, даже при массовой танковой поддержке» (статья 189).

Полевой устав возлагает на артиллерию решающие задачи: «а) в период артиллерийской подготовки — подавление артиллерии; уничтожение обнаруженных противотанковых средств и подавление районов их вероятного нахождения; разрушение (подавление) НП{221} и отдельных укреплений, особенно бетонных точек, [254] не поддающихся воздействию танков; подавление пулеметной системы на участках, которые не атакуются танками или для их атаки недоступны;

б) во время атаки танков ДД{222} — сопровождение их огнем артиллерии с целью парализовать противотанковые огневые средства противника или резко снизить действительность их огня; подавление вновь обнаруженных батарей противника;

в) в период атаки пехоты с танками ПП{223} — обеспечение их продвижения путем подавления средств ПТО и пулеметов противника и сопровождение пехоты огнем и колесами на всю глубину наступательного боя до полного разгрома противника» (статья 186).

Борьба за фланги

Новый Полевой устав исключительно большое значение придает обходам. Этому виду боевых действий части должны учиться постоянно. Полевой устав подчеркивает, что в современном бою, в современной обороне, в частности, не будет постоянных, как бы застывших флангов. Обычно фланги являются временным, более или менее скоротечным явлением. Поэтому борьба за фланги требует быстрых действий, внезапных, молниеносных ударов.

Устав требует воспитания в каждом командире и бойце смелости, инициативы и привычки к быстроте действий. Нужно использовать всякое, даже малейшее наличие «временного» фланга противника, для того чтобы молниеносно выйти на пути его отхода. Атака противника со стороны его артиллерийских позиций, со стороны путей его отхода — вот основная установка Полевого устава 1936 г.

Поражение противника на всю глубину его боевого порядка

Если противник держит свои фланга сомкнутыми и обход их невозможен, надлежит разгромить боевой порядок противника глубоким ударом с фронта.

Технически мы применяем танки для непосредственной поддержки пехоты и для целей дальнего действия.

Наши технические средства борьбы со своей большой дальностью позволяют оказывать воздействие на противника не только непосредственно на линии фронта, но и прорывать расположение противника и атаковать его одновременно во всей глубине его боевого порядка. При действиях с прежними техническими средствами [255] борьбы нарушался лишь передний край расположения противника, образовывалась впадина в начертании его фронта. Благодаря этому противник имел возможность своевременно подтянуть свои резервы и ликвидировать угрозу прорыва. Современные же средства борьбы позволяют так организовать атаку, что противник одновременно поражается на всю глубину, а его резервы могут быть задержаны в подходе к угрожаемому участку. Сейчас мы располагаем такими средствами, как авиационные и танковые десанты. Полевой устав говорит:

«...Противник должен быть скован на всю глубину своего расположения, окружен и уничтожен» (статья 164). «Группы танков ДД имеют задачей прорваться в тыл главных сил обороны, разгромить резервы и штабы, уничтожить основную группировку артиллерии и отрезать главным силам противника пути отхода» (статья 181).

Таким образом, танки дальнего действия, поддержанные огнем артиллерии, согласно требованиям нового Полевого устава, должны пройти сквозь фронт противника и захватить пути его отхода. В этом заключается основное отличие Полевого устава 1936 г. от Полевого устава 1929 г.

Прежде чем сбить противника с фронта, нужно овладеть его путями отхода. Очень важно вместе с танками дальнего действия выбросить и пехотный десант в транспортерах. Однако когда общевойсковой командир не в состоянии выбросить пехотный десант, то один лишь выход танков в глубину обороны противника, безусловно, воспрепятствует противнику совершить планомерный отход. Тем временем пехота с танками непосредственной поддержки атакует противника по всему фронту. Конечно, не исключена возможность, что часть живой силы противника, пользуясь складками местности, лесами, кустарниками, сможет ускользнуть, но большая часть его живой силы и его материальная часть должны остаться на поле сражения, то есть в руках атакующего.

Группа танков дальнего действия прорывает фронт противника, отрезает пути его отхода, громит его штабы, тыловые учреждения, рвет линейную связь. Но группа танков дальнего действия может натолкнуться на значительные препятствия. Она может встретиться с противодействием большого количества противотанковых орудий. Поэтому если не организовать мощной артиллерийской поддержки, то танки могут понести огромные потери.

Как обеспечить успешное продвижение танков дальнего действия сквозь фронт, когда у противника нет открытых флангов? В этих случаях применяется артиллерийский огонь двух видов: подвижный заградительный и осуществляемый методом последовательных сосредоточений.

Быстрота продвижения заградительного огня зависит от средней скорости, которая может быть достигнута танками на данной местности, и от количества имеющейся артиллерии. Если допустить слишком быстрое продвижение танков, то они могут оказаться в ходе боя слабо защищенными. Если же дать слишком малое продвижение, [256] то не будут использованы все их возможности. Следовательно, здесь требуется правильный расчет и хорошая организация наступления в целом.

Поддержанные артиллерийским огнем, танки дальнего действия устремляются на пути отступления противника как при обходе его флангов, так и при прорыве фронта.

Изложенные выше требования нового Полевого устава в отношении одновременного поражения противника на всю глубину его боевого порядка, проверенные на практической работе наших войск, находят свое отражение и в новом французском полевом уставе{224}. Этот последний вводит понятие о двух группах танков: «сопровождения» и «общего маневра».

Танки общего маневра соответствуют нашим танкам дальнего действия. Так же, как и у нас, эти танки идут впереди танков сопровождения и поддерживаются мощным артиллерийским огнем.

Все больше подтверждается возросшая мощь современных танков и их стремление к уничтожению боевого порядка противника на всю его глубину.

Встречный бой

Что касается встречного боя, то новый Устав развивает требования, имевшиеся в Полевом уставе 1929 г. Используя все виды разведки, в первую очередь авиационную разведку, общевойсковой командир должен нащупать систему походного порядка противника. Конечно, полностью это ему не всегда удастся сделать. Но важно определить хотя бы отдельные элементы походного порядка противника, с тем чтобы иметь возможность установить, где двигаются главные его силы.

Имея такие сведения, общевойсковой командир должен так использовать свою авиацию, механизированные части, все свои технические средства и войсковые соединения, чтобы одни колонны противника задержать, а на другие навалиться всеми своими силами. Нужно уничтожить противника по частям. Необходимо выбрать объект для первого удара с таким расчетом, чтобы противник сразу же потерял устойчивость своего походного порядка и не мог выполнить намеченного плана.

Наличие большого количества танков позволяет наносить удары противнику во встречном бою более решительно. Танки нападают на авангард противника, быстро его ликвидируют и подготовляются для действий против главных сил.

Определяя направление главного удара, командир должен тщательно учитывать характер местности, стремясь отбрасывать противника в невыгодный для него район, с тем чтобы в дальнейшем легче было завершить его окружение и полное уничтожение. [257]

Оборонительный бой

В вопросах обороны старый Полевой устав исходил из того положения, что главная сила противника при наступлении — это его пехота и артиллерия. Теперь картина совершенно иная. На сегодня все армии имеют могущественную танковую силу и быстро ее развивают. В связи с этим вопросы противотанковой борьбы являются основными и вместе с тем наиболее трудными при организации обороны. Полевой устав 1936 г. указывает, что всякая современная оборона должна быть прежде всего противотанковой. Этому условию должен быть подчинен и выбор переднего края обороны. Желателен выбор переднего края вдоль труднопреодолимых препятствий для танков. В самой глубине необходимо создавать противотанковые районы, широко используя искусственные и естественные препятствия. В этих противотанковых районах должны находиться орудия противотанковой артиллерии и определенная часть пулеметных средств для отделения наступающей пехоты противника от поддерживающих ее танков.

По сравнению с Уставом 1929 г. Полевой устав 1936 г. дает иную методику организации переднего края обороны. Раньше Устав предлагал избирать передний край, выставляя боевое охранение равномерно по всему фронту, — параллельно переднему краю. Получался своего рода шаблон. Противник мог знать, что, если он встретил передовые части, значит, это боевое охранение, которое не будет особенно сопротивляться, а отойдет. Противник легко мог узнать на основании расположения охранения, где находится передний край, а имея сведения о начертании переднего края, он легко мог организовать артиллерийскую подготовку, взаимодействие танков с артиллерией и пехотой.

Новый Полевой устав выдвигает такой метод выбора переднего края, который бы вводил противника в заблуждение и не допускал наличия легко определимой линии. Передний «рай должен проходить и по передним и по обратным скатам. Новый Полевой устав требует, чтобы боевое охранение не выставлялось равномерно по всему фронту. На некоторых участках разрешается вовсе не иметь охранения, на других рекомендуется создавать ложные отрезки обороны, на которых охранение должно оказать противнику сильное сопротивление при поддержке артиллерийского и пулеметного огня. Каждый командир обязан принимать все меры к тому, чтобы всячески затруднить противнику отыскание нашего переднего края.

Задача скрыть передний край, скрыть глубину обороны, скрыть противотанковые районы является одним из новых требований Полевого устава 1936 г. Современные противотанковые средства очень могущественны, и если противник не сумеет их своевременно уничтожить, то потери танков будут исключительно велики. Но, конечно, картина будет совершенно иная, если противотанковые орудия будут обнаружены противником. Поэтому искусство командира, организующего оборону, заключается в том, [258] чтобы так расположить свои противотанковые средства и так укрыть их от огня противника, чтобы они могли при подходе танков противника внезапно обрушиться на них всей мощью своего огня. При всех возможностях командир должен иметь в своем распоряжении подвижные резервы противотанковых орудий, с тем чтобы своевременно выбрасывать их в направлении появления танков противника. Противник, ворвавшийся в оборонительное расположение части, должен быть разбит контратакой ударных групп, поддержанных танками.

Организация тыла

Современный бой, богато оснащенный техническими средствами борьбы, требует большого расхода огнеприпасов, горючего и других видов материального снабжения. Поэтому вопросам организации тыла Полевой устав 1936 г. уделяет очень большое внимание: «Современные боевые и технические средства ставят тылы и материальные базы боевого питания войск под постоянную угрозу воздействия со стороны противника. Непрерывная забота об организации тыла, его самообороне и обороне являются непременным условием достижения победы над врагом. Тыл должен по требованию командира полностью обеспечивать боевое питание войск в любых условиях обстановки» (статья 17). В деле организации тыла Полевой устав большое внимание уделяет использованию автомобильного транспорта.

Меры обеспечения

Каждый командир во всех условиях обстановки обязан принять меры к тому, чтобы предохранить себя от внезапного нападения противника. Поэтому Полевой устав большое место отводит всем вопросам боевого обеспечения: охранению, разведке, противовоздушной, противохимической и противотанковой обороне. Полевой устав 1936 г. дает целый ряд новых положений о том, как организуется сеть постов наблюдения, оповещения и связи, чего не было в Полевом уставе 1929 г. Понятно, что это вызвано развитием воздушных сил. Служба боевого обеспечения должна вестись непрерывно.

В настоящей статье затронуты лишь основные вопросы боя, основные тактические положения нового Полевого устава. Помимо того, Полевой устав дает указания по организации боя на речных рубежах, ночью, зимой, в различных особых условиях обстановки. Большое внимание уделяет Полевой устав вопросам автомобильных перебросок войск. В Полевом уставе имеются обширные и практические указания о задачах в современном бою радиосвязи и других видов связи, инженерного дела и работы всех других специальных войск. Новый Полевой устав является документом огромной важности, определяющим дальнейшие успехи боевой выучки Красной Армии и организующим ее упорную работу над поднятием своей боеспособности.

Примечания

Том 1

{1} См. В. В. Куйбышев. Зарождение 1-й Революционной армии «Красная звезда», 1935, 27 января.

{2} В. И. Ленин. Военная переписка (1917-1920). Воениздат, 1956, стр. 186.

{3} 15 ноября 1919 г. этот документ был направлен заведующим полевой канцелярией Предреввоенсовета секретарю В. И. Ленина т. Бричкиной для доклада В. И. Ленину.

{4} «Комсомольская правда», 1963, 16 февраля.

{5} Комитета обороны. — Ред.

{6} Непосредственной поддержки пехоты. — Ред.

{7} Печатается впервые. — Ред.

{8} Лекция, прочитанная в Академии Красного Генерального штаба 24 декабря 1919 г. М. Тухачевский. Война классов (статьи 1919-1920 гг.). Госиздат, 1921, Печатается с незначительными сокращениями, — Ред.).

{9} Эта фраза автора — дань буржуазным военным авторитетам того времени. Советская военная наука принципиально отрицает какие-либо «вечные основы стратегии», поскольку стратегия есть орудие политики, а политика является концентрированным выражением экономики. Отсюда не может быть стратегии общей для всех времен и народов. Основы стратегии вытекают из конкретных исторических условий данного государства, его политики, его положения среди других государств и его военных возможностей, определяемых развитием экономики и военной техники. — Ред.

{10} Речь идет о чехословацком корпусе, сформированном в 1917 г., после Февральской революции в России, из бывших военнослужащих австро-венгерской армии. Спровоцированный агентами Антанты корпус весной 1918 г. поднял антисоветский бунт. — Ред.

{11} Правильнее говорить о начале не одной, а нескольких одновременных операций, как это было на австро-германском и на Западном фронтах в 1914 г. — Ред.

{12} Здесь автор имеет в виду контрреволюционное восстание казачества в Донской области в тылу наших фронтов весной — летом 1919 г. — Ред.

{13} Здесь автор имеет в виду условия гражданской войны в СССР, когда боевые действия происходили при полной дезорганизации железнодорожного транспорта. Во второй мировой войне, когда наряду с железными дорогами для стратегического маневра использовался механический транспорт, массовые стратегические резервы стали крайне необходимы. — Ред.

{14} «Революция и война», 1920, № 1, стр. 33-43. Печатается с незначительными сокращениями. — Ред.

{15} Всюду курсив наш. — М.Т.

{16} «Революция и война», Изд. Западного фронта, 1920, сб. 2, стр. 39-55. — Ред.

{17} Декавильки — военные узкоколейные железные дороги. — Ред.

{18} «Революция и война», 1921, № 4-5, стр. 190-206. Печатается с незначительными сокращениями, — Ред,

{19} «Военный вестник», 1921, № 7, стр. 9-14. Печатается с незначительными сокращениями. — Ред.

{20} Революционного военного трибунала.

{21} «Революция и война», 1923, сб. 22, стр. 187-189.

{22} Петин Н. И. (1876-1938) — видный советский военачальник, комкор. В гражданскую войну — начальник штабов армий, фронтов, командующий армией. — Ред.

{23} О пехоте, Сборник статей. Изд. ВНО, 1923, стр. 49-55. — Ред,

{24} Из книги М. Тухачевского «Поход за Вислу». Лекции, прочитанные на дополнительном курсе Военной академии РККА 7-10 февраля 1923 г.

{25} См. Стан. Кюнстлер. Наше августовское наступление.

{26} Директива Главкома о передаче 1-й конной и 12-й армий Западному фронту была не выполнена по вине члена РВС Юго-Западного фронта И. В. Сталина, не подписавшего приказа. Сталин встал на путь прямого неподчинения директивам Главкома, исходившим из решения Пленума ЦК РКП (б) от 5 августа 1920 г. — Ред.

{27} «Революция и война», 1923, № 21, стр. 66-76 Печатается с незначительными сокращениями. — Ред.

{28} «Военный вестник», 1924, № 28, стр. 26-29.

{29} М. Тухачевский. Вопросы высшего командования. М., Госвоениздат, 1924. — Ред.

{30} Здесь речь идет о перерастании одной наступательной операции в другую, последовательную за ней. — Ред.

{31} Это положение было справедливо до второй мировой войны. Уже во второй мировой войне место конных масс в самостоятельном глубоком оперативном маневре заняли крупные оперативные объединения бронетанковых войск. — Ред.

{32} Здесь речь идет о крупных авиационных группировках, именуемых автором «авиаэскадрильями». — Ред.

{33} Вопросы организации местной власти не являются функциями штабовг Этим ведают военные советы фронтов. — Ред.

{34} Отдельная брошюра. Изд. Высш. воен. ред. совета. М., 1924. — Ред,

{35}Военно-научное общество. — Ред.

{36} Линия — русская мера, применявшаяся до введения метрической системы в 1918 г. Линия равна 2,54 мм, 42-линейная пушка соответствует 107-мм калибру. — Ред.

{37} Такая глубина главной полосы обороны слишком мала и соответствует в нашем понимании глубине всего лишь первой позиции главной полосы; главная же полоса по глубине должна вмещать всю глубину боевого порядка дивизии. — Ред.

{38} Такие артиллерийские плотности уже к началу Великой Отечественной воины были признаны крайне заниженными и в ходе войны были увеличены в несколько раз. — Ред.

{39} Количество контрбатарейной артиллерии возрастает по мере увеличения дистанции стрельбы и степени укрытого расположения батарей противника-1 1/2 батареи на одну батарею противника — это минимальная норма. — Ред.

{40} Это справедливо, если батарея противника была предварительно подавлена огнем более многочисленной артиллерии. — Ред.

{41} 76-мм калибра. — Ред.

{42} 122-мм снаряда. — Ред.

{43} Гаскуэн — известный французский военный писатель-артиллерист, популярный в послевоенный период (20-е годы). — Ред.

{44} Жоффр — начальник французского генерального штаба перед первой мировой войной, а в маневренный период ее в 1914 г. — главнокомандующий французских войск на Западноевропейском фронте. — Ред.

{45} Советская военная наука не подразделяет ныне оборону на активную и пассивную, считая, что оборона должна быть способной не только отражать натиск наступающего противника, но и все время наносить ему удары с воздуха и на земле, т. е. быть предельно активной. Современные средства борьбы допускают успешное ведение активной обороны и при отсутствии больших сил, но при условии смелого маневрирования ими. — Ред.

{46} Такое количество орудий, по прежним взглядам, давало возможность создавать «заградительный огонь», — Ред.

{47} Брюхмюллер — видный германский артиллерийский генерал, прославившийся организацией использования артиллерии при прорывах позиционной обороны. — Ред.

{48} Командиры батарей и командиры дивизионов. — Ред. M. H. Тухачевский.

{49} Красная Армия перешла в 20-х годах на трехорудийные батареи, затем, когда материальной части стало больше, — на четырехорудийные батареи, с которыми наша артиллерия и вступила в войну. Во время Великой Отечественной воины наращивание числа орудий в артиллерии шло как по линии увеличения числа артедиииц (батарей, дивизионов, полков), так и по линии укрупнения орудийного состава батарей. — Ред.

{50} «Военный вестник», 1925, № 1, стр. 23-25. — Ред.

{51} Имеется в виду — военная подготовка. — Ред.

{52} «Выстрел», 1925, № 2, стр. 7-17. — Ред.

{53} Отдельная брошюра. М, изд-во «Военный вестник», 1926.

{54} Автор имеет в виду здесь вооруженную борьбу в Китае в 20-х годах, приведшую к власти чанкайшистскую клику. — Ред.

{55} Автор имеет в виду, конечно, первую четверть XX в. — Ред.

{56} Приводимые ниже цифры взяты из справок Управления по исследованию и использованию опыта войн штаба РККА, составленных по источникам, указанным в соответствующих сносках.

{57} «Статистический ежегодник мирового хозяйства». М., 1921. Табл. 34 и 36 — по данным 1913 г.

{58} Там же.

{59} Там же. Табл. 37-39 и 43-46 — по данным 1913 г.

{60} «Статистический ежегодник мирового хозяйства». Табл. 10, 11, 14 и 16 в среднем за 1909-1913 гг.; сборник «Мировое сельское хозяйство». Изд. Нар-комзема, 1922.

{61} Слабым местом военной экономики Германии было отсутствие собственного жидкого топлива, необходимого для авиации, флота и механического транспорта, а также сельскохозяйственного сырья (хлопок, шерсть, кожа и др.). — Ред.

{62} По данным, приводимым у Corda — «La guerre Mondiale», y Schwarte — «Der grosse Krieg» и В. Новицкого — «Борьба на французском фронте в 1914 г,».

{63} По данным Corda, Schwarte и В.. Новицкого, 250

{64} Предвидение автора о возможности привлечения союзников как за счет вновь возникающих революционно-демократических стран во время войны, так и за счет присоединения в качестве союзника капиталистических стран оправдалось в ходе Великой Отечественной войны и особенно после войны, когда создалась новая мировая система социалистических стран. — Ред.

{65} Это положение автора принципиально ошибочно. Принудительной советизации освобожденных территорий, как известно, не было и не могло быть в ходе Великой Отечественной войны. Это, конечно, не значит, что мы отказываемся от использования экономических ресурсов освобожденных территорий в интересах достижения победы. — Ред.

{66} Сборник «Борьба за Урал и Сибирь». ГИЗ, 1926, стр. 74-88. — Ред.

{67} «Красная звезда», 1926, 21 января, № 17. — Ред.

{68} В. И. Ленин. Соч., т. 33, стр. 425. — Ред.

{69} Там же.

{70} Там же, стр. 425-426. — Ред.

{71} В. И. Ленин. Соч., т. 33, стр. 426. — Ред.

{72} КПСС в резолюциях и решениях съездов, конференций и пленумов ЦК. Часть II. М., Госполитиздат, 1954, стр. 52. — Ред.

{73} «Война и революция», 1926, № 3, стр. 3-8. — Ред.

{74} В масштабе армейского управления это иное. — М.Т.

{75} «Красная звезда», 1926, 17 августа, № 187. — Ред.

{76} Из книги М. Тухачевского «Тактика и обучение. Пехота». Изд. 2, переработанное в соответствии с Боевым уставом пехоты, ч. II, изд. 1927 г, М., изд-во «Военный вестник», 1927, стр. 5-45.

{77} Имеется в виду — подразделение. — Ред.

{78} «Война и революция», 1927, кн. 10-11, стр. I — XIII. — Ред.

{79} Курсы усовершенствования высшего начальствующего артиллерийского состава. — Ред.

Том 2

{80} БСЭ. 1928, изд. 1, т. 12, стр. 576 — 598. — Ред.

{81} Ф. Энгельс. Избранные военные произведения. М., 1956, стр. 11. — Ред.

{82} В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т, 27, стр. 269. — Ред.

{83} В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т, 31, стр. 15.

{84} В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 37, стр. 97.

{85} В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 35, стр. 244.

{86} Ф. Энгельс. Избранные военные произведения, т. 1, 1940, стр. 20. — Ред.

{87} Handwцrterbuch der Staatswissensehaften. B. III. Eisen und Stahl, von Dr. H. Voelcker, Jena, 1928.

{88} В. И. Ленин. Полн. cобр. соч. т. 35, стр. 11.

{89} «Правда», 1928, 23 февраля, № 46 — Ред.

{90} Жан де Пьерфэ — французский писатель. В период войны 1914 — 1918 гг. находился в ставке Петена. В СССР была переведена на русский язык и издана его книга «Плутарх солгал. Очерки из истории мировой войны». М., изд. «Военный вестник», 1926. — Ред.

{91} «Правда», 1928, 23 февраля, № 46. — Ред.

{92} «Война и революция», 1928, кн. 4, стр. 3 — 14. - Ред.

{93} «Война и революция», 1929, кн. 11, стр. 3 — 20. — Ред.

{94} Автор имеет в виду Полевой устав 1929 г. — Ред.

{95} ПУ — 29 подразделял группу войск, предназначенную для нанесения главного удара на решающем направлении (ударная группа), и более слабую группу войск, обеспечивающую успех главного удара и наносящую вспомогательный удар, под наименованием «сковывающей группы». Позднее от понятия «сковывающая группа» отказались. — Ред.

{96} Такой медленный темп наступления, принятый в то время, объяснялся слабостью средств подавления обороны и в связи с этим необходимостью систематических остановок для ведения огня, а затем так называемого прогрызания обороны. Последующее обильное насыщение фронта артиллерией и особенно танками позволило вести наступление безостановочно и увеличить значительно его темп. — Ред.

{97} Имеется в виду Боевой устав пехоты 1927 г. — Ред.

{98} Из доклада на совещании высшего начсостава ЛВО. «Красная звезда», 1929, 13 октября, №237 — Ред.

{99} Из книги М. Тухачевского «Наши учебно-тактические задачи», М. — Л., Госиздат, 1929. — Ред.
{100}Ганс Куль. Германский генеральный штаб. М., изд. Высш. воен. ред. совета, стр. 66.

{101} Ганс Куль. Воспитание мирного времени и опыт войны. М, изд. Высш. воен. совета, 1923, стр. 29, 30 и 31,

{102} «Красная звезда», 1929, 22 декабря, № 295. — Ред.,

{103} Полевой устав 1929 г. — Ред.

{104} Боевой устав пехоты 1927 г. — Ред.

{105} Г. Дельбрюк. История военного искусства в рамках политической истории. Перевод с немецкого А. К. Рачинского. Т. 4. Новое время. М., Госиздат,. 1930. — Ред.

{106} Ф. Меринг. Очерки по истории войны и военного искусства. Изд-во «Пролетарий», 1925, стр. 56.

{107} Там же, стр. 57.

{108} Г. Дельбрюк. История военного искусства в рамках политической истории, стр. 390.

{109} Там же, стр. 215.

{110} Г. Дельбрюк. История военного искусства в рамках политической истории, стр. 396.

{111} Там же, стр. 397.

{112} Там же, стр. 402.

{113} Там же, стр. 403.

{114} Ф. Энгельс. Анти-Дюринг. Изд-во «Московский рабочий», 1923, стр. 192.

{115} Г. Дельбрюк. История военного искусства в рамках политической истории, стр. 418 — 419.

{116} Ф. Энгельс. Статьи и письма по военным вопросам. Изд-во «Красная Новь», 1924, стр. 20.

{117} Ф. Энгельс. Анти-Дюринг, стр. 190.

{118} Г. Дельбpюк. История военного искусства в рамках политической истории, стр. 130.

{119} Г. Дельбpюк. История военного искусства в рамках политической истории, стр. 447.

{120} Клаузевиц. Война. Теория стратегии. Перевод с немецкого К. Войде, Т. I. СПБ, 1902, стр. XIX.

{121} Клаузевиц. Война, т. Н, стр. 338.

{122} Там же, стр. 339.

{123} Там же, стр.337.

{124} Там же, стр. 332.

{125} Клаузевиц. Война, т. II, стр. 346.

{126} Г. Дельбрюк. История военного искусства в рамках политической истории, стр. 373.

{127} Там же, стр. 369.

{128} Там же, стр. 329.

{129} Там же, стр. 412.

{130} Г. Дельбрюк. История военного искусства в рамках политической истории, стр. 298.

{131} А. Свечин. Стратегия. Госвоениздат, 1926, стр. 57.

{132} Там же, стр. 261.

{133} Г. Дельбрюк. История военного искусства в рамках политической истории, стр. 352.

{134} Г. Дельбрюк. История военного искусства в рамках политической истории, стр. 354.

{135} Там же.

{136} Клаузевиц. Война, т. II, стр. 318.

{137} Там же, стр. 306.

{138} Клаузевиц. Война, т. I, стр. XX.

{139} А. Свечин. Стратегия, стр. 56.

{140} Г. Дельбрюк. История военного искусства в рамках политической истории, стр. 423.

{141} Там же, стр. 370, 138

{142} Г. Дельбрюк. История военного искусства в рамках политической истории, стр. 370.

{143} Там же.

{144} Там же, стр. 413.

{145} Там же, стр.416.

{146} Г. Дельбрюк. История военного искусства в рамках политической истории, стр. 425.

{147} А. Свечин. Стратегия, стр. 258.

{148} Там же.

{149} Там же, стр. 259.

{150} А. Свечин. Стратегия, стр. 260.

{151} Клаузевиц. Война, т. II, стр. 322 — 323.

{152} Там же, стр. 354.

{153} Там же, стр. 324.

{154} Там же, стр. 364.

{155} Там же, стр. 365.

{156} Г. Дельбрюк. История военного искусства в рамках политической истории, стр. 388.

{157} Ф. Энгельс. Статьи и письма по военным вопросам, стр. 18.

{158} Там же, стр. 21.

{159} В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 32, стр. 79 — Ред.

{160} А. Верховский. Огонь, маневр и маскировка. Госиздат, 1928, стр. 131.

{161} В. Меликов. Марна — Висла — Смирна. Изд-во «Военный вестник», 1928, стр. 198.

{162} Сокращенный перевод с английского А. Таубе под редакцией и с предисловием М. Тухачевского. М., Госвоениздат, 1931, стр. 3 — 15. — Ред.

{163} Дж. Фуллер — английский военный писатель. В своих трудах Фуллер оправдывает захватническую политику фашистской Германии и считает, что войны вечны и неизбежны как борьба за существование. — Ред.

{164} Дж. Фуллер. Реформация войны, стр. 70.

{165} Дж. Фуллер. Реформация войны, стр. 59.

{166} Там же, стр. 61.

{167} Там же, стр. 78.

{168} Там же, стр. 31.

{169} Там же, стр. 41.

{170} Д ж. Фуллер. Реформация войны, стр. 38.

{171} Там же, стр. 74.

{172} Там же, стр. 75.

{173} Д ж. Фуллер. Основы науки о войне.

{174} Лиддел Гарт — английский военный теоретик, сторонник агрессивных военных планов и внешнеполитического курса правящих кругов США и Англии. — Ред.

{175} Лиддел Гарт. Новые пути современных армий. ГИЗ, 1930, стр. 79.

{176} Дж. Фуллер. Реформация войны.

{177} Там же, стр. 82.

{178} Д ж. Фуллер. Реформация войны, стр. 82.

{179} Там же.

{180} Там же, стр. 60.

{181} Д ж. Фуллер. Реформация войны, стр. 64.

{182} Там же, стр. 75.

{183} Дж. Фуллер. Основы науки о войне.

{184} Там же.

{185} Предисловие М. Тухачевского к переводу книги английского генерала Морриса «Стратегия», «Красная звезда», 1931, 7 августа, № 215. — Ред.

{186} Из книги М. Тухачевского. «Памятка красноармейцу на маневрах». Изд. 3, исправл. и доп., М., Госвоениздат, 1931. Печатается c сокращениями. — Ред.

{187} «Военно-исторический журнал», 1962, № 2, стр. 62 — 77. Материал данной статьи был разработан автором в 1931 — 1932 гг., а опубликован впервые в 1962 г. - Ред.

{188} Испанский инженер, предложивший в 1919 г. самолет своеобразной конструкции, названный автожиром. Преимуществом этого самолета являлась возможность почти вертикальной посадки.

{189} Здесь автор имеет в виду воздушнодесантные операции — Ред.

{190} Кристи — американский конструктор, работавший над созданием новых образцов танков.

{191} Английский военно-промышленный концерн, основанный в 1828 г.

{192} Практика второй мировой войны показала, что чисто пулеметные танки не нашли применения; во всех армиях получил признание только артиллерийский танк и самоходная артиллерия в качестве поддержки танков. — Ред.

{193} Практика второй мировой войны не подтвердила этого вывода автора. — Ред.

{194} См. К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 20, изд. 2, стр. 174.

{195} В. К. Триандафиллов (1894 — 1931). Советский военный деятель и военный теоретик. Занимал должность заместителя начальника штаба РККА. Автор ряда военно-теоретических работ: «Размах операций современных армий» (1925 г.), «Характер операций современных армий» (1929 г.) и др. Погиб при исполнении служебных обязанностей во время авиационной катастрофы.

{196} «Война и революция», 1932, кн. 7, стр. 1 — 6. — Ред.

{197} Печатается впервые с незначительными сокращениями. — Ред.

{198} Людендорф — германский генерал, в первую мировую войну — начальник штаба Восточного фронта, затем — начальник главного оперативного управления верховного главнокомандования. Основоположник фашистской теории истребительной войны. — Ред.

{199} Печатается впервые. — Ред.

{200} «Красная звезда», 1935, 16 января, № 14. Печатается с незначительными сокращениями. — Ред.

{201} В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 39, стр. 39 — 40.- Ред.

{202} В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 38, стр. 247.- Ред.

{203} Там ж е, стр. 268. — Ред.

{204} Там же, стр. 274. — Ред.

{205} А. А. Самойло в своих воспоминаниях (А. Самойло. Две жизни. М., Воениздат, 1958) объясняет это тем, что его назначение командующим Восточным фронтом было сделано вопреки его согласию, что он был не в курсе событий на фронте, не знал войск, начальников и ближайших сотрудников. - Ред.

{206} В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 39, стр. 40.

{207} В. И. Ленин. Соч., т. 35, стр. 330. -

{208} Печатается впервые. — Ред.

{209} «Военный вестник», 1935, № 4, стр. 6 — 10. Статья печатается с незначительными сокращениями. — Ред.

{210} Фон Сект (1866 — 1936) — германский генерал и военный писатель. — Ред.

{211} Фон Сект. Оборона страны. Госвоениздат, 1931, стр. 43.

{212} General Ludendorf. Weltkrieg droht auf Deutschen Boden. München, 1930, S. 37.

{213} Там же. стр. 38.

{214} W. Nehring. Heere von Morgen. Potsdam, S. 39.

{215} 1935 г. — Ред.

{216} «Красная звезда», 1935, 11 июля, № 158. Печатается с незначительными сокращениями. — Ред.

{217} Речь идет о книге Ю. Пилсудского «1920 год». М., изд-во «Военный вестник», 1926. — Ред.

{218} До созыва Всебелорусского съезда Советов всю власть на освобожденной от белополяков территории Белоруссии осуществлял созданный в июле 1920 г. Минский губернский Военно-революционный комитет в составе старых большевиков А. Г, Червякова, В. Г. Кнорина, И, А, Адамовича и других. — Ред.

{219} «Красная звезда», 1937, 6 мая. Статья печатается с незначительными сокращениями. — Ред.

{220} Отделение связи с пехотой. — Ред.

{221} Наблюдательный пункт (пост). — Ред.

{222} Танки дальнего действия, которые направлялись в ходе прорыва непосредственно в глубину для подавления артиллерии на ее позициях и выхода на пути отхода противника. — Ред.

{223} Танки поддержки пехоты. — Ред.

{224} Instruction sur l'emploi tactique des grandes unites. Charles — Lavouzell et С-ie, 1937.