Введение

Вторая мировая война, развязанная империалистическими государствами, принесла народам мира неисчислимые жертвы и страдания. Она унесла свыше 50 млн. человеческих жизней и причинила огромный материальный ущерб. Особенно большие потери в этой войне имел советский народ, внесший решающий вклад в разгром империалистических агрессоров и в освобождение народов мира от угрозы фашистского порабощения. Народы мира не забыли уроков минувшей войны и все решительнее поднимают свой голос в поддержку Программы мира, выдвинутой XXIV съездом КПСС. Благодаря росту мощи и международного влияния Советского Союза и всего социалистического содружества, действиям миролюбивых сил наметилась разрядка напряженности в международной жизни, возникла целая система договоров и соглашений, закладывающих основы для конструктивных отношений между социалистическими и капиталистическими странами. Но в капиталистическом мире еще действуют влиятельные силы, которые противятся разрядке напряженности. «Наверное, долго еще не сложат оружия агрессивные силы империализма, — говорил Генеральный секретарь ЦК КПСС Л. И. Брежнев при вручении ему международной Ленинской премии «За укрепление мира между народами», — не перевелись еще и авантюристы, которые во имя собственных эгоистических интересов способны разжечь новый военный пожар. Поэтому мы считаем своим священным долгом так вести политику, чтобы никакая неожиданность не могла застать нас врасплох»{1}.

Каждая война под влиянием ряда социально-политических и исторических условий носила своеобразный характер. Война, говорил В. И. Ленин, «вещь архипестрая, разнообразная, сложная»{2}. Переплетение многочисленных политических, экономических, военных, географических и других факторов обусловливало чрезвычайное многообразие приемов и способов подготовки и вступления государств в войну. Особенно усложнилась эта проблема [4] в мировых войнах, которые втягивали в свою орбиту десятки стран в различных частях земного шара и затрагивали жизненные интересы народов.

Опыт истории показывает, что вступление государств в войну не являлось единовременным актом, а составляло определенный период, который характеризовался своеобразными чертами, отличающими его от последующих событий войны. Наряду с началом военных действий в этот период осуществлялась целая система политических, идеологических и экономических мероприятий, связанных с переходом государства от мира к войне. Поэтому не случайно в военно-исторических и теоретических исследованиях процесс вступления государств в войну выделялся в особый период. В различных странах он назывался по-разному: «первый период войны», «первая фаза войны», «вступительный период войны», «подготовительная операция», «начальная фаза войны», «начальный период войны» и т. д.

Проблема вступления в войну и ведения первых операций давно уже привлекает внимание политических и военных деятелей, теоретиков и историков. Вопрос о начальном периоде войны в теоретическом и военно-историческом плане не раз поднимался на страницах советской военной печати. Многие аспекты этого сложного явления нашли освещение в ряде трудов и статей по истории второй мировой и Великой Отечественной войн. Однако и сегодня эта важная область исторического опыта требует дальнейшего глубокого и всестороннего теоретического исследования. «Историкам, — указывает Министр обороны Маршал Советского Союза А. А. Гречко, — предстоит сделать еще много для того, чтобы дать исчерпывающее по своей научной обоснованности объяснение большого и сложного комплекса проблем, связанных с началом минувшей войны... Здесь есть над чем задуматься: уроки истории говорят о многом и для современности»{3}.

При подготовке ко второй мировой войне политические и военные руководители империалистических государств настойчиво искали «рецепты» победы над своими противниками. Они разрабатывали различного рода доктрины, планы и стратегические концепции. Особое место в планах империалистов занимали подготовка и ведение войны против Советского Союза с целью ликвидации социалистического строя и реставрации капитализма в СССР. Реакционные круги Англии, Франции и США прилагали все усилия, чтобы направить устремления агрессивных государств (Германии и Японии) в сторону Советского Союза. Они рассчитывали удовлетворить захватнические аппетиты этих государств за счет Советского Союза и в то же время, максимально ослабив Германию и Японию, сохранить свои колониальные [5] владения. В свою очередь правители фашистской Германии и милитаристской Японии, преследуя цель уничтожения Советского Союза, намеревались достигнуть ее после резкого увеличения своего военно-экономического потенциала и улучшения стратегического положения за счет захвата соседних государств и ослабления политической, экономической и военной мощи США, Англии и Франции. На этой почве и развернулась гонка вооружений в обеих империалистических коалициях.

За два предвоенных десятилетия резко возросло количество и улучшилось качество новой военной техники и вооружения, что обеспечило значительный рост боевых возможностей вооруженных сил, увеличило их огневую мощь, маневренность и способность к нанесению массированных ударов на большую глубину. Содержание многочисленных и хорошо оснащенных вооруженных сил в мирное время, возможность быстро приводить их в боевую готовность, усовершенствование мобилизационных систем позволяли в короткий срок значительно увеличивать военную мощь государств и гибко реагировать на изменения политической обстановки.

Все это создавало реальные предпосылки для изменения способов вступления государств в войну и позволяло при благоприятной обстановке уже в самом ее начале осуществлять крупные операции с решительными целями. В ряде крупных капиталистических государств, особенно в Германии и Японии, стали разрабатываться различные теории и стратегические концепции, предусматривавшие максимальную активизацию военных действий с самого начала войны. Они нашли свое выражение в военных доктринах этих государств и оказали решающее влияние на разработку оперативно-стратегических планов ведения войны.

Военные доктрины и стратегические концепции государств фашистского блока (Германии, Японии, Италии) носили ярко выраженный агрессивный характер. Военно-экономический потенциал этих стран существенно уступал общему потенциалу их вероятных противников. Политические и военные руководители этих государств стремились разрешить противоречие между далеко идущими военно-политическими целями войны и ограниченными военно-экономическими возможностями своих стран путем ведения скоротечных, «молниеносных» войн. Это приводило к крайнему авантюризму в теории и практике ведения войны. Задача военной теории сводилась к поискам «секрета победы», к разработке «особых» методов ведения войны, при помощи которых можно было бы разбить потенциально превосходящего по силам противника. Первостепенное значение придавалось заблаговременной подготовке страны и вооруженных сил к войне в заранее намеченный срок, внезапности нападения, а также вопросам тщательной подготовки и ведения начальных операций, [6] которые призваны были решить исход войны или же по меньшей мере предрешить его.

В основе завоевательных планов фашистской Германии лежали пресловутая доктрина тотальной войны и стратегия блицкрига, разработанные на базе политических и идеологических установок фашизма с его программой расширения «немецкого жизненного пространства» путем порабощения соседних государств, а затем Советского Союза и последующего завоевания мирового господства.

Руководство фашистской Германии считало, что война за мировое господство будет продолжительной. В ходе ее предполагалось уничтожать своих противников поочередно, одного за другим, в молниеносных кампаниях, проводимых через определенные промежутки. Последовательный разгром противников и овладение их территорией должны были обеспечить постепенное увеличение собственного военно-экономического потенциала. Важнейшими предпосылками успеха блицкрига при нападении на отдельные государства считались внешнеполитическая изоляция очередной жертвы агрессии и ее внутриполитическое разложение.

Решающее значение в достижении целей войны придавалось начальным (первым) операциям, в ходе которых предполагалось нанести поражение главным группировкам сухопутных войск, военно-воздушных и военно-морских сил, нарушить или сорвать мобилизацию и стратегическое развертывание вооруженных сил противников и тем самым предопределить благоприятный последующий ход и исход войны. Особая роль отводилась первому внезапному массированному удару, сокрушительная мощь которого должна была в первые же часы и дни войны потрясти всю систему обороны противника, дезорганизовать его государственное и военное управление. Вторжение предполагалось начать без объявления войны. С целью нанесения внезапного и мощного удара основные мероприятия по мобилизации и развертыванию вооруженных сил предусматривалось осуществить в предвоенный период. Ведущей силой в нанесении первого удара и ведении начальных операций должны были служить авиация и танковые войска.

Япония, подобно фашистской Германии, главную ставку в войне против своих империалистических конкурентов делала на внезапность нападения и неготовность противника к отражению агрессии. Чтобы обеспечить мощь и внезапность первых ударов, в Японии военной теорией предусматривалось, так же как и в Германии, провести основные мобилизационные мероприятия и стратегическое развертывание вооруженных сил в предвоенный период, что и было воплощено японским военным командованием в конкретные оперативно-стратегические планы ведения войны на Тихом океане. Ведущая роль в войне против Англии, США и Голландии отводилась военно-морскому флоту, действия [7] которого должны были обеспечить достижение господства на море в самом начале войны и успешное проведение совместно с сухопутными войсками крупных десантных операций. Главной силой в решении этих задач японское командование считало мощные авианосные ударные соединения, базовую авиацию и крупные группировки надводных кораблей.

Военные доктрины и стратегические концепции Англии, Франции и их союзников существенно отличались от военных доктрин и стратегии государств фашистского блока, особенно в отношении методов вступления в войну и ведения первых операций, хотя по своей политической сущности они тоже были империалистическими, экспансионистскими. Располагая огромным военно-экономическим потенциалом, который мог быть в полной мере использован в ходе войны, эти государства склонялись к стратегии истощения противника и наибольшее напряжение сил намечали не на начало войны, а на ее конец, выжидая, когда наступит наиболее благоприятный момент для приложения решающих военных усилий.

Такие взгляды прежде всего определялись антисоветским характером политики правящих кругов западных стран, стремившихся направить агрессию государств фашистского блока против Советского Союза, чтобы ослабить их во взаимной борьбе и в последующем продиктовать свою волю. Этим главным образом и обусловливалась выжидательная политика государств англо-французского блока, которая вылилась в оборонительную стратегию.

Ориентация на оборонительную стратегию в начале войны наиболее отчетливо проявилась во Франции. Французская военно-теоретическая мысль не учитывала в должной мере коренных сдвигов в военном деле и как бы застыла на уровне военного искусства первой мировой войны. Критикуя эту систему взглядов, генерал де Голль писал: «В армии господствовали концепции, которых придерживались еще до окончания первой мировой войны...

Идея позиционной войны составляла основу стратегии, которой собирались руководствоваться в будущей войне. Она же определяла организацию войск, их обучение, вооружение и всю военную доктрину в целом»{4}. Эти концепции с незначительными изменениями легли в основу тех планов, с которыми Франция вступила во вторую мировую войну.

Правящие круги Англии, следуя традиционной политике воевать чужими руками, основную тяжесть войны на суше рассчитывали возложить на своих партнеров: Францию, Польшу и другие государства. Они должны были сковать и в длительной войне истощить людские и материальные ресурсы Германии и [8] ее союзников, позволив Англии достичь своих военно-политических целей с наименьшей затратой сил.

В еще большей степени такая политика и стратегия были присущи США. Правящие круги этой страны намеревались до определенного времени не вмешиваться в войну между конкурирующими европейскими государствами. Они собирались вступить в войну на ее завершающем этапе в качестве «третьей силы» и, опираясь на свою экономическую и военную мощь, воспользоваться плодами победы, продиктовав условия мира и победителям, и побежденным.

Из сказанного видно, что западные державы не стремились к развертыванию активных боевых действий в начале войны против государств фашистского блока. На сухопутных театрах военных действий они полагали ограничиться переводом войны в позиционные формы, а на море, используя преимущество в силах, организовать морскую блокаду противника и тем самым лишить его внешних материальных источников ведения войны. Несмотря на некоторые особенности, стратегические взгляды военно-политического руководства Англии, Франции и США на начальный период войны в целом были пронизаны идеями обороны, цель которой состояла в том, чтобы «молниеносной» войне противопоставить войну затяжную, рассчитанную на истощение противника и выигрыш времени для полного развертывания своего военно-экономического потенциала. С другой стороны, правящие круги западных империалистических государств полагали, что им все же удастся отвратить от себя агрессию фашистской Германии и направить ее против СССР.

Таким образом, противостоящие друг другу коалиции империалистических государств при общности конечной цели уничтожения или серьезного ослабления СССР имели и свои особые цели, достигнуть которые они предполагали за счет друг друга. Этим во многом и определялось различие во взглядах на способы вступления в войну, на роль и характер начальных операций.

Вторая мировая война между сложившимися империалистическими блоками началась 1 сентября 1939 г. нападением фашистской Германии на Польшу. В последующем различные государства одно за другим вовлекались в орбиту войны, и она, постепенно расширяясь, охватывала все новые и новые районы земного шара.

Вступление государств во вторую мировую войну осуществлялось последовательно. Сначала война вспыхнула в Европе между фашистской Германией и англо-французским блоком, включившим Польшу как своего союзника. Затем агрессия фашистской Германии распространилась на ряд балканских государств (Грецию, Югославию) и завершилась их оккупацией. Поработив почти всю Европу, гитлеровская Германия со своими сателлитами напала на Советский Союз. Началась Великая [9] Отечественная война, которая составила главное содержание второй мировой войны. Спустя несколько месяцев после нападения стран гитлеровской коалиции на СССР милитаристская Япония развязала войну против США и их союзников на Тихом океане. С вступлением в войну Советского Союза и США пожар войны охватил все континенты, приняв подлинно мировой характер.

В войнах на Европейском континенте и в Азии, входивших составными частями во вторую мировую войну, как правило, можно выделить свой начальный период с присущими только ему специфическими особенностями. Вместе с тем из чрезвычайного многообразия способов вступления различных государств в войну, характера действий их вооруженных сил в начале войны и содержания внутригосударственных и внешнеполитических мероприятий, связанных с вступлением в войну, можно выделить общие черты.

Это общее состояло прежде всего в том, что боевые действия сторон, в отличие от предшествующих войн, с первых же минут войны приобретали огромный размах и велись с решительными целями всеми силами, которые воюющие государства успевали развернуть к началу войны. Сторона, бравшая на себя инициативу в развязывании войны, вступала в нее с полностью отмобилизованными и развернутыми в выгодных наступательных группировках вооруженными силами. Сторона, подвергавшаяся агрессии, как правило, опаздывала со стратегическим развертыванием и, уступая стратегическую инициативу врагу, начинала войну оборонительными действиями войск прикрытия. Завершение отмобилизования и развертывания главных сил протекало уже в процессе начальных операций.

Одновременно с развертыванием военных действий воюющие государства осуществляли в начальный период целый комплекс первоочередных политических, экономических и военных мероприятий по мобилизации на войну внутренних ресурсов страны и прилагали усилия к укреплению своих внешнеполитических позиций.

Наиболее полно эти особенности начального периода проявились в войнах между крупными государствами или коалициями государств, располагавшими обширными территориями и значительными военно-экономическими потенциалами. Среди них можно выделить войну в Европе в 1939—1940 гг.; Великую Отечественную войну Советского Союза против фашистской германии и ее европейских союзников; войну, развязанную Японией против США и других государств в бассейне Тихого океана и Юго-Восточной Азии.

Главными противниками в европейской войне явились, с одной стороны, фашистская Германия, а с другой — Франция и Англия. Особенность возникновения этой войны состояла в том, что она началась нападением фашистской Германии не на главных [10] противников, а на их слабого союзника — Польшу. Ответом на него и явилось объявление правительствами Франции и Англии войны Германии.

Германо-польская война и проведенные в ходе нее воюющими сторонами военно-политические и экономические мероприятия составили главное содержание начального периода войны в Европе. Он характеризовался чертами и тенденциями, которые не были присущи начальному периоду первой мировой войны.

Если в первую мировую войну мобилизация и стратегическое развертывание вооруженных сил во всех странах проводилось в основном после объявления войны, а до их завершения боевые действия велись сравнительно небольшими силами и с ограниченными целями, то во второй мировой войне фашистская Германия осуществила подготовку к решающим сражениям еще в предвоенный период и совершила нападение на Польшу главными силами своей армии, заблаговременно отмобилизованными и развернутыми у польских границ в выгодной для наступления группировке. Само вторжение было осуществлено внезапно, без объявления войны. Всему этому способствовали более гибкая система военной и экономической мобилизации, постепенное и скрытное развертывание войск у польских границ, тщательная маскировка подготовительных мероприятий.

Война против Польши была спланирована немецко-фашистским командованием как единая стратегическая наступательная операция с целью разгрома в короткий срок главных сил польской армии. Основная роль в достижении этой цели отводилась авиации и танковым войскам. Массированные удары немецко-фашистской авиации по аэродромам, железнодорожным узлам, местам сосредоточения войск обеспечили быстрое завоевание господства в воздухе, сорвали мобилизацию и развертывание войск, дезорганизовали управление страной и вооруженными силами. Применение крупных масс танков, превосходство немецко-фашистской армии в подвижности и маневренности позволяли ей в быстрых темпах прорывать оборону, рассекать фронт на части, окружать и уничтожать изолированные группировки польской армии. Положение польских войск крайне осложнялось еще и тем, что к началу войны она не была полностью отмобилизована, а ее стратегическое развертывание осталось незавершенным.

Все это привело к тому, что стратегическая оборона польских вооруженных сил в короткий срок потерпела крушение, гитлеровское командование, достигнув ближайших стратегических целей, получило возможность начать перегруппировку своих вооруженных сил к западным границам Германии, где предстояла решающая схватка с ее главными западноевропейскими противниками.

В то время когда под ударами гитлеровских полчищ польская армия терпела поражение, ее западные союзники, формально [11] объявив войну Германии, не оказали Польше обещанную помощь.

Правительства Англии и Франции, преследуя свои империалистические цели, продолжали и в этот период свою политику маневрирования, прилагая огромные усилия к тому, чтобы избежать решительного столкновения с Германией и ценою предательства Польши направить фашистскую агрессию против СССР. Одновременно они активизировали свою внешнеполитическую деятельность по отношению к нейтральным странам, стремясь установить более тесные контакты с США и привлечь на свою сторону Норвегию, Швецию, Данию, Бельгию и Голландию, а также некоторые балканские страны — Грецию, Турцию и Югославию.

В это время активных военных действий на западном фронте не велось.

В начале сентября 1939 г. Франция, в основном завершив отмобилизование, развернула вооруженные силы на своих границах. Одна группировка ее войск заняла линию Мажино, а другая была сосредоточена на франко-бельгийской границе в готовности к маршу на рубеж развертывания в Бельгии и Голландии. Англия начала перестройку промышленности для нужд войны, вела боевые действия на море, проводила мобилизацию, формировала новые соединения и осуществляла переброску экспедиционного корпуса на континент.

Таким образом, отмеченные выше новые явления в содержании начального периода войны в Европе проявились главным образом в действиях фашистской Германии. Франция и Англия в этот период проводили в основном те же мероприятия, что и в первую мировую войну при подготовке к решающим операциям против главного противника: мобилизацию, развертывание войск, создание стратегических группировок и т. д.

Воспользовавшись бездействием Англии и Франции, немецко-фашистское руководство к апрелю 1940 г. без каких-либо помех тщательно подготовилось к решающей кампании войны с англо-французской коалицией. К этому времени сухопутная армия была увеличена до 157 дивизий. К 10 мая 136 дивизий были сосредоточены у западных границ Германии. Гитлеровское командование создало из этих войск три стратегические группировки — первую против Дании и Норвегии, вторую против Бельгии и Голландии и третью (главную) против Франции для Занесения удара через Арденны на Абвиль к побережью Ла-Манша.

Военные действия, начавшиеся весной 1940 г. на Западноевропейском театре, носили в себе все черты начального периода воины, поскольку Дания, Норвегия, Голландия, Бельгия, Люксембург, подвергшиеся ударам гитлеровских войск, до этого находились вне войны. Франция и Англия, хотя и являлись воюющими государствами, впервые столкнулись с главными силами [12] немецко-фашистской армии и проводили первую стратегическую операцию со времени начала второй мировой войны.

Характерной чертой начальных операций в Западной Европе было то, что фашистская Германия вначале нанесла внезапные удары по Дании и Норвегии, а затем решающий удар через Люксембург, Бельгию и Голландию по Франции. Бельгийское и голландское правительства, придерживаясь в период «странной войны» политики нейтралитета, не успели завершить стратегического развертывания своих вооруженных сил и при первых же ударах по ним быстро капитулировали, не использовав всех возможностей для действенного сопротивления. Капитуляция бельгийских и голландских армий способствовала быстрому разгрому главных сил англо-французских войск на территории Бельгии, Голландии и северных районов Франции. Это позволило немецко-фашистской армии добиться резкого изменения соотношения сил (особенно в танках и авиации) и занять выгодное стратегическое положение для нанесения завершающего удара по Франции. Поражение деморализовало французское командование, подорвало у армии волю к сопротивлению и усилило капитулянтские настроения в политическом руководстве страны. Все это предрешило в скором времени полную капитуляцию Франции.

Еще в большей степени, чем в Польше, решающую роль в успехе немецко-фашистских войск на полях сражений в Западной Европе сыграло массированное использование крупных сил авиации и танков. Применение мощных группировок подвижных войск в первых эшелонах, непрерывно поддерживаемых авиацией, придавало военным действиям высокую маневренность и динамичность, резко увеличивало темпы развития операций. Под ударами таких группировок позиционная оборона англо-французских войск, при отсутствии достаточно сильных стратегических резервов, способных парировать таранные удары противника, потерпела полное крушение.

Война на Тихом океане готовилась и была развязана Японией в условиях, когда страны Западной Европы понесли тяжелое поражение в войне с фашистской Германией, а Советский Союз один на один вел героическую борьбу с объединенными силами гитлеровского рейха и его европейских союзников.

Японские милитаристы, как и немецкие фашисты, намеревались осуществить свои планы по захвату богатых стратегическим сырьем Филиппин, Малайи, Индонезии, Таиланда и Бирмы путем проведения ряда одновременных и последовательных быстротечных операций, рассматривая их как первую фазу или как начальный период войны{5}. [13]

К началу декабря 1941 г. Япония полностью подготовилась к вступлению в большую войну и начала ее в заранее установленные сроки. США, хотя и располагали данными о готовящемся вторжении Японии в их тихоокеанские владения, все еще надеялись на возможный поворот японской агрессии в сторону СССР. Они не приняли должных мер к укреплению своих позиций на Тихом океане и были застигнуты первыми ударами японских вооруженных сил врасплох.

Основным содержанием начального периода войны на Тихоокеанском театре, продолжавшемся с декабря 1941 г. по апрель 1942 г. явилось общее стратегическое наступление японских вооруженных сил на обширных пространствах Тихого океана и Юго-Восточной Азии и ведение стратегической обороны США и их союзниками. Наступление японцев осуществлялось с учетом специфики океанского театра и дислокации сил противника и велось одновременно несколькими группировками на самостоятельных стратегических направлениях до полного выполнения поставленных задач.

Военные действия на Тихом океане начались внезапным нападением японского авианосного флота на главные силы Тихоокеанского флота США в Пирл-Харборе с одновременным нанесением воздушных ударов по аэродромам на Филиппинских островах и высадкой десантов в Малайе. Наступление японских вооруженных сил с первых дней войны приобрело огромный пространственный размах и велось одновременно на суше, на море и в воздухе. В результате первых ударов японского флота и авиации были уничтожены и выведены из строя основные силы Тихоокеанского флота США в главной военно-морской базе Пирл-Харбор на Гавайских островах, разгромлена американская авиация на Филиппинах и нанесены большие потери авиации и флоту Англии в Малайе. Успех этих ударов обеспечил японцам господство на море и в воздухе, что в свою очередь создало благоприятные условия для высадки крупных морских десантов. Господство на море и в воздухе закреплялось захватом десантами военно-морских баз и аэродромов противника, быстрым перебазированием на них своих сил. Решающим средством в борьбе за господство на море явилась авиация, в первую очередь авианосная. Широкий размах десантных операций, проводимых в тесном взаимодействии всех видов вооруженных сил, быстрый маневр в море и воздухе обеспечили японским войскам большую глубину и высокие темпы наступления.

Стремительное продвижение японцев, безраздельно владевших инициативой, срывало все попытки союзников организовать сопротивление на важных стратегических рубежах. Англо-американское командование не успевало выводить свои силы из-под ударов и организовывать оборону. Господство японцев на море и в воздухе не позволяло осуществлять командованию союзников своевременную переброску резервов на угрожаемые направления. [14] Оборонительные действия деморализованных союзных войск носили очаговый характер и, как правило, завершались поспешным отступлением или капитуляцией. Понеся огромные потери и утратив обширные территории, союзники были вынуждены поспешно создавать новый рубеж стратегической обороны на непосредственных подступах к Индии, Австралии, Гавайским островам и Аляске.

В ходе непрерывного пятимесячного наступления японские вооруженные силы добились всех целей, поставленных перед ними на начальный период войны. Оккупировав Филиппины, Малайю, острова Голландской Индии, Таиланд, Бирму и др., они овладели огромной территорией с населением свыше 150 млн. человек и богатыми ресурсами стратегического сырья. Захват этих территорий во многом способствовал ведению Японией длительной войны на Тихом океане. Но как бы ни великие были успехи Японии в начальном периоде, они не могли предрешить исход войны в ее пользу, так как не были затронуты жизненные центры стран противостоящей Японии коалиции, не был подорван их военно-экономический потенциал. Тем не менее американским вооруженным силам потребовалось около трех лет напряженных военных действий, чтобы вместе со своими союзниками ликвидировать последствия начальных операций и вернуть утраченные территории.

Таким образом, в войнах между капиталистическими государствами агрессор, используя внезапность нападения и мощь заранее развернутых вооруженных сил, полностью добивался в начальный период войны своих первоначальных, а иногда и конечных целей. Капиталистические государства, подвергшиеся агрессии, оказывались не в состоянии помешать противнику осуществлять свои стратегические замыслы. Неся крупные потери, они либо терпели поражение (Польша), либо капитулировали (Франция, Бельгия, Голландия и др.), либо, как это было в бассейне Тихого океана, теряли огромные территории и надолго утрачивали способность к перехвату стратегической инициативы.

Новые явления в характере и содержании начального периода войны, наблюдавшиеся в войнах между капиталистическими государствами, еще более отчетливо проявились в Великой Отечественной войне Советского Союза против объединенных сил государств фашистского блока под эгидой гитлеровской Германии.

Великая Отечественная война началась в исключительно неблагоприятной для Советского Союза обстановке. Фашистская Германия, разгромив западноевропейских противников и полностью отмобилизовав свои вооруженные силы, получила возможность, не опасаясь за свой европейский тыл, сосредоточить и развернуть у советских границ в выгодной для наступления группировке огромную массу войск и боевой техники. Отсутствие второго фронта в Европе позволило немецко-фашистскому [15] командованию привлечь для нападения на СССР более 70 процентов всех имевшихся в его распоряжении пехотных дивизий, 90 процентов танковых и моторизованных дивизий и свыше 60 процентов боевой авиации{6}.

Коммунистическая партия, Советское правительство и весь наш народ, готовя страну к отражению империалистической агрессии, проделали в предвоенные годы колоссальную работу по созданию материальной базы для обороны страны, развитию военной промышленности и накоплению всех видов стратегических резервов. Угроза нападения империалистов на Советское государство, особенно обострившаяся с началом второй мировой войны, заставила Советское правительство провести новые мероприятия по подготовке страны к обороне, и в частности резко увеличить численность Советских Вооруженных Сил. За период с 1939 по 1941 г. они выросли в 2,8 раза. Эти мероприятия партии и правительства имели огромное значение для повышения обороноспособности государства и общего уровня мобилизационной и оперативной готовности армии и флота к отражению фашистской агрессии.

Следовательно, как фашистская Германия, готовясь к заранее спланированному нападению на СССР, так и Советский Союз в предвидении вероятной фашистской агрессии вынесли важнейшие подготовительные мероприятия к решающим сражениям в предвоенный период. Однако если к началу войны фашистская Германия уже перестроила свою экономику на военный лад и полностью отмобилизовала свои вооруженные силы, Советский Союз осуществил эти мероприятия лишь частично. Накануне войны советская экономика в целом работала еще по планам мирного времени, а военная промышленность, несмотря на ее интенсивное развитие, не успевала обеспечивать быстро растущие Вооруженные Силы необходимым количеством боевой техники и вооружения, особенно новейших типов. В связи с этим в строительстве и техническом оснащении Вооруженных Сил и повышении их боевой готовности встретилось немало трудностей. В результате к началу войны преимущество в техническом оснащении войск новым оружием временно оказалось на стороне фашистской Германии.

На снижение боевой готовности Советских Вооруженных Сил к отражению фашистской агрессии оказали влияние и другие факторы. К их числу следует прежде всего отнести те ограничения, которые были установлены правительством для сосредоточения и развертывания войск западных военных округов вблизи границы. Эти ограничения были обусловлены стремлением Советского правительства избежать военного столкновения с фашистской Германией или по крайней мере не дать ей [16] повода для преждевременного развязывания войны против СССР и тем самым выиграть время для завершения мероприятий по реорганизации и перевооружению Советской Армии.

Директива о приведении войск приграничных военных округов в боевую готовность и выдвижении их к границе была отдана лишь в ночь на 22 июня 1941 г., т. е. за несколько часов до вторжения врага в нашу страну. Это позволило противнику упредить Советские Вооруженные Силы в стратегическом развертывании и дало ему ряд дополнительных и весьма существенных преимуществ в начале войны.

Так возникли неравные условия вступления в войну фашистской Германии и Советского Союза, вследствие чего с началом военных действий наша страна и Вооруженные Силы оказались в тяжелом положении. Причины такого неравенства были глубоко вскрыты Центральным Комитетом КПСС. «Гитлеровцы использовали временные преимущества: милитаризацию экономики и всей жизни Германии; длительную подготовку к захватнической войне и опыт военных действий на Западе; превосходство в вооружении и численности войск, заблаговременно сосредоточенных в пограничных зонах. В их распоряжении оказались экономические и военные ресурсы почти всей Западной Европы. Гитлеровская Германия захватила в странах Европы весь арсенал вооружения, громадные запасы металла, стратегического сырья, металлургические и военные заводы. Советскому Союзу пришлось вступить в единоборство с колоссальной военной машиной.

Сыграли свою роль допущенные просчеты в оценке возможного времени нападения на нас гитлеровской Германии и связанные с этим упущения в подготовке к отражению первых ударов»{7}.

Немецко-фашистское командование согласно директиве № 21 (план «Барбаросса») ближайшей целью первых операций в Прибалтике, Белоруссии и Западной Украине ставило ударами танковых групп и полевых армий при поддержке авиации на двинском, минско-смоленском и киевском направлениях разобщить войска советских приграничных округов на изолированные части и уничтожить их западнее рубежей рек Западная Двина и Днепр, открыв этим путь для дальнейшего беспрепятственного продвижения на Ленинград, Москву и в Донбасс{8}.

Советское командование с началом войны, исходя из конкретно сложившейся обстановки, стремилось остановить продвижение ударных группировок противника, отбросить их в исходное положение и при благоприятных условиях перенести военные действия на территорию врага. Решительность поставленных [17] целей, бескомпромиссный, классовый характер начавшейся войны обусловили уже с первых ее дней огромный размах, высокую активность и ожесточенность военных действий.

Немецко-фашистская армия начала вторжение в нашу страну внезапными ударами полностью изготовившихся для нападения группировок. В первые же часы войны авиация противника нанесла массированные удары по аэродромам и войскам в приграничной зоне (до рубежа рек Западная Двина, Днепр). Одновременно бомбардировке подверглись и многие города нашей страны — Киев, Минск, Смоленск, Севастополь и другие. Советские войска, атакованные внезапно, вынуждены были принять бой в крайне невыгодных для себя условиях. Многие части и соединения были захвачены врасплох. Им приходилось вступать в бой с ходу и по частям. Несмотря на столь трудные условия, наши войска с первых же часов войны оказали врагу героическое сопротивление. Боевые действия развернулись на широком фронте — от Балтийского моря до Карпат (до 1500 км). В последующие дни фронт стратегического наступления противника расширился: в наступление перешли войска сателлитов Германии. К середине июля военные действия охватили пространство по фронту до 3 тыс. км и в глубину на главных направлениях до 400—600 км. С каждым днем в сражение вовлекались все новые и новые силы. Если в первый день войны немецко-фашистское командование ввело в действие 117 дивизий, то спустя десять дней с вводом в сражения соединений из вторых эшелонов и войск сателлитов количество дивизий противника, действовавших в первой линии, увеличилось до 171{9}. Со стороны Советского Союза в приграничные сражения вступили лишь армии прикрытия. В последующие дни в начальных операциях участвовали уже войска всех западных приграничных военных округов численностью 170 дивизий, а в начале июля в бон включились подошедшие из глубины страны стратегические резервы. Всего с обеих сторон в первые недели войны в сражения было вовлечено около 400 дивизий, тысячи танков и самолетов, десятки тысяч орудий и минометов и большое количество Других видов боевой техники и вооружения.

Начальные операции на советско-германском фронте носили высокоманевренный активный характер и отличались большим разнообразием форм и способов их ведения. Противник, захвативший стратегическую инициативу, развивал наступление в высоких темпах, широко применяя рассекающие удары с целью дробления стратегического фронта, осуществляя глубокие обходы и охваты крупных группировок советских войск, завершавшиеся иногда их окружением. Советские Вооруженные Силы противопоставили подобным действиям противника активную [18] маневренную стратегическую оборону, преследуя цель подорвать наступательные возможности врага, измотать и обескровить его ударные группировки. Ведя ожесточенные оборонительные сражения, советские войска сочетали упорную оборону занимаемых рубежей с отходом, в случае необходимости, на промежуточные и тыловые рубежи. Они дрались в окружении и осуществляли выход из окружения. И во всех случаях оборона носила активный характер. Многочисленные контратаки, армейские и фронтовые контрудары являлись неотъемлемой частью оборонительных действий советских войск. В этих контрударах, как правило, участвовали крупные танковые соединения.

Огромную роль в восстановлении и стабилизации нарушенного противником стратегического фронта обороны на главных направлениях играли стратегические резервы. Только для восстановления обороны на центральном направлении, прорванной противником в первые дни войны, Ставка передала в состав Западного фронта с 27 июня по 10 июля 35 дивизий{10}. Встречая упорное и непрерывно возрастающее сопротивление наших войск на всем советско-германском фронте, противник вынужден был распылять усилия своих ударных группировок. Темпы его наступления, составлявшие в первые дни войны до 30 км в сутки, к середине июля снизились до 6—7 км. К этому времени на значительной части фронта наметилась его стабилизация. Советские войска временно закрепились на линии Пярну, Тарту. Примерно на месяц было приостановлено продвижение немецко-фашистских войск на реке Луга. Развернулись ожесточенные сражения на смоленском направлении, в результат которых в конце июля группа армий «Центр» на длительное время перешла к обороне. Стабилизировалось положение на подступах к Киеву и на Днепре к югу от столицы Украины. На этих рубежах и закончились операции начального периода войны. С вводом в сражение крупных стратегических резервов Ставки советского Верховного Главнокомандования, составлявших второй стратегический эшелон Советских Вооруженных Сил, начался новый этап летне-осенней кампании 1941 г.

Замысел гитлеровского командования — в приграничных сражениях уничтожить главные силы советских войск западнее Двины и Днепра и открыть путь для беспрепятственного продвижения в глубь нашей страны — был сорван активной обороной войск первого стратегического эшелона и вводом в сражения стратегических резервов. Советская Армия, отразив первый натиск врага и развернув главные силы, была готова к продолжению активных оборонительных действий. Пресловутый план «Барбаросса», предусматривавший победить путем «быстротечной» военной операции Советскую Россию, дал первую серьезную [19] трещину. В этом состоял главный военно-политический результат начального периода Великой Отечественной войны.

Советские Вооруженные Силы в ходе тяжелых оборонительных сражений в приграничной зоне нанесли противнику значительные потери. По признанию многих гитлеровских генералов, они не шли ни в какое сравнение с потерями в Западной Европе. По данным начальника генерального штаба немецких сухопутных войск генерала Гальдера, на 13 июля эти потери составляли убитыми, ранеными и пропавшими без вести около 100 тыс. человек{11}. Еще более значительный урон противник понес в боевой технике. По свидетельству того же Гальдера, танковые войска за первые три недели войны потеряли около 50 процентов их боевого состава, а авиация — около 25 процентов. Таких потерь за столь короткие сроки немецко-фашистская армия еще нигде не несла.

Эти важные по своему военно-политическому и стратегическому значению результаты начального периода войны были достигнуты Советскими Вооруженными Силами ценою больших потерь в людях и боевой технике и утраты значительной территории. Угроза дальнейшего продвижения противника в глубь нашей страны еще не была снята.

Огромная опасность, нависшая над нашей страной в результате вероломного нападения фашистской Германии и неблагоприятного развития событий на фронте, потребовала принятия чрезвычайных мер по мобилизации всех сил народа и ресурсов страны. С первого дня войны Коммунистическая партия стала во главе всенародной борьбы против немецко-фашистских захватчиков. В короткий срок она осуществила ряд чрезвычайных политических, военных и экономических мероприятий по перестройке жизни страны на военный лад, мобилизовала усилия народа на отпор смертельному врагу.

ЦК ВКП(б), опираясь на возможности социалистической экономики и преимущества советского общественного и государственного строя, выработал развернутую программу для достижения победы над немецко-фашистскими захватчиками. Одним из первых документов, в котором были определены справедливые, освободительные цели Великой Отечественной войны и раскрыты условия, необходимые для разгрома врага, явилась Директива СНК СССР и ЦК ВКП(б) партийным и советским организациям прифронтовых областей от 29 июня 1941 г. В этом историческом документе наряду с программными положениями, определявшими конечные цели советского народа в Великой Отечественной войне, были сформулированы и его ближайшие задачи внутриполитического, экономического и военного характера, направленные на всеобъемлющую мобилизацию сил страны [20] для отражения фашистской агрессии. В этом же документе партия обнародовала и свою внешнеполитическую программу, указав, что конечной целью Великой Отечественной войны советского народа является не только освобождение от немецко-фашистских захватчиков Советского Союза, но и помощь порабощенным фашизмом народам Европы в восстановлении национальной свободы и независимости.

Одним из первых практических мероприятий Коммунистической партии и Советского правительства с началом войны явилась мобилизация военнообязанных в 14 военных округах. В западных районах страны вводилось военное положение. Все функции аппарата государственной власти по организации обороны, поддержанию общественного порядка и обеспечению государственной безопасности передавались военным советам фронтов, армий и военных округов, а где не было военных советов — командным органам войсковых соединений. Местные органы государственной власти, учреждения и предприятия обязывались оказывать полное содействие военному командованию в организации обороны. В тылу врага развертывалось партизанское движение, организовывалась диверсионная и разведывательная деятельность народных мстителей.

Перестраивалась структура государственного и военного аппаратов управления, создавались новые органы военного руководства. Всю работу по укреплению обороны страны и руководству военными действиями в годы войны ЦК ВКП(б), Президиум Верховного Совета СССР и СНК СССР осуществляли через чрезвычайные органы, созданные с началом войны, — Государственный Комитет Обороны и Ставку Верховного Главнокомандования.

В первые же дни войны была предпринята мобилизация производственных мощностей промышленности, материальных ресурсов сельского хозяйства, транспорта, строительных организаций, финансов, рабочей силы города и деревни. Проводилась мобилизация продовольственных резервов страны. Было введено нормированное снабжение населения промышленными товарами и продовольствием. Осуществлялась эвакуация населения, промышленных предприятий и материальных ценностей из прифронтовой полосы в тыловые районы страны.

В начале войны наша партия провела весьма важные мероприятия и в области внешней политики. 12 июля 1941 г. по предложению Советского правительства в Москве было подписано советско-английское соглашение о совместных действиях в войне против Германии. В конце июля состоялись советско-американские переговоры о поставках в СССР стратегического сырья и вооружения. В этот же период Советское правительство восстановило дипломатические отношения с правительствами Чехословакии и Польши в Лондоне и заключило с ними соглашения о взаимных обязательствах в войне против Германии. [21]

Программа антифашистской, освободительной войны, выдвинутая Советским Союзом, вдохновила свободолюбивые народы на борьбу против фашизма. Правящие круги западных государств, подвергшихся гитлеровской агрессии, под давлением широких народных масс были вынуждены пойти на сближение с Советским Союзом в войне против фашистской Германии. Это были первые шаги в образовании антигитлеровской коалиции.

Таким образом, кроме развертывания широких военных действий Советскому Союзу пришлось осуществить в первые недели войны большой комплекс чрезвычайных общегосударственных мероприятий, которые привели к коренным изменениям в характере и содержании политической, идеологической и хозяйственной жизни страны. Все эти события и первоочередные мероприятия, в центре которых находились военные действия на фронте, развернувшиеся с 22 июня до середины июля 1941 г., и составили основное содержание начального периода Великой Отечественной войны.

* * *

Опыт вступления различных государств во вторую мировую войну показал, что и в Западной Европе, и на Тихом океане, и на советско-германском фронте начальный период войны носил принципиально новые черты. По своему характеру и содержанию он резко отличался от начального периода войн прошлых времен. Тенденции к переносу подготовительных мероприятий к решающим сражениям главных сил из начального периода войны в предвоенный и стремление приблизить эти сражения к началу войны получили широкое распространение. Типичным для ряда государств явилось использование целой системы маскировочных мероприятий для обеспечения скрытности мобилизации, сосредоточения и развертывания вооруженных сил и вступление в вооруженную борьбу без объявления войны.

Как уже говорилось, в войнах между капиталистическими государствами агрессоры, как правило, в ходе первых операций достигали своих первоначальных, а иногда и конечных целей. Иные последствия имел начальный период Великой Отечественной войны Советского Союза. Хотя агрессор и добился в это время крупных оперативно-стратегических результатов, преимущества противника, обусловленные внезапностью его нападения, не оказали на советско-германском фронте того парализующего воздействия, которое они имели на других фронтах второй мировой войны. Гитлеровскому командованию не удалось достичь ближайших целей, предусмотренных планом «Барбаросса». Главные силы Советской Армии не были деморализованы и уничтожены в начальных операциях, и враг не получил возможности [21] беспрепятственного продвижения к важнейшим политическим и экономическим центрам страны. Это было достигнуто благодаря героическому и упорному сопротивлению советских войск, небывалому мужеству и самоотверженности советского народа, великой руководящей и организующей силе Коммунистической партии.

Авторский коллектив труда видел свою главную задачу в том, чтобы на основе исследования и обобщения материалов о вступлении крупных капиталистических стран, а также Советского Союза во вторую мировую войну рассмотреть наиболее сложные проблемы начального периода вооруженных столкновений и вскрыть общие тенденции в подготовке и ведении начальных операций, которые были характерны для второй мировой войны и которые не утратили своего значения в настоящее время.

Глава первая.
Опыт вступления государств в войну в XIX и начале XX века

Исследование опыта минувших войн показывает, что во все исторические эпохи государства, стремившиеся к достижению политических целей силой оружия, тесно связывали завоевание победы в войне с самой тщательной подготовкой вступления в нее, со скрытным проведением мобилизации и развертывания вооруженных сил для того, чтобы, используя преимущества внезапного нападения, добиться разгрома врага уже в ходе первых сражений. Государства, которым грозила опасность вооруженного нападения, во время обострения межгосударственных отношений принимали меры, чтобы не отстать от противника в подготовке к вступлению в войну (в проведении мобилизации, развертывании армии и т. п.) и не позволить ему застать себя врасплох. Стремление враждующих сторон упредить противника в проведении мобилизации и развертывании войск и сократить тем самым до возможного минимума промежуток времени между моментом принятия решения о вступлении в войну и вводом в первые сражения главных сил проявляло себя в истории войн как устойчивая тенденция. Ее можно было наблюдать не только в войнах далекого прошлого, но и в войнах, свидетелями которых мы были.

1. Особенности вступления государств в войну с зарождением и развитием массовых армий (конец XVIII — конец XIX века)

Зарождение и развитие массовых армий, начало которым положила французская буржуазная революция 1789 г., породили сложные социально-политические, экономические и чисто военные проблемы, связанные с содержанием таких армий в мирное время, подготовкой их к вступлению в войну и, наконец, с их использованием в ходе войны. [26]

Развертывание массовых армий, комплектуемых на основе всеобщей воинской повинности, представляло для господствующих классов буржуазных и дворянско-монархических государств большую социально-политическую проблему. Оружие, которое они вынуждены были давать представителям эксплуатируемых классов — а именно из них формировались массовые армии, — являлось источником постоянного беспокойства власть имущих за свою судьбу. Это заставляло правительства проявлять особую заботу о том, чтобы предотвратить использование народом оружия против существующего общественно-политического строя

Содержание и тем более боевое применение массовых армий ставило перед буржуазными и дворянско-монархическими государствами и острые экономические проблемы. Отрыв большого количества взрослого населения от производительного труда, выделение даже в мирное время на содержание и техническое оснащение массовых армий значительной части государственного бюджета ложились тяжелым бременем на экономику страны. Господствующие классы и их правительства пытались решать эти проблемы, увеличивая налоговые обложения населения и устанавливая определенные пределы численного состава армий в межвоенный период. Но поскольку XIX век был чрезвычайно богат большими и малыми войнами, эти меры часто повисали в воздухе: содержание и боевое использование массовых армий требовали все новых и новых государственных расходов.

Наконец, с момента объявления войны перед государствами в первой половине XIX века возникали трудные военные проблемы, среди которых первостепенное значение имели мобилизация, стратегическое сосредоточение и развертывание войск на избранных направлениях. Их суть сводилась в конечном счете к проблеме времени. Самый акт объявления войны требовал как можно быстрее проводить мобилизацию, развертывание армий и выдвижение их в районы предстоящих военных действий. Между тем в тот период всякое передвижение войск и предназначенных для них материальных ценностей (вооружение, продовольствие, боеприпасы и т. п.) основывалось на мускульной силе человека и лошади. Поэтому темпы мобилизации и сосредоточения армий на театрах военных действий были крайне низки. Разрыв между началом мобилизации и первыми сражениями главных сил оказывался весьма большим. Например, в 1800 г. в ходе начавшейся войны с Италией Наполеону потребовалось около четырех месяцев для того чтобы сформировать, вооружить, снабдить продовольствием и боеприпасами резервную армию и перебросить ее из Южной Франции в Италию.

Наибольшие темпы в совершении маршей к новым театрам войны были достигнуты русскими войсками под командованием А. В, Суворова. В июньском походе 1779 г. в Италию они покрыли [27] расстояние 400 км за 12 суток со средним темпом передвижения 33—34 км в сутки. Для того времени это было пределом скорости переброски войск на значительные расстояния пешим порядком.

Коренной перелом в сроках мобилизации и темпах передвижения войск произошел во второй половине XIX века под влиянием бурного роста производительных сил, в частности металлургии, транспорта, когда впервые для стратегического сосредоточения и развертывания армий были использованы железные дороги. В начале франко-прусской войны 1870—1871 гг. Пруссия, используя железные дороги, сумела перебросить армию в 400 тыс. человек на 550 км за 11 дней с темпом 50 км в сутки. Она значительно опередила французскую армию в готовности главных сил к началу военных действий и нанесла сильный удар в тот момент, когда та еще не успела завершить стратегического развертывания. Это позволило прусской армии добиться крупного успеха уже в начале войны.

Благодаря дальнейшему росту промышленности и сети железных дорог Германия и Франция в конце 90-х годов получили возможность перевозить на значительные расстояния армию в 500 тыс. человек за более короткий срок, чем в 1870 г. требовалось для передислокации одного корпуса численностью 30 тыс. человек{12}. К концу 90-х годов развитие промышленности и особенно транспортных средств создало реальные условия для резкого уменьшения времени между объявлением войны и началом активных действий главных сил. «Под влиянием железных дорог и тщательной подготовки к войне, — отмечал известный русский военный теоретик Леер, — теперь подготовительный период значительно сократился, войны могут возникать внезапнее, и первые удары будут отличаться более решительным характером»{13}.

Многие военные исследователи, изучая влияние промышленного прогресса на характер и способы ведения войн, осознавали, что идущие на вооруженную агрессию государства получили новые возможности для упреждения противника как в мобилизации и развертывании армии, так и, особенно, в нанесении первого удара в момент, когда его менее всего ожидают.

Идея упреждающего удара получила широкое распространение в Германии. Немецкая военная школа считала, что Германия, располагая достаточно совершенной мобилизационной системой и развитой промышленностью, может добиться победы даже над более сильным противником еще в ходе начальных операций или кратковременных кампаний.

Русская военная школа стояла на иных позициях. Никто из русских военных теоретиков не был склонен недооценивать важную [28] роль начальных сражений в ходе и исходе войны. Они трезво учитывали, что упреждение противника в развертывании главных сил является одной из решающих гарантий если не быстрой победы, то, во всяком случае, возможности избежать тяжелого поражения в начале войны. Вместе с тем они обращали внимание на то, что с принятием новой мобилизационной системы — обязательной воинской повинности — начальные операции, даже при возросшем размахе и напряженности, хотя и окажут более серьезное влияние на ход войны, не могут решить ее судьбу. Перед войной выдвигаются теперь огромные по своему масштабу цели, говорил Леер, для решения которых на карту ставятся судьбы государств и народов. Сторона, потерпевшая поражение в первых сражениях, еще не может считаться побежденной. Она имеет возможность изменить неблагоприятную обстановку за счет дополнительных мобилизаций и ввода в сражения новых крупных сил. В условиях, когда государство мобилизует на войну все свои силы, война неизбежно примет крайне ожесточенный и затяжной характер{14}.

Открытые промышленным прогрессом новые возможности для упреждающих действий в подготовке и развязывании войны породили опасность более быстрого и глубокого проникновения противника на территорию противоборствующего государства, чем это было когда-либо в прошлом. Эта опасность заставила многих военных теоретиков по-новому взглянуть на проблемы боевого использования войск прикрытия. В первой половине XIX века эти войска (обычно кавалерия), сравнительно небольшой численности, выполняли пассивные задачи по прикрытию мобилизации и развертывания главных сил, располагаясь у государственных границ на угрожаемых направлениях. Теперь признавалось целесообразным создание крупных подвижных отрядов, например конницы до 1000 всадников с артиллерией, которые были бы способны совершать диверсии в тылу врага, нарушать и даже срывать развертывание неприятельской армии, т. е. выполнять активные боевые задачи.

Таким образом, со времени зарождения и развития массовых армий, особенно во второй половине XIX века, под влиянием роста производительных сил, в частности развития железных дорог, враждующие стороны получили реальные возможности существенно сократить сроки мобилизации, развертывания и сосредоточения армий и тем самым быстрее, чем в прошлом, вводить в действие главные силы. Как показала франко-прусская война, это как нельзя лучше отвечало настойчивому стремлению враждующих государств упреждать противника в осуществлении этих мероприятий, с тем чтобы уже в начале военных действий добиваться успехов стратегического масштаба. [29]

Порожденные техническим прогрессом возможности сжать время на проведение мероприятий подготовительного характера неизбежно вели к сокращению того его отрезка, который обозначался, с одной стороны, объявлением войны, а с другой — ее фактическим началом. По опыту войн XIX века основное содержание этого периода составляли мероприятия подготовительного характера (мобилизационное развертывание, сосредоточение войск и т. д.), но уже проявили себя тенденции к активизации военных действий в этот промежуток времени и приближению момента генеральной встречи главных сил к началу войны.

2. Способы вступления государств в войну по опыту русско-японской войны 1904—1905 гг.

Первой крупной войной эпохи империализма, в которой, по определению В. И. Ленина, встретились дряхлеющая дворянско-монархическая Россия и молодой японский империализм, была русско-японская война 1904—1905 гг.

Эта война поучительна своеобразием стратегического развертывания главных сил обеих сторон и боевых действий с момента ее возникновения до генерального сражения под Ляояном.

Характер событий, развернувшихся в начале русско-японской войны, в значительной мере определялся ближайшими стратегическими целями, которые поставили перед собой воюющие стороны. Замысел русского командования был довольно отчетливо сформулирован главнокомандующим Маньчжурской армией Куропаткиным в докладной записке царю. «Важнейшей нашей задачей в начале войны, — писал он, — должно служить сосредоточение наших войск. Для достижения этой задачи мы не должны дорожить никакими... стратегическими соображениями, имея в виду главное — не давать противнику возможности одержать победу над нашими разрозненными войсками. Только достаточно усилившись и подготовившись к наступлению, переходить в таковое, обеспечив себе, насколько возможно, успех»{15}.

По мнению Куропаткина, русская армия могла начать решительные наступательные действия с целью вытеснения японцев из Маньчжурии и Кореи и высадки десанта в Японии не ранее чем через полгода после объявления мобилизации. Для выигрыша времени и обеспечения сосредоточения и развертывания сухопутных сил русское командование поставило перед Тихоокеанской эскадрой задачу — в самом начале войны завоевать господство в Желтом море и воспрепятствовать высадке японского десанта на побережье Азиатского континента. [30]

Япония, планируя войну, ставила перед собой активные наступательные задачи. Она рассчитывала на явно недостаточную готовность России к войне, относительную немногочисленность ее войск на Дальнем Востоке и невозможность их быстрого увеличения из-за низкой пропускной способности Транссибирской железной дороги. Чтобы беспрепятственно перебросить войска на Азиатский материк и упредить русскую армию в стратегическом развертывании, японское командование, так же как и русское, решило завоевать господство на море. С этой целью нападение на русский флот предусматривалось произвести внезапно, без объявления войны.

Таким образом, обе стороны ставили перед собой в качестве ближайшей стратегической цели завоевание господства на море и обеспечение беспрепятственного развертывания главных сил своих сухопутных армий на Маньчжурском театре военных действий.

Японскому командованию удалось в ночь на 9 января 1904 г. осуществить внезапное нападение на русскую Тихоокеанскую эскадру, стоявшую без соблюдения мер охранения на внешнем рейде Порт-Артура. Это нападение, хотя и причинило тяжелый урон русскому флоту, все же не дало тех результатов, на которые рассчитывало японское командование. Японский флот в течение двух месяцев вынужден был вести непрерывные атаки против русской эскадры, надежно прикрывавшей подступы к Ляодунскому полуострову. И только 13 апреля после гибели броненосца «Петропавловск» с находившимся на его борту командующим эскадрой адмиралом Макаровым русские корабли отошли к Порт-Артуру и укрылись в гавани. С этого момента японский флот захватил полное господство на море.

Особенность стратегического сосредоточения и развертывания японской сухопутной армии на материке состояла в том, что первоначально высадка войск осуществлялась только в Корее, поскольку подступы к Квантунскому полуострову преграждались русским флотом. Лишь только в мае, т. е. через три месяца после начала войны, японцы смогли приступить к десантированию своих главных сил на квантунское побережье. Несмотря на пассивность русского командования, фактически не мешавшего осуществлению десантных операций противника, сосредоточение японских войск на материке продолжалось свыше четырех месяцев. Выдвижение к главным позициям русских под Ляояном и развертывание войск перед генеральным сражением заняли еще около полутора месяцев. Такая медлительность сосредоточения и развертывания японских войск объяснялась сложностью театра военных действий, представлявшего собою труднопроходимый горно-лесистый массив, а также тем, что японская разведка не сумела обеспечить свое командование достоверными сведениями о противнике и его передвижениях. В результате оно действовало крайне нерешительно, постоянно [31] опасаясь неожиданных фланговых ударов русских войск. Немаловажным фактором, отвлекавшим внимание японского командования от решения главной задачи — быстрейшего сближения с основными силами русской армии, являлось его тяготение к захвату Порт-Артура. Так или иначе, русская армия получила те полгода для подготовки генерального сражения, на которые рассчитывал Куропаткин.

Как же были использованы эти полгода русским командованием?

К началу войны Россия на Дальнем Востоке имела армию численностью около 100 тыс. человек. Войска были разбросаны на огромном пространстве Приморья, Приамурья и Забайкалья. Непосредственно в Маньчжурии размещались 27 батальонов, 22 сотни и 44 орудия, причем войска в это время переформировывались: двухбатальонные полки превращались в трехбатальонные{16}. Сосредоточение наличных сил к району предстоящих боевых действий производить было трудно из-за ограниченного числа дорог и удаленности многих гарнизонов от единственной железной дороги на расстояние до 600 км.

Переброска войск из центральных районов России была еще более сложным делом. Пропускная способность одноколейной Транссибирской магистрали составляла в первые месяцы войны три пары поездов в сутки. Железнодорожные составы из европейской части России на Дальний Восток шли 6 недель. Поэтому доставка войск в Маньчжурию в первое полугодие войны не превышала 20 тыс. человек в месяц. Этим и объяснялось, что Куропаткин, стремясь сохранить силы для генерального сражения, не ставил перед передовыми частями, развернутыми у Инкоу (южный отряд — 22 тыс. человек) и на реке Ялу (восточный отряд — 20 тыс. человек), активных задач. Все бои и сражения, проходившие на пространстве от побережья до подступов к Ляояну, он рассматривал как «арьергардные» и «демонстративные», проводимые с целью выигрыша времени.

Шестимесячные сдерживающие бои передовых частей русской армии, конечно, сыграли свою роль. К середине августа, т. е. к моменту выхода японских войск к Ляояну и началу первых крупных операций с участием главных сил обеих сторон, русскому командованию удалось сосредоточить в этом районе около 160 тыс. человек и 592 орудия, а японскому командованию — 125 тыс. человек и 484 орудия.

Таким образом, опыт русско-японской войны показал, что основным содержанием ее начального периода оставались мобилизация, сосредоточение и развертывание главных сил воюющих сторон для вступления в генеральное сражение. Вместе с тем в отличие от прошлых войн начальный период русско-японской войны уже включал в себя напряженные боевые действия с первых [32] же дней на море, а затем и на суше. Причем сама война была развязана без формального объявления внезапным нападением японского флота на русскую Тихоокеанскую эскадру.

Специфика театра военных действий, характер стратегических решений обеих сторон и способы достижения поставленных целей обусловили довольно большую продолжительность начального периода войны. Если русское командование сознательно стремилось отсрочить генеральное сражение, желая выиграть максимум времени для сосредоточения и развертывания своей армии, то японское командование такого намерения не имело. Обладая стратегической инициативой, оно располагало возможностью нанести поражение русской армии еще в начале войны, но в силу своей медлительности и крайней осторожности не сумело этого сделать.

Правительства России и Японии, начиная войну, не предполагали, что она потребует от государств огромного экономического напряжения и организации в ходе войны массового производства боевой техники и вооружения. Потребности войны превзошли размеры мобилизационных запасов, на которые рассчитывали обе воюющие стороны. Россия не выдержала этого напряжения, а Япония справилась с ним только благодаря экономической и военной помощи США и Англии.

Опыт и уроки русско-японской войны привлекли к себе пристальное внимание не только в России, но и за ее пределами. Они тщательно изучались и использовались генеральными штабами в подготовке к надвигавшейся мировой войне.

3. Проблемы вступления государств в войну накануне первой мировой войны

В последнее предвоенное десятилетие проблемы вступления государств в войну неизменно вызывали большой интерес у военных деятелей и теоретиков. Особенно усиленно занимались изучением этих проблем в Германии, Франции и России. В этих странах постепенно складывались военные доктрины, так или иначе отражавшие установившиеся взгляды на начальный период войны.

Немецкая военная доктрина, пронизанная идеями агрессивной наступательной войны, покоилась на теоретическом наследии Мольтке-старшего, бывшего в 1857—1888 гг. начальником прусского генерального штаба. В начале XX века идеи Мольтке-старшего воспринял и развил его преемник на посту начальника генерального штаба — Шлиффен, который так же, как и его предшественник, был сторонником наступательной стратегии. Но если Мольтке-старший считал, что в условиях вооруженного столкновения великих европейских держав с их огромными технически оснащенными армиями нельзя и мечтать о быстротечной [33] войне, то Шлиффен держался иной точки зрения. По его мнению, Германия, окруженная экономически сильными государствами, могла разорвать это кольцо и выйти победительницей в борьбе за завоевание господствующего положения в Европе и во всем мире путем проведения последовательных молниеносных войн с каждым из своих противников.

Взгляды Шлиффена нашли широкое отражение в трудах германских военных исследователей, а в конечном счете и в самом плане войны. Наиболее рельефно эти взгляды были выражены в труде немецкого военного теоретика Фридриха фон Бернгарди «Современная война».

Согласно воззрениям Бернгарди Германия могла добиться победы над потенциально более сильными противниками только посредством последовательного их разгрома, осуществляемого в кратчайшие сроки, «молниеносно». Исходя из этой главной мысли, он придавал особое значение первому (начальному) периоду войны. Успех или неудача боевых действий в это время, по его мнению, окажет решающее влияние на ход всей войны.

В своих рассуждениях Бернгарди принимал во внимание, что крупные государства Европы неуклонно увеличивают численность вооруженных сил и стремятся держать наготове в мирное время самые лучшие и надежные войска для прикрытия мобилизации и стратегического развертывания на случай возникновения войны. Еще во время проведения развертывания, считал Бернгарди, могут произойти крупные сражения. Чтобы выйти из них победителем, делал он вывод, мобилизацию и развертывание необходимо проводить быстро и организованно, стремясь к тому, чтобы максимально возможное количество мероприятий подготовительного характера осуществлялось еще в мирное время.

В итоге своих рассуждений Бернгарди приходил к заключению, что после завершения стратегического развертывания нельзя терять ни минуты и следует обрушиться на врага, ошеломив его силой первоначального удара, спутать его планы и расчеты и тем самым предрешить исход начальных операций в свою пользу. Если первое вооруженное столкновение приведет к поражению одной из сторон, рассуждал он, то ей остается искать спасения в выигрыше времени для накопления новых сил. Но этих сил может и не оказаться, их исчерпает еще первая мобилизация. Тогда первое вооруженное столкновение, заключал он, будет решать исход всей войны.

Идеи Бернгарди выражали мысли и чаяния немецкой военной элиты и ее хозяев — германских промышленников и финансовых магнатов. Они отражали и официальную точку зрения германского генерального штаба во главе с его новым начальником Мольтке-младшим.

Мольтке-младший, являясь открытым приверженцем идей Шлиффена, полагал на первом этапе войны сосредоточить основные [34] силы на западном фронте против Франции, как главного и наиболее опасного противника. Разгром Франции мыслилось осуществить в ходе одной операции (за шесть недель) путем нанесения внезапного мощного удара через нейтральную Бельгию с последующим глубоким охватом главных сил французской армии. Только после разгрома Франции планировалось повернуть основные силы против России.

Главный порок германского плана войны состоял в том, что он не отражал реального соотношения сил между Германией и ее противниками. Он был построен на преувеличенном представлении о силе и возможностях германской армии и на явной недооценке сил и возможностей противников. Авантюристичность этого плана подтвердилась ходом войны.

Французская военная доктрина значительно отличалась от немецкой, хотя в своей основе она тоже носила наступательный характер. По определению М. В. Фрунзе, от германской доктрины «ее отличало чувство неуверенности в своих силах, отсутствие широких нападательных планов, неспособность смело искать решения боя, стремясь навязать свою волю противнику и не считаясь с волей последнего»{17}.

В предвоенные годы во Франции высказывались самые различные точки зрения на вероятный характер будущей войны и способы вступления в нее. В целом же французскую военно-теоретическую мысль отличали общая тенденция к пассивно-выжидательной стратегии, передающей инициативу врагу, стремление к выработке такого плана военных действий в начале войны, который был бы универсальным, т. е. применим к условиям любого варианта действий противника.

Отличительная черта французских планов войны, вплоть до плана № 17, с которым Франция вступила в войну, состояла в том, что окончательное решение о выборе направления главного удара предусматривалось принять только после полного выявления намерений противника. Это предопределило и ту схем стратегического развертывания французских армий, которая была предложена генералом Бонналем — автором стратегического плана № 14. Поскольку возможность немецкого удара через нейтральную Бельгию Бонналь исключал или, во всяком случае, считал маловероятной, то основную массу войск он предлагал сосредоточить на эльзасском направлении, к югу от Вердена, считая, что на этом направлении будут развертываться и главные силы Германии. При этом он предлагал развернуть войска в три эшелона: в первом эшелоне, у границы, развертывалась армия авангарда, за ней — три армии второго эшелона и далее, в глубине, — резервная армия. Эта схема развертывания [35] давала, по его мнению, возможность гибко реагировать на любой вариант действий противника.

С резкой критикой взглядов Бонналя выступал полковник французского генерального штаба Гранмезон, который пользовался покровительством генерала Жоффра, являвшегося с 1911 по 1914 г. начальником генерального штаба. Гранмезон был сторонником безоговорочного наступления с самого начала войны на заранее избранном направлении. Авангардные соединения и следующие за ними главные силы должны, по словам Гранмезона, с началом войны, не ожидая завершения сосредоточения, немедленно переходить в наступление, чтобы навязать свою волю противнику. Следует, однако, заметить, что взгляды Гранмезона почти не отразились на официальной стратегической концепции генерального штаба и на планах войны.

Большое влияние на формирование французской военной доктрины оказал военный деятель и теоретик Ф. Фош. С 1907 по 1911 г. он занимал во Франции пост начальника военной академии, а в конце первой мировой войны возглавлял командование объединенных англо-французских войск. Фош был сторонником наступательной стратегии, но вместе с тем решительно отвергал гранмезоновскую стратегию «наступления во что бы то ни стало». Оборона, по взглядам Фоша, была таким же закономерным видом боевых действий, как и наступление.

Фош, как и Шлиффен, считал возможным достижение конечных политических целей войны в кратковременной кампании. Он придавал особое значение первым сражениям главных сил, которые, как он считал, будут играть решающую роль в предстоящей войне. Подготовка к начальным операциям, разработка их замыслов и всестороннее обеспечение, утверждал Фош, должны составлять сердцевину плана войны.

Фош, так же как Жоффр и другие представители французского генерального штаба, мало верил в возможность германского наступления через Бельгию. Он полагал, что для Франции главным театром военных действий будет Эльзас и Лотарингия. Но такая, казалось бы, ясная стратегическая целеустремленность Фоша переплеталась в его рассуждениях с бонналевскими идеями, в частности стремлением принять окончательное решение о выборе направления главного удара, лишь полностью выявив намерения противника.

Этих же взглядов придерживался и Жоффр, разрабатывая окончательный — 17-й вариант плана войны. Планируя стратегическое развертывание французской армии и начальные операции, он наряду со стремлением упредить Германию в стратегическом развертывании предполагал сначала окончательно выяснить ее намерения, а затем уже в соответствии с замыслом противника избрать наиболее целесообразное направление главного удара. [36]

Таким образом, основной идеей французского плана № 17, так же, как и предшествовавших ему планов, оставалась идея оборонительно-наступательной, по существу выжидательной, стратегии, исключавшей стремление к захвату стратегической инициативы.

Русская военная доктрина накануне первой мировой войны была пронизана духом наступательной стратегии. Вместе с тем в военно-теоретических трудах русских военных исследователей и планах войны, разрабатывавшихся русским генеральным штабом, проходила мысль, что Россия из-за экономической отсталости, слабо развитой сети железных дорог, обширности территории неизбежно будет опаздывать в развертывании своих вооруженных сил и не сможет начать войну стратегическим наступлением. Поэтому до полного завершения стратегического сосредоточения и развертывания в планах войны на ее начальный этап предусматривался временный переход армии к стратегической обороне. Эти идеи выдвигали и обосновывали многие русские военные ученые и деятели, в частности профессор Николаевской академии Генерального штаба А. Незнамов. В 1909 г. была издана его работа «Оборонительная война», которая отражала не только точку зрения самого автора и большой группы военных писателей, но и в значительной степени официальную точку зрения Генерального штаба.

А. Незнамов признавал закономерным стремление сделать войну, сколь возможно, менее продолжительной{18}. Между странами с развитой экономикой и густой сетью железных дорог вооруженное столкновение, утверждал он, «произойдет в ближайшее к началу войны время и вблизи самой границы, так как обе стороны будут одновременно готовы к такому столкновению...»{19}. Естественно, что каждая из сторон попытается в максимальной степени использовать свою готовность для нанесения решительного поражения противнику. Но, замечал автор, есть немало государств, достаточно богатых, располагающих, однако, обширной территорией, очень длинной сухопутной границей и разнородным населением (он, конечно, имел в виду и Россию), которые уже по самим размерам своим лишены возможности так же быстро, как менее обширные и обладающие однородным по составу населением страны, закончить мобилизацию и перевозку войск к пунктам стратегического развертывания. «Они, таким образом, временно не готовы к тому, чтобы немедленно приступить к решительным действиям; они пока не в состоянии ввести в дело все, что желают и могут ввести, и им пока необходимо отсрочить решение путем выигрыша времени»{20}. [37] Именно поэтому, говорил он, эти государства вынуждены в начале войны временно принять оборонительную стратегию, чтобы в последующем при более благоприятных условиях перейти к решительным наступательным действиям. Таким образом, заключал Незнамов, конечная цель обороны совершенно та же, как и наступления, — победа над противником в решительном столкновении, а ее ближайшая задача — отсрочить развязку до благоприятного для себя времени{21}.

Что касается способов ведения начальных оборонительных операций, то он высказывался за гибкую, активную, маневренную оборону. Он считал, что до тех пор, пока обороняющийся не добьется необходимых благоприятных условий для решительного сражения, он не должен давать противнику возможности навязать это сражение. Уклоняясь от него, изматывая противника арьергардными боями, частными сражениями, ударами по его флангам и коммуникациям и жертвуя территорией, следует настойчиво добиваться изменения соотношения сил. Правда, автор оговаривался, что подобный метод ведения обороны доступен лишь стране с большой территорией. Но, подчеркивал он, и у государства, обладающего обширными пространствами, маневр территорией имеет предел, который следует предусмотреть планом обороны. Обороняющаяся сторона должна заранее определить, на каких рубежах в ходе оборонительных боев целесообразно дать генеральное сражение, если для этого сложатся благоприятные условия, и на каком конечном рубеже придется принять это сражение при любых условиях. «До этого решительного сражения и должна оборона доводить свои соображения при разработке плана войны»{22}.

В основе всех вариантов плана будущей войны, над которыми трудился русский Генеральный штаб, вплоть до плана, разработанного в 1910 г., лежала идея «развертывания назад», т. е. заведомого оставления так называемого «передового театра» (польский выступ: Осовец, Калиш, Томашев) и отнесения рубежа развертывания на линию Вильна, Белосток, Брест, Ровно, Каменец-Подольский. Однако это был последний оборонительный вариант плана вступления в войну. Вскоре его сменили другие варианты плана, носившие прямо противоположный характер.

Россия, находившаяся в финансовой зависимости от своего союзника — Франции, вынуждена была заключить с ней в 1911 г. военно-политическую конвенцию, которая обязывала царское правительство предпринять одновременно с Францией решительное наступление на Германию уже в начале войны. «Франция, — отмечалось в этой конвенции, — выставляет на 10-й день мобилизации на своем северо-восточном фронте 1 500 000 [38] человек, причем операции начнутся на 10-й день. Россия выставит против Германии до 800 000 человек на 15-й день мобилизации, причём наступление начнется тотчас после 15-го дня»{23}. Это обязательство являлось для России непосильным, но Франция настаивала на нем, рассчитывая, что немедленный переход русских войск в наступление отвлечет максимум немецких сил на восточный фронт и обеспечит французской армии успешное выполнение стоящих перед ней задач.

Новый план войны, утвержденный правительством 1 мая 1912 г., предусматривал в установленный конвенцией срок развернуть наступление одновременно как против Германии, так и против Австро-Венгрии. На русско-германском фронте ближайшей целью наступления являлось овладение Восточной Пруссией и занятие выгодного положения для развития операций на берлинском направлении; на русско-австрийском фронте намечалось нанести концентрические удары по группировке австрийских войск, сосредоточенных в Галиции, разбить их и создать условия для развития наступления на будапештском и белградском направлениях. Если учесть, что на 15-й день мобилизации Россия могла сосредоточить на намеченных рубежах развертывания только до одной трети всей армии{24}, станет очевидным, что план проведения начальных операций не соответствовал реальным возможностям. Он вынуждал русское командование начинать наступление, не завершив развертывания главных сил. Это грозило быстрой утратой стратегической инициативы и, следовательно, крушением замыслов начальных операций. Первые же недели войны подтвердили это с большой наглядностью.

Сравнение военных доктрин Германии, Франции и России и их планов вступления в первую мировую войну показывает существенные различия между ними. Германия имела четко выраженные и материально обеспеченные агрессивные наступательные замыслы. Франция, хотя и держалась наступательной стратегии, способы действий своей армии при вступлении в войну ставила в зависимость от намерений и способов действий своего противника; Германия и Франция готовились вступить в начальные операции, полностью завершив развертывание своих армий. Россия, стремясь захватить стратегическую инициативу, намечала вступить в войну лишь частью сил, не дожидаясь завершения развертывания.

Вместе с тем в стратегических замыслах трех крупных европейских государств было и много общего. Все они ставили перед собой весьма решительные политические цели и считали, что боевые действия с первых столкновений до конца войны [39] будут носить активный маневренный характер. Эти государства рассчитывали на возможность закончить войну в короткие сроки с теми мобилизационными запасами боевой техники, вооружения и боеприпасов, которые были накоплены еще до войны. И Германия, и Франция, и Россия придавали решающее значение начальным операциям главных сил и рассчитывали упредить своих противников или, во всяком случае, не отстать от них в проведении мобилизации и стратегического развертывания. Последующий период войны представлялся им как период своеобразной эксплуатации первоначального успеха, достигнутого в первых операциях.

4. Опыт и уроки вступления государств в первую мировую войну

Разразившаяся в 1914 г. мировая война оказалась гораздо сложнее, чем она представлялась военным теоретикам. Многие из тех расчетов и предположений, которые вынашивались перед войной, предстали далекими от реальной действительности. Война преподнесла воюющим государствам немало горьких сюрпризов, и прежде всего развеяла в прах надежды на достижение победы в кратчайшие сроки.

Как известно, формальным предлогом для развязывания первой мировой войны явилось убийство в Сараево — столице Сербии наследника австрийского престола. Произошло это 28 июня 1914 г., а 28 июля Австро-Венгрия объявила Сербии войну. Россия в ответ на это 31 июля начала всеобщую мобилизацию. Германия использовала такой акт России как предлог для ответной мобилизации и, обвинив Россию в провоцировании вооруженной борьбы, 1 августа объявила ей войну. 3 августа Германия объявила войну союзнице России —- Франции, а уже 4 августа вторглась в Бельгию. Это послужило Англии поводом (защита нейтралитета Бельгии) для объявления войны Германии.

Однако формальное объявление войны еще не означало, что государства могли без промедления развернуть на избранных стратегических направлениях активные наступательные действия. Потребовалось еще известное время для проведения мобилизации, развертывания и выдвижения войск на рубежи, предусмотренные планами начальных операций.

Подготовка государств к вступлению в начальные операции первой мировой войны имела свои особенности. Одна из них состояла в том, что все государства, стремясь упредить своих противников в стратегическом развертывании главных сил и тем самым сократить разрыв между объявлением войны и началом решительных операций, еще в предвоенный период провели многие из тех подготовительных мобилизационных мероприятий, [40] которые в предшествующих войнах проводились, как правило, после объявления войны. Большинство государств в так называемый «предмобилизационный» период (объявленный в России, Германии, Франции, Австро-Венгрии за пять-шесть дней до официального объявления войны) отозвали из отпусков офицерский состав, привели в готовность мобилизационный аппарат, произвели частичный призыв резервистов, пополнили до норм военного времени боевые запасы в войсках, начали скрытое выдвижение войск прикрытия к границе, отдали указания о приведении в боевую готовность флотов, крепостей, железных дорог и т. д. Даже сама общая мобилизация в России, Германии, Франции, Австро-Венгрии фактически была начата до формального объявления войны. В результате время, в течение которого осуществлялись мобилизация, сосредоточение и развертывание войск, т. е. период войны от ее объявления до начала операций главных сил, по сравнению с предшествующими войнами, было значительно сокращено.

Мобилизация германской и французской армий была завершена к 5 августа, а перевозка войск в районы сосредоточения закончилась в Германии к 17, а во Франции — к 19 августа. Австро-Венгрия завершила мобилизацию к 14 августа, а сосредоточение основных сил к русской границе — к 20 августа. Россия из-за обширности территории и неразвитой сети железных дорог развертывала армию значительно медленнее других государств. В приграничных округах мобилизация закончилась на 6-й день, во внутренних — на 8-й, а в ряде отдаленных от центра районов — на 21-й день. В целом же мобилизация и сосредоточение войск проходили быстрее, чем когда-либо раньше.

В первой мировой войне еще более отчетливо, чем в русско-японской, проявилась тенденция к активизации боевой деятельности войск прикрытия. В Германии, например, войска, предназначенные для прикрытия западной границы на период общей мобилизации, еще до начала войны были выдвинуты к бельгийской границе и должны были в день мобилизации начать боевые действия. Их главной задачей являлся захват на территории Бельгии выгодных рубежей для развертывания главных сил. 4 августа, т. е. на другой день после объявления войны, немецкий отряд численностью 25 тыс. штыков, 8 тыс. сабель при поддержке 124 орудий вторгся на территорию Бельгии. Спустя несколько дней в операцию включились три немецких армейских корпуса.

Французская армия, собиравшаяся наносить главный удар на эльзасском направлении, еще до завершения сосредоточения главных сил провела с 7 до 23 августа ряд частных операций по захвату горных проходов в Арденнах и Вогезах. В эти операции, которые велись с переменным успехом, постепенно были втянуты крупные силы обеих сторон. [41]

Активные задачи решали войска прикрытия и русской армии. Накануне войны русское командование сформировало две группы войск: одну — под командованием генерала Хана Нахичеванского в составе четырех дивизий (76 эскадронов, 48 конных орудий и 32 пулемета), другую — под командованием генерала Гурко в составе трех кавалерийских отрядов и пехотной колонны (5 казачьих сотен, 10 эскадронов, 2 пехотных батальона, 15 пулеметов и 16 орудий). Проникнув в первые дни войны на территорию Восточной Пруссии, эти подвижные группы произвели ряд диверсий в тылу врага.

Крупную диверсию в первые дни войны осуществила австрийская армия, проведя успешную операцию по овладению Таневской лесной полосой. Это было сделано для захвата выгодного исходного рубежа и последующего наступления между Бугом и Вислой.

Стратегическое развертывание армии наиболее успешно провело германское командование. Главные силы немецкой армии раньше армий других государств оказались готовыми к вступлению в решающие операции. А когда войска прикрытия вторглись в Бельгию, то с захваченных ими выгодных рубежей эти силы осуществили по французской армии мощный фланговый удар. В течение двух недель немецкие войска нанесли тяжелое поражение союзным армиям и к началу сентября отбросили их к Марне.

Французское командование, развернувшее свои вооруженные силы одновременно с немецкими, потеряло около трех недель на выяснение замысла немецкого командования и переразвертывание своих войск к северу. В результате французская армия проиграла приграничное сражение.

Русское командование, стремясь выполнить свои обязательства перед Францией, развернуло наступательные операции в Восточной Пруссии до завершения сосредоточения и развертывания войск. Это привело вскоре к поражению двух армий Северо-Западного фронта.

Наступление русских войск в Галиции началось также до завершения развертывания главных сил Юго-Западного фронта. Но, поскольку австрийские войска из-за грубых ошибок, допущенных при развертывании, оказались в еще более трудном положении, чем русские, сражение в Галиции в августе—сентябре 1914 г. окончилось победой русских армий.

После завершения начальных операций обе воюющие коалиции провели новую серию одновременных и последовательных операций как на западном, так и на восточном фронте. Однако сил и средств, необходимых для развития оперативных успехов в стратегические, ни у одной из сторон не оказалось. Уже в сентябре на западном фронте устанавливается непрерывный позиционный фронт от моря через Верден до швейцарской границы. В декабре стабилизируется фронт на востоке. [42]

Таким образом, начальные операции, которые, по расчетам обеих сторон, должны были предопределить исход войны, не принесли ожидаемых результатов. Вместо молниеносной маневренной войны, к которой готовились враждующие стороны, они получили затяжную позиционную войну, длившуюся более четырёх лет.

Вместе с тем опыт первой мировой войны подтвердил и закрепил проявившие себя еще в войнах XIX века тенденции, во-первых, к активизации военных действий в промежутке между объявлением войны и вводом в сражения главных сил и, во-вторых, к дальнейшему перемещению момента столкновения главных сил к началу войны.

Впервые отчетливо заявила о себе и такая тенденция, как стремление враждующих сторон еще до объявления войны провести в жизнь некоторые мероприятия подготовительного характера, которые в XIX веке обычно проводились после объявления войны. Эта тенденция была вызвана к жизни все тем же стремлением враждующих государств упреждать противника в проведении ряда актов политического и военного содержания, которые, казалось, давали в руки упреждающей стороне ключи от победы.

Под решающим влиянием этих тенденций продолжал изменяться характер начального периода войны. В его содержании повысился удельный вес военных действий и, наоборот, понизился удельный вес подготовительных мероприятий. Причем начальный период приобретал такие черты, каких ранее не имел, а именно: на его протяжении применялись резко возросшие в своей массе силы и средства воюющих сторон, решавшие задачи стратегического значения, а боевая деятельность войск получала ярко выраженный динамичный характер. [43]

Глава третья.
Строительство Советских Вооруженных сил и выработка взглядов на характер будущей воины и ее начального периода в СССР

В Советском Союзе строительство вооруженных сил, становление и развитие военной науки протекали в сложной международной и внутренней обстановке. Находясь в капиталистическом окружении, СССР подвергался постоянной угрозе нападения со стороны империалистических агрессоров. «...Мы окружены людьми, классами, правительствами, — говорил В. И. Ленин, — которые открыто выражают величайшую ненависть к нам. Надо помнить, что от всякого нашествия мы всегда на волоске»{46}. Это обстоятельство обязывало Коммунистическую партию и Советское правительство наряду с социально-политическим переустройством общества проявлять повседневную заботу о поддержании страны и Вооруженных Сил в готовности к отражению империалистического нашествия.

В результате гигантских усилий Коммунистической партии и советского народа за годы предвоенных пятилеток были созданы необходимые материально-технические предпосылки для повышения оборонного могущества страны, коренной реорганизации вооруженных сил и их оснащения передовой боевой техникой и вооружением.

Параллельно с ростом экономической мощи Советского государства и его обороноспособности изменялось соотношение сил между социализмом и капитализмом, менялись и взгляды на характер и способы вооруженной защиты социалистического государства.

Важнейшим источником развития советской военной науки являлось и является богатейшее военно-теоретическое наследие В. И. Ленина.

В. И. Ленин на основе глубокого и всестороннего анализа исторического опыта и оценки вероятного характера грядущих [67] военных столкновений социалистического государства с капиталистическим миром разработал военную программу пролетарского государства, создал учение о защите социалистического Отечества, заложил основы советской военной науки и выработал принципы строительства Советских Вооруженных Сил. Тем самым В. И. Ленин вооружил партию и военные кадры необходимым методологическим арсеналом знаний для научного предвидения характера и способов ведения будущих войн, прежде всего войн пролетарского государства.

Подчеркивая, что «мы оборонцы с 25 октября 1917 г.», В. И. Ленин в то же время указывал, что рабочий класс, как класс исторически восходящий, неизбежно будет и классом наступающим на буржуазию, а отсюда не только его политическая, но и его военная стратегия будет наступательной.

В. И. Ленин учил творчески подходить к решению возникающих перед государством разнообразных военно-политических задач, проявлять гибкость при их решении, всегда учитывая конкретную обстановку и реальное соотношение противоборствующих сил. Признавая в военном деле правомерность обороны и отступления, он подчеркивал: «...Тот, кто научился наступать и не научился при известных тяжелых условиях, применяясь к ним, отступать, тот войны не окончит победоносно. Таких войн, которые бы начинались и оканчивались сплошным победоносным наступлением, не бывало во всемирной истории, или они бывали, как исключения»{47}.

В. И. Ленин указывал на необходимость тщательно изучать историю и опыт минувших войн, брать на вооружение все ценное, что создала буржуазная военная наука, умело использовать и совершенствовать ее достижения. Он писал: «Всякий согласится, что неразумно или даже преступно поведение той армии, которая не готовится овладеть всеми видами оружия, всеми средствами и приемами борьбы, которые есть или могут быть у неприятеля»{48}.

Ленинское военно-теоретическое наследие явилось фундаментом советской военной науки. Оно было положено в основу строительства Советских Вооруженных Сил.

1. Особенности строительства Советских Вооруженных Сил

В. И. Ленин был вдохновителем и организатором Рабоче-Крестьянской Красной Армии и Военно-Морского Флота, которые под его непосредственным руководством прошли первые боевые испытания в огне гражданской войны и иностранной [68] интервенции. В. И. Ленин сформулировал основные социально-политические и организационные принципы советского военного строительства.

Красная Армия была создана как орудие диктатуры пролетариата, как армия рабочих и крестьян, призванная защищать завоевания Великой Октябрьской социалистической революции от посягательств внутренней контрреволюции и иностранной военной интервенции. Она строилась на основе тесного единства со всем народом, в духе пролетарского интернационализма. Воспитание у воинов армии сознания высокой ответственности перед народами Советского Союза, перед рабочим классом и трудящимися всех стран за защиту первого в мире государства рабочих и крестьян, готовности в любой момент прийти на помощь своим братьям по классу за рубежом всегда составляло неотъемлемую часть строительства Советских Вооруженных Сил.

Красная Армия строилась как кадровая армия. Временное отступление от этого принципа{49}, вызванное экономическими причинами, не изменило общей тенденции в военном строительстве иметь регулярную кадровую армию, комплектуемую на основе всеобщей воинской обязанности. Советские Вооруженные Силы строились на принципе строжайшей централизации, единоначалия и железной воинской дисциплины.

Основу основ строительства Советских Вооруженных Сил составляет принцип безраздельного руководства ими со стороны Коммунистической партии. Он был четко сформулирован еще в декабре 1918 г. в постановлении ЦК РКП (б) «О политике военного ведомства». В этом документе говорилось, «что политика военного ведомства... ведется на точном основании общих директив, даваемых партией в лице ее Центрального Комитета и под его непосредственным контролем»{50}.

В первые годы после окончания гражданской войны, когда происходило восстановление разрушенного войной народного хозяйства, строительство вооруженных сил опиралось на суженную военно-экономическую базу. В те годы по военно-техническому оснащению наша армия и флот еще значительно отставали от армий развитых капиталистических стран. Изменить это положение могло только форсированное развитие тяжелой индустрии — основной базы общего и военного машиностроения. Курс Коммунистической партии на индустриализацию страны и коллективизацию сельского хозяйства, нашедший отражение в первом (1929—1932 гг.) и втором (1933—1938 гг.) пятилетних планах развития народного хозяйства, позволил в исторически [69] короткий срок превратить нашу страну из аграрной в индустриально-аграрную и обеспечил укрепление ее оборонного могущества. В соответствии с общими тенденциями в развитии военного дела Коммунистическая партия сделала упор на быстрейший прогресс в авиационной, танковой и мотостроительной промышленности. По заданию ЦК ВКП(б) авиационными конструкторами были разработаны, а промышленностью запущены в серийное производство новые типы бомбардировщиков (СБ) и истребителей (И-15, И-16), не уступавшие по своим тактико-техническим данным лучшим зарубежным образцам. Быстро развивались и бронетанковые войска. В 1933 г. на вооружение были приняты колесно-гусеничный танк БТ и гусеничный танк Т-26. В том же году были созданы средний танк Т-28 (трехбашенный) и тяжелый танк Т-35 (пятибашенный). На базе основных типов танков создавались танки специального назначения: мостовые, плавающие, огнеметные и др. Это служило повышению боевой мощи сухопутных сил, их подвижности и маневренности на полях сражений.

Большие успехи были достигнуты и в развитии артиллерийского вооружения. Модернизировалась вся существовавшая артиллерия, значительно увеличилось количество орудий гаубичной артиллерии, была создана тяжелая и малокалиберная артиллерия, поступали в производство и ускоренно выпускались зенитные и противотанковые орудия. Накануне Великой Отечественной войны Красная Армия получила на вооружение новые артиллерийские системы. Количество артиллерии в армии увеличилось с 17 тыс. орудий по состоянию на 1 января 1934 г. до 55 790 орудий к 1 января 1939 г.{51}. За эти годы скорострельность основных артиллерийских систем возросла в два раза, а дальнобойность тяжелой артиллерии повысилась до 20 км, т. е. увеличилась на 75 процентов.

Стрелковое вооружение переживало процесс автоматизации. Его вес был облегчен, устройство упрощено, скорострельность повышена.

Усиливался и Военно-Морской Флот. Если в годы первой пятилетки основной упор был сделан на строительство легких военно-морских сил, то во второй пятилетке началось строительство крупных кораблей для создания большого океанского флота. С 1930 по 1939 г. тоннаж Военно-Морского Флота возрос на 130 процентов{52}.

Таким образом, в годы довоенных пятилеток благодаря героическому труду советского народа и дальновидной политике Коммунистической партии была произведена техническая реконструкция Советских Вооруженных Сил. Красная Армия и Военно-Морской [70] Флот из технически отсталых превратились во вполне современные вооруженные силы, способные надежно защитить первое в мире социалистическое государство.

В предвоенные пятилетки крупные изменения произошли в системе комплектования вооруженных сил. Красная Армия и Военно-Морской Флот перешли от смешанной территориально-кадровой системы к системе комплектования, построенной на едином кадровом принципе. Эта реорганизация была обусловлена двумя главными обстоятельствами. Во-первых, тем, что в обстановке нарастающей угрозы войны и усиленного развертывания массовых кадровых армий в главных капиталистических странах, прежде всего в фашистской Германии, смешанная территориально-кадровая система не могла обеспечить надежную оборону Советского государства. Только регулярная кадровая армия, вооруженная первоклассной боевой техникой и имевшая хорошо обученный личный состав, могла успешно противостоять вероятным противникам. Во-вторых, тем, что старая территориально-кадровая система в условиях насыщения армии новой боевой техникой и вооружением не обеспечивала необходимый уровень освоения этой техники переменным составом на краткосрочных сборах. Задачу научить личный состав в совершенстве владеть новой боевой техникой могла решить лишь армия, комплектуемая на основе единого кадрового принципа с относительно продолжительным сроком действительной службы.

Опасность войны заставила пойти и на значительное увеличение численности армии. За пять лет, с 1933 по 1938 г., армия возросла с 855 тыс. до 1 513 400 человек{53}.

В последние предвоенные годы Советские Вооруженные Силы строились и развивались уже в обстановке начавшейся второй мировой войны. После поражения Польши и Франции угроза империалистической агрессии против СССР резко возросла. Это потребовало неотложных мер по непосредственной подготовке страны и Вооруженных Сил к надвигавшейся войне. Особенность военного строительства в эти годы состояла в том, что проходило скрытое мобилизационное развертывание вооруженных сил. Усиленно шло формирование новых стрелковых, танковых, механизированных, авиационных дивизий. В дополнение к созданным в 1940 г. 9 механизированным корпусам в начале 1941 г. развернулось формирование еще 20 механизированных корпусов{54}. Создавались соединения и части резерва Главного Командования, усиливались воздушно-десантные войска и войска ПВО страны. Численность Вооруженных Сил к 1 января 1941 г. возросла до 4 207 тыс. человек{55}. Последние полгода [71] до начала войны были связаны уже непосредственно со скрытым стратегическим развертыванием войск, которое должно было составить завершающий этап подготовки к отражению агрессии.

Параллельно шло дальнейшее оснащение и переоснащение армии и флота новой боевой техникой и вооружением. Усилиями авиационных конструкторов в эти годы были разработаны новые типы самолетов (Як-1, МиГ-З, ЛаГГ-З, Ил-2, Пе-2) на уровне лучших образцов авиационной техники. Конструкторы советских танков создали непревзойденный по своим качествам средний танк Т-34 и тяжелый танк КВ. На вооружение артиллерия были приняты новые артиллерийские орудия: 76-мм дивизионная, 37-мм и 85-мм зенитные пушки, 210-мм мортира и 305-мм гаубица. В эти же годы зарождалась советская реактивная артиллерия.

Процесс технической реконструкции Советских Вооруженных Сил продолжался в высоких темпах и небывалых масштабах.

Однако история отвела Советскому Союзу слишком мало времени на то, чтобы завершить выполнение намеченной программы перевооружения армии и флота, учтя при этом опыт и уроки начавшейся второй мировой войны. К моменту вероломного нападения фашистской Германии на СССР удалось лишь частично оснастить Вооруженные Силы новыми видами боевой техники и вооружения. Перед началом войны в приграничных округах самолетов новых конструкций, поступавших в соединения и части, было еще мало. В войсках ПВО страны не было завершено перевооружение истребительных частей на новые скоростные истребители, а зенитной артиллерии — на 85-мм пушки. Радиолокационная техника только начала поступать в войска. Новых танков (Т-34 и КВ) в составе приграничных военных округов имелось всего 1 475 единиц{56}. Большинство танков представляли машины устаревших конструкций{57}. Стрелковые соединения, артиллерийские и другие части специальных войск имели ограниченное количество автотракторной техники. Это резко снижало их маневренные способности. Войска испытывали острый недостаток в технически более совершенных средствах связи: радиостанциях, высокочастотной телефонной аппаратуре, телефонных и телеграфных аппаратах, подземном и полевом кабеле и др. Гигантская задача технического перевооружения армии и флота была решена уже в ходе Великой Отечественной войны. [72]

2. Военно-теоретические взгляды на вероятный характер вступления государств в войну в 20-е годы

Одним из первых, кто еще при жизни В. И. Ленина плодотворно работал над научным прогнозированием вероятного характера будущей войны и проблемами подготовки к ней страны и вооруженных сил, был талантливый советский полководец и государственный деятель М. В. Фрунзе. Его статьи и выступления о единой военной доктрине, о задачах и путях строительства Красной Армии, о фронте и тыле в будущей войне и другие, базировавшиеся на методологии марксизма-ленинизма, явились крупным вкладом в развитие советской военной доктрины и военной теории.

Анализируя опыт первой мировой войны и учитывая тенденции в развитии военного дела, М. В. Фрунзе указывал, что достижение целей войны в современных условиях стало делом более сложным, чем прежде. Современные армии обладают колоссальной живучестью. Даже полное поражение армий противника на том или ином этапе войны не обеспечивает еще конечной победы, если разбитые части имеют за собой экономически и морально крепкий тыл. Поэтому при столкновении в будущей войне первоклассных армий ни одна из сторон не сможет достичь целей войны одним ударом. Война примет характер длительного и жестокого состязания, в котором подвергнутся испытанию все политические и экономические устои страны. «Выражаясь языком стратегии, — писал М. В. Фрунзе, — это означает переход от стратегии молниеносных, решающих ударов к стратегии истощения»{58}. Но из этого, отмечал он, отнюдь не вытекает необходимость абсолютного отказа от стратегии молниеносных ударов, тем более что эта стратегия не отметается и буржуазными государствами. И именно потому, что продолжительность будущей войны в значительной мере будет зависеть от морально-политических и экономических факторов, преимущества морального фактора в классовой войне окажутся на стороне Советского государства. «...Чем сильнее будет обострение классовых противоречий в стане врагов, тем больше шансов и данных на успех и выгодность именно этой стратегии»{59}, т. е. стратегии молниеносных ударов.

Однако Советское государство, утверждал М. В. Фрунзе, не может ориентироваться только на «молниеносную» стратегию. Поскольку в будущей войне неизбежно столкновение двух противоположных социальных систем и СССР будет один противостоять всему капиталистическому миру, борьба при всяких условиях будет длительной{60}. [73]

Нужно, отмечал далее М. В. Фрунзе, учитывать и другую особенность будущей войны: в ней необычайно возрастет роль тыла и вместе с этим будет стираться различие между фронтом и тылом. «Превращение авиации в решающий род войск, усовершенствование химических средств войны, возможное использование инфекционных микробов и пр. и пр., — все это, по существу, опрокидывает самое представление о «фронте» и «тыле» в старом понимании этих слов»{61}. Фронт, говорил М. В. Фрунзе, перестал быть живым барьером, преграждавшим врагу доступ в тыл страны. Отсюда вывод: в новых условиях перед Советским государством встанут очень сложные задачи, которые потребуют иных методов подготовки страны к обороне.

Одновременно с М. В. Фрунзе и после его смерти над разработкой проблем будущей войны и способов ее ведения работали десятки советских специалистов, теоретиков и практиков военного дела. Все они, так или иначе учитывая влияние технического прогресса на военное дело и общие тенденции в развитии военно-теоретических взглядов, сходились на мысли, что будущая война примет форму решительного столкновения крупных войсковых масс, оснащенных огромным количеством новой боевой техники: танками, самолетами, автоматическим пехотно-артиллерийским вооружением и т. п. Новая боевая техника придаст боевым действиям небывалую стремительность, огромный размах и глубину, высокоманевренный характер. Такая точка зрения на характер будущей войны вполне естественно потребовала уделять особое внимание ее начальному периоду, ибо он, как полагали многие военные специалисты, будет «нести в себе» все особенности будущей войны.

Одним из первых советских военных писателей, обратившихся к исследованию проблем начального периода будущей войны, был А. А. Свечин. Изучая начальные операции первой мировой войны, он отмечал их отличие от так называемых главных операций (генеральных сражений), свойственных войнам XIX века. Начальные операции первой мировой войны характеризовались возросшей сложностью, длительностью и значительно большим пространственным размахом. Каждая операция представляла собой комплекс боев и сражений и поэтому требовала иной группировки и развертывания войск, чем когда-то требовало генеральное сражение.

До конца XIX века, отмечал А. А. Свечин, операция отчетливо делилась на две части: маневр, имевший целью поставить войска в наивыгоднейшее положение к моменту решительного столкновения («подготовительная операция», по терминологии Леера, куда входили развертывание и сосредоточение войск), и само сражение («главная операция»). «Теперь, — писал он, — мы отказываемся от разделения операций на главные и подготовительные»{62}. [74] Он обосновывал этот отказ тем, что по опыту первой мировой войны оперативное развертывание не представляло самостоятельной операции, а являлось существенным элементом всякой операции.

Раньше и мобилизация включалась в «подготовительную операцию», поскольку она представляла собой одноактное явление, связанное с подготовкой генерального сражения главных сил. Первая мировая война показала, что характер мобилизации изменился: она превратилась в перманентную мобилизацию, производимую поэшелонно, на протяжении длительного времени и уже не связанную непосредственно с первыми операциями. Вместо термина «подготовительная операция» А. А. Свечин ввел в научный оборот два новых понятия: «предмобилизационный период», к которому относил подготовительные мероприятия, осуществляемые до объявления войны и начала общей мобилизации, и «особый период войны» — от ее объявления до начала крупных операций, когда происходят общая мобилизация, сосредоточение и развертывание вооруженных сил для ведения первых крупных операций. Этот особый период он назвал начальным периодом войны.

Отказавшись от старой терминологии и введя новые понятия, А. А. Свечин сделал известный шаг вперед. Но он еще находился под сильным влиянием старых военно-теоретических воззрений и поэтому не заметил новых явлений в характере начального периода, которые уже пробивали себе дорогу в вооруженных конфликтах последних десятилетий. В его понимании начальный период оставался по-прежнему периодом подготовки к главным операциям и включал в себя, по существу, все те мероприятия, которые входили раньше в «подготовительную операцию». Он считал, что в этот период по-прежнему будут развертываться частные бои и сражения, а возможность ведения крупных боевых действий в это время им не предугадывалась.

Большое внимание проблемам вступления государств в войну уделял известный советский военный деятель Б. М. Шапошников. В своем труде «Мозг армии» он показал зависимость мобилизации от политических и стратегических соображений, рассматривая ее как военное явление. По его мысли, мобилизация непосредственно связана с оперативно-стратегическим планом войны. В первой мировой войне, отмечал Б. М. Шапошников, воюющие стороны имели намерение вести войну по принципам стратегии сокрушения. Такая стратегия «требовала быстрого изготовления возможно большего числа боевых сил, быстрого их сосредоточения (т. е. проведения в жизнь мобилизационных мероприятий. — Ред.) и почти одновременного введения в дело для достижения столь же быстрого решительного [75] успеха»{63}. Он считал, что в такой же степени зависимость мобилизации от политических и стратегических расчетов «обнаружит себя» и накануне будущей войны. Конечно, заявлял он, следующая война будет не менее напряженной и длительной, чем предшествующая, и правительствам придется в ходе войны неоднократно прибегать к дополнительным мобилизациям. Тем не менее мобилизация, проведенная еще до войны, должна сделать и в наши дни первый эшелон армии достаточно сильным, чтобы не потерпеть поражения в начальных операциях.

Делая этот вывод, он исходил из того, что мобилизация на пороге первой мировой войны являлась фактическим ее объявлением. Поэтому государство, решившееся на мобилизацию, должно ясно себе представить, что оно тем самым вступает на путь войны. Осознание этого факта и сложность проведения мобилизации, когда развертывались миллионные армии, отмечал Б. М. Шапошников, вынудили государства еще перед первой мировой войной выделить особый, подготовительный, или, как его стали называть, предмобилизационный, период, в ходе которого они стремились выполнить максимум мобилизационных мер (например, по перестройке промышленности), но скрытно и пока без призыва в армию призывных контингентов. И накануне будущей войны, утверждал автор, мы встретимся с наличием того же предмобилизационного периода, при этом такой период, особенно в области экономической мобилизации, начнется гораздо раньше. Следует, однако, ожидать, что обе стороны пойдут на сокращение сроков предмобилизационного периода и перейдут к фактической мобилизации сил и средств. «Во всяком случае, — отмечал Б. М. Шапошников, — известную постепенность и заблаговременность в подготовке мобилизации во всех областях жизни государства мы ныне будем наблюдать в гораздо больших размерах, нежели в 1914 г.»{64}.

Б. М. Шапошников ясно видел наметившуюся в развитых государствах тенденцию выносить мобилизационные мероприятия за пределы войны, точнее говоря, проводить их еще в предвоенное время. Он хорошо понимал и то, что скрывается за этой тенденцией: стремление государства упредить своего противника в развертывании главных сил. Он утверждал, что еще до формального объявления войны могут произойти пограничные конфликты. «...В наши дни, — замечал автор, — нарушение границы начнется не только с объявлением войны и даже не с момента объявления мобилизации, но значительно ранее их станет фактом — путем развития деятельности диверсионных отрядов. Государства могут оказаться в фактической войне до формального ее объявления и даже мобилизации своих вооруженных [76] сил. Последняя, возможно, будет проходить при наличии враждебных действий на границе, когда дипломатам уже не потребуется обращаться к генеральному штабу за подбором фактов для формального объявления войны»{65}.

Таким образом, Б. М. Шапошников выявил две основные тенденции в подготовке государств к вступлению в войну: стремление провести максимум возможных подготовительных мероприятий еще в предмобилизационный период и стремление к фактическому вступлению сторон в войну до ее формального объявления.

Если А. А. Свечин и Б. М. Шапошников концентрировали главное внимание на выяснении характера подготовки государств к вступлению в войну, то другой известный военный деятель В. К. Триандафиллов широко освещал проблемы ведения самих начальных операций. Один из его трудов, вышедший в 1929 г., так и назывался: «Характер операций современных армий». Этот труд примечателен тем, что в нем глубоко исследовались сражения начального периода будущей войны. В предисловии к труду автор писал: «...Суждения об операциях последующих периодов войны не могут быть столь категоричными, как суждения о формах и содержании оперативного искусства начального ее периода»{66}.

В. К. Триандафиллов подверг тщательному анализу обширный материал, характеризовавший состояние и перспективы развития боевой техники и вооружения главных капиталистических государств, раскрыл изменения, которые произошли во взглядах военных теоретиков на способы военных действий и характер начальных операций в будущей войне под влиянием роста технического оснащения армий.

Автор отметил, что к концу 20-х годов во всех развитых странах численный состав армий мирного времени был относительно невелик. В случае внезапного возникновения войны каждая из них, встретясь с необходимостью быстрого развертывания многомиллионных вооруженных сил, оказалась бы в весьма затруднительном положении. Но, замечал В. К. Триандафиллов, было бы ошибкой думать, что будущая война начнется сражениями армий мирного времени. «Уже целый ряд послевоенных политических конфликтов показал, — писал В. К. Триандафиллов, — что стоит только в воздухе запахнуть военными осложнениями, как численность армий мирного времени начинает скакать вверх: без особого шума призываются резервисты, и штатный состав частей резко повышается»{67}. Из этих фактов автор [77] сделал вывод: к началу войны враждующие стороны будут иметь под ружьем крупные силы, которые могут вступить в пограничные сражения, не дожидаясь общей мобилизации.

В. К. Триандафиллов, опираясь на опыт войн и ясно видя тенденции развития военного дела, твердо стоял на стороне тех военных исследователей, которые выступали за нанесение глубоких сокрушительных ударов по противнику с самого начала войны. Он хорошо понимал трудности, с которыми встретится молодое Советское государство, если империалисты затеют против него новое вооруженное нашествие: Красной Армии тех лет недоставало средств подавления, средств сопровождения пехоты в бою, автомобильного транспорта и т. п. Эти трудности носили временный характер, и их, разумеется, надо было принимать во внимание, но они не давали повода для отказа от поисков верной оценки характера начального периода войны. Было бы непоправимой ошибкой, говорил он, из-за возникающих трудностей с техническим оснащением армии впадать в своего рода «оперативный оппортунизм», отрицающий активные и глубокие удары с самого начала военных действий и проповедующий тактику отсиживания, нанесения ударов накоротке. Глубокие и сокрушительные начальные удары, по мнению автора, — требование времени. Они могут довольно быстро вывести из игры целые государственные организмы. Эти удары явятся наиболее верным средством для быстрого истощения людских и материальных ресурсов противника и создания благоприятных условий для социально-политических потрясений в неприятельской стране. «Правильные пути развития оперативного искусства, — писал В. К. Триандафиллов, — должны идти по линии полного использования всех возможностей для быстрого и верного нанесения противнику возможно больших поражений, возможно более чувствительных ударов»{68}.

Труд В. К. Триандафиллова «Характер операций современных армий» как бы подводил итог первому этапу в разработке советскими военными теоретиками проблем будущей войны и ее начального периода.

На этом этапе, т. е. в 20-е годы, советских военных теоретиков, в числе которых были известные военно-морские специалисты К. И. Душенов, А. М. Якимычев, М. А. Петров, И. М. Лурди, И. С. Исаков, занимали и проблемы боевого применения в будущей войне и ее начальном периоде военно-морских сил. В то время в военно-морских кругах имела распространение теория так называемой малой войны. Согласно этой теории в случае возникновения войны предполагалось нанесение по противнику коротких стремительных ударов главными силами флота, тесно взаимодействующими между собой и с сухопутными [78] войсками, вводимыми в сражения на приморских направлениях, Главными силами флота считались подводные лодки, авиация, торпедные катера и береговая артиллерия. Военно-морские силы должны были действовать, не отрываясь от своих баз на значительные расстояния. Теория малой войны предусматривала ведение наступательных и оборонительных боевых действий. Как говорил один из ее авторов профессор М. А. Петров, малая война — это не только оборона в чистом виде, но и наступление, она и то и другое, она предполагает ведение боев и сражений на море сообразно действиям противника, сообразно «собственным задачам», сообразно открывающимся возможностям{69}.

Теория малой войны разрабатывалась применительно к наличным силам нашего флота, в то время весьма ограниченным. Они еще не могли решать самостоятельно задачи стратегического значения, хотя уже были в состоянии активно помогать сухопутным войскам в проведении операций, в том числе и начальных.

Военно-теоретические взгляды 20-х годов на характер вступления государств в войну формировались в трудный период истории Советского государства, только что вышедшего из пламени гражданской войны и приступившего к восстановлению народного хозяйства. Экономический потенциал страны был весьма ограничен. Состав и структура вооруженных сил были далеки от идеала будущей армии, хотя он уже тогда довольно зримо вырисовывался в военно-теоретических представлениях. Этот трудный период в истории страны и строительстве армии накладывал свой отпечаток на советскую военно-теоретическую мысль. Так, рассуждения о содержании войны в ее начале страдали известной абстрактностью. Тем не менее в основном она верно оценила характер будущей войны и ее начального периода и довольно точно выявила общие тенденции в прогрессе военного дела, используя, в частности, опыт развития буржуазных военных теорий. Тем самым она правильно ориентировала военные кадры в подготовке войск, нацеливала военных специалистов на углубленную разработку проблематики ведения начальных операций.

3. Развитие взглядов на характер будущей войны и ее начального периода в 30-е годы

В 30-е годы, характерные обострением международной обстановки и усилившейся гонкой вооружений, заметно повысился интерес к проблемам содержания будущей войны и ее начального [79] периода. В советской военной литературе, особенно в журналах «Война и революция», «Военная мысль», «Военный зарубежник», газете «Красная звезда», широко освещались опыт первой мировой и гражданской войн, новые тенденции во взглядах буржуазных военных теоретиков на подготовку государств к вступлению в войну.

Примечательной чертой советской военной теории тех лет явилось сосредоточение ее усилий на разработке наиболее сложных проблем начального периода будущей войны с учетом практических требований к вооруженной защите социалистического Отечества. Эти проблемы ставила сама жизнь, массовая моторизация и механизация армий, заметно усовершенствованные методы отмобилизования вооруженных сил. Особым вниманием пользовалась проблема упреждения противника в стратегическом развертывании. В постановке этой проблемы фактически речь шла о весьма важных новых чертах в содержании начального периода войны и в самом его характере, обусловленных поступлением на вооружение армий новых средств ведения войны, в особенности авиации и танков.

О том, как остро ставилась проблема упреждающего стратегического развертывания, свидетельствует работа крупного советского военного специалиста Р. П. Эйдемана «К вопросу о характере начального периода войны», увидевшая свет в 1931 г. В этой работе он утверждал, что начальный период грядущей войны будет характеризоваться ожесточенной борьбой на земле и в воздухе за право развернуться первым. «Борьба за право развернуться первым — вот что, по нашему мнению, будет характеризовать завязку будущей войны»{70}. Темпы развертывания боевых столкновений, утверждал он, несравненно ускорятся. Гораздо шире будет и сам размах столкновений, причем первые же часы войны ознаменуются открытием воздушной войны.

Проблематика воздушной войны в начальном периоде занимала умы многих военных исследователей. Обстоятельное истолкование она получила в труде известного авиационного теоретика А. Н. Лапчинского «Воздушные силы в бою и операции», изданном в 1932 г. По его мнению, авиация в начальный период войны должна будет решать три главные задачи: сразу же после объявления войны наносить глубокие удары по тылу противника с целью срыва его мобилизации и сосредоточения; участвовать в обороне страны от воздушно-химического нападения противника, прикрывая мобилизацию и сосредоточение своих войск, и, наконец, содействовать войскам на поле боя. Он считал, что успешное решение этих задач возможно лишь при условии создания превосходства над противником в воздухе. Борьба за это превосходство должна развертываться с первых [80] же дней войны. Причем в ней следует использовать все возможные средства: истребительную, штурмовую и бомбардировочную авиацию, зенитную артиллерию, стрелковое оружие, а для уничтожения аэродромов или дезорганизации их работы — огонь дальнобойной полевой артиллерии, действия конницы и моторизованных частей, диверсионные действия партизан. Особую роль в начальный период войны А. Н. Лапчинский отводил бомбардировочной авиации, главная задача которой, по его мысли, состояла в том, чтобы внести расстройство в движение войск к районам сосредоточения и тем самым нарушить оперативные планы противника{71}.

Заметную веху в развитии взглядов на характер начального периода войны составили тезисы доклада начальника штаба РККА А. И. Егорова Реввоенсовету СССР, подготовленные им в 1933 г. Тезисы, отражая в известной мере официальную точку зрения военного руководства, весьма четко ставили и решали важнейшие проблемы подготовки государства к вступлению в войну и ведения начальных операций.

Основная мысль, от которой отправлялся А. И. Егоров в анализе характера начального периода войны, заключалась в утверждении, что еще в мирное время враждующие стороны будут стремиться, используя скрытую мобилизацию, как можно раньше и быстрее собрать наиболее подвижные и маневренные силы и средства (авиацию, мотомехчасти, конные массы), с тем чтобы в нужный момент вторгнуться на территорию противника и сорвать мобилизацию и сосредоточение его армий в пограничных районах. По мнению А. И. Егорова, сосредоточение войск будет находиться под сильным воздействием двух основных факторов: количественного и качественного состояния авиации враждующих сторон и наличия у них мотомеханизированных соединений, сочетающих большую ударную и огневую силу с большой подвижностью.

Вставал вопрос, как каждый из этих факторов повлияет на сосредоточение соединений Красной Армии. Отвечая на него, он указывал, что наземные войска противника, встретясь на западных границах Советского Союза с крупными водными преградами и укрепленными районами, не окажут существенного влияния на железнодорожные перевозки и сосредоточение советских войск. Наибольшую опасность представит авиация, которая действиями с воздуха и высадкой десантных групп может активно помешать ходу перевозок на глубине до 600—800 км{72}.

По мысли А. И. Егорова, военные действия в начале войны будут отличаться широким размахом и высокой напряженностью. [81] Важнейшую роль приобретет военно-воздушный флот. Вся наличная боевая авиация (в том числе морская и войсковая) будет направлена на завоевание господства в воздухе, дезорганизацию тыла противника, срыв его мобилизации и сосредоточения, уничтожение военно-морских сил. По выполнении этих задач тяжелая авиация останется в руках главного командования для воздействия на оперативный тыл противника, а вся остальная авиация переключится на поддержку наземных войск.

Что касается крупных мотомехчастей (в тезисах они названы группами вторжения), то они во взаимодействии с конными массами и авиацией, поддержанные в первые дни пограничных сражений пехотными частями, развернут наступление на территории противника. Эти группы будут преследовать такие цели, как уничтожение частей прикрытия, срыв мобилизации в пограничных районах и принуждение противника к перенесению рубежей развертывания в тыл, захват и удержание в тылу оперативно важных районов. «Однако, — указывал А. И. Егоров, — необходимо учесть, что группы вторжения в состоянии будут создать лишь ряд кризисов, нанести ряд поражений армиям прикрытия, но не могут разрешить вопроса окончания войны или нанесения решительного поражения... главным силам. Это — задача последующего периода операций, когда, закончится оперативное сосредоточение»{73}.

Таким образом, сущность концепции А. И. Егорова по проблемам начального периода войны сводилась к мысли о том, что готовящиеся к войне государства еще в мирное время соберут в приграничных районах скрытно отмобилизованные армии (группы вторжения), которые предпримут широкие наступательные действия. При этом особую роль будет выполнять авиация. Боевые действия развернутся в воздухе, на земле и на море. Под прикрытием этих действий будут завершаться мобилизация и развертывание главных сил.

Широким взглядом на будущую войну и конкретным анализом ряда узловых проблем ее начального периода отличалась работа «Характер пограничных операций»{74} крупного военного деятеля и теоретика М. Н. Тухачевского, написанная в середине 30-х годов.

В этой работе автор задался целью вскрыть особенности начальных операций, поставив их в самую тесную связь с ростом военно-воздушных сил и мотомеханизированных частей. М. Н. Тухачевский исходил из того, что старые, привычные представления о возможности беспрепятственных перевозок массовых армий по железным дорогам непосредственно к границам не соответствуют условиям сегодняшнего дня. Пограничная полоса, отмечал [82] он, стала слишком уязвимой со стороны авиации и мотомехвойск противника, так как, учитывая летно-тактические данные самолетов, реальная глубина воздействия воздушных сил каждой из сторон в начале войны составит не менее 250 км. В этой зоне авиация будет бомбить аэродромы, совершать налеты на железнодорожную сеть, выбрасывать воздушные десанты для срыва мобилизации, подрыва железных и шоссейных дорог, изоляции отдельных гарнизонов войск. Сочетание ударов авиации с действиями механизированных войск и, где возможно, конницы и стрелковых войск, посаженных на автомобили, создаст такую обстановку, которая сорвет или крайне затруднит планомерную мобилизацию и сосредоточение в приграничной полосе не только главных сил, но и войск прикрытия. В этих условиях проведение мобилизации и стратегического сосредоточения становится возможным лишь при новой организации пограничного сражения. Теперь, утверждал М. Н. Тухачевский, «пограничное сражение будут вести не главные силы армии, как это было в прежних войнах, а особые части, особая передовая армия, дислоцированная в приграничной полосе»{75}.

Развивая идею об особой передовой армии, которая бы выполняла функции прикрытия мобилизации и развертывания главных сил, он специально остановился на составе, глубине ее расположения от границы и характере действий.

По мысли М. Н. Тухачевского, она должна быть сильным, высокомеханизированным объединением и включать в себя помимо наземных войск крупные военно-воздушные силы, дислоцированные не далее чем в 150—200 км от границы. Механизированные корпуса этой армии еще в мирное время должны содержаться по штатам, близким к военному времени, и располагаться в 50—70 км от границы, с тем чтобы они с первого же дня мобилизации имели возможность перейти границу. Конницу, которая должна закреплять успех мехсоединений, также в составе, близком к военному времени, следует располагать в непосредственной близости к границе. Сюда же должны были прибывать и части пехоты на автомобилях, имея задачу развивать и закреплять успех мехвойск и конницы. В составе передовой армии предполагалось иметь самоходную артиллерию. В тесном взаимодействии с армией в начальных операциях должны были участвовать и воздушно-десантные войска{76}.

По мнению автора, передовые армии начнут широкие наступательные действия сразу же после объявления войны или в первый день мобилизации нападением бомбардировочной и штурмовой авиации на систему аэродромов и посадочных площадок противника, на узлы железных, и шоссейных дорог в полосе 150—200 км от границы. В это же время произойдет [83] выброска авиадесантов в тыл врага на глубину до 250 км для срыва мобилизации и диверсий на железных и шоссейных дорогах. Одновременно с началом действий воздушных и воздушно-десантных сил начнут вторжение подвижные войска.

Если ни одна из сторон не сможет найти эффективных мер противодействия вторжению противника, то переброска войск к границе по железным дорогам будет сорвана и отмобилизованным внутри страны армиям придется выгружаться из эшелонов на огромном удалении друг от друга — в полосе до 500 км в обе стороны от границы. По расчетам автора, главные силы сторон, совершая выдвижение к границе в условиях авангардных боев и стычек с авиадесантными и отдельными отрядами подвижных войск противника, попутно восстанавливая разрушенные мосты и линии связи, смогут встретиться друг с другом не ранее чем через две недели после начала войны.

В том же случае, если одной из сторон удастся воспрепятствовать вторжению противника, нанеся ему поражение воздушными силами, к моменту выгрузки отмобилизованных армий из эшелонов стороны будут разделены расстоянием до 250 км. Тогда столкновение главных сил произойдет примерно через неделю, но уже на территории страны, наиболее пострадавшей от первых ударов.

Хорошо проведенная передовой армией пограничная операция, делал общий вывод М. Н. Тухачевский, является лучшей гарантией своевременного сосредоточения главных сил и их вступления в решающее сражение. Но, готовясь к войне, указывал автор, нельзя недооценивать противника. «Утешать себя тем, что наши возможные противники медленно перестраиваются по-новому, не следует. Противник может перестроиться внезапно и неожиданно. Лучше самим предупредить врагов. Лучше поменьше делать ошибок, чем на ошибках учиться»{77}.

В истории советской военной мысли 30-х годов не встретишь кого-либо из известных военных теоретиков, кто так или иначе не затрагивал бы в своих работах проблем начального периода будущей войны. Они неизменно вызывали повышенный интерес специалистов военного дела.

Интересные мысли по вопросам мобилизации, стратегического развертывания и ведения начальных операций высказал в работе «Эволюция оперативного искусства» военный теоретик Г. С. Иссерсон. Он считал, что, проводя мобилизацию и развертывание многомиллионных армий, никакая страна не в состоянии к моменту открытия военных действий сосредоточить к полям сражений все войска одновременно. Поэтому, утверждал он, начало боевым действиям положит авиация, как наиболее мобильная часть вооруженных сил. «Наземные противники не обменяются еще ни одним выстрелом, когда этот род войск в [84] первые же часы после наступления состояния войны откроет свои действия по наиболее дальней траектории»{78}. Вслед за авиацией вступят в сражение моторизованные соединения и механизированная конница, составляющие основу армий прикрытия. В это время основная масса развертываемой перволинейной армии будет находиться еще во власти сложного механизма сосредоточения. Когда и эта масса вступит в сражение, в глубине страны покажутся силуэты второго стратегического эшелона мобилизуемых войск, за ним третьего и т. д. В конечном счете в результате «перманентной мобилизации» будет разбит тот, кто не выдержит мобилизационного напряжения и окажется без резервов, с истощенной экономикой.

Другой военный теоретик Е. А. Шиловский в статье «Начальный период войны», опубликованной в 1933 г., писал, что вместо отдельных столкновений в сравнительно узкой пограничной полосе, которые наблюдались в войну 1914—1918 гг., в будущей войне ожесточенная борьба «развернется с первых часов военных действий... по фронту, в глубину и в воздухе»{79}. Эта же мысль развивалась в статье еще одного специалиста военного дела М. Тихонова «Начальный период современной войны». Боевые столкновения в этот период, говорилось в ней, имевшие ранее характер пограничных стычек и не оказывавшие значительного влияния даже на ход мобилизации армии противника, приобретают сейчас первостепенное значение. «Не только отмобилизование армии противника, не только ход первых операций, но даже и исход всей войны в известной степени может зависеть от боевых действий начального периода войны»{80}.

Большинство военных деятелей и теоретиков в 30-е годы сходились на том, что под начальным периодом войны следует понимать короткий отрезок времени от объявления войны до начала первых крупных операций с участием главных сил обеих сторон. Причем считалось, что в будущей войне этот период будет насыщен напряженной борьбой военно-воздушных сил и заблаговременно развернутых армий вторжения (армий прикрытия) за захват стратегической инициативы, обеспечение развертывания главных сил своих войск и срыв развертывания главных сил противника. Достижение ближайших стратегических целей в начале войны неразрывно связывалось с массированным применением авиации и механизированных войск. Действиям авиации по завоеванию господства в воздухе придавалось первостепенное значение. Получившие распространение идеи о создании еще в мирное время технически оснащенных армий вторжения и армий прикрытия позволяли сделать вывод, [85] что значительная часть подготовительных мероприятий, связанных с сосредоточением и развертыванием войск, будет вынесена из начального периода войны в предвоенный и что с началом войны воюющие стороны фактически будут лишь завершать развертывание главных сил; таким образом, сроки вступления главных сил в решающее сражение резко сократятся, а значит, сократится и продолжительность начального периода войны.

4. Конкретизация и дальнейшее развитие взглядов на начальный период войны в последние предвоенные годы

С осени 1939 г. взгляды советских военных исследователей на подготовку вступления государств в войну формировались уже под непосредственным влиянием боевого опыта начавшейся второй мировой войны.

Первой проверила правильность положений советской военной теории о начальном периоде войны германо-польская война. Хотя это была война неравных противников, так как экономическое и военное превосходство фашистской Германии над Польшей было подавляющим, опыт ее оказался поучительным.

Он привлек внимание многих советских военных теоретиков. Среди них был профессор Академии Генерального штаба С. Н. Красильников. В работе «Наступательная армейская операция» он сформулировал ряд положений, касавшихся начального периода войны и его характера с учетом опыта германо-польской кампании.

В своих военно-теоретических построениях он исходил из неизбежности новых военных столкновений между крупными государствами, в которые может быть втянут и Советский Союз. С. Н. Красильников, используя опыт германо-польской войны, показал, что начальный период войны не является ныне подготовительным этапом войны, как это было раньше{81}. Подготовительным этапом становится теперь предвоенный, который может быть более или менее длительным и в течение которого проводятся все мероприятия, ранее составлявшие основное содержание начального периода войны. Начальный же период войны будет ныне, как правило, периодом первых интенсивных операций с участием авиации, военно-морских сил и наземных войск, подготовленных для ведения боевых действий к началу войны. Начальный период непосредственно и постепенно перерастет в период главных операций, а грань между этими периодами будет стираться. [86]

Упреждение противника в сосредоточении и развертывании главных сил армии, отмечал С. Н. Красильников, приобрело теперь во много раз большее стратегическое значение, чем это было до 1914 г. Тогда запаздывание с сосредоточением и развертыванием войск можно было как-то компенсировать потерей небольшой по размеру территории, относя фронт развертывания и сосредоточения назад в глубину, поскольку каждые 20—25 км такого отодвигания фронта давали выигрыш во времени по меньшей мере сутки. Теперь это отодвигание назад уже не дает возможности беспрепятственного проведения развертывания и сосредоточения войск. Моторизованные армии, как показывает опыт войны, способны преодолевать столь огромные пространства и в такой короткий срок, что пришлось бы сразу, без борьбы, лишиться огромных территорий. Следовательно, чтобы обеспечить армии возможность сосредоточиться и развернуться, нельзя уклоняться от сражения с начала воины, относя фронт развертывания и сосредоточения назад. Надо быть готовым с первых минут войны драться с противником в воздухе, на земле и на море за право захватить оперативно-стратегическую инициативу. Ожесточенной борьбой воюющих сторон за это право будет заполнен весь начальный период войны.

Во взглядах С. Н. Красильникова на начальный период войны в целом верно схвачены новые явления, принесенные в него германо-польской войной. Однако в этих взглядах просматривалось сомнение автора относительно возможности начинать войну в ближайшем будущем сразу главными силами, уже полностью мобилизованными и развернутыми. Между тем опыт германо-польской войны и особенно вооруженного нападения фашистской Германии на Францию показывал, что гитлеровское руководство развязывает боевые действия, используя отмобилизованные, сосредоточенные и уже развернутые для вторжения войска.

В декабре 1940 г. состоялось совещание руководящего состава Красной Армии, уделившее весьма большое внимание изучению опыта начавшейся второй мировой войны. На этом совещании во весь рост ставились и вопросы проведения начальных операций в военных кампаниях, проходивших в Европе.

Участники совещания отметили вероломство гитлеровского руководства, отбросившего прочь все и всякие нормы международного права для достижения внезапности вооруженного нападения. Обращалось внимание на мощность первоначальных ударов, наносимых по противнику немецко-фашистской армией. Так, командующий войсками Киевского Особого военного округа генерал армии Г. К. Жуков в своем докладе подчеркнул, что разгром Голландии, Бельгии, английского экспедиционного корпуса и Франции характерен прежде всего внезапностью и мощностью удара. [87]

Участниками совещания была подмечена и такая характерная черта начальных операций немецко-фашистской армии, как массированное использование авиации и бронетанковых частей. Как говорил на этом совещании генерал армии Г. К. Жуков, авиация и мотобронетанковые войска своими глубокими и стремительными ударами терроризировали, по существу, всю польскую армию и всю страну.

Участник совещания начальник главного управления ПВО Красной Армии генерал-лейтенант Д. Т. Козлов в своем выступлении остановился на методах завоевания господства в воздухе, примененных гитлеровским командованием в первые дни вооруженного нападения на Польшу и Францию. Немецко-фашистская авиация, отмечал он, наносила массированные удары по аэродромам противника, а во Франции — в первую очередь по тем из них, где располагались самые современные самолеты. Используя такие методы, немецко-фашистская авиация с первых же дней войны завоевывала господство в воздухе, обеспечивая для себя превосходство не только в количестве, но и в качестве самолетов.

Совещание показало, что руководящий состав Красной Армии отчетливо представлял себе характер боевых действий в начальном периоде современной войны, видел и такую его особенность, как ведение фашистской Германией операций против Польши и Франции вооруженными силами, отмобилизованными еще в мирное время. Большинство участников совещания вопреки некоторым скептическим голосам твердо держались взглядов на начальный период войны как такой промежуток времени, где операции с применением новых средств вооруженной борьбы примут решительный характер, а захват стратегической инициативы будет играть важнейшую роль. При этом решающее значение получит нанесение мощных ответных ударов по противнику в самом начале войны с широким использованием авиации и танков.

Эти взгляды лежали в основе советской военной доктрины и служили руководством для осуществления конкретных мероприятий по подготовке страны к будущей войне. В частности, под их прямым влиянием в последние предвоенные годы был значительно усилен состав войск западных/пограничных округов.

Однако это не означало, что советская теория начального периода будущей войны была свободна от недостатков.

Советская военная мысль, хотя и исходила из того, что войны теперь не объявляются, а сразу начинаются, допускала, что в готовящейся войне против СССР воюющим сторонам все-таки потребуется известное время для развертывания и сосредоточения главных сил.

На практике, видимо, не были учтены замеченные теоретической мыслью особенности новых способов вступления в войну, примененных фашистской Германией, Предполагалось, что они [88] могут дать ожидаемый эффект лишь в войнах сильных государств со слабыми, а в вооруженной борьбе с крупными государствами, обладающими равным или даже большим военно-экономическим потенциалом, проявляющими бдительность, агрессору не удастся начать боевые действия внезапно и вводом сразу главных сил. Маршал Советского Союза Г. К. Жуков, бывший в начале Великой Отечественной войны начальником Генерального штаба, отмечал:

«При переработке оперативных планов весной 1941 года... не были практически полностью учтены новые способы ведения войны в начальном периоде. Наркомат обороны и Генштаб считали, что война между такими крупными державами, как Германия и Советский Союз, может начаться по ранее существовавшей схеме: главные силы вступают в сражение через несколько дней после приграничных сражений. Фашистская Германия в отношении сроков сосредоточения и развертывания ставилась в одинаковые условия с нами. На самом деле и силы и условия были далеко не равными»{82}.

Ориентация теории начального периода войны лишь на проведение мощных, наступательных по своему содержанию ответных ударов оставила в тени изучение вопросов ведения стратегической обороны и ряда других аспектов стратегии и оперативного искусства. Можно упомянуть, например, что не была до конца разработана идея ответного удара, лежавшая в основе стратегического замысла начальных операций. Эти военно-теоретические просчеты исправлялись уже в ходе самой войны.

* * *

Строительство Советских Вооруженных Сил и формирование взглядов на характер будущей войны и ее начального периода в нашей стране базировались на незыблемых методологических основах марксистско-ленинской теории, на разработанном В. И. Лениным учении о защите социалистического Отечества.

Красная Армия и Военно-Морской Флот с самого начала строились как вооруженные силы нового типа — орудие диктатуры пролетариата, призванное защищать завоевания социалистической революции. Они создавались на основе тесного единства с народом, воспитывались в духе пролетарского интернационализма.

Основой основ строительства Советских Вооруженных Сил явилось безраздельное руководство Коммунистической партии, благодаря которому они в исторически кратчайший срок превратились в могучую современную армию, оснащенную передовой [89] военной техникой и вооружением и располагавшую вполне развитой военной теорией.

Советская военная мысль с момента своего зарождения встала на правильный путь в прогнозировании характера будущей войны и ее начального периода, опираясь на обобщение опыта первой мировой и гражданской войн и учитывая при этом влияние промышленного прогресса на военное дело.

Советская военная теория верно оценила характер будущей войны, особенности ее начального периода. Она сумела уловить тенденции в подготовке главных капиталистических государств к вступлению в войну. Однако на практике эти тенденции в полной мере не были учтены.

Передовой характер советской военной теории и выросшее на ее благодатной почве высокое мастерство командующих, командиров, и штабов в вождении войск были подтверждены ходом и исходом Великой Отечественной войны.

Глава пятая.
Способы стратегического развертывания вооруженных сил капиталистических государств

По опыту второй мировой войны стратегическое развертывание представляло собой систему мероприятий государств, включавшую мобилизационное развертывание вооруженных сил; стратегическое сосредоточение войск на театрах военных действий; развертывание вооруженных сил на театрах в определенных стратегических и оперативных группировках и занятие войсками исходного положения для ведения военных действий; прикрытие мобилизации, сосредоточения и развертывания от ударов противника с воздуха, моря и суши.

Под влиянием бурного развития технических средств ведения боевых действий стратегическое развертывание вооруженных сил главных капиталистических стран накануне и в начале второй мировой войны приобрело новые черты, а способы его осуществления претерпели существенные изменения.

В соответствии с установившимися взглядами на характер будущей войны как войны, требующей предельного напряжения материальных и духовных сил государства, и в странах фашистского блока и в державах, противостоявших ему, коренным образом изменились понятия о содержании мобилизации. Если раньше мобилизация рассматривалась лишь как перевод вооруженных сил с мирного на военное положение, т. е. как собственно военная мобилизация, то теперь она выступала как всеобъемлющая мобилизация по переводу уже всей страны на обеспечение нужд войны, включая промышленность, сельское хозяйство, транспорт, связь, науку, аппарат управления, систему духовной подготовки населения и т. д.

Решающее значение приобрела экономическая мобилизация, под которой стали понимать организованное использование экономических ресурсов страны для ведения войны. Она потребовала разработки особых мобилизационных планов, согласно которым с началом войны на производство военной продукции намечалось перевести многие из промышленных предприятий, выпускавших мирную продукцию. [124]

Вовлечение в войну фактически всего населения той или иной страны требовало от буржуазных правительств заблаговременного проведения политической мобилизации, которая с началом военных действий приобретала огромные размеры. Готовясь к войне и стремясь к укреплению своего тыла, господствующие классы развертывали бешеную шовинистическую пропаганду и под флагом защиты нации обрушивали удары на передовые силы общества и прежде всего на коммунистов, разоблачавших империалистический характер политики буржуазных правительств.

В агрессивных государствах антикоммунизм, возведенный в ранг государственной политики, сочетался с разнузданной пропагандой расизма, идей реванша и борьбы за «жизненное пространство».

Мероприятия экономической и политической мобилизации, тесно связанные с собственно военной мобилизацией, были призваны обеспечить успешное развертывание и применение вооруженных сил для достижения политических целей войны.

1. Мобилизационное развертывание вооруженных сил

Характер мобилизационного развертывания в Германии и Японии

Подготовка и осуществление мобилизации в Германии. К подготовке мобилизационного развертывания армии Германия приступила фактически тотчас же после поражения в первой мировой войне. С приходом к власти фашизма ее темпы и размах резко усилились.

Планирование увеличения армии мирного времени началось еще в 1926 г. с разработки так называемого плана «А», по которому предусматривалось троекратное увеличение дивизий — с 7 до 21. Летом 1934 г. он был выполнен. Тем самым создавалась база для комплектования армии на основе всеобщей воинской повинности, которая была введена в 1935 г. К осени 1936 г. сухопутная армия насчитывала уже 41 дивизию.

Развертывание армии военного времени было осуществлено на основании мобилизационного плана на 1939—1940 гг. и директивы по стратегическому развертыванию в соответствии с так называемым «Белым планом».

Мобилизационный план на 1939—1940 гг. предусматривал:

1) выполнение ряда работ для ускорения и планомерного осуществления мобилизационного развертывания непосредственно перед войной;

2) проведение мобилизации без официального объявления войны (вариант «икс»), которая могла быть общей или частичной;

3) возможность осуществления мобилизации с официальным объявлением войны (вариант «моб.»). [125]

По плану намечалось почти двукратное увеличение числа дивизий (см. таблицу 3).

Формирование подвижных войск в основном было закончено еще в 1938 г. С объявлением мобилизации предстояло лишь укомплектовать их до штатов военного времени; в частности, в составе танковых дивизий сформировать тыловые подразделения. Срок перевода подвижных соединений на штаты военного времени составлял 12, а в пограничных районах — 3—6 часов. Такой же срок мобилизационной готовности, 3—6 часов, имели кадровые пехотные дивизии, дислоцировавшиеся в пограничной зоне. Ускорение сроков отмобилизования обеспечивалось, с одной стороны, тем, что эти соединения постоянно содержались в штатах, близких к штатам военного времени, а с другой — тем, что они сами призывали резервистов и получали необходимые транспортные средства из районов, расположенных в непосредственной близости от пунктов своей постоянной дислокации.

Отмобилизование пехотных дивизий должно было осуществляться так называемыми волнами. Первую волну формирований составляли 35 кадровых дивизий мирного времени, вторую — 16 дивизий, формировавшихся с объявлением мобилизации, третью — 21 дивизия ландвера и четвертую — 14 дивизий, создававшихся за счет сильно увеличенных в 1938 г. учебных батальонов.

Сроки мобилизационной готовности устанавливались для соединений первой волны, кроме дивизий с ускоренной готовностью, к 12.00 второго дня, а для вновь формируемых частей — [126] к 12.00 третьего дня мобилизации. Для дивизий второй, третьей и четвертой волны срок мобилизационной готовности устанавливался к 20.00 шестого дня мобилизации.

Значительная часть соединений мирного времени имела такую организационную структуру, которая легко позволяла довести их численность до штатов военного времени без объявления какой-либо мобилизации, например, под видом призыва резервистов и привлечения транспортных средств на учения. Так, по мобилизационному плану 1939—1940 гг., в пехотных дивизиях первой волны тридцать один полк двухбатальонного состава укомплектовывался до полного штата именно таким способом, причем резервисты поступали для формирования третьего батальона. Это в значительной мере способствовало скрытому переводу армии на положение военного времени непосредственно перед войной.

Важную роль в сокращении сроков проведения мобилизации играла нарезка районов отмобилизования и формирования новых частей с таким расчетом, чтобы довести до минимума мобилизационные перевозки людей и материальных средств и создать мобилизационные запасы вблизи пунктов формирования. Нарезка районов строго по территориальному принципу ускоряла процесс мобилизации и содействовала обеспечению ее скрытности.

Большое значение для подготовки мобилизации имело проведение различных по масштабу мобилизационных учений и пробных отмобилизований, которые преследовали двоякую цель. Во-первых, с их помощью проверялась действенность предмобилизационных и мобилизационных мероприятий и вырабатывались навыки в проведении мобилизации, и, во-вторых, они были рассчитаны на усыпление бдительности населения зарубежных стран и собственного населения, ибо периодическое проведение этих мероприятий постепенно становилось привычным и рассеивало возникавшие было опасения.

Значительное внимание уделялось планомерному накоплению людских резервов. До 1935 г. подготовка резервистов велась скрытно, через различные добровольные военизированные организации, а после 1935 г. — на основе всеобщей воинской повинности.

Накоплению людских резервов и ускорению мобилизационного развертывания армии помогало включение в общую систему мобилизационных приготовлений многочисленных полувоенных и военизированных формирований. Например, из молодежной организации имперской трудовой повинности с объявлением мобилизации в самые короткие сроки были сформированы строительные части. Они насчитывали в своем составе около полумиллиона человек.

Накануне второй мировой войны система подготовки людских резервов в фашистской Германии позволяла полностью обеспечить [127] мобилизационные потребности для развязывания агрессивных акций, а в ходе всей второй мировой войны поставить под ружье около 17 млн. человек. Это составило 24,5 процента всего населения, в то время как в первой мировой войне было призвано в армию 13,2 млн. человек (19,7 процента населения).

Летные части военно-воздушных сил и корабельный состав военно-морского флота были развернуты еще в мирное время (см. таблицу 4).

Способы мобилизационного развертывания вооруженных сил фашистской Германии подчинялись идее нанесения мощного первоначального удара по противнику, причем в такой момент, когда этого удара он меньше всего ожидает. Они отличались разнообразием, но имели и общие черты — проводились в жизнь с учетом конкретно сложившейся военно-политической обстановки и обязательно скрытно.

Проведение частичных мобилизаций под прикрытием ограниченных военных акций. Для постепенного скрытого мобилизационного развертывания вооруженных сил фашистские государства широко использовали локальные войны и любые ограниченные военные акции. Фашистская Германия, например, проводила скрытое развертывание армии, используя такие агрессивные акции, как аншлюс Австрии, [128] присоединение Судетской области, оккупация Чехословакии и др.

Начало созданию системы скрытого отмобилизования вооруженных сил гитлеровской Германии было положено директивой военного министра Бломберга от 24 июня 1937 г., в которой он требовал:

1) обеспечения постоянной готовности к мобилизации со стороны германских вооруженных сил до того, как будет закончена программа вооружений и достигнута полная подготовленность к войне...

2) дальнейшей работы по мобилизации без публичного объявления для того, чтобы привести вооруженные силы в состояние готовности для начала войны любого масштаба в тот момент, когда это потребуется{111}.

Первая частичная мобилизация была проведена в марте 1938 г. в соответствии с планом «Отто» (аншлюс Австрии). В ходе ее отмобилизовывались два баварских корпусных района — 7-й и 13-й. Она явилась как бы генеральной репетицией, уроки которой учитывались при последующих частичных мобилизациях. Второй раз фашистская Германия провела частичную мобилизацию во время осуществления плана «Грюн» (присоединение Судетской области) осенью 1938 г. Отмобилизование войск тогда впервые проводилось под видом призыва резервистов на «учебные сборы и маневры». С тех пор этот принцип стал постоянным элементом скрытой мобилизации.

Используя эти агрессивные акции, фашистское командование скрытно сформировало сразу по штатам военного времени 18 новых дивизий и 5 корпусных управлений. Немало соединений по своей организации были приближены к штатам военного времени, например, пехотные дивизии первой волны, состоявшие из полков двухбатальонного состава, получили на доукомплектование 24 батальона. Тогда же для пехотных дивизий были сформированы некоторые части и подразделения артиллерии и специальных войск.

В этот период были подготовлены условия для развертывания дивизий четвертой волны.

Наращивание темпов скрытого мобилизационного развертывания в угрожаемый период. Темп и размах мобилизационных мероприятий возросли после принятия фашистским руководством Германии решения о нападении на Польшу. Эти мероприятия проводились в соответствии с директивой «О единой подготовке вооруженных сил на 1939— 1940 гг.» от 3 апреля 1939 г.

Согласно этой директиве немецко-фашистское командование, придавая решающее значение упреждению противника в развертывании [129] и обеспечению внезапности нападения, планировало использовать в наступлении только кадровые дивизии, укомплектованные по штатам мирного времени, но заранее занявшие исходное положение. «Операцию надо подготовить так, — говорилось в директиве, — чтобы можно было выступить сначала намеченными силами, не ожидая планомерного развертывания отмобилизованных соединений. Необходимо скрытно занять этими силами исходные позиции непосредственно перед днем начала наступления»{112}.

Мобилизацию предполагалось объявить в возможно более поздний срок — в день, предшествующий нападению, и внезапным вторжением сорвать польскую мобилизацию. Таким образом, первый день боевых действий и первый день мобилизации должны были совпадать, а боевые действия начаться до того, как все войска сумеют сосредоточиться в своих исходных районах. Те части, которые не успевали сосредоточиться в своих исходных районах, должны были вводиться в сражения по мере выдвижения на намеченные направления. Призванные по мобилизации резервисты в этом случае прибывали бы в свои части уже в ходе боевых действий. Предполагалось, что помимо пополнения своих частей до численности военного времени резервисты должны были использоваться для создания подразделений, не формировавшихся в мирное время, например подразделений тылового обеспечения. Следовательно, в первый день боевых действий можно было бы располагать большинством моторизованных и танковых дивизий, срок перевода которых на штаты военного времени составлял от 3 до 12 часов, и частью пехотных дивизий первой волны с ускоренным сроком отмобилизования. Остальные дивизии прибыли бы в район боевых действий после отмобилизования через 3—7 дней.

Таким образом, в это время немецко-фашистское командование планировало начинать войну заранее созданной армией вторжения, т. е. в соответствии с военно-теоретическими взглядами, которые имели широкое распространение в предвоенные годы почти во всех странах.

Для мобилизационного развертывания в таком варианте очень важное значение приобретали заблаговременное осуществление целого комплекса мероприятий предмобилизационного характера, а также скрытое приведение в боевую готовность максимального количества соединений, предназначенных для начальных операций.

Предмобилизационный период разделялся на три этапа, соответствовавших трем степеням готовности органов государственного и военного управления к проведению в жизнь намеченных мероприятий: этап мобилизационной готовности, этап повышенной мобилизационной готовности, начало мобилизации. [130]

Так как мероприятий предмобилнзацнонного характера было много — свыше 120, они были разбиты на три группы, обозначенные индексами «подготовка», «маршевая готовность», «обеспечение». В зависимости от степени обострения военно-политической обстановки предусматривалось проводить в жизнь от одного до целой группы мероприятий.

В первую группу мероприятий («подготовка») входили: включение специальных сетей телефонной связи первой очереди; приведение радиосвязи в постоянную готовность; усиление службы охраны; приостановка перемещения воинских частей; прекращение командировок и разъездов; подготовка военных складов и раздача боеприпасов и снаряжения; запрещение отпусков и т. д.

Вторая группа мероприятий («маршевая готовность») включала: призыв специалистов; приведение в полную боевую готовность воинских частей; подготовка горюче-смазочных материалов; загрузка эшелонов боеприпасами; направление кадров из состава частей мирного времени в пункты мобилизации для новых формирований; введение в силу положения о высших органах управления армии военного времени; приведение в маршевую готовность заранее намеченных воинских частей и штабов и т. д.

К третьей группе мероприятий («обеспечение») относились: включение специальных сетей телефонной связи второй очереди; ограничение или закрытие перехода через границу; занятие части пограничных укреплений; форсированная подготовка к использованию пограничных войск; тайное отмобилизование воинских частей вблизи границы; проведение мероприятий по созданию заграждений; подготовка к проведению разрушений; эвакуация гражданского населения из пограничных районов{113}.

Осуществление предмобилизационных мероприятий началось по всей стране с 18 августа 1939 г., т. е. за неделю до первоначально намеченного срока вторжения в Польшу, а в Восточной Пруссии они проводились уже начиная с июля.

Скрытое приведение войск в боевую готовность и осуществление мобилизационных мероприятий усилились с весны 1939 г. Так, в мае были приведены в боевую готовность шесть командований армий, одиннадцать командований армейских корпусов и двадцать четыре дивизии. Продолжалось формирование новых дивизий — одной пехотной и одной танковой. Под видом подготовки к осенним маневрам в начале августа была проведена частичная мобилизация некоторых дивизий второй и третьей волны, а также частей армейского и корпусного подчинения. В Восточной Пруссии уже с 16 августа фактически началась скрытая мобилизация, в результате которой сосредоточенная [131] там 3-я армия к 25 августа была полностью готова к действиям. К этому же сроку все подвижные соединения и половина пехотных дивизий первой волны были переведены на штаты военного времени, а остальные соединения пополнялись резервистами.

Таким образом, в фашистской Германии еще до начала общей мобилизации была создана армия вторжения в составе 37 соединений: 22 пехотных, 6 танковых, 4 моторизованных, 4 легких пехотных дивизий и кавалерийской бригады. Это соответствовало 35 процентам состава сухопутных войск военного времени, 85 процентам танковых и 100 процентам моторизованных и легких пехотных дивизий, а по отношению к силам, выделенным для боевых действий на востоке, — 63 процентам, т. е. почти 2/3, в то время как, по предвоенным взглядам, армия вторжения должна была включать 1/3 развертываемых сил{114}.

Следовательно, в угрожаемый период за счет наращивания темпов скрытого развертывания немецко-фашистская армия была приведена в такое состояние, когда с момента объявления общей мобилизации требовалось лишь завершить выполнение ранее намеченных мероприятий.

Проведение общей скрытой мобилизации до начала войны. Немецко-фашистское командование провело еще до начала военных действий в самые короткие сроки общую мобилизацию так же скрытно, как проводились и частичные мобилизации, причем состав сухопутных войск был увеличен до заранее определенных величин (см. таблицу 5).

Как видно из таблицы, количество дивизий первой волны оставалось прежним. Дивизии второй, третьей и четвертой волны формировались заново. Всего вновь создавалось 51 соединение. Характерно, что формирование этих соединений фактически началось еще с 18 августа, т. е. со дня начала осуществления предмобилизационных мероприятий, а необходимая база для создания дивизий четвертой волны была подготовлена, как уже отмечалось, в 1938 г.

Сигнал на проведение общей мобилизации был дан во второй половине 25 августа, т. е. за один день до намеченного начала войны. Одновременно было отдано распоряжение о переходе главного командования на штаты военного времени.

В тот же день по ряду политических и стратегических соображений вторжение в Польшу было перенесено с 26 августа на 1 сентября. Однако скрытая мобилизация и развертывание сил на границе продолжались.

В результате общей скрытой мобилизации к 1 сентября было отмобилизовано 108 соединений (на 5 соединений больше, чем предусматривалось планом), 3 штаба групп армий, 8 штабов армий, 20 штабов корпусов, большое количество частей и подразделений армейского и корпусного подчинения, а также армия резерва. Численность действующей армии достигла 2,3 млн. человек (100 процентов), а армия резерва — 740 тыс. человек (75 процентов).

Таким образом, немецко-фашистское командование на практике отказалось от перехода в наступление армией вторжения, завершив к началу войны полное мобилизационное развертывание армии военного времени. Когда была развязана агрессия против Польши, гитлеровская Германия вложила в первый удар всю мощь своих главных сил, использование которых намечалось для проведения первой стратегической операции.

Этот принцип ведения боевых действий с начала войны — нанесение первого удара главными силами — стал ведущим в проведении начальных операций немецко-фашистской армии на западе и востоке. Он стал определять самый характер вступления фашистской Германии в войну.

Особенности мобилизационного развертывания вооруженных сил Японии. По своей сущности способы мобилизационного развертывания японских вооруженных сил мало чем отличались от использовавшихся фашистской Германией, так как в своей основе имели одни и те же агрессивные политические расчеты и примерно одинаковые военно-теоретические концепции (теории «молниеносной» и тотальной войны). Как и в Германии, подготовка вооруженных сил Японии к войне, в частности мобилизационное развертывание, проводилась постепенно и скрытно. При этом японское военно-политическое руководство неизменно использовало локальные войны и военные провокации для проведения [133] частичных мобилизаций, темп и размах которых усиливался накануне и в ходе этих акций.

Одной из особенностей мобилизационного развертывания японских вооруженных сил явилось его заметное усиление после подписания Японией антикоминтерновского пакта (ноябрь 1936 г.) и накануне заранее спланированной агрессии против Китая (июль 1937 г.).

Постепенное развертывание вооруженных сил Японии осуществлялось на основе мобилизационного плана 1937 г., предусматривавшего создание сухопутной армии в составе 51 дивизии.

В 1937 г. перед нападением на Китай сухопутная армия Японии насчитывала 17 пехотных дивизий, ряд отдельных полков и бригад, а в состав ВВС входили 17 авиационных полков и части обеспечения.

В ходе военных действий против Китая Япония, наращивая свои вооруженные силы, провела несколько частичных мобилизаций.

Всего за 1937 г. были отмобилизованы 24 пехотные дивизии, из которых 16 перебрасывались в Китай.

Готовясь к большой войне с СССР и своими империалистическими конкурентами, Япония упорно продолжала дальнейшее развертывание вооруженных сил. Так, в 1938 г. было отмобилизовано 10 пехотных дивизий и формировались новые соединения. В 1939 г. создается еще 7 дивизий.

Число дивизий в японской армии за этот период ежегодно возрастало следующим образом: в 1937 г. их было 24, в 1938 г. — 34, в 1939 г. — 41, в 1940 г. — 50. Таким образом, мобилизационный план 1937 г. к 1940 г. был осуществлен{116}.

К началу войны на Тихом океане в сухопутных войсках Японии насчитывались 51 пехотная дивизия и 58 отдельных бригад{117}. В ходе войны происходил интенсивный рост японской армии. Перед концом войны Япония имела 173 пехотные, 4 танковые дивизии, 88 пехотных и 6 танковых бригад{118}.

Увеличение авиации сухопутных войск по плану, принятому в том же 1937 г., предусматривалось с 54 до 142 авиаэскадрилий. В 1939 г. этот план был изменен. Японское военное командование намеревалось к концу 1943 г. довести состав авиации до 162 эскадрилий. Фактически он изменялся следующим образом: авиаэскадрилий насчитывалось в 1938 г. — 70, в 1939 г. — [134] 94, в 1940 г. — 106, в 1941 г. — 150{119}. Всего армейская авиация Японии насчитывала 1 500 боевых самолетов.

В составе военно-морских сил имелось 10 линейных кораблей, 10 авианосцев, 38 крейсеров, 112 эсминцев и 65 подводных лодок. Морская авиация имела 3 702 самолета{120}.

К концу 1941 г. общая численность японской сухопутной армии достигла 2,1 млн. человек, а всех вооруженных сил — 2,4 млн. человек{121}.

Характерным для Японии было сравнительно невысокое мобилизационное напряжение. Если число мобилизованных за минувшую войну в фашистской Германии равнялось 24,5 процента к общей численности населения, то в Японии оно составляло около 10 процентов.

Мобилизационное развертывание вооруженных сил Польши и Франции

Польша. Мобилизационная система, действовавшая в Польше накануне войны, во многом отставала от мобилизационных систем других капиталистических стран. В основе мобилизационных планов Польши лежала военно-теоретическая концепция, согласно которой считалось, что будущая война начнется так же или почти так же, как и первая мировая война, то есть пройдя «классические» стадии мобилизации, сосредоточения, развертывания вооруженных сил и, наконец, собственно начала военных действий.

Правда, польский план мобилизации частично допускал такое положение, когда Польша может оказаться захваченной противником врасплох. Однако все-таки считалось — и это было главным, — что Германия, прежде чем начать активные боевые действия, должна будет предварительно провести мобилизацию, сосредоточение и развертывание сил и, следовательно, затратит на эти мероприятия какое-то время. Это позволит польскому командованию вскрыть проводимую Германией подготовку к нападению и принять необходимые ответные меры, если даже она несколько упредит Польшу в проведении аналогичных мер. При этом предполагалось, что Германия будет, как и в первой мировой войне, проводить открытую, а не скрытую, как оказалось на самом деле, мобилизацию.

Польский план мобилизации предусматривал приведение вооруженных сил в состояние боевой готовности как на всей [135] территории страны, так и на территории одного или нескольких корпусных округов. На случай локального конфликта планировалось выставить корпус вторжения. Проведение мобилизации могло быть осуществлено двумя способами: открытым объявлением мобилизации (всеобщая мобилизация) и по тревоге — путем вручения резервистам, а также владельцам лошадей, повозок и. автомобилей специальных карточек явки (скрытая мобилизация).

В соответствии с планом намечалось отмобилизовать 30 кадровых пехотных дивизий, 9 резервных дивизий, 5 пехотных и 11 кавалерийских бригад и 2 бронемоторизованные бригады. Все эти соединения входили в состав так называемых линейных войск. Кроме линейных войск намечалось развертывание формирований обороны территории страны. Для пополнения линейных войск предусматривалось создание маршевых батальонов. Сухопутные войска должны были составить 7 армий и 4 оперативные группы.

Согласно польскому плану мобилизации намечалось развертывание 15 истребительных, 9 бомбардировочных, 7 разведывательных эскадр, 12 эскадр поддержки и 12 взводов самолетов связи, а также определенное число вспомогательных технических и тыловых подразделений. Бомбардировочные и истребительные части предполагалось иметь в распоряжении главнокомандующего.

Накануне нападения фашистской Германии польский военно-морской флот состоял из дивизиона эскадренных миноносцев, дивизиона подводных лодок, дивизиона минных заградителей и группы катеров. Экипажи кораблей были укомплектованы личным составом, проходившим действительную службу. С объявлением мобилизации на флоте намечалось укомплектовать вспомогательные части обслуживания и снабжения.

По мобилизационному плану для обороны морского побережья должны были развернуться бригада морской пехоты и морская бригада национальной обороны, артиллерийские и другие подразделения, а также гарнизон укрепленного района Хельской косы.

Численность вооруженных сил Польши в соответствии с мобилизационным планом должна была составить около 1,5 млн. человек{122}.

По состоянию на 1 июня 1939 г. вооруженные силы Польши насчитывали почти 440 тыс. человек (без корпуса пограничной охраны). В составе сухопутных войск имелось 30 пехотных дивизий, 11 кавалерийских бригад и бронемоторизованная бригада. [136]

Скрытое мобилизационное развертывание вооруженных сил в стране началось в марте 1939 г., когда немецко-польские отношения заметно обострились. Однако в то время оно проводилось в ограниченных масштабах, недостаточно решительно и настойчиво{123}. Одной из важных причин этого факта явились опасения польского правительства проведением мобилизационных мероприятий спровоцировать нападение Германии на Польшу.

23 августа было проведено мобилизационное развертывание большинства соединений, находившихся в постоянной боевой готовности. Однако это еще не было общей мобилизацией, которую польское правительство объявило после серьезных колебаний лишь на 31 августа, т. е. за день до фашистской агрессии против Польши. Общая мобилизация была провозглашена с явным опозданием. К началу войны завершить развертывание многих соединений, особенно резервных дивизий, не удалось.

На 1 сентября 1939 г. численность польских войск, входивших в оперативные объединения первого эшелона, составила 840 тыс. человек (70 процентов запланированной численности).

Франция. Главной особенностью мобилизационного развертывания французской армии явилась его фактическая завершенность к началу активных боевых действий на Западноевропейском театре, т. е. к маю 1940 г.

В известной мере это объяснялось применением довольно гибкой мобилизационной системы, тщательно разработанной французским генеральным штабом. Она энергично стала проводиться в жизнь, когда агрессивные действия фашистской Германии непосредственно затронули интересы французского монополистического капитала. Французский мобилизационный план предусматривал осуществление всего комплекса мероприятий по стратегическому развертыванию вооруженных сил, включая мобилизацию, сосредоточение и прикрытие войск. С августа 1939 г., т. е. со времени, когда фашистская Германия заметно усилила приготовления к развязыванию войны, форсированное осуществление мероприятий предмобилизационного характера началось и во Франции.

Как свидетельствует генерал Гамелен{124}, к 27 августа путем скрытых частичных мобилизаций в вооруженные силы Франции было призвано 848 тыс. человек, а 27 августа, только за один день, — 725 тыс. человек. К исходу 27 августа французские вооруженные силы достигли численности 2 674 тыс. человек, то [137] есть фактически во Франции была создана армия прикрытия для ведения первых оборонительных операций (см. таблицу 6).

2 сентября, когда во Франции была объявлена общая открытая мобилизация, на ее территории находилось около 92 соединений: 72 пехотные дивизии (кадровые, резервные, североафриканские и колониальные, крепостные войска, равноценные 15 [138] дивизиям), 3 кавалерийские дивизии, 2 легкие механизированные дивизии и 40 отдельных танковых батальонов.

Начавшаяся «странная война» позволила французскому военному командованию завершить общую мобилизацию.

Особенности мобилизационного развертывания вооруженных сил Англии и США

Англия. Мобилизационное развертывание вооруженных сил Англии и США имело особенности, определявшиеся военными доктринами и географическим положением этих государств.

Как известно, согласно официальным военным взглядам и стратегическим планам правящие круги Англии и США кульминационный пункт своих усилий в войне относили на ее конец. При этом предполагалось, что мобилизационное развертывание вооруженных сил начнется уже после вступления государств в войну. Руководящие политические и военные деятели Англии и США, разрабатывая мобилизационные планы, учитывали и то, что из-за своего географического положения эти страны могут не бояться неожиданного вторжения противника на свои территории. По этой причине ни Англия, ни США не содержали в мирное время крупных сухопутных армий. Большое внимание Англия и США уделяли лишь росту и поддержанию в боевой готовности военно-морских флотов. Кроме того, в Англии накануне войны интенсивно развивались военно-воздушные силы. Придавалось серьезное значение и противовоздушной обороне страны.

Английский флот к началу второй мировой войны являлся одним из самых сильных в мире и насчитывал в своем составе 12 линкоров, 3 линейных крейсера, 7 авианосцев, 15 тяжелых и 50 легких крейсеров, 184 эсминца и 69 подводных лодок. Строились еще 7 линкоров, 19 крейсеров и 6 авианосцев. Авианосная авиация Англии насчитывала около 500 самолетов, а морская авиация берегового базирования — 232.

После начала второй мировой войны основные усилия Англии сосредоточивались на строительстве тех кораблей, которые могли стать в строй до 1942 г. Одновременно были реквизированы некоторые из кораблей, строившихся для других стран. Уделялось большое внимание созданию вспомогательных военных кораблей, особенно переоборудованию торговых судов в крейсеры и тральщики{125}.

Развитие военно-воздушных сил Англии осуществлялось по плану, принятому в 1938 г. Его выполнение ожидалось не ранее [139] марта 1942 г. В соответствии с этим планом намечалось развертывание 163 эскадрилий (2 549 самолетов первой линии) в метрополии и 49 эскадрилий (636 самолетов) — за ее пределами. В составе военно-воздушных сил метрополии планировалось иметь к намеченному сроку 85 эскадрилий тяжелых бомбардировщиков и 50 эскадрилий истребителей.

К началу войны этот план был далек от завершения. На 1 сентября 1939 г. английские военно-воздушные силы фактически имели 95 эскадрилий в метрополии (в том числе 37 эскадрилий бомбардировщиков, 39 — истребителей, 19 — самолетов авиации берегового командования) и 34 — за ее пределами. Всего в составе английских военно-воздушных сил к началу войны имелось около 3 500 самолетов, в том числе около 1 500 самолетов первой линии и около 2 000 — в резерве.

Главный смысл изменений, внесенных с началом войны в план развертывания военно-воздушных сил, состоял в том, что преимущество в темпах развития отдавалось истребительной авиации ввиду реальной угрозы ударов немецко-фашистского военно-воздушного флота непосредственно по Англии. К сентябрю 1940 г. намечалось довести силы истребительной авиации до 60, а к 1 апреля 1941 г. — до 80 эскадрилий. Фактически уже в течение первых четырех месяцев войны было создано 18 новых истребительных эскадрилий, а их общая численность доведена до 57, в то время как в бомбардировочной авиации имелось 37 эскадрилий. Мобилизационным планом численность самолетов к марту 1942 г. предусматривалось довести до 12 тыс., а несколько позже увеличить еще на 5,5 тыс. Для этого необходимо было поднять производство самолетов с 750 до 1 тыс., а в течение полутора лет — до 2 тыс. в месяц. В сентябре 1939 г. было принято решение расширить производство самолетов до 2 550 машин в месяц, в том числе до 250 в доминионах. Была налажена широкая подготовка летного состава, и его выпуска 1942 г. уже достиг 60 тыс. человек{126}.

Пересмотр планов развертывания сухопутных войск в Англии начался с весны 1939 г. К этому времени в метрополии имелось 6 регулярных и 13 территориальных дивизий. Теперь предусматривалось удвоить число территориальных дивизий и довести состав сухопутных войск до 32 дивизий.

С весны до начала осени 1939 г. английское правительство спешно приняло ряд законодательных актов, смысл которых сводился к форсированию мобилизационной готовности страны и ее заморских владений, в частности закон об обязательном военном обучении (май 1939 г.), закон о вооруженных силах, объявивший 1 сентября введение в Англии всеобщей воинской повинности. [140]

Эти законодательные акты, безусловно, сыграли крупную роль в мобилизационном развертывании английских вооруженных сил. Достаточно сказать, что они обеспечивали создание многочисленных людских ресурсов для новых формирований. Однако, когда 1 сентября в Англии была провозглашена общая мобилизация, оказалось, что она была плохо подготовлена. Выяснилось, что создание административно-хозяйственных частей для вновь формируемых соединений не было предусмотрено, не хватало подготовленных военных инструкторов для обучения личного состава, поступавшего на пополнение территориальной армии, материальной базы для развертывания новых корпусов и армий подготовлено не было и т. д.

Новые решения английского правительства потребовали еще одного пересмотра мобилизационного плана уже после начала войны. Так, существенные изменения претерпело развертывание сухопутных войск. К концу второго года войны, т. е. к сентябрю 1941 г., по пересмотренному плану намечалось развернуть 55 дивизий, в том числе 32 дивизии в метрополии. Это означало, что в течение первого года войны необходимо было создать не менее 20 дивизий{127}.

Таким образом, английское правительство, хотя и приступило к увеличению сухопутных войск за несколько месяцев до начала войны, все же главные усилия в этом деле относило на время после начала войны, на ее первый и даже второй год.

США. В вооруженных силах Соединенных Штатов Америки, как и Англии, ведущую роль играл военно-морской флот, К началу войны он был самым сильным в мире и насчитывал в своем составе 16 линкоров, 7 авианосцев, 18 тяжелых и 18 легких крейсеров, 181 эсминец, 111 подводных лодок{128}. Кроме того, на стадии строительства находилось 8 линкоров, 3 авианосца, 4 тяжелых и 21 легкий крейсер, 98 эсминцев и 37 подводных лодок. Морская авиация имела 1 885 самолетов, в том числе около 500 самолетов, базировавшихся на авианосцы.

В предвоенные годы США далеко отставали от главных капиталистических стран в развитии своих сухопутных и военно-воздушных сил. В составе сухопутных войск, по оценке начальника штаба армии генерала Маршалла, имелось жалкое подобие трех с половиной дивизий, разбросанных мелкими подразделениями по всей стране. Военно-воздушные силы, организационно входившие в состав сухопутных войск, состояли из нескольких не полностью укомплектованных эскадрилий.

К созданию армии и военно-воздушного флота США практически приступили после развязывания фашистской Германией войны в Европе. В июле 1941 г., когда Соединенные Штаты Америки [141] еще не участвовали в войне, президент США официально запросил расчеты на потребность вооруженных сил в военных материалах. В сентябре 1941 г. военное министерство приступило к стратегическим расчетам для определения размеров мобилизации и развертывания американской армии. Эти расчеты легли в основу первоначального варианта так называемой «программы победы».

По предположениям объединенного комитета начальников штабов, общая численность армии к 1 июля 1943 г., т. е. к сроку, когда сухопутные войска и военно-воздушные силы будут готовы к «окончательным, решающим современным боевым действиям», должна была составить около 8,8 млн. человек, или приблизительно 215 дивизий. При этом армия должна была состоять преимущественно из воздушных, танковых и моторизованных соединений{129}.

Из 8,8 млн. человек общей численности армии около 2 млн. человек предназначалось для комплектования военно-воздушных сил, в составе которых предусматривалось создание 239 авиакрыльев (около 63,5 тыс. самолетов).

Первоначальные расчеты и планы по мере уточнения политических целей и задач стратегии США в войне не раз пересматривались и конкретизировались. Тем не менее они послужили основой для довольно быстрого развертывания американских вооруженных сил, особенно после вступления США в войну. Численность сухопутных войск составляла на 1 января 1941 г. свыше 1,6 млн. человек, к концу 1942 г. она возросла почти до 5,4 млн. человек, а к 1 июля 1943 г. общая численность армии достигла 8,3 млн. человек{130}. Военно-воздушные силы в 1942 г. насчитывали 5 042 боевых самолета, из них 2 308 тяжелых бомбардировщиков. В течение 1942—1944 гг. было сформировано девять новых воздушных армий, в том числе четыре армии стратегической авиации. К концу войны США имели семнадцать воздушных армий.

Таким образом, США хотя и со значительным опозданием, однако весьма энергично проводили мобилизационное развертывание своих вооруженных сил, добиваясь уже в ходе войны создания массовой сухопутной армии и мощного военно-воздушного флота.

2. Стратегическое сосредоточение и развертывание вооруженных сил на театрах военных действий

Анализ истории войн, особенно опыта мировых войн, показывает, что исторически сложилось два основных способа [142] осуществления стратегического сосредоточения и развертывания вооруженных сил на театре военных действий.

Первый из них состоял в том, что сосредоточение и развертывание войск проводилось с большой активностью и в ограниченные сроки одновременно на всем фронте, открыто и уже после начала войны. Он был типичным для вступления государств в первую мировую войну, вполне соответствуя политическим устремлениям и установившимся военно-теоретическим воззрениям держав обеих коалиций. Хотя воюющие государства и стремились еще в мирное время провести в жизнь как можно больше мероприятий, которые раньше осуществлялись лишь с объявлением войны, стратегическое сосредоточение и развертывание войск на театрах военных действий падали на время после начала войны.

Характерным для вступления ряда государств во вторую мировую, войну было проведение сосредоточения и развертывания войск еще в мирное время, причем сосредоточение проходило в условиях строжайшей маскировки и растягивалось на длительное время. Развертывание же войск в исходных районах и создание исходных группировок для наступления или обороны, наоборот, осуществлялось в сжатые сроки, непосредственно перед началом боевых действий.

Это было то, что составило основное содержание второго способа стратегического сосредоточения и развертывания войск на театрах военных действий.

Государства, которые не успевали провести сосредоточение и развертывание главных сил еще в мирное время, попадали в тяжелое положение. Они не могли в первые дни противопоставить врагу на направлениях его главных ударов достаточно сильные группировки своих войск и оказывались не в состоянии отразить в начале войны его внезапные массированные удары с воздуха и противодействовать глубокому вторжению его наземных войск на свои территории. Это крайне затрудняло завершение стратегического развертывания вооруженных сил, так как его приходилось проводить одновременно с тяжелыми оборонительными боями.

Стратегическое сосредоточение и развертывание вооруженных сил государств фашистского блока

Германия. Способы осуществления стратегического сосредоточения и развертывания немецко-фашистской армии основывались на концепциях «молниеносной» и тотальной войны, исходя из которых гитлеровское военно-политическое руководство планировало последовательный разгром своих противников в коротких молниеносных кампаниях. В соответствии с этим и осуществлялись [143] стратегическое сосредоточение и развертывание главной массы вооруженных сил — последовательно против каждого из очередных противников{131}.

Стремление немецко-фашистского командования достичь основных целей войны в первых же стратегических операциях обусловливало концентрацию основных усилий войск для нанесения первого мощного удара. Это влекло за собой сосредоточение подавляющей массы вооруженных сил в первом стратегическом эшелоне и выделение весьма ограниченных сил в стратегический резерв.

Ставка гитлеровского руководства на внезапность нападения порождала стремление упредить противника в сосредоточении и развертывании войск и проводить эти мероприятия скрытно.

Сосредоточение и развертывание немецко-фашистских войск при подготовке к нападению на Польшу началось с конца июня 1939 г., т. е. за два месяца до начала войны. Выдвижение пехотных дивизий в районы сосредоточения осуществлялось постепенно и проводилось под видом участия войск в маневрах и выполнения инженерных работ по сооружению пограничных укреплений.

Одновременно в центральных районах Германии, также под видом участия войск в маневрах, осуществлялось сосредоточение моторизованных и танковых соединений. Выбор столь отдаленных от границ Польши районов сосредоточения для этих соединений преследовал двоякую цель: во-первых, скрыть от противника сам факт сосредоточения и, во-вторых, облегчить войскам организованный выход отсюда непосредственно в исходные районы для вторжения.

Сосредоточение и развертывание войск в Восточной Пруссии началось 6 августа под предлогом подготовки к празднованию 25-летия со дня победы германской армии под Танненбергом. Часть сил была переброшена в Восточную Пруссию из Центральной Германии морским путем, а основные силы развертывались на месте, когда 16 августа была объявлена общая скрытая мобилизация.

В результате усилий немецко-фашистского командования к 25 августа из 58 соединений, предназначенных для действий против Польши, 29 находились в районах сосредоточения или уже в исходных районах для наступления.

Дальше сосредоточение и развертывание осуществлялось параллельно с проведением общей скрытой мобилизации. К утру 1 сентября было развернуто уже 43 соединения, то есть практически главные силы войск вторжения. [144]

Для нападения на Польшу фашистская Германия сосредоточила 53 дивизии (в том числе 6 танковых и 4 моторизованных дивизий), насчитывавших свыше 1,5 млн. человек, 2 800 танков и до 2 000 боевых самолетов (см. таблицу 7). Основные силы (36 дивизий, в том числе 4 танковые) были развернуты в Силезии и западной части Чехословакии, откуда наносился главный удар.

В период подготовки польской кампании у западных границ с Францией, Люксембургом и Бельгией гитлеровское командование развертывало армию прикрытия. Сюда в середине августа под предлогом участия в строительстве оборонительных сооружений было отправлено по одному полку от большинства запланированных к развертыванию там дивизий мирного времени. Сосредоточение и развертывание армии прикрытия было завершено в ходе общей скрытой мобилизации.

Сосредоточенные на западе войска насчитывали в это время в общей сложности 33 дивизии{132}.

Для вторжения во Францию сосредоточение и развертывание главных сил немецко-фашистской армии проходило в условиях уже начавшейся войны, но когда не было активных боевых действий на сухопутном театре. Своеобразные условия «странной войны» позволили гитлеровскому руководству сначала сосредоточить, а затем развернуть против Франции мощную стратегическую группировку войск без всяких помех со стороны противника и нанести по нему первый удар огромной силы.

Процесс создания немецко-фашистской стратегической группировки длился в общей сложности более 8 месяцев. Он включал в себя несколько этапов, растянутых по времени.

Первый этап (с середины августа до начала сентября 1939 г.) составило развертывание сил прикрытия на германо-французской границе во время подготовки и проведения польской кампании. Второй этап, длившийся около полутора месяцев (октябрь — первая половина ноября), охватывал перегруппировку главных сил с востока, на запад после завершения польской кампании. На третьем этапе, с конца 1939 до начала 1940 г., проводились дополнительная мобилизация и формирование новых соединений, а также выдвижение войск в выжидательные районы. Характерно, что на этом этапе развертывание основных сил осуществлялось на ложном направлении в сторону Северной Бельгии, где предполагалось наносить вспомогательный удар. Четвертый этап, приходившийся на весну 1940г., был связан со скрытой перегруппировкой войск с севера в район Арденн, откуда фашистское командование готовилось нанести главный удар. [145]

Общий состав стратегической группировки немецко-фашистских войск, сосредоточенных и развернутых к началу наступления на западе, насчитывал 136 дивизий, в том числе 10 танковых и 7 моторизованных (см. таблицу 7). На их вооружении находилось около 2 600 танков и свыше 3 800 самолетов. Общая численность развернутой на западном фронте армии достигала 3,3 млн. человек. При этом основная масса войск была сосредоточена на направлении главного удара в полосе шириной 170 км.

* 1/3 — отдельные полки.

** Группа армий «Ц» развертывалась против линии Мажино и в начале операции активных задач не получала.

В резерве верховного командования было оставлено 42 дивизии и бригада.

Стратегическое развертывание военно-морских сил фашистской Германии против западных держав и их союзников определялось [146] заранее намеченным сосредоточением основных усилий флота на борьбе против английских военно-морских сил и торгового судоходства союзников в открытых морях и океанах. Для участия совместно с сухопутными войсками в операциях на Европейском континенте привлекались весьма ограниченные силы флота. И только для проведения Норвежской операции были выделены более или менее крупные военно-морские силы, которые решали важные задачи по переброске войск на Скандинавский полуостров, высадке в портах Норвегии морских десантов, поддержке и прикрытию их действий с моря.

За десять дней до нападения на Польшу немецко-фашистское командование направило в Атлантику два своих тяжелых крейсера — «Дейчланд» и «Адмирал Шпеер» с таким расчетом, чтобы они к началу войны прошли линии английской блокады. Для снабжения этих кораблей в океане топливом и продовольствием были высланы два специальных судна.

С 19 по 29 августа в Атлантическом океане (на западных подходах к Англии) и в Северном море было развернуто 39 немецких подводных лодок, готовых с началом войны сразу же наносить удары по английским кораблям{134}. Всем немецким торговым судам, находившимся в заграничном плавании, было приказано немедленно покинуть иностранные порты и следовать в порты Германии.

22 августа, т. е. более чем за неделю до начала войны, в Данцигский порт якобы по приглашению сената «вольного города» прибыл немецкий линейный корабль «Шлезвиг-Гольштейн», а на следующий день данцигские фашисты захватили власть в городе. Вслед за «Шлезвиг-Гольштейном» в Данцигскую бухту вошли несколько легких крейсеров и эскадренных миноносцев, семь малых подводных лодок и флотилия тральщиков. Позднее сюда же прибыл старый линейный корабль «Шлезиен»{135}. Все эти корабли предназначались для уничтожения польского флота и содействия сухопутным войскам в захвате польских баз и побережья Данцигской бухты.

Таким образом, фашистская Германия осуществляла стратегическое сосредоточение и развертывание вооруженных сил на театрах военных действий, сообразуясь с исходными военно-теоретическими концепциями и стратегическим планированием. Сосредоточение проходило скрытно и постепенно, в относительно продолжительные сроки. При этом, чем серьезнее был противник, тем крупнее были силы, привлекаемые к вторжению, и тем длительнее сроки сосредоточения: два месяца — перед нападением на Польшу, более восьми месяцев — перед вторжением во Францию. На завершающем этапе сосредоточение войск уже сливалось практически с развертыванием. Но в любом случае [147] занятие войсками исходного положения проходило в весьма сжатые сроки и в высоких темпах непосредственно перед вторжением.

Япония. Японское командование намечало проводить стратегическое сосредоточение и развертывание вооруженных сил, исходя из тех же военно-теоретических положений, которыми руководствовалось и немецко-фашистское командование. Так, с целью достижения внезапности первого удара и захвата стратегической инициативы с самого начала войны оно так же, как и гитлеровское руководство, перенесло все мероприятия по стратегическому сосредоточению и развертыванию, на предвоенное время.

Сосредоточение японских вооруженных сил накануне войны осуществлялось в соответствии со стратегическим замыслом и приспосабливалось к реально существовавшим стратегическим и операционным направлениям, на которых Япония обладала выгодно расположенными передовыми базами и плацдармами.

С баз Тайваня и островов Палау она могла развивать наступление на Филиппины, а затем и Голландскую Индию, с баз и плацдармов Хайнаня, Южного Китая и Южного Индокитая — на Малайю, Таиланд и Бирму. Острова Трук с расположенными на них базами позволяли ей контролировать большую часть центрального и южного районов Тихого океана. На Курильских островах имелись базы, используя которые можно было проводить операции в северном направлении. На всех этих передовых базах и плацдармах и были в начале декабря развернуты основные силы первого стратегического эшелона сухопутных войск, авиации и военно-морских сил Японии, предназначенных для начальных операций{136}.

Развертывание японских главных сил для ведения первых операций началось 27 ноября, когда авианосное ударное соединение вышло из залива Хитокаппу (остров Итуруп) для нанесения удара по Пирл-Харбору. 4 декабря два конвоя с войсками вышли с острова Хайнань и взяли курс на Малайю и Южный Таиланд. 6 декабря с Тайваня вышло в море Малайское оперативное соединение. В этот же день началось выдвижение с Тайваня и островов Пэнхуледао передовых отрядов 14-й армии, предназначенных для захвата аэродромов на Филиппинах, а также выдвижение с островов Палау сил вторжения на остров Гуам. Остальные силы в это время находились в исходных районах в готовности по первому сигналу перейти в наступление.

Таким образом, японскому военному командованию, как и руководству фашистской Германии, удалось провести стратегическое сосредоточение и развертывание вооруженных сил до [148] начала боевых действий. При этом военное руководство Японии избрало такие стратегические и операционные направления, на которых уже имелись базы и плацдармы для проведения первых операций.

Особенности сосредоточения и развертывания главных сил польской и французской армий

Специфические черты стратегического сосредоточения и развертывания вооруженных сил Польши и Франции определялись антисоветской направленностью внешней политики западных держав и оборонительным характером стратегических установок, лежавших в самом основании польского и французского планов ведения войны на ее начальном этапе.

Стратегическое сосредоточение и развертывание польской армии. Польское правительство, несмотря на угрозу фашистской агрессии, которая уже довольно четко обозначилась весной 1939 г., готовилось больше к войне против Советского Союза, чем к войне против Германии{137}. Этим, в конечном счете, и объяснялись крайняя медлительность польского правительства в осуществлении оборонительных мероприятий на западных границах и его опоздание с проведением стратегического развертывания войск против фашистской Германии.

Первые, весьма робкие по своему характеру мероприятия по прикрытию западных границ были проведены в марте 1939 г.{138}. Однако в течение последующих пяти месяцев польское правительство, оставаясь по-прежнему на антисоветских позициях, существенных мер к усилению группировки войск на польско-германской границе не предпринимало.

Основные перегруппировки войск, предусмотренные планом стратегического развертывания, были начаты только 26 августа, т. е. за неделю до начала войны. В этот день был отдан приказ о выдвижении отмобилизованных соединений в намеченные районы сосредоточения. Приказ же о занятии армиями и оперативными [149] группами первого эшелона исходного положения был отдан лишь 30 августа.

Польское военное командование попало в исключительно трудную ситуацию, когда ему в предельно сжатые сроки одновременно с проведением еще не закончившегося отмобилизования войск пришлось осуществлять сосредоточение и развертывание войсковых формирований с занятием исходных районов и оборонительных позиций. Эти трудности усугублялись тем, что многие соединения пришлось перебрасывать к западным границам из восточных районов, организуя железнодорожные перевозки через всю страну на расстояние 500—800 км.

Запоздание с началом сосредоточения и развертывания войск и сложность условий, в которых они проводились, привели к тому, что польскому командованию не удалось к началу боевых действий завершить создание намеченной планом стратегической группировки своих вооруженных сил.

Всего для войны против Германии Польша выставляла 57 соединений: 30 кадровых и 9 резервных пехотных дивизий, 5 пехотных, 2 бронемоторизованные и 11 кавалерийских бригад, примерно 400 самолетов и 220 легких танков.

К моменту нападения фашистской Германии из 47 соединений закончили сосредоточение только 24, но далеко не все из них успели занять намеченные исходные позиции. Остальные 23 соединения продолжали в этот момент выдвижение в районы сосредоточения и развертывания. Однако массированные удары немецкой авиации по железным дорогам в первый и последующие дни войны серьезно препятствовали завершению сосредоточения и развертывания этих соединений. Так, в. период приграничного сражения с 1 по 5 сентября в движении находились 18 соединений и отдельных частей. Из них прибыли в районы назначения в установленные сроки — 10, с опозданием — 3, совсем не прибыли или вынуждены изменить станции выгрузки — 4{139}. Хотя большинство соединений и частей (около 70 процентов) заняло намеченные районы, они вступали в сражение с ходу и были разгромлены.

Значительное опоздание польского правительства и военного командования со стратегическим сосредоточением и развертыванием войск, осуществлявшимися к тому же весьма поспешно и частично под воздействием противника, явилось одной из основных причин быстрого крушения польского буржуазно-помещичьего государства.

Стратегическое сосредоточение и развертывание французской армии и английского экспедиционного корпуса осуществлялось в полном соответствии с англо-французским планом войны против фашистской Германии. Основные силы союзных войск [150] сосредоточивались на левом крыле Северо-Восточного фронта, где ожидался главный удар противника. Причем в то время как на правом крыле этого фронта, южнее Лонгви, французские армии развертывались на рубежах непосредственного соприкосновения с противником, вдоль франко-германской границы, на левом крыле фронта, т. е. на направлении ожидаемого главного удара противника, и французские и английские войска развернулись, по существу, в выжидательных районах, вдоль франко-бельгийской границы. Выход их на основной рубеж развертывания по реке Диль предусматривался только после вторжения немецко-фашистских войск в Бельгию и Голландию.

Мероприятия по сосредоточению войск к восточным границам Франции французское главное командование начало осуществлять задолго до начала войны. По мере нарастания опасности их интенсивность неуклонно возрастала. Однако всеобъемлющий характер они приняли только в последние десять дней перед объявлением войны.

Одним из первых мероприятий в этой декаде явилось развертывание и приведение в боевую готовность сил и средств противовоздушной обороны. 21 августа последовала команда на выдвижение в намеченные районы боевой техники ПВО. Вслед за этим 23 августа был отдан приказ на развертывание и приведение в боевую готовность всей системы ПВО. В эти же дни начались перегруппировка и выдвижение войск прикрытия на рубежи развертывания. При этом кадровые дивизии первого эшелона войск прикрытия были на автомашинах подвезены непосредственно к границе и приведены в боевую готовность, 24 августа были приведены в боевую готовность и начали выдвижение к границе кадровые дивизии вторых эшелонов прикрытия,

26 августа в войска поступила директива главного командования о введении с 27 августа в действие плана «всеобщего прикрытия». Это означало мобилизационное развертывание и приведение в боевую готовность войск первого стратегического эшелона для ведения начальных оборонительных операций. Согласно этой директиве было поднято до 50 дивизий. Одновременно интенсивно проводились перевозки войск в районы сосредоточения из внутренних округов.

В последнюю декаду перед объявлением войны началось скрытое развертывание вооруженных сил Англии, Бельгии и Голландии. 23 августа английское командование провело частичную мобилизацию для укомплектования соединений, предназначенных к отправке на материк, а уже 25 августа передовые части отмобилизованных соединений начали высадку в Дюнкерке.

26 августа развернулись частичные мобилизации в Голландии и Бельгии, причем Бельгия к 1 сентября сумела отмобилизовать лишь армию мирного времени. [151]

К моменту объявления Англией и Францией войны фашистской Германии стратегическое развертывание вооруженных сил союзников завершено еще не было. В частности, из состава английского экспедиционного корпуса к этому времени завершали сосредоточение в отведенной ему полосе только первые две дивизии{140}. Не закончили развертывание бельгийская и голландская армии. Однако основная масса французских войск была выведена в исходные районы и имела возможность достаточно организованно вступить в оборонительное сражение.

К началу войны Франция развернула 110 дивизий. Из них 85—86 дивизий были сосредоточены на северо-востоке Франции против Германии, 10 — на границе с Италией, остальные — во французских колониальных владениях (соотношение сил в начале сентября на западном фронте без учета бельгийских и голландских войск — см. таблицу 8).

* Сюда включены 400 английских самолетов, предназначавшихся к переброске во Францию

Если учесть развертывавшиеся 20 бельгийских и 10 голландских дивизий, станет очевидным громадное превосходство, которым обладали в это время союзные войска над немецко-фашистской армией.

Основная масса немецко-фашистских войск находилась тогда на восточном фронте, нацеленная на агрессию против Польши, и их переброска на западный фронт могла бы резко изменить это соотношение. Но, во-первых, фашистская Германия накануне вторжения в Польшу вряд ли решилась бы на такой шаг, а, во-вторых, сопоставление всех сил фашистской Германии с объединенными силами союзников, развернутыми к 1 сентября, все равно оставляло превосходство за союзными войсками (см. таблицу 9). [152]

Однако союзное командование не захотело воспользоваться ни благоприятной стратегической обстановкой, ни своим преимуществом в силах и средствах, чтобы нанести поражение агрессору. После официального объявления 3 сентября 1939 г. состояния войны с фашистской Германией оно развернуло ту «странную войну», которая противоречила всем представлениям о характере боевых действий в начальном периоде и самим военным доктринам участников начавшейся войны. Перед требованиями политики правящих кругов союзных держав отступили на задний план соображения оперативно-стратегического характера.

К началу немецкого наступления в мае 1940 г. союзное командование завершило развертывание своих вооруженных сил. Отмобилизованные к этому сроку дивизии были развернуты на четырех театрах: в северной части Европы против Германии (Северо-Восточный фронт) всего 108 дивизий; в южной части Европы против Италии (Юго-Восточный фронт) 7 дивизий; в Северной Африке 8 дивизий и на Ближнем Востоке 3 дивизии, 3 дивизии находились в Норвегии.

Войска главного, Северо-Восточного фронта, развернутого от Швейцарии до границ с Бельгией, были сведены в три группы армий.

1-я группа армий (2, 9, 1-я французские, английская и 7-я французская армии) в составе 41 дивизии (в том числе 9 английских) развернулась от южной границы с Люксембургом до побережья Северного моря в районе Дюнкерка.

2-я группа армий (3, 4 и 5-я французские армии), имевшая 39 дивизий, занимала фронт вдоль линии Мажино до района южнее Страсбурга.

3-я группа армий (8-я французская армия и отдельный армейский корпус) в составе 11 дивизий располагалась за линией Мажино до швейцарской границы.

Резервы главного командования состояли из 23 дивизий. Они дислоцировались на широком фронте в полосах обороны групп [153] армий: для поддержки 1-й группы армий выделялось 5 дивизий, для 2-й и 3-й — 12 дивизий. Резервы для усиления групп армий фактически включались в состав этих групп, а в непосредственном распоряжении ставки оставался лишь очень слабый резерв из 6 дивизий. Таким образом, основные стратегические резервы были распылены между группами армий.

Как показали развернувшиеся боевые действия, подобная группировка войск не отвечала сложившейся обстановке, а распыление резервов крайне усложняло стратегическую перегруппировку сил в процессе первых оборонительных сражений.

Стратегическое сосредоточение и развертывание вооруженных сил Англии и США

Главное внимание Англии и США как крупных морских держав накануне и в начале войны было сосредоточено на стратегическом развертывании своих флотов и переброске сухопутных войск в исходные районы на побережье материков и островов, расположенных в зоне предполагаемых военных действий.

Стратегическое развертывание английских вооруженных сил протекало в сложной обстановке. Непосредственная опасность, которая надвигалась на Англию со стороны фашистских государств — Германии и Италии, требовала сосредоточения усилий армии и флота прежде всего на Европейском континенте, в бассейнах Атлантического океана, Северного и Средиземного морей. Наряду с этим назревала потенциальная угроза английским владениям и со стороны Японии в бассейне Тихого океана.

В конце августа 1939 г., в соответствии с заранее разработанным планом, английское командование приступило к формированию экспедиционной армии и начало ее переброску на континент для совместных действий с французскими вооруженными силами. Одновременно началось боевое развертывание флота метрополии. Поскольку его исходные позиции по плану развертывания располагались в непосредственной близости к главным базам, все корабли к 31 августа были уже развернуты по районам дислокации военного времени или находились на подходе к ним. В Скапа-Флоу (Оркнейские острова) были сосредоточены главные силы флота — эскадра линейных кораблей (5 линкоров), эскадра линейных крейсеров (2 корабля), авианосец, три эскадры крейсеров (12 крейсеров), две флотилии эскадренных миноносцев (17 кораблей) и флотилия тральщиков (7 единиц). В Розайте базировался авианосец, в Данди — флотилия подводных лодок (10 единиц), в Блайте — флотилия подводных лодок (6 единиц), в Хамбере — эскадра крейсеров [154] (2 крейсера) и флотилия эсминцев (9 единиц), в Портленде — 2 линейных корабля, 2 авианосца, 3 крейсера и флотилия эсминцев (9 кораблей){143}.

27 августа английское правительство привело в полную боевую готовность все силы и средства ПВО страны. К началу войны зенитная артиллерия, зенитные прожекторы и аэростаты заграждения заняли огневые позиции в намеченных районах; истребительная авиация установила боевое дежурство на аэродромах и в воздухе, а служба ВНОС была переведена на круглосуточную работу.

Таким образом, к началу войны в Европе основная часть вооруженных сил Англии, военно-морской флот метрополии и средства ПВО были развернуты и приведены в боевую готовность.

В июле 1940 г. английский комитет начальников штабов пришел к выводу, что в случае нападения Японии на Гонконг и Британское Борнео английским войскам не удастся их удержать. Поэтому было решено прежде всего усилить оборону Малайи. В течение 1940—1941 гг. английское командование перебросило туда некоторую часть своих сухопутных войск и авиации. В ноябре 1941. г. в Сингапур были направлены линейный корабль «Принс оф Уэлс» и линейный крейсер «Рипалс». Однако Англия не могла перебросить на Дальний Восток крупные силы своих сухопутных войск, авиации и флота, так как они были скованы военными действиями в Африке, Средиземном море и Атлантике, а также потому, что известная часть этих сил оставалась в метрополии на случай возможной высадки немецких войск на собственно английскую территорию. Угроза такой высадки не снималась до июня 1941 г.

Английское правительство явно испытывало недостаток военно-морских сил и авиации для обороны своих владений в бассейне Тихого океана. Поэтому оно сочло наиболее целесообразным сосредоточить основные силы для сохранения таких ключевых пунктов, как Сингапур и Гонконг, и попытаться обезопасить свои коммуникации, идущие к этим базам, до того времени, когда станет возможным переход в контрнаступление.

После известного англо-американского штабного совещания в Вашингтоне в начале 1941 г. переброска английских сухопутных войск, авиации и кораблей флота на Дальний Восток осуществлялась согласно той договоренности, которая была достигнута на этом совещании.

Своеобразие стратегического развертывания вооруженных сил США предопределялось в известной мере тем, что к моменту возникновения войны в Европе они формально занимали позицию нейтралитета, США, например, не вмешивались в войну между Японией и Китаем, хотя [155] оказывали ему большую помощь поставками боевой техники и вооружения. Учитывая тот факт, что война в Европе уже началась, и предвидя неизбежность вступления в вооруженную борьбу и с Германией и с Японией, они усиленно готовили к войне свою экономику и вооруженные силы. Большое внимание было уделено производству вооружения для сухопутных войск.

В стране за первые девять месяцев 1941 г. выпуск легких танков увеличился в 6 раз, средних — в 5 раз, автоматических винтовок — в 2 раза, бронемашин — в 2 с лишним раза. Была резко увеличена программа производства самолетов. Авиационная промышленность имела заказы военного министерства на 80 тыс. самолетов{144}. Огромный размах получило строительство военно-морского флота. С начала 1940 г. были заключены контракты на строительство 2 831 корабля, а в октябре уже 346 боевых кораблей вступили в строй и 345 находились на стадии строительства. Кроме того, были спущены на воду 323 вспомогательных судна. К 1 октября из 10 070 самолетов, заказанных для военно-морского флота США, 4 535 были уже построены{145}.

Быстрыми темпами шла подготовка кадров для армии и флота и особенно интенсивно — для авиации. С июля по октябрь 1941 г. число офицеров ВВС США возросло с 11 до 17 тыс. человек, курсантов авиашкол — с 9 до 10 тыс., рядовых авиаспециалистов — со 127 до 180 тыс. человек. В октябре был утвержден план увеличения численности личного состава американских ВВС (без учета численности личного состава морской авиации): офицеров — до 41 тыс., рядовых — до 600 тыс.{146}.

В морской авиации проходили службу 5 823 пилота. Примерно такое же количество летчиков готовилось в авиашколах флота{147}.

По расчетам штабов армии и флота из намеченной «программой победы» армии численностью около 8,8 млн. человек (приблизительно 215 дивизий) 5 млн. предстояло перебросить за океан{148}.

Уже к августу 1941 г. США имели 29 пехотных, 4 бронетанковые и 2 кавалерийские дивизии и тактическую авиацию в составе почти 200 эскадрилий с личным составом около 175 тыс., человек. Кадровый состав армии, ее резерв, национальная гвардия и призванные в армию по закону о воинской повинности новые контингенты насчитывали около 1 600 тыс. человек{149}.

По плану «Рейнбоу-5» американское командование в первые месяцы войны намечало перебазировать для заморских гарнизонов [156] 666 самолетов и 220 900 человек личного состава, в том числе на Гавайи — 44 тыс., на Аляску — 23 тыс., в Панаму — 13 400, в зону Карибского моря — 45 800 и в Исландию — 26 500 человек. К 1 ноября 1941 г. было запланировано перевезти несколько тысяч солдат на Британские острова специально для частей ПВО. Сюда же к 1 февраля 1942 г. надлежало перебросить 53 200 человек из состава бомбардировочной авиации.

Для обороны Южной Америки в случае войны предполагалось развернуть силы и средства численностью: 24 тыс. человек и 80 самолетов — на ее западном побережье, 86 тыс. человек и 56 самолетов — на восточном побережье. В США готовилась к боевым действиям экспедиционная армия (2 корпуса, 10 дивизий). Спустя 180 дней после начала мобилизации она должна была отправиться за океан{150}.

Первоначально американское командование не планировало укрепление обороны Филиппин, считая, что в случае нападения Японии эти острова все равно удержать не удастся. Однако позже эта точка зрения изменилась. Было решено усилить оборону Филиппин. В июле 1941 г. решением президента здесь создается армейская группа под командованием генерала Макартура. В эту группу вошли американские войска и филиппинская армия. Сразу же на Филиппины были направлены 425 офицеров запаса, полевая и зенитная артиллерия, танки, боеприпасы{151}. Еще до японского нападения США успели перебросить сюда крупные силы бомбардировочной и истребительной авиации. В конце ноября — начале декабря 1941 г. сюда же были отправлены 6 транспортов, на которых находилось около 9 тыс. солдат и офицеров, авиационная и артиллерийская техника, танки и боеприпасы. Однако эти транспорты дойти до Филиппин уже не успели{152}.

В начале декабря 1941 г. командующий английской эскадрой и командующий Азиатским флотом США с согласия своих правительств решили разделить все наличные силы флотов на три группировки: 1) британскую группу линейных кораблей в Сингапуре (линкор, линейный крейсер, к которым должны были присоединиться еще два старых линкора), усиленную голландским крейсером, голландскими и американскими эсминцами и получившую задачу помешать действиям японских кораблей в Южно-Китайском море и районе Голландской Индии; 2) эскадру крейсеров (британский, голландский, два американских крейсера и четыре американских эсминца) с задачей действовать в треугольнике Северное Борнео — Сурабайя — порт Дарвин, обеспечивая охрану конвоев; 3) группу британских тяжелых [157] и легких крейсеров с пятью вспомогательными крейсерами для защиты судоходства в Индийском океане. Эти три группировки должны были взаимодействовать с Тихоокеанским флотом США{153}.

К этому следует добавить, что американская эскадра, которая еще в апреле 1940 г. ушла на Гавайи для проведения ежегодных учений, вместо того, чтобы вернуться в порты западного побережья США, как это обычно делалось, была оставлена на Гавайях до особого распоряжения{154}.

Развертывание вооруженных сил США, Англии и Голландии на Тихом океане и Дальнем Востоке носило коалиционный характер. Но если Япония сумела провести стратегическое сосредоточение и развертывание своих вооруженных сил на избранных направлениях до начала боевых действий, то эти страны к началу войны на Тихом океане смогли осуществить лишь часть запланированных мероприятий. Они опоздали со стратегическим сосредоточением и развертыванием своих вооруженных сил и оказались слабо подготовленными для ведения стратегической обороны.

* * *

Опыт стратегического развертывания вооруженных сил капиталистических государств — Германии, Японии, Польши, Франции, Англии и США накануне и в начале второй мировой войны показывает, что в конечном счете его способы порождались политикой правящих кругов этих государств и военно-политическими целями, которые они ставили перед собой в вооруженной борьбе, и непосредственно зависели от особенностей военно-теоретических концепций и военных доктрин, лежавших в основе планов войны и ее начальных операций, а также от специфики театров военных действий.

Пробившие себе дорогу еще с войн далекого прошлого общие тенденции в развитии военного искусства обогащались новым, конкретным содержанием. В таком комплексе мероприятий государств, как стратегическое развертывание вооруженных сил, новое в эволюции этих тенденций заключалось в том, что в государствах фашистского блока оно фактически было перемещено на довоенное время. Хотя державы, подвергавшиеся нападению, и принимали меры по стратегическому развертыванию еще в предвоенный период, они обычно опаздывали с его завершением. Эта создавало неравенство условий вступления враждующих сторон в войну, при котором агрессор, несомненно, получал [158] значительные преимущества. Однако эти преимущества, как учит опыт второй мировой войны, не носили фатального характера.

Накануне и в начале второй мировой войны новый характер получила мобилизация, ставшая, по существу, всеобщей. Она охватывала собой и область экономики, и морально-политическое состояние населения, и государственное управление и т. д. В системе мобилизационных мероприятий ведущую роль занимала собственно военная мобилизация.

В большинстве государств было придано первостепенное значение сокращению сроков и обеспечению скрытности мобилизационных мероприятий. По опыту второй мировой войны наиболее характерными способами решения этих чрезвычайно важных задач являлись:

— содержание в мирное время определенного количества соединений в штатах, близких к штатам военного времени;

— содержание в мирное время целого ряда соединений в такой организационной структуре, которая легко позволяла под видом учений перевести эти соединения на штаты военного времени;

— нарезка районов формирования с учетом минимальных перевозок войск и создание мобилизационных запасов вблизи пунктов формирования;

— включение в общую систему мобилизационных приготовлений полувоенных и военизированных организаций;

— систематическое проведение мобилизационных учений и тренировок, обеспечение постоянной мобилизационной готовности органов государственного и военного управления.

Главное преимущество скрытой мобилизации состояло в том, что она обеспечивала упреждение противника в стратегическом сосредоточении и развертывании войск и тем самым создавала условия для нанесения внезапного первого удара или для высокой готовности к его отражению.

Способы стратегического сосредоточения и развертывания вооруженных сил на театре военных действий приобрели новые черты. Если в первой мировой войне сосредоточение войск осуществлялось в короткие сроки (2—3 недели) уже после объявления войны и проведения общей мобилизации, то, готовясь ко второй мировой войне, ряд стран начинал его задолго до войны и проводил скрытно, без нарушения графиков движения мирного времени, в замедленном темпе, который, однако, нарастал по мере приближения начала военных действий. При этом завершающий этап сосредоточения сливался с развертыванием войск, в нарастающем темпе переходившим в такой важнейший акт развертывания, как занятие определенными группировками исходных районов для обороны или перехода в наступление. Опыт войны свидетельствует о том, что именно этот акт открывал возможность упредить противника в начале боевых действий [159] или же, во всяком случае, не отстать от него в развертывании войск.

Накануне и в начале второй мировой войны возросшую роль играли мероприятия по прикрытию стратегического развертывания вооруженных сил, в том числе их мобилизации, сосредоточения на театрах военных действий, занятия исходных рубежей и т. д. Для прикрытия войск выделялись уже не отдельные пехотные отряды и кавалерийские соединения, а целые армии, в составе которых имелись танковые и механизированные соединения, развернутые вблизи границ еще в мирное время. Этой цели, по сути дела, служили военно-воздушные силы, части и соединения ПВО войск и страны. [160]

Глава седьмая.
Замыслы и планы фашистской Германии в войне против СССР. Стратегическое развертывание вооруженных сил

Фашистские политики и стратеги рассматривали войну против Советского Союза как решающий акт борьбы на пути к завоеванию мирового господства. При этом гитлеровское руководство ставило своей целью не просто разгром Советских Вооруженных Сил и захват территории нашей страны, а ликвидацию советского общественного и государственного строя, уничтожение первого в мире социалистического государства. Готовясь к войне против СССР, руководители фашистской Германии составили так называемый план «Ост», в котором было записано, что «речь идет не только о разгроме государства с центром в Москве. Достижение этой исторической цели никогда не означало бы полного решения проблемы. Дело заключается скорей всего в том, чтобы разгромить русских как народ, разобщить их»{168}.

Таким образом, война между фашистской Германией и Советским Союзом приобретала характер бескомпромиссного вооруженного столкновения государств, представлявших противоположные по своим основам социально-экономические системы, говоря иначе, приобретала открыто классовый характер. Она во весь рост поставила вопрос: быть или не быть государству рабочих и крестьян, советскому социалистическому обществу.

Для достижения своих политических целей и стратегических планов в войне против страны социализма гитлеровское руководство мобилизовало всю мощь экономики фашистской Германии и почти всех стран покоренной Европы, огромные людские ресурсы, вышколенную в военных кампаниях многомиллионную армию, до зубов вооруженную современной боевой техникой. [178]

1. Усиление фашистской Германии перед началом войны с Советским Союзом

Успешные военные кампании против Польши, Франции и ряда других государств значительно усилили фашистскую Германию в экономическом и военном отношении. Почти каждая из присоединенных, оккупированных или попавших в сферу германского влияния стран располагала теми или иными полезными ископаемыми, необходимыми для ведения войны. Так, Австрия имела железную руду, Чехословакия — марганец, серный колчедан и древесину, Польша — уголь, свинец и медь, Румыния — нефть, Венгрия — бокситы, свинец и цинк, Франция — уголь, железную руду и бокситы и т. д.

Положение Германии значительно упрочилось и из-за того, что она присоединила к себе обширные территории, на которых проживали миллионы людей (см. таблицу 11).

Как следует из таблицы, за один год и девять месяцев только за счет присоединенных областей территория Германии расширилась более чем на 217 тыс. кв. км. Что касается населения, то оно увеличилось более чем на 27 млн. человек.

Важное значение для военно-экономического усиления фашистской Германии имели захват ею в оккупированных странах огромных запасов накопленного стратегического сырья и использование для нужд войны промышленного аппарата этих стран. За первые семь месяцев второй мировой войны Норвегия, Голландия, Бельгия и Франция накопили в своих портах сотни тысяч тонн металла, горючего, резины, сырья для текстильной промышленности и т. п., которые теперь оказались в руках немецко-фашистской армии. [179]

Промышленность этих стран еще до войны была хорошо обеспечена сырьем и могла выполнять крупные немецкие заказы длительное время. База производства железа и стали была значительно расширена тем, что угольные шахты, рудники и сталелитейные заводы Голландии, Бельгии, Франции и Польши достались фашистской Германии почти невредимыми. Она получила, таким образом, исключительную возможность развить свою экономику за счет крупнейших предприятий оккупированных стран. Это не замедлило сказаться на показателях экономического развития Германии (см. таблицу 12).

* Данные по углю за 1938/39 и 1940/41 гг.

** Данные за 1938 г.

Военно-экономический потенциал фашистской Германии пополнили огромные трофеи вооружения, боевой техники и транспорта. В руки германских фашистов попала военная техника 6 норвежских, 18 голландских, 22 бельгийских, 12 английских и 92 французских дивизий. 92 немецко-фашистские дивизии были обеспечены трофейным автотранспортом{171}.

Таким образом, фашистская Германия довольно успешно реализовала разбойничий принцип «война питает войну».

На боевой мощи немецко-фашистской армии почти не сказался урон в людях и боевой технике, понесенный ею с 1 сентября 1939 г. до начала Великой Отечественной войны, настолько он был незначительным. За это время потери германских вооруженных сил составили убитыми и пропавшими без вести 97 136 человек{172}, т. е. менее 3 процентов состава армии. Эти потери были в три с лишним раза меньше, чем потери немецко-фашистских войск за время одного контрнаступления Красной [180] Армии под Сталинградом. Столь же малыми оказались потери в боевой технике, а расход боеприпасов совсем незначительным (см. таблицу 13).

Из таблицы видно, что расход боеприпасов артиллерии массовых калибров колебался в пределах 6—11 процентов от имевшихся запасов.

Готовясь к войне против Советского Союза, фашистская Германия непрерывно наращивала ассигнования на военные нужды. Если в 1939 г. ее военные расходы составляли 37 млрд. марок, в 1940 г. — 49 млрд. марок, то в 1941 г. — 71 млрд. марок. Это составляло 58 процентов к национальному доходу{174}. Росла численность вооруженных сил фашистской Германии и их техническая оснащенность. Особое внимание гитлеровским руководством уделялось развитию сухопутных войск и авиации, т. е. тех видов вооруженных сил, которым предстояло решать главные задачи в войне (см. таблицу 14).

В то же время боевая техника немецко-фашистской армии претерпевала существенные качественные преобразования, быстро обновлялся самолетный и танковый парк. В войнах против Польши и в Западной Европе танковый парк фашистской Германии имел легких танков (Т-1 и Т-2) в количестве от 70 до 85 процентов к общей численности. Перед началом войны с Советским Союзом количество легких танков в немецко-фашистской армии снизилось до 35 процентов.

К началу нападения на СССР фашистской Германии удалось добиться для себя весьма выгодного стратегического положения. Разгром Франции, Бельгии, Голландии и резкое ослабление военной мощи Великобритании в результате понесенных ею поражений означали, что Германия могла не проявлять особого беспокойства за свой тыл на западе. К тому же в то время США еще не принимали участия в войне и поэтому пока не представляли реального препятствия для осуществления агрессивных планов германского империализма. Оккупацией Норвегии и превращением Финляндии в союзника гитлеровцы прочно обеспечивали свой северный фланг, а захватом Югославии и Греции, превращением Болгарии, Румынии и Венгрии в своих вассалов укрепили южный фланг.

Военную мощь фашистской Германии несомненно усиливал накопленный ею боевой опыт в ходе сражений в Европе. Укреплял эту мощь и известный психологический фактор: фашистский вермахт после легких побед в Западной Европе оказался окруженным ореолом непобедимости. В то время не только руководители фашистской Германии, но и многие политики западных держав полагали, что в мире нет таких сил, которые смогли бы остановить победоносное шествие фашистской военной машины. Фашистские политики и стратеги были уверены в том, что эта машина, отлаженная на полях сражений в Европе, сокрушит Советский Союз.

2. Замыслы начальных операций по плану «Барбаросса»

Фашистская Германия готовилась к войне с Советским Союзом, как ни с каким другим государством, тщательно и целеустремленно. По существу, кампании против Польши, Франции и других держав являлись лишь этапами на пути к решающей схватке с СССР. «Мы сможем выступить против России, — говорил Гитлер на совещании с руководителями вооруженных сил 23 ноября 1939 г., — лишь после того, как освободимся на Западе»{176}. [182]

Гитлер и его приспешники давно вынашивали идею напасть на СССР и покончить с его существованием. Окончательно было решено пойти войной на нашу страну в июле 1940 г., вскоре после капитуляции Франции. Тогда же гитлеровские генералы приступили к разработке плана войны.

Планируя нападение на Советский Союз, немецко-фашистское командование рассчитывало добиться победы так же, как над Польшей и Францией, в одной быстротечной кампании. Уверенность Гитлера и его союзников в возможности «молниеносного» разгрома СССР основывалась на ряде ложных выводов о международном и внутреннем положении Советского государства.

Немецко-фашистское правительство считало, что в войне с Германией Советский Союз в силу антисоветской политики западных держав окажется в политической изоляции и не сможет получить извне ни политической поддержки, ни экономической и военной помощи. Уже одно это, по предположению фашистских руководителей, должно было поставить Советский Союз в крайне затруднительное положение и дать Германии огромные военные преимущества.

Но еще большие надежды фашистские правители Германии возлагали на непрочность социального строя Советского государства. Они считали, что при первых же неудачах на фронте скрытые противоречия, якобы существующие между рабочими, крестьянами, интеллигенцией, между народами, населяющими Советский Союз, неизбежно приведут к открытой междоусобной борьбе, дезорганизации государственного аппарата и крушению государства. В планировании войны против СССР этому фактору отводилась решающая роль.

Весь ход последующих событий показал, насколько беспочвенными были расчеты гитлеровского руководства. Фашистские заправилы, пребывая в плену традиционных представлений об отсталости царской России, не понимали коренных социально-политических, экономических и культурных преобразований, совершенных в нашей стране после Великой Октябрьской социалистической революции. Морально-политическое единство советского народа и его сплоченность вокруг Коммунистической партии, монолитная дружба народов СССР, советский патриотизм казались им лишь пропагандистскими лозунгами, лишенными реального содержания. Они крайне скептически относились к способности Коммунистической партии и Советского правительства поднять и вдохновить на борьбу десятки миллионов рабочих и крестьян различных национальностей.

Замысел краткосрочной кампании против СССР в значительной мере исходил из недооценки гитлеровским руководством боеспособности Советских Вооруженных Сил. Немецкий генеральный штаб знал, что Красная Армия и Военно-Морской Флот проходили стадию крупной реорганизации и перевооружения. [183] Поэтому Гитлер был уверен, что в течение некоторого времени боеспособность Советских Вооруженных Сил будет находиться на невысоком уровне и что в борьбе с немецкими вооруженными силами они не выдержат мощного первоначального удара и будут разгромлены в короткий срок. Вместе с тем руководители фашистской Германии считали, что реорганизация и перевооружение Красной Армии через известный промежуток времени могут резко увеличить ее боевые возможности. Гитлер торопил генеральный штаб с подготовкой восточного похода. Еще в июле 1940 г. он заявил: «Чем скорее мы разобьем Россию, тем лучше»{177}.

Эта мысль была положена в основу плана войны против Советского Союза (план «Барбаросса»), изложенного в директиве Гитлера № 21 от 18 декабря 1940 г. Она начиналась словами: «Германские вооруженные силы должны быть готовы разбить Советскую Россию в ходе кратковременной кампании еще до того, как будет закончена война против Англии»{178}.

Выступая 9 января 1941 г. на одном из совещаний, Гитлер вновь заявил, что «хотя русские вооруженные силы и являются глиняным колоссом без головы, однако точно предвидеть их дальнейшее развитие невозможно»{179}. Во всяком случае, продолжал он, Россию нужно разгромить сейчас, «когда русская армия лишена руководителей и плохо подготовлена и когда русским приходится преодолевать большие трудности в военной промышленности»{180}. При этом он высказал мысль, что «и сейчас нельзя недооценивать русских»{181}. Отсюда он делал вывод, что для войны на Востоке нужно выделить максимум сил, которые только способна мобилизовать Германия, и все их бросить одновременно в сражение для того, чтобы в минимальные сроки разгромить Красную Армию. «Операция только тогда будет иметь смысл, — утверждал Гитлер, — если мы одним ударом разгромим государство»{182}.

Однако при всей ослепленности успехами немецких вооруженных сил в Европе и явной недооценке обороноспособности Советского Союза гитлеровское военное руководство не могло не принимать во внимание огромную протяженность советско-германского фронта и обширность территории СССР. Оно учитывало и реальную возможность активного противодействия Советских Вооруженных Сил. Поэтому, готовясь к войне против нашей страны, немецко-фашистское командование планировало достичь конечных целей кампании не одним стратегическим [184] усилием (одной стратегической операцией), как это было в Польше, и не в результате двух последовательно проведенных стратегических операций, как это было во Франции, а в течение трех этапов развития военных действий, каждый из которых представлял собою комплекс одновременно осуществлявшихся стратегических операций групп армий.

На первом, решающем этапе войны планировалось разгромить главные силы Красной Армии в приграничной зоне и не допустить отхода советских войск за реки Западная Двина и Днепр. В ходе этого этапа предполагалось овладеть Прибалтикой и Ленинградом. На втором этапе намечалось развернуть стремительное преследование остатков разгромленных войск и сломить, как полагали гитлеровские стратеги, разрозненное сопротивление ограниченных резервов, выдвигающихся из глубины страны. К концу этапа планировалось овладеть Москвой и Донбассом. На третьем, завершающем этапе предусматривались выход немецко-фашистской армии на линию Архангельск, Волга, Астрахань и оккупация значительной территории СССР.

По окончательному варианту плана «Барбаросса» в основу замысла начальных операций была положена идея внезапным применением крупных масс авиации и танков нанести серию мощных и глубоких ударов на ряде направлений советско-германского фронта, рассечь его на части, изолировать друг от друга стратегические группировки советских войск, развернутые в Прибалтике, Белоруссии и на Украине, и уничтожить их до того, как из глубины страны успеют подойти резервы советского Главного Командования. В директиве № 21 (план «Барбаросса») общий замысел достижения поставленной военно-политической цели был выражен так:

«Основные силы русских сухопутных войск, находящиеся в Западной России, должны быть уничтожены в смелых операциях посредством глубокого, быстрого выдвижения танковых клиньев. Отступление боеспособных войск противника на широкие просторы русской территории должно быть предотвращено.

Путем быстрого преследования должна быть достигнута линия, с которой русские военно-воздушные силы будут не в состоянии совершать налеты на имперскую территорию Германии...

В ходе этих операций русский Балтийский флот быстро потеряет свои базы и окажется, таким образом, не способным продолжать борьбу.

Эффективные действия русских военно-воздушных сил должны быть предотвращены нашими мощными ударами уже в самом начале операции»{183}. [185]

Учитывая огромную протяженность советско-германского фронта, немецко-фашистское командование приняло решение на первом этапе кампании осуществить одновременно три крупные стратегические операции, каждая из которых развертывалась бы на самостоятельном стратегическом направлении: ленинградском, смоленском и киевском. Они должны были начаться нанесением трех глубоких рассекающих ударов с последующим маневром: в центре фронта — по сходящимся направлениям с целью окружения войск Западного фронта в Белоруссии и одновременного расчленения окруженных войск на части; на флангах — по расходящимся направлениям с целью отсечения и прижатия войск Северо-Западного фронта к Балтийскому побережью и окружения войск Юго-Западного фронта в львовском выступе.

Следовательно, в отличие от кампаний в Польше и во Франции в начальных операциях на советско-германском фронте гитлеровское руководство намеревалось применить сложную комбинацию трех одновременных стратегических операций и целого комплекса форм стратегического маневра, состоящего из серии одновременных глубоких фронтальных ударов, перерастающих в маневр по двустороннему охвату и отсечению крупных группировок с одновременным дроблением каждой из них на части.

Планируя начальные операции, гитлеровские стратеги считали, что необходимо во что бы то ни стало разгромить главные силы советских войск западнее рек Западная Двина и Днепр. Начальник генерального штаба сухопутных войск генерал Гальдер в докладе Гитлеру указывал: «...Замысел немцев должен сводиться к тому, чтобы с помощью танковых клиньев не допустить создания русскими оплошного оборонительного фронта западнее этих двух рек»{184}.

Согласно плану «Барбаросса» немецко-фашистские войска намечалось развернуть на фронте почти 2 тыс. км — от Мемеля до Измаила — и объединить их в три группы армий: «Север», «Центр» и «Юг». Наиболее сильной являлась группа армий «Центр» (4-я и 9-я полевые армии, 2-я и 3-я танковые группы), предназначавшаяся для наступления на смоленском направлении. Здесь, по мнению гитлеровского командования, Красная Армия должна была сосредоточить свои главные силы как в начале войны, так и на последующих ее этапах, когда возникнет угроза Москве.

Группа армий «Центр» имела задачу, сосредоточив главные усилия на флангах, окружить и уничтожить группировку советских войск в Белоруссии. Действовавшие на флангах танковые группы должны были, развивая наступление по сходящимся [186] направлениям, соединиться в районе Минска, затем продолжать наступление к Днепру, форсировать его с ходу и выйти в район Смоленска.

Группа армий «Юг» (11, 17, 6-я полевые армии, 1-я танковая группа) наступала южнее реки Припять в общем направлении на Киев. Перед ней была поставлена задача уничтожить советские войска в Галиции и Западной Украине к западу от реки Днепр. В ходе наступления требовалось своевременно захватить переправы на Днепре в районе Киева и южнее его, создав тем самым предпосылки для продолжения операций восточнее Днепра. Танковая группа должна была стремительными действиями прорваться в район Киева, а затем наступлением вдоль Днепра не допустить отхода советских войск на левый берег реки.

Группа армий «Север» (16-я и 18-я полевые армии, 4-я танковая группа) получила задачу наступать из района Восточной Пруссии в общем направлении на Двинск (Даугавпилс), Псков, Ленинград, уничтожить советские войска в Прибалтике, захватить порты на Балтийском море. При этом войска группы не должны были допустить отхода боеспособных советских войск из Прибалтики на восток, с тем чтобы получить благоприятные условия для успешного продвижения на Ленинград.

В планировании первых операций немецко-фашистское командование придало первостепенное значение танковым группам. 2-я и 3-я танковые группы из группы армий «Центр» были призваны сыграть решающую роль в окружении советских войск в Белоруссии, а 4-я и 1-я танковые группы, входившие в группы армий «Север» и «Юг», должны были выполнять роль танковых клиньев во время маневра на отсечение войск Северо-Западного фронта в Прибалтике и Юго-Западного фронта на Украине.

Для действий на стратегических флангах советско-германского фронта привлекались вооруженные силы союзников Германии — Финляндии и Румынии. В первых стратегических операциях они должны были выполнять частные задачи, предпринимая наступление на отдельных операционных направлениях и сковывая советские войска в полосе своих действий.

Первые стратегические операции планировались на глубину 500—600 км, а на некоторых направлениях и на большую глубину. Наступательные операции каждая группа армий осуществляла на самостоятельном стратегическом направлении. Взаимодействие между группами армий носило оперативно-стратегический характер.

Наступление сухопутных войск должно было осуществляться в тесном взаимодействии с военно-воздушными силами. Группа армий «Север» поддерживалась 1-м воздушным флотом, группа армий «Центр» — 2-м воздушным флотом, группа армий «Юг» — 4-м воздушным флотом. Основные усилия авиации нацеливались на борьбу с авиацией противника и непосредственную поддержку сухопутных войск в ходе наступления. [187]

Замышляя войну против Советского Союза, гитлеровское руководство предусмотрело и действия немецко-фашистского флота. Его основной задачей оставалась борьба против Англии на морских и океанских коммуникациях. Непосредственно в войне против СССР флот должен был принять участие, обеспечивая своими действиями немецкие коммуникации на Балтийском и Баренцевом морях и блокируя Финский залив, т. е. выполняя сравнительно незначительные задачи. Главная роль в борьбе против нашего Военно-Морского Флота отводилась авиации и сухопутным войскам, которые должны были захватить порты и военно-морские базы с суши.

Таким образом, разработанные гитлеровским руководством замыслы первых стратегических операций против СССР, исходя из грубо ошибочной оценки международного и внутреннего положения Советского государства, строились на использовании в войне временных, привходящих факторов. Однако в планировании развязывания агрессии против Советского Союза и в ее непосредственной подготовке нельзя не видеть ряда сильных сторон, в частности продуманной системы мероприятий по обеспечению внезапности нападения и тщательной разработки оперативных планов.

3. Стратегическое сосредоточение и развертывание немецко-фашистских войск

Гитлеровское командование, намечая и осуществляя стратегическое сосредоточение и развертывание войск для агрессии против СССР, опиралось на те же военно-теоретические положения и вытекающие из них стратегические принципы, которые оно проводило в жизнь в войнах против Польши, Франции и ее союзников. Однако в планировании и осуществлении сосредоточения и развертывания войск против СССР были особенности, причем весьма существенные. Ни перед одной из кампаний второй мировой войны гитлеровскому командованию не приходилось перегруппировывать столько войск и боевой техники, как перед вторжением в СССР. К нашим границам предстояло перебросить более 140 немецких и свыше 30 румынских, финских и венгерских дивизий, перебазировать с запада на восток авиацию трех воздушных флотов. И это не считая боевой техники, вооружения, боеприпасов и частей резерва главного командования.

Характерной особенностью сосредоточения и развертывания немецко-фашистской армии у наших границ являлось и то, что они должны были проходить и проходили, когда еще действовал договор о ненападении между СССР и Германией, в то время как перегруппировки войск на западный фронт (против Франции) осуществлялись в условиях уже объявленной войны. [188] Гитлеровское руководство пошло на открытое политическое вероломство, перечеркнув договор о ненападении с СССР, а в своих разносторонних приготовлениях к войне против нашей страны сделало особый упор на политической и оперативно-стратегической маскировке агрессии. Она получила небывалый размах.

Наконец, сосредоточение и развертывание войсковых соединений против Советского Союза предпринималось с учетом уже достаточно богатого опыта значительных перегруппировок войск, накопленного немецко-фашистским командованием во время свершения актов агрессии в Европе, начиная с 1935 г. Это позволяло различным органам военного управления, непосредственно отвечавшим за передислокацию войск, проводить ее так скрытно, как это только можно было сделать в конкретной военно-политической обстановке предвоенного времени.

По времени и содержанию процесс сосредоточения и развертывания немецко-фашистской армии против Советского Союза можно условно разделить на два основных этапа.

Первый этап охватил время с июля 1940 г. по январь 1941 г. Основным содержанием его являлось выдвижение своего рода эшелона прикрытия и его развертывание на территории Восточной Пруссии, Польши, Северной Норвегии и Румынии.

В течение первого этапа на востоке были сосредоточены штаб группы армий «Б», 3 штаба полевых армий (4, 12 и 18-й), штаб танковой группы, 12 штабов корпусов, в том числе 6 танковых, и так называемая «военная миссия» в Румынии — всего 44 дивизии, в том числе 8 танковых.

Второй этап, продолжавшийся с февраля 1941 г. и до начала войны, был заполнен сосредоточением и развертыванием у советских границ главных сил.

В течение этих четырех месяцев немецко-фашистское командование осуществило переброску 113 дивизий. Она подразделяясь на пять так называемых эшелонов развертывания (см. таблицу 15).

Переброска на восток огромной массы людей, боевой техники, вооружения, боеприпасов осуществлялась по тщательно разработанному плану. С 1 февраля по 25 мая железные дороги работали по графику мирного времени, а с 25 мая вступил в действие график военного времени. Иначе говоря, переброска войск примерно за месяц до войны ускорялась. За расчетные нормативы перевозок были приняты: 70 эшелонов — на одну пехотную, 100 эшелонов — на одну танковую дивизии. Из-за недостаточно высокой пропускной способности железных дорог многие подвижные соединения следовали к местам сосредоточення своим ходом, но боевая техника этих соединений, имевшая гусеничный ход, для экономии мото-часов все-таки перевозилась по железной дороге. График движения был настолько нерушим, что загруженные железнодорожные составы по решению [189] железнодорожной администрации могли отправляться обратно, если они не разгружались вовремя.

Примечание. В числителе — количество всех дивизий, в знаменателе — в том числе танковых и моторизованных.

Предусматривалось, что все военные грузы размещаются в исходных районах для наступления как можно ближе к границе, в то время как войска выгружались и сосредоточивались на относительно большом удалении от границы. При этом, чем ближе подходило время нападения, тем ближе от границы назначались станции выгрузки. Если первый эшелон развертывания выгружался на станциях, расположенных на линии Данциг, Катовице, в 150—180 км от границы, то второй — уже на станциях, расположенных на линии Кенигсберг, Варшава, Торнув, в 80—100 км от границы, а третий — на станциях, расположенных на линии Алленштайн, Радом, в 60—80 км от границы. Примерно на этой же линии разгружался и четвертый эшелон развертывания.

Вывод войск в исходные районы, удаленные для пехотных дивизий на 7—30 км, а для танковых и моторизованных дивизий на 20—30 км от границы, осуществлялся скрытно, с использованием ночных переходов в течение первой половины июня.

Выдвижение четвертого эшелона в намеченные районы, которым завершалось сосредоточение главных сил для нанесения первого удара, было наиболее ответственным этапом стратегического [190] развертывания. В действие вступал так называемый график максимального движения. Фактически это явилось уже открытым сосредоточением основных сил у границ СССР, которое можно было, прибегая ко всяческой лжи, еще как-то объяснить, но скрыть уже нельзя.

Переброска войск четвертого эшелона развертывания осуществлялась в два потока. Войска потока «А», передвигавшиеся с 12 мая по 9 июня, включали ряд пехотных и моторизованных соединений, все наземные части и подразделения военно-воздушных сил, тылы сухопутных войск и части РГК. Выдвижение войск потока «Б», проходившее со 2 июня до начала войны, по времени совпадало со скрытным боевым развертыванием ранее выдвинутых соединений. Примерно в это же время намеченные районы занимали танковые и еще не развернутые моторизованные соединения.

Скрытное выдвижение ударных группировок в исходные районы для наступления завершало стратегическое развертывание. На него отводилось лишь несколько последних суток перед вторжением, и оно планировалось таким образом, чтобы эти группировки подошли к пограничной линии в ночь перед наступлением и задерживались здесь всего на несколько часов. Примерно так же развертывались немецко-фашистские ударные группировки для броска на Францию{186}.

Выход пехотных соединений в исходные районы для наступления был предпринят за 12 дней до начала войны, а танковых и моторизованных — за 4 дня. Пехотные дивизии следовали к границе, используя ночные переходы, под прикрытием заранее расположившихся там усиленных батальонов.

Подтягивалась ближе к границе и немецко-фашистская авиация. Еще весной 1941 г. истребительная и войсковая авиация заняла аэродромы на удалении 40 км, а бомбардировочная авиация не далее 180 км от границы. Сосредоточение большинства летных частей на аэродромах закончилось к 18 июня. Некоторые воздушные части прибыли накануне дня наступления.

Выдвижение и развертывание штабов осуществлялось в последнюю очередь, как это уже практиковалось в немецко-фашистской армии накануне вторжения в Польшу и Францию. Перед нападением на СССР занявшие назначенные пункты дислокации штабы оперативных объединений маскировались под отделы органов войскового управления, которые находились здесь уже длительное время и местонахождение которых не составляло секрета для советской разведки. Перемещение этих штабов в районы развертывания подчиненных объединений происходило накануне вторжения, начиная с момента прибытия на свои места танковых войск. [191]

Таким образом, гитлеровское командование придавало весьма большое значение завершающим этапам стратегического сосредоточения и особенно развертывания войск. На этих этапах создавались исходные ударные группировки немецко-фашистской армий, войска приводились в полную боевую готовность.

Последний, пятый эшелон развертывания, который составляли стратегические резервы (24 дивизии), выдвигался вперед и вводился в сражение уже в ходе начавшейся войны.

Включая и эти стратегические резервы, с начала февраля до 4 июля 1941 г. к границам Советского Союза между Балтикой и Карпатами были перемещены 61 пехотная и 29 танковых и моторизованных дивизий, большое количество частей РГК, наземные части и подразделения военно-воздушных сил, тыловые части и учреждения и другие специальные части. Для перевозки этих войск потребовалось 11 784 эшелона (200 000 вагонов).

Всего для нападения на Советский Союз фашистская Германия выставила из состава сухопутных сил 152 дивизии (в том числе 19 танковых, 14 моторизованных) и 2 отдельные бригады. Эти соединения насчитывали 3 300 тыс. человек. Если же учесть личный состав военно-воздушных сил — 1 200 тыс. человек и военно-морского флота — 100 тыс. человек, то общая численность вооруженных сил фашистской Германии, обрушившихся на Советский Союз, составляла 4 600 тыс. человек. Это равнялось 77 процентам личного состава действующей армии. Кроме того, страны-сателлиты поставили под ружье для участия в нашествии на Советский Союз 29 дивизий, из них 16 финских и 13 румынских, и 16 бригад, в том числе 3 финские, 9 румынских и 4 венгерские. Эти соединения имели в своем составе 900 тыс. человек. Таким образом, в общей сложности фашистская Германия и страны-сателлиты развернули против СССР 181 дивизию и 18 бригад, численность которых составляла 5 500 тыс. человек. На вооружении изготовившихся к «молниеносной» кампании войск имелось 47 260 орудий и минометов, 3 712 танков, в том числе около 2 800 средних и тяжелых танков, 4 950 самолетов, большинство которых являлись самолетами новейших типов{187}.

На рассвете 22 июня 1941 г. у западных границ СССР занимали исходные позиции для наступления основные силы немецко-фашистской армии, состав которых позволял создать на главных направлениях мощные ударные группировки.

4. Маскировка агрессии против СССР

Маскировка агрессии против СССР началась задолго до ее развязывания; машина политической дезориентации и оперативно-стратегической дезинформации заработала на полный [192] ход, когда гитлеровское руководство приняло окончательное решение напасть на нашу страну.

Гитлеровское руководство проявляло особую заботу о сохранении в тайне стратегического сосредоточения и развертывания своих войск у границ СССР. Чтобы скрыть от нашей разведки истинный смысл переброски огромных людских масс и боевой техники с запада на восток, оно пошло на проведение беспрецедентного в истории дезинформационного маневра, использовав состояние войны с Англией. Были резко усилены приготовления к вторжению на Британские острова (операция «Морской лев»). Для демонстрации приготовлений гитлеровские политические и военные деятели привлекли три полевые армии (16, 9 и 6-ю) из группы армий «А», а с весны до лета 1941 г. организовали массированное воздушное наступление на Англию. Назначались и снова откладывались на более позднее время сроки вторжения, о которых широко (дабы противник их узнал) оповещались части. Короче говоря, делалось все, чтобы привлечь внимание мировой общественности к району Британских островов и убедить мир, что вторжение вот-вот будет предпринято. На самом деле в это время проводилась переброска немецко-фашистских войск на восток, к границам СССР.

Она прикрывалась и своеобразной политической игрой гитлеровского руководства с нашими представительными организациями, затрагивавшей дипломатию и советско-германские торгово-экономические отношения. Так, в феврале 1940 г. и январе 1941 г. между СССР и Германией были заключены торговые соглашения, которыми предусматривался вывоз из СССР в Германию сырья, а из Германии в нашу страну промышленных изделий (машин, станков, инструментов и т. д.){188}. Эти соглашения широко рекламировались в Германии как пример сотрудничества между двумя странами, но на деле немецкие промышленные фирмы получили указание тормозить выполнение наших заказов, а в ряде случаев вообще отказываться от них.

Во время советско-германских переговоров в Берлине в ноябре 1940 г. Народный комиссар иностранных дел СССР обратил внимание Гитлера на ненормальность подобного положения, на что тот ответил, что «германский рейх ведет сейчас с Англией борьбу «не на жизнь, а на смерть», что Германия мобилизует все свои ресурсы для этой окончательной схватки с британцами»{189}. Ответ Гитлера был лживым. В это время немецко-фашистские войска уже передвигались к границам СССР.

Многие фирмы вопреки ранее достигнутой договоренности на основании распоряжений «сверху» всячески препятствовали ознакомлению советских представителей с немецкими техническими новинками. Например, советская экономическая делегация [193] во главе с наркомом И. Ф. Тевосяном, посетившая осенью 1939 г. Германию, чтобы ознакомиться с некоторыми отраслями немецкой промышленности (станкостроительной, приборостроительной и химической), из-за искусственно созданных преград так и не получила доступа к ряду приборов, станков и образцов военной техники новых типов. Однако незадолго до войны, когда уже была подписана директива № 21 (план «Барбаросса»), немецко-фашистское командование охотно знакомило советские военные делегации, например, с авиационной техникой. Советскому Союзу даже были проданы самолеты фирм «Мессершмитт», «Хейнкель», «Юнкерс», «Дорнье» новейших типов{190}. Идя на это, Гитлер рассчитывал, что до начала войны, срок которой был уже определен, СССР не сумеет использовать немецкие технические новшества в самолетостроении. Но сам факт подобного «доверия» должен был, по его мнению, подтвердить дружественное отношение Германии к СССР.

Политическое двуличие Гитлера хорошо известно. Но будет не лишним напомнить, как лицемерен и коварен был этот ефрейтор, узурпировавший верховную власть в Германии. Вечером 18 декабря Гитлер подписал директиву № 21 (план «Барбаросса»), а 19 декабря, любезно разговаривая с советским послом на приеме, заверял его, что Германия не имеет никаких претензий к Советскому правительству. Между тем за дымовой завесой миролюбивых заявлений и дружественных жестов стратегическое сосредоточение и развертывание немецко-фашистской армии у границ СССР набирало темпы.

Политическая и оперативно-стратегическая маскировка этих мероприятий прошла две фазы. Первая началась с июля 1940 г., когда осуществлялась перегруппировка с запада на восток штабов и войск группы армий «Б»: штаба группы, трех управлений армий, двенадцати штабов корпусов и тридцати дивизий{191}. Вторая фаза охватила время с февраля по июнь 1941 г., когда проходила передислокация к границам СССР групп армий «А» и «Ц».

Маскировке агрессии на этой фазе гитлеровское командование уделяло самое большое внимание. Для введения Советского Союза в заблуждение были специально разработаны и осуществлены крупные дезинформационные мероприятия, среди которых обращают на себя внимание и действительно проходившие операции немецко-фашистских войск и операции ложные, только проафишированные, но не имевшие места. Предназначение тех и других было одно: отвлечь внимание от широких приготовлений к войне с СССР. [194]

Разумеется, действительно проводившиеся операции, как, например, операции «Марита» (агрессия против Греции) или «Подсолнечник» (развязывание боевых действий в Северной Африке), имели для гитлеровского командования известное оперативно-стратегическое значение. Они обеспечивали тыл фашистской Германии и позволяли выколачивать из захваченных районов материальные ресурсы. Но вместе с тем эти операции служили и маскировке. Например, под прикрытием операции «Марита» немецко-фашистское командование перебрасывало войска из группы армий «А» на восток и переводило работу железнодорожного транспорта на график максимального движения.

Операции только намеченные, но не проводившиеся, преследовали лишь дезинформационные цели. Среди них числились, например, операции «Изабелла» (захват Гибралтара), «Атилла» (оккупация Южной Франции), «Гарпун» (вторжение в Англию с территории Норвегии). По плану операции «Гарпун» на территории Норвегии действительно сосредоточивались немецко-фашистские войска, но не для вторжения в Англию, а для предстоящего наступления в советском Заполярье. Так и оставшиеся на бумаге операции «Изабелла» и «Атилла», вокруг которых было в свое время немало шума, представляли на деле чисто дезинформационные мероприятия. Они предназначались для демонстрации якобы необычайного интереса фашистской Германии к юго-западной части Европы и, следовательно, для отвлечения внимания от перебросок немецко-фашистских войск на восток.

Гитлеровское руководство располагало разветвленным аппаратом для проведения оперативно-стратегической дезинформации.

Организацию распространения дезинформационных сведений возглавлял начальник разведки и контрразведки верховного главнокомандования. Для передачи сведений использовались строго определенные каналы связи только по его указанию. На него же возлагалось руководство распространением дезинформации среди немецких военных атташе в нейтральных странах и военных атташе нейтральных государств в Берлине. Органом, руководившим оперативно-стратегической дезинформацией, был штаб верховного главнокомандования (ОКВ). Непосредственно ею занимался так называемый «отдел обороны страны», являвшийся ведущим отделом штаба. Этот отдел отвечал за согласование маскировочных мероприятий командований видов вооруженных сил, особенно по скрытию переброски войск, с мерами, намечавшимися начальником разведки и контрразведки верховного главнокомандования. Кроме того, он имел право по договоренности со штабами видов вооруженных сил и начальником разведки и контрразведки давать указания по уточнению замысла и применению тех или иных методов дезинформации в зависимости от конкретно складывавшейся обстановки. [195]

В сложной военно-политической обстановке первой половины 1941 г., когда гитлеровское руководство в нарастающем темпе перебрасывало войска на восток и развертывало их у наших границ, лидеры западных держав, ведя двойную игру, вольно или невольно содействовали маскировке агрессии против СССР. Это выражалось в том, что они, с одной стороны, все еще подталкивали Гитлера к походу на Восток, а с другой — снова и снова затевали переговоры с Советским правительством якобы для совместных акций против агрессора. Так, глава английского правительства У. Черчилль, принимая весной 1941 г. энергичные меры по сколачиванию антигитлеровского союза на Балканах, больше заботился о повороте гитлеровской экспансии в сторону СССР, чем о спасении от нее стран этого полуострова. Об этом говорит его записка министру иностранных дел А. Идену от 28 марта 1941 г. «Не считаете ли вы возможным, — спрашивал он, — что в случае создания единого фронта на Балканском полуострове Германия могла бы счесть более целесообразным взять свое в России?»{192}. Почти в то же время У. Черчилль вступил в сношения с Советским правительством, прося у него оказания помощи балканским странам, но воздерживаясь от принятия на себя каких-либо обязательств по отношению к СССР.

В буржуазной историографии бытует версия, согласно которой У. Черчилль якобы из благородных побуждений предотвратить внезапное вторжение немецко-фашистских войск в Советский Союз предупредил Советское правительство о готовящейся агрессии. О чем говорилось в этом предупреждении? «Я получил от заслуживающего доверия агента достоверную информацию о том, — писал У. Черчилль Сталину, — что немцы, после того как они решили, что Югославия находится в их сетях, то есть 20 марта, начали переброску в южную часть Польши трех бронетанковых дивизий из пяти находившихся в Румынии. В тот момент, когда они узнали о сербской революции, это передвижение было отменено. Ваше превосходительство легко оценит значение этих фактов»{193}.

Это послание английского премьер-министра хотя и было близко к истине, не имело той цены, которую оно на первый взгляд должно было иметь. Дело в том, что одновременно с этими сведениями подсовывалась информация и немецкой стороне, причем противоположного содержания: о намерении СССР предпринять агрессию против Германии. Вот что свидетельствует на этот счет американский журналист М. Хайд: «Справедливости ради следует сказать, что он (Гувер. — Ред.) участвовал в войне с того момента, когда он начал свое сотрудничество [196] со Стефенсоном{194}. Случилось так, что он распространял в германском посольстве в Вашингтоне ложные слухи и материалы, которые на профессиональном языке, называются «материалами стратегической дезинформации». Немцам был подсунут документ, в котором говорилось: «Из вполне достоверных и заслуживающих доверия источников стало известно, что Советский Союз намерен немедленно предпринять дальнейшие агрессивные военные действия, как только Германия будет втянута в крупные операции»{195}.

Итак, в планировании войны против СССР гитлеровское руководство уделило большое внимание маскировке агрессии, специально разработав и осуществив целую систему дезинформационных мероприятий. Этой маскировке во многом содействовала двойная игра правящих кругов Англии и США в международных отношениях.

* * *

Перед развязыванием войны с Советским Союзом гитлеровское руководство сумело серьезно усилить Германию в экономическом и военном отношении, используя материальные и людские ресурсы почти всех стран Европы.

Стратегические расчеты гитлеровского военного командования (план «Барбаросса») имели своей исходной целью покончить с существованием Советского Союза в течение одной быстротечной кампании. Как показала история, эти расчеты были построены на песке. Они потерпели крах во второй половине 1941 г.

Гитлеровскому политическому и военному руководству удалось провести в жизнь серию политических и оперативно-стратегических мероприятий маскировочного характера для скрытия замысла и плана войны против СССР. Однако большинство этих мероприятий было раскрыто советской разведкой, и они дали далеко не тот эффект, на который рассчитывали гитлеровские стратеги.

В сложной и противоречивой международной обстановке кануна Великой Отечественной войны Коммунистическая партия и Советское правительство, верные своей миролюбивой политике, стремились избежать войны, но тем не менее усиленно проводили крупные военно-политические и оборонительные мероприятия на случай нападения фашистской Германии на СССР. [197]

Глава девятая.
Характер начальных наступательных операции на европейских театрах военных действий

Фашистская Германия, развязав вторую мировую войну, с самого начала в массовом масштабе применяла авиацию, танки и во многом усовершенствованные формы ведения наступательных боевых действий. Это в решающей степени повлияло на характер первых операций немецко-фашистской армии, придало им новые черты.

Подвергшиеся внезапному нападению государства были вынуждены независимо от своих первоначальных военно-политических расчетов прибегать к стратегической обороне.

1. Новые черты наступательных операций

Опыт военных кампаний в Европе показал, что главным содержанием начальных наступательных операций немецко-фашистских войск являлся разгром крупных группировок противника. Захват экономических, административно-политических центров и территории подвергшейся нападению страны осуществлялся попутно с решением этой главной стратегической задачи.

Немецко-фашистское командование, создавая значительный перевес в силах и средствах на главных направлениях и используя внезапность нападения, в кампаниях против Польши, Франции и ее союзников добивалось, по существу, конечных стратегических целей в сравнительно короткие сроки. В Польше, например, цель войны была достигнута фактически проведением одной стратегической наступательной операции, в ходе которой польские вооруженные силы были разгромлены, а страна оккупирована. В данном конкретном случае стратегическая операция по своему содержанию совпала с кампанией, а кампания исчерпала содержание войны. [220]

В первой же стратегической операции немецко-фашистских войск, развернутой на территории Бельгии, Голландии, Люксембурга и северных районов Франции, были разгромлены главные силы союзников. Из 130 дивизий, которые союзники успели выставить против Германии, 70 дивизий потерпели полное поражение{221}. Огромные материальные средства, в том числе артиллерийские орудия и танки, были захвачены противником. Французская авиация оказалась разгромленной. Таким образом, в результате начальной стратегической операции судьба Франции фактически была уже решена. Ее непосредственным следствием явилось резкое изменение в соотношении сил на западном фронте в пользу гитлеровской Германии (против 136 немецко-фашистских дивизий могли действовать теперь всего лишь около. 60 дивизий французских){222}. Немецко-фашистская армия получила подавляющее превосходство над французской в танках и авиации.

Одним из главных последствий первой стратегической операции фашистской Германии явилось то, что, оккупировав Бельгию, Голландию, Люксембург и северные районы Франции, она захватила большую территорию, на которой находились важные в экономическом отношении центры и районы. Кроме того, выйдя к концу операции на рубеж рек Сомма и Эна, немецко-фашистская армия заняла выгодное оперативно-стратегическое положение для нанесения завершающего удара по Франции и развертывания морских и воздушных операций против Англии. Наконец, крупное поражение, понесенное союзными войсками, капитуляция Бельгии и Голландии, уход с континента английского экспедиционного корпуса и разгром 1-й французской группы армий — все это деморализующе подействовало на французское население, подорвало волю вооруженных сил к сопротивлению, усилило капитулянтские настроения в среде французского командования. Несомненно и то, что первая стратегическая операция немецко-фашистских войск в Западной Европе означала крах французских стратегических расчетов на ведение позиционной обороны в начале войны.

Иные масштабы и другие последствия имели в начале войны события на советско-германском фронте. Немецко-фашистскому командованию удалось развернуть наступление на широком фронте одновременно на трех стратегических направлениях — ленинградском, смоленском и киевском и осуществить его в форме трех взаимоувязанных стратегических операций. В ходе этих операций немецко-фашистская армия достигла крупных [221] успехов. Однако она не решила главной задачи, поставленной немецко-фашистским командованием: добиться полного разгрома первого стратегического эшелона Красной Армии, Советское командование сумело вывести из-под первого удара противника значительную часть своих войск. Не удалось добиться и другой цели, на которую уповали гитлеровские стратеги, — морального поражения советского народа. Сплоченные вокруг Коммунистической партии, советский народ и его Вооруженные Силы поднялись на священную войну против иноземных поработителей с непреклонной решимостью продолжать борьбу до полной победы над врагом.

Размах операций. Одной из важнейших особенностей начальных наступательных операций явилось резкое возрастание массы войск и боевой техники, привлекавшихся для их проведения, и большой пространственный размах боевых действий.

Уже в первой мировой войне к проведению наиболее крупных операций в начале войны привлекалось от 50 до 80 дивизий, насчитывавших от полумиллиона до миллиона и даже более человек. В этих операциях принимали участие тысячи орудий. Пространственный размах операций составлял от 250 до 400 км по фронту и от 220 до 300 км в глубину. Среднесуточный темп наступления колебался от 8 до 15 км. Для периода первой мировой войны, в которой главная роль в наступлении принадлежала пехотным соединениям, а роль подвижных войск выполняли кавалерийские дивизии, это были высокие показатели.

Но они оказались намного превзойденными в годы второй мировой войны, наступательные операции которой опирались на гораздо более мощную материальную базу (см. таблицу 16). Если в начале первой мировой войны противники располагали лишь десятками самолетов, выполнявших главным образом разведывательные задачи, то в начале второй мировой войны их количество у воюющих государств исчислялось уже тысячами. В качестве подвижных войск вместо кавалерийских дивизии применялись крупные соединения танковых и моторизованных войск. В боевых действиях участвовало неизмеримо больше танков и автотранспорта. Значительно возросло и количество артиллерии, увеличились ее огневые возможности и подвижность. Все это вызвало резкое увеличение пространственного размаха операций.

Начальные операции немецко-фашистских вооруженных сил в кампаниях против Польши, Франции и СССР осуществлялось в рамках общего стратегического наступления, которое с самого начала развертывалось на заранее избранных направлениях главных ударов, охватывавших значительную часть стратегического фронта. [222]

* Силы противника учтены на главных стратегических направлениях между Балтийским и Черным морями.

** Глубина операции учитывается от исходного положения до выхода войск на самый дальний от него рубеж. [223]

Стратегическое наступление в Польше было предпринято двумя группами армий — «Север» и «Юг» — и шло по фронту вдоль всей германо-польской границы протяжением до 1 400 км. Каждая из групп армий имела полосу наступления до 700 км, а прорыв фронта осуществляла на нескольких участках общим протяжением 110—270 км. Глубина операций групп армии, наступавших из Силезии и Померании, а также из Восточной Пруссии, составляла 250—280 км. Общая глубина продвижения немецко-фашистских войск за кампанию (стратегическую операцию) достигала 350—400 км. На проведение всей стратегической операции в Польше ушло около месяца, а период активного наступления составил 17 суток. За это время темп продвижения войск равнялся в среднем 20—24 км в сутки.

Для проведения первой стратегической операции на западе против Франции и ее союзников немецко-фашистские войска — три группы армий — были развернуты в полосе шириной до 1 000 км. Фронт наступления составлял 570 км. Наиболее сильная группа армий «А», наносившая главный удар, занимала фронт 170 км. Группа армий «Б», наступавшая на вспомогательном направлении, развернулась в полосе до 400 км. Группа армий «Ц», выполнявшая роль сковывающей группы, действовала в полосе шириной 350 км.

Основную массу танковых войск немецко-фашистское командование сосредоточило на направлении главного удара. При этом танковые соединения впервые были сведены в танковую группу под единым командованием.

В стратегической операции на западе идея массирования сил и средств на направлении главного удара была выражена более ярко, чем в войне против Польши. И хотя здесь немецко-фашистские войска встретились с более сильным противником, принцип массирования сил и средств на главном направлении наряду с такими факторами, как внезапность нападения, обеспечение превосходства в людях и боевой технике, позволил добиться довольно высоких темпов наступления. Правда, в значительной мере этому способствовали грубые ошибки французского командования, оставившего, по существу, открытым участок фронта, на котором противник наносил главный удар.

Начальная наступательная операция на западе длилась 25 дней, из них период активного наступления занял 18 суток. За это время войска на главном направлении продвинулись на глубину до 320—350 км. Средний темп наступления составлял 18—20 км в сутки.

Для вторжения в СССР немецко-фашистское командование развернуло три группы армий — «Север», «Центр», «Юг» — на огромном пространстве между Балтийским и Черным морями протяженностью свыше 2 000 км. Как и в кампаниях против Польши, Франции и ее союзников, оно объединило танковые и механизированные дивизии в специальные танковые группы, при этом выдвинуло их в первый эшелон для действий на главных [224] направлениях. Таких групп было создано четыре. Наиболее сильная группа армии «Центр», которой отводилась главная роль в стратегическом наступлении, получила на усиление две танковые группы. Ширина полос наступления в исходном положении составляла для группы армии «Север» 230 км, для группы армии «Центр» — 550 км и для группы армий «Юг» — 780 км.

Внезапность нападения, особенно высокая насыщенность вооруженных сил боевой техникой, в частности танками и самолетами, массированное применение войск на главных направлениях обусловили и на советско-германском фронте большой размах начальных операций. За три недели боевых действий немецко-фашистские войска продвинулись на северо-западном направлении в глубину до 450—500 км со средним темпом наступления 25—30 км, на западном направлении — до 450—600 км со средним темпом наступления 25—35 км и на юго-западном направлении — до 300—350 км со средним темпом наступления 16—20 км в сутки.

Сопротивление Красной Армии немецко-фашистским войскам было намного сильнее, чем то, которое они встречали в Польше и во Франции, а немецкие потери на советско-германском фронте в несколько раз превышали потери в кампаниях на западе. По официальным, несомненно преуменьшенным, немецким данным, гитлеровская армия к середине июля лишилась более 92 тыс. человек. Потери в танках достигли 50 процентов от их первоначального числа. С 22 июня по 19 июля немецкие военно-воздушные силы потеряли 1 284 самолета{223}.

Таким образом, начальные стратегические операции немецко-фашистских войск на Европейском континенте характеризовались резко возросшим количеством сил и средств, привлекаемых для их проведения, увеличившейся шириной активного фронта наступления, тенденцией к неуклонному росту темпов наступления и возрастанию глубины боевых действий. В то же время продолжительность операций по сравнению с начальными сражениями первой мировой войны не только не увеличилась, но даже несколько сократилась.

Формы и методы ведения операций. Крупные оперативно-стратегические успехи немецко-фашистских войск в начальных операциях во многом определялись использованием усовершенствованных, а подчас и новых форм ведения наступательных боевых действий. Немецко-фашистское командование довольно широко применяло такие приемы ведения операций, как, например, одновременный ввод в дело всех сил и средств, предназначенных для наступления, удар по войскам противника на всю глубину оперативного построения одновременно с ударом по [225] важнейшим тыловым объектам. Невиданное раньше применение в таких ударах нашли авиация и танковые соединения. Применялись и воздушно-десантные войска.

Вообще говоря, эти приемы действий не были совершенно новыми, так как освещались в военной литературе и потому не могли быть неожиданными. Но применение их на практике в массовом масштабе и в самом тесном сочетании друг с другом все-таки застигало обороняющуюся сторону врасплох. Это всегда вызывало тяжелые последствия, в частности такие, как срыв ряда мероприятий по стратегическому развертыванию войск, дезорганизация военного управления, неорганизованное вступление подвергшихся нападению войск в приграничное сражение.

Немецко-фашистское командование со всей тщательностью старалось использовать наиболее действенные формы развития наступления. Идеей «фикс» гитлеровского военного руководства являлось стремление к созданию «новых Канн» на стратегическом и оперативном уровне, т. е. стремление развивать наступление в расчете на окружение и уничтожение крупных группировок противника. Наступление приобретало резко выраженный маневренный характер. Если в первой мировой войне операции протекали в основном в линейных формах, когда обороняющегося противника приходилось буквально выдавливать со своих позиций, то в начальных операциях второй мировой войны, используя танки и авиацию, немецко-фашистскому командованию удавалось рассекать и дробить фронт обороны, охватывать фланги неприятеля и выходить ему в тыл.

К использованию такой формы ведения наступательных боевых действий, как операция на окружение и уничтожение вражеских сил, оно прибегало каждый раз, когда для этого имелись условия. Так, разгром главных сил польских войск был осуществлен в результате операции, рассчитанной на окружение противника. В основе ее лежала идея нанесения глубоких концентрических ударов из Силезии, Померании и Восточной Пруссии. Внешнее кольцо окружения польских войск замыкалось на меридиане Буга, а внутреннее — в районе к западу от Вислы. Отличительная особенность операций на окружение состояла в том, что благодаря массированному применению на направлениях главных ударов крупных сил танков и авиации маневр развивался с большой стремительностью.

Обычно операциям на окружение и уничтожение крупных группировок противника предшествовали рассечение и дробление его стратегического фронта. Само окружение непосредственно достигалось либо двойным охватом, либо отсечением обороняющихся группировок и прижатием их к морю или какой-либо другой естественной преграде. Во время кампании в Западной Европе после прорыва стратегического фронта (через Арденны к Абвилю) был осуществлен поворот части сил немецкой [226] группы армий «А» на северо-запад с целью отсечения главных сил союзников и прижатия их к морю. Этот маневр был завершен на десятый день операции в 180—200 км от границы.

На советско-германском фронте удар группы армий «Север» на Даугавпилс, Псков преследовал цель отсечь войска Северо-Западного фронта от главных сил Красной Армии. Но если в Северной Франции немецко-фашистскому командованию маневр подобного рода удался, то в Советской Прибалтике он завершен не был. Остановив противника на рубеже реки Луга, войска Северо-Западного фронта обеспечили своей прибалтийской группировке возможность выйти из-под удара группы армий «Север» частично через Нарвский перешеек, частично через Таллин морем.

На советско-германском фронте немецко-фашистское командование весьма широко применяло дробящие удары с последующим выходом танковых группировок в тыл советским войскам. В начале войны гитлеровской армии удалось нанести сильные дробящие фронтальные удары по нашей обороне и глубоко вклиниться в нее на ряде направлений в Прибалтике, западных районах Белоруссии и Украины.

Обычно в ходе операции на окружение немецко-фашистское командование выделяло соединения и оперативные объединения, которые расчленяли окружаемые войска на изолированные друг от друга группы или отсекали какую-то их часть от основной массы войск. Так, на десятый день наступления в Польше, когда глубокий маневр по выходу на рубеж Буга ударных группировок немецко-фашистских войск, наступавших из Восточной Пруссии и Силезии, был еще далек от завершения, основная масса войск польской армии была уже рассечена на пять крупных изолированных группировок{224}. Оказались рассеченными на три части и войска нашего Западного фронта, когда немецко-фашистским соединениям удалось глубоко вклиниться в нашу оборону. Одна из них дралась в районе Белостока, другая — у Волковыска и третья — в районе к западу от Минска.

Однако на советско-германском фронте, как в этих районах, так и на других его участках, немецко-фашистскому командованию не удавалось создать такого плотного кольца окружения, которое бы предотвращало выход из него более или менее значительной части наших войск.

Таким образом, опыт наступательных операций немецко-фашистских войск в первых кампаниях показал, что глубина и темпы операций зависели не только от создания превосходства [227] над противником в силах и средствах и от мощи первых ударов, но и от того, в каких формах велись боевые действия и как использовались в операциях эти силы и средства.

2. Особенности боевого применения видов вооруженных сил

Вторая мировая война с самого начала весьма отчетливо выявила не только роль новых родов войск, например танковых, но и существенно изменила значение старых, «классических» родов войск — пехоты, кавалерии, артиллерии. Характернейшие особенности приобрело и боевое применение видов вооруженных сил.

В начале первой мировой войны стратегические операции проводились либо фронтовыми объединениями, либо усилиями нескольких армий{225}, боевые возможности которых определялись прежде всего количеством пехотных и кавалерийских соединений и степенью их оснащения пехотным оружием и артиллерией. Авиации у борющихся сторон было мало. Танки только появились на поле боя. Автомобиль как средство передвижения войск еще не нашел широкого применения. В этих условиях стратегическая операция являлась простой суммой армейских операций, в которых решающая роль принадлежала пехоте.

Во второй мировой войне к достижению целей начальных наступательных операций немецко-фашистское командование кроме сухопутных войск привлекало крупные массы авиации, воздушно-десантные соединения, а на приморских направлениях и военно-морские силы. Участие в операциях соединений и объединений различных видов вооруженных сил вызвало к жизни и новые виды операций. Помимо уже существовавших ранее фронтовых и армейских операций (на западе — операций групп армий и армий) и морских сражений появились операции танковых войск (танковых групп), воздушно-десантных войск, воздушные операции, морские операции. Как правило, они имели относительную самостоятельность, но тесно переплетались между собой и сливались в единую стратегическую операцию, осуществляемую по единому стратегическому замыслу.

Характерные особенности действий сухопутных сил немецко-фашистской армии. На континентальных театрах военных действий гитлеровское военное командование отводило главную роль в наступательных операциях сухопутным войскам. Высшим объединением сухопутных войск гитлеровского вермахта являлась [228] группа армии, которая, как правило, развертывалась на театре военных действий или на одном из стратегических направлений и обладала большой самостоятельностью в решении оперативно-стратегических задач. В ее состав включались обычно 2—4 полевые армии, 1—2 танковые группы и большое количество частей усиления резерва главного командования. Каждой группе армий оперативно подчинялся один воздушный флот. Группа армий имела в своем составе 35—50, а иногда и больше пехотных, танковых и моторизованных дивизий, 9—15 тыс. орудий и минометов, 500—1 000 танков и штурмовых орудий, 500—1 500 самолетов.

Полевая армия, являвшаяся основным оперативным объединением гитлеровских сухопутных войск, по своему составу и боевым возможностям представляла внушительную силу. Она объединяла обычно 2—4 армейских корпуса и усиливалась танковыми и моторизованными соединениями, а также большим количеством артиллерии РГК. В армии насчитывалось до 9—12 дивизий. Обладая большой ударной силой и высокой подвижностью, полевые армии при поддержке танков и авиации решали в ходе стратегических операций крупные и разнообразные оперативные задачи.

Ведущей силой сухопутных войск гитлеровской армии были танковые и моторизованные соединения. Количество танковых и моторизованных дивизий в группах армий колебалось от 5 (группа армий «Север» в германо-польской войне) до 15 (группа армий «Центр» в момент нападения фашистской Германии на СССР). Наибольшее количество танковых соединений включалось в те группы армий, которые вели операции на направлениях главных ударов. Действуя на этих направлениях, как правило, в авангарде групп армий в компактных, группировках, танковые и моторизованные соединения развивали высокие темпы наступления.

Способы использования танковых войск были различными. В начале второй мировой войны, например в польской кампании, немецко-фашистское командование передавало все свои танковые и моторизованные дивизии в полевые армии. Каждая из армий получала от одной дивизии (3-я армия) до одного-двух танковых (моторизованных) корпусов. Так, 10-я армия из группы армий «Юг», наносившая главный удар, имела в своем составе один танковый и один моторизованный корпуса (две танковые и две моторизованные дивизии).

Перед началом кампании в Западной Европе немецко-фашистское командование создало сильную танковую группу под командованием генерала Клейста в составе двух танковых и одного моторизованного корпуса (всего пять танковых и три моторизованные дивизии). Эта группа предназначалась для действий на направлении главного удара и находилась в непосредственном подчинении командования группы армий «А». [229] В то же время некоторым армиям, например 18, 6, 4-й, придавалось по одному танковому корпусу{226}.

Создание сильной танковой группы Клейста свидетельствовало о намерении гитлеровского командования применять танковые войска массированно.

В войне против Советского Союза немецко-фашистское командование пошло еще дальше в массированном использовании танковых войск. Все танковые и моторизованные дивизии были сведены в танковые группы (в каждой по два-три корпуса), переименованные затем в танковые армии. Каждая танковая группа, имевшая от 800 до 1 200 танков, действовала на направлении главного удара группы армий, В некоторых случаях группам армий, наносившим удары на двух направлениях, придавались две танковые группы. Так, группа армий «Центр» в начале войны на советско-германском фронте имела в своем составе две танковые группы. Каждая из них действовала на отдельном операционном направлении.

Массированное применение танковых войск придало военным действиям высокую динамичность и маневренность. Отличительной особенностью использования танковых войск было то, что они действовали обычно в составе первых эшелонов. Это объяснялось стремлением гитлеровского командования с самого начала операции нанести ошеломляющий удар по противнику и в кратчайшие сроки проникнуть в оперативную глубину его обороны.

Подвижные войска обычно не отвлекались на борьбу с группами противника, удерживавшими опорные пункты или районы в тылу или даже угрожавшими фланговыми ударами. Как правило, задача борьбы с этими группами возлагалась на пехотные соединения полевых армий, продвигавшихся вслед за танковыми войсками.

Однако на советско-германском фронте фашистскому командованию приходилось делать из этого правила исключения. Так, из-за сильного сопротивления наших войск, окруженных западнее Минска, командование группы армий «Центр» вынуждено было держать в этом районе главные силы обеих танковых групп.

Решительные формы и способы применения крупных танковых масс сложились не сразу. В польской кампании и в наступлении на западе принцип их массирования на главных направлениях выдерживался еще не полностью. Так, при проведении операций в Польше немецко-фашистское командование, создав ударную танковую группировку в полосе наступления 10-й полевой армии, все же значительную часть танков распределило между остальными наступавшими армиями. Это объяснялось [230] тем, что на полях сражений в Польше немецко-фашистское командование еще опасалось большого отрыва танковых соединений от главных сил полевых армий. Нередко успешно развивавшееся наступление танковых войск в оперативной глубине намеренно сдерживалось из опасения их поражения в результате фланговых ударов противника или его выхода на коммуникации вырвавшихся вперед танковых группировок.

В кампании в Западной Европе объединение нескольких танковых соединений в крупную подвижную группу под единым командованием для действий на главном направлении являлось, безусловно, крупным шагом вперед в боевом применении танковых войск, но в ходе операции принцип их массированного использования неоднократно нарушался. Так, на шестой день боевых действий, когда после форсирования Мааса стратегический фронт противника был прорван и создались благоприятные условия для стремительного проникновения подвижных войск в тыл, последовал строжайший приказ главного командования сухопутных войск остановить наступление вырвавшихся вперед танковых соединений и задержать их до подхода отставшей пехоты. Танковая группа Клейста была подчинена командующему 12-й полевой армией и использовалась для совместного наступления с пехотой. Причем один из танковых корпусов группы был подчинен командиру армейского корпуса, а тот вывел его в свой резерв. Этот пример свидетельствует о том, что боязнь отрыва подвижных войск от соединений полевых армий в процессе операции еще не была преодолена. И только на завершающем этапе операции танковые войска были вновь объединены в компактные группировки, и их наступление проходило в высоких темпах.

После поражения Франции немецко-фашистское командование подвергло анализу опыт польской и французской кампаний. В способы применения танковых войск были внесены существенные поправки, которые нашли отражение в начальных наступательных операциях на советско-германском фронте. Здесь танковые группы получили большую свободу действий. Отрыв передовых частей танковых корпусов от главных сил полевых армий достигал 80—100, а иногда и более километров. Правда, вырвавшиеся вперед танковые соединения нередко попадали под фланговые удары советских войск и терпели крупное поражение, как это было, например, в районе юго-восточнее Вильнюса и под Сольцами. Поэтому немецко-фашистское командование и на советско-германском фронте опасалось отрыва подвижных соединений от полевых армий.

В оперативной глубине танковые соединения, сменяемые на определенных рубежах пехотными дивизиями, обычно устремлялись вперед, упреждая выдвигавшиеся из глубины советские войска в занятии выгодных для ведения боевых действий участков [231] местности. Стремительное проникновение танковых группировок в глубокий тыл оборонявшихся войск позволяло наносить удары по подходящим резервам, форсировать с ходу крупные водные преграды, захватывать узлы коммуникаций и другие важные оперативно-стратегические объекты. Этот способ боевых действий танковых войск широко применялся немецко-фашистским командованием для преодоления оборонительных полос в Польше, Бельгии, Голландии, Франции и при форсировании таких рек, как Висла, Маас, а на советской территории — Березина, Западная Двина, Днепр.

Немецко-фашистские танковые войска играли важнейшую роль в осуществлении глубоких прорывов, рассечении и дроблении стратегического фронта оборонявшихся войск. Эта роль может быть пояснена на примере глубокого рассекающего удара танковой группы Клейста, а затем и удара танковой группы Гота через Центральную Бельгию в направлении Камбре, Абвиль. Удары носили таранный характер. Это позволило немецко-фашистским подвижным войскам, действовавшим при активной поддержке авиации, рассечь и раздробить фронт обороны союзников, лишив англо-французское командование возможности организовывать взаимодействие между расчлененными группами голландской, бельгийской, 1-й и 9-й французских армий и английского экспедиционного корпуса.

Что касается боевого применения пехотных соединений, то на главных направлениях они наступали, как правило, вслед за подвижными войсками, вступая в сражение с противником, остававшимся в тылу танковых соединений, заполняли бреши в стратегическом фронте противника и, если это удавалось, завершали окружение, рассечение и разгром неприятельских группировок. Моторизованные пехотные соединения, продвигаясь за танковыми войсками, закрепляли и удерживали захваченные рубежи до подхода главных сил полевых армий. Действуя на второстепенных направлениях, пехотные соединения сковывали противника с фронта, обеспечивая маневр войск, наступавших на главных направлениях. Отражение контрударов противника осуществлялось, как правило, пехотными соединениями при поддержке танков и авиации. Ведение оборонительных действий только одними пехотными соединениями в начальных операциях было редким явлением.

Военно-воздушные силы. Успех начальных операций как на континентальных, так и на морских театрах военных действий был неразрывно связан с боевой деятельностью военно-воздушных сил. Их особое значение в совместных операциях видов вооруженных сил как на суше, так и на море проявилось с необычайной силой. Впервые в истории войн боевая деятельность сухопутных и военно-морских сил утратила свою относительную самостоятельность и оказалась в зависимости от третьей силы — авиации. [232]

Гитлеровское военное командование, учитывая большую огневую мощь, глубину проникновения и маневренность авиации, стремилось до дна использовать ее возможности в начальных операциях. В значительной мере благодаря применению военно-воздушных сил ему удавалось достигать внезапности первого удара, захватывать стратегическую инициативу с начала кампании, срывать или нарушать развертывание неприятельских войск. В конечном счете именно авиация, тесно взаимодействуя с танковыми и механизированными соединениями на суше и кораблями на море, придавала начальным операциям огромный размах и стремительность.

Однако боевые возможности авиации могли использоваться в полную силу лишь при условии завоевания и удержания господства в воздухе. Борьба за господство в воздушном пространстве с начала войны, как, впрочем, и на всем ее протяжении, составляла неотъемлемую часть любой наступательной операции. Это было первой задачей немецко-фашистской авиации.

Второй важнейшей задачей немецко-фашистских военно-воздушных сил в начальном периоде являлся срыв мобилизации и развертывания вооруженных сил противника. Эту задачу фашистская авиация решала путем нанесения массированных ударов по административно-политическим центрам, узлам железных и шоссейных дорог, по важнейшим военно-морским базам, портам и стоянкам кораблей, по коммуникациям, военным городкам, а также колоннам войск, выдвигавшимся к фронту.

Наконец, третья задача, которую решала немецко-фашистская авиация в начальных операциях, заключалась в непрерывной поддержке наступления сухопутных войск, а на морских театрах — в обеспечении боевой деятельности флотов. После решения первых двух задач, на которое отводились первые дни войны, третья задача становилась основной до конца начальных операций.

Выполняя эту задачу, авиация прикрывала войска от ударов воздушного противника, вела воздушную разведку и информировала командование о возникающей угрозе ударов противника с фронта или флангов. Наиболее эффективным способом помощи наступавшим войскам являлись удары с воздуха по выдвигающимся резервам противника.

Немецко-фашистское командование в боевом использовании авиации, как и в применении танковых войск, придерживалось принципа массирования сил на главном направлении в решающий момент. Об этом наглядно свидетельствуют, например, действия гитлеровской авиации при форсировании реки Маас. Утром 13 мая 1940 г. 1-я немецкая танковая дивизия подошла к реке и приступила к подготовке ее форсирования. Артиллерия дивизии отстала, а французские подразделения открыли по врагу сильный артиллерийский огонь. О форсировании реки не [233] могло быть и речи, пока не будет подавлена французская артиллерия. К полудню над полем боя появилось около тысячи немецко-фашистских самолетов. Пикирующие бомбардировщики полностью подавили французские батареи, создав тем самым условия для преодоления водной преграды.

Большую роль играла авиация и в борьбе с окруженными группировками противника, а на морских театрах фактически определяла успех завоевания флотом господства на море.

Одно лишь перечисление задач, выполнявшихся авиацией в начальном периоде, показывает, насколько разнообразна и вместе с тем существенна была ее помощь наземным войскам и военно-морским силам.

Воздушно-десантные войска. Применение воздушных десантов в первых операциях второй мировой войны было столь же новым явлением, как и массированное использование авиации и танковых войск.

Быстрое развитие в предвоенные годы авиации, в частности военно-транспортной, создало реальные предпосылки для применения воздушных десантов. Большое внимание строительству воздушно-десантных войск уделялось в Советском Союзе. В середине 30-х годов на ряде крупных учений на Украине и в Белоруссии были продемонстрированы достижения и огромные возможности воздушно-десантных войск{227}. Немецко-фашистское командование в конце 30-х годов, используя опыт Советского Союза, с большой тщательностью готовилось к применению воздушно-десантных войск в боевых действиях.

Впервые воздушные десанты были применены гитлеровским командованием в операциях по захвату Дании и Норвегии. Это были десанты тактического назначения, которые, захватив аэродромы, мосты, узлы дорог и несколько плацдармов на побережье Северного моря, способствовали успешной высадке морских десантов и быстрому продвижению сухопутных войск.

Весьма результативной была выброска воздушных десантов в ближайший тыл противника во время наступления немецко-фашистских войск в Бельгии и Голландии. В Бельгии главной целью воздушных десантов являлся захват мостов через Маас и особенно форта Эбен-Эмаэль. Расположенный в районе слияния Мааса и канала Альберта, этот форт прикрывал как подступы к мостам на Маасе, так и оборонительные позиции бельгийских войск, проходившие по каналу Альберта. Успешные действия воздушных десантов явились решающим условием быстрого форсирования реки Маас, проникновения немецко-фашистских подвижных соединений в глубь Бельгии и упреждения [234] бельгийских войск в занятии оборонительных позиций по каналу Альберта.

Воздушный десант, высаженный в Голландии, несмотря на утрату внезапности и тяжелые потери, успешно выполнил свою задачу. Он захватил несколько аэродромов, овладел рядом переправ через Маас, Ваал и Нижний Рейн, помешал голландской армии организовать прочную оборону на восточных и южных подступах к Гааге.

Успех десантных операций гитлеровской армии во многом зависел не только от действий самих десантников, но и от активной помощи авиации. Она снабжала десантников оружием, боеприпасами и другими видами материального довольствия, когда им приходилось вести затяжные бои в отрыве от главных сил, как это было в Норвегии; ударами по противнику с воздуха содействовала отражению его атак в районе действий десантов, например в районе форта Эбен-Эмаэль; вела борьбу с воздушным противником, если он мешал продвижению десантов, в частности воздушные бои с английской авиацией на подступах к Гааге, и т. п.

Опыт применения воздушных десантов в Дании, Норвегии, Голландии и Бельгии показывал, что действия даже тактических десантов, высаживаемых (выбрасываемых) одновременно на ряде участков в ближайшей оперативной глубине или на более удаленном расстоянии от линии фронта, приобретали большое оперативное значение. В сочетании с одновременными ударами авиации и решительным наступлением танковых и пехотных соединений с фронта воздушные десанты могли сорвать или нарушить планомерное стратегическое развертывание вооруженных сил противника, дезорганизовать его оборону, посеять панику среди местного населения и армии, обеспечить высокие темпы развития наступательных операций. Когда начиналось преследование противника, воздушные десанты, выброшенные на пути его отхода, оказывали большую помощь наземным войскам в завершении разгрома отступавших войск.

Особенности действий военно-морского флота. В силу континентального характера сражений, в Европе деятельность военно-морского флота в начальных наступательных операциях немецко-фашистских вооруженных сил (за исключением норвежской) носила ограниченный характер.

В период польской кампании его главная задача сводилась к минированию проливной зоны. Этим самым немецко-фашистское морское командование стремилось обеспечить себе свободу действий для разгрома слабого польского флота и воспретить торговые перевозки противника по Балтийскому морю. Только один раз флот привлекался для поддержки сухопутных войск. Это случилось тогда, когда потребовалось огневое подавление польского гарнизона, героически защищавшего полуостров Хель и порты Вестерплятте и Гдыня. Для решения этой задачи были [235] привлечены устаревший и превращенный в учебное судно линкор «Шлезвиг-Гольштейн» и подобный ему корабль «Шлезиен».

Содействие немецко-фашистского флота войскам, наступавшим в Голландии, Бельгии и Северной Франции, было фактически исключено, так как побережье контролировалось флотами этих государств и английским флотом, господствовавшим в Северном море и Ла-Манше. По этой же причине даже на завершающем этапе майского наступления немецко-фашистских войск, когда прижатые к морю английские и французские части эвакуировались на сотнях судов из Дюнкерка на Британские острова, гитлеровский флот не смог существенно помешать проведению этой операции.

Ограниченные задачи выполнял немецко-фашистский флот и в начальный период войны против Советского Союза. Его основная деятельность в Балтийском море заключалась в минировании прибрежных вод Прибалтики и выходов из Финского залива. Не предпринимали в это время активных боевых действий корабли фашистской Германии на Северном и Черном морях.

Лишь боевые действия немецко-фашистского флота против Дании и Норвегии выделялись своей активностью и решительностью. Они составили важнейшую часть операции гитлеровских войск по захвату этих государств, представлявшей собой систему объединенных единым замыслом ударов морских и воздушных десантов.

«Пятая колонна». В достижении целей начального периода войны гитлеровское военное руководство отводило особое место так называемой «пятой колонне»{228}.

В большинстве стран, которые подвергались фашистской агрессии, ядро «пятой колонны» составляли немецкие национальные меньшинства. Многие граждане немецкой национальности в этих странах были настроены профашистски и состояли членами заграничных секций нацистской партии. В Польше, например, таких лиц насчитывалось около 3 тыс., в Дании — 2 тыс. и в Голландии — 3 тыс.{229}.

Кроме того, во многих странах — жертвах гитлеровской экспансии имелось немало людей из числа представителей господствующих классов или просто деклассированных элементов, которые открыто или тайно являлись сторонниками Гитлера. [236] Они объединялись в партии и политические группировки, в своей деятельности ориентировавшиеся на фашистскую Германию, и даже имели своих доморощенных «фюреров». В Англии это был небезызвестный Мосли, в Югославии — Павелич, в Норвегии — Квислинг и т. д. Разумеется, гитлеровское руководство широко использовало людей подобного типа для подрывной деятельности.

Наконец, в «пятую колонну» входила немецкая агентура, специально засылаемая в различные страны гитлеровским руководством.

Опыт первых операций показал, что в подвергшихся агрессии капиталистических странах, где многие представители правящих классов больше заботились о сохранении своих привилегий, чем об интересах нации, имелась благоприятная почва для подрывной деятельности с самыми губительными последствиями. Особенно наглядно это проявилось во Франции, где профашистски настроенные высшие руководители типа Петэна и Гамелена фактически предали французский народ.

Огромный вред принесла деятельность «пятой колонны» в Польше. Она выразилась в распространении ложных слухов, проведении крупных диверсий и, наконец, в активной вооруженной помощи гитлеровским войскам. Так, польские нацисты вместе с отрядами диверсантов численностью до 5 тыс. человек, переброшенных из Германии под видом шахтеров и заводских рабочих, в первый же день войны захватили в западных районах Польши ряд крупных заводов и шахт, а нацистская организация, сформированная в польской Силезии, взяла под свой контроль Катовице еще до подхода регулярных немецко-фашистских войск.

Местные нацистские группы вкупе с гитлеровской агентурой действовали в Дании, Норвегии, Голландии, Бельгии. Они выполняли и чисто военные задачи, например расчищали заграждения на путях продвижения гитлеровских войск, предотвращали разрушение мостов и полотен железных и шоссейных дорог, ликвидировали узлы и линии связи и т. п. Многие из местных нацистов служили переводчиками и проводниками.

Попытка гитлеровского правительства создать «пятую колонну» в Советском Союзе полностью провалилась. Расчеты на подрыв морально-политического единства советского народа оказались несостоятельными. Высокая политическая сознательность советских людей, их сплоченность вокруг Коммунистической партии и преданность ее идеям оказались непреодолимым барьером для нацистской пропаганды.

Подрывная деятельность в тылу врага в военной истории — явление не новое. Оно наблюдалось во всех без исключения войнах. Но те размеры и формы, которые ей придало гитлеровское руководство в годы, предшествовавшие второй мировой войне, и в ходе самой войны, не имели себе равных. [237]

Война показала, что этот способ борьбы крайне опасен и его нельзя недооценивать, но в то же время он теряет свою эффективность тогда, когда принимаются решительные меры к предотвращению подрывной деятельности и на борьбу с «пятой колонной» встает весь народ, вооруженный сознанием высокой ответственности за безопасность родины.

* * *

Анализ начальных наступательных операций на европейских театрах военных действий показывает, что их роль и значение в войне резко возросли. Применение в массовом масштабе таких средств, как танки и авиация, решительные формы и способы ведения вооруженной борьбы привели к резкому увеличению размаха боевых действий. В ходе первых операций немецко-фашистская армия, упреждая противников в стратегическом развертывании вооруженных сил и овладевая стратегической инициативой, оказывалась способной не только захватывать огромные территории и наносить тяжелое поражение крупным стратегическим группировкам противника, но и выводить из войны целые государства.

Решающая роль в достижении крупных результатов в ходе начальных операций принадлежала первому внезапному удару, в который вкладывалась вся мощь воздушных и наземных сил, выделенных для ведения этих операций и заранее сосредоточенных на избранных направлениях.

Основой ударных группировок немецко-фашистской армии являлись танковые войска и авиация. Их массированное и целеустремленное применение на направлениях главных ударов приводило к быстрому прорыву фронта обороны, его дроблению или глубокому рассечению, к образованию широких брешей, заполнить которые оборонявшейся стороне не всегда удавалось. Боевые действия с самого начала войны принимали высокоманевренный характер.

Стремительность развития начальных наступательных операций в широких полосах, достигавших иногда более тысячи километров по фронту, приводила к тому, что боевые действия шли одновременно и в приграничных районах, и в оперативной глубине, удаленной от границы на сотни километров. Сплошной фронт в ходе начальных операций исчезал. Чтобы восстановить его, оборонявшейся стороне, если она располагала достаточной территорией, приходилось отводить свои войска на значительную глубину и там на заранее подготовленных или поспешно создаваемых оборонительных рубежах, используя резервы, выдвигаемые из глубины страны, оказывать организованное противодействие наступавшим войскам. Возможность вести активную стратегическую оборону в таком виде оказалась под силу только [238] Советскому Союзу, обладавшему и большой территорией, и огромным военно-экономическим потенциалом, и, главное, морально-политической стойкостью народа и его Вооруженных Сил.

Стратегические последствия серии начальных операций, осуществленных фашистской Германией последовательно на западном и восточном фронтах, были огромны. В начальных операциях потерпели поражение Польша, Дания, Норвегия, Голландия, Бельгия, Люксембург, Югославия, Греция, Франция. Англия лишилась в Европе своих союзников и оказалась под угрозой вторжения немецко-фашистских войск на свою территорию.

Сопротивление, оказанное немецко-фашистской армии на советско-германском франте, и потери, понесенные ею в ходе начальных операций, сорвали стратегические расчеты гитлеровского командования. Вместо беспрепятственного продвижения в глубь советской территории, как это предусматривалось планом «Барбаросса», немецко-фашистские войска вынуждены были на важнейших направлениях отражать сильные удары наших войск. Идея молниеносного разгрома Советского Союза рушилась. Война превращалась в затяжную; привходящие факторы, игравшие первостепенную роль в начальных операциях, теряли свое значение. [239]

Глава двенадцатая.
Подготовка и нанесение внезапного первоначального удара с открытием нового стратегического фронта (по опыту кампании Советских Вооруженных Сил на Дальнем Востоке в 1945 г.)

Коалиционный характер второй мировой войны, ее огромный размах, разновременное вступление в нее различных государств предопределяли неизбежность создания в процессе военных действий новых стратегических фронтов. Они открывались или в соответствии с заранее намеченными планами или под влиянием изменявшейся военно-политической обстановки, вынуждавшей переносить главные стратегические усилия с одного стратегического фронта или театра военных действий на другой. Нередко в ходе войны воюющие государства открывали новые фронты военных действий против государств, не принимавших участия в войне, и наоборот — государства, включавшиеся в войну, открывали новый фронт против одного из участников войны.

Так, фашистская Германия, стремясь к последовательному разгрому своих европейских противников, согласно заранее разработанным планам сначала сосредоточила основную массу своих вооруженных сил для удара по Польше, а затем и по ее западным союзникам. После разгрома союзных войск она открыла новый стратегический фронт, развязав войну против Советского Союза.

В процессе второй мировой войны открывали новые стратегические фронты и государства антигитлеровской коалиции. При этом различие в политических целях, которые преследовали в войне, с одной стороны СССР, а с другой — Англия и США, оказывало самое непосредственное влияние на выбор времени и места открытия новых стратегических фронтов. Так, Англия в 1940 г. после поражения Франции и эвакуации своих сил с материка отказалась от идеи восстановления сухопутного стратегического [282] фронта в Западной Европе против ее главного противника — фашистской Германии. Она перенесла свои усилия на второстепенные театры военных действий — в бассейн Средиземного моря, в Северную Африку, на Ближний Восток, преследуя собственные империалистические цели. Как известно, открытие нового стратегического фронта в Западной Европе было осуществлено англо-американским командованием лишь на завершающем этапе войны, когда фашистская Германия была до основания потрясена войной на востоке, и стало очевидным, что СССР один сможет завершить ее разгром в короткие сроки.

Иные политические цели преследовал Советский Союз, когда три месяца спустя после разгрома фашистской Германии объявил войну милитаристской Японии и открыл на Дальнем Востоке новый стратегический фронт военных действий. Советский Союз счел своим интернациональным долгом перед народами, порабощенными японскими захватчиками, ускорить окончание второй мировой войны, изгнать совместно с союзниками японских оккупантов из стран Азии, помочь народам Китая, Кореи и других азиатских государств обрести национальную свободу и независимость.

8 августа 1945 г. Советское правительство заявило, что, поддерживая потсдамскую декларацию союзников от 26 июля, приняло предложение вступить в войну с Японией. «Советское Правительство считает, — говорилось в заявлении, — что такая его политика является единственным средством, способным приблизить наступление мира, освободить народы от дальнейших жертв и страданий и дать возможность японскому народу избавиться от тех опасностей и разрушений, которые были пережиты Германией после ее отказа от безоговорочной капитуляции»{269}.

Вместе с тем Советский Союз, заинтересованный в надежном укреплении своих позиций на Дальнем Востоке, еще до вступления в войну против Японии заявил союзным державам, находившимся с ней в состоянии войны, что после войны он потребует: сохранения «статус-кво» Внешней Монголии (Монгольской Народной Республики); восстановления принадлежавших России прав, нарушенных вероломным нападением Японии в 1904 г., в частности возвращения Советскому Союзу южной части острова Сахалин и всех прилегающих к ней островов; и, наконец, передачи Советскому Союзу Курильских островов{270}.

Эти условия Советского правительства были приняты правительствами союзных держав.

В войне Советского Союза против милитаристской Японии была успешно решена проблема открытия нового стратегического фронта с переносом главных усилий с Европейского театра [283] военных действий на Дальневосточный, приобретен поучительный опыт подготовки и осуществления внезапного и сокрушительного удара в начале военных действий. Кампания на Дальнем Востоке интересна и тем, что она, несмотря на свой огромный пространственный размах, была самой короткой и результативной из всех кампаний второй мировой войны. За время с 9 августа по 2 сентября Советские Вооруженные Силы разгромили основную ударную силу сухопутных войск японского империализма — Квантунскую армию и этим оказали решающее влияние на безоговорочную капитуляцию Японии.

Отличительная особенность советско-японской войны состояла и в том, что она была победоносно завершена в ходе одной крупной стратегической наступательной операции, известной под названием Маньчжурской, и согласованных с ней сравнительно небольших по привлеченным силам Южносахалинской наступательной операции и Курильской десантной операции.

1. Военно-политическая обстановка к началу кампании и замысел японского командования

Военно-политическая обстановка, сложившаяся на Дальнем Востоке к августу 1945 г., характеризовалась тем, что Япония, еще располагая большими возможностями для ведения войны, продолжала оказывать упорное сопротивление объединенным вооруженным силам США и Англии. По расчетам американского и английского командования, без поддержки Советского Союза они могли принудить Японию к безоговорочной капитуляции не ранее 1946—1947 гг.

Внутриполитическое положение Японии в 1945 г. было весьма трудным. Ее экономика оказалась основательно подорванной восьмилетней войной в Китае, четырехлетней войной на Тихом океане и с трудом могла восполнять огромные потери, которые несли ее вооруженные силы.

Тяжелым было и внешнеполитическое положение Японии. США и Англия, непрерывно наращивая мощь своих ударов, вплотную подошли к японской метрополии. Безоговорочная капитуляция фашистской Германии лишила японских милитаристов наиболее надежного союзника и поставила Японию в положение международной изоляции.

Тем не менее японское правительство отвергло предложение правительств США, Англии и Китая о прекращении военных действий и безоговорочной капитуляции и решило «неотступно продолжать движение вперед для успешного завершения войны»{271}. Надеясь на разногласия между союзниками, оно рассчитывало, [284] что ему удастся добиться от США и Англии выгодных условий для заключения мира.

Японская армия и военно-морской флот представляли собой все еще внушительную военную силу. В их составе насчитывалось свыше 7 млн. человек, в том числе в сухопутных войсках и авиации 5,9 млн. человек, более 10 тыс. самолетов и около 500 боевых кораблей различного класса{272}.

Советским Вооруженным Силам предстояло вступить в войну с сильным противником, далеко не потерявшим свою боеспособность и веру в победу.

Общая площадь Маньчжурии, Внутренней Монголии и Северной Кореи, на территории которых развернулись военные действия, составляла 1,5 млн. кв. км. Сухопутный театр военных действий простирался с севера на юг на 1 500 км и с запада на восток на 1 200 км. Протяженность государственной границы СССР и Монгольской Народной Республики с Маньчжурией и Кореей, на которой сосредоточивались советские войска для предстоящего наступления, составляла более 4 000 км. Протяженность морского театра военных действий, где проходили операции советского Тихоокеанского флота, составляла в меридиональном направлении около 4 000 миль (примерно 7,5 тыс. км).

По географическим и климатическим условиям район предстоящих боевых действий являлся исключительно сложным. Мощные горные системы и хребты (Б. Хинган — на западе, Ильхури-Алин и М. Хинган — на севере, Восточно-Маньчжурская горная система — на востоке) образуют труднодоступный барьер шириной 100—400 км, преграждающий все пути из Монгольской Народной Республики, Забайкалья, Приамурья и Приморья в центральные районы Маньчжурии. На западе на сотни километров тянутся знойные безводные каменисто-песчаные пустыни и горы. Горные системы и хребты как бы усилены широкими и полноводными приграничными реками Аргунь, Амур, Уссури, Тумыньцзян, приобретающими в период летних дождей (в июле—августе выпадает 4/5 годовых осадков) значение оборонительных рубежей оперативного масштаба. Автодорожная сеть была развита слабо. В целом район боевых действий представлял собой горно-таежную, болотистую и горно-пустынную местность, которая позволяла действовать оперативным объединениям и даже соединениям лишь на отдельных направлениях, изолированных друг от друга на сотни километров, Важнейшие операционные направления противник прикрывал 17 укрепленными районами (8 из них располагались на приморском направлении) общей протяженностью свыше 1 000 км. Оперативная емкость отдельных укрепленных районов была рассчитана на 1—3 пехотные дивизии. [285]

На этом обширном и труднодоступном театре военных действий советским войскам противостояла миллионная Квантунская армия, которая объединяла четыре японских франта и одну отдельную армию. Вместе с войсками сателлитов в ней насчитывалось свыше 1,2 млн. человек (без учета стратегических резервов и вооруженных отрядов резервистов). На вооружении она имела 5 тыс. орудий, 1 115 танков и 1 900 самолетов{273}.

Замысел японского командования, разработанный весной 1945 г., носил оборонительный характер, но допускал и проведение контрнаступления. Его основная идея состояла в том, чтобы упорной обороной в приграничных укрепленных районах и на выгодных естественных рубежах не допустить прорыва советских войск в центральные районы Маньчжурии и Корею. Эту идею должны были реализовать войска прикрытия: армия Маньчжоу-Го, гарнизоны пограничников и часть полевых войск Квантунской армии (всего до одной трети сил). Главные же силы Квантунской армии сосредоточивались в Центральной Маньчжурии в районе важнейших узлов железных и шоссейных дорог, которые позволяли осуществлять маневр, выдвигать части на угрожаемые направления и развертывать их на выгодных рубежах, одновременно сохраняя компактную группировку войск. На главные силы возлагались задачи ликвидировать глубокие прорывы Красной Армии и остановить наступающие войска, проводя мощные контрудары на любом из операционных направлений. После усиления Квантунской армии стратегическими резервами и при условии, что обстановка будет благоприятной, она должна была перейти в контрнаступление, восстановить прорванный фронт и вторгнуться в пределы советской территории. Если же исход оборонительного сражения окажется неблагоприятным, то предполагалось отвести армию на рубеж Чанчунь, Мукден, Цзиньчжоу, а если бы не удалось закрепиться и на этом рубеже, предусматривались отвод главных сил Квантунской армии в Корею и организация отпора советским войскам на рубеже рек Тумыньцзян и Ялуцзян.

В соответствии с этим замыслом в июне—июле 1945 г. происходила перегруппировка войск Квантунской армии и оборудование намеченных оборонительных рубежей в инженерном отношении.

2. План разгрома Квантунской армии

Замысел советского Верховного Главнокомандования предусматривал осуществить разгром Квантунской армии и освобождение оккупированных ею территорий в быстротечной операции, [286] при этом так, чтобы противник не имел возможности вывести и Маньчжурии и Северной Кореи свои войска. Наши войска должны были нанести два основных удара — один с территории Монгольской Народной Республики и другой из Приморья, — а также несколько вспомогательных ударов по сходящимся к центру Маньчжурии направлениям с целью рассечения и быстрого разгрома по частям основных сил Квантунской армии; следовательно, намечался двусторонний глубокий охватывающий маневр на окружение основных сил Квантунской армии. Его планировалось осуществить на таких направлениях, которые позволяли советским войскам в короткие сроки лишить Квантунскую армию путей сообщения с метрополией, а также с Северной Кореей, где держали оборону войска 17-го фронта, и с районом Бейпина, где располагался Северный фронт. В замысле советского Верховного Главнокомандования была выражена идея нанесения сокрушающих ударов, имевших целью окружение и уничтожение основных сил Квантунской армии. Освобождение Южного Сахалина и Курильских островов ставилось в зависимость от достижения этой главной цели.

Разгром Квантунской армии планировалось осуществить силами трех фронтов (Забайкальского, 1-го и 2-го Дальневосточных), Тихоокеанского флота и Краснознаменной Амурской флотилии. Фронты было решено развернуть на трех стратегических направлениях: Забайкальский фронт — на забайкальско-маньчжурском, 2-й Дальневосточный фронт — на приамурско-маньчжурском и 1-й Дальневосточный фронт — на приморско-маньчжурском.

Войскам Забайкальского фронта предстояло играть основную роль в разгроме Квантунской армии. Стремительное наступление войск фронта в направлении таких важных пунктов врага, как Мукден и Чанчунь, решало исход борьбы. Удар войск 1-го Дальневосточного фронта в направлении Гирина кратчайшим путем выводил их на соединение с войсками Забайкальского фронта. Таким образом, кольцо окружения замыкалось.

Состав этих фронтов был значительно сильнее, чем 2-го Дальневосточного фронта.

Забайкальский фронт имел четыре общевойсковые армии, танковую армию, группу советско-монгольских войск, воздушную армию, армию ПВО и значительное количество соединений и частей усиления. Всего фронт насчитывал 654 тыс. человек, 7 тыс. орудий и минометов, 2 416 танков и САУ, 1 360 орудий противотанковой артиллерии, 601 орудие зенитной артиллерии, 583 реактивные установки, 1 334 самолета.

В 1-й Дальневосточный фронт входили четыре общевойсковые армии, механизированный корпус, кавалерийская дивизия, Приморская группа, воздушная армия, армия ПВО. По количеству соединений и частей усиления он немногим уступал Забайкальскому фронту. Фронт имел 586 тыс. человек, 8,6 тыс., [287] орудий и минометов, 1 860 танков и САУ, 1 538 орудий противотанковой артиллерии, 504 орудия зенитной артиллерии, 516 реактивных установок, 1 158 самолетов.

2-й Дальневосточный фронт располагал значительно меньшим числом людей, танков, орудий, самолетов. В него входили три общевойсковые армии, отдельный стрелковый корпус, Камчатский оборонительный район, воздушная армия, армия ПВО, соединения и части усиления. Фронт насчитывал 337 тыс. человек, 4,4 тыс. орудий и минометов, 1 280 танков и САУ, 808 орудий противотанковой артиллерии, 1 280 орудий зенитной артиллерии и 1 095 самолетов{274}.

Общее соотношение сил складывалось в пользу советских войск и составляло: по людям 1,2 : 1, танкам и САУ 4,8 : 1, артиллерии 4,8 : 1, авиации 2,5 : 1. Соотношение сил по стратегическим направлениям выглядело иначе.

Наши войска превосходили Квантунскую армию на забайкальско-маньчжурском направлении по людям в 1,7, орудиям в 8,6, минометам в 18, танкам и САУ в 5 раз; на приморско-маньчжурском — по людям в 1,5, орудиям в 4, минометам — абсолютно, танкам и САУ в 8 раз; на приамурско-маньчжурском — по людям в 1,4, орудиям в 2, минометам в 8,2, танкам и САУ в 8 раз. Таким образом, на направлениях главных ударов наших войск создавалось подавляющее превосходство над противником{275}.

Наступление предполагалось развернуть на фронте общим протяжением около 5 000 км. Глубина планируемой стратегической операции достигала 600—800 км, продолжительность — 20—24 суток. Эти цифры определяли и намеченные темпы наступления: 1-го Дальневосточного фронта — 3—10 км (с учетом прорыва укрепленных районов и преодоления горно-таежной и болотистой местности), 2-го Дальневосточного — 13 км в сутки (с учетом форсирования Амура и прорыва укрепленных районов) и Забайкальского фронта — 23 км для стрелковых войск и 60—70 км в сутки для подвижных войск (с учетом преодоления горного хребта Б. Хинган).

Своеобразие задач, поставленных войскам, и особенности условий, в которых предстояло вести боевые действия, оказали существенное влияние на применение видов вооруженных сил в операциях.

Сложные задачи стояли перед сухопутными войсками. Они должны были осуществить прорыв укрепленных районов, разгром войск прикрытия в приграничной полосе, форсирование крупных рек, преодоление лесисто-болотистой и песчано-пустынной местности, горных хребтов и стремительно выйти [288] на Маньчжурскую равнину. Решение этих задач требовало создания сильных ударных группировок на направлениях главных ударов фронтов.

В Забайкальском фронте в первый эшелон были выделены танковая армия, группа советско-монгольских войск, а танковые соединения и части общевойсковых армий и стрелковых корпусов со средствами усиления предназначались для действий в качестве сильных передовых отрядов. Это диктовалось необходимостью быстрейшего преодоления пустынно-песчаной местности и хребта Б. Хинган с целью упреждения противника в выдвижении резервов на этот естественный мощный оборонительный барьер.

В 1-м Дальневосточном фронте характер местности исключал возможность массированного применения танковых и механизированных войск в первом оперативном эшелоне. Для увеличения пробивной способности общевойсковых армий и соединений они усиливались танковыми бригадами и самоходно-артиллерийскими полками. После прорыва обороны противника эти бригады и части намечалось использовать в качестве передовых отрядов. Когда же произойдет прорыв оборонительных укреплений, то на глубине 100—150 км предусматривался ввод в сражение 10-го механизированного корпуса.

Войскам 2-го Дальневосточного фронта предстояло форсировать реки Амур, Уссури, прорывать укрепленные районы и развивать наступление в лесисто-болотистой и труднопроходимой горно-таежной местности. Это обстоятельство вынуждало использовать танковые соединения и части в качестве передовых отрядов армий и корпусов на танкодоступных направлениях только в оперативной глубине.

Таким образом, в зависимости от условий местности и характера обороны противника танковые и механизированные войска выдвигались в первые эшелоны фронтов и армий или в начале или уже в ходе операции. Это позволяло войскам развивать высокие темпы наступления.

Группу советско-монгольских войск было решено использовать на правом фланге Забайкальского фронта.

Для обеспечения внезапности первоначального удара военно-воздушные силы трех фронтов и Тихоокеанского флота, насчитывавшие в своем составе около 5 000 самолетов, до начала наступления никаких разведывательных полетов не проводили.

Воздушные армии фронтов с началом наступления должны были массированными ударами содействовать войскам в прорыве укрепленных районов противника, нарушать его коммуникации, разрушать важнейшие военные объекты в глубоком тылу, вести разведку на всю глубину театра военных действий, поддерживать наступающие войска, особенно подвижные соединения, и прикрывать их от ударов авиации противника. [289]

Во всех фронтах предусматривалось массирование сил и средств авиации на направлениях главных ударов. На направлении главного удара в Забайкальском фронте намечалось использовать около 85 процентов самолетов 12-й воздушной армии, в 1-м Дальневосточном фронте — 70 процентов самолетов 9-й воздушной армии и во 2-м Дальневосточном фронте (только в полосе 15-й армии) — 50 процентов самолетов 10-й воздушной армии. Управление авиацией в 1-м и 2-м Дальневосточных фронтах осуществлялось централизованно. В Забайкальском фронте ввиду огромного пространственного размаха операции часть авиационных соединений и частей была передана в оперативное подчинение командующим армиями и группой советско-монгольских войск.

Транспортная авиация 12-й воздушной армии (две авиационные транспортные дивизии) предназначалась для обеспечения горючим, боеприпасами и водой 6-й гвардейской танковой армии, после того как она в своем продвижении вперед оторвется от общевойсковых армий и органов снабжения на значительное расстояние.

Тихоокеанский флот получил задачу содействовать войскам 1-го Дальневосточного фронта в разгроме Квантунской армии в Маньчжурии и Северной Корее, а 16-й армии 2-го Дальневосточного фронта — в освобождении Южного Сахалина и Курильских островов, нарушать морские сообщения противника в Японском море и защищать свои морские коммуникации.

Краснознаменная Амурская флотилия должна была обеспечить форсирование Амура и Уссури, а после выхода кораблей в Сунгари содействовать войскам 1-го и 2-го Дальневосточных фронтов в борьбе за укрепленные районы и опорные пункты врага.

Армии ПВО фронтов имели задачу прикрыть районы выгрузки, сосредоточения и развертывания войск и важнейшие стратегические объекты во фронтовом тылу.

Оперативное построение войск фронтов строго отвечало замыслу предстоящей операции. Забайкальский фронт был построен в два эшелона. В первом эшелоне располагались три общевойсковые армии, танковая армия, группа советско-монгольских войск, во втором эшелоне — одна общевойсковая армия. Эта армия должна была наступать за танковой армией, а после ее отрыва от главных сил фронта — заполнить разрыв между двумя соседними армиями первого эшелона. В резерве командующего фронтом оставались две стрелковые и одна танковая дивизии, некоторые части усиления. 2-й Дальневосточный фронт имел одноэшелонное построение. Это обеспечивало ему большую силу первоначального удара и высокие темпы прорыва укрепленных районов и оборонительных рубежей. Резерв фронта состоял из двух стрелковых корпусов и кавалерийской дивизии. Подвижную группу составил механизированный корпус со средствами усиления. Войска 2-го Дальневосточного фронта [290] были построены в один эшелон, а резерв фронта состоял из стрелковой дивизии и укрепленного района.

Массирование сил и средств на направлениях главных ударов фронтов и армий производилось смело и решительно. Забайкальский фронт был развернут в полосе 2 300 км, активные боевые действия осуществлял на фронте 1 500 км, а главные силы (до 70 процентов всей пехоты и 90 процентов всех танков, артиллерии и авиации) сосредоточил в полосе 400 км. 1-й Дальневосточный фронт наступал в полосе 700 км, а главный удар наносил в полосе около 100 км.

Массирование осуществлялось по операционным направлениям путем выделения значительных сил и средств усиления армиям первого эшелона. Так, например, в Забайкальском фронте 39-я армия была усилена танковой дивизией, двумя танковыми бригадами, артиллерийским корпусом прорыва и рядом частей специального назначения; 6-я гвардейская танковая армия — двумя мотострелковыми дивизиями, двумя самоходно-артиллерийскими бригадами, пушечной артиллерийской бригадой, четырьмя отдельными танковыми батальонами, зенитной артиллерийской дивизией и рядом частей специального назначения. Все армии фронта и группа советско-монгольских войск были построены в два эшелона и имели соединения и отдельные части со средствами усиления в резерве.

Перегруппировка и сосредоточение войск. Весной 1945 г. на Дальнем Востоке дислоцировалось до 40 расчетных дивизий, входивших в состав Забайкальского, Дальневосточного фронтов и Приморской группы{276}. Эти силы предназначались для решения оборонительных задач. Техническое оснащение войск, вооруженных в основном устаревшими типами боевой техники, было невысоким.

Для создания необходимой группировки сил и средств потребовалось в короткие сроки осуществить крупнейшую в истории перегруппировку войск и перевозку боевой техники и снабженческих грузов с Европейского театра военных действий на Дальний Восток и в Забайкалье на расстояние от 9 до 12 тыс. км по единственной Транссибирской железнодорожной магистрали.

В апреле 1945 г. в Приморье было передислоцировано управление бывшего Карельского фронта, а после разгрома фашистской Германии в Забайкалье прибыло управление 2-го Украинского фронта. С мая 1945 г. до начала операции из Восточной Пруссии на Дальний Восток в состав 1-го Дальневосточного фронта была переброшена 5-я армия, а в состав Забайкальского фронта — 39-я армия из-под Кенигсберга, 53-я и 6-я гвардейская танковая армии из Чехословакии. Кроме того, на Дальний Восток прибыло большое количество отдельных танковых, артиллерийских, [291] авиационных, инженерных и других частей и соединений.

В период сосредоточения войск на Дальнем Востоке по Транссибирской магистрали проследовало свыше 2,5 тыс. эшелонов, из них 1 666 с войсками и свыше 1 000 с боевой техникой и материальными средствами. В общей сложности это составило 136 тыс. вагонов{277}. Во фронты шел большой поток грузов из Владивостока, Комсомольска-на-Амуре и из других районов Дальнего Востока. Кроме того, производились межфронтовые перемещения войск: до 1 500 км по железным дорогам, а на 250—600 км комбинированным маршем. Таким способом сменили старые места дислокации на новые около 30 стрелковых, танковых и кавалерийских дивизий.

Из-за слабо развитой сети железных дорог командование Забайкальского фронта вынуждено было все моторизованные соединения и артиллерию на механизированной тяге разгружать на станциях и разъездах между Читой и Карымской и направлять их своим ходом в районы сбора, удаленные на 500—600 км от пунктов выгрузки. Суточный переход по раскаленной песчано-пустынной местности составлял 100—150 км для танковых и механизированных войск и 40—50 км для стрелковых соединений.

Несмотря на исключительные трудности с перегруппировкой войск на Дальний Восток, она была завершена своевременно. Этому во многом способствовало то, что в соответствии с решением Государственного Комитета Обороны на новый театр военных действий большое количество вооружения и боевой техники поступило заблаговременно с промышленных предприятий, расположенных в относительной близости от него — с предприятий Сибири, Владивостока, Комсомольска-на-Амуре и др. Известная часть вооружения и боевой техники перебазируемых войск оставалась на местах старой дислокации.

Подготовка театра военных действий. Сложные условия Дальневосточного театра военных действий, потребовали огромного объема работ по инженерному обеспечению сосредоточения и развертывания войск. Чтобы своевременно провести эти работы, трем фронтам было выделено 18 инженерно-саперных и понтонно-мостовых бригад и 30 отдельных частей инженерных войск различного назначения. Инженерные войска проложили 1390 км новых и отремонтировали 5 000 км старых дорог. В Забайкальском фронте было построено 1 194 колодца, а 322 приведены в порядок, оборудована и законсервирована как резервная 21 буровая скважина.

Для ориентирования в пустынной местности создавались специальные указатели разных типов, например в виде земляных [292] пирамид высотой 0,8—1 метр. Таких указателей построили 6 250. Кроме того, было провешено 775 км дорожных маршрутов, проложено 269 км колонных путей, отрыто 2 389 укрытий для боевой техники и автотранспорта, заготовлено 12 050 фашин и 2 км деревянных щитов для устройства проходов на заболоченных участках и т.д.{278}.

Первостепенное значение придавалось маскировке сосредоточения и развертывания войск в исходных районах для наступления. Все перемещения соединений и частей производились только ночью. В Забайкальском фронте вся боевая техника войск, прибывавших в районы сбора или сосредоточения, располагалась днем в специально подготовленных укрытиях и накрывалась маскировочными сетями. Несение службы на государственной границе сохраняло режим мирного времени. Радиостанции вновь прибывших объединений и соединений работали только на прием. Проделывание проходов в инженерных заграждениях на своей территории производилось в ночное время. В исходные районы войска выводились в ночь на 9 августа. Директива о начале военных действий была отдана командующим войсками фронтов только 7 августа в 16 час. 30 мин., т. е. почти в канун наступления.

Напряженный труд инженерных войск и маскировочные мероприятия советского командования создали благоприятные условия для осуществления внезапного удара и прорыва обороны противника в высоких темпах.

Материально-техническое обеспечение и организация работы тыла. Создание запасов материально-технических средств на Дальнем Востоке и сама организация тылового обеспечения имели важнейшее значение для успеха стратегической операции. Учитывая это, Ставка Верховного Главнокомандования предусмотрела заблаговременное накопление необходимых средств материально-технического обеспечения, которое особенно интенсивно развертывалось с декабря 1944 г. К началу войны созданные запасы материально-технических средств вполне обеспечивали войска всем необходимым для ведения боевых действий.

Тыловые части и учреждения 1-го и 2-го Дальневосточных фронтов были развернуты на участках Транссибирской железнодорожной магистрали, имевших 8—9 станций снабжения и находившихся в пределах войскового и армейского тыловых районов (в 25—150 км от мест дислокации войск). Распорядительные пункты базировались на железнодорожные станции. Хуже обстояло дело в Забайкальском фронте: в его тылу не было мало-мальски развитой железнодорожной сети. Многие его тыловые части и учреждения, включая основные базы с [293] фронтовыми складами, вынуждены были размещаться на одной железнодорожной ветке, заканчивавшейся участком узкой колеи. Глубина тылового района Забайкальского фронта на левом крыле составляла 100 км, на правом доходила до 600 км. Армейские тыловые районы вместе с войсковым тылом имели также большую глубину, доходившую до 100—450 км. Характерным для этого фронта являлось то, что танковой армии был выделен свой тыловой район. Это объяснялось тем, что она находилась в первом эшелоне фронта. С учетом того, что танковая армия в первые же дни операции может оторваться от главной группировки фронта и тыловых органов на большое расстояние, фронту были выделены две авиационные транспортные дивизии (до 200 самолетов).

В 1-м и 2-м Дальневосточных фронтах каждая армия (кроме 16-й и 35-й) имела свой железнодорожный участок с несколькими станциями снабжения. В Забайкальском фронте свой железнодорожный участок и свои станции снабжения имела только 36-я армия. Остальные армии этого фронта размещали базы снабжения «на грунте», ближе к войскам — на расстоянии от 30 до 100 км. От фронтовых баз они были удалены от 240 до 500 км.

Таким образом, армейские базы снабжения располагались на таком удалении от войск, которое можно считать нормальным, но от фронтовых баз они размещались на расстоянии, явно превышавшем норму. Это потребовало строительства автомобильных дорог большой протяженности и довольно значительного количества автомобилей, причем повышенной проходимости и грузоподъемности. Автомобильному транспорту принадлежала решающая роль в перевозках фронтового масштаба. Наибольшее количество автотранспорта было выделено Забайкальскому фронту и 1-му Дальневосточному фронту.

Организация управления войсками. Ставка Верховного Главнокомандования, учитывая большую удаленность нового театра военных действий, огромный пространственный размах предстоявшей кампании и привлечение к ней крупных сил, создала Главное Командование советских войск на Дальнем Востоке с местопребыванием в Хабаровске. Главнокомандующему советскими войсками на Дальнем Востоке были подчинены все развернутые на Дальнем Востоке сухопутные силы, авиация, войска ПВО, флот и местные органы военного управления. Главнокомандующий имел большие полномочия. Он должен был осуществлять контроль за подготовкой операций фронтов и армий, принимать меры по улучшению материального обеспечения и ускорению перегруппировки войск на театре военных действий, а с началом наступления координировать действия фронтов. Главнокомандующий нес ответственность за бесперебойную работу Транссибирской магистрали от Байкала до Владивостока. Он был наделен правом вступать в связь с союзным командованием [294] и вести переговоры о капитуляции с командующим Квантунской армией.

Координацию действий флота и авиации с сухопутными войсками осуществляли главнокомандующий Военно-Морским Флотом и командующий Военно-Воздушными Силами Красной Армии. Оперативным решением вопросов материально-технического обеспечения войск занимался заместитель начальника тыла Красной Армии с группой представителей центральных учреждений тыла.

Ставка Верховного Главнокомандования и Генеральный штаб держали под постоянным контролем подготовку и самый ход операции и имели непосредственную связь с командующими фронтами и флотом.

Огромные пространства театра военных действий создавали большие трудности для управления войсками. Расстояние между штабом главкома и штабами фронтов достигало 900—3 000 км, между штабами фронтов и армиями — 400—1 000 км, а между армиями и штабами корпусов — 50—400 км.

Операцию нужно было готовить в глубокой тайне от противника. Достигалось это за счет гибкого использования разнообразных средств связи, в частности проводной (до операции пользоваться радиосвязью запрещалось), самолетов связи и других ее подвижных средств, личного общения главкома с командующими фронтами и армиями, а командующих фронтами — с командующими армиями и командирами соединений.

Несмотря на исключительно трудные физико-географические условия театра военных действий и довольно жесткие сроки подготовки операции, установленные Ставкой Верховного Главнокомандования, титаническая работа по сосредоточению и развертыванию войск увенчалась полным успехом.

К началу операции сухопутные силы всех трех фронтов скрытно располагались в исходных районах для наступления, а их первые эшелоны стояли на рубежах государственной границы. Военно-воздушные силы занимали передовые аэродромы в боевой готовности к нанесению массированных ударов по противнику. Тихоокеанский флот был приведен в готовность номер один.

3. Опыт нанесения первого удара и достижения целей войны в кампании

Наступление советских войск началось в ночь на 9 августа 1945 г. (в 00.10 — 01.10) внезапно для противника, без артиллерийской и авиационной подготовки. Войска 1-го Дальневосточного фронта перешли в наступление под ливневым дождем. [295]

Созданные на всех фронтах в корпусах и дивизиях первого эшелона сильные передовые отряды{279} в первые же часы наступления разгромили части прикрытия противника. Они проникли в промежутки между узлами сопротивления приграничных укреплений и нарушили тем самым систему вражеской обороны. Там, где противник, используя эти узлы, оказывал упорное сопротивление, они блокировались частью сил, а затем огнем прямой наводки полковой артиллерии и самоходных орудий разрушались и уничтожались. Через 4,5—7,5 часа после начала действий передовых отрядов войска фронтов перешли в общее наступление.

Решительные действия передовых отрядов, вызвавшие отход противника на тыловые оборонительные рубежи, позволили главным силам двигаться на некоторых направлениях в колоннах. Это в значительной степени повысило темпы их наступления. Так, в первый день наступления подвижные войска Забайкальского фронта, преодолевая сопротивление противника, продвинулись от 60 до 150 км, а стрелковые соединения — от 40 до 50 км.

В первый день боев из-за упорного сопротивления противника и сложных условий таежной местности медленнее развивалось наступление войск 1-го Дальневосточного фронта. Однако и им в этот день удалось прорвать сильно укрепленную оборону противника на глубину от 5 до 20 км и создать тем самым условия для развития наступления в глубину. Войска преодолевали тайгу, имея в голове каждой колонны инженерную разведку, которая обозначала трассу пути. За ней уступом друг за другом шли танки передовых отрядов. Они ломали деревья, прокладывая колонные пути шириной до 5 метров, а пехота и саперы передовых отрядов растаскивали поваленный лес, расчищая эти пути. За передовыми отрядами продвигались дорожно-мостовые подразделения, совершенствуя колонные пути. Далее шел авангард, за ним следовали отряды обеспечения движения главных сил.

Исключительно упорное сопротивление противник оказал войскам 1-го Дальневосточного фронта на подступах к реке Мулинхэ, городу Муданьцзян и в боях за сам город — мощный узел оборонительного рубежа, проходившего по реке Муданьцзян.

16 августа после пятидневных кровопролитных боев войска 1-й Краснознаменной и 5-й армий овладели Муданьцзяном. Противник начал отход, оставив на поле боя только убитыми более 40 тыс. солдат и офицеров. Так же упорно японские войска [296] обороняли Фугдинский, Пограничненский, Дуннинский, Хайларский укрепленные районы и город Цзямусы.

В Забайкальском фронте 6-я гвардейская танковая армия наступала двумя колоннами, расстояние между которыми достигало 50—70 км. В первом эшелоне продвигались вперед два механизированных корпуса, во втором — танковый корпус. Корпуса следовали по шести-восьми параллельным маршрутам в полосе 15—20 км каждый.

Преимущество параллельного следования подвижных войск по нескольким маршрутам состояло в том, что этим достигалось относительно быстрое преодоление участков сыпучих песков, общая глубина колонн сокращалась, а маршевая скорость увеличивалась.

При подходе к горному хребту Б. Хинган в первый эшелон был выдвинут 5-й танковый корпус, так как он обладал большей проходимостью в горной местности, нежели механизированные корпуса. 5-й танковый и 9-й механизированный корпуса преодолевали хребет Б. Хинган, продвигаясь по одной дороге, а 7-й механизированный корпус — по двум.

10-й механизированный корпус 1-го Дальневосточного фронта шел вслед за войсками 25-й армии. Так как обгон соединений армии из-за бездорожья был невозможен, корпус продвигался вперед во время привалов пехоты, причем не сразу всеми своими соединениями, а сравнительно небольшими частями. Для выполнения боевых задач командир корпуса, учтя весьма стесненные условия передвижения, выделил два передовых отряда, каждый в составе усиленной танковой бригады. Один из них выполнял ближайшую задачу корпуса, а другой — последующую.

Не снижая темпов наступления, войска франтов за шесть дней ушли вперед на различных направлениях в глубь территории противника от 50 до 400 км. К исходу десятого дня операции войска Забайкальского фронта продвинулись на 400—600 км, 1-го Дальневосточного — на 200—300 км и 2-го Дальневосточного фронта — до 200 км.

Военно-воздушные силы начали боевые действия с рассвета 9 августа. Они нанесли удары по важнейшим железнодорожным станциям, мостам и перегонам с целью срыва возможного маневра войск противника и воспрещения планомерного отхода войск и эвакуации боевой техники. Ударам нашей авиации подверглись также узлы связи, укрепленные районы и важнейшие военные объекты в Хайларе, Чанчуне, Харбине, Гирине и другие стратегически важные цели.

Истребительная авиация своими действиями прикрывала ударные группировки войск.

Военно-воздушные силы Тихоокеанского флота совместно с соединениями торпедных катеров обрушили удары по портам Северной Кореи и объектам береговой обороны. Было потоплено [297] и повреждено более 30 кораблей противника. Его флот, застигнутый врасплох, противодействия не оказал.

Штурмовая и бомбардировочная авиация с переходом в наступление главных сил фронтов осуществляла непосредственную поддержку войск.

Разведывательная авиация вела интенсивную разведку противника на широком фронте и на всю глубину театра военных действий. На действия разведывательной авиации за время операции было израсходовано около 26 процентов самолето-вылетов всей боевой авиации.

Применение воздушных десантов заблаговременно не планировалось. Потребность в них была вызвана быстротечностью наступления, когда стало необходимо ускорить прием капитулировавших японских войск, предотвратить разрушения промышленных предприятий, вывоз и уничтожение противником материальных ценностей. Численность воздушных десантов колебалась в пределах от 120 до 500 человек. Интенсивная переброска войск по воздуху проходила с 18 по 27 августа, т. е. когда боевые действия были близки к завершению. В состав воздушных десантов включались автоматчики танковых войск, воины из состава мото-штурмовой инженерно-саперной бригады и отдельных батальонов аэродромно-технического обслуживания. Десантные группы возглавляли работники штабов фронтов. Посадка транспортных самолетов с воздушными десантами производилась на стационарные аэродромы противника. Колонны транспортных самолетов с десантами прикрывались на маршрутах и в районах посадки небольшими группами истребителей.

Тихоокеанский флот действовал на двух операционных направлениях: у восточного побережья Кореи и в районе Сахалина и Курильских островов. Важной задачей Тихоокеанского флота являлось прикрытие приморского фланга 1-го Дальневосточного фронта и овладение совместно с войсками 25-й армии портами на северо-восточном побережье Кореи. Флот успешно выполнял эту задачу. Так, он высадил на это побережье четыре тактических десанта, которые захватили порты Юки, Расин, Сейсин и Гензан.

Тихоокеанский флот сыграл видную роль в овладении Южным Сахалином и островами Курильской гряды, высадив на них несколько тактических десантов. Корабли Тихоокеанского флота много потрудились, осуществляя крупные перевозки войск и воинских грузов, нарушая коммуникации противника в Японском море{280}.

Боевые действия Краснознаменной Амурской флотилии развернулись в основном на сунгарийском и сахалянском направлениях. Флотилия успешно справилась со всеми своими основными [298] задачами. Она обеспечила переправу войск 2-го Дальневосточного фронта через реки Амур и Уссури, активно участвовала в подавлении примыкавших к берегам узлов сопротивления и опорных пунктов противника, используя огонь корабельной артиллерии. Корабли Амурской флотилии высадили десанты в полосе наступления 15-й армии и оказали ей существенную поддержку артиллерийским огнем. Своим огнем они поддерживали и боевые действия войск, наступавших вдоль реки Сунгари. По этой реке они осуществляли перевозку войск. Успешные действия кораблей Краснознаменной Амурской флотилии обеспечили стремительные темпы наступления войск 2-го Дальневосточного фронта.

Управление войсками в ходе операции осуществлялось главным образом по радио, а также с помощью вылетов на самолетах штабных офицеров в войска для передачи приказов, распоряжений или их проверки, для уточнения положения войск и их потребностей.

Регулирование движения колонн по разобщенным направлениям организовывалось с самолетов связи. В звене армия и ниже управление войсками осуществлялось в движении. Штабы дивизий не развертывались. Устойчивость и непрерывность управления достигались максимальным приближением пунктов управления к войскам.

Для связи главкома советских войск на Дальнем Востоке с фронтами использовалась радиосеть Наркомата связи. Армии были усилены радиостанциями фронтового типа. Была проделана огромная работа по созданию постоянных линий связи и трансляционных усилительных станций. Все три фронта имели проводную связь с Генеральным штабом и главкомом войск Дальнего Востока.

Для связи в звене фронт — армия широко использовалась авиация. Командующие войсками фронтов в ходе операции нередко сами вылетали на командные пункты командующих армиями, действовавшими на главных направлениях.

Большая разобщенность операционных направлений и сложный характер местности затрудняли организацию взаимодействия. Приходилось предусматривать большую самостоятельность действий не только объединений, но и соединений.

В масштабе всей операции взаимодействие было тщательно продумано и осуществлялось непрерывно. Его организация выражалась в постановке задач видам вооруженных сил и стратегическим группировкам, в четком определении роли и места в операции каждой из них и в установлении последовательности и порядка выполнения оперативно-стратегических задач.

Оперативное взаимодействие между группировками войск, наступавшими по разобщенным направлениям, стало возможным лишь на заключительном этапе операции.

* * *[299]

В результате сокрушительных ударов войск Забайкальского, 1-го и 2-го Дальневосточных фронтов, Тихоокеанского флота и Краснознаменной Амурской флотилии за короткое время были разгромлены Квантунская армия, армия Маньчжоу-Го и Внутренней Монголии, Суюаньская армейская группа, до половины войск 5-го фронта и Сунгарийская речная флотилия. Япония потеряла основную промышленную и сырьевую базу в Северо-Восточном Китае и на Южном Сахалине, занимавшую большой удельный вес в ее военно-экономическом потенциале. Все это в решающей степени обусловило поражение Японии и ее безоговорочную капитуляцию.

Кампания советских войск на Дальнем Востоке была поистине молниеносной войной, оказавшей решающее влияние на ликвидацию последнего очага второй мировой войны. Как отмечают японские историки, переход Красной Армии в наступление на Дальнем Востоке явился ошеломляющим ударом для руководителей японского правительства, он в значительно большей степени, чем американские атомные бомбы, предопределил их решение прекратить сопротивление{281}.

Сокрушив в быстротечной кампании Квантунскую армию, советские войска выполнили свой интернациональный долг перед народами Дальнего Востока, угнетенными японским империализмом, и открыли им путь для завоевания свободы и национальной независимости. Вместе с тем, освободив Южный Сахалин и заняв Курильские острова, Советский Союз получил свободный выход в Тихий океан.

Кампания советских войск на Дальнем Востоке явилась крупным вкладом в развитие советского военного искусства, прежде всего в искусство подготовки и нанесения первого сокрушительного удара по противнику в начале войны.

Решающим фактором достижения быстрого успеха в кампании являлась внезапность нанесения первого удара. Советское командование сумело сохранить в тайне замысел готовившегося наступления, время вступления в войну, место и мощь первоначальных главных ударов. Необычный для второй мировой войны способ перехода в наступление ночью, без авиационной и артиллерийской подготовки усилил эффект внезапности первого удара.

Фронтовые операции отличались большим пространственным размахом. Фактически их глубина совпадала с глубиной театра военных действий.

Проведение фронтовых операций с таким огромным размахом обеспечивалось целым комплексом тесно увязанных друг с [300] другом мероприятий, из которых первостепенное значение получили мощь и внезапность первоначального удара и использование подвижных соединений в первом эшелоне.

Хотя наступление велось на широком фронте, главные силы фронтов и армий действовали в сравнительно узких полосах. Это предоставляло возможность создавать подавляющее превосходство сил и средств на направлениях главных ударов.

Наступление характеризовалось высокими темпами продвижения войск. Они достигались благодаря смелым и решительным действиям сильных передовых отрядов, часто в своем движении вперед отрывавшихся от главных сил. Высокие темпы наступления создавались и потому, что танковым войскам с самого начала была поставлена задача на всю глубину театра военных действий, и они стремились ее выполнить во что бы то ни стало. Важную роль в достижении высоких темпов наступления сыграли сильные отряды обеспечения движения, которые имелись во всех звеньях — от полка и выше.

Успех операции во многом определялся превосходством нашей авиации над авиацией противника и умелым ее боевым применением.

Военно-воздушные силы с первого дня наступления захватили господство в воздухе и удерживали его до конца войны. Особенностью боевого использования авиации в камлании явилось то, что ей пришлось много заниматься перевозками: она перебросила по воздуху около 17 тыс. человек и до 6 тыс. тонн различных грузов, в том числе 2 777 тонн горючего и 550 тонн боеприпасов{282}.

Заслуживает внимания опыт применения воздушных десантов. Созданные в ходе наступления, они захватывали в глубоком тылу противника важные военные объекты, тем самым активно содействуя успешному завершению операции.

Важную роль в успешном проведении кампании сыграла организованная работа тыловых органов. Начиная с Государственного Комитета Обороны, заблаговременно мобилизовавшего материальные ресурсы страны на обеспечение войны с Японией, и кончая командирами и тыловыми работниками соединений и частей — все инстанции подчиняли свою работу решению главной военно-политической задачи: сокрушительному разгрому Квантунской армии в минимально короткий срок.

Деятельность Коммунистической партии, Советского правительства и военного командования по подготовке и нанесению сокрушительного удара по вооруженным силам империалистической Японии протекала в обстановке высочайшего патриотического подъема советского народа и его Вооруженных Сил, [301] вызванного выдающейся победой Советского Союза над фашистской Германией.

Огромный опыт, накопленный Советскими Вооруженными Силами в войне против фашистской Германии, был творчески применен на новом театре военных действий и, несомненно, явился одним из важных факторов успеха операции.

Развернутая идейно-воспитательная и организаторская работа военных советов, командующих, командиров и политорганов создавала и непрерывно поддерживала высокий наступательный порыв у наших воинов, перед которым не смогла устоять Квантунская армия.

Кампания советских войск на Дальнем Востоке принадлежит к числу классических кампаний второй мировой войны. [302]

Глава четырнадцатая.
Проблема завоевания господства в воздухе и организация противовоздушной обороны государств в начале войны

Среди многих проблем стратегии и оперативного искусства периода минувшей войны центральное место на всем ее протяжении, особенно в начальный период, занимала проблема завоевания и удержания господства в воздухе. От того, как решалась эта проблема воюющими сторонами, непосредственно зависели ход и исход стратегических операций на сухопутных и морских театрах.

Высокая маневренность авиации, ее способность быстро проникать в воздушное пространство противника и эффективно поражать различные объекты на поле боя и в глубоком тылу заставляли воюющие государства проводить мероприятия по защите от ударов с воздуха своих вооруженных сил, населения, промышленных предприятий и коммуникаций. Постепенно такого рода мероприятия вылились в организацию и создание сложной системы противовоздушной обороны государств, которая превратилась в фактор оперативно-стратегического значения. Особую остроту вопросы организации и ведения противовоздушной обороны имели в начале войны.

1. Боевые действия ВВС по завоеванию господства в воздухе

В боевых действиях по завоеванию господства в воздухе в начале войны принимали активное участие различные виды вооруженных сил и рода войск — военно-воздушные силы, сухопутные войска, военно-морские силы, войска ПВО и воздушно-десантные войска. Однако главная роль в первоначальном ослаблении вражеских авиационных группировок и завоевании господства в воздухе принадлежала военно-воздушным силам — при ведении боевых действий на сухопутных театрах и военно-морским [327] силам, прежде всего авианосной авиации, — при ведении боевых действий в удаленных районах морского или океанского театра.

Государствам-агрессорам — фашистской Германии и империалистической Японии удавалось успешно решать проблему завоевания господства в воздухе уже в первых операциях. Причем в способах ее решения, использованных как тем, так и другим государством, было много общего. Так, во время нападения фашистской Германии на Польшу, а затем и на Францию и империалистической Японии — на США и их союзников основным способом разгрома противостоящих авиационных группировок были внезапные массированные удары авиации по постоянным местам базирования военно-воздушных сил противника. Фашистской Германией этот способ применялся в сочетании со стремительным наступлением сухопутных сил, а милитаристской Японией — военно-морских сил.

Способы завоевания господства в воздухе немецко-фашистской авиацией в начальных кампаниях в Европе. Внезапные массированные удары авиации по местам базирования вражеских ВВС и быстрый выход танковых и механизированных соединений в районы аэродромов противника были впервые использованы гитлеровским руководством как способ завоевания господства в воздухе в польской кампании. С началом войны 1-й и 4-й германские воздушные флоты подвергли массированным ударам аэродромы польских ВВС. Эти удары повторялись, так что за два первых дня войны основные силы польской авиации были разгромлены. Одновременно под воздействием немецко-фашистских ВВС оказались склады горючего, боеприпасов, командные пункты, узлы связи, некоторые предприятия авиационной промышленности Польши.

Перебазирование польской авиации началось с большим опозданием и осуществлялось под непрерывным воздействием противника. Кроме того, сам процесс перебазирования затянулся и, по существу, шел непрерывно в течение всей кампании. Это было связано с быстрым продвижением немецко-фашистских войск в глубь польской территории, в районы дислокации польской авиации. Авиационные части Польши почти все время вынуждались к перелетам на другие аэродромы. Положение польских военно-воздушных сил с каждым днем ухудшалось. Оно стало критическим, когда в ходе перебазирования польское командование потеряло управление своей авиацией. Это обстоятельство привело к падению активности ВВС Польши, хотя страна еще обладала значительным числом боевых самолетов.

Отдельные части и подразделения ВВС Польши, особенно истребительной авиации, неоднократно предпринимали ответные удары по врагу на земле и в воздухе. Но эти действия были разрозненными и при том неравенстве сил, которое сложилось [328] в воздушном пространстве, заканчивались, как правило, новыми значительными потерями польских ВВС.

Немецко-фашистские ВВС в течение двух дней захватили господство в воздухе и сохранили его за собой до завершения всей кампании против Польши. Стремительные наступательные действия немецко-фашистских подвижных соединений, захват ими аэродромов и оставшихся там самолетов, различного рода складов и предприятий авиационной промышленности неуклонно сокращали базу для восполнения потерь польской авиации и сводили к минимуму возможности для маневра даже ограниченными силами. В течение нескольких дней польское командование фактически лишилось своей авиации, и заключительный этап войны проходил в условиях полного господства в воздухе немецко-фашистских военно-воздушных сил.

Тот же способ завоевания господства в воздухе — нанесение внезапных массированных ударов авиации по аэродромам в сочетании со стремительными наступательными действиями сухопутных войск — был использован гитлеровским командованием и в начале войны с Францией, Бельгией и Голландией.

Для подавления французских ВВС нацистское военное руководство привлекло к операции свыше 3 000 боевых самолетов. 10 мая 1940 г., т. е. в первый день войны, они подвергли одновременному удару 72 аэродрома, расположенных в Бельгии, Голландии и Северной Франции, уничтожив на них сразу несколько сот самолетов{290}. Вслед за этим часть аэродромов в Голландии и Бельгии была захвачена парашютными десантами. Достигнутый успех в значительной мере обеспечивался тщательной разведкой французской сети аэродромов и системы ПВО за восьмимесячный период «странной войны».

11 мая, на второй день военных действий, в результате новых ударов по французским аэродромам было уничтожено на земле еще до 400, а 12 мая — около 200 самолетов{291}. В последующие дни из-за перебазирования ряда частей французских ВВС в глубь страны эффективность ударов немецко-фашистской авиации по аэродромам резко снизилась. В это время ВВС фашистской Германии осуществили несколько ударов по предприятиям авиационной промышленности противника и добились ее серьезной дезорганизации. 3 июня фашистские военно-воздушные силы, вскрыв новые районы дислокации французской авиационной группировки, возобновили удары по аэродромам. В этот день потери французов на земле составили свыше 500 самолетов, 4 июня — 200—250 и 5 июня — более 140 самолетов{292}.

Как и в Польше, во Франции во время переброски авиационных частей управление ими терялось, а немецко-фашистские сухопутные войска быстро продвигались вперед, захватывая [329] районы базирования авиации и оставшиеся там самолеты. Все это привело к тому, что французская авиация в течение короткого срока утратила свою боеспособность и как реальная сила была, по существу, выключена из боевых действий. Надежда же на помощь английских ВВС оказалась иллюзорной, так как Англия — союзник Франции, опасаясь ударов немецко-фашистской авиации, все наличные силы ВВС держала на Британских островах и использовала в собственных интересах. Это было одной из причин того, что немецко-фашистские ВВС имели полное господство в воздухе и удерживали его за собой вплоть до капитуляции Франции.

Таким образом, опыт германо-польской войны и вторжения гитлеровских войск во Францию показал, что в обеих кампаниях основным способом завоевания господства в воздухе были массированные удары ВВС агрессора по стационарным аэродромам. Эти удары дополнялись наступательными действиями сухопутных войск и выброской воздушных десантов. Воздушные бои в этих кампаниях для подавления вражеской воздушной мощи имели второстепенное значение.

Боевые действия ВВС воюющих сторон по завоеванию господства в воздухе в начале Великой Отечественной войны. При нападении Германии на Советский Союз характер применения немецко-фашистских ВВС мало чем отличался от их боевого использования в кампаниях против Польши, Бельгии, Голландии и Франции. И здесь первоначальной акцией немецко-фашистского воздушного флота были внезапные массированные удары по нашим аэродромам с целью нанести решительное поражение советской авиации еще на земле и устранить ее от участия в боевых действиях. Однако на советско-германском фронте немецко-фашистская авиация этой цели во всей ее полноте так и не достигла.

В первый день войны против СССР военно-воздушные силы фашистской Германии нанесли удар по большинству аэродромов, расположенных в приграничной полосе. Одновременному воздействию немецко-фашистской авиации подверглось около 65 процентов аэродромов четырех приграничных округов. На земле и в воздухе было уничтожено около 1 200 советских самолетов{293}.

Серьезный ущерб вражеская авиация причинила военно-воздушным силам Западного военного округа. Это было связано со скученным расположением авиационных частей и соединений округа и невысокой их боеготовностью. В других приграничных военных округах, командование которых рассредоточило авиационные части по полевым аэродромам еще до нападения противника, потери самолетов на земле были значительно меньшими. Например, общие потери ВВС Прибалтийского Особого [330] военного округа не превышали 9 процентов от первоначальной численности, ВВС Киевского Особого военного округа — 14 процентов{294}.

Меньше всего потерь, около 3 процентов, понесли ВВС Одесского военного округа{295}. Здесь авиация была заблаговременно приведена в полную боевую готовность и рассредоточена по полевым аэродромам. Большинство налетов авиации противника успешно отражалось или они приходились на аэродромы, где наших самолетов уже не было. Новые же районы дислокации ВВС Одесского военного округа вражеская разведка длительное время не могла установить.

Второй день войны принес резкое снижение потерь нашей авиации от воздушных ударов противника. Это явилось следствием ряда первоочередных защитных мер командования округов (франтов). Основными из них являлись: рассредоточение авиации по полевым аэродромам, повышение боеготовности частей и соединений, улучшение наблюдения, оповещения и связи, усиление противовоздушной обороны новых мест дислокации военно-воздушных сил. В течение 23 июня потери авиационных частей того же Западного фронта были в 12 раз меньше, чем в первый день войны{296}.

Несмотря на значительные потери, советская авиация в самые тяжелые первые две-три недели войны сохраняла способность к активным боевым действиям. Об этом красноречиво говорят потери немецко-фашистской авиации. С 22 июня по 19 июля они составили 1 284 самолета{297}.

В первые дни войны выявилась существенная разница в способах боевого применения немецкой и советской авиации. Если немецко-фашистские ВВС концентрировали главное внимание на подавлении нашей авиации преимущественно на земле, то советские ВВС сосредоточивали свои усилия главным образом на уничтожении вражеских самолетов в воздушных боях и сражениях. Из 1 200 самолетов, потерянных ВВС наших действующих фронтов 22 июня, 800 самолетов было уничтожено на аэродромах{298}. За этот же период из 822 самолетов, потерянных гитлеровскими ВВС на советско-германском фронте, 613 было сбито в воздушных боях{299}. Крайне тяжелая обстановка, сложившаяся в начале войны на важнейших направлениях, вынуждала советское командование использовать основные силы авиации в интересах сухопутных войск. Она вела разведку, добывая для них ценные сведения, осуществляла прикрытие ударных [331] группировок с воздуха, отражала удары авиации противника по войскам и объектам тыла, принимала активное участие в обеспечении контратак и контрударов своих войск, бомбила наступающие части и соединения противника, особенно его моторизованные и танковые колонны. И все это наши ВВС делали, преодолевая самое ожесточенное сопротивление вражеской авиации. В районе действий наземных войск — над полем боя и в ближайшей оперативной глубине — почти непрерывно возникали и велись ожесточенные воздушные бои и сражения. Для подавления гитлеровской авиации на ее аэродромах сил оставалось мало.

Однако это не означает, что советские ВВС не наносили ударов по местам базирования немецко-фашистской авиации. Еще 25 июня авиационные части Северного фронта, Краснознаменного Балтийского и Северного флотов предприняли удар по аэродромам противника, расположенным на юге Финляндии и Карельском перешейке. Он оказался для противника внезапным. На аэродромах было уничтожено до 30 вражеских самолетов{300}.

Удары советских ВВС по аэродромам противника организовывались командованием на ряде фронтов. 3 июля директивой начальника Генерального штаба командующим Северо-Западным, Западным, Юго-Западным фронтами и командующему ВВС Красной Армии ставилась задача нанести внезапный массированный удар по авиации противника одновременно на 31 аэродроме. Однако метеоусловия не дали тогда возможности реализовать этот замысел в полной мере. Удар был нанесен лишь по некоторым аэродромам в тылу противника перед полосой действий Западного фронта.

Но уже 8 июля воздушным атакам подверглись 28 аэродромов врага, а с учетом действий дальнебомбардировочной авиации под удар наших ВВС попало 42 аэродрома, на которых было уничтожено и повреждено 40—50 самолетов{301}.

Советские Военно-Воздушные Силы, постепенно повышая свою активность, все чаще и чаще наносили удары по врагу в воздухе и на земле.

Решительные первоочередные меры советского командования для защиты авиации от ударов противника по местам ее базирования и рост активности наших Военно-Воздушных Сил привели к тому, что уже примерно с двадцатых чисел июля основным способом захвата и удержания господства в воздухе стали воздушные бои и сражения. Нарастание напряженности воздушных схваток свидетельствовало о том, что немецко-фашистские ВВС, несмотря на преимущество внезапного нападения, не смогли до конца выполнить свою главную задачу — [332] завоевать господство в воздухе и удерживать его так же прочно, как это им удавалось в первых военных кампаниях.

Способы завоевания японскими ВВС господства в воздухе в начальный период войны на Тихом океане. Так же, как и фашистская Германия, Япония приступила к осуществлению своих стратегических планов в бассейне Тихого океана с захвата господства в воздухе. И так же, как и гитлеровское руководство, японское командование избрало основным способом разгрома авиации своих противников внезапные массированные удары по стационарным аэродромам. Особенностью японского способа завоевания господства в воздухе явилось то, что эти удары наносили военно-морские силы, а если говорить точнее — авианосный флот. В оперативном плане ведения войны задачи военно-воздушных сил Японии были сформулированы следующим образом: «ВВС армии и флота в тесном взаимодействии наносят удары с воздуха по американским, английским и нидерландским авиационным базам в районе боевых действий сухопутных войск и военно-воздушных сил... ВВС начинают боевые действия на рассвете внезапным ударом по основным авиабазам союзников»{302}.

Как было намечено планом действий, японская авиация в первые же дни войны нанесла серию внезапных массированных ударов по аэродромам противника на всех решающих направлениях. В результате на Гавайях американские ВВС потеряли около 200 самолетов{303}, а на Филиппинах — половину тяжелых бомбардировщиков и свыше 1/3 истребителей{304}.

Столь же серьезный ущерб от первых ударов японских ВВС понесли и английские ВВС. 8 декабря японская авиация уничтожила на аэродромах северной части Малайи из 110 боевых английских самолетов 60{305}.

Внезапные массированные удары по аэродромам в первые дни войны обеспечили японской авиации захват господства в. воздухе в бассейне Тихого океана. Это явилось одной из важнейших предпосылок успешного развития операций японских вооруженных сил.

Таким образом, можно сделать общий вывод о том, что государствам-агрессорам удавалось захватывать господство в воздухе в короткие сроки. Фактором первостепенного значения, обусловившим успешное решение этой важнейшей задачи, являлись достоверные сведения о базировании ВВС противников [333] и самом расположении самолетов на аэродромах. Эти сведения получали в свое распоряжение как немецко-фашистское, так и японское командование в результате тщательно организованной предварительной разведки — воздушной, агентурной и др. В то же время можно было заметить, что со стороны государств, которым грозила агрессия, не предпринималось достаточно эффективных мер к активному противодействию разведывательным мероприятиям агрессора. Даже после поражения Польши во Франции, например, явно недооценивались систематические разведывательные полеты немецко-фашистской авиации над ее территорией, а действия агентурной разведки решительно не пресекались.

Агрессивным государствам удалось детально вскрыть аэродромную сеть и боевой состав польской, французской и американской авиации, определить систему ПВО аэродромов, график летной работы частей и соединений, а также характер расположения самолетов, их количественный состав и качественное состояние.

Достоверные разведывательные данные в сочетании с широкой дезинформацией противников позволили как немецким, так и японским военно-воздушным силам нанести первые удары по неприятельским аэродромам без доразведки. Это явилось одной из важнейших предпосылок достижения внезапности нападения.

Вторым по важности фактором, обеспечившим фашистской Германии и империалистической Японии завоевание господства в воздухе, являлось массированное использование агрессором крупных сил и средств в первых ударах для разгрома вскрытых разведкой наиболее важных авиационных группировок противника.

При нападении на Польшу в первом ударе по аэродромам гитлеровское командование из 2 000 самолетов, предназначенных для обеспечения вторжения в эту страну, использовало 700. С началом войны против Франции в ударах по аэродромам из общего количества 3 000 приняло участие около 1 700 самолетов{306}. К нападению на Советский Союз фашистская Германия привлекла около 5 000 боевых самолетов, из них более половины предназначались для завоевания господства в воздухе{307}. Из 10 авианосцев, которыми располагала Япония, в момент удара по Пирл-Харбору было использовано 6{308}.

Важно отметить, что противник, располагая достоверными данными о базировании военно-воздушных сил, первые массированные удары обрушивал на аэродромы, на которых располагались [334] самолеты новейших конструкций. Поступая так, он добивался не только количественного, но и качественного превосходства над авиацией обороняющейся стороны.

Третьим фактором, обусловившим быстрый захват агрессором господства в воздухе, являлся удачный выбор времени воздушного нападения, а именно такого момента, когда боеготовность авиационных частей и соединений обычно снижалась. Агрессор осуществлял вторжение в воздушное пространство враждебной стороны чаще всего на рассвете, когда личный состав находился на отдыхе в гарнизонах, расположенных, как правило, вдали от аэродромов. Даже при условии своевременного оповещения авиационных гарнизонов об опасности налета вражеской авиации для подъема по тревоге, сбора и прибытия личного состава к самолетам требовалось известное время. Учитывая это, нападающий осуществлял удары по аэродромам одновременно с нанесением ударов по местам расположения личного состава, штабам и узлам связи.

Четвертый фактор, дававший агрессору серьезное преимущество в ведении боевых действий по завоеванию господства в воздухе, заключался в высоких темпах наступления танковых и моторизованных соединений. Используя результаты действий ВВС, они быстро прорывались в оперативную глубину противника и, продвигаясь вперед, захватывали или ставили под угрозу захвата многие аэродромы. Авиация оказывалась вынужденной перебазироваться в новые районы, не ведя при этом активных боевых действий. В этот период, как уже отмечалось, терялось управление авиационными частями. Таким образом, стремительно развивавшееся наступление подвижных соединений помогало и завоевывать, и, главное, удерживать господство в воздухе.

Эти четыре фактора создавали исключительно благоприятную обстановку для наступающей стороны. Она получала возможность незамедлительно вводить в сражения главные силы и добиваться достижения крупных стратегических результатов в самом начале войны. Завоеванием господства в воздухе авиация существенно облегчала действия сухопутных (военно-морских) сил, а те в свою очередь самым решительным образом способствовали его удержанию на более или менее продолжительный срок.

2. Противовоздушная оборона государств

Возможности ПВО по отражению массированных ударов с воздуха

Развитие и непрерывное совершенствование противовоздушной обороны происходило под влиянием научно-технического прогресса в военном деле, причем так, что между средствами нападения (самолеты) и защиты от них (средства ПВО) непрерывно [335] шло соревнование, в котором превосходство оставалось за средствами нападения. Это объяснялось тем, что преобразования в противовоздушной обороне начинались, как правило, уже после серьезных сдвигов в развитии самолетостроения, так что достигнуть равновесия между средствами нападения и средствами обороны было чрезвычайно трудно. Это и предопределило неравенство в возможностях боевого использования военно-воздушных сил и средств противовоздушной обороны государств к началу войны. Оно выражалось в том, что темпы и размах мероприятий по ПВО к началу войны обычно не соответствовали уровню, достигнутому в развитии военно-воздушных сил.

Правда, как только начались боевые действия, все воюющие государства спешно принимали меры для усиления ПВО, форсируя производство зенитных орудий, самолетов-истребителей, средств ВНОС и совершенствуя ее организационную структуру. Но остается фактом, что к началу войны сил и средств ПВО для надежного прикрытия территорий и группировок войск недоставало.

К тому же возможности противовоздушной обороны ограничивались несовершенством и слабой технической оснащенностью службы воздушного наблюдения, оповещения и связи (ВНОС). Базируясь на визуальные посты и проводные средства связи, служба ВНОС была не в состоянии обеспечить быструю передачу сигналов о появлении воздушных целей. Это вело к несвоевременному приведению системы ПВО в готовность для отражения массированных ударов вражеских ВВС.

Приходилось считаться и с тем, что наземные силы и средства ПВО (зенитные орудия, прожекторы и др.), будучи прикованными к защите определенных объектов и обладая малой подвижностью, имели возможность вести борьбу с вражеской авиацией лишь на ближних подступах к объектам или непосредственно над ними. Широкими маневренными возможностями обладала только истребительная авиация, которая могла перехватывать бомбардировщики противника на дальних подступах к обороняемому объекту. Но она была в состоянии это сделать лишь при условии обнаружения воздушного противника за относительно большой отрезок времени до появления его над объектом, а это было не под силу службе ВНОС. Использование маневренных возможностей истребительной авиации наталкивалось, таким образом, на несовершенство службы ВНОС. Правда, еще перед войной на вооружение ПВО некоторых стран начали поступать радиолокационные станции, серьезно улучшавшие техническую базу службы ВНОС. Но в начале войны их было еще слишком мало, и они пока не могли коренным образом преобразовать эту службу.

В распоряжении истребительной авиации было еще одно средство заблаговременного обнаружения воздушного противника [336] — патрулирование на вероятных маршрутах полетов вражеской авиации. Однако оно требовало чрезмерного расхода самолето-вылетов и к тому же не давало надежных гарантий обнаружения самолетов врага в нужное время.

Следовательно, ПВО воюющих государств в начале войны уступала по своим возможностям средствам воздушного нападения. Войска ПВО были в состоянии обеспечить защиту лишь самых важных объектов, да и то не в полной мере. Они могли нанести воздушному противнику некоторые потери, но были не в состоянии одновременно отразить его массированные удары по ряду городов, железнодорожных узлов, военно-морских баз, Надежно прикрыть группировки войск.

Опыт противовоздушной обороны Польши и Франции. Важнейшей задачей системы ПВО Польши и Франции в начале войны являлось отражение налетов немецко-фашистской авиации и сохранение живучести объектов, подвергшихся нападению. Однако опыт показал, что для ПВО этих государств подобная задача оказалась непосильной. Вторжение гитлеровских ВВС в воздушное пространство своих противников не встретило организованного сопротивления сил и средств ПВО. Им удалось почти беспрепятственно выйти к намеченным целям и поразить их без серьезных для себя потерь. Весьма слабое противодействие ПВО Польши и Франции воздушному противнику объяснялось тем, что ее главное средство — истребительная авиация в начале военных действий фактически была выведена из строя в результате первых массированных воздушных ударов по аэродромам.

К началу войны для противовоздушной обороны Польша могла использовать до 400{309}, а Франция 350—400 самолетов-истребителей{310}. В первый день нападения гитлеровских ВВС авиация Польши лишилась значительной части своих истребителей.

С 10 мая по 4 июня 1940 г. потери англо-французской авиации от воздушных ударов противника по аэродромам составили 1 600—1 700 самолетов{311}, в том числе было уничтожено и большинство истребителей. Для отражения массированных ударов немецко-фашистских ВВС командование союзников могло бы использовать до 150 английских истребителей, находившихся во Франции{312}. Но английское командование бросило эти силы на прикрытие эвакуации своего экспедиционного корпуса.

Польша и Франция не могли более или менее эффективно отражать массированные удары гитлеровской авиации и [337] потому, что в ПВО этих стран количество зенитной артиллерии не соответствовало масштабу и характеру этих ударов.

По оценке немецко-фашистского командования, накануне войны в системе ПВО Польши имелось 200 тяжелых и 200 легких зенитных орудий различного калибра{313}. В действительности же к началу войны Польша имела 4 зенитных полка, прикрывавших Варшаву, Краков, Вильно и Гродно, моторизованный дивизион и 2—3 отдельные батареи. Всего в системе ПВО Польши насчитывалось 40—50 батарей зенитных орудий, 2 батальона аэростатов заграждения и 2 прожекторные роты{314}.

Хотя Франция в 1939 г. располагала вполне современными 75-мм и 90-мм зенитными орудиями с хорошими приборами управления огнем, она имела всего лишь семь зенитных полков{315}. Положение осложнялось тем, что эта малочисленная зенитная артиллерия оказалась распыленной в организационном отношении. Одна часть ее находилась в подчинении командования полевых армий, другая была в ведении командования ПВО страны. Войсковая зенитная артиллерия объединялась в три бригады. Зенитная же артиллерия ПВО страны подразделялась на внутреннюю и береговую, но внутренней фактически не было. Она начинала формироваться лишь с объявлением мобилизации, поступая в распоряжение министра авиации. Береговая зенитная артиллерия находилась в ведении морского министра.

Вполне естественно, что при такой численности и таком распылении сил зенитной артиллерии возможности ПВО Франции по защите даже наиболее важных объектов были весьма ограниченными.

В целом противовоздушная оборона Польши и Франции оказалась не подготовленной к отражению первых, наиболее сильных ударов гитлеровской авиации и сохранению живучести подвергшихся воздушному нападению объектов.

Немецко-фашистские ВВС, завоевав господство в воздухе, обрушивали свои удары по намеченным объектам почти безнаказанно. Встречая очень слабое противодействие, гитлеровская авиация своими ударами сорвала оперативные перевозки польской армии, фактически парализовав работу железных дорог, неотступно преследовала отходившую польскую армию, дезорганизовала ее тыл. Еще в первый день войны она четыре раза бомбила столицу Польши Варшаву.

Когда основные зенитные силы и средства ПВО Франции были уничтожены или подавлены в приграничной зоне, где они располагались на глубине всего 15—20 км, оказалось, что [338] оставшихся орудий не хватает для надежной защиты даже Парижа.

Что касается ПВО США и ее союзников в бассейне Тихого океана, то она, как и противовоздушная оборона Польши и Франции, была слишком слабой, чтобы противостоять массированным ударам японской авианосной и базовой авиации. Здесь повторились, в сущности, те же по своему характеру события, которые сравнительно недавно разыгрались в Европе. Внезапно развязав военные действия, японская авиация причинила большой урон союзной истребительной авиации на земле. Фактически она вывела ее из строя. Части и подразделения союзной ПВО оказались не готовы к отражению массированных ударов воздушного противника. К тому же они были слабо укомплектованы боевой техникой и вооружением. Это помогло японской авиации захватить господство в воздухе и долго удерживать его, обеспечивая наземным и военно-морским силам достижение крупных результатов в боевых действиях.

Особенности действий войск ПВО Советского Союза. С началом войны первостепенной задачей войск ПВО явилось скорейшее развертывание своих частей и подразделений и приведение их в готовность к отражению массированных ударов немецко-фашистской авиации. Решение этих двух первоочередных задач, хотя и проходило в сложных условиях внезапно начавшейся войны, осуществлялось успешно. Зенитные артиллерийские части ПВО, дислоцировавшиеся в полосе глубиной 200—250 км от государственной границы, уже к утру 22 июня были развернуты по штатам мирного времени и расположились вблизи объектов обороны. Зенитные части и подразделения, находившиеся в более глубоком тылу, развертывались и приводились в боевую готовность несколько позже.

Дежурные батареи ПВО Москвы заняли положение боевой готовности к середине дня 22 июня. К вечеру того же дня на огневых позициях стояли еще 102 батареи из имевшихся 137{316}. Вся система ПВО Москвы была готова к отражению налетов авиации противника к утру 23 июня, т. е. через сутки после начала войны.

Однако в первые часы войны развернулись и были приведены в боевую готовность лишь части и подразделения, содержавшиеся по штатам мирного времени. Развертывание системы ПВО в соответствии с мобилизационным планом и приведение ее в состояние полной боевой готовности потребовало большего времени. Части ПВО объектов, расположенных в 500—600-километровой полосе вдоль западной границы, а также ПВО Москвы, Баку и других крупных центров страны были развернуты [339] и готовы к отражению воздушного противника к исходу второго дня войны.

Внезапное нападение немецко-фашистской авиации на города и объекты приграничной полосы поставило войска ПВО в тяжелые условия. Противнику в первые дни удалось нанести значительные потери нашей истребительной авиации. Вследствие этого в ряде случаев зенитной артиллерии приходилось отражать налеты вражеской авиации без поддержки наших истребителей.

Борьба зенитной артиллерии с вражеской авиацией осложнялась и тем, что многим ее частям в приграничной полосе невольно приходилось вступать в бои с наземными силами противника, т. е. на известное время отвлекаться от выполнения своих непосредственных задач.

Из-за нехватки самолетов-истребителей и несовершенства службы ВНОС часто складывалась такая ситуация, когда зенитная артиллерия, к тому же весьма немногочисленная, оставалась практически единственным надежным средством борьбы с вражеской авиацией.

Немецко-фашистские бомбардировщики в первые дни войны нередко прорывались к важным тыловым объектам и причиняли им значительный ущерб. Например, на южном стратегическом направлении, особенно в полосе Ковель, Черновицы, противник подверг интенсивным бомбардировкам все наши аэродромы и ряд крупных городов и железнодорожных узлов — Львов, Киев, Одессу, Шепетовку, Стрый, Самбор, Перемышль, Житомир, Коростень, Казатин, Броды, Новоград-Волынский и др.

Однако, несмотря на общую крайне неблагоприятную обстановку, складывавшуюся в первые дни войны, войска ПВО, особенно зенитная артиллерия, встречали воздушного противника с таким ожесточенным сопротивлением, которого он не знал ранее. 22 июня 1941 г. немецко-фашистские самолеты пытались нанести удар по железнодорожному узлу Ковель, который прикрывался 374-м зенитным дивизионом. При подходе к цели они были встречены точным огнем батарей этого дивизиона. Потеряв 4 бомбардировщика, противник вынужден был прекратить выполнение задания. За первые пять дней войны дивизион успешно отразил 10 групповых налетов и уничтожил 12 немецких самолетов{317}.

Зенитные артиллерийские части ПВО, обеспечивавшие защиту городов Стрый, Станислав, Тернополь и Перемышль, только за первые три дня войны сбили 30 фашистских самолетов{318}.

В первые же дни войны фашистская авиация предпринимала неоднократные попытки разрушить важнейшие мосты через реки [340] Днестр, Буг, Днепр, чтобы не допустить планомерного отхода наших войск. Так, 29 июня 1941 г. 50 самолетов противника пытались вывести из строя мост через Днестр в районе Бендер. И в последующие дни враг десятки раз пытался его уничтожить, но налеты на мост оказались безрезультатными. 383-й отдельный зенитный артиллерийский дивизион, прикрывавший мост, успешно отразил 32 крупных налета, уничтожил 15 вражеских самолетов и не допустил разрушения обороняемого объекта{319}. В результате самоотверженных действий войск ПВО основные мосты через крупные водные преграды были сохранены от разрушения вплоть до отхода наших частей из приграничных районов на тыловые рубежи.

С течением времени благодаря энергичным мерам Ставки Главного Командования, штабов объединений и соединений противовоздушная оборона объектов тыла страны и войск приобретала все более организованный характер.

Нараставшую силу противовоздушной обороны враг почувствовал еще в боях за Киев.

Для ПВО Киева были привлечены значительные силы и средства: более 300 зенитных орудий, 110 самолетов-истребителей, свыше 120 зенитных пулеметов, 96 зенитных прожекторов, 81 аэростат заграждения и около 300 постов ВНОС{320}. Чтобы обеспечить централизованное управление этими силами и средствами, был создан Киевский район ПВО в составе 3-й дивизии ПВО, 36-й истребительной авиационной дивизии и частей войсковой зенитной артиллерии{321}. Это позволило построить единую систему прикрытия города с воздуха. Об ее эффективности свидетельствует тот факт, что за первые два месяца войны войска Киевского района ПВО уничтожили 375 фашистских самолетов, из них 283 самолета было сбито огнем зенитной артиллерии{322}.

О силе сопротивления войск ПВО на другом направлении — западном — говорят славные боевые дела 7-й бригады ПВО, оборонявшей Минск. Этот город начиная с 23 июня неоднократно подвергался ожесточенным налетам авиации противника. За первые три дня боев бригада сбила 13 самолетов врага. В боях за Борисов, куда бригада отошла к 26 июня, она сбила еще 11 самолетов и уничтожила 9 вражеских танков. 7-я бригада ПВО принимала участие в Смоленской оборонительной операции, в боях под Вязьмой и на подступах к Москве, уничтожив за это время 165 немецких самолетов{323}. [341]

Наращивание усилий войск ПВО в борьбе с воздушным противником особенно проявилось в защите двух крупнейших центров нашей страны — Москвы и Ленинграда. По своему характеру и масштабам боевые действия войск ПВО, оборонявших Москву и Ленинград, представляли собой противовоздушные операции, в процессе ведения которых был сорван замысел гитлеровского командования стереть эти города с лица земли.

С июля по декабрь 1941 г. в районах действий войск ПВО, стоявших на защите Москвы и Ленинграда, было зафиксировано до 18 000 самолето-пролетов немецко-фашистской авиации. В боях с ней участвовали войска двух зон ПВО — Московской и Северной, которые имели в своем составе свыше 1 800 зенитных орудий и до 600—700 истребителей. За время этих боев было уничтожено свыше 1 700 самолетов противника{324}.

Таким образом, войска ПВО страны в начале войны, несмотря на исключительные трудности боевой обстановки, выдержали первые наиболее мощные удары авиации противника, обеспечив жизнедеятельность взятых под охрану объектов.

В борьбе с немецко-фашистской авиацией сложилось и окрепло взаимодействие частей ПВО страны и ПВО войск. Противовоздушные силы и средства фронтов и флотов, принимая участие в борьбе с вражеской авиацией, тем самым помогали частям ПВО страны в охране объектов, располагавшихся в глубоком тылу. В то же время войска ПВО страны, защищая эти объекты, оказывали содействие фронтам и флотам в проведении операций.

* * *

Противоборствующие стороны вступили во вторую мировую войну, имея ограниченные и недостаточно развитые средства ПВО, особенно средства ВНОС, тактико-технические возможности которых значительно уступали возможностям средств воздушного нападения. В первых операциях на Западе и в бассейне Тихого океана ПВО союзных стран не смогла отразить внезапные массированные удары авиации противника.

Противовоздушную оборону государств, подвергшихся агрессии, в самом начале войны серьезно ослабил фактический вывод из строя самолетов-истребителей, большая часть которых уничтожалась воздушным противником на земле.

В начале войны только ПВО Советского Союза, несмотря на общую тяжелую обстановку и значительные потери в силах [342] и средствах, сумела выдержать первые массированные удары вражеской авиации. Если на Западе и в бассейне Тихого океана еще в первые недели войны войска ПВО, по существу, прекратили организованное сопротивление, то на советско-германском фронте противовоздушная оборона, устояв под ударами противника, постепенно набирала силу, ее сопротивление приобретало более организованный характер.

Опыт начального периода показал, что даже в условиях общего господства авиации противника в воздухе имеется возможность перехватывать инициативу в ведении воздушной войны на отдельных направлениях и наносить по вражеской авиации довольно ощутимые удары. [343]

Заключение

Вторая мировая война была исключительно сложным и многообразным социальным явлением. Она состояла из ряда войн, каждая из которых начиналась и развивалась, имея общие и неповторимо своеобразные, только ей присущие черты. В войнах, которые в совокупности составили вторую мировую войну, приняли участие десятки государств, в том числе все главные империалистические державы и социалистическая страна — СССР. Они обладали далеко не одинаковыми военно-экономическими возможностями и преследовали в войне разные политические цели. Наконец, державы — участницы войны занимали на земном шаре различное географическое положение и, кроме того, вступая в войну, имели на вооружении отличавшиеся друг от друга военные теории и доктрины.

Однако, несмотря на своеобразие войн, вошедших составными частями во вторую мировую войну, период вступления государств в нее имел общие характерные особенности. Они определялись устойчиво действующими тенденциями, зародившимися еще в войнах далекого прошлого, и конкретно-историческими условиями, в которых готовилась и была развязана вторая мировая война.

Качественно новые особенности начального периода в войне проявились с зарождением и развитием массовых армий, когда в мероприятия, носившие характер подготовительных к решающим сражениям, стали все шире включаться активные боевые действия войск. Это постепенно приближало момент встречи главных сил к началу войны. Роль начального периода в войне изменялась, наполняясь новым содержанием.

В начале XX века стремление воюющих сторон к активизации боевых действий с первых дней вооруженного конфликта получило развитие в русско-японской войне, одной из примечательных черт которой явилось ведение широких наступательных и оборонительных боев с самого ее начала на суше и море. В канун первой мировой войны, как показывает опыт ее планирования, политические и военные руководители враждующих группировок связывали свои стратегические расчеты уже [344] с таким активным ведением боевых действий в начале войны, которое бы позволило создать предпосылки для достижения ее конечных целей в первых операциях. Такие государства, как Германия, Франция, Россия, придавали решающее значение начальным операциям главных сил. Хотя реальный ход событий и опрокинул эти расчеты, идея нанесения сокрушительного поражения противнику еще в начальных операциях продолжала владеть умами многих военных деятелей и теоретиков капиталистических стран.

В период между двумя мировыми войнами, когда под воздействием научно-технического прогресса и осмысливания опыта и уроков первой мировой войны происходило формирование новых военных теорий и стратегических концепций, эта идея обрела себе ревностных сторонников в правящих кругах Германии, Италии и Японии. Фактически она стала ведущей идеей господствовавших в этих странах теорий тотальной и «молниеносной» войны. Тем более что, казалось, бурное развитие высокоманевренных видов боевой техники — танков и самолетов открывало надежную перспективу для достижения тех целей в начальных операциях, которые не были достигнуты в первой мировой войне. Военно-стратегический аспект этих теорий как раз выражался в том, чтобы еще в предвоенное время провести в жизнь подготовительные мероприятия, составлявшие ранее основное содержание начального периода войны, а с ее началом сконцентрировать максимум сил и средств в первом ударе для нанесения сокрушительного поражения противнику. Эти теории, следовательно, исходили из признания решающего значения начальных операций в войне. Как показала жизнь, они оказались несостоятельными, так как строились на преувеличении роли начального периода в войне и преуменьшении военных возможностей и моральной стойкости противников.

В капиталистических государствах, противостоявших странам фашистского блока, наоборот, получила распространение явная недооценка роли начальных операций в будущей войне. Господствовавшая в этих государствах теория «войны на истощение» ограничивала роль начального периода фактически ведением позиционной обороны.

В вытекавших из теории «войны на истощение» стратегических расчетах политического и военного руководства капиталистических стран, противостоявших фашистской Германии и ее союзникам, видное место отводилось «канализации» агрессии на восток и вовлечению в войну СССР. Предполагалось, что Советский Союз и Германия в ожесточенной вооруженной борьбе взаимно истощат свои ресурсы, и это будет только на руку западным державам.

Сущность взглядов советских военных деятелей и теоретиков на начальный период сводилась к признанию роли возросшего значения начальных операций для хода и даже исхода войны, [345] происшедшего под влиянием развития таких средств вооруженной борьбы, как танки и самолеты.

В такой точке зрения на начальный период войны как бы откристаллизовались многие достижения советской военно-теоретической мысли, в том числе такие, как принципиально верная оценка характера будущей войны и признание объективно существующей в истории тенденции к активизации боевых действий в ее начале. Хотя некоторые стороны советской теории начального периода войны не получили должного освещения, а в непосредственной подготовке вооруженных сил к вступлению в войну были допущены серьезные ошибки, ход и исход Великой Отечественной войны убедительно продемонстрировал передовой характер советских военно-теоретических взглядов.

Характерные общие особенности начального периода каждой из войн, составивших вторую мировую войну, можно суммировать в таком определении:

Во второй мировой войне начальный период представлял собой определенный, как правило, сравнительно короткий отрезок времени, насыщенный наступательными и оборонительными операциями огромного масштаба, в которых участвовало все развернувшиеся к началу войны соединения и объединения вооруженных сил для достижения ближайших стратегических целей и одновременно с которыми воюющие государства, с одной стороны, осуществляли целый комплекс первоочередных мероприятий по мобилизации на войну внутренних ресурсов страны, с другой — рядом внешнеполитических акций по отношению к противникам, союзникам и нейтральным странам добивались упрочения своих международных позиций.

Основное содержание начального периода войны составляли боевые действия войск, проводившиеся объединенными усилиями всех видов вооруженных сил. Нападающая сторона, отмобилизовавшая и развернувшая свои вооруженные силы в предвоенный период, осуществляла в это время наступательные операции с ближайшей целью разгромить войска первого стратегического эшелона противника и создать условия для победоносного завершения войны. Государства, подвергшиеся внезапному нападению, вели в этот период, как правило, тяжелые оборонительные сражения на земле, на море и в воздухе силами войск первого стратегического эшелона, под прикрытием которых продолжались мобилизация, сосредоточение и развертывание войск второго стратегического эшелона. Первые сражения и операции становились суровой проверкой предвоенных теоретических [346] взглядов, стратегических планов и расчетов, боевой и морально-политической подготовленности вооруженных сил к военным действиям.

В содержание начального периода войны органически входила ускоренная реализация планов военно-экономической мобилизации. Это выражалось в изъятии из промышленности, транспорта и сельского хозяйства и передаче вооруженным силам материально-технических средств на укомплектование развертываемых с началом войны соединений и объединений. Кроме того, в большинстве государств осуществлялся перевод экономики на расширенное производство боевой техники и вооружения, а также перераспределение финансовых, материальных и людских ресурсов между различными отраслями хозяйства. Значительной перестройке подвергалась работа всех видов транспорта, органов связи и т. д. Подобные мероприятия не проводились лишь в странах-агрессорах, так как они в своем большинстве осуществлялись еще в довоенное время.

Для внутриполитического положения вступивших в войну государств характерной становилась перестройка всей внутренней жизни на военный лад. Важную роль играли первоочередные мероприятия по укреплению внутренней безопасности государств и усилению морально-психологической подготовки населения к перенесению тягот войны.

В капиталистических государствах, где еще сохранялись элементы буржуазной демократии, правительства, опасаясь обострения социальных противоречий, урезывали демократические права трудящихся и усиливали репрессии против прогрессивных сил, особенно против коммунистических партий. В странах фашистского блока, где коммунистические партии и другие прогрессивные политические организации трудящихся были распущены, загнаны в подполье, а их лучшие представители физически уничтожены или посажены за решетку, правительства вели разнузданную антикоммунистическую и шовинистическую пропаганду, маскируя свои преступные цели в развязанной войне.

Коммунистическая партия Советского Союза в начальный период проводила работу по мобилизации всех сил народа на отпор врагу во имя справедливых целей освобождения страны от захватчиков и избавления народов Европы от фашистского ига. Большое внимание уделялось вопросам повышения бдительности, дисциплины и воспитания ненависти к врагу. Для решения этих задач партия перестраивала работу органов государственного управления.

С началом войны особый характер приобретала внешнеполитическая деятельность правительств. Усилия направлялись на уточнение позиций воюющих и нейтральных государств, выявление реальных союзников и возможных новых противников. Вступавшие в войну государства принимали меры к созданию [347] или расширению существовавших военных коалиций. Уже в первые дни войны более отчетливо раскрывались внешнеполитические программы государств, вступивших в войну, их действительные политические цели, а также проверялось подлинное отношение государств к союзническим обязательствам, предусмотренным довоенными договорами.

Таким образом, начальный период войны являл собой исключительно сложный процесс вступления государств в вооруженные столкновения, характерный решением первоочередных военных, политических и экономических задач в самой тесной связи этих задач друг с другом.

Специфические черты начального периода во второй мировой войне ярко проявились в ведении первых кампаний и операций как наступательных, так и оборонительных.

Начальные наступательные операции. Как планирование, так и осуществление наступательных операций совершенно отчетливо выявило стремление стран-агрессоров предрешить исход войны в ходе одной кампании или даже одной стратегической операции. Гитлеровские стратеги, как и японские милитаристы, ближайшей стратегической целью ставили разгром первого стратегического эшелона противника в самые короткие сроки.

Для достижения этой цели привлекалось обычно от 50 до 80 процентов всех сил и средств, имевшихся к началу войны. Основная масса этих сил и средств, включая и танковые войска, входила в состав первых стратегических эшелонов. Массирование сил и средств для нанесения первого удара приводило к созданию на главных направлениях подавляющего превосходства над противником и, как правило, к быстрому прорыву его обороны на большую глубину. Это в свою очередь создавало благоприятные условия для осуществления маневра в оперативной глубине. Большое внимание уделялось достижению внезапности первых ударов.

Основными формами оперативно-стратегического маневра являлись отсечение или охват (двойной охват) крупных стратегических группировок противника с одновременным дроблением и уничтожением их по частям. Решающая роль в окружении крупных неприятельских сил отводилась танковым и моторизованным соединениям, действовавшим в компактных группировках. Ликвидация окруженных войск возлагалась на полевые армии.

Размах стратегических наступательных операций на континентальных театрах по глубине достигал 300—600, а по фронту 400—600 и более километров. Среднесуточный темп наступления на направлениях главных ударов составлял от 15 до 30 км. Танковые войска наступали с темпом от 40 до 60 км в сутки.

Характерная особенность действий японских вооруженных сил в начале войны состояла в том, что они осуществили глубокие стратегические наступательные операции огромного [348] размаха на морском и океанском театрах военных действий. Эти операции велись объединенными усилиями всех видов вооруженных сил, среди которых ведущую роль играл военно-морской флот. Характерно, что на морском и океанском театрах в сражения начального периода вступили одновременно все японские силы, развернутые накануне войны.

Завоевание японским флотом господства на море было достигнуто в первые же дни войны путем нанесения внезапных массированных воздушных ударов по главным силам флота противника. Стратегическое наступление развивалось в форме ряда одновременных и последовательных операций с высадкой морских и воздушных десантов на острова Тихого океана, на восточное и юго-восточное побережье Азиатского материка. Оно проходило в высоких темпах.

Начальные наступательные операции на континентальном, морском и океанском театрах военных действий характеризовались разгромом крупных стратегических группировок противника и захватом огромных территорий. Даже крупные государства, попадавшие под внезапные массированные удары противника, испытывали чрезвычайно тяжелое положение и с трудом преодолевали первоначальные неудачи.

Начальные оборонительные операции. Боевая деятельность вооруженных сил государств, подвергшихся агрессии, начиналась с оборонительных сражений, причем тогда, когда в большинстве случаев эти государства на направлениях главных ударов противника не имели заранее подготовленных рубежей обороны и заблаговременно развернутых группировок войск, способных противостоять вторжению агрессора. Если же наступающий и встречал заранее оборудованные оборонительные рубежи, как, например, линию Мажино, то они оказывались, как правило, на второстепенных направлениях. Он эти рубежи обходил.

Оборонительные операции были связаны с большими людскими и материальными потерями. Подорвать наступательные возможности сильного противника, а в конечном счете и сорвать его наступление становилось возможным только после ввода в сражение крупных стратегических резервов.

Государства, располагавшие относительно ограниченной территорией и недостаточными силами, например Польша, Бельгия, Голландия, быстро терпели поражение. В короткое время сокрушена была и стратегическая оборона Франции. Это в значительной мере обусловливалось ошибками в развертывании ее вооруженных сил и недостатком крупных стратегических резервов.

Только на советско-германском фронте немецко-фашистскому командованию не удалось сокрушить стратегическую оборону советских войск. К середине июля 1941 г. вводом в сражение стратегических резервов советское командование сумело [349] временно стабилизировать фронт обороны на важнейших стратегических направлениях. Это имело огромное значение для срыва планов «молниеносной» войны.

Советские войска осуществляли стратегическую оборону в сложной обстановке, когда еще не было завершено их стратегическое развертывание, в воздухе господствовала вражеская авиация, крупные танковые группировки противника стремительно прорывались в глубокий тыл, а ограниченные маневренные возможности соединений Красной Армии из-за слабой моторизации и воздействия гитлеровской авиации не позволяли своевременно ликвидировать прорывы врага. Могучим фактором преодоления этих труднейших условий стали стойкость и массовый героизм советских войск. Уже к концу первых оборонительных операций противник понес значительные потери. Темп его наступления неуклонно замедлялся. В начале второго месяца войны немецко-фашистская армия на ряде направлений и, что особенно было важно, на главном, московском стратегическом направлении была вынуждена перейти к обороне.

Одной из отличительных особенностей нашей стратегической обороны была высокая боевая активность частей и соединений. Везде, где только представлялась возможность, советские войска проводили контрудары и контратаки, вели активную борьбу в окружении, совершали гибкие маневры с целью выхода из окружения; когда требовалось, отходили на промежуточные рубежи или сосредоточивались на флангах прорвавшихся группировок противника. В ходе боев и операций возводились промежуточные или тыловые оборонительные рубежи, которые заблаговременно занимались выдвигавшимися из глубины страны стратегическими резервами.

Вместе с тем контрудары, организуемые советским командованием, не всегда приводили к желаемым результатам. Например, контрудары, осуществленные в первые дни войны на северо-западном и западном направлениях, не достигли своей цели. Противник отразил их, перегруппировал свои силы и продолжал развивать наступление.

Опыт показал, что вырвать из рук врага стратегическую инициативу, утраченную в начале войны, чрезвычайно трудно. Для успешного решения этой задачи требовалось наличие ряда условий, в частности, верная оценка сложившейся обстановки, выбор наиболее выгодного момента для нанесения ответного удара, сосредоточение превосходящих сил на том направлении, где намечалось его провести.

Своеобразие начальных оборонительных операций на морском и океанском театрах военных действий состояло в том, что они развертывались на огромных пространствах. В результате того, что Япония захватила безраздельное господство на море и в воздухе, американское и английское командования были лишены возможности вести предусмотренную первоначальным замыслом [350] планомерную маневренную оборону. С первых же дней оборонительные боевые действия союзников приняли очаговый и притом неорганизованный характер. Взаимодействие сил флота, авиации и сухопутных войск было нарушено. Попытки союзного командования организовать противодесантные операции в важнейших стратегических пунктах терпели неудачу. США только к исходу пятого месяца войны оказались в состоянии приостановить дальнейшее продвижение противника.

Опыт начальных операций показал, что их успех зависел от завоевания господства в воздухе с первых дней войны.

Господствуя в воздухе, авиация наступающей стороны надежно прикрывала свои войска, наносила ощутимые удары по противнику, по его коммуникациям, узлам железных и шоссейных дорог и пунктам управления. Этим, в частности, достигалась дезорганизация управления войсками, нарушались перегруппировки войск и переброска резервов из глубины.

Основным способом завоевания господства в воздухе с самого начала войны являлись внезапные массированные удары военно-воздушных сил по аэродромам противника. Первоначальный успех закреплялся захватом наземными войсками районов базирования неприятельской авиации. Завоевав господство в воздухе, основная масса военно-воздушных сил переключалась на поддержку действий наземных войск и сил флота.

Как показал опыт войны, роль противовоздушной обороны в начальных операциях резко возросла. В то же время выявилась ее слабая готовность к отражению первых массированных воздушных ударов противника. Это объяснялось тем, что существовала недооценка эффективности таких ударов. К тому же технические средства ПВО резко отставали от развития средств воздушного нападения.

Опыт ряда первых кампаний показал, что в начальный период «молниеносная» победа в войне может быть одержана лишь над слабым в военно-экономическом отношении противником, располагающим ограниченной территорией и к тому же не обладающим морально-политической сплоченностью и волей драться до конца. Когда в войну с агрессором вступали крупные государства (коалиции государств), имеющие высокий военно-экономический потенциал, обширную территорию и, что особенно важно, огромный морально-политический потенциал, «молниеносная» война, даже когда агрессор достигал крупных стратегических результатов в начальном периоде, терпела полный провал. Однако и для крупных государств последствия первых массированных ударов оказывались весьма тяжелыми, а для некоторых, например Франции, и катастрофичными.

Начальный период войны подтвердил вполне закономерное существование наряду с наступлением такого вида стратегических действий, как стратегическая оборона. Вместе с тем он привнес в ее содержание немало нового. [351]

Война забраковала ведение стратегической обороны с использованием лишь позиционных форм в условиях, когда наступающий противник применяет авиацию и воздушно-десантные войска, имеющие огромный радиус действий, а также танковые соединения, обладающие большой подвижностью. Она потребовала оптимального сочетания позиционной обороны с маневренными формами борьбы, опирающейся на заблаговременно развитую по фронту и в глубину систему оборонительных полос и рубежей. Устойчивость обороны оказалась немыслимой без ее серьезного укрепления в противовоздушном и противотанковом отношении. Но, пожалуй, наиболее поучительным уроком начального периода явилось требование вести активную стратегическую оборону. В минувшей войне только сочетание упорного удержания оборонительных полос и рубежей с целым рядом мощных контрударов, оперативных контрнаступлений и частных наступательных операций приносило успех обороняющейся стороне и создавало предпосылки для перехвата стратегической инициативы.

Как показали начальные операции, придание стратегической обороне активного характера зависело от накопления и использования стратегических резервов. Их роль в стратегической обороне необычайно возросла.

Опыт начального периода со всей очевидностью показал устойчивость тенденции к вынесению за пределы войны, т. е. еще в довоенное время, мероприятий подготовительного характера, включая мобилизацию и стратегическое развертывание вооруженных сил, для проведения первых операций.

Начальный период войны поучителен и тем, что выявил стремление государств-агрессоров вкладывать в первый удар максимум сил и средств для достижения ближайших стратегических целей, в том числе для завоевания господства в воздухе, а на морских и океанских театрах и господства на море.

Начальные операции еще раз подтвердили тенденции держав, берущих на себя инициативу в развязывании войны, наносить с самого начала не только предельно мощные, но и внезапные удары по противнику. Опыт показал, что для обеспечения внезапности нападения правительства и органы военного управления агрессивных государств мобилизовывали все приемы и средства воздействия на противника, включая политические, дипломатические и военные акции, лишь бы скрыть от него истинный замысел и время развязывания агрессии.

Характерными чертами начальных наступательных операций явилось резкое увеличение их размаха и динамичности, привлечение к ним всех видов вооруженных сил, использование наиболее решительных форм ведения боевых действий: рассечения стратегического фронта, окружения крупных группировок войск, глубоких обходов и охватов с применением подвижных соединений, воздушных и морских десантов и т. д. [352]

Наступательные и оборонительные операции начального периода войны показали первостепенное значение для успеха боевых действий твердого и непрерывного управления войсками. В чрезвычайно сложной, быстро меняющейся обстановке любое ослабление, а тем более потеря управления войсками дорого обходились той стороне, которая запаздывала с восстановлением нарушенной системы стратегического и оперативного руководства,

Наконец, начальный период войны выявил резко возросшее значение морально-политического фактора и, в частности, психологической подготовки войск для хода и исхода первых операций. Вступление в войну означало серьезнейшее испытание духовных сил населения и армии каждой из воюющих сторон. Оно неизбежно предполагало коренную перестройку в сознании и поведении людей как остающихся в тылу для трудовой деятельности на нужды войны, так и тех, кто взял в руки оружие. Это обусловливало особенно широкий размах политической мобилизации масс на борьбу за достижение намеченных целей в войне.

С началом боевых действий Советских Вооруженных Сил Коммунистическая партия развернула огромную политическую работу по разъяснению благородных целей Великой Отечественной войны, ее справедливого характера, по укреплению у советских людей — бойцов фронта и тружеников тыла таких высоких морально-политических качеств, как любовь к Родине, готовность, не щадя своей жизни, защищать великие завоевания Октябрьской революции. Огромное внимание уделялось воспитанию жгучей ненависти к фашистским захватчикам и утверждению непреклонной веры в победу над врагом. Прямые обращения ЦК ВКП(б) к народу, печать, радио, все средства искусства были поставлены на службу политической мобилизации народа и его Вооруженных Сил для преодоления трудностей начального периода и организации сокрушительного отпора агрессии.

В начальном периоде войны Коммунистическая партия выступила великой руководящей, организующей и мобилизующей силой во всенародной борьбе против фашистского нашествия.

* * *

Со времени окончания второй мировой войны прошло почти три десятилетия. Огромные политические и социально-экономические сдвиги, происшедшие за это время в мире, коренным образом изменили расстановку и соотношение сил на международной арене.

Образовалась мировая социалистическая система. Неуклонно укрепляясь и развиваясь, она оказывает все возрастающее [353] влияние на ход мирового революционного процесса. Растет классовое самосознание пролетариата во всех капиталистических государствах. Он все решительнее выступает против империалистической политики национальной и международной буржуазии, развертывает активную борьбу за свои политические и экономические права.

Распалась мировая колониальная система империализма. На путь самостоятельного политического и экономического развития вступили десятки новых государств.

В мире растет и ширится тенденция к консолидации всех антиимпериалистических сил. Все это свидетельствует о дальнейшем углублении общего кризиса капиталистической системы.

Начало 70-х годов ознаменовалось крупным поворотом в международной обстановке. Рост могущества Советского Союза и других социалистических государств, развертывание мощного движения широких народных масс за международную безопасность привели к банкротству империалистической политики «с позиции силы». Наметилась явная тенденция к смягчению международной напряженности и все более широкому признанию принципов мирного сосуществования стран с различным социальным строем.

Глубокие социально-политические сдвиги, происходящие ныне в мире, ослабление опасности ядерной войны открывают новые перспективы для укрепления международной безопасности. Но в империалистических странах еще имеются силы, способные пойти на развязывание военных авантюр.

Это вызывает необходимость проявлять высокую бдительность к проискам международной реакции и держать вооруженные силы государств социалистического содружества в высокой боевой готовности.

«Мы учитываем уроки прошлого, — говорил Генеральный секретарь ЦК КПСС Л. И. Брежнев на совместном торжественном заседании ЦК КПСС, Верховного Совета СССР и Верховного Совета РСФСР, посвященном 50-летию Советской власти, — и делаем все, чтобы никто не застал нас врасплох»{325}.

Сегодня советский народ, вдохновленный историческими решениями XXIV съезда Коммунистической партии Советского Союза, с небывалым подъемом трудится над воплощением в жизнь разработанной партией величественной программы дальнейшего поступательного движения нашей Родины к коммунизму. На страже его мирного созидательного труда стоят Советские Вооруженные Силы, готовые в любое время дня и ночи отразить нападение врага, откуда бы оно ни исходило.