РОЗА ЛЮКСЕМБУРГ

РЕФОРМА

ИЛИ

РЕВОЛЮЦИЯ?

ИЗДАНИЕ

ПЕТРОГРАДСКОГО СОВЕТА РАБОЧИХ я КРАСНОАРМЕЙСКИХ ДЕПУТАТОВ ПЕТРОГРАД, 1919,

Предисловие

Артистическое кое

Ф. Маркс, Петроград, Изианл. пр, м 29.

Заглавие настоящего произведения может с первого взляда вызвать удивление. Социальная реформа или революция? Разве может социал-демократия быть против социальной реформы? Может ли она противопоставлять социальную реформу революции, т.-е. перевороту в существующем строе,—конечной цели социал-демократии? Конечно, нет. Для социал-демократии будничная практическая борьба за социальные реформы, за улучшение положения рабочего класса на почве существующего строя, борьба эа демократические учреждения—есть, пожалуй, единственное средство для руководства классовой борьбой пролетариата, копечпая цель которой есть введение диктатуры пролетариата. С социал-демократической точки зрения, между социальной реформой и социальной революцией существует неразрывная связь: борьба за социальные реформы является для нее средством, а социальный переворот целью.

В теории Эдуарда Бернштейна, как она изложена в его статьях „Проблемы социализма" („Neue Zeit",

*) Предлагаемая книжка тов. Р. Люксембург составилась из статей, печатавшихся в „Leipziger Volkszeitung" (Лейшщгская народная тазета) в сентябре 1898 и апреле 1899 года.                               Ред.

..1

1897/98), и в его книге Voraussetzungen des soziali-soms *) мы впервые находим противопоставление этих двух моментов рабочего движения. Практически вся эта теория сводится только к совету отказаться от социального переворота — конечной цели социал-демократии и превратить социальные реформы из средства классовой борьбы в ее цель. Сам Бернштейн наиболее удачно и ясно формулировал свои взгляды следующей фразой: „конечная цель, какова бы она ни была, для меня—ничто, движение же—все*4.

Но социалистическая конечная цель является решающим моментом, отличающим социал-демократическое движение от буржуазной демократии и буржуазного радикализма. Именно эта конечная цель превращает все рабочее движение из бесплодного штопания, предпринимаемого для спасения капиталистического строя, в классовую борьбу против этого строя, с целью его окончательного уничтожения. Вот почему вопрос: „социальная реформа или революция?" в том смысле, как его понимает Бернштейн, является в то же время для социал-демократия вопросом: быть или не быть? Поэтому при спорах с Бершптейном и его единомышленниками всякий член партии должен себе уяснить, что вопрос идет не о той или иной форме борьбы, не о той пли иной тактике, а о самом существовании социал-демократического движения.

При беглом рассмотрении теории Бернштейна это может показаться преувеличением. Разве Бернштейн не говорит на каждом шагу о социал-демократии и

*) Имеются в русском переводе: „Очерки из истории и теории социализма", СПб., 1902 г., ч. 2-ащ „Voraussetzungen" вышли в нескольких переводах, между прочим, в изд. Знания, С.-Пб., 1901 г., под заглавием: „Исторический материализм".                          Тед.

ее целях, разве он сам много раз не повторяет ясно, что и он стремится к социалистической конечной цели, только в другой форме, и разве оп не подчеркивает усиленно, что почти полностью признает современную практическую деятельность социал-демократии? Конечно, все это верно. Но точно так же верно и то, что с давних пор в развитии теорий и в политике каждое новое направление вначале опиралось па старые, даже и в том случае, когда последние по существу являлись полной противоположностью этому новому направлению. Оно сначала применяется к тем формам, которые застает при своем возникновении, говорит тем языком, на котором говорили до него, и лишь с течением времени из старой оболочки появляется новый росток, новое направление приобретает собственную форму и собственный язык.

Ждать, что оппозиция научному социализму начнет с того, что ясно и отчетливо до последней мелочи определит свое внутреннее содержание, что она открыто и прямо станет отрицать теоретическое обоснование социал-демократии, значило бы недооценивать силу научного социализма. Кто в настоящее время, считаясь социалистом, хочет объявить в то же время войну учению Маркса, этому могучему продукту мысли нашего столетия, тот должен начать с бессознательного преклонения перед этим учением. Он должен прежде всего признать себя последователем этого учения, искать в нем самом точку опоры для борьбы с ним п эту борьбу представить только как дальнейшее развитие учения Маркса. Поэтому нужно, не обманываясь этими внешними формами, вылущить зерно, содержащееся в теории Бернштейна, — это является настоятельной необходимостью для штгро-

ках масс промышленного пролетариата в пашей партии.

Нет более грубого оскорбления рабочего класса н худшей клеветы па него, как утверждение, будто теоретические споры являлтея исключительно делом „академиков". Еще Лассаль как-то сказал *);• только тогда, когда наука и работники—эти два противоположных общественных полюса—соединятся воедино, они раздавят в своих железных объятиях все препятствия, стоящие на пути культуры.

Вся сила современного рабочего движения покоится па теоретическом познании. Но в данном случае это познание является вдвойпе важным для рабочих, так как здесь вопрос идет именно о пих самих и Об их влиянии на движение и так как здесь играют их судьбой. Оппортунистское течение в партии, теоретически формулированное Вернштейном, есть не что иное, как бессознательное стремление обеспечить преобладание за вошедшими в нашу партию мелкобуржуазными элементами и видоизменить в их духе практику и цели ее. Вопрос о социальной реформе и революции, о конечной цели и движении, представляет, с другой стороны, вопрос о мелкобуржуазном или пролетарском характере рабочего движения.

Поэтому в интересах пролетарской массы партии необходимо живейшим и подробнейшим образом заняться рассмотрением теоретического спора о современным оппортунизмом. До тех пор, пока теоретическое познание останется в партии привилегией горсти „академиков", ей постоянно будет угрожать опасность сбиться с пути. Только тогда, когда широкие массы рабочего класса самп возьмут

б руки надежное остро отточенное оружие научного Социализма, исчезнут все мелкобуржуазные уклонения, все оппортунистские течения. Тогда и движение' стапет па верную и твердую почву. .Масса

сделает это". .

Роза Люксембург.

*) В речи: „Наука и работники".

Ред.'

Я

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ *).

I. Бернштейновекий метод.

Еслп теории представляют собой отражения явлений внешнего мира в человеческом мозгу, то, имея в виду новейшую теорию Эдуарда Бериштейна, мы приходим к заключению, что теории иногда представляют отражения, обратные действительности. Теория введения социализма путем социальных реформ в эпоху Штумма-Посадовского; теория контроля профессиональных союзов над процессом производства—после поражения английских машиностроительных рабочих; теория преобладания в парламенте социал-демократического большинства—после пересмотра саксонской конституции и покушений, на всеобщее избирательное право в рейхстаг! Но центр тяжести рассуждений Бернштейна лежит, по нашему мнению, не в его взглядах на практические задачи социал-демократии, а в том, что он говорит о ходе объективного развития капиталистического общества, с чем, конечно, очень тесно связаны и вышеупомянутые взгляды его.

По мнению Бернштейна, общее крушение капитализма по мере развития последнего становится все

") Критика статей Бернштейна: „Проблемы социализма".

— 10 —

— II

менее вероятным, так как капиталистическая система с каждым днем проявляет все большую способность приспособления, а производство постоянно все больше дифференцируется. Приспособляемость капитализма выражается, по мнению Бернштейна, во-первых, в исчезновении всеобщих кризисов, что обусловливается развитием кредита, предпринимательских организаций средств сообщения, а также почтово-телеграфных сношений; во-вторых, в устойчивости среднего сословия, как результата постоянной дифференциации отраслей производства и перехода широких слоев пролетариата в среднее сословие, и, наконец, в-третьих, приспособляемость эта выражается в экономическом и политическом улучшении положения пролетариата, как следствии профессиональной борьбы.

Отсюда для социал-демократии вытекает общее указание, что ее деятельность должна быть направлена не на захват политической власти в государстве, а па улучшение положения рабочего класса и на введение социализма не путем социальной и политической революции, а путем постепенного расширения общественного контроля ii постепенного проведения кооперативного принципа.

Сам Бернштейн не видит ничего нового в своих рассуждениях и полагает далее, что они согласны как с отдельными заявлениями Маркса и Энгельса, так и с общим направлением деятельности социал-демократии до самого последнего времени. Однако, на наш взгляд, при более основательном знакомстве с сущностью его воззрений, трудно отрицать, что онп находятся в рсоренном противоречии со всем ходом мысли научного социализма.

Если бы весь бернщтейновский ревизионизм исчерпывался утверждением, что ход капиталистического

развития совершается гораздо медленнее, чем это припйто считать, то это значило бы только, что захват политической власти пролетариатом необходимо отсрочить; а отсюда практически можно было бы, в крайнем случае, сделать вывод о более медленном темпе борьбы.

Но дело не в этом. Бернштейн поднимает вопрос не о темпе, а о самой тенденции развития капиталистического общества и, в связи с этим, о переходе Е социалистическому строю.

Если социалистическая теория до сих пор принимает, что исходной точкой социалистического переворота будет всеобщий уничтожающий кризис, то при этом следует, по нашему мнению, различать основы теории от ее внешней формы.

Эта теория предполагает, что капиталистический строй сам по себе, в силу собственных противоречий, подготовит момент своего разрушения, когда существование его сделается просто невозможным. Если этот момент представляют в форме всеобщего разрушительного промышленного кризиса, то для этого имеется, по нашему мнению, глубокое основание, но, тем не менее, в самом обосновании социализма он играет лишь второстепенную роль.

Социализм черпает свое научное обоснование в трех основных тенденциях капиталистического развития: прежде всего, в усиливающейся анархии капиталистического хозяйства, которая ведет его неизбежно к гибели, во-вторых, в растущем ооо& ществлении производственного процесса, которое создает положительную отправную точку для создания социалистического строя, и, в-третьих, в растущей силе ж классовом сознании пролетариата, являющихся активным фактором предстоящего переворота.

J

13 —

Первую из перечисленных главных основ научного социализма Бернштейн опровергает. Он утверждает, что капиталистическое развитие не идет навстречу всеобщему хозяйственному краху.

Но этим он отрицает не только определенную форму гибели капиталистического строя, но и самую возможность его гибели. Он ясно говорит: „когда говорят о крушении современного общества, то имеют прп этом в виду больше чем всеобщий и усиленный, по сравнению с прежними, промы« шлейный кризис, а именно—полную гибель капиталистической системы в силу ее собственных противоречий". И далее он заявляет; „приблизительно одновременная и полная гибель современной системы производства становится с дальнейшим развитием общества не более, а менее вероятной, так как это развитие увеличивает приспособляемость индустрии, одновременно усиливая ее дифференциацию *)".

Но в таком случае возникает важный вопрос почему и каким образом мы вообще придем к конечной цели наших стремлений? С точки зрения научного социализма, историческая необходимость социалистического переворота выражается црежде всего в возрастающей анархии капиталистической системы, которая толкает капитализм в безвыходпый тупик. Но если согласиться с Бершитейном, что капиталистическое развитие не находится на пути к собственной гибели, тогда социализм перестает быть объективно необходимым. Из краеугольных камней его научного фундамента остается тогда только два других продукта капиталистического строя: обобществленный процесс производства и классовое

*) „Neue Zeit-', 1897/08, № 18, S. 555.

сознание пролетариата. Это имеет в виду Бернштейн, когда говорит: „социалистическая мысль (с устранением теории крушения) нисколько не теряет в своей уСедптельностп. Что, в самом деле, представляют собою, если внимательнее присмотреться, перечисленные нами факторы устранения или видоизменения прежних кризисов? Все это факты, которые одновременно представляют собою предпосылку и отчасти даже исходпые пункты обобществления производства и обмена *)".

Достаточно, однако, беглого взгляда, чтобы доказать ложность и этого заключения. В чем заключается значение явлений, имепуемых Бернштейндм средствами приспособления капитализма: картелей, кредита, усовершенствования средств сообщения, поднятия рабочего класса и т. д.? В том, конечно, что они устраняют, или, по крайней мере, притупляют внутренние противоречия капиталистического хозяйства, мешают их развитию и обострению. Так, устранение кризисов означает уничтожение противоречия между7 производством и обменом на почве капитализма; улучшение положения рабочего класса, как такового, и отчасти переход его в среднее сословие означает притупление противоречия между трудом и капиталом. Итак, раз картели, кредит, профессиональные союзы и т. д. уничтожают капиталистические противоречия и, следовательно, спасают капиталистическую систему от окончательной гибели и сохраняют капитализм (поэтому Берпштейп и называет их »средствами приспособления"),—как же они могут в то же самое время представлять собою „предпосылки и отчасти даже исходные пункты со-

*) .Neue Zeit", 1897/98, IS, S. 554; русск. пер,, стр. 217.

•*— 14 —

циализма"? Очевидно, лишь в том смысле, что оки содействуют более ясному проявлению общественного характера производства. Но, поскольку они сохраняют его капиталистическую форму, постольку ошг делают излишним переход этого обобществленного производства в социалистическую форму. Поэтому они могут служить исходными пунктами и предпосылками социалистического строя только в идейном, а не в историческом смысле, т.-е. это такие явления, которые, как мы знаем на основании нашего представления о социализме, близки к последнему, но фактически пе только не могут произвести социалистического переворота, а скорее делают его излишним. Таким образом в качестве обоснования социализма остается только классовое сознапие пролетариата. Но и опо в данном случае не просто духовное отражение все более обостряющихся противоречий капитализма и его предстоящей гибели,—ведь эта последняя предотвращается средствами приспособления,— а только идеал, притягательная сила которого покоится па его собственных, ему приписанных совер-meiiciBax.

Одним словом, ятпм путем мы получаем обоснова-пие социалистической программы посредством „чистого познания", или, проще сказать, идеалистическое обоснование, а объективная необходимость, т.-е. доказательство, основывающееся на самом ходе материального развития общества, отбрасывается. Теория Бернштейна стоит перед дилеммой: пли социалистический переворот вытекает из объективных противоречий капиталистического строя, и результатом их будет в свое время крушение его в той или иной форме; но в таком случае „средства приспособления" недействительны, и теория крушения верна. Или

— 15 —

„средства приспособления" действительно предотвращают крушение капиталистической системы, делают» таким образом, капитализм способным к существованию и устраняют, следовательно, его противоречия,-но в таком случае социализм перестает быть исторической необходимостью и представляет собою все, что угодно, но только не результат материального развития общества. Эта дилемма ведет к другой: или Бернштейн прав в отношении хода капиталистического развития, и в таком случае социалистическое преобразование общества превращается в утопию, или социализм не есть утопия, но тогда певерна теория средств приспособления. That is the question— вот вопрос.

2. Приспособление капитализма.

К важнейшим средствам приспособления капиталистического хозяйства принадлежат, по мнению Бернштейна, кредит, усовершенствованные средства сообщения и организации предпринимателей.

Начнем с кредита. Он исполняет в капиталистическом хозяйстве разнообразные функции, но самая важная из них состоит, как известно, в увеличении способности производительных сил к расширению, и посредничестве и облегчении обмена. Там, где имманентная тенденция капиталистического производства к неограниченному расширению наталкивается па рамки частной собственности, на ограниченные размеры частного капитала, кредит является средством капиталистически преодолеть эти препятствия; он спаивает в один много частных капиталов (акционерные общества) и предоставляет в распоряжение

— 1С —

капиталиста чуягой капитал (промышленный кредит). С другой стороны, он, в качестве торгового кредита, ускоряет обмен товаров, т.-е. ускоряет возвращение капитала к производству, а следовательно, и весь круговорот производственного процесса. Легко увидеть то влияние, которое обе эти важнейшие функции кредита оказывают на возникновение кризисов. Если кризисы, как известно, вытекают из противоречия между способностью и тенденцией производства к расширению, с одной стороны, п ограниченной способностью потребления, с другой, то, согласно вышесказанному, кредит как бы предназначен для того, чтобы как можно чаще вскрывать это противоречие. Прежде всего, он увеличивает до необычайных размеров способность производства к расширению и по-стояппо создает в нем впутрепнее побуждение выйш за пределы рынка. Но од бьет на два фронта.

Раз кредит, в качестве фактора производственного процесса, вызывает перепроизводство, то, в качестве средства обращения, он с тем большей силой поражает во время кризиса им же самим вызвапные производительные силы. При первых признаках застоя кредит сокращается, не приходит обмену на помощь там, где это как раз надо, не производит действия и оказывается бесцельным там, где он еще функционирует, и таким образом сокращает во время кризисов способность потребления до минимальных размеров.

Кроме этих двух важнейших последствий, кредит действует еще во многих отношениях на образование кризисов. Он является не только техническим средством, дающим капиталисту возможность распоряжаться чужим капиталом, но в то же время служит поощрением к смелому и беззаботному употре-

— 17 -

бдению чужой собственности, следовательно, ведет к рискованным спекуляциям. В качестве коварного средства обращения он пе только обостряет кризис, но и облегчает его наступление и распространение; он превращает все обращение в чрезвычайно сложную и искусственную махинацию с минимальным количеством металлических денег в качестве реаль-пой основы, так что малейший повод вызывает в ней расстройство.

Таким образом кредит далеко не является средством устранения или хотя бы только смягчения кризисов, а, совершенно напротив, представляет собою особый и могущественный фактор для создания кризисов. Да иначе и быть не моягет. Специфическая функция кредита, в самых общих чертах, заключается именно в том, чтобы лишить все капиталистические отношения последнего остатка устойчивости п внести повсюду возможно большую эластичность, сделать все капиталистические потенциальные силы в высшей степени растяжимыми, относительными и чувствительными. Ясно, что это можег только обострить и облегчить появление кризиса, который есть не что иное, как периодическое столкновение противодействующих потенциальных сил капиталистического хозяйства.

Но это приводит нас в то же время к другому вопросу: каким образом кредит вообще может явиться „средством приспособления" капитализма. В каком бы отношении и под какой бы формой мы ни представляли себе это „приспособление" при посредстве кредита, сущность такого приспособления может заключаться, очевидно, только в одном: благодаря ему сглаживается какое-либо противоречивое отношение в капиталистическом хозяйстве, уничтожается ила

— IS —

притупляется какое-либо из его противоречий, и таким путем силы, сжатые в одном пункте, получают возможность выйти на широкий простор. Однако, если имеется в современном капиталистическом обществе средство, способное довести все его противоречия до крайней степени, то это именно кредит. Он усиливает противоречие между способами производства и обмена, доводя производство до наибольшего напряжения и при малейшем поводе парализуя обмен. Он усиливает противоречие между способом производства и способом присвоения, отделяя производство от собственности, превращая капитал, ;з1чя-тый в производстве, в общественный, а прибыли придавая форму чистого процента иа капитал, т.-е. чистой частной собственности. Он повышает противоречие между стногиениями владения и производства, концентрируя путем насильственной экспроприации многих мелких капиталистов громадные производительные силы в руках немногих. Оь повышает противоречие Между общественным и частным характером производства, делая необходимым вмешательство государства в производство (акционерные общества). О^.лш словом, кредит воспроизводит все коренные противоречия капиталистического мира и доводит их до нелепости, доказывая таким образом капиталистическому обществу его несовершенства, ускоряет темп, с которым оно спешит навстречу своей собственной гибели—крушению. Итак, что касается'кредита, то первое, что должен был бы сделать капитализм в целях своего приспособления,—уничтожить кредит, прекратить его деятельность. В своем настоящем виде он служит не средством приспособления, а средством уничтожения, обладающим чрезвычайно революционным влиянием. Ведь именно этот

революционный, разрушающий капиталистические рамки характер кредита вызвал дажз реформаторские планы с легкой социалистической окраской и превратил, по выражению Маркса, главных защитников кредита в полупророков, полумошенников.

Настолько яге придумаппым является при ближайшем изучении и второе „средство приспособления" капиталистического производства—союзы предпринимателей. По мнению Вернштейна, они должны путем регулирования производства прекратить анархию и предупредить кризисы. Об этом, понятно, могла бы быть речь постольку, поскольку картели, тресты и т. д. хоть приблизительно имели тенденцию сделаться всеобщей и господствующей формой производства. Но это как раз противоречит самой природе картелей. Конечная экономическая цель союзов предпринимателей состоит в том, чтобы путем уничтожения конкуренции внутри данной отрасли воздействовать на распределение общей массы полученной на товарном рынке прибыли в смысле увеличения доли этой отрасли индустрии. Но организация может поднять норму прибыли одной какой-либо отрасли индустрии только за счет других и по одному этому не может сделаться всеобщей. Распространяясь па все наиболее важные отрасли производства, она сама уничтожает свое влияние.

Но и в пределах своего практического осуществления союзы предпринимателей действуют в направле-пии, совершенно противоположном прекращению промышленной анархии. Указанное повышение пормы прибыли достигается картелями на внутреннем рынке обыкновенно тем, что дополнительные части капитала, которые не могут быть применены для внутренних потребностей, они пускают в производство для

2*

'.

— 20 —

вывоза, довольствуясь гораздо более низкой нормой прибыли. Результатом этого является обострение конкуренции за границей, увеличение анархии на мировом рынке, т.-е. как раз противоположное тому, к чему стремились. Примером этого служат современные отношения в международной сахарной промышленности.

Наконец, союзы предпринимателей в их целом, как одну из форм капиталистического способа производства, должно рассматривать, как переходную стадию, как определенную фазу капиталистического разви-тдя. В самом деле, картели являются собственно средством капиталистического способа производства удержать роковое падение нормы прибыли в отдельных отраслях производства. Какому же методу следуют картеля для этой цели? В сущности, он состоит лишь* в неупотреблении одной части накопленного капитала, т.-е. тот же метод, который в иной только форме применяется при кризисах. Но подобное лекарство, как две капли4 воды, похоже на самую болезнь п может применяться только до известного времени в качестве меньшего из зол. Как только рынок сбыта начнет уменьшаться, — а нельзя отрицать, что такой момент рано пли поздно наступит, — вынужденное неупотребление части капитала примет такие размеры, что лекарство само превратится в болезнь, капитал, уже значительно обобществленный благодаря организации, снова превратится в частный капитал. Раз уменьшается возможность захватить местечко на рынке, всякая частная доля капитала предпочитает яскать счастия за свой страх и риск. В таком случае организации должны лопнуть, как мыльные пузыри, и снова дать место свободной конкуренции, но в усиленной форме.

— 21 —

Итак, в общем картели так же, как кредпт, представляются определенными фазами развития, которые, в конце концов, еше более увеличивают анархию капиталистического мира, развивают и дают всем его имманентным противоречиям более ясное выражение. Они обостряют противоречия между способами производства п обмена, усиливая до крайних пределов борьбу между производителем и потребителем. Они. обостряют далее противоречие между способами производства п присвоения, противопоставляя рабочему классу превосходную силу организованного капитала и представляя в самой резкой ферме противоположность между трудом и капиталом.

Онп обостряют, наконец, противоречие между международным характером капиталистического хозяйства и нацнональЕШМ характером капиталистического государства, так как спутником их является общая таможенная война, усиливающая до крайней степени антагонизм между отдельными капиталистическими государствами. Сюда прибавляется еще прямое В в высшей степени революционное влияние картелей да концентрацию производства, техническое усовершенствование и т. д.

Таким образом картели в своем окончательном действии на капиталистическое хозяйство не только не представляют „средства приспособления", сглаживающего его противоречия, а, как раз наоборот, являются одним из средств, созданных капиталистическим хозяйством, чтобы увеличить присущую ему анархию, обнаружить заключающиеся в нем противоречия и ускорить собственную гибель.

Однако, если кредпт, картели и подобные средства пе устраняют анархии капиталистического хозяйства, то каким же образом могло случиться, что мы в те-

— 22 —

чение двух десятилетий пе пережили общих промышленных кризисов? Разве это пе служит признаком, что капиталистический способ производства, по крайней мере в своей сущности, действительно „приспособился" к потребностям общества п опроверг сделанный Марксом анализ? Мы думаем, что настоящее затишье на мировом рынке можно объяснить другими причинами.

Все бывшие до сйх пор большие и периодические промышленные кризисы обыкновенно рассматривают, как представленные Марксом в его анализе старческие кризисы капитализма. Приблизительно десятилетняя периодичность производительного цикла казалась лучшим подтверждением этой схемы. Но такой взгляд покоится, по нашему мнению, на недоразумении. Рассматривая ближе в отдельности причины всех бывших до сих пор больших международных кризисов, приходишь к убеждению, что они были Выражением не старческой слабости капиталистического хозяйства, а скорее выражением его младенчества. Стоит только немного подумать, чтобы немедленно убедиться, что капитализм в 1825, 1836, 1847 гг. ни в каком случае не мог вызвать периодического, порожденного полной зрелостью, неизбежного столкновения производительных сил с рамками существующего рынка в том виде, как это представлено в Марксовой схеме. Не мог потому, что капитализм в то время находился в большинстве стран еще в пеленках. В самом деле, кризис 1825 г. явился результатом затрат громадного основного капитала при постройке дорог, каналов и газовых заводоз, возникших так же, как и сам кризис, главным образом в Англии в предшествовавшем ему десятилетии. Следующий кризис 1336 — 1839 гг. точно так же был

23 —

результатом колоссальпого грюндерства, вызванного созданием новых средств транспорта. Кризис 1817 г. был, как известно, вызван лихорадочным железнодорожным строительством в Англии (с 1844 до 1847 rs т.-е. в течение трех только лет, парламент роздал концессий для постройки новых железных дорог па сумму около 1»/а миллиардов талеров!). Во всех трех случаях, следовательно, кризисы являются результатом различных форм создания социального хозяйства и закладки новых фундаментов капиталистического развития. Кризис 1857 г. вызван был внезапным открытием для европейской индустрии новых рынков в Америке и Австралии благодаря открытию золотых рудников; во Франции—главным образом железнодорожным строительством, при чем в этом отношении она шла но стопам Англии (с 1852 до 1850 г. во Франции было построено новых железны! дорог на I1/* миллиарда фрапков). Наконец, как известно, громадный кризис 1373 г. явился прямым последствием создания крупной промышленности в Германии и Австрии и первого бурного натиска ее, последовавшего за политическими событиями 1866 и 1871 г. Итак, до сих пор причиной промышленных кризисов каждый раз было внезапное расширение, а пе су-жетйсе или истощение капиталистического хозяйства. Десятилетняя периодичность бывших до сих пор международных кризисов представляется, таким образом, явлением внешним, случайным. Марксова схема образования кризисов, в том ее виде, как она представлена Энгельсом в „Антндюрннге" и Марксом в III томе „Капитала", только постольку подходит к объяснению бывших кризисов, поскольку она раскрывает внутренний механизм и глубоко скрытые общие причины всех кризисов. Но в своем целом эта схема

на. 2.4 """"

применила скорей к совершенно развитому кашгга диетическому хозяйству там, гдо мировой рынок предполагается, как нечто уже данное. Только в этом случае кризисы могут повторяться, как это принято в Марксовом анализе, механическим путем, в силу собственного внутреннего движения процессов производства и обмена, без влешнего толчка, вызванного внезапным потрясением в отношениях производства или рынка. Если мы представим себе современное экономическое положение,то во всяком случае должны будем признать, что мы не вступили еще в ту фазу совершенной капиталистической зрелости, которая по схеме Маркса является условием периодичности кризисов. Мировой рынок все еще развивается. Германия и Австрия только с 70-х годов вступили в фазу крупного производства, Россия сделала это только в 80-х годах, Франция еще до сих пор продолжает оста-ваться преимущественно мелко-ремесленпой, государства Балканского полуострова в значитетьной части даже не освободились от оков натурального хозяйства, а Америка, Австралия и Африка лишь в 80-х годах вступили в оживленные и правильные промышленные сношения с Европой. II если мы, с одной стороны, уже пережили эти внезапные, совершающиеся скачками открытия повых областей капиталистического хозяйства, которые до 70-х годов происходили периодически и являлись причиной бывших до сих пор, так сказать, кризисов юности, то, с другой стороны, мы не Достигли еще той степени развития и истощения мирового рынка, которая вызвала бы роковые и периодические столкновения производительных сил с границами рынка—действительные старческие кризисы капитализма. Мы вступили в тот период,,когда кризисы не сопровождают более

— 25 —

нарождение капитализма, но еще не сопутствуют его гибели. Этот переходный деряод характеризуется также наблюдаемой в течение двух последних десятилетий устойчивой, но в общем вялой промышленной жизнью, в которой короткие периоды подъема сменяются продолжительными периодами угнетения.

Но мы неудержимо приближаемся к началу конца, к периоду конечных кризисов капитализма. Это следует именно из тех самых явлений, которыми обусловливается в пастоящее время отсутствие кризисов.

Раз мировой рынок в общем достиг известных размеров и не может уже быть увеличен никакими внезапными расширениями, если при этом неудержимо растет производительность труда, рано или поздно начнется периодическое столкновение между производительными силами п границами обмена,—столкновение, которое, благодаря повторениям, будет приобретать все более резкий и бурный характер. II если существуют какие либо специальные средства, способные приблизить нас к этому периоду, способные быстро создать и так же быстро истощить мировой рынок, то это именно те явления—кредит и организации предпринимателей, на которые, как на „средства приспособления" капитализма, ссылается Бернштейн. Предположение, что капиталистическое производство могло бы „приспособиться" к обмену, требует одного из двух: или мировой рынок растет неограниченно и бесконечно, или, наоборот, производительные силы ограничены в своем росте так, что они не могут перерасти пределов рынка. Первое является физически невозможным, второму предположению противоречит тот факт, что на каждом шагу во всех областях производства совершается технический переворот, каждый день пробуждаются новые производительные силы.

II i

По мнению Берптптейпа, еще одно явление противоречит установленному ходу капиталистических дел: „почти непоколебимая фаланга" средних предприятий, па которые он указывает нам. Это доказывает, по его мнению, что развитие крупного производства не действует таким революционизирующим и копцентри-рующнм образом, как этого следовало бы ожидать согласно „теории крушения". Но и здесь он .нова является жертвой собственного недоразумения. Было бы совершенно ошибочно толковать развития крупной промышленности в том смысле, что по мере этого развития все средние предприятия должны одно за другим исчезнуть с лица земли.

В общем ходе капиталистического развития именно мелкие капиталы играют роль факторов технической революции в двух отношениях: относительно ^геде-пия новых методов производства в старых, прочных * и установившихся отраслях я относительно создания новых, еще не эксплуатированных крупными капита-1 ламп отраслей промышленности. Совершенно ложным является взгляд, будто развитие капиталистических средних предприятий идет по прямой линии к постепенному падению. Фактически ход развития является скорее и здесь диалектическим и движется постоянно между противоречиями. Капиталистическое среднее сословие так же, как и рабочий классг находится всецело под влиянием двух противоположных тенденций,—возвышающей и угнетающей его. Угнетающая тенденция заключается и данном случае в постоянном нарастании масштаба производства, который периодически опережает производительную силу средних капиталов п таким образом устраняет их с поля борьбы. Возвышающая тенденция заключается как в периодическом обесценивании суще-

ствующих капиталов, которое снова па некоторое время понижает масштаб производства, соответственно ценности необходимого минимума капитала, так и в проникновении капиталистического производства в новые сферы. Борьбу средних производств с крупным капиталом нельзя представлять себе в виде правильной битвы, в которой войско слабейшей стороны непосредственно прогрессивно убывает в своем числе, а скорее в виде периодического скашивания мелких капиталов, которые быстро вырастают снова, чтобы опять попасть под косу крупной промышленности. Из этих двух тенденций, играющих, как мячико:1, капиталистическим средним сословием, в конце концов—в противоположность развитию рабочего класса—побеждает угнетающая его тенденция. Но это вовсе не должно обязательно проявляться в абсолютном численном уменьшении средних производств, а выражается, во-первых, в постепенно повышающемся минимуме ^капитала, который нужен для производств в старых отраслях, и, во-вторых, в постоянно уменьшающемся промеягутке времени, в течение которого мелкие капиталы самостоятельно эксплуатируют новые отрасли производства. Вот почему период жизни индивидуального мелкого капитала делается все короче, все быстрее меняются методы производства и способы его приложения, для класса же в его целом отсюда следует постоянно ускоряющийся социальный обмен веществ.

Последнее прекрасно известно Бернштейну, и он подтверждает это. Но он, очевидно, забывает, что этим дается и самый закон капиталистического развития средних производств. Если мелкие < капиталы являются передовыми борцами технического прогресса, и если прогресс в области техники есть жизненный

28

— 29 —

перв капиталистического хозяйства, то, очевидно, мелкие капиталы представляются неразлучными спут-пиками капиталистического развития и могут исчезнуть только одновременно с последним. Постепенное исчезновение средних производств, в смысле абсолютных суммарных чисел, что и имеет в виду Берн-штейн, указывало бы пе на революционный ход развития капитализма, как это он думает, а, совсем наоборот, на застой и спячку капитализма. „Норма прибыли, т.-е. относительное нарастание капитала имеет прежде всего значение для всех новых, самостоятельно группирующихся отводков капитала. И как только образование капитала попало бы исключительно в руки немногих уже имеющихся крупных капиталов... оживляющий огонь производства вообще был бы погашен. Оно погрузилось бы в сон *)".

Таким образом средства приспособления, о которых говорит Берпштейн, оказываются недействительными, и те явления, которые он считает симптомами приспособления, должны быть объяснены совсем другими причинами.

3. Введение социализма путем социальных реформ.

Бернштейн отвергает „теорию крушения", как исторический путь для осуществления социалистического общества. Каков же тот путь, который, с точки зрения „теории приспособления капитализма", ведет к этому? На этот вопрос Бернштейн ответил только намеками, а Конрад Шмидт сделал попытку дать более подроб-

*) Marx, Das Kapital, 3 Band, 1, S. 241; русск. перевод., С.-Пбч 1896, стр. 202.

пнй ответ в духе Бернштейна *). По его мнению, „профессиональная борьба и политическая борьба за социальные реформы ведут к все усиливающемуся контролю общества над условиями производства" и при посредстве законодательства „все более и более низводят собственника капитала путем ограничения его прав до роли администратора", пока, наконец, „руководство и управление производством не будет отнято у принижеппого капиталиста, которому сталот ясно, что его владение с каждым днем теряет для него самого всю свою ценность": таким образом окончательно будет введено общественное производство.

Итак, профессиональные союзы, социальные реформы и, по мнению Бернштейна, еще политическая демократизация государства—вот средства постепенного введения социализма.

Начнем с профессиональных союзов. Их главная функция—это лучше кого-либо другого доказал в „Neue Zeit" семь лет тому назад сам Бернгагейн—состоит в том, что для: рабочих они служат средством провести в жизнь капиталистический закон заработной платы, т.-е. продажу рабочей силы по ее рыночной цене в данный момент. Услуга, которую профессиональные союзы оказывают, пролетариату, состоит в том, что они дают ему возможность использовать в своих интересах существующую в каждый данный момент рыночную конъюнктуру. Но сама конъюнктура, т.-е., с одной стороны, спрос на рабочую силу, зависящий от состояния производства, с другой стороны,

*) „Vorwarts^ от 20-го февраля 1898. Литературн. Обозрение. Мы считаем себя тем более в праве рассматривать взгляды Конрада Шмидта в связи се взглядами Бернштейна, что послрдшш ни одним ('зовом не опровергнул ко-етентария к своим взглядам, напечатанного в „VorwSrtsV.

— SO —

— 31

предложение рабочей силы, созданное пролетаризацией и естественным размножением, и, наконец, данная степень производительности труда—все это лежит вне сферы влияния профессиональных союзов. В силу этого они не могут уничтожить закон зара. ботной платы; они могут в лучшем случае ввести капиталистическую эксплуатацию в „нормальные" для данного момента границы, но ни в каком случае не способны, хотя бы постепенно, уничтожить ее.

Конрад Шмидт видит, конечно, в современном профессиональном движении слабую начальную стадию и ждет, что впоследствии профессиональная организация будет все больше и больше влиять на регулирование самого производства. Но под регулированием производства можно понимать чтолько одно из двух: или вмешательство в техническую сторону процесса производства, или определение размеров самого производства. Какой характер может иметь в обоих этих вопросах влияние профессиональных союзов? Ясно, что в отношении техники производства интерес отдельного капиталиста вполне совпадает с прогрессом и развитием капиталистического хозяйства. Собственный интерес побуждает его к техническим усовершенствованиям. Положение отдельного рабочего *по отношению к этому вопросу, напротив, как раз об-ратпое: всякий технический переворот противоречит интересам рабочих, имеющих к нему прямое отношение, и непосредственно ухудшает их положение, обесценивая рабочую силу. И поскольку профессиональный союз может вмешиваться в техническую сторону производства, он, очевидно, может действовать только в последнем смысле, в интересах непосредственно затронутых отдельных групп рабочих, т.-е. противиться нововведениям. Но в таком случае

он действует не в интересах рабочего класса вообще, не в интересах его освобождения, так как эти интересы совпадают с техническим прогрессом, или, иначе говоря, с интересами отдельных капиталистов; и, следовательно, профессиональный союз, наоборот, играет в руку реакции. В самом деле, стремления воздействовать на техническую сторону производства мы находим не в будущем професспонального движения, где его ищет Конрад Шмидт, а в прошлом. Они являются отличительной чертой более ранней стадии английского тред-юнионизма (до 60-х годов), когда последний еще не расстался с цеховыми пережитками средневековья и, что характерно, руководствовался устарелым принципом „приобретенного права на приличную работу" *). Стремление профессиональных союзов устанавливать размеры производства и товар-пые цены есть, папротив, явление более позднего времени. Только в самое последнее время мы встречаемся—и опять-таки только в Англии—с возникновением таких попыток **); но и эти стремления по своему характеру и тенденции совершенно равноценни тем. Ведь к чему должно свестись активное участие профессионального союза в определении размера и цен товарного производства? К союзу рабочих и пред» принимателей против потребителя, действующему с помощью принудительных мер против конкурирующих предпринимателей,—мёр, которые ни в чем не уступают методам правильпо организованных союзов предпринимателей. В сущности, это уже не борьба между трудом и капиталом, а солидарная борьба капитала и рабочей силы против потребляющего общества.

*) Webb, Theorie und Praxis Der Gewerkschai'ten. 2. B, S. 100. (Вебб, „Теория и практика тред-юнионов"). **) Там же, S. 115,

— 32 —

По своему социальному характеру, это—реакционное начинание, которое уже по одному тому не может служить этапом в освободительной борьбе пролетариата, что представляет собою скорее нечто прямо противоположное массовой борьбе. По овоему практическому значению, это—утопия, которая, как показывает пекоторое размышление, никогда не может распространиться на более значительные и производящие на мировой рынок отрасли промышленности. Итак, деятельность профессиональных союзов ограничивается, в сущности, борьбою из-за заработной платы и сокращения рабочего дня, т.-е. регулированием капиталистической эксплуатации сообразно с условиями рынка; воздействие же на процесс производства по самому их существу для них совершенно невозможно. Даже больше, все развитие профессио* нальпых союзов направлено к совершенному прекращению непосредственных отношений между трудовым и остальным товарным рынком, что является прямой противоположностью утверждениям Конрада Шмидта. Самым характерным в данном случав является факт, что даже стремление хотя бы пассивно установить непосредственное отношение между рабочим договором и общим положением производства путем системы скользящей скалы заработной платы в настоящее время уже отжило, и что английские тред-юнионы начинают все больше отказываться от

нее *).

Но и в фактических границах своего влияния профессиональное движение не расширяется так неограниченно, как это предполагает теория приспособления капитала. Совсем наоборот. Рассматривая более зна-

•) Там же, стр. 115.

"— 33 —

чительные периоды социального развития, нельзя скрыть того факта, что мы идем павстречу временам упадка профессионального движения, а не сильного pro подъема. Раз развитие промышленности достигло своего апогея ir на мировом рынке наблюдается „кривая понижения" капитала, профессиональная борьба становится трудной вдвойне: во-первых, ухудшается для рабочей силы объективная конъюнктура рынка, так как спрос растет медленнее, а предложение, на. оборот, развивается быстрее, чем это наблюдается теперь; во-вторых, сам капитал, стремясь вознаградить себя за понесенные на мировом рынке потери, накладывает руку на принадлежащую рабочему долю продукта. Ведь понижение заработной платы является одним из наиболее действительных средств удержать от падения норму прибыли *). Англия дает нам картину начала второй стадии профессионального движения. Здесь оно сводится по необходимости все больше к простой защите уже завоеванного, но и •это становится с каждым днем все труднее. Другой стороной и дополнением указанного общего хода дел должен явиться подъем политической и социалистической классовой борьбы.

Такую же ошибку в смысле неправильности исторической перспективы Конрад Шмидт делает и в отношении социальной реформы, от которой он ждет, что она „рука об руку с профессиональными коалициями рабочих продиктует классу капиталистов условия, на которых последние могут употреблять рабочие силы'. Понимая в таком смысле социальную реформу, Берн-штейн именует фабричные законы частью „общест-венного контроля", а в качестве такового—частью

*) К. Maix, Das KapitaL 3 В., 1, S. 216; г усек, пер., стр. 181.

t

i'l I

!(

II

социализма. Конрад Шмидт употребляет повсюду, где он говорит о государственной защите труда, выражение „общественный контроль", и, превратив столь благополучно государство в общество, он, уже утешившись, прибавляет: „т.-е. развивающийся рабочий класс"; с помощью такой операции невинные постановления германского союзного совета об охране труда превращаются в социалистические переходные меры германского пролетариата.

Мистификация бросается здесь в глаза. Ведь современное государство—не „общество" в смысле развивающегося рабочего класса, а представитель капиталистического общества, т.-е. классовое государство. Поэтому и проводимые им социальные реформы—отнюдь не проявление „общественного контроля", т.-е. контроля свободно трудящегося общества над собственным трудовым процессом, а проявление контроля классовой организации капитала над производственным процессом капитала. Здесь, т.-е. в интересах капитала, и лежат естественные границы социальной реформы. Понятно, как Бернштейн, таг, и Конрад Шмидт видят в настоящее время также и здесь только „слабую начальную стадию" и надеются в будущем на неограниченное развитие социальных реформ в пользу рабочего класса. Но они впадают при этом в такую же ошибку, как и при предположении постоянного роста профессионального движения.

Теория постепенного введения социализма путем социальных реформ предполагает—и в этом ее центр тяжести—определенное объективное развитие как капиталистической собственности, так и государства. В отношении первой будущее развитие, как предполагает в своей схеме Конрад Шмидт, идет к тому,

— 35 —

чтобы „путем ограничения собственника к апитала в его правах низвести его мало-по-малу до ролп адми-нистратора-;. В виду будто бы невозможности разом и внезапно экспроприировать средства производства, Конрад Шмидт создает себе теорию постепенной экспроприации. Для этой цели он конструирует в качестве необходимой предпосылки теорию расщепления права собственности на „верховную собственность", которую он предоставляет „обществу" и которая, по его мнению, должна все расширяться, и на „право пользования", которое в руках капиталиста превращается с течением времени в простое управление. Если это построение не больше чем невинная игра слов, под которой не скрывается ничего серьезного, тогда теория постепенной экспроприации остается голословной; если же оно представляет серьезную схему правового развития, тогда оно совершенно ошибочно. Отделение друг от друга содержащихся в праве собственности различных правомочий, к которому Конрад Шмидт прибегает для доказательства своей теории „постепенной экспроприации" капитала, характерно для общества с феодально-натуральным хозяйством, когда распределение продукта между различными общественными классами происходило натурой, на основании личных отношений. Распадение собственности на различные части отражала здесь заранее данную организацию распределения общественного богатства. С переходом к товарному производству и с уничтожением всех личных связей между отдельными участниками производственного процесса упрочилось, наоборот, отношений между человеком и вещью—частная собственность. Так как распределение совершается уже не на основании яичных отношений, а путея

l' i

i

— 86 —

обмена, то отдельные права на участие в общественном богатстве измеряются уже не частицами права собственности на общую вещь, а ценйобтью, доставляемой каждым на рынок.

Первым переворотом в правовых отношениях, сопровождавшим появление товарного производства в городских общинах средних веков, было образование абсолютной замкнутой частной собственности в лоне феодальных правоотношений, основанных на разделении собственности. В капиталистическом производстве это развитие прокладывает себе дальнейший путь. Чем дальше идет обобществление производственного процесса, тем более процесс распределения опирается на чистый обмен, н тем более неприкосновенной и замкнутой становится частная собственность. До тех пор, пока капиталист сам управляет фабрикой, распределение до известной степени свя-запо с личным участием в процессе производства. По мере того, как личное управление фабриканта становится излишним,—а в акционерных компаниях это уже совершившийся факт, — собственность на капитал, в качестве основания притязаний при распределении, совершенно отделяется от личных отношений в производстве и проявляется в своем чистейшем и замкнутом виде. В акционерном капитале и в промышленном кредитном капитале капиталистическое право собственности достигает впервые своего

полного развития.

Историческая схема К. Шмидта „от собственника на степень простого администратора" представляет собою, таким образом, фактическое развитие, представленное обратно действительности, которое, наоборот, ведет от собственника и администратора к чистому собственнику.

■— 37 —

Здесь с К. Шмидтом происходит то же, что с Гёте: Was ег besitzt, das sielit er wie im weiten, Und was verscliwand, Avird ihin zu WirklichkeilPU *) . . II подобно тому, как его историческая схема в экономическом отношения идет вспять от новейших , акционерных компаний к мануфактурной фабрике , или даже к ремесленным мастерским, точно так же в правовом отношении она стремится втиснуть капиталистический мир в скорлупу феодально-натураль-. ного хозяйства.

Но и с этой точки зрения, „общественный коп-троль" является тоже не в том свете, в каком он рисуется К. Шмидту. То, что в настоящее время функционирует, как „общественный контроль", — охрана труда, надзор за акционерными компаниями и т. д., фактически не имеет ничего общего с участием в праве собственности, с „верховной собственностью". Этот контроль действует не в качестве оща* .иичения капиталистической собственности, а, наоборот, как ее охрана. Или, выражаясь экономическим языком, он является не вмешательством в капиталистическую эксплуатацию, а -нормирует, вносит известный порядок в эту эксплуатацию. И если Бернштейн ставит вопрос, много или мало социализма содержит фабричный закон, то мы можем его уверить, что самый лучший из фабричных законов содержит в себе столько же социализма, сколько и постановление городской думы о чистке улиц и зажигании газовых фонарей, которое тоже ведь есть „общественный контроль".

*) То, чем он действительно владеет, представляется ему как бы тде-то далеко, далеко, а то, что уже исчезло, он принимает за действительность.

— 39 —

4. Таможенная политика и милитаризм.

Вторым условием достеленного введения социализма является, по Э. Бернштейну, развитие государства в общество. Утверждение, что современное государство есть классовое государство, сделалось уже общим местом. Однако, нам кажется, что и это положение, как и все, что имеет отношение к капиталистическому обществу, следовало бы рассматривать не как абсолютную п неизменяющуюся истину, а с точки зрения постоянного развития.

Политическая победа буржуазии превратила государство в капиталистическое государство. Конечно, само- капиталистическое развитие значительно изме-пяет природу государства, постоянно увеличивая сферу его влияния, наделяя его новыми функциями; особенно в области экономической жизни, и в силу этого делая все более необходимым его вмешательство и контроль. Таким образом подготовляется будущее слияние государства с обществом, так сказать, обратный переход к обществу фунвдий государства-Соответственно этому можно говорить также о развитии капиталистического государства в общество, и, несомненно, в этом смысле ЭДаркс сказал, что охрана труда есть первый вид сознательного вмешательства „общества" в его социальный жизненный процесс, — положение, на которое ссылается Берн-штейн:

Но, с другой сторопы, в юсударстве, благодаря тому же самому капиталистическому развитию, происходит и другое изменение. Прежде всего, современное государство это—организация господствующего капиталистического класса. Если оно в инте-

ресах общественного развития берет па своя разнородные, имеющие общий интерес функции, то это происходит только потому и постольку, поскольку эти интересы и общественное развитие совпадают в общем с интересами господствующего класса. Так, например, в охране труда капиталисты, как класс, так же непосредственно заинтересованы, как и все общество. Но эта гармония продолжается лишь до известного момента капиталистического развития. Как только развитие достигло определенной высоты, интересы буржуазии, как класса, и интересы эко-помической эволюции, даже в капиталистическом смысле, начинают расходиться. Мы думаем, что эта стадия уже наступила, и это выражается в двух важных явлениях современной социальной жизни: в таможенной политике и милитаризме. Оба они—таможенная политика и милитаризм—сыгралп в истории капитализма свою необходимую и до известной степени прогрессивную революционную роль. Без охранительных пошлин не могла появиться в отдельных странах крупная промышленность. Но в настоящее время положенно вещей иное. Во всех наиболее значительных странах и как раз именно з тех, где особенно развита таможенная политика, капиталистическое производство в среднем достигло почтя одинаковых размеров. С точки зренпя капиталистического развития, т.-е. с точки зрения мирового хозяйства, в настоящее время совершенно безразлично, вывозится ли больше товаров из Германии в Англию, пли наоборот. С точки зрения этого развития, мавр сделал свое дело, мавр может уйти. Больше того, он должен уйти. При современной взаимной зависимости различных отраслей промышленности охранительные пошлины па какие бы то ни было товары

~_ 40 —

должны повысить впутри страны стоимость производства других товаров, т.-е. подорвать промышлеп-пость. Но не таковы интересы капиталистического класса. Промышленность для своего развития, не нуждается в охранительных пошлинах, но зато они нужны предпринимателям для охраны своего сбита. Это значит, что в настоящее время пошлины не служат более средством защиты развивающегося капиталистического производства против другого, более развитого, а средством борьбы одной национальной группы капиталистов против другой. Далее, пошлины уже не нужны для охраны промышленности, для того, чтобы создать и завоевать внутренний рынок; они являются необходимым средством для создания картелей в промышленности, т.-е. для борьбы капиталистического производителя с потребляющим обществом. Наконец, специфический характер современной таможенной политики особенно ярко характеризуется тем фактом, что теперь повсюду решающая роль в этом вопросе вообще принадлежит не индустрии, а сельскому хозяйству, т.-е., иными словами, таможенная политика превратилась собственно в средство придать феодальным интересам капиталистическую форму и дать им проявиться в таком виде. Те же самые изменения претерпел и милитаризм. Если мы посмотрим на историю не с точки зрения того, какой она могла и должна быть, если мы рассмотрим, какой она была на самом деле, то мы должны будем констатировать, что война была необходимым фактором капиталистического развития. Соедипенные Штаты Северной Америки и Германия, Италия и Балканские государства, Россия и Польша— везде война сыграла роль условия или послужила толчком капиталистического раввития, все равно

— 41 ~*

кончилась ли она победой, или поражением. До тех пор, пока существовали страны, где нужно было преодолеть их внутреннее раздробление или замкнутость—продукт их натурального хозяйства, милитаризм играл революционную роль в капиталистическом смысле. Но в настоящее время и здесь дело обстоят иначе. Милитаризму не приходится больше открывать капитализму новых стран. Если Китай и превращается в настоящее время *) в арену грозных конфликтов, то, очевидно, дело идет не столько об открытии европейскому капитализму доступа в Китай, сколько о готовых европейских противоречиях, которые перенесены в Китай и там, на китайской почве, только созрели до конфликта. II в настоящее время как в Европе, так и в других частях света выступают с оружием в руках друг против друга не капиталистические страны против стран с натуральным хозяйством, а государства, которые вступают в шнфликт именно благодаря одинаковой степени высоты их капиталистического развития. Для самого этого развития такой конфликт, если он разражается, может иметь при подобных условиях, конечно, только роковое значение, бесцельно вызывая в данном случае глубочайшее потрясение и переворот в экономической жизни всех капиталистических стран. Но совсем иначе представляется дело с точки зрения ■класса капиталистов. Для них милитаризм в настоящее время сделался необходимым в трех отношениях: во-первых, как средство борьбы конкурирующих „национальных" интересов против других национальных групп; во-вторых, как важнейший способ помещения как для финансового, так и для про-

*) Это писалось в 1898—1899 году.

43

и!

i

мышленного капитала, и, в-третьих, как орудие классового господства внутри страды против рабочего класса; но все эти интересы не имеют ничего общего с развитием капиталистического мирового хозяйства. II что опять-таки всего лучше обнаруживает характер современного милитаризма—это, во-первых, общий рост его во всех странах, стремящихся как бы обогнать друг друга, рост, так сказать, под влиянием собственны^ изнутри действующих, механических сил; ото явление было еще совершенно неизвестно несколько десятилетий тому назад. Далее, характерна неизбежность, фатальность приближающегося взрыва и в то же время полнейшая невозможность заранее определить поводы, непосредственно заинтересованные государства, предмет спора и другие подробности. Из двигателя капиталистического развития милитаризм превратился в капиталистическую болезнь. В описанном противоречии между общественным развитием и господствующими классовыми интересами государство становится на сторону последних. В своей политике государство, подобно буржуазии, вступает в противоречие с общественным развитием, все более теряя, таким образом, характер представителя всего общества и становясь в такой же мере чисто классовым государством. Или, правильнее выражаясь, оба эти свойства отделяются друг от, друга и обостряются во внутреннее противоречие самой сущности государства; и с каждым днем это противоречие все более обостряется. Дело в том, что, с одной стороны, постоянно увеличивается круг имеющих общий характер функций государства, его вмешательство в общественную жизнь и его „контроль" над нею; с другой стороны, классовый характер заставляет его все более переносись центр тяжести своей

деятельности и все свои средства в такие области, которые являются полезными только для классовых интересов буржуазии, для общества же имеют только отрицательное значение; таковы милитаризм, таможенная и колониальная политика. Но в силу этого и его „общественный контроль" все более проникается классовым характером (например, применение охраны труда во всех странах, за исключением Англии).

Указанным изменениям, происходящим в самом существе государства, не противоречит, а скорее вполне соответствует развитие демократии, в котором Бернштейп также видит средство постепенного введения социализма.

По мнению К. Шмидта, достижение социал-демократического большинства в парламенте есть даже прямой путь к постепенной социализации общества. Демократические формы политической жизни представляют, несомненно, такое явление, в котором сильнее всего обнаруживается развитие государства в общество и поскольку оно служит этапом к социалистическому перевороту. Однако, это противоречие в самом существе капиталистического государства, охарактеризованное выше, еще ярче проявляется в современной демократии. Правда, по форме своей, демократия должна именно служить для выражения в государственной организации интересов всего общества; но, на самом деле, она является выражением только капиталж гического общества, т.-е. общества, в котором руководящее значение имеют капиталистические интересы. Таким образом эти, демократические по своей форме, учреждения являются, по своему содержанию, орудием господствующих классовых интересов. Это наиболее рельефно выражается

■«. 44 —

в том факте, что, как только демократия проявляет > тенденцию отречься от своего классового характера и обратиться в орудие действительно народных интересов, эти самые демократические учреждения приносятся в жертву буржуазией и представляющим ее государством. При таких условиях идея о социал-демократическом большинстве в парламенте представляет собою расчет, принимающий во внимание только формальную сторону демократии и забывающий совершенно об ее реальном содержании/ Демократия же вообще является не непосредственным сощгалЯстическим элементом, постепенно пропитывающим капиталистическое общество, как это полагает Бёрнштейн, а, наоборот, специфически капиталистическим средством довести капиталистические противоречия до полной зрелости и развптия.

В виду такого объективного развития государства, положение Бернштейна и К. Шмидта о постоянно развивающемся и непосредственно вводящем социализм „общественном контроле" превращается в фразу, с каждым днем все более противоречащую действительности.

Теория постепенного введения социализма сводится к постепенному реформированию—в направлении к социалистическому строю — капиталистической собственности и капиталистического государства. „Рднако, оба они в силу объективных условий жизни современного общества развиваются как раа в противоположном направлении. Производственный процесс все более обобществляется, и вмешательство, контроль государства над этим процессом становится все шире; но в то же самое время капиталистическая частная собственность становится все более замкнутой и неприкосновенной, а государственный контроль все

более проникается исключительно классовыми интересами. Таким образом государство, т.-е. политическая организация, и отношения собственности, т.-е. правовая организация капитализма, по мере развития приобретая все более капиталистический, а не социалистический характер, ставят теории постепенного вводепия социализма два непреодолимых препятствия.

Идея Фурье—сразу путем системы фаланстер превратить всю морскую воду земного шара в лимонад—была очень фантастична; но идея Бернштейпа— превратить море капиталистической горечи, постепенно подливая социал-реформаторского лимонада, в море социалистической сладости—только более нелепа, но ничуть не менее фантастична.

Производственные отношения капиталистического общества все более приближаются к социалистическому, но зато его политические и правовые отношения воздвигают все более высокую стену между капиталистическим и социалистическим обществом. Но социальные реформы и развитие демократии не пробьют брешь в этой стене, а, наоборот, сделают ету стену еще выше и крепче. Только удар молота революции, т.-е. захват политической власти пролетариатом, может разрушить эту стену.

5. Практические выгоды и общий характер теория,

В первой части мы старались доказать, что теория Бернштейна переносит социалистическую программу с почвы материальной на идеалистическую. Это относится к теоретическому обоснованию. Какова же эта теория в применении ее на практике? С первого взгляда а формально она ничем не отличается от

— 46 —

обычной практики социал-демократической борьбы. Профессиональные союзы, борьба за социальные реформы и демократизацию политических учреждений— ведь все это составляет также содержание партийной деятельности социал-демократов. Следовательно, разница не в содержании, а в форме. При настоящем положении вещей профессиональная и парламентская борьба рассматривается, как средство политически воспитать пролетариат и постепенно привести его к захвату политической власти. По взглядам же Бернштейна, в виду невозможности и бесполезности такого захвата, вышеупомянутая борьба должна вестись только ради непосредственных резуль. татов, т.-е. для поднятия материального положения рабочих, постепенного ограничения капиталистической эксплутации и расширения общественного контроля. Если не говорить о цели непосредственного улучшения положения рабочего класса, которая обща обеим теориям,—как теории, принятой до сих пор партией, так и теории Бернштейна,—то вся разница, коротко говоря, выражается в следующем: по общепринятому взгляду, социалистическое значение профессиональной и политической борьбы состоит в том, что она подготовляет пролетариат, т.-е. субъективный фактор социалистического переворота, к проведению этого переворота. По мнению Бернштейна, оно состоит в том, чтобы путем профессиональной и политической борьбы постепенно ограничивать самое капиталистическую эксплуатацию, постепенно лишать капиталистическое общество его капиталистического характера и придать ему характер социалистический, одним словом, осуществить в объективном смысле социалистический переворот. При ближайшем рассмотрении оба эти взгляда оказываются прямо про-

> - 47 —

тивоположными друг другу. По общепринятому партийному взгляду, при помощи профессиональной и политической борьбы пролетариат приводится к убеждению, что путем такой борьбы немыслимо существенно улучшить его положение, и что неизбежен, в конце концов, захват политической власти. Теория Бернштейна, исходя из невозможности захвата политической власти, предполагает возможность введения социалистического строя при помощи только профессиональной и политической борьбы.

Таким образом признание теорией Бернштейна социалистического характера профессиональной и парламентской борьбы объясняется верой в ее постепенное социализирующее влияние на капиталистическое хозяйство. Но таковое влияние, как мы старались показать, существует только в воображении. Капиталистические институты собственности и государства развиваются в совершенно противоположном направлении; но в таком случае повседневная практическая борьба социал-демократии теряет в конце концов, вообще, всякое отношение к социализму. Громадное социалистическое значение профессиональной и политической борьбы состоит в том, что она делает социалистическими понятия, сознание рабочего класса. Другое дело, если рассматривать ее, как средство прямой социализации капиталистического хозяйства: в этом случае она не только не может оказать приписываемого ей влияния, по и лишается единственно возможного социального значения—перестает служить средством подготовления рабочего класса к пролетарской революции.

Поэтому полнейшим недоразумением являются успокоительные заявления Бернштейна и К. Шмидта, будто перенося борьбу в область социальных реформ

i

_ 48 —

\

\

у

и профессиональных союзов, они не лишают рабочего движепия его конечной цели, так как-де всякий шаг на этом пути требует следующего, и, таким образом, социалистическая цель остается в движении в качестве его тенденции. Это, конечно, совершенно справедливо для современной тактики немецкой социал-демократии, т.-е. при том условии, что профессиональной и социал-реформаторской борьбе предшествует, как путеводная звезда, сознательное и твердое стремление к завоеванию политической власти. Но если отделить это стремление от движения и превратить социальную реформу в самоцель, то она на самом деле не только не приведет к осуществлению социалистической конечной цели, а скорее к противоположным результатам. Конрад Шмидт полагается попросту на, так сказать, механическое движение, которое, раз начавшись, уже не может само собой остановиться; он основывается па том простом положении, что аппетит приходит во время еды, и что рабочий класс никогда не удовлетворится реформами, цока не совершится социалистический переворот Последнее предположение верно, и за это нам ручается недостаточность самих капиталистических социальных реформ; но сделанный отсюда вывод мог бы быть верен только в том случае, если бы возможно бычо создать непрерывную цепь постоянно растущих и развивающихся социальных реформ, непосредственно соединяющую настоящий строй с социалистическим. Но 8то—фантазия: эта цепь силою вещей очень скоро должна оборваться, п движение может принять тогда различные направления.

Тогда всего скорее и вероятнее изменится тактика в том смысле, что всеми средствами станут добиваться практических результатов борьбы — социальных ре-

49

. Непримиримая, суровая классовая точка зрения, имеющая смысл только при стремлении к завоеванию политической власти, приобретает все больше и больше значение отрицательной силы, как только непосредственно практические результаты являются главной целью движения; следовательно, ближайшим шагом в таком случае является политика компенсаций, политика примирений и государственной мудрости. Но при таких условиях движение не в состоянии постоянно сохранять равновесие. Раз социальная

« реформа в капиталистическом мире всегда была и останется пустым орехом, то, какую бы тактику мы ни применяли, ее следующим логическим шагом будет разочарование в социальной реформе, т.-е. в той тихой пристани, где бросил якорь Шыоллер и KJ после того, как он, объехав по социал-реформаторским водам весь свет, решил предоставить все воле Божьей. Итак, социализм не представляет собою внутренней тенденции повседневной борьбы рабочего класса, а лежит лишь, с одной стороны, во все более обостряющихся объективных противоречиях капиталистического хозяйства, с другой стороны—в субъективном сознании рабочего класса неизбежности устранения этих противоречий только путем социального переворота. Если отрицать первое и отбросить второе, как это делает Бернштейп в своей теории, то сейчас же

, все движение сведется к простому профессионализму

и социал-реформаторству, а затем собственная сила

тяжести приведет и к отказу от классовой точки зрения.

Эти выводы вполне подтверждаются и в том случае,

если рассматривать теорию Бернштейна еще с дру-

• гой точки зрения и поставить себе вопрос: каков общий характер этой теории? Ясно, что Бернштейп Be стоит на почве капитплпгттгит^ггх отношений и

4

50 —

не отрицает вместе с буржуазными экономистами противоречий этих отношений. Более того, в своей теории он, пак и марксистская теория, исходит Из этих противоречий. Но, с другой стороны,—-и это составляет как главное ядро его рассуждений вообще, так и основное отличие от принятой социал-демократической теории,—он не опирается в своей теории на уничтожение этих противоречий путем its собственного последовательного развития.

Его теория занимает средину между двумя крайностями; он не хочет, чтобы противоречия достигли полной зрелости с тем, чтобы путем революционного переворота уничтожить их; наоборот, он стремится обломать их острие, притупить их. Так, согласно его теории, прекращение кризисов и организации предпринимателей должны притупить противоречие между производством и обменом; поднятие положения пролетариата и дальнейшее существование среднего сословия должны притупить противоречие между трудом и капиталом, а возрастающий контроль и демократия уменьшат противоречие между классовым государством и обществом.

Понятно, и общепринятая тактика социал-демократии также не состоит в том, чтобы дожидаться развития противоречий до высшей точки и тогда уничтожить их путем переворота. Наоборот, опираясь на заранее данное направление развития, она затем доводит в политической борьбе его выводы до крайних пределов; она предвосхищает их, так сказать, учитывает дальнейшее объективное развитие и в каждый данный момент стоит на почве вполпе развившихся противоречий: ведь в этом вообще состоит сущность всякой революционной тактики. Так, например, социал-демократия борется с пошлинами н милитариз-

мом и тогда, когда они играют еще революционную роль в капиталистическом развитии. Бернштейн же в своей тактике исходит вообще не пз дальнейшего развития и обострения капиталистических противоречий, а из притупления их. Он сам наиболее удачно охарактеризовал это, говоря о „приспособлении" капиталистического хозяйства. Когда такой взгляд мог бы быть правилен? Все противоречия современного общества представляют собою простой результат капиталистического способа производства. Если мы предположим, что этот способ производства будет развиваться дальше в том же направлении, как и теперь, то вместе с шш неразрывно должны развиваться и все связанные с ним последствия, т.-е. противоречия должны становиться более резкими, обостряться, а не притупляться. Притупление противоречий предполагает, напротив, что и капиталистический способ производства задерживается в своем развитии. Одним словом, наиболее общей предпосылкой теории Берл-штейна является приостановка капиталистического раз' вития.

Но этим самым его теория сама и произносит над собой приговор и даже двойной приговор. Прежде всего, она обнаруживает свой утопический характер по отношению к социалистической конечной цели (вполне понятно, что приостановленный в своем развитии капитализм не может вести к социалистическому перевороту), и это подтверждает наше представление о практических выводах из этой теории. Во-вторых, она обнаруживает свой реакционный характер в отношении к быстро развертывающемуся на самом деле процессу капиталистического развития. Вследствие этого возникает вопрос: как объяснить или, вернее, как охарактеризовать теорию Берн-

4*

■— 52 —

штейна, если считаться с фактическим развитием

капитализма?

Что экономические предпосылки, из которых исходит Бернштейн в своем анализе современных социальных отношении,—его теория „приспособления" капитализма,—ни на чем не основаны, это мы, смеем думать, доказали в первой части. Мы видели, что ни кредит, ни картели не могут быть признаны средством „приспособления" капиталистического хозяйства, что ни отсутствие кризисов, ни продолжающееся существование среднего сословия нельзя считать симптомами капиталистического приспособления. Но все эти упомянутые детали теории приспособления, помимо их явной ошибочности, отличаются еще одной общей характерной чертой. Эта теория рассматривает все интересующие ее явления экономической жизни не как органические части взятого в целом процесса капиталистического развития, не в их связи со всем хозяйственным механизмом, а вырванными из этой связи, самостоятельно, как disjecta membra (разроз-непные части) мертвой машины. Возьмем, например, теорию о приспособляющем влиянии кредита. Если рассматривать кредит, как естественно развившуюся Оолее высокую ступень обмена и в связи со всеми свойственными капиталистическому обмену противоречиями, то нельзя вместе с тем видеть в нем какое-то стоящее вне процесса обмена механическое „средство приспособления" точно так же, как нельзя назвать деньги, как таковые, товар, капитал „средствами приспособления" капитализма. Но ведь на известной ступени развития капиталистического хозяйства кредит ничуть не менее денег, товара и капитала является его органическим членом, и на этой ступени он, опять-таки подобно им, представляет со-

— 53 ~

бою необходимую часть механизма этого хозяйства и орудие разрушения, так как кредит усиливает и воспроизводит его внутренние противоречия.

То же самое можно сказать о картелях и об усовершенствованных средствах сообщения.

Та же механическая л недиалектическая точка зрения проявляется л далее, когда Бернштейн принимает отсутствие кризисов за симптом „приспособления" капиталистического хозяйства. Для него крц-8исы представляют попросту расстройства хозяйственного механизма, а раз их нет, механизм может, конечно, функционировать беспрепятственно. Но фак-тически кризисы не являются „расстройством" в собственном смысле, или, вернее, это—дефект, без которого капиталистическое хозяйство не может вообще обойтись. А если верио, что кризисы, выражаясь кратко, представляют собою единственно возможный i на капиталистической почве и потому совершенно нормальный метод периодического разрешения противоречия между неограниченной способно стью развития производительных сил и узкими границами их применения, то их следует признать органическими явлениями, неотделимыми от капиталистического хозяйства во всей его совокупности^*

В „свободном от замешательств" ходе капиталистического производства заключаются для него бблышхе опасности, чем даже самые кризисы. Ведь постоянное падение нормы прибыли, вытекающее не из противоречия между производством и обменом, а из развития производительности самого труда, имеет очень опасную тенденцию делать невозможным производство для всех мелких й средних капиталов и препятствовать образованию, а вместе с тем и развитию новых капиталов. Именно кризисы, являющиеся другим

— 54 —

следствием того же самого процесса, путем периодического обесценивания капитала, удешевления средств производства п парализования части деятельного ка- • питала вызывают одновременпо повышение прибыли, освобождая новым капиталам место в производстве и содействуя, таким образом, развитию последнего. Они являются поэтому средством раздуть потухающий огонь капиталистического развития, и их отсутствие— не для какой-нибудь определенной фазы развития мирового рынка, как это полагаем мы, а отсутствие вообще — привело бы скоро капиталистическое хозяйство не к расцвету, как думает Бернштейн, а прямо к гибели. Благодаря механическому способу понимания, которой характеризует всю теорию приспособления. Бернштейн не обращает внимания ни на положительное значение кризисов, ни на децентра-лизирующую тенд* нцпю капитала; этим объясняется, между прочим, что постоянное возрождение мелких капиталов представляется ему признаком капиталистического затишья, а не нормального развития капитализма, как это есть на самом деле.

Существует, правда, точка зрения, с которой все ■рассмотренные яьления представляются действительно в том вид<\ в каком их рисует теория приспособления. Это—точка зрения «тдельмых капиталистов, которые познают факты экономической жизни извращенными под влиянием законов конкуренции. Каждый капиталист в отдельности действительно прежде всего видит в каждом органическом члене хозяйственного целого нечто совершенно самостоятельное; далее, он видит их только с той стороны, как они воздействуют на него, отдельного капиталиста, т.-е. видит в них только „задержки" или „средства приспособления". Для отдельного капита-

листа кризисы действительно только „задержки", и их прекращение гарантирует капиталисту более про-fy должительное существование; точно так лее кредит Ь' для него есть средство „приспособлять" свои недо-I, статочные производительные силы к требованиям \ рынка; наконец, для него картель, в который он всту-I яает, действительно устраняет анархию производства. Одним словом, теория приспособления Бернштейпа | есть не более как теоретическое обобщение хода .- мысли отдельного капиталиста. Но не представляет ли I собою этот ход мысли, теоретически выраженный, самой характерной сущности буржуазной вульгарной I экономии? Все экономические ошибки этой школы " покоятся именно на том недоразумении, что в явлениях конкуренции, рассматриваемых ими с точки зрения отдельных капиталистов, опи видят явления, свойственные вообще капиталистическому хозяйству в его целом. II подобно тому, как Бернштейн смотрит на кредит, так вульгарная экономия смотрит па деньги, как на остроумное „средство приспособления" к потребностям обмена. В самих явлениях капитализма она ищет противоядия от капиталистического зла; ояа верят вместе с Бернштейном в возможность регулировать капиталистическое хозяйство, и ояа, подобно Бернштейну, в конце концов, постоянно прибегает к теории притупления капиталистических противоречий, к пластырю для капиталистических ран, другими словами—к реакционным, а не революционным приемам, т.-е. к утопии. Итак, всю теорию Бернштейна можно характеризовать следующим образом: теория Бернштейна это — теория социалистического застоя, обоснованная в духе вульгарных экономистов На теории застоя капиталистического.

— 56 —

•— 57

ЧАСТЬ ВТОРАЯ *>; 1. Экономическое развитие и социализм. Самым крупным приобретением в развитии пролетарской классовой борьбы было открытие исходных гочек приложения для осуществления социализма в экономических отношениях капиталистического общества. Благодаря этому открытию социализм из „идеала", каким он являлся для человечества в течение тысячелетий, превратился в историческую необходимость.

Бернштейн оспаривает существование этих экономических предпосылок социализма в современном обществе, но при этом сам в своих доказательствах проделывает очень интересную эволюцию. Вначале он в „Neue Zeit" отрицал только быстроту концентрации в индустрии, опираясь при этом на сравнение данных промышленной статистики Германии за 1895 и 1882 гг. Но чтобы использовать эти данные для своих целей, ему пришлось прибегнуть к чисто-суммарным механическим приемам. Однако, и в лучшем случае Бернштейну своими указаниями на устойчивость средних производств не удалось ни на йоту поколебать анализ Маркса, так как последний не ставит условием осуществления социализма ни определенного темпа концентрации промышленности, иначе говоря, не устанавливает определенного срока для осуществления конечной цели социализма, ни абсолютного исчезновения мелких капиталов или мелкой буржуазии, как это мы показали выше.

*) По поводу книга Эд. Бернштейиа: Die Voraubretzuugen des Sozialfemus und die Aufgabe der Sozialctemokratie.

При дальнейшем развитии своих взглядов Бернштейн, для доказательства их справедливости, приводит в своей книге новый материал — статистику акционерных обществ, которая должна показать, чго число акционеров постоянно увеличивается, а следовательно, класс капиталистов не уменьшается, а, на-: оборот, становится все многочисленнее. Прямо поразительно, до чего мало Бернштейл Злаком с имеющимся материалом, и до чего плохо он умеет использовать его в своих интересах!

Если он думал с помощью акционерных обществ доказать что-либо противное Маркеову закону про-мьшшепного развития, то ему следовало привести совсем другие цифры. Всякий, кто знаком с историей устройства акционерных обществ в Германии, знает, что основной капитал, приходящийся в среднем на одно предприятие, почти правильно уменьшается. Так, до 1871 г. этот капитал составлял около 10,8 миллионов марок, в 1871 году только 4,01 милл. марок, 'в 1873 г.—3,8 милл. мапок в 1883—1867 гг. менее одного миллиона марок, в 1891 г. только 0,56 милл. марок, в 1892 г.—0,62 милл. марок; затем эта'сумма повышается на 1 милл. марок, но с 1,78 милл. марок 1895 г. снова опускается в первой половине 1897 г. до 1,19 милл. марок *).

Поразительные цифры! На основании их Бернштейя, вероятно, вывел бы, в противовес Марксу, тенденцию перехода от крупной промышленности назад, к мелкой. ; Но в таком случае всякий мог бы возразить ему: Цели вы хотите что-либо доказать этой статистикой, то вы прежде всего должны показать, что она относится к одним и тем оюе отраслям промышленности,

I •) Von der Borght, HandwSrterbuc'n d. Staatswissenschaften J.

н что имешто в них мелкие предприятия за ляли место прежних крупных, а не появились там, где до этого момента не было ничего или имелись только ремесленные или карликовые предприятия. Но это вам но удастся доказать, так как переход от громадных акционерных предприятий к средним и мелким может быть объяснен только тем, "что акционерное дело проникает постоянно в Ловые отрасли промышленности и что если оно вначале годилось только для небольшого количества колоссальных предприятий, то теперь оно все больше приспособляется к средним и даже мелким производствам (встречаются даже акционерные общества с капиталом менее 1.000 кар.).

Но что означает, с точки звения народного хозяйства, это все возрастающее распространение акционерных предприятий? Оно указывает па развивающееся оо-оощсствление производства в капиталистической форме, обобществление не только гигантских, но и средних и даже мелких производств, следовательно, указывает па явление, не только не противоречащее теории Маркса, по, наоборот, самым блестящим образом ее

подтверждающее.

В самом деле, чем является акционерное предприятие с экономической стороны? Во-первых,—соединением многих небольших денежных капиталов в один производительный капитал, в одну хозяйственную единицу; во-вторых—отделением производства от собственности на капитал, следовательно, двойное победой над капиталистическим способом производства, но на почве капитализма. Но что означает в таком случае большое количество участников е одном предприятии, о котором говорит статистика Берн-шейна? Только то, что в настоящее время одно капиталистическое предприятие связано не с одним

собственником капитала, как прежде, а со все возрастающим числом капиталистов, что, таким образом, экономическое понятие „капиталист" пе покрывается понятием „человек", что современный капиталист есть лицо собггрательное, которое состоит из сотен, даже из тысяч лиц, что категория „капиталист" даже в рамках капиталистического хозяйства становится общественной, обобществляется.

Но в таком случае как объясняется, 'что Берн-штейн рассматривает феномен акционерных обществ ле как концентрацию капитала, а, наоборот, как раздробление его, что он видит развитие собственности на капитал там, где Маркс видит „уничтожение этой собственности"? Это можно объяснить очень 'простой ошибкой вульгарпой экономии: Бернштейн понимает под капиталистом пе категорию производства, а права собственности, не экономическую, а податную единицу, а иод капиталом—не производственное целое, а просто денежное имущество. Поэтому оп видит в своем английском ниточном тресте не слияние 12.300 лиц в одно лицо, а целых 12.300 капиталистов; поэтому же оп в своем инженере Шульце, получившем за женой от рантье Миллера „значительное число акций", тоже видит одного капиталиста; поэтому вес/, сект у него кишит „капиталистами'' *),

*) Notabene! Бернштейн считает, очевидно, большое распространение мелках акций доказательством того, что общественное богатство начинает изливать свою благодать—в форме акций—уже и на совсем маленьких людей. На самом деле, кто, кроме мелкого буржуа или даже рабочего, приобрел бы, например, акцию, стоящую такой пустяк, как 1 ф. стерл. или 20 марок! К сожалению, это предположение покоится на обыкновенной арифметической ошибке: оперируют с номинальной ценой акции вместо ее рыночной цены, а это не одно и то же. Возьмем пример: На горнопромышленной бирже продаются, в числе прочих, и акции рудников южно-африканского по-

— GO —

Но здесь, как всегда, ошибка вульгарной экономии является у Бернштейна только теоретической основой для того, чтобы вульгаризировать социализм. Перенося понятие капиталист из производственных отношений в отношения собственности и „вместо предпринимателя говоря о человеке", Бернштейн переносит вместе с тем вопрос о социализме из области производства в область имущественных отношений, из отношений капитала и труда в отношения богат, ства и бедности. Это благополучно приводит нас обратно от Маркса и Энгельса к автору „Евангелия бедного грешпика", с тем лишь отличием, что Вейт-лпнг правильным пролетарским инстинктом распознал, В примитивной форме, в этом 'противоречии между богатством и бедностью классовые противоречия и хотел сделать wo рычагом социалистического движения; Бернштейн же, напротив, видит надежду на социализм в превращении бедных в богатых, т.-е. в затушевывании классовых противоречий, следовательно, в мелко-буржуазных приемах. Правда, Бернштейн не ограничивается подоходной статистикой. Он приводит нам также промышленную статистику даже не одной, а нескольких стран: Германии и Франции, Англии и Швейцарии, Австрии и Соединенных Штатов. Но что это за статистика!

бережья; номинальная цена этих акций, как большинства горнопромышленных акп.ий—1 ф. ст.=2О агар. Но в настоящее время их цена равняется 43 ф. (см, биржевой бюллетень в конце марта), т.-е. не 20 мар„ а НШ То же самое наблюдается в общем повсюду. Следовательно, „мелкие* акции, хотя это звучит п очень демократически, на самом деле в большинстве случаев являются среддебур;яуаз-ньшп, а ни в каком случае не мелкобуржуазными или тем более пролетарскими „ассигновками на получение общественного богатства", так как по номинальной цене они приобретаюгея только самой небольшой частью акционеров.

Это не сравнительные цифры различных периодов одной какой-нибудь страны, а цифры относящиеся к одному периоду в различных странах. За исключением Германии, где он повторяет свое старое сопоставление 1895 и 1882 гг., он сравнивает не состояние групп предприятий одной какой-нибудь страны в различные моменты, а только абсолютные цифры, относящиеся к различным странам (к Англии за 1891 г., Франции за 1891 г., Соединенным Штатам за 1890 г. и т. д.). Вывод, к которому он приходит, тот, „что есди крупное производство в промышленности фактически и имеет в настоящее время перевес, то в нем занято, считая я все связанные с ним производства, даже в такой развитой стране, как Пруссия, maximum только половина всего населения, занятого вообще в производстве-'; то лее самое во все"й Германии, Англии, Бельгии и т. д.

Этим он, очевидно, устанавливает не ту пли другую тенденцию экономического 'развития, а только количественное соотношение различных форм предприятий или различных профессиональных групп. Если это должно доказать безнадежность социализма, то такой способ доказательств основывается на теории, по которой исход социальных стремлений зависит от численного физического соотношения сил борющихся, т.-е. просто от физической силы. Здесь Бернштейн, везде и повсюду громящий бланкизм, сам впадает для разнообразия в грубейшую ошибку бланкистов, правда, опять с той разницей, что бланкисты, в качестве социалистов и революционеров, предполагали, как нечто само собой понятное, экономическую осуществимость социализма и строили на этом надежды на насильственную революцию, предпринятую хотя бы небольшим меньшинством, между тем как Берн-

.

\\\

~ 62 —

штейн, наоборот, из недостаточно значительного численного превосходства народных масс делает вывод об экономической безнадежности социализма. Социал-демократия не связывает своей конечной цели ни с насильственной победой меньшинства, ни с численным превосходством большинства; она исходит из экономической необходимости и понимания этой необходимости, которая прежде всего выражается в капиталистической анархии.

Что касается этого последнего решающего вопроса об анархии в капиталистическом хозяйстве, то сам Вершит ейн отрицает только большие и всеобщие кризисы, а не частичные и национальные. Этим он отрицает только слишком большую анархию, признавая в то же время существование ее в небольшом объеме. Капиталистическое хозяйство напоминает у Бернштейна—выражаясь словами Маркса—ту глупую девушку, у которой оказался „только очень маленький ребенок". Роковое значение имеет то, что в таких вещах, как анархия, и мало, и много—одинаково скверно. Раз Бернштейн признает немного анархии, то уже механизм товарного хозяйства сам позаботится, чтобы усилить эту анархию до ужасных размеров— до крушения. Но если Бериштейн надеется, сохранив товарное производство, постепенно растворить эту маленькую анархию в порядке и гармонии, то он снова впадает в одну из самых коренных ошибок буржуазной вульгарной экономии, так как рассматривает способ обмена, как нечто независимое от способа производства *).

*) Бернштейн, правда, довольно подробно отвечает на некоторые пункты первой части этой брошюры, но самый способ ответа только обнаруживает затруднительность его положения. Так, например, в ответ на нашу критику по поводу его отрицания кризисов, он от-

— «8 —

Здесь не место приводить во всея ее полноте ту поразительную спутанность самых элементарных прян* цяпов политической экономия, к'огорую проявил Ьерн-штейя в своей книге. Но на одном пункте, к которому

I долываетса попытками убедить нас в зом, что мы превратили всю I теорию Маркса о кризисах в „музыку будущего". Но это значит I слишком свободно толковать наши слова, так как мы говорили только, что правильная механическая периодичность кризисов, точнее— I десятилетний цикл кризисов, представляет схему, соответствующую лишь вполне развитому мировому рынку. Что же касается содержа-; нии Ыарксовой теории кризисов, то мы назвали его единственно I научной формулировкой механизма и внутренних экономических I причин всех до сих пор бывших кризисов. Еще поразительнее от-I веты Бернштейна на другие пункты нашей критики. Так, например, I на наше указание, что картели не могут служить средством против I капиталистической анархии, так как (это доказывает сахарная промышленность) они выбывают только усиленную конкуренцию : на мировом рынке, Бернщтейн говорит, что это хотя и справедливо, ^но зато эта усиленная сахарная конкуренция создала в Англии I обширное производство желе и мармелада. Этот ответ напоминает ■вам упражнение в первой части самоучителя Оллендорфа: „Рукав " короток, но сапог узок. Отец велик, но мать легла спать".

С такой же логичностт,ю Бернштейн отвечает на наши доказательства, что и кредит не может служить „средством приспособления" против капиталистической анархии, так как он скорее еще увеличивает эту анархию: кредит рядом с разрушительными обладает также и положительными ,восстановлягоще-созидательными" свойствами, которыэ признавал и Маркс. Для того, кто, опираясь на теорию Маркса, видит в капиталистическом хозяйстве вообще все положительные предпосылки для будущего социалистического переворота, это указание на кредит но особенно ново. Дебатировался лишь вопрос, проявляется ли эта положительная сторона кредита, разрушающая границы капитализма, также положительно и в капиталистическом хозяйстве, в состоянии ли она обуздать анархию, Как утверждал Еершшейн, или она сама вырождается в противоречие и усиливает еще анархию, как это указывали мы. Ссылка Берн-. Штейна на „восстанавливающе-созидательноо" свойство кредита послужившая исходной точой всех дебатов, представляет поэтому простое „теоретическое бегство" с дискуссионного поля.

и

pac приводит основной вопрос капиталистической анархии, следует вкратце остановиться.

Бершптейн называет Марксов закон трудовой цеп-ности простой абстракцией, что для него в политической экономии, очевидно, равносильно ругательству. Но если трудовая ценность не более как абстракция, как „мысленный образ", тогда всякий ■честный бюргер, отбывший воинскую повинность и уплативший подати, имеет такое же право, как и Маркс, состряпать из любой пелености подобный „мысленный образ", т.-е. закон цепности. „Так же, как школе Бем-Джевопса дозволительно отвлечься от всех свойств товаров, кроме полезности, и Маркс с самого начала имел право не принимать во внимание свойств товаров настолько, что они, в конщ-концов, превратились в простое овеществление масс простого человеческого труда" (русск. перев.,

стр. 73).

Итак, и общественный труд Маркса, и абстрактную полезность Менгера он сваливает в одну кучу—вс<; это только абстракция. Но при этом Бернштейн забыл, что абстракция Маркса не выдумка, а открытие, что она существует не в голове Маркса, а в товарном хозяйстве, что она живет не воображаемой, а реальной д общественной жизнью, и это ее существованиг настолько реально, что ее режут, куют, взвешиваю i и чеканят. Этот открытый Марксом абстрактно-человеческий труд в своей развитой форме есть не что иное, как деньги, II это именно составляет одно из самых гениальных экономических открытий Маркс и. между тем как для -бссй буржуазной экономии, от первого меркантилиста до последнего классика, мистическая сущность денег оставалась постоянно книгой за семью печатями.

— 65 -

Напротив, абстрактная полезность Бем-Джевояоа есть действительно лишь „мысленный образ" или, : вернее, образец отсутствия мысли л тупоумия, за который не ответственно ни капиталистическое, цп какое-либо другое человеческое общество, и только И всецело буржуазно-вульгарная экономия- С таким „мысленным образом" в голове Бершптепа, Бел п Джевонс могут вместе со всей своей субъективной, компанией простоять перед таинством денег еще двадцать лет и прийти только к тому решению, которое известно и без пщ всякому сапожнику: что деды.! . так-таки „полезная'* штука.;

Таким образом Бернштейн окончательно потерял способность понять .Марксов -закон ценности- Но для того, кто хоть несколько знаком с экономической системой Маркса, будет вполне ясно, что без этого закона вся система остается совершенно непонятной, яли, выражаясь конкректнее, при отсутствий аощгаа-КИЯ сущности товара и товарного обмена капиталистическое хозяйство и все связанное с ют должно остаться тайной.

Но что лее это щ волшебный ключ, который открыв Марксу доступ к самым сокровенным тайнам всех капиталистических явлений и дал ему зоу. можноегь шутя разрешать такие проблемы, о суще-..ствовэшш которых даже и но подозревали такие величайшие умы буржуазно-классической экономен, как Рикардо и Смит? Не чго другое, как понимание всего капиталистического хо-эяйства, как историческою явления, считаясь не только о тем, что лежит Ьоааян него, как это б лучшем случае делала классическая экономия, по и с тем, что лежит впереди, во тошжа в отзошекш Еатурадьно-хозяйственвого Ьредахого, но я ощиялистцчтом очдущею. Секргт

— 85 —

Марксовой теории ценности, его анализа денег, его теории капитала, а следовательно, и всей его экономической системы это преходящая природа капиталистического хозяйства, его крушение, следовательно—и это только другая сторона—социалистическая конечная цель. Именно и только потому, что Маркс рассматривал капиталистическое хозяйство с самого начала, как социалист, т.-е. с исторической точки зрения, ему удалось расшифровать его иероглифы; а благодаря тому, что ..он сделал социалистическую точку зрения исходной точкой научного анализа буржуазного общества, он, наоборот, получал возможность научно обосновать социализм. Интересно сравнить с этим замечания Бериштейна в конце его книги, где он жалуется на „дуалпом, который проникает весь великий труд Маркса", „дуализм, который состоит в том, что труд этот стремится быть научным исследованием и в то ям; время хочет доказать положения, установленные еще задолго до его составления, что в основе его лежит схема, заранее уже устанавливающая вывод, к которому в'своем развитии должно было прийти исследование. Возвращение к „Коммунистическому Манифесту" (здесь это значит—к социалистической цели! щ. ант.) указывает, что, действительно, остаток утопизма кроется еще в системе Маркса" (стр. 177, р. п. 318). Но ,, дуализм" Маркса есть не что иное, как дуализм социалистического будущего и шпиталистпческого настоящего, капитала и труда, буржуазии к пролетариата; он является великим научным'отражением существующею в буржуазном обществе дуализма, буржуа*:1ы.г классовых противоречий.

К если Бернштейн в итом теоретическом дуализме Маркс?! видит „остаток утопизма", то этим он только

.— 67 —

наивно признается в том, что отрицает в буржуазном обществе исторический дуализм, капиталистические классовые противоречия, что для него п социализм превратился в .,остаток утопизма". Монизм Берн-штейна это—монизм навеки упроченного капиталистического порядка, монизм социалиста, который отказался от конечной целн с тем, чтобы зато увидеть в единственном и неизменном буржуазном обществе предел человеческого развития.

Но если Бернштейя сам замечает трещины б акони-млческом здании капитализма, но не замечает развития .в сторону социализма, то для того, чтобы, по крайней мере' хотя бы формально, спасти, социалистическую (Программу, ему приходится прибегать к лежащей вне экономического развития идеалистической кон-■струкцип и превратить самый социализм из определенной исторической фазы общественного развития .в абстрактный „принцип-'.

С Бернштейновский „принцип товарищества", который должен украсить капиталистическое хозяйство, ,этот самый жидкий отстой социалистической цели, , является, таким образом, не уступкой со стороны его буржуазной теория социалистическому будущему, а уступкой социалистическому прошлому— Беркштейна.

2. Экономическая и политическая демократия.

'Мы видели, что социализм Бернштейна сводится с плану допустить рабочих к участию в общественном богатстве, превратить бедных в богатых. Каким <ке образом это должно быть выполнено? Б своих татьях „Probleme doe Sozialismus" в „Neue Zeit" Берн-птейц ограничивается только едва, понятными па-

. fr*.

I

— 63 —

мекамв, но в своей книге он дает уже полный ответ н.х этот вопрос: его социализм должен быть осуществлен двумя путями: посредством профессиональных союзов, шга, как Бернштейн называет это, посредством экономической демократии, в путем товариществ. С помощью первого средства он надеется захватить в свои руки промышленную, с помощью второго —

торговую прибыль.

Что касается товариществ, и прежде всего производительных товариществ, то по своим внутренним свойствам они являются в капиталистическом хозяйстве каким-то двуполым существом: в небольших размерах социализированное производство при капиталистическом обмене. Но в капиталистическом хозяйстве обмен гошодств^ег над производством и, под влиянием конкуренции, делает ничем по сдерживаемую эксплуатацию, т.-е. полнейшее подчинение производственного процесса интересам капитала, условием существования предприятии. Практически же, это выражается в необходимости насколько возможно усилить интенсивность труда, сократить или увеличить его, смотря по состоянию ринка, привлечь или выбросить ка. улицу рабочую силу, опять-таки в зависимости от требований рынка, одним словом, пустить в ход все приемы, делающие капиталистическое предприятие способным к конкуренции. В силу этого рабочие, объединенные в производительное товарищество, должны подчиниться полной самъг: острых противоречий необходимости: они доайвны применять к самим себе резким абсолютизма, со всем, что с ним связано, и сами разыгрывать по отнощя нию к самим н:е себе роль капиталистического предпринимателя, дш противоречия в&дут дроцзводп-ьщле товарищества к гибели, так как ота. кот пре

вращаются в кашггаотстичеекие предприятия или, если пересиливают интересы рабочих, совершенно распадаются, Koscrafnpya сам такого рода факта, бернштейн, .однако, не понимает их и вместе с г-жей Поттер-Веоб вкдит в недостатке ..дисциплины" причину гибели производительных товариществ. То. что здесь поверхностно и неосновательно названо дисциплиной, есть не что иное, как естественный И 'неограниченный режим капитала, который, конечно, #е могут проводить по отношению к себе сами рабочие. Отсюда следует, что производительные товарищества : могут обеспечить себе существование в кашгталдстн-I веском хозяйстве только в тон случае, если щи удастся каким-нибудь обходом уничтожить скрывающееся в 'них противоречие между способом производства н обмена, искусственно освободившись от подчинения законам свободной конкуренции. А ето возможно только тогда, если они с самого начало обеспечат себе рынок сбыта, прочный круг потребителей. Средством для этого служат потребительные союзы. Только з этом, я не е различии между товариществами докупающими и продающими, шм как там еще их называет Оииенгеймер, кроется рассматриваемый Бернштснном секрет, что самостоятельные производительные товарищества догибают, и только потребительные союзы способны обеспечить им существование.

Но если, таким образом, условия существовали л ир^зводитедышх товариществ связаны в современном обществе с условиями существования потребительных союзов, то отсюда следует и дальнейший вывод, что производительные товарищества в лучшем случае могут рассчитывать лишь на небольшой местный сбыт я на производство немногих продуктов не-

посредственного потребления, преимущественно яшз-иешшх припасов. Все наиболее важные отрасли капиталистического производства* как текстильное, добывание угля, металла и нефти, а также отрасль ма-пшно-паровозо- п кораблестроения исключаются с самого начала из сферы действия потребительных, а следовательно, и производительных товариществ. Итак, производительные товарищества, помимо своего .двойственного характера, уже по одному тому не могут иметь характера общей социальной реформы, что проведение их в жизнь повсюду предполагает прежде всего уничтожение мирового рынка и распадение существующего "мирового хозяйства па небольшие местные группы для производства и обмена; а это по существу есть возвращение крупно-капиталистического хозяйства к средневековому товарному хо*

чяйетву. Но и в пределах возможного осуществления па .

почве современного общества производительные товарищества неизбежно являются простыми придатками потребительных союзов, которые, таким образом, выступают на первый план в качестве главных носителей предполагаемых социалистических реформ. Но в таком случае вся социалистическая реформа, при посредстве товариществ, превращается из борьбы против главной основы капиталистического хозяйства— производительного капитала в борьбу с торговым чоппталом, и притом с мелко-торговым и посредническим капиталом, т.-е. исключительно с мелкими *^ветвлениями капиталистического ствола.

Что касается профессиональных союзов, которые, по мнепию Бернштейна, должны также служить средством против эксплуатации со стороны производите лвного капитала, то мы уже выше показали, что

тп не способны обеспечить рабочим влияние аа процесс производства ни в отношении разжров последнего, ни в отношении технических приемов.

Что же касается чисто экономической оторойы, пли, говоря словами Бернштейна, „борьбы нормы заработной платы с нормой прибыли'', то и здесь эта борьба, как мы уже имели случай показать, ведется" не в безвоздушном пространстве, а в определенных рамках закона заработной платы, так что она может не ■ уничтожить, а лишь осуществить названный закон. Это становится ясным, если рассмотреть тот же предмет с другой стороны п задать себе вопрос, каковы собственно функции профессиональных союзов.- -

Профессиональные союзы, играющие, по мнению Берншгейпа, роль наступающей стороны в освободительной борьбе рабочего класса с индустриальной нормой прибыли, которую онп постепенна должны . растворить в норме заработной платы, эти-то именно I союзы д не в состоянии вести экономическую насту-, дательную политику против прибыли. Ведь они не что иное, как организованная защита рабочей силы против нападений со стороны прибыли, защита рабочего класса против подавляющей его тенденция капиталистического хозяйетва. Это объясняется двумя причинами. Во-первых, -задача профессиональных сою--I зов -влиять при помощи организация на положение I. рынка товара—рабочей силы; «о благодаря процессу-пролетаризации средних слоев, которые постоянно ■Доставляют на рынок труда новый товар, эта органи-',. зацпя постоянно терпит крушения. Во-вторых, про-I фессиопалыше союзы ставят себе целью улучшить ■юложение рабочего класса, увеличить достающуюся |;ва его долю часть общественного богатства. Но эта моля в силу увеличивающейся производительности

Tgyaa постоянно ШШ&афтеа с неуклонностью явления природы. Чтобы убедиться в этом., вовс-с не кужяо бнть марксистов, достато-но лишь |хоть раз аодер-л-жи в рунах шчптйвйие Родбертуса »Zur BelwaWftng; der BOJrtftten Frage* („К осв&щеви.ю i гпшольнг.го во«

проса-1).

Йиав, профессиональная борьба в двух своих главных ЭКОЖОМИЧеских функциях превращается, в силу объективных: условий капиталистического хозяйства, .' сизифов труд. Конечно, этот сизифов труд необходим, если только рабочий хочет добиться уетапо-яия заработной паты, соответствующей данному положению рынка, если только должен получить осуществление капиталистический закон заработной платы, если долг?по быть парализовано или, правильнее, ослаблено влияние подавляющей тенденции окояомтхческого развития, Но превращение профес-сиональинж союзов в средство постснопного поншке-«гшя прибыли в пользу повышения заработной платы должно иметь, в качестве социальной предпосылки, во-первых, прекращение прадета^изащш средни?, слоев и прекращение роста рабочего ccft, во-вто рых, приостаноЕку*развития ироиаво дительпостп груда т.-е. в обоих случаях предполагает обратное возвра-i№ к яериоду, предшествовавшему круппо-рапита.чи■■ етическол'ц хозяйству, точно так Sfte, Kali это предпо лагает и установление хозяйственного уклада, Ofilo ванного ка потребительных союзах. Таким обра?о' оба берхшиейновские средства социалистической $н -формы—товарищества и профессиопатышо оргаки-- иадии—оказываются совершенно адешзобатш хт ■ образовать калиталистечвскиО способ производства. В сущности, Вертштейя сам смутно созпает ото, ра • CAtaTpireaa их только как средство урвать ^к.ольк •

Ейбгдь из капиталис-п^еской приСы.тк и обогатить таклм способом рабочий i: та ее. Но з таком ст.учае ctr 0ТМЗЫ1\чется ст борьбы е капиталистическим т.роиз-eoJa.ueoM и направляет сощгадоемокраи-гееское двтт-;т;ение против хшпияы&лгытичвехог ■ , аащ}$двлти%. Оа ire раз формулирует свой социализм, как стремдетшр к „справедливому", к „более справедливому'- и Дйже к „еще более справедливому распределению.

Коне-шо, первым толчком к участию в социал-демократическом движении, по крайней мере у народных масс, служит „несправедливое- распределений, господствующее в кушггалпстическол строе. Борясь за обобществление всего хозяйства в целом, социал-демократия борется вместе с тем, понятно, и оа „справедливое" распределение общественного богатства. Но благодаря открытию Марксу гпо данпоо распределение есть только естественное следствие данного способа производства, uuj/ьбф ее направлена ле против распределения в рамках капиталистического производства, а на уничтожение самого товар-ног производства. Одним словом, социал-демократия стремится осуществить социалистическое распределение путем устранения капиталистического способа производства, тогда как Бернштейн стремится к совершенно обратному; он хочет устранить тртпсмистичсское распределение, надеясь таким щгеы постепенно осуществить социалистический способ производства.

Но чем оСлчшвать в данном случае социалистическую реформу Бернштейяа? Определенными тенденциями капиталистического производства? Отнюдь пот. Во-первых, on сам отрицает эти тенденции, а во-вторых, ть преобразование производства, к которому мы стремимся, представляется ему, согласно вышеизло-л'екпому, не причиной, а результатом распределения,

— , 1

Следовательно, обоснование его социализма не цощЩ , быть экономическим. Принимая средства социализма за его цель и наоборот,, а вместе с тем переместив п все экономические отношения, он не может, дать своей программе материалистическое обоснование, я вынужден прибегнуть к идеалистическому.

,.К чему выводить социализм из экономической необходимости?" слышим мы его вопрос. „К чему принижать ум, сознание права п волю человека?-* („Vor-warts", 26-го марта 1899 г.)- Следовательно, бернштей-повское более справедливое распределение должно быть осуществлено в силу свободной, не находящейся" в зависимости от экономической необходимости, воля человека или, точнее, так как сама воля является только орудием, в силу познапия справедливости, в силу идеи справедливости.

Итак, мы преблагополучно пришли к принципу справедливости,—этому-старому заезженному скакуну, которым пользовались в течение целых тысячелетий, за недостатком других более надежных исторических средств .передвижения, — все усовершепствователи мира. Мы пришли к этому тощему Россинанту, па котором все Дон-Кихоты, известпые истории, выезжали в великий мир реформ для того только, чтобы вернуться домой с синяками под глазами.

Отношение между бедным и богатым, как общественная основа социализма, „принцип" товарищества, как его содержание, „более справедливое'1 распределение, как его цель, п, наконец, идея справедливости, как его единственное историческое оправдание,—насколько, однако, больше силы, духовной красоты и блеска проявил более 50 лет тому назад Вейтлииг, выступая представителем такого социализма! И притом этому гениальному портному еще не был из-

вестен ваучяын социализм. Но если теперь,, спустя полстолетия, вся его теория, растерзанная на мелкие клочка Марксом и Энгельсом, снова сшивается и • подносится, в качестве последнего слова паукп, пролетариату, то и для этого, конечно, нужен портной... яо совсем не гениальный.

Как профессиональные союзы и товарищества являются экономической опорой для теории Берн-штейна, так постоянно усиливающееся развитие демократии является важнейшим политическим условием ее. Все реакционные вылазки настоящего врементг для пего только „судороги'-, по его мнению, случайные и преходящие, с которыми не приходится считаться при установлении общего направления борьбы рабочего класса. Но дело не в том, что думает Верн-гатейн о продолжительности реакции па основании личных и письменных уверений своих друзей, инте-pectit какова внутренняя объективная связь между демократией и фактическим общественным развитием

Ъернштейи рассматривает демократию, 1«ш необходимую ступень в развитии современного общества; даже больше, для пего совершенно так же, как для буржуазного теоретика либерализма, демократия составляет великий основной закон общественного развития вообще, и осуществлению этого закопа должны содействовать все активные силы политической жизни, но, высказанный в такой абсолютной форме, этот взгляд в корне ошибочен и представляет собою пе что иное, как поверхностное мелкобуржуазное возведение в шаблоп результатов очень маленького периода развития буржуазии, периода последних 25—30 лет. Знакомясь ближе с развитием демократии в история

2 с. шлщвдашэй историей щвщзяаащ, приходишь к совершенно крутое выводу.

Что касается демократии, то мы встречав ее в (ОДЩХ различных, общественных формациях: в первобытных коммунистических обществах, в классических; государствах, основанных па рабстве, и в городских средневековых общинах. Равным, образом мы встречаем абсолютизм н ограниченную монархию при самых разнообразных экономических комбинациях. С другой стороны, капитализм! в самом начало своего развитии—в форме товарного производства—создает в городских коммунах чисто демократическое устройство; тмз/яс, в своей более развитой форме—мануфактурной, он находит себе соответствующую политическую форму в неограниченной монархии. Наконец, в качестве вполне развитого индустриального хозяйства, он создает во Франции попеременно демократичен.,, ю республику (1793), абсолютную монархию Наполеона I \lBQ4), аристократпчг'.кую -опархшо не-ркода реставрации (1815—1830), , ржуазио-конститу-цконную монархию Лук-Филшша, зат^м иаова демократическую республику, снова монархию Наполеона!!! и, накопи, в третий ра республику, ко'к^ая, пови-дпмомл, опять находит^ уже при своем последнем издыхании. В Гермапп единственное действительно демократическое учреждение—всеобщее избирательное право—является не завоеванием буржуазного либерализма, а средством политической, спайкн от-де.*^>ных мелк!.^ осударств и только в этом отношении имеет с... lemio для развития немецкой бур-а^уазии, которая вообще вполне удовлетворяется полу» феодальной конституционной монархией. В России капитализм прекрасно развивав'- i н при. самодержавии, и буржуазия не обнаруживает попа никаких

р                к демократия, И Австрии всеобщее изби-

рательное право сыграло в значительной степени: роль спасительного пояса для распадающейся монархии, а насколько слабо оно связано с пастоящей демократией, доказывает владычество § 1-1 *). Нако-нея, в Бельгия демократическое завоевание рабочего движения—всеобщее избирательное право—находится В несомненной связи со слабостью милитаризма, следовательно, с особым географическим и политическим положением Бельгии; да и прежде всего, это—„кусок демократии'*, завоеванный не буржуазией, а щю-шив буржуазии.

Таким образом непрерывный подъел демократии, который Берщцтейну it всему буржуазному либерализму представляется великим основным законом человеческой или, по меньшей мере, современной' история, оказывается при ближайшем рассмотрении призраком. Между капиталистическим развитием к демократией невозможно установить никакой внутренней абсолютной связи, Политическая форма является всякий раз результатом всей суммы политических внутренних и внешних' факторов, вмещая в свои грашшы всю политическую скалу от абсолютной монархии до республики включительно.

Если, таким образом, мы, отказавшись от общего исторического закона развития демократии даже в рамках современного общества, обратимся только к ) Т.-е, §' 14 основного государственного закона о представительстве 21 дек. 1867 г., предоставляющий право заменять в такое время, когда рейхсрат нр заседает, законы императорскими указами. Этеи параграфом австрийское правительство не раз пользовалось в борьбе с народная яредсгзвшельстБОзг. Когда рейхсрат ударно не сдавался, оОьлвлалось расдущеязе сессия, и ,в яроле:куток до созыва нового рейзе^ша айгдались шхудаовдазаа на тачевд

современной фазе буржуазной истории, то и здесь, в этом политическом положении, мы встретимся с факторами, ведущими не к осуществлению схемы Берн-штейна, а скорее, наоборот, к отказу со стороны буржуазного общества от всех достигнутых до сих пор

завоеваний.

!С одной. сторояы,~~что очень важно,—демократические учреждения в значительной степени уже сыграли свою роль в развитии буржуазного общества. Поскольку они нужны были для слияния отдельных «едких и вроншщовения современных больших государств (Германия. Италия), постольку они теперь уже излишни. Под влиянием экономического развития успело за это время произойти внутреннее органическое срастание, и, таким образом, повязка, полита-•ческой демократии может быть сцята без опасности для организма буржуазного общества.

То же самое нужно сказать и о превращении полу-или вполне феодальной политико-административной государственной машины в кагштаднетический механизм. Это превращение, исторически неразрывно связанное с демократией, также подвинулось настолько далеко, что чисто демократические учреждения гос\ -дарственного строя-—всеобщее избирательное право, ■республиканская форма правления—можно уничтожить, совершенно ке опасаясь того, что администрация, финансы, военное дело и т. д. должны будут вернуться к домартовскнм формам.

Если в этом отношении либерализм сделался совершенно лишним для буржуазного общества, то, с другой стороны, он во многих отношениях обратился для него прямо в помеху. Следует при этом иметь в виду два фактора, господствующие над всей политической, жизшлр современник, государств: тфгщ»

политики и рабочее движение, Оба они представляют только различные стороны современной фааы капиталистического развития. .

Развитие мирового хозяйство, обострение и общий характер конкуренции на мировом рынке сделали милитаризм и маринизм, как орудия мировой политики, главными моментами как внешней, так н внутренней жизни всех больших государств. Но если мировая политика и милитаризм, как связанные с экономическими потребностями и стремлениями ка-плталлзма, имеют в настоящее время восходящую' тенденцию, то буржуазная демократия. должна совершать движение по линии нисходящей. Самый яркий пример тому дает северо-американский союз со времени испанской войны. Во Франции республика обязана своим существованием главным образом международному политическому положению, делающему пока невозможным войпу. Но если бы дело дошло до войны и если бы Франция, как это следует думать по всем признакам, оказалаоь бы неподготовленной (для мировой политики, тогда ответом на первое поражение ее на театре войны было бы провозглашение монархии в Париже. В Германии новейшая эра громадных затрат на вооружение (1893) и доложенное в Киао-Чау начало мировой политики стоили буржуазной демократии двух жертв: распадения свободомыслящей партии и падения центра.

II если внешняя политика толкает буржуазию в объятия реакции, то не менее важно влияние политики на стремления рабочего класса. Бернштейн сак подтверждает это, делая социал-демократические „страшные сказки", т.-е. социалистические стремления рабочего класса, ответственными за измену своему знамени либеральной буржуазии. Поэтому он оове-

a s s а а е

Ц 1 В s «, 1

i

32

3. Завоевание политической власти-Судьбы демократии связаны, как мы видели, с судьбами рабочего движения. Но разве развитие демократии, даже и в лучшем случае, делает излишней или невозможной пролетарскую революцию, в смысле захвата государственной власти, завоевания политической власти?

Бернштейн решает этот вопрос путем тщательного взвешивания хороших и дурных сторон законодательных реформ и революции; он производит эту операцию с приятностью, напоминающей развешивание корицы и перца в потребительной лавочке. В законном ходе развитая он видит действие разума, в революционном—действие чувства; на реформаторскую работу он смотрит, как на медленный, на революционную же, как на быстрый метод . исторического прогресса; в законодательстве он видит планомерную работу, в перевороте—грубую силу.

Старая история! Мелкобуржуазный реформатор всегда видит во всем „хорошую" и „дурную" сторону, отовсюду он берет понемножку. Но ведь столь же старая история, что действительный ход вещей нимало не считается с этими мелкобуржуазными комбинациями, и что тщательно-собранная кучка „хороших сторон" от всего, что есть па свете, разлетается в прах от одного щелчка. В действительности мы видим, что в истории законодательная реформа и революция обусловливаются более глубокими основаниями, нежели достоинства или недостатки того или другого метода.

В течение всей истории законодательные реформы всегда служили для постепенного усиления разви-

вающегося класса до тех лор, пока последний не йочувствовал себя достаточно созревший для захвата долдтяческой власти и уничтожения: всей существующей правовой системы с тем, чтобы построить новую. С Бернштейном, который громит теорию захвата политической власти, как бланкистскую тоорпю иаси-лля, случилась неприятность: то, что б течение столетий было целью н движущей силой человеческой истории, он припя-.т за простую бланкистскую огпибгу-И тех пор, как существует классово? общество я классовая борьба составляет главное содержание его история, завоевание политической власти всегда было целью всех поднимающихся классов и являлось исходным я конечным пунктом всякого исторического периода. Это мы наблюдаем и в продолжительной борьбе крестьянства с денежным капиталом в древнем Риме, н в борьбе патрициев с еляскопамя, и в борьбе ремесленников с патрициями в средневековых городах, и в борьбе буржуазии с феодализмом i'.B новое время.

Итак, реформа и революция пе представляют ра> ' Личных методов исторического прогресса, которые Можно по желанию выбрать в любой исторический момент наподобие горячих нлн холодных сосисок ■' в буфете; это—различные моменты в развитии классового общества, которые в такой же мере обусловливают и дополняют пли же исключают друг друг;), рек, например, южный и северный полюс или как буржуазия н пролетариат.

То или иное .установленное законом государств ей-'нос устройство есть лишь продукт революция. В то [■время как революция является политически созида-; тельным актом классовой истории, законодательство есть поддержание тто.ттггггчт^го существования об-

г

(

щества. Законодательная реформаторская деятельность не обладает собственной независимой от революции движущей силой; и в каждую историческую жоху она продолжает свое движение в тон направлении и до тех пор, в каком и пока действует тодчок, полупенный ею в последнем перевороте, или, выражаясь конкретнее, в рамках созданной переворотом общественной формы. В этом именно сущность

вопроса.

Совершенно ошибочно и неисторнчно представлять себе законодательные реформы, как длительную революцию, а революцию, как сгущенную реформу. Социальный переворот и законодательная реформа

: ,вляю1 моменты, различные не по ддитего era, а но суш,еству, I);            :а исторических пере-

воротов, совершаемых нолитичеехади властью, и заключается именно б превращении простых количественных изменений в новое качество, выражаясь конкретнее, в переходе одного исторического периода, т,-е.' одного общественного порядка — в

другой.

Итак, кто высказывается за законный путь реформ: вместо и в противоположность завоеванию политической власти и общественному перевороту, то? выбирает на самом деле           .; 2 спокойный, но, бо уверенный и медленный путь к той же цела, а совершенно другую :. менно—вместо осущеезадае-ндя нового общественного порядка, только количественные изменения в старом. Таким образом, политические взгляды Бернщтейна приводят к тому же выводу, что и его экономическая теория: по существу, оа преследует не осущеотвлезае щцнсыноти-ческою строя, а только преобразование капитала-стчческого, он добизается уничтожения не системк

ГНИ, О^ЫР' СЛОВОМ, ОД

только ларостов капитализма, но ер сгпого г.элята-

:r~ irfTibiiTtU г' .ллуата-Схрслптся к уяичтожениг)

Ео, бшь-может, вышеупомянутые шшшйш. относительно функций законодательной реформы и революции спрезе:           только в стеошепкя той классовой борьбы, которая велась до еастоящего времена? Быть-мо;кет, с настоящего момента, благодаря усовершенствованию буржуазной правовой системы, за-конодатедшая реформа призвана с             \            ств'о лз одной исторйческо у:: в другую, и гг:: [аахвата политической властд пролетариатом превратилась ,,в бессодержательную фразу"? Но мы наблюдаем совершенно обратное явление.

Чем отличается совре...... бурягуазпоо общество

ст классовых обществ ' них и средних веков? Тем ; именно, что классовое господство опирается в настоящее время пе па „прочно приобретенные права",

а на фа            : :е онод..... отношения, и что

■система найма пре                   собою не правовое, а

чисто-экононпческое отношение. Во всей нашей пра-

, вовой системе не найдется ни одной выраженной в

ракоие формулы сов                         сового господства.

Можно, пожалуй, найтн следы ее, в роде, например,

устава о прислуге, ко это не больше, как пережиток

юеодальиых отношений.

Не как           )йсно пос                  в гожпть „закон-

ам путем" паемпое рабство, если оно совершенно ле выражено в законах? Бернштейн, собирающийся ■прятаться за закоподательно-реформаторскую работу, надеясь таким путем покончить с капитализмом, лоп?.д:':г п пол жени :ого ; щв i у Успенского, который рае?:;азиваег свое приключение: ,,Жпво хьа-

-

^

Негодяй и шиво-

;

таю я его за шпворог. II чао л-рота не имеет!1* -)• В этом-то и вся беда.

„Всякое сушестшвавшее до сих пор общество покоилось ил противоположности угнетающего п угнетаемого класса" („Коммунистический Манифест", к :р. 17 *'•'"). Но в предшествующие фазисы современного общества ото противоречие выражалось в опре-лелешгал. правовых отношениях, и в силу этого оно могло, до известной степени, в прежних границах доть место и развивающимся новым отношениям. „В крепостную опоху ю крепостного создался чтеп i нродской общины'-. („Коммунистический Манифест", dp. П). Каким образом? Постепенным уничтожением г, округах города всех тех мелких прав в виде барщины, различных повинностей, уплачиваемых дастед-пиками крепостного его господину, подушпоН подати, принудительности брака, права участия в наследстве и т. д., совокупность которых и составляет крепо-i-iuoe право.

) Повдпичону. Роза Люксембург вспоминает адссь «педующве vccto из „Будки": «Ньг, вы бы его, ваше, благородие, р. частньгк /ом... Вы бы его, вашбродие, сцапали бы.

  Нельзя, голубчик, нельзя'..—кротко продолжал старик, глядя в ■ч гао.—Невозможно отого... Не за что сцапать-то! II пшворота-то у меня настоящего нету... Не уймешь.

  Вы ему, вашескобродне, ке верьте'.—прибавил голсс т толпы.— Or него и на нас мараль идет...

Но нельзя было пе верить старику: у пего действительно не было порядочного шиворота... Мылрецов, высвобождавший руку иа пра-'сто рукава, чтобы соколом налететь на пьякицу, при последних с швах старика совсем остолбенел и потерял сознание. Таким обра-jom, благодаря отсутствию шиворота, старик остался нетронутым...»

Сощга. Г. И. Успенского. Изд. 3-е, Павлеакова. C.-HetG. 1889 t

I. Til. >! ) Pyc:i:. пгрено?. Пгд. Алег.егевой. стр. 95.

— S7 —

, Равным образом, и „мелкий бюргер сделался настоящим буржуа под игом феодального абсолютизма" (стр. 17). Каким образом? Отчасти путем частичного формального уничтожения или фактического ослабления цеховых оков и путем постепенного преобразования администрации, финансового и военного дела в объеме, отвечающем самой крайней необходимости. Итак, если рассматривать вопрос абстрактно, а не исторически, то при прежних классовых отношениях можно по крайней мере предположить, что переход от феодального общества к буржуазному совершился с помощью чисто - законодательных реформ. Но на самом деле мы видим, что и там законодательные реформы служили не для того, чтобы сделать излишним захват буржуазией политической власти, а, наоборот, для того, чтобы подготовить и осуществить его. Настоящий политико-социальный переворот был в такой же мере необходим как для уничтожения крепостничества, так и для уничтожения феодализма. Но еще пначо обстоит дело теперь. Не закон заставляет пролетария подчинить себя игу капитала, а нужда и отсутствие средств производства. Но никакой" закон в мире не может предоставить ему эти средства в рамках буржуазного общества, так как оп лишился их пе в силу закона, а силой экономического развития.

Далее, и эксплуатация в отношениях найма основана пе на законах, так как высота заработной платы определяется не законодательным путем, а экономическими факторами. Да и самый факт эксплуатации обусловливается не законодательными постановлениями, а тем ппего-экономическим фактом, что рабочая сила, выступая как товар, обладает, между Прочим, приятным свойством; создавать ценность и

даяде т>, buti/i , ч >м ода i i                       ет. Одним с'яо-

вом, все основные отношения капнталистачеокс классового господства уже потому по могут быть изменены путем законодательных реформ на почве буржуазного строя, что они созданы не буржуазными законами и не от них получили свою форму. Берн-штейпу, иовидимому, все это неизвестно, если он. надеется ни социалистическую „реформу; по, не сознавая, он, однако, говорит об этом сам па стр. 10 своей книжен, где он пишет: „экономический мотив выступает теперь свободно там, где он прежде был скрыт отношениями господства и всякого рода идеологиями". Но еще одно соображение. Другой особенностью

капиталистического строя является то, что в нем все i ы : ~ удущего общества, раз] : принимаю1] вначале такую форму, которая не приближает, о удаляет их от социализма. В производстве начинает все более проявляться общественный характер. По в какой форме выражается это? В форме акционерных компаний, перехода в собственность государства, ;;ар-телей, в которых капиталистические противоречия, эксплуатация и угнетение рабочей силы достигаю! высшей степени. В поенном деле это развитие ведет к распространению всеобщей воинской: повинности и сокращению срока службы, т.-е. материально приближает в народной милиции. Но гее это в форме соименного милитаризма, в которой самым ярким образом обнаруживается господство военного государства над народом и классовый характер государства.

В области политических отношений развитие демократии, доскотъкт оно находится в благоприятных условиях, ведет к участию Есех слоев населения: в

политической

известной

степени к образованию „народного государства". Но

это выражается в форме буржуазного парламентаризма, где классовые противоречия и классовое господство не только' по уничтожаются, а скорее развиваются и яснее обнаруживаются. Так как капиталистическое развитие движется, таким образом, в противоречиях, то для отделения серка социалистического общества от противоречащей ему капиталистической оболочки приходится прибегнуть в силу этого' к захвату политической власти пролетариатом и к полней гл.емт уничтожению капиталистической системы.

Но Бершитейп, конечно, и здесь походит другой ■выход. Если развитие демократии ведет к обострению, но к ослабледиго капиталистических противоречий, тогда, говорит он, социал-демократии, если она не хочет усложнит!) себе работу, следовало бы стараться [по возможности помешать социальным реформам расширению демократических учреждений. Это несомненно было бы так. если бы социал-демократия, 'подобно мелким буржуа, находила вкус в таком бесполезном занятии, как подбор хороших и выбрасывание скверных сторон истории. Но, чтобы бы последовательной, ей пришлось бы тогда „стремиться* и к уничтожению самого капитализма, так как он бесспорно является главным злом, ставящим ей всяческие препятствия па ее путч к социализму. На самом же деле капитализм вместе и одновременно с препятствия ни представляет единственную возможность осуществить социалистическую программу. Все это относится в полной мере и к демократия. ' Еслп демократия, кап мы показали выше, . :: лась для буржуазия отч'аетл излишней, отчасти сте-

90

снительной, то зато рабочему классу она необходима и обязательна. Она необходима, во-первых, потому, что создает политические формы (самоуправление, избирательное право И т. п.), которые послужат пролетариату исходными и опорными пунктами при преобразовании буржуазного общества. Она обязательна потому, что только в ней, в борьбе за демократию, в пользования ее правами, пролетариат может дойти до сознания своих классовых интересов и исторических задач.

Одним словом, демократия необходима не потому, что она делает излишним захват политической власти пролетариатом, а, паоборот, потому, что она делает этот захват и необходимым, и единственно возможным. Когда, Энгельс, в своем предисловии к „Классовой борьбе во Франции-, делая еще раз обзор тактика современного рабочего движения, противопоставляет! баррикадам борьбу на законной почве, то, как эти явствует пз каждой строчки предисловия, он рассмат-| рпвает не вопрос окончательного захвата политиче-} ской власти, а вопрос повседневной борьбы пастода щего момента; его интересуют пе действия продета-) рпата по отношению к капиталистическому государ-1 ству в момент захвата политической власти, а его\ действия в рамтх капиталистического государства. Одним словом, Энгельс давал указания порабощенному, а не победоносному, пролетариату.

Наоборот, известное выражение Маркса, по поводу земельного вопроса в Англии, па которое тоже ссылается Бернштейн, что, „но всей вероятности, всего дешевле было бы выкупить лендлордов", относится к действиям пролетариата не до, а после его победы. Ведь о выкупе господствующих классов может, ко-. нечпо, кттп речь только тогда, когда рабочий класс

91

шш

ста т

Сове№еаао

>иат не би весь

I

стза от капитализма '■: ■ ' i у, то osa должна, конечно, формулировать также к Все промежуго'чй&е фазы этого развития, представив ns в общих чертах: следовательно, ока должна Сыть способной указать в каждый дайшй момент ооотс'Т^твующее поведение в целях приближения к социализму. Отсюда следует, что для пролетариата вообще не может Сыть такого момента, когда он был Сн йьшуайей оставить свою программу, пли, наоборот, когда Си эта прегражу::. оставила его беспомощным.

Практически ото выражается в том факте, что не может быть такого момента, когда пролетгрпат, поставленный, в силу хода вещеГг, у кормила правления, был бы не в состоянии или не был бы обязан принять какие-либо меры для осуществления сворь программы или переходные дары, ведущие к социализму. За утверждением, будто сопдалистнчес программа может в какой-нибудь момент политического господства пролетариата оказаться совершенно бессильной и неспособной дать какие-либо указа:: насчет своего осуществления, скрывается другое утверждение, именно, что социалистическая программа вообще и никогда не осуществима. А что, если переходные меры окажутся преждг-ремепнымп? Этот вопрос скрывает в себе целый длубок ошибок, в отношении действительного хода социальных переворотов.

Захват политической власти пролет          im, т.-е.

Широкой народно!": массой, прежде всего не может быть осуществлен искусственным путем. Сам по себе факт захвата политической власти предполагает постоянно определенную степень развития политико-экономических отношений, [если не принимать во лучаев когда как это было в Париж-

_ энской Коммуне, господство пролетариата является Ее результатом его сознательной борьбы за определенную цель, а достается ему в виде исключения, как всеми покинутое бесхозяйное добро. В этом заключается главное отличие бланкистского государственного переворота, совершаемого ..решительным ыень-[яством", являющегося каждый раз неожиданным вследствие этого, всегда несвоевременным, от захвата политической власти со стороны большой и проникнутой классовым сознанием народной массы. Такой захват может быть только продуктом начинающегося крушения буржуазного общества и л силу этого в самом себе несет доказательство, экономи-цеекп-политагческоа доказательство своевременности своего иоявдеадя,

Если, таким образом, аахваг политической власти рабочим классом, с точки зрения условии общественного развития, ни с каком случае не может произойти „слишком рано", то, с другой стороны, с точки зрения политического эффекта—удержании власти, он должен необходимо совершиться „слишком рано". Преждевременная революция, не дающая спать Берн-щтедну, висит над нами, как Дамоклов меч, и этому но помогут ни просьбы, ли мольбы, ни страх, ни предостережения. Тлг, должно Оыть по двум очень простым причинам.

Во-первых, такой насильственный переворот, каким является переход общества от капитал нети веского строя к социалистическому, совершенно не может произойти сразу, от одного победоносного удара пролетариата. Предполагать нечто подобное, это значит одять-тадг обнаружить чпсто-оланкнстскос пощша-вие. Социалистический переворот предполагает про-дол.жительную и упорную борьбу, при чем пролета-

внимание тех

отношений, [если не р случаев, когда, как это было в Париж-

риат, по всей вероятности, не раз будет отброгпеп назад, так чти, с точки зрения конечного результата всей борьбы, он в первый раз по необходимости должен стать „слишком рано" у кормила правления.

С другой стороны, нельзя избежать также „преждевременного" захвата государственной власти по той причине, что эта „преждевременные" нападения пролетариата уже сами являются одним из факторов и притом очень важным, создающим политические условия окончательной победы, н что именно они вместе с другими факторами создают и определяют момент решительной победы. С этой гочкн зрения, самое понятие о преждевременном захвате политической власти трудовым народом представляется политической нелепостью, вытекающей на механического понимания развития общества и предполагающей определенный момент для победы классовой борьбы, момент внешний и независимый от этой классовой

борьбы.

Но в силу того, что пролетариат, таким образом, не может даже иначе, чем „слишком рано", захватить политическую власть, или, другими словами, так как он должен непременно захватить ее когда-нибудь ..слишком рано" дай того, чтобы в конце концов прочно завоевать ее, то оппозиция против преждевременного захвата власти является ничем иным, как оппозицией вообще прошив стремлений пролетариата зв&ла'деть политической властью.

Как все дороги ведут в Рим, так и с этой стороны теория Бернпггейна вполне последовательно приводит нас к тому же выводу, что его совет оставить конечную цель равносилен также совету отказаться от всего движения; что его совет социал-демократии

„лечь спать" в случае захвата политической власти вполне тожествен совету лечь вообще, спать, т.-е. отказаться от классовой борьбы,

4. Крушение.

Свой пересмотр социал-демократической программы Бернштейп начал с отрицания теории крушения капиталистического строя. Но так как крушение буржуазного общества является краеугольным камнем научного социализма, то удаление этого краеугольного камня должно логически привести к крушению всего социалистического мировоззрения Бернштейна. Во время дебатов, он, желая отстоять свое пррвое утверждение, последовательно сдает одну позицию социализма за другой. Без крушения капитализма невозможна и экспроприация класса капиталистов, и Бернштейп отказывается от экспроприации, делая целью рабочего движения постепенное проведение „принципа товарищества".

Но принцип товарищества не может быть проведен дрд капиталистическом способе производства, и Бернштейп отказывается от обобществления производства н переходит к реформе в области торговли, к потребительным союзам.

Но преобразование общество, с помощью потребительных и профессиональных союзов не мирятся с фактическим материальным развитием капиталистического общества, и Бернштейн отказывается от материалистического понимания истории.

Но дальше его теория о ходе экономического рас-витпя не совместима с Марксовым законом приба-

вспзой ценности, п Бернштейн отказывается от закона ценности и прибавочной ценности, а вместе с этим — от всей экономической теории Карда

Маркса.

Но при отсутствии определенной конечной цели и : -комической основы в современном обществе невозможна пролетарская классовая борьба, —• Бернштейн отказывается от. классовой борьбы и проповедует примирение с буржуазным либерализмом.

Н > в классовом обществе классовая борьба есть вполне естественное к неизбежное явление,—Берн-штейн последовательно отрицает даже существование •сои в современном обществе: рабочий класс для него только масса индивидуумов, не связанных между собой не только политически или духовно, но и в экономическом отношении. Равным образом, и бур-азЕЯ, по мнению БервШтеана, политически связана не внутренними экономическими интересами, а внешним давлением сверху или сШ1зу.

Но если классовая борьба не имеет под собой экономической основы, если в сущности нет также никаких классов, то представляется невозможной не только будушая борьба пролетариата о буржуазией, чо и борьба, совершавшаяся до сих нор; тогда необъяснимы и существование социал-демократии, и. ее успехи. Или п ее мояшо объяснить только как результат политического давления со стороны прави тельства? По мнению Бернштсйна, она может быть понята не как закономерный результат исторического развития, а как случайный продукт Гогепцоллернского курса, не как законное дцш капиталистического обществ», а как незаконный ребенок реакции. Так Берв-штейн с неумолимой логикой переходит от матетша-

тггетического понимания истории к понимание ее s духе „Frankfurter" и „Yossisclier Zeitung" *).

Отбросив всю социалистическую критику капиталистического общества, Бернштейну остается еще только найти удовлетворительным, по крайней мере хоть в общем, современное положение. Но и это н<~ пугает его. Он находит, что в настоящее вр^мя реакция в Германии не так сильна; „в западно-европейских государствах почти незаметна политическая реакция'*, почти во всех государствах запада буржуазные классы держатся но отношению к социалистическому движению, самое большее, только оборонительной полигики, но не политики насилия- („Yorwarts", 26-го марта 1899 г.). Рабочие становятся не беднее, а, наоборот, нее самостоятельнее, буржуазия политически все прогрессирует к даже морально здорова, а реакция ц угнетение не ааметны—все идет к лучшему в этом лучшем из миров..

■■ Так Бернштейн вполне логически и иосдедовагельн» идет от А до Z. Он начал с того, что отказался от конечной цели ради движения. Но так как в действительности без социалистической целя не может быть социал-демократического движения, то он. по необходимости, кончает тем, что отказывается и от самого движения.

Таким образом рухнула вся ' социалистическая теория Бернштейпа. Все величавое, симметрическое и удивительное здание Марксовой системы преврати-юсь у него в большую кучу мусора, в которой нашлк себе общую могилу обломки всех систем, обрывка мыслей всех великих и малых умов. Маркс и Прудон,

*) ,. Франкфуртская" и ,Фосеойа^ газеты -органы германского буржуазного либерализма.

W 98 ~

Лев фон-Бух н Франц Оппенгеймер, Фридрих-Альберт Ланге и Кант, Прокопович и д-р фан-Нейпауер, Геркнер и Шульце-Геверниц, Лассаль и проф. Юлий Вольф—все внесли свою лепту в систему Бернштейна, у всех он чему-нибудь поучился. II ничего удивительного! Оставив классовую точку зрения, он потерял политический компас; отказавшись от научного социализма, он лишился духовной оси кристаллизации, вокруг которой отдельные факты группируются в органическое целое последовательного миросозерцания.

Эта теория, состряпанная без разбору из крох всевозможных систем, кажется на первый взгляд совершенно беспристрастной. Бернштейд и слышать не хочет о каком-нибудь „партийном учении" или, вернее, о классовой науке, о классовом либерализме, классовой морали. Он надеется представить общечеловеческую, абстрактную науку, абстрактный либерализм, абстрактную мораль. Но так как в действительности общество состоит из классов, имеющих диаметрально противоположные интересы, стремления и взгляды, то общечеловеческая паука в области социальных вопросов, абстрактный либерализм ■ и абстрактная мораль пока — только фантазия, самообман. То, что Бернштейн считает общечеловеческой наукой, демократией, моралью, есть только господствующая, т.-е. буржуазная наука, буржуазная демократия, буржуазная мораль

В самом деле! Отрекаясь от экономической системы Маркса с тем, чтобы клясться учением Брентано, Бем-Джевонеа, Сэя, Ю. Вольфа, не заменяет ли он научное основание освобождения рабочего класса апологией буржуазии? Говоря об общечеловеческом характере яйбералйвма и превращая социализм в его

разновидность, не лишает ли он социализма его классового характера, т.-е. его исторического содержания, а следовательно, и вообще всякого содержания; и, наоборот, пс превращает ли он тем самым историческую носительницу либерализма—буржуазию—в пред-етавдтедышцу общечеловеческих интересов?

А когда он открывает поход против „возведения материальных факторов на степень всемогущих сил развития", против „презрительного отношения к идеалу'' в социал- демократа и, когда он выступает в защиту идеализма и морали и, в то же самое время восстает против единственного источника морального возрождения пролетариата — революционной классовой борьбы, разве это не значит в сущности пропо-ведывать рабочему классу квинт-эссенцию буржуазной морали: примирение с существующим строем л перенесение надежд—в потусторонний мир моральных представлений?

Наконец, направляя самые острые свои стрелы против диалектики, не борется ли он с специфическим способом мышления развивающегося, сознающего свое классовое положение пролетариата? Не борется ли од против оружия, которое помогло пролетариату разогнать мрак его исторического будущего, против духовного оружия, которым он, экономически еще угнетаемый, побеждает буржуазию, доказывая ей ее недолговечность и неизбежность своей победы; не борется ли он против того оружия, которым духовно уже совершепа революция?

Распростившись с диалектикой и усвоив себе эквхь либрпстику мысли по принципу: „с одной стороны— с другой стороны", „правда—но", „хотя—но тем не менее", „более или менее", Берпштейд вполне последовательно воспринимает исторически законный отго-

1 у ,

I.

100

соб мышления погибающей буржуазии, способ, йв щийся точны?,! духовным отражением ее общественного бытия и ее политической деятельности, Каприви— Гогенлоэ — Берлепш — Посадовский — Февральский указ—Каторжный законопроект, политическое .,с одной стороны—с другой стороны", „если—но" современной буржуазии—все что вполне напоминает способ мышления Бернштейпа, а этот способ мышления является самым лучшим и верным симптомом буржуазного ■миросозерцания.

Но Бернштейп находит теперь также, что и слово Uirgerlich *) не классовое выражение, а относящееся ко всему обществу понятие. Это означает только, что он последовательно ставит точку над1, что, вместе с наукой, политикой, моралью и способом мышления, и и заменил также и исторический язык пролетариата языком буржуазии. Обозначая словом „бюргер" безразлично, как буржуа, так и пролетария, следовательно, просто человеку, он фактически отожествляет человека просто с буржуа, а человеческое общество с буржуазным.

Есдя кто-либо в начале полемики с Бернштейном рщо питал надежду убедить его аргументами иг научного арсенала социал-демократии и снова вернуть его к движению, тот должен навсегда оставить эту надежду, так как одни И те же слова перестали теперь обозначать для обеих сторон одни и те же понятия, а одни и те же понятия перестали выражать одни и те же социальные факты. Спор с Берпщтейном: превратился в противопоставление двух миросозер-

-) Слово JBtilget" означало прежде всякого гражданина городской общины. В настоящее время прилагательное от него чаще всего употребляется для обозначения понятия „буржуазный".

— 101 —

цании, двух вдассов, двух общественных форм. Берн? штейн д социал-демократия стоят в настоящее вреля на двух разлтгенщ; основаниях.

5. Оппортунизм в теории и практике.

Книга Бернштейна имеет крупное историческое значение для всего германского и международного рабочего движения: это была первая попытка дать теоретическое обоснование оппортунистическим течениям партии.

Оппортунистические течения имеют место в нашем движении, если принять во внимание их спорадические проявления, довольно давно. Но, в качеств? ясно выраженного цельного течения, оппортунизм появляется только в начале 90-х годов, со времени падения закона о социалистах и завоевания вновь легальных способов борьбы. Государственный социализм Фольмара, голосование бюджета баварскими товарищами, южно-германский аграрный социализм, предложение о компенсации, сделанное Гейне, я, наконец, взгляды Шиппеля на пошлины и милицию—таковы вехи в развития оппортунистической практики.

Что отличает их прежде всего с внешней стороны? Враждебность к „теории1'. II это вполне понятно, так как наша теория, т.-е, принципы научного социализма, ставит точные границы практической деятельности как в отношения преследуемой цели, так и в отно-шенип применяемых средств борьбы и, наконец, самого способа борьбы. Отсюда, у тех, кто гонится только за практическими результатами, наблюдается естественное стремление развязать сеие руки, sc.re.

102

отделить вашу практику от теории, сделать первую вполне независимой от последней.

Но эта же самая теория побивает их при каждой попытке практической работы: государственный социализм, аграрный социализм, политика компенсаций, вопрос о милиции, все это~в то же время и поражения оппортунизма. Ясно, что если это течение хотело удержаться в борьбе с нашими принципами, то оно должно было решиться подойти вплотную к самой теории, к самым принципам; вместо того, чтобы игнорировать ее, оно должно было постараться расшатать ее и создать свою собственную теорию.

Такого рода попыткой и была теория Бернштейна; поэтому на штутгартском партейтаге все оппортунистические элементы тотчас же собрались вокруг его знамени. Если, с одной стороны, оппортунистические течения в практике представляется явлением вполне естественным и объяснимым условиями нашей борьбы и ее ростом, то, с другой стороны, теория Бернштейна есть не менее понятная попытка дать этим течениям общее теоретическое выражение, отыскать для них собственные теоретические предпосылки и покончить счеты с паучпым социализмом. Поэтому теория Бернштейна с самого начала явилась для оппортунизма теоретическим испытанием, первым научным признанием его существования,

Но каковы результаты этого испытания, мы уже видели. Оппортунизм не в состоянии создать положительную теорию, способную как-нибудь устоять против критики. Все, на что он способен, это—начав с опровержения отдельных основ Марксова учепия, потом перейти к разрушению всей системы сверху до основания, так как это учение представляет собою прочяо сложенное здание. Зто доказывает, что

Л

— юз —

оппортунистическая практика по существу своему, в своей основе не совместима с системой Маркса.

Но это доказывает, далее, н то, что оппортунизм не совместим с социализмом вообще, что, по своей внутренней тенденции, он стремится толкнуть рабочее, движение иа буржуазный путь, т.-е. совершенно парализовать пролетарскую классовую борьбу. Понятно, исторически нельзя отожествлять пролетарскую классовую борьбу и систему Маркса. До Маркса, и совершенно независимо от него, существовало рабочее движение и различные социалистические системы, из которых каждая в своем роде являлась вполне соответствующей условиям своего времени, теоретическим выражением освободительных стремлений рабочего класса. Обоснование социализма моральными понятиями о справедливости, борьба против способа распределения вместо борьбы против способа производства, понимание классовых противоречий, как противоречия между бедным и богатым, стремление испытать принцип „товарищества" в пределах капк-талистнческ го хозяйства—все зто, с чем мы встречаемся в теории Верпп^ейна, j.i.e имело место в истории. II все эти теории в свое щмя, при всей их недостаточности, были действительными теориями пролетарской классовой борьбы; это были те гигантские детские сапога, в которых пролетариат научился шагать по исторической сцене.

Но после того, как развитие самой классовой борьбы и ее общественных условий привело к падению этих теорий и к формулированию принципов научного социализма, после этого не может быть, по крайней мере в Германии, другого социализма, кроме социализма Маркса, не может быть социалистической классовой борьбы внэ социад-демокрахни. Теперь уже

--- 104 —

|.оциал1им и марксизм, пролетарская освободительная борьба it социал-демократия—тожественные понятая. По&точу возвращение к прежним, существовавшим до Маркса, теориям социализма означает в настоящее время te возврат к гигантским детским сапогам пролетарии sm; нет, &fо значит опять влезть в карликовые истоптанные туфли буржуазии.

Теория Берннггейна была перебй, яо,"в то же время, й последней, попыткой дать оппортунизму теоретическое обоснование. Мы говорим последней потому, что е системе Бернщтейяа оппортунизм зашел так далеко, й с отрицательной стороны, в смысле отречения от научного социализма, ft о положительной стороны, в смысле беспорядочного соединения всевозможного теоретического сумбура,—что дальше итти некуда. 0 книге Вернштеййа оппортунизм завершил свое раз-вйгйе в теории, а в позиции Шиппеля в вопросе а милитаризме он сделал это ha практике и дошел цо своих конечных вйводой.

II теорна Марйеа ве годько в состоянии теореш-чески опровергнуть оппортунизм, по она, И ТОЛЬКО она, мун;ст >Mfrnt>H<nrt(, его, как историческое явление и процессе образования партии. Всемирно-историческое движение пролетариата вперед к победе, действительно, .,не такая простая вещь-. Вся особенности этого движения заключается в гом; {ич здесь в первый раа о истории народные Массы сами: и против

всех господствующих классов отстаивают свои стремления, но должны эти стремления перенести по ту сторону современного общества, за его пределы. Но эти стремления народная toacek опять-таки чожет выработать в себе только в постоянной борьбе о существующим строем, только в рамках этого же строя. Соединение широких народных масс с выходящей за

—. 105 „,

пределы всего существующего строя целью, соедини епр повседневной борьбы с великой мировой рефор-моП—такова великая проблема социал-демократического ДЕШкешш, которое на всем пути своего развития должно, поэтому, пробиваться вперед между двумя подводными камнями: между отрицанием массового характера и отрицанием конечной цели движения, между возвращением к положению секты и превращением в буржуазное реформаторское движенье, между анархизмом и оппортунизмом.

Правда, еще полстолетия тому назад т( ория Маркса выковала в своем теоретическом арсенале смертоносное оружие против обеих этих крайностей. Но так как нагое движение является именно массовым движением, п так как опасности, угрожающи) ему, со* гдают(я не воображением, а общественными условиями, то теория Маркса не могла о самого начата раа навсегда предупредить все анархистские и оппортунистические отклонения в сторону. Они должны быть побеждены самим движением, конечно, с но* мощью доставленною Марксом оружия, уже после того, как они осуществились иа практике. Меньшую опасность — анархистскую корь -социал-демократия уже поборола, справившись с ^движением т-завп-еймшх", с большей опасностью—оппортунистической водянкой—она борется в настоящее Щемя.

При громадном росте вширь, характеризующем движение последних лет, при сложности условий, в которых, и задач, йа которые приходится, бороться, должен был наступить момент, когда в движении начали проявляться, скептицизм относительно достижения великой конечной цели и колебание по отношению к идейному элементу движения. Так, а не иначе, должно совершаться великое пролетарское дви-

—106 •

жение, и все эти моменты колебаний и уныния пе являются неожиданностью для учения Маркса; наоборот, Маркс давно предвидел и предсказал их. „Буржуазные революции,—писал Маркс полстолетия тону назад *),—как, например, революции XVIII стопе-тпя, быстрее стремятся от успеха к успеху; их драматические эффекты превосходят один другой, люди и вещи кажутся озаренными бенгальским огпем, экстазом охвачеа каждый день; по они не долговечны^ скоро они достигают своего апогея, и продолжительная апатия похмелья охватывает общество, прежде чем оно приучится трезво использовать результаты периода бури и натиска. Напротив, пролетарские революции, каковы революции XIX столетия, постоянно сами себя критикуют, то и дело прерывают свой ход, возвращаются к тому, что, повидимому, уже сделано, с тем, чтобы начать сызпова жестоко высмеивать но-яовпнчатость, слабость и ничтожность своих первых попыток; они низвергают своего противника как будто бы только для того, чтобы он, прикоснувшись к земле, набрался повых сил и снова выступил против них еще более могучим; постоянно снова пугаются колоссальности своих собственных целей, пока пе создается такое положение, которое делает невозможным всякое отступление, пока обстоятельства сами не заявят

„Hie Rkxlus, hie salta!" (Здесь Родос, здесь прыгай!). Это осталось законом и после того, как создалась теория научного социализма. Благодаря ей пролетарское движение не сделалось еще сразу социал-демократическим пи в Германии, ни в другом Meci^, оно становится социал-демократическим с каждым днем; *) ,18 Брюмера Луи Бонапарта". Русск. перев, под, ред. Базарова 'а Степанову, Изд. Скаруай, стр. Ш-*^8. Рад.

107

оно становится таковым в течение борьбы п благодаря беспрестанной борьбе с резкими скачками в сторону анархизма и оппортунизма, которые представляют собою только моменты движения социал-демократии, рассматриваемой как процесс.

В виду всего этого неожиданным является не появление оппортунистического течения, а скорее его бессилие. До тех пор, пока оппортунизм прорывался только в отдельных случаях партийной практики, можно было еще предполагать, что он имеет под собой какую-нибудь серьезную теоретическую основу. Но теперь, когда кто течение получило вполне ясное выражение в книге Бернштейна, у всякого поневоле вырывается удивленный вопрос: Как! и это все, что вы имеете сказать? Ни одного намрка на новую мысль! Ни одной такой мысли, которая уже десятки лет тому назад не была бы опровергнута, растоптана, высмеяна и уничтожена марксизмом!

Достаточно было оппортунизму заговорить, чтобы показать, что ему нечего сказать. В этом собственно к заключается партийно-историческое значение книги Бернштейна.

Расставаясь со способом мышления революционного пролетариата, с диалектикой л материалистическим пониманием истории, Бернштейн может отблагодарить их за то, что они нашли для его превращения смягчающие вину обстоятельства. Ведь только диалектика п материалистическое понимание истории, в своем великодушии, оправдывают его появление, как специального, но бессознательного, орудия, при помощи которого поднимающийся пролетариат проявляет свою временную нерешительность, чтобы потом, хорошенько рассмотрев его, с язвительным смехом отбросить да-д«ко от себя.

Мы сказали, что движение становится социад-Д':-мократическим во время и благодаря победе над скячММИ в сторону анархизма ц оппортунизма; вы-текающшш по необходимости из самого роста движения. Но преодолеть Ее значит спокойно предоставить Все на волю Божню. Преодолеть сще^ЦШное оппортунистическое течение значит отбросить его ощ

с со я.

В заключение своей книги Бернштейн обращается к партии с советом осмелиться показать себя в настоящем своем виде—демократически-социалистической партии реформ. Партия, т.-е. ее высший орган, партейтаг, по нашему мнению, должен ответить Берн-штейну тем те, предложив ему. в свою очередь, формально заявить себя тем, что он есть на самом деле, мелкобуржуазным демократическим прогрессистом.

Оглавление-

Стр. Предисловие....................... 3

Часть перзая.

1.  Бернштейновский метод.................     9

2.  Приспособление капитализма...............   15

3.  Введение социализма путем социальных реформ.....    28

i. Таможенная политика и милитаризм...........   38

5. Практические выводы и общий характер теории.....    15

Часть вторая,

1.  Экономическое развитие в социализм........... . 56

2.  Экономическая и политическая демократия........67

3.  Завоевание политической власти.............82

4.  Крушение.......>............. . . %

5.  Оппортунизм в теории я практике.......... . . 101

ИЗДАТЕЛЬСТВО и КНИЖНЫЙ СКЛАД

Петроградского Совета Рабочих и КраваоармвВзш Депутатов.

Сильный, 2-il этаж, комната 61. тгл—34; контора— иокната 54. Кввжныв магазин—Кросп. 25 Октября, 116.

ВЫШЛИ ИЗ ПЕЧАТИ:

1Д-ЯНД. „Крестьянский вопрос во Франции* .........

Аяексаез и Варлен. Две речи................

Дрку, А. ,Мертвецы коммуны*...............

Афиногенов Н. (Степной) „Записка ополченца"........

Бакс. „Парижская Коммуна"...............

БербЮО, А. „В огяе". Дневник одного взвода. С предаст. Н. Горького

Еабов-йерхоянцвЗ. „Венок". Скаяки.............

Бебель А. „Пз яоой жизни*. Мемуары, т. L .........

Богданов, А. „Красная звезда."'......• .......

Браке. „Долой социал-демократов"'.............

Бухарин. „Долой международны* разбойников"........

., „Програзша коммунистов"......,......

Быстргнскйй. „Империализм"...............

Вакдервеяьде. „Социализм н искусство"1...........

Ваш. .Что такое коммуна?"...............

Ввйшкг. „Человечество, каково оно есть и каким должно быть" . . „Веш коммунаров". Сборн. памяти В. Володарского, с рисунками .

В-КВ, Я. „Уголок немецкой оккупации"...........

Возодариий, В. „Напутственная речь агитагорам".......

„ „Враги ш евреи рабочим и крестьянам".....

ВОЙИЯЧ, S. ,Овод". Роман. Пер. с английского 3. Вепгеровой . .

Гауптмаи. „Ткачи". Драма................

Горячев. „Таблица исчисления заработной платы от 150 до 1000 р.' Горлов. „Темные силы, войпа и погромы" ..........

Горький, М. „Мшр Мудра"................

Дакав. „ФленгС. Рассказ пз времен Коммуны 71 г.......

Деиргты о суда .....................

,Евреп, классовая война и погромы" ...........

Жорве. „Мир и пролетариат"..............,

Еанон о лесах Российской Фея, Сов. Республика.......

Знвдьез, Г. „Корни оборончества*.....• ,......

„Наше положение и задачи создания краевой армии" ,

„Австрия и война"..............

„0з истории пролетарского праздника 1 мая" . , , „Г. В. Плеханов". Вместо речи на могиле ....

„Хлеб, мир и партии" ...........,

.Рабочие партии и профессиональные союзы" . . „Речь о создаиви красной армии" (2-е издание) .

„Социализм и война*"............

„Н. Левин. Очерк жизни и деятельности" ....

Яншмев, Г. „Письмо к крестьянам".........• .

„Слово к красноармейцам", .........

„Чеякловага, белогвардейца а рабочий пвег* ,

Цена, Г. К.

 55

 70

 45 1 25

1 75

3 60

2 50

4 20 2 60

 40

 40

 80

 35

 90

 20

 85

2 __

 DO

 50

 20

3 50

1 50

2 60

 15

 60

 26 1 50

 15 -- 45

 20 1 10

 25 1 80

 30

 45

 70 , 2 25 , — 25 , — 80

 20

 85

_ 35

Пега Р. К

, Г, и Троцнй, Я. „О кятежв левых эс-эроз* .....    — 60

БиноЕЬез, Г. и Леш, И. „Против теч.". 1-е изд. разошл. Вышло 2-е изд.   10

, „ „Война я кризис социализма".......    — —

КойОЗ, ИЛЬЯ. .Алов поле". Сгяхотворевия (2-е изд.)......       1 50

Карликами, В. А. „Пар шш воина"............    — 15

НаутшЯ, Ц. „Наука, жизнь и этика*...........    — 30

„ „К. Марке и его историческое значение*.....       1 25

, „Экономическое учение К. Маркса". 2-е изд. . . ,      3 50

„Этика"..................       2 25

„На другой день после социал. революции" ....    — 75

КауШйН, И. „Классовые интересы"..............    — 40

„ „Карл Маркс". Биографический очерк....., .    — 43

!№ „От крестьянской общиш к социалистической каиуие* . .    — 35

„ „Сельская колтуна".......,.........    — 40

„ „Республика Совегов". 4-е мправл. и дополненное изд. . .    — 40

„ „Что такое социализм"................       1 10

Клюев, Н. „Медный кит"..................      2 40

Кназез, В, „Красное Евангелие"..............       1 20

„ .Красные звоны и пссна".........., .      2 50

Кошнтай. „Работница - мать"...............    Ш

Нокксль. „Коммуна 71 г."................    — 40

Конституцт Советской Республики.............    — iO

Ксролькевнч. „Финансовые и экономические законы и мероприятия

Германии против держав Согласия"*.........    — 35

Яазар, 0. „Антисемитизм и революция"...........    — 70

Лассаяь, Ф. „Принципы труда в современном обществе- ....    — 60

Лафарг, И, „Вера в Бога"................    — 75

„ «Происхождение религиозных верований"......    — 60

„ „Благотворительность и право на труд"......    — 60

„ „Миф о непорочном зачатии'...........    — 35

„ „Труд и капитал"...............---------

„ „Патриотизм буржуазии"............---------

в ,Право на леность"..............---------

Jfessii, Н. „Доклад а заключит, речь ва 3-ея всерос. съезде Сомтов"   — 25

„ „Главные задачи наших дней"..........    — (50

я „Уроки революции"...............    — 90

„ „Борьба за хлеб'1................    — 40

Мкиехт, В. Д848 год и коммуна". Печатается 2-е над. ....      1 30

„ „Воспоминания о К. Марксе"..........      1 80

„Два мира".................      1 60

ИйЛИяа, 8. „Солдаты тыла". Женский труд до н после войны . .      2 10

„ „Что дала революция народу" ..........    — 35

Литературный сборник, посвященный памяти Г. В. Плеханова ...---------

Ларин, Ю. „Крестьяне и рабочие в русской революции".....    —40

Ларин, Ю. „Состав пролешриата", 2-е изд..........    — 85

Логинов. И. „На страже". Стихотворения. Сатиры........    — 90

Лунин, Н. „Церковь и государство" ............    — 50

Луначарский, А. „Комедия"................      2 ВО

Луначарский, А. я Зшвьев, Г. „К. Маркс и социальи, революция" ,     — 63

Лурье, М. (Ю. Ларин). „Суд вад К. Лайсттои".......    ■- 4fi

Хлаа. Р Ь,

. Г. ,Со«У«ШВ*. Драма ,,,,,..,,,,,,      8 W

И, „Либералы у властя* ,,......,.....    — 66

„ „Наемный труд и кашпал*.....,.....    — 76

„ ..Заработная плата, цена и нрибыль*........    — 86

5?арН6, Н. И Энгельс, Ф, „КомиунисмчеекнЙ Манифест" , , , . .      1 40

МаршвскиЙ. «Что такое политическая экономия?".......    — ?6

Мещеряков, Б, „Деревенская беднота 8 путь к сйцжиазяу" ...    -—40

Мкрво, „Жан п Мадлена". Драма..............      t 50

Oiiiip. „Политическая история франц. рема.".........     !6 —

„Чгши К, Марш". Сборник статей, 1-е издание разошлось. Вышли 2-е.     1 50

Первый еоциаметеский мветокиЯ народны* одсидарь ка 1919 г. .    20 —

Радей. „Анархисты п советская масть"...........    -—12

Рисков. ,Как совершаются записи рождений, брака, развода, внебрачных детей н j становление отцовства у народных ватар."      - 76 Ромен Ршан, „Жав Кристоф'-. „Серда Франции". Т. VI!. ...      2 25

„Царя", т. I . . . . .'...........       4 —

„ „Ярмарка на площади", i. Y .........      5 20

„В стороне от схватке"...........      2 80

Рубшн, ti. А. .Пршноч. в стране рабства" (0 маркой стрме), С рве.     5 50

„ ,.Вгда па зсяяе, под зекзеи п над гемней*. С рнсуикамя     й —

Py5st«i!, И. А, яДвдщка Врош". Новогодняя скагка.....       I —

             „Как е когда разные народы научились говорить

ьаз;дый на своем языке1'.......      'J.

„ „I'acoii. у великих в грозных «вжн. природы". С рос.     4 —

, „Как, когда и почему воашня-. лмдн ка авюге". С рпс.     4 —

„ „Что такое кометы". С рясуакая.......      а 50

Рязанов, Д, „Две правды" (Марксизм в народштестиЛ ....    —SO

„ „Ооновское дело''..............    — 70

„ ,.19-е февраля1"...............    ---75

ЯК Маркс и русские годе 40-х годов"......       1 80

„ „Г. В. Плеханов и вдтша Освобождения Труда" . .    — 90

„ „Аниш-русссве стаотения в оценке К. Маркс?** . ,      2 60

С-дамою. ..Совреаенная безработида и борьба с дао* ....       1. 10

„ „Что дала Октябрьская револ. народу, рабсч. и крестьянам"   — 50

, „Продовольственный вонрос и Советская власть* . ,    — 00

Сборник инструкций, положепни и правш по оргаииз. сел.-хоз. коимуи  — 20

СредкибКИЙ, С. Н. .,0сновы газетного дела". Краткое руководство .      2 80

ОТ6ЙИ?В. Ю. „Черная сотпя во Франции"..........       1 20

., „Революция 1848 г. во Фраив,ив°........      1 20

„Прудон"..................           89

„ .ЛТ. Лафар1", 2-е изд..............    — 65

„ ..Новейтео течение во фраищ'З^К!'-! нипнем'ппгчг • ,       ]

„ „Шщтщкотл1', ч, I.............       4 80

„ „Интернационал", ч. U.............       2 26

Степанов „Жаи-Цоль Марат"...............■- 40

„ „Кто богатею а кто разоряется вт иойны"

„Труд, дисциплина а порядок"..........    — SO

,.Слово к рабочим а крестьянам".........    — 45

Советская вкаеть В ысасдуаародвый                        4