Заключение
Эта книга опоздала к читателю как минимум на 5 лет, потому, что главы о Жириновском и Ельцине были написаны в 1993-94 гг., а глава о Гитлере - в1995г. На российском политическом "Олимпе" теперь другие люди, но и они обладают своим характером, который отчасти определяет их поступки.
Хочется надеяться, что экономическая и политическая ситуация в нашей стране стабилизируется, и время акцентуированных личностей и психопатов пройдет. Уже сейчас Жириновский, став вице-спикером Думы, успокоился и остепенился, но это только до случая, когда он потеряет сознательный контроль. Думаю, долго ждать нам не придется, и скоро он снова "выкинет что-нибудь этакое", но это уже не будет похоже на его хамское поведение и драки в Думе. Его демонстративное поведение примет иную, более приемлемую форму.
Путин ( по Кречмеру) - вождь холодного расчета. У таких вождей и организаторов нет средних положений, а есть только крайности:
"Это не люди, которые всюду видят большую или меньшую степень хорошего или плохого, которые всюду находят реальные возможности и выходы. Они не видят возможности, но только грубую невозможность. Они не видят путей, а знают только один путь. Либо одно - либо другое.
Здесь рай, там ад. Горячая ненависть смешивается с трогательной благожелательностью. Яркие карикатуры шиллеровских юношеских драм, утопический идеализм Руссо, категорический императив: "Ты можешь, так как ты должен", - так вырисовывается у них одна линия, которая кажется прямой и простой, так отчеканивают они горячие и холодные крылатые слова, сильные лозунги, которые до мозга костей пронизывают полусгнившую, трусливую современность. Они - герои великих переворотов, которым не нужно реалистов, когда неозможное становится единственной возможностью…"[ 31, c. 195-196].В качестве примеров вождей и организаторов-шизотимиков Кречмер приводит Саванороллу, Кальвина и Робеспьера:
"Здесь ярче всех Робеспьер.
Кровопийца? Нет, - ученик Руссо и сын нежной матери, робкий, нежный мечтатель, бледная добродетельная фигура, выдающийся учитель жизни; не понимает ужасов. Он углублен в чтение "Contrat social", своей любимой книги, идеи которой он претворяет в действительность с педантической тщательностью. Он не чувствует, что творит, и продолжает посылать на гильотину с неподкупной справедливостью. Он ничего не чувствует кроме добродетели и идеала. Он не чувствует, что это причиняет страдание. При этом он пишет стихи, как Хольдерлин, и проливает слезы умиления, когда говорит. Простой, приличный, скромный, мягкий, нежный семьянин, который больше всего боится оваций и дам…
В истории имеется мало личностей, которые представляют собой такую классически чистую культуру шизотимических качеств в их странных контрастах, как это мы видим у Робеспьера: резкая эмоциональная холодность наряду с эксцентричностью, героическим пафосом, фанатической настойчивостью и внезапным отказом от решений, скрытая замкнутость при верности своим принципам. Что-то угрюмое, недоверчивое, напыщенное, педантичное, робкое. Добродетельный убийца, "варвар из гуманности, " фанатик холодной, но безумной рефлексии…"[31, с.195-197].Робеспьер – своеобразный идеалист: Мирабо, его пикнический антипод, сказал о нем, покачивая головой: "Этот человек верит во все, что говорит".
При подготовке книги к изданию многие люди задавали мне вопрос: " А не боитесь ли вы все это печатать?" Хочу ответить им, что времена гильотин и гулагов прошли навсегда, и "да минует нас чаша сия".