Вестник Международного Института А. Богданова №18
(№2, 2004)

 

А.Богданов

Общественно-научное значение новейших тенденций естествознания

Доклад, сделанный 24 мая 1923 г. в Социалистической Академии, остался, пожалуй, последним из значительных неопубликованных про-изведений А.А.Богданова. Неправленая стенограмма доклада, выступ-лений в прениях (главным образом, экономистов - В.А.Базарова, О.А.Ерманского и др.) и ответов докладчика хранится в Архиве Рос-сийской Академии наук (ф.350, оп.2, д.4, лл.13-78). Осмысление Богда-новым тенденций к национально-государственному регулированию производительных сил ("частичной планомерности") является свя-зующим звеном между выводами второй половины 1910-х и начала 1920-х гг. (от 2 тома "Тектологии" до тезисов "Мировая война и ре-волюция", 1921) и тезисами "Линии культуры XIX и ХХ века" (см. Вестник МИАБ, 2000, № 4) и развертывается организационный анализ технической интеллигенции как социологической категории, не пере-ходя, однако, при этом в технократическую концепцию, подобную тем, что предлагались в то время на Западе, в частности, в США - инженером Г.Ганттом и экономистом Т.Вебленом. Примечательно появление - первый и единственный раз в текстах Богданова - терми-на элита. Это понятие в социальном смысле не было знакомо россий-ской общественности XIX и начала ХХ века; оно отсутствует и в "Толковом словаре" Даля (в том числе в дополненном издании 1914 г.), и в "Энциклопедическом словаре Брокгауза и Эфрона" и других подоб-ных изданиях; его нет в предметных указателях русской журнальной литературы, составленных Н.А.и В.Н.Ульяновыми для 1896-1911 гг. и Н.Я.Виткинд для 1911-1918 гг. Русское национальное самосознание, поглощенное ментальностью "служения" (либо самодержавию - то-гда "бюрократия", либо народу - тогда "интеллигенция"), не выделя-ло "элиту" как отдельный феномен. Перелом наметился после рево-люционных потрясений; всего 5 дней (!) отделяет доклад А.А.Богданова от дневниковой записи В.И. Вернадского 19 мая 1923 г.: "…в вопросе о демократии мои мнения изменились. Обеспечение и сознание elit? - огромная цель" (Владимир Вернадский. М. - 1993 - С. 218).

Доклад публикуется с некоторыми пробелами из-за неразборчивых мест в стенограмме

Доклад

Тему настоящего доклада составляют характеристика и оценка с общественно-научной точки зрения тех тенден-ций, которые появились в естествознании за последние, примерно, 8 лет, начиная с 1914 года, то есть с начала ве-ликого мирового кризиса, который продолжается и до сих пор. Разумеется, я смогу только в самых общих чертах ха-рактеризовать эти новейшие тенденции естествознания. Но, во всяком случае, их нельзя рассматривать абстрактно, изолированно, сами по себе, их можно понять и ценить только в их неразрывной связи с научной техникой нашей эпохи. Технический опыт человечества кристаллизуется в технических науках. Науки естественные представляют высшие обобщения над техническими науками, идейную надстройку, которая дает этим техническим наукам и обосновку, и руководящие методы, и которая контролирует их результаты и выводы. Это, следовательно, организую-щая их надстройка, по той терминологии, которую я упот-ребляю. И нам, рассматривая тенденции естествознания, постоянно придется исходить именно из этой связи. Мы будем выяснять, как определенные технические потребно-сти порождали определенные технические искания, а через них давали направление и естественно-научному исследо-ванию и обобщающей его работе теоретической мысли. Вне этой основной связи невозможно ни отчетливо пред-ставить самые тенденции естествознания, ни тем более оценить их социально-научное значение. Мы, следователь-но, так и будем рассматривать естествознание как высшую идеологию техники, высшую идеологию материально-производительных сил, по обычной терминологии. И эта связь особенно ясно, особенно непреложно выступила, как раз, в ту эпоху, о которой идет речь. Надо заметить, что если бы исходить из обычного представления об идеоло-гии, как о простом отражении экономических и техниче-ских реальностей, то мы сразу оказались бы перед некото-рым кажущимся противоречием. Эти годы были годами, прежде всего, великого крушения, огромного разрушения производительных сил и средств. В то же время это была эпоха интенсивнейшего прогресса технических и естест-венно-научных знаний.

Глубина и серьезность творческих сдвигов за этот ко-роткий период превосходит все, что когда либо было вида-но в прошлом за подобные непродолжительные промежут-ки. Из этого следует, конечно, что не надо так механично рассматривать естествознание как отражение производи-тельных сил, идеологией которых оно несомненно являет-ся. Но перейдем к самым тенденциям, и их рассмотрение нам объяснит, почему создалось именно такое соотноше-ние. Первая - самая общая, основная - тенденция: научно-технического развития может быть за этот период охарак-теризована так: это сознательная борьба за максимальный коэффициент использования всех технических средств и возможностей. Тут нужно пояснить, конечно, что всякий технический процесс связан с повышением использования технических средств и возможностей и во все предыдущее время развитие производительных сил, движимое стиму-лами капитализма, конечно, приводило к такому повыше-нию коэффициента использования. Но при нормальном, так сказать, спокойном капитализме над идеей техническо-го усовершенствования господствует нечто иное, задача прибыльности. Поэтому в довоенной научной технике по-стоянно наблюдалось вполне нормальное при капитализме явление, что, например, машина неприменима коммерче-ски несмотря на то, что технически она является прогрес-сом, повышает производительность труда. Больше того, во все время развития капитализма широко наблюдалось и воспринималось как нечто совершенно естественное - многообразное расточение производительных сил, расто-чение в особенности источников энергии, в иных случаях вплоть до настоящего хищничества. Маркс в "Капитале" дал между прочим характеристику хищнического характе-ра экстенсивного земледелия в молодых странах с девст-венной почвой. Но это относится отнюдь не только к земледелию. В различных отраслях капиталистического производства, в его основных отраслях, индустриальных отраслях очень часто по объективной ценности отбросы производства превосходят то, что используется. Самый близкий и яркий пример - это топливное хозяйство. Все имеют понятие конечно о том, до какой степени не рацио-нально, до какой степени не целесообразно ведется топ-ливное хозяйство, например, в области домового отопле-ния.

В этом отношении надо сказать, что мы на Западе мо-жем встретить иллюстрацию много ярче чем у нас. Напри-мер, Лондон, мировой центр передовой капиталистической страны, в этой области представляет из себя уже нечто со-вершенно варварское. Сотни тысяч каминов, в каждой от-дельной комнате камин, трубы которого упираются прямо в небо, так что дым идет прямо по вертикальной линии. Я сильно сомневаюсь, что хотя бы 1% топлива употреблялся реально для нагревания комнат. Во всяком случае, не ме-нее 99% служит для отопления улиц и для производства лондонских туманов.

Но это область домового отопления, где консерватизм объясняется тем, что там и мотивы индустриальные не так сильны, а при прежней дешевизне топлива перестройка этих каминов на что-нибудь более целесообразное казалась непрактичной. Но и в области индустриального потребле-ния топлива нерациональность настолько значительна, что опять-таки, хотя бы в тоже Англии по свидетельству спе-циалистов, например, я беру указания из доклада Джорджа Бейлби перед институтом газовых механиков. Он говорит, что простое, внимательное рассмотрение существующего применения топлива, простая, элементарная рационализа-ция без всяких технических изменений, просто выбор топ-лива, более тщательные наблюдения за самым ходом сго-рания материала, - достаточны для того, чтобы уменьшить индустриальный расход угля в Англии на 7,5 миллионов тонн в год, т. е. на 450 милл<иардов> пудов. Он говорит, что это минимум, он берет 10%, а мистер Броунинг, на которого он ссылался, на основании своего собственного опыта утверждает, что можно сберечь гораздо больше без всяких технических изменений. Или еще - из той же области - другая иллюстрация. Хищническое истребление запасов нефти, которая отлагалась в течение многих миллионов лет, но всего один раз и положение которой таково, что, например, в Соединенных Штатах есть основание ожидать их полного исчерпания при нынешнем темпе в 12-15 л<ет> Благодаря этому возможны такие слу-чаи в развитии капиталистической техники, что прежние отбросы превращаются в основные продукты, а прежний основной продукт превращается в побочный. Примерами могут служить легкие бензинные углеводороды нефти. Ко-гда бензинированную нефть начали разрабатывать, то все эти легкие нефтекипящие порции, т. е. что, что представля-ет сейчас драгоценнейшее топливо в виде бензина, все это проводилось по трубам и сжигалось, как неудобный по лишности продукт, как отбросы. Другая иллюстрация, до-менные печи, в которых приготовляется чугун из руды и угля, причем образуется огромное количество газов, газов горячих и по точному исследованию оказывается, что в предыдущие годы, в прежнее время у нас, вероятно и сей-час, так, приблизительно больше 60 % топлива при этом тратилось совершенно непроизводительно, только для от-равления воздуха. Жерар, докладывая по этому вопросу, говорит, что теперь у нас дело обстоит не так и мы с пол-ным основанием можем дать следующее определение, в котором нет ничего фантастического. Доменная печь есть газомер, т. е. аппарат для производства газов, которая про-изводит в качестве побочного продукта чугун. Каждый год, по самому приблизительному и уменьшенному расчету, тратится в виде ржавчины не меньше 29 милл. тонн, т. е. не меньше 1 милл. 750 тыс. пудов железа, причем это составляет не меньше ? годовой его добычи.

Вот таких иллюстраций, техник, инженер - привел бы, несомненно, большее количество, их можно было бы при-водить без конца. И вот это казалось вполне нормальным, потому что при дешевизне топлива, при дешевизне таких продуктов, как железо - до войны было прибыльнее не за-ботиться о повышении коэффициента использования, а хищнически использовать то, что есть, прибыльнее, конеч-но, непосредственно, в данный момент, но капитал в этом смысле дальше и не заглядывал. Выход их нормальных ус-ловий капитализма в мировую войну и разруха привели к тому, что и научно-техническое сознание также вышло из-под власти, прежде неограниченной, идеи прибыльности. Задача научной техники выступила в масштабе не частно-производственном, а социальном, и в формах не большей или меньшей прибыли, а в формах грозной необходимости.

Во время войны резко выступила на первый план нераз-рывная, цепная связь всех отраслей производства и стало ясно, что недостаток какого-нибудь необходимого элемен-та в каком-нибудь одном из необходимых звеньев этой свя-зи, этой общей системы производства и транспорта - угро-жает военным крушением целого капиталистического го-сударства, а следовательно, и крушением всей совокупной, частнохозяйственной прибыльности в этой системе. Воен-но-государственный капитализм, принес ясное осознание того факта, что капиталистическое государство есть систе-ма коллективного, капиталистического страхования, т. е. коллективного обеспечения капиталистических классов от опасностей и противоречий, возникающих из этой основ-ной неорганизованности.

И тогда научно-техническая задача возвысилось до го-сударственного коллективно-страхового аспекта. И борьба за максимальный коэффициент использования выступила как самостоятельная тенденция, уже не подчиненная в этом момент фетишу прибыли. Надо, впрочем, сказать, что этот коллективно-страховой аспект задач научной техники не сводился только к вопросу о максимум использования. Масштаб задачи был все-таки не мировой, а только национально-государственный. И отсюда в научной техни-ке выступила вторая тенденция, так называемая "автаркия" - это стремление сделать хозяйство страны самодовлею-щим […], независимым от международных связей, ибо эта связь в эпоху войны была резко разорвана, и по отноше-нию к возможным будущим войнам стало ясным, что ее разрыв может оказаться еще глубже, еще безвыходнее.

Поэтому с точки зрения капиталистического государст-ва, то есть группы, интересы которой оно представляет, надо чтобы все было свое, чтобы все элементы производ-ства получались у себя, а если некоторые из них получают-ся из вне, то надо поставить их добывание опять таки у се-бя, хотя бы уже с меньшим, с низшим коэффициентом производительности. Наконец, если этого никак нельзя сделать. Потому что природа не дает таких возможностей, тогда надо найти замену, замещение. И вот огромная сум-ма усилий, идущих по этой линии. Ну, вы знаете, конечно, огромную работу, выполненную в Германии по вопросу о пищевых суррогатах. Другая яркая иллюстрация решение задачи использования азота воздуха, как базы для материа-лов взрывчатых и для удобрения. Эта задача была решена в Германии, в Норвегии разными методами. В Норвегии ме-тод окисления азота воздуха при помощи вольтовой дуги. В Германии процесс Габера (Haber) - производство аммиа-ка путем соединения азота воздуха с водородом. На этом процессе нам придется несколько больше остановиться. Еще иллюстрация - вопрос о создании самостоятельной химической промышленности во Франции, причем любо-пытно, что в борьбе за эту автаркию французский капитал национальный не стеснялся идти на определенное нацио-нальное унижение, как о том свидетельствует договор ме-жду Национальной Кампанией Французского Красочного производства и немецкой, при ем сущность этого договора заключалась в том, что немецкие инженеры и техники отправляются во Францию и руководят, контролируют и инструктируют тамошние химические предприятия, регулируют и совершенствуют их производство, взамен чего французские фабриканты обязываются, что из производимых красок только ограниченное количество будет поступать на рынок в самой Франции и ее колониях.

Английский докладчик по этому поводу говорит, что хотя с первого взгляда этот план может быть не очень лестный для Франции, но по существу это очень практичное соглашение. Приведу еще пример, являющий громадною роль в современной Франции - это вопрос о национальном жидком топливе. Ведь во Франции нет топлива, и вот приходится создавать это жидкое топливо. Этот вопрос стоит также и в других странах, но Германия и Франция в этом отношении находятся в самом тяжелом положении. И вот тут разные заместительные способы использования смеси и алкоголем, во Франции использование растительных масел, разработка преобразования твердых углеводородов в жидкие, применение в качестве жидкого топлива пульверизованного угля. Уголь распыленный до мельчайшей степени имеет взрывчатые свойства, в смешении с воздухом; и для такой цели создаются громадные организации. В этом смысле интересна и характерна организация Comit? scientifique du Carburant national, во главе которой стоит знаменитый Даниэль Бертло и в составе которой мы найдем самые известные и самые знаменитые имена французских химиков, биологов, агрономов, механиков, специалистов техников, представителей разных государственных учреждений. И, вот, если читать состав этого комитета, то мы найдем всю элиту, всех лучших представителей французской науки, и, вот, этот комитет подчинил себе, своему контролю целый ряд крупнейших лабораторий и заводов. Или, например, Франция не располагает запасами коксующих углей, - из-за этого, между прочим, в значительной степени произошла Рурская авантюра , но пока еще этой авантюры не было, - французские химики создали метод приготовления стали без кокса. Это метод Бассе - непосредственного действия на руду окисью углерода. Чрезвычайно по-видимому интересная и целесообразная замена, относительно которой полагают специалисты, что она произведет переворот в металлургии и уничтожит доменные печи. На пути этих научных исследований получена, конечно, масса важных теоретических выводов. К проявлению этой же тенденции надо отнести самое напряженное исследование, которое ведется во всех капиталистических передовых странах, относительно природных богатств, находящихся в их распоряжении, поисков новых источников технической материи и технической энергии, учета запасов и т. д., а в необходимой связи с этим выступает важнейшая теоретическая задача, - точное научное выяснение генезиса, происхождения этих источников, без чего, разумеется, невозможно полное решение вопроса и о том, как их искать и о том, на что можно рассчитывать. Далее. Огромное военно-производственное напряжение и может быть еще больше огромная растрата живых рабочих сил, их истребление, повели к тому, что во много раз усилилась, раньше только намечавшаяся и слабы тенденция к научной организации труда, т. е. к возможно рациональному использованию наличных рабочих сил,. В первую очередь рабочих сил исполнительских, физических рабочих сил, которые, конечно, истреблялись с особым усердием, но также и сил организаторских.

Это развитие на основе технической эмпирии и частью физиологии, развитие так называемого "тэйлоризма"; развитие на основе психофизиологии, так наз. психотехники. И если в этом отношении достигнуто еще не очень много, то усилия в этом отношении делаются огромные и, между прочим, работа в этом направлении все больше вводит в современное научное сознание ту мысль, что в сущности, физиология и психофизиология представляют из себя ничто иное, как учение о рабочей силе. Это, конечно, так и есть на самом деле. Физиология и психофизиология есть учение об активности живого организма, об обмене вещества и энергии, но этот обмен вещества и энергии есть с одной стороны - рабочий организм, и наименьшие на него затраты - с другой стороны, т.е. функции рабочей силы. Рядом с этим наблюдаются усиленные искания научной планомерности и в сфере самого комбинирования рабочих сил. Это значит - организация мастерской, предприятия, учреждения; система предприятий, система учреждений; создание, по крайне мере, в зародыше, специальных организаторских наук разного масштаба. Впрочем, я сказал еще в зародыше, потому что пока все они еще не выходят в этом отношении за пределы традиционного опыта и нащупывания, эмпирического нащупывания, потому что за ними не стоит никакой оформленной общетеоретической базы, потому что не существует общей науки, которая давала бы для них опору, не существует, по крайней мере, для тех, которые работают в этой области. Впрочем, и это уже сознается, и делаются попытки точно, научно, планомерно, широко изучить организаторские функции вообще.

Характерен в этом смысле проект доктора Бека, который у нас весьма известен, благодаря популяризации его тов. Бухариным, во-вторых, есть попытки и прочного создания всеобщей организационной науки. Под этим названием я знаю одну попытку профессора Пленге, попытку весьма недалеко еще ушедшую и не особенно удачную, но ясно указывающую на сознание той необходимости, которая должна бы ощущаться и у нас.

Далее, эта эпоха характеризуется огромными, небыва-лыми и в значительной мере непосильными требованиями, которые жизнь предъявляет к научно-организаторскому интеллекту, требования необычные по масштабу затраты сил. И отсюда огромное обострение раньше довольно слабой тенденции к максимуму экономии мышления или, как мы обыкновенно выражаемся, тенденция к монизму в науке. Достаточно указать на такие яркие проявления, как развитие физикохимии, превращение этих двух, не только прежде раздельных, но еще разделявшихся на разнообразные весьма, самостоятельные области науки в одну чистую область знания, - теорию относительности, монистически связывающую физику с геометрией, учение об аналогиях, которое начинает развиваться на Западе (я о нем делал до-клад в одной из книжек "Вестник Соц. Ака-демии"), распространение статистического метода на са-мые различные области физики и сопредельных с ней наук, причем, например, вопрос о распределении движения звезд в пространстве решается, как задача из кинетической тео-рии газов, т.е. наш звездный мир рассматривается, как пу-зырек разреженного газа, в котором роль молекул играют звездные миры, звезды.

Я, вероятно, не исчерпал основных тенденций новейше-го естествознания, но думаю, что это главные из них. А на их основе, на основе проявляющегося в них объективного подчинения науки жизненно - практическим потребно-стям, подчинения гораздо более резкого, гораздо более яв-ного, чем когда-либо до сих пор, выступает еще одна важ-ная общая тенденция, изменяется самый характер идеоло-гических стимулов научной работы.

Наука буржуазная, старого буржуазного мира была, по преимуществу, чистой наукой, такое было представление о ней, понятие истины было отвлеченное, фетишистическое. Практическое приложение науки рассматривалось с точки зрения самой науки как нечто почти случайное и считалось не соответствующим достоинству науки и не соответствующим целесообразности, чтобы научная работа, теоретическая научная работа руководилась практическими задачами.

Эта чистая наука, или, вернее, понятие о чистой науке отходит в прошлое. Быстро растет сознание основного практического смысла науки, как организующего орудия всей практики человечества. Старые фразы еще повторя-ются, но больше по инерции, а наряду с ними все реши-тельнее звучат новые речи и уже самые абстрактные науч-ные задания постоянно рассматриваются в связи с реально-практическими перспективами. Вряд ли кто-нибудь станет спорить, что усиленное напряженное искание законов и форм атомного строения имеет главным движущим моти-вом в гораздо большей степени, чем большое стремление разгадать тайну атома, гораздо больше имеет своим моти-вом гигантские возможности практической энергетики, ко-торая связана с решением задачи о строении и разрушении атома. Я должен сказать, конечно, что это означает осозна-ние того, что было всегда. Наука всегда, в сущности, шла по линии жизненно-практических заданий, но в сознании научного деятеля она всегда отражалась как отвлеченное научное искание, и хотя мы не можем сомневаться, что, например, термодинамика есть в сущности идеология па-ровой машины, но можно с большей вероятностью сказать, что огромное большинство теоретиков, работающих в этой области, рассматривало свою задачу, как задачу чисто тео-ретическую, самостоятельно теоретическую. Сейчас же, как показывает хотя бы один пример об атоме, не может быть никакого наивного отвлеченного отношения к зада-чам.

Мы вряд ли даже где-нибудь встретим такую статью в журнале или книге, которая, говоря об этом вопросе, не касалась бы новых перспектив. Другая иллюстрация - новейшие усиленные исследования над распространением и поглощением электрических волн. Дело огромного теоретического значения. Это громадное средство общения без проволочного телеграфа. Или исследование вопроса об звуковых волнах, с их распространением или поглощениями, которые в значительной степени связаны с военно-техническими задачами, с определением направления, по которому идут выстрелы, с направлением звуков, для установления, например, места неприятельской батареи и тому подобное. В этом смысле символична история одного научного спора, связанного с вопросом об использовании азота воздуха и добывании аммиака из воздуха, спора между Габером и Нернстом. История эта такова: уже давно, кажется больше 30 лет тому назад, было установлено, что азот воздуха вступает в соединение с водородом в присутствии раскаленного железа, но при этом получались только следы, то есть бесконечно малые с практической точки зрения, количества аммиака. Профессор Нернст, выдающийся теоретик. Сделал ряд указаний, вытекающих из закона Ле-Шателье, закона равновесия, ряд указаний того, каким путем можно вообще увеличить, ускорить процесс этого соединения. Закона Ле-Шателье нам придется опять коснуться, поэтому я его формулирую. Закон равновесия относится к определенному типу систем, которые так и называются системами равновесия, и эти системы характеризуются тем, что если на них производится какое-нибудь воздействие извне, которое, значит, их изменяет, то в них возникают изменения, стремящиеся противодействовать, ослабляющие это внешнее воздействие.

Ну, обычная иллюстрация - хотя бы система воды и льда при 0 - если вы будете нагревать эту систему, то получится не повышение температуры, она остается при 0. Вы тратите на нее теплоту, но часть льда тает за счет поглощения этой теплоты и противодействует нагреванию. Если вы будете охлаждать, то не получится охлаждения непосредственного, а часть воды обращается в лед, причем освобождается теплота, которая противодействует этому охлаждению. Так вот, исходя из этого основного закона, я и беру его основную линию. Профессор Нерст указал на возможность известным образом увеличить количество, увеличить скорость реакции между аммиаком и водородом в связи с повышением давления. А профессор Габер, который занимался этим делом, в своих исследованиях пришел к результатам, которые этому противоречат. Так как дело шло об очень малых количествах, то опыты были в то время не очень точны. Профессор Нернст рассердился и поставил точное исследование с большими давлениями, подвергая эту смесь азота с водородом давлению 75-100 атмосфер и применяя тот же катализатор раскаленного железа, причем показал, что был прав он, что теория непогрешима, и что закон Ле-Шателье оправдывается, и, показавши это, как человек чистой науки, отвернулся, а Габер взял его вывод и повел исследование дальше. Нашел катализаторы более совершенные, а потом оказались вполне достаточными и катализаторы железа, но не химически чистого, как употреблял Нернст, а химически нечистого, и произвел так называемый процесс Габера, на котором построено добывание ста тысяч тонн азотных соединений в Германии, основной источник азота для Германии. Картина, следовательно, такова. Практические задания, несомненно, руководили Габером в его поисках. Научная теория выступила и доказала свою подавляющую силу, а гигантский практический результат увенчал все это дело, как нечто, несомненно, гораздо более важное, чем то или иное частное применение теории. Практический смысл теоретического исследования воочию, хотя бы в том факте, что этот процесс называется процессом Габера, а не Нернста. Исследование той же самой тенденции, осознание практической роли науки, практических ее функций, исследование этой тенденции содействует еще очень большому социальному факту, - это возрастающей коллективизации научно-исследовательской работы. Сейчас отходят в прошлое кустарные, самостоятельные исследователи с маленькими кабинетами-лабораториями. Сейчас создаются огромные лаборатории, заводского, фабрично-заводского типа, создаются лаборатории при гигантских промышленных капиталистических предприятиях, создаются государственные общества, институты, учреждения в большом масштабе для коллективного научного решения, коллективного, конечно, не в смысле нашего широкого коллективизма, - для коллективного научного решения определенных задач. На это даются огромные средства, средства государства, средства капиталистических организаций, средства разных специальных обществ, - но понятно, что, когда для решения научных задач коллективными силами даются миллионные и сверхмиллионные субсидии, то задача ставится не как абстрактно-теоретическая, и вряд ли какое-нибудь государство ассигновало бы миллионы на развитие какой-нибудь математической дилеммы, которая была бы сама по себе очень интересна, но не имела бы понятного и для государственного аппарата практического значения.

Теперь перейдем к выводам, к социально-научной оценке, отмеченной в тенденции научной техники, и на ее основу - естествознание. Какая социальная группа является непосредственным двигателем этой научной техники естествознания? Это - та группа, которую я назвал технической интеллигенцией - инженеры, техники, врачи, профессора, естествоиспытатели и т.д., - это часть более широкой социальной группы, которую можно назвать организаторской интеллигенцией вообще. Сюда относится интеллигенция политическая, адвокатская, чиновничья, финансовая, учетная и т.д. Техническая интеллигенция представляет, особенно в наше время, социальный авангард обще-организаторской буржуазной интеллигенции. И вот эта группа, благодаря объективным условиям войны и разрухи и обостренной классовой борьбы, - оказалась в новых условиях. Она была вынуждена выполнять свои постоянные, организаторские функции, она выполняла их. И, сидя на службе у капитала, он вынуждена была выполнять их в измененных формах и масштабах.

Этими изменениями задач и определяется развитие от-меченных новых тенденций. - Что же они знаменует? Вы-работку технической интеллигенцией нового для себя мировоззрения. Какого именно? Мы видим, какое оно. Оно освобождается от некоторых основных фетишей старой, собственно буржуазной культуры. Мы видели в частности, фетиш чистой истины. Мировоззрение это - научно-практическое, оно тяготеет к монизму, т.е. к целостности. Оно сознательно организаторское в масштабе расширенном до национального, до государственного, но не до мирового. Почему же, зачем потребовалась выработка этого нового мировоззрения? Смысл этого вскрыть легко, особенно, если сопоставить его с идущей в небывалых прежде размерах профессиональной организацией технической ин-теллигенции в передовых странах. Повторяю - в небыва-лых размерах.

Примером может служить немецкая […], охватывающая, кажется более 2000000, общая ассоциация специалистов, охватывающая больше 2000.000 разного рода техников, что равно, приблизительно, Шейдемановскому профессионализму. Но такой же процесс идет во всех подобных странах, а раньше подобных организаций сколько-нибудь значительных не было. Почему раньше эта социальная группа была чисто служебной, на службе у капитала. И никаким особым классом она не выступала, классом не была, а между тем в производстве она занимает определенное положение. И если мы берем основной определенный класс, как группу, занимающую определенное положение в производстве, то мы можем сказать, что она была классом "ан зих", сама по себе, но не была, не становилась классом для себя, классом себя сознающим, или хотя бы стремящимся себя сознавать. Положение ее в производстве таково, что оно расходится и с положением пролетариата в собственном смысле этого слова, и с положением буржуазии, которая имеет в своих руках высший контроль над производством, и которая заведует распределением - она, вообще говоря, выпустила из рук непосредственную организацию труда, ведет организацию своих предприятий через эту служебную интеллигенцию и обладает функциями, которыми эта интеллигенция не обладает, распоряжается распределением. Так вот, так было, но теперь оказалось, что старое хозяйство, которому техническая интеллигенция служила верой и правдой и служила достаточно для себя успешно, привело всю буржуазную систему - и в том числе и эту интеллигенцию - на край пропасти, к глубокому, жестокому крушению, причем в этом крушении особенно плохо пришлось как раз этой технической интеллигенции. Особенно плохо потому, что она была наименее организована, и, что когда общая разруха повела к общей скудости, нищете, к жестокому сокращению распределения, то даже пролетариат, особенно его квалифицированные слои оказались в гораздо лучшем положении, чем эта стоявшая над ним техническая интеллигенция. Ее оплата понизилась в относительно гораздо большей степени, и ломка жизненных условий для нее оказалась более тяжелой. Нет ничего преувеличенного в карикатурах 18-19 годов, в которых немецкий рабочий на предложение ему 500 марок (я не знаю, сколько тогда в месяц представляло 500 марок, это величина, конечно, малая), отвечает: "Я не какой-нибудь инженер или интеллигент, чтобы мне столько платили". В таком положении оказалась техническая интеллигенция, и, естественно, что у нее возникло стремление выйти из-под этой властной опеки, которая привела ее к этому, стать классом для себя, организоваться, - организоваться нельзя без своей особой идеологии, - организоваться с определенными задачами, стать уже не служебным, а самостоятельным организатором общественного хозяйства. Это особенно сказывается в двух тенденциях, нами отмеченных: напряженной работе по линии научной организации труда в разных областях и направлениях и тенденции к монизму, к монизму научного сознания, к экономии научного мышления. И оказалось, что прежний тип технического интеллигента еще не образован для новой обстановки. Он, действительно, был не образован в общем и среднем; инженер старого времени мог быть, и в громадном большинстве случаев был, и может быть на Западе еще больше чем у нас, глубоким невеждой в вопросах социальных, в вопросах даже экономических и даже в вопросах общенаучных, сколько-нибудь отдаленных от его специальности. А жизнь ставила задачи так, что оказалось, во-первых, что в самом производственном процессе шла громадная ломка, потребовалась приспособляемость, которой гораздо меньше у самых узких специалистов, так что недостатки узкой специализации сказались очень ощутительным образом, и люди с широкой психикой оказались в наилучшем положении. Оказалось, что уже нельзя оставаться невеждой в области социально-экономической и надо расширить образование и в эту сторону. Но если так, то приходилось невольно стремиться к некоторой экономии мышления, потому что силы-то ведь остались прежние и даже меньше прежних, а требования расширились, увеличились. Кроме того, тенденция к монизму, к целостности вообще необходимый элемент в выработке самостоятельной идеологии какого-нибудь класса, ибо без этой целостности идеология не может отдифференцироваться от другой, которой она прежде была подчинена, которая прежде над ней тяготела, в данном случае от идеологии, собственно, старой буржуазии. Итак - меньше сознательно, больше, кажется, бессознательно - но эти тенденции означают стремление технической интеллигенции к самостоятельной организаторской роли, к захвату власти над общественным хозяйством, над общественной системой. В какой же форме эта роль возможна? Она, конечно, невозможна в старой форме с господством акционерно-рантьерского, финансового капитала, она тяготеет к национально-государственному капитализму не в той форме, которую мы наблюдали во время войны, а в новой, которая намечается и вырабатывается, А именно: она тяготеет к национально-государственному капитализму с устранением власти финансового капитала, причем для тяготения именно к этой форме характерна одна нами отмеченная тенденция. Тенденция к автаркии, самостоятельности государственно-национального хозяйства во всем его масштабе, конечно, предполагает именно национально-государственную организацию в целом, потому что она не осуществима в формах старого финансового капитализма. Как же нам оценить эти тенденции с точки зрения общества в целом? Они знаменуют подъем научной техники вместе с ее идеологией на ступень сознательной интенсификации производительных сил, тогда как раньше развитие производительных сил стимулировалось только стихийным, а не сознательным противоречием капитализму. И вот характерное для данного момента расхождение, своеобразное расхождение между количеством и уровнем производительных сил. В мировом масштабе произошло, несомненно, далеко не ликвидированное, а местами и продолжающееся ослабление производительных сил, а высота техники достигла невиданного уровня. Явление это, как видите, вполне соответствует закону Ле-Шателье. Ослаблению производительных сил, вызванному разрушительными воздействием великого кризиса, противодействует тенденция к их подъему на высшую ступень, и все рассмотренные нами черты развития научной техники и естествознания за эту эпоху, все они представляют сплошное противодействие общественной системе, этому процессу разрушения производительных сил. А из этого следует, что общество не только в своей материальной жизни, но и в своей интеллектуальной, в данной случае, в своем научном сознании принадлежит к типу систем Ле-Шателье, систем равновесия, т.е. на внешние, изменяющиеся воздействия реагирует такими свойствами изменений, которые этому противодействуют.

Теперь, если мы возьмем весь этот анализ в целом, то он иллюстрирует тот факт, что естествознание […] есть в ко-нечном счете социальная техника. А во-вторых, что науки технические и науки естественные представляют идеоло-гию, как мы сказали, производительных сил, идеологию техники, но эта идеология подчинена всем законам исторического материализма и в том числе подчинена за-кону классового развития в классовом обществе.

Вот мои выводы.