Вестник Международного Института А. Богданова №21
(№1, 2005)

 А.Богданов

Революция и философия

Революция делает своё революционное, философия - своё философское дело.

В чём сущность того и другого? Какова их связь? И от-куда, зачем самый вопрос об этой связи? Казалось бы, от-ношение ясно: революция - суровым борцам, философия - кротким мыслителям; не к чему искать общего, не к чему затемнять простые вещи насильственными сближениями.

В действительности связь существует, серьёзная и глу-бокая. И это не только связь исторического развития, в си-лу которой те или иные группы и классы ведут революци-онную борьбу под знаменем той или иной философии, а философские идеи реформируются под давлением револю-ционной борьбы; это не только связь классовой борьбы и классовой идеологии. Нет, тут существует ещё иное отно-шение - связь основного содержания, основного смысла философской и революционной работы.

I

Откуда возникает революция и что она делает?

Революция рождается из противоречий общественной жизни. Основа и сущность этих противоречий сводится к несоответствию между трудовым содержанием обществен-ной жизни и рамками, в которых оно заключено, - между развитием "производительных сил" общества и его "идео-логическими формами".

Для Великой Российской революции противоречие это заключается в громадном росте общественного разделения труда и развитии машинного производства, с одной сторо-ны, в упорной неподвижности полуфеодального государст-венного и юридического строя - с другой.

Развивающееся общественное разделение труда требует громадной гибкости, громадной подвижности в трудовых отношениях людей, - и ещё в большей степени требует то-го же машинное производство с его непрерывно изменяю-щейся техникой. Этому развитию со стихийной грубостью и механичностью противодействуют окаменелые формы бюрократического строя, на каждом шагу опутывая жизнь людей своей стеснительной опекою.

Рост крупной промышленности означает необходимость обширного и постоянно расширяющегося рынка, т.е. в та-кой по преимуществу земледельческой стране, как Россия, - необходимость зажиточного, хозяйственного крестьянства. Старый полуфеодальный класс помещиков и порождённое им господствующее в государственной жизни чиновниче-ство паразитически истощают крестьянство и весь народ, в корне подрывая внутренний рынок. Машина нуждается в сознательном работнике, способном с полным пониманием управлять её сложно-комбинированными движениями. Та-кой работник - живое противоречие в политической систе-ме, построенной на бессознательности обывателей. Но ма-шинное производство, несмотря ни на что, создаёт такого работника; и пролетариат, объединённый фабрикой и горо-дом, революционизированный буржуазной эксплуатацией и государственным гнётом, становится могучей органи-зующей силой, способной придать единство и последова-тельность борьбе общества против невыносимых для него противоречий.

Так возникают элементы революции: её движущая сила - в виде глубоких, непрерывно обостряющихся противоре-чий общественного бытия людей, и её организующая сила - в виде направленного на эти противоречия общественного сознания классов. Когда после долгого мучительного раз-вития те и другие элементы достигают зрелости - тогда разражается революционная гроза. Её стихийные удары разрушают всё, что стоит на пути растущей жизни, что стало для неё оковами и цепями, что порождает невыноси-мые для неё противоречия. Порывистое творчество рево-люции создает иную, новую оболочку для социального процесса - новые формы, органически соответствующие новым жизненным условиям.

Социальное целое поднимается на следующую, более высокую ступень организации. Начинается новый цикл ис-торического движения. Ускоренный прогресс жизни, вна-чале сравнительно гармоничный, начинает затем вновь приносить противоречия. Опять социальное тело перерас-тает свою одежду, опять обостряется политическая и идей-ная борьба классов, - опять назревает общественный пере-ворот... Это продолжается до той великой, последней рево-люции, которая изменяет самый тип социального разви-тия, которая на место противоречивого развития в борьбе классов ставит гармоническое развитие в системе всеоб-щего сотрудничества.

Революция - это социальная критика и социальное твор-чество, достигающие одновременно высшей напряжённо-сти в порыве экстаза, охватывающего общество. Её крити-ческая работа - устранение общих противоречий социаль-ного бытия и сознания и её творческая работа - создание новых форм коллективной жизни - имеют один и тот же смысл, одну и ту же цель. Это - гармонизация человеческо-го существования. Но не мелкая, повседневная "гармони-зация", устраняющая маленькие частные противоречия жизни, создающие маленькие, частные приспособления в пределах всё одних и тех же общих форм; нет, это гармо-низация самих общих форм с их общим содержанием.

Такова работа революции, таково её коренное различие с "эволюцией" в рамках обыденной жизни общества.

II

Откуда возникает философия и что она делает? Фило-софия рождается из познавательных противоречий челове-ческого опыта. Сущность всех этих противоречий заклю-чается в несоответствии между содержанием опыта людей и его исторически выработанными познавательными фор-мами, между теми данными, которые люди находят в своих переживаниях, и теми общими представлениями, идеями, догмами, посредством которых они привыкли связывать и объединять эти переживания.

Так, социальная философия Маркса была вызвана к жизни громадною массою противоречий, в которые запу-талось современное ему человечество в сфере познания самого себя, своей общественной природы. Основное и всеобщее противоречие, в котором все остальные резюми-ровались, как его частности и разветвления, было таково: люди привыкли думать, что их социальной жизнью и судь-бою управляет разум, если не высший разум божества, то, по крайней мере ограниченный, но прогрессирующий ра-зум людей; этим представлением было насквозь проникну-то социальное миропонимание людей; а между тем вся пе-реживаемая ими действительность резко и мучительно оп-ровергала его. На каждом шагу люди убеждались, что ря-дом с прогрессом науки и просвещения может совершаться рост явной неразумности в самом общественном строе, что параллельно с распространением гуманных идей может ид-ти развитие бесчеловечности во взаимных отношениях лю-дей, что самые обдуманные действия часто приводят к ре-зультатам, противоположным поставленной цели, что са-мые справедливые желания, требования, попытки отдель-ных личностей и целых классов наталкиваются на какую-то роковую силу, неуловимую и в то же время непреодо-лимую, безличную и в то же время как будто умышленно враждебную. Бесчисленные жестокие проявления несо-вершенства и неразумности социального устройства воз-буждали во всех жертвах этих проявлений и во всех, кто способен был сочувствовать жертвам, жгучую потребность в целесообразной социальной деятельности, в планомерной работе, реформирующей строй общества в интересах разу-ма и справедливости; но старое социальное мировоззрение было бессильно указать путь для такой работы, - все по-пытки социально-реформаторской деятельности, стоявшей на его почве, терпели неизбежное крушение, а герои этих попыток отходили в область истории с грустно почтитель-ным прозванием "утопистов". Бессилие познания отнима-ло опору у практики, противоречие идеи с опытом превра-щалось в суровое реальное противоречие.

Однако в пределах социального опыта людей имелся также материал иного рода. Если классам угнетённым и всем, кто был на их стороне, ничего не удавалось в их по-пытках разумно переделать общество, если с их точки зре-ния весь ход общественной жизни оказывался насквозь не-разумным, - то были и другие классы, которым, напротив, "всё удавалось" в их стремлениях устроиться в обществе как можно удобнее, которым шли на пользу даже освобо-дительные усилия угнетённых и утопистов, не приносив-шие желанных результатов самим борцам; были классы, для которых в "безумии" социальных отношений и соци-ального развития была не только некоторая "последова-тельность", но даже высокая мудрость... Это были те клас-сы, во власти которых находилась, материальная сила об-щества. И в то же время среди угнетённых классов выдви-гался один, который, объединяясь всё теснее и выступая против эксплуататорских классов всё решительнее, не раз уже вынуждал их к некоторым уступкам, - достигал час-тичных "разумных" и "справедливых" целей. То был класс, который возрастал и организовывался благодаря са-мому процессу развития материальной силы общества в его борьбе с природой, класс, который был и реальным творцом этой силы, и её жертвою, и носителем её развития, - то был промышленный пролетариат. Его не подавляло до безнадёжности "неразумие" и "несправедливость" соци-ального устройства, хотя, быть может, больше всех других классов он испытывал на себе то и другое; он чувствовал в себе силу бороться за свой собственный, "разум" и "спра-ведливость", и эта сила росла; а идеалы классового "разу-ма" и "справедливости" становились всё яснее в его созна-нии по мере того, как его численность, его объединение, его товарищеская сплочённость, его понимание социаль-ных отношений развивались в процессе его труда и борь-бы.

Так одновременно с коренным противоречием социаль-ного мировоззрения людей и их социального опыта наме-чались элементы для нового мировоззрения, устраняющего это противоречие. Разрешение задачи и было дано соци-альной философией Маркса. Противоречие исчезло, раз было установлено, что самое "сознание людей определяет-ся их общественным бытием, не бытиё сознанием". Сти-хийность, "неразумность", "несправедливость" социально-го процесса нашли своё место в познании; а вместе с тем впервые выступила возможность объективно и научно на-следовать развитие "общественного сознания" - идеологии. Потребность в планомерной социально-творческой дея-тельности получила твёрдую опору в понимании реальной основы общественного развития и его исторически данной общей формы - в учении о развитии производства и о клас-совой борьбе. Всё это дала социальная философия Маркса и всем этим она выполнила ту "гармонизацию" социально-го познания, которая была жизненно необходима для но-вых классов - носителей общественного прогресса.

Постоянно совершающееся развитие науки в каждом отдельном своём проявлении есть также "гармонизация человеческого опыта". Но "философским" можно называть только акт познавательной работы, который создаёт или преобразует общие формы познания. Это в полной мере относится к учению Маркса. Оно преобразовало не только социальную науку, не только формы познания социальной жизни. Всё познание лежит в сфере его реформирующего действия; все познавательные формы-и самые общие из них прежде всего - получают в зависимости от него новый смысл и новое значение, не только те, которые должны не-посредственно измениться под этим действием, но и те, которые продолжают сохраняться в относительно неиз-менном виде.

Если признано, что познание определяется обществен-ным бытием людей, то исчезает всё абсолютное в позна-нии. Все его формы из отвлечённых схем, какими они ка-зались раньше, превращаются в реальные продукты соци-ального творчества, в живую оболочку развивающего со-циального опыта, органически им порождаемую. Для каж-дой познавательной комбинации ставится вопрос об её ге-незисе из общественного бытия, об её социально-трудовой основе. Всё познание становится иным; в то же время всё оно проникается новой объединяющей связью.

III

Я отнюдь не случайно взял именно учение Маркса как иллюстрацию жизненного смысла философии. Ни одна доктрина, ни одна система из тех, которые существовали до Маркса, не была "философией" в таком строгом и пол-ном значении этого слова, как исторический материализм. Ни одна не достигала такого единства точки зрения на по-знание и жизнь, ни одна не открывала такой беспредельно расширяющейся возможности активно гармонизировать познание и жизнь. В учении Маркса философия впервые нашла самоё себя, свое место в природе и в обществе, а не над ними и вне их.

Старая философия не знала своего собственного проис-хождения. Стремясь объединить содержание опыта в связ-ное целое, она в этой работе не могла, конечно, избегнуть зависимости от своей социальной среды; её объединяющие формы, смутно или ясно, но неизбежно отражали в себе строение и организацию основной области социального опыта, основные жизненные отношения трудового общест-ва; но философия делала это бессознательно. Не понимая, откуда берутся объединяющие формы и каково их реаль-ное значение, она не в силах была действительно овладеть ими, подпала под власть своих собственных орудий - сти-хийно сложившихся понятий, становилась игрушкою тех неуловимых для неё социальных сил, которыми её понятия создавались. Благодаря этому, старая философия всегда страдала существенной неполнотою, всегда заключала противоречие в самой своей основе и была насквозь про-никнута своеобразным фетишизмом.

Коренная неполнота мировоззрения состояла в том, что философия, оторванная от области непосредственной борьбы человека с природою, - от той области социального бы-тия, где лежит исходная точка всякого социального разви-тия, философия была не в силах понять и "объяснить" са-мый факт развития - факт наиболее важный в жизни чело-вечества. Она либо игнорировала этот факт, - что было в сущности отказом от её главной задачи, - либо пыталась подвести его под привычные для неё логические процессы, - что было покушением с совершенно негодными средства-ми.

Основное противоречие заключалось в том, что, имея своей задачей идеальное объединение всего сущего, фило-софия была всегда построена на разрыве природы и позна-ния. Это выражалось либо в дуализме - явном, как у Декар-та, или замаскированном формальным единством, как у Спинозы; но тогда не могло быть и речи о действительном философском объединении всего сущего, да и самая воз-можность познания природы превращалась, при отсутст-вии моста между познанием и природою, в сплошное чудо; либо одна из двух сторон мысленно уничтожалась: позна-ние объявлялось комбинацией атомных движений и стано-вилось совершенно на себя непохожим; или природа при-знавалась "инобытием" познающего духа, но и не думала по этому случаю отказываться от своей собственной логи-ки. Здесь дело философов-систематиков свелось к замазы-ванию противоречия при помощи хитрых словесных обо-ротов.

Наконец, тот же разрыв объединяющих философских форм с живой жизнью приводил и к превращению их в фе-тиши познания: они приобретали самостоятельное сущест-вование и абсолютное значение. В первичных философиях - религиозных - этот разрыв и этот фетишизм имели наивно конкретный характер: объединяющие формы, называемые богами, имели место жительства не на земле, а на небе, и были одеты плотью и кровью ничуть не хуже людей. В позднейших философиях - отвлечённых - эти формы исху-дали до степени абстрактных призраков, одетых лишь тон-кою оболочкою слов, но гордость их ничуть не уменьши-лась от этого, они не допускали и мысли о кровном родстве с грубой реальностью, ни тем более о подчинении ей. За это они платились полной безжизненностью, что, впрочем, уже само по себе часто было прогрессом: когда умирали старые боги, то они нередко становились вампирами и дол-го ещё пили кровь живых людей; когда же умирали мета-физические абстракции, то от них оставалась как от насе-комых лишь сравнительно безвредная пустая скорлупа. Во всяком случае, и фетишизм религиозный, отражавший власть над человеком внешней природы, и фетишизм ме-тафизический, отражавший господство, над ним его обще-ственных отношений, стали препятствиями для развития, направленного к устранению того и другого рабства лю-дей.

Порождённая новыми общественными силами, филосо-фия Маркса указала выход из того положения, которое бы-ло безвыходно для старой философии - идеологии старых классов. Познание, как приспособление к социально-трудовой борьбе, познание, как орудие, путём обработки пе-режитого опыта обусловливающее успешность дальнейшей борьбы с природою, философия, как специальный органи-зующий центр познания, - всё это нашло своё место в жи-вой жизни. Слившись с нею и сознательно подчинившись ей, как орган своему целому, познание и философия впер-вые, оказались в силах действительно охватить её всю, действительно овладеть ею.

Конечно, идея Маркса не дала всего этого сразу в гото-вом виде, но она указала задачу и путь её решения. По от-ношению к философии то и другое формулируется в сле-дующем требовании: опираясь на исследование общест-венного развития, найти законы развития познавательных форм и условия их наибольшего совершенства - наиболь-шего соответствия их жизненной цели.

Решение задачи требует напряженного труда, может быть, не одного ещё поколения работников, а в самом этом труде требует неуклонной последовательности и реши-тельности, не останавливающейся в анализе ни перед ка-кими привычками мысли. Все формы познания и мышле-ния, от самых частных до самых общих, от самых случай-ных до тех, которые кажутся вечными и безусловными, на-до исследовать, как продукты и орудия социально-трудовой борьбы человека за его существование.

В области простейших и низших понятий, свойственных уже наиболее первобытной человеческой психике, такая связь труда и познания обнаруживается легко, выступает ясно почти сама собою. Но в сфере различных "чистых ка-тегорий" и всеобъемлющих форм она глубоко маскируется долгим процессом развития, от которого налицо имеется зачастую только конечный результат. Поэтому здесь фе-тишизм познавательных форм достигает высшей степени и преодолевается всего труднее.

Даже очень решительное и прогрессивное философское мышление может оказаться склонным без анализа, как бы с чувством оскорбления, отвернуться от той, например, мыс-ли, что все исторически распространённые формы дуализ-ма, религиозного и философского, - дуализма духа и тела, бога и мира, вещи в себе и явления, - представляют из себя простое отражение привычного социально-трудового дуа-лизма организаторской и исполнительской работы и его производной формы господства-подчинения. Нужно поис-тине хладнокровие анатома, чтобы в величественной кон-цепции Бога - субстанции у Спинозы, в её всеобъемлющем характере и неуловимом непосредственном содержании найти кристаллизованное отражение той необходимой и несомненной, стихийно дающей себя чувствовать связи всех элементов менового общества, социально-трудовое содержание которой остаётся, однако, невидимым и непо-нятным для членов этого общества в силу закрывающей собою это содержание борьбы частных интересов и поро-ждаемого ею фетишизма. Надо отрешиться от многих, па-разитирующих даже в сфере чистой науки предрассудков, чтобы понять, что удовлетвориться в мировоззрении какой бы то ни было атомистикой или монадологией, дробящей мир на бесконечное число независимых реальностей, мо-жет только сознание, воспитанное на индивидуалистиче-ском дроблении жизни социального целого, вытекающем из той же основной анархии и противоречий менового об-щества...

Дело, разумеется, не в этих иллюстрациях: они могут быть спорными, они могли бы даже быть неверными, - но необходимость неуклонного исследования, идущего в та-ком направлении, остается неизменной. Надо помнить, что всё познание и всё отвлеченное мышление сложились в рамках социально-трудового существования человека. До-социальный предок человека мог обладать только конкрет-ным сознанием и образным мышлением животного. То, что создалось на основе общественного бытия, в зависимости от него должно быть и понято. Тогда только философия познает себя и будет способна идти вперёд не ощупью, а вполне сознательно и планомерно.

***

Теперь нам нетрудно уже формулировать основное и существенное соотношение между работой революции и работой философии.

В двух различных областях - в "практике" и в "позна-нии" - каждая из них выполняет одну и ту же задачу - гар-монизацию развивающегося жизненного содержания с его общими формами. Неразрывная связь обеих областей в со-циально-трудовом процессе создает тесную взаимную за-висимость в деле осуществления обеих задач.

Элементы для своих объединяющих форм философия черпает из жизни. Потребность в монизме - т.е. в филосо-фии - тем глубже и сильнее, а энергия и плодотворность труда в этом направлении тем выше, чем интенсивнее про-исходит гармонизация в сфере практической жизни. Мони-стическое или эклектическое, философское или филистер-ское направление умов воспитывается практической жиз-нью. Когда вся общественная жизнь проникнута основной двойственностью растущего содержания и неподвижных форм, его облекающих, тогда в мышлении людей обнару-живаются две противоположных тенденции. Те классы, ко-торым выгоднее существующее положение, которые от-стаивают политическую, правовую, моральную систему, стоящую в противоречии с жизнью, - те классы, сживаясь всей душою с противоречием реальным, притупляют и ут-рачивают чувствительность к противоречиям "идеаль-ным"; они - грубые эклектики: религии у них сплетается с наукой, абсолютная нравственность с пошлейшим оппор-тунизмом и мелким эпикурейством, у них нет логики, а есть только интересы. Наоборот, те классы, в которых рас-тёт и зреет революция, в которых зарождается новая гар-мония общественной жизни, которые развивают одну, про-грессивную сторону коренного социального противоречия и стремятся уничтожить другую, - те классы полны мони-стической логики и философского настроения, они неволь-но и неизбежно требуют от познания того же, чего и от жизни - гармонии, единства. И победа революции, гармо-низируя жизнь, создает новые стимулы и новый материал для гармонизации познания.

Так революция, начиная от своего невидимого зарожде-ния и вплоть до своего окончательного торжества и завер-шения, выполняет не только великое дело жизни, но и ве-ликое философское дело.

Роль философии по отношению к революции не так оп-ределённа, потому что она стоит дальше от первичного творчества жизни. Старая философия бывала иногда ин-стинктивно-реакционной, иногда - инстинктивно-революционной, смотря по своей связи с теми или другими соци-альными силами. Часто её собственный консерватизм, - который у неё значительнее, чем у многих других менее широких идеологических форм, - этот консерватизм, с из-менением роли общественного класса, создавшего данную философию, из революционной делал её реакционной.

Но философия, познавшая себя, философия, понявшая своё отношение к жизни, своё происхождение из жизни и своё реальное значение в ней, - такая философия может быть только революционной. Она сознаёт, что жизненные противоречия отражаются в познавательных, и что дейст-вительное гармоническое объединение всего социального опыта людей может и должно явиться лишь результатом гармонического объединения всей социально-трудовой жизни людей. Такая философия, выполняя своё философ-ское дело, неизбежно выполняет вместе с тем дело рево-люционное.

Ни революция, ни философия не вечны. Обе они - по-рождение дисгармонического социального развития. Обе они свойственны классовому обществу. В таком обществе формы присвоения, формы права и государственности, бу-дучи классовыми и связанными с консервативным интере-сом господства определённых классов, неизбежно должны быть гораздо более консервативны, чем трудовое содержа-ние социальной жизни. Отсюда возникают революции. А познание, непосредственно организующее социальный опыт в форме науки, при резкой, раздробленности этого опыта, не в силах непрерывно создавать в той же форме объединяющие концепции, способные стройно охватывать всё его противоречиво развивающееся содержание. Отсюда возникает философия.

Та революция, которая положит конец классовому общест-ву, создает впервые и возможность гармонического соци-ального развития. В новом обществе вместе, с классо вым господством исчезнет классовый консерватизм идеологи-ческих форм из товарищеского единения людей в системе организованного опыта. Тогда революция растворится в непрерывном и стройном прогрессе организованной соци-альной жизни, а философия - в непрерывном и стройном прогрессе монизма науки…


Печатается по изданию: "Образование" 1906, №2.