Site Map

| |
И. А. Браун
Ответ на речь господина профессора
Гришова о величинах и расстояниях небесных тел, говоренная господином профессором Брауном
[1]
Подвержены переменам науки и знания, почтеннейшие слушатели!
и в совершенство, которое имеют, или иметь могут не приходят, разве чрез
различные перемены, через различные приращения, чрез различные совершенства
степени. Науки рождаются, имеют свою младость, возрастают и получают совершенный
возраст не в прошествии одного лета, но чрез многие веков тысящи. Находятся в
них многие изобретения во всяком веке, и один век другого изобильнее в том бывает,
так что в ином одном большие в науках делаются, нежели в других многих. Отчего
происходит, что некоторые из них темными, а другие знатными и славными веками
по справедливости названы. Склонности человеческие к упражнению в науках, и к
приведению оных в большее и лучшее совершенство в разные веки разные бывают,
иногда большие, иногда меньшие, потому какое об них когда старание или
небрежение будет, и какие случаи к тому будут способствовать, или противные
случатся. Отчего делается, что в одно время у разных народов или у одного народа
в разные времена разное упражнение в науках происходит, которое удивительным
образом по подобию некоторого странствия переменяется. Странствуют науки от
одного народа к другому и странствование их от большей части таким образом
делается, что откуды оне вон пойдут, там чувствуется в них упадок, и часто совсем
исчезают, напротив же того в том народе к которому они придут, удивительную в
нем произведут перемену, и приращениями своими удивления достойными чудный Божий
промысел в себе покажут. История о науках всех веков исполнена перемен сего
роду, также и нынешний наш век и самая Россия служит тому доказательством, в
которой при владении благополучно царствующей, и по примеру Августейших своих
родителей щедропитающей и покрывающей науки Великой государыни Императрицы
ЕЛИСАВЕТЫ ПЕТРОВНЫ, все благородные знания и науки в лучшее приводятся
совершенство, и знатные получают приращения, к которым прежде и доступу почти
никакого не было. Но о таковых пременных случаях наук здесь больше говорить
непристойное к нашему намерению есть дело, а больше должно предложить о бывших
в системе света обстоятельствах, к чему читанная теперь речь подает случай, в
которой все перемены в одной системе, что до расстояниев и величины тел
небесных касается, подробно исчислены. Науку сию о расположении светил небесных
как натуральная философия, или физика, так и астрономия каждая к себе
присвояет. Оне обе о расположении светил небесных рассуждают, только таким
образом, что астрономия только законы светил небесных установляет, а физика
естественные причины явлениев светил оных, и натуру тел небесных объявляет и
толкует. Что же сия часть физики великой важности есть, никто в том спорить не
может, но как бы она была бесплодна и несовершенна, и как бы бедно ее состояние
было, естьли бы ей не вспомоществовали изобретения астрономические, из которых
одних все ее бытие произошло и начало. По сей причине самые древние греческие
философы Талес и Пифагор,
основатели ионической и талической философии, и их последователи, о приведении
в совершенство сей системы света науки всеми силами старались, также и прежде
их египтяне, халдеи и протчих народов ученые люди, которых греки варварскими
философами называли, в исследовании законов движения тел небесных, и натуры их
и порядку в положении их на небе все свои тщания употребляли, о чем история философии
свидетельствует, и из самой сей речи довольно явствует. Почему начало всей
науки древностью своею никакой другой науке не уступает, в чем и дивиться не
для чего, когда пользу и нужду, которые нам все науки изобрели, возьмет в рассуждение.
На ней основание свое имеют хронология, география, идрография и
мореплавательная наука, о которых кто не знает, сколь великие пользы они роду
человеческому приносят. Географу, мореплавателю и хронологу, в великой бы тьме
и заблуждении находится должно было, если бы они не имели себе водителем и
помощником науки звездные, и как бы история без географии и хронологии стоять
могла, когда все предложения ее о делах и всяких случаях, без аккуратного описания
мест и времени, которые показывают, где, что и когда делалось, весьма
неизвестны и темны быть долженствуют, но не здешнего есть места о сем подробно
следовать и все пользы описывать, которые сия наука приносит. Чего ради не упоминаем
здесь о изрядном ее вспоможении в просвещении и умножении разума человеческого,
когда употребляемые в ней способы рассматриваем, и по предписаниям их также и в
других науках и учениях, и в познании совершенств наисовершеннейшего Творца
натуры по наисовершеннейшему сложению сего мира поступаем. Но о сем в
последующих говорить случай иметь будем. Когда же мы наидревнейшее начало сея
науки аккуратнее рассмотрим, то ясно увидим, что и она так же, как и прочие
науки от самых малых начал чрез разные перемены и различные успехи пришла в то
совершенство, в котором ныне находится. Она началась от самых простых и общих
примечаний, которые всяк мог делать, кто только на небо посмотрит. Когда же мы
на небо ночью смотрим, то великое множество светлых тел на оном усматриваем,
которые все к нему будто как к пустой какой сфере прибиты кажутся, у которого
земля будто в средине находится, а они будто все равно от нее отстоят, и разный
свет и разные величины имеют. Сверх же сего некоторые из них всегда в одном
положении между собою стоят, а иные места свои в рассуждении других переменяют,
только так, что по некотором времени опять в то же стояние приходят, но все сии
тела вместе в 24 часа около земли нашей, как около центра сферы небесной обращаться
видятся, умалчивая другие их обстоятельства, все сии явления всяк простым
глазом на небе видеть может. К сим простым примечаниям после присовокуплены
другие аккуратнейшие, для делания которых требовалось уже некоторое искусство и
инструменты, почему вымышлены и найдены разные инструменты и махины для
примечания переменных высоте звезд и для измерения их, как то есть астролябии,
квадранты, секстанты и протчая. Для определения же времени, в которое звезды
какое свое движение совершают, употреблены
часы, и из них тот род часов лучшим и способнейшим усмотрен, которые с маятником
сделаны и в новейшие времена Гугением
изобретены. Также преизящное изобретение к приращению астрономии было телескопы
или зрительные трубы. Подлинно что с того времени, как в трубы на небо смотреть
стали, совсем другой вид на оном усмотрен, и астрономия совсем в другое
состояние переменилась. В оныя бесчисленное множество звезд усмотрено, которых
простым глазом совсем не видно, найдены новые планеты подле старых, которые
всегда с ними вместе ходят, и оттого спутниками названы. Примечено также, что
новые звезды являются, которых прежде на небе не было, и что, напротив того,
иные которые прежде были, пропадают и не возвращаются, а иные опять являются и
прочая. После сего к квадрантам и другим частям циркула приделаны зрительные
трубы, и в оные вставлены микрометры разных родов, отчего обсервации с
совершенством инструментов и сами в большее приходя совершенство ж,
удивительную аккуратность получили. Одни опыты и примечания никакой науки
составить не могут, ибо наука требует порядочного связания и соединения правд
первоначальных и производных, и собрания правд умствованием изыскуемых, почему
к науке кроме опытов и примечаний требуется еще рассуждение и умствование,
которым связание правд установляется, так что потому примечания и рассуждения
началами наук обыкновенно называются. Итак, посему всяк ясно видит, что примечаниев,
как простых, так и астрономических одних к составлению звездной науки не
довольно было. Должно было умствованием находить причины виденных явлений, то
есть из примечаний должно было производить следствия, которые по приложении к
ним правил математических сделались сами основаниями, из которых множество
других правд и заключений следовало, и так далее. Сим образом произошли разные
правила и задачи, и связание между правдами астрономическими к составлению
науки потребное установлено, так что она ныне никакой науке и никакой системе
правд известностью своей совершенством
не уступает. К исследованию правды не всегда прямой путь отворен, но часто
через многие околичности, и часто после многих заблуждений, и через различные
дороги и способы до оной дойти позволяется. Равным образом и в науке о системе
света примечания, а оттуду выведенные заключения не всегда прямым образом к исследуемой
правде приводили, и привесть могла, но различные деланы были опыты, различные
от многих способы с различным успехом к исследованию оной употреблены были, как
и из самого говоренного слова о стараниях находить расстояния тел небесных довольно
видеть можно. Многажды погрешность одного была другому предводительством к
правде, что так же и в других науках случается. Сего ради кажется, что непристойное
есть дело поругаться погрешностям наших предков, которые в исследовании правды
упражнялись, а наипаче, ежели они своими погрешностями к изобретению правды
лучшую дорогу показали. Понеже их потомкам находиться бы было самим в в заблуждениях,
ежели б они наперед их не погрешили. Когда примечания и оттуду произведенные
следствия недовольны были к получению желаемого, то первые основатели астрономии
за благо рассудили употребить добровольные положения, и подлинно прекословить
не можно, что сия наука великую получила пользу от таких положений. Ежели же бы
они не похотели принимать оных, то очень далеко бы сия наука отстояла от сего
совершенства, которое она ныне имеет. Из оных положений ближайший приступ сделался
к правде. Ибо примечания, к которым сии положения подали случай, оные им
подтверждали, показывая сходство между ими и явлениями, или опровергали,
показывая несходство между ими, и таким образом другой путь к исследованию отворяли.
Итак, не к способам ли находить правду причислить должно и употребление
добровольных положений. И для чего бы сему способу употреблять добровольные
положения в физике и в других науках, так же как и в астрономии, не последовать.
Сего бы ради рассудили бы себе те, которые думают, что все добровольные
положения из физики и из других наук выключить должно, праведно ли они то
делают? Сие подлинно, что ради злоупотребления добровольных положений, прямого
их употребления, как и в других вещах, так и здесь, отвергать не должно.
Правда, что многие в науках несправедливо употребляли положения, ибо они за доказанную
правду почитали пустые выдумки и сумасброды. Но я говорю о прямом употреблении,
и то таком, какое в астрономии делается, а не о злоупотреблении. О вероятности
и невероятности добровольных положений рассуждать должно из принадлежностей к
правде в оных находящихся, и таким образом добровольные положения будут путем
не к погрешностям, как в злоупотреблении оных бывает, но к изобретению правды.
Как сие в астрономии и самым делом сделалось, и всяк рассматривая происшествия
астрономии видеть может. Систему света двояким образом представить можно:
во-первых так, как она нам кажется, и как по-видимому в наших чувствах
представляется, потом - как она есть по рассуждению ума нашего. Отсюду
произошло, что астрономия на две части разделилась, из которых первая
сферическою, а другая теоретическою названа. Сферическая астрономия представляет
видимую систему света, а теоретическая - подлинную, как она в самом деле быть
должна, сколько об ней по сие время известно сделаться могло. А понеже видимая
система света отворить должна путь к подлинной системе мира, так как она в
самой вещи есть, то, во-первых об ней рассуждать должно, потом исследовать причины
сих явлений, которые ежели известны будут, то и подлинную или теоретическую
систему найти можно. Видимая с земли система света всем одинако кажется, и
всегда одинако казалась, ибо к познанию оной требуется только употребление
чувств, но теоретическая система в рассуждении различного познания степени,
которое всяк имел, и иметь мог, различным образом у разных астрономов представлена.
Но что же, разве система света в самом деле не так находится, в каком нам кажется,
и как в глазах наших воображается? Совсем не так. Ибо по видимой системе света
представляется вся вселенная наподобие пустого шара, на котором все небесные
тела утверждены, и в центре которого стоит Земля наша, около которой весь
небесный шар со всеми телами движется и обращается. Но система света, умственная
или теоретическая найдена совсем противна видимой системе. Ибо по оной небесные
тела неодинакое имеют от Земли расстояние, но весьма между собой различныя [как
сие из читанной речи разуметь можно] и найдено, что величины сих тел весьма превосходят
те, которые мы на Зеле видим, ибо многие тела несравненно превосходят собою
величину всей земли нашей, хотя они нам с
что те тела, которые планетами называются, подобны земле нашей, а все
оные небесные тела, которые неподвижными звездами называются, суть солнцы. Однако
ж по силе сей системы, сии превеликие тела и планеты не около Земли обращаются,
но сама Земля вертится около своей оси, и сие видимое оных движение делает. По
силе сей системы в системе планет Земля не стоит, как кажется в средине тел
небесных, но сие почти срединное место Солнце занимает, около которого планеты
в различные времена движутся, и не упоминая теперь о других различиях и с тем
между собою, нашу солнечную систему составляют. Сего ради видимая система мира
весьма разнствует от той, которую мы в уме воображаем, или лучше сказать, что
они совсем между собой противны. Но понеже подлинная система света так много
разнствует от видимой системы, то не должно ли признаться, то оная и самому
искусству противна, потому что она от самых чувств и их представлений разнствует?
Сие возражение великой важности покажется тем, которые помощию одних чувств все
определить хотят и которые обыкли рассуждать из чувств о свойстве вещей, и
довольствоваться одним их показанием, а разумных рассуждений ни сами не употребляют,
ни других слушать не хотят. Таковым людям все, что ни утверждается о сей системе,
и о строении всей вселенной, показалось бы ложное и совсем несходное с правдою
дело, ежели б предсказия небесных приключений в их некоторой вероятности не
возбуждали. С изумлением, почти удивляются сходству предсказанных явлений, с
самим приключением. Предсказываются затмения Солнца, Луны и прохождения планет
Меркурия и Венеры чрез Солнце, что во многие вперед годы предсказано быть
может, ибо справедливость предсказаний сбывания их оказывают. Равным образом по
астрономическим основаниям найти можно, какие и когда прежде были небесные явления.
Понеже в таковых справедливостях все по нужде согласится долженствуют, то могут
купно и к тому приведены быть, чтоб поверить, что все то, что подтверждается о
расположении сей системы основания своего не имеет. Но каким образом за
справедливость что-нибудь почесть должно, что чувствам и искусству противно?
Посему чувства подвержены обманам, потому что они представляют систему света
другим образом, нежели как она находится в самой вещи, и для сего чувствам
никогда верить не должно, отсюда все сумнительно и неизвесно быть должно, и сия
наука может отворить свободный путь к неразрешимым сумнительствам. Может
непременно все то, что чувства представляют, быть сумнительно, то есть, в самой
ли вещи находимся, или только нам так кажется? При начатии астрономии было
сумнение, справедливое ли и натуральное оное общее около Земли движение всей
небесной сферы или только видимое? Также сумнительно было, что движение Солнца,
которое собственным называется, подлинное ли есть или видимое только, ибо в чувствах
наших таким же образом представляется движение, хотя и Земля вместо Солнца
будет обращаться около своей оси, и ходить около оного. И понеже чувства сего
познать не могут, потому что в обоих случаях одинаким образом кажется движение.
То неотменно сумневаться должно было, которое движение есть справедливое? Но
древние в сем сумнении не долго были и оное всеми силами разрешить старались,
ищучи многие принадлежности к правде, и следуя основаниям совокупности
справедливого искусства с разумом, хотя они, ради недостатку спомоществований
не скоро сии сумнения могли оставить. Но ежели бы они затруднением в
иследовании истины воспящены были, и для сей притчины, как обыкновенно тогда
делалось, восхощели бы вдаться в вечную сумнительность о бытии вещей, то бы без
сумнения бедное было ныне состояние астрономии. Ложное сие есть возражение, что
видимая система мира основана на искусстве и опытах. Приписывается здесь
искусству то, чего в нем не находится и с ним смешивается то рассуждение,
которое по справедливости оттуда не следует. Все оное искусство основано на сем
несправедливом умствовании и рассуждении, то есть, каким образом и каковы собою
вещи в чувствах наших представляются, такие они в самой своей натуре быть долженствуют.
Несправедливость сего рассуждения всяк увидеть может, кто только похочет
рассудить о известных ему самому видимых вещах. Сколь часто тела издали совсем
иначе кажутся, нежели как они есть в самой вещи. Часто делается, что две вещи в
одинаковом от нас расстоянии кажутся, у которых бывает великая разность между
их расстояниями. Многие тела издали кажутся круглыми, которые в самой вещи
квадратные, также иные малыми, которые в самой вещи весьма велики, а другие в
движении находящиеся, которые в самой вещи стоят недвижимо. Находится таких
привидений великое множество, которых причины оптика, то есть наука и видении
исследывает, и которые отсуда оптическими обманами названы. Еще древние философы
постановили некоторую философию привидений, которая изыскивает оных причины, и
следовательно, различие между оптическими и физическими правдами [как ныне
называют] в себе содержит. Ибо подлинно правда, что вещь различным образом в
чувствах наших представляется, поколику различное оной от нас расстояние и
положение будет, и посему таковое привидение конечно назвать должно оптическою
истиною. Сего ради в видимой системе света многие оптические истины содержатся,
поколику она в самой вещи чувствам нашим представляется, хотя оттуду заключить
и не можно, чтобы сие так же и в самой натуре было, потому что одна и та же
вещь в различном положении зрителя, всегда различным образом показать
долженствует. Кажется, что и сама оптика для астрономии найдена, дабы в исследовании
справедливой системы света найти можно было причины видимой системы мира. Сего
ради инаким образом система мира покажется, ежли зритель в Солнце будет, иначе
опять ежели в Меркурии, иначе, когда будет на Венере, иное, когда будет
смотреть с Марса, иначе, когда с Юпитера, иначе с Сатурна, иначе с кометы,
иначе с разных неподвижных звезд. Во всяком том различном положении различно и
система света видеться будет. Как то сравнительная астрономия изрядно представляет
приключения всей вселенной, поколику она с Солнца, с планет и с неподвижных
звезд видимы бывают. Хотя же подлинная система света от видимой и оптической
весьма разнствует, однако не надобно, чтобы особливые названия находящимся в
ней вещам бываемым в общем житии употреблять, итак по справедливости в ней
удерживаем мы взятые от видимости и из оптических правд речения, как то делать
и самое Священное Писание обыкло, когда оно упоминает о явлениях небесных. Не погрешаем
мы, когда говорим, что Солнце, Луна и все звезды восходят и заходят и некоторое
общее движение около Земли имеют, хотя оное есть только видимое и оптическое, и
зависит от движения Земли, однако мы говорим, что Солнце по эклиптике движется
по созвездиям Овна, Тельца, Близнецов и других знаков, а планеты иногда неподвижно
стоят, а иногда возвратное движение имеют, хотя все сие по теоретической
системе света, только по видимому и оптическим образом кажется. Кто же не
знает, что к познанию истинной системе света, во первых служит познание расстояний
и величин тел небесных, ибо, порядок и пространство системы от сего познания
зависит. Расстояния планет от Солнца величество нашей Солнечной системы показывают.
Ибо, ежели известно будет расстояние самой дальнейшей планеты, то найдется и
диаметр всей Солнечной системы, следовательно и пространство оной. В нашей
Солнечной системе Сатурн самая дальнейшая планета, и следовательно, ежели дано
будет его расстояние от Солнца, то как кажется, купно известна будет и величина
всей нашей системы. И конечно, сие бы таким образом было, ежели б кроме обыкновенных
планет, никакие необыкновенные кометы к нашей системе не надлежали. Но понеже и
кометы принадлежат к нашей системе, и величину оной делают неизвестною, потому
ниже числа, ниже расстояния оных точно еще не определено, для того что они
далее Сатурна около Солнца движутся в больших и продолговатых еллиптических
кругах, так что и близко к Солнцу приходят и потом весьма далеко от него паки
удаляются. Сего ради величина нашей Солнечной системы еще совершенно
неизвестна, хотя в том и никакого нет сомнения, что между Сатурном - самою
далечайшею нашей системы планетою и ближайшею неподвижною звездою почти
бесконечное содержится расстояние. Хотя же бы и величина всей нашей Солнечной
системы совершенно была нам известна, то однако ж из того еще думать не должно,
что будто бы оттуда и всю величину системы всего света удобно познать можно.
Ибо кто дерзнуть может определить число всем звездам неподвижным и расстояние
оных между собою. Чем совершеннейшие бывают астрономические трубы, тем большее
число оных находится, и без сомнения большее оных множество есть, которых мы не
видим, и не знаем, так что по достоинству нам сказать можно, что число сих
небесных тел бесчисленно и бесконечно. Почти нечувствительный неподвижных звезд
параллаксис довольно показывает, что оные почти бесконечное от Солнца и от
Земли расстояние имеют. Ужасное есть расстояние от Солнца, самой ближайшей
звезды, и без сумнения все прочие не меньшее между собою расстояние имеют. Из
оптических оснований доказать можно, что ежели б с самой ближайшей звезды
посмотреть на нашу систему, то вся оная для малости своей из глаз пропадет и
исчезает. Солнце тогда покажется, яко неподвижная первой величины звезда, а
никоторая планета не будет видима. Чего ради все оное пространство, которое
содержится в нашей системе, оттуда за одну точку почитать должно. Толь ужасное
и все силы воображения нашего превосходящее есть пространство всего света! И
кто ж бы дерзнул определить пределы оного, и не удивляться оной бесконечной
величине, которая весьма достойна бесконечного Творца. Древние весьма в тесные
пределы включили величину света, они положили, что расстояние ее простирается
только до неподвижных звезд, про которые думая, что они все в равном от нас расстоянии
находятся, положили их отдаление весьма малое, то есть только 14000 земных
полудиаметров. Но кто не видит, что сицевое
представление мира не весьма пристойно и достойно есть бесконечного оного
величества. Но еще достойнейшее будет творение системы света бесконечного оного
существа, ежели мы еще о следующих рассудим и рассмотрим. Планеты все суть тела
подобные Земле нашей, и потому такие же земли, и Земля наша так же планета.
Сего ради можно по планете Земле рассуждать и о прочих планетах. Землю нашу
населяют люди и животные, и на ней все то содержится, что до их сохранения,
нужды, способности и приятства жизни касается. Планеты суть земли, так же
способные к населению, как и земля, на которой мы живем, потому что оные от
Солнца также освещаются и нагреваются, и плоды произносить могут, имеют
перемены дня и ночи и прочая, что к способному житию принадлежит. То можно ли
нам подумать, что от премудрейшего Создателя сей вселенной, сии способности к
житию тварей напрасно нам сделаны? И что бы земли оные были пустые без всяких жителей?
Сверх сего кажется, что и самое божественное намерение в сотворении сей
вселенной требует, чтобы и прочие земли непраздны и непусты были. Бог ради того
избрал и создал всю вселенную, чтобы было зерцало его совершенств, чтобы
разумная тварь познать могла из совершенного творения, совершенства самого Творца,
и чтобы пристойнейшее оным совершенствам почтение к нему имела, и своими
действиями изъясняла Его славу с благополучием нерушимым союзом связанную. И
как можно думать, что планеты прочие земли разумного создания не имеют, и что
едину только Землю нашу оное сознание населяет? Когда чем большее число разумного
создания, которое б из совершенного творения познать могло совершенство самого
творца, тем больше увеличивается познание божественных совершенств, и таким
образом Его величество просвещается и распространяется. Бесчисленное множество
будет разумного создания, познавающего и почитающего бесконечного Творца, когда
мы еще о свойстве неподвижных звезд точнее рассудим. Неподвижные звезды
собственный имеют свет, и не освещаются от светящегося тела, как планеты.
Следовательно, они все сами светящиеся тела и Солнцу нашему подобныя и также
солнцы, как и наше Солнце есть неподвижная звезда. Солнце наше на тот конец
сотворено, чтобы тела, которые круг его ходят, освещать, нагревать и
плодоносными делать, дабы в них способно жить можно было. Сего ради, возможно
ли поверить, то бы бесчисленные такие солнцы в системе света только так сияли и
будучи без употребления никакой равной Солнцу нашему должности не отправляли,
то есть, чтобы они не имели своих планет, которые бы они освещали и согревали и
делали их способными к населению, и чтобы не составляли центра систем планет?
Ибо то из сего явствует, что они имеют почти бесконечное между собою
расстояние, которого не надобно, кажется было, естьли бы каждая из них не была
центром планетной системы. И таким образом система всего света будет состоять
из бесчисленных и бесконечных систем солнечных, что самое совершенство
Создателя, бесконечное его могущество, премудрость и благость самым высочайшим
образом всему бесчисленному множеству разумных жителей доказывает. Но кажется
сему то противно, что других систем кроме нашей приметить не можно. Сие
сумнение удобно опровергается, ежели о том рассуждать будем, что прежде о нашей
системе планет сказано, то есть, что она из глаз исчезает, ежели на нее с
неподвижной звезды посмотреть, откуда Солнце наше, аки неподвижная звезда
казаться должно. Что ж будет пространство нашей системы планет к пространству
системы всего света? Неотменно нечто иное, как только точка. По сему явно, что
расстояния звезд неодвижных от системы нашей для того так велики сделаны, чтобы
ни одна из них система от другой в замешетельство прийти, или повредиться, и от
взаимного их действия разориться не могла и две бы в одну не смешались, но
чтобы порознь одна от другой стояли. То же сказать можно и о великих и неравных
расстояниях планет в нашей Солнечной системе, которые пристойные имеют
расстояния, весьма премудро установленные, как самой их конец требует. Ежели б
меньшее было расстояние между ими, то бы удобно первейшая планета при
вступлении своем в тень другой первейшей планеты, сделать могла повреждения
жителям, хотя тени спутников различные пользы первейшей планете сделать могут,
как сие показует польза на Земли нашей из солнечных и лунных затмений. Равного
расстояние между собою первейшие планеты иметь не могут по причине своих
спутников, которых они неравное число имеют. Сего ради большее расстояние
должен иметь Сатурн от Юпитера, нежели Юпитер от Марса, потому что система сатурновых
спутников будучи больше, нежели юпитеровых, больше требует пространства: ибо
Сатурн имеет пять спутников, а Юпитер - четыре. Но, кажется, что расстояние
Марса от Земли большее есть, нежели как надобно, ибо его расстояние от Земли
очень больше расстояния Венеры, а сам много меньше Венеры и никакого путника не
имеет, сколько о том по обсервациям известно. Удобно разумеется, что сицевым
образом нимало еще не можно заключить, что сего спутника совсем не находится,
ибо расстояние оного так малое, и свет его так слабый быть может, что его
помощию нынешнх труб приметить не можно, а может быть что впредь помощию совершеннейших
труб приметить и то можно будет, или другая сего великого расстояния законная
причина еще нам неизвестна быть может. Однако ж о сем думать не должно, чтобы
мы законные причины все знали, и узнать когда могли. Между тем, сколько возможно
отваживаться должно к исследованию оных, потому что оне в прилежном выискивании
всегда являются. Не надлежит думать, что меньшую в натуре пользу приносит
исследование конечных причин, нежели действующих: ибо известно, что в мире не
токмо в рассуждении времени действующих причин, но также и в рассуждении
расстояния и конечных причин рассуждение быть может. Познание конечных причин показывает в системе мира взаимное
частей употребление и сходство партикулярных намерений с генеральными, и всех
вещей согласие исполненное превеликой Божией премудрости. Из
вышереченных довольно разуметь можно, что познание системы сего мира великую в
себе содержит важность, и что оное роду человеческому весьма полезно. Сие
знание непартикулярную приносит пользу, но всенародную, ибо система мира у всех
должна быть зерцалом Божиих совершенств, которое тем совершеннее будет, чем
точнее онаго познание. Сего ради, кто бы того за справедливость признать не похотел,
что познанные правды о Системе мира должно делать, сколько можно, всенародными
и общими. Сюда принадлежат Гугензевы и Фонтенелловы
и другие книги, написанные простым образом, находятся сферы и шары, которые
представляют видимую систему света, и карты астрономические, которые положения
света так изображают, что и необращающийся в сей науке довольное познание оптом
получить может. Но краткость времени мне о сем говорить воспрящает. Отсюду к
тебе, почтенный мой товарищ обращаюсь. Предложил ты в речи своей о всяких переменных
приключениях бывших поныне в науке, о расстояниях и величинах тел небесных, на
которых познание системы света о большей части основание свое имеет. Исчислил
ты обстоятельно по порядку времени приращения, которые от древних времен даже
по сие время в сей науке делались, и показал, которые еще делать должно, и обо
всем рассудил исправно, так же приложил новейшие старания и успехи в
определении расстояния Луны от Земли обстоятельнее, нежели как еще поныне то
сделать можно было, в чем ты и сам себе некоторую честь приписать можешь. Но
понеже все сие надлежит до распространения сей весьма полезной науки, то не
имеешь ты причины сомневаться о согласии в сем деле и апробации собрания нашей
Академии наук <…>

Публикуется
по изданию: «Речи, говоренные в публичном собрании Академии наук... сентября 6
дня 1755 года». СПб., 1755 с некоторыми сокращениями. Гришов (Grischow Augustin Nathanail, 1726-1760) - астроном, член
Петербургской Академии наук, приглашенный из Германии.
|