А. Ф. Лосев

ТИПЫ ОТРИЦАНИЯ

 

Отрицание отрицания является одним из самых главных и наиболее популярных законов диалектики. Понимается и излагается он у нас достаточно правильно. Однако обсуждение этого закона движется скорее в горизонтальном направлении, чем в вертикальном, т. е. обычно говорится больше о соотношении этого закона с другими законами диалектики, чем о вхождении в глубину анализа самой категории отрицания. Нижеследующие замечания имеют в виду именно глубину категории отрицания, а уже потом мы будем говорить о самом законе отрицания отрицания. Для этого нужно вникнуть в то, как функционирует отрицание в мышлении и в бытии, всегда ли оно одинаково и однородно, или же оно функционирует весьма различно. Попробуем вникнуть в разнообразные типы категории отрицания.

Дискретное отрицание. Оно является только отталкиванием, без всякого притяжения к чему бы то ни было, внеположным, абстрактно-метафизическим отрицанием. Начнем с той формы отрицания, когда оно берется в самой начальной, пустой и бессодержательной форме. Такое отрицание возвещает только о том, что чего-нибудь нет. Все числа натурального ряда связаны между собой путем прибавления или отнятия единицы или многих единиц. Но каждое число натурального ряда может быть взято само по себе только с единственным признаком, что оно не есть нечто другое. Двойка, тройка, четверка, десятка, сотня, тысяча, миллион – все эти числа, конечно, состоят из определенного числа единиц, получены из предыдущего числа путем прибавления единицы и создают новое число путем нового прибавления единицы. И тем не менее каждое такое число может браться само по себе,  т. е. с тем единственным отличием, что оно не есть другое число. В суждении “кислород не есть водород” слово “кислород” ничего не говорит ни о содержании этого понятия, ни о соотношении его с “водородом”. Такую чистую внеположность, когда неизвестно, что именно подвергается отрицанию и ради каких целей, мы и называем дискретным отрицанием.

Могут сказать, что такого отрицания в чистом виде вообще не существует и нечего о нем и заговаривать. Это не совсем так. Действительность, конечно, не содержит в себе такого отрицания. Природа и общество состоят из определенных вещей или событий, которые друг друга отрицают или утверждают – дискретное отрицание ничего определенного не отрицает и тем более ничего определенного не утверждает. Природа и общество меняются и развиваются – дискретное отрицание никогда не меняется и ни в каком смысле не развивается. Но тогда всякий спросит, зачем же нужно говорить о таком отрицании.

Говорить о дискретном отрицании необходимо в том же смысле, в каком мы говорим, например, именах или зернах растений. Ведь эти семена и зерна еще не есть растения. Чтобы превратиться в растение, они должны начать разбухать в определенной среде, т. е. начать отрицать самих себя. Конечно, рост растения есть отрицание в более глубоком смысле слова, поскольку с таким отрицанием всякий раз связано и какое-нибудь утверждение. Но тогда ничего не стоит отбросить эти более сложные формы отрицания и говорить о них только в самых общих, еще никак не “окачествованных” формах. Поэтому если такого дискретного отрицания и нет в действительности, оно есть или может быть в мышлении; а задача научно-философского мышления, с одной стороны,– все расчленять до неделимых единичностей, а с другой – все обобщать до получения закона возникновения подчиненных ему единичностей.

Итак, дискретное, или сплошь разрывное, отрицание существует; но это только первый этап в изучении логической картины отрицания вообще. Это – наиболее пустое, наиболее бессодержательное, но зато максимально абстрактное отрицание.

Аналитическое отрицание. Это – отрицание непрерывно-становящееся, сплошь текучее и лишенное в себе всякой раздельности. Изучив природу дискретного отрицания, мы замечаем, что признавать всю эту сплошную внеположность и сплошную взаимную изолированность можно только в том случае, если мы тут же мыслим и нечто противоположное этому, как светлое нельзя ни видеть, ни мыслить без представления о темном.

Возьмем какую-нибудь точку на отрезке прямой и станем наблюдать, как она достигает какой-нибудь другой точки па этом отрезке. Очевидно, говорить об одной дискретности точек здесь мало. Надо не фиксировать их в их раздельности и взаимной изоляции, в виде дискретности, а совершить совсем другой мысленный акт: наблюдать самый сдвиг первой точки. Но этот сдвиг точки уже не есть просто точка, неподвижная и в отношении ко всему изолированная. Затем, чтобы из одной точки прийти в другую точку на отрезке прямой, надо еще пройти некоторое расстояние между двумя точками, а это расстояние тем более не есть неподвижная и ото всего изолированная точка.

Что же это за отрицание, которое дает нам возможность продвинуться от одного места до какого-нибудь другого места? Ясно, что такого рода движение от одной точки к другой уже нельзя представить себе в виде все тех же взаимно изолированных точек. Отрезок прямой не есть сумма какого-нибудь числа точек, хотя бы это число было бесконечно. Ведь между двумя рядом стоящими точками, как бы они ни были близки одна к другой, всегда можно поместить еще третью точку, а между этой средней точкой и концами данного отрезка можно еще помещать все новые и новые точки. Так мы никогда и не дойдем до такой длины данного отрезка, которая была бы дальше неделима. Правда, это деление отрезка прямой можно продолжать бесконечно далеко; и в бесконечном пределе деления мы найдем нечто такое, что дальше уже не подлежит делению. Но, во-первых, для этого нужно продолжить деление отрезка прямой именно до бесконечности, а во-вторых, в этой бесконечности, поскольку благодаря ей мы получим нечто неделимое, наш отрезок прямой тоже превратится в точку. Это и значит, что отрезок прямой не состоит из суммы отдельных точек: при конечных длинах деление возможно и дальше, а при уходе деления в бесконечность мы и совсем потеряем те две точки, расстояние между которыми мы подвергали делению, и в результате получим точку, в которой конечные точки нашего отрезка слились неразличимо. Итак, составить отрезок прямой из взаимно изолированных точек невозможно.

Но отсюда ясно и то, что расстояние между двумя точками на прямой есть сплошное становление, настолько текучее и непрерывное, что в нем невозможно зафиксировать ни одной устойчивой точки. Всякая новая точка, появившаяся в результате такого непрерывного становления, исчезает и уходит в прошлое в самый. момент своего возникновения. Это сплошное становление, диаметрально противоположное дискретному отрицанию, представляет собой такое отрицание, которое не довольствуется фактом отличия одного момента от другого, но является сплошным и неразличимым потоком в моменты перехода от одной точки к другой. Очевиднейшими примерами такого становления являются время или пространство, в которых нельзя зафиксировать такую точку, которая тут же не переходила бы в другую точку.

Говорить о белом можно только в том случае, если у нас есть представление о черном или хотя бы вообще о не-белом. Говорить о тяжелом можно только в том случае, если у нас есть представление о легком. Точно так же говорить о дискретном и прерывном можно только тогда, когда у нас есть представление о нераздельном и непрерывном. Поэтому переход от одной дискретной точки к другой предполагает, что

возможен безраздельный переход от одной точки к другой, т. е. непрерывно становящийся переход между ними. Поэтому аналитическое отрицание есть прямое требование дискретного и прерывного отрицания и без него немыслимо.

Заметим, что термин “аналитический” и некоторые другие употребляемые далее термины обыкновенно имеют место в математике. Однако мы употребляем эти термины отнюдь не в обыкновенном математическом смысле, а только для фиксации наших категорий.

Дифференциальное отрицание. Это – отрицание с функцией приращения. Из предыдущего ясно, что аналитическое отрицание уже не есть просто отрицание в абсолютном смысле слова, как это говорилось об отрицании дискретном. Сущность аналитического отрицания заключается в том, что оно нечто прибавляет к неподвижной дискретности. Прибавление это, правда, очень мало: на первых порах оно близко к нулю. Но оно ни в коем случае не есть нуль. Если бы оно не создавало никакого приращения к нашей постоянной и дискретной величине, то эта величина так и оставалась бы неподвижной и, следовательно, дискретной. Вся новизна аналитического отрицания заключается в том, что оно указывает на некоторого рода сдвиг, как бы он ни был мал и близок к нулю. Но если аналитическое отрицание, будучи непрерывным становлением, все же указывает на какой-то сдвиг постоянно устойчивой величины, то оно свидетельствует и о некоторого рода приращении к этой величине. Об этом сдвиге, или об этом приращении, можно и нужно говорить отдельно. Пусть это приращение бесконечно мало, и пусть это отрицание постоянной величины произошло только на величину, весьма близкую к нулю. Все равно этот сдвиг есть нечто; и это приращение есть какая-то новизна, без фиксации которой мы продолжали бы оставаться на почве только дискретного отрицания и никакого аналитического сдвига у нас не получилось бы. Назовем это бесконечно малое отрицание, этот близкий к нулю сдвиг и это едва заметное приращение отрицанием дифференциальным. Оно не есть ни мертвое дискретное отрицание, ни то аналитическое отрицание, которое его выдвигает и без него невозможно, но отнюдь не есть оно само.

Двигаться можно только с какой-нибудь скоростью, так что без той или иной скорости невозможно и само движение. Однако само движение только еще обладает скоростью, но не есть сама скорость; и сама скорость движения только еще принадлежит движению, но, взятая сама по себе. не есть движение. Пусть человек проходит в час 5 километров, это и есть скорость его движения. Но 5 километров, взятые сами по себе. еще не есть скорость и не есть время, а всего лишь неподвижное пространство или, вернее, определенный отрезок пространства. Поэтому и то приращение, которое создается аналитическим отрицанием, не есть само это отрицание, а только принадлежит ему, отличает его, свойственно ему, но еще не есть оно само.

Аналитическое отрицание повсюду несет с собою возникновение все новых и новых моментов, т. е. все новых и новых отличий. Это и заставляет нас всякое новое отличие, которое создается аналитическим отрицанием в сравнении с дискретной неподвижностью, называть именно дифференциальным отрицанием (differentia по-латыни значит “отличие”). Это есть тот момент новизны, который каждое мгновение создается аналитическим отрицанием, но который сам по себе еще не есть какое бы то ни было отрицание.

Интегральное отрицание. Концепция дифференциального отрицания, взятого само по себе, является, конечно, нашей мысленной абстракцией. Это видно уже из того, что отрицание в его цельном виде мы мыслим как живое движение, а дифференциальное отрицание не есть движение. Ведь всякая абстракция, изъятая из живого и подвижного целого, всегда будет абстракцией, т. е. неподвижной односторонностью. Но все искусство философского анализа состоит вовсе не в том, чтобы обязательно избегать неподвижных абстракций, а в том, чтобы эти неподвижные абстракции уметь объединять в одно живое и подвижное целое. Цель философского анализа в том и заключается, чтобы сумбурную глобальную действительность представить в виде раздельного, разумного или по крайней мере осмысленного целого. Поэтому никакая абстрактная односторонность не будет для нас страшна, если мы в результате анализа сумеем представить ее себе как органическую необходимость.

Следует сказать, что дифференциальное отрицание есть только момент в аналитическом отрицании, оно органически связано с ним и фактически неотделимо от него. В самом деле, что такое неподвижная или постоянная величина, мы знаем. И что такое отрицание такой величины, создающее ее сдвиг и ее приращение, это мы только что сформулировали. Но ведь ясно, что в цельном движении не существует ни отдельных неподвижных точек, ни отдельных неподвижных сдвигов. Реально существует только такая точка, которая, оставаясь сама по себе постоянной, в то же самое время может испытывать и сдвиги, и разного рода приращения.

Возьмем на отрезке прямой какую-нибудь точку, которая и остается сама собой, и проходит некоторого рода путь, но путь непрерывный, не делимый на более мелкие отрезки. Ясно, что такого рода точка будет отличаться и от непрерывно-дискретной точки, и от той аналитической и непрерывно-подвижной точки, которая несовместима ни с какой прерывностью, и просто от своего сдвига, который, будучи взятым сам по себе, тоже оказывается величиной вполне неподвижной. Наша новая точка на отрезке прямой, хотя и остается сама собой, все же мыслится вместе со своим движением. Не будем брать это движение сразу в больших размерах. Логическая последовательность заставляет нас брать эту постоянную точку вместе с тем ее малейшим сдвигом, который близок к нулю.

В античной философии была теория так называемых неделимых линий. Атомисты утверждали, что вся действительность разбивается на такие мельчайшие точки, которые уже не подлежат дальнейшему дроблению. Но другие философы говорили не о неделимых точках, а о неделимых линиях. Атомы они считали слишком дискретными точками, неспособными ни к какому изменению. Неделимые же линии они представляли себе хотя и неделимыми и неизменными, но все же таящими в себе возможность каких угодно изменений. Мы не будем сейчас говорить, верна такая теория или нет и целесообразна ли такая терминология. Важно то, что уже в древности была потребность мыслить себе мельчайшие элементы бытия вместе с заложенным в них сдвигом, вместе с возможностью построить из этих элементов действительность любого вида и любой формы.

Это же самое заставляет и нас говорить не только об аналитическом отрицании, но и об интегральном отрицании, которое не просто отрицает постоянную величину и не просто создает нечто новое, но, так сказать, обновляет эту постоянную величину, берется вместе с ней и потому является принципом ее роста и развития. Ведь это же естественно – говорить не просто о сдвиге как таковом, но о сдвиге какой-нибудь определенной и постоянной величины.

Если воспользоваться более элементарным и более грубым способом выражения, то можно сказать, что интегральное отрицание есть аналитическое отрицание плюс отрицание дифференциальное. При таком подходе меняется и вся картина отрицания, которое уже перестает быть неподвижным постоянством, но пребывает в сплошном и непрерывном становлении, включая исходную точку этого становления и весь проходимый ею путь.

В трех рассмотренных типах отрицания сразу бросается в глаза: здесь мы все время имели дело не с каким-нибудь реальным, фактическим или материальным отрицанием, но вскрывали только теоретическую структуру отрицания, совершенно не касаясь ее метрического функционирования. В самом деле, бесконечно малое приращение, возникавшее в результате аналитического отрицания, было, собственно говоря, везде одним и тем же. Мы могли брать любой отрезок прямой, и везде эти процессы становления были совершенно одинаковыми. Заключенный между двумя рядом лежащими точками отрезок прямой можно было делить пополам, а эти половины – еще раз пополам и так до бесконечности без получения какого-либо определенного и твердо ограниченного отрезка. Но ведь этот процесс бесконечного дробления мы могли бы совершать и между любыми другими двумя точками той же прямой, и аналитическое отрицание везде давало бы один и тот же результат: бесконечное дробление и невозможность дойти до нуля. Это относится, конечно, и к двум другим рассмотренным типам отрицания – дифференциальному и интегральному. Такие бесконечно становящиеся функции отрицания везде были у нас одинаковыми.

Можно сказать еще и то, что эти три типа отрицания слишком далеки от процесса материальных изменений и, собственно говоря, ничего не измеряют, а являются только смысловой структурой всякого разделения и всякого измерения. Иначе говоря, они являются как бы анатомией отрицания. Но ведь никакая анатомия ничего не говорит нам о цельной жизни организма. Любые органы живого тела и любые его части, конечно, представляют собой некоторого рода реальность. Но чтобы изучить их жизненный смысл, необходимо представить их себе в составе целостно действующего организма. Конечно,  анатомия отрицания оказывается предметом пока еще слишком идеальным и слишком далеким от реального функционирования разнообразных типов отрицания в материальной действительности. Поэтому необходимо, чтобы проанализированные нами выше формы отрицания рассматривались на каком-нибудь материальном субстрате. При рассечении отрезка прямой нам надо получить ее твердые, устойчивые и пространственно вполне определенные части, а не только это вечное расплывание и вечное непрерывное становление, в котором нельзя даже ухватиться за какую-нибудь точку или за какое-нибудь расстояние между двумя точками – ведь эти три типа отрицания непрерывно плывут и непрерывно возникают и уходят в прошлое. Поэтому возникает необходимость перехода к четвертому типу отрицания.

Метрическое отрицание. Оно является не просто структурно-смысловым, но материально-жизненным, фактическим. Такое отрицание возникает не только в виде мысленного процесса, но и в виде материального субстрата, его метрической изменчивости, т. е. того условия, без которого отрезок прямой нельзя подвергать какому-нибудь реальному дроблению. Этот процесс дробления должен происходить не просто логически, в виде структурно-смысловой операции. Разделив отрезок прямой пополам, мы действительно получаем два материальных куска, которые могут соответствовать один другому, в какой-нибудь мере продолжать друг друга, но могут и противоречить один другому, могут быть разделены реальным жизненным скачком без ухода в бесконечное дробление и в становление аналитического, дифференциального или интегрального типа.

Только при таком подходе к отрезку прямой можно говорить о его метрической структуре, т. е. его эволюционном или скачкообразном развитии.

При аналитическом, дифференциальном и интегральном типах отрицания не могло быть и речи ни об эволюции становящейся прямой, ни о “скачках”, которые в ней совершаются. Эти три типа отрицания слишком плывут и совсем не задерживаются на отдельных точках или отрезках прямой, возникающих в результате их функционирования. Здесь невозможно говорить о реальном измерении отрезка и об его реальных, материально ощутимых моментах. И совсем другое дело, если эти аналитические процессы осуществляются на материальном субстрате, в отношении которого можно говорить и о сложении и вычитании отдельных реально ощутимых моментов, и об их умножении и делении. Если предыдущие три типа отрицания можно было назвать структурно-смысловыми, то четвертый его тип следует назвать отрицанием метрическим.

Метрическое отрицание есть совершенно новая категория, которая переносит смысловую структуру первых трех отрицаний в материальную, предметную, реально исчисляемую область. Однако это не значит, что мы здесь навсегда расстались с петыми тремя типами отрицания. Дело в том, что отдельные отрезки прямой, полученные в результате метрического рассечения, остаются никак не связанными между собою. Каждый такой метрический отрезок имеет значение сам по себе. Конечно, при рассечении отрезка прямой на отдельные отрезки мы не можем не представлять себе, что именно из этих отрезков был составлен основной отрезок, подвергнутый рассечению. Тем не менее он для того и рассекался, чтобы можно было мыслить каждый рассеченный отрезок в отдельности.

Такие куски целого в результате фактического рассечения данного отрезка прямой могут быть употребляемы и понимаемы в самых разных смыслах. Они то равны один другому, то не равны. То они совпадают и их можно наложить один на другой, а то они совсем не совпадают и могут друг другу противоречить – в зависимости от тех условий и целей, в силу и ради которых производилось метрическое рассечение. Вот почему эти метрические отрезки в одних случаях эволюционируют один в другой, а в иных случаях переходят один в другой только в результате резкого скачка. И все это возможно только потому, что рассеченные отрезки прямой используются нами материально, фактически, или, вообще говоря, метрически.

Ничего подобного не происходит в первых трех типах отрицания. Когда мы формулировали эти три типа, имелся в виду только смысл отрицания, а не отрицание как факт. Мы говорили о структуре становления, а оно только потому и было возможно, что возникающая точка тут же, в самый момент своего возникновения, исчезала. Вот почему континуум, будь то временной или пространственный, нельзя составить из отдельных точек. В континууме все отдельные точки как бы спились в одну нераздельную точку, хотя в то же самое время, применив метрические методы, можно в любом континууме найти какие угодно точки, обладающие достаточно большой устойчивостью, что позволяет фиксировать их постоянство и постоянное взаимоопределение.

Таким образом, если первые три типа отрицания вполне мыслимы сами по себе, то метрическое отрицание совершенно немыслимо без принципа аналитической слитности. Конечно, при метрическом рассечении прямой мы можем и не мыслить того, что рассеченные отрезки аналитически вливаются один в другой, поскольку нас интересуют только отдельные рассеченные куски. Теоретически, однако, ясно, что .первые три типа отрицания предшествуют четвертому типу, подобно тому как можно мыслить отдельные расколотые куски камня без всякой мысли о том, что кто-то (или что-то) расколол большой камень на малые куски, уже никак между собой не связанные.

Итак, метрическое отрицание невозможно понять без анализа структурно-смыслового отрицания.

Типы метрического отрицания. Метрическое отрицание не есть такое отрицание, которое все время становится, но есть отрицание устойчивое, субстратно ощутимое и потому всегда имеющее определенное начало, середину и конец. Бесконечные элементы, связанные с тремя первыми отрицаниями, здесь, конечно, присутствуют, но речь идет не о них самих, а об их материальной осуществленности.

Допустим, что мы проходим известный путь по отрезку прямой. Всякая точка па этом пути имеет свое определенное прошлое, которое мы прошли, определенное настоящее, на котором мы остановились, и свое будущее, т. е. тот путь, который нам еще предстоит пройти. При этом везде мы имеем дело с тем, что следует назвать границей. Если мы шли до какой-нибудь определенной точки, это значит, что мы дошли и до какой-нибудь определенной границы, так что пройденный путь был еще внутри данной границы и не переступал ее. Если же мы будем двигаться дальше, то это значит, что мы уже перейдем данную границу и будем находиться в пределах того, что является в отношении границы ее будущим. Отрицание действует здесь везде. Ведь когда мы шли к нашей границе и переходили с одной точки на другую, мы находились еще внутри того пути, который предшествовал пограничной точке. Там мы тоже пользовались отрицанием, когда покидали одну точку и переходили к другой. Но, во-первых, это было метрическое отрицание, а во-вторых, поскольку мы еще не дошли до границы, то это отрицание было еще внутриграничным. По-латыни “граница” обозначается термином limes, а intra значит “внутри”. Итак, первый тип метрического отрицания есть отрицание интралимитное.

Если интралимитное отрицание говорит о движении внутри определенной границы, то инселимитное отрицание (“in se” по-латыни “в себе”) полагает саму границу. Это – границеполагающее отрицание.

Уже первые три типа отрицания, в которых возникновение и уничтожение представляли собой одно и тоже и совершались в один и тот же момент, логически были мыслимы только при условии точного применения метода диалектики. Но диалектика границы является отрицанием еще более сгущенным, еще более ярким, и на этом придется остановиться несколько подробнее.

Рассмотрим начерченную на бумаге окружность круга. Относится ли окружность круга к тому бумажному фону, на котором она начерчена, или же она относится к самому кругу? Если окружность круга относится к тому фону, на котором начерчен круг, и не относится к самому кругу, тогда получается, что на листе бумаги нет никакого круга, что мы вообще ничего там не начертили. Как же тогда говорить об окружности круга? Возьмем другую возможность. Допустим, что окружность круга относится только к самому кругу, но не относится к тому фону, на котором мы ее начертили. Тогда опять получается, что мы ровно ничего не начертили.

Единственный выход из этой противоречивой ситуации заключается в том, чтобы одновременно мыслить и отнесенность окружности к кругу, и отнесенность ее к тому фону, на котором начерчен круг. Можно сказать также и иначе: окружность круга не относится ни к кругу, ни к фону, на котором он начерчен. Здесь перед нами впервые раскрывается загадка инселимитного отрицания: граница есть и часть ограниченного, и часть ограничивающего, или, что то же самое, граница не есть ни часть ограниченного, ни часть ограничивающего. Такова диалектическая разгадка тайны инселимитного отрицания. Ясно, что эта метрическая диалектика есть только пространственное, или, вообще говоря, метрическое, осуществление структурно-смыслового отрицания.

Поскольку речь идет о метрическом отрицании, то на первый план выступают проблемы измерения того, что возникает в результате отрицания. И пока мы говорим о конечных измерениях, можно не вдаваться в напряженную диалектику. Но главный интерес данной области исследования заключается именно в случае бесконечных величин, в случае измерения метрической бесконечности.

В самом деле, рассмотрим тело, которое движется с какой-нибудь конечной скоростью. Пока мы имеем дело с конечными скоростями, сама категория скорости остается везде одной и той же и меняется только ее величина. Но допустим, что тело движется с бесконечной скоростью. Что это значит? Это значит, что оно сразу прошло все расстояние, которое предстояло ему пройти. Однако если тело сразу занимает все возможные места, которые оно могло бы пройти, то это значит, что больше уже нет никакого другого места, которое оно могло бы занять: все места заняты и двигаться уже некуда. Но тогда получается, что тело уже не движется, а покоится. Покой есть не что иное, как движение с бесконечной скоростью. Следовательно, интралимитное отрицание только тогда остается самим собою, когда оно в метрическом смысле конечно. Если же оно исчерпало себя, дошло до своей границы, это значит, что оно уже перестало быть самим собой и из интралимитного стало сначала инселимитным, а потом и супралимитным отрицанием, т. е. перешло в новое качество. Таким образом, супралимитное отрицание есть отрицание самого отрицания.

От структурно-смысловых типов отрицания мы перешли к отрицанию метрическому, поскольку структурно-смысловое отрицание всегда есть отрицание чего-нибудь и необходим тот субстрат, на котором могла бы разыгрываться его роль. Кроме того, структурно-смысловое отрицание, взятое само по себе, есть только мысленная абстракция, лишенная материальной воплощенности и фактической силы и не способная ни к какому реальному и материальному творчеству. Метрическое отрицание несет с собой фактическую силу предмета и возможность порождать новое в мысли и в жизни. Диалектический закон отрицания отрицания как раз и формулирует эту силу и эту возможность.

Примат действительности. В заключение хотелось бы только указать на ту область, без которой вся изложенная теория повисает в воздухе и превращается в рассудочную игру абстрактными понятиями. Она получает свой реальный смысл только в том случае, если мы сумеем ответить на вопрос о причинности. В самом деле, относительно каждого нашего предыдущего утверждения можно было бы поставить вопрос “почему”, без ответа на который никакая логика не получает для себя достаточного основания.

Пусть на вопрос “почему” в отношении данной вещи мы указали на какую-нибудь другую вещь, которая и является причиной данной вещи. Но ведь относительно этой другой вещи мы можем поставить тот же самый вопрос “почему”. Это относится и к третьей, и к любой последующей вещи. Ясно, что, ссылаясь каждый раз на все новую и новую вещь, мы уходим в дурную бесконечность и, собственно говоря, ничего не объясняем. Мы только откладываем объяснение до следующего раза, а для настоящего случая получаем такое объяснение, которое нужно еще само объяснить.

Имеется единственный выход из этой причинности, основанной на дурной бесконечности. Нужно найти такую вещь, которая для своего объяснения уже не нуждается ни в какой другой вещи, но объясняет себя сама. Итак, или существует вещь, которая объясняет сама все прочее, или мы вообще отказываемся от всякого причинного объяснения, сводя его на ничего не говорящую дурную бесконечность. Другими словами, мы упираемся здесь в ту область, которую можно назвать самодвижной материальной действительностью. Ведь только действительность сама себя объясняет. Приведение для объяснения действительности чего-нибудь другого все равно не выводит нас за пределы действительности вообще; самое большее, что мы можем,– это только переходить от одного типа действительности к другому ее типу, но мы не можем выходить за ее пределы.

Но что значит объяснение действительности? Ведь всякое объяснение действительности исходит из нее же самой и упирается в нее же. Такое объяснение есть не что иное, как отражение самой же действительности, хотя бы это отражение и было в каком-нибудь смысле специфичным.

В самом деле, три рассмотренных нами типа лимитного отрицания действуют только благодаря тому, что они являются отражением действительности. Укажем кратко на специфику каждого.

Интралимитное отрицание основано на охвате бесконечного числа разнообразных мыслительных актов отрицания. Чтобы подойти от интралимитного отрицания к инселимитному, необходимо охватить целую бесконечность интралимитных отрицаний. Когда мы говорим, что покой есть движение с бесконечной скоростью, это значит, что бесконечную скорость мы каким-то образом охватили и отличили от любой конечной скорости. Но каким же образом мышление при переходе от интралимитного к инселимитному отрицанию охватило целую бесконечность всех скоростей? На этот вопрос можно ответить, что если действительность бесконечна, а мышление есть отражение действительности, то и оно бесконечно. Как же интралимитное отрицание, создавшее целую бесконечность отрицаний, вдруг превратилось в конечную величину, вроде той окружности круга, которую мы приводили как пример инселимитного отрицания? Это оказалось возможно только потому, что в самой действительности необходимым образом совпадают конечное и бесконечное, поскольку кроме материальной действительности и ее свойств вообще ничего не существует; и если существуют бесконечное само по себе и конечное само по себе, то они должны совпадать, поскольку вся действительность едина и есть всеобщее совпадение. Ведь вся действительность присутствует решительно везде и потому является организмом. в котором отдельные органы тождественны с цельным организмом, в который они входят.

Но самое интересное – это творческая функция супралимитного отрицания. Что заставляет нас двигаться внутри круга и доходить до границ этого круга, т. е. до окружности? И что заставляет нас двигаться по окружности круга, наблюдая то, как совпадают в одном тождестве ограничиваемое – то, что внутри круга, и ограничивающее – то, что вне круга? И что заставляет нас двигаться еще дальше, уже за пределы окружности круга, и создавать новые категории, которых не было у нас раньше? Мы не знали, что такое покой, а знали только разного рода движение с бесконечно разнообразной скоростью. А теперь вдруг совершилось чудо: движение превратилось в покой. И все это стало возможно потому, что мышление есть отражение действительности, а действительность всегда творчество все нового и нового. Следовательно,  мышление, раз оно является отражением действительности, тоже всегда есть творчество все нового и нового.

Утверждение так же динамично, как и отрицание. Но если динамику утверждения невозможно отрицать, то динамику отрицания не все видят. Подлинная же научная диалектика не знает ни только утверждения, ни только отрицания. Если говорить здесь о “только”, то не существует ни утверждения, ни отрицания, а только действительность. Утверждение же и отрицание являются лишь специфическими типами отражения действительности. Надо уметь найти их место и квалифицировать их в связи с их отражательной функцией.

 

(По книге: Диалектика отрицания отрицания. – М.: Политиздат, 1983. – С. 149-170.)