|
|
|
|
Борис Стругацкий: «Чудо – это ловкость рук либо ошибка эксперимента»
Тринадцать лет назад над Подмосковьем взмыл вертолет, чтобы развеять прах Аркадия Стругацкого, одного из двух самых дерзко талантливых советских фантастов. С тех пор младший брат, Борис Стругацкий, живет, по его признанию, «ампутированным инвалидом».
Для почитателей он давно виртуален. Есть голос по телефону, который отзывается на имя Борис Натанович и отклоняет контакты напрямую. Есть электронный адрес, где можно получить ответы на вопросы - если они понравятся мэтру. Сарказм ответов доказывает, что это не блеф и на конце одной из нитей Мировой Паутины действительно обитает живая половина интеллекта несуществующего ныне писателя Братья Стругацкие. Того самого, что внедрил в русский язык слово «сталкер» и в честь которого названа малая планета в астероидном поясе Солнечной системы.
О чародействе и волшебстве
Стругацкие были первыми, кто ввел в советскую фантастику понятие телекинез (рассказ «Шесть спичек»). Ну а дальше пошло-поехало: телепортация, телепатия, экстрасенсорика – термины, шагнувшие ныне со страниц фантастической литературы в газетную рубрику «услуги». А что думают те, с чьей легкой руки часть терминов вошла в обиход?
Борис Стругацкий:
- Я не знаю ни одного достоверного случая! Это все артефакты. Прекрасно помню, как в середине шестидесятых «Рэнд корпорейшн» провела гигантскую исследовательскую работу. Десятки тысяч добровольцев принимали участие. Полностью объективное исследование, когда люди имели дело только с пультом и числами. И не обнаружилось никаких эффектов. То есть результаты самые разнообразные! Это я и называю ситуацией полной неопределенности. У нас с Аркадием Натановичем чудеса всегда были антуражем, не более того. Исключительно, чтобы поразить воображение читателей. Сами мы в это не верили абсолютно!
Все эти экстрасенсы - имитаторы чудес для нищих духом. Чудо, понятное всем, это не чудо, это – всегда – либо ловкость рук, либо ошибка эксперимента. На самом же деле в мире нет чудес. Вернее, они есть, но доступны лишь профессионалам. Чтобы понять, насколько странен и волшебен мир, который нас окружает, надо хотя бы изучить квантовую механику. Когда вы осознаете ту двойственность материи, которая одновременно есть и частица и волна, когда вы начнете понимать, что невозможно одновременно определить и скорость движения частицы и ее местоположение, перед вами откроется действительно волшебный мир. Или знаменитая теорема Геделя: существуют утверждения, о которых в принципе нельзя сказать, истинны они или ложны. Гедель, доказав эту теорему, перестал заниматься математикой. Поражает воображение, когда во все это вдумаешься.
Я верю в законы природы и общества. Верю, что падающий камень у поверхности земли будет иметь ускорение 9,8 м/сек в квадрате. Это – рок? Или, может быть, карма?
Патрон: - Борис Натанович, откуда в вас такой неистребимый материализм?
- «Бог дав», – как отвечал в детстве мой лупоглазый дядька, когда его спрашивали: «Кузя, почему ты такой красивый?»
Я должен был умереть
Вопросы, на которые Стругацкий отвечает неохотней всего – о детстве. Оно пришлось на блокаду и полно непосильных для ребенка воспоминаний. В нем присутствует множество поразительных совпадений, которые Стругацкий упорно отказывается признавать мистикой.
- Со мной не случалось ничего иррационального, кроме удивляющей меня везучести. Я должен был умереть во время блокады от голода. Меня и маму спасло то, что отец и брат эвакуировались, оставив нам свои карточки на февраль. Потом (уже в марте) на меня напал так называемый кровавый понос - инфекционное заболевание, опасное даже для взрослого и упитанного человека, а мне было 8 лет, и я был дистрофик: верная, казалось бы, смерть. Но у соседки по лестнице (тоже, кстати, чудом выжившей!) случайно оказался пузырек бактериофага, и я остался жить. В селе Ташла, где научился плавать, я тонул. Когда лодка перевернулась, меня вытащили дружки.
Там же, в Ташле (это было во время эвакуации), у меня была обязанность – таскать корм свиньям, которые (одна наша, одна соседская) жили в глубокой яме, оставшейся от старого ледника. Я спускался дважды в день в эту яму с ведром, вываливал корм в лохань. Пока свиньи были поросятами, все было ничего. Но потом они вымахали до размеров угрожающих и в один прекрасный день сцапали меня – одна за штанину, а другая за ногу, и я (хилый, послеблокадный десятилетний парнишка), напугавшись, еле отбился от них пустым ведром. Потом я не раз читал и слышал об аналогичных случаях с другими людьми, - случаях, кончавшихся гораздо более трагически, и все эти рассказы были мне очень близки и понятны.
Много позже были два случая в горах, когда я должен был сверзиться с большой высоты, но - каким-то чудом обошлось. В целом нетрудно подсчитать, что вероятность выжить была у меня невелика - что-то вроде одной миллионной.
Патрон: -- Какие сны вам снятся?
- «Никогда не рассказывайте своих снов. Вдруг к власти придут фрейдисты». Бессмертный Станислав Ежи Лец
Больше, чем брат
Наименее раздражающая Стругацкого тема – о брате. Они были противоположностью: Аркадий – эмоциональный оптимист, Борис – рациональный пессимист. Старший – любитель застолий и экспромтов, младший – равнодушен к спиртному и компаниям. Аркадий был дважды женат и вообще дамским полом крепко любим. Борис же -- однолюб, супружеская жизнь его длиной в полвека с Аделаидой Андреевной не омрачена ни одним облачком. Различия не мешали братьям быть лучшими друзьями. А то, что они жили далеко друг от друга -- Борис в Питере, Аркадий в Москве, - нисколько не затрудняло совместное творчество.
- Был царь, бог, командир, полководец, орел, великий и могучий утес – Аркадий. И был маленький, преданный, готовый и согласный на все ради старшего, покорный, никогда не бунтующий младший брат Борис. Младший брат звал старшего «Аркашенька», старший брат звал младшего «Барбос». У Аркадия были прекрасные друзья. Часто они собирались в маленькой Аркашиной комнате, вели там таинственные разговоры. А младший в это время скребся одним пальцем в дверь и говорил тоненьким голоском: «Аркашенька, можно?» Иногда его туда допускали.
Аркадий мечтал стать астрономом и физиком. Но он был призван в 43-м году и отправлен в Актюбинское минометное училище. Он должен был летом выйти из этого училища и вместе с сотней других молодых парней отправиться на Курскую дугу. Там они все и полегли. Но за неделю до отпуска приехала комиссия из Москвы, которая отбирала грамотных ребят для открывающегося института военных переводчиков. Всю сотню посадили, заставили писать диктант или изложение. Тех, кто написал лучше всех, – Аркадия и еще одного парня, – отправили в Москву. Так он спасся от смерти, но определил свое будущее – окончил институт по специальности «переводчик с японского и английского».
В 1955 году ему разрешили из армии уволиться. Тогда он вернулся и сначала поселился у мамы в Ленинграде. К тому времени он был уже второй раз женат, и у него было двое детей – дочка трех лет и дочка двух месяцев. И в Ленинграде он уже обнаружил не юнца, заглядывающего старшему брату в рот, а молодого ученого, эрудита и спортсмена, который окончил университет по специальности «звездный астроном», был приглашен аспирантом в Пулковскую обсерваторию и работал там над проблемой происхождения двойных и кратных звезд. Аркадий Натанович был более общительным и более веселым человеком, чем я, он всегда верил в лучший исход – а я всегда исходил из худшего. Он был педантичен и аккуратен – а я ленив и небрежен... Но в последние годы мы стали похожи друг на друга так, как становятся похожи долго прожившие вместе супруги.
Патрон: - Анекдотический случай, когда одна из дочеpей Аpкадия Hатановича, Наташа, шла по коридору Института стpан Азии и Афpики, где училась, и услышала за спиной шепот: «Вон идет дочь бpатьев Стpугацких!» -- это правда?
- В точности то же пpоизошло в доме творчества "Гагpы" - моя жена услышала о себе кpаем уха: "Вот идет жена бpатьев Стpугацких".
Все смешалось в доме Стругацких
Известно, что писатель Братья Стругацкие родился на Невском проспекте близ Аничкова моста на пари. Точней, на «слабо?», которым Лена, жена Аркадия, прервала братьев, яростно критикующих тогдашнюю фантастику за скукоту и беззубость. «Если вы так хорошо знаете, как надо писать, почему же сами не напишете?» - резонно спросила она. Теперь поклонники с поразительным упорством выпытывают у Стругацкого – какие строчки его, а какие Аркадия.
- Практика работы у нас была следующая: один предлагает фразу, другой, сидя напротив, тут же эту фразу меняет, в результате чего получается новый вариант, который не очень нравится тому, кто фразу предложил первоначально, и она снова видоизменяется. Так, после четвертого-пятого паса фраза либо принимается и заносится на бумагу, либо отбрасывается. Это то, что я называю устной правкой рукописи. Поэтому у нас так мало черновиков. Я даже точного авторства сюжетов не помню. Так, например, было с “Пикником на обочине”. Мы прогуливались под Комарово и наткнулись на стоянку автомобилистов, набросавших после себя всякого хлама. И кто-то из нас – я уже не помню, кто – сказал: “А представляешь, как воспринимает лесная живность эти остатки “пиршества богов” – все эти брошенные корки, тряпье, консервные банки?” Так возникла ситуация, из которой впоследствии выросла повесть.
Братья Стругацкие – это ведь не просто я и Аркадий. Это нечто третье, как соединение кислорода и водорода дает совсем иное вещество – то, что называется водой.
Патрон: - То, что вас сегодня причисляют к классикам, какие эмоции вызывает?
- Иногда (редко) льстит. Иногда (частенько) раздражает. А как правило, оставляет совершенно равнодушным.
Икра без хлеба
Наибольший парадокс в биографии Стругацких – их плодотворность в расцвет застоя. Потому что творили они в ту пору поразительно много, а пояс приходилось затягивать все туже. В Союзе их не печатали, упрекая в оппозиционном настрое, зато охотно издавали за рубежом. Поэтому в холодильнике у любого из братьев могла стоять банка черной икры, приобретенной на чеки Внешторга, но при этом совершенно не было хлеба, поскольку не имелось советских копеек, чтобы его купить.
- Мы совершенно искренне, без каких-то подтекстов, писали об угрозе-мещанине. И вот тут-то, в начале 60-х, раздались первые оплеухи в наш адрес. Стало вдруг ясно, что далеко не все и не обо всем можно писать. Мы сделали это открытие с большим неудовольствием, помнится... «Трудно быть богом» - это был первый случай, когда по нам ударили из крупных калибров. Академик АН СССР Ю. Францев обвинил авторов в абстракционизме и сюрреализме, а почтенный собрат по перу В. Немцов – в порнографии. Более двадцати лет пролежали без движения "Гадкие лебеди" ("Время дождя"), "Град обреченный".
Были два журнала, которые нас поддерживали несмотря ни на что. В Москве – «Знание – сила», в Ленинграде – «Аврора». Они нас спасали от голодной смерти и полной безвестности. Я загнал свою коллекцию марок и на эти деньги жил несколько лет. Аркадий был вынужден снова поступить на редакторскую работу. Да, главным источником дохода были, конечно, зарубежные издания. Мы получали сертификаты – такая замена денег. Если мы получали гонорар в тысячу долларов, то нам выдавалось шестьсот рублей сертификатов – по цене шестьдесят копеек за доллар. Но это были серьезные, настоящие деньги. На них, конечно, нельзя было покупать продукты, потому что покупать картошку за доллары казалось диким, но так мы покупали всю одежду. Благодаря наличию сертификатов я время от времени менял старый автомобиль на новый. «Заграница нам поможет», – говорили мы друг другу, и так оно и было.
Патрон: - Какие произведения были написаны с единственным расчетом -- заработать на хлеб?
- Все, за редким исключением, наши произведения были написаны, чтобы заработать на хлеб. Другое дело, что есть две-три повести, которые мы вообще не стали бы писать, если бы имели к этому практическую возможность. Например, «Малыш». И фактически все киносценарии.
- Способны ли вы сегодня создать коммерчески успешное произведение, хладнокровно рассчитанное на массового читателя?
- Я невысокого мнения о литературном вкусе массового читателя и, в общем, понимаю, как надо для него писать. Но не думаю, что сумел бы это сделать. Это – задача специфическая, и мне не по плечу.
Абракадабра с грифом «секретно»
Требования, предъявлявшиеся к Стругацким советской цензурой, ныне выглядят коллекцией курьезов. Но весьма вероятно, что мелкие бесчисленные уколы стали фоном, на котором у А.Стругацкого впоследствии развилась ишемическая болезнь сердца, а у Б.Стругацкого – инфаркт.
- В конце 50-х, когда мы писали чисто научно-фантастические рассказы, столкновения с цензурой были скорее смешные, чем трагичные. Нам, например, запрещали упоминать название планеты Уран. Причина - все радиоактивные элементы находились под цензурным запретом. А Уран - это еще и уран. Или вот одну нашу повесть отправили для ознакомления какому-то деятелю из важного ведомства, и он придрался к слову "абракадабра" - объявил, что это какое-то шифрованное выражение, которое надлежит выбросить.
Смешными были придирки к «Понедельнику». Так, цензор категорически потребовал выбросить из текста какое-либо упоминание о ЗИМе, в те времена Молотов был заклеймен, осужден, исключен из партии, и автомобильный завод его имени был срочно переименован в ГАЗ. Многое тогда нам не удалось спасти. "Министра государственной безопасности Малюту Скуратова", например. Или строчку в рассказе Мерлина: "Из озера поднялась рука, мозолистая и своя..."
Патрон: - А еще несколько абсурдов можно?
- Слушайте, этот список бесконечен. В одном только «Обитаемом острове» цензура сделала около девятисот замечаний – выбросить слова «кошка», «танки», «заключенный», «Гитлер», «социал-демократы» (все, что напоминает о России и вообще о Земле). Один деятель из Лениздата требовал убрать эпиграф к «Жуку в муравейнике» («Стояли звери около двери…») – эту считалку придумал мой шестилетний сынишка, деятелю же втемяшилось, что это «слегка переделанная маршевая песня гитлерюгенда». В повести «Извне» требовали заменить номера автомашин – вымышленные, разумеется, - на любые другие, вымышленные тоже. В «Миллиарде лет…» требовали убрать термин «Гомеостатическое Мироздание», а из «Сказки о Тройке» - выбросить Клопа Говоруна. И то и другое воспринималось начальством как некие (необъясняемые!) разрушительные намеки на существующий порядок… Тьфу на них! Вспоминать тошно.
Сказочки для взрослых дядей
Самый провокационный вопрос Стругацкому – о модном жанре «фэнтези». Крепко подвинувшие научную фантастику сказки в стиле «Орк спрыгнул с летающего острова, вынул из складок пурпурной мантии двенадцатизарядный магический кристалл и направил его в сторону Сил Мрака, трусливо замерших в 12 уардах» вызывают у Бориса Натановича массу эмоций.
– Когда оригинальная авторская сказка, зачатая такими блистательными выдумщиками, как Джон Толкиен, Клиффорд Саймак и Евгений Шварц, переходит определенную грань, она тут же превращается в типичный ширпотреб, услужливо уводящий неискушенного читателя подальше от злободневных проблем реального мира. Большинство читателей фантастики сегодня хотят быть “изъятыми” из этого мира, хотят оказаться в несуществующем, иллюзорном мире и хотя бы на время чтения забыть о реальности. Такая тяга вообще характерна для молодого поколения. В мое время «убегали» в Александра Грина, Густава Эмара, Кэрвуда, Жаколио, Буссенара… Все это был уход от реальности, которая скучна, однообразна, уныла. Но у читателя наших дней тяга уйти от реального мира особенно сильна.
Видимо, это связано с тем, что у людей резко упал интерес к науке. Совершенно к нулю свелись научно-популярные издания и журналы. Никто не читает «Природу», уничтожены старые тиражи «Знание - сила» и «Химия и жизнь», которыми все раньше зачитывались. Все дело в том, что в обществе исчезли массовые надежды на то, что наука осчастливит человечество. Было время, когда мы надеялись, что наука все решит. Помните, у Ильфа: «Все говорили: радио, радио… Вот радио есть, а счастья нет». Это же произошло и с наукой. Казалось бы, есть множество научных достижений: расшифровка генома, замечательные открытия математиков, физиков, астрономов, биологов. А счастья нет! Жизнь не становится лучше — безопаснее, безмятежнее, спокойнее. Уже Герберт Уэллс сильно сомневался в том, что наука осчастливит человечество. Скорее наоборот…
Патрон: - Что больше всего раздражает вас в фэнтези?
- Девяносто процентов фэнтези – это чистейшей воды эскапизм, бегство от реальной действительности в мир игры и развлечений. Разновидность легкого наркотика. Жевательная резинка. Имитация духовной жизни. Терпеть не могу.
- Насколько изменился ваш читатель в России со времен «Понедельника...»?
- Читатель стал разборчив, оставаясь при этом дьявольски неразборчивым. Такой вот парадокс. Книг – море, можно читать круглосуточно и не перебрать даже половины ежегодных названий. А между тем закон Старджона предстает перед нами во всей своей неприглядной красе: девять десятых чего угодно есть дерьмо.
Христос – литературный герой
В Бога Стругацкий не верит: «Гипотеза существования Бога способна объяснить вообще все на свете (и самым простым образом), именно поэтому такая гипотеза не представляет никакого научного интереса». Моисеевы заповеди, на его взгляд, не предназначены для рода Homo sapiens.
- Это печально, ибо пророчит нам столетия безнравственности, но факты не обойти. Не заложены заповеди в наш генотип, большинство их либо никак не обоснованы системой инстинктов Homo sapiens, либо противоречат основным инстинктам продолжения рода, поиска пищи и самосохранения. Так что волосатая обезьяна, сидящая внутри нас, их не приемлет. Но кто вам сказал, что люди должны быть счастливы? "В поте лица своего будешь есть хлеб свой", а что касается счастья... Это уж как получится.
Сам я заповедь «не укради» нарушил раз в жизни. В возрасте одиннадцати лет (только-только блокада окончилась) я был пойман хлебной продавщицей на попытке украсть у нее фарфоровую гирьку. (У меня тогда как раз появились среди игрушек маленькие весы, и страшно не хватало для полноты жизни разновеса.) Происходили все эти трагические события в присутствии моей мамы. Не было произнесено ни одного слова. Но имел место мамин взгляд, который описать я сейчас не берусь, но помню до сих пор. Более со мной греха «укради» не случалось никогда. Да и работа у нас всегда была такая, на которой не особенно-то украдешь. Что писателю воровать? Сюжеты? Так кому они нужны — чужие сюжеты, не тобою зачатые, не тобою выношенные, не тобою рожденные? Простите за неаппетитное сравнение, но чужой сюжет — как полуразжеванный кусок из чужого рта: тошнит только и никакого тебе удовольствия. Что же касается книг, то ведь их не «крадут» — их «зажимают», а об этом у Всесильного ни слова.
Патрон: - Если Бога нет, значит библия -- фантастическое произведение?
- Да, это блистательный фантастический роман о том, как Бог попытался наставить человечество на путь истинный, мучительно пожертвовал собою ради этого и не добился ничего. «Трудно быть богом». Для меня понятие божественности Христа – это литературный прием, и не более того. Проповедь Христа, честно говоря, меня не убеждает, она слишком противоречива. В разных Евангелиях он говорит разное. В одном и том же Евангелии на разных страницах он говорит разные вещи. То он говорит о христианском милосердии и смирении, то он говорит – не мир я принес вам, но меч... Для меня подвиг Христа затмевает все остальное. Если бы он ничего не сказал, чудес бы не совершал, Нагорной проповеди бы не было, а просто умер бы молча за человечество – для меня он все равно остался бы Христом, пусть не Богом, но – Человеком с большой буквы.
+ В конец света не верю
Прогнозы – святое дело фантаста. Их Стругацкий готов делать, не дожидаясь вопросов. Хотя и с оговоркой: «Я не дизайнер будущего. Я его внимательный, но несколько подслеповатый наблюдатель».
- Общественное мнение навязало писателям-фантастам образ этаких пророков, якобы знающих будущее. С одной стороны, это меня всегда раздражало, ибо такой подход сужает реальные возможности фантастики и обязывает ее заниматься тем, на что она вовсе не способна. Но, с другой стороны, вряд ли в мире есть еще люди, которые с таким удовольствием, так систематически и, главное, почти профессионально размышляют о будущем.
Я, разумеется, не знаю, какое конкретно будущее нас ожидает в XXI веке. Опыт великих предшественников свидетельствует, что все попытки как-то детализировать облик грядущего выглядят aposteriori смехотворными, Когда Жюль Верн сконструировал свой «Наутилус», это воистину был подвиг блистательного воображения. Мы, люди XX века, знаем, что по сути он, сам того не подозревая, сконструировал атомный подводный крейсер. Но когда мы доходим до описания роскошных салонов с пятиметровыми потолками, античных ваз и мраморных статуй, ковров и картин, развешенных по стенам в утробе этой атомной подлодки, мы начинаем непроизвольно хихикать или даже раздражаться. И точно так же мы хихикаем, читая описания «страшных и ужасных» летающих крепостей Уэллса, этих дурацких полудирижаблей, вооруженных пулеметом (единственным пулеметом!), забывая в раздражении, что гениальный писатель угадал главное: страшную и почти решающую роль авиации в грядущих войнах.
Главная угроза, поджидающая нас за поворотом – энергетический кризис. В середине ХХI века нам грозит быть отброшенными на двести-триста лет: резкое ухудшение качества жизни, приостановка технического прогресса, вынужденный отказ от демократических ценностей и возврат к самому крутому тоталитаризму. Это будет похлеще любой революции! Надвигается мир, многократно описанный в антиутопиях середины прошлого века – мир тесный, бедный, скудный, безрадостный и беспощадный. Чтобы жизнь человечества не перевернулась, ему позарез понадобятся следующие изобретения. Освоение термоядерной энергии – раз. Открытие радикальных средств борьбы с наркоманией и алкоголизмом – два. Открытие лекарства против СПИДа – три. Иначе мы просто рискуем сгнить заживо.
Что касается человека, то он не изменится. Те же заморочки и прибабахи. Те же нравственные взлеты и падения. То же фантастическое сочетание культуры и цивилизованности с варварством и хамством... Только технологический фон другой. В конец света я не верю. Разве только через пяток миллиардов лет, когда Солнце наше сделается красным карликом.
Патрон: - Как вы рассматриваете такой прорыв науки, как клонирование – он от Бога или от дьявола?
- Целиком и полностью – от человека. Замечательное достижение практической генетики, обещающее переворот в сельском хозяйстве. Ничего дьявольского в себе не содержит – во всяком случае не больше, чем изобретение двигателя внутреннего сгорания. Все фантастические бредни о клонировании великих ученых и великих злодеев – сущая чушь. Чтобы повторить Гитлера, клонирования недостаточно - надо повторить Первую мировую, экономический кризис конца 20-х годов и Октябрьскую революцию со всеми ее нюансами.
- Борис Натанович, а машина времени – штука реальная? Если – да, то как это открытие скажется на нас всех?
- Думаю, машина времени нереальна. Иначе вокруг нас полно было бы пришельцев из будущего, а история представляла бы из себя винегрет необъяснимых событий. С другой стороны, а может быть, так оно и есть? Что мы, в конце концов, знаем о нашей истории?
Визитная карточка
Борис Стругацкий. В соавторстве с братом написал 27 книг, многократно изданных в 27 странах мира. Главный редактор толстого фантастического журнала «Полдень. ХХI век». Соучредитель премий «Интерпресскон», «Бронзовая улитка», «Странник». Ныне пишет под псевдонимом С. Витицкий, медленно: «Если какую-либо загвоздку в работе мы с братом могли преодолеть за день-два, то теперь на это у меня уходит месяц-два». Из произведений Братьев Стругацких больше всего ценит «Улитку на склоне», а жить мечтал бы в утопическом мире романа «Полдень. ХХII век». Главный вопрос бытия определил давно: «Смысл жизни в любви, дружбе и творческой работе. Все остальное - тлен и залипуха».
Врезка
По мотивам "Пикника на обочине" украинская компания GSC Game World сделала приключенческую игру S.T.A.L.K.E.R.: Oblivion Lost. Разрешения у Стругацкого никто не спрашивал, но он возражений не имеет. Зато с его ведома в Омске вышла настольная игра - "Сталкериада": «Я согласился, выговорив условие, что часть прибыли от продаж пойдет в фонд АБС-премии». К компьютерным играм Борис Натанович лоялен, потому что – есть грех! – сам поигрывает в "Цивилизацию", "Panzer general". Во взаимоотношениях с «пентюхом» Стругацкий скромно называет себя юзером-чайником, хотя на деле помаленьку программирует.
- В свое время я работал инженером-эксплуатационником по счетно-аналитическим машинам. Боюсь, сейчас мало кто даже слышал этот термин и совсем уж не способен представить себе эти гигантские (2500х1500х1500) гробы, с грохотом и лязгом исполняющие роль электрических арифмометров, причем один специально для сложения-вычитания - табулятор, а другой - только для умножения - мультипляйер. Это было высокое наслаждение: учить арифмометр умножать и делить!
Иногда говорят, что развитие вычислительной техники и, в частности, информационных сетей фантасты прозевали. Я не думаю, что это так. Другое дело, что описания новых информационных технологий в фантастике отличаются от реальных воплощений. У нас, к примеру, была идея Большого Всепланетного Информатория. У нас была идея Линии Доставки. У нас была идея Нуль-Связи. Все это вместе заменяло нам, причем с избытком, нынешнюю идею Сети. Может быть, именно поэтому я не способен рассматривать Сеть как очередную "победу науки над фантастикой". И уж тем более не склонен считать, что Интернет изменит человечество. А как его изменила всеобщая телефонизация? Образ жизни – да, изменился, и существенно, но не человечество же!
Если говорить о других увлечениях, то я страстный филателист и начал этим серьезно заниматься с 1948 года. Собираю почту РСФСР. Знающий коллекционер сразу поймет, о чем идет речь, за чем я охочусь и что готов отдать, если повезет найти. А дилетанту - что толку объяснять? Ему ничего не скажут волшебные слова: «перевернутое серебро с отставленной единицей»; или – «рука с мечом коричневая в паре без зубцов»; или, скажем, «первый стандарт на правильно франкированном письме до 15 августа»...
[ Ирена Полторак, лативйский журнал для мужчин "Патрон", август 2004 ] | |
|
|
|
|
