|
АГАТА КРИСТИ
ПЕРСТ СВЯТОГО ПЕТРА
— А теперь ваша
очередь, тетя Джейн, — провозгласил Рэймонд Уэст.
— Да, тетя Джейн, мы
все ждем от вас чего-нибудь этакого... с изюминкой, — поддержала его Джойс
Лемприер.
— Вот вы смеетесь надо
мной, дети мои, — спокойно ответила мисс Марпл. — Значит, вы думаете, раз я
прожила всю жизнь в этом забытом углу, то на моей памяти не найдется ничего
интересного?
— После рассказов о
всяких ужасах, которые мы слышали от вас, тетя Джейн, упаси нас Бог думать,
что деревенская жизнь протекает в тиши! — воскликнул Рэймонд. — По сравнению
с вашей деревушкой Сент-Мэри-Мид весь остальной мир выглядит спокойным и
скучным.
— Видишь ли, дитя мое,
человеческая природа везде почти одинакова, однако, живя в деревне, имеешь
больше возможностей наблюдать ее вблизи.
— Вы просто великолепны,
тетя Джейн! — с энтузиазмом воскликнула Джойс. — Надеюсь, вы не возражаете,
что я вас так называю? Сама не знаю, почему у меня так получается.
— Неужели, душенька?
Во взгляде, который
мисс Марпл бросила на эту пару, сквозила тень хитроватой усмешки, которая
заставила залиться румянцем Джойс, а Рэймонда в смущении закашляться. Мисс
Марпл улыбнулась и вновь обратила все свое внимание на вязание, которое
держала в руках.
— Действительно, —
продолжала она, — мне довелось прожить жизнь, что называется, тихую и
спокойную, но удалось и многое узнать, поскольку мне приходилось разгадывать
многочисленные маленькие загадки. Некоторые из них были весьма тонкого
свойства, но вряд ли они вас заинтересуют, потому что касаются маловажных
вещей. Например: кто разрезал плетеную сумку миссис Джонс? И почему миссис
Симс надела свою новую шубу всего один раз? Тот, кто любит наблюдать
человеческую природу, с огромным интересом будет изучать эти мелкие факты.
Однако из всего, что я помню, ваше внимание, пожалуй, привлечет только
случай, приключившийся с мужем моей бедной племянницы Мэйбл.
Это произошло лет
десять или пятнадцать тому назад и, к счастью, все уже забылось. Видите ли, у
людей такая короткая память, и я всегда думаю, что так было угодно
Провидению.
Мисс Марпл немного
помолчала, а потом как бы про себя тихо проговорила:
— Надо сосчитать петли
в этом ряду. Здесь так трудно убавлять... Значит так: одна, две, три, четыре,
пять, потом три петли наизнанку... Да, правильно... Так о чем я говорила? Ах,
да, о бедняжке Мэйбл.
Мэйбл — моя племянница.
Она очень милая, но немного глуповата. Совсем чуть-чуть, надеюсь, вы
понимаете, что я имею в виду. Она всегда имела склонность к мелодраме,
привычку болтать попусту и говорить много лишнего, когда была чем-то
взволнована. В двадцать два года она вышла замуж за мистера Денмана, и я
должна сказать, что этот брак никогда не казался мне удачным. С самого начала
я надеялась, что их дружба не зайдет слишком далеко, потому что этот мистер
Денман был человеком неуравновешенным, с плохой наследственностью: в его
семье нередко отмечались случаи безумия — короче говоря, он не особенно
годился для того, чтобы терпеть выходки Мэйбл. Однако девушки по природе
своей всегда были упрямы и таковыми остаются. Короче говоря, Мэйбл вышла за
него замуж.
После свадьбы я ее
практически не видела. Один или два раза они приезжали навестить меня, много
раз приглашали к себе, но я не очень люблю жить в гостях и каждый раз
находила предлог, чтобы не ехать. Они были женаты уже около десяти лет, как
вдруг мистер Денман внезапно умер. Детей у них не было, так что все имущество
перешло к Мэйбл. Разумеется, я написала племяннице и предложила приехать к
ней, если понадобится моя помощь. Она ответила, что вполне справляется со
своим горем, и я нашла такой ответ совершенно естественным, тем более, мне
было известно, что у них уже в течение некоторого времени были разные
спальни. Однако спустя три месяца я получила от Мэйбл драматическое письмо, в
котором она умоляла меня приехать, говоря, что дела идут все хуже и хуже и
что она больше не может это выносить.
Не колеблясь ни минуты,
я отправила Клару в отпуск, отнесла серебро и кубок короля Чарльза на
хранение в банк и тотчас поехала.
Я нашла Мэйбл в
состоянии крайнего возбуждения. Вилла “Миртл Дин” была красива, просторна и
очень комфортабельна. У них служили кухарка, горничная и еще одна служанка,
которая занималась, в основном, мистером Денманом-старшим, отцом умершего. У
старика, как говорится, “были не все дома”. Этот спокойный старый господин
вел себя вполне нормально, но время от времени его поведение делалось — как
бы это помягче выразить? — несколько странным. Но ведь я вам уже говорила,
что в этой семье и раньше бывали случаи безумия.
Я нашла Мэйбл настолько
изменившейся, что крайне обеспокоилась. Она превратилась просто в комок
нервов, время от времени ее начинало трясти, и мне с большим трудом удалось
добиться от нее рассказа о том, что происходит. Как часто бывает в подобных
случаях, мне пришлось применить всю свою хитрость. Я спросила ее о здоровье
друзей по фамилии Галлахер, о которых она мне часто писала. К моему удивлению
Мэйбл ответила, что теперь почти не видится с ними. На вопросы об остальных
друзьях я получила такие же ответы. Тогда я сказала ей, что нельзя так
замыкаться в себе, думая лишь об одном, и разрушать все мосты, связывающие с
внешним миром и друзьями. Мэйбл рассердилась, и... правда вышла наружу.
— Это не я, это они
меня избегают, — кричала она. — В деревне никто со мной не разговаривает.
Когда я иду по главной улице, люди расступаются, как будто они меня никогда
не видели и со мной не говорили. Я словно прокаженная. Это ужасно, я не могу
больше так жить. Я готова продать этот дом и уехать куда глаза глядят. Но почему,
почему я должна уезжать таким образом? Я ведь ничего плохого не сделала!
Ее слова меня так
взволновали — не могу даже выразить. В тот момент я вязала шарф для старой
миссис Хэй, так в волнении упустила две петли и обнаружила это лишь спустя
много времени.
— Милая Мэйбл, —
сказала я, — ты меня удивляешь. Объясни мне причину всего этого, наконец.
Даже когда Мэйбл была
ребенком, от нее с трудом удавалось добиться вразумительных ответов. А уж в
данных обстоятельствах мне пришлось изрядно потрудиться, чтобы заставить ее
членораздельно обо всем рассказать. Сначала она делала туманные намеки на
люд-скую злобу, говоря о людях, которые от безделья распространяют разные
сплетни, в то время как другие от нечего делать вбивают глупые мысли в головы
остальных.
— Ладно, мне все ясно,
— сказала я ей наконец. — Похоже, о тебе в деревне что-то говорят. Что же
именно? Ты знаешь это лучше других. И ты мне об этом расскажешь.
— Люди так злы, —
прохныкала Мэйбл.
— Разумеется, злы, —
ответила я. — Об этом ты вряд ли сообщишь мне что-то новое. Итак, объясни мне
членораздельно, Мэйбл, что же говорят люди?
И тут я узнала все.
Внезапная смерть
Джеффри Денмана вызвала в деревне пересуды. Говоря кратко и — как я просила
Мэйбл — членораздельно, люди обвиняли ее в отравлении собственного мужа.
Как вам известно, нет
ничего ужаснее слухов и ничего нет труднее, чем борьба с ними. Когда люди
говорят что-то у вас за спиной, вы не можете им ответить, не можете ничего
возразить, а слухи тем временем обрастают все новыми подробностями, и остановить
их нельзя. Я была совершенно уверена лишь в одном: Мэйбл не способна отравить
кого бы то ни было. И мне не хотелось, чтобы ее жизнь была испорчена, а дом
стал для нее невыносим лишь потому, что она, похоже, совершила какую-то
глупость.
— Дыма без огня не
бывает, — заметила я. — Теперь расскажи мне, девочка, что же навело людей на
эти разговоры. Наверняка вначале что-то было.
Выражаясь по-прежнему
весьма туманно, Мэйбл заявила, что ничего не было... совсем ничего, не
считая, разумеется, полной внезапности смерти Джеффри.
Накануне вечером, за
ужином, он выглядел вполне нормально, а ночью вдруг почувствовал себя совсем
плохо. Вызвали врача, но... бедняга Джеффри скончался через несколько минут
после его прихода. Врач объяснил его смерть отравлением ядовитыми грибами.
— Подозреваю, что такая
скоропостижная смерть сразу вызвала в деревне разговоры, но думаю, что была
еще какая-то другая причина, кроме внезапной кончины. Может, ты с ним перед
этим поссорилась или еще что-нибудь произошло?
Мэйбл призналась, что накануне
за обедом они действительно поссорились.
— А слуги слышали вашу
ссору?
— Их не было в
столовой.
— Но возможно, они
находились совсем недалеко — например, за дверью?
Я, надо сказать, очень
хорошо знала пронзительный, истерический голос Мэйбл, когда она выходила из
себя, а Джеффри, будучи в гневе, тоже кричал очень громко.
— А из-за чего вы
поссорились в тот день?
— Да как всегда! Вечно
одно и то же: из-за любого пустяка Джеффри тотчас начинал меня в чем-то
упрекать, говорил мне всякие ужасные вещи, а я не сдерживалась и тоже
выкладывала ему все, что о нем думала.
— Значит, вы часто
ссорились?
— Я не виновата...
— Милое мое дитя, какая
разница, виновата ты или нет. Мы ведь не это сейчас обсуждаем. В таком
местечке, как ваше, все личные дела сразу становятся достоянием
общественности, а вы с мужем без конца ссорились. И однажды ваша ссора была
особенно громкой, а на следующую ночь твой муж внезапно умер от какой-то
таинственной причины. Это все, или ты еще что-нибудь хочешь мне сказать?
— Не понимаю, что вы
имеете в виду, тетя Джейн?” — мрачно произнесла Мэйбл.
— Только то, что
говорю, моя милая племянница! Если ты сделала какую-то глупость, как бы мала
она ни была, умоляю тебя, не скрывай ее от меня. Я лишь хочу сделать все
возможное, чтобы помочь тебе.
— Никто и ничто не
может мне помочь, только смерть, — заявила Мэйбл торжественно, и прозвучало
это немного нелепо.
Перевод с английского Галины КОСТИНОЙ.
|