ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

Август: Замечания - настоящее дерьмо!

Он комкает бумагу и резко отбрасывает ее прочь; его голова падает на сложенные руки на какое-то время; затем он вставляет чистый лист бумаги в машинку, но не оскверняет ее печатным словом долгое время. В это время на дюнах, слева на сцене, появляется молодая девушка, Клер, также призрачно-прекрасная. Она несет плетеную корзинку; ее волосы по цвету соответствуют солнечному свету, отраженному от моря. Кип услышал ее приближение.

Кип (кричит): Эй, посмотри, что я здесь нашел! Клер: Что?

Кип: Пол от какого-то унесенного ветром домика, целехонький, это настоящий танцкласс. Как он тебе, Клер?

В этот момент Август поворачивается, чтобы посмотреть на пару в дюнах.

Клер: Ты обещал ждать меня в Атлантик-хаузе, Кип.

Кип: Ты не нашла там записку?

Клер: Нашла, но в ней было: "Я собираюсь на дюны к маяку". А это совсем не у маяка. Я нашла тебя по следам. К счастью, у тебя совершенно неповторимые отпечатки следов, Кип.

Кип: Ты, по-моему, запыхалась, Клер.

Клер: Да, меня эта дорога довела - не отдышусь никак.

Кип: Садись. (Она садится около него, прислонившись к его плечу) Мне не хочется идти в Атлантик-хауз.

Клер: Почему?

Кип: Я...

Клер: На тебя там обращают слишком много внимания.

Кип: Ш-ш! Смотри!

Август выходит из лачуги и направляется к платформе, как будто не замечая их, но он говорит "извините", когда ложится на живот, вытаскивая из-под платформы переносной патефон; тишина, заполняемая шумом моря; он ухмыляется им и возвращается к лачуге; затем вспоминает еще что-то и достает из-под платформы бутылку рома, заходит за дом, вынимает пишущую машинку из футляра и начинает печатать, как одержимый.

Клер: Это было? Это было на самом деле?

Кип: Он же говорил, он сказал: "Извините".

Клер: Ты помнишь его по прошлой ночи? На пристани?

Кип: Он там болтался пьяным, а потом подсел без приглашения и смотрел на меня так долго и прямо, что я подумал: "Он собирается или арестовать меня, или..."

Клер: Или?

Кип: Ты знаешь.

Клер: Соблазнить? Как все эти фальшивые художники, которые постоянно просят тебя попозировать им?

Кип: Поэтому я и попросил тебя поговорить с ним.

Клер: Почему ты хотел, чтобы я с ним поговорила?

Кип: Лето почти кончилось. Пристань закроют, и... Ну, и я знаю, что твой дорогой Багзи собирается "собрать" тебя сегодня Клер: Меня нельзя собрать, я не багаж.

Кип: Мы с тобой в какой-то степени в одной лодке, Клер.

Клер: В какой?

Кип: Нас обоих "соберут", потому что мы не можем содержать себя сами. Тебя - Багзи, меня - еще кто-нибудь.

Клер: Меня - Багзи! Нет, нет, и еще раз - нет!

Кип: Ну тогда кто-нибудь другой - выбор есть. А может, кто-то один возьмет нас обоих. Двоих по цене одного. И мы не расстанемся, хотя бы на время...

Клер: Меня содержать слишком дорого. Инсулин, периодически больница, а сроки все больше, и... Какой чудный ясный день! Давай поглощать этот свет, а потом - потом лица такие мрачные...

Кип: Хорошо, милая, сделаем, но сначала давай попытаемся обеспечить будущее.

Он запинается. Она пытается не заметить.

Август (в лачуге): Все, что бы ни было из них...

Кип (глубоко, протяжно вздыхает): Решимся и решим, в конце концов.

Клер: Есть что-нибудь на примете, чтобы помочь решить?

Кип: А вот он там. Я не думаю, что он такой нищий, как можно решить по его лачуге. Прошлой ночью он показывал нам вырезку из "Тайме" о его пьесе, проданной на Бродвей.

Клер: Кип, мы знаем, что не все в этом мире Багзи, но я подозреваю, что каждый хочет за свое что-то и получить что-то, по меньшей мере, подавляющее большинство хочет этого.

Кип: У нас есть, чем отплатить. Мы можем предложить...

Клер: Да?

Кип: Симпатичное общество, умение готовить, внимание, так необходимое такому одинокому человеку, как...

Клер: Он там? (Слегка передразнивая) Молодому, и неплохо выглядящему. Ты влюблен?

Кип: Клер, побудь серьезной хоть немного, а потом уже шути, ладно?

Клер: Он выглядит немного необычным, но - не подозрительным.

Кип: Я бы сказал, что он выглядит подозрительнее, чем просто подозрительный.

Август вставляет лист бумаги в машинку. Клер через окно смотрит на него, сидящего к ним в профиль.

Клер: Тебе все это надо было разглядеть вчера ночью, сегодня шансов уже нет.

Кип: Я заметил, что один глаз у него немного мутный, а другой - ясный. В его ясном глазе было что-то славное.

Клер: У меня впечатление, Кип, что ты уже внес его в список возможных патронов.

Кип: Я думаю, сейчас надо разрабатывать любую возможность. Вот уже шесть месяцев ты думаешь, что знаешь что-то, о чем я не догадываюсь. А я догадывался, только не показывал этого, просто надеялся, что все пройдет само собой, если не обращать на это внимания.

Пауза. Колеблющийся свет, крики чаек.

Клер (спускаясь с платформы): Пределы безнадежности

Кип: Безнадёжности...

Клер: Хоть так, хоть этак, надежды все равно нет. Займись своими танцами, а я... (Звук ветра. Продолжая, прикрывая глаза рукой) Песок! А я продолжу вчерашний ночной разговор с этой... возможностью.

В течение этого диалога становится ясно, что Август прислушивается к нему с интересом. Клер подходит к окну лачуги, обращенному к платформе.

Клер (с быстрым, легким смешком): А в окне нет стекла.

Август вытягивает страницу из машинки и отбрасывает ее.

Август: Да, да, нет!

Клер: Я могу?..

Август не отвечает. Она входит.

Клер: Ах, извините. Я помешала вашей работе.

Август: Вы оказали мне этим честь. Я уже как раз собирался сделать уступку вкусам одного могущественного человека, вкусом совершенно не обладающего.

Клер: А тогда почему вы собирались уступить?

Август: Потому что существует такая жизненно важная необходимость, как деньги на то, чтобы выжить.

Клер: Я думаю, все художники... не имеет значения... мои предположения... я запыхалась...

Август: Видно, что запыхались... Бежали по берегу?

Клер: Нет, нет, просто... поспорила с братом.

Август: И сбились с дыхания, да? Садитесь.

Клер: На что?

Август: Стул, или...

Клер: Койка... неубрана.

Август: Я сплю без просыпа.

Клер: Я просто подумала о некоторых нормах морали.

Август (расправляет одеяло): Из-за неубранной кровати?

Клер: Нет, не кровати. Уступок в искусстве, никак не меньше. (Прокашливается.) Вы садитесь на свое место, а я...

Август: Будете проповедовать?

Клер: Я думаю.

Август: Думаете? Вы уверены, что вы думаете?

Клер: Не совсем.

Август: Двойное разоблачение - вы правы. Я уступаю.

Кип подходит к окну. Кип: Извините.

Клер: Что случилось, Кип? О, Кип, что...

Кип (протягивая руку через окно): О... Да, мы познакомились прошлой ночью. У вас нет воды попить?

Август: Есть бутылка теплой газировки.

Кип: Прекрасно. Любой мокрой, но не соленой воды.

Клер (Кипу): Я уже почти собралась прочесть ему лекцию об уступках в искусстве...

Кип: За или против?

Клер: Я думаю, художник любого рода - художник, как Ван Гог, танцовщик, как Нижинский...

Август: Они оба сошли с ума...

Клер: Но другие не сошли, отказавшись делать уступки плохому вкусу и выжили, не потеряв своего лица. Это - чистота, можете уважать ее или нет.

Август: Я уважаю и буду уважать. Но годы пройдут, пока я овладею своим ремеслом. Я пытаюсь выиграть время для этого.

Клер: Вы молоды, сильны и здоровы. Я не знаю вашего таланта, но если вы пишете, и хорошо, то - долой уступки.

Август: Вам еще рано знать такие вещи.

Клер: Должна была узнать, рано или поздно.

Август: Зачем так рано?

Клер: Моя семья из Нью-Порта, в Род-Айленде были шокированы отсутствием у меня условностей, которые они ценят слишком высоко.

Кип: Уф! Я пойду продолжу свои экзерсисы.

Возвращается на платформу. Затем начинает серию медленных лирических упражнений, которые позднее грациозно переходят в павану.

Клер: Поэтому я так рано научилась обводить их вокруг пальца, другой возможности не было.

Август: Я наделаю много ошибок, но это будут мои собственные ошибки, я никогда не соглашусь, чтобы мной манипулировали.

Клер: Не соглашайтесь, не соглашайтесь никогда. В конце концов вы будете гордиться этим.

Август: Мы можем иногда обманывать сами себя, вы знаете. Давайте оставим этот предмет.

Клер: Да, предмет тяжелый. Я вошла только, чтобы спросить вашего разрешения использовать эту платформу, как...

лвгуст: Тут нет ничего моего, кроме машинки и бумаги, и нескольких пластинок для моего серебряного патефона. Я сам здесь - непрошеный гость...

Он наливает ром в два стакана. Снаружи, при почти потушенном свете, Кип стоит неподвижно, смотря вперед.

Клер (когда Август предлагает ей ром): Ничего такого мне нельзя, Август.

Август: Вы знаете мое имя?

Клер: Вы забыли, что познакомились со мной прошлой ночью на пристани?

Август: Вы знаете, помню. Хотя люди редко запоминают имена прошлой ночи.

Клер: И как меня зовут?

Август: Вас - Клер, а вашего брата - Кип. Вы уверены, что не хотите выпить?

Клер: Я не могу. У меня диабет.

Август: Я думал, что только у пожилых бывает диабет.

Клер: К сожалению, бывают такие вещи, как врожденный диабет, и у меня как раз такой.

Август: Никогда не слыхал, вы мне кажетесь такой здоровой.

Клер: Гм... Вас дождь не мочит - без окон, без дверей?

Август: Да, конечно. Но у меня есть брезент, которым я накрываю кровать, а машинку и патефон я прячу под платформу.

Клер: Вы драматург. Вы мне вчера сказали.

Август: Я пишу пьесы. Истории. Поэмы. Сейчас - да, пьесу. Я как раз собирался делать в ней изменения, в которые не верю, и тут вы позвали меня через окно, как моя... совесть.

Клер: Вы никогда не смотрите на людей прямо, когда разговариваете с ними?

Август: Нет, пока не выпью.

Клер: Почему?

Август: Почему?

Клер: Угу.

Август: Потому что у меня начинает образовываться бельмо, и еще потому, что становлюсь не совсем честным, я думаю.

Клер: Если бы вы не были честным, вы бы не делали об этом таких честных заявлений.

Август (выглядывая): Прекрасный танцор ваш брат.

Клер: Вы и с ним познакомились прошлой ночью на пристани.

Август: Я знаю, но... Я был слеп прошлой ночью.

Клер (резко): Не слишком слеп, чтобы смотреть на него, как пойнтер на перепелку.

Август (поворачивается к ней, улыбаясь). Да... Не слишком слеп для этого. Мне показалось, он отверг мое внимание, и я обратил его на куда менее привлекательный объект, на пьяного матроса в баре. Там он был собакой. По сравнению с Кипом - просто дворняжкой. Но... Нищие не могут быть слишком... разборчивы, знаете ли, а красивые, как этот, за окном - те тоже бывают очень одиноки по ночам. Подходит к патефону, ставит пластинку и заводит ее.

Клер: У вас странный голос.

Август: Вы уверены, что слышите его?

Звучит "Павана почившей инфанте" Равеля.

Клер: Он не такой ясный, каким был тем летом.

Август: Сорок лет назад, Клер.

Она закрывает свои глаза.

Клер: Мне кажется - у меня кружится голова. Это deja vu?

Август: Ты сказала, еще нет.

Клер: Еще нет! (Сникает головой)

Август: Художники всегда продолжают одну тему с вариациями. Если повезет, несколько тем с бесчисленными вариациями.

Клер: Но они не должны надоедать.

Август: Нужно быть готовым к этому, как и к уступкам.

Клер (поворачивает голову, как от сильной боли): Я знаю что это такое!

Август: Ты должна знать, ты часто слышала это на моем патефоне тем летом, летом...

Клер: Пожалуйста. Не вспоминай то лето.

Август: Жизнь перевернулась тем летом.

Клер (беспощадно насмешливо): Мотылек вокруг...

Август (показывая на Кипа за окном): ...огня!

Клер: Стоп! (Останавливает пластинку) Ты жесток, Август?

Август: Скорее жесток, чем сентиментален, Клер.

Клер: И - ничего посредине?

Август: Нет, нет, много всего. Знаешь, если помнишь.

Нежно сжимает ее голову между своими ладонями.

Клер: Мертвые инфанты не помнят своих паван на твоем серебряном патефоне. Так плохо умирать, когда ты молод, как Кип и я, и даже ты тем летом. Скажи мне - ты жил, ты можешь дать ответ.

Август: Чтобы жить еще сорок лет после этого экстаза. Этого достаточно, чтобы примириться с переселением, наконец, на темную сторону Луны, в бездонную космическую черную дыру, или...

Клер: Может, ты, может, он...

Август: Может, я преобразил его в своей памяти? (Смотрит в окно на танцующего Кипа) Нет. Я помню его точно таким, каким он был.

Клер: Это лето сорокового года, Август. Давай оставим метафизику, играй прямо, играй, как будто ты в этом лете, и не прошло столько лет.

Август: Согласен! Но я не суфлер, ты сама должна помнить свои слова. (Пауза; он щелкает пальцами)

Клер (как будто пробуждаясь): Почему вы все держите под платформой?

Август: Под полом соседней лачуги, унесенной ветром.

Клер: Почему вы прячете свое имущество там?

Август: Я всегда так делаю.

Клер: Почему вы всегда так делаете?

Август: Потому что время от времени меня посещают гости...

Клер: Воры?

Август: Да, потенциальные. А что я буду делать, если останусь без машинки и патефона?

Клер: Ясно. М-м-м... Вы слышали наш разговор?

Море шумит. Они улыбаются, не глядя друг на друга.

Клер: Мой брат нашел эту платформу, чтобы танцевать на ней. Я бы не знала, что он здесь, если бы не следы на песке. Он очень необычен, мой брат.

Август: И очень красив.

Клер: О да, очень. Если бы он не был моим братом, он бы свел меня с ума.

Август: Он похож на молодого Нижинского.

Клер: Я передам ему ваши слова. Вы знаете, Нижинский - его бог, его идол.

Август: И он представит нам молодого Нижинского. Он потрясающе владеет своим телом. Он профессиональный танцовщик?

Клер: Он никогда не танцевал профессионально, но он учился танцевать.

Август: Вы не похожи друг на друга, совсем нет семейного сходства.

Клер: Да.

Август: Вы оба красивы, но совершенно по-разному.

Клер: Ну, не совершенно, спасибо.

Август: Извините меня.

Клер: Я тоже танцую.

Август: Я заметил это прошлой ночью.

Клер: Я думала, вы заметили только Кипа. Когда вы смотрите на Кипа так, как вы смотрели на него прошлой ночью... вы смотрели не в его...

Август: Мозги? Душу? Видите ли, я работаю до самопожертвования, прежде чем я еду в Провинстаун, и честно, Клер, я езжу не за тем, чтобы смотреть на разжиженные мозги или заглядывать в души.

Клер: У вас есть туалет, мне нужно...

Август: Океан или дюны.

Клер: Не возражаю.

Она опускается на колени, склонив голову. Август опускается рядом с ней, нежно поднимет ее голову. В ее глазах слезы.

Август: Я знаю, что ты смотрела за ним, Клер, очень строго и не хотела, чтобы его использовали.

Клер: Я не хотела, чтобы ты насиловал его тело, чтобы удовлетворить свое.

Август: Клер, нужно знать человека очень близко, иногда очень долго, чтобы хоть поверхностно знать, что у него внутри.

Клер: Я доверяю интуиции. А в случае с Кипом у меня преимущество - я познакомилась с ним в Нью-Йорке в необычных обстоятельствах.

Они оба смотрят через большое окно на Кипа. Он начинает медленные танцевальные экзерсисы; внезапно теряет равновесие, неуклюже опускается на платформу с ошеломленным видом. Клер сдерживает крик. Музыка резко останавливается, когда Кип падает.

Август: Что случилось?

Клер: Вы предлагали мне выпить.

Август: Но вы сказали, что...

Клер: А сейчас мне нужен глоток. Что-то случилось с Кипом, он... он споткнулся.

Август: Некоторые доски на платформе прогибаются.

Клер: Спасибо. Не возражаете, если я позову его?

Август: Нет, конечно, нет.

Клер (в окно): Кип! Кип!

Кип поднимается и направляется к окну с немного отсутствующим взглядом, но улыбаясь.

Клер: Кип, это Август, ты должен помнить его по прошлой ночи. Правда, он выглядит прославленным?

Август: Это страшно, выглядеть прославленным в таком молодом возрасте.

Клер: Я имела в виду - отмеченный, чтобы быть прославленным.

Август: Как - кто? (Смотрит на Кипа)

Клер: В чем дело, Кип?

Кип выглядит встревоженным, растерянным.

Клер: Извините нас, Август. Кип ужасно застенчив. Кип? Пойдем обратно. (Ведет его обратно к платформе) В чем дело, милый?

Кип: Да в общем-то ни в чем.

Клер: Говори прямо, ты испуган, потому что споткнулся. Это ничего, ничего. Я говорила тебе, что доски на платформе не выдержат.

Кип: Я не споткнулся, я... потерял равновесие - все потемнело - на мгновенье...

Клер: Ты попытаешься сделать что-нибудь, да?

Кип: Я думаю, мне нужно пойти понырять, чтобы голова прояснилась.

Клер: Хорошо, только осторожно! Не уплывай из виду!

Сестра выкатывает изможденное тяжелой неизлечимой болезнью тело Фрэнка Мерло на дюну в глубине сцены и оставляет его там в инвалидной коляске; он тяжело дышит.

Фрэнк: Я вымотан - так много посетителей сегодня.

Август (из лачуги): Ты разрешишь мне прийти, Фрэнк?

Фрэнк: Привели священника, спрашивали, хочу ли я исповедоваться.

Август: Исповедоваться? В чем тебе исповедоваться?

Фрэнк: Это считается смертным грехом: ты и я. Чтобы угодить им, конечно, я сказал: "Отец, мои грехи так же белы, как красна моя кровь". Почему не несут этот проклятый кислород? Какого черта они выкатили меня сюда и оставили без кислорода?

Август: Я позову. (Поворачивается к лачуге) Сестра! Кислород мистеру Мерло! Он здесь задыхается, как выловленная рыба, уже целых полчаса, в ожидании, когда же соизволят найти время принести ему кислород в палату, куда его принесли умирать, сукины дети...

Фрэнк: Спасибо... Сестра...

Август: Он закрыл глаза. Фрэнк, ты уверен, что не хочешь, чтобы я пришел?

Фрэнк: Да. Я привык к тебе, Август.

Август: Для человека гордого, как Фрэнк Мерло, это - объяснение в любви. Но он отвернулся от меня на своей койке в Мемориальном госпитале и попытался заснуть, и я... выскользнул из палаты - позвать доктора... О Боже, доктор, он знает, я знаю, мы знаем. Все, что у него осталось - его гордость, не давайте ранить его гордость, он не перенесет, и я не перенесу! Вы поняли меня, доктор?

Голос доктора (сверху): Да, да, Август! Бывают обстоятельства, когда врачебной этикой надо пожертвовать во имя приличия. Позвольте мне дать вам что-нибудь, чтобы вы сами успокоились на вечер.

Август: Но будет завтра...

Голос доктора: Не обязательно. Бывает предел. (Сестра с непроницаемым лицом укатывает Фрэнка с дюны: свет становится нормальным. Клер возвращается в лачугу)

Август: С Фрэнком все в порядке?

Клер: С Фрэнком?

Август: С Франческо Филиппом Мерло! Нет, нет, это было позже. Извините, я хотел спросить о Кипе.

Клер: Нет, с Кипом не все в порядке. Пошел купаться, чтобы голова прояснилась.

Тяжело садится. Пауза; мерцание золотого света на дюнах.

Клер: Я смотрю за ним отсюда, на случай, если он...

Август: Есть ли какое другое сокровище, за которое надо держаться, как за жизнь возлюбленного? Клер: О, ваш серебряный патефон. Спорю, что он всегда у вас в голове, если не в сердце. Август: Я забочусь о красивых вещах. Клер: Надеюсь, это относится и к людям? Август (уклончиво): Относится к... Не понял. Вы думаете, я?.. Клер: Так же заботитесь о красивых людях, как о красивых вещах.

Кип возвращается, все еще немного растерянный.

Кип: Клер?

Клер (из лачуги): Да?

Кип: Багзи сказал, что он приедет за тобой сегодня! Клер (Августу): Не понимаю, почему он... (Кипу, с предостерегающим видом) Я не совсем поняла. О ком ты говоришь? Кип: Извини, ни о ком.

Кип удаляется в дюны.

Август (Клер): Почему он... что он имел в виду? Клер: С ним не все в порядке. Началась мигрень, и он не помнит, в каком времени находится.

Август: Ну да, мигрень - такая вещь, которую медицинские светила никак не могут объяснить до конца.

Клер: Он не совсем понимает, где он - в настоящем, будущем или прошлом.

Август: Вы обеспокоены, Клер.

Клер: Мы очень странно говорим, не правда ли? Я думаю, это...

Август: ...из-за одиночества ночей. Бессонницы в дюнах.

Клер: Я плохо сплю на пристани. Кип замечательно делает успокаивающий массаж, и помогает иногда; волны плещутся прямо под полом.

Август: Ау меня, когда я одинок, есть только мой серебряный патефон.

Клер: Вы говорите о нем так много, как если бы он имел особое значение, как...

Август: Навязчивая идея? Это была первая вещь, которую я купил в Нью-Йорке, приехав туда, когда внезапно от семьи Рокфеллеров - их фонда - я получил грант. Серебряный патефон и пластинки, которые я купил, были безрассудным расточительством, стоили почти половину месячного чека, но - я не могу писать без музыки - во мне течет баварская кровь. На четверть я гунн. А вторая вещь, которую я купил, была шляпа за десять долларов, настоящая, с узкой черной ленточкой, а третья - хорошие темные очки, из аптеки, а не из галантереи. (Надевает черные очки.) Вот эти. Через них я смотрю на тебя - прямо.

Клер: Но через них я не вижу твоих глаз.

Август: Поэтому я и ношу их. Для этого они и нужны. Левый глаз, его зрачок, мутнеет.

Клер: А правый абсолютно ясный, и мне он кажется очень привлекательным.

Август (криво): Привлекательным для чего? Сочувствия? Прощения? (В сторону) Позже она поймет, как много надо будет прощать...

Высокая девушка с красно-золотистыми волосами, с лицом, почти полностью скрытым за раздуваемым ветром газовым шарфом, появляется на вершине дюны в глубине сцены. Это Хэзл.

Хэзл (тихо зовет): Август? Август?

Август (отворачиваясь): Нет, нет, не сейчас! Слишком поздно, Хэзл, не сейчас!

Хэзл: Я знаю, ты мог бы мне сказать, а я могла бы тебе ответить, что это не имеет значения. Август, я любила... девушек.

А в густ: Ты любила, ты - любила, это имеет значение, Хэзл. Теперь я это знаю. Вспомни, когда я не мог прямо смотреть на тебя, не мог смотреть тебе в глаза? Дело было связано с...

Хэзл: Виной из-за...

Август: Тайных ночных мечтаний. Перочинным ножом я просверливал дырки в стене бассейна, чтобы подсматривать... за мальчишками под душем!

Хэзл: А, это... И что из этого?

Август: Теперь мне все это представляется смешным, нелепым, но тогда...

Хэзл: Я знаю.

Август: Что я просверливал дырки в кабинках мужского отделения бассейна, чтобы подсматривать за мальчишками под душем?

Хэзл: Ох, Август.

Август: Ты мне сказала однажды: "Ты знаешь, Август, я никогда не скажу ничего, что бы смутило или ранило тебя".

Хэзл: И всегда так поступала.

Август: Нет, Хэзл, никогда.

Хэзл медленно, с остановками, уходит. Свет восстанавливается.

Клер: Ваш патефон остановился.

Он уронил голову на руки.

Август: Она ушла?

Клер: Кто?

Август: Самая милая, самая добрая, наверное, самая любимая...

Клер: Девушка, о которой вы говорили вчера ночью?

Август ошеломлен. Он делает несколько нерешительных шагов назад.

Август: Я - говорил?

Клер (прерывая тишину): Сколько вам лет?

Август: На будущий год мне будет тридцать.

Клер: Когда, в каком месяце?

Август: В марте.

Клер: Я люблю март.

Август: Да? Я его ненавижу.

Клер: Потому что в нем ваш день рождения?

Август: Может быть. Да, я думаю, так. Мне ненавистно становиться старше, особенно - тридцать. Однажды я написал стихотворение, где были такие слова: "Бог смерть пошлет мне после тридцати, Чтоб сердце грязью не успело обрасти..."

Клер: Это все?

Август: Нет, там было и дальше... Хотите послушать? (Клер кивает, печально улыбаясь?)

Август (поглядывая на небо): Сейчас! Гм-м... Да! "Бог смерть пошлет мне после тридцати, Чтоб сердце грязью не успело обрасти, Не замаралось... (Пауза: качает головой с кривой усмешкой)

Не замаралось долгой жизни пылью, Лишь брать, но не давать - не стало горькой былью..."

Клер: Но и это не все.

Август: Да, но это нехорошо, Клер. С этим надо кончать. Я написал это проклятое стихотворение в шестнадцать лет. Конечно, это любимая мозоль.

Клер: Но не для шестнадцати лет: слишком искушенно для...

Август: Шестнадцати? Может быть. В шестнадцать я и был искушен, как некоторые толстые женщины бывают шикарны своей полнотой. Я был искушен и чувствовал себя виноватым, преданным девочке, которую я любил, как перестал быть мальчиком. Но она была не по годам законопослушной; Хэзл любила меня, думаю, действительно любила.

Клер: Не надо только говорить так, как будто в это нельзя поверить.

Август: Быть любимым - в это трудно поверить, а любить...

Клер: И в это трудно поверить?

Август поворачивается к залу, мечтательно смотрит в него, луч света фокусируется на нем.

Август: Всю мою жизнь, по крайней мере, с тех пор, как я начал бриться, я был как ребенок на трибуне, под сенью знамен, вы знаете, в ожидании циркового парад-алле. Я слышу фанфары вдалеке, они становятся громче, музыка такая легкая, мелодичная. Но возникает и другой звук, звук грома, и он приближается намного быстрее. Внезапно потоки дождя, ливень, разгоняют всех, всех, кроме меня. Я стою на опустевшей трибуне под обвисшими, неподвижными флагами - и упрямо жду.

Кип медленно возвращается из дюн, слушая Августа. Клер останавливает его, и они замирают вместе, слушая.

Август: Я жду, пока некий безликий полицейский в черном плаще не берет меня за плечо и не говорит: "Парад отменен из-за дождя, сынок, он будет позже..." Но позже все не наступает.

Кип: Черный полицейский - это...

Клер: Смерть?

Август: Что-то в этом роде, да. Хотя больше похоже, что нет, я ведь совершенно живой, как мне кажется.

Кип: Заведите патефон, пожалуйста. Мне кажется, я уже нашел финальное движение моего танца.

Август: Павану?

Клер (обмениваясь с Кипом понимающими взглядами): Да, павану.

Пока Август заводит патефон, Кип идет к платформе. Не выпуская Кипа из вида, Клер движется в сторону Августа. Музыка постепенно усиливается. Кип танцует на платформе в холодном свете. Август восхищенно смотрит на него через оконную раму без стекла.

	Не проходите мимо!
	Оставьте или прочитайте мнения по этой статье