СЕРГЕЙ ГОНЧАРЕНКО
р. 1945 

Первая книга оригинальных стихотворений Гончаренко "Четыре лета в году" вышла в 1980 году, самая известная работа – антология "Испанская поэзия в русских переводах 1789-1980" – дважды вышла в издательстве "Радуга", и второе издание (1984) стало библиофильской редкостью: оно снабжено справками об испанских авторах, справками о поэтах-переводчиках, монографической работой "Поэтический перевод в России" (более чем спорной по тезисам, впрочем), отличной статьей об испанском стихосложении, – не говоря уже об испанских оригиналах всего текста книги и множестве вариантов переводов. Позднее вышло и "Собрание сочинений" Гончаренко в нескольких томах. Однако, несмотря на глубокую филологическую культуру переводчика, именно его переводы чрезвычайно свободны, часто это вообще скорей вариации на тему оригинала, чем поэтический перевод в строгом смысле слова. 

ЛУИС ДЕ ГОНГОРА
(1561-1627)

* * *

Поет Алкиной – и плачет.
И плач потому так горек,
что радости скоротечны,
зато вековечно горе.
Поет Орфей Гвадианы;
рокочут на цитре струны,
и в лад им вершины тают,
и стынет поток бурунный.
Как сладко он славит счастье!
Как горько клянет невзгоды!
И слушают завороженно
вершины его и воды.
            "И брезжит надежда, да время не ждет:
            Добро за горами, а смерть – у ворот..."

Добро – цветок однодневка;
распустится он под утро,
да в полдень уже увянет,
совсем и не цвел как будто.
А горе могучим дубом
упрямо вздымает крону;
его бороды зеленой
века сединой не тронут.
Жизнь мчится, как лань-подранок,
а смерть ей под сердце метит...
Удача ползет улиткой, –
успеть ли ей раньше смерти?
            "И брезжит надежда, да время не ждет:
            Добро за горами, а смерть – у ворот..."

* * *

Вальядолид. Застава. Суматоха!
К досмотру всё – от шляпы до штиблет!
Я опись ту храню, как амулет:
от дона Дьего снова жду подвоха.

Поосмотревшись, не сдержал я вздоха:
придворных – тьма. Двора же нет как нет.
Обедня бедным – завтрак и обед,
аскетом стал последний выпивоха.

Нашел я тут любезности в загоне,
любовь без веры и без дураков:
ее залогом – звонкая монета...

Чего здесь нет, в испанском Вавилоне,
где, как в аптеке, пропасть ярлыков
и этикеток, но не этикета!

ФРАНСИСКО ДЕ КЕВЕДО
(1580-1645)

ЛИРИЧЕСКАЯ ЛЕТРИЛЬЯ

Будь кумиром у толпы,
но и в миг апофеоза
помни: то, что нынче – роза,
завтра – голые шипы.
            Роза, ты ли не красна?
            Только что ж красой кичиться:
            ведь она едва родиться,
            как уже обречена.
            Так какого же рожна
            хвастать тем, что утром рано
            всех румяней в мире ты,
            коль с приходом темноты
            осыпаются румяна,
            как осколки скорлупы?!
Будь кумиром у толпы,
но и в миг апофеоза
помни: то, что нынче – роза,
завтра – голые шипы.
        И какой, скажи, резон
        похваляться в час рассвета,
        что пришла пора расцвета
        и раскрылся твой бутон?
        Тем скорей увянет он!
        Помни, чванная дуреха:
        за зарей грядет закат;
        краше розы во сто крат
        станет куст чертополоха
        по капризу злой судьбы.
Будь кумиром у толпы,
но и в миг апофеоза
помни: то, что нынче – роза,
завтра – голые шипы.

МИГЕЛЬ ДЕ УНАМУНО
(1864-1936)

* * *

Я скоро буду сослан в память.
В былое буду выслан я.
В пустыне прошлого, друзья,
мой след ищите под песками.

У смерти выскользнув из рук,
умру, уйдя от вечной боли:
ведь я всерьез был жизнью болен,
а жизнь – смертельнейший недуг.

Но и уже сотлевший в прах,
уже сочтенный вами дважды
и трижды мертвым, я однажды
затрепещу у вас в руках.

Взяв эту книгу, ты берешь
меня. И если – дрожь по коже,
то знай, читатель: это тоже
тебя моя колотит дрожь.

КРОВЬ ДУШИ

Ты – кровь души, испанский мой язык!
Отчизна всюду мне, где речь родная
звучит и льется – ведь ее родник
полмира затопил, не иссякая.

Уже латынь Сенеки твой расцвет
пророчила вернее гороскопа.
С тобой Европой сделалась Европа.
С тобой Колумб удвоил белый свет.

Язык мой – как ковчег. И в нем плывет
Рисаля и Хуареса народ:
десятки рас и племена без счета...

Он никому не тесен и не мал.
Не зря на нем Сервантес написал
евангелие нам – от Дон Кихота.

ФЕДЕРИКО ГАРСИА ЛОРКА
(1898-1936)

ТРИ РАССКАЗА ПРО ВЕТЕР

I

Был красным ветер вдалеке,
зарей зажженный.
Потом струился по реке –
зеленый.
Потом он был и синь и желт...
А после –
тугою радугой взошел
над полем.

II

Запружен ветер,
как ручей.
Объяты дрожью
и водоросли тополей,
и сердце – тоже.
Неслышно солнце
за зенит
склонилось в небе...
Пять пополудни.
Ветер спит.
И птицы немы.

III

Как локон,
вьется бриз,
как плющ,
как стружка –
завитками.
Проклевывается,
как ключ
в лесу под камнем.
Бальзамом белым напоит
ущелье он до края
и будет биться
о гранит,
изнемогая.

ВИСЕНТЕ АЛЕЙСАНДРЕ
(1898-1984)

ОГОНЬ

Одинок огонь, не причастен
к обоюдному жанру страсти.
Посмотрите, как плещет пламя,
завладевшее небесами!
Как в луче вертикальном взмыли
птицы, не опаливши крылья!
А костер человечий? Много
до него еще, слава Богу,
лет, пронизанных этим светом
и огнем невесомым этим –
самым чистым и самым ясным...
Человек, погоди с кресалом!

МАНУЭЛЬ ДЕЛЬ КАБРАЛЬ
(1907–1999)

ПОЭЗИЯ

В стакане так светла вода:
прозрачный сплав стекла и льда...
Как будто это пустота
в сосуд звенящий налита.
Как будто ничего в нем нет...
Лишь бьет в глаза слепящий свет!

СТАРЫЕ ДЫРЯВЫЕ БАШМАКИ

По городам и весям с протянутой рукою...
Почтеннейшая обувь – худые башмаки...
Они вросли в мозоли, они срослись с судьбою,
наверно, с каждым нервом твоей глухой тоски.
Дырявые обутки не просто просят каши –
сквозь смертные прорехи сочится жизнь в песок...
Два башмака – две раны. И каждый взгляд, и каждый
твой стон исполнен болью мучительных дорог.
По городам и весям с протянутой рукою...
Монетки, словно слезы, блестящие в глазах...
(Америка не знает, что новый день зарею
восходит из прорехи в дырявых башмаках!)

ГИЛЬЕРМО ВАЛЕНСИЯ
(1873-1943)

СУЩЕСТВОВАНИЕ ИЗ СУЩЕСТВИТЕЛЬНЫХ

Крестины. Школа. Университет. Диплом.
Нужда. Долги. И суд. Скандал – залог успеха.
Кандидатура. Пост. Существенная веха:
вояжи. Лондон. Рим. Париж. И снова дом.

Невеста. Обрученье. Роды. Дочь. Потом –
пеленки. Школа. Свет. Уже жених. Потеха!
Медовый месяц. Ревность. Сцены. Не до смеха.
Внук. Школа. Университет. Опять диплом.

Вдруг – старость. Немощи. Бессонница. Облатки.
Страх. Головокруженье. Слепота. Припадки.
И – одиночество. И – ни души окрест.

Инфаркт. Могила. Плач. Поминки. Даже пресса.
Улыбки. Смех. Прогулка до собора. Месса.
Могильная плита. Крапива. Точка. Крест.

ДЕМЕТРИО КОРСИ
(1899–1957)

ВИДЫ ПАНАМЫ

Негры, негры, негры... Гринго, гринго, гринго...
Магазин. Витрина. Вывеска. Отель.
Чолы и мулатки. Видно, не в новинку
выходить им каждый вечер на панель.

Солдатня. Матросы. Янки-пехотинцы.
Европейцы. Гринго. Радость – через край!
Кабаре. Бордели. Пьяные девицы
прямо в панталонах... Вот кому здесь рай!

Всё тут продается. Всё тут очень просто.
Щедрая Панама! Нет дешевле цен.
Не столица – рынок. Бойкий переросток.
Лишь Канал осталось провести сквозь центр!

Кажется порою: все автомашины,
кабаре, фокстроты, вся на свете грязь,
гринго, проститутки, прощелыги, вина –
всё это свалилось, Господи, на нас!

Иностранцы... Чеки... В хмеле круговерти
доживем до третьей, третьей мировой!
Пляшут миллионы черный танец смерти...
Гринго, гринго, гринго... Бедный город мой...