Рассказы о людях необычайных. Пу Сунлин.

О Пу Сунлине 1640 - 1715 гг.
Из предисловия переводчика


Вероучение Белого Лотоса
Чантин и ее коварный отец
Ян - Шрам над глазом
Переодетый цзиньлинец
Пророчество о четвертой Ху
Схватил лису
Верная сваха Цинмэй
Физиогном Лю
Цяонян и ее любовник
Сюцай из Ишуя
Лис лезет в жбан
Содержание чиновника
Чу Суйлян в новой жизни
Красная яшма
Семьи разбойников
Лисенок Лю Лянцай
Гадалка на монетах
Неудачи честного Чжан Хунцзяня
Случай с Пэн Эрцзином
Божество спиритов
Храбрый студент из Чжедуна
Дун погиб
Продавец холста
Верховный святой
Линьцзыский Шао неумолим
Хэцзяньский студент
Святой Хэ
Студент - вор Цзи
Некий И, удачливый вор
Сынок торговца
Пение лягушек
Ван Чэн и перепел
Мышиные спектакли
Асю и ее двойник
Жены Син Цзыи
Священный правитель
Услужливый Лу Ягуань
Укротитель Ма Цзефу
Как вызывают духа танцем
Зеркало Фэнсянь
Искусство "Железной рубахи"
Усмиряет лисицу
Бог града
Благодарная Сяомэй
Фокусы
Как Цзяо Мин грозил лисе
Шантаж (рассказ первый)
Шантаж (рассказ второй)
Фонарь - пес
Зеркалом слушает
Царевна Заоблачных Плющей
Нежный красавец Хуан Девятый
Дева - рыцарь
Единственный чиновник
Человечек
Губернатор Юй Чэнлун (Рассказ первый)
Губернатор Юй Ченлун (Рассказ второй)
Как он решил дело
Поторопились
Приговор на основании стихов
Тайюаньское дело
Синьчженское дело

---

Тексты воспроизводятся по изданию: Пу Сунлин. Рассказы о людях необычайных. М., 1988.
Последнее, наиболее полное комментированное и иллюстрированное издание новелл Пу Сун-лина в переводах В. М. Алексеева находится на сайте "Петербургское востоковедение"
(с) В. М. Алексеев, перевод, 1988
(с) Центр "Петербургское Востоковедение", 2000

О Пу Сунлине


Пу Сунлин (по фамилии Пу, по имени Сун-лин), давший себе литературное прозвание, или псевдоним, Ляо Чжаи, родился в 1640 году и умер в 1715 году в провинции Шаньдун, находящейся в Восточном Китае, близ морского побережья, с которого простым глазом видны очертания Порт-Артура. Место действия его рассказов почти не выходит за пределы Шапьдуна, и время их не отступает от эпохи жизни самого автора. Вот что о нем рассказывает его, к сожалению, слишком краткая биография, находящаяся в описании уезда Цзычуань, в котором он родился и умер.

"Покойному имя было Сунлин, второе имя - Люсянь, дружеское прозвание Люцюань. Он получил на экзамене степень суйгуна в 1711 году и славился среди своих современников тонким литературным стилем, сочетавшимся с высоким нравственным направлением. Со времени своего первого отроческого экзамена он уже был известен такой знаменитости, как Ши Жуньчжан, и вообще его литературная слава уже гремела. Но вот он бросает все и ударяется а старинное литературное творчество, описывая и воспевая свои волнения и переживания. В этом стиле и на этой литературной стезе он является совершенно самостоятельным и обособленным, не примыкая ни к кому.

И в характере своем, и в своих речах покойный проявлял благороднейшую простоту, соединенную с глубиной мысли и основательностью суждения. Он высоко ставил непоколебимость принципа, всегда называющего только то, что должно быть сделано, и неуклонность нравственного долга.

Вместе со своими друзьями Ли Симэем и Чжан Лию, также крупными именами, он основал поэтическое содружество, в котором все они старались воспитать друг друга в возвышенном служении изящному слову и в нравственном совершенстве.

Покойный Ван Шичжэнь всегда дивился его таланту, считая его вне пределов досягаемости для обыкновенных смертных.

В семье покойного хранится богатейшая коллекция его сочинений, но "Рассказы Ляо Чжая о чудесах" ("Ляо Чжай чжи и") особенно восхищают всех нас как нечто самое вкусное, самое приятное".

Итак, перед нами типичный китайский ученый. Посмотрим теперь, каково содержание его личности как ученого, то есть постольку, поскольку это касается воспитания и вообще культурного показателя. Остальное - не правда ли? - уже сообщено в вышеприведенных строках исторической справки.

Китайский ученый отличается от нашего главным образом своею замкнутостью. В то время как наш образованный человек, - не говоря уже об ученом, - наследует в той или иной степени культуру древнего мира и Европы, являющуюся вообще сборным соединением разных отраслей человеческого знания и опыта, начиная с религии и кончая химией и чистописанием, - образованный и ученый китаец является - и особенно являлся в то время, когда жил Пу Сунлин - Ляо Чжай, - наследником и выразителем только своей культуры, причем главным образом литературной. Он начинал не с детских текстов и легких рассказов, а сразу с учения Конфуция и всего того, что к нему примыкает, иначе говоря - с канона китайских писаний, к которым, конечно, можно применить наше слово и понятие "священный", но с надлежащею оговоркой, а именно: они не заимствованы, как у нас, от Чуждых народов и не занимаются сверхъестественным откровением, а излагают учение "совершенного мудреца" Конфуция о призвании человека к" oвысшему служению; Выучив наизусть - непременно в совершенстве - в научившись понимать с полною отчетливостью и в согласии с суровой, непреклонной традицией все содержание этой китайской библии, которая, конечно, во много раз превосходит нашу хотя бы размерами, не говоря уже о трудности языка, - той библии, о которой в нескольких строках нельзя дать даже приблизительного представления (если не сказать в двух словах, что ее язык так же похож на тот, которым говорит учащийся; как русский язык на санскрит), - после этой суровой выучки, на которой "многие силу потеряли" и навсегда сошли с пути образования, китаец приступал к чтению историков, философов разных школ, писателей по вопросам истории и литературы, а главным образом к чтению литературных образцов, которые он, по своей уже выработанной привычке, неукоснительно заучивал наизусть. Цель его теперь сводилась к выработке в себе образцового литературного стиля и навыка, которые позволили бы ему на государственном экзамене проявить самым достойным образом свою мысль в сочинении на заданную тему, а именно доказать, что он в совершенстве постиг всю глубину духовной и литературной китайской культуры тысячелетий и является теперь ее современным представителем и выразителем.

Вот, значит, в чем заключалось китайское образование. Оно вырабатывало человека, отличающегося от необразованного, во-первых, тем, что он был в совершенстве знаком с тайною языка во всех его стадиях, начиная от архаической, понятной только в традиционном объяснении, и кончая современной, сложившейся из непрерывного роста языка, который впоследствии прошел еще целый ряд промежуточных стадий. Во-вторых, этот человек держал в своей памяти, - и притом самым отчетливым образом, - богатейшее содержание китайской литературы, в чтение которой он ведь был погружен чуть ли не двадцать лет, а то и больше! Таким образом, перед нами человек со сложным миропониманием, созерцающий всю свою четырехтысячелетнюю культуру и со сложным умением выражать свои мысли, пользуясь самыми обширными запасами культурного языка, ни на минуту не знавшего перерыва в своем развитии.

Таков был китайский интеллигентный человек времен Пу Сун-лина. Чтобы теперь представить себе личность самого Ляо Чжая, автора этих "странных рассказов", надо к вышеизложенной общей формуле образованного человека прибавить особо отличную память, поэтический талант и размах выдающейся личности, которой сообщено столь сложное культурное наследие.

Все это и отразилось на пленительных его рассказах, в которых прежде всего заблистал столь известный всякой литературе талант повествователя. Там, где всякий другой человек увидит только привычные формы жизни, прозорливый писатель увидит и покажет нам сложнейшую и разнообразнейшую панораму человеческой жизни и человеческой души. То, что любому из нас, простых смертных, кажется обыденным, рядовым, не заслуживающим внимания, ему кажется интересным, тесно связанным с потоком жизни, над которым, сам в нем плывя, только он может поднять голову. И, наконец, тайны человеческой души, видные нам лишь постольку, поскольку чужая душа находит себе в наших бледных и ничтожных душах кое-какое отражение, развертываются перед поэтом во всю ширь и влекут его в неизбывные глубины человеческой жизни.

Однако талантливый повествователь - это только ветвь в лаврах Ляо Чжая. Самым важным в ореоле его славы является соединение этой могучей силы человека, наблюдающего жизнь, с необыкновенным литературным мастерством. Многие писали на эти же темы и до него, но, по-видимому, только Ляо Чжаю удалось приспособить утонченный литературный язык, выработанный, как мы видели, многолетней суровою школой, к изложению простых вещей. В этом живом соединении рассказчика и ученого Ляо Чжай поборол прежде всего презрение ученого к простым вещам. Действительно, китайскому ученому, привыкшему сызмальства к тому, что тонкая и сложная речь передает исключительно важные мысли - мысли Конфуция и первоклассных мастеров литературы и поэзии, которые, конечно, всегда чуждались "подлого штиля" во всех его направлениях, - этому человеку всегда казалось, что так называемое легкое чтение есть нечто вроде исподнего платья, которое все носят, но никто не показывает. И вот является Ляо Чжай и начинает рассказывать о самых интимных вещах жизни таким языком, который делает честь самому выдающемуся писателю важной, кастовой китайской литературы. Совершенно отклонившись от разговорного языка, доведя это отклонение до того, что поселяне-хлебопашцы оказываются у него говорящими языком Конфуция, автор придал своей литературной отделке такую высоту, что члены его поэтического содружества (о котором упоминалось выше) не могли сделать ему ни одного возражения.

Трудно сообщить русскому читателю, привыкшему к вульгарной передаче вульгарных тем, и особенно разговоров, всю ту восхищающую китайца двойственность, которая состоит из простых понятий, Подлежащих, казалось бы, выражению -простыми же словами, но для которых писатель выбирает слова-намеки, взятые из обширного запаса литературной учености и понимаемые только тогда, когда читателю в точности известно, откуда взято данное слово или выражение, что стоит впереди и позади него, одним словом - в каком соседстве оно находится, в каком стиле и смысле употреблено на месте и какова связь его настоящего смысла с текущим текстом. Так, например, Пу Сунлин, рассказывая о блестящем виде бога города, явившегося к своему зятю как незримый другим призрак, употребляет сложное выражение в четыре слова, взятых из разных мест "Шицзина" - классической древней книги античных стихотворений, причем в обоих этих местах говорится о четверке рослых коней, влекущих пышную придворную колесницу. Таким образом, весь вкус этих четырех слов, изображающих парадные украшения лошадей, сообщается только тому, кто знает и помнит все древнее стихотворение, из которого они взяты. Для всех остальных - это только непонятные старые слова, смысл которых в общем как будто говорит о том, что получалась красивая, пышная картина. Разница впечатлений такова, что даже трудно себе представить что-либо более удаленное одно от другого. Затем, например, рассказывая о странном монахе, в молодом теле которого поселилась душа глубокого старца, Пу пользуется словами Конфуция о самом себе. "Мне, - говорит китайский мудрец, - было пятнадцать - и я устремился к учению; стало тридцать, - и я установился..." Теперь, фраза Пу гласит следующее: "Лет ему (монаху) - только <ги установиться", а рассказывал о делах, случившихся восемьдесят, а то и больше лет тому назад". Значит, эта фраза понятна только тем, кто знает вышеприведенное место из Конфуция, и окажется, что монаху было тридцать лет, следовательно, перевести эту фразу на наш язык надо было бы так: "Возраст его был всего-навсего, как говорит Конфуций: "когда только что он установился", а рас-рассказывал" и т. д. Одним словом, выражения заимствуются Пу Сунлином из контекста, из связи частей с целым. Восстановить эту ассоциацию может только образованный китаец. О трудностях перевода этих мест на русский язык не стоит и говорить.

Однако все это - еще сущие пустяки. В самом деле, кто из китайцев не знал (в прежнее, дореформенное время) классической литературы? Наконец, всегда можно было спросить даже простого учителя первой школы, и он мог или знать, или догадаться. Другое дело, когда подобная литературная цветистость распространяется на все решительно поле китайской литературы, задевая историков, и философов, и поэтов, и всю плеяду писателей. Здесь получается для читателя настоящая трагедия. В самом деле, чем дальше развивает отборность своих выражений Пу Сунлин, тем дальше от него читатель. Или же, если последний хочет приблизиться к автору и понимать его, то сам должен стать Пу Сунлином, или, наконец, обращаться поминутно к словарю. И вот, чтобы идти навстречу этой потребности, современные издатели рассказов Ляо Чжая печатают их вместе с толкованиями цветистых выражений, приведенными в той же строке. Конечно, выражения, переведенные и объясненные выше как примеры, ни в каких примечаниях не нуждаются, ибо известны каждому мало-мальски грамотному человеку.

Таким образом, вот тот литературный прием, которым написаны повести Ляо Чжая. Это, значит, вся сложная культурная ткань древнего языка, привлеченная к передаче живых образов в увлекательном рассказе. Волшебным магнитом своей богатейшей фантазии Пу Ляо Чжай заставил кастового ученого отрешиться от представления о литературном языке как о чем-то важном и трактующем только традиционные темы. Он воскресил язык, извлек его, так сказать, из амбаров учености и пустил в вихрь жизни простого мира. Это ценится всеми, и до сих пор образованный китаец втайне думает, что вся его колоссальная литература есть скорее традиционное величие и что только на повестях Ляо Чжая можно научиться живому пользованию языком ученого. С другой же стороны, простолюдин, не имевший времени закончить свое образование, чувствует, что Ляо Чжай рассказывает вещи, ему родные, столь милые и понятные, и одолевает трудный язык во имя близких ему целей, что, конечно, более содействует распространению образования, нежели самая свирепая и мудрая школа каких-либо систематиков.

В повестях Ляо Чжая почти всегда действующим лицом является студент. Китайский студент отличается от нашего, как видно из сказанного выше, тем, что он может оставаться студентом всю жизнь, в особенности если он неудачник и обладает плохою памятью. Мы видели, что и сам автор повестей Пу выдержал мало-мальски сносный экзамен лишь в глубокой старости. Мягко обходя этот вопрос, историческая справка, приведенная на предыдущих страницах, не говорит нам о том, что составляло трагедию личности Пу Сунлина. Он так и не мог выдержать среднего экзамена, не говоря уже о высшем, и, таким образом, стремление каждого китайского ученого стать "государственным сосудом" встретило на его пути решительную неудачу. Как бы ни объясняли себе он, его друзья, почитатели и, наконец, мы эту неудачу, сколько бы мы ни говорили, что живому таланту трудно одолеть узкие рамки скучных и вязких программ с их бесчисленными параграфами и всяческими рамками, выход из которых считается у экзаменаторов преступлением, все равно:
жизнь есть жизнь, а ее блага создаются не индивидуальным пониманием людей, а массовой оценкой, и потому бедный Ляо Чжай глубоко и остро чувствовал свое жалкое положение вечного студента, отравлявшее ему жизнь. И вот он призывает своим раненым сердцем всю фантастику, на которую только способен, и заставляет ухаживать за студентом мир прекрасных фей. Пусть, думается ему, в этой жизни бедный студент горюет и трудится. Вокруг него порхает особая, фантастическая жизнь. К нему явятся прекрасные феи, каких свет не видывал. Они подарят ему счастье, от которого он будет вне себя, они оценят его возвышенную душу и дадут ему то, в чем отказывает ему скучная жизнь. Однако он - студент, ученик Конфуция, его апостол. Он не допустит, как сделал бы всякий другой на его месте, чтобы основные принципы справедливости, добра, человеческой глубины человеческого духа и вообще незыблемых идеалов человека были попраны вмешательством химеры в реальную жизнь. Он помнит, как суров и беспощаден был Конфуций в своих приговорах над людьми, потерявшими всякий масштаб и в упоенье силы начинающими приближаться к скоту, - да! он это помнит и свое суждение выскажет, чего бы это ему ни стоило. И как в языке Ляо Чжая собрано все культурное богатство китайского языка, так и в содержании его повестей собрано все богатство человеческого духа, волнуемого страстью, гневом, завистью и вообще тем, что всегда его тревожило, - и все это богатство духа вьется вихрем в душе вечно юного китайского студента, стремящегося, конечно, поскорее уйти па трон правителя, но до этих пор носящего в себе незыблемо живые силы, сопротивляющиеся окружающей пошлости темных людей.

Кружа, таким образом, своей мыслью около своей неудачи и создавая свой идеал в размахе страстей жизни, бедный студент сумел, однако, высказаться положительно и вызвал к себе отношение, далеко превышающее лавры жалостливого рассказчика. Исповеданные им конфуцианские заветы права и справедливости возбудили внимание к его личности, и, таким образом, личность и талант сплелись в одну победную ветвь над головой Ляо Чжая. И настолько умел он захватить людей своей идейностью, что один император, ярый поклонник его таланта, хотел даже поставить табличку с его именем в храме Конфуция, чтобы, таким образом, сопричислить его к сонму учеников бессмертного мудреца. Однако это было сочтено уже непомерным восхвалением, и дело провалилось.

Содержание повестей, как уже было указано, все время вращается в кругу и - "причудливого, сверхъестественного, странного". Говорят, книга сначала была названа так: "Рассказы о бесах и лисицах" ("Гуй ху чжуань"). Действительно, все рассказы Ляо Чжая занимаются исключительно сношением видимого мира с невидимым при посредстве бесов, оборотней-лисиц, сновидений и т. д. Злые бесы и неумиренные, озлобленные души несчастных людей мучают оставшихся в живых. Добрые духи посылают людям счастье. Блаженные и бессмертные являются в этот мир, чтобы показать его ничтожество. Лисицы-женщины пьют сок обольщенных мужчин и перерождаются в бессмертных. Их мужчины посланы в мир, чтобы насмеяться над глупцом и почтить ученого умника. Кудесники, волхвы, прорицатели, фокусники являются Сюда, чтобы, устроив мираж, показать новые стороны нашей жизни. Горе злому грешнику в подземном царстве! Сколько нужно сложных случайностей и совпадений, чтобы извлечь все и тонут все: и бесы, и лисицы, и всякие люди. Судьба отпускает человеку лишь некоторую долю счастья, и как ни развивай ее, дальше положенного предела не разовьешь. Фатум бедного человека есть абсолютное божество. Таков крик исстрадавшейся души автора, звучащий, в его "книге сиротливой досады", как выражаются его критики и почитатели.

Как же случилось, что все эти химерические превращения и вмешательства в человеческую жизнь, все. эти туманные, мутные речи, "о которых не говорил Конфуций", - не говорят и все классики, - как случилось, что. Пу Сунлин избрал именно их для своих повестей, и не только случайно выбрал, но - нет, - собирал их заботливо всю свою жизнь? Как это совместить с его конфуцианством?

Он сам об этом подробно говорит в предисловии к своей книге, указывая нам прежде всего, что он в данном случае не пионер: и до него люди такой высокой литературной славы, как Цюй Юань и Чжуан-цзы (IV в. до н. э.), выступали поэтами причудливых химер. После них можно также назвать ряд имен (например, знаменитого поэта XI в. Су Дунпо), писавших и любивших все то, что удаляется от земной обыденности. Таким образом, под защитой всех этих славных имен Пу не боится нареканий. Однако главное, конечно, не в защите себя от нападок, а в собственном волевом стремлении, которое автор объясняет врожденной склонностью к чудесному и фатальными совпадениями его жизни. Он молчит здесь о своей неудаче в этом земном мире, которая, конечно, легла в основу его исповедания фатума. Однако из предыдущего ясно, что Пу в своей книге выступает в ряду своих предшественников с жалобой на человеческую несправедливость. Эта тема всюду и везде, как и в Китае, вечна, и, следовательно, мы отлично понимаем автора и не удивляемся его двойственности, без которой, между прочим, он не имел бы той литературной славы, которая осеняла его в течение этих двух столетий.

В. М. Алексеев

ИЗ ПРЕДИСЛОВИЯ ПЕРЕВОДЧИКА К СБОРНИКУ "РАССКАЗЫ О ЛЮДЯХ НЕОБЫЧАЙНЫХ"

Лаконичность и незначительность биографического очерка о Ляо Чжае в старинном китайском источнике "Описание уезда Цзычуань в Шаньдуне" не может, конечно, быть явлением случайным. Ясно, что многочисленные авторы предисловий и посвящений к сборнику его новелл вместо исключительно субъективных славословий, наверное, предпочли бы дать их в обильно документированной биографической рамке. Попробуем догадаться, почему все это вышло только так, а не иначе.
Вероятнее всего, первою причиною этой биографической скудости надо считать то печальное для Ляо Чжая (с этой точки зрения) обстоятельство, что он, всю жизнь готовясь к государственным экзаменам, дающим право на государственную службу, которая, как известно, награждала предприимчивых кандидатов нигде в мире неслыханными сатрапскими привилегиями, на эту службу так и не попал. Это обстоятельство и определяет прежде - всех прочих, почему у него не было официальной биографии среди колоссального количества подобных биографий, которые часто представляют собой лишь фразеологически более гладкие послужные списки, и почему составителям пришлось предпослать сборнику только эту тщедушную заметку из описания уезда, в котором родился и жил Ляо Чжай.
Второю причиною этой неудачной лакуны является, несомненно, самый характер новелл. Ни для кого, конечно, не было секретом, что этот сборник "сиротливых огорчений" (гу фэнь) обездоленного ученого начетчика не имеет в виду проповедовать веру в лисиц, оборотней, бесов, фей, чудотворцев, магов и т. д., особенно принимая во внимание послесловия автора ко многим новеллам, отнюдь не содержащим славословий всем этим, казалось бы, фетишам фантаста.
Было ясно, даже без догадок, что некоторые новеллы Ляо Чжая содержат сатиру на современность, особенно на грубое бесчинство, алчность, продажность, интриганство, дикий произвол и бесчеловечность китайского чиновничества, сидящего как в канцеляриях, так и особенно на губернаторских постах. При таких условиях создавать официальное признание человеку, что называется, без роду, без племени, в официальном мире особых охотников отыскаться не могло.
Однако китайское чиновничество никогда не было столь хорошо организованною кастой, чтобы в ней не нашлось людей как понимающих и принимающих сатиру в качестве законного литературного жанра, так и нечувствительных к ней, как бессильному орудию. Гораздо важнее было то обстоятельство, что в новеллах, с одной стороны, как будто совершенно не отразился потрясший весь Китай переход в 1644 году власти в руки маньчжуров, с другой же стороны, в некоторых из них можно было, даже за гиперболическими извращениями, увидеть ненависть к завоевателям и злую на них сатиру.
Поэтому - то, вероятно, сборник Ляо Чжая и не попал в знаменитую библиотеку императора Цяньлуна, собиравшуюся уже по напечатании сборника. При этом отсеве собиратели могли, если бы сочли нужным, указать на якобы неумеренную и слишком вульгарную фантастику автора и этим уже его ликвидировать, как бы не замечая сатиры. Подобное официальное непризнавание писателя не могло, конечно, способствовать биографическим о нем разведкам.
Тем не менее можно довольно ясно, хотя и схематически, охарактеризовать место и роль Ляо Чжая в обществе его эпохи.
Вечный студент, проваливавшийся на экзаменах и, конечно, обвинявший в этом нечутких, грубых, лицеприятных чиновников - экзаменаторов, Ляо Чжай все же сам принадлежал к касте чиновников, был соединен с ней всем своим жизненным положением, устремлениями и идеологией. Для него, кроме чиновничьей карьеры, украшенной конфуцианской этикой, идеалов, по - видимому, не было.
По сведениям его земляков, писавших о нем в предисловиях к сборнику, а равно и по его собственным словам G предисловии, он добывал средства путем частных уроков, путем натаскивания начетчиков все па те же экзаменационные фокусы и, таким образом, в обществе играл роль самую незначительную.
Тем не менее он весьма усердно изобразил сложную жизнь того чиновного слоя, к низшим ступеням которого он сам принадлежал, жизнь, доступную его провинциальному наблюдению или, скорее, его осведомленности, жизнь, которая у него вырисована как редко у кого, так что многие китаисты, и в Китае и в Европе, более всего склонны признать за его сборником этнографическое значение. Всесилье чиновника, сидящего у себя в канцелярии и правящего руками хищных служителей своего ямыня (канцелярии), алчность, коррупция, безыдейность, произвол монархической бюрократии той эпохи рисуются Ляо Чжаем очень красноречиво, хотя он и делает попытки смягчить картину редкими образцами умных и нравственных правителей. Эта картина гниения правящего слоя, целиком отъединившего себя от народа, хотя и непроизвольна, но настолько убедительна, что то сравнительно легкое подчинение Китая иноземными завоевателями (маньчжурами), которое произошло при жизни Ляо Чжая, становится вполне понятным. Чиновничество не имело ни опоры, ни силы к сопротивлению грубому нашествию, о котором народ узнал лишь как о совершившемся факте и против которого защищать свой правящий класс он не хотел и не мог. Слыша о потрясающих политических переменах из своего далекого провинциального мурья, Ляо Чжай отразил в своих произведениях ту самую непротивленческую фигуру умолчания, которая была столь свойственна китайским литераторам, жившим на грани сменяющихся династий. В его новеллах все течет, как прежде, и жизнь чередует только поколения, но не свои формы и тем паче не свою сущность. Жизнь остановилась вне времени и пространства и подлежит суждению лишь как вечный объект, по учению самого Конфуция, который, как известно, в своих уроках истории преподал именно это правило: не обращать внимания на конъюнктуру и факт, а только на соотношения людей, тяготеющие к постоянным нормам и формулам.
Исходя, таким образом, целиком из конфуцианского учения об ученом, облагороженном своею наукой и но - тому имеющем право судить людей и ими править, Ляо Чжай стоит в ряду с весьма многими другими писателями вообще и, в частности, с теми, которые, оставаясь в рядах правоверных конфуцианцев, тем не менее оспаривали ультиматум Конфуция: не говорить о непостижимом и сверхъестественном. Ляо Чжай сосредоточился на идеологии подготовляющегося ученого (шэн), который, обладая или не обладая конфуциаискою просветленностью и преображенностью, дружит с лисами, оборотнями, бесами, феями или же от них видит посрамление и гибель. Он в своих главных новеллах, н особенно в послесловиях к ним, как бы хочет сказать, что все настроение китайского общества происходит от несправедливого выбора правителей, особенно на государственных экзаменах, где настоящие государственные умы бракуются, а натасканные зубрилы торжествуют. Между тем студент и вырабатывающийся из него ученый - литератор, при надлежащей подготовке, а главное, при надлежащем отношении к нему общества, может, по конфуцианскому завету, воспитать в себе "пути великого человека" (цзюньцзы чжи дао) и стать наилучшим выразителем общественной совести. Заслоненное общественной темнотой, такое его сознание может быть с наибольшею силой представлено, когда в жизнь вмешивается сверхъестественная сила, которая, материализуясь, играет роль, хотя и весьма своеобразную, "одобрения и порицания", проповеданных в учении Конфуция, иначе говоря, объективного общественного мнения, давно выродившегося в голый произвол фактических правителей китайской земли. Этот мир духов, как добрых, так и злых, является, таким образом, подлинным судьей и мздовоздаятелем за нравственную сущность ученого. Сонм божеских сил как бы призван карать труса, предателя, коварного шантажиста, который профанирует свою высокую миссию, и, наоборот, награждать высшим человеческим счастьем студента, достойного своего призвания, честного, просветленного, с рыцарскою душой и скромным поведением. Фантастика здесь призвана восполнить пробел действительной жизни, выступая в роли потенциального обличителя и реставратора жизненной справедливости.
Таким образом, вся группа рассказов, объединенных в этом томе, разрешает свою интригу вмешательством сверхъестественных сил, чудотворцев, гипнотизеров и фокусников. Перед нами вопрос: как нам отнестись к этим рассказам и их автору?
В одном и том же китайском слове синь (вера, верить) совмещено два мировоззрения, вряд ли уживающиеся друг с другом. Синь конфуцианца означает пятое из достижений светлой (гуанмин) конфуцианской личности: веру в людей, которым человек благородства служит и которых призывает к такому же служению. В это же самое время синь буддийское означает религиозную веру в Будду и его благодать, которая для простолюдина не сложна: перерождение в лучшую форму бытия и подание земных благ. Следовательно, это синь есть нечто обратное первому: вера не в людей, а в бога; вера, соединенная, скорее всего, с презрением к людям и ищущая высших сил.
Ляо Чжай был ученый конфуцианского воспитания и, поскольку он был искренний последователь этого учения, его синь была верою в людей, не нуждающейся ни в какой сверхъестественной силе и санкции, а тем более - в суеверии (мисинь). Ортодоксальное конфуцианство с презрением, а иногда даже с враждебностью соперника относилось к таким религиозно - нравственным учениям, как, например, буддизм, даосизм, христианство, и нередко вело с ними борьбу, не останавливающуюся перед государственным преследованием. Следовательно, Ляо Чжаю, аспиранту на государственные должности и потому обязанному исповедовать конфуцианский символ веры без всяких компромиссов, было как будто не к лицу писать рассказы, переполненные лисьими и всякими иными оборотнями, бесами, наваждениями и, наконец, чудесами, исходящими от монахов.
И действительно, решаясь выступить с огромным сборником подобных рассказов, он написал очень интересное к нему предисловие, в котором, заранее учитывая все насмешки, которые конфуцианцы - ортодоксы будут в него направлять, он указывает, однако, на примеры крупных литературных имен, не чуждавшихся сверхъестественных тем, особенно в тех случаях, когда автору, знающему себе цену, совсем иную, нежели та, что ему давали другие, в жизни, говоря попросту, не везло. Он звал к себе все стихии, особенно незримые, и обращался к ним за справедливостью.
Таким образом, перед нами довольно обычный тип литератора, прячущийся от жизни за химерой своей собственной концепции и особенно своей необузданной фантазии. Однако конфуцианская идеология оказалась приемлемой и для данной эпохи. Новые маньчжурские правители ввели ее - минус фантастический, конечно, элемент в жизнь общества весьма решительным порядком, и конфуцианская система, в ее извращенно - сусальном виде, охватила весь Китай в последний раз, но еще на два с половиною века, так что вся идеология Ляо Чжая была как бы общественным выражением правительственной ферулы.
Выше уже достаточно показано, как мастерски старый конфуцианский язык в новеллах Ляо Чжая заговорил о живых и простых вещах, создав читателю удовольствие как бы стилизованного театрального представления, берущего темы из житейской толщи и преображающего их в схемы и формулы, не теряя при этом показа и яркого сознания действительности. Можно легко видеть, что при разрушении конфуцианской системы, с одной стороны, и затем при движении масс к просвещению, в котором истории студентов и лис станут уже чтением отсталым как по содержанию, так и по форме (европеизация формы уже кричит против ляочжаева языка) - одним словом, с развитием китайского общества, которое совершается не так уж медленно, как это нам кажется, ляочжаевы новеллы отойдут в своем оригинальном тексте в область мировой литературы на правах, скажем, Апулея, а в общественном значении - к литературе сказки. Впрочем, этот процесс можно уже считать законченным: Ляо Чжай перестал быть литературной картиной Китая и китайца вне границ времени, как было до сих пор, и начал свою жизнь в исторических памятниках китайского средневековья.
1937

Вероучение Белого Лотоса

Некий человек из Шаньси -забыл, как его звали по имени и фамилии,- принадлежал к вероучению Белого Лотоса и, кажется, был приверженцем Сюй Хунжу, Своими "левыми путями" он волновал, будоражил народные массы, и те, кто восхищался его фокусами и проделками, большею частью чтили его, как чтут уважаемого учителя.
Однажды, куда - то уходя, он поставил в горнице таз, накрыл его другим и велел своему ученику сидеть и караулить,- не сметь открывать и смотреть.
Когда учитель ушел, ученик открыл таз и увидел там чистую воду, по которой плавала лодочка, сделанная из соломы. На лодочке были и мачты и паруса- словом, все - все.
Подивившись лодочке, ученик тронул ее пальцем, и она от прикосновения перевернулась. Ученик бросился ее поднимать, чтобы вернуть в прежнее положение, но она снова перевернулась.
Вдруг входит учитель.
- Как ты смел меня ослушаться? - набросился он гневно на ученика.
Тот энергично утверждал, что ничего подобного не было.
- Что ты меня обманываешь?-кричал учитель. -Только что сейчас в море перевернулась моя ладья.
Еще случай. Однажды вечером учитель зажег в горнице огромную свечу и велел ученику смотреть за ней внимательно, чтобы ее не задуло ветром. Пробило уже две стражи, а учитель все еще не приходил. Ученик, изнеможенный усталостью, пошел к кровати, прилег...
Когда он очнулся, свеча уже погасла. Быстро вскочил, зажег, и в это же время вошел учитель. Ученику опять попало.
- Уверяю вас,- говорил он,- что я и не думал спать... Как это свеча могла вдруг так погаснуть?
- Ты еще будешь тут говорить! - яростно кричал на него учитель.- Ведь ты меня заставил сейчас более десяти ли шагать в темноте!
Ученик был ошарашен.
Таких необъяснимых историй у него бывало бесконечное число, всего не опишешь.
В дальнейшем его любимая наложница вступила в связь с его учеником. Учитель это заметил, но не подавал вида и молчал. Раз он послал ученика кормить свиней. Только что тот вошел в хлев, как тут же превратился в борова,
Учитель сейчас же послал за мясником. Тот зарезал борова и стал продавать мясо. Никто и не догадывался.
Видя, что сын не возвращается домой, отец ученика зашел к учителю наведаться. Тот сказал, что ученик давно уже у него не бывал. Отец вернулся к себе, стал повсюду искать и спрашивать, но никаких следов сына не нашел.
Тогда один из соучеников погибшего, разузнав потихоньку об этом деле, проговорился отцу его. Тот подал на учителя жалобу местному правителю. Правитель, боясь, что он убежит, не решился сам его задержать, донес выше по начальству, прося прислать тысячу вооруженных людей.
Окружили дом, арестовали его жену и сына, и всех их заперли в клетку, чтобы в ней препроводить в столицу.
Дорога шла через горы Тайхан. Вдруг из гор выскочил великан ростом с дерево. Глаза-словно плошки, рот - с лохань, зубы - больше фута. Солдаты, ошеломленные этим зрелищем, остановились, не смея идти дальше.
- Это оборотень,- сказал сектант.- Его может прогнать моя жена.
Послушались его слов, развязали жену, и та помчалась на великана с копьем в руках. Великан рассвирепел, втянул ее в рот и проглотил.
Все бывшие тут еще больше перепугались.
- Ну, раз он убил мою жену, надо, значит, идти сыну,- сказал сектант.
Выпустили сына. Но и тот был проглочен, как мать.
Все воззрились друг на друга, и никто не знал, что теперь делать. Сектант заплакал, разгневался.
- Ну, когда так, раз он убил и жену мою и сына,- кричал он,- мне хоть и не сладко, однако ничего не поделаешь: придется идти против него самому мне.
Выпустили из клетки и его, дали в руки нож и направили на врага. Великан ринулся на него с большой яростью и вступил с ним п драку, борясь голыми руками. Минута-и великан схватил его и сунул в рот.
Потом вытянул шею и проглотил. Проглотив же, спокойно, как ни в чем не бывало, удалился.



Комментарии переводчика

...принадлежал к вероучению Белого Лотоса... - Буддизм, проникнув в Китай не позже I в. н. э. и сразу же наводнив китайскую литературу бесконечными переводами своих священных книг, породил ряд сектантских вероучении, одним из которых было вероучение Белого Лотоса. Белый Лотос - также тайное общество, основанное на буддийских верованиях; возникло в XIII - XIV вв., боролось против монгольского владычества; продолжало организовывать крестьянские восстания и в период маньчжурского господства цинской династии, в конце концов жестоко подавившей его.

Сюй Хунжу - один из первых главарей общества Белого Лотоса.

Тайхан - горы, возвышающиеся среди лёссового плато провинции Шаньси на западе Китая.

Чантин и ее коварный отец.

Ши Тайпу, человек из Тайшаня, интересовался наукой амулетов и заклинании, изгоняющих нечистую силу. Некий даос, повстречав его, пришел в восторг от его сообразительности и принял в свои ученики. Он открыл "роговые застежки" и вынул две книги. Первая из них трактовала об изгнании лисиц, вторая -об изгнании бесов. Вручив Ши вторую книжку, он сказал:
- Проникнись благоговением и вниманием к этой книге. В ней будет все: и одежда, и пища, и красавица жена!
Ши спросил, как его фамилия и как имя.
- Я Baн Чичэн из храма Первородного Владыки, что в селе к северу от Бяньского города.
Даос оставил его у себя на несколько дней и передал ему полностью вес. свои тайные приемы и заговоры. С этих пор Ши стал исключительным мастером заговоров и талисманных письмен; следы людей, несших ему деньги и подарки, сплетались, как говорится, одни с другими у его ворот.
Однажды к нему явился какой - то старик, назвавший себя фамилией Вэн. Он выложил перед Ши ослепительные шелка и кучу серебра; сказал, что у его дочери болезнь от беса и что она уже погибает; настойчиво просил Ши посетить больную. Ши, услыхав, что болезнь стала опасной, отказался и не принял подношений, но пока что пошел вместе с ним.
Через десять с чем - то ли они вошли в горный поселок. Дойдя до дома старика, Ши увидел перед собой роскошные прекрасные строения, хоромы. В спальне, куда его ввели, перед ним лежала молодая девушка за тонким газовым пологом. Служанка подняла занавеску на крюк, и Ши издали посмотрел на больную. Ей было, пожалуй, лет четырнадцать - пятнадцать. Тело было слито с постелью и совершенно походило на скелет. Ши подошел поближе. Вдруг она раскрыла глаза и сказала:
- Пришел настоящий врач!
Вся семья выразила радость. Ши сказали, что больная уже несколько дней совсем не говорила. Ши вышел и теперь уже стал расспрашивать о симптомах 'болезни, Старик сказал, что они среди бела дня видят, как появляется молодой человек и ложится к ней. Они его хвать - исчез; через минуту - снова тут.
- Мне кажется, -заключил старик,-что это бес.
- Если это бес,- сказал ему на это Ши,- то изгнать его нетрудно. Боюсь, что это лис, и тогда я не решусь взяться.
- Наверно, не лис, наверно! - утверждал старик. Ши вручил ему писаный талисман и в этот вечер лег спать в доме старика. Около полуночи вошел какой - то молодой человек в безупречной, строго приличной одежде и шапке. Ши решил, что это кто - нибудь из родственников хозяина встал и спросил, кто он такой.
- Я - бес,-сказал юноша,-но дом Вэнов-сплошь лисицы. Мне случайно полюбилась их дочь Хунтин, и я пока остановился здесь. Когда бес попадает своим наваждением на лисицу, то никакому тайному предопределению небесных сил это не вредит. Скажите, господин, зачем вам понадобилось расторгать чужую судьбу - связь и охранять именно ее? Сестра этой девицы, Чантин, блеском своей красоты отмечена еще более, и я, из почтения к вам, оставил ее, как говорится, "цельною яшмой", для угождения Вашему Высокому Совершенству. Если старик согласится ее за вас выдать, то только в этом случае вы можете применить ваше лечение к данной девице. Но к тому времени я и сам, вероятно, уйду.
Ши согласился, и в эту ночь молодой человек не приходил, а девушка вдруг очнулась. Утром обрадованный старик пришел сообщить об этом Ши; пригласил его пройти взглянуть на больную. Ши сжег свои прежние талисманы, сел и стал ее свидетельствовать. Видит, за вышитой занавеской стоит девушка, красивая, как небесная фея. Ши догадался, что это Чантин.
Освидетельствовав больную, он потребовал воды, чтобы покропить в пологе. Девушка быстро подала ему чашку воды. Пока она суетилась, мысли Ши заволновались, и вся его душа хлынула потоком. И в это время внимание его было не на бесе... Он вышел, простился со стариком и под предлогом изготовления лекарств ушел домой. В течение нескольких дней Ши не приходил, и бес стал неистовствовать еще сильнее. Кроме Чантин, им были изнасилованы и одурманены решительно все женщины в доме: жены сыновей, служанки и все другие. Старик опять послал слугу с конем за Ши. Ши не поехал под предлогом болезни. На следующий день старик явился к нему сам. Ши, притворившись, что у него болит нога, вышел к старику с костылем. Старик с поклоном приветствовал его и спросил, в чем дело.
- В этом, видите ли, и трудность одинокой жизни вдовца. Намедни ночью служанка моя полезла ко мне на кровать, да споткнулась и упала, уронив госпожу Грелочку и обварив мне обе ноги!
- Почему же вы так долго не возобновляете женатой жизни? - спросил старик.
- Да как ни досадно, а все не было на примете чистого, нравственного дома, вроде вашего!
Старик помолчал и вышел. Ши пошел его провожать.
- Как только болезнь пройдет,- сказал он на прощанье,- я сам обязательно приду. Не утруждайте, пожалуйста, своих драгоценных стоп!
Прошло еще несколько дней. Старик пришел опять. Ши принял его, хромая. Старик участливо спросил его в двух - трех словах и сейчас же сказал:
- Я только что говорил с моей, так сказать "зарослью". Если вы изгоните беса, дав всем нам наконец спокойно спать па подушках, то вот у меня есть младшая дочь Чантин -ей семнадцать лет, -которую я хочу послать в услужение Вашему Совершенству.
Ши от радости бухнул в землю головой и сказал старику:
- Ну, если ваши восхитительные намерения именно таковы, то посмею ли я щадить свое больное тело по - прежнему?
И сейчас же вышел из дому. Они сели вместе со стариком на коней и помчались. Войдя в комнату и осмотрев одержимую, Ши подумал с опаской, не нарушили бы уговора родители, и просил разрешения заключить торжественное условие с матерью девушки. Старуха тут же вышла к нему.
- Послушайте, сударь, за что это мы видим с вашей стороны недоверие?
И сейчас же, взяв у Чантин из головы золотую шпильку, передала Ши в знак верности. Тот торжественно приветствовал ее поклоном. После этого он собрал всех бывших в доме и произвел над ними очистительные действия. Только одна Чантин куда - то так далеко укрылась, что и следов ее но нашли. Тогда Ши написал талисман для ношения на теле и велел поднести ей от его имени. В эту ночь все было погружено в безмолвие. Призрак беса совершенно исчез, и только Хунтин все еще не переставала протяжно стонать. Ши окропил ее .заговоренною водою, и все, чем она мучилась, словно куда - то исчезло. Ши хотел проститься и уйти, но старик схватил его за руки и стал удерживать, искренно упрашивая его не уходить. Вечером заставили стол кушаньями и фруктами; старик принялся потчевать Ши с отменной настойчивостью. Водяные часы дали три удара. Хозяин простился с гостем и удалился.
Только что Ши прилег на подушку, как раздались крайне нетерпеливые удары в дверь. Он встал, смотрит-входит Чантин, осторожно, тихонечко, и, вся запыхавшись, быстро - быстро ему шепчет:
- Моя семья хочет вам отплатить, что называется, "белым лезвием"... Сейчас же бегите!
Проговорив эти слова, она круто повернулась и убежала. Ши, весь бледный, перелез через стену и быстро скрылся. Завидя вдали огонек, он к нему устремился - то были деревенские ночные охотники из его же мест. Ши был рад им, подождал конца их облавы я вместе с ними вернулся домой.
В сердце своем он затаил теперь злобу и гнев, по как отомстить-не знал. Думал было пойти к Вянь, чтобы там разыскать своего учителя Чичэна, но дома был старик отец, который давно хворал и дряхлел. Ши днем и ночью все думал и строил разные планы, но не пришел ни к какому решению: предпринимать ли ему что - нибудь или же сидеть дома. Вдруг в один прекрасный день к его дверям подходят два паланкина. Оказывается, это прибыла старуха Вэн. Она сопровождала дочь.
- Вы что же,- сказала старуха,- убежали тогда ночью домой и с тех пор больше о браке ни слова?!
У Ши, при виде Чантин, разом исчезли все обиды И вся досада, и он скрыл их пока в себе, не выказывая. Старуха заторопила обоих сделать обряд поклонения в доме, после которого Ши хотел устроить обед, но старуха отказалась.
- Я не свободный человек,-сказала она, -и не могу сидеть тут с вами и наслаждаться вкусными вещами. Дома у меня сидит мой старик, глупый и злой... Если что не будет как следует, так уж вы, зятек, пожалуйста, сделайте мне большое удовольствие: ради Чантин вспомните хоть раз и обо мне1
С этими словами она села в повозку и уехала.
Дело в том, что о намерении убить жениха дочери старуха ничего не слыхала; и только когда старик погнался за ним, не поймал и вернулся обратно, - только тогда она об этом узнала. Узнала и совершенно не могла с этим примириться, целые дни бранилась и грызлась со стариком. Чантин тоже лила слезы и ничего не ела. Тогда старуха сама привезла к Ши дочь, наперекор старику. Когда Чантин вошла в дом к Ши, он расспросил ее подробно и все наконец узнал.
Месяца через два - три Вэны прислали за дочерью, торопя ее проведать родителей. Ши, предвидя, что она не вернется, воспротивился и не пустил ее, и она с этих пор время от времени роняла слезы. Прошло больше года. Чантин родила сына, назвав его Хуэр. Для кормления его она купила ему няньку - кормилицу. Тем не менее мальчик любил плакать и ночью требовал, чтобы его несли к матери.
Однажды от Вэнов опять пришли с паланкином и сказали, что старуха сильно тоскует по дочери. Чантин загрустила пуще прежнего, Ши уже не мог ее удерживать. Она хотела ехать с ребенком, но Ши не позволил, и она поехала домой одна. Когда они расставались, она назначила сроком возвращения месяц. Тем не менее прошло полгода, а вестей от нее никаких не было. Ши послал было к Вэнам узнать, в чем дело, но оказалось, что тот дом, который они нанимали раньше, давно уже пустует. Прошло еще два года. У Ши пропала всякая надежда. А мальчик плакал целыми ночами, и в "сердечном дюйме" у Ши словно резало ножом.
Вслед за тем отец Ши, похворав, умер. Это еще более его опечалило и сразило. Он захворал, ослабел и, "спя на соломе", задерживался у себя целыми днями, так что не мог принимать соболезнующих гостей и Друзей. И вот, как раз когда он был в мрачном и беспокойном настроении, вдруг слышит, что к нему идет женщина. Посмотрел на нее-видит; женщина одета в глубокий траур. Это была Чантин. Ши в большом огорчении почувствовал острый прилив скорби и потерял сознание. Служанка в испуге закричала. Тогда женщина вытерла слезы, стала его гладить и гладила его очень' долго, пока он наконец не стал понемногу оживать. Он, оказывается, решил, что уже умер и что, значит, видится с ней в мрачном мире.
- Нет,- сказала жена,- я скверная дочь, не сумела расположить к себе сердце своего отца, и он держал меня при себе целых три года. Это, конечно, было с его стороны бессовестно. Сегодня как раз наша семья с востока, от моря, проходила здесь, и я получила грустную весть о смерти свекра. Тогда я, уже раз послушавшись отцовского приказания и отогнав от себя чувства, свойственные женщине с мужчиною, на этот раз не посмела принять к руководству его бесстыдные слова и нарушить обрядный долг невестки по отношению к свекру. Я пришла сюда: мать знает об этом, отец не знает.
Пока она это говорила, мальчик бросился ей на грудь. И только высказав все, она погладила, приласкала его, заплакала и сказала:
- У меня есть отец, а у тебя, сынок, нет матери! Мальчик тоже разразился слезами, и все в комнате, закрывшись рукой, проливали слезы. Женщина встала и принялась за домашние хлопоты. Перед гробом она расставила обильную жертвенную снедь, убрала и приготовила все очень чисто. Ши был весьма этим утешен. Однако болезнь оказалась затяжною, и он не мог быстро встать с постели. Тогда она попросила его двоюродного брата взять на себя прием являющихся в дом посетителей и выражаемых ими теплых чувств. Только по окончании похорон Ши мог встать, опираясь на палку, и вместе с ней устроить жертвенный обряд на могиле.
После этого жена хотела проститься с ним и уйти домой, чтобы там получить наказание за ослушание отцовской воли, но муж стал ее удерживать, ребенок заплакал,- и она, сдержав в себе решимость, осталась. Не прошло и нескольких дней, как пришли сообщить, что ее мать больна.
- Я пришла сюда ради твоего отца,- заявила она мужу.- Неужели же ты не отпустишь меня ради моей матери?
Ши согласился. Тогда она велела кормилице забрать мальчика и уйти куда - нибудь, а сама, вся в слезах, вышла из дому и удалилась. После этого ухода она не возвращалась несколько лет. Ши - отец и Ши - сын стали даже понемногу забывать ее. Но однажды на рассвете, когда в доме открывали двери, в них вихрем впорхнула Чантин. Полный изумления, Ши начал было ее расспрашивать, но она села грустно - грустно на диван и вздохнула.
- Ах, знаешь,-говорила она,- прежде мне, выросшей в теремах да комнатах, какая - нибудь ли казалась далью, а вот сегодня в один день и в одну ночь я пробежала тысячу ли... Ух, устала!
Ши стал ее подробно обо всем расспрашивать, а она то хочет говорить, то снова остановится. Ши упрашивал ее без конца, и она наконец со слезами сказала ему!
- Теперь я тебе расскажу то, что мне больно, а тебе, боюсь, доставит радость. За последние годы мы перебрались на житье к Цзиньской границе и поселились в доме местного магната Чжао. Наш хозяин был с нами, с жильцами, в наилучших отношениях, и отец выдал Хунтин за его сына. Тот, однако, всегда был человеком " бездельным, праздным расточителем, и в его доме жилось очень беспокойно. Сестра вернулась домой и сказала об этом отцу. Тот оставил ее дома и в течение полугода не позволял ей уходить обратно. Молодой магнат вскипел гневом и досадой и неизвестно где нанял какого - то злодея, который пришел к нам в дом и с помощью нечистой силы, вооружившись цепью и 'замком, заковал и увез моего отца. Весь дом был крайне этим потрясен, и в один момент все разбежались в разные стороны.
Ши, услыхав, стал неудержимо хохотать. Женщина рассердилась,
- Хотя он и недобрый человек,-сказала она,-но он мой отец. Я с тобой, как лютня с цитрой, прожила несколько лет, между нами была только любовь и никакой неприязни... Теперь же, когда человек погиб, а дом разрушен и все его рты разбрелись,-если бы ты даже не болел за моего отца, то разве ради меня - то не должен высказать сожаления? А ты, услыхав это, возликовал, заплясал, не сказав мне ни полслова в утешение и защиту. Что за бессовестное поведение!
Взмахнула рукавом и вышла. Ши бросился за пей с извинениями, но она уже исчезла. Ши загрустил, стал раскаиваться. Он решил, что уже теперь она окончательно от него ушла. Однако прошло дня два - три, и она явилась, а с ней вместе и старуха. Ши обрадовался им, бросился участливо их расспрашивать... Но мать и дочь легли перед ним на землю... Удивившись, он спросил, что это значит. Мать с дочерью принялись плакать.
- Я ушла, полная гнева,- сказала дочь.- А вот теперь не могу взять себя крепко в руки, да еще хочу просить его... Что же у меня за лицо после этого?
- Мой тесть, конечно, не человек,- отвечал ей Ши.-Однако любезность твоей матери и твоя любовь мною не забыты. И то, что я, услыша про несчастье с твоим отцом, радовался ему, тоже ведь одно из человечески понятных чувств. Почему ты не сумела быть хоть немного более терпеливой?
Чантин сказала:
- Я только что на дороге повстречала мать и узнала наконец, что тот, кто связал моего отца, был как раз твой учитель!
- Вот как! Ну что же, все - таки это дело весьма легкое. Весь вопрос в том, что если твой старик не вернется домой, то отец и дочь будут разлучены. Если же, как я боюсь, он вернется, то твой муж будет плакать и сын горевать.
Старуха поклялась совершенно определенно, и дочь тоже дала клятву отблагодарить его. Тогда Ши в тот же час собрался и поехал в Вянь. Там он расспросил .0 дороге и явился в храм Первородного Владыки. Оказалось, что Чичэн вернулся незадолго перед тем.. Ши вошел к нему и поклонился. Тот сейчас же спросил его, зачем он пришел. Ши увидел на кухне старую лису, которая была повешена за передние лапы с продетой в них веревкой засмеялся и сказал:
- Ваш ученик является к вам, учитель, из - за этой вот самой чертовщины!
Чичэн спросил, в чем дело.
- Да это, видите ли, мой тесть!
И рассказал ему всю историю. Даос сказал, что лис этот злой и коварный, и не соглашался так легко его выпустить. Ши стал усердно упрашивать, и даос наконец изъявил согласие. По этому поводу Ши стал подробно рассказывать о проделках лиса, а тот, слушая эти речи, прятался в печь, и похоже было, что он конфузится. Даос смеялся.
- Не совсем еще забыл, видно, чувство стыда за свою подлость!
Ши поднялся и вытащил лиса. Взял нож, обрезал веревку и стал се продергивать. Лис от непомерной боли яростно скрипел зубами. Ши не стал выдергивать веревку всю сразу, нарочно то останавливался, то дергал
снова.
- Ну, что,-спрашивал он лиса, улыбаясь,-больно вам, почтеннейший? Не дергать, что ли?
У лиса зрачки так и сверкали: по - видимому, он сердился. Ши наконец отпустил его, и лис, взмахнув хвостом, выбежал из храма и исчез. Ши откланялся даосу и пришел домой, а уже за три дня до его прихода пришли сообщить вести о старике. Старуха ушла первая, оставив дочь дожидаться Ши. Когда тот пришел, она встретила его, упав перед ним на землю. Ши поднял ее за руки.
- Если ты, милая, не забудешь нашей ладной жизни, то ведь дело не в благодарностях.
- Теперь, знаешь, мы снова переезжаем на прежнее место,- сказала она.- Наша деревня и этот дом в близком соседстве, так что нашим вестям друг о друге ничто не будет мешать. Я хочу идти и проведать наших; через три дня я вернусь. Веришь ли ты мне или нет?
- Сын вырос без матери,-сказал Ши,-и не умер ребенком. Я тоже жил все время, день за днем, и это вошло у меня в привычку. Сегодня я, как видишь, поступил не так, как молодой Чжао а, наоборот, отплатил старику добром. Таким образом, все, что для тебя надо было сделать, сделано. Если ты не вернешься, с твоей стороны это будет бессовестно. Тогда - пусть и недалеко от вас до меня - ты не приходи сюда и не беспокойся о нас. При чем тут верю тебе я или нет?
Женщина на следующий день ушла, а через два дня уже вернулась.
- Что так скоро? -спросил Ши.
- Отец мой говорит, что не может забыть, как ты в Бяне над ним трунил и издевался. Он долго ворчал, нить за нитью навязывая свои речи, но я больше не захотела его слушать... Вот отчего так скоро и пришла!
С этих пор женщины ходили друг к другу без перерывов, но между стариком и зятем так и не установилось ничего, даже брачных или похоронных посещений.
Автор этих странных историй скажет так;
Лисьи маневры, то так, то этак, хитры и предательски до крайности.
Раскаянье в своем браке у обеих женщин оказалось, как в одной колее: ясно, что это был ловкий прием и обман. Однако, раз захотели, пошли же они замуж! Значит, отвержение брака было ими предрешено.
Скажу еще: если муж ради жены спасает ее отца, то следовало бы ему ограничиться своим добрым делом, влияющим на человека, а злобу оставить. Но нет - он к этому присоединяет издевательство и глумление, и как раз тогда, когда жертва находится в самом трудном положении.
Нечего удивляться, что тот не мог этого позабыть до конца жизни!
Если бывают где - либо в мире "лед" и "яшма", то они вероятно, вроде этих.



Комментарии переводчика

...человек из Тайшаня... - Тайшань - знаменитая священная гора в Шаньдуне, недалеко от родины Конфуция. Местность у ее подножия славится храмами и служит пристанищем оккультных созерцании.

...открыл "роговые застежки" и вынул две книги. - Китайская книга не сшивается и не заклеивается в переплет, как наша, а укладывается в особый раскидной ящик - футляр, обычно делающийся из папки синего холста. Боковые стороны футляра застегиваются при помощи вклеенных в них петель и костяных или роговых пуговиц. Книг (из тонкой бумаги) вкладывается в футляр иногда до шестнадцати, причем каждая книга в отдельности может быть свободно вынута.

...к северу от Бяньского города. - То есть к северу от Кайфына, бывшего (в Х - XII вв.) столицей Китая.

Талисманных письмен - то есть графических заклинаний. Основным мотивом этих письменных заклинаний являются всяческими способами прихотливо замаскированные иероглифы "лэй" (гром) и "гуй" (бес), соединяемые между собой разнообразными глаголами вроде: убить, изрубить, казнить, истребить, задавить, унести и т. п. Таким образом, общая формула подобного заклинания сводится к упрощенной фразе: "Гром убивает (убей) бесов!" Иногда этой фразе предпосылается еще слово "чилин" (приказ), то есть в более полной форме: "У меня в руках есть приказ Высшего Духа об истреблении бесов, меня наваждающих".

...оставил ее, как, говорится, "цельной яшмой"... - В китайских летописях сохранился рассказ о том, как один князь пожелал обменять имевшуюся у него знаменитую драгоценную яшму би на пятнадцать городов соседнего князя. Однако посланник его, увидав, что покупщик неискренен и едва ли не готовит какой - то западни, "вернул нетронутую яшму".

...сжег свои прежние талисманы... - За ненадобностью ввиду заключения условия с бесом.

Послать в услужение - то есть вам в жены.

Водяные часы дали три удара - то есть было около трех часов утра.

Обряд поклонения - брачный обряд: поклонение новобрачных родителям.

...торопя ее проведать родителей. - По древнему обычаю, молодая супруга, спустя некоторое время после свадьбы отправлялась к родителям, чтобы справиться об их здоровье.

...."спя на соломе"... - Сложные особенности китайского похоронного обряда требовали, чтобы первые сто дней после смерти отца сын спал на соломе, положив в изголовье камень. Отсюда и это выражение, соответствующее нашему понятию о глубоком трауре.

К Цзиньской границе - то есть к провинции Шаньси.

Взмахнула рукавом - жест, означающий гневное презрение.

"Лед" и "яшма" - выражение из предания о свекре и тесте, соперничавших литературными талантами и приравненных современниками - один за чистоту, другой за "благородную сочность" - к льдинке и яшме.

Ян - Шрам над глазом

Один охотник лежал ночью в засаде среди гор и увидел какого - то маленького человечка, ростом фута на два с небольшим, который одиноко шел по дну ручья. Через некоторое время подошел еще один человек, такого же роста. Они встретились и спросили друг друга, кто куда идет. Первый сказал:
- Я хочу сходить повидать Яна - Шрам над глазом. На днях я видел, что у него вид был тусклый, черный. Много вероятий за то, что с ним стрясется беда.
- Я тоже так думаю,- сказал второй,- в твоих словах нет ошибки.
Охотник, зная, что это не люди, резко и громко крикнул. Оба разом исчезли.
Ночью он поймал лисицу, у которой над левым глазом был шрам величиной с медную монету.

Переодетый цзиньлинец

Некий цзиньлинец (нанкинец), торговавший вином, всякий раз вливал в готовое вино воду и клал туда яд, так что даже умелые выпивалы и те, выпив всего несколько чарок, сейчас же делались пьяны, что называется, как слякоть. Поэтому за ним укрепилась слава нового "чжуншаньца". Он разбогател, нажив большие деньги.
Как - то, встав рано утром, он увидел лисицу, лежащую пьяной возле колоды. Связал ей все четыре ноги и уже хотел идти за ножом, но как раз в это время лисица проснулась и жалобно заговорила: "Не дай мне погибнуть! Позволь мне сделать все, чего ты бы ни захотел!" Торговец развязал ее. Она перевернулась с одного бока на другой, глядь - уже превратилась в человека.
В это время у соседа по переулку, некоего Суня, завелся в доме лис, от наваждения которого страдала жена его старшего сына. Торговец и спросил об этом лисицу.
- Это я самый и есть,- был ответ.
Торговец, заприметив, что сестра больной женщины еще красивее ее, стал просить лиса свести его туда. Лис сказал, что затрудняется это сделать. Торговец настаивал. Лис пригласил его пойти с ним. Вошли в какую - то пещеру. Лис достал темно - рыжую сермягу и дал се торговцу, сказав при этом:
- Это оставлено моим покойным братом. Надевай - и можешь идти.
Тот надел и пошел домой. Никто из домашних его не замечал, и увидели тогда только, когда он надел обыкновенное платье. Трактирщик был весьма доволен и вместе с лисом отправился к Суням. Видит- на стене наклеен огромный талисман, линии которого ползли червями, напоминая драконов. Лис испугался.
- Ах ты, злодей хэшан! -вскричал он.-Я не пойду! - И ушел прочь.
Трактирщик помялся, помялся - подошел поближе. Вдруг видит, что на стене извивается настоящий дракон:
поднял голову, готов лететь... Трактирщик испугался и тоже вышел.
Дело в том, что Суни разыскали хэшана - иностранца, который устроил им завал-одоленье нечистой силы. Но он дал лишь талисман, с которым Сунь и пришел домой, а самого монаха еще не было.
Он пришел на следующий день, устроил алтарь, начал свои моленья. Соседи собрались посмотреть. Трактирщик смешался с ними.
Вдруг он весь переменился в лице и бросился опрометью бежать, словно кто его хватал. Добежал до ворот, грохнулся на землю и превратился в лисицу, у которой руки и ноги были одеты в человеческое платье.
Хотели его убить, но жена и дети били в землю лбом, просили людей не делать этого. Хэшан велел увести его и каждый день давать ему есть и нить. Прошло несколько дней -трактирщик сдох.



Комментарии переводчика

...слава нового "чжуншаньца". - О чжуншаньском вине в старых сборниках существует несколько рассказов: один из них о том, как некий Лю Юаньши купил в Чжуншане вина. Ему дали знаменитого местного вина, от которого человек спит непробудным сном тысячу дней, но забыли предупредить об этой силе напитка. Домашние, видя такой продолжительный сон, решили, что он опился и умер. Когда его схоронили, трактирщик спохватился, но было уже поздно. Через тысячу дней трактирщик пошел посмотреть, как обстоит дело. Ему сказали, что Юаньши умер уже три года назад. Открыли гроб - пьяный только что начал просыпаться. Отсюда широко распространенная пословица: "Юаньши пьет вино: раз пьян - на тысячу дней".

Трактирщик сдох. - Ляо Чжай ставит здесь письменный знак, входящий в категорию "пса", то есть слово, обычно употребляющееся лишь в отношении собак.

Пророчество о четвертой Ху

Чэн Сяосы, родом из Цзяньнани, с ранних лет отличался сообразительностью и литературными способностями. Отец с матерью умерли рано, оставив семью бедною "накрасно". Дома не было ни одежды, ни еды, да и достать их не стало возможности. Чэн попросился на службу в домашние писцы к господину Ху с Серебряных Террас.
Ху попробовал как - то задать ему сочинение на литературную тему, чтобы испытать молодого человека, и пришел от него в большой восторг.
- Ну, - воскликнул он, - этот юноша недолго будет беден. Можно, как говорится в классиках, его женить!
У магната Серебряных Террас было трое сыновей и четыре дочери. Все они еще с пеленок были просватаны в видные семьи. Оставалась лишь младшая, четвертая дочь, от наложницы, к тому же рано умершей. Девушка уже закалывала прическу, но просватана еще не была, и Ху посадил себе на шею Чэна.
Над ним смеялись, его порицали, считали, что это не более, как сумасбродство слабоумного и дряхлого старца, но Ху не обращал на эти слова внимания. Наоборот, он велел отделать для Чэна особое помещение, поселил его туда и очень щедро снабдил всем необходимым.
Сыновья Ху считали ниже своего достоинства есть с ним вместе. Прислуга, и мужская и женская, его поддразнивала, Студент -молчок молчком, и не думал равняться с ними или оспаривать их достоинства, а весь сосредоточился на своих занятиях, трудясь над книгой с самым полным усердием... Над ним глумились, издевались, но Чэн сидел за книгой, не отрываясь от нее. Тогда эта публика хватала колокольчики и старалась его оглушить. Чэн забирал книгу и уходил к жене в спальню, садился там и продолжал занятия.
Когда Четвертая еще не была просватана, какая - то духовидящая колдунья, которой было дано знать будущую судьбу человека, - будет ли он знатен или ничтожен, - осмотрела всех в доме Ху, никому не сказав ничего лестного, и только когда подошла к ней Четвертая, она промолвила следующее:
- Вот это настоящий большой человек! С тех пор как приютили Чэна, сестры Четвертой так и называли ее "большим человеком", дразня се и высмеивая. А она держалась чинно и степенно, делая вид, что ничего не слышит и ничего не понимает. Мало - помалу дело дошло до того, что и прислуга вслед за господами стала ее звать так же. Надо сказать, что у Четвертой была служанка, которую звали Гуйэр (созвучно с "большим человеком"). Ей от всего этого было сильно не по себе, и вот она как - то раз громко сказала:
- Кто знает, скажите, почему бы моему барину и не стать вскоре знатным властителем?
Вторая сестра, услыхав это, зло ухмыльнулась.
- Знай, -сказала она, - если Чэн будет, как ты говоришь, знатным чиновным лицом, я выковыряю себе зрачки!
Гуйэр гневно обрушилась на нее.
- Ну, знаете, - сказала она в ответ, - я боюсь, что, когда это время настанет, вы не очень - то расстанетесь со своими зрачками!
Тогда служанка Второй, по имени Чуньсян, подхватила:
- Если, -сказала она, - Вторая барышня, как говорится, "слово свое съест", я замещу ее зрачки своими!
Гуйэр все больше и больше выходила из себя. Она хлопнула Чуньсян по руке и произнесла заклятие:
- Ну и пусть же оба твои зрачка ослепнут!
Вторая сестра, рассердясь на эти оскорбительные слова, тут же ее ударила. Гуйэр закричала, подняла шум... Старая госпожа, узнав, в чем дело, но ничего между ними не решив, тихонько посмеивалась. Гуйэр бросилась с жалобой к Четвертой. Та в это время сидела за ткацким станком. Не рассердилась и ничего не сказала, а продолжала ткать по - прежнему.

Подошел день рождения старика Ху. Явились все зятья с подношениями, приличествующими празднику долговечности, которые наполнили собой весь двор. Старшая сноха высмеивала Четвертую:
- Ну, а от вас, господа, - говорила она, - какое будет подношение?
- Как же, -отвечала Вторая сноха, -они тащат на своих двух плечах каждый по рту!
Четвертая отнеслась к этому совершенно спокойно, не выказав ни малейшего смущения и стыда. Семейные, видя, что она ведет себя словно какая - то идиотка, стали к ней относиться еще хуже, приставая к ней с глумлениями. И только одна Ли, любимая наложница старика Ху и мать Третьей, относилась к ней с неизменным вниманием, сочувствовала ей и жалела ее.
- Вот что, доченька, -говорила она Третьей, -Четвертая паша снаружи - то простовата, а внутри умна. Свой ум она сама затемняет, нам не открывает, а эти девчонки, сами того не замечая, у нее в руках, у нее в сетях. Да и то сказать: наш Чэн, смотри, с утра до ночи с таким ревностным усердием сидит над своими занятиями... Неужели же он долго еще будет ниже людей? Ты не подражай их ошибкам, а будь с Четвертой дружна, так - то будет правильнее. Когда - нибудь приятно будет глядеть ей в глаза!
После этого разговора, каждый раз, как Третья приезжала проведать родных, она оказывала Четвертой исключительное внимание и спешила к ней с радостью.
В этом году Чэн, по протекции старика Ху, прошел в уездном училище. На следующий год приезжал инспектор по учебной части для проверки экзаменовавшихся, но старик Ху вдруг умер. Тогда Чэн облекся в грубый траур, словно он был родной сын умершего, - и, конечно, не мог принять участия в экзаменах.
Когда наконец он отрешил себя, что называется, от "рогожи и булыжника", то Четвертая подарила ему денег и велела ему спешить, чтобы попасть в "Списки не - добранных талантов".
- Слушай, - сказала она ему при этом внушительным тоном, - ты долго здесь жил и если не был оскорблен и прогнан, то только потому, что был жив старик отец. Ну, а теперь все десять тысяч шансов говорят за то, что это больше не удастся. Вот если сможешь "извергнуть и явить в слове свой дух", то вернешься - и, может быть, найдешь здесь свой дом.
На прощанье и госпожа Ли, и ее дочь, Третья, одарили Чэна самым щедрым образом, и он отправился в "ограды". Теперь оп довел до остроты мечту непременно добиться своей, так сказать, "продажи" - и весь ушел в думы. Через некоторое время вывесили списки, и Чэн увидел, что он вычеркнут окончательно. Все его упования, таким образом, повернули в сторону, дух сжался, сселся. Ехать обратно к себе было неприятно. К счастью, в мошне у него было сравнительно еще обильно, он забрал все, что в ней осталось, и поехал в столицу.
В это время большинство его родственников по жене занимало в столице разные посты. Чэн, боясь их издевательств и злословия, изменил свое прежнее имя, принял вымышленное место рождения и стал искать способа укрыться куда - нибудь в знатный дом. Его заметил и оценил по достоинству магнат Орхидеевых Террас, Ли из Дунхая. Он взял его к себе в домашнюю канцелярию, дал ему, как говорится, "на масло и огонь", внес за него, что полагалось, и заставил держать Шуньтяиьские экзамены на цзюйжэня. Чэн победил на всех испытаниях, на одном за другим, и получил звание и должность кандидата Академии. Тогда он рассказал о себе все по - настоящему. Ли дал ему в долг тысячу лан и немеделенно отправил одного из своих служащих в Цзяньнань с поручением оборудовать дела по устройству его дома.
В это время старший Ху, обеднев по смерти отца, продавал свои лучшие дома, и посланный от Ли их купил, Когда все было сделано, он послал за Четвертой экипаж, запряженный лошадьми.
А надо сказать, что перед этим произошло следующее.
Когда Чэн выдержал экзамены, об этом сообщил в дом Ху почтовый курьер. Семье Ху это было противно слышать. Затем они рассмотрели внимательно имя и прозвание выдержавшего. Оказалось - не подходят. Тогда закричали па гонца и выгнали его вон,
Как - то затем заканчивали свадебные сговоры Третьего Ху, и в гостиную явилась вся родня праздновать прибытие невесты. Были здесь все тетки и сестры, кроме лишь одной Четвертой, которая не удостоилась от старшей снохи приглашения. Вдруг в это время влетает какой - то человек и подаст для Четвертой письмо от Чэиа. Братья вскрыли, взглянули, посмотрели друг на друга и, что называется, потеряли цвет лица. Все бывшие па пиру гости попросили разрешения представиться Четвертой, но сестры ее мялись в нерешительности, боясь, что она из злости к ним не придет. Однако через короткое время она впорхнула в зал, который сейчас же наполнился шумом голосов, поздравлявших се, ухаживавших, спрашивавших о здоровье, самочувствии... Если уши и слушали кого - нибудь, то только Четвертую; если глаза глядели на кого, то только на Четвертую, если рот что - либо о ком говорил, то только о Четвертой. Л она оставалась по - прежнему сосредоточенно - серьезной. Тогда публика, видя, что в ней нет укоров одним и похвалы другим, попемногу начала успокаиваться. Выхватывали друг у друга чарки и наливали Четвертой... Пировали, смеялись...
Вдруг за дверями раздались отчаянные стоны и рыданья. В недоуменье бросились спрашивать, в чем дело. И тут же увидели Чуньсян, которая опрометью вбежала в зал, с лицом в сплошной крови. Ей задавали вопросы. Она не отвечала и только плакала. Вторая прикрикнула на нее, и наконец она сказала сквозь рыдания:
- Гуйэр пристает ко мне, требует моих глаз. Если б я не вырвалась от нее, она бы их мне наверное выковыряла!
Вторую охватил великий стыд. Выступил пот и с белилами тек по щекам.
Четвертая приняла вид полного безразличия. Все в зале сидели в оцепенении, не проронив ни слова... Наконец гости стали прощаться.
Четвертая нарядилась, сделала поклон только одной госпоже Ли и Третьей, вышла за ворота, села в экипаж и удалилась.
Теперь только всем стало ясно, что покупатель только что проданных угодий и домов не кто иной, как Чэн.
Когда Четвертая прибыла в имение, то обнаружила там большие недохватки в разных вещах. Старуха вдова и братья старались одарить ее служанками, слугами, вещами, посудой, но Четвертая не приняла ничего. Только когда госпожа Ли ей подарила служанку, то от нее она приняла.
Не прошло и нескольких дней, как вернулся домой Чэн. Поехал взглянуть на могилу. Кони, экипажи, свита следовали за ним тучей.
Чэн явился в дом тестя, сделал церемонное поклонение перед гробом и сразу же пришел с визитом к госпоже Ли. Только что сыновья покойного нарядились в парадные шапки и парадное платье, как он уже сел в экипаж и уехал.
Дело в том, что, когда умер старик Ху, наследники целыми днями спорили из - за денег и именья, на гроб они внимания не обращали. И вот прошло несколько лет, а место упокоения души усопшего протекло, разрушилось, превратив мало - помалу, как говорит поэт, "па - рядную комнату в дикий горный пустырь". Чэн, посмотрев па это, опечалился. Советоваться с этими господами он не стал, а сам назначил твердый срок и устроил похороны, исполнив все, что требовалось обрядом и уставом. Таким образом, в день выноса гроба за ним ехали непрерывною лептой парадные шапки и экипажные пологи. В селении все восхищенно вздыхали.
Прошло десять с чем - то лет. Чэн продвигался вперед в беспорочной службе, блистая карьерой. Когда у его односельчан случалась беда и трудное положение, он не оставлял их без того, чтобы приложить все усилия и помочь им.
Случилось, что Ху Второй был схвачен и заключен по обвинению в человекоубийстве. Как раз в это время областным прокурором был товарищ Чэна по экзаменам. Это был человек принципов и необыкновенно суровой дисциплины. Старший брат Ху просил у тестя, цензора Вана, письма в защиту арестованного, но никакого ответа на это письмо не последовало. Ху серьезно испугался и решил было идти к младшей сестре просить, но, конечно, сам чувствовал, что на это у него нет лица.
Тогда он поехал к ней с письмом от госпожи Ли. Приехав в столицу, он не решился пойти к сестре прямо в дом, а явился к ней, улучив момент, когда Чэн поехал во дворец; он рассчитывал на то, что Четвертая вспомнит свой долг перед "ногами и руками" одного тела и забудет о своей обиде от неприязненных взглядов былого.
Привратник пропустил, доложил. Вышла старая знакомая нянька, проводила в зал, накрыла стол, поставила вина и закусок, - все, однако, кое - как, наспех и небрежно. Когда он поел, вышла к нему Четвертая, с приветливым, ясным лицом.
- Старший братец, - сказала она, - вы ли это, у которого дома столько спешных дел? Как это вы удосужились подарить нас своим взглядом, завернуть к нам за десятки тысяч ли?
Старший повалился всеми пятью конечностями ей о ноги и с плачем рассказал, зачем приехал.
Четвертая подняла его, засмеялась.
- Старший брат, - сказала она, - вы ведь настоящий мужчина! Что же, в самом деле, заставляет вас пускаться на такие вещи? Я - женщина, так и то - где видано, чтобы я перед кем - либо распускала нюни?
Тогда Старший вынул письмо госпожи Ли.
- Послушайте, - продолжала Четвертая, - у всех моих старших братьев жены, ну, прямо феи - небожительницы... Пусть попросят каждая своего отца там или брата, вот дело и сладится. К чему было вам таскаться сюда, в этакую даль?
Старшему нечего было сказать. Он только упрашивал и умолял. Четвертая нахмурилась.
- Ах, вот как, -сказала она... -Я - то думала, что ты притащились сюда, чтобы проведать сестру!.. А оказывается, не к ней, а к знатной даме за помощью в большом уголовном деле!
Взмахнула рукавом и быстро прошла в свои покои.
Старший Ху вышел в большом смущении, весь объятый стыдом и гневом. Приехал домой и все рассказал, как было. Тогда и старшие и младшие стали поносить Четвертую на все лады. Даже госпожа Ли, и та сказала, что она жестокая.
Через несколько дней Второй был отпущен домой с миром. Все были страшно рады и принялись смеяться над Четвертой, которая, будучи здесь ни при чем, совершенно - де напрасно снискала себе от них злость и хулу. И как раз в это время доложили, что Четвертая прислала гонца, который хочет видеть госпожу Ли. Ввели гонца. Он выложил золото, серебро и другие деньги, сказав при этом так:
- Моя госпожа отправила меня второпях, - всё из - за дела Второго господина, - и не успела даже ничего черкнуть в ответ на ваше к ней письмо. Вместо письма она позволяет себе прислать вам эти скромные подношения.
Тогда только все присутствовавшие поняли, что своим возвращением в дом Второй был обязан именно силе и влиянию Чэна.
Впоследствии дом Третьей стал беднеть. Чэн одарил се с редкой щедростью. У ней не было сына, - он принял ее к себе и чтил, как родную мать.



Комментарии переводчика

Из Цзяньани - то есть из местности на границе провинций Сычуань и Ганьсу.

...бедною "накрасно". - То есть бедною, как только что родившийся ребенок.

...с Серебряных Террас. - То есть принадлежащий к высшим чиновникам; заведовал всем делопроизводством по поступающим из провинции докладам. Серебряные Террасы было названием дворца, потом ворот внутри дворца и, наконец, как то принято в изысканном литературном китайском слоге, - высшей чиновничьей инстанции, пребывающей в пределах дворца - города.

Можно, как говорится в классиках, его женить. - Имеются в виду слова Конфуция ("Изречения") об одном достойном юноше - ученике.

"Слово свое съест" - то есть не сдержит обещания.

...прошел в уездном училище. - То есть на первых, так называемых "отроческих" экзаменах.

...облекся в грубый траур... - То есть в одежду из некрашеного и небеленого холста.

...отрешил себя... от "рогожи и булыжника"... - То ость через три года прекратил свои суровый траур.

"Списки недобранных талантов" - добавочный список кандидатов, отправляемых на дальнейшие экзамены.

..."извергнуть и явить в слове свой дух"... - Показать на экзамене все свое искусство литературного мастера.

...отправился в "ограды". - То есть на экзамен для получения второй степени - цзюйжэня.

...добиться своей... "продажи"... - Этот странный образ заимствован из "Шицзина", где жена жалуется мужу на него же самого:
Ты не можешь меня кормить;
Наоборот, меня считаешь своим врагом. 
Даже отвергаешь мою добродетель:
Товару моему не даешь идти в продажу.
Таким образом "продать" значит дать практическое применение своим способностям.

...магнат Орхидеевых Террас - цензор. Точно так же как Серебряная Терраса, Орхидеева Терраса означала первоначально дворцовую башню с воротами, около которой помещался приказ цензорского контроля. Затем это стало литературным обозначением цензора.

"На масло и огонь" - то есть на расходы по содержанию кабинета и учителей.

Шуньтяньские экзамены - пекинские. Пекин (Бэйцзин) означает:
Северная столица; собственное же имя области - Шуньтяньфу ("область, где царствует в послушании небу государь").

Кандидата Академии - то есть одного из тех наиболее успешно прошедших на экзамене, с которыми занимались отдельно академики литературы для подготовки из них ближайших своих сотрудников.

...отправил... в Цзяньнань... - То есть на родину Чана.

Оказалось - не подходят. - Как известно, Чэн шел на экзамены под вымышленным именем.

...место упокоения души усопшего протекло, разрушилось... - Китайский гроб в зажиточной семье делался с особой заботливостью и в конце концов заливался знаменитым китайским лаком, который не пропускал никаких газов. Конечно, и это состояние гроба требовало постоянной заботливости.

...ехали... парадные шапки... - То есть ехали верхом.

Экипажные пологи - китайская старомодная телега, кузов которой накрывался синим холстом.

...свой долг перед "ногами и руками" одного тела... - Руки - ноги - символ братского единения с одним телом семьи.

...повалился всеми пятью конечностями... - То есть руками, ногами, головой.

Схватил лису

Старый Сунь доводится мне по жене как бы старшим братом.
Он всегда отличался храбростью. Однажды он лежал днем у себя. И показалось ему, что какая - то тварь лезет на кровать. Вслед за этим ему почудилось, что он заколыхался - закачался, словно очутясь на туче и тумане, как на повозке.
"Уж не лисий ли это кошмар?" - подумал он про себя. Бросил мельком взгляд: тварь была величиной с кошку, хвост был желтый, морда зеленая. Она появилась из - под ног и осторожно - осторожно ползла на брюхе, боясь, по - видимому, чтобы старик не проснулся.
Проползая то там, то здесь, она старалась приникать к самому телу. Уткнется в стопу - стопа немеет, уткнется в голень - голень размякла!
Как только она добралась до живота, старик быстро вскочил, - раз, и прижал ее за шею. Тварь металась и выла, по освободиться никак не могла.
Старик давай кричать жене, чтобы связала тварь кушаком поперек. Затем, взяв кушак за оба конца, засмеялся и сказал:
- Я слышал, что ты мастерица на разные превращения. Вот теперь я уставлюсь прямо и посмотрю: какие превращения ты будешь проделывать.
Пока он это говорил, тварь вдруг втянула свое брюхо, ставшее тонким, как флейта, и чуть - чуть не высвободилась, Старик был поражен, затянул изо всех сил кушак, но она надула живот; он стал с миску и такой твердый, что нельзя было сжать его.
Как только нажим стал чуть - чуть слабеть, тварь опять съежилась. Старик, боясь, как бы она не улизнула, велел жене поскорее ее убить. Жена заметалась из стороны в сторону, ища глазами по всем углам и не понимая, куда девался нож.
Старик взглянул влево, указав ей глазами место, где был нож. Отвернул голову, смотрит, а пояс лежит на руке браслетом. Тварь пропала.

Верная сваха Цинмэй

Студент Чэн из Бося отличался открытым, простым характером и не делал "перегородок и отмежевок". Однажды, возвращаясь откуда - то домой, он стал развязывать пояс и вдруг заметил, что конец пояса стал какой - то тяжелый, словно на пего что - то насело. Посмотрел - ничего не видать. Обернулся, из - за его одежды выходит какая - то дева. Поправила прическу, улыбнулась. Красоты она была помрачительной. Чэн выразил свое подозрение, что она - де бесовка.
- Нет, я не бесовка, -отвечала она. -Я -лисица!
- Если удалось мне получить красотку, -сказал на это Чэн, - то я и черта не испугаюсь, а тем более лисы!
И стал с ней любовничать.
Через два года она родила ему девочку, назвав ее "маленьким прозвищем" Цинмэй (Слива).
- Смотри, -твердила она Чэну, -не женись. Подожди, я тебе скоро рожу мальчика! Чэн ей поверил и жены не брал. Тогда друзья его и родственники стали над ним смеяться и издеваться.
У Чэна воля была, таким образом, отнята, и он сосватал себе девицу из Худуна, по фамилии Ван. Узнав об этом, лиса рассердилась, подошла к дочери, покормила ее грудью и бросила Чэну.
- Вот он - "убыточный товар" твоей семьи! Оставь ее в живых или убей -это в твоей власти. Но к чему мне - то служить здесь у чужой в кормилицах?
Вышла за ворота и решительным шагом удалилась. Цинмэй выросла умненькой, миловидной, изящной, изумительно похожей на свою мать. Затем Чэн умер. Его вдова, урожденная Ван, вышла вторично замуж и ушла из дому, а Цинмэй жила и воспитывалась у двоюродного дяди. Дядя оказался мотом и безнравственным человеком; он был уже готов продать ее и жир" но на этом нажиться. И случилось так, что некий Ван, выдержавший последний экзамен "вступающего на службу" и пока ожидавший дома своего назначения, услыхал о том, как она умна, купил ее за дорогую цену и отдал в услужение своей дочери А Си.
Си было четырнадцать лет. Красоты она была исключительной. Увидя Мэй, она сильно ее полюбила, стала вместе с ней есть и спать. Мэй, с своей стороны, умела за ней ухаживать. Она могла, что называется, глазом слушать -бровью говорить. И весь дом ее ласкал и любил.
В этом же городе жил некий студент Чжан, по прозванию Цзешоу. Семья его была очень бедна, не имела недвижимого имущества и сняла себе помещение в доме Вана. Чжан был честный человек и хороший сын, во всем поступавший правильно и ничего не делавший кое - как. Помимо всего этого, он был предан науке. Как - то Цинмэй зашла к ним в дом и увидела, что студент сидит на камне и ест похлебку из отрубей. Затем она вошла в комнату и завела долгую, как нить, беседу с матерью студента. Видит - на столе лежат приготовленные свиные ножки.
В это время отец студента лежал больной. Сын вошел, чтобы посадить его и дать сделать свои дела, а жижа испражнений запачкала студенту всю одежду. Старик видел это и злился на себя, но студент, прикрыв следы, быстро выбежал и помыл на себе одежду: боялся, что старик заметит.
Мэй все это повергло в большое удивление. Вернувшись домой, она стала рассказывать, что видела.
- Наш жилец, знаешь ли, - сказала она, обращаясь к Си, - человек недюжинный. Если ты не хочешь себе хорошей пары, то на этом и кончим. Если же хочешь хорошую пару, студент Чжан как раз такой человек.
Си выразила опасение, что отец выкажет презрение к его бедности.
- Неправда, -возразила Мэй. -Это дело в руках моей барышни. Если ты соглашаешься, то я тихонько объявлю это ему, и пусть он тогда ищет сваху. Наша госпожа, конечно, позовет тебя поговорить об этом. Ты только отвечай "да", и дело будет сделано!
Си пугалась мысли, что Чжан будет всю жизнь бедняком и посмешищем для всего света.
- Я считаю, - возражала Мэй, - что умею угадывать по лицу судьбу будущих выдающихся ученых, ни за что не ошибусь!
На следующий день она отправилась к старухе Чжан и передала ей о деле. Та страшно переполошилась, сочтя такие ее слова, не предвещающими ничего доброго.
- Моя маленькая барышня, - сказала Мэй, слыхала о вашем сыне и хвалит его как достойного человека. Я нарочно выведала у ней эти мысли, потому и говорю. Когда этот самый "человек на льду" придет к нам, мы обе, как говорится, "обнажим плечи".По моему расчету, родители должны дать согласие. Но допустим даже, что это не будет так, - разве для вашего барина это будет зазорно?
- Хорошо, - сказала старуха и подрядила идти к Ванам продавщицу цветов, некую Хоу. Госпожа Ван, услыхав от нее, в чем дело, засмеялась и сказала Вану. Тот тоже захохотал и велел позвать дочь, которой и сказали о том, чего хочет эта самая Хоу. Не успела девушка ответить, как Цинмэй стала усердно расхваливать достоинства Чжана, выразив решительную уверенность в том, что он будет знатен.
Госпожа вторично спросила дочь.
- Это для тебя дело на сто лет, - сказала она. - Если ты сможешь жрать отруби, то я даю тебе согласие!
Девушка опустила голову и долго стояла так. Затем, обратив свой взор к стене, она ответила:
- Бедность или богатство - это от судьбы. Если она будет ко мне щедрой, то бедность - ненадолго, а безбедное житье - на бесконечный срок. Если же судьба будет ничтожной, то ведь разве мало бывало случаев, что даже те самые знаменитые княжеские внуки, что ходили в парче и в вышитых шелках, оказывались лишенными даже такого клочочка земли, в который можно воткнуть шило? Это дело, отец и мать, в ваших руках!
Ван позвал дочь для разговоров, имея в виду, собственно говоря, хорошенько посмеяться. Теперь же, услыхав от нее такие речи, он ощутил в душе неприятное чувство.
- Ты что же, - спросил он дочь, - хочешь, значит, выйти за Чжана?
Девушка не отвечала. Спросил се еще раз. Она не отвечала и на это. Ван рассердился.
- Слушай, подлая кость, ты, значит, никуда вперед двигаться не собираешься! Хочешь идти в жены к нищему и таскаться с коробом? Как это тебя не берет смертельный стыд?
У девушки по всему лицу разлилась краска и занялось дыхание. Она вышла вся в слезах. Сваха тоже поспешно убежала.
Цинмэй, видя, что дело не сладилось, решила свататься сама. И вот несколько дней спустя она ночью явилась к студенту. Чжан в это время как раз занимался и спросил ее с изумлением, откуда она пришла. Она стала говорить, то глотая слова, то разом все выговаривая... Студент принял серьезный вид и стал гнать ее прочь. Мэй заплакала.
- Я дочь честных людей, - сказала она, - а вовсе не из тех, что бегают развратничать. Я хочу себя вам вручить только потому, что знаю, какой вы образцово достойный человек.
- Вы любите меня, - сказал студент, - и находите, что я достойный человек. Однако подобных хождений по вечерам и ночам не делают даже просто желающие себе добра, а станут ли это делать так называемые достойные девушки? Послушайте, меня! Ведь благородный человек не согласится, чтобы сначала было бесчинство, а потом честь честью брак. А что, если закончить дело честь честью мы не сумеем? Куда деться, как быть обоим нам?
- Нy, а если, как это говорится, при одном "за" и десяти тысячах "против", -сказала Мэй, -брак может состояться, согласитесь ли вы соизволить и подобрать меня?
- Еще бы - сказал студент. - Получить такую, как вы, -чего еще мне искать? Только дело в том, что тут есть три обстоятельства, с которыми ничего не поделать, и поэтому я не смею дать вам легкомысленно свое согласие.
- Что же это за обстоятельства?
- Вы не можете располагать собой. Вот первое безвыходное обстоятельство. Но если бы даже вы могли собой распорядиться, то моему отцу и моей матери это не понравилось бы. Вот вторая безвыходность. Наконец, пусть даже это им доставило бы удовольствие, но плата за вас будет, конечно, значительная, а я беден и не смогу устроиться с выплатой. Эта безвыходность самая крайняя. Уходите отсюда поскорее. Надо бояться этих, знаете, неприятных историй с тыквами и сливами!
Перед своим уходом Мэй опять твердила студенту:
- Если все - таки вы согласны, - я буду просить вас поговорить дома и что - нибудь да придумать!
Студент дал свое согласие.
Когда Мэй вернулась домой, Си спросила ее, куда это она ходила. Мэй стала на колени и повинилась. Си разгневалась на нее за этот развратный побег и готова уже была в наказанье побить, но Мэй заплакала, уверяя ее, что этого самого не случилось, - и рассказала ей все по совести.
Си вздохнула.
- Да, - сказала она, - он не сходится взбалмошно, - вот достойное поведение. Он непременно хочет объявить отцу с матерью, - значит, он хороший сын. Он не дает легкомысленно своего согласия, -это признак честного и верного человека. Раз у него есть три таких прекрасных качества, ему непременно поможет само небо, и ему нечего бояться бедности!
Потом она еще спросила Мэй:
- Как же ты теперь будешь?
- Пойду за него!
- Глупая девчонка, - смеялась Си, - разве ты можешь сама себе быть госпожой?
- Если не помогут, -ответила Мэй, -так продолжит дело моя смерть!
- Я обязательно сделаю то, что ты захочешь! - сказала Си.
Мэй поклонилась ей в ноги. Через несколько дней она опять заговорила об этом с Си.
- То, что ты намедни говорила, - спросила она, - это как -в шутку было? Или же ты и в самом деле хочешь проявить милосердие и сострадание? Если это серьезно, то у меня есть еще одно маленькое дело, в котором я еще раз буду просить тебя оказать мне сочувствие и внимание.
Си спросила, что же это такое.
- Чжан не в состоянии прислать сваху, Я, твоя служанка, тоже не имею средств откупиться. Если за меня возьмут полную сумму, то выдавать меня замуж - то же, что и не выдавать!
Си погрузилась в глубокую думу, говоря как бы про себя:
- Да, но это не в моих силах! Если даже я скажу, чтобы тебя выдали, и то боюсь, что устроить не удастся; тем более если я еще скажу, чтобы за тебя никоим образом не брали выкупа: этого наш повелитель не позволит, да я и не посмею этого высказать!
Слыша такие речи, Цинмэй заплакала, и слезы потекли в несколько рядов. Она только и просила, что сжалиться и спасти ее. Си задумалась и сидела так довольно долго.
- Делать нечего, - сказала она наконец, - у меня тайком накоплено несколько лан. Придется помочь тебе вывернуть кошель.
Мэй поклонилась си, поблагодарила, а затем тайно объявила об этом Чжану. Чжанова мать ликовала. Пустив в ход множество ухищрений, выпрашивая и занимая, она достала некоторую сумму, припрятала ее и стала поджидать хороших вестей,
В это время Вану была дана должность начальника уезда Цюйво. Си, воспользовавшись случаем, сказала как - то матери:
- Цинмэй уже взрослая. Раз мы теперь собираемся ехать на службу, не лучше ли отпустить ее?
Госпожа была всегда уверена в том, что Цинмэй своей чересчур развитой изворотливостью введет ее дочь в недостойные дела, и все хотела выдать ее замуж, но боялась, что дочери это причинит неудовольствие. Теперь же, слыша от нее такие речи, госпожа была чрезвычайно рада. Дня через два появилась жена какого - то рабочего, сообщившая о намерениях Чжана. Ван рассмеялся.
- Ему только и пара, что прислуга, - - сказал Ван. - А раньше - то он... какой вздор задумал! Тем не менее, когда покупают себе наложницу в высоком доме,'' то цена должна быть вдвое больше, чем была раньше.
Тотчас же вмешалась Си:
- Цинмэй давно уже служит мне. Продать се в наложницы было бы очень нехорошо...
Тогда Ван велел передать Чжанам, что он подписывает договор на прежнюю сумму. И Цинмэй выдали Чжану в наложницы. Когда она вошла к нему в дом, то стала с сыновней заботливостью относиться к старику Чжану и свекрови и даже далеко превзошла студента в изощренном угождении и покорности. Работала она с особым усердием, а сыта была шелухой и отрубями, не жалуясь на вкус их. И в доме не было никого, кто бы не любил Цинмэй и не обожал ее. Кроме того, Мэй занималась вышиваньем, которое быстро распродавала, так что купцы, бывало, ждали у нее на дому, чтобы скупить рукоделье, боясь лишь, что не захватят. Она выручала столько, что, в общем, можно было бороться с бедностью. Наконец она уговорила Чжана не нарушать своих занятий заглядыванием в домашние дела и взяла на себя все, что касалось распоряжений по хозяйству.
По случаю отъезда бывшего своего господина на должность она пошла проститься с Си. Си, увидя ее заплакала.
- Ты нашла свое место, - сказала она. - Мне, будь уверена, хуже, чем тебе.
- Чье же это благодеяние, чтобы я вдруг посмела о нем забыть? - возражала Мэй. - Однако, раз ты ставишь себя вне сравнения со мной, боюсь, как бы этим ты не ускорила конца дней своей служанки.
Расплакалась и простилась.
Ван поехал в Цзинь. Через полгода умерла госпожа. Поставили гроб в храме. Еще через полгода Ван попал под суд за взятку и был оставлен в живых, лишь выплатив десятки тысяч пени.
С этих пор он стал беднеть и не мог себя содержать. Тогда вся челядь разбежалась. Как раз в это время сильно свирепствовала чума. Ван заразился и тоже умер. Осталась одна старая прислуга и дочь, но не прошло и нескольких дней, как умерла и старуха. Девушка, оставшись без поддержки, предавалась горю все больше и больше.
Старуха соседка уговаривала ее выйти замуж.
- Я пойду, -сказала девушка, -за того, кто устроит мне похороны обоих моих родителей!
Женщина пожалела ее, подарила ей меру риса и ушла. Через полмесяца она снова к ней явилась.
- Я для вас, барышня, -сказала она, -делаю решительно все, что только в моих силах. А дело, знаете, трудно сладить. Те, кто победнее, не могут устроить вам похороны, а те, кто побогаче, ставят, между прочим, на вид, что вы, так сказать, дочь опального, уничтоженного человека. Как тут быть? Есть еще один выход, - боюсь только, что вы не сможете его принять.
- Какой же?
- Здесь, видите ли, живет господин Ли, который ищет себе побочную жену. Если только он увидит ваше лицо, то сейчас же устроит роскошные похороны, на которые, конечно, не поскупится.
Девушка зарыдала.
- Как? Я, дочь образованного государственного деятеля, - и вдруг буду у кого - то наложницей!
Старухе нечего было сказать, и она ушла.
Девушка ела теперь только один раз в день и затаив дыхание жила лишь ожиданием себе цены. Прожив так с полгода, она уже дальше держаться не могла.
Однажды, когда пришла женщина, Си заплакала и сказала ей:
- В этой крайности, в этом падении я все хочу с собою покончить, а между тем страстно держусь за эту никчемную жизнь. Но это только из - за двух гробов, что у меня на руках. Если я сама скачусь в канаву или ров, то кто же уберет кости моих родителей? Я думаю, что не лучше ли будет поступить так, как ты говоришь! Тогда женщина привела Ли, который, бросив на девушку беглый взгляд, пришел от нее в полный восторг:
он сейчас же дал деньги на устройство похорон и, когда с обоими гробами было все кончено, приехал за девушкой и отвез ее к себе. Она вошла в дом, представилась "главной". Та отличалась злым и ревнивым характером, так что Ли сначала не смел даже заговорить о наложнице и сделал вид, что купил прислугу.
Как только жена увидела девушку, вскипела гневом и выгнала палкой, не позволив ей больше войти в дом. Девушка, с растрепанной прической, роняя слезы, не знала, куда ей направиться - ни туда, ни сюда! Проходила какая - то старая монахиня и пригласила ее идти к пей жить. Девушка с восторгом согласилась. Пришли в храм; Си поклонилась монахине и просила сделать обряд над ее волосами. Монахиня не соглашалась.
- На мой взгляд, - сказала она, - ты, барышня, не из тех, кто долго лежит в пыли от вихря. У меня в храме ты будешь из глиняной чашки есть обрушенную крупу и кое - как продержишься. Поживешь некоторое время здесь, подождешь... Настанет время, сама и уйдешь...
Пожила она так не очень долгое время. Некоторые уличные проходимцы, подсмотрев красоту девушки, стали стучаться в ворота и заигрывать с ней в вольных выражениях. Монахиня не могла ни призвать их к порядку, ни остановить, и девушка, вся в слезах, стонала, готовая к самоубийству. Тогда монахиня отправилась к одному из состоящих при министерстве чипов и просила его вывесить объявление, строго воспрещающее подобное поведение.
Только после этого испорченная молодежь несколько сократила свои вольности. Однако некоторое время спустя кто - то ночью проломал в стене храма отверстие. Монахиня в испуге закричала, и тогда этот человек удалился. Это побудило монахиню снова обратиться к министерскому чиновнику. Тому удалось схватить главаря негодяев, который был препровожден в правление, где ему дали палок. Наконец кое - как буяны присмирели.
Через год с чем - то заехал в храм какой - то знатный молодой человек, увидел девушку и был ею поражен до чрезвычайности; стал приставать к монахине, чтобы та довела до сведения Си об искренней и усердной его симпатии. При этом он подкармливал ее щедрыми подарками. Монахиня, стараясь выражаться помягче, говорила ему так:
- Она, видите ли, потомок людей "со шпильками и кистями" и не пожелает добровольно сделаться чьей бы то ни было наложницей! Вы, господин, пока что отправляйтесь домой, подождите, повремените, и у меня, наверное, будет о чем донести вам по поводу исполнения вашей воли.
Когда оп ушел, девушка уже решилась принять яд, ища смерти, но вот ночью во сне она видит отца с выражением мучительной досады на лице.
- Я, - сказал он, - не исполнил твоего желания и вот довел тебя до какого жалкого состояния! Каюсь, но уже поздно. Ты все - таки повремени, не умирай... Твое давнее желание может еще исполниться!
Девушка подивилась странному сну. На рассвете, когда она умылась, монахиня поглядела на нее и сказала в изумлении;
- Смотрю я сегодня на твое лицо и вижу, что вся муть с него совершенно сошла. Ну, теперь никакого наглеца бояться не стоит. Счастье твое, смотри, уже подходит! Не забудь же меня, старуху!
Не окончила она еще этих слов, как послышались удары в ворота. Девушка, думая, что это, наверное, пришел слуга из дома знатного человека, потеряла на лице краску. Монахиня отворила ворота, - так и есть! Слуга бросился к ней с вопросами, как и что она надумала. Та встретила его и старалась ему угодить ласковыми речами, прося еще повременить три дня. Слуга передал ей слова своего господина, который, в случае, если дело сделано не будет, призовет - де ее самое к ответу. Монахиня почтительно отвечала, поддакивая и соглашаясь, затем извинилась и уговорила его уйти.
Девушка была в большом горе и опять хотела с собой покончить. Монахиня ее остановила, но та ей сказала:
- Боюсь я, что через три дня он снова придет, а тебе нечего будет ему ответить!
- Раз я, твоя старуха, здесь, то пусть он казнит меня, убивает, - я сама себя ему подставлю.
На следующий день, когда солнце шло уже вниз, полил сильнейший дождь, словно из опрокинутого таза. И вдруг послышалось, как несколько человек бьют в ворота, громко кричат. Девушка решила, что злая беда наступила, и, вся трепеща от испуга, не знала, что ей делать. Монахиня под проливным дождем отворила ворота и увидела перед собой раздушенный паланкин, стоящий в воротах; несколько служанок выводили из него под руки какую - то красавицу. Свита ее слуг блистала, слепила своим нарядом. Монахиня, в полном изумлении, спросила, кто это.
- Это - "домашняя радость" начальника судебной палаты. Она хочет здесь переждать, спрятаться от ветра и дождя.
Монахиня проводила ее в храм, пододвинула ей диван, почтительно пригласила ее сесть. Служанки гурьбой разбежались по кельям, ища себе убежища. Вбежали они и в комнату девушки, увидели ее, нашли ее очаровательной и пошли доложить госпоже. Вскоре дождь перестал. Госпожа поднялась и просила разрешения осмотреть монашеское помещение. Монахиня повела ее, и она увидела девушку. Удивленная донельзя, она застыла на ней неподвижными зрачками. Девушка тоже долго на нее глядела: госпожа была не кто другой, как Цинмэй, Обе зарыдали до потери голоса, потом стали рассказывать о своих приключениях.
Оказалось, что после смерти больного отца Чжан, дождавшись времени, когда можно было снять траур, оказался победителем на ряде экзаменов и получил должность начальника судебной палаты. Устроив на новом месте мать, он теперь перевозил всю семью. Девушка вздохнула.
- Вот теперь я смотрю на тебя, - говорила она грустно, - и мы, не правда ли, как небо и земля? А Цинмэй улыбалась.
- Как счастливо это вышло, - сказала она, в свою очередь, - что хотя тебя и крутило и ломало, но в конце концов ты осталась без мужа. Небо, очевидно, хотело, чтобы мы с тобой сошлись уже навсегда. Если бы не этот дождь, что помешал мне ехать дальше, как произошла бы эта наша встреча? Да, во всем это приняли участие боги и духи, - не в человеческих силах это сделать!
С этими словами она достала шапку, унизанную жемчугами, и парчовое платье, передала Си и торопила ее переодеться. Девушка, опустив голову, нерешительно топталась на месте, а монахиня встала между ними, ободряла девушку и уговаривала ее.
Девушка выразила опасение, что, если она будет жить с ней вместе, то ведь это ей не подойдет; кем она будет при ней?
- В свое время, - возражала Мэй, - ведь определенно была выражена твоя судьба, и раз это так, то разве я, твоя холопка, посмею забыть твою великую ко мне доброту? И попробуй подумай о господине Чжане, - разве он из тех, кто поворачивает спину долгу чести?
С этими словами она насильно одела Си, простилась с монахиней, и обе отбыли. Когда они прибыли к месту службы Чжана, то и мать и сын были очень рады. Си поклонилась матери Чжана.
- Сегодня, -сказала она, -у меня нет лица, с которым я могла бы вам, матушка, представиться!
Мать Чжана принялась утешать ее с улыбкой на губах. Затем стала обсуждать вопрос о выборе счастливого дня для соединения брачных чаш.
- Там, в храме, - говорила на это Си, - дорога моей жизни висела на одной ниточке, а я все же не шла на это... Вот что: если вы помните еще старое добро, то дайте мне получить от вас комнатку, в которой помещался бы камышовый молитвенный коврик, - и этого с меня довольно!
Мэй смеялась и молчала. Когда же наступил срок, она явилась к ней с ворохом роскошных нарядов. Си, кидая взгляды то влево, то вправо, не знала, что делать. Вдруг до нее донеслись звуки заигравшей музыки. Си еще более растерялась. Мэй, с помощью служанок и старух, насильно одела ее, взяла под руки и вывела за дверь. Перед нею был Чжан, который стоял в парадном придворном костюме и кланялся ей. Она и сама не заметила, как важно и низко поклонилась ему тоже. Мэй потащила ее в глубокую спальню.
- Смотри, - сказала она, - я сохранила незанятым это место, давно уже тебя поджидая! Ну, а нынешней ночью, - обратилась она к Чжану, - мне удалось отблагодарить вас за доброту. Можете теперь хорошенько жить с ней.
Цинмэй повернулась и собралась уходить, но девушка схватила ее за рукав платья.
- Не удерживай меня, - сказала Мэй, - в этом - то уж я тебя заменить не могу!
Отцепила ее пальцы, вырвалась и ушла.
Цинмэй теперь служила Си очень усердно и ни за что не осмеливалась занимать собою се ночи, а та все не могла успокоиться, стыдилась, затруднялась. Тогда мать велела звать Мэй "госпожой". Тем не менее она упорно держала себя, как положено прислуге и наложнице, ни разу не осмелившись полениться и понебрежничать.
Прошло три года. Чжана вызвали в столицу. Он заехал в храм к монахине и подарил ей, как бы ко дню рождения, пятьсот лан. Та не приняла. Чжан настаивал и насильно старался ей вручить их. Наконец она приняла двести лан, на которые построила храм Великой, воздвигнув при этом плиту в честь госпожи Baн.
Впоследствии Чжан дошел до должности товарища министра. Госпожа Чэн принесла ему двух сыновей и одну дочь. Госпожа Ван принесла четырех сыновей и одну дочь. Чжан подал прошение, в котором изложил все эти обстоятельства.
Обеим женщинам был пожалован титул "госпожи".


Автор этой любопытной истории сказал бы здесь так:

Небо родит прекрасную женщину, - ясно: хочет ее привлечь к честному, прославленному ученому.
Но знать нашего пошлого света держит такую красавицу только для того, чтобы подарить ее богачу в шелковых штанах... Создавшее нас (небо) против этого, конечно, будет бороться.
И все же: какими кривыми, кружными, странно причудливыми путями шла дева, которой небо поручило устройство этого брака! Какую бездну энергии пришлось ей потратить! Творец Космических Эволюции, вероятно, болел этим немало!
Скажу только, что эта госпожа Цин, сумевшая распознать гения в куче пыли и давшая клятву дать ему достойную супругу, хотя бы ценою своей жизни, по духу и энергии, знаете, совершенно какой - то государственный муж, а не женщина!
Ну, а этот государственный муж, ученый, который презрел настоящего человека полноправных качеств и пошел искать себе в зятья жирного объедалу! Как это вышло, что весь его ученый ум оказался стоящим столь низко по сравнению с его же собственной прислугой?!



Комментарии переводчика

Бося - Нанкин.

...назвав ее "маленьким прозвищем"... - То есть собственным именем, ибо никаких настоящих прозваний, как бывает у мужчин, женщинам не полагалось. Их обыкновенно в простых семьях называли по счету: Чжан Первая или просто Первая, Вторая и т. д.

Вот он - "убыточный товар" твоей семьи! - Это своеобразное выражение как нельзя более соответствовало положению вещей в старом Китае, где девочка рассматривалась действительно как убыточный товар, который вскармливается и воспитывается не для себя, а для кого - то другого, кто придет на готовое и возьмет его с собой безвозвратно.

"Человек на льду" - образное выражение в китайской литературе для свахи, стоящей, как человек на льду, между миром света - мужским, и миром мрака - женским.

...мы обе... "обнажим плечи". - Это выражение, как часто бывает у Ляо Чжая, ведет начало из исторического повествования. При кризисе династии Хань во 11 веке н. э., во время царствования императрицы Люй, которая желала, вырезав род императора, посадить на трон свой собственный, воевода Чжоу Бо, преданный правящей династии, войдя в лагерь войск, предложил всем тем, кто за законного государя, обнажить левое плечо, а тем, кто против, - правое.
Все войско обнажило левое плечо. Отсюда "обнажить плечо" значит поддерживать.

...неприятных историй с тыквами и сливами! - Намек на слова из древнего анонимного стихотворения:
Благородный человек - в своей стезе... 
В бахчу тыкв он не вносит своих сапог, Под сливой он не поправляет своей шапки, - 
то есть нe желает, чтобы люди думали, что он крадет тыквы или прихорашивается после кражи слив.

Си вздохнула. - "Вздыхать" на литературном китайском языке значит, между прочим, искренне благоговеть.

...договор на прежнюю сумму. - На ту, которую он сам заплатил при покупке Цинмэй.

Поставили гроб в храме - наняв для этого одно из храмовых помещений па долгий срок.

...устроит мне похороны обоих моих родителей! - Обычай требовал похоронить родителя на родной земле. Стоимость провоза тяжелых гробов, старательно сделанных из самого крепкого дерева, чтобы труп сохранялся возможно дольше, и сопряженные с похоронами расходы были весьма значительны, но традиция требовала обязательного выполнения установленного обряда, и потому не трудно представить себе горе девушки, не имевшей средств.

...жила лишь ожиданием себе цены. - В "Изречениях" Конфуция ("Луньюй") читаем: "Цзыгун (ученик) сказал: "Есть здесь прекрасная яшма. Спрятать ли ее в шкаф и хранить или же искать хорошей цены и продать ее?" Учитель сказал: "Продай, продай! Я жду дающего цену". По толкованию, здесь иносказательно выражен упрек Конфуция в том, что он держит свой талант под спудом, хотя и знает себе цену. А Си в нашем рассказе говорит, конечно, о достойном женихе.

...сделать обряд над ее волосами. - Обрить их начисто, как делают буддийские монахи и монахини.

...людей "со шпильками и кистями"... - То есть чиновных людей, надевающих парадную шапку, поддерживаемую фигурными шпильками и увешенную кистями по чину.

Раздушенный паланкин - женский. 

"Домашняя радость" начальника судебной палаты. - то есть наложница.

Храм Великой - Бодиставы Авалокитешвары.

...воздвигнув при этом плиту в честь госпожи Ван. - На гладкой шлифованной плите гравером вырезывались тексты, говорившие о торжественных моментах в жизни тою храма или государственного учреждения, где помещалась эта плита. Если надпись отличалась своим каллиграфическим искусством или представляла собою вообще тот или другой интерес, то с нее делались оттиски на бумаге путем надавливания последней в углубленные места (то есть в вырезанные на плите буквы).

Физиогном Лю

Студент Чжоу, сын видного шуньтяньского чиновника, дружил со студентом Лю. Лю владел наукой физиогномики, получив ее сам от какого - то весьма необыкновенного человека. Как - то раз Лю говорит Чжоу;
- У тебя, друг, нет судьбы к выслуге и почету. Вот разве еще на состояние, тысяч в десять четвертей, ты, пожалуй, рассчитывать можешь. Однако твоя почтеннейшая супруга выглядит для гадателя неважно. Она не будет, кажется, в состоянии помочь тебе в твоих успехах.
Не прошло и самого короткого времени, как жена Чжоу действительно умерла. В доме и спальне стало скучно, бедно. Чжоу было невмоготу. Он пришел к Лю, чтобы погадать о женитьбе. Вошел в гостиную, сел. Сидел очень долго: Лю ушел к себе и не выходил. Крикнул раз, крикнул два. Наконец Лю вышел.
- Все эти дни, - сказал он, - ищу тебе "вещь по признакам" - достойную тебе пару - и вот сейчас только нашел! Теперь я у себя там являю свое скромное искусство; прошу, видишь ли ты, Лунного Старца связать вас обоих красным шнуром.
Чжоу пришел в восхищенье и стал расспрашивать,
- А вот только что вышел от меня человек с мешком. Повстречал ты его или нет?
- Как же, - сказал Чжоу, - встретил! Рвань рванью, словно нищий!
- Это - твой тесть! Тебе бы следовало его почтительно, как подобает зятю, приветствовать!
- Послушай, - сказал Чжоу, - мы с тобой очень дружны, и я пришел поговорить с тобой по секрету. Зачем же тебе так зло надо мной шутить? Верно, что я, как говорится в классических одах, "увы ничтожен", а все - таки - потомок образованного рода, видного и служилого. Неужели же я пал до того, что буду родниться браком с уличным скупщиком?
- Ты не прав, - возразил Лю, - "и у пестрой коровы все же есть теленок"! Что за беда?
- А ты видел когда - нибудь его дочь? - осведомился Чжоу.
- Нет, не видел, - ответил Лю, - у меня никогда с ним особенно приятельских отношений не было. Даже фамилию его и имя я узнал, только спросив о них.
Чжоу засмеялся.
- И пестрого быка ты не знаешь, - сказал он, - как же можешь ты знать, что у него за телка?
- Я, видишь ли ты, - сказал Лю, - верую в указания судьбы. По - моему, выхолит, что сам - то этот человек -злой и ничтожный, но ему суждено родить дочь с самым полным счастьем. Впрочем, если соединить вас насильно, непременно случится большая беда. Нужно будет еще погадать с молитвой.
Чжоу, придя к себе, не хотел верить всем этим речам Лю.
Стал сам искать жену во всех направлениях, но без успеха.
Однажды днем вдруг к нему явился Лю.
- К тебе - гость, - сказал он. - Я уже от твоего имени, как говорится, загнул дощечку.
- Кто такой? - полюбопытствовал Чжоу.
- Ты только не спрашивай, - настаивал Лю, - а поскорей вари обед!
Чжоу не понимал, в чем дело, но приготовил вес, как было велено. Сейчас же появился гость. Он оказался неким Фу, солдатом из лагеря. Чжоу это было сильно не по вкусу, и он обращался с гостем еле - еле вежливо, с напускной и поверхностной манерой. А Лю, наоборот, ухаживал за гостем очень почтительно и внимательно. Через некоторое время, когда подали вино и закуску, Чжоу подал гостю есть из скверной грубой посуды.
Лю вскочил с места и поспешил заявить гостю:
- Моего почтенного друга давно уже влекло к вам искреннее уважение, и он все время поручал мне вас разыскать. Лишь на этих днях удалось мне встретиться! И вдруг я узнаю, что не пройдет и нескольких дней, как вам придется уехать далеко на войну. Мой друг мигом собрался вас к себе пригласить... Так что хозяин у нас сегодня - впопыхах, без подготовки...
Сидели и пили. Фу выразил сожаление, что у него заболел конь, так что на нем, пожалуй, нельзя будет ехать. Лю сейчас же грустно склонил голову в знак участия, желая что - нибудь придумать.
Затем гость ушел. Лю бросился к Чжоу с упреками:
- За тысячу лан не купить тебе такого друга, вот что! К чему было смотреть на него с таким безмолвным пренебрежением?
Лю взял у Чжоу коня, поехал к Фу и от имени Чжоу подарил. Чжоу, узнав об этом, был не особенно доволен, но делать было уже нечего.
Прошел год. Чжоу собрался ехать на юг в Цзянси, чтобы устроиться в канцелярии тамошнего губернского судьи. Зашел к Лю, чтобы спросить, что скажет гаданье.
- Большая удача будет, - сказал Лю.
- Ну, - смеялся Чжоу, - мне ничего такого особенного и не требуется. Вот только бы набрать денег да купить себе хорошую женку. Да еще, на мое счастье, не сбылись бы твои прежние слова!.. Может это удастся или нет?
- Все будет, друг, как ты хочешь, - ответил Лю. Чжоу прибыл в Цзянси, и вдруг как раз в это самое время вспыхнул сильный мятеж. Целых три года ему все не удавалось вернуться на родину. Наконец стало понемногу затихать. Чжоу выбрал день и отправился в путь.
Однако на дороге его схватили разбойники. Вместе с ним попались в ту же беду еще семь - восемь человек, у которых отобрали все деньги и отпустили на все стороны. Чжоу же схватили и повели в самое гнездо. Главарь разбойников спросил его, откуда он, кто и как живет, сказал:
- У меня есть дочурка. Хочу отдать ее вам, служить с веничком и метелочкой. Отказываться не рекомендую!
Чжоу не отвечал. Разбойник рассвирепел и велел сейчас же рубить ему голову. Чжоу перепугался и решил, что лучше пока принять предложение, а потом как - нибудь и бросить девицу. Подумал и громко сказал;
- Я, видите ли, вот почему отвечаю не особенно решительно. Я - человек книжный и хилый, военными делами с вами заниматься не могу. Боюсь, что вас, дорогой тесть, я только обременю, и больше ничего. А вот если бы вы позволили нам с женой вместе отсюда уйти, то больше этой милости нельзя и придумать!
- Помилуйте, - сказал разбойник, - я только о том и говорю, меня самого девица тяготит. Почему бы мне не исполнить того, о чем вы просите?
Повел его в дом. Вышла нарядная девушка лет восемнадцати - девятнадцати. Настоящее небесное созданье!
В тот же вечер соединили чаши, и то, что было, далеко превзошло все мечты Чжоу.
Он внимательно и подробно расспросил теперь девушку, как ее зовут, и узнал, что ее отец и есть тот самый человек, который в тот памятный день нес мешок.
Чжоу при этом воспоминании рассказал ей, что говорил Лю, и с благодарностью о нем вздохнул, полный изумления.
Дня через три - четыре разбойник собрал их в путь. Вдруг совершенно неожиданно появилась великая царская рать. Всю семью сейчас же схватили, связали, и трое начальников остались за ними смотреть. Вот уже казнили отца жены и дошли до Чжоу. Чжоу уже обрек себя, решив, что жизни ему больше не видать, как один из начальников, всмотревшись в него, спросил:
- Это уж не Чжоу ли, как вас там? Оказывается, это солдат Фу. Он за свои военные заслуги был произведен в помощники воеводы.
- Вот что, - сказал он, обращаясь к своим товарищам, -это известный ученый, человек из видной семьи и мой земляк. Разве он может быть разбойником?
Сняли путы. Фу спросил, откуда Чжоу идет.
- Да вот, - солгал Чжоу, - ходил к цянскому судье, женился там и шел домой, как вдруг по дороге попал в разбойничье гнездо... Счастье мое, что вы изволили меня выручить. Такое это великодушие с вашей стороны, что, право, мне кажется, будто надо мною - второе небо... Только вот в чем дело: семью мою со мной разъединили. Позвольте мне воспользоваться вашей властью, чтобы снова сделать черепицу целою.
Фу велел выставить перед ним всех забранных и предоставил ему самому опознавать и взять, кого надо. Затем угостил его вином и обедом, дал ему на дорогу денег и сказал:
- Тогда, помните, вы оказали мне щедрое внимание, "разняв свою тройку". Я ни на минуту ни днем, ни ночью об этом не забывал. Только, пока мы тут расправляемся с разбойниками, мне недосуг оказать подобающую вам честь, так что вот, пожалуйста, возьмите этих двух коней да лап пятьдесят серебра, и я рад помочь вам продолжать обратный путь на север.
Ко всему этому он присоединил еще двух конных солдат с доверительной стрелой, велев им охранят!, Чжоу.
По дороге жена сказала мужу так:
- Мой глупый отец не послушался чистосердечных советов, и вот мать из - за пего умерла, а ведь я давно знала, что сегодняшний день наступит! И если я доселе краду свои утра и вечера, то только потому, что в детстве мне обещал физиогном, что в свое время я смогу прибрать, как следует, родительские кости. Можно будет, кстати, отрыть клад, который я закопала в землю, - там крупные слитки серебра, и на них выкупить отцовские кости. Что останется, мы возьмем с собой:
хватит устроиться.
Чжоу велел конным стражникам подождать у дороги, а сам с женой пошел на их старое жилье. Оно было уже превращено в пепел. Чжоу достал свой привесный нож, проковырял в золе этак с фут и действительно нашел там серебро. Сгребли его, положили в мешок и пошли обратно. Дали сотню лай конным стражникам, чтобы те похоронили труп старика, а между тем жена повела Чжоу поклониться могиле матери.
Наконец поехали дальше. Добравшись до чжилийской границы, щедро одарили стражников и отпустили их.
Видя, что Чжоу долго не возвращается, слуги в доме решили, что он погиб, и давай расхватывать, что полюбилось из имущества, ни с чем не считаясь. Растащили все запасы хлеба, материи, утварь, мебель, все до нитки. Услыхав теперь, что хозяин вернулся, они сильно переполошились и стремглав разбежались. Остались только старая нянька, служанка и старик слуга.
Чжоу, уйдя от смерти и найдя жизнь, не стал никого преследовать. Пошел проведать Лю, но куда тот делся, никто не знал. Молодая прибрала к своим рукам дом почище любого мужчины. Она выбирала из слуг тех, кто почестнее и поусерднее, давала им деньги в оборот и брала с них умеренные проценты. Бывало, эти торговцы усядутся под крышей отчитываться, а она, спустив штору, сидит и слушает. Стоит лишь неверно положить на счетах хоть костяшку, как она указывает на ошибку. Никто не смел обмануть ее - ни из домашних, ни из посторонних.
Через несколько лет таких сотрудников - купцов было уже с сотню, а в доме лежали сотни тысяч серебра. Послали людей перенести родительские кости. Устроили роскошные похороны.
Рассказчик - автор прибавил тут следующее:
Лунного Старца можно подкупить, можно ему приказать! Тогда ничего странного в том, что сваха у нас - то же, что рыночный скупщик.
А вот, смотрите: разбойник - а какую имел дочь. Сказано, что "на горке - холме не бывает ни сосен, ни кедров". Но это слова жалкого человека.
Раз это неверно даже применительно к девушке и женщине, то что сказать о тех, кто стремится угадать ученого государственного деятеля, признанного всем миром?!



Комментарии переводчика

Шуньтяньский - пекинский.

...нет судьбы к выслуге и почету. - То есть к успешным экзаменам и к высшим ступеням государственной службы.

...Тысяч в десять четвертей - сельского продовольствия.

Ищу тебе "вещь по признакам" - литературное выражение, означающее тщательные поиски чего - либо.

Связать вас обоих красным шнуром - из народных поверий.

..."увы, ничтожен"... - Из од "Шицзина".

И у пестрой коровы все же есть теленок. - Из Конфуция ("Изречения"): "Учитель так отозвался о Чжун Гуне: "Детеныш пестрой коровы, если рыжеватый и с рожками, то пусть даже он никому не надобен, но духи гор и рек разве им пренебрегут?" У Чжун Гуна был дурной отец, но сын оказался хорошим.

...загнул дощечку. - На бамбуковых дощечках в древности писали; отсюда литературное выражение - загнуть дощечку, то есть послать приглашение, сложив его в виде письма.

Чжоу это было сильно не по вкусу... - Еще бы: грубый солдат в гостях у образованного человека, презиравшего, по конфуцианскому завету, всякую военщину, не говоря уже о простом солдате.

...служить с веничком и метелочкой. - То есть отдать в жены - хозяйки.

...соединили чаши... - Совершили брачный обряд.

...сделать черепицу целою. - Дать кое - как собраться вместе, чтобы жить по - прежнему, хотя бы по - мещански ("человек благородный предпочитает быть разбитым бриллиантом, чем целой черепицей").

..."разняв свою тройку". - Имеется в виду: разрознить тройку, дав своего коня; намек на рассказ о Конфуции, сделавшем это из вежливости.

Доверительная стрела - приказ военачальника о свободном пропуске,

...краду свои утра и вечера... - То есть не умерла от стыда, как нужно было бы, предвкушая то, что знала покойная мать.

...спустив штору... - Не показываясь посторонним.

Сказано... - В классической книге конфуцианской истории ("Чуньцю").

...что сказать о тех... - То есть о наших экзаменаторах, которые ставят неправильные отметки на экзаменах и проваливают... таких, как сам Ляо Чжай.

Цяонян и ее любовник

В Гуандуне жил потомок чиновной знати, некий Фу. Когда ему перевалило за шестьдесят, у него родился сын, названный им Лянь. Мальчик был чрезвычайно толковый, но кастрат от природы, и в семнадцать лет у него в тайном месте было еле - еле -с тутовый червяк. Об этом по слухам знали не только поблизости, но и дальние жители, и никто не хотел выдавать за него дочь. Старик уже решил, что ему судьба остаться без продолжения рода, тужил, горевал дни и ночи... Однако положение было безвыходное.
Лянь занимался с учителем. Случайно учитель куда - то ушел, а в это время у ворот их дома остановился фокусник с обезьянкой. Лянь загляделся на него и забыл про свои науки. Потом, спохватившись, что учитель сейчас придет, весь в страхе бросился бежать.
На расстоянии нескольких ли от дома он увидел какую - то барышню, одетую в белое платье; вместе с маленькой служанкой появилась она откуда - то перед его глазами. Она разок оглянулась -дьявольская, ни с чем не сравнимая красота! Лотосовые шажки ковыляли вяло, и Лянь ее обогнал. Девушка обернулась к прислуге и сказала:
- Попробуй спросить у этого молодого человека, не собирается ли он идти в Цюн.
Служанка, и в самом деле окликнув Ляня, спросила. Лянь поинтересовался узнать, зачем это было нужно.
- Если вы направляетесь в Цюн, - ответила девушка, - то у меня есть, как говорится, в фут длиною письмо, которое я попросила бы вас по дороге передать в мое село. У меня дома старуха мать, которая, между прочим, может быть для вас, как говорят в таких случаях, "хозяйкой восточных путей".
Убежав из дому, Лянь, собственно говоря, никакого определенного направления не брал. Теперь он решил, что может пуститься хоть в море, и обещал. Девушка достала письмо, передала его служанке, а та - студенту. Лянь осведомился, как имя и фамилия адресатки и где она живет. Ему было сказано, что ее фамилия - Хуа и что живет она в деревне Циньской Девы, в трех - четырех ли от северных городских окраин. Студент сел в лодку и поехал. Когда он прибыл к северным предместьям Цюнчжоу, солнце уже померкло. Наступал вечер. Кого он ни спрашивал, о деревне Циньской Девы решительно никто не знал. Пошел на север, отошел от города ли на четыре - пять. Уже ярко сияли звезды и луна. От цветущих трав рябило в глазах. Было пусто... ни одной гостиницы. В сильном замешательстве, увидев, что у дороги стоит чья - то могила, он решился как - нибудь у нее примоститься. Однако, сильно боясь тигра и волка, полез, как обезьяна, вверх на дерево и там прикорнул.
Слышит, как ветер так и гудит, так и воет и соснах. Ночные жуки жалобно стонут... И сердце юноши захолодело пустотой, а раскаяние жгло огнем.
Вдруг внизу раздались человеческие голоса. Лянь нагнулся, посмотрел. Видит: самые настоящие хоромы;
какая - то красавица сидит на камне, а две служанки держат по расписной свече и расположились одна направо, другая налево от нее.
Красавица взглянула влево и сказала:
- Сегодняшней ночью так бела луна, так редки звезды. Завари - ка чашечку круглого чая - того, что подарила нам тетушка Хуа.,. Насладимся, право, этой чудесной ночью!
Студенту пришло в голову, что это бесовские оборотни, и по всему его телу волосы стали торчком, словно лес. Сидел, не смея дохнуть. Вдруг служанка поглядела вверх и сказала:
- На дереве сидит человек! Девушка вскочила в испуге.
- Откуда это взялся такой смельчак, - сказала ока, - что берется из - за угла подсматривать за людьми?
Студент страшно испугался. Укрыться было уже некуда, и он, кружась по дереву, спустился вниз. Упал на землю и умолял простить его. Девушка подошла к нему, всмотрелась и, вместо того чтобы разгневаться, выразила удовольствие. Взяла и потащила его сесть с ней вместе.
Студент взглянул на нее. Ей было лет семнадцать - восемнадцать. Красота и манеры были прямо на редкость. Вслушался в ее речь - не просто говор.
- Вы куда, молодой человек, держите путь? - спросила она.
- Я, видите ли, - отвечал Лянь, - исполняю кой для кого роль почтаря!
- В пустынных местах часто встречаются страшные незнакомцы, - сказала девушка. - Спать на открытом месте опасно. Если не отнесетесь с пренебрежением к грубому нашему шалашу, то я желала бы, чтобы вы у нас остановили, так сказать, колесницу.
И с этими словами пригласила студента войти в помещение. Там была всего - навсего только одна кровать, но она велела прислуге застлать ее двумя одеялами. Студент, стыдясь своей телесной мерзости, выразил желание улечься на полу. Девушка засмеялась.
- Я познакомилась, - сказала она, - с таким прекрасным гостем. Смеет ли женщина Юаньлун лечь гордо и выше его?
Студенту не было иного выхода, и он лег с ней на одну кровать. Однако, дрожа от страха, не посмел вытянуться.
Не прошло и небольшого времени, как девушка незаметно залезла к нему под одеяло своей тоненькой ручкой и стала легонько щупать у его ног и колен. Студент притворился спящим и сделал вид, что ничего не чувствует и не понимает.
Вскоре она открыла одеяло и влезла к нему. Давай его расталкивать, но он решительно не шевелился. Тогда она стала нащупывать тайное место - и вдруг остановила руку, приуныла, с грустным - грустным видом ушла из - под одеяла, и студент сейчас же услыхал ее сдержанный плач. Весь в волненье стыда, не зная, куда деваться, со злобой и досадой роптал он на Небесного Владыку за его проруху,,.. Но больше ничего предпринять не мог.
Девушка крикнула служанке, чтобы та зажгла свечу. Та, заметив следы слез, удивленно спросила, в чем неприятность. Девушка помотала головой и сказала:
- Я сама оплакиваю свою же судьбу. Служанка стала у кровати и пристально всматривалась в ее лицо.
- Разбуди барина, -сказала она, -и выпроводи! Услыша такие слова, студент почувствовал еще более жестокий прилив стыда... Кроме того, его брал страх очутиться среди ночи в темных, мутных пустырях, не зная больше, куда идти... Пока он все это соображал, вошла, распахнув двери, какая - то женщина.
- Пришла тетушка Хуа, -доложила служанка. Студент исподтишка взглянул на нее. Ей было уже за пятьдесят, хотя живая рама красоты ее еще не покидала. Увидев, что девушка не спит, она обратилась к ней по этому поводу с вопросом. Не успела еще девушка ответить, как женщина, взглянув на кровать, увидела, что там кто - то лежит, и спросила, что за человек разделяет с ней ложе. Вместо девушки ответила служанка.
- Ночью здесь остановился спать один молодой человек!
Женщина улыбнулась.
- Не знала я, - сказала она, - что Цяонян с кем - то справляет свою узорную свечу.
Сказав это, заметила, что у девушки еще не высохли следы слез, и испуганно бросила ей:
- Ни на что не похоже тужить и плакать в вечер соединения чаш. Уж не грубо ли с тобой поступает женишок?
Девушка, не отвечая, стала еще грустнее. Женщина хотела уже коснуться одежды, чтобы посмотреть на студента. Едва она взялась за нее, чуть встряхнула, как на постель упало письмо. Женщина взяла, поглядела и, остолбенев от изумления, сказала:
- Что такое? Да ведь это же почерк моей дочери! Распечатала письмо и принялась громко вздыхать. Цяонян спросила, в чем дело.
- Вот здесь известие от моей Третьей. Муж ее умер, и она осталась беспомощной сиротой... Ну как тут теперь быть?
- Это верно, - сказала девушка, - что он говорил, будто кому - то несет письмо... Какое счастье, что я его не прогнала!
Женщина крикнула студенту, чтоб он встал, и стала подробно расспрашивать, откуда у него это письмо. Студент рассказал все подробно.
- Вы потрудились, -сказала она, -такую даль нести это письмо... Чем, скажите мне, вас отблагодарить?
Затем пристально посмотрела на студента и спросила его с улыбкой, чем он обидел Цяонян. Студент сказал, что не может понять, в чем провинился. Тогда женщина принялась допрашивать девушку. Та вздохнула.
- Мне жалко себя, - сказала она. - Живою я вышла за евнуха, мертвой - сбежала к скопцу!.. Вот где мое горе!
Женщина посмотрела на студента и промолвила:
- Такой умный мальчик... Что ж это ты: по всем признакам мужчина - и вдруг оказываешься бабой? Ну, ты мой гость! Нечего тут дольше поганить других людей!
И повела студента в восточный флигель. Там она засунула руку ему между ног, осмотрела и засмеялась.
- Неудивительно, - оказала она при этом, - что Цяонян роняет слезы. Впрочем, на твое счастье, есть все - таки корешок. Можно еще что - нибудь сделать!
Зажгла лампу. Перерыла все сундуки, пока не нашла какой - то черной пилюли. Дала ее студенту, велела сейчас же проглотить и не шуметь. Затем ушла.
Студент, лежа один, стал размышлять, но никак не мог взять в толк, от какой болезни его лечат. Проснулся он уже в пятой страже и сейчас же ощутил под пупом нить горячего пара, ударяющего прямо в тайное место. Затем что - то поползло, как червяк, и как будто между ляжек свисла какая - то вещь. Пощупал у себя - а он, оказывается, уже здоровенный мужчина! Сердце так и встрепенулось радостью... Словно сразу получил от государя все девять отличий.
Только что в рамах окна появились просветы, как вчерашняя женщина уже вошла и принесла студенту жареные хлебцы. Велела ему терпеливо отсидеться, а сама заперла его снаружи.
- Вот что, - сказала она уходя своей Цяонян, - молодой человек оказал нам услугу, принес письмо. Оставим его пока да позовем нашу Третью в качестве подруги сестры для него. Тем временем мы его снова запрем, чтоб отстранить от него надоедливых посетителей!
И вышла за дверь.
Студенту было скучно. Он кружил по комнате и время от времени подходил к дверной щели, словно птица, выглядывающая из клетки. Завидит Цяонян - и сейчас же захочется ее поманить, все рассказать... Но конфузился, заикался и останавливался. Так тянулось время до полуночи. Наконец вернулась женщина с девушкой, открыла дверь и сказала:
- Заморили скукой молодого господина! Третья! Можешь войти поклониться и попросить извинения!
Тогда та, которую он встретил па дороге, нерешительно вошла. Обратясь к студенту, подобрала рукава и поклонилась. Женщина велела им называть друг друг старшим братом и сестрой.
Цяонян хохотала:
- Старшей и младшей сестрой, Тоже будет хорошо!
Все вместе вышли в гостиную, уселись в круг. Подали вино. За вином Цяонян в шутку спросила студента:
- Ну, а что, скопец тоже волнуется при виде красавицы или нет?
- Хромой, - отвечал студент, - не забывает времени, когда ходил. Слепой не забывает времени, когда видел.
Все расхохотались. Цяонян, видя, что Третья утомлена, настаивала, чтобы ее оставили в покое и уложили спать. Женщина обратилась к Третьей, веля ей лечь со студентом. Но та была вне себя от стыда и не шла. Хуа сказала:
- Да ведь это мужчина - то мужчина, а на самом деле - покойник! Чего его бояться?
И заторопила их убираться, тихонько шепнув студенту:
- Ты за глаза действуй как мой зять. А в глаза - как сын. И будет ладно!
Студент ликовал. Схватил девушку за руки и залез с ней на кровать. Вещь, только что снятая с точильного камня, да еще в первой пробе... Известно, как она быстра и остра!...
Лежа с девушкой на подушке, Фу спросил ее: что за человек Цяонян?
- Она мертвый дух. Талант ее, красота не знают себе равных. Но судьба, ей данная, как - то захромала, рухнула. Она вышла замуж за молодого Мао, но тот от болезненного состояния стал как кастрат, и когда ему было уже восемнадцать лет, он не мог быть как все люди. И вот она, в тоске, которую ничем нельзя было расправить, унесла свою досаду на тот свет.
Студент испугался и выразил подозрение, что Третья и сама тоже бес.
- Нет, - сказала она, - уж если говорить тебе правду, то я не бес, а лисица. Цяонян жила одна, без мужа, а я с матерью в то время остались без крова, и мы сняли у нее помещение, где и приютились!
Студент был ошарашен.
- Не пугайся -сказала дева. -Хотя мы, конечно, бес и лисица, мы - не из тех, которые кому - либо вредят!
С этой поры они стали проводить вдвоем все дни, болтая, балагуря...
Хотя студент и знал, что Цяонян -не человек, однако, влюбленный в ее красоту, он все досадовал, что нет случая ей себя, так сказать, преподнести.
У него был большой запас бойких слов. Он умел льстить и подлаживаться, чем снискал себе у Цяоняи большие симпатии. И вот однажды, когда обе Хуа куда - то собрались и снова заперли студента в комнате, он, в тоске и скуке, принялся кружить по комнате и через двери кричать Цяонян. Та велела служанке попробовать ключ за ключом, и наконец ей удалось открыть дверь. Студент сказал, припав к ее уху, что просит оставить все лишь промеж них двоих. Цяонян отослала служанку. Студент схватил се, потащил на кровать, где спал, и страстно устремился... Дева, смеясь, ухватила у него под животом:
- Как жаль! Такой ты милый мальчик, а вот в этом месте - увы! - не хватает!..
Не окончила она еще этих слов, как натолкнулась рукой на полный обхват.
- Как? - вскричала она в испуге. - Прежде ведь было такое малюсенькое, а теперь вдруг этакий канатище!
Студент засмеялся.
- Видишь ли, - сказал он, - в первый - то раз мы застыдились принять гостью - и съежились. А теперь, когда над нами глумились, на нас клеветали - нам невтерпеж: дай, думаем, изобразим, что называется, "жабий гнев".
И свился с ней в наслаждении.
Затем она пришла в ярость...
- Ах, теперь я поняла, - говорила она, - почему они запирали дверь! Было время, когда и мать и дочь шлялись тут без места... Я им дала помещение, приютила... Третья училась у меня вышивать... И я, знаешь, никогда ничего от них не скрывала и ничего для них не жалела... Л они, видишь, вот какие ревнивые!
Студент стал ее уговаривать, успокаивать, рассказывать все как было. И все - таки Цяонян затаила злобу.
- Молчи об этом, - просил студент. - Тетушка Хуа велела мне строго хранить это в секрете.
Не успел он закончить свои слова, как тетка Хуа неожиданно вошла к ним... Застигнутые врасплох, они быстро вскочили, а тетка, глядя на них сердито, спросила, кто отпер дверь.
Цяонян засмеялась, приняла вину на себя. Тетка Хуа еще пуще рассвирепела и принялась ругаться сплошным и путаным потоком оглушительной брани.
Цяонян с притворной и вызывающей усмешкой сказала:
- Слушай, бабушка, - ты, знаешь, меня сильно насмешила! Ведь это, не правда ли, по твоим словам, хоть и мужчина, да все - таки покойник... Что он, мол, может поделать?
Третья, видя, что ее мать сцепилась с Цяонян насмерть, почувствовала себя плохо и принялась сама их усмирять. Наконец обе стороны побороли свой гнев и повеселели. Хотя Цяонян и говорила гневно и резко, однако с этой поры стала всячески служить и угождать Третьей. Тем не менее тетка Хуа и днем и ночью держала дочь взаперти, подальше от Цяонян, так что у нее с Фу Лянем не было возможности открыть друг другу свои чувства, которые оставались лишь в их бровях и глазах, скрытыми, невыраженными.
Однажды тетка Хуа сказала студенту:
- Мои дети, государь мой, - и старшая, и младшая, -уже имели счастье тебе услужить. Мне думается, что тебе сидеть здесь уже не расчет. Ты бы, знаешь, вернулся к себе домой и объявил отцу с матерью. Пусть они поскорее устроят вам вечный союз!
Собрала студента и заторопила в дорогу. Обе молодые женщины смотрели на него с грустными, скорбными лицами, -особенно Цяонян, которая не могла выдержать, и слезы так и катились из ее глаз, словно жемчуга из порвавшейся нитки, - без конца. Тетка Хуа остановила, отстранила ее и быстро вывела студента. Только что они вышли за ворота, - глядь, а уже ни зданий, ни дворов! Видна лишь одна заросшая могила.
Тетка проводила студента до лодки.
- Вот что, - сказала она ему на прощанье, - после твоего ухода я заберу обеих девочек и проеду в твой город, где сниму помещение. Если не забудешь старых друзей, то мы свидимся еще в заброшенном саду дома Ли!..
Студент прибыл домой. До этого времени Фу - отец искал - искал сына, но найти не мог. Тосковал и волновался опасениями до крайности. Увидев вернувшегося, был нежданно обрадован. Студент рассказал все в общих чертах, причем упомянул, кстати, о своем уговоре с Хуа.
- Разве можно верить этой чертовщине? - говорил ему на это отец. - Знаешь, почему ты как - никак, а воротился живым? Только потому, что ты не мужчина, а калека. Иначе была бы смерть.
- Правда, что это необыкновенные создания, - возражал Лянь. - Тем не менее чувства у них напоминают те же, что у людей. Тем более что они такие сметливые, такие красивые... Женюсь на ней -так никто из земляков не будет смеяться!
Отец не стал разговаривать, а только фыркал.
Студент отошел от него... Его так и подзуживало. Он не желал мириться со своей участью. Начал с того, что, как говорится, усвоил себе служанку. И мало - помалу дошел до того, что среди бела дня с ней блудил вовсю, прямо желая, чтобы это во всей резкости дошло до ушей старика и старухи.
Однажды их подсмотрела маленькая служанка, которая сейчас же побежала и доложила матери. Та не поверила. Подошла, подсмотрела и была ошеломлена тем, что видела. Позвала служанку, допросила ее и наконец узнала все. Страшно обрадовалась и стала разглашать всякому встречному направо и налево, заявляя, что сын их не бездейственный человек. Ею руководила мысль просватать сына за кого - нибудь из знатной семьи.
Однако студент тихонько шепнул матери, что он ни на ком, кроме Хуа, не женится.
- Послушай, - сказала мать, - на этом свете нет недостатка в красивых женах. Зачем тебе вдруг непременно понадобилась бесовщина?
- Если бы не тетка Хуа, - возразил Лянь, - мне никак не удалось бы узнать, в чем жизнь человека. Поверх путь ей спину - не принесет добра.
Старик Фу согласился. Послали слугу и старую прислугу искать Хуа. Вышли за город с восточного конца, прошли четыре - пять ли, стали искать сад семьи Ли. Смотрят -среди разрушенных стен и бамбуков вьется ниточками дым. Старуха слезла с телеги и прямо прошли в дверь. Оказывается, мать и дочь вытерли стол, все чисто вымыли и, видимо, кого - то ждали.
Старуха с поклоном передала волю своих господ. Затем, увидя Третью, была поражена и сказала:
- Это и будет супруга моего молодого господина? Я лишь взглянула на нее, и то полюбила. Что же странного в том, что у молодого барина она в душе мыслится и во сне кружит?
Старуха спросила о сестрице. Хуа вздохнула;
- Это была моя приемная дочь. Три дня тому назад она внезапно скончалась, отошла от нас.
Вслед за этим стали угощать вином и обедом обоих прибывших: и старуху, и слугу.
Вернувшись домой, старуха доложила полностью свои впечатления от внешности и манер Третьей. Отец и мать Фу пришли в восторг. Под конец старуха передала также известие о Цяонян. Студент пригорюнился и готов был заплакать.
В ночь встречи молодой у себя в доме он свиделся со старухой Хуа и сам спросил о Цяонян,
Та засмеялась и сказала ему;
- Она уже переродилась на севере,
Студент долго стонал и вздыхал. Встретил свою Третью, но никак не мог забыть о своем чувстве к Цяоняп. Всех прибывших из Цюнчжоу он обязательно зазывал к себе и расспрашивал.
Как - то ему сообщили, что на могиле Циньской Девы слышат по ночам плач мертвого духа. Студент, пораженный такой странностью, пошел к Третьей и сказал ей. Она погрузилась в думу и долго молчала. Наконец заплакала и сказала:
- Я перед ней так виновата, так неблагодарна!
- Когда мы с матерью пришли сюда, то не дали ей об этом знать. Уж не из за этого ли теперь раздается плач обиды? Я уж давно собиралась тебе все рассказать, но боялась, знаешь, раскрыть материн грех.
Услыхав такие слова, студент сначала затужил, а потом возликовал. Сейчас же велел заложить повозку и поехал. Ехал днем и ночью и во весь опор прискакал к могиле. Распластался перед деревом на могиле и крикнул:
- Цяонян, а Цяонян! Я -ты знаешь кто -здесь! И вдруг показалась Цяонян с спеленутым младенцем на руках. Выйдя из могилы, она подняла голову и стала жалобно стонать и глядеть на него с бесконечной досадой. Студент тоже плакал.
Потом он коснулся ее груди и спросил!
- Чей это сын?
- Это твой оставленный мне грех! Ему уже три дня.
- Я, милая, по глупости своей, поверил тогда словам Хуа и этим дал тебе закопать в землю свою обиду... Могу ли, скажи, отказаться от своей вины?
Посадив ее с собой в повозку, он по морю вернулся домой. Взял на руки сына и объявил матери. Та взглянула. Видит -огромный, красиво сложенный младенец, не похожий на бесовскую тварь, и была более довольна, чем прежде.
Обе женщины прекрасно между собой ладили и служили с должным почитанием свекрови.
Затем захворал старик Фу. Пригласили врача.
- С болезнью ничего нельзя поделать, - сказала Цяонян, - ибо душа уже покинула свое обиталище. Позаботьтесь лучше о погребальных делах.
Только что она закончила говорить, как Фу умер. Мальчик рос удивительно похожим на своего отца и даже был еще более сметливый и способный. Четырнадцати лет он уже вошел во дворец Полукруглого бассейна.
Некто Цзыся, из Гаою, будучи наездом в Гуане, слышал эту историю. Названия мест он забыл, да и чем все это кончилось, тоже не знает.



Комментарии переводчика

Лотосовые шажки. - Искалеченные модой женские ноги часто называются в изящной литературе "лотосовым цветком" за их выгнутый подъем.

"...хозяйкой восточных путей". - То есть хозяйкой по отношению к гостю. Издавна понятие востока связано в Китае с понятием хозяина, а запада - с понятием гостя. Самое ходячее слово для обозначения хозяина - это "человек востока". "Восток дома - хозяин дома". Наоборот: учитель, живущий в доме на положении гостя, - западный гость и т. д.

... пуститься хоть в море... - Конфуций сказал ("Изречения"):
"Мой путь не идет... Сяду на плот и пущусь в море..." Цитата применена здесь формально.

...передала его служанке... - Иной порядок при строгости тогдашней патриархальной тюремной китайской жизни был бы немыслим.

Завари - ка чашечку круглого чая... - Сухие, листья чая кладутся прямо в чашку и там уже обвариваются крутым кипятком. Затем чашка накрывается другою чашкой, лишь несколько меньшего диаметра. Листья опускаются на дно, и зеленоватый отстой отхлебывается глоточками при отодвигании края верхней чашечки. Круглый чай, или, иначе, чай "Дракона и феникса", считается самым лучшим по качеству. Ввиду его дороговизны и редкости с Х века лишь государи стали жаловать его своим придворным.

...у нас остановили... колесницу. - Речь условной вежливости особенно подчеркнута здесь выбором слов - намеком на одну из од древней книги "Шицзин":
При звездах, да пораньше заложить колесницу, Остановить ее в тутовом поле...

Юаньлун (Чэнь Юаньлун) - один из героев междоусобной войны, известной под именем "Троецарствия" (III в.). О нем так отзывался один из его сподвижников по ратному делу: "Юаньлун - муж озер и морей... Его не покидает необузданная храбрость. Я как - то свиделся с ним. У него нет деления па гостя и хозяина. Сам забрался на постель, а гостя заставил лечь у постели на полу".

Небесный Владыка - бог, в одном из монотеистических проявлений китайской религиозной мысли. :

Узорная свеча. - Свечи в брачной комнате имеют особую форму, ярко раскрашены и густо позолочены. В стихотворении поэта VI века читаем:
В глубоком алькове цветная свеча блестит... 
В танце обе ласточки легки...

...все девять отличий. - По древнему ритуалу, государь жаловал удельным князьям следующие девять регалий: лошадь и коляску; одежду; музыкальные инструменты; право выкрасить в красный цвет ворота; право выстроить парадное крыльцо; право иметь телохранителей; лук и стрелы; секиры для ношения при выходах; жертвенные сосуды.

"Жабий гнев". - Существует древний рассказ: князь страны Юэ, выйдя из дворца, увидел сердитую жабу и простерся перед ней. Все недоумевали. "Вот ведь какая она сердитая! - сказал он. - Как не поклониться ей?" И все храбрецы вокруг тоже присоединились к князю.

...вошел во дворец Полукруглого бассейна. - То есть в училище конфуцианцев, как прошедший на экзаменах успешный кандидат па первую учено - литераторскую степень.

Сюцай из Ишуя

Некий сюцай из Ишуя давал уроки где - то в горах. Ночью явились к нему две красавицы; вошли, полные улыбок, но ничего не говоря. Затем каждая из них смахнула длинным рукавом пыль с дивана, и обе, одна за другой, уселись. Платья были у них так нежны, что не производили шороха.
Вскоре одна из красавиц поднялась и разложила на столе платок из белого атласа, по которому было скорописью набросано строки три - четыре. Студент не разобрал, какие там были слова. Другая красавица положила на стол слиток серебра, лана в три - четыре. Сюцай подобрал его и сунул себе в рукав. Первая красавица забрала платок и, взяв другую за руку, вышла с нею, захохотала.
- Невыносимый пошляк! - сказала она.
Сюцай хотел пощупать серебро, но куда оно делось - неизвестно.
На стуле сидит изящная женщина; дает ему ароматом пропитанную тонкую вещь. А он ее в сторону - не обращает внимания. Серебро же он берет! Все признаки нищего бродяги! Кому, действительно, вынести такого человека.
А лиса -прелесть! Можно себе представить ее тонкие манеры!

Лис лезет в жбан

Жена некоего Ши из деревни Ваней терпела от наваждений лиса.
Как она ни страдала, а отогнать его не могла.
За дверями у них стоял жбан. Каждый раз как, бывало, лис заслышит, что идет свекор, сейчас же туда спрячется. Высмотрев это, женщина приняла решение, но никому ничего не сказала. Однажды, когда лис забрался в жбан, она поспешила заткнуть отверстие ватой и поставила посудину в котел. Стала греть и кипятить.
Жбан нагрелся. Лис кричал ей:
- Очень жарко! Не делай со мной злых штук!
Женщина молчала. Крики все усиливались, но через некоторое время - довольно - таки продолжительное - уже не слышно было ни звука.
Женщина вытащила затычку, осмотрела. Там была кучка шерсти, несколько капель крови - и больше ничего.

Содержание чиновника

Один видный деятель часто поступал бессовестно. Жена всякий раз в таких случаях обращалась к нему с увещаниями и предостережениями, указывая на ждущее его возмездие, Но он совершенно не желал ее слушать и не верил.
Как - то появился у них маг, которому дано было знать, сколько человек получит содержание. Наш деятель пошел к нему. Маг посмотрел на него самым внимательным и долгим взором и сказал так:
- Вы скушаете еще двадцать мер риса и двадцать мер муки. И ваше "содержание с небес" на этом кончится!
Человек пришел домой и рассказал жене. Стали считать. Выходило, что один человек в год съедает всего - навсего не более двух мер муки. Следовательно, этого самого "небесного содержания" хватит лет на двадцать, а то и больше! Может ли, значит, безнравственность прервать эти положенные годы? И рассудив так, он стал озорничать по - прежнему.
Вдруг он заболел "выбрасыванием" нутра. Стал есть очень много - и все - таки был голоден. Приходилось ему теперь есть и днем и ночью, раз десять. Не прошло и года, как он умер.



Комментарии переводчика

Мера - около 72 килограммов.

"Содержание с небес" - положенное небом счастье, жизнь.

Заболел "выбрасыванием нутра" - то есть поносом.

Чу Суйлян в новой жизни

Некий Чжао из Чаншаня нанимал помещение у одного богатого семейства. Заболел несварением и комьями в желудке. К тому же он всегда был одинок и беден до того, что еле - еле доставал себе средства. Теперь быстро приближался к роковой кончине.
Однажды, перемогая болезнь, Чжао вышел к прохладному месту и прилег под навес крыши. Пробудившись ото сна, он увидел, что к нему подсела красавица, для всего мира исключительная. Чжао сейчас же обратился к ней с расспросами.
- Я, -отвечала дева, -явилась сюда нарочно, чтобы быть тебе женой!
Чжао был поражен.
- Я уже не буду говорить о том, что бедный человек вообще не смеет питать никаких вздорных надежд, - сказал он. - Но ведь я к тому еще с минуты на минуту свисаю в смерть. Зачем, спрашивается, мне захотелось бы иметь теперь жену?
Дева сказала, что может вылечить его болезнь.
- Моя болезнь, - говорил на это Чжао, - не из таких, что можно удалить быстрыми приемами. Допустим даже, что найдется против нее какой - нибудь превосходный рецепт. Но, на мое горе, у меня нет денег, чтобы купить лекарства.
- Когда я лечу, мне не надо лекарства, - сказала дева,
И с этими словами приложила руку к животу Чжао;
потом стала усиленно его растирать. Чжао почувствовал, что ее ладонь горяча, как пламя, и через несколько времени комья в животе стали распадаться и разламываться в тайниках, глухо - глухо гудя. Прошло еще мгновенье, - и ему захотелось влезть на рундук. Он быстро вскочил, но едва сделал всего лишь несколько шагов и расстегнулся, как его сильно пронесло. Клейкая жижа потекла в разные стороны, и все сгустки, все комья разом вышли вон. Чжао ощутил, как все его тело стало проникаться бодрой жизнерадостностью. Он вернулся и лег на свое прежнее место,
- Скажите, барышня, кто вы? - обратился он к деве. - Умоляю, назовите мне свою фамилию, чтобы мне удобнее было вам молиться.
- Я - фея - лиса, -отвечала она. -А ты -Танский Чу Суйлян, который в свое время оказал великую услугу моей семье. Это у меня навсегда врезано в душу, и я стремилась хоть раз тебя отблагодарить. Я искала тебя целыми днями и вот наконец сегодня сумела найти. Теперь можно будет осуществить на тебе мой давний обет.
Чжао был сильно смущен своим грязным видом, да и, кроме того, боялся, как бы в его лачуге очаг не замарал пышного ее платья, но дева только и знала, что просила его идти домой.
Чжао привел ее к себе в дом. На глиняных выступах была солома без циновок. Очаг был холодный, без дыма.
- Не стану уж распространяться, -сказал Чжао, - насколько подобная обстановка не позволяет мне принять вашу любезность, меня смущающую. Но даже если бы вы и согласились добровольно на подобное житье, прошу вас, взгляните на пустое дно моей миски. Чем, скажите, чем стану я кормить свою жену и детей?
Дева твердила ему, чтобы он не беспокоился. Во время разговора он как - то обернулся, - глядь, а на кровати уже постланы ковровые матрацы, одеяла и тюфяки. Только что он хотел ее спросить, как еще миг, - и он увидел, что вся комната оклеена обоями, горящими серебристым светом и сверкающими, как зеркало. Да и все вещи уже успели измениться. Столы и столики засияли чистотой. На них было наставлено и вин, и яств.
Оба сели и стали весело выпивать. День склонился к вечеру. Чжао улегся с ней спать, как муж с женой.
Хозяин дома, прослышав про эти чудеса, просил разрешения хоть разок взглянуть на женщину. Та сейчас же вышла и приняла его, не обнаружив никакого замешательства. И с этих пор весть о ней разнеслась во все четыре стороны. Появилось огромное количество посетителей, и молодая никому из них не отказывала. Иногда ее звали на обед. Она шла туда непременно с мужем.
Однажды за столом с ней сидел некий сяолянь, у которого в тайниках ума пустили ростки блудные намерения. Женщина об этом уже знала и вдруг напустилась на него с упреками, толкнув его при этом рукой в голову. И вот голова прошла через стену, а туловище осталось по - прежнему в комнате. Ни вперед, ни назад, ни туда, ни сюда он никак не мог повернуться. Присутствующие, видя это, стали упрашивать ее освободить несчастного. Тогда она взяла и вытащила его.
Прошло этак с год. Посещения участились. Это очень надоело женщине. А те, кому она отказывала, сейчас же винили в этом Чжао.
Дело было в праздник Прямого Солнца. Они пили вино на своем званом большом обеде. Вдруг впрыгнул в комнату белый заяц. Дева встала из - за стола.
- Пришел старец, толкущий в ступе снадобья, - объявила она. -Он меня зовет... Пожалуйста, -обратилась она к зайцу, - идите вперед.
Заяц выбежал и был уже далеко.
Женщина велела Чжао достать ей лестницу. Чжао пошел за дом и притащил на себе длинную лестницу, в несколько сажен вышины. На дворе росло большое дерево. Чжао приладил к нему лестницу, которая оказалась выше даже самой маковки. Женщина полезла первая. Чжао за ней. Она обернулась и крикнула:
- Если кто из родных или гостей хочет идти за нами, сейчас же шагайте сюда!
Собравшиеся посмотрели друг на друга, но не рисковали лезть. И только один из отроков, служивших у хозяина дома, поспешил за ними сзади. Чем выше они лезли, тем выше становилась лестница. Вот она совершенно слилась с тучами, и лезших уже не видно.
Взглянули на лестницу. Оказалось, что это старая, давно уже рухлая дверь, из которой вынули доску. Вошли всей гурьбой в комнату. Смотрят: стены в саже, поломанная печурка -все, как было раньше. Никаких других вещей не оказалось.
Вспомнили о мальчике - не вернулся ли, - чтоб расспросить его. Но тот бесследно исчез.



Комментарии переводчика

Танский Чу Суйлян (596 - 658) - живший во времена династии Тан (618 - 807) ученый и замечательный каллиграф.

Сяолянь - студент, получивший вторую учено - литераторскую степень на государственных экзаменах.

Праздник Прямого Солнца - то есть летнего солнцестояния, приходящегося по лунному календарю на пятое число пятой луны;
в старом Китае всегда праздновался торжественно, с освобождением от работ, наравне с Новым годом, несколько дней.

...старец, толкущий в ступе снадобья... - Китайское предание гласит, что на луне живет яшмовый заяц, у которого в лапках пест. Им он толчет в ступе снадобье, нужное для сообщения человеку бессмертия.

КРАСНАЯ яшма

У старика Фэна, жившего в Гуанпине, был единственный сын, прозывавшийся Сянжу. И отец и сын - оба были сюцаи. Старику было под шестьдесят. Он отличался непримиримой прямотой. В доме у них частенько пустовало. В течение нескольких лет, друг за Дружкой, умерли старуха и невестка. Пришлось самим возиться у колодца и ступки.
Как - то ночью Сянжу сидел при луне и вдруг заметил, что со стены на него смотрит вдруг появившаяся соседская дочка. Поглядел на нее - хороша. Подошел к ней - улыбнулась. Поманил рукой - не идет, но и не уходит. Бросился ее умолять. Она подставила лестницу и перелезла. Лег с ней спать...
Спросил у нее имя и фамилию.
- Я - Хунъюй, Красная Яшма, соседская дочь. Студенту она сильно полюбилась. Предложил ей уговор - быть близкими навсегда. Она согласилась и стала приходить каждую ночь.
Так прошло у них с полгода. Раз старик встал ночью и, услыхав в помещении сына веселый разговор, заглянул к нему, увидел деву, рассердился, вызвал его из комнаты и набросился на него с бранью.
- Ты, скотина, что тут у меня делаешь? - кричал он. - У нас бедным бедно, а ты и не думаешь об усердных занятиях науками... Да еще, сверх того, приучаешься блудить. Узнают люди - погубят твое честное имя. Не узнают - укоротишь себе жизнь.
Студент стал на колени и принес повинную, плакал, каялся. Старик кричал теперь деве:
- Послушай, девушка, ты, кажется, не блюдешь теремной строгости. Ведь ты не только себя пятнаешь, но и людей. Вдруг да все это обнаружится -тогда, пожалуй, дело этим не кончится: не только одни мы будем терпеть лишения и приютим у себя стыд!
Выбранив ее, ушел в сердцах спать.
У девы катились слезы.
- Когда бранят за проступок в отчем доме, - сказала она, -то есть чего стыдиться, очень даже! Нашей с тобой соединенной судьбе пришел конец.
- Да, - ответил студент, - пока отец еще жив, я не посмею поступать по собственному произволу. Но если у тебя, милая, есть ко мне чувство, то тебе следовало бы, как говорится, проглотить скверну, как приятное. Дева резко настаивала на расставанье. Студент плакал горькими слезами. Она принялась его останавливать. 
- Послушай, - говорила она, - у нас с тобой никогда не было ни переговоров свахи. Ни согласия отца с матерью. Я к тебе лезу через стену, проникаю в щель... Разве можно так жить до белых голов? А здесь ''есть одна прекрасная для тебя пара, за которую ты мог бы посвататься.
Студент указал на то, что он беден.
-Ты меня жди в следующую ночь, -сказала она. -Я для тебя что - нибудь, придумаю. На следующую ночь она и впрямь явилась, достала сорок ланов белого золота (серебра) и подарила их студенту.
-За шестьдесят ли отсюда, -сказала она при этом, -есть деревня рода У. В ней живет девица Вэй, которой восемнадцать лет. Ею, видишь ли, дорожатся. Так, вот она до сих пор еще не отдана. Ты же дай им съесть от тебя побольше, и они обязательно дадут полное свое, согласие.
С этими словами она простилась и ушла. Студент, улучив удобный момент, стал говорить об этом с отцом И выразил желание идти посмотреть невесту. Однако о том, что ему дали денег, он умолчал, не смея упоминать о них. отцу. Старик же, считая, что средств нет, прекратил разговор. Студент мягко заметил: "А что - можно ведь просто попытаться - и только". Старик дал согласие. Тогда студент, одолжившись конем и слугой, явился к Вэям.

Вэй был старый землепашец. Студент крикнул ему, чтобы он вышел за ворота, и стал с ним запросто беседовать. Вэй понял, что студент принадлежит к роду, пользующемуся уважением. Увидев к тому же, что он держит себя блестяще, в душе уже давал согласие, но все еще боялся, как бы тот не поскупился на деньги. Студент, прислушавшись, как он то воздерживался, то высказывался, уловил его мысли, вывернул мошну и все выложил перед ним на стол. Вэй был доволен, пригласил соседнего студента принять на себя роль посредника. Тот написал красную бумагу, и брачный договор был заключен.
Студент вошел к старухе и сделал поклонный обряд. В комнате было убого, тесно. Девушка отстранилась, припав к матери. Студент бросил на нее беглый взгляд. Несмотря на грубую простоту наряда, все ее существо так и сияло красотой. Студент внутренне ликовал.
Старик нанял помещение и стал угощать в нем жениха, заявив ему при этом:
- Вам, барин, незачем самому выходить навстречу невесте. Чуточку подождите, пока мы сделаем ей все наряды, и мы сейчас же сами пришлем ее к вам в паланкине.
Студент уговорился окончательно о сроке и поехал домой. Дома он соврал отцу, заявив, что у Вэя симпатии к их чистому дому бедных ученых и он не спрашивает денег. Старик выразил свое удовольствие.
Когда наступил назначенный день, Вэй и в самом деле привез девушку. Она оказалась работящей, бережливой, отличалась покорностью и смирением. Лютня цинь с цитрой сэ сложились в весьма усердный лад. Через два года она принесла мальчика, которого назвали Фуэр.
Однажды в "Праздник чистой и светлой погоды" она с сыном на руках пошла на могилы. Там ей повстречался местный магнат, некий Сун. Этот Сун имел должность цензора, но, как говорится, "сел" по обвинению во взяточничестве и был уволен. Поселившись теперь на родине, "в роще", он всячески старался показать свою силу и запугать людей. В тот день, о котором речь, он тоже ходил на могилы и на обратном пути увидел молодую женщину, пленился ее красотой, спросил у жителей села, кто она такая, и узнал, что она жена Фэна. Он решил, что Фэна, как бедного студента, можно будет соблазнить большим кушем, и, надеясь этим его поколебать, послал слугу намекнуть.
Едва студент услышал об этом, как гнев изобразился на его лице. Однако, подумав о неравенстве их положений, он подавил гнев и сделал улыбку, потом пошел домой и рассказал старику. Тот рассвирепел, выбежал и прямо в лицо пришедшим слугам стал бранить и поносить их господина на тысячи ладов: указывал на небо, чертил по земле... Слуги разбежались, как мыши. Сун теперь тоже рассердился. Отрядил несколько человек, которые вошли к студенту в дом и стали бить и его и его отца. Все кругом кипело, бурлило, словно в котле.
Когда молодая услыхала этот шум, она бросила ребенка на кровать, распустила волосы и стала звать на помощь. Толпа пришедших схватила ее, усадила в паланкин и сейчас же шумно удалилась.
Избитые, израненные, отец с сыном лежали на земле и стонали. В комнате "уа - уа" кричал ребенок. Соседи поглядели на них с сожалением и сочувствием, подняли и положили на кровать.
Прошел день, студент мог уж с помощью палки встать, но старик, кипя яростью, не стал принимать пищи, захаркал кровью и тут же умер. Студент зарыдал, схватил на руки сына и побежал возбуждать дело. Он дошел до губернатора, неоднократно подавал жалобы, прошения, но добиться справедливости ему не удалось...
Затем до него дошло, что жена его, не вынеся оскорбления, умерла, - он затужил еще сильнее: от обиды спирало грудь и горло. Выхода ждать было неоткуда. Стал все время думать, как бы зарезать Суна на дороге, которой тому не обойти. Однако его брало опасение по поводу многочисленных спутников магната, да и ребенка было оставить не на кого. В таких горьких думах проводил он теперь дни и ночи, и веки у него не смыкались.
Вдруг к нему явился с траурным визитом какой - то мужчина с трепаной бородой, растущей по всему широкому подбородку. Фэн никогда ранее с ним не был знаком, но усадил его и уже собрался спросить, как его зовут и откуда он, как гость торопливо заявил:
- У вас ведь месть за убитого отца и обида за похищение жены... Вы, что ж, забыли отплатить, что ли?
Студенту пришло на мысль, что это, быть может, подосланный Супом соглядатай, и он ответил неискренне, лишь бы как - нибудь отделаться. Гость пришел в ярость... Зрачки его готовы были лопнуть. Он поспешил уйти.
- Я, -сказал он, -считал вас человеком. Теперь же понял, что вы - хам, с которым не стоит разговаривать!
Студент, увидев, что тут что - то необыкновенное, упал на колени и старался незнакомца удержать.
- Скажу вам правду, -говорил он, -я все боялся, не поддевает ли тут меня один из сунских... Ну, а теперь открою вам все свое нутро совершенно искренне. Да, да -я, конечно, давно уже "лежу на хворосте и ем селезенку". Единственно, чего мне жаль, так это вот существо в пеленках: боюсь, что родовые жертвы предкам моим рухнут. Вы -рыцарь долга. Могли ли бы вы, скажите, стать моим Чуцзю?
- Нет, -отвечал незнакомец, -это, дело бабье. Я к таким вещам не способен. Я бы предложил вам самому заняться тем, что вы хотите поручить мне, и, наоборот, то, что хотите взять на себя, дайте мне: я готов, что называется, "заместить повара".
Услыша это, студент хлопнулся о пол головой, но незнакомец вышел, не обращая больше на него внимания. Студент бросился за ним, чтобы спросить у него имя и фамилию.
-Если не выйдет, -сказал человек, -я не сочту долгом принимать выражения вашей досады; если же выйдет, то также не приму никаких выражений признательности и ушел. Студент, боясь надвигающейся беды, взял сына нa руки и убежал.
-К ночи, когда весь дом Сунов уже заснул, какой - то человек перелез через двойную стену, проник в дом, убил цензора, обоих сыновей, прислугу и одну из жен. Суны подали правителю заявление и жалобу. Правитель сильно перепугался. Суны указывали на Фэна, Правитель отрядил казенных служителей арестовать студента. А тот убежал, оказывается, неизвестно куда. Дело стала еще более ясным. Слуги Сунов вместе со служителями канцелярий правителя, обшарив все глухие места, ночью подошли к Южным горам. Услыхали плач младенца, пошли на голос и нашли студента. Связали и повели. Ребенок плакал все сильнее и сильнее. Вырвали его у отца и бросили в сторону. От гневной обиды студент готов был умереть.
Затем он предстал перед правителем.
- Ты зачем убиваешь людей? - спросил тот.
- Несправедливо так говорить, - ответил студент. - Тот человек умер ночью, а я убежал днем... Да и то примите во внимание, как человек с плачущим на руках ребенком мог бы перелезть через стену и убить?
- Если ты не убивал, зачем удирал? -спросил правитель.
Словам студента пришел конец: спорить он уже не мог и был посажен в тюрьму.
- Не жаль, что я умру сам, - сказал студент плача, - но в чем провинился мой сиротка?
- Послушай, -возразил правитель, -ты сам убил у других много детей... Чего же жаловаться, что убили твоего мальчика?
Теперь со студента сняли его ученый костюм и стали все время мучить и пытать, но он не давал никаких показаний.
В эту самую ночь, только что правитель улегся спать, как услышал удар чем - то о кровать, - удар, от которого так и загремело. Страшно перепуганный, он закричал. Весь дом в тревоге поднялся, собрались люди, зажгли свечу. Смотрят - в кровать врезался, глубже чем на дюйм, кинжал, сверкавший своим острым лезвием, словно то был иней. Вонзился так крепко, что нельзя было вытащить.
Правитель глядел, а душа замирала, где - то теряясь. Схватили копья, побежали повсюду искать: ни следа. Испытывая в сердце жуткую тревогу и решив, что раз Суны погибли, то некого уже бояться, правитель подал подробный рапорт по начальству, где постарался сложить со студента вину и отпустил его в конце концов на свободу.
Студент пришел домой. В байке не было ни мерки крупы... Сидел одинокою тенью среди четырех стен. На его счастье, сосед, сжалившись над ним, присылал ему есть и пить, так что он кое - как мог существовать.
И вот он то думал о том, что его великая обида отомщена, и раскатисто смеялся, торжествовал, то вдруг погружался в мысли о своем злом несчастье, едва не приведшем его к гибели со всей семьей - и тогда слезы падали капля за каплей... Когда же он представлял себе, что половину жизни он проводит в бедности, знобящей кости, и что ветки его рода лишены продолжения, то убегал туда, где никого не было, рыдал до потери голоса, не будучи в силах долее сдерживаться.
Так провел он с полгода. Розыски и аресты в связи с его делом стали производиться вяло и лениво. Тогда студент обратился с мольбой к начальнику уезда, прося присудить ему право на возврат от Сунов костей его жены - Вэй. Получив это право, он похоронил ее и, вернувшись с похорон домой, предался смертельной тоске, ворочался с боку на бок на пустой постели и уже не видел никакого пути к жизни.
Вдруг кто - то постучался в ворота. Студент так и застыл, вслушиваясь в тишину. И слышит, как кто - то за воротами болтает с ребенком. Студент быстро вскочил, взглянул в щелочку, как будто женщина. Только что он приоткрыл дверь, как она уже принялась его спрашивать:
- Ну, что, - великая обида смыта, не так ли? И ты, надеюсь, здрав и невредим?
Знакомый, родной голос... Но вспомнить, чей именно, вдогонку самому звуку, - от волнения и торопливости так и не мог. Зажег огонь, посветил на нее, - Хун-юй. Она вела за собой мальчугана, который резвился и смеялся у ее ног.
Студенту некогда было расспрашивать. Он обнял женщину и стал плакать. Она тоже сначала была охвачена грустью. Потом толкнула мальчика вперед и сказала:
- Ты что ж, забыл отца - то?
Мальчик, уцепившись за ее платье, глядел на студента сверкающими глазами. Студент всмотрелся пристальнее: да это Фуэр! Весь в волнении испуга, со слезами на глазах он стал спрашивать, откуда она достала его сына.
- Скажу тебе всю правду, - отвечала женщина. - Я раньше назвалась, не правда ли, соседкой: так это вздор. По - настоящему я - лиса. Как - то мне случилось идти ночью. Я увидела, что лежит в лощине мальчик и плачет, и взяла его с собой в Цинь нa воспитание. Затем я узнала, что великая беда твоя пришла к концу, вот привела его к тебе: живите вместе!
Студент отер слезы, поклонился ей, изъявил свою признательность. А мальчик сидел на груди у женщины, прижавшись к ней, как к матери, и все не мог признать отца.
Еще не светало, а женщина поспешила встать. Студент спросил, зачем это.
- Я собираюсь уйти, - отвечала она. Студент, как был голый, стал на колени у постели, плакал и не в силах был поднять голову.
- Это я нарочно, -сказала она, смеясь. -Теперь же - вот что: мы начинаем наше хозяйство сызнова, и придется, значит, рано вставать и поздно ложиться - иначе невозможно.
И вот она нарезала травы, схватила веник и заработала, словно мужчина. Студент стал горевать, что он беден и не может прокормиться.
- Ты только, прошу тебя, поставь, что называется, свой шатер, -сказала она, -и учись, не спрашивая, есть ли у нас избыток или терпим нужду. Может быть, и не околеем на дороге с голоду.
После таких слов она достала денег, купила ткацкий станок, сняла в аренду несколько десятков му земли, наняла работников, которые вспахали поле, вырубили бурьян, укрыли стены плющом и вьюнком. И так она вела работы изо дня в день. Слыша о таком ее примерном поведении, односельчане с особой готовностью приходили им на помощь, ссужая деньгами, так что через каких - нибудь полгода у них дымилось уже много труб, толпилось немало людей, совсем как у жалованной, зажиточной знати.
- Знаешь, милая, - говорил студент, - после этого испепелившего меня погрома ты пришла и с пустыми руками меня возродила... И все - таки есть одно неулаженное дело. Как с ним быть - не знаю.
- Именно? - спросила она.
- Да, видишь ли, срок экзаменов уже приближается, а мой ученый костюм мне еще не возвращен.
- Да я давно уже послала в Просветительное присутствие четыре лапа, -смеялась женщина, -так что твое имя уже снова внесли в список. Если б ждать, пока ты сам заговоришь, то давно бы уже прозевали.
Студент стал еще больше боготворить ее.

На этом экзамене он получил степень цзиньши, "рекомендацию из губернии". Ему было тридцать шесть лет. Жирная земля тянулась рядами полос и, как говорится в древних стихах, "хоромы высокие были огромны - огромны".
Жена его, нежная, стройная, порхала, словно по ветру, но работала лучше и больше всякой деревенской бабы. Даже когда в зимние стужи она изнуряла себя работой, все равно: руки ее были нежны, словно помада. Она уверяла, что ей тридцать восемь лет, но те, кто ее видел, давали ей обыкновенно двадцать с небольшим.



Комментарии переводчика

...написал красную бумагу... - Красный цвет - цвет радости вообще, а также всего, что относится к браку.

...симпатии к их чистому дому... - То есть бедному, простому, но честному дому ученого.

...лютня цинь с цитрой сэ... - Гармония двух сходных струнных инструментов - символ супружеского лада и согласия.

"Праздник чистой и светлой погоды" - весенний праздник поминовения усопших.

Поселившись... "в роще" - то есть у себя дома, на родине.

...указывал на небо, чертил по земле... - Жестикуляция при заклятии против врагов.

Распустила волосы - в знак крайнего отчаяния.

..."лежу на хворосте и ем селезенку". - Как Гоуцзянь, князь страны Юэ в V веке до н. э., старавшийся таким путем растравлять в себе, согласно древнему преданию, горечь обиды от поражения.

...стать моим Чуцзю. - У первого китайского историка Сыма Цяня читаем: "Чжао Шо был женат на принцессе. Желая истребить весь род Чжао, сановник Ту Аньцзя принял решительные к этому шаги и добился своего. Жена Чжао осталась после него в положении и скрывалась. Друзья ее покойного мужа, Гусунь Чуцзю и Чэн Ин, решили подождать, пока она не разрешится, и тогда, если это будет мальчик, то выходить его и спасти род, если же девочка - умереть за своего друга. Оказался мальчик. Тогда по предварительному уговору Чуцзю официально взял на себя роль хранителя потомка Чжао, причем вместо настоящего ребенка был взят другой. Противники напали на Чуцзю по доносу Чэн Ина, убили его и ребенка. Чэн Ин стал пестовать настоящего Чжао. Когда тот окреп, он помог ему занять положение своего отца и расправиться с врагом, а затем стал с ним прощаться. Ошеломленный Чжао не мог понять, что он задумал, и Чэн сознался, что теперь, когда дело сделано, надо исполнить договор с другом и умереть - хотя и запоздалою, но праведною смертью.

"...заместить повара", - Намек на одно место из Чжуанцзы (IV в. до н. э.), где говорится, о том, что при исполнении обрядов всякий должен знать свою роль и повар не должен быть замещаем, несмотря ни на какие его упущения. Смысл слов незнакомца:
замещу вас в самом опасном вашем предприятии.

...поставь... свой шатер... - Как древний ученый Дун Чжуишу, закрывшийся от всех в своей палатке и даже не выглядывавший в течение трех лет в свой сад.

...получил... "рекомендацию из губернии". - То есть прошел на втором экзамене (цзюйжэня).

..."хоромы высокие были огромны - огромны.". - Цитата из древней книги од ("Шицзин").

Семьи разбойников

В годы "Покорного Небу правления" в уездах Тэн и И из десяти человек семеро были разбойниками. Правитель области не решался арестовывать их.
Потом, когда область получила наконец успокоение, начальник выделил разбойников в особые разбойничьи дворы, и каждый раз, как им случалось тягаться на суде с честными людьми, он пускался на все уловки, чтобы только поддержать их "левым плечом". Он все боялся, как бы они снова не забушевали.
После этого всякий приходивший с жалобой старался говорить, что он из разбойничьей семьи, а обвиняемый усердно доказывал, что это неправда. И каждый раз, как обе стороны начинали излагать свое дело, то - откладывая в сторону разговор о том, кто виноват, кто прав, -прежде всего бросались всячески выяснять, кто из них настоящий разбойник, и кто -не настоящий. При этом надоедали секретарю, чтобы он проверял записи.
В это время в помещениях канцелярии правителя было много лисиц, и его дочь сама попала в наваждение. Призвали знахаря. Тот явился, написал талисманы, схватил лиса, всунул в кувшин и хотел уже поставить кувшин на огонь, как лис громко крикнул из посудины:
- Я с разбойничьего двора!
Все, кто слышал, не скрыли своих улыбок.



Комментарии переводчика

"Покорного Небу правления". - Имеются в виду годы г 1644 по 1662. Для уточнения даты и с целью дать лучшие способы избежания личных обозначений правящего государя или его предшественников, имена которых, как известно, были совершенно запрещены для произнесения и даже воспроизведения в письме с незапамятных времен китайской цивилизации, - со II века до н.э. входит в обычай обозначать не самого государя, а его эпоху, для каковой цели придумывался особый девиз, называвшийся "нянь хао", "титулованием годов" (правления данного государя). Этот государственный обычай существовал вплоть до падения Юань Шикая в 1916 году, и, таким образом, встречаемые русским читателем "имена" вроде Канси, Гуансюй и т. п. не суть имена государей по типу русских и европейских (Иаков I, Николай II), а обозначения, принятые ими для своего царствования (иногда сменявшиеся в течение одного и того же царствования по нескольку раз). Поэтому правильнее всего было бы сказать не "государь Канси", а "государь, титуловавший свое правление девизом Процветания и Блеска". Впрочем, перевод этих девизов - вещь нелегкая, ибо это почти всегда - тайный намек на канонический текст, обнаружить который не сразу может и опытный китайский начетчик.

... поддержать их "левым плечом" - Это выражение, как часто бывает у Ляо Чжая, ведет начало из исторического повествования. При кризисе династии Хань во 11 веке н. э., во время царствования императрицы Люй, которая желала, вырезав род императора, посадить на трон свой собственный, воевода Чжоу Бо, преданный правящей династии, войдя в лагерь войск, предложил всем тем, кто за законного государя, обнажить левое плечо, а тем, кто против, - правое.
Все войско обнажило левое плечо. Отсюда "обнажить плечо" значит поддерживать.

Лисенок Лю Лянцай

Мне передавали, со слов цзинаньского Хуан Лижэня, что господин Лю Лянцай - потомок лисицы.
Дело было так. Его почтенный отец жил в Южных горах. Как - то раз его посетил в домике старик, назвавшийся Ху. Лю спросил, где он проживает.
- Да вот в этих самых горах... Живущих свободной жизнью людей -маловато. Только нам с вами вдвоем и можно, как говорит поэт, "часто коротать утро и вечep". Ввиду этого я и явился к вам познакомиться и отдать вам честь.
Лю начал вести с ним беседу. Старичок говорил бойко, остро. Лю это понравилось. Он велел подать вина и пришел в веселое расположение духа, как, впрочем, и старик, который ушел от Лю сильно под парами. Через несколько дней он появился вновь. Лю принял его еще радушнее.
- Послушайте, - сказал он, - раз вы удостаиваете меня такой дружбой, то ей, значит, суждено стать очень глубокою. А между тем я не знаю, в каком селе ваш дом. Как же справиться, например, о вашем здоровье и самочувствии?
- Не смею, знаете ли, от вас скрыть, - отвечал старичок, - по - настоящему я -старый лис из этих гор. С вами у меня давняя, предопределенная связь. Вот почему я и решился внести свою дружбу в ваш дом. Уверяю вас, - я не могу навлечь беду. И очень буду рад, если вы мне доверитесь и не будете чураться.
Лю и не стал относиться к нему недоверчиво. Наоборот: даже укрепил и углубил свое к нему дружеское чувство. Сосчитались годами. Вышло, что Ху стал старшим братом, и с этой поры они стали относиться друг к другу, как братья. Сообщали друг другу даже о самомалейшем, что у кого случалось хорошего или плохого. К этому времени у Лю не было наследника. Вдруг старик как - то говорит ему:
- Не печалься, я буду твоим продолжателем рода. Лю от таких странных слов остолбенел.
- Да, да, -продолжал Ху, -счет моим годам уже кончился, и наступает срок перерождения наново... Вместо того чтобы уходить к чужим, не лучше ли будет родиться в семье близкого друга?
- Как так, - недоумевал Лю, - ведь долговечность бессмертно - блаженного идет на десятки тысяч лет. Почему же тебе вдруг на этих годах кончить?
Старик помотал головой.
- Ну, этого ты не понимаешь.
И ушел.
Действительно, ночью Лю увидел старика во сне.
- Я сегодня к тебе пришел, - сказал он, появляясь возле Лю.
Лю проснулся. Жена, оказывается, родила мальчика, именно - господина Лю.
Придя в возраст, он отличался быстротой, остроумной речью и необыкновенно напоминал Ху. С ранних лет у него уже установилась репутация талантливого юноши, В год жэньчэнь он стал цзиньши.
Это был человек с рыцарским подъемом, принимающий к сердцу чужие страдания. Неудивительно, что у его ворот все время толклись гости: из Чу, Цинь, Янь, Чжао. А у ворот был целый базар - продавали вино, торговали хлебом.



Комментарии переводчика

Лю Лянцай - почти современник Ляо Чжая, считался даровитым администратором, исполнял обязанности прокурора и строителя речных плотин, играющих весьма важную роль в Китае при орошении полей. Кроме того, он известен как поэт, художник и каллиграф.

...как говорит поэт, "часто коротать утро и вечер". - Имеется в виду Тяо Цянь (IV - V вв.), певец опрощения и винных чар;
Давно уж я хотел поселиться в Южной деревне, 
И не потому, что там нагадал себе жилье, - 
Я слышал: много там простых сердцем людей, 
И рад с ними часто коротать утро и вечер.
Поэма Тао необыкновенно популярна в Китае, особенно среди вдумчивых пожилых людей.

... в год жэньчэнь - соответствует 1592 году.

...стал цзиньши. - Прошел на последнем экзамене и стал "выдвигаемым на службу".

...из Чу, Цинь, Янь, Чжао. - То есть из разных местностей Китая, называемых здесь именами древних удельных княжеств, находившихся когда - то на этих территориях.

Гадалка на монетах

Ся Щан родился в Хэцзяни. Его отец, Дунлин, был богатый самодур, расточительный до крайности. Бывало, ест "свертки", а углы их бросает, так что весь пол вокруг него бывал усеян безобразной грудой объедков. Человек был тучный, тяжелый, и его за все это прозвали "Теряющим углы воеводой".
В вечереющих его годах семья дошла до крайней бедности, так что он ежедневно недоедал. Плечи исхудали, и с них кожа свисала мешком. За этот вид ему дали новое прозвание - "Монаха, нищенствующего по деревням". Прозвание это намекало на мешок, висящий за плечами.
Перед кончиной он сказал Шану так:
- В своей жизни я грубо уничтожал небесные дары, навлек на себя с высот гнев неба, и вот умираю от холода и голода. Тебе же следует, ревнуя о своем счастье, усиленно работать над своим поведением. Этим ты покроешь грехи отца.
Шан с полным благоговением стал исполнять волю покойного отца. Это был искренний, совершенно простой человек, без всякой двойственности. Сам пахал и кое - как сводил концы с концами. В деревне все его любили и почитали.
Один богатый старик, сжалившись над его бедностью, дал ему в долг денег, чтобы он поучился розничной торговле. Но Шан сразу же потерпел убыток, даже, как говорится, "на мать". Ему было стыдно, что убыток нечем выплатить, и он попросился к старику в наемники. Тот не соглашался.
Тогда Шан, встревожившись и потеряв покой, продал всю свою землю и дом, взял деньги и пошел к старику отдавать долг. Старик, узнав из расспросов, как было тело, почувствовал к нему еще больше расположения, пожалел его еще глубже и силком выкупил ему обратно прежнее хозяйство. При этом он дал ему еще более крупную сумму, чем в первый раз, понуждая стать торговцем. Шан все отказывался.
- Я, -сказал он, -даже эти десять с чем - то лап - и то не мог вам отдать. Зачем же мне теперь надевать на себя узел долга в будущей жизни и стать в ней ослом или лошадью?
Тогда старик позвал другого торговца вступить с Шаном в компанию. Через несколько месяцев Шан вернулся и только - только сумел остаться без убытка. Старик же и не думал получить от него барыши, а велел снова делать то же самое.
Через год у него была полна телега и от взятого я долг, и от нажитого. Но, очутившись на Цзяне, он попал в бурю, и корабль его чуть не перевернулся. Вещи же наполовину погибли и растерялись.
Вернувшись домой, он подсчитал то, что у него осталось, и обнаружил, что, в общем, он может выплатить своему хозяину долг. Подумал и сказал товарищу:
- Если небо кого сделало бедным, то разве кто - нибудь может тому помочь? Я все время только обременяю вас...
Произвел расчеты, вручил товарищу деньги, а затем, в чём был, ретировался.
Старик, стал снова настаивать на своем, но Шан решительно не шел на это и по - прежнему стал сам пахатъ. - Живут же на свете - люди, -вздыхал он про себя, - и хоть несколько лет, да попользуются жизнью и свое удовольствие. Как же это моя жизнь пала так низко? - 
В это время откуда - то у них появилась колдунья, которая гадала на монетах. Она узнавала судьбу человека в совершенной полноте и точности... Шан явился к ней, весь в благоговейном внимании. Колдунья оказалась старой женщиной. Дом, который она снимала, блистал отменной чистотой. В середине помещения стоял трон духа, перед которым все время в душистом дыму курились всечи. Шан
вошел и сделал старухе почтительный поклон. Она сейчас же потребовала денег. Шан вручил ей сто монет, она их положила в деревянный ящик и с ним в руках опустилась перед троном на колени, встряхивая его и шумя, наподобие того, как это делается, когда просят божество о жребии.
Окончив эти движения, она встала с колен и высыпала монеты в руку, а с руки на стол, расположив их в известном порядке. При этом у нее было принято, что знаки лицевой стороны будут считаться плохими, а оборот монеты - хорошим.
Она принялась отсчитывать монеты. До пятидесяти восьми - все были знаки, а после пошли исключительно гладкие.
- А сколько вам лет? - спросила старуха.
- Двадцать восемь, - ответил Шан. Старуха покачала головой.
- Ой, рано еще, -сказала она. -Нынешняя ваша жизнь идет не по вашей собственной судьбе, а по судьбе ваших предшественников. Только к пятидесяти восьми годам вы встретитесь со своей собственной судьбой, и только тогда наконец не будет подобных переплетений.
- А что значит, как вы говорите, "мои предшественники"?
- А вот что: если у предшественника были добрые заслуги и если его счастье не исчерпывается в его собственной жизни, то наслаждается благами идущий за ним. Наоборот: если предшественник обладал запасом недобрых дел и в его жизни несчастье не погашено, то терпит преемник.
Шан стал загибать пальцы,
- Еще тридцать лет, - сказал он. - Я уже буду совсем стариком, и жизнь уже подойдет к деревянной домовине,
- До пятидесяти восьми, - сказала старуха, - у вас будет еще пять лет возвращающейся благодати. Можно будет кое - что предпринять, - да, но только - только, чтобы избежать голода и холода. Когда же вам исполнится пятьдесят восемь лет, то к вам сами собой должны прийти большие деньги, и не надо будет их усиленно искать и просить о них. У вас, сударь, за всю жизнь не было никаких грехов, так что и вторая ваша жизнь будет наслаждаться счастьем бесконечно.
Шан распростился с гадалкой и пошел домой. Он наполовину сомневался в том, что она ему наговорила, наполовину верил. Тем не менее он спокойно переносил свою бедность и, соблюдая себя в строгости, не позволял себе искать чего - либо непоказанными путями. Когда ему исполнилось пятьдесят три года, он подумал пристально о себе и стал проверять предсказанное.
Дело было как раз в пору "восточных работ", а Шан все время хворал, пахать не мог. Когда же поправился, стояла страшная засуха, и ранние посевы все как есть посохли. Лишь к осени полили дожди. У Шана дома не было никаких семян, кроме проса, и он все свои несколько му засеял только им. После этого наступила снова засуха. Греча, горох наполовину погибли, и только просо уцелело невредимым. Затем вдруг, на его счастье, полили дожди, и просо поднялось еще лучше. Подошла весна, был большой голод, но Шану удалось обойтись без недоедания.
Все это заставило Шана поверить колдунье, Он опять занял у старика денег, сделал маленький оборот и сейчас же кое - что заработал. Ему советовали начать большое торговое дело, но он на это не шел.
Наконец ему стукнуло пятьдесят семь лет. Как - то случилось ему чинить забор. Он стал рыть землю и нашел железный котел. Взял его на свет, - оттуда шел белый пар, точно вились шелковые нити. Шан испугался и не решался вскрыть. Но вот через некоторое время пар исчез, и перед ним был полный белыми слитками жбан. Позвал жену, втащил вместе с ней в дом, взвесил: оказалось -тысяча триста двадцать пять лап. И они решили, что колдунья в своих вычислениях несколько промахнулась.
Жена соседа, войдя в дом к Шану, подсмотрела, что делалось, побежала домой и рассказала мужу. Тот в страхе кинулся к местному уездному правителю и сделал тайный донос.
Правитель отличался исключительной жадностью, схватил Шаиа и потребовал у него серебро. Жена Шана хотела половину скрыть, по Шан сказал ей:
- Оставлять у себя то, что добыто неправедно, - значит, самим себе покупать горе.
И представил все, как есть, правителю. Тот, получив серебро, заподозрил Шана в утайке и послал за - жбаном, в котором серебро лежало, наполнил его снова серебром; оказалось - полно.

Тогда он Шана отпустил.
Вскоре, этого правителя перевели начальником области в Наньчан. Через год Шан по торговым делам тоже прибыл в Наньчан. Оказалось, что правитель уже умер. Жена его с детьми собиралась ехать домой и продавала все наиболее громоздкое и тяжелое. Среди этих вещей были, между прочим, плетенки с туновым маслом, примерно этак с тысячу штук. Шан купил их по дешевой цене и с товаром поехал домой.
Дома он обнаружил в одном из сосудов течь. Перелил масло в другой - и вдруг внутри его оказалось два слитка белого серебра. Перебрал все жбаны -то же самое. Проверил - и получилось как раз столько, сколько было выкопано.
После этого Шан сразу разбогател. Но вместе с тем стал усиленно помогать всем бедным и находившимся в крайности, раздавал деньги щедрой рукой и не скупясь. Жена уговаривала его отложить что - нибудь для детей и внуков, но Шан возражал:
- Вот таким - то образом я им наследство и оставлю! Сосед его обеднел догола, дошел до нищенства. Хотел было попросить у Шана, но было совестно. Шан прослышал об этом.
- Вот что, -заявил он соседу, -то, что случилось тогда, было моей судьбой, пришедшей в свое время к чему полагалось. Вот почему духи и боги твоими руками разрушили и погубили меня. Какая вина на тебе?
И помог ему весьма основательно. Сосед, весь растроганный, лил слезы.
Шан достиг восьмидесяти лет. Дети, внуки шли череда за чередой, несколькими поколениями и - не беднели, не опускались.


Автор этих странных историй сказал бы при этом так:

Мотовство и расточительность, доходящие до крайностей, неизбежны даже у князей, графов и им подобных. Еще бы им не быть у человека из черни!
Жаль, конечно, когда человек в своей жизни грубо обращается с небесными дарами, а перед смертью - есть - то и нечего!
Счастье еще, что птица (отец), умирая, жалобно запела, а сын сумел покрыть отцовскую беду! Счастье, что отец с сыном, пробыв в бедности и упадке семьдесят лет, кончили тем, что повернули - таки вверх (к счастью)!
Иначе отцовское злое горе опутало бы сына, а сын запутал бы, в свою очередь, внуков и т. д. И до тех пор пока не опустились бы до выпрашивающих подаяние нищих, не остановились бы...
А что за создание эта старая колдунья, что разоблачает тайны неба?
Ох, как странно!

Неудачи честного Чжан Хунцзяня

Юнпинский Чжан Хунцзянь восемнадцати лет был уже известным в своем уезде литератором. В это время Лулунский правитель, некий Чжао, отличался жадностью и свирепым нравом, и весь народ от него страдал. Студент Фань был забит им палками насмерть. Тогда товарищи покойного, воспылав гневом за такую обидную несправедливость, решили подать жалобу в высшие инстанции министерств и трибуналов, причем просили Чжана написать слова "кисти - ножа", уговорившись, что в деле будут они все. Чжан обещал.
Жена Чжана, урожденная Фан, была прекрасна собой и хороший человек. Узнав о том, что студенты задумали, она этого не одобрила.
- Вообще, знаешь, - сказала она мужу, - когда вы, "молодые таланты", что - нибудь делаете, то с вами вместе можно победить, но не быть вместе с вами побежденным. Если с вами победить, то каждый из вас алчет признания своих чуть не небесных заслуг. Но стоит с вами лишь раз проиграть, как вы рассыпаетесь в беспорядке, как черепки, так что и собрать нельзя. В теперешнем мире господства силы и положения трудно решить по справедливости, кто прав, кто не прав. Кроме того, ты сирота, и, представь себе, случится тебе пасть, - кто будет выручать тебя из несчастья?
Чжан согласился с этими ее словами и стал каяться в своем решении. Он постарался извиниться перед студентами и, написав им черновик, ушел.
Инстанция не высказалась ни за, ни против.
Чжао дал крупным чинам огромные деньги, и студенты - жалобщики были схвачены по обвинению в принадлежности к партии заговорщиков. Затем Чжао стал искать следы человека, "схватившего нож". Чжан в испуге бросился бежать.
Добежав до границы с областью Фэнсян, он обнаружил, что его "топор - помощник" пришел к концу. Дело было к вечеру. Он топтался в открытом поле, не зная, куда деваться на ночлег. Вдруг он увидел перед собой небольшую деревушку и быстро к ней направился. Какая - то старая женщина только что вышла к воротам, чтобы закрыть их. Увидя Чжана, она спросила, что он тут хочет делать. Чжан сказал ей всю правду.
- Вот, видите ли, - ответила она, - пить, есть, постель - все это пустяки. Дело в том лишь, что у нас в доме нет мужчин, так что оставить гостя ночевать неудобно.
- Я и не посмел бы, -возразил Чжаи, -думать о том, что превосходит всякие надежды. Позвольте мне лишь примоститься в воротах у вас, просто чтобы спастись от тигров и волков. С меня и этого достаточно.
Тогда старуха впустила его, закрыла за ним дверь и дала соломы для подстилки.
- Мне жаль вас, как человека чужой стороны, - сказала она при этом наставительно, - человека, которому некуда деваться, и я пускаю сюда вас на ночь, не спросясь, и потому вам следует удалиться отсюда пораньше, еще до света. А то я боюсь, как бы наша барышня не услыхала и не узнала. Того и гляди - придет в ужас и забранит.
Старуха ушла, а Чжан, прижавшись к стеночке, не раздеваясь, уснул. Вдруг появился свет фонаря в абажуре, и Чжан увидел, что старуха выходит из дому впереди какой - то девушки. Он поспешил убежать в темное место, откуда и стал смотреть. Это была красавица лет двадцати с чем - то. Дойдя до ворот и увидев подстилку, она обратилась к старухе с вопросом по этому поводу, и та сказала ей правду. Девушка рассердилась.
- Послушай, - говорила она, - весь наш дом состоит из слабых, хрупких созданий, как ты могла впустить сюда негодяя?
И тут же спросила, куда ушел этот человек. Чжан, испугавшись, вышел, пал и поклонился ей у приступки крыльца. Девушка стала подробно расспрашивать его о месте жительства и о семье. Лицо ее слегка прояснилось. 

- Счастье наше, - сказала oнa, - что это ученый человек, развитой и тонкий... Оставить его у нас не мешает. И тем не менее эта старая холопка совершенно не считает нужным мне доложить. А разве принимают благородного человека с такой безалаберностью?
С; этими словами она велела старухе проводить гостя в комнаты. Быстро принесла вина и всяких напитков. Все, что было подано, отличалось изысканностью и чистотой. Вслед за тем на кровать положили парчовые тюфяки. Чжан был тронут этим вниманием и спросил потихоньку, как фамилия этой семьи.
- Наша фамилия, - сказала старуха, - Ши. Досточтимые родители этой барышни распрощались с миром, оставив трех дочерей. Та, что вы видели, -старшая, Шуньхуа.
По уходе старухи Чжан нашел на столе "Канон Наньхуасца с комментариями", взял к себе на подушку, лег на кровать и начал перелистывать. Вдруг в комнату вошла, распахнув двери, Шуньхуа. Чжан отложил книгу и стал искать шапку и туфли. Дева подошла к постели, коснулась его и сказала: - Не надо, не надо!
Затем подсела к нему на постель и вся зарделась, покраснела.
- Я знаю, -сказала - она, -что вы талантливый ученый, с одухотворенным и подвижным умом, и хочу поручить вам наш дом. Вот почему я и преступила боязнь, как говорится, "тыквы и сливы". Как вы скажете, - удастся мне не быть отринутой или же нет?
Чжан был в крайнем замешательстве и не знал, что ей на это сказать, и промолвил только:
- Не смею вас обманывать... Ваш покорный слуга у себя дома, собственно говоря, имеет жену.
- В этом проявляется ваша благородная искренность и честная открытость -сказала дева с улыбкой. - Впрочем, это ведь не помешает. Если только я вам не противна и ни ненавистна, то завтра придется попросить услуг свахи.
Сказав так, она уже хотела идти, но Чжан ухватил ее и не пускал.
Она осталась.
Еще не светало, как она поднялась. Достала серебра и подарила Чжану. - Возьми это, -сказала она, -для того, чтобы приходить сюда и на меня смотреть. Приходить тебе следует под вечер, попозже, а то я боюсь, что тебя увидят посторонние.
Чжан стал поступать так, как она сказала, уходил рано утром, а приходил по ночам, и в течение полугода сделал это своей привычкой.
Но вот раз он пришел слишком рано и, очутясь на месте, не нашел ни деревни, ни дома. Не в силах справиться с испугом и удивлением, он стал шагать взад и вперед, как вдруг слышит голос старухи:
- Что это вы так рано?
Миг -и все по - прежнему: дом и поселок, а сам он, как и следовало ожидать, уже находился в комнате. Удивление его возрастало.
Из внутренних комнат вышла Шуньхуа, засмеялась и спросила:
- Ты, кажется, меня в чем - то подозреваешь? Так я тебе скажу правду; я лиса - святая. У меня с тобой давно предопределена связь судьбы. Но если ты упорно будешь относиться ко мне как к чудищу, то, прошу тебя, сейчас же распростимся.
Чжан, влюбленный в ее прелести, на этом пока успокоился, но ночью стал ей говорить:
- Раз ты, милая, святой человек, то, значит, тысячи ли тебе -раз дунуть. Твой ничтожный студент вот уже три года как удален от дома, дума о жене и детях так и не выходит из сердца. Не можешь ли ты свести меня, хоть раз, домой?
Деве, по - видимому, это не понравилось.
- Я вижу, -сказала она, -что чувство лютни цинь и лютни сэ во мне глубже, чем в тебе. Ты, занятый одной, Думаешь о другой... Значит, все нежные объятия, обращенные ко мне, -ложь и вздор!
- Зачем, милая, у тебя вырвались эти слова? - оправдывался Чжан. -Знаешь ведь, что говорит пословица?

В один день стать женой и мужем -
На сотни дней любовь и долг!

Потом, когда я буду дома, то и о тебе буду думать точно так же, как сейчас думаю о той. Представь себе, что я из тех, что за новым забывают старое! Неужели это было бы тебе приятно?
Дева улыбнулась.
- У меня, знаешь, пристрастное сердце, -сказала она. -Что касается меня лично, то я бы хотела, чтобы ты меня не забывал. Что до других, -то хочу, чтобы ты их забыл. Впрочем, если хочешь на время вернуться домой, то какое тут может быть затруднение? Ведь твой дом, я уверена, всего - то в полуаршине отсюда.
С этими словами она взяла его за рукав и потащила за ворота. Он увидел, что вся дорога перед ним во мраке; в нерешительности он мялся на месте, не двигаясь вперед. Дева потащила его, он пошел. Прошло немного минут, как она сказала:
- Пришли. Ты теперь дома, а я на время удалюсь. Чжан остановился и стал внимательно осматриваться н распознавать. И в самом деле -перед ним ворота его дома! Он пролез через разрушавшуюся стену и вошел во двор. Видит -в комнате еще мерцает огонь свечи. Он подошел и двумя пальцами постучал в дверь.
- Кто там? -спросили из комнаты.
Чжан сказал в точности, кто и откуда. Внутри взяли свечку, открыли засов, -и впрямь это -Фан! Оба были сражены радостью, схватились за руки и вошли за занавес. Смотрит Чжан, а на кровати лежит мальчик. Чжана охватило глубокое волнение.
- Когда я ушел, -сказал он, -сын был мне еле - еле до колен. А теперь - смотри как вытянулся!
Муж и жена приникли друг к другу, и голова у них кружилась, словно все это было во сне. Чжан стал рассказывать про то, что с ним случилось. Затем он спросил про суд и дело и теперь лишь узнал, что из студентов, подавших жалобу, кто высох в тюрьме, кто сослан подальше. Он все больше и больше преклонялся перед дальновидностью своей жены.
Она всем телом припала к его груди и проговорила:
- У тебя есть прекрасная подруга... Мне думается, что тебе и не приходило больше на мысль, что в одиноком одеяле лежит человек, роняющий слезы?
- Если б я не думал о тебе, -сказал Чжан, -так зачем бы пришел? У меня с ней хотя и сказано, что любовь насмерть, все же в конце - то концов мы не одной породы. Мне, впрочем, трудно забыть ее нежное чувство и ее честность.
- А ты думаешь, я кто? -спросила Фан.
Чжан стал пристально вглядываться, - а это вовсе не Фан, а Шуньхуа! Потрогал рукой сына -оказывается, "бамбуковая барыня".
Сильно сконфуженный, он молчал.
- Твое сердце, государь мой, мне теперь понятно, и, по настоящему - то рассуждению, следовало бы после этого все наши отношения прекратить. К счастью, все - таки ты еще не забыл моей нежности и моего внимания, так что, в общем, этого достаточно, чтобы искупить вину.
Затем, по прошествии двух - трех дней она вдруг заявила ему:
- Знаешь, что я думаю: любить и жалеть человека моим глупым чувством ни смысла, ни вкуса в конце концов не имеет. Ты каждый день ропщешь, что я тебя не отсылаю домой. Но вот теперь я хочу побывать в столице. Нам по пути, - пойдем вместе.
С этими словами она взяла валявшуюся на постели "бамбуковую барыню", и оба они сели на нее верхом. Она велела ему закрыть оба глаза. Чжан почувствовал, что он несколько отделился от земли и что ветер так и свистит, так и гудит... Прошло некоторое время, и он вдруг снизился.
- Ну - с, -сказала дева, -теперь -прощай! Только что он кинулся уговориться с ней, как она удалилась и исчезла. Постояв некоторое время в горестном раздумье, он услыхал лай деревенских собак и в мутной дали увидел деревья и дома - совсем картина родных мест! Пошел по дороге и пришел домой. Перелез через стену, постучался в дверь -ни дать ни взять, как в тот раз! Фан в испуге вскочила и не хотела верить, и только когда муж и жена обменялись вопросами и он дал веские, правдивые свидетельства, она заправила огонь и вышла, рыдая и всхлипывая. Увидя мужа, она плакала уже до того, что не могла поднять головы.
Чжан все еще думал, что это мираж и проделки Шуньхуа. Кроме того, он опять увидел лежащего на постели сына -совершенно так же, как на днях вечером. Засмеялся и сказал;
- А бамбуковину - то ты снова туда вложила? Фан не понимала.
- Я ждала тебя, сударь, - сказала она, вся изменившись в лице, -как ждут урожая, и следы моего плача на подушке, я уверена, все еще существуют. И что же? Только что удалось свидеться, как у тебя не оказалось никаких чувств грусти и любви... Что за сердце!
.Чжан, видя теперь ясно, в чем дело, схватил ее за руки и принялся горько вздыхать, все подробно рассказывая. Спросил ее о судебном деле, - и на этот раз оказалось то же, что говорила Шуньхуа. Только что они оба всю эту историю прочувствовали, как услышали за дверью шарканье чьих - то туфель. Спросили -не отвечают.
Надо сказать, что в деревне появился какой - то молодой негодник, который давно уже заприметил, что Фан хороша собой.
Как раз в эту ночь он шел к себе из другой деревни и издали заметил, что какой - то человек пробрался к пей через стену. Он решил, что это не кто иной, как любовник, идущий к ней на развратное свидание, и, хвостом за ним, вошел в дом. Этот человек не очень хорошо знал Чжана в лицо и только, притаившись, подслушивал. Когда Фан окликнула несколько раз и настойчиво, он спросил:
. - А в спальне что за человек?
Фан скрыла, сказав, что нет никого.
- Я тут давно уже подслушиваю, -сказал человек, - позвольте - ка, я задержу развратника!
Фан ничего не оставалось сделать, как сказать все начистоту.
- Чжан Хунцзянево уголовное дело еще не кончено, -сказал человек, -так что если он вернулся домой, то я также и его должен связать и отправить к начальству.
Фан стала усердно умолять, а негодяй приставал к ней все гнуснее и грубее. Чжан загорелся гневом, сдержаться и остановиться уже не мог, схватил нож и, побежав прямо на злодея, вонзил ему нож разом в середину черепа. Тот повалился наземь и стал кричать. Чжан нанес ему еще несколько ударов -и наконец тот умер.
Фан сказала:
- Ну, раз дело обернулось так, то преступление твое еще осложнилось. Беги - ка поскорее, а я, с твоего позволения, я возьму вину на себя.
- Настоящий мужчина, -сказал па это Чжан, -раз умрет, так умрет. Как он может срамить жену, связывать сына и все это только для того, чтобы искать спасения своей жизни? Ты, милая, вот что: не обращай внимания и не заботься ни о чем. Дай только этому нашему сыну не прекращать, как говорится, "аромата книги". Тогда глаза мои закроются мирно.
Когда небо начало светлеть, он пошел в уездное управление и выдал себя головой. Чжао, ввиду того, что он уже попал в дело, восходящее на утверждение императора, наказал его пока лишь несильно. Но вскоре его из уезда повели в столицу, заковав в колодку, лишив свободы и причиняя сильные мучения.
По дороге ему встретилась какая - то женщина, проезжавшая верхом на лошади, которую под уздцы вела старая служанка. Оказалось, что это Шуньхуа. Чжан окликнул старуху и хотел заговорить, но вместе со звуками речи у него стали падать слезы. Женщина потянула узду, повернула, открыла рукой вуаль и удивленно вскрикнула:
- Это ты, братец! Как ты до этого дошел? Чжан сообщил ей в общих чертах, что случилось.
- Собственно говоря, -сказала она, -за твое поведение надо бы мне от тебя отвернуться. Но все - таки я такого дела не допущу, Мое холодное жилье отсюда недалеко. Я сейчас же приглашу сторожей к нам, вместе с тобой. Можно будет, между прочим, помочь тебе и им деньгами на путевые издержки.
Прошли за нею около трех ли и увидели горную деревушку, в которой, однако, были настоящие хоромы, высокие, строгой формы. Женщина слезла с лошади, вошла в дом, велев служанке открыть комнаты и пригласить гостей. Тут же появилось вино и разные кушанья, настолько роскошные и прекрасные, что показалось, будто все это было приготовлено заранее. Вслед за этим Шуньхуа велела служанке выйти вон и сказала:
- У нас в доме сейчас нет мужчин. Пусть господин Чжан сам получше угостит вас, служивые, и даст вам чарок побольше. В предстоящем вам пути много мест, где можно подкрепиться, и я, видите ли, уже послала человека, дав ему в распоряжение несколько десятков серебряных дан, чтобы он потратил их на господина Чжана, да и вам поднос. Но, как видите, его еще нет.
Оба сторожа в душе ликовали и стали нить вовсю, не упоминая более о том, что надо идти. День уже склонялся к вечеру. Сторожа были совершенно пьяны. Шуньхуа вышла, указала пальцем на колодки, и те сейчас же упали. Она взяла Чжана за руку, потащила вместе с собой на одного коня, и они помчались, словно летя по воздуху.
Вскоре она заторопила его слезать.
- Ты остановись здесь, -сказала она. -У меня с младшей сестрой назначено в Синем Море свиданье. И так уж я ради тебя замешкалась и заставила бедную так долго ждать.
Чжан спросил, когда им встретиться снова. Она не отвечала. Спросил второй раз. Она столкнула его с коня и удалилась. Когда рассвело, он спросил, что это за местность. Оказалось, Тайюань. Чжан вошел в город, снял помещение и стал обучать юношей, приняв имя Гун Цзыцяня.
Прожив здесь десять лет, он из расспросов узнал, что погоня за беглецом стала слабеть, и снова побрел потихоньку на восток. Подошел уже близко к воротам деревни, но не решился войти сразу же, а подождал глубокой ночи и тогда только вошел. Когда он очутился у своих ворот, то оказалось, что стена высока и крепка, перелезть уже было невозможно. Только и мог постучать в ворота плеткой. Прошло много времени, прежде чем жена вышла и спросила, кто там. Чжан заговорил с ней тихим голосом. Обрадовавшись ему выше меры, она впустила его, но сделала вид, что кричит на него сердито.
- Раз в столице, ты говоришь, у тебя было денег мало, то ты должен бы, кажется, явиться раньше. Как это случилось, что тебя отпустили домой лишь к полуночи?
Войдя в комнату, каждый из них рассказал о своих делах. Тут только Чжан узнал, что оба сторожа бежали и до сих пор еще не вернулись. Пока они говорили, к ним все время из - за занавески появлялась какая - то молодая женщина.
- Кто это? - спросил Чжан,
- Жена сына.
- Где же сын?
- Уехал в столицу на "большие состязания" и все еще не возвращается. Чжан заплакал.
- Сколько уж летя блуждаю вдали от дома! Мальчик мой стал взрослым мужчиной. Не думал, что он сможет продолжать аромат нашей родовой культуры... Но ведь на это ушла вся кровь твоего сердца!
Не окончил он своих слов, как жена сына уже успела согреть вино и сварить ужин, накрыла на стол, заполнив его совершенно. Чжан был рад и утешен выше всяких ожиданий.
Несколько дней продолжал он скрываться на постели в спальной, боясь, как бы не узнали люди. Однажды ночью, только что он лег спать, как вдруг услыхал человеческие голоса, волнующиеся и кричащие. В ворота стучали чрезвычайно сердито. Оба супруга сильно испугались и поднялись. Раздался чей - то голос:
- Есть у них задние ворота или нет?
Жена Чжана перепугалась еще сильнее, быстро схватила дверь, поставила ее вместо лестницы и проводила Чжана через стену. Когда он убежал, она наконец явилась к воротам и спросила, в чем дело. Оказалось, что пришли известить о "новом знатном человеке". Она сильно обрадовалась и тут же глубоко пожалела, что Чжан убежал и что догнать его и вернуть уже нет возможности.
В эту ночь Чжан несся по траве, пробирался через заросли, спешил изо всех сил и дороги не выбирал. Только на рассвете, выбившись решительно из сил и изнемогая, он подумал, что хотел, собственно, идти на запад. Спросил у прохожих. Оказывается, он недалеко от большой дороги, ведущей в столицу.
Он зашел в какое - то село, думая здесь заложить свою одежду и поесть. Перед ним высились чьи - то ворота, на стене у которых была наклеена полоска. Чжан подошел, посмотрел и узнал, что это семья Сюй и что в ней есть человек, только что выдержавший экзамен на сяоляня.
Вскоре из дома вышел старик. Чжан обратился к нему с поклоном и рассказал о своем положении. Старик, видя, что его наружность и манеры в высшей степени изысканны, понял, что он не из вымогателей пищи, пригласил его войти и стал угощать. Затем он спросил его, куда он направляется. Чжан сказал, будто у него поставлен свой шатер в столице, но на пути домой он будто наткнулся на разбойников. Старик оставил его у себя учить младшего сына. Чжан расспросил его в общих чертах, где старик служит и кто у него родня. Оказалось, что это столичный крупный чиновник в отставке, а кандидат, только что выдержавший экзамен, его, так сказать, второй сын.
Через месяц кандидат пришел домой вместе с одним товарищем по экзамену, сказав, что это Чжан из Юнпина, юноша лет восемнадцати -девятнадцати. Чжан, видя, что и место его рождения, и фамилия очень подходят, втайне решил, что это и есть его сын. Однако у них в городе людей с такой фамилией было очень много, и оп пока молчал.
К вечеру юноша развязал свои вещи и достал список выдержавших с ним кандидатов. Чжан быстро взял у него бумагу, пробежал: действительно, это был его сын! Незаметно для него самого из глаз его покатились слезы. Все окружающие, в крайнем изумлении, кинулись к нему с вопросами.
- Чжан Хунцзянь, -сказал он, указывая на свое имя, -это я самый и есть!
И рассказал все, что было. Кандидат Чжан обнял отца и зарыдал. Дядя и племянник Сюй бросились их утешать, уговаривать, и наконец они перестали горевать предавшись радости.
Сюй сейчас же послал всем влиятельным сановникам золото и шелка вместе с письмами, и отец с сыном вернулись вместе домой.
С того времени, как Фан узнала весть о сыне, она целыми днями горевала, думая: жив Чжан или погиб. Теперь же она услыхала, что кандидат Сюй уже дома, и стала тужить еще сильнее от ран своего чувства. Вскоре однако ж, к ней уже входили отец с сыном и поразили ее, словно свалившись с неба. Бросилась спрашивать, узнала, как все это приключилось, и оба супруга во время рассказа предавались то горю, то радости.
Отец человека, следившего в свое время за Фан, - узнав, что ее сын стал знатным кандидатом, не посмел уже лелеять в, своем сердце месть и погибель, а Чжан стал обращаться с ним с особой добротой. Рассказал ему все случившееся за эти годы, от начала до конца. Тот весь проникся стыдом за себя.
С этих пор - они стали друзьями.

Случай с Пэн Эрцзином

Хань Гунфу из Юйчэна рассказывал мне сам, как он однажды ехал по дороге с земляком Пэн Эрцзином. Вдруг oн оборачивается - а спутника нет. Следом за ним идет лишь свободный от седока мул. При этом до него доносятся крики, очень резкие и торопливые. Вслушался - кричат в одеяльном узле. Подошел посмотреть: узел так и обвис от тяжести! И хотя масса валилась на один бок, тем не менее как - то все не могла упасть. Хань хотел вынуть ее из мешка, но оказалось, что отверстие его зашито слишком крепко. Взял нож, распорол -и увидел Пэна свернувшимся в мешке, как пес. Пэн вылез. Хань спросил, как он туда попал. Тот, в полной растерянности, сам ничего не понимал.
Но дело - то в том, что в его доме была лиса, державшая семью в злом наваждении. И штук, вроде этой, проделывалось очень много.

Божество спиритов

Ми Буюнь из Чжанцю был мастер на спиритические гаданья и на каждом собрании избранных друзей вызывал духа, которого приглашал или продолжать начатое стихотворение, или вторить ему.
Однажды кто - то из друзей, видя, что на небе появились легкие тучки, составил фразу и просил духа подобрать ей параллельную. Фраза гласила:
"Баранье сало -в белой яшме небо".
Спирит - дух писал:
"Спросите к югу от города Старого Дуна!"
Публика пожала плечами, решив, что дух, не умея вторить параллельным рядом, говорит вздор.
Впоследствии Ми зачем - то очутился однажды к югу от города. В одном месте земля была красна, как киноварь. Это его поразило. Тут же рядом какой - то старик пас свиней. Ми спросил его, что это такое.
- А это, видите ли, - отвечал старик, - у нас промеж себя называется так: "Свиная кровь -в красной грязи земля".
И вдруг Ми вспомнил слова спиритического гаданья. Вспомнил и был поражен.
Спросил у старика его фамилию.
- А я, знаете, Старый Дун!
Подобрать параллельную строку - нет ничего удивительного... А вот заранее знать, что, будучи к югу от города, встретишь там Старого Дуна - это уже что-то божеское, что-то сверхъестественное!



Комментарии переводчика

...подобрать ей параллельную. - Вторая, параллельная фраза составляется из слов, имеющих антитетическое значение и, кроме того, грамматически (синтаксически) стоящих строго на тех же местах. В старинном слоге китайской литературы этот параллелизм соблюдался как нечто особенно украшающее речь. И много веков протекло в упражнениях, ведущих к овладению этим своеобразным искусством, но мучавших детей, которые впервые учились владеть кистью (то есть писать). Именно с составления вторных фраз начинались китайские уроки литературы, что легко видеть, рассматривая учебные хрестоматии старого типа. Вкус к этим хитрым словопостроениям усиленно развивался во всех будущих кандидатах и оставался у них на всю жизнь. Быстрые экспромты, безупречные в этом отношении, возбуждали общее восхищение, и от духа (в данном рассказе), естественно, требовали некоего сверхобычного мастерства.

Храбрый студент из Чжедуна

Студент из Чжэдуна, некий Фан, временно проживал в Шэньси, был беден и вернуться к себе не мог. Занимался преподаванием грамоты.
Как - то раз он похвастался своей храбростью и силой. И BQT однажды ночью, когда он лежал совершенно голый, вдруг откуда - то из пространства на него падает что - то, мохнатое, стукнувшее о грудь так, что хрустнуло. На ощупь упавшее было величиной с собаку... Упало и засопело: сю - сю... А четыре лапы так и двигаются и перебирают...
Фан сильно перепугался. Хотел встать, но тварь охватила его двумя лапами и повалила на спину. В страшнейшем ужасе Фан умер. Часа, однако, через два вдруг он чувствует, как кто - то тычет ему в нос чем - то острым. Громко чихнув, он ожил. Видит - в комнате светит огонь, а на кровати сидит красавица и смеется.
- Хорош мужчина! -сказала она. -Вот, значит, какова твоя храбрость!
Студент понял, что это лиса, и пугался все более и более, но дева стала понемногу с ним заигрывать, и, наконец, студента охватила храбрость: он начал тут же с ней любовничать и услаждаться. Так прошло у них с полгода: жили, словно лютня цинь с лютней сэ
Однажды лежали они на постели. Студент, незаметно Для девы, опутал ее охотничьей сетью. Она проснулась, но не смела шевельнуться и только умоляла. Но студент знай себе смеется и не думает делать, что просят вдруг она превратилась в белый пар, который так и подвился с постели.
- С тобой, однако, знаться неприятно, -сказала она недовольным тоном, -можешь проводить меня, я уйду!
Взяла его за руку и потащила. Студент шел, как - то сам того не ощущая. Вышли за ворота, взвились с девой в пространство и полетели.
Прошло едва - едва время, чтобы поесть, как дева выпустила его руку, и студент в обмороке упал вниз. В это время у одного местного магната в саду была яма, где сидел тигр, причем вокруг был забор из кольев, а отверстие закрыто узловыми сетями.
Студент упал на эту сеть, и от его падения она вогнулась, живот его в ней застрял, а половина тела повисла, вниз головой, в пространстве.
Взглянул вниз. Видит: тигр сидит на задних лапах в яме, поднял морду вверх и, увидев лежащего человека, давай подскакивать и прыгать, близко - близко, не будет и полуфута. Храбрость и вся душа -разом вдребезги.
Сторож пришел кормить тигра, увидел эту картину и ахнул.
Поднял студента, глядь, а он умер, и только через некоторое время начал понемногу оживать. Он рассказал, как сюда попал, все полностью. Местность оказалась пограничной с его Чжэ, и до его дома было всего лишь четыреста с чем - то ли.
Сторож доложил господину. Тот подарил студенту деньги и отправил его домой.
- Хоть и случилось мне дважды умереть, - говаривал он потом, - а все - таки, не будь лисы, домой я вернуться бы не мог.



Комментарии переводчика

...из Чжэдуна... - То есть из восточной части провинции Чжэцзян, в юго - восточном Китае.

Дун погиб

Студент Дун, по прозванию Сясы, жил в цинчжоуском предместье. С наступлением вечера, в десятой луне, он постлал себе одеяло на постели и принялся раздувать угли. Только что он собрался накрыть свечу, как пришел друг и позвал его пить. Дун закрыл дверь и ушел.
Когда он пришел к другу, там оказался один лекарь, хорошо умевший прощупывать так называемый Пульс Величайшего Элемента.
Прощупав пульс у всех гостей, он наконец сказал студентам Ван Цзюсы и Дуну:
- Я, знаете, осматривал людей много, но такого странного пульса, как у вас, господа, у меня в руках никогда нe было. Пульс знатности, а показание его -показание ничтожества. Пульс долгой жизни, а свидетельствует о ее сокращении... Определить все это не моим скромным знаниям... Однако я должен сказать правду, что у господина Дуна это заметно в высшей степени ясно.
Присутствующие выразили крайнее недоумение и стали задавать лекарю вопрос за вопросом.
- Коль скоро я дошел до такого явления, - отвечал лекарь, -то в своем искусстве я уже иссяк. Решать наобум не смею... Хотелось бы, чтобы эти господа смотрели за собой и были оба осторожны.
Оба студента, услышав такие слова, сначала были сильно испуганы. Затем сочли их неопределенными, странными и оставили без внимания.
Среди ночи Дун пришел домой. Увидел, что дверь в кабинет еле прикрыта. Это ему показалось очень подозрительным, но, в пьяном полусознании, силясь вспомнить, он решил, что, наверное, уходя, заторопился и забыл запереть дверь на замок.
Войдя в комнату, он не стал зажигать огонь, а прежде всего полез рукой под одеяло, чтобы пощупать, тепло там или нет. Только что он всунул руку, как там оказалось мягко и нежно: лежал человек! В крайнем удивлении он отнял руку, быстро зажег огонь, - самая настоящая красавица, с изящным лицом, молоденькая, ничем не хуже неземной, святой феи!
В неистовом восторге Дун, шутя, стал щупать у ней в нижних частях: а пушистый хвост так и длиннел... Дун страшно перепугался и хотел бежать, но дева уже проснулась, высунула руку, схватила студента за локоть и спросила:
- Вы куда?
Дун еще более перетрусил, задрожал, затрепетал и принялся жалобно умолять:
- Святая дева, сжальтесь, прошу вас, будьте великодушны!
- Позвольте, - засмеялась дева, - что это такое вы здесь увидели, чтобы считать меня святой?
- Не головы боюсь, -лепетал Дун, - ...хвоста!
- Где тут хвост? - продолжала она смеяться. - Да вы ошиблись!
Взяла руку Дуна, насильно дала ему еще раз пощупать... А мясо на ляжках было словно помада, и под спиной - гладенькая, гладенькая косточка.
- Ну - с, каково?.. В пьяном помутнении, ошалев, не знаете, кого и что видите, да и врете еще на людей такими словами!
Дун и без того, конечно, был в восторге от ее красоты. Теперь же все более и более терял голову и, наоборот, сам себя винил за только что происшедшую ошибку. Тем не менее он выразил недоумение по поводу того, как она сюда пришла и зачем.
- А не помните ли вы, сударь, - сказала она ему на это, - желтоволосой девушки у ваших соседей? Посчитать хотя бы на пальцах, мы уже переехали от вас десять лет тому назад. В то время мне еще не заплетали прически, да и у вас еще висела челочка!
- Как, - воскликнул студент, полувспоминая, - вы и есть Асо Чжоуская?
- Она самая!
- Вот ты сейчас это говоришь, и я как будто что - то вспоминаю. Десять лет не виделись, и вдруг ты такая стала чудная, прекрасная!.. Однако ж, как это так ты ни с того, ни с сего сюда пришла?
- Я, видишь ли, вышла замуж за глупца. Года через четыре его родители один за другим померли, да и я сама стала Вэньцзюнь. И вот, значит, оставили они меня совершенно одинокой, без всякой опоры и поддержки. Я вспомнила тогда, что если кто и знал меня ребенком, так это только ты. И сделала над собой усилие, чтобы к тебе прийти. Когда я вошла, был уже вечер, и к тебе только что кто - то пришел, чтобы звать тебя пить вино. Я притаилась, спряталась и стала ждать твоего возвращения. Ждала - ждала - прошло очень долгое время. Ноги мои оледенели, кожа была вся в крупе. Я и решила воспользоваться одеялом, чтобы согреться. Пожалуйста, не относись ко мне с недоверием!
Дун был очень счастлив, снял одежду, лег с ней спать. Она пришлась ему по вкусу в высшей степени.
Через месяц зтак с небольшим он начал заметно истощаться и худеть. Домашние дивились и спрашивали, почему это. Он отвечал, что сам не знает, что это такое. Прошло еще некоторое время, и лицо с глазами стало вырисовываться все резче и резче, словно суки дерева. Дун теперь сам испугался и пошел опять к тому же искусному гадателю по пульсу. Тот прощупал.
- Этот пульс, знаете, - сказал он, - пульс нечистого наваждения. Те, помните, смертельные признаки, которые я вам тогда определил, подтвердились. С этой болезнью ничего не поделать.
Дун заплакал навзрыд и не уходил. Врач не знал, как с ним кончить, сделал ему уколы иглой в руку и прижег ему пуп. Затем подарил ему лекарство, сказав при этом наставительно:
- Если вы с кем - нибудь сходитесь, то всеми силами постарайтесь порвать.
Дун тоже понял, что ему грозит опасность. Вернувшись домой, он застал деву, которая смеялась и требовала. Он отстранил ее и сказал:
- Не смей больше со мной сплетаться. Я иду к смерти.
С этими словами он ушел, не оглянувшись. Дева сначала сильно смутилась, но потом ее взял гнев.
- Ты что ж, - сказала она, - все еще жить хочешь?
С наступлением ночи Дун принял лекарство и лег спать один. Только что он смежил веки, как ему приснилось, что он с девой вступил в сношение. Проснулся, - оказывается, уже... потерял... Страх охватил его еще пуще прежнего. Он перешел спать во внутренние комнаты, где жена и дети, при огне, его караулили. Сон снился все тот же, - глядь, а девы нет.
Через несколько дней Дуна стало рвать кровью. Вытекло больше доу. Дун умер.
Baн Цзюсы увидел в своем кабинете какую - то деву. Она ему понравилась своей красотой, и он ее, что называется, усвоил.
Расспросил ее, откуда она явилась.
- Я -соседка Дуна, -отвечала она. -Он, видите ли, давно уже был со мной в хороших отношениях, но вот, неожиданно для меня, попал под лисье наважденье и умер. Надо, знаете ли, бояться этих тварей и их чар. Умный человек должен быть очень осторожен и должен им сопротивляться.
Ван еще нежнее привязался к ней. Стал поджидать ее теперь с трепетом радости.
Через несколько дней он почувствовал в сердце какое - то блуждающее обмирание, у него развивалась уже сухотка,
Вдруг ему во сне явился Дун и сказал:
- Знаешь, кто с тобой милуется? Лиса! Меня она убила и еще хочет убить моего приятеля! Я принес уже жалобу в Управление Темного Царства, чтобы таким образом дать выход этому моему никому не известному гневу. В ночь седьмого числа ты за своей комнатой должен зажечь пахучие свечи... Не забудь смотри!
Ван проснулся и подивился сну.
- Я очень болен, - сказал он деве. - Боюсь, как бы мне не свалиться, что называется, в яму или канаву. Мне, видишь ли, советуют обходиться без общей спальни...
- Если судьбой суждена тебе долговечность, - отвечала дева, -то спи в женской спальне, и все равно будешь жив. Если же не быть тебе долговечным, то можешь с женщиной и не спать -все равно умрешь!
Уселась -и давай с ним шутить и смеяться. Ван не мог сдержать влечение и опять учинил беспутство. Учинив, он, правда, тут же раскаялся, но порвать с ней не мог. С наступлением вечера он воткнул над дверью пахучие палочки. Дева явилась, вытащила и бросила их.
Ночью Ван опять увидел во сне Дуна, который явился ему и стал бранить за то, что он поступил наперекор его словам. Тогда на следующую ночь Ван тайком распорядился, чтобы домашние, выждав, когда он ляжет спать, незаметно зажгли свечи.
Дева, лежа на постели, вдруг в испуге вскочила.
- Опять поставили свечи? - крикнула она.
- Не знаю, - сказал Ван.
Она быстро встала, нашла свечи, опять сломала и загасила их.
- Кто научил тебя это делать? -спросила она, войдя снова в комнату.
- Видишь ли, жена верит знахарям и, удрученная моей болезнью, по их совету совершает обряд заклятия и отогнания нечистой силы.
Дева стала ходить из угла в угол. Вид у нее был недовольный. Домашние же Вана, подсмотрев исподтишка, что свечи погасли, зажгли их снова.
Дева наконец сказала со вздохом:
- Благодать твоего счастья, знаешь ли, очень богата. Я нечаянно погубила Сясы и затем прибежала к тебе. Действительно, сознаю, это - мой грех, и я пойду вместе с ним, Сясы, судиться к Властителю Темного Царства. Если ты не забудешь нашей прежней любви, не давай разрушать, как говорится, мешок моей шкуры!
Нехотя и не торопясь слезла с кровати, упала на землю и умерла. Ban зажег свет -лисица. Боясь все - таки, как бы она не ожила, он сейчас же кликнул домашних, и они сняли с нее шкуру, повесив ее на воздух.
Ван, хворая все сильнее и сильнее, увидел лису, которая явилась к нему опять.
- Я давала показание на суде. Суд решил, что Дун был возбужден похотью, и смерть была должной карой ему за грех. Однако меня обвинили, сказав, что я не должна вводить людей в беду. Отняли у меня мою золотую пилюлю и выгнали вон. Мне снова ведено вернуться в жизнь. Где мешок моей шкуры?
- Видишь ли, - сказал Ван, - домашние мои не знали, в чем дело, и уже сдали ее в отделку, Лису взяло уныние.
- Я убила уже многих людей, так что умирать мне теперь -срок поздний... Ну и жестокий же ты человек!
Злясь, негодуя, ушла.
Ван расхворался чуть - чуть не до катастрофы. Поправился только через полгода.



Комментарии переводчика

Пульс Величайшего Элемента - искусство определения человека но пульсу как со стороны физического, так будто бы и всякого другого его состояния известно в Китае с глубокой древности. Уже в111 веке был написан целый "Трактат о пульсе". С течением времени литература этого предмета развилась до солидных размеров. "Пульс Величайшего Элемента" (Тай су мо) есть, по одним источникам, пульс, связанный с материальным началом всего человеческого организма, предшествующим "Величайшему началу" всякого иного порядка. По другим - Тай су ("Величайший Элемент") есть просто собственное имя врача Чжай Тайсу. Как бы то ни было, этот пульс якобы говорит сведущей руке о счастье, несчастье, смерти и т. д. исследуемого человека.

...сама стала Вэньцзюнь. - То есть вдовой. Вэцьцзюнь - имя вдовы, влюбившейся в знаменитого впоследствии поэта Сыма Сянжу и испытавшей с ним много разных приключений.

...уколы иглой в руку... - Сильно распространенный в Китае способ лечения, заключающийся в прокалывании больного места (иногда сквозь все тело) раскаленными иглами разных величии, Это, кажется, единственная хирургическая операция, которую признают старые китайцы. По этому предмету существует как древняя, так и новая весьма обширная литература.

Доу - сосуд, куда входит около килограмма с четвертью жидкости (жидкость в Китае продается на вес, как и у нас).

Темного Царства - то есть царства подземного, где, по религиозным воззрениям китайцев, судят души умерших. Пахучие свечи - курительные.

...свалиться... в яму или канаву. - Образное выражение понятия о бесславной смерти от голода и эпидемии.

Золотая пилюля - легендарное алхимическое средство к продлению жизни до бесконечности, до неземного бытия, к которому стремится лиса.

Продавец холста

Некий человек из Чанцина, торговавший холстом, остановился на некоторое время в Тайани. Там он прослышал, что некий искусник очень силен в звездочетной науке. Торговец зашел к нему, чтобы узнать, будет ему удача или нет. Гадатель разложил знаки, сказал:
- Ужасно скверная у тебя судьба! Уезжай скорее домой!
Торговец сильно перепугался, собрал все деньги в мешок и двинулся на север.
По дороге он повстречал какого - то человека в короткой одежде, напоминавшего своим видом служителя казенных учреждений. Разговорился с ним. Друг другу они понравились, сошлись, и, часто покупая себе еду и напитки, торговец звал спутника есть с ним вместе. Тот был очень тронут и выражал свои чувства.
- А что у тебя, собственно, за дело? - спросил торговец.
- Да вот, - отвечал служитель, - я иду сейчас в Чанцин. Там велено кое - кого забрать.
- А кого же это? - спросил тот,
Тогда одетый в короткое платье человек вытащил приказ и показал ему, предоставив ему самому разбираться. На первом месте стояло как раз его имя. Он перепугался.
- За что же меня тянут? - спросил торговец.
- Да я, видишь ли, - отвечал ему человек в короткой одежде, - не живой, а служитель четвертого шаньдунского округа из Сунли. Думаю, что твоей жизни, брат, пришел конец.
У торговца показались слезы. Он просил спасти его.
- Не могу, брат, - отвечал мертвый дух. - Разве вот что: в приказе стоит много имен. Пока будут их тащить да собирать, потребуется время. А ты иди - ка скорей домой да распорядись, что нужно делать после твоей смерти. Все это ты сделаешь, а я к этому времени за тобой и приду... Этим вот разве и отблагодарю тебя за хорошее отношение.
Вскоре они пришли к Реке. Мост разорвался, и подошедшие путники не знали, как быть с переправой.
- Вот что, - сказал дух, - ты все равно идешь умирать. Ни одного ведь медяка с собой не унесешь. Предлагаю тебе сейчас же построить мост, чтобы принести пользу прохожим. Правда, это будет тебе очень накладно и хлопотно, но зато не сказано, что в будущем это ничего не дало тебе хорошего.
Торговец согласился, Пришел домой, велел жене и детям сделать все, что нужно для его тела, и, срочно набрав рабочих, построил мост. Прошло уже порядочно времени, а дух так и не появлялся. Торговец не знал, что и думать, как вдруг однажды он пришел и сказал:
- Я, знаешь, брат, уже докладывал богу города о том, что ты построил мост, а бог, в свою очередь, донес об этом в Мрачное Управление. Там сказали, что за это дело тебе можно продлить жизнь, так что в моем приказе твое имя уже вычеркнуто. Честь имею об этом тебе сообщить!
Торговец был страшно доволен и бросился изливаться в выражениях сердечной признательности.
Впоследствии ему пришлось еще раз побывать у горы Тай. Не забыв о благодеянии своего духа, он накупил бумажных слитков и принес их в благодарственную жертву, вызывая духа по имени. Только что он вышел из города, как увидел короткополого, который быстро к нему устремился.
- Ай, брат, - сказал он, подойдя ближе, - ты меня чуть не погубил! Ведь как раз сейчас только управляющий пришел на службу и занимался делами... Хорошо еще, что он не слыхал... А то - что бы мне делать?..
Проводил торговца несколько шагов.
- Знаешь что, - продолжал он, - ты уже больше сюда не приходи! Если будут у меня дела, вызывающие меня на север, так я уж сам как - нибудь заверну по дороге к тебе и проведаю!
Простился и исчез!



Комментарии переводчика

...к Реке, - К Желтой Реке (Хуанхэ). Богу города - то есть Богу Стен и Рвов.

Мрачное Управление - высшая инстанция царя Яня в подземком судилище всех душ,

Верховный святой

В третьей луне года гуйхай я с Гао Цзивэнем отправился в Цзися. Мы остановились вместе, в одной гостинице. Вдруг Цзивэнь захворал. Как раз в это время Гао Чжэньмэй тоже очутился в этом городе, приехав туда с нашим почтенным Няньдуном. Я воспользовался его пребыванием здесь, чтобы поговорить насчет лекаря и лекарства. Оказалось, что он слышал от досточтимого нашего Аймэня, что в южном предместье этого города, у неких Лянов, жила святая лиса, владевшая искусством Чансана. Мы и отправились туда все вместе.
Лян оказалась девицей, лет уже за сорок, с виду этакой пугливой, высматривающей... В ней был как бы лисий дух,
Вошли мы к ней. Видим - во второй комнате висит красный полог; взглянули под него. Смотрим - на стене висит изображение Гуаньинь и затем две - три картины, изображающие всадников с копьями в руках, едущих группами, в оживленном беспорядке. У северной стены стоял стол. На нем маленькое кресло, высотой не больше фута, с приклеенным маленьким парчовым тюфячком. Сказано было, что когда святой появляется, то пребывает здесь.
Все мы зажгли курительные свечи, стали в ряд и сделали руками молитвенный жест. Женщина ударила в било: раз, и два, и три... На ее устах были какие - то тайные краткие слова. Окончив молитву, она пригласила гостей сесть на диван в передней комнате, а сама стала у дверного занавеса, поправила прическу, подперла рукой подбородок и начала беседовать с гостями, все время рассказывая о чудесах святого.
Наступил уже вечер, темнело. Публика стала бояться ночи: трудно будет идти домой, и просила женщину потрудиться: еще разок обратить к святому мольбу. Она сейчас же ударила в камень и повторила молитву. Потом повернулась, встала снова на прежнее место и сказала гостям:
- Верховный святой больше всего любит ночные беседы. В другое же время частенько бывает, что беседовать с ним не удается. Вот вчера ночью был здесь студент, ожидающий экзамена. Принес с собой закусок и вина и хотел пить с верховным святым. Верховный святой тоже достал отличного вина и угощал от себя. Писали стихи, смеялись, веселились... Когда разошлись, стражи уже кончались...
Не успела она договорить, как из комнаты донеслись какие - то тонкие - тонкие смешанные звуки, напоминающие полет и крики летучих мышей. Только что мы стали сосредоточенно прислушиваться, как вдруг нам показалось, словно на стол упал громадный камень с резким стуком. Женщина обернулась.
- Напугал чуть не до смерти! - сказала она. Тут же слышно стало, как на столе кто - то вздыхает, сопит, словно какой - нибудь крепкий старик. Женщина достала банановый веер и закрыла им креслице, с которого послышались громкие слова:
- Связь есть!
Затем властным тоном просили нас занять места. При этом как будто сложили руки в приветствие и сделали церемонный поклон. После этого спросили гостей, о чем они намерены поговорить и осведомиться. Гао Чжэньмэй, по мысли Няньдуна, спросил, не видели ли Пусу.
- Южное Море - дорога, мне отлично известная. Еще бы мне не видеть!
- Ну, а Яньло сменяется там или нет?
- Это там делается так же, как в подсолнечном мире.
- Как фамилия Яньло?
- Цао.
После всего этого мы попросили лекарства для нашего Цзивэня.
- Воротитесь домой, - отвечали нам, - ночью сделайте чаем возлияние. Я вот там, у Великого Мужа, достал лекарство, которое позвольте вам подарить... Существует ли такая болезнь, которая бы от него не прошла?
Затем каждый из присутствующих стал задавать вопросы, которые разрешались определенно. Мы откланялись и пошли по домам.
Прошла ночь. Цзивэню стало несколько лучше. Мы с Чжэньмэем уложились и поехали домой вперед.
Так и не удосужились явиться с визитом.



Комментарии переводчика

Года гyйxau - то есть в 1683 году, при жизни автора рассказов.

Цзися - местность в провинции Шаньдун, где жил автор.

Няньдун, Аймэнь - прозвания без упоминания фамилий, в виде почетного титулования.

...овладевшая искусством Чансана - то есть искусством легендарного врача Чансанцзюня, сообщившего свое искусство врачевания еще более знаменитому Бяньцяо. Бяньцяо служил первоначально у кого - то по хозяйству. Чансан, придя в гости к его хозяину, обратил внимание на особую в отношения гостя почтительность Бянцяо и, провидя, что это человек необыкновенный и заранее предназначенный к чудесным действиям, достал из - за пазухи некое снадобье и передал его юноше. Через тридцать дней после принятия этого лекарства Бячьцяо получил способность видеть насквозь человеческие внутренности и особенно пульсацию организма.

Связь есть! - То есть связь между мною и вами, здесь собравшимися, установлена.

Пуса - сокращенно вместо Бодисатва (в китайском написании - Путисадоа),

Южное Море. - Там, на острове Путошань, якобы пребывает "бодисатва Пуса Гуаныниинь". Бодисатва носит название: Великий Муж Южного Моря.

Яньло - судья мертвых в подземном царстве.

...явиться с визитом. - Имеется в виду - к лису.

Линьцзыский Шао неумолим

Дочь некоего почтенного человека из Линьцзы стала впоследствии женою Ли, студента Высшего Училища. Но еще до ее замужества какой - то гадатель, разбираясь в ее судьбе, определенно заявил, что ей придется потерпеть телесное наказание по приговору судьи.
Старичок рассердился было, но потом захохотал.
- Договорится же человек до такого вздора, - смеялся он. - Я уж и не говорю о том, что она происходит от старой, известной ученой семьи, так что никоим образом нe попадет на судный двор. Но неужели даже простой студент не сумеет заслонить собою женщину?
Но вот она вышла замуж - и оказалась необыкновенно сварливою, скандальною бабой. Она взяла себе в привычку тыкать в мужа пальцем и всякими словами его поносить. Ли, будучи не в силах выносить эти оскорбления, в сердцах взял и донес на нее в суд.
Уездный начальник, почтеннейший Шао, обратил на бумагу внимание, дал делу ход и вручил служителю приказ на немедленный привод женщины в суд.
Отец - старик, узнав об этом, сильно переполошился, захватил с собою сыновей и поднялся в присутственное место. Там они бросились слезно просить начальника о прекращении дела. Начальник их просьбы не удовлетворил. Ли также раскаялся в том, что сделал, и, в свою очередь, также пришел к начальнику с просьбой прекратить дело.
Почтенный Шао на него рассердился.
- Что ж это такое, - кричал он, - от вас, что ли, зависит то начинать, то прекращать дело в казенном учреждении?
И потребовал, чтобы дело обязательно разбиралось.
Притащили женщину. Начальник задал ей два - три вопроса.
- Действительно, скандальная баба! - сказал он сейчас же и дал ей в наказание тридцать палок.
Мясо с ягодиц так все и слезло.

А рассказчик добавит при этом вот что:

Уж не имел ли почтеннейший начальник уезда зуба против своей собственной половины? Что - то уж очень свирепо обрушил он на женщину свой гнев! И все - таки, знаете, если в городе сидит хороший, настоящий правитель, то в деревне не будет скандальных баб!
Эту историю я отметил, желая дополнить "Повествования о примерных чиновниках". Там этого нет!



Комментарии переводчика

"Повествования о примерных чиновниках" - глава в пятой части "Исторических записок" - истории Китая, составленной в I в. до н. э. Сыма Цянем.

Хэцзяньский студент

Некий хэцзяньский студент сложил на своем гумне пшеничную солому. Получилось нечто вроде холма. Его домашние стали брать каждый день солому на растопку и прорыли в куче дыру, в которой поселился лис, часто встречавшийся с хозяином. Это был почтенный старец.
Однажды он почтительно пригласил хозяина выпить с ним и, сложив церемонно руки, просил войти в отверстие. Студент затруднялся, но старик настаивал, и наконец студент влез. Когда же он влез, то там оказался целый павильон, который выглядел роскошною, красивою постройкой.
Сели, У чая и вина был чудный запах, чистый вкус. Однако солнечный свет попадал сюда скудно, и нельзя было различить, день ли теперь или вечер. Когда же после обеда студент вышел, то все, что он видел, исчезло.
Старик каждый день по ночам уходил, а рано утром возвращался. Проследить его никто не мог. Спрашивали - так он говорил, что его - де приятели звали выпивать.
Студент напросился идти с ним вместе. Старик сказал, что это невозможно. Студент настойчиво просил, и старик наконец обещал, схватил студента за руку, и они помчались так быстро, словно сели в ветер.
По прошествии времени, нужного приблизительно для варки проса, они прибыли на улицу какого - то города. Вошли в винный погреб. Видят: сидит довольно много посетителей, все вместе пьют и отчаянно орут. Старик повел студента наверх, откуда были видны пьющие внизу, а также все, что было у них на столах, подносах и тарелках, причем с такой ясностью, что хоть по пальцам считай.
Сам же старик сошел вниз и стал по собственному усмотрению хватать со столов вино и фрукты, забрал все это в охапку, пришел наверх и стал угощать студента. При этом люди за столом ни разу ничего не заметили.
Через некоторое время студент увидел какого - то человека, одетого в красное. Перед ним лежали золотистые апельсины. Студент велел старику достать их.
- Это - человек настоящий, - сказал лис. - К нему нельзя подойти.
Студент молчал и думал про себя:
"Лис со мной дружит, значит: я - нечистый. С этих пор я уже непременно буду честь честью чист".
Только что он над этим так задумался, как вдруг почувствовал, что тело его уже более себе не хозяин. В глазах замелькало, и он упал вниз.
Пировавшие страшно перепугались, принялись кричать на него, обзывая нечистой силой. Студент посмотрел вверх. Оказывается, что все это происходило не во втором этаже, а там, в балках. Рассказал все, как было. Публика, вникнув в дело и найдя, что он заслуживает доверия, подарила ему денег и отправила домой.
Он спросил, что это за место. Оказывается - Юйтай:
целых тысяча ли от его родного Хэцзяня!



Комментарии переводчика

...пьют и отчаянно орут. - Ужасные крики, доносившиеся до прохожих из китайских ресторанов, происходили, помимо прочих причин, от игры в выкидывание пальцев, в которой каждый из игроков, крайне возбужденный, выкрикивал изо всех сил угадываемое число. Игра эта состоит в том, что каждый показывает несколько пальцев и одновременно выкрикивает общую сумму пальцев, стараясь угадать, сколько пальцев покажет первый. Эта древнейшая игра была известна и римлянам.

Святой Хэ

Знатный юноша Ван Жуйтин из Чаншаня умел гадать на спиритических сеансах. Дух называл себя святым Хэ, учеником Первосолнечного. Кое - кто считал, что это аист, на котором летал Патриарх Люй.
Всякий раз как дух сходил, он сейчас же принимался рассуждать о литературных вещах и писал стихи. Будущий академик Ли Чжицзюнь служил духу, как своему учителю.
Дух ставил красные и желтые круги на экзаменационных сочинениях, и было отчетливо видно, что в его суждениях есть ясность и логика. Сам будущий академик если иногда и додумывался до чего - нибудь хорошего, то чаще всего благодаря помощи святого Хэ.
Вслед за ним и местные ученые литераторы также частенько прибегали к авторитету и содействию духа. Надо сказать, впрочем, что при разрешении трудных вопросов и сомнений дух держался исключительно рационального начала и не особенно - то говорил о том, кому какая предстоит дальнейшая судьба.
В год синьвэй Чжу Ши, бывший тогда "патриархом литературы", приехал на сессию экзаменов в Цзинань. Когда сессия кончилась, друзья собрались и молили духа высказаться определенно о предстоящих им степенях успеха и о порядке имен по списку. Святой Хэ требовал одно сочинение за другим и все их трактовал, что называется, "по месяцу - дню".
Среди присутствовавших был один человек, друживший с Ли Вянем из Лэлина. Этот Ли был определенно известен как преданный науке, глубоко мыслящий ученый: его чтили и уважали все. И вот этот человек достал сочинение Ли и просил духа, за отсутствием автора, о нем высказаться. Дух поставил резолюцию:
"Первой степени".
Через некоторое время дух приписал еще следующее:
"Я только что высказался о сочинении Ли. Я судил только по самому сочинению. Тем не менее судьба этого студента сильно омрачена. Ему придется, как говорят, отведать ся и чу. Как странно: у него литературные достоинства не совпадают с судьбой!.. Неужели же "патриарх литературы" не знает толку в литературе? Вот, что господа, вы здесь немного подождите: я схожу узнаю".
Прошло совсем немного времени, и дух писал:
"Я только что был в кабинете экзаменатора и видел, что у нашего "патриарха литературы" канцелярские дела нагромождены друг на друга. Но то, что его занимает, к литературе отношения не имеет: совершенно не над ней он думает! Нет - он сдал все по литературной части своим канцеляристам. Их у него человек шесть - семь - все эти самые "хлебные студенты" и льготные кандидаты. В предыдущем рождении за ними ровно ничего хорошего не значится, и большинство их - просто тени, бродившие в стране голодных духов и явившиеся в мир понищенствовать. Пробыв лет восемьсот в адском мраке и потеряв там зрение, они напоминают теперь людей, которые, просидев всю жизнь в пещере, вдруг вышли на свет. Таким людям и небо с землей покажутся необыкновенными. Еще бы - ведь по - настоящему им и видеть - то нечем! Правда, - продолжал писать дух, - среди них найдется один - другой, получившиеся из человека же, но они читают сочинения по частям: отдельно друг от друга... Сомнительно, чтобы им удавалось затем эти части и их оценки удачно сопоставлять".
Публика поинтересовалась узнать, нет ли способа как - нибудь повернуть дело к лучшему. Дух писал:
"Этот способ - самый действительный и всем известный. К чему спрашивать?"
Духа поняли. Сказали обо всем этом Ли. Тот, напуганный сообщенным, взял свое сочинение и обратился с ним к сыну академика Суня, Сунь Вэю, упомянув при этом и о предсказании духа. Академик, расхвалив сочинение, постарался рассеять все его опасения. Ли, считая академика литературным авторитетом всего Средиморья, окончательно укрепился в собственном сознании и перестал думать о спиритических речах.
Вслед за этим были опубликованы официальные списки выдержавших, и Ли оказался вопреки ожиданиям в четвертой группе. Академик был поражен до крайности. Взял сочинение Ли, просмотрел его еще раз, - нет, не к чему и придраться. Посмотрел - и написал следующий критический отзыв:
"Наше почтеннейшее лицо из Шимэня всегда было известно своим литературным талантом, и, конечно, до такой степени омрачения оно дойти не могло. Не иначе как это сделано каким - нибудь пьяным мужланом из его канцеляристов, который не умеет читать с толком, с расстановкой".
Теперь публика отнеслась к духу с еще большим почитанием. Помолились, поблагодарили, возжигая ему фимиам курительных свеч.
"Пусть студент Ли, - писал еще дух спиритов, - не таит в себе стыда из - за этой чисто временной несправедливости! Ему стоит лишь сделать побольше копий со своего экзаменационного сочинения и больше их показывать в свет... Тогда уже на будущий год он будет в первых".
Ли послушался этого наставления. Действительно, через некоторое время в кабинете инспектора о деле было уже достаточно известно. Было вывешено отдельное объявление, в котором по его адресу говорилось много утешительного.
А на следующий год он и впрямь был в первых именах.



Комментарии переводчика

...Первосолнечного. - Так религиозные почитатели называли Люй Дунбиня (VII в.), знаменитого подвижника и изгнателя духов, ставшего одним из наиболее популярных богов Китая.

...это - аист... - Игра слов, основанная на созвучии "хэ" - аист и "Хэ" - фамилия духа спиритов. Согласно религиозным воззрениям, на святом аисте подвижник даос летит в печные эмпиреи небесных радостей.

...ставил красные и желтые круги... - Давал одобрительный отзыв одними знаками и неодобрительный - другими, ставил отметки на удачных и неудачных местах сочинения.

В год синьвэй - в 1531 году.

"Патриархом литературы" - то есть областным экзаменатором.

...трактовал... "по месяцу - дню". - То есть как бы по календарю, ежемесячно и ежедневно менял (в ходе поступления сочинений) свои суждения, выносил свои приговоры (в виде порядковых номеров, по успехам).

...отведать ся и чу. - То есть отведать палок "ся" и розог "чу" (названия деревьев).

..."хлебные студенты" и льготные кандидаты. - Речь идет, конечно, о некультурных людях и карьеристах, покупавших себе звание студента за деньги, предполагавшиеся к поступлению в фонд "пожертвований" на нужды государства.

...получившиеся из человека же... - То есть не от скотов и бесов с того света, как остальные канцеляристы экзаменатора.

Этот способ... - То есть убрать экзаменатора Чжу Ши.

Всего Средиморья - то есть Китая как страны, лежащей, по воззрениям древних китайцев, среди морей.

Наше почтеннейшее лицо из Шимэня - то есть экзаменатор Чжу Ши, происходивший из Шимэня.

Студент - вор Цзи

Э из Наньяна страдал от лисьего наваждения. Кто - то все время крал и уносил золотые, серебряные и другие вещи. Когда лису бранили, наваждение усиливалось. У Э был племянник - студент Цзи, очень именитый, литературно начитанный, но отличавшийся развязностью. Он стал возжигать курительные свечи и молиться за родственника, чтобы лиса избавила его от своей напасти.
Однако все это не имело никакого воздействия. Затем он просил лису бросить его родственника: пусть, мол, она лучше перейдет в дом ко мне. Тоже без результата. Над студентом смеялись.
- Она, видите ли, умеет фантастически изменять свой вид, - говорил на это студент, - однако есть же в ней человеческое сердце! Я твердо решил перевести ее к себе и дать ей возможность войти, как говорится, в "праведный плод".
И вот каждые три - четыре дня он продолжал появляться у Э и молиться. Правда, все это нисколько не помогало, но, как только студент появлялся, лиса уже не беспокоила. Видя это, Э часто оставлял студента ночевать у себя дома, и тот по ночам обращался в пространство и просил лису явиться ему, приглашал ее все настойчивее и настойчивее.
Однажды только что он пришел к себе домой и сидел в кабинете один, как вдруг двери тихонько - тихонько, сами собой, приоткрылись. Студент вскочил, сделал благоговейное приветствие и сказал:
- Почтенный братец лис, кажется, пришел, не так ли?
Полное безмолвие: ни звука...
Другой раз ночью дверь сама открылась.
- Если это соблаговолил снизойти ко мне почтенный братец лис, - сказал студент, - то ведь я об этом как раз и молил, этого только и домогался! Что мешает вам сейчас же подарить меня сияньем своей светлости?
Опять безмолвие; но в это же время к утру пропали двести монет, лежавших на столе.
К вечеру студент прибавил еще несколько сот и среди ночи слышал, как в холщовом пологе так и звякнуло.
- Пришли, да? - спросил Цзи, - Я с полным почитанием приготовил несколько сот нынешних монет, чтобы отдать их полностью в ваше распоряжение. Хотя ваш покорный слуга и не отличается большими достатками, однако он не из гнусных скаредов. Так что, если вам более или менее нужны будут деньги на расходы, ничто не помешает вам просто - напросто сказать мне. Что за необходимость непременно красть?
Через некоторое время студент посмотрел на деньги - вынуто двести монет.
Он положил их на прежнее место, но в течение нескольких ночей они более не пропадали.
Как - то у Цзи была зажарена курица, которою он собирался потчевать гостей. Вдруг она пропала. Тогда он к вечеру прибавил еще вина, но лиса с этих пор прекратила свои посещения.
В доме Э наваждение свирепствовало по - прежнему. Цзи опять направился туда и стал молиться, говоря так:
- Я, ваш покорный слуга, кладу деньги, а вы не берете. Ставлю вино, а вы не пьете. Мой родственник - дряхлый старичок. Не надо так долго над ним свирепствовать. Вот я приготовлю кое - какие скромные вещи и ночью предоставлю вам самому брать, что хотите.
И вот он взял десять тысяч монет, большую чару вина, две курицы, мелко - мелко наструганные кусочками, и все это разложил на столе, а сам улегся тут же рядом. Всю ночь никаких звуков не было, а деньги и прочее оказались в прежнем положении. С этой поры лисьи причуды прекратились.
Однажды, вернувшись к себе вечером, студент открыл дверь кабинета и увидел, что на столе стоит чайник вина, тут же полное блюдо жареных цыплят и четыреста монет, провязанных красным шнуром, - как раз именно все то, что было до того в пропаже.
Он понял, что это дело рук лисы. Понюхал вино, - прелесть как пахнет! Стал наливать его, - оно было сине - зеленого цвета. Стал пить, - оно оказалось необыкновенно чистым, прекрасным.
Чайник кончился, студент был уже наполовину пьян и внезапно почувствовал, как в его сердце вдруг зародилась жадность. И сейчас же ему захотелось воровать. Он открыл дверь, вышел, подумал об одном богатом доме в их селе и направился туда.
Перемахнул через стену, которая была, правда, высока, но он - в один прыжок вверх и другой вниз - перелетел, словно на крыльях. Вошел в кабинет, украл соболью шубу и золотой дин и с этим ушел. Вернулся к себе, положил все это у дивана и, наконец, лег на подушку, уснул.
На рассвете он втащил вещи в спальню. Жена, в полном изумленье, спросила, откуда это. Цзи тихим шепотом сообщил ей, причем имел очень довольный вид. Сначала жене показалось, что он шутит, однако, поняв, что это серьезно, она сказала в испуге:
- Как? Ты, который всегда был таким твердым и честным, и вдруг это сделал?
Цзи совершенно хладнокровно сказал, что не считает это странным, и рассказал по этому по - воду, каковы к нему оказались чувства лисы.
Жена, в полном смятении, догадалась все - таки, что в вине был лисий яд. Вспомнила также, что ртутная киноварь имеет свойство отгонять нечистую силу. Побежала, разыскала, натолкла, всыпала в вино и дала мужу пить.
Через самое короткое время он вдруг обронил:
- Как это я стал вором?
Жена объяснила ему, в чем дело, и он, просветлев, совершенно растерялся. К тому же он услыхал, что об ограблении богатого дома кричали уже по всему селу. Целый день он не ел и не знал, где сесть. Жена дала ему совет воспользоваться ночью и бросить вещи через стену дома. Он послушался ее. В богатом доме снова нашли свои вещи, и дело прекратилось.
На экзаменах в этом году студент очутился "в венце войск" и, кроме того, был возвышен еще в дальнейшую степень. Ему причиталось получить награду, но когда наступил день ее выдачи, на балках канцелярии даотая появилась следующая наклейка:
"Цзи '(такой - то) - вор. Он украл в таком - то доме шубу и курительный треножник. За что же его отличают?"
Балка была очень высока, и наклеить на нее что - либо, стоя на ногах, вообще было невозможно. Начальник литераторов в недоумении спросил о ней Цзи. Тот, в сильном смятении и соображая, что об этом деле, кроме его жены, никто не знает, тем более здесь, в глубине казенного здания, спрашивал сам себя, как это могло сюда проникнуть, Потом догадался.
"Это, конечно, сделала лиса", - сказал он про себя. И все, что вспомнил, рассказал без утайки. "Начальник литераторов" наградил его как полагалось и еще добавил от себя.
Студент, думая об этом, лису ни в чем не винил. "То, что неоднократно повергало меня в беду, - думал он, - был стыд низкого человека за то, что только он один низок".

Повествователь добавляет:

Студент хотел вовлечь нечистую силу в праведную стезю - и вдруг сам попал в ее лапы!
Нет надобности приписывать лисе какую - то особенную злонамеренность: ведь студент как будто тянул ее к себе юмористически, ну и она его обработала тоже не без фарса! "
Однако если бы у нашего студента не было за собой доброй основы в его предшествовавшем рождении и если бы в его спальне не сидела умная подруга, то далеко ль он, в самом деле, был бы от полного сходства с древним Юань Шэ, которому, как известно, приписываются такие слова: "Жила себе дома вдова; негодяй ее опозорил - и вот она дальше пошла по дороге разврата".
Ух, страшно!



Комментарии переводчика

...войти... а "праведный плод". - На языке буддистов "праведным плодом" называется водворение души на светлый путь, являющийся, так сказать, зрелым плодом жизненного подвига. Обрести этот плод - значит изменить скверную предыдущую жизнь на новую, просветленную светом Будды. В данном случае говорится вообще о честной жизни.

Нынешних монет - ходких, всюду принимаемых, в отличие от устарелых, с которыми могли выйти затруднения, не говоря уже о бумажных имитациях, которые обычно в Китае приносились в дар божествам в виде жертвы благочестивого сердца.

Десять тысяч люнет - около десяти золотых рублей.

...чайник вина. - Китайцы пьют подогретое вино из чайников, мало чем отличающихся от предназначенных для чая.

...монет, провязанных красным шнуром... - Китайские дореформенные монеты были с квадратным отверстием, сквозь которое продевался шнур, и на него нанизывалось до тысячи монет; шнур носился обычно на поясе.

Дин - сосуд на трех ножках, большей частью предназначаемый служить курильницей.

"В венце войск." - то есть во главе лиц, сражающихся на конкурсных литературных экзаменах.

Начальник литераторов - образное выражение, обозначающее главного экзаменатора. "Патриархом литературы" и "начальником литераторов", собственно, является не кто иной, как сам Конфуций, "учитель тысяч веков", но в литературе это название дается также начальнику экзаменационной сессии.

С древним Юань Шэ - с одним из "странствующих храбрецов" древности. О нем повествует "Ханыну", история Хань.

Некий И, удачливый вор

К западу от города жил некий И, бывший сначала "господином со стропил". Жена, трепетавшая за его дела, неоднократно усовещивала его, советовала прекратить эти занятия. И вот И вдруг круто изменил свое поведение.
Прожили они так года два - три. Жили бедным - бедно. Ему стало невтерпеж, и он мысленно решил разок стать древним Фэнфу, а после этого - стоп! И вот, прикинувшись торговцем, он посетил одного хорошего гадателя и спросил его, какое направление ему выбрать, чтобы была удача.
Гадатель раскинул жребий и сказал:
- На юго - восток будет удача. Выгодно для подлого человека, невыгодно для человека честного.
Гадание совпадало с тем, что И таил в душе, и он был внутренне рад. Он двинулся к югу.
Дойдя до страны Су и Сун, он начал ежедневно бродить по деревням и пригородам и так провел несколько месяцев.
Однажды он зашел в какой - то храм. Видит: в углу стены сложены камни, штуки две - три - сейчас же догадался, что здесь что - то не так, и, в свою очередь, положил еще камень, а сам прошел за киот, где и улегся.
К вечеру в храме раздались смешанные голоса. По - видимому, пришло человек десять, а то и больше. Вдруг один из них, сосчитав камни, воскликнул от изумления:
их стало больше! Бросились искать за киотом и нашли И.
- Это ты положил камень? - спросили его.
- Да, - ответили.
Спросили, где живет и как фамилия. И отвечал обманно.
Тогда ему дали в руки оружие и повели его с собой. Пришли к какому - то огромному дому, достали мягкую лестницу и друг за другом полезли через стену в дом. Ввиду того, что И пришел к ним издалека и дороги не знал, ему велели притаиться у стены и заняться приемкой передаваемых вещей. Их он должен был прятать в мешки и караулить.
Через короткое время бросили какой - то сверток. Прошло еще немного времени - и по веревке спустили ящик. И поднял ящик и убедился, что там что - то есть, взломал его, залез туда рукой и начал ощупывать и вынимать. Тяжелые предметы сложил в отдельный мешок, взвалил его на спину и пустился быстро бежать. Побежал, выбирая дорогу, и прибежал домой.
После этого он выстроил себе большие дома, купил хорошей земли и за сына своего внес, что называется, зерно.
Правитель города украсил его ворота прописной доской, гласящей: "Честный гражданин".
Впоследствии разыгралось громкое уголовное дело. Все грабители были изловлены, Один лишь И, за неимением его имени и сведений о происхождении, разыскан быть не мог.
Ему так и удалось ускользнуть.
Когда дело было уже давно прекращено, И, под пьяную руку, иногда обо всем этом рассказывал.



Комментарии переводчика

И - второй из десятичной серии циклических знаков, .не имеющих значения как слова, но употребляющихся для календарных исчислении. Кроме того, как в данном случае, эти знаки играют роль наших букв для общего обозначения людей. Таким образом, можно было бы перевести это выражение так: "некий Б" или "некий Игрек", принимая во внимание, что знак И идет после Цзя, как Б после А и Игрек после Икс.

"Господин со стропил" - вор, караулящий удобный момент в вышке дома, лишенного, как часто бывает в Китае, потолка.

...стать древним Фэнфу... - Для понимания этого выражения приводим следующее место из сочинений писателя - конфуцианца IV века до н. э. Мэн - цзы:
"В Ци (Шаньдун) был голод. Чэн Чжэнь (министр) сказал (Мэн - цзы):
- Наши жители думают, что учитель снова будет за открытие Тана (танских зернохранилищ)... Ио ведь нельзя же во второй раз! Мэн - цзы ответил:
- Это значило бы сделать, как Фэнфу! Среди цзиньских (в уделе Цзинь) жителей был некто Фэнфу, который отлично умел ловить тигров, но кончил тем, что стал честным ученым чиновником. И вот он как - то пошел в ноле, а там целая толпа народу гонится за тигром. Тигр спрятался за выступ скалы, и никто не решался его схватить. Но вот они завидели Фэнфу и побежали к нему навстречу. Фэнфу засучил рукава и слез с повозки (где он сидел, как привилегированное должностное лицо). Народ ликовал, а ученые собратья над ним смеялись".
Как видно из рассказа Мэн - цзы, Фэнфу, превратившийся из охотника в отличенного привилегиями чиновника, сделал неловкость, дав волю прежним инстинктам. Ляо Чжай весьма остроумно применил этот широко известный в Китае анекдот к преображению и к воспоминаниям И.

Су и Сун - в районе Шанхая, на юге Китая. ...прошел за киот... - Киотом можно назвать большой ящик, в котором находится статуя Будды или одного из буддийских божеств. Киоты бывают со стеклом и без стекла.

...внес... зерно. - То есть купил для сына фиктивную степень студента и этим перевел свое потомство из класса простонародья в привилегированную интеллигенцию.

...украсил его ворота прописной доской... - на больших (до полутора метров) досках, по лакированному фону, приемами высшей каллиграфии писались лестные слова известным в городе лицам, и эти доски дарились им к семейному празднику или просто так, по какому - либо случаю. Этих досок - прописей бывало много у известных врачей и особенно у тех семейств, из которых вышли отличившиеся государственные деятели в настоящем и предыдущих поколениях.

"Честный гражданин". - Остроумие этого места заключается в том, что именно "честным (ученым) гражданином" Мэн - цзы, рассказ которого приведен выше, называет Фэнфу по его превращении. Таким образом правитель или знал о том, что подобное внезапное богатство И коренится где - то в нечистых источниках, и дал ему эту надпись в насмешку, которой, по своей безграмотности, И не мог понять, но которая говорила всем понимающим, что этот И - парафраз Фэнфу, и только; или же правитель ничего не знал и не подозревал, и тогда насмешка Ляо Чжая еще глубже, ибо объектом со являются оба - и правитель, напавший на суть вещей незаметно для себя, и И - Фэнфу.
Совершенно очевидно, что весь этот рассказ - злая ирония над недостойными людьми, пролезающими в ученую касту, в то время как достойные (вроде Ляо Чжая) остаются за флагом.

Сынок торговца

Некий человек из Чу торговал на стороне, а жена его жила одна. Ей приснилось, что она сошлась с каким - то человеком. Проснулась, пощупала - маленький мужчина. Присмотревшись к нему, она нашла, что все в нем не так, как у людей, и решила, что это - лис.
Не прошло и нескольких минут, как лис слез с кровати и пошел прочь, исчезнув, не открывая двери.
С наступлением вечера женщина позвала лечь с ней кухарку. Кроме того, у нее был десятилетний сын, спавший всегда на отдельной кровати. Его она тоже позвала спать вместе с ней. Как только ночь стала глубже, кухарка и мальчик уснули, а лис явился снова, и женщина замычала, забубнила, словно во сне. Кухарка проснулась, окликнула ее, и лис тотчас же ушел.
С этой поры она как - то помутнела, словно что - то забывала. С приходом ночи она не решалась гасить свечу и наказывала сыну и кухарке слишком крепко не засыпать. На исходе ночи мальчик и кухарка, прислонясь к стене, слегка задремали. Проснулись - хозяйка исчезла. Думали было, что она вышла, так сказать, обронить, но, как долго ни ждали - она не возвращалась. Наконец их взяло сомнение. Однако кухарка боялась и не решалась идти искать. Мальчик зажег огонь и стал повсюду светить - мать оказалась лежащей нагишом совсем в другой комнате. Подошел помочь ей встать, а она, между прочим, и не думает, чтобы как - нибудь от стыда съежиться. И вообще с этих пор она стала безумствовать: то пела, то плакала, то кричала, то ругалась каждый день на тысячу ладов, и все по - разному. По ночам ей стало тошно быть вместе с другими. Сына уложила спать на отдельной постели, кухарку тоже отослала.
Мальчик, слыша, как мать смеется или говорит, всякий раз быстро вскакивал и зажигал огонь. Но мать, против ожидания, сейчас же сердилась и кричала на него - Впрочем, он не обращал на это внимания, и это у всех домашних вызывало признание его храбрости. Однако его игры стали какими - то непутевыми. Целыми днями он изображал каменщика и накладывал на окно кирпичи и камни. Его останавливали - не слушался, а если кто - либо уносил хоть один камень, так он катался по полу и капризно хныкал. Никто не решался его сердить, но через несколько дней оба окна были окончательно заложены и не пропускали ни малейшего света. После этого он намесил глины и замазал дыры. И так он возился целыми днями, не боясь ни труда, ни усталости.
Замазав все, над чем работал, он взял кухонный нож и - шарк - шарк - давай его точить. Все, кто это наблюдал, ненавидели его за такую дикость и не считали его за человека, А он к полночи, спрятав нож за пазуху и накрыв тыквенным ковшом огонь, стал ждать, когда мать снова забубнит во сне. Тогда он быстро открыл свет, распахнул двери и громко крикнул. Прошло долгое время - ничего странного не показывалось... Он отошел от дверей и громко сказал, что ему будто бы нужно за нуждой. Вдруг появилась какая - то тварь вроде лисицы и ринулась в дверную щель. Мальчик проворно ударил ее ножом, но отхватил лишь хвост, вершка на два с которого еще капала свежая кровь.
Как только он вскочил, чтобы заправить огонь, мать сейчас же принялась его ругать и поносить. Но мальчик словно не слыхал... Он ударил и не попал: улегся в досаде спать, думая про себя, что пусть даже он не убил эту тварь, все же можно надеяться на то, что она больше не придет.
Наутро он рассмотрел следы крови и по ним пошел дальше, перелез через забор, и, след за следом, прошел в сад дома Хэ.
С этой ночи все прекратилось, и мальчик про себя радовался. Только мать его лежала как - то по - идиотски, словно мертвая.
Вскоре вернулся торговец, подошел к ее постели и стал участливо ее расспрашивать. Женщина ругалась, не стесняясь, и смотрела на мужа как на врага. Мальчик же отвечал отцу, рассказав и описав все, как было.
Старик пришел в ужас, пригласил врача, дал ей лекарство, по она с поносной бранью выплюнула. Тогда он тайком положил лекарство в кипяток и дал ей пить его в разных видах. Через несколько дней она стала спокойнее, и отец с сыном этому порадовались.
Однажды ночью они проснулись и обнаружили, что ее нет. Пошли искать и опять нашли ее в другой комнате. С этой ночи она опять начала сходить с ума. Не пожелала жить в одной комнате с мужем и с наступлением вечера убегала в другое помещение. Когда ее тащили, она ругалась с особым ожесточением. Не зная, что с ней делать, муж запер все двери, но, как только она выбегала, двери открывались сами собой.
Старик затужил. Стал пробовать средства против лиха: и заклятие, и молитву - все, что только было можно, но ни малейшего результата это не дало.
Вечером мальчик потихоньку спрятался в саду Хэ. Он лег в глухой бурьян, с тем чтобы разведать, где живет лис. Луна только что всходила. Вдруг он слышит, что какие - то люди разговаривают. Он тихонько раздвинул кустики травы и увидел двух людей за вином. Весь обросший слуга подавал им чайники. Одет он был в платье цвета кокосового ореха.
Разговор велся все время тихо, шепотом, так что мальчик не очень - то разбирал. Через некоторое время он услыхал, как один из сидевших сказал:
- Завтра ты бы принес нам белого вина! И сейчас же оба ушли. Остался лишь один человек с длинной гривой волос, который снял платье и лег на камень у дома. Мальчик стал его разглядывать пристальнее: все четверо конечностей как у человека, и только хвост висит из задних частей. Мальчик уже хотел идти домой, но, боясь, что лис заметит, так и пролежал всю ночь; еще не светало, а он опять услыхал, как оба человека вернулись, один за другим, и, что - то бормоча, ушли в бамбуковую чащу. Мальчик пошел домой. Отец спросил его, куда это он ходил.
- Ночевал у дяди Хэ, - ответил он.
Как раз в этот день он пошел с отцом на базар, где увидел, что в шапочной лавке висит лисий хвост, и попросил отца купить. Тот не обратил на это никакого внимания, но мальчик тянул его за одежду и капризно ему надоедал. Отец не мог слишком долго ему перечить
и купил,
Отец торговал на базаре в своей лавке, а сын играл тут же рядом. Воспользовавшись тем, что старик куда - то отвернулся, мальчик украл деньги и исчез. Он купил белого вина и поставил его в лавочной пристройке.
В городе жил его дядя по матери, занимавшийся охотой. Мальчик побежал к нему, но он куда - то ушел. Тетка спросила его про болезнь матери.
- Уж два дня, как ей немножко лучше, - отвечал мальчик. - Да вот еще беда: мыши изгрызли ее платье, она сердится, плачет прямо не переставая. Она поэтому посылает меня просить у вас какого - нибудь яда для ловли зверей.
Тетка открыла шкаф, достала, что было нужно, около цяня, завернула и вручила мальчику. Но тому этого показалось слишком мало. Тетка, желая наделать жареных пирожков, чтоб покормить мальчика, ушла, а он, подкараулив, когда в комнате никого не было, раскрыл пакет с ядом, украл полную горсть и спрятал за пазуху. Затем он побежал к тетке и заявил ей, чтобы она не разводила огня, так как отец ждет его в лавке и ему есть некогда. Сказав это, он проворно убежал.
Яд этот он тихонько от всех всыпал в вино. Затем принялся разгуливать по рынку и только к вечеру пришел домой. Отец спросил его, где он был, и он сказал, что будто бы сидел у дяди. С этих пор он стал ежедневно бродить по лавкам. Однажды он заметил, как длинноволосый тоже вмешался в толпу. Мальчик всмотрелся в него и, удостоверившись, незаметно пристал к нему и, слово за слово, заговорил. Спросил его, где он живет.
- В северной деревне, - был ответ. Длинноволосый спросил о том же, в свою очередь, мальчика.
- В горной пещере, - врал мальчик. Длинноволосый подивился, как это он живет в пещере.
- Да ведь мы из рода в род живем в пещерном дворце, - с улыбкой отвечал мальчик. - А вы - нет? Правда?
Человек выразил еще большее удивление и спросил фамилию мальчика.
- Я сын некоего Ху, - заявил тот. - А ведь я вас однажды видел, - вот только где?.. Вы еще были при двух господах, - неужели же я забыл?
Человек внимательно и долго всматривался в мальчика. То верил, то сомневался. Мальчик приоткрыл слегка нижнюю часть одежды и показал еле заметным образом свой фальшивый хвост.
- Мы, знаете, живем среди людей, смешавшись с ними, и только вот это самое еще при нас остается. Экая досада?
- Что же ты хочешь делать здесь, на рынке? - спросил опять человек.
- Отец, видите ли, послал меня купить вина. Человек сказал, что его тоже послали за вином.
- Ну, и что, купили? - спросил мальчик.
- Нет, видите ли, наш брат чаще всего беден. Поэтому мы большею частью крадем.
- Однако, знаете, эта служба ваша довольно - таки тяжелая, - сказал мальчик. - Вечно настороже, вечно неприятности.
- Да, но когда тебя посылает хозяин, иначе невозможно.
- Кто же ваш хозяин? - поинтересовался мальчик.
- Да вот те два брата, - которых ты намедни видел. Один из них, видишь ли, завладел женой некоего Вана из северного городского предместья, а другой ходит спать в восточное село к какому - то старику. А у этого старика есть сын, большой озорник... Из - за него у хозяина отрезали хвост. Дней через десять он только поправился и сегодня опять пойдет.
С этими словами он уже хотел уйти и на прощанье сказал мальчику:
- Ну, не мешай мне делать мое дело!
- Видите ли что, - сказал на это мальчик, - украсть трудно. Не легче ли будет просто купить? Я уже давно купил и поставил вино у себя в лавке. Позвольте сделать вам уважение и это вино подарить. У меня в кармане еще остались деньги, так что я не тужу и куплю еще.
Человек стеснялся: ему нечем было отблагодарить.
- Полноте, - сказал мальчик. - Мы с вами одной породы - можно ли считаться с таким пустяком? Уж как - нибудь мы с вами хорошенько выпьем!
И пошел вместе с ним, взял вино, вручил человеку и вернулся домой.
Ночью мать спала совершенно спокойно и больше не бегала. Мальчик понял, что тут что - то странно. Сказал отцу и пошел вместе с ним посмотреть. Оказалось, что оба лиса лежат околевшими в беседке, а еще один - сдох в траве. У морд были капли: оттуда еще вытекала кровь. Кувшин с вином был тут же. Мальчик взял его, поболтал: выпито было не все. Отец, удивленный донельзя, спросил мальчика, почему он раньше ничего ему не сказал.
- Эта тварь, - отвечал сын, - слишком умна. Стоит рассказать, как она уже знает. Старик был страшно рад.
- Сынок, - воскликнул он, - да ведь ты, можно сказать, настоящий Чэнь Пин по части облавы на лисиц!
Теперь отец с сыном положили на себя лисиц и принесли домой. Там увидели, что у одной лисицы на месте хвоста плеть и след от ножа совершенно ясен.
С этих пор в доме водворилось спокойствие. Однако у женщины развилась сильная сухотка. Ум ее стал понемногу проясняться, но к болезни присоединилась рвота, причем она выхаркивала целыми шэнами. Вскоре затем она умерла.
Жена Вана из северного предместья была давно одержима лисой. Теперь же пошли наведаться; оказалось, что лиса перестала ходить и больной было уже лучше.
Старик стал дорожить сыном, учил его ездить верхом и стрелять. Впоследствии сын стал знатным вельможей. Дошел до должности главнокомандующего войсками.



Комментарии переводчика

...некоего Ху... - Фамилия Ху созвучна слову "ху" - "лисица".

Чэнь Пин - знаменитый советник и генерал Гао - цзу первого государя династии Хань (III в. до н. э.). Его хитроумные планы осуществлялись им полностью и всегда приводили в восхищение китайских писателей; однако во всех его (шести) предприятиях лежало сплошное коварство.

...целыми шэнами. - Шэн - мера объема, немногим больше литра.

Пение лягушек

Ван Цзысунь говорил мне, что в бытность свою в столице он как - то увидел на базаре человека, делавшего следующий фокус. Он приносил с собой деревянный ящик с рамками, в которых было двенадцать отверстий и в каждом отверстии сидело по лягушке. Фокусник брал тонкую палочку и ударял лягушку по голове. Та сейчас же кричала свое "ва". Когда же ему давали деньги, он начинал ударять всех лягушек по головам, то здесь, то там, словно бил по "облачному гонгу". И можно было ясно - ясно различить гун и шан, театральные мелодии.



Комментарии переводчика

...бил по "облачному гонгу". - "Облачный гонг" - своеобразный китайский инструмент, состоящий из деревянной рамы с десятью отверстиями (3+3+3+1), в которых свободно укреплены маленькие медные гонги - тарелочки одинаковых размеров, но не одинаково утолщающиеся к середине, отчего происходит разница 11 нотах звучания. Эти ноты делятся на пять так называемых "прямых" и пять "чистых". Инструмент держат одной рукой, а другой бьют молоточком по тарелочкам. Ему отводилось определенное место в обрядовой музыке.

...гун и шан. - Так иероглифически обозначаются первые две ступени китайской гаммы.

Ван Чэн и перепел

Ван Чэн, происходивший из древнего рода в Пинъюане, был по природе своей чрезвычайно ленив, так что имение его с каждым днем все падало; оставалось всего - навсего несколько разрушающихся комнат. Лежал он с женой на коровьей, как говорится, одежде, и она ругалась с ним невыносимо.
В то время, о котором идет рассказ, лето было в полном разгаре. Сильно парило. В деревне, где жил Ван, был старый сад владельцев Чжоу. Заборы и строения в нем окончательно обрушились. Осталась лишь одна беседка, в которой часто оставались спать деревенские жители. Ван был в их числе. Как - то раз утром все спавшие ушли. Красное солнце было уже, как говорится, на три бамбуковых жердины, когда он наконец встал. Походил, побродил; хотел уже идти домой, как вдруг увидел в траве золотую булавку. Поднял, стал разглядывать. На булавке были выгравированы следующие знаки:
"Сделано во дворце Гостя, Царем принимаемого".
Дед Вана был "Царским Гостем" по Хэнскому дворцу, и у него в доме были старые вещи, часто носившие подобную надпись. Ван держал в руке булавку и нерешительно мялся на месте.
Вдруг появилась какая - то старуха и принялась искать булавку. Ван был давно уже беден, но от природы честен. Он тут же вынул булавку и вручил старухе. Та была счастлива и принялась усиленно восхвалять Вана за выдающуюся честность.
- Много ли стоит булавка, - сказала она, между прочим, - а это ведь память о моем дорогом покойном муже!
- Кто же был ваш покойный супруг?
- Царский Гость Ван Цзяньчжи.
- Да ведь это мой дед! - воскликнул пораженный Ван. - Как это мы с вами встретились? Старуха тоже была поражена.
- Ты, значит, внук Ван Цзяньчжи? - сказала она. - А я - фея - лиса. Сто лет тому назад я с твоим покойным дедом была очень близка; 'когда же твой дед умер, то и я ушла. А теперь проходила здесь и обронила булавку, которая попала прямо в твои руки. Разве это не воля небес?
Ван тоже слыхал, что у его деда была лисья жена, поверил словам старухи и сейчас же пригласил ее удостоить его посещением. Старуха приняла приглашение, прошла за ним. Ван крикнул жене, чтобы она вышла представиться. И жена вышла рваная, лохматая, с лицом - что овощ, вся черная.
- Ай - ай - ай, - сказала старуха со вздохом, - внуку Цзяньчжи - и вдруг обеднеть до такой степени!
Заглянула в кухню. Печь была разрушена, не дымилась.
- При подобном хозяйстве, - заметила старуха, - чем же, спрашивается, вам жить - то?
Жена Вана в ответ на эти слова стала подробно описывать их бедную жизнь. В голосе слышались рыдания, и она уже готова была расплакаться. Старуха взяла булавку, передала ей, веля заложить на некоторое время, а на эти деньги купить рису.
- Дня через три разрешите снова повидать вас, - добавила старуха.
Ван удерживал ее остаться у них.
- Помилуй, - сказала старуха, - ты и с одной женой не можешь существовать самостоятельно, а еще я тут стану жить, глядя, что называется, в потолок! Что будет за польза от этого?
С этими словами она решительными шагами вышла. Ван рассказал жене свою историю со старухой. Та ужаснулась, но он принялся петь хвалы ее порядочности и велел служить ей, как свекрови.
Через три дня старуха действительно появилась у них, достала у себя несколько ланов и на эти деньги купила по даню проса и пшеницы. Ночью она легла с женой Вана на их короткую кровать, Сначала жена ее боялась, но, удостоверясь, что вся ее душа полна привязанности и любви к ним, перестала осноситься к ней с недоверием.
На следующий день старуха сказала Вану:
- Слушай, внучек, ты не ленись, нужно же заняться хоть небольшим делом! Долго ли можно так вот сидеть, сложа руки, и только проедаться?
Ван сказал, что у него нет денег.
- Когда твой дед был еще жив, - сказала она ему на это, - то и золота и шелков он предоставлял мне брать, сколько бы я ни взяла. Но так как я человек вне мира, то в этих вещах у меня никакой надобности не было, и я никогда их помногу не забирала. У меня было скоплено сорок лан из тех денег, что мне были даны на цветы и помады. Они и доселе лежат. Хранить их дальше не имеет смысла, так что можешь их взять и купить холста. Затем выбери день и поезжай в столицу, где и получишь небольшой барыш.
Ван поступил, как она велела; купил около пятидесяти штук холста и пришел с ними домой. Старуха велела ему быстро собраться с товаром в путь, с тем чтобы через шесть - семь дней добраться до Яньской столицы.
- Смотри, - сказала она наставительно, - тут нужно быть прилежным, лениться нельзя; следует торопиться, а не мешкать! Пропустишь хоть день - будешь каяться, да поздно!
Ван почтительно поддакивал и обещал. Затем связал товар в узлы и двинулся в путь. На полпути его захватил дождь. Одежда и обувь промокли насквозь. Вану никогда в жизни не приходилось подвергаться "ветру с инеем". Он весь размяк, был разбит, дальше выдержать не мог и остановился пока в гостинице. Однако, вопреки его ожиданиям, дождь так и лил вплоть до вечера, и струился с крыш канатами. Прошла ночь, - лило еще пуще того. Видя, как люди, идущие по дороге, месят грязь по колени, Ван робел и мучился, но решил ждать до полудня. К полудню наконец стало парить, но темные тучи собрались снова, и опять полил дождь. Переночевал еще ночь и тогда только пошел.
Когда он был уже недалеко от столицы, до него дошли слухи о том, что цена на холст все еще держится высоко. Это его втайне радовало. Он прибыл в столицу и снял свои тюки в одной гостинице. Хозяин выразил ему глубокое сожаление по поводу опоздания. Дело в том, что как раз перед этим южные пути только что открывались и холста поступало крайне мало, а богатые дома ii столице покупали его во множестве. Цены сильно поднялись, - втрое, пожалуй, против обычных, по как раз за день перед этим в столицу нашло торговцев холстом целые тучи, и цены разом упали, так что те, кто пришел позади других, потеряли все свои надежды.
Обо всем этом хозяин и сообщил Вану. Ван пришел в уныние, так как, чего хотел, не получил. Однако через день торговцев прибыло еще больше, и цена упала еще ниже. Ван, не желая продавать без барыша, подождал еще дней десять. Сосчитал деньги, - оказалось, что на еду и расходы уходит пропасть, и ему стало еще более неприятно и обидно. Хозяин гостиницы посоветовал ему продать задешево, с тем чтобы, взамен этого, предпринять что - либо другое. Ван так и сделал, потеряв при этом десяток ланов, но распродав все.
Утром он встал рано и решил собраться в обратный путь, как вдруг, открыв мошну, взглянул и обнаружил, что все его серебро исчезло. Пораженный этим открытием, он заявил хозяину. Тот ничего по этому поводу предпринять не мог. Вану советовали пожаловаться в Управление, чтобы заставить хозяина ему выплатить, но Ван только вздохнул.
- Такова уж моя судьба, - сказал он печально. - При чем тут вина хозяина?
Хозяин, у слыша такие слова, умилился и подарил ему пять ланов серебра, утешая его и уговаривая идти домой. Однако, поразмыслив, Ван нашел, что ему не с чем теперь явиться на глаза бабке, и топтался на месте, то выходя из дома, то опять входя... Вперед или назад, как говорит древняя пословица, - одинаково в яму!
Как раз в это время он обратил внимание на то, как устроители перепелиных боев собирают за одну игру несколько тысяч медных монет, а если купить перепела, то и больше. Это вдруг разбудило его мысли. Сосчитал деньги в мошне - их оказалось только - только на торговлю перепелами. Поговорил об этом с хозяином. Тот стал всячески его подзадоривать и натравливать, обязался даже дать ему помещение и не брать за еду и питье. Ван был доволен и отправился. Накупил перепелов целый куль и опять пришел в столицу. Хозяин на радостях поздравлял его заранее с быстрой продажей.
Наступила ночь. Полил большой дождь и шел до самого утра. Когда рассвело, то вода на улицах напоминала реки, а дождь моросил не переставая. Ван сидел и ждал, пока не прояснится, но непогода тянулась несколько дней подряд, дождь так и не останавливался. Встал, чтобы взглянуть в клетку на перепелов, а из них уже много подохло. Ван сильно переполошился, не зная, что теперь и придумать. Через день подохло еще больше, и осталось всего лишь несколько штук. Ван соединил их в одну клетку и стал кормить. По прошествии ночи пошел взглянуть - остался всего лишь один.
Заявил хозяину и не заметил, что слезы так и катились на пол. Хозяин тоже сочувствовал ему, держа его за руки.
- Деньги все вышли, - рассуждал Ван, - вернуться домой нет возможности, только мне и ждать осталось, что смерти.
Хозяин уговаривал его и утешал. Они отправились посмотреть перепела. Хозяин оглядел его весьма внимательно.
- Это, кажется, птица - силач, - сказал он. - И если все прочие поколели, то это едва ли не от того, что он их забил насмерть! Вам делать теперь нечего, - пожалуйста, возьмитесь за него. Если он окажется хорошим, будете на нем играть и этим существовать.
Ван послушался. Когда он приручил перепела, то хозяин велел ему взять птицу .с собой на улицу и поиграть там на вино и пищу. Перепел оказался очень сильным, сейчас же выигрывал. Хозяин был доволен, дал Вану серебра, велел ему драться до последнего с любителями. Ван дрался трижды, и все побеждал. Через полгода у него уже скопилось двадцать ланов. От души все более и более отлегало, он смотрел на перепела, как на свою собственную жизнь.
Один князь давно уже слыл любителем перепелов. Каждое первое число нового года он допускал во дворец перепелятников из простого народа, чтобы с ними потягаться.
- Теперь, знаете, - сказал Вану хозяин, - можно, по справедливости, ожидать, что сейчас же привалит вам большое счастье! Чего нельзя знать - это вот относительно вашей судьбы!
И, рассказав ему, в чем дело, повел его во дворец.
- Если будете побиты, - сказал он Вану, - то мы уйдем, потеряв, как говорится, дух; если же в виде одного шанса против десяти тысяч перепел окажется победителем, князь непременно захочет его купить, но вы не соглашайтесь. Если же он будет настаивать, то вот моя голова - на нее только и смотрите. Кивну головой - тогда только и соглашайтесь.
- Ладно, - сказал Ван.
Когда они пришли во дворец, перепелятники уже теснились на крыльце плечом к плечу. Сейчас же вслед за этим князь вышел из приемного зала и велел слугам сказать, чтобы те, кто хочет драться, шли наверх. Тут же нашелся человек с перепелом, который и пошел вперед. Князь велел спустить своего перепела; пришедший спустил своего, - только они взлетели разок и перескочили друг через друга, как гость был уже побит.
Князь громко хохотал. Не прошло и самого короткого времени, как уже несколько человек входили к князю и были биты.
- Ну, теперь можно, - сказал хозяин Вану, и они оба поднялись.
Князь посмотрел на перепела и сказал:
- В зрачках у него гневный пульс. Это пернатое - сильное. Нельзя недооценивать врага!
И велел достать Железного Клюва и пустить на него. Птицы взлетели, скакнули раз и другой, и у княжеского перепела уже упали крылышки.
Князь выбрал еще получше, заменил другим - и оба раза князь был бит. Тогда он велел взять из самого дворца так называемого Яшмового перепела. Через минуту его уже принесли. Перья были у него белые, как у баклана, и вид он имел совершенно необыкновенный, словно небесный дух. Ван Чэн упал духом, встал на колени и взмолился, прося прекратить бой.
- Ваш перепел, великий князь, - сказал он, - божеское создание. Боюсь, он повредит моей птице и погубит все мое дело!
- Спускай! - крикнул князь, улыбаясь, - если он в бою умрет, я тебе уплачу за него щедро.
Чэн спустил птицу. Яшмовый прямо помчался на врага, но Ванов перепел, как только вошел, сейчас же прилег, словно разъяренный петух, и стал ждать. Яшмовый сильно его клюнул, - тогда он воспрянул, как взлетевший журавль, и ударил его.
То наступая, то отходя, то взлетая вверх, то свергаясь вниз, продержались они, вцепясь друг в друга, некоторое время - и вот Яшмовый начал сдавать. А Ванов перепел, наоборот, ярился все сильнее и сильнее и дрался все более и более ожесточенно. Не прошло и нескольких минут, как белоснежные перья были выщипаны и валялись на полу. Перепел поджал крылышки и удрал.
На этот бой смотрела чуть ли не тысяча человек, и не было ни одного, кто б не вздыхал от удивленья. Князь потребовал, чтобы ему принесли птицу, взял ее в свои руки и осмотрел ее со всех сторон, - от клюва до когтей.
- Можешь продать перепела? - спросил он у Чэна.
- У вашего маленького человека, - ответил Чэн, - нет никакого постоянного имущества. На него только и полагаюсь, в нем вся моя жизнь. Не хочу продавать.
- Я дам тебе большую цену. Можно будет купить хозяйство среднего достатка. Ведь этого тебе очень хочется, не так ли?
Чэн, опустив голову, стал думать; продумав довольно долго, сказал:
- Я, собственно говоря, не рад продать его. Однако раз великому князю он так нравится, то если вашему высочеству угодно дать маленькому человеку возможность приобрести себе то, что оденет его и накормит, - чего же мне еще искать?
Князь спросил, какова цена. Ван ответил: тысяча ланов.
- Глупый парень, - сказал, рассмеявшись, князь, - что, скажи на милость, это за драгоценность такая, чтобы стоить тысячу ланов?
- Ваше высочество его не сочтете за драгоценность, но для вашего покорного слуги, как говорится, яшма би, ценность целой линии городов, и та его не покроет!
- Как это так? - спросил князь.
- А вот так. Я возьму перепела на рынок и буду в день добывать по нескольку лан. Выменяю их на целый шэн, а то и доу крупы, - глядишь, и в семье моей десятки едящих пальцев не будут иметь заботы о холоде и голоде. Какая драгоценная вещь сравнится с ним?
- Я не обижу тебя, - сказал князь, - и дам тебе двести лан.
Чэн покачал головой. Князь надбавил еще сотню. Чэн взглянул на хозяина. У него лицо оставалось неподвижным.
- Я приму повеленье ваше, великий князь, и прошу разрешенья сбавить сотню.
- Уходи, - сказал князь, - кто согласится поменять какую - то перепелку на девятьсот ланов?
Чэн сунул перепела в мешок и хотел уже отправляться, как князь крикнул:
- Эй, перепелятник, иди сюда, иди сюда! Вот, даю тебе, самым серьезным образом, шестьсот ланов. Согласен - продавай. Нет - так кончено!
Чэн опять стал смотреть на хозяина, но тот оставался с прежним выражением лица. У Чэна все, чего он желал, покрывалось выше меры, и, боясь упустить случай, он сказ - ал:
- Продать за эту цену, - ох, горько и обидно, если сказать по правде. Вот только что продавать и не продавать, - можно доставить вам огорчение... Делать нечего - пусть будет по вашей воле, ваше высочество!
Князь был доволен, велел сейчас же отвесить и вручить Чэну серебро.
Тот сунул серебро в мешок, благодарил за подарок и вышел. Хозяин принялся его бранить.
- Как я говорил? С чего вы так бросились продавать? Еще бы немного он поскупился, - и восемьсот лан были бы уже в ладонях!
Чэн, вернувшись домой, бросил деньги на стол, предлагая хозяину самому брать, но тот не брал. Ван настоятельно просил взять, и наконец тот принес счеты и взял с него только за стол.
Ван собрался и поехал домой. Приехав, рассказал все, что делал, вынул деньги и поздравил бабку. Та велела ему приобрести триста му хорошей земли. Возвели дом, сделали мебель и утварь - стали настоящими родовитыми богачами.
Старуха вставала рано и посылала Вана смотреть за полевыми работами, а его жену - за пряжей. Чуть только они заленятся, как она уже бранит их, и оба спокойно переносили это, не смея роптать. Через три года дом стал еще богаче. Старуха простилась с супругами и уже хотела уходить, но они оба ее не отпускали, заплакали - и старуха осталась.
Наутро пришли к ней услужить. Исчезла.

Послесловие рассказчика

Всякое богатство наживается прилежанием. Здесь же оно вдруг идет от лени. В первый раз слышу!
Да, по так рассуждать - значит не понимать, что, раз человек, съеденный бедностью до костей, сохраняет свою душу на неизменной высоте, то, следовательно, небо, сначала от него отвернувшееся, потом над ним сжалится.
А то, конечно, как это богатству и почету выйти из лени?



Комментарии переводчика

...на коровьей... одежде... - То есть на подстилке из свернутых оческов и пеньки.

...Гостя, Царем принимаемого - то есть зятя великого князя; титул его означал, что он хорошо знаком с государственным церемониалом и может быть принят царем торжественно.

Дед Вана был "Царским Гостем" на Ханскому дворцу - то есть по браку его с дочерью великого князя минской династии, жившего в XVI в. и носившего титул князя страны Хэн.

...глядя... в потолок. - Здесь: в полном бессилии чем - либо помочь.

...по даню проса... - Дань - мера веса, около 60 кг.

...на их короткую кровать. - То есть не постоянную, а разборную.

...до Яньской. столицы. - То есть до Пекина.

Мышиные спектакли

Baн Цзысунь мне рассказывал, как один человек на улицах Чанъани давал за деньги мышиные спектакли.
У этого фокусника на спине был мешок, в котором он держал с десяток, а то и больше маленьких мышей, Каждый раз, как собиралась густая толпа, он становился посреди нее и вынимал небольшую деревянную рамку. Устраивал ее на плечах - и выходило точь - в - точь похожее на театральную сцену. Тогда он ударял в барабан и кастаньеты, а сам напевал разные древние арии.
Только что звуки арий начинали раздаваться, как из мешка выползала мышь, надевала маску и платьице актера, потом со спины вскарабкивалась на сцену. Там она вставала в позу человека и начинала делать мимические движения.
Изображала то мужчину, то женщину, горе или радость - все решительно, как следует по тексту пьесы.



Комментарии переводчика

...похоже на театральную сцену. - В Китае сцена с трех сторон от зрителя совершенно открыта; закрыта только входная часть с дверями для актеров.

Асю и ее двойник

Лю Цзыгу из Хайчжоу пятнадцати лет от роду приехал в Гай повидаться с дядей и в лавке разных товаров увидел девушку - красавицу, да такую, что второй подобной не найти. Влюбился и тайком пришел в лавку якобы для покупки веера. Девушка сейчас же позвала своего отца. Отец вышел, и намерения Лю приостановились. Поэтому он, "поломав цену", ушел. Затем, подкараулив, когда ее отец куда - то отправился, он опять устремился в лавку. Девушка хотела идти за отцом, но Лю остановил ее.
- Нет надобности в нем, - сказал он, - скажите мне только цену, и я не поскуплюсь на плату.
Девушка сделала как было сказано, и нарочно повысила цену. Лю не хотелось спорить, он отсчитал монеты со связки и сейчас же вышел.
На следующий день он снова отправился к ней. Повторилось то же самое. Но не прошел он и нескольких шагов, как вдогонку ему девушка закричала:
- Вернитесь! То, что я вам сказала, вовсе ненастоящее. Я взяла с вас цену выше той, что следует.
И с этими словами вернула ему половину взятых с него денег. Лю был особенно тронут ее искренностью и стал заходить в лавку, когда только было время. С этих пор они что ни день, то знакомились все ближе и ближе.
- Где вы живете, сударь? - спрашивала она. Лю отвечал точно, а затем и сам спросил ее о том же. Она назвалась Яо. Перед тем как ему уйти, девушка хорошенько завернула ему все покупки в бумагу и затем кончиком языка ее подклеила. Лю, бережно прижав покупки к груди, понес их домой. Так и не решился дотронуться: боялся спутать след ее язычка. Через полмесяца слуга все заметил и тайком призвал на помощь дядю, чтобы заставить Лю ехать домой. Лю, весь охваченный любовной привязанностью, не находил себе места. Он взял все купленные им душистые платочки, румяна, пудру, запер в секретный ящичек и каждый раз, когда никого вокруг не было, закрыв дверь, перебирал и рассматривал разок - другой, весь замирая в мечте от прикосновения к той или иной вещи.
На следующий год он снова приехал в Гай и только успел снять с себя узлы, как сейчас же кинулся туда, где была девушка. Прибежав туда, он обнаружил, что лавка со всех сторон была закрыта. Лю вернулся, потеряв всякую надежду. Потом, подумав, что, быть может, они, выехав на время, еще не успели вернуться, рано утром поднялся и опять побежал к лавке, но она по - прежнему была закрыта. Спросил у соседних жителей - и узнал наконец, что Яо, имеющий своим основным местожительством Гуаннин, находил, что его торговля не дает серьезных барышей, и поэтому на время уехал домой. Лю так и не мог хорошенько узнать, к какому времени он мог бы вернуться, и ходил вне себя, разочарованный, потерянный.
Прошло несколько дней, и, в горестном унынии, Лю уехал обратно.
А дома стали уже гадать о его браке, но он постоянно сопротивлялся тому, что предпринимала мать. Та не .могла понять, дивилась и сердилась. Тогда слуга потихоньку шепнул ей о том, что было, и мать стала держать его еще строже и взаперти, так что дорога в Гай была ему отрезана. Лю стал ходить невеселый, с мрачным, тусклым видом. Он мало ел, забросил ученье. Все это сильно удручало его мать, она ничего не могла придумать и решила, что, пожалуй, лучше будет исполнить желание сына. Она назначила день, собрала его и послала в Гай, передав дяде, чтобы тот просватал и соединил их.
Дядя, приняв это поручение, пришел к Яо, но через небольшой промежуток времени вернулся и сказал Лю:
- Дело не выйдет! Асю уже просватана за одного человека из Гуаннина.
Лю поник головой, похоронил мечты, душа стала пеплом, и надежды пресеклись. Вернувшись к себе, он взял в руки свою шкатулочку и зарыдал. Блуждая без цели, тупо уставясь в свою мечту, он лелеял надежду, что в Поднебесной Стране найдется еще подобная Асю.
В это время явилась сваха и стала расхваливать красоту дочери некоего Хуана из Фучжоу. Лю выразил свое сомнение, велел заложить повозку и прибыл в Фу. Въехав в город через западные ворота, он увидел к северу от них какой - то дом, у которого обе двери были полуоткрыты и в них стояла девушка, ужасно похожая на Асю. Посмотрел раз, посмотрел два, ходил и всматривался, наконец вошел в дом: она - ошибки нет! Лю был сильно взволнован, недоумевал, не понимал - и решил снять помещение по соседству с этим домом, с восточной стороны. Здесь он стал внимательно разузнавать о соседях и услышал, что это семья Ли. Лю прикидывал и так и этак, весь застыв в своей думе.
"Может ли быть, - спрашивал он сам себя, - в Поднебесной Стране еще такое сходство?"
Прожив в этом месте несколько дней, он все - таки никак не мог отыскать кого - нибудь, с чьей помощью ему удалось бы проникнуть к Ли. Только и знал, что целыми днями с жадной напряженностью всматривался и поджидал у их ворот, рассчитывая, что девушка вновь из них появится.
Однажды - дело было уже к вечеру - девушка действительно вышла и вдруг увидела Лю. Она сейчас же отвернулась и закрыла дверь, причем рукой показала ему назад, от себя, и, кроме того, повернув ладонь, коснулась ею лба. Затем ушла в дом.
Лю был вне себя от радости. Одно только - что он не мог всего понять. Долго думал и затем пошел, машинально вверяясь своему шагу, к задней стороне дома. Там он увидел обширный, безлюдный, заброшенный сад, с западной стороны которого была невысокая стена, еле доходившая до плеч. Вдруг он как бы просветлел, сразу понял и тут же притаился в росистой траве.
Долго так он лежал, наконец кто - то высунул голову из - за стены и спросил шепотом:
- Пришел, да?
Лю ответил: "да", вскочил, всмотрелся: она самая, Асю! Разволновался так, что слезы потекли сплошными нитями. Девушка перегнулась через стену, достала платок и стала вытирать Лю слезы, причем все время усердно его утешала и уговаривал - а перестать.
- Как же, - говорил он ей, - сотни моих планов все не удались, ведь я уже считал свою жизнь погибшей, конченой. Как я мог думать, что у меня будет этот сегодняшний вечер? Вот только, - как это ты сюда попала?
- Видишь ли, - отвечала она, - Ли - это мой дядя по матери.
Лю просил у нее разрешения перелезть через стену.
- Вот что, - сказала она ему на это, - ты иди сначала домой, отошли своего человека спать куда - нибудь в другое место, и я сама к тебе приду.
Лю сделал, как она велела, сел и стал ждать; девушка беззвучно вошла. Нарядилась и прикрасилась она не очень - то ладно, но одета была в халат и шаровары, напоминающие те самые, что Лю видел на ней в былое время. Он взял ее за руки, посадил и стал подробно рассказывать о своих огорчениях и препятствиях.
- Я слышал, - сказал он, - между прочим, что ты уже просватана. Почему же еще не было свадьбы?
- Это вздор, - сказала она, - что я будто бы приняла предложение. Просто мой отец из - за дальности расстояния не хотел отдавать меня тебе в жены. А это тебе дядя сказал нарочно, чтобы прервать твои надежды.
Вслед .за тем они прильнули к подушке и постели.
Радость их нежных объятий словами не выразишь. К четвертой страже Асю быстро поднялась, перелезла через стену и скрылась.
С этого дня Лю совершенно забыл о том, зачем, собственно, повлекло его к Фу, и, прожив в чужом городе полмесяца, никогда не упоминал о возвращении домой. Однажды ночью слуга встал, чтобы дать корма лошадям, и заметил, что в комнате все еще горит свеча. Посмотрел и увидел Асю. Сильно "перепугавшись, он все - таки не посмел пристать к своему господину с расспросами, но пошел навести справки по лавкам и улицам, и только вернувшись домой, обратился к Лю с вопросом:
- Что за женщина ходит к вам по ночам? Лю сначала не говорил.
- Видите ли, - продолжал слуга, - в этом доме мертвая тишина и запустение: там притон бесовщины и лисиц. Вам бы, барин, себя пожалеть! Зачем, скажите, вдруг сюда бы явиться той самой девушке, Яо?
Наконец Лю покраснел и сказал:
- Сосед с западной стороны - ее дядя по матери, - какие тут могут быть подозрения и препятствия?
- Я уже повсюду и очень подробно здесь расспросил, - сказал слуга. - Нашей соседкой с восточной стороны является какая - то одинокая старуха, а у соседей с запада есть один сын, еще совсем молодой. У них никаких других близких родственников нет, так что та, с которой вы встречаетесь, должно быть, бес - оборотень. Иначе как может быть, чтобы, после того как прошло уже несколько лет, ее платье все еще не сменилось другим? Кроме того, ее лицо слишком уж бело, ее щеки слегка впалы и на месте улыбки нет маленьких ямочек, не то что у Асю: та красивее!
Лю стал вспоминать, обдумывать и наконец сказал в сильном потрясении:
- Да, но что же теперь делать, как быть? Слуга дал совет Лю ждать ее появления, а затем
он - де сам возьмет что - нибудь острое в руки, войдет и ударит ее.
С наступлением вечера дева появилась и сказала Лю:
- Я знаю, что у тебя я уже на подозрении. Должна тебе сказать, что, между прочим, у меня никаких иных целей нет, кроме той единственной, чтобы закончить нашу с тобой предопределенную судьбу...
Не успела она еще проговорить эти слова, как слуга распахнул дверь и ринулся в комнату. Дева крикнула на него:
- Брось нож! И поскорее приготовь вино: я с твоим барином буду прощаться!
У слуги сам собой выпал нож, словно кто его отнял. На Лю напал все увеличивавшийся ужас. Сделав над собой усилие, он поставил на стол вино и угощение, а дева болтала и смеялась, как всегда.
- Я знала, - сказала она ему, - твои сердечные дела, и только что хотела для тебя постараться, насколько то было в моих слабых, скромных силах... К чему было утруждать себя, держа наготове против меня оружие? Я хотя и не Асю, но, скажу о себе сама, совсем не хуже ее - посмотри - ка сам так или, может быть, нет?
У Лю поднялись на теле все волосы. Он молчал, не будучи в состоянии ничего произнести.
Услыхав, что часы дали три торопливых звука, она взяла чарку, отхлебнула и поднялась.
- Ну, я пока что уйду, - сказала она на прощанье. - Подожду твоей, как говорится, цветочной свечи и тогда снова явлюсь, чтобы поравняться с вашей красавицей: кто из нас лучше, кто хуже?
Повернулась и исчезла.
Лю, поверив словам лисицы, сейчас же поехал в Гай, но, между прочим, питая злобу к дяде за то, что тот его обманул, не поселился в его доме, а снял помещение близ Яо. Затем он пригласил сваху и велел сообщить о себе, причем в виде приманки дал ей порядочную сумму денег. Жена Яо сказала ей следующее:
- Мой "младший сударь" ищет моей дочери жениха в Гуаннине, и мой почтеннейший супруг уехал туда по этому самому делу. Выйдет у них или нет - я совершенно ничего знать не могу. Придется подождать, пока он вернется, и тогда только можно будет поразмыслить и посравнить.
Когда Лю были переданы эти слова, он пришел в состояние крайней нерешительности, не зная, что с собой делать. Однако стал упорно ждать и караулить возвращение старика Яо. Через десять дней вдруг до него донеслись тревожные слухи о войне, но на это предостережение он посмотрел как на вздорные разговоры и успокоился. Тем не менее, пожив еще подольше, сложил свои вещи и уехал. Среди пути его застиг бунт. Господин и слуга друг друга потеряли. Лю был схвачен дозорными, которые, видя, какой он тонкий и нежный, ослабили за ним надзор. А он выкрал свою лошадь и убежал.
Приехав к границе своей Хайчжоу, он увидел какую - то девушку, которая, с всклокоченными вихрами и грязным лицом, кое - как ковыляла по дороге. Лю проскакал мимо. Дева крикнула:
- На коне - господин Лю или нет?
Лю удержал плеть и внимательно поглядел на нее, - Асю!
Пугаясь и думая по - прежнему, что это лиса, он спросил:
- Ты разве настоящая Асю?
- К чему у тебя вырвались подобные слова! - спросила девушка.
Лю рассказал о своих приключениях.
- Да, я настоящая Асю, - утверждала девушка, - неподдельная и ничьим обликом не пользующаяся. Отец приехал со мной из Гуаннина, и при наступлении беспорядков я была захвачена. Дали мне лошадь, но я все время падала. Вдруг появилась передо мной какая - то девушка, взяла меня за руку и побежала со мной. Мы стали как попало пробираться среди войск, но никто нас ни о чем не спрашивал. У той девушки шаг был сильный;
она словно неслась, а я, к горю моему, не могла за ней поспевать. Едва я сделала сотню шагов, как башмаки мои уже слезли с ног. Бежали мы довольно долго; наконец слышим, как крики людей и ржание коней остаются все дальше и дальше. Тогда она освободила мою руку и сказала: "Ну, прощай! Впереди, перед тобой - сплошь ровная дорога. Можешь идти не торопясь. Тот, кто тебя любит, уже подходит, тебе с ним вместе и следует вернуться".
Лю понял, что это была лиса, был очень тронут и .рассказал по этому поводу всю историю, задержавшую его в Гае. Девушка же сказала, что дядя выбрал ей жениха в доме Фанов. Не успел он, как говорится, "положить гуся", как разыгрались беспорядки. Лю узнал наконец, что слова его дяди не вздор, взял девушку к себе на коня и, скача так, вдвоем, приехали домой.
Въехав в ворота, Лю узнал, что мать здорова, и очень обрадовался. Привязал коня и вошел в комнаты. Затем рассказал, откуда девушка. Мать тоже была ей рада, дала ей помыться, и когда она кончила свой туалет, блеск ее красоты засиял повсюду. Мать обрадовалась еще больше.
- Ничего нет странного, - приговаривала она, - что мой глупыш не забывал ее даже во сне.
Вслед за тем мать приготовила тюфяк и матрац, положила ее с собой спать, а сама отправила в Гай человека с письмом к Яо. Не прошло и нескольких дней, как прибыли Яо с женой, выбрали счастливый день, устроили обряд и уехали.
Лю все еще берег шкатулку, в которой старые пакеты так и лежали запечатанными. Там была коробочка пудры. Открыл ее - а она превратилась в красную землю. Лю был страшно удивлен, а дева, прикрывая от смеха рот, проговорила ему:
- Вот наконец, когда раскрываются проделки, учиненные мною столько лет тому назад! В те дни я видела, что ты предоставляешь мне завертывать что угодно, не особенно - то смотря и вникая, настоящее это или нет. Вот я с тобой и пошутила!
Только что она пошутила и посмеялась, как вдруг кто - то поднял занавес и вошел.
- Вот как вам весело! Поблагодарите же "выпрямителя хромоногих"!
Лю взглянул, - еще одна Асю! Позвал мать. Пришла мать и домашние, но никто не умел отличить одну от другой. Лю отвернул голову и тоже потерялся. Напряженно и довольно долго всматриваясь, он наконец сделал жест приветствия и поблагодарил. Дева потребовала зеркало, посмотрела и, вся раскрасневшись, выбежала. Бросились ее искать - она уже исчезла.
Муж с женой, тронутые ее достойным поведением, устроили ей место у себя в комнате и стали приносить ей жертвы.
Однажды Лю вернулся домой пьяный. В комнатах было темно и ни души. Только что он зажег лампу, как Асю уже появилась. Лю схватил ее за руку и спросил, куда она ходила.
- Послушай, - смеялась она, - винная вонь от тебя меня прямо коптит; просто нестерпимо становится, а ты задаешь такие кривые вопросы... Кому это, скажи, здесь убегать "в туты"?
Лю засмеялся и схватил ее за щеки.
- Как ты думаешь, сударь, - спросила она, - кто из нас лучше - я или сестричка - лисичка?
- Ты, милая, конечно, лучше, - сказал Лю. - Однако тот, кто может узнавать людей не дальше как по их коже - гадатель глупый и банальный, - различить вас не сумеет.
С этими словами он закрыл дверь и стал с ней интимничать. Вдруг кто - то постучал в ворота. Женщина вскочила и засмеялась.
- Ты тоже, знаешь, из таких гадателей по коже, - сказала она.
Лю не понял. Побежал открыть ворота - и в них вошла Асю. Совершенно перепуганный, Лю теперь только понял, что та, с которой он только что вел разговор, - лисица.
А там, в темноте, все еще раздавался смех.
Муж с женой обратились в пространство и стали читать молитву, прося ее проявиться.
- Яне хочу видеть Асю, - говорила лиса.
- Почему же вы не превратитесь в кого - нибудь другого?
- Не могу.
- Почему не можете?
- Да - видите ли, Асю - моя младшая сестра, которая в предыдущей своей жизни, к несчастью, рано умерла. Когда она еще была жива, то вместе со мной и с матерью ходила в Небесные Чертоги, где и представлялась Сиванму. Богиня внушила нам к себе любовь и обожание, так что, вернувшись домой, мы сейчас же стали усерднейшим образом подражать ей. Сестренка - способнее меня, и в один месяц у нее стало выходить божественно похоже. А я достигла этого, только промучившись три года, да и то в конце - то концов ее не нагнала. Прошел целый век. Я думала уже, что ее превзошла, - ан нет: оказывается, все как было прежде. Я тронута, знаете, искренним расположением со стороны обоих вас, так что по временам буду к вам заходить, а теперь пока что - исчезаю!
И замолчала. С этих пор проходило от трех до пяти дней, и она появлялась. Все недоумения и трудности она решала сама.
Когда Асю уходила проведать родителей, лиса появлялась и не уходила в течение нескольких дней. Домашние со страхом от нее убегали.
Когда случалась какая - нибудь пропажа, она сейчас же, принарядившись, чинно усаживалась, втыкала себе агатовую булавку в несколько дюймов длиной, принимала,. как на аудиенции, домашних слуг и говорила им с важностью:
- Украденную вещь ночью изволь принести на такое - то место. Иначе, если голова сильно заболит, - не кайся!
На рассвете действительно вещь находили на данном месте. Прошло три года - она больше не появлялась, и когда случалось, что пропадало золото или шелк, то Асю, подражая ей, одевалась, наряжалась и важно кричала на слуг. Тоже часто помогало.



Комментарии переводчика

"Поломав цену" - то есть поторговавшись; выражение идет от одного писателя, уверяющего, в стиле народной пословицы, что хороший купец, "не поломав цены", не покупает.

Гадать о его браке - то есть выбирать невесту, у которой знаки года, месяца, числа и часа рождения гармонируют с соответствующими знаками жениха.

...с жадной напряженностью всматривался... - В том месте древнеклассической "Книги Перемен" ("Ицзин"), откуда это выражение здесь заимствовано, речь идет о высматривающем добычу тигре.

Цветочной свечи - то есть женитьбы. Витиеватое выражение "цветочная свеча" происходит от обычая ставить в комнате новобрачных причудливо вылитую, в красных с золотом цветах, свечу.

"Младший сударь" - деверь. 

..."положить гуся"... - Так требовал древний обычай при сватанье.

...устроили ей место у себя в комнате и стали приносить ей жертвы. - Это священное место занималось дощечкой, на которой золотом по красному лаку писали во всей подробности титул, имя, фамилию и прочие обозначения покойника, чтимого, как дух, или же, как в данном случае, просто наименование духа. Убегать "в туты" - иносказание встречи любовников. Из таких гадателей по коже - то есть плохой физиогномист. Выражение, употребленное здесь, берет начало из очень древнего языка. Так, у историка Сыма Цяня встречаем его в применении к плохому знатоку ученых .людей, судящему их исключительно по внешности. Другой рассказ говорит о плохом физиогномисте, не распознавшем в пастухе укрывшегося от людей блаженного мудреца - все из - за той же поверхностности в суждениях.

...втыкала себе агатовую булавку... - В подражание головному убору древнего чиновника - судьи. Божества в Китае часто изображались также в образе чиновников.

Жены Син Цзыи

В Тэне жил. некто Ян. Это был последователь секты Белого Лотоса, усвоивший себе все тайны искусства этих самых левых путей. После казни Сюй Хунжу ему посчастливилось ускользнуть на свободу, и он разгуливал себе, практикуя свои фокусы. На родине у него были поля, сады, отличные высокие дома... Достатком своим он был хорошо известен.
Раз как - то пришел он на Сы, к дому одного видного местного жителя, и стал проделывать свои фокусы. Женщины вышли посмотреть. Ян заприметил, что дочь в этой семье - красавица и, придя к себе, стал обдумывать, как бы ее извлечь из дома родителей.
У него была вторая жена, по девичьей фамилии - Чжу. Она была тоже недурна: живая, изящная. Ян нарядил ее в самое лучшее и красивое, сделав ее как бы феей, затем дал ей деревянную птицу, показал, как с ней надо обращаться, и столкнул с верхнего этажа.
Чжу почувствовала себя легонькой, как листок. Вспорхнула и помчалась в облаках. Через несколько мгновений она долетела до такого места, где облака остановились и дальше не шли. Она поняла, что она уже на месте.
В эту ночь луна была светла, было чисто и прозрачно, так что, взглянув вниз, она видела все совершенно ясно. Она взяла свою деревянную птицу и пустила ее. Птица встряхнула крыльями, полетела - и прямо попала в спальню той девушки,
Та, увидев, что влетела яркая птица, позвала служанку ловить, но птица уже пролетела сквозь ее дверной занавес. Девушка погналась за ней, а птица упала на пол и шумно захлопала крыльями. Девушка подбежала к ней, схватила было, но птица юркнула под подол. Не ус - пела она и повернуться, как птица вынесла ее на себе, вылетела и прямо ринулась в выси туч.
Служанка принялась громко кричать. Чжу стояла в тучах и говорила ей:
- Ты, человек низкого мира, не пугайся! Я - Хэнъэ из Лунного Дворца, а она - девятая дочь Ванму. Она случайно попала за грехи в этот мир праха, и Ванму, которая каждый день с тоской о ней думает, временно зовет ее к себе на свидание... Мы сейчас же проводим ее обратно к вам.
С этими словами она подтянула к себе девушку, обе сели рядышком и полетели.
Только что они очутились на границе Сышуя, как в это время кто - то пустил ракету - фейерверк, и она косо задела крыло птицы. Птица упала, увлекая вместе с собой и обеих женщин. Упали они в дом одного сюцая, некоего Син Цзыи.
Этот сюцай был беден, что называется, накрасно гол - и все, но характер имел честный, очень стойкий. Как - то раз к нему ночью прибежала соседская жена. Син оттолкнул ее, не принял. Та убежала, затаив злобу, и наклеветала на него своему мужу, будто бы Син затащил ее к себе. Муж этой женщины был определенный негодяй. Он стал теперь с утра до вечера ходить к студенту в дом, чтобы ругать его и поносить. Ввиду этого Син продал все, что у него было, и снял себе помещение в другой деревне.
Как - то он узнал о физиогноме некоем Гу, который, как говорили, был мастер определять человеческую судьбу в смысле счастья и долголетия. Син сам пошел к нему и постучал у ворот. Гу, взглянув на вошедшего, усмехнулся.
- У вас, сударь, - сказал он, - богатства будет чжунов с тысячу. Зачем же являться к чужим людям в рванье и лохмотьях? Что вы думаете, зрачков, что ли, у меня нет?
Син хихикнул на этот, по его мнению, вздор. А Гу посмотрел на него еще внимательнее и сказал:
- Нет, верно! Правда, что сейчас вам живется определенно очень плохо. Но до золотого, как говорится, грота не далеко.
Син опять сказал:
- Вздор!
- И не только вы сразу разбогатеете, - продолжал Гу, - но получите еще красавицу.
Син ничему этому, конечно, не поверил. Гу вытолкал его за дверь.
- Уходите пока, уходите! - выпроваживал он его. - Вот сбудется, так я потребую благодарности.
В ночь, о которой идет речь, Син сидел под луной, и вдруг к нему с неба падают две женщины. Взглянул - обе чудесные красавицы. Пришел в изумление и решил, что это какое - то обольстительное наваждение.
Стал спрашивать. Сначала они не хотели было говорить, но Син сказал, что будет кричать и звать соседей. Тогда Чжу испугалась и рассказала все, как было, не веля разглашать.
- Тогда мы будем с вами всю жизнь, - добавила она.
Сину пришло на мысль, что девушку из старой служилой семьи нельзя равнять с женой шарлатана - тали - сманщика. И, подумав так, он отправил человека к ней в дом с известием о том, что с нею стало.
А родители девушки, как только она улетела в воздух, плакали и метались в горе. И вдруг к ним письмо с таким известием! Они были потрясены неожиданной радостью:
ведь это превышало все их чаяния!
Сейчас же велели заложить экипаж и помчались, скача даже при звездах.
Дали Сину в награду сотню ланов, забрали девушку и привезли ее домой.
Сначала Син, получив такую красавицу жену, горевал, что у него всего - навсего только четыре стены. Но теперь, когда ему дали сто ланов, он был значительно ободрен и утешен.
Пошел благодарить этого самого Гу. Тот опять освидетельствовал его подробно.
- Ну, нет еще, нет еще, - говорил он, смотря в лицо Сину, - ведь раз к вам уже пришла богатая судьба, то какой может быть тут разговор о сотне ланов?
И не принял благодарности.
А дело было так. Когда отец девушки вернулся с ней домой, то подал начальству прошение о поимке Яна. А тот уже давно убежал, и никто не знал куда. Тогда конфисковали его дом и выдали кому следует приказ на преследование Чжу. Чжу, в страхе, уцепилась за Сина и лила слезы. Но все, что мог придумать Син, тоже пришло к концу. Он дал взятку предъявителю приказа, нанял телегу и коня и вместе с Чжу явился к отцу девушки, умоляя его как - нибудь их вызволить.
Магнат, тронутый честностью Сина, принялся хлопотать за него с крайним усердием, и с помощью денег ему удалось освободить Сина от преследования. Магнат оставил мужа и жену жить у себя в доме, дав им отдельной помещение и обращаясь с ними ласково, как с родными.
Дочь этого магната была еще в детстве просватана за некоего Лю, очень видного деятеля. Узнав, что она провела в доме Сина ночь, тот счел это для себя позором и вернул брачное свидетельство, порвав все свадебные дела. Тогда отец девушки собрался сосватать ее за кого - нибудь другого, но она заявила ему и матери, что дала клятву выйти только за Сина. Син узнал об этом и был рад. Рада была и Чжу, выразившая при этом, по собственной воле, желание сойти до наложницы.
Теперь отец принялся тужить, что у Сина нет дома. Но как раз в это время дом Яна пошел с казенных торгов, и магнат, воспользовавшись этим случаем, купил его.
Муж с женой вернулись в дом и на прежние свои деньги кое - как справили хозяйство, достали слуг и прочее. Дней через десять деньги пришли к концу. Оставалось ждать появления девушки, чтобы получить от родителей еще раз вспоможение.
Однажды вечером Чжу говорит Сину так:
- Этот мой проклятый муж Ян как - то раз, помню, закопал под домом тысячу ланов. Знаю об этом только я. И вот я сейчас ходила смотреть это место. Кирпичики лежат, как прежде; может быть, и клад не тронут, - не знаю.
Пошли туда вместе, вскрыли и действительно нашли там серебро. Нашли - и поверили в божественность искусства Гу. Одарили его с полной щедростью.
Затем девушка приехала к Сину как жена и привезла ему с собой пышное приданое. Не прошло и нескольких лет, как Син стал первым богачом во всей округе.



Комментарии переводчика

Сы - река в Шаньдуне, в провинции, где происходят почти вес события рассказов Ляо Чжая.

...видного местного жителя... - Из служилой, но не служащей в данное время знати (шэньши), игравшей известную всем роль среди деревенской бедноты.

На границе Сьшуя - уезда в Шаньдуне.

...богатства будет чжунов с тысячу. - Чжун - крупная мера сыпучих тел; здесь упомянута для того, чтобы показать богатство вообще.

...до золотого... грота... - Так называли современники сановника Го Куана (II в.) его дом, обогащаемый милостями часто посещавшего его государя ("Хоуханыпу", история поздней Хань).

Священный правитель

Некий даос из храма "Обращенного к небу" любил предаваться искусству вдыхании и выдыхании. В храме у него поселился на время какой - то старичок, с которым он на этом пристрастии сошелся, так что оба стали связаны мистическою дружбой.
Старичок прожил так несколько лет. Каждый раз перед "жертвою за городом" он дней за десять удалялся и возвращался лишь после жертвоприношения. Даоса это приводило в недоумение, и он как - то спросил, в чем тут дело.
- Мы с тобой, - говорил старичок, - что называется, люди без встречной неприязни, так что можно будет сказать правду. Я" видишь ли, - лис. Когда приходит срок жертвы, то очищается все грязное, и мне некуда деваться. Вот почему я прибегаю к исчезновению.
Через год, как только подошел срок, он опять удалился. Затем долго не возвращался. Даос стал уже подозревать недоброе, по вот однажды старичок неожиданно появился. Даос стал спрашивать, что с ним было и почему не приходил.
- Я, знаешь, - отвечал старичок, - чуть - чуть не потерпел такого, что больше уж видеть тебя не удалось бы. В те, помнишь, дни я хотел убежать подальше, но разморила лень, и, увидев отлично прикрытую канаву, я притулился там под каким - то жбаном. Вдруг совершенно для меня неожиданно как раз туда явился Священный правитель, выметавший мусор земли. Он бросил взгляд и сейчас же меня заметил, рассердился и хотел стегнуть плеткой. Я испугался и побежал. Священный правитель - за мной и вот - вот уже меня настигал. Добежал я, в страшном замешательстве, до Желтой реки, а он уже совсем меня настигает. В крайнем затруднении, не зная, что делать, я сунулся в нужник. Бог, полный отвращения к гадости, повернулся и ушел. Выйдя из нужника, я был весь пропитан вонючей мерзостью и не мог больше жить с людьми. Я бросился тогда в реку и омылся, а затем лег на спячку в потайной пещере. Тут грязь и нечистоты с меня сошли. Сегодня я пришел, чтобы с тобой проститься. Кроме того, я имею еще кое - что тебе передать. Ты тоже должен будешь уйти отсюда куда - нибудь в другое место, потому что здесь наступят великие зверства. Место это - место несчастливое.
С этими словами он откланялся и ушел. Даос, руководствуясь его сообщением, переселился в другое место. Прошло немного времени, и вот разразилась история года дзяшэнь.



Комментарии переводчика

Священный правитель. - Наподобие буддийских храмов, охраняемых громадными статуями властителен вселенной, которые с воинственным видом оберегают буддийскую веру от ее врагов, даосский храм точно так же измыслил некоего Вана, Священного Правителя, изображаемого в демонически злой позе, с поднятой плетью, в виде палки, оберегающего вход в храм.

...предаваться, искусству вдыхании и выдыхании. - То есть особой практике даосского созерцания: злой и нечистый дух в человеческом теле ритмически выходит через рот, а через ноздри поступает свежий и чистый воздух.

...перед "жертвою за городом" - то есть перед жертвоприношением небу и земле, совершаемым зимой и летом за стенами города.

Год цзяшэнь - 1644 год, конец династии Мин и начало новой, Цин.

Услужливый Лу Ягуань

Почтенный Чжао из Улина только что сдал должность в Гунчжане и возвратился на родину. Какой - то молодой человек ожидал его у дома и просил взять к себе по части переписки.
Чжао пригласил его войти и видит, что это человек с известной утонченностью, напоминающей ученого. Спросил, как его зовут. Юноша назвался Лу Ягуань. Денег за услуги он не требовал, и Чжао его оставил.
Сметливостью Лу превосходил всех слуг в доме. Всю входящую и исходящую переписку и все донесения он вел самостоятельно, и составлял, и отвечал... Что бы ни написал - выходило неизменно хорошо, ловко - залюбуешься! Бывало также, что хозяин сядет с гостем за шахматы, а Лу наблюдает. Подскажет ход - и выиграно! За это Чжао еще более стал его любить и отличать.
Прочие слуги, видя, что он пользуется, как говорят в таких случаях, полным взглядом очей хозяина, приставали к нему шутя, чтобы он устроил им обед. Ягуань обещал, только спросил по этому поводу, сколько всего в доме слуг. Пришли все, даже счетчики из именья - и набралось в общем человек тридцать. Это число ему и заявили, чтобы поставить его в трудное положение.
- Ну, это - то будет очень легко, - сказал Ягуань. - Только вот ведь что: народу, как видите, много, и что - нибудь устроить быстро здесь я не сумею. А вот в съестной лавке это будет можно.
Сейчас же созвал всех своих товарищей по дому, и они отправились в ближайшую харчевню. Сели. Только что вино пошло вокруг, как один из них, придержав винный чайник, встал и сказал:
- Господа, вы пока не пейте. Позвольте - ка спросить:
кто сегодня у вас "хозяин восточных путей"? Пусть - ка он сначала выложит деньги как залог, и тогда пейте и ешьте, сколько душе угодно. А то, знаете, как насчитают нам несколько тысяч монет, так вы все с шумом разбежитесь. С кого тогда взыскивать?
Все уставились глазами на Ягуапя. Тот засмеялся,
- Вы нe думаете ли, - спросил он говорившего, - что у меня нет денег? Нет, деньги - то у меня, конечно, есть!
С этим словами он поднялся, подошел к тазу, взял горсть теста и нарезал его кусками. Затем стал швырять. Швырнет - и тесто превращается в мышь. Мыши забегали, заерзали по всему столу. Ягуань - хвать первую попавшуюся и вспорол ее. Мышь пискнула, живот раскрылся и там оказался маленький кусочек серебра. Схватил еще одну - точно то же. В одно мгновенье ока все мыши были распороты, и куски серебра лежали полным счетом перед всеми.
- Ну, что, - сказал Ягуань, - не хватит разве этого для нашей попойки?
Все были ошарашены этим небывалым зрелищем, стали пить вовсю. Когда же кончили, по счету всего оказалось три с чем - то даны. Взвесили серебро - как раз!
Решили рассказать об этом чуде хозяину, попросили у Ягуаня кусок серебра, спрятали и, придя домой доложили Чжао. Тот велел принести это серебро. Стали искать - пропало.
Пошли обратно в лавку, чтобы привести в свидетели лавочника, но оказалось, что все уплаченное серебро превратилось в колючки чертополоха. Вернулись и доложили Чжао. Чжао стал допрашивать Ягуаня.
- Друзья мои, - давал тот свой ответ, - пристали ко мне, требуя вина и угощения. Мошна моя была пуста. В самом деле, денег у меня не было. Но в молодости своей я выучился кое - каким фокусам и вот, видите, их испробовал.
Теперь публика стала требовать с него возмещения.
- Да я ведь не из тех, что обманывают на водке и еде! Вот в селе, как его там, стоит лишь нам раза два провеять пшеницу, как четверти две наберем, - вам и хватит на водку, да еще останется.
С этими словами он предложил одному из требовавших отправиться с ним вместе. Как раз шел домой счетчик из той самой деревни. Они и пошли вдвоем. Пришли - и, действительно, видят: лежит на гумне чистейшая пшеница - прямо грудой в несколько ху. После этого Ягуаню стали еще больше дивиться.
Однажды Чжао пошел к приятелю обедать, а там в гостиной стояла ваза с необыкновенно пышными орхидеями. Чжао орхидеи так понравились, что, даже придя домой, он все их хвалил и вздыхал.
- Если вам так уж полюбились эти орхидеи, - сказал Ягуань, - совсем не трудно их вам доставить.
Чжао не очень - то поверил. Но утром, придя в кабинет, он вдруг почувствовал необыкновенный, густой и мощный аромат. Смотрит - стоит ваза с орхидеями, а в ней стрельчатые листья, и формой и числом - точь - в - точь что он видел вчера. Чжао решил, что Ягуань украл орхидеи, позвал его к ответу.
- У меня дома, - возражал тот, - выращено этих цветов не менее тысячи. К чему бы мне их красть?
Чжао сказал, что это чепуха. Как раз подошел вчерашний приятель, у которого он видел орхидеи, и пришел в полное изумление.
- Ай, - вскричал он, - что это они так чертовски похожи на те, что в моем скромном домике?
- А я, видите ли, - отвечал Чжао, - только что их купил. Но не знаю, откуда они вообще. Кстати, когда вы выходили из дому, вы не заметили, стоят ваши охридеи на месте или нет?
- Сказать правду, - промолвил гость - я не заходил в кабинет, так что не могу знать, там они или нет. Тем не менее как бы им попасть сюда?
Чжао посмотрел на Ягуаня.
- Это нетрудно выяснить, - сказал тот. - В вашем доме, сударь, ваза разбита и есть шов, а в этой вазе шва нет.
Проверили - верно.
Ночью Ягуань пришел к хозяину и сказал ему:
- Сегодня я говорил вам, сударь, что у меня очень много цветов, вы же мои слова сочли вздором. Так вот, не угодно ли вам будет сейчас завернуть ко мне своей благородной стопой - мы бы при луне пошли полюбоваться! Одно только: нельзя брать с собой всех, вот разве взять Ая - это можно.
Ая, надо сказать, был мальчик, взятый из Гунчжаня.
Чжао согласился. При выходе из дому он нашел четырех носильщиков, ждавших у дороги с паланкином. Чжао сел, и они помчались быстрее скачущих коней.
Мгновенье - и они уже вошли в горы. До Чжао доносились дивные запахи, проникавшие в самые кости. Еще минута - и они пришли к какому - то гроту - дворцу. Перед Чжао стояли ярко расписанные, великолепные чертоги, совершенно непохожие на те, что Чжао у кого - либо видел.
Везде были среди камней цветы; стояли тонко, артистически сделанные вазы, в которых также цвели чудесные цветы. От них текло сиянье красоты и шел во все стороны необычайный аромат. Одних только орхидей - и тех было несколько десятков ваз. И все - отборные:
ни одной, чтобы не цвела пышно и прекрасно!
Когда Чжао налюбовался до конца, тем же порядком были поданы носилки, и он прибыл домой.
Ягуань был у Чжао еще лет десять, если не больше. Затем Чжао умер, совсем не хворав. Ягуань ушел из дома, вместе с Ая, и куда они делись - неизвестно.



Комментарии переводчика

...пользуется... полным, взглядом очей хозяина... - То есть прямыми взорами его, а не невидящими, презрительно, повернутыми белками.

"Хозяин восточных путей" - то есть хозяин пира; древнее выражение.

Укротитель Ма Цзефу

Ян Ваньши, студент, пользовавшийся большой известностью, всю жизнь страдал, как говорится, болезнью Цзичана. Жена его, по девичьей фамилии Инь, отличалась на редкость злым характером. Стоило ей поперечить хоть в пустяке, как она обрушивалась на слугу с плетью. Отцу Яна было за шестьдесят. Он был вдов. Инь держала его на одном положении со слугами и холопами. Ян и его брат, Ваиьчжун, часто украдкою кормили старика, не смея об этом сказать ей. Старик ходил совершенно опустившийся, рваный, весь в торчащей вате. Боясь, что его поднимут на смех и будут злословить, Инь не позволяла ему выходить к гостям.
Ваньши было уже сорок лет, но сыновей у него не было. Он взял в наложницы некую Ван, с которой, однако, с утра до вечера не смел обмолвиться ни словом.
Оба брата поехали в уездный город на экзамены, где обратили внимание на одного юношу, выделявшегося своим тонким лицом и платьем изящного покроя. Заговорили с ним. Он им понравился. Спросили, как его фамилия и прозвище. Он назвался Цзефу по фамилии Ма. После этого их дружба с каждым днем становилась все теснее и прочнее, так что, наконец, они зажгли курительные свечи и торжественно заключили братский союз.
Около полугода прошло с тех пор, как они расстались, и вдруг Ма со слугой - отроком заехал к Янам. Как раз в это время старик Ян сидел за воротами и, подставив себя под лучи солнца, искал вшей. Ма решил, что это работник или слуга, сказал ему свою фамилию и велел доложить господам. Старик накинул на себя свои лохмотья и ушел. Тогда Ма сказали, что это и есть отец дома. Ма от удивления ахнул, но в это время братья Яны без шапки, с открытым лбом, вышли ему навстречу, провели в гостиную и сделали приветствия. Ма сейчас же просил позволения пойти на поклон к отцу. Ваньши отклонил просьбу, сославшись на то, что отец случайно нездоров, заторопил гостя сесть и стал с ним весело беседовать.
Незаметно подошел вечер. Ваньши неоднократно велел подавать на стол, но кушанья не появлялись. Старший и младший братья выходили и входили, сменяя один другого, и, наконец, пришел изможденный слуга с кувшинчиком вина, которое и было выпито в один миг. Сидели, ждали еще очень долго. Ваньши вдруг вскочил и закричал, чтобы поторопились. На лбу и на щеках у него паром поднимался горячий пот. Вскоре высохший слуга пришел с обедом. Это была грубо обмолоченная крупа, притом недоваренная, так что есть ее было совершенно невкусно. После обеда Ваньши заторопился уйти, а Ваньчжун принес тюфячки и одеяла, чтобы спать вместе с гостем. Ма стал ему выговаривать,
- Послушай, - сказал он, - мы ведь тогда решили принять на себя высокий долг, взаимно отличающий старших и младших братьев, и затем, не правда ли, заключили общий клятвенный союз братской любви. Сегодня же я вижу, что наш старый отец, говоря по совести, не в тепле и не сыт... И прохожим ведь стыдно за вас!
У Ваньчжуна брызнули слезы.
- Чувства, что у меня в душе, - сказал он, - трудно полностью выразить. У нас в доме - не благополучно. На наше несчастье, попалась строптивая сноха. Она своею дерзостью тиранит и губит как старых, почтенных, так и малых, слабых. Не будь у нас с тобою "дружбы на каплях крови", эту мерзость я не решился бы поднять на слова.
Ма в диком изумлении сидел и охал.
- Вот что, - сказал он через некоторое время, - я сначала было хотел пораньше встать и уехать. Теперь же, когда мне пришлось узнать эти диковинные вещи, я не могу, чтобы не взглянуть на нее хоть глазком. Дай мне, прошу тебя, какое - нибудь свободное помещение, где бы я мог, когда будет нужно, сам себе приготовить обед.
Ваньчжун исполнил, что ему было сказано: освободил комнату и устроил в ней Ма. Глубокой ночью он украл овощей и риса, все время боясь, как бы не узнала жена брата. Ма догадался, что у него было па уме, и решительно отстранил это. Затем попросил пригласить старика Яна есть и спать вместе с ним, а сам отправился в город, на рынок, где купил холста и шелку, чтобы дать старику другой халат и новые штаны. Отец и оба брата были тронуты до слез.
У Ваньчжуна был сын Сиэр, которому только что исполнилось семь лет. Он пришел ночью спать со стариком. Ма погладил и приласкал его.
- У этого мальчика, - сказал он, - счастье и долголетие будут гораздо лучше, чем у его отца. К сожалению, ему в раннем возрасте придется осиротеть.
Жена Ваньши, узнав, что старик сыт и чувствует себя отлично, сильно разозлилась и начала браниться, крича, что Ма непрошено суется в чужие семейные дела. Сначала ее злой голос раздавался лишь в спальне, но затем мало - помалу стал доноситься все ближе и ближе к помещению, занимаемому Ма, которому желали, значит, показать, как говорится, смысл Конфуциевой лютни и песни. Братья Яны бродили из угла в угол, покрытые испариной, но не могли урезонить ее и остановить. Однако Ма делал вид, будто не слышит.
Наложница Ван была уже на шестом месяце беременности. Инь, узнав об этом, сняла с нее платье, и стала свирепо колотить. Избив ее, она позвала Ваньши, велела ему стать на колени и надеть на себя женский головной убор. Затем схватила плеть и прогнала его за дверь.
Как раз в это время Ма был на дворе, Ваньши, полный стыда, не двигался. Жена стала погонять его сзади, и он наконец вышел. Вышла за ним и она, сложив руки и топая ногами. Весь дом был переполнен сбежавшимися поглазеть. Ма ткнул пальцем по направлению к женщине и крикнул ей:
- Пошла, пошла прочь!
И она тотчас же побежала обратно, словно ее гнал бес. Штаны и туфли свалились... Ножные перевязи вились и крутились по дороге. Вернулась домой она босая, и цвет лица ее был мертвенно - землистый. Когда она немного отошла, служанка подала ей чулки и туфли. Она обулась, оделась и принялась во весь голос безостановочно реветь, но никто из домашних ни о чем ее спросить не смел.
Насторожившись, Ма увел Ваньши и стал снимать с него женский убор. А тот, весь в благоговейной серьезности, затаил дыхание, словно пугаясь, что вот - вот Ма уронит убор. Ма силой сиял с него женский наряд, но Ваньши чувствовал беспокойство: то садился, то вставал, - все, по - видимому, боясь, что ему достанется еще больше за самовольно снятые вещи. Убедившись, что жена перестала плакать, он наконец решился войти в ее комнату. Запинаясь, переминаясь, приближался он к ней, но она, не проронив ни слова, сейчас же встала и ушла в спальню спать одна. Тогда Ваньши вздохнул свободнее и украдкой высказал брату свое удивление.
Для прислуги все это было совершенно необъяснимо, и, встречаясь во дворе, она об этом судачила. Лишь только Инь заслышала это, в стыде и гневе стала бить всех слуг поголовно. Затем она позвала к себе наложницу. Та не могла еще встать после побоев, но Инь решила, что она притворяется, подошла к ее постели и стала ее колотить... Порвалось, потекло, - она скинула.
Ваньши, выискав местечко, где никого не было, жаловался Ма и плакал. Тот всячески утешал его и старался рассеять. Крикнул слуге, ведя приготовить поесть. Уже дважды ударили ночные стражи, а он все еще не отпускал Ваньши к себе.
Жена сидела в спальне и злилась, что муж не приходит. Только что она пришла в полную ярость, как услыхала, что кто - то снимает дверь. Быстро крикнула служанку, но двери спальни были уже открыты, и в нее вошел какой - то великан, тенью своей заслонивший все а комнате. Сам он был свирепый, яростный, словно бес. Вслед за ним тут же вошло еще несколько человек. У каждого было в руках по острому ножу. Женщина, испугавшись насмерть, хотела закричать, но великан ножом кольнул ее в шею и сказал:
- Поори тут - так я сейчас же тебя зарежу! Она бросилась доставать золото и шелка, чтобы выкупить свою жизнь.
- Мы служим, - сказал великан, - в мрачном суде. Денег нам не надо. Мы только возьмем сердце злой жены.
Женщина еще пуще затряслась от страха, бросилась в ноги и стала разбивать себе лоб. Великан взял острый нож и обрисовал им ее сердце. Затем начал считать:
- Ну - с, за это, например, дело можно убить или нет? Сказав так, черкнул ножом и затем, таким же порядком, пересчитал все до конца ее жестокие и дерзкие поступки; нож чертил по коже не меньше, чем несколько десятков раз. Наконец великан сказал:
- Наложница рожала дитя... Это было продолжение вашего же рода. Как можно было ее бить, да так, что она скинула? Это дело уже, наверное, простить невозможно!
С этими словами он велел людям связать ей руки за спину, рассечь ее и осмотреть сердце и внутренности злой жены. Она же все время била поклоны и просила сохранить ей жизнь, только и твердя, что она познала раскаяние.
Вдруг посышалось, как двери во дворе открылись и закрылись.
- Ян Ваньши идет, - сказал великан. - Ну, если ты раскаиваешься в твоих преступлениях, то я покуда оставлю тебя жить дальше.
При этих словах все разбежались. Не прошло и минуты, как вошел Ваньши. Перед ним лежала жена, краснея, как говорится, телом, связанная и с ножевыми порезами на сердце, которые шли во всех направлениях бесчисленными полосами. Ваньши развязал ее и стал спрашивать, что случилось. Узнав про эти дела, он сильно удивился и втайне кое - что заподозрил. На следующий день он пошел к Ма и рассказал ему. Ма тоже удивился.
С этих пор самодурство Инь стало понемногу спадать. Прошло несколько месяцев, и она не смела произнести ни одного скверного слова. Ма был очень доволен и объявил Ваньши:
- Знаешь, что я скажу тебе теперь по правде? Только, сделай милость, не пророни секрета никому. Тогда, помнишь, я напугал ее с помощью одного моего маленького фокуса. Ну, раз удалось установить у вас лад да любовь, то позволь пока что проститься.
И ушел.
Каждый день, к вечеру, жена оставляла теперь Ваньши быть с ней, с радостной улыбкой стараясь ему угождать и заискивать. Ваньши, который всю жизнь не понимал подобного наслаждения и теперь вдруг испытал его, чувствовал, что ему не сидится, не стоится.
Однажды ночью жена, вспомнив о великане, затряслась, забилась, съежилась и похолодела. Ваньши, желая ей угодить, слегка открыл ей, что все это было не настоящее. Жена быстро вскочила и принялась мучить его допросами. Ваньши сам понял, что проговорился, но не мог уже остановиться и рассказал ей все, как было, начистоту. Вдруг она вспыхнула гневом и стала громко браниться. Ваньши перепугался, стал у кровати на колени, стоял долго, но жена не обращала на него внимания. Он слезно упрашивал, умолял ее, вплоть до трех ударов водяных часов.
- Если хочешь получить мое прощение, - сказала она, - ты должен ножом исполосовать у себя над сердцем столько же раз, и тогда только эта обида начнет у меня проходить.
С этими словами она поднялась и достала кухонный нож. Ваньши страшно перепугался и убежал. Она погналась за ним. Залаяли собаки, залетали куры, вся прислуга поднялась на ноги. Ваньчжун не понимал, в чем дело, но заслонял брата своим телом то слева, то справа, а жена ругалась и поносила его. Вдруг она заметила старика. Увидав на нем халат и платье, она еще пуще рассвирепела, сейчас же бросилась на старика и - раз - раз - изорвала, распорола ему одежду, потом стала хлестать его по щекам и рвать за бороду. Ваньчжун, увидя это, в гневе ударил ее камнем, который попал ей как раз по черепу. Она свалилась с ног и пала бездыханной.
- Я умру, - сказал Ваньчжун, - а ты, отец, и ты, брат, получите возможность жить. Что тут горевать?
С этими словами он бросился в колодец. Стали спасать его, но он был уже мертв.
Через несколько времени женщина очнулась, узнала, что Ваньчжун умер, и ее гнев рассеялся. После похорон жена умершего, любя своего сына, поклялась не выходить больше замуж, но Инь плевала на нее, бранилась, не давала ей есть и выдала - таки ее замуж. Остался сирота - мальчик, который с утра до вечера терпел от нее побои плетью и палкой. Он должен был ждать, пока прислуга не кончит есть, и тогда только она кормила его холодными кусками. Через полгода ребенок высох, захирел - только и оставалось в нем, что дыхание.
Однажды вдруг приехал Ма. Ваньши велел прислуге не говорить об этом жене. Ма, увидя, что старик по - прежнему ходит рваный и трепаный, очень этому удивился. Когда же он узнал, что Ваньчжун умер, то, затопав ногами, предался горю и заплакал. Мальчик, услыхав, что приехал Ма, сейчас же подошел к нему приласкаться и еще издали кричал: "Дядя Ма". А Ма не мог его узнать и, только вглядевшись пристальнее, наконец распознал.
- Мальчик мой, - закричал он в ужасе, - как ты дошел до такого измождения?
Тогда старик, запинаясь и заикаясь, стал рассказывать ему подробно об их делах. Ма вскипел гневом.
- Я говорил тебе тогда, помнишь, - сказал он, обращаясь к Ваньши, - что ты не человек. Правильно! Я не ошибся. От вас, двоих братьев, только ведь эта нить и есть... Убьет она его, что вы будете делать?
Ваньши молчал, лишь опустил голову, прижал уши и плакал. Посидели, поговорили. Жена уже успела все узнать, но сама не посмела выйти и прогнать гостя, а только крикнула Ваньши, чтобы он шел к ней. Дала ему пощечину и велела отказать Ма. Ваньши вышел, полный слез, с явным следом от пощечины.
Ма рассердился и сказал:
- Ты не умеешь быть властным. Но неужели же ты не можешь просто развестись с ней и выгнать ее вон? Ведь она била твоего отца, убила твоего брата, - а ты все спокойно терпел и допускал... Ну, чем же, скажи, ты - человек?
Ваньши выпрямился, и лицо у него казалось взволнованным.
- Если, в случае чего, - настраивал его Ма, - она не уйдет, то по всем законам требуется применить к ней суровую силу. Ведь даже если ее убить, и то нечего бояться: у меня есть двое - трое друзей, занимающих видные посты, которые, конечно, приложат все усилия к тому, чтобы ты был уверен в своей безопасности.
Ваньши согласился и, набравшись духу, быстро помчался. Только что он вбежал в комнату, как встретился с женой.
- Ты что делаешь? - закричала она на него. Ваньши заторопился, засуетился, потерял цвет лица и сказал, руками прильнув к полу:
- Студент Ма велит мне прогнать жену.
Жена еще больше рассвирепела и стала искать вокруг себя ножа или палки. Ваньши испугался и побежал прочь. Ма плюнул на него.
- Ну, брат, - сказал он, - тебя, очевидно, не наставишь!
С этими словами он открыл шкатулку, достал оттуда лекарства, что называется, "на нож и планочку", смешал его с водой и дал ему выпить.
- Это порошок, воскрешающий мужчину, - сказал он. - Я потому только не пользуюсь им в неважных случаях, что он может человеку принести болезнь. Но теперь, раз мне ничего с тобой не поделать, дай разок испытаю. I
Ваньши выпил. Миг - и он вдруг почувствовал, как гнев заполняет всю его грудь и что он словно горит ярким пламенем. Не будучи в состоянии ждать ни минуты, он прямо подошел к спальне и так закричал, словно загремел гром. Жена не успела еще ничего сказать, как Вапьши поддал ее ногой в воздух, и она, упав навзничь, отлетела на несколько аршин. Тут же он взял в руки камень, величиной с кулак и стал наносить ей удары без счета и конца, так что на ее теле не осталось ни одного целого куска кожи. А она продолжала кричать на него и ругаться. Ваньши вынул из - за пояса ручной нож. Оно опять разразилась бранью.
- Ага, нож вынул! - кричала она. - Что ж, ты посмеешь убить меня, да?
Ваньши без разговоров отсек у нее с ляжки кусок мяса, этак с ладонь величиной, и бросил на пол. Только что хотел резать еще, как она стала жалобно выть и просить прощенья. Ваньши, не слушая ее, опять отрезал... Прислуга, видя, что Ваньши от ярости сошел с ума, столпилась и стала вызволять жену, изо всех усилий ее отбивая. Выбежал Ма, схватил Ваньши за руки и стал его уговаривать и успокаивать. Однако запас гнева Ваньши все еще не проходил, и он все порывался за ней ринуться. Ма его остановил. Вскоре сила лекарства стала таять, и Ваньши, наконец, ослабел, словно в нем что - то умерло.
- Вот что, брат, - сказал ему наставительно Ма, - ты не сдавай. Этот сильный, мужественный подъем - весь в твоем сегодняшнем акте. Но ведь, если человек будет тебя бояться, то никак не за одно такое утро или за один такой вечер. Нет, путь к этому будет в постепенности. Скажем, так: ты вчера умер, а сегодня возродился. И вот тебе следует, начиная с этого дня, вымыть в себе все старое и заменить его новой душой. Но если ты еще раз сдашь, то это уже недопустимо.
Он послал Ваыьши в комнату посмотреть - что и как. У жены тряслись ноги и сжималось сердце. С помощью прислуги она поднялась и хотела ползти к нему на коленях, но он остановил ее, и только тогда она перестала,
Ваньши вышел и сказал об этом Ма. Отец и сын стали друг друга поздравлять. А Ма собрался уходить. Отец и сын бросились оба его удерживать.
- У меня, видите ли, - сказал им Ма, - было как раз дело, по которому надо ехать к Восточному Морю. Я поэтому и заехал по пути к вам. На обратном пути, может быть, я снова увижусь с вами здесь.
Через месяц с чем - то Инь встала и начала служить своему любезному супругу, как обыкновенно служат гостю. По прошествии некоторого продолжительного времени она, однако, почувствовала, что, как говорится, "Цяньский осел лишен сноровки", и стала над ним подшучивать, потом издеваться, затем уже и ругать его. Вскоре все ее старые повадки снова проявились. Старик не мог более этого вынести и ночью убежал из дому. Он добрался до губернии Хэнань, где записался в даосские монахи. Ваньши, конечно, не посмел идти искать его.
Через год опять пришел Ма. Узнав обо всех этих делах и обстоятельствах, с досадой выбранил Ваньши. Сейчас же позвал мальчика, посадил его с собой на осла, взмахнул плетью и тут же уехал.
С этих пор односельчане уже перестали относиться к Ваньши по - человечески. Прибыл на сессию учебный инспектор, который за слабое сочинение вычеркнул его из списков. Прошло еще года четыре или пять. У Янов случился "возврат счастья" - посещение богов огня, от которого стали золой все комнаты и все состояние. Огонь от них перешел и на соседние дома. Тогда односельчане арестовали Яна и донесли на него в уездное управление. Там его оштрафовали без всякого снисхождения. И хозяйство стало падать: дошло до того, что Яны даже не имели пристанища, а между тем соседние села дали зарок, чтобы никто не сдавал Ваньши помещения. Братья Инь, рассердившись на сестру за ее поступки, точно так же не пускали ее к себе и вовсе от нее отказались. Ваньши дошел до пределов, продал наложницу в знатную семью и сам с женой поехал на юг.
Доехали они до границы Хэнаньской губернии. Деньги вышли. Жена не пожелала идти с Яном дальше и настойчиво, крикливо требовала, чтобы он снова выдал ее замуж. Нашелся, кстати, тут мясник, который был вдов. Ваньши продал ее за триста цяней.
Оставшись одиноким, Ваиьши ходил и просил милостыню где попало, в деревнях и предместьях. Как - то раз он подошел к красным воротам, привратник крикнул на него и загородил ему дорогу, не дав идти дальше. Вскоре вышел какой - то чиновник. Ваньши упал перед ним на землю и стал громко и слезно плакать. Чиновник долго в него всматривался, потом спросил у него, между прочим, его имя и фамилию.
- Да это вы, дядя! - воскликнул он в испуге. - Как могли вы дойти до такой бедности?
Ваньши стал подробно расспрашивать и узнал, что это Снэр. Не заметил сам, как разрыдался. Пошел за племянником в дом, где увидел бирюзу и золото, сверкавшие и светившиеся повсюду. Тут же вышел его отец, поддерживаемый слугой - отроком, и отец с сыном принялись друг перед другом вздыхать и плакать. Ваньши рассказал обо всем, что с ним стряслось.
А было так. Когда перед всеми этими происшествиями Ма взял с собой Сиэра, то он привез его сюда, а через несколько дней уехал искать старика Яна, привез его и дал деду с внуком жить вместе. Затем он пригласил учителя и велел Сиэру учиться. Тот, пятнадцати лет от роду, уже вошел в уездное училище. На следующий год он получил "представление от области", и тогда только Ма заключил его брак. После этого Ма простился с дедом и внуком и хотел уезжать, он они оба слезно просили его остаться.
- Я, - сказал Ма, - не человек, а, уж если говорить правду лис - бессмертный. Мои друзья по дао - истине давно меня ждут.
С этими словами он ушел.
Когда "почтительный сын и прекрасный человек" рассказывал все это, он и сам не заметил, как предался острой грусти. По этому поводу он вспомнил, как в былые времена он вместе с теткой - наложницей терпел жестокое издевательство, и сейчас особенно сильно почувствовал сердечную боль. Не теряя времени, он послал за ней повозку и лошадей и за деньги выкупил ее обратно. Через год с чем - то по приезде она родила сына, и Ваньши за это сделал ее законной женой.
Инь прожила с мясником полгода и по - прежнему злобно неистовствовала. Муж рассердился, схватил нож, которым резал мясо, сделал ей прорез у ляжек, продел насквозь волосяной канат, повесил ее за канат на балку дома, забрал мясо и ушел. Она иступленно кричала до потери голоса, и наконец соседи услыхали, разрезали ее узы и стали выдергивать канат. Дернули всего лишь раз, как она от боли закричала так, что вопли ее потрясли округу на все четыре стороны.
После этого, всякий раз, как она встречала своего мясника, у ней волосы и кости вставали дыбом. Впоследствии рана в ноге, правда, зажила, но рваные волосинки остались в мясе, так что ей все время было неудобно ходить. Тем не менее ей приходилось с утра до ночи работать на мужа, и она не смела лениться ни на минуту. А мясник был грубый и резкий человек. Приходя домой пьяным, он сейчас же принимался ее бесчеловечно бить и ругать. Теперь только она поняла что все сделанное ею в прежнее время другим - тоже вроде этого самого.
Однажды жена Яна с теткой пошли возжечь свечи в храм Путо. Жены поселян из ближних к храму деревень явились к ним на поклон. Инь была среди них, стояла с грустным видом и не подходила. Ван нарочно спросила, кто эта женщина. Слуги доложили, что это жена мясника Чжана, и тут же крикнули ей, чтобы подошла к госпоже и поклонилась ей в ноги.
- Раз эта женщина живет с мясником, - сказала Ван с улыбкой, - казалось бы, у ней недостатка в мясной пище не должно быть. С чего же это она такая изможденная и высохшая?
Инь, полная стыда и злости, вернувшись домой, хотела с собой покончить, но веревка оказалась слабой, и умереть не удалось. После этого мясник стал относиться к ней с еще большим отвращением.
Через год он умер. Как - то на дороге Инь повстречала Ваньши. Увидев его издалека, она поползла на коленях, и слезы покатились канатами. Ваньши, затрудняясь присутствием слуги, ни слова ей не сказал, но, вернувшись домой, упомянул об этом племяннику, выразив желание, чтобы, как говорится, жемчужина вернулась. Племянник ни за что не соглашался.
Инь подвергалась со стороны сельских жителей оплеванию и полному презрению. С течением времени ей стало решительно некуда приткнуться, и она, в толпе таких же нищих, выпрашивала милостыню, чем и питалась. Ваньши все - таки время от времени ее навещал, ходил к ней в храм, но племянник поставил ему на вид, что он его порочит, и, тайно от него, велел нищим хорошенько его пристыдить. Тогда только Ваньши от нее отстал.



Комментарии переводчика

...страдал... болезнью Цзичана. - Цзичан (также Лунцю, или Фаншань) - прозвание некоего Чэнь Цзао, жившего в XI в., современника знаменитого поэта Су Дунпо, который сделал имя Цзичан нарицательным в следующих стихах:
Лунцюский барин достоин, кажется, сожаления:
Толкует о (буддийской) пустоте, говорит о бытии - всю ночь не спит... 
Но вдруг он слышит, как в Хэдуне зарычал лев, - 
Посох выпадает из рук, и сердце сереет, как море.
Дело в том, что у Чэня была жена Лю, из Хэдуна, крайне ревнивая. Стоило ему пригласить на пир друзей певицу, как она уже стучала палкой по стене и так громко кричала, что друзьям приходилось сейчас же убираться. "Рыканьем льва" называется обычно речь Будды, только что родившегося и указывающего на небо и на землю: "Меня одного чтите все!" В стихотворении Су Дунпо это выражение употреблено как ирония над увлечением Чэня буддизмом.

..."дружбы на каплях крови"... - С древних времен Китай знал обряд жертвенных договоров, при которых закалывалось животное и кровью его приносившие клятву мазали себе рот. Таким образом кровь стала символом торжественной клятвы. Здесь, конечно, это просто образное выражение, имеющее скорее смысл совершенной прямоты и искренности.

...показать... смысл Конфуциевой лютни и песни. - В "Изречениях" Конфуция читаем: "Жубэй (один из нежелательных для Конфуция людей) хотел повидать учителя Куна (Конфуция). Учитель Кун отклонил визит под предлогом болезни. Но когда тот, кому было поручено спросить, вышел из дверей, то он взял лютню и запел, давая пришедшему слышать (что он дома, но не желает принять Жубэя)".

...надеть на себя женский головной убор. - Рассказывают, что знаменитый полководец и военный деятель Чжугэ Лян (III в.), воюя однажды с противником, старался всячески вызвать его на бои, но тот боя не принимал. Тогда Чжугэ послал ему женский головной убор в виде крайнего издевательства и желая подчеркнуть его бабью трусость.

Ножные перевязи - длинные бинты, которыми перевязывались женские ступни.

В мрачном суде - то есть в подземном суде, 

...достал... лекарства... "на нож и планочку"... - То есть аптекарскую минимальную дозу, еле умещающуюся на кончике ножа или на остром конце яшмовой (иногда костяной) планки, служившей в древности чиновникам при аудиенциях у императора для прикрытия рта.

...как обыкновенно служат гостю. - То есть с подобострастием и церемонностью.

"Цяньский осел лишен сноровки"... - Из поэта Лю Цзунъюаня (773 - 819), у которого находим следующую притчу; "В Цянь (Гуй - чжоу) не было ослов. Но вот один любитель прилез осла на лодке и пустил его на волю. Тигр увидел его и подумал, что это большая, толстая тварь, наверное, бог; спрятался в лесу, стал подглядывать. Осел закричал. Тигр сильно испугался, убежал подальше, опасаясь, что осел его съест. Однако, расхаживая взад и вперед и посматривая на него, он заметил, что никаких особых дарований в осле нет. Подошел и стал с ним шалить. Осел рассвирепел и лягнул тигра. "Ах, только - то всего уменья и было!" - воскликнул тигр, прыгнул на него и загрыз".

"Возврат счастья" - то есть пожар, называемый так, вероятно, из эвфемизма - желания дать несчастью название обратного смысла и упразднить собственное как страшное. Впрочем, согласно китайским комментаторам, здесь это просто название бога огня.

...получил "представление от области"... То есть выдержал второй кандидатский экзамен ("цзюйжэня" - рекомендованного человека).

"Почтительный сын и прекрасный человек" - то есть второй кандидат ("цзюйжэнь"), который именуется в литературном языке таким титулом на том основании, что во II в. до и. э., когда впервые было поведено представлять нужных государству людей от всех областей Китая, их выбирали по высоким душевным качествам, среди которых сыновнее благоговение стояло о Китае всегда на первом месте.

...жемчужина вернулась. - В основе этого литературного выражения лежит следующее предание. В древности некий чиновник был в наказание сослан за что - то в отдаленную область, на морской берег, где ловили жемчуг; там своим добродетельным управлением он уничтожал бывшие до него жестокие несправедливости, и жемчужины, ушедшие от злых людей, - так что ловля их совсем прекратилась, - снова вернулись. Таким образом, это выражение означает просто вернуть вещи (или человека) на старое место, и слово "жемчужина" нельзя, конечно, принимать как издевательское остроумие.

Как вызывают духа танцем

У нас в Цзи в народе есть такой обычай. Если кто захворает, то на женской половине дома устраивают гаданье о воле божества. Приглашают старую колдунью, которая бьет в железное кольцо и односторонний барабан, кружится, вертится, принимает разные позы. Это называют "выплясыванием духа".
В столице этот обычай особенно силен, и даже в самых лучших домах молодые женщины время от времени это делают сами. В горнице ставят на подносы мясо, льют вино на блюдо, вообще богато убирают стол. Зажигают огромную свечу, так что в комнате становится светлее, чем днем.
Женщина подбирает покороче подол юбки, поднимает одну ногу и выделывает танец шанъян.
С обеих сторон ее поддерживают за руки две другие женщины. Затем она начинает что - то болтать, дробно и, как нить, бесконечно. Не то она поет, не то читает заклинание или молитву. Слов в этом то мало, то много, - как - то все неровно и неодинаково, - нет определенного ритма, но какой - то напев есть,
В комнате помещается несколько барабанов, в которые начинают разом бить как попало, - впечатление грома... Бум - бум - так тебя и оглушит...
Губы женщины то открываются, то закрываются, но звуки смешиваются с гулом барабанов, и их не особенно - то разберешь.
Затем голова ее свисает, глаза скашиваются. Чтобы стоять, ей уже обязательно нужна поддержка людей, и стоит им как - нибудь упустить ее, как она падает на пол.
Вдруг она вытягивает шею и делает сильный прыжок, отделяясь от земли этак на фут. Тогда женщины, собравшиеся в комнате, замирают в ужасе и, оторопев, смотрят на нее и говорят:
- Предок пришел вкусить от трапезы?
Затем дунут и загасят свечу, так что и в комнате и везде становится черно, Люди стоят затаив дыхание впотьмах и нe смеют сказать друг другу ни слова. Да если бы и сказали, ничего не было слышно: стоит хаос звуков.
Так пройдет некоторое время, скажем, нужное, чтобы поесть, - и вдруг раздается грозный голос женщины, зовущей старика хозяина, старуху хозяйку и их детей, мужа и жену - и всех их по их детским именам. Тогда, наконец, все бросаются зажигать свечу и, согнувшись в три погибели, спрашивают женщину, кому будет удача или горе. Посмотрят в чарки, плошки, на стол - а там все гладко, пусто, как было до сеанса.
Все собравшиеся засматривают теперь ворожее в лицо, стараясь узнать, сердитое оно или ласковое: чинно - чинно окружают ее со всех сторон и спрашивают. Она же отвечает им, как эхо.
Бывает, что среди присутствующих кое у кого создаются неодобрительные настроения. А дух уже знает и сейчас же тычет в эту женщину пальцем и кричит:
- Эта надо мной насмехается!.. Величайшее неуважение!.. Вот я сниму с тебя штаны!
И та, что не верила, посмотрит на себя - глядь, она уже голая, так и сверкает телом! Пойдут сейчас же искать и найдут штаны на дереве за воротами.
У маньчжурок, замужних и девиц, это почитание божества еще серьезнее. Чуть только является какое - нибудь недоумение, они непременно прибегают для разрешения его к этому способу. В этих случаях они садятся на игрушечного тигра, как на коня, берут в руки длинную пику и выделывают на кровати особые танцевальные движения. Это называется "выплясывать тигра - духа". Этому коню - тигру дают угрожающую, страшную позу, а сама ведунья говорит диким, зычным голосом. Говорят, что это - или Гуань, или Чжаи, или Сюаньтань.
Он ни разу не закричит, но у него свирепый вид, еще сильнее напугает кого угодно.
Как - то нашелся мужчина, который подошел к окну, проковырял и стал подглядывать. И что же? Сейчас же длинное копье прорвало окно, проткнуло его шапку и втащило ее в комнату.
В это время вся семья - и старухи, и молодухи, старшие и младшие сестры, стоят и трясутся... Идут ли, стоят ли - словно летят гуси; не смеют позволить себе какого - нибудь раздвоения мыслей или лени в костях.



Комментарии переводчика

...танец шанъян. - Танец, названный по имени одноногой птицы, появившейся во времена Конфуция во дворе князя. Конфуций будто бы истолковал ее появление как предвестие дождя.

...по их детским именам. - То есть по именам, которыми их были вправе называть, и то только в их раннем возрасте, родители.

...Гуань, или Чжан, или Сюаньтань. - Гуань Ли, Чжан Сянь, Чжао Сюаньтань - наиболее популярные на севере Китая божества.

Зеркало Фэнсянь

Лю Чишуй из Пинлэ смолоду отличался талантливостью и оригинальностью. Пятнадцати лет он уже поступил в уездное высшее училище. Отец с матерью у него умерли рано, и он, вслед за их смертью, стал вести рассеянную и непутевую жизнь, чем подорвал дело настолько, что дома уже на расходы не хватало. Тем не менее у него в характере была любовь к прихорашиваний и нарядам. Одеяло и постель были всегда отменно хороши.
Однажды вечером его кто - то позвал пить, и он пошел, забыв погасить свечу. Вино уже обошло по нескольку раз, прежде чем он наконец вспомнил об этом - и быстро побежал домой. Здесь он услышал, что в его комнате идет какой - то разговор. Он припал к окну, подсмотрел - видит: молодой человек обнял красавицу и спит с ней на постели.
Его дом примыкал к разрушенным зданиям одной знатной семьи, в которых постоянно происходило много непонятных и необыкновенных явлений. Лю догадался, что это - лисицы, но даже если бы это было и так, он не трусил. Войдя в комнату, он закричал им:
- Разве я предоставил вам свою постель тут для храпенья?
Оба спавших заторопились, схватили впопыхах свои одежды и, голые, выбежали, оставив на месте штаны из лилового атласа, к поясу которых был привязан мешочек с иголками. Лю штаны страшно понравились. Боясь, что их украдут, он спрятал их под одеяло и прижал к сердцу.
Вдруг в дверную щель вошла какая - то лохматая служанка и обратилась к Лю с просьбой отдать ей вещь. Лю засмеялся и потребовал выкупа. Служанка предложила оставить ему вина. Лю не согласился. Давала ему денег, - он опять не принимал. Засмеялась и ушла, потом вернулась.
- Старшая барышня говорит, что, если вы соблаговолите вернуть штаны, она отблагодарит вас красивой женой.
- А кто она такая? - полюбопытствовал Лю.
- Нашей семьи, - отвечала она, - фамилия Пи. Старшую барышню зовут именем Басянь, а тот, кто лежал с ней вместе был господин Ху. Вторая наша барышня, Шуйсянь, вышла за господина Дина. Третья, Фэпсянь еще красивее обеих этих барышень, и, само собой разумеется, в ней нет ничего, что бы не пришлось вам по вкусу.
Лю, боясь, как бы его не обманули, предложил, что он посидит и подождет приятных вестей. Служанка ушла и, после долгого времени, снова вернулась.
- Старшая барышня поручает передать господину, что это дело радости вряд ли может быть заключено второпях. Я только что с нею говорила и сейчас же нарвалась на брань и резкости. Вы только обождите некоторое время, повремените. Наш дом не из тех, что легко дают согласие и мало внушают доверия!
Лю вручил ей вещь. Прошло несколько дней, а ничего, как есть, - никаких вестей не сообщалось. Как - то к вечеру он откуда - то вернулся домой, запер двери и уселся, вдруг обе двери сами собой распахнулись, и два человека, подняв на одеяле девушку внесли ее, держа одеяло за четыре угла.
- Вот пришла свита с молодою! - сказали они, положив ее со смехом на постель, и удалились.
Лю подошел, посмотрел. Она еще не очнулась от пьяного сна, и от нее шел чудесный запах винных паров. С раскрасневшимся лицом, вся в опьянении, она повергала ниц, она исключала собой весь прочий человеческий мир! Придя в крайний восторг, Лю схватил ее ножки и стал снимать чулочки, потом, прижимая к себе ее тело, стал развязывать пояс. А девушка уже чуть - чуть очнулась, открыла глаза и увидала Лю. Конечности не могли уже быть у ней себе хозяевами...
- Этакая бесстыжая холопка Басянь! - только и могла она промолвить в досаде. - Продала - таки меня!
Лю страстно ее обнял. Она выразила отвращение к его холодной коже, улыбнулась и сказала:

Этот вечер - что за вечер? 
- Вижу этого холодного мужчину!

Лю отвечал:

О ты! О ты!
Человек холодный этот... 
Кто тебе он, кто тебе он?

И радостно стал с ней любовничать.
- Эта холопка лишена всякого стыда, - говорила она ему. - Изгадила человеку постель, да еще штаны на меня обменяла! Не угодно ли! Погоди ж ты, я тебе за это как - нибудь задам!
С зчтих пор не было вечера, чтобы она не приходила, и они не предавались самой задушевной любви.
Она достала из рукава золотой браслет.
- Вот, - сказала она при этом, вещь моей Басянь. Еще через несколько дней она принесла пару вышитых башмаков с жемчужной прокладкой и парчовым шитьем. Работа была совершенно исключительная. Она велела Лю открыто их показывать. И Лю доставал башмачки, показывал родным и знакомым, хвастаясь и расхваливая. Все, кто приходил смотреть, приносили ему за показ деньги и вино. С этих пор Лю хранил у себя башмачки, как диковинку. Придя к нему как - то ночью, дева вдруг заговорила о прощанье. Лю, удивленный до крайности, спросил что это значит.
- Сестра моя, видишь ли ты, ненавидит меня за историю с башмачками и хочет увести семью подальше, чтобы прекратить нашу любовь и разлучить нас.
Лю перепугался и выразил желание вернуть башмачки.
- Не к чему, - сказала она на это. - Ими она меня держит в своих руках. Если ты их вернешь, то сам попадешь в ее козни.
- Почему же ты не можешь оставаться здесь одна?
- Отец с матерью, видишь ли, ушли далеко, и вся наша семья, в добрый десяток ртов, целиком зависит от господина Ху и живет на его средства. Если я с ними вместе не пойду, то, боюсь, как бы эта женщина с длинным языком не сделала белого черным.
С этих пор она более не появлялась.
Прошло два года. Лю думал о ней неотступно. Как - то ему случилось быть в дороге. На пути ему встретилась какая - то женщина, сидевшая верхом на небольшой лошади. Лошадь вел под уздцы старый слуга, прошедший мимо Лю и задевший его плечом. Дева обернулась, подняла вуаль, посмотрела на него. Красоты она была совершенно исключительной. Тут же, кряду, подошел к нему сзади какой - то молодой человек.
- Что это за женщина? - спросил он. - Кажется, она очень хороша собой.
Лю принялся ревностно ее расхваливать. Юноша сложил руки в жест приветствия и сказал с улыбкой:
- Вы уж, знаете, расхвалили ее чересчур. Это моя, как говорится, горная поросль.
Лю, сконфузившись, заторопился попросить прощения в своей вине.
- Ну, что за беда! - возразил молодой человек. - Одно только скажу вам: из трех Гэ, как говорится в Наньяне, вы, сударь, приобрели себе Дракона, а об этом мелком ничтожестве стоит ли говорить?
Лю недоумевал, что значат эти слова.
- Что ж, сударь, не узнаете вы, что ли, того, кто без вашего разрешения спал на вашей постели? - сказал молодой человек, и Лю наконец догадался, что это - Ху. Они исполнили теперь друг перед другом то, что полагается между сватьями, шутили над собой, острили, - все это в полном взаимном удовольствии. Молодой человек сказал:
- Тесть, знаете ли, только что вернулся домой, и я собираюсь разок его навестить. Не пойдем ли мы вместе?
Лю выразил радостную готовность и вошел с ним в крутящиеся извивы горы. В этих горах давно уже стоял дом одного из земляков Лю, который в свое время спасался здесь от опасности. Женщина слезла там с коня и вошла в дом.
Вскоре вышло из дому несколько человек, которые, вглядевшись в проезжих, сказали:
- Барин Лю тоже приехал.
Лю вошел в дом и представился старику и старухе. Там находился еще юноша, пришедший раньше. Платье и обувь у него были красивы ослепительно.

- Это наш зять Дин, - представил его старик, - из Фучуаня.
Обменялись поклонами, уселись. Вскоре наставили сложными рядами вина и лучших закусок. Веселый разговор шел с самым сердечным оживлением,
- Сегодня, - сказал старик, - у нас в доме все трое зятьев - премилое, можно сказать, общество! Да и посторонних людей нет, так что можно позвать сюда детей и устроить, таким образом, круглым - круглый сбор родни,
Сейчас же вышли сестры, которым старик велел поставить кресла, каждой возле своего мужа. Басянь, у в ид я Лю, только и могла, что, зажав рот, фыркнуть, а Фэнсянь сейчас же принялась насмехаться над мужем и острить. Шуйсянь наружностью своей ей уступала, но была серьезнее и важнее, приветливее и выдержаннее.
Когда сидевшие вели общую непринужденную беседу, она сидела с чаркой вина в руках и незаметно улыбалась. В это время туфли и башмаки, что называется, перемешались, всех охватывал сильный запах орхидей и мускуса, пили вино, наслаждались вовсю. Лю заметил, что на диване разложен полный набор музыкальных инструментов; взял яшмовую флейту и сыграл в честь старика арию, испрашивавшую ему у богов долговечность. Старику это было очень приятно; он велел каждому играющему взяться за свой инструмент. Все тотчас же устремились к инструментам, - только Дин и Фэнсянь не прикоснулись ни к чему.
- Господин Дин не умеет играть, ну и пусть его, - сказала Басянь. - А у тебя - то что - пальцы, что ли, не разгибаются?
И с Э1тими словами бросила на грудь Фэнсянь кастаньеты, которые сейчас же врезались в общий сложный гул.
Старик был доволен.
- Ну, - сказал он, - семейное наше веселье удалось как нельзя лучше. Но вы, дети, ведь умеете петь и танцевать. Почему бы каждой из вас не представить нам, что каждая умеет?
Басянь поднялась и схватила Шуйсянь.
- У нашей Фэнсянь, - сказала она, - как говорится:
Золото, яшма - голос ее. Ее не смею беспокоить. А мы с тобой давай споем о фее Ло.
Обе запели и стали танцевать. Когда они кончили, служанки внесли на золотых подносах фрукты - и все такие, названий которых Лю не знал.
- Это, видите ли, - пояснял старик, - все привезено мною из Чжэньла. Там они растут на дереве, называемом тяныюло.
С этими словами он взял несколько гладов к велел передать их Дину.
Фэнсянь это было неприятно.
- Разве принято, - сказала она, - любить или презирать своих зятьев, судя только по тому, что они богаты или бедны?
Старик усмехнулся. Не успел он ответить, как Басянь сказала сестре:
- Папа считает, что господин Дии живет не в нашем уезде, и поэтому чтит его, как гостя. Если разбирать, кто старше и кто моложе, то разве у одной только сестрицы Фэн имеется муж - горсть какой - то кислятины?
Фэнсянь все - таки оставалась недовольна, сияла с себя свой роскошный наряд, передала служанке кастаньеты и спела отрывок из арии "Разрушенная пещера". Слезы падали в такт звукам. Кончив арию, она взмахнула рукавом и решительным шагом вышла. Всем сидевшим это не понравилось.
- У этой холопки, - сказала Басянь, - все тот же заносчивый характер.
И побежала за ней вслед. Но Фэн ушла неизвестно куда. У Лю, что называется, не было лица. Он тоже откланялся и пошел домой.
Пройдя половину пути, он увидел, что Фэнсянь сидит у дороги. Она крикнула ему, чтобы он сел с нею рядом.
- Послушай, сударь, - сказала, она, - ты ведь мужчина, неужели же ты не мог ради человека со своей постели проявить как следует свой дух? Твоя "золотая комната", очевидно, находится среди книг. Я хочу, чтобы ты хорошенько ими занялся.
Потом она подняла ногу и продолжала:
- Я вышла из дому второпях и чем - то проколола насквозь башмак с подкладкой. У тебя с собой ведь эти, помнишь, башмаки, что я тебе подарила?
Лю вынул. Она взяла башмачок и переобулась. Лю попросил у нее хоть порванный. Она так и покатилась со смеху.
- Ты, знаешь, порядочный шалопай! Где видано, чтобы человек прятал вещь, идущую вместе с его собственным одеялом или подушкой? Нет, уж если ты меня любишь, то у меня есть одна вещь, которую я могу тебе подарить.
Она достала зеркало и передала его Лю.
- Если захочешь меня видеть, то ты должен искать меня в книгах. Иначе - нет тебе срока для свиданья со мной.
Сказала - и стала невидимой.
Лю побрел домой один, в горе и тоске. Посмотрел в зеркало. Видит - Фэнсянь стоит там, повернувшись к нему спиной, и вид имеет человека, ушедшего шагов за сто. Лю вспомнил, что было ему ведено, стал отказывать всем приходящим и опустил, как говорится, занавес. И вот однажды он заметил, как в зеркале ему вдруг показались прямо лицом; полная - полная грации, она готова была уже улыбнуться. Лю еще больше стал ее любить и ценить. Как только вокруг никого не было, он сейчас же ставил зеркало перед собой.
Через месяц его бодрое решение стало заметно слабеть. Он загуливался, постоянно забывая о возвращении домой. Вернувшись как - то раз, он взглянул на фигуру в зеркале: она была грустна, словно плакала. Через день взглянул еще раз - и увидел, что она стоит к нему спиной, как в первое время. Теперь лишь Лю понял, что это оттого, что он забросил свои занятия. И он заперся у себя дома, основательно принялся за учение - с утра до ночи, без перерыва. Через месяц с чем - то тень в зеркале снова повернулась лицом наружу.
С этих пор он стал проверять. Всякий раз, как он из - за разных дел забрасывал ученье, ее лицо опечаливалось. Стоило несколько дней поусердствовать, как лицо смеялось. И вот таким порядком, повесив перед собою зеркало, он с утра до вечера чувствовал себя словно в присутствии учителя или царского наставника.
Так прошло два года. Лю в один прием победоносно прошел на экзамене и радостно сказал:
- Ну - с, теперь можно будет показаться на глаза моей Фэнсянь.
Взял зеркало и посмотрел. Видит - расписные брови длиннеют дугами, а тыквенные семена уже почти открываются. Лицо так радостно, их хоть осязай - так и стоит перед глазами! В любовном исступлении Лю уставился в зеркало, не сводя глаз. Вдруг в зеркале засмеялись.
В силуэте мой любовник; на картине - его страсть.
- Эти слова сказаны про нынешний день! - промолвила дева.
Лю в изумлении и восторге оглянулся на все стороны - и нашел Фэнсянь стоящею уже за его креслом. Oн схватил ее за руки и стал спрашивать, как поживают ее отец с матерью.
- После того как мы расстались, - рассказывала она, - я совершенно не возвращалась домой, а лежала в горной пещере, желая разделить с тобою труды.
Лю поехал в город па обед. Фэн попросилась с ним. Сели вместе в повозку и поехали. Люди, смотря ей в лицо, ее не видели. Когда собрались домой, она научила Лю, чтобы он говорил всем, будто женился на ней в провинциальном городе.
Вернувшись домой, она наконец вышла и показалась гостям, а затем принялась за управление домом. Всех поражала ее красота, но что она лисица - никто не знал.
Лю был учеником Фучуаньского начальника и пошел к нему с визитом. Встретил там Дина, который с искренним радушием пригласил его к себе, принял и угостил самым щедрым и богатым образом.
- Тесть с тещей, - сказал он, - опять переехали в новое место, и моя "комнатная" домоправительница поехала проведать их. Когда она вернется, надо будет мне послать им письмо, чтобы вместе ехать к вам с поздравлением.
Сначала Лю казалось, что Дин тоже лис. Когда же он навел подробные справки о его происхождении, то выяснил в конце концов, что он сын большого коммерсанта в Фучуане. Оказалось, что он в свое время как - то возвращался под вечер с дачи домой и встретил Шуй - сянь, которая шла одна. Увидев, как она красива, он стал на нее исподтишка поглядывать. Она попросила ее подвезти. Дин с радостью посадил ее и привез к себе в кабинет, где и стал с ней спать и жить. Она могла входить через щели и скважины. Дин только тогда понял, что это - лиса.

- Сударь мой, - сказала она, - ты мне своих подозрений не выказывай. Я считаю тебя человеком искренним и честным и поэтому желаю тебе вполне довериться.
Дин сделал ее своей наложницей, а сам уже не женился.
Лю, вернувшись домой, снял у одного знатного лица обширное помещение, где для гостей приготовлено было есть и спать, вымыто, вычищено так, что все сияло чистотой, но мучился тем, что не было никакой обстановки. Осмотрелся наутро, - оказалось, что мебель наставлена такая, что глаза слепит.
Через несколько дней, действительно, явилось человек тридцать, принесших чай, кушанья и дорогое вино. Повозки и кони, запрудив дополна все улицы и проулки, хлынули беспорядочным потоком. Лю кланялся и приветствовал старика, а равным образом Дина и Ху. Он вводил гостей в приемные комнаты, где Фэнсянь уже встречала старуху и обеих сестер. Вошли и в спальню.
- Ты теперь, девочка, знатная, и на своего, так сказать, "человека у льда" не ропщешь? Скажи, у тебя или нет мой браслет и башмаки?
Женщина поискала и вручила ей.
- Башмаки - то те же, да вот тысячи людей их насквозь просмотрели, - сказала она.
Басянь ударила ее по спине башмачком:
- Бью тебя, чтобы передать то же господину Лю! - и бросила башмаки в огонь, приговаривая:

Пока были новые, - словно цветы, распускались;
Когда стали стары, - словно цветы, отцвели. 
Дорожила ими, как жемчугом, никогда их не надевая:
Хэнъэ пришла, их у меня заняла!

Шуйсянь, в свою очередь, приговаривала за хозяйку:

Когда - то они вмещали яшму - росточек;
Надеть, показать, от тысяч людей хвала!
И если бы даже увидела их Хэнъэ - 
Должна б пожалеть, что ей слишком они узки.

Фэнсянь пошевелила огонь и сказала:

Ночь за ночью они подымались к синему небу, 
Утром однажды ушли от блаженного счастья. 
Оставили только тонкую слабую тень, 
Всем и повсюду в свете людям напоказ.

С этими словами она положила пепел на поднос, сделала кучку, поделила ее на десять частей и, увидя, что подходит Лю, поднесла ему в подарок. Лю мог видеть только полный поднос вышитых башмачков совершенно такой же формы, как и прежние.
Басянь быстро выбежала, поддала поднос, так что он упал на пол, но на полу все еще было два уцелевших башмака. Басянь легла на пол и давай дуть. Тогда наконец все следы их исчезли.
На следующий день, ввиду того, что Динам предстоял далекий путь, муж с женой уехали домой раньше всех. Басянь ненасытно шутила и играла с младшей сестрой, а старик и Ху все время ее торопили. Наконец, в самый полдень, она вышла и отправилась вместе со всеми.
Когда гости приехали, их экипаж и слуги имели необычайно роскошный вид, так что местная публика собралась поглазеть на них, толпясь, словно на рынке. У двоих грабителей, при виде этих красавиц, замерла душа. Они решили похитить их на дороге. И вот, подкараулив, когда они отъехали от деревни, хвостом поехали за ними. Когда расстояние до них не превышало какой - нибудь стрелы, лошади вдруг поскакали, и так, что грабители не могли догнать их. Доскакали до одного места, где два утеса сжимали дорогу, телега поехала несколько тише. Грабитель догнал, вынул нож и зарычал. Люди бросились бежать. Разбойник слез с лошади, открыл занавес телеги, и там вдруг оказалась сидящей какая - то старуха. Только что он, в недоумении, решил, что нечаянно грабит мать, и начал заглядывать по сторонам, как ему был нанесен по правой руке удар оружием, и в один миг он был связан. Всмотрелся пристальней: утес - и вовсе даже не утес, а ворота города Пинлэ; в телеге же сидел не кто иной, как мать первого кандидата Ли, возвращавшаяся домой из деревни. Второй разбойник подъехал сзади. У него тоже была подрублена нога коня и его привязали к воротам. Ли арестовал их и направил к начальнику области. Тот сделал допрос, и сейчас же обоим была устроена казнь. Как раз в это время было двое непойманных грабителей. Из допроса выяснилось, что это они и есть.
Следующею весной Лю достиг высшей ученой степени чжуанъюаня. Фэнсянь, боясь, между прочим, как бы не накликать беды, настойчиво отказывала всей родне, являвшейся поздравлять. Лю тоже ни к кому не сватался. Когда же он достиг важного поста в министерстве, то взял наложницу, от которой имел двух сыновей.



Комментарии переводчика

О ты! О ты!.. - пародия на классические стихи. 

...приобрели себе Дракона... - В эпоху троецарствия (111 в.) трое братьев Чжугэ (или Гэ) служили трем разным претендентам на всекитайский престол. Но говорили, что с Чжугэ Ляном царство Шу приобрело себе дракона, а с его братьями У и Вэй - одно тигра, другое же... пса. Чжугэ Лян действительно считался самым выдающимся полководцем, подвиги которого составляют содержание популярного романа "Троецарствие".

...об этом мелком ничтожестве... - То есть о моей жене. 

...туфли и башмаки, что называется, перемешались... - У китайцев принято во время фамильярной беседы залезать на диваны и кресла с ногами, причем туфли легко сбрасываются под мебель. Чулки у китайцев делаются из белейшего холста, крахмалятся и по чистоте своей (у состоятельных людей, конечно) напоминают наши крахмальные воротнички и манжеты. Здесь: выражение из исторического рассказа Сыма Цяня о фривольных фестивалях мужчин с женщинами, заканчивавшихся оргией.

...запах орхидей и мускуса... - То есть запах женских духов. 

...споем о фее Ло. - Поэт - царевич Цао Чжи (III в.) домогался девушки из рода Чжэнь, но не получил ее, ибо она вошла в гарем его отца. Там она была оклеветана царицей и утопилась в реке Ло. Узнав об этом, царевич прямо из дворца пошел на берег этой реки, сел, заплакал и сочинил оду фее реки Ло. Этот рассказ является излюбленной темой у многих поэтов и послужил сюжетом для многих драматических произведений и песен.

Чжэньла - Камбоджа.

Тяньполо - сорт финика или жужуба.

...горсть какой - то кислятины. - "Кислый" на китайском языке означает множество неприятных вещей и качеств, а том числе и жалкого, бедного неудачника - ученого.

...из арии "Разрушенная пещера". - Ария эта написана на следующий сюжет: отец выгнал из дома своего ученого сына; монах, распознав в нем достойного человека, принял его в свой монастырь, вырубил ему в горе пещеру и велел там жить. Через девять лет его братья устроили ему здесь храм, было составлено его житие, и слава "инициатора" прошла повсюду. Причина, заставившая Фэнсянь выбрать эту арию, вероятно, кроется в описанном несколько ниже ее участии в судьбе мужа.

...не было лица - от конфуза; обычное выражение в разговорном языке: "Где у тебя лицо, скажи?"

...опустил... занавес - как великий конфуцианский учитель II в. до н. э. Дун Чжуншу, который, завесив себя полотном, не глядел на мир. Ученики подходили к нему на урок по очереди;
иным так и не удавалось увидеть его лицо.

В силуэте мой любовник; на картине - его страсть. - "Любовник на тени и страсть на картине", - так говорит о себе и возлюбленном героиня знаменитой драмы н стихах Ван Шифу (XIV в.) ".Любовь в западном флигеле" ("Сисян цзи"), считающейся литературным шедевром.

...разделить с тобою труды... - Спасаясь от перерождении в смертного человека подвижничеством.

Моя "комнатная" - то есть жена.

Яшму - росточек - то есть маленькую женскую ножку, которая, искалеченная вечным компрессом, действительно похожа на белый росток бамбука, оканчивающийся острием.

Искусство "Железной рубахи"

Мусульманин Ша изучил искусство силача "Железной рубахи". Сложит пальцы, хватит - отрубает быку голову. А то воткнет в быка палец и пропорет ему брюхо.
Как - то во дворе знатного дома Чоу Пэнсаня подвесили бревно и послали двух дюжих слуг откачнуть его изо всех сил назад, а потом сразу отпустить.
Ша обнажил живот и принял на себя удар. Раздалось - хряп! - бревно отскочило далеко.
А то еще, бывало, вытащит свою, так сказать, силу и положит на камень. Затем возьмет деревянный пест и изо всех сил колотит. Ни малейшего вреда.
Ножа, однако, боится.

Усмиряет лисицу

Некий ученый сановник терпел от лисьих наваждений и заболел сухоткой. Были исчерпаны все средства - и талисманы, и молебны. Тогда он попросил отпуска и поехал домой, на родину, рассчитывая, что хоть там можно будет укрыться и отделаться от лиха. Сановник поехал, а лиса с ним. Он сильно перепугался и не знал, что предпринять.
Однажды он остановился за воротами города Чжо. Появился врач с колокольчиком, уверявший, что умеет усмирять лисиц. Сановник пригласил его к себе. Лекарь дал ему снадобье, сказавшееся ни чем иным, как средством, употребляемым в супружеских спальнях. Лекарь велел ему поскорее принять снадобье, идти к себе и вступить с лисой в сношение.
Сановник почувствовал прилив острой, непреоборимой силы. Лиса давай уклоняться, переменять место, жалобно плакала и просила перестать, но он не слушал ее и наступал все храбрее и храбрее. Лиса вертелась, ворочалась, стараясь высвободиться, и от невозможности уйти сильно страдала. Через некоторое время звуки прекратились. Посмотрел - она проявилась в лисьем образе, но была уже мертва.
Некогда был известен один из моих земляков - Лаоай. Он уверял, что во всю свою жизнь ни разу еще не был приятно удовлетворен. Как - то он спал ночью в уединенном помещении. Кругом не было никаких соседей. Вдруг пробежала какая - то девица. Глядь - двери не открывались, а она уже к нему проникла. Он догадался, что это лиса, но и ей был рад: радостно устремился к ней и едва успел положить матрац и одеяло, как прямо вошел, прорывая кожу. Лиса от испуга и боли закричала, завыла жалобно и остро, словно сокол, старающийся сорваться с петли. Пробила окно и выбежала.
Земляк все смотрел из окна, издавая страстные любовные звуки, умолял ее, призывал ее: все надеялся, что она вернется. Но повсюду было уже тихо.
Вот это так настоящий, грозный воевода против лисиц! Следовало бы ему прибить у своих ворот вывеску:
"Изгоняю лисиц". Можно сделать из этого профессию!



Комментарии переводчика

Чжо - уезд и город в провинции Хэбэй

Врач с колокольчиком - странствующий знахарь.

Лаоай - китайский Приап (историческое лицо III в. до н. э.).

Бог града

Покойный Ван Юньцан, отправляясь па службу в Чу, решил подняться на гору Дракона и Тигра и посетить там Небесного Учителя. Доехав до озера, он уже садился в свою лодку, как вдруг в это самое время появился какой - то человек, сидевший в небольшом челноке, подъехал к нему и велел лодочникам доложить. Ван принял его. Это был высокий приличный человек. Он вынул из - за пазухи визитный листок Небесного Учителя, в котором стояло следующее: "Узнав, что ваши кони и свита готовы подойти, посылаю вперед человека нести ваши доспехи". Ван изумился этому предугадыванию и еще более уверовал в божественную силу Учителя. Теперь он направлялся к нему с полной и убежденной искренностью.
Небесный Учитель дал обед, за которым усердно его потчевал. Прислуживавшие Учителю своей одеждой и убором волос не походили на обыкновенных людей. Посланец, уже знакомый Вану, стоял также рядом с Учителем и прислуживал. Через некоторое время он что - то тихо сказал Небесному Учителю.
- Он ваш, знаете ли, земляк, - сказал Небесный Учитель Вану, - а вы его и не узнаете! Ван спросил, кто он такой.
- Да он тот самый, которого у вас теперь считают Градовиком Ли Цзочэ!
Ван изумился и переменил свое к нему отношение.
- Он мне только что сообщил, - продолжал Небесный Учитель, - что получил приказ сыпать град, и вот, значит, пока прощается!
- А куда именно он идет? - спросил Ван.
- В Чжанцю.
Ван, зная, что это очень близко к его родине, вышел из - за стола и стал умолять о пощаде.
- Да, но ведь это яшмовый указ Верховного Владыки. Града полагается определенное количество. Как он может сделать что - либо по вашему желанию?
Ван продолжал умолять. Небесный Учитель погрузился в раздумье и пребывал в нем довольно долго. Потом взглянул на Градо вика и сказал ему внушительно:
- Вот что, ты побольше сыпь в горы и долы, не вреди посевам - вот и будет ладно! Да, вот еще что, - добавил oн, - наш дорогой гость сидит за столом, так что ты изволь выйти чинно, а не воинственно.
Бог вышел. Когда он был уже на дворе, вдруг у него под ногами вырос дым, охвативший клубами всю землю. Так длилось несколько мгновений, и вдруг он со страшной силой взлетел на воздух... Сначала он только - только был на высоте деревьев, росших на дворе. Взлетел еще - стал выше построек и храмов, прогремел громом и улетел по направлению к северу.
Дома, комнаты затряслись, закачались. Сосуды на столе заходили, зашевелились. Ван сидел перепуганный.
- Что же это он, - спросил

Благодарная Сяомэй

Ван Мучжэн из Мэнъиня был сын, как говорится, "наследственного дома". Как - то, путешествуя по югу в Цзян и Чжэ, он увидел пожилую женщину, которая сидела у дороги и плакала. Ван обратился к ней с вопросами.
- Мой покойный муж, - ответила она, - оставил, мне лишь одного сына, который теперь приговорен к смертной казни. Найдется ли кто - нибудь, кто мог бы его вызволить?
Ван всегда отличался великодушием и благородной решимостью. Он записал имя и фамилию человека, вынул из кошеля серебро, повертелся ради него в хлопотах и в конце концов освободил его от казни. Этот человек вышел, услыхал, что его спас Ван, но совершенно недоумевал, чего ради тот это сделал. Явился к Вану в гостиницу, весь растроганный и в слезах, благодарил его и спрашивал о причине такого поступка.
- Да ничего особенного, - сказал Ван, - просто я пожалел твою старуху мать.
Человек был ошеломлен и сказал, что его мать давным - давно умерла. Ван тоже этой истории подивился.
С наступлением вечера явилась женщина и засвидетельствовала Вану свою благодарность. Ван поставил ей на вид, что она ввела его своим обманом в заблуждение.
- Скажу вам по правде, - отвечала она. - Я - старая лисица из Восточных Гор. Лет двадцать тому назад я как - то с отцом моего сына провела приятный вечер. Вот поэтому я и не могла вынести страданий его голодного духа.
Ван весь затрясся, вскочил и сделал почтительный привет. Затем хотел ее расспросить дальше, но где она - было уже неизвестно.
У Вана была жена, хорошая, добродетельная, преданная Будде. Она не ела скоромного, не пила вина, приготовила себе чистую горницу, где повесила икону Гуаньинь, и, не имея мужского потомства, каждый день возжигала перед ней курительные благовонные свечи и молилась. А божество было в высшей степени чудотворное. Как что, сейчас же являлось во сне и говорило женщине, к чему стремиться и от чего уходить, так что во всех домашних делах принимали ее решения.
Затем жена Вана захворала, и очень серьезно. Она перенесла во внутреннюю горницу свою постель, а в своей спальне отдельно застлала особую кровать парчовыми тюфяками, закрыла ее на замок и как будто кого - то поджидала. Ван видел в этом мрачение сознания, но, ввиду того, что ее болезнь была такова, что мутила и лишала ее здравого смысла, он не решался ее обижать.
Пролежав больною два года, она стала ненавидеть шум, постоянно отсылала от себя людей и спала одна. Когда подслушивали, то казалось, как будто она с кем - то говорит. Раскрывали дверь, смотрели - тишина, никого! И пока она была больна, ничто ее не заботило: но свою дочь, четырнадцатилетнюю девушку, она каждый день торопила собираться, приказала выдать ее замуж и отослать. Когда же свадьба состоялась, она подозвала Вана к постели, взяла его за руку и сказала:
- Сегодня я с тобой прощаюсь! Когда я еще только начинала хворать, Пуса сказала мне, что мне судьбой назначено скоро умереть. Но, помня, что у меня есть неприятное дело, а именно, что молодая дочь еще не выдана, она пожаловала мне немного лекарства, чтобы продлить мое дыхание и дать мне дождаться этого. Прошлый год Пуса хотела вернуться в Южное Море и оставила служанку своего престола, Сяомэй, чтобы мне прислуживать. Сегодня я умру. Кроме того, у меня, злосчастной, нет потомства, а Баоэра я люблю и жалею, Боюсь, что ты женишься на ревнивой женщине, которая не даст жить ни Баоэру, ни матери. А Сяомэй с лица красива, изящна, нравом к тому же великодушна и проста. Вот если ты ее возьмешь, чтобы продолжать свою женатую жизнь, будет ладно!
Дело в том, что Ван имел наложницу, которая родила ему сына, по имени Баоэр. Он, считая эти слова чепухой, сказал жене:
- Послушай, милая, ведь те, кого ты все время чтишь, - божества! И вдруг у тебя сегодня вырываются подобные слова... Не оскверняешь ли ты бога пошлостью?
- Сяомэй, - отвечала ему больная, - служит мне вот уже больше года и ради меня забыла о самой себе, но я ее уже хорошо упросила!
- Где же Сяомэй? - интересовался Baн.
- - Да в горнице! Разве нет?
Только что Ван собрался расспросить ее еще и еще, как она закрыла глаза и отошла.
Ван ночью бодрствовал у полога, под которым лежало тело жены, и услыхал в комнате сдавленный, скрытый, захлебывающийся плач. Он сильно испугался, решив, что это дух, крикнул прислугу и наложницу, открыл замок, взглянул - и 0казалось, что там, в горнице, стоит одетая в траур красавица, лет, как говорится, в две восьмерки. Сочтя ее божеством, все вошедшие стали в ряд и поклонились ей. Дева вытерла слезы и принялась помогать бившим поклоны подняться на ноги. Ван воззрился на нее в упор. Она только опустила голову.
- Бел и в самом деле, - сказал Ван, - слова умер шей жены не вздор, прошу вас сейчас же подняться в гостиную и принять приветствие от готовых представиться вам мужчин и женщин. Если же вы не одобряете этого, то я не посмею вздорно мечтать и навлекать на себя вину!
Дева покраснела и вышла. Она прямо и решительно поднялась в северное зало, где Ван велел прислугам поставить кресло против южной стороны. Ван поклонился ей первый. Дева также поклонилась ему в ответ. Затем все домашние, старшие и младшие, по очереди подходили, падали ей в ноги и били поклоны. Дева сидела с серьезным и строгим видом и принимала поклонение, и только когда пришла наложница, то она ее от поклона удержала.
С тех пор, когда хозяйка дома слегла в постель, прислуга обленилась, рабы стали поворовывать, и дом давно был без надзора. Когда все представились ей и в строго чинном порядке встали рядом с ней для услуг, дева сказала:
- Я прочувствовала искреннее желание умершей госпожи и задержусь среди людей. Кроме того, она мне поручила большое дело. Каждый из вас должен омыть свое сердце и проявить перед своим господином усердие. Все прежние ваши проступки и грехи я оставлю без рассмотрения и учета, но если будет что - либо не так, то не говорите, что, мол, в комнатах никого нет!
И все увидели, что над креслом и в самом деле как будто висит образ Гуаньинь, раздуваемый и качаемый время от времени слабым ветерком.
Выслушав эти слова, вся челядь так и затряслась от страха и крикнула нестройным хором: "Хорошо!"
Теперь дева распорядилась с похоронами, проявляя во всем степенность и порядок. С этих пор ни большой, ни малый не смели лепиться. Она весь день занималась делами по дому и вообще. Если Ван собирался что - нибудь делать, то также ей докладывал, - и только потом совершал. Тем не менее, хотя он и видел ее в течение вечера по нескольку раз, он не имел с ней ни одного секретного разговора. По окончании погребения Ван хотел дать ход прежнему уговору, но не решался сказать ей прямо, - а велел наложнице слегка намекнуть ей об его намерениях.
- Я, - оказала она на эти слова, - приняла от моей госпожи внушение и приказание, от которого мне долг не велит отказываться. И все - таки бракосочетание - это великий обряд, который не следует делать кое - как. Вот бы дядю Хуана, который и по положению знатен, и человек высокой нравственности, - его бы попросить быть главным лицом в клятвенном, как говорится, союзе между Цинь и Цзииь. Тогда мне останется только исполнять, что мне велят!
В это время Хуан из Приказа Великих Служб, родом с реки И, оставил службу и жил на свободе. Он был другом отцу Вана, и они ходили друг к другу, живя в наилучших отношениях. Ван сейчас же явился к нему и рассказал, как обстоит дело. Хуану это показалось странным. Он тотчас приехал с Ваном вместе. Узнав о его приезде, дева тут же вышла и сделала ему приветственное поклонение. Хуан с первого же взгляда был поражен ею, как небожительницей, и стал мягко отклонять от себя приглашение, говоря, что он не дерзнет взять на себя церемонию. В конце концов он оказал щедрую помощь ее брачному наряду, совершил церемонию и уехал. Дева послала ему и его жене в подарок подушку и башмаки, как своим свекру и свекрови. С этих пор их дружба стала еще теснее.
После соединения в брачной чаше Ван, считавший ее божеством, все время хранил почтительность даже в интимных делах. Иногда он допрашивал ее о том, как Пуса живет на земле.
- Какой вы, сударь, глупец, - говорила она. - Как может, скажите, статься, чтобы настоящая, подлинная богиня - и вдруг сошла в бренный мир для брака?
Ван усердно допытывался о ее происхождении.
- Не к чему так усердно меня допрашивать, - сказала она. - Раз вы считаете меня божеством, то чтите меня, поклоняйтесь мне, хоть с утра до вечера. Никакого, конечно, вреда и преступления в этом не будет!
Молодая обращалась с низшими служащими всегда с широкой снисходительностью. Без улыбки с ними она не говорила. И тем не менее служанки, забавляясь и держа себя по временам свободно, бывало, если издали ее заметят, сейчас же умолкают и ни звука.
Молодая смеялась и журила их.
- Неужели, - спрашивала она, - вы все еще считаете меня божеством? Какое я божество? Сказать вам по правде, я ведь - двоюродная сестра покойной госпожи. Мы были дружны с раннего детства. Когда она захворала, то подумала обо мне и послала за мной бабку Ван из Южного села. Однако, ввиду того, что я должна была бы каждый день быть возле зятя, и во избежание недоразумений, могущих возникнуть при совместной жизни мужчины и женщины, она заперла меня во внутренней горнице и нарочно сказала, что там, мол, сидит богиня. На самом деле какое я там божество?
Домашние вое еще не очень - то этому верили. Тем не менее, служа при ней ежедневно и видя, как она себя держит, не замечали в ней ни малейшего отличия от обыкновенных людей. И все неосновательные разговоры начали понемногу прекращаться. Теперь даже те тупые и неповоротливые служанки, которых Ван, бывало, не мог исправить никакими побоями, все без исключения, с радостью исполняли приказание, стоило молодой сказать им одно лишь слово.
- Да мы и сами не знаем, как это так, - говорили они, - и ведь, по - настоящему говоря, мы и не боимся ее. А вот стоит посмотреть на ее лицо, как сердце само собой становится безвольно мягким, и нам невыносимо ей перечить.
Благодаря этому все многочисленные упущения были окончательно исправлены, и в какие - нибудь несколько лет земли Вана тянулись сплошными полосами, а в его амбарах и гумнах лежали десятки тысяч даней.
Прошло еще несколько лет. Наложница родила девочку, а молодая - мальчика. Когда мальчик родился, у него на правой руке было красное пятно, и мать назвала его Сяохун (Красненький). Когда ему исполнился месяц, молодая велела Вану сделать большой обед и позвать Хуана. Тот щедро и богато обставил свое поздравление, но отказался от обеда под предлогом старости, мешавшей ему далеко ходить. Она послала тогда двух служанок, приказав им настойчиво приглашать его, Хуан наконец пришел. Молодая вышла к нему с ребенком на руках, обнажила его правую руку и объяснила, почему дала ему такое имя. При этом она раза два - три спросила старика, хорошее или злое это предзнаменование. Хуан улыбнулся.
- Это - радостная красота. Можно еще прибавить одно слово и назвать его Сихун, Радостный Красныш!
Молодая была очень этим обрадована и снова вышла, чтобы распластаться перед стариком в земном поклоне. В этот день барабаны и музыка наполняли собою весь двор, и знатной родни было, что народу на базаре. Хуан пробыл у них три дня и тогда только уехал.
Как раз в это время у дверей появилась повозка с верховыми, прибывшими, чтобы встретить молодую на пути к родителям, которых она шла проведать. Перед этим лет десять у ней не оказывалось никаких, как говорится, тыкв и конопли, и вое стали об этом говорить, но она - словно не слыхала; сделала, как следует, свой туалет и, закончив его, взяла к себе на грудь младенца и потребовала, чтобы Ван поехал ее проводить. Ван согласился. Ли через двадцать - тридцать, когда стало пустынно и безлюдно, она остановила повозку, крикнула Вану, чтобы слез с лошади, удалила людей и стала с ним вести такой разговор:
- Муж мой Ван, муж мой Ван! Встреча коротка, разлука долга! Как по - твоему: горевать об этом или нет? Ван перепугался и спросил, что это значит.
- Как ты думаешь, кто я?
Ван отвечал, что не знает,
- А вот, в Цзяннани, на юге, помнишь, ты спас одного человека от смертной казни: было это, да?
- Да, было!
- Так вот, та, что плакала у дороги, - моя мать. Она была тронута твоим чувством человечности и все думала, как бы тебе отплатить за это. И вот, воспользовавшись приверженностью твоей жены к Будде, она привела меня к стезе божества. На самом же деле она просто хотел - а отблагодарить тебя при помощи моей особы. К счастью, теперь я родила тебе это создание в пеленках', и, таким образом, этот обет уже как следует выполнен. Я вижу, что наступает твоя мрачная судьба. Если это дитя останется дома, то я боюсь, что ты не сможешь его воспитать. Вот почему я и пользуюсь предлогом поехать проведать родителей, чтобы избавить дитя от злой опасности. Запомни, сударь, и прими к сведению, что в те дни и часы, когда в доме будет смерть, ты должен на рассвете, едва прокричит петух, прийти на ивовую плотину Западной Речки и, увидев человека с фонарем - подсолнечником в руках, загородить ему дорогу и усердно его молить. Тогда можешь освободиться от напасти.
Ван обещал. Затем спросил, когда она вернется в дом.
- Этот срок нельзя заранее установить. Самое главное - это то, что ты должен крепко запомнить мои слова, и тогда наше следующее свидание произойдет в недалеком будущем.
Перед тем как расстаться, она схватила его за руку, стала такая грустная... и, вместе с мужем, заплакала. Потом вдруг влезла в повозку, которая понеслась быстро, как ветер.
Ван глядел на нее, но уже не видел. Вернулся.
Прошло лет шесть - семь. От нее не было совершенно никаких вестей. Вдруг по всей округе растеклась чума, умиравших было множество. Одна из служанок Вана заболела и через три дня умерла.
Ван, помня о том, что ему в свое время было сказано, сильно об этом думал. В этот день он пил с гостями, захмелел и уснул. Только что проснулся, услыхал пение петуха. Быстро поднялся и пошел к плотине. Видит, мерцает фонарик, который уже прошел мимо. Ван изо всех сил побежал за ним, и уже был на расстоянии от него всего шагах в ста, как вдруг, чем усерднее стал его догонять, тем дальше от него уходил огонек. Удалялся, удалялся огонек, и, наконец, его уже не было видно. В досаде и огорчении вернулся Ван домой и через несколько дней внезапно заболел и вскоре умер.
Его родня состояла большею частью из ненадежных проходимцев, которые, пользуясь случаем, стали обижать его сироту - сына и вдову - наложницу, причем совершенно открыто снимали и уносили к себе урожай с их земли, рубили их деревья. Дом с каждым днем стал падать и опускаться.
Через год умер и малютка Баоэр, и в доме теперь стало еще более ощущаться отсутствие хозяина. Родия Вана все больше и больше наглела. Они откромсали себе его земли, и в конюшнях, где были коровы и лошади, опустело. Затем они захотели разделить между собой, как тыкву, по частям самый дом Вана. Так как в нем жила Ванова наложница, то они явились с шайкой в несколько человек и силой отняли у нее дом и продали его. Наложница, полная любви к своей малолетней дочери, сидела с нею и плакала. Всех соседей их горе трогало.
Как раз в этот момент скорби и безвыходности вдруг послышалось за дверями, как во двор входят носильщики паланкина. Все пошли посмотреть, а из носилок вышла молодая госпожа, ведя за руку маленького сына. Взглянув во все стороны и увидя в доме беспорядочные кучи людей, словно на базаре, она спросила, что это за люди. Наложница, рыдая, рассказала ей, как все это вышло. У вдовы лицо гневно изменилось, она крикнула пришедших с нею слуг и велела им запереть двери и вынуть ключ. Собравшиеся хотели было оказать сопротивление, но в руках у них сделался словно паралич. Вдова велела наложить на одного за другим путы и привязать их к столбам флигелей, давая им в день по три чашки жижицы. Затем сейчас же она отправила второго слугу скакать к Хуану и сообщить ему о случившемся.
После этого она вошла, наконец, в гостиную и жалобно зарыдала. Наплакавшись, она сказала наложнице:
- Такова определенная небом судьба! Я уже назначила было день проезда сюда на прошлый месяц, по как раз в это время меня задержала болезнь матери, и вот, смотри, дошло до сегодняшних историй! Не думала я, что в какой - нибудь миг все уже станет таким пустырем!
Затем она спросила, куда девались служанки и женщины, что были раньше в доме. Оказалось, что их всех отняли родные Вана. Она еще глубже вздохнула. Однако уже через день служанки и работники, услыхав, что вдова вернулась, все сами прибежали в дом и, явившись к ней, один как другой, лили слезы.
Привязанные к столбам родные мужа кричали ей, что ее сын - не есть отпрыск ее мужа, но она не стала с ними об этом рассуждать. Тут как раз подоспел и сановник Хуан. Вдова вышла к нему навстречу вместе с мальчиком. Хуан взял его за руку, засучил правый рукав и, увидев совершенно ясно красную отметину, показал всем присутствующим в доказательство подлинности его голую руку.
Затем он подробно расспросил о пропавших вещах, составил им список, отметил имена похитителей и лично явился к уездному начальнику. Тот велел схватить всех этих негодяев и дать каждому по сорок бамбуков. На них надели кангу, заключили в тюрьму и подвергли строгому наказанию. Не прошло и нескольких дней, как все поля, угодья, лошади и волы вернулись к прежним владельцам.
Хуан собрался домой, Вдова, взяв мальчика за руку, плакала и делала ему поклоны.
- Я - человек не от мира сего, - говорила она. - Это вы, дядя, знаете. Теперь я поручаю вам, дядя, этого моего сына!
- Пока у меня, старика, есть еще дыхание жизни, - сказал Хуан, - я все для него устрою!
Хуан уехал. Вдова проследила все дела, что называется, до нити в клубке. Затем, отдав сына на попечение наложницы, приготовила всякой снеди и пошла совершать жертву мужу на кладбище.
Прошло полдня, а она все не приходила. Пришли взглянуть: чарки и блюда на месте, а человек исчез.

В виде послесловия

Он не пресек человеку потомства, и человек также ему потомства не пресек. В этом - человек? А на самом деле не человек, а само небо!
Теперь: у тебя сидит дорогой друг. С ним ты разделишь и карету, и шубу. Затем, когда прошлогодний лопух на твоей могиле вырос еще длиннее и семья пропадает, - Друг, усевшись в карету, глядь, уехал уже далеко,
Кто же этот единственный в своем роде человек, который не позволяет себе забыть об умершем друге и думает, как бы его отблагодарить за оказанную доброту?
О лисица! Если у тебя много денег, - я буду их распорядителем.



Комментарии переводчика

"Наследственного дома" - то есть богатого, родовитого. Так сначала назывались удельные князья, власть которых переходила из рода в род. Ляо Чжай всегда употребляет это выражение в значении дома, в котором из рода в род не переводятся большие чиновные люди.

...голодного духа - то есть духа, лишенного возможности насытить себя жертвой, приносимой потомком (сыном).

...не имея... потомства... - Девочки не считаются потомством, обеспечивающим семье будущность.

...о клятвенном... союзе между Цинь и Цзинь. - Удельные князья древних государств Цинь и Цзинь все время роднились между собой браками, чтобы не враждовать. "Клятвенные союзы" этого порядка были, впрочем, не прочнее других, заключавшихся вероломными князьями. В данном случае речь идет, конечно, о сватовстве.

Из Приказа Великих Служб - из старинного учреждения, реформированного в начале XX в., ведавшего конюшнями царского двора, а равно и коннозаводством. Глава учреждения входил в число девяти высших чинов империи.

...радостная краснота. - Красный цвет в Китае официально - цвет радости. Так, например, при брачных обрядах красный цвет преобладает решительно во всех предметах, которые окружают жениха и невесту.

В Цзяннани - то есть на юге Китая (буквально - к югу от Цзяня, то есть от Янцзы).

...с фонарем - подсолнечником... - По китайским суеверным представлениям, подсолнечник обладает свойством отгонять бесовское наваждение.

...надели кангу - деревянную колодку на шею, надевавшуюся в дореформенном Китае арестантам.

Фокусы

Бочка, с которой играл фокусник, могла в себе вместить целый шэн. Она была без дна и внутри пуста - одним словом, как у всех фокусников.
Фокусник разостлал на улице две циновки, взял шэн и всунул его в бочку, затем вынул - и сейчас же у него оказался полный шэн белого риса. Этот рис он стал высыпать на циновки. В мгновенье ока обе они стали полны риса. Тогда он меру за мерой стал всыпать рис обратно в бочку. Окончив это, он поднял ее: опять пустая бочка!
Примечательным здесь было обилие риса.
А вот еще один фокус.
Ли Цзяньтянь из Лицзиня, в бытность свою яньчжэньским правителем, как - то бродил по гончарному заводу, желая купить большой жбан. Он долго торговался с гончаром, но дело не вышло, и он ушел.
К ночи гончар открыл горн - глядь, а там пустота, и шестьдесят с лишком еще не вынутых жбанов пропали. Гончар страшно перепугался и подумал на Ли. Проследил, где его дом, и пришел просить. Ли отказал, но гончар не уходил и слезно умолял отдать.
- Да; я за тебя вынул их, - сказал Ли. - Ни одного жбана не испортил. И все они стоят под башней Куй - сина. Разве не так?
Гончар пошел смотреть, где было сказано, и впрямь - один за другим жбаны так и стоят полным счетом. А башня находилась на Южной Горе этого посада и была от гончарного завода в трех с чем - то ли.
Гончар нанял рабочих и стал перетаскивать жбаны. Только через три дня перенос был закончен.



Комментарии переводчика

...под башней Куйсина. - Обожествленная звезда Куйсин ("Звезда Первых") представляется в изображениях в виде демона с "ковшом" созвездия Большой Медведицы в одной руке и кистью в другой; демон стоит на фантастическом чудовище, которое должно изображать собою космическую черепаху, выходящую из волн. Это изображение, означающее, как ребус, достижение первой высшей ученой степени на государственном экзамене, ставится в особой башне на экзаменационном дворе или, по обету, где угодно.

Как Цзяо Мин грозил лисе

Дом придворного наставника Дун Моаня подвергся лисьему наваждению и был в тревоге. Вдруг, словно град, стали валиться сверху черепки, камни, кирпичи. Все домашние, друг за другом, убежали и, лишь выждав, когда это прекратилось, решились снова выйти из своих убежищ и вернуться к работе.
Господин Дуй был сильно удручен и времен но поселился в доме министра Суня из Цзотина, чтобы убежать от зла. Но лиса свирепствовала по - прежнему.
Однажды он, ожидая во дворце ударов водяных часов, случайно заговорил о странностях, его постигших. Один из сановников сказал ему, что в городе живет некий даос Цзяо Мин из Гуаньдуна, который владеет секретом повелевания и заклятия против нечистой силы, и что этот секрет дает в высшей степени очевидные результаты.
Господин Дун посетил даоса лично в его доме и попросил у него помощи. Даос написал киноварью талисман и велел, придя домой, наклеить его на стену. Однако лиса нисколько не испугалась, наоборот, стала бросаться и швыряться еще пуще прежнего.
Господин Дун пошел опять к даосу и сообщил ему о том, что делается в доме. Даос рассердился и сам явился к Дуну в дом. Там он устроил алтарь и стал делать заклинания. И вдруг все увидели большую лисицу, улегшуюся под алтарем. Домашняя прислуга, так долго терпевшая издевательства, была полна глубочайшей злобы. И вот одна из служанок подошла и ударила лисицу. Ударила - и вдруг сама свалилась на пол, и дух вон.
- Эта тварь, - сказал даос, - злая и коварная. Я и то не мог ее сейчас же одолеть. Как же эта женщина попалась так безрассудно?
- Вот что, - добавил он некоторое время спустя, - можно, пожалуй, воспользоваться несчастною, чтобы допросить лисицу... Тоже будет хорошо!...
Сложил пальцы копьем и, тыча ими, читал заклятие. Через некоторое время служанка вдруг вскочила и твердо стала на колени. Даос стал спрашивать, где она живет. Служанка отвечала под лису:
- Я родом с запада. Нас вошло в столицу восемнадцать голов.
- У ступицы государева колеса разве можно терпеть столь долгое пребывание вашей породы? Можешь поскорее убираться!
Лисица не отвечала. Даос ударил по столу и гневно закричал:
- Ты, что ж, хочешь противиться моей воле? Если еще помедлишь, то мое заклятие тебя не пощадит!
Лисица затряслась в испуге и проявила его на лице. Сказала, что хочет с усердной почтительностью принять повеление. Даос стал ее торопить. Служанка опять упала бездыханной и только через значительный промежуток времени очнулась.
Вдруг показались какие - то белые куски, покатившиеся, словно мячи, по краю крыши, друг за дружкой - вплотную... Минута - и все исчезли, С этих пор стало тихо.



Комментарии переводчика

...ожидая во дворце ударов водяных часов... - Рано утром, задолго до начала аудиенции у государя, высшие сановники должны были ожидать ударов водяных часов, когда распахивались двери дворца.

У ступицы государева колеса - то есть в столице, где пребывает государь.

Шантаж
(Рассказ первый)

Человек, служивший в доме цензора, стоял как - то на улице. К нему подошел и вступил с ним в разговор незнакомец, одетый красиво, нарядно, в отличной шапке. Завязав разговор, он начал выведывать, как фамилия и прозвание его господина. После этого очень подробно интересовался знать, где он служит и какие у него связи и родня. Слуга сообщил ему все подробности.
Сам себя незнакомец назвал Ваном и сказал, что он служит в одном знатном доме.
Разговор становился все более откровенным и приятным.
- Дорога чиновника, - сказал, между прочим, незнакомец, - опасна и нехороша. Всякий, кто на виду, ищет себе приюта и покровительства у дверей великокняжеской знати. Кто, скажите, покровительствует вашему почтеннейшему хозяину?
- Такого нет, - с улыбкой отвечал слуга.
- Вот видите, - возразил Ван, - это называется - жалеть пустяковых затрат, забывая о больших неприятностях!
- Да, - отвечал слуга, - но к кому же ему прибегнуть за протекцией?
- А вот наша княжна - она любезна с людьми и приветлива... Помимо всего прочего, она может человека прикрыть, как птица крыльями. Один из министерских секретарей, между прочим, тоже прошел при моем посредстве. Пусть ваш господин не поскупится дать этак с тысячу серебром - нетрудно будет тогда провести и представить его княжне.
Слуга выразил свое удовольствие и спросил Вана, где он живет.
- Как, - воскликнул тот, - мы ежедневно встречаемся с вами в одном и том же переулке, а вы не знаете, где я живу? - И прямо указал на дверь своего дома.
Слуга вернулся к себе и доложил цензору. Тот был рад это слышать, сейчас же устроил богатый обед, на который послал Вану через этого слугу приглашение. Ван с удовольствием пришел. За обедом он рассказывал о характере княжны, касаясь при этом решительно всех мелочей ее жизни...
- Если бы вы не были моим соседом по переулку, перед которым я чувствую некоторые обязательства, - сказал он, между прочим, - то пусть бы даже вы меня одарили сотней серебра, я и то не согласился бы, как говорится, изображать для вас вола или лошадь.
Цензор после этих слов стал относиться к нему с большим уважением и вниманием.
На прощанье стали уговариваться.
- Вы только приготовьте что надо, - говорил Ван, - а я при случае скажу ей, и на днях же ваше досточтимое поручение будет мною выполнено.
Через несколько дней Ван наконец появился на великолепном коне и вообще имел необычайно парадный вид.
- Собирайтесь поскорее, и едем, - сказал он цензору. - У княжны очень много всяких дел... К ней на поклон каждый день являются непрерывной чередой, пята за пятой, разные люди, толкутся там с утра до вечера, так что ни минуты свободного времени у ней нет. А вот сейчас маленькая передышка... Нужно немедленно отправиться к ней. Упустим этот момент - и тогда, чтобы ее повидать, нельзя будет указать вам определенного дня.
Цензор, достав серебро и крупные драгоценности, поехал с ним. Они, делая разные круги и повороты, проехали с десяток ли и наконец добрались до дворца княжны. Слезли с коней, стали подобострастно ждать.
Ван забрал подарки и отправился первым. Прошло порядочное время, прежде чем он вышел и громко заявил, что княжна ждет к себе такого - то цензора. Вслед за этими словами раздались передаточные оклики целой череды людей, и цензор, подобострастно сгибаясь, вошел во дворец. Видит - в высоком зале сидит красавица, наружностью похожа на святую фею. Ее наряд, ее украшения - все это прямо сияло и сверкало. Прислуживавшие ей женщины были одеты в парчу и вышитые шелка - стояли одна за другой целыми рядами. Цензор пал ниц и приветствовал княжну с точным соблюдением строгого этикета. Ему передали приказание княжны, жаждующей его правом сесть под краем крыши, у стены, и поднесли в золотой чашке чаю; княжна обратила к нему несколько теплых слов.
Цензор стал чинно откланиваться. Тогда из внутренних покоев ему передали жалованные подарки: атласные сапоги и соболью шапку. Цензор вернулся домой, чувствуя к Вану сильную признательность. Взял визитный листок и пошел благодарить его, но двери оказались закрытыми, и никого не было.
Цензор решил, что Ван, вероятно, еще не вернулся от княжны, - стоит у нее и служит. В течение трех дней он трижды являлся туда, но Вана так и не видел.
Тогда он послал человека в дом знатной княжны справиться. Но оказалось, что высокие ворота этого дома наглухо закрыты, Посланный стал расспрашивать местных жителей, но те утверждали, что здесь никогда никто из знати не жил. Правда, что на днях приходило несколько человек, снявших помещение и живших там. Но вот уже три дня, как они уехали.
Посланец, исполнив приказание цензора, вернулся и сообщил все, что добыл. И господин, и его слуга стояли с убитым видом. Тем и кончилось.



Комментарии переводчика

...изображать для вас вола или лошадь. - То есть трудиться на вас.

...передаточные оклики целой череды людей... - Имеется в виду известный обычай китайской знати, содержащей огромное количество прислуги, которая стояла во дворе целой фалангой и передавала приказания окликами от одного человека к другому.

Шантаж
(Рассказ второй)

Некий бригадир, запасшись деньгами, поехал в столицу, в чаянье, что называется, "овладеть печатью". К великому его огорчению, никаких ступеней к этому у него не было.
Но вот однажды к нему явился с визитом какой - то человек, одетый в богатую шубу. Он был на коне.
- Мой двоюродный брат, - говорил он, рассказывая сам о себе, - состоит сейчас одним из приближенных у Сына Неба.
Когда кончили чай, новый знакомец попросил уделить ему время без посторонних.
- Видите, - сказал он, - в настоящее время в одном месте есть вакансия на должность командующего войсками. Вот если вы не пожалеете затратить на это солидную сумму денег, то я скажу своему брату, и он будет хвалить вас в присутствии нашего Совершенного Владыки. Тогда эту должность можно будет для вас достать, и ее от вас не посмеют вырвать даже люди, имеющие при дворе большую силу.
Бригадиру показалась подозрительной эта неожиданность предложения, пахнувшего сумасбродным вздором.
- В этом деле вам не следовало бы топтаться на месте в нерешительности. Все, что я хочу, - скажу вам - это только кое - что урвать у моего брата, а от господина генерала я не жду ничего, ни полушки... Он :с вами окончательно уговорится относительно той или иной суммы, а вы, в заверение переговоров, подпишете условие и будете ждать высочайшей аудиенции. Только после того, как она состоится, мы придем к вам искать полного возмещения. А не выйдет дело, так, как говорится, твои деньги останутся при тебе: кто придет тащить их у тебя из - за пазухи?
Теперь бригадир уже с радостью соглашался.
На следующий день человек снова зашел к нему и повел бригадира к своему брату знакомиться. Фамилия его брата была, по его словам, Тянь.
Жил он с ослепляющей роскошью, словно какой - нибудь маркиз - хоу. Бригадир явился как посетитель с подобающими случаю манерами, но хозяин проявил в отношении к нему крайнее высокомерие и был даже не очень - то вежлив.
Человек, приведший бригадира, взял в руки условие и сказал, обращаясь к нему:
- Я только что говорил, знаете, с моим братцем. По его расчету выходит, что иначе как тысяч за десять дела не сделать. Пожалуйста, припишите тут в хвосте!
Бригадир послушно приписал.
- Вот видите, - сказал тут Тянь, - человеческой души не разгадаешь. Боюсь, как бы после того, как дело будет сделано, не перевернули его вверх дном - не раздумали бы!
- Ну, братец, - возразил человек, - вы что - то уж чересчур мнительны и опасливы... Раз ему можно должность дать, то неужели же нельзя ее отобрать? Да еще скажу и то, что при дворе найдутся генералы, командующие войсками и министры, которые и хотели бы вступить с вами в дружбу, да им не удается. У нашего бригадира впереди еще очень много... Следует ожидать, что он не захочет так схоронить свою совесть!
Бригадир, в свою очередь, стал энергично клясться. Затем он ушел. Человек пошел его провожать.
- Через два дня, - сказал он, прощаясь, - я выполню ваше поручение,
Через два дня, когда солнце только что вечерело, к бригадиру вбежало несколько человек с ревом: "Его Царское Совершенство вас ждет!"
Бригадир сильно переполошился и быстро помчался во дворец. Перед его глазами сидел в своем дворцовом покое Сын Неба. Вокруг него лесом стояли "когти и зубы".
Бригадир поклонился и сделал ряд торжественных движений. Владыка повелел ему сесть и обратил к нему милостиво несколько вежливых вопросов, сделанных в очень ласковом и любезном тоне.
Затем, оглянувшись на близстоявших слева и справа советников, сказал им:
- Я уже слышал о том, что этот человек отличается необыкновенными воинскими доблестями. Сегодня я его вижу... Он действительно военный талант! Есть одно очень опасное и важное в стратегическом отношении место, - продолжал государь, обращаясь непосредственно к бригадиру, - его сегодня вверяю тебе. Смотри же не обмани моих ожиданий!.. Не обманешь, тогда титул хоу увидит для тебя день...
Бригадир поклонился, благодаря за милости, и вышел. И сейчас же, следом за ним, к нему явился тот же человек, который на днях приезжал одетым в шубу и на коне. Бригадир отсчитал ему и передал лично условленную по договору сумму, и человек удалился.
Теперь бригадир, "высоко вздымая изголовье", принялся ждать назначения и каждый день ходил к родным и друзьям, хвастаясь своею блестящей карьерой.
Через несколько дней он навел справки. Оказалось, что на бывшую вакансию уже было назначено лицо. Бригадир страшно рассердился и пошел с яростью объясняться в кабинет военного министра.
- Я, - кричал он, - удостоен величайшего рескрипта... Какое вы имели право отдать эту должность другому лицу?
Военный министр был очень удивлен: ему это показалось донельзя странным. Бригадир стал рассказывать, что с ним случилось, - и половина того, что он говорил, напоминала сон.
Министр рассердился, велел его арестовать и передать тюремному начальству. Тут он наконец назвал имя и фамилию человека, приведшего его на аудиенцию. Оказалось, что при дворе такого лица вовсе и не существует.
Пришлось еще потратить с десяток тысяч - и только этим добиться того, что его отрешили от должности и дали убраться.
Вот так странная история! Правда, что эти военные - придурковаты, но неужели же можно подделать для них даже государя и дворец?
Нет, - мне думается, что тут был какой - то химерический фокус. Говорят ведь, что у большого вора в руках нет ни копья, ни лука. Такой был и тут!



Комментарии переводчика

"Овладеть печатью" - то есть получить должность, дающую право на печать как символ власти.

"Когти и зубы" - то есть приближенные и телохранители императора.

Титул хоу. - Европейские синологи передают этот титул как "маркиз", что, конечно, лишь приблизительно в смысле передачи китайского титула удельного князя второй степени.

"Высоко вздымая изголовье" - гордо, важно и беспечно.

...военные - придурковаты... - Пренебрежительное отношение к военным, как к людям без особых интеллектуальных качеств, в Китае всегда было довольно сильно.

Фонарь - пес

Слуга министра Хань Дацяня спал ночью в передней и увидел, что в верхнем этаже появился, словно светлая звезда, какой - то фонарь.
Прошло совсем короткое время, фонарь спорхнул вниз и на полу превратился в пса. Слуга смотрит, - а пес уже уходит, завернув за дом.
Быстро вскочил и, стараясь быть незамеченным, пошел за ним следом. Пес вбежал в сад и превратился в женщину. Поняв, что это лисица, слуга вернулся и улегся на свое прежнее место.
Вдруг сзади него появилась женщина. Слуга притворился спящим, чтобы наблюдать ее дальнейшие превращения. Она наклонилась к нему и принялась расталкивать. Сделав вид, что он только что проснулся, слуга спросил.
- Кто тут? Женщина не отвечала.
- Слушай - ка, - продолжал слуга, - этот фонарь там, наверху, не ты ли была?
- Раз знаешь, - ответила она, - к чему спрашивать? И улеглась с ним спать. Днем они разлучились, ночью сошлись - и так у них пошло навсегда. Хозяин, узнав про эти вещи, велел еще двум другим слугам лечь, обняв его с обеих сторон. Когда же те проснулись, то оба лежали под кроватью, причем не помнили, когда именно с нее свалились.
Хозяин сильно рассердился.
- Когда она придет, ты ее схвати и задержи, - сказал он слуге. - Иначе получишь плетей и палок!
Слуга не смел ничего возразить, сказал: "Хорошо", и удалился. Он стал раздумывать, как ему быть. Задержать ее - трудно, не задержать - боязно провиниться. Ворочался с боку на бок, совершенно не зная, что предпринять.
Вдруг ему пришло в голову, что у женщины есть красная рубашка, плотно - плотно прилегающая к телу, которую она не хочет скинуть ни на минуту. Наверное, думалось ему, здесь - то у нее самое главное и заключается. Стоит лишь забрать рубашку, и можно будет заставить ее явиться к хозяину.
В полночь женщина пришла.
- Скажи, - спросила она, - тебе хозяин велел меня задержать, не правда ли?
- И очень даже, - отвечал слуга. - Тем не менее мы с тобой так дружим, так любим друг друга, что соглашусь ли я сделать это?
Когда они улеглись, он впотьмах зажал в кулак ее рубашку. Женщина разразилась плачем, с силою вырвалась и убежала.
С этого дня между ними все было прервано.
Впоследствии слуга, возвращаясь откуда - то домой, издали завидел свою женщину, сидевшую у дороги. Когда он поравнялся с ней, то она подняла рукав и закрыла себе лицо. Слуга слез с коня и крикнул ей:
- Это еще что за манеры?
Женщина поднялась и взяла его за руку.
- А я уж думала, - сказала она, - что ты забыл нашу прежнюю любовь. Ну, а раз любишь, да еще и относишься ко мне по - дружески, то любовь нашу можно восстановить. А то, что ты тогда сделал, так это вышло по приказанию твоего хозяина. Я тебе не удивляюсь. А все - таки положенной нам судьбе уже пришел конец! Сегодня я устрою маленькую пирушку... Пожалуйста, зайди ко мне, и мы устроим прощанье.
Дело было в начале осени. Гаолян только что загустел. Женщина взяла слугу за руку и повела за собой. А в гаоляне оказалось высокое здание. Слуга привязал лошадь, вошел. В гостиной уже были накрыты столы, полные разных блюд и напитков.
Только что он сел, как толпа служанок стала обносить жарким. У слуги было дело, об исполнении которого он обязан был своему хозяину донести. Он простился и вышел.
Смотрит - поле, как и раньше, все то же.



Комментарии переводчика

Министра Хань Дацяня - современника Ляо Чжая.

Зеркалом слушает

Старший и младший Чжэны из Иду были признанными литераторами. Старший брат получил известность в очень раннем возрасте, и родители любили его выше всякой меры. С него же они перенесли свою любовь и на его жену.
Второй Чжэн жил безалаберно и был не особенно - то жалуем отцом с матерью, которые из - за него возненавидели свою вторую невестку. Доходило даже до того, что они с нею вовсе не считались как с человеком, выражая ей, как говорится, "и холод и зной" своего расположения, а в душе храня упорную досаду.
- Ты - такой же мужчина, - говорила вторая жена мужу, - почему же и ты не можешь постараться для своей жены?
И стала его отталкивать от себя, не ложась с ним спать. Тогда второй Чжэн оживился, воспрянул, принялся ревностно за ученье, стал, что называется, "изощрять свою мысль" и в конце концов тоже добился известности, Отец и мать постепенно стали смотреть на него ласковее, хотя все же не так, как на старшего. А вторая их невестка смотрела на мужа с самой живой и сильной надеждой.
В этом году были большие состязания. Она, тайком от всех, в исходящую ночь пошла гадать, "слушая зеркалом". Какие - то два человека только что встали и в шутку друг друга подталкивали со словами: "И ты тоже ступай проветрись".
Женщина вернулась домой и не могла разобрать: к удаче то или к неудаче. Так пока и оставила.
После экзаменов оба брата вернулись домой. Как раз в это время стояли еще очень сильные жары. Обе жены были в кухне, стряпая на работавших в поле, и от жары прямо изнывали.
Вдруг в ворота входит вестник с объявлением и кричит, что старший Чжэн победил. Мать вошла в кухню и зовет старшую жену:
- Наш старший прошел на испытаниях! Ты можешь идти проветриться.
Вторая жена погрузилась в горестное раздумье. Стряпала и плакала.
Вдруг появился еще один вестник, объявивший, что победил второй Чжэн. Тогда жена с силой отшвырнула блинную скалку, вскочила и крикнула:
- Я тоже иду проветриться!
В это время у нее вырвались эти слова прямо из души, и она не заметила, как они прошли через рот. Затем она раздумалась над ними и удостоверилась в действительности гаданья по слушанью зеркалом.

Автор этих странных рассказов скажет тут так:

Когда ты беден и нищ, то родителям не сын в этом есть смысл!
В доме, за пологом, конечно, не место для вдохновенья и сильных побуждений. Тем не менее Чжэнова жена побудила к делу и окрылила своего мужчину, потерявшего надежду ничтожного человека. Как она на него непохожа!
Швырнула скалку, вскочила...
На протяжении тысячелетий - какой приятный эпизод!



Комментарии переводчика

Название рассказа обозначает китайское гадание, состоящее в следующем: берут древней выделки медное зеркало, кладут его в парчовый мешок, уединяются в кухню и там, обращаясь к духу очага и держа обеими руками зеркало, семь раз творят следующее заклятие:
Тот же свет и та же красота... 
И со мной случись удача та!
Затем выходят и подслушивают человеческие речи, чтобы определить, будет ли удача или горе. В дальнейшем продолжают еще и так: закрывают глаза и делают семь шагов, куда идется. Открывают глаза, наводят зеркало. И то, что в нем отразится, сводят с только что подслушанными словами... "Не бывает случая, чтобы гаданье не было действительным", - говорит китайское сочинение, откуда взято это описание.

В исходящую ночь - то есть в последнюю ночь года, в ночь на Новый год.

Царевна Заоблачных Плющей

I

Ань Дае происходил из Лулуна. Заговорил сейчас же, как только родился. Мать напоила его собачьей кровью - тогда только он перестал.
Затем он вырос: стал тонким, изящным юношей. Второго такого не было, и он, как говорится, "только и смотрел, что на свою тень".
Ко всему этому, он был малый смышленый: умел читать и знать самое важное; за него прочили своих дочерей самые видные, старинные семьи.
Однажды его мать видела во сне, как кто - то ей сказал: "Твоему сыну судьба почтить царевну". Она поверила в это знамение, но вот сыну исполнилось уже пятнадцать и даже шестнадцать лет, а пророчество не было осуществлено, и она уже раскаивалась в том, что поверила сну.
Однажды Ань сидел у себя один. Вдруг слышит запах каких - то необыкновенных духов. В тот же миг к нему вбегает красивая служанка и говорит:
- Царевна прибыла!
И сейчас же разостлала по полу длинный ковер, а в дом уже входила девушка, опираясь на плечо своей служанки. Красота ее наряда, сияние прекрасного лица озарили светом всю комнату.
Тотчас же, как только она вошла, служанка бросилась к дивану и положила на него вышитые подушки, взяла девушку опять под руку и помогла ей сесть. Ань пришел в крайнее замешательство - не знал, что ему теперь делать. Почтительно склонился перед девушкой и сказал:
- О фея, небожительница, откуда дают себе труд спуститься ко мне ваши драгоценные ножки?
Девушка улыбалась, прикрывая рот рукавом своего халата.
- Это царевна Заоблачных Плющей, - сказала прислуга, - из Дворца Августейшей царицы. Агустейшая Царица дарит вас, сударь, своим вниманием: она хочет, чтобы царевна спустилась с высот и вышла за вас замуж, Для этого она посылает ее сюда лично явиться и осмотреть ваш дом.
Ань был вне себя от счастья, положительно не знал, как составить свою речь. Девушка тоже опустила голову. Оба молчали.
Ань всегда любил играть в шахматы, и шахматная доска постоянно была у него под рукой. Одна из служанок царевны схватила красный платок и вытерла с доски пыль, потом перенесла ее на диванный столик.
- Царевна целыми днями предается этому удовольствию, - сказала она, - интересно, кто из вас выиграет, она или же наш, так сказать, "розовый князек".
Ань подсел к столику. За ним с улыбкой подсела и царевна. Не сделали и тридцати ходов, как служанка смешала шашки.
- Царский зять проиграл, - сказала она и убрала шашки в коробку, - Царский зять, очевидно, среди жителей этого мира считается великим мастером, так что царевна может согласиться лишь на шесть шашек.
И поставила Аню шесть черных шашек. Царевна сделала то же у себя.
Сидя за столом, она приказывала служанке лечь у кресла и подставить ей под ноги свою спину. Когда же ее левая нога касалась пола, то наступала очередь другой служанки лечь к ней справа, а в это время две девочки становились по обе руки царевны и служили ей. Когда Ань погружался в раздумье, она сгибала руку и облокачивалась на плечо служанки. Игра еще не закончилась, как маленькая служа ночка сказала с улыбкой:
- А царский - то зять проиграл - таки одну шашку!.. Другая служанка подошла к царевне и доложила:
- Царевна устала, надо бы пока что удалиться домой.
Царевна склонилась к ней и шепнула что - то на ухо.
Служанка вышла и сейчас же вернулась, положив на диван тысячу серебром.
- Мне царевна говорит, - заявила она Аню, - что ваш дом очень уж жалкий и убогий. Потрудитесь на эти деньги несколько принарядить его, пристроить и украсить. Когда все будет готово, настанет час свидания.
- Помните, - сказала другая служанка, - что в этом месяце можно попасть под небесную кару, строить и возводить чего - либо не следует, а в следующем месяце будет удача.
Царевна поднялась с места, студент загородил ей путь, остановил и запер дверь. Тогда служанка достала какую - то вещь, с виду напоминавшую складной мешок, положила на пол и стала надувать. Вдруг оттуда вырвались тучи: миг - и все померкло, не стало видно ничего. Ань бросился искать, но царевна исчезла.
Узнав об этом происшествии, мать Аня решила, что это обольстительное, но злое наваждение. У студента же вся душа неслась куда - то вверх. Он и во сне и наяву все только и думал что о царевне; не мог отстать от мечты о ней. Ему было не до того, чтобы считаться с указанным запретом, и он быстро покончил с постройкой. День свидания был все ближе и ближе. Дома и пристройки стояли новехонькие.

II

Незадолго перед этим по соседству с Анем поселился приехавший на экзамены из Луаньчжоу студент, некий Юань Даюн. Приехал и по соседски занес студенту свой именной листок. Ань обычно был не очень общителен и велел сказать, что его нет дома. Потом, укараулив момент, когда Юань куда - то ушел, он сделал ему ответный визит.
Прошло так с месяц. Как - то случилось, что оба встретились на улице. Перед Анем был юноша лет двадцати с небольшим.
Он был одет в дворцовый атлас, из которого был сделан летний халат. Пояс был шелковый и туфли черного вороньего цвета. Вид он имел человека весьма культурного и тонкого.
Ань завел с ним серьезную беседу. Новый знакомец оказался очень симпатичным и искренним. Ань сделал приветствие рукою и ввел его к себе.
Дома он усадил его за шахматы; выигрывал то тот, то другой. Ань велел дать вина и задержал гостя, собиравшегося уходить. Беседовали, смеялись, обоим было очень весело.
На следующий день Юань пригласил Аня к себе. Угостил его самыми дорогими и разнообразными яствами, ухаживая за ним с особой любовью и предупредительностью. Прислуживал студентам отрок лет двенадцати - тринадцати, который звонко пел, ударяя в такт кастаньетами, прыгал, жонглировал, выделывал разные фокусы ловкости.
Ань сильно захмелел, так что не мог идти. Юань велел мальчику отнести его на себе домой, Ань выразил опасение, что такому нежному и хрупкому созданию не совладать с ношей, но Юань настаивал. И что же - у отрока оказалась огромная сила. Он взвалил Аня к себе на плечо и дотащил до дому.
Студент дался диву и на следующий день подарил отроку в благодарность за услугу серебра. Перед тем как взять, мальчик долго отказывался.
С тех пор дружба между студентами стала особенно искренней и интимной. Едва проходило три дня, как уже один из них заходил к другому.
Юань был человек сдержанный, молчаливый, но весь одушевленный лучшими порывами, которые сейчас же проводил в дело. Если он видел, что на базаре кто - либо, обремененный долгами, продает девочку, он сейчас же развязывал кошель и выкупал ее, нисколько не скупясь. За это Ань стал особенно его ценить и уважать.

III

Как - то через несколько дней после их свидания Юань пришел к Аню с прощальным визитом и при расставании подарил другу палочки из слоновой кости, четки из сандала и другие вещи, числом до десятка, а то и больше. Дал ему также сот пять чистого, белейшего серебра, сказав, что это ему на обзаведение. Ань вернул другу серебро, оставив себе только вещи, и, в спою очередь, одарил его кусками шелка.
Через месяц с чем - то случилось следующее. В дом богатого лэтинского чиновника, только что ушедшего с огромным состоянием в отставку, забрались ночью грабители. Они схватили хозяина дома, стали его жечь каленым железом и ограбили весь дом начисто.
Слуги в одном из грабителей опознали Юаня. Было возбуждено дело и дан приказ о его преследовании и аресте.
Сосед Аня, некий Ту, давным - давно уже не выносивший его и его семьи, видел, как рос строительный материал на дворе Аня, затаил подозрение насчет происхождения всего этого и завистливое чувство.
Случилось как - то, что мальчик, слуга Аней, украл костяные палочки и продал кому - то из семьи Ту. От него тот узнал, что палочки эти достались Аню в подарок от Юаня. Ту побежал доложить об этом главному правителю области. Правитель пришел с солдатами и окружил дом Аня со всех сторон. Как раз в это время студент со слугой куда - то ушли. Арестовали его мать и увели.
Мать была уже дряхлая, сильно в годах. От испуга в ней еле осталось дыхание; она перестала есть и пить. Прошло два - три дня - правитель велел освободить ее.
Студент, узнав о том, что случилось с его матерью, быстро примчался домой, но мать уже серьезно занемогла и через ночь скончалась. Студент положил ее в гроб, и только что управился, как был тотчас же схвачен полицией и уведен.
Правитель, видя, что перед ним стоит совсем еще молодой человек, очень милый и культурный, подумал, что это, пожалуй, донос и напраслина. Нерешительно прикрикнул на обвиняемого. Тот во всей точности рассказал ему историю своей дружбы с Юанем.
Правитель спросил, как это он так внезапно разбогател.
- У моей матери, видите ли, - отвечал Ань, - были накоплены слитки серебра, а так как я собирался ветретить у себя молодую жену, то и стал воздвигать брачные хоромы.
Правитель поверил студенту и выдал приказ на препровождение его к уездному начальству.

IV

Сосед, зная, что за Анем теперь никакого дела больше не будет, подкупил за большие деньги смотрителей, велев им по дороге убить Аня. Путь шел в глубине гор. Служители приволокли Аня к скале, желая его столкнуть с нее. Придумать Аню было уже нечего, опасность была на носу, приходилось очень круто...
И вот вдруг из чащи выскочил тигр, загрыз насмерть обоих служителей, схватил студента в зубы и унес.
Принес он его куда - то, где высились двойные башни, где тянулись друг за другом большие дома. Тигр вбежал в один из таких домов и положил там Аня.
И вот видит, как к нему выходит царевна Заоблачных Плющей, опираясь на поддерживавшую ее служанку. Она с грустным - грустным лицом принялась утешать студента:
- Хотела бы тебя здесь у себя оставить, но ведь нашей матушке еще не нагадано последнее земное обиталище. Следовательно, ты бы лучше явился самолично со своим ордером на арест в уездное правление и повинился, что пришел один. Ручаюсь, что тебе никакого зла не будет.
С этими словами она сняла со студента пояс и навязала на него узлов десять.
- Когда явишься к управителю, - сказала она назидательно, - то ухватись за узел и развязывай. С развязыванием узла развяжется и беда.
Студент так и поступил, как она ему сказала. Явился к чиновнику и отдал себя его правосудию. Правителю очень понравилась эта искренность и доверчивость, да, кроме того, из бумаги он узнал, что этот человек потерпел от напраслины. Вычеркнул его из списка подсудимых и велел идти домой.

V

На полпути Аню встретился Юань. Сошли с коней, взялись за руки и стали рассказывать о том, что с ними стряслось. Юань был весь негодование, которое так и горело на его лице, но молчал, ни слова не проронив
- Ах, друг, - сказал Ань, - при твоей - то культурности и образованности - ну стоило ли так себя пачкать?
- Те, кого убил твой друг, - отвечал Юань, - были люди бессовестные. Все, что я забрал, было бесчестно добытое богатство. Иначе, валяйся оно на дороге, я бы не подобрал. Все то, что ты мне выговариваешь, конечно, верно, превосходно... Ну, а все - таки людей вроде твоего соседа разве можно оставлять в живых? С этими словами он вскочил на коня и исчез. Дома студент закончил похороны матери, привел в убогий вид свою комнатку и перестал принимать гостей.
Вдруг ночью к соседу явились грабители и убили как самого Ту, так и его сыновей и прочих, человек с десять. Оставили в живых только одну служанку. Все, что было ценного, грабитель поделил с мальчиком, который был при нем, а сам перед уходом взял свечу в руки и сказал служанке:
- На, смотри и знай, кто я! Убийца - только я, а других это совершенно не касается.
С этими словами он, даже не открыв дверей, полетел по крышам через стены и был таков.
Наутро дали знать в управление. Чиновник решил, что студент должен кое - что знать. И вот его опять схватили и увели.
Чиновник стал его допрашивать с сердитым видом и в резких выражениях. А студент, поднявшись к столу" ухватился за пояс и, давая показания, один за другим развязывал узлы. Правитель так и не мог ничего дознаться и вторично отпустил его на свободу.

VI

Вернувшись к себе, Ань стал еще сильнее, что называется, "гасить свой свет": сидел за книгой, никуда не выходя. Ему стряпала кривая старуха, больше никого и ничего не было.
Когда траур по матери кончился, он принялся ежедневно подметать двор, ожидая приятных известий... И вот однажды чудесные духи наполнили двор. Студент взобрался на вышку и увидел, что от самой улицы и до дома все парадно убрано со сверкающей пышностью; нерешительно поднял расписной занавес, глядь, - а в комнате уже сидит царевна, сияя красивейшим нарядом.
Бросился к ней, сделал глубокий поклон. Она взяла его за руки.
- Ах, милый, ты вот не поверил судьбе и довел до того, что постройка причинила тебе столько бед, а тут еще наступило это время, как говорится, "соломы и булыжника", вместо постели и подушки. И на три года задержались наши с тобой лютня с цитрой: вышло, значит, так, что ты заторопился и этим, наоборот, только замедлил дело. Всегда, всегда, как известно, это бывает у людей...
Студент достал деньги, собираясь устроить угощение, но царевна остановила его.
- Этого уже не требуется, - сказала она. А служанка полезла в шкаф и достала оттуда отменно вкусных вещей, закусок, супов и прочего. Все было горячее, свежее, словно только что из котлов. Вино тоже было кристально чистое и вкусно пахло,
Стали пировать. Скоро солнце уже пошло на вечер. Служанки, бывшие под ногами царевны, одна за другой исчезли. Ее ленивые и нежные конечности устали; ноги то подвертывались, то снова выпрямлялись, словно ей не на чем было сидеть. Студент схватил ее в страстные и уже бесцеремонные объятия.
- Возьми, сударь, пока руки прочь, - сказала она. - Перед тобою теперь два пути. Прошу тебя, выбирай сам.
Студент приник к ее шее и спрашивал, что это значит.
- А вот что: если нам с тобою быть в дружбе за шахматами и вином, то мы можем с тобою быть вместе лет тридцать. А если ты выберешь радости брачного ложа, то нашему согласию предстоит, пожалуй, лет шесть. Что же ты выберешь, а?
- Ну, - сказал студент, - пусть сначала будут эти шесть лет... А там - посмотрим!
Царевна молчала, и они слюбились в радости.
- Я, видишь ли, - сказала царевна, - определенно - пала, что тебе не сойти с путей грубого мира... Что ж!.. Опять, значит, судьба!

VII

Она велела Аню завести кухарок и прислуг, поселив их всех на южном дворе, где они стряпали и пряли на продажу для поддерживания хозяйства, а в это время на северном дворе не было никакого огня и дыма. Там стояли лишь на досках шахматы, вино, чарки - и больше ничего. Дверь, ведущая в этот двор, была постоянно закрыта. Когда открывал студент, она распахивалась сама собой. Остальным же нельзя было и войти.
Тем не менее царевна сейчас же узнавала, кто на южном дворе прилежен и кто ленив, и, когда нужно было, посылала студента пожурить и наказать, кого следовало. И всякий раз все покорно сносили это, как совершенно правильное взыскание.
Она никогда не говорила лишних слов, никогда не хохотала. Если с нею говорили, она наклоняла голову и слегка посмеивалась.
Она всегда сидела с мужем плечо к плечу и любила на него облокачиваться. Студент поднимал ее и сажал на колени; она была так легка, словно у него в руках был ребенок.
- Какая ты легонькая, милая, - говорил студент, - ты, пожалуй, станцуешь на ладони! Помнишь, как та самая?..
- Что ж тут трудного? - отвечала она. - Только я не особенно обращаю внимание на то, что делают служанки. Ведь Летающая Ласточка на самом деле не кто иная, как служанка моей девятой сестры; ее за взбалмошность частенько наказывали, а однажды рассердились и прогнали вниз, к людям. Там она к тому же еще не соблюдала своей девственности, и вот теперь ее заточили в подземные узилища.
В покоях царевны все было закрыто, застлано парчой и коврами, так что зимою там никогда не бывало холодно, летом - жарко. Какая бы суровая зима ни была, царевна неизменно носила легкие шали. Ань заказал ей новое платье и настаивал, чтобы она его надела. Она надевала, но через некоторое время опять снимала.
- Ах, знаешь, эта мирская, грязная вещь, - говорила она, - все кости мне раздавит, и я наживу сухотку.

VIII

Однажды, когда муж держал ее на коленях, он вдруг почувствовал, что она стала вдвое тяжелее против прежнего. Почувствовал и выразил свое удивление. Она улыбнулась.
- Вот здесь, - сказала она, указывая на живот, - живет мирское семя.
Через несколько дней она нахмурила брови, перестала есть.
- Я захварываю, - сказала она, - меня тошнит, Очень хочется чего - нибудь жареного или копченого.
Студент велел приготовить ей самого вкусного и сладкого, что было, и с этих пор она стала есть и пить, же не отличаясь от простых смертных.
- Вот что слушай, - сказала она однажды мужу, - меня тело такое слабое, хрупкое, что, пожалуй, не выдержит родов. А вот служанка моя, Фань Ин, наоборот, страшно здоровая: нельзя ли будет ею меня заменить?

И с этими словами она сняла с себя исподницу, надела ее на Ин и заперла ее в спальне. Через несколько минут послышался крик ребенка. Открыли двери, - смотрят - мальчик!
- Этот мальчик, - сказала весело царевна, - носит все признаки счастья, это большой талант!
И назвала его Даци. Спеленала, вручила мужу, веля передать кормилице на южный двор. С тех пор как она
освободилась, талия у нее опять стала тоненькая, как была раньше, и она опять перестала есть жареное и копченое.
Вдруг однажды она стала прощаться со студентом, говоря, что собирается на некоторое время уехать, чтобы проведать родителей. Студент спросил, когда же она вернется. Сказала - через три дня. И вот опять надули складной мех, как то уж было однажды, и она стала невидима.
К сроку она не вернулась. Прошел еще год - никаких известий.
Студент, потеряв всякую надежду, опять заперся у себя в доме. Спустил, что называется, полог - и в конце концов получил степень уездного кандидата.
Жениться он не пожелал, но каждую ночь проводил один на северном дворе, купаясь в аромате воспоминаний. И вот раз ночью, когда он в бессоннице ворочался на постели с боку на бок, вдруг он видит, как в окно стрельнуло пламя свечи. Двери сами собой распахнулись, и толпа служанок ввела царевну под руки в комнату. Студент пришел в восторг...
Стал спрашивать, как это она так провинилась перед ним, нарушив обещание.
- Да ведь, позволь, - сказала царевна, - я срока не пропускала. У нас на небесах прошло всего лишь два с половиной дня.
Теперь студент, довольный собою, стал хвастать и сообщил ей, как он осенью, так сказать, "победил". Он рассчитывал, что царевна, наверное, будет очень этому рада. Но она, напротив, исполнилась томной грусти.
- К чему эти эфемерные вещи? Им ведь не создать человеку ни блеска, ни сраму. Ломают человеку жизнь, и только... Ах, три дня, всего три дня, как мы не видались с тобою, а ты еще на один слой ушел в земные перегородки!
После этого студент уже больше не стал искать карьеры.
Прошло еще несколько месяцев. Она опять выразила желание уехать к родным. Студент принялся горько сетовать и любовно просить.
- Ну, - сказала она, - на этот раз я уйду и обязательно вернусь пораньше, нечего тебе напрягаться ожиданием. Скажу еще, что разлука и свидание с живым человеком земли имеют каждое свою отсчитанную судьбу. Укороти ее - она станет длиннее; дай ей течь, как надо, - будет короче.
Ушла, а через месяц уже вернулась. С этих пор раз в полтора года она уходила и зачастую возвращалась лишь через несколько месяцев. Студент привык к такому порядку вещей, считая эти отлучки делом вполне нормальным, и нисколько не дивился.

IX

Она родила ему еще сына, подняла на руки и сказала:
- Это гиена, это волк!
И велела его сейчас же выкинуть.
Студент не мог этого допустить и остановил ее. Назвали мальчика Кэци.
Как только мальчику исполнился год, она заторопилась со свадебным гаданьем. Свахи ходили пятка к пятке, но когда осведомлялись о гороскопе невесты, то все как - то не сходилось.
- Вот видишь, - говорила она мужу, - я все хочу нашему волчонку заготовить конуру поглубже, а не удается. Придется, значит, лет на шесть, на семь его бросить... Судьба, - ничего не поделаешь! А ты вот что:
хорошенько запомни, что я тебе скажу! Через четыре года в семье Хоу родится девочка. У нее на левом ребре будет небольшой нарост. Это и будет жена мальчику. Нужно будет их женить, и нечего там равняться, у кого из вас какой дом, у кого какая земля.
Она велела мужу сейчас же записать это себе в тетрадь.
После этого она отправилась к родным и больше к мужу не возвращалась.
Студент рассказал родным и знакомым о том, что от нее услыхал, и, действительно, нашлись такие Хоу, у которых родилась девочка с наростом на ребре. Хоу был человек низкий и порочный, и с ним вообще никто себя не равнял. Но Ань решительно посватался, и дело было кончено.
Даци семнадцати лет уже получил первую степень. Он был женат на некоей Юнь. Оба супруга отличались послушанием родителю мужа и жили между собою дружно. Отец их очень любил.
А Кэци подрастал. Он не любил заниматься книгой, а все больше украдкой бегал к разным бездельникам играть в азартные игры и дома всегда что - нибудь крал для расплаты с долгами.
Отец, бывало, рассердится, прибьет его, но исправить его так и не мог. Тогда он стал предупреждать его, грозя несчастьем, но также ничего не добился.
Однажды ночью Кэци вышел поворовать и начал уже понемногу сверлить дырку в заборе, как был застигнут хозяином дома, связан и препровожден к начальнику уезда. Узнав, кто он такой, начальник отпустил Кэци, но при своем визитном листке.
Оба Аня, отец и сын, связали его и стали немилосердно драть, так что он был почти уже без дыхания. Тогда брат стал умолять отца освободить Кэци, и тот наконец его отпустил.
Отец от гнева и стыда захворал, стал мало есть и оставил завещание о разделе земли между сыновьями. Все лучшие дома и жирные земли отходили к Даци.
Кэци обиделся, рассердился. Встал ночью и с ножом сошел в спальню брата, чтобы его убить. Однако по ошибке попал ножом в невестку.
А дело было так. После царевны остались шаровары" легкие, необыкновенно мягкие. Юнь их присвоила себе как ночную одежду; когда Кэци хватил по ним ножом, то во все стороны взметнулись огненные звезды... Кэци в страшном испуге бросился бежать.
Когда отец узнал об этом, ему стало еще хуже, и через несколько месяцев он умер. Кэци, услышав о смерти отца, решил вернуться домой. Брат встретил его хорошо, и от этого Кэци разнуздался вовсю, так что через год все земли и угодья, которые пришлись на его долю, были растрачены.
Тогда он обратился в уездное правление с жалобой на брата. Однако правитель, зная доподлинно, что он за человек, обругал его и выгнал вон. С этой поры приятельским отношениям братьев пришел конец.

X

Прошел еще год. Кэци исполнилось двадцать три, а девице Хоу - пятнадцать. Брат вспомнил слова матери и хотел поскорее устроить свадьбу. Позвал Кэци к себе, выделил ему прекрасный дом, чтобы жить вместе с ней; затем встретил молодую жену, ввел ее в дом и записал на нее лучшие, оставленные отцом земли. Вручая ей все это, он сказал ей так:
- Вот эти мои скромные несколько десятин земли я ради тебя, невестушка, берег, не щадя жизни. Теперь все это передаю тебе. Мой братец - человек беспутный. Дай ему хоть вершок соломы, он все спустит. А после этих моих слов ваше дальнейшее благосостояние или, наоборот, нищета целиком находятся в твоих руках, невестушка. Если ты сумеешь заставить его исправиться, то нечего бояться холода и голода. Ну а если не сумеешь, то я тоже, знаешь, не могу заполнить бездонную яму.
Хоу была из самых простых маленьких людей, но тем не менее отличалась смышленостью и привлекательностью. Кэци очень ее боялся и любил. Что бы она ни сказала, он никогда не смел идти наперекор. Когда он отлучался, она назначала ему срок в часах и минутах; если срок бывал пропущен, то она бранила и поносила его и после этого не садилась с ним за стол вместе есть и пить. Кэци, живя в таких условиях, слегка подтянулся.
Через год у него родился сын.
- Ну, а теперь, - сказала жена, - мне нечего у кого - либо искать. Несколько десятин жирной земли при мне. Стало быть, матери с сыном нечего бояться холода или голода. Пусть даже мужа теперь не будет, и то ладно!
Как - то случилось, что Кэци, украв дома крупы, пошел играть. Жена, узнав про это, схватила лук со стрелой, стала у ворот и не пускала его домой. Кэци в сильном испуге бросился от нее прочь; потом, укараулив момент, когда она ушла в дом, он тоже пробрался туда на цыпочках. Жена схватила нож и вскочила на ноги. Кэци опять бросился бежать вон. Она - вслед за ним, рубанула ножом, рассекла, пропоров штаны, ягодицу. Кровь так и хлынула на чулки и туфли.
В сильнейшем раздражении Кэци бросился с жалобой к брату, но тот не стал с ним разговаривать. Кэци убежал в озлоблении и стыде.
Однако через ночь он опять пришел, стал перед невесткой на колени, жалобно заплакал и стал просить заступиться за него перед женой. Тем не менее та его по - прежнему не желала принимать. Кэци рассвирепел и сказал, что он идет убивать жену. Брат молчал, Кэци вскочил, схватил копье и выбежал.
Невестка сильно перепугалась и бросилась его останавливать, но муж сделал ей глазами знак и, когда брат убежал, сказал ей:
- Это он так, нарочно все разыгрывает. На самом же деле не посмеет и домой прийти.
Послали человека посмотреть, что Кэци делает. А он, оказывается, уже вошел в дом. Тогда у Даци лицо стало серьезным, и он приготовился было бежать за ним, как Кэци уже выходил из дому, затаив от страха дыхание.
Дело было так. Кэци вбежал, когда жена его играла с ребенком. Как только она его увидела, бросила дитя на постель и пошла за кухонным ножом. Кэци струсил и, волоча копье, побрел назад, а жена, выгнав его на улицу, вернулась домой.
Брат уже знал, в чем дело, по притворно стал его с - прашивать, как и что. Кэци .молчал, повернулся в угол и заплакал. Плакал так, что вспухли глаза. Брат пожалел его и сам пошел с ним. Тогда жена приняла его, но, как только брат вышел, наказала, поставив на колени. Затем взяла с него тяжкую клятву... В конце концов дала ему, как милостыню, поесть из разбитой миски.
С этих пор Кэци исправился, стал хорошим. А жена его вела счета и книги. С каждым днем богатели все больше и больше. Кэци подобострастно смотрел, как все это делалось, и больше ничего.
Он дожил до семи десятков. Сыновей и внуков у него было множество, а все ж жена нет - нет да возьмет его за седые усы, да еще заставит прогуляться на коленях.

Автор этой повести сказал бы так:

Сварливая, ревнивая жена - что чирей на самой кости. Умирай, и только... Яд ведь - что другое?
А возьми мышьяку и приложи к чирею, и какой бы ни был злой нарыв, можно исцелиться. Это не какая - нибудь ромашка! И если бы наша фея не видела насквозь человека с его внутренностями, неужли ж она решилась бы оставить в своем потомстве яд?



Комментарии переводчика

..."только и смотрел что на свою тень". - Старинный образ самовлюблённого молодого начетчика.

...знать самое важное... - В старом, дореформенном Китае образованному молодому человеку полагалось читать только серьезные вещи: классиков, историю, поэтов; понятие литературы вполне совпадало с понятием литературы серьезной.

..."почтить царевну", - Обычно говорят о женитьбе "брать жену", но в исторических текстах, на которые здесь намекает Ляо Чжай, это выражение "брать" в речи о царевне считается непозволительным и заменяется словом "почтить" в смысле выказать благоговение.

...пятнадцать и даже шестнадцать лет... - Возраст, в котором в старом Китае считали нужным женить и выдавать замуж уже фактически; сговоры бывали и ранее, даже - гадательно - когда ребенок, один и другой, еще находились во чреве матери.

Шахматы - в Китае двух родов; "слоновые" и "облавные"; первые напоминают наши, вторые - очень сложная игра в войну, с массой фигур.

Диванный столик - имеет вид широкого табурета, украшенного резьбой и инкрустациями. Он ставится на широкий диван между сидящими, и на него кладут угощения.

"Розовый князек". - Так именуется в старых китайских текстах зять царя.

Тысячу серебром - то есть тысячу лан весовых единиц чистого серебра.

...в этом месяце можно попасть под небесную кару... - В астрологическом, очень чтимом в народе, календаре было обозначено, что можно делать в данный день и чего нельзя, чтобы не навлечь на себя небесной кары. Книжки - альманахи с подобными предсказаниями были самым дешевым товаром на китайском рынке.

Дома и пристройки. - Китайский дом состоит из многих строений, наподобие нашего крестьянского, но разделен дворами.

...не нагадано последнее земное обиталища. - Гадать о том, где следует похоронить умершего, считалось первой обязанностью каждого сына или дочери. Гадание производилось особыми гадателями - геомантами (конечно, шарлатанами).

...привел в убогий вид свою комнатку... - Чтобы усугубить траур, в подражание древним героям сыновнего благочестия.

"Гасить свой свет" - выражение из Лао - цзы, у которого сверхчеловек тушит свой светильник и приравнивает себя к окружающей пыли (мрази),

...все парадно убрано - как подобает при приеме невесты в дом.

...время... "соломы и булыжника"... - Суровый траур сына по родителям.

Лютня с цитрой - супружеское, согласие.

...носит все признаки счастья... - Согласно прорицанию по очертаниям лица, имеющему в Китае, как и прочие виды гадания, огромную литературу.

Даци - "Большой Талант".

...спустил... полог... - То есть не позволял себе никакого соприкосновения с внешним миром.

"Победил" - на экзаменах конкурентов.

Кэци - "Тот, кого следует выбросить вон".

...мне нечего у кого - либо искать. - По китайским законам тех времен после рождения сына никакого развода быть не могло.

Нежный красавец Хуан Девятый

Хэ Шицань, по прозвищу Цзысяо, имел свою студию в восточном Тяоси. Ее двери выходили в совершенно открытое поле. Как - то к вечеру он вышел и увидел женщину, приближавшуюся к нему на осле. За ней следом ехал юноша. Женщине было за пятьдесят. В ней было что - то чистое, взлетающее. С нее он перевел глаза на юношу. Тому было лет пятнадцать - шестнадцать. Яркой красотой своей он превосходил любую прекрасную женщину.
Студент Хэ отличался пристрастием к так называемому "отрыванью рукава". И вот, как только он стал смотреть на юношу, душа его вышла из своего, так сказать, жилища, и он, поднявшись на цыпочки, провожал юношу глазами до тех пор, пока не исчез его силуэт, - Только тогда он вернулся к себе.
На следующий день он уже спозаранку принялся поджидать юношу. Солнце зашло, в темноте полил дождь. Наконец он проехал. Студент, всячески выдумывая, бросился любезно ему навстречу и с улыбкой спросил, откуда он едет. Тот отвечал, что едет из дома деда по матери. Студент пригласил зайти к нему в студию слегка отдохнуть. Юноша отказался, сказав, что ему недосужно. Студент стал настойчиво его тащить, и тот наконец зашел. Посидев немного, он встал и откланялся, причем был очень тверд: удержать его не удалось. Студент взял его за руку и проводил, усердно напоминая, чтобы он по дороге заезжал. Юноша, кое - как соглашаясь, уехал.
С этих пор студент весь застыл в думе: у него словно появилась жажда. Он все время ходил взад и вперед, усердно всматриваясь, и ноги его не знали ни остановки, ни отдыха.
Однажды, когда солнце уже охватило землю полушаром, юноша вдруг появился. Студент сильно обрадовался и настоял на том, чтобы юноша вошел в дом. Слуге подворья было приказано подать вино. Студент спросил, как его фамилия и прозвание. Он отвечал, что его фамилия Хуан; он девятый по счету; прозвания, как отрок, еще не имеет.
- Наша милостивица живет у дедушки и временами сильно прихварывает. Поэтому я часто навещаю ее.
Вино обошло по нескольку раз. Юноша хотел проститься и уехать, но студент схватил его под руку и задержал. Затем закрыл дверь на ключ. Юноша не знал, что делать, и с раскрасневшимся лицом снова сел.
Студент заправил огонь и стал с ним беседовать. Юноша был нежен, словно теремная девушка. Как только речь переходила на вольные шутки, его сейчас же охватывал стыд, и он отворачивался лицом к стене.
Не прошло и нескольких минут, как студент потащил его с собой под одеяло. Юноша не соглашался, под предлогом дурноты во сне. Дважды, трижды заставлял его студент. Наконец он снял верхнее и нижнее платье, надел штаны и лег на постель.
Студент загасил огонь и вскоре подвинулся к нему;
лег на одну с ним подушку, согнул руку, положил ее на бедра и стал его похотливо обнимать, усердно прося его об интимном сближении. Юноша вскипел гневом.
- Я считал вас, - сказал он, - тонким, просвещенным ученым. Вот отчего я так к вам и льну... А это делать - значит считать меня скотиной и по скотски меня любить.
Через некоторое, весьма малое время утренние звезды уже еле мерцали. Юноша решительным шагом вышел.
Студент, боясь, что он теперь порвет с ним, стал опять его поджидать. Переминаясь с ноги на ногу, он устремлял взор вдаль, и глаза его, казалось, пронизывали Северный Ковш.
Через несколько дней юноша наконец появился. Студент бросился ему навстречу, стал извиняться за свой поступок и силком втащил его в студию, где торопливо усадил и стал весело с ним разговаривать. В глубине души он был крайне счастлив, что юноша, как говорится, не помнит зла, Вслед за тем он снял туфли, влез на кровать и опять стал гладить его и умолять.
- Ваша привязанность ко мне, - сказал юноша, - уже, можно сказать, врезана в мои внутренности. Однако близость и любовь разве ж непременно в этом?
Студент сладко говорил о том, как бы они сплелись, и просил только разок прикоснуться к его яшмовой коже. Юноша позволил. Студент подождал, пока он уснул, и стал потихоньку учинять легкомысленное бесчинство. Юноша проснулся, схватил одежду, быстро вскочил и под покровом ночи убежал.
Студент приуныл, словно что - то потерял. Забыл о еде, покинул подушку и с каждым днем все более и более хирел. Он теперь только и знал, что посылал своего слугу из студии ходить повсюду и посматривать.
Однажды юноша, проезжая мимо ворот, хотел прямо направиться дальше, но мальчик - слуга ухватил его за одежду и втащил. Юноша, увидя, как начисто высох студент, сильно испугался, стал его утешать и расспрашивать. Студент рассказал ему все, как это было. Слезы крупными каплями так и падали одна за другой вслед его словам.
Юноша прошептал:
- Моим маленьким мыслям всегда представлялось, что, сказать по правде, эта любовь не принесет вашему младшему брату пользу, а для вас будет гибельной. Вот почему я не делал этого. Но раз вам это доставит удовольствие, - разве мне жалко?
Студент был сильно обрадован, и, как только юноша ушел, болезнь сейчас же пошла на убыль, а через несколько дней он вполне оправился.
Юноша пришел опять, и он крепко - крепко к нему прильнул.
- Сегодня, пересиливая себя, поддержал ваше желание, - сказал юноша. - Сделайте милость, не считайте, что так будет всегда.
Затем он продолжал:
- Я хотел бы кое о чем вас попросить. Готовы ли вы мне посодействовать?
- В чем дело? - спросил студент.
- Мать моя, видите ли, страдает сердцем. Ее может вылечить только "Первонебная" пилюля Ци Евана. Вы с ним очень хороши, так что можете ее у него попросить.
Студент обещал. Перед уходом юноша еще раз ему напомнил. Студент пошел в город, достал лекарства и вечером передал его юноше. Тот был очень рад, положил ему на плечо руку и очень благодарил.
Студент опять стал принуждать его соединиться с ним.
- Не пристращайтесь ко мне, - сказал юноша. - Позвольте мне подумать для вас об одной красавице, которая лучше меня в тысячи и тысячи раз.
- Кто такая? Откуда? - любопытствовал студент.
- У меня, видите ли, есть двоюродная сестра - красавица, равной которой нет. Если бы вы могли снизойти к ней своим вниманием, я бы, как говорится, "взялся бы за топорище и топор".
Студент слегка улыбнулся, но не ответил. Юноша спрятал лекарство и ушел. Через три дня он пришел и опять попросил лекарства. Студент, досадуя, что он так опоздал, сказал ему много бранных слов.
- Я, видите ли, не могу допустить себя до того, чтобы принести вам несчастье, и поэтому отдаляюсь... Если же мне не удается дать себя понять, то, пожалуйста, не раскаивайтесь.
С этих пор они сходились и наслаждались, не пропуская ни одного вечера.
Каждые три дня юноша непременно хоть раз просил лекарства. Ци показалось очень странным, что так часто требуется.
- Это лекарство, - сказал он студенту, - таково, что не бывало еще человека, который принял бы его более трех раз. Как это так вышло, что долго нет выздоровления?
Ввиду этого он завернул тройную порцию и сразу вручил ее студенту. Затем, посмотрев на него, Ци сказал:
- Вот что, сударь, вид ваш и выражение лица что - то темпы и бледны. Больны вы, что ли?
- Нет, - сказал студент.
Ци пощупал пульс и пришел в ужас.
- Да у вас в пульсе бесовщина! - вскричал он. - Болезнь сидит в "малом потайном"... Кто не остережется - беда.
Студент вернулся и передал юноше эти слова.
- Отличный врач, - сказал тот, вздыхая. - Я действительно лис и боюсь, что не принесу вам счастья.
Студент, боясь, что он обманет, спрятал лекарство и вручил ему не все: думал, что он не придет. Прошло совсем немного дней, и он действительно заболел. Позвал Ци освидетельствовать.
- Вот видите, - сказал тот, - в прошлый раз вы не сказали мне всей правды, и вышло, что теперь дыхание вашей жизни уже блуждает по пустырям... Даже Цинь Хуань и тот разве может вам помочь?
Юноша приходил каждый день проведать его.
- Вот, - говорил он, - не слушали вы моих слов - я действительно дошли до этого состояния!
Студент тут же умер. Хуан ушел, горько плача.
До этих еще происшествий в уездном городе, где умер студент, жил некий большой сановник с придворным званием. В молодости он делил со студентом Хэ, как говорят, кисть и тушь, по семнадцати лет уже был выдвинут и назначен в "Лес Кистей".
В то время цнньским фаньтаем был человек, жадный до насилия н взяток. Никто из придворных чинов об этом не говорил царю, но новый академик имел решимость написать доклад, обличающий злоупотребления фаньтая. Однако так как здесь было то, что называется "переходом через жертвенные кубки", то он потерял должность, а фаньтай, наоборот, был повышен в должность дворцового министра. И вот он стал ежедневно следить, не прорвется ли где - нибудь молодой ученый.
А наш ученый сызмальства слыл за храбреца и в свое время пользовался, как говорится, "взглядом темных зрачков" взбунтовавшегося против династии князя. Зная это, бывший фаньтай приобрел покупкой старые письма от одного к другому и предъявил нашему ученому в письме угрозу. Тот испугался и покончил с собой. Его супруга тоже умерла, бросившись в петлю.
По прошествии ночи ученый вдруг воскрес:
- Я - Хэ Цзысяо, - заявил он.
Стали спрашивать, и все то, что он говорил, действительно происходило в доме Хэ. Тогда только поняли, что Хэ вернулся своей душой в чужое, заимствованное тело. Стали его удерживать, но он не счел это для себя возможным, вышел и побежал в свое старое жилище.
Губернатор, заподозрив обман, захотел непременно его унизить, погубить и послал к нему человека с требованием тысячи лан. Ученый сделал вид, что соглашается, но от горечи и досады он готов был порвать с жизнью.
Вдруг ему докладывают о приходе юноши - он обрадовался, заговорил с ним, и сразу явились к ним и радость и горе. Только что он захотел снова учинить непристойность, как юноша спросил его:
- Скажите, сударь, у вас три, что ли, жизни?
- Мои раскаянья в своей жизни и мучениях не стоят этой смерти - блаженства!
И рассказал ему свои обиды и горечи. Юноша погрузился в глубокое, далекое раздумье и через некоторое время сказал:
- К счастью, вот я снова встретился с вами вновь живым, но вам пусто ведь так, без подруги. Помните, я тогда еще говорил вам о своей двоюродной сестре. Так вот, она умна и прелестна, у ней большая изобретательность. Она - то уж непременно сумеет разделить с вами неприятность?
Наш ученый пожелал взглянуть хоть раз на ее лицо.
- Это нетрудно устроить, - сказал юноша. - Завтра я возьму ее с собой к старой матери, и она пройдет по этой самой дороге. Сделайте вид, что вы мой старший брат, а я, под предлогом жажды, попрошу у вас напиться. Вы, положим, скажете так: "Осел убежал!" - так это будет знаком согласия!
Условившись, они расстались. На следующий день, только что солнце стало на полдень, как юноша и в самом деле прошел у ворот в сопровождении молодой девушки. Наш ученый сделал ему приветственный жест и стал с ним тихо - тихо шептаться, причем бросал на девушку беглые и косые взгляды. Перед ним была милая, привлекательная, стройная, очаровательная девушка - самая настоящая фея!
Юноша попросил чаю. Хозяин попросил войти, чтобы напиться в доме.
- Ты не удивляйся, сестрица, - сказал юноша, - это мой старший брат по клятвенной дружбе. Не беда, если мы несколько отдохнем у него!
С этими словами он помог ей слезть, а осла привязал к дверям. Вошли. Хозяин сам поднялся, чтоб заварить чай, и сказал, смотря на юношу:
- То, что ты, милый, намедни говорил, - не достаточно исчерпывает дело! Сегодня мне здесь приходит конец!
Девушка, видимо, догадалась, что он говорит о ней, встала с дивана и, стоя, сказала брату, словно щебеча.
- Уйдем!
Наш ученый, выглянув за дверь, сказал:
- Осел - то, гляди, убежал!
Юноша с быстротой огня выбежал. Ученый обнял девушку и просил сойтись с ним. У той по лицу пошли пунцовые переливы, вся съежилась, словно попалась в тюрьму. Громко закричала, но юноша не отозвался.
- У вас, сударь, есть ведь жена, - сказала она, - к чему вам губить у человека честь и стыд? Он объяснил ей, что неженат.
- Можете ли вы поклясться мне Рекой и Горой? Не дайте осеннему ветру увидеть ко мне пренебрежение!.. А тогда только прикажите, и я послушаюсь!
И он поклялся блистающим солнцем. Девушка более не сопротивлялась.
Когда дело было сделано, явился юноша. Девушка, сделав строгое лицо, гневно забранилась.
- Это, милая, Хэ Цзысяо, - сказал он, - в прежнее время известный литератор, а ныне придворный ученый. Со мною он в наилучшей дружбе. Это человек надежный. Сейчас мы доведем об этом до сведения тетки, и она, конечно, тебя не обвинит!
Солнце было уже к вечеру. Хэ хотел удержать их, не позволяя уходить, но девушка выразила опасение, как бы тетка не напугалась и не подумала чего - нибудь особенного. Но юноша с острой решительностью взял это на себя, сел на осла и помчался.
Прожили так несколько дней. Появилась какая - то женщина за руку с прислугой. Ей было за сорок лет;
одухотворенностью своей и своим общим видом она совершенно напоминала девушку. Хэ крикнул ей, чтобы та вышла... Действительно, это была ее мать. Посмотрев на дочь прищуренными глазами, она спросила с крайним удивлением, как это она очутилась здесь. Дочь, застыдившись, не могла ответить. Хэ пригласил мать зайти, сделал ей поклон и объявил, как и что. Мать засмеялась.
- Мой Девятый, - сказала она, - юная душа... Зачем, как говорится, "он оба раза не спросил"?
Девушка сама пошла в кухню, поставила кушанья и угощала мать. Поев, старуха ушла.
С тех пор как Хэ получил красавицу подругу, все его сердечные стремления были в высокой степени удовлетворены. Однако нить зла так и кружила в его душе, и он все время ходил надутый, недовольный, с видом страдальца. Жена спросила его, что это значит, и он рассказал ей все от начала до конца, что только пришло на память. Она засмеялась.
- Ну, это - то мой девятый братец и один может распутать, - сказала она. - Чего горевать? Хэ спросил ее, как это может быть.
- Я слышала, - отвечала жена, - что господин губернатор тонет в песнях и музыке, да и к глупеньким мальчикам весьма неравнодушен. Во всем этом мой девятый братец, как известно, отличается. Пусть он приглянется губернатору, а мы и подарим... Его злоба может таким образом пройти. Кроме того, можно еще будет ему отомстить за его зло.
Хэ выразил опасение, что брат не согласится на это.
- Вы только, пожалуйста, умолите его, - сказала она.
Через день Хэ, увидя юношу, встретил его, идя на локтях. Тот был ошарашен.
~ Как? - вскричал он. - В двух ваших жизнях я был вам друг... Везде, где только можно было это проявить, я не посмел бы пожалеть себя от головы до пят... Откуда вдруг взялась эта манера обращаться ко мне?
Хэ изложил ему все, что было надумано. Юноша изобразил на лице трудную борьбу.
- Я от этого человека потеряла свое тело, - вмешалась женщина. - Кто, скажи по правде, это сделал? Если теперь ты дашь ему завянуть и погибнуть среди его жизненного пути, то куда ты меня - то денешь?
Юноше не оставалось ничего другого, как согласиться. И вот Хэ тайно уговорился с ним и отправил спешное письмо к своему приятелю, сановнику Вану, прислав с письмом и самого юношу. Ван понял, чего хочет Хэ, устроил большой обед, на который пригласил и губернатора. Затем он велел юноше нарядиться женщиной и исполнить на обеде танец Небесного Мо. Получилось полнейшее впечатление прелестной женщины.
Губернатор так и одурел. Стал тут же настойчиво просить Вана отдать ему юношу, причем готов был дать за него крупные деньги, и единственно чего боялся, так того, что ему не удастся за них получить его. Ван притворился, что это его вводит в глубокое раздумье и сильно затрудняет. Помешкав довольно продолжительное время, он наконец отдал юношу, но уже от имени Хэ. Губернатор был в восторге, и старая ссора сразу была разрешена. Получив теперь юношу, он от него уже не отходил; где бы ни был, что бы ни делал, двигался ли, сидел ли. У него было более десятка обслуживавших его девиц. На них он смотрел теперь, как на пыль и грязь.
Юноша стал у него пить и есть и пользоваться всяческой услугой, словно князь. Кроме того, губернатор подарил ему более десяти тысяч лан монет.
Через полгода губернатор захворал. Юноша, зная, что он уже совсем на дороге в тьму, сложил на повозку золото и парчу и временно поместил все это в доме Хэ. Вслед за этим губернатор умер. Юноша извлек деньги и выстроил целые хоромы, завел мебель и утварь, нанял слуг и служанок. Мать, братья, тетки - все пришли жить с ним вместе.
Когда юноша выходил из дому, на нем была великолепная шуба, его везли превосходнейшие кони.
Никто не знал, что он лис.
У меня (Ляо Чжая) есть некоторое посему поводу сужденьице. Позвольте, улыбнувшись, приписать его сюда же.
................................



Комментарии переводчика

...что - то... взлетающее. - Как в звуке, полученном от удара по прекрасному камню: гудит и куда - то улетает.

...отличался пристрастием к... "отрываныо рукава". - В основе этого намека лежит следующее историческое повествование:

Дун Сянь (I в. до и. э.) попал во дворец путем протекции и по заслугам отца. Он вошел в необыкновенный фавор у государя, который стал его быстро выдвигать и отличать и, наконец, не расставался с ним ни днем, ни ночью. Однажды днем они оба спали рядом. Дун повернулся и лег на рукав государя. Тому нужно было встать, но Дун не просыпался. Тогда государь оторвал рукав, чтоб его не беспокоить, и поднялся, оставив его спать. С этих пор в китайской литературе существует такой образ для обозначения предосудительной любви мужчин друг к другу.

Наша милостивица - то есть мать; отец называется "наша строгость". Вежливый язык в старом Китае, при общем самоуничижении, не позволял называть старших общими наименованиями.

...вашему младшему брату - то есть мне; ударение здесь, конечно, на слове "младший", что соответствовало требованиям вежливости.

..."взялся бы за топорище и топор". - То есть стал бы сватом. В древней книге од ("Шицзин") читаем:
Обрубают топорище - как? Без топора нельзя!
Берут жену - как? Без свахи не получишь!

Цинь Хуань - знаменитый врач древности.

"Лес Кистей" ("Ханьлинь") - "собрание достойнейших и просвещеннейших литераторов", стоящих во главе государственного делопроизводства и особенно историографии, - своеобразная академия былой китайской науки.

Цчньский фаньтай - финансовый комиссар от центрального правительства в какой - либо провинции, один из олигархов с весьма большой властью, правивших громадною территорией.

"Переход через жертвенные кубки" - превышение своей компетенции. Образ идет из притчей философа Чжуан - цзы (IV в. до и. э.), где читаем: "Хотя бы повар и не наладил к жертвоприношению своей кухни, однако тот, кто изображает и представляет покойника, не пойдет через все сосуды и блюда, чтобы сделать это вместо него", то есть каждый из них должен знать свое дело.

Дворцовый министр - губернатор, который называется так в литературном языке, потому что по своему значению и происхождению этот чин соответствовал древнему придворному цензору, блюстителю государственного порядка.

...пользовался... "взглядом темных зрачков" взбунтовавшегося... князя... - То есть взглядом прямо устремленных зрачков симпатизирующего человека, в противоположность "белым глазам" - глазам, не желающим глядеть на неприличного и недостойного человека и потому повертывающим к нему белки, а не "темные зрачки".

...поклясться мне Рекой и Горой. - То есть так, как клялись в торжественных случаях в древности, а именно: "Пока Желтая река не станет с пояс, пока гора Тай не источится..." и т. п.

нe дайте осеннему ветру... - Намек на знаменитое стихотворение поэтессы I века до н. э. Бань Цзеюй "Осенний ветер":
Только что сделанный из циского чистого шелка, 
Он бел, он чист, словно иней иль снег. 
Выкроен в виде веера слитой радости:
Круглого - круглого - словно светлая луна. 
Он то выйдет, то уйдет к груди иль в рукав государя, 
Веет и машет... Нежный ветерок появляется. 
Всего боюсь, что, с приходом осенней поры, 
Холодные бури унесут яркую жару... 
Бросит его он, кинет в сундук иль в корзину:
Благодатное чувство прерывается в своем пути.
В этом стихотворении изображается боязнь фаворитки утерять расположение государя с приближением ее к возрасту, более напоминающему осень, чем жаркое лето.

"...он оба раза не спросил". - Женщина говорит здесь словами книги "Цзочжуань", приложенной к летописи Конфуция. Там рассказывается о двух героях, которых их возничий не спросил, как поступить ни перед боем, ни во время боя, а поступил по - своему. Здесь мать намекает, очевидно, на двоякую деятельность се сына около Хэ.

...танец Небесного Мо. - То есть дьявола, владыки шестого чувственного неба, младшего брата всех будд и злейшего их врага. Он старается всеми силами вредить буддийскому учению и буддийской вере. Он действует на человека через чувства, омрачая его мысли, искушает и обольщает подвижников, принимая разные виды, например, прелестных женщин, даже отца и матери. "Мо" - китайское сокращение из Моло (санскритского Мара). Танец Мо зародился, по - видимому, ранее VIII века, ибо у знаменитого поэта этого времени Ван Цзяня в его "Ста дворцовых песнях" эта тема уже встречается. Но окончательное его развитие относится к концу владычества в Китае монголов, больших покровителей буддизма. Последний император монгольской династии Юань был неумеренно пристрастен к "благам цивилизации", особенно отрицательного направления. Пируя дни и ночи, он выбрал шестнадцать наиболее красивых наложниц из своего гарема, нарядил их в наилучшие украшения, придав им вид святых бодисатв, искушающих подвижника всеми своими прелестями. Таким образом, это своего рода танец сатанинского наваждения (христианские миссионеры отождествляли Мару с сатаной, дьяволом - искусителем).

...приписать его сюда же. - Идущее дальше "сужденьице" написано самым богатым литературным стилем. Однако иногда то, что может быть легко изложено на китайском, не слышимом для уха языке, никоим образом не может быть переведено на русскую, всегда слышимую речь. Переводчик решительно отказывается передать это послесловие. Для восстановления всей его литературности не помогут никакие примечания, и останется лишь то, что вовлечет читателя в превратное суждение о Ляо Чжае, который здесь является в роли жестокого обличителя порока.

Дева - рыцарь

Студент Гу из Цзиньлина отличался большими литературными дарованиями, но семья его была весьма бедна. К тому же мать его состарилась, и он не допускал мысли о том, чтобы отойти от ее колен. Он целые дни кому - нибудь то писал, то рисовал, получал за это вознаграждение и на это жил. Двадцать пять лет ему уже исполнилось, а место подруги жизни все еще было не занято.
Напротив их дверей давным - давно стоял пустой дом. И вот как раз в это время появилась какая - то старая женщина с молодой девушкой, сняли дом и поселились в нем. Так как в семье у них мужчины не было, то Гу и не спрашивал, кто они и откуда.
Однажды случайно, откуда - то возвращаясь домой, он увидел, что из комнаты его матери выходит девушка. Ей было лет восемнадцать - девятнадцать. Стройная, тоненькая" миловидная, изящная, - редко на свете встретишь еще такую! У видя студента, она не очень - то' усердно принялась убегать, но впечатление производила как бы льда.
Студент вошел к матери и спросил, кто это.
- А это девушка, что насупротив нас живет. Она приходила ко мне просить ножа и мерки чи. Только что она рассказала мне, что у нее в семье тоже только одна мать. Эта мать с дочерью, скажу тебе, не бедные люди по своему рождению! Я спросила ее: почему же она не выходит замуж? Она сослалась на то, что мать у ней стара. Завтра мне нужно будет пойти на поклон к ее матери, так я мимоходом намекну о твоих намерениях. Если то, на что они рассчитывают, не чрезмерно, ты можешь, как говорится, взять на себя пропитание, ее старости.
На следующий день мать Гу посетила ее в комнатах. Мать девушки оказалась глухой старухой. Бросив взгляд на помещение, Гу нашла, что у них нет зерна даже на день вперед. Гу спросила, чем они занимаются. Оказывается, вся надежда на десять пальцев дочери. Затем она решила испытать их при помощи общих обедов, что старуха, по - видимому, принимала, но повернулась к дочери, спрашивая ее. Та молчала, мысленно этого совсем не одобряя.
Гу вернулась домой и рассказала подробно, что видела,
- Знаешь что, - сказала она недоверчиво, - уж не гнушается ли девушка нашей бедностью? Человек же она такой - не говорит и не смеется. Прекрасна, словно персик, словно слива, а холодна, точно иней или снег. Странный она человек!
Мать с сыном подумали, повздыхали - на том и кончили.
Однажды студент сидел в своем кабинете. Какой - то юноша пришел к нему просить что - то нарисовать. Наружности он был самой красивой, и на уме у него были ловкие шуточки. Гу спросил, откуда он, Он отвечал, что живет в соседней деревне. Затем стал являться к студенту, выждав дня два или три. Мало - помалу познакомились поближе, стали обмениваться остротами и шутками. Студент стал бесстыдно его обнимать. Юноша, между прочим, не особенно сопротивлялся, и Гу овладел им. С этих пор тот ходил уже часто, и сближение между ними пошло далеко.
Зашла как - то раз девушка. Юноша стал следить за ней взглядом и спросил, кто это такая. Студент ответил, что это соседка.
- Вот до чего прекрасна она, - сказал юноша, - ну, а выражение духа, сквозящее в ней, наводит страх, и еще какой страх!
Вскоре студент прошел в комнаты.
- Знаешь что, - сказала мать, - сейчас только девушка приходила просить риса. Она говорит, что целый день они не разводят огня. Эта девушка - самая чудесная дочь. Как жаль, что они так страшно бедны! Надо бы хоть немножко постараться их пожалеть.
Студент послушался слов матери, взял на спину доу проса, постучал к ним в дверь и передал, что сказала мать. Девушка приняла это, но не выразила благодарности. Днем она заходила иногда к студенту в дом и, видя, что его мать шьет платье или делает туфли, сейчас же садилась, шила ей и кроила. И вообще входила и уходила, работая у них в доме, словно его жена.
Студент все более и более обожал ее и каждый раз, как получал в подарок что - нибудь съестное, непременно делился с ее матерью.
Дева же нисколько, как говорится, "не вкладывала себе в зубы и щеки".
Раз случилось так, что у матери студента в самом тайном месте вырос чирей, и она днем и ночью выла и стонала. Дева время от времени подходила к ее постели, осматривала, промывала рану, накладывала лекарство, и этак раза три - четыре в день. Мать Гу это очень беспокоило, стесняло, но дева не брезговала ее грязью.
- О, как и где достать мне такую молодуху, как ты, которая бы так служила мне, старухе, до смерти?
Сказала и горестно вздохнула. Дева принялась ее утешать.
- Господин Гу - превосходный сын. Он а десять, в сто раз лучше нас, одинокой вдовы и сироты - дочери!
- Да, но всю эту хлопотню и беготню вокруг постели разве сделать сыну - обожателю? Кроме того, я уже приближаюсь к закату. Случится рано или поздно, что меня прохватит туман или роса, - меня глубоко тяготит мысль о преемстве жертвенной молитвы.
Во время этого разговора вошел студент. Старуха заплакала и сказала ему:
- Я так много обязана барышне. Не забудь отблагодарить ее за ее доброту!
Студент бросился ей в ноги.
- Вы оказываете ведь уважение моей матери, - сказала дева, - а я не благодарю. Зачем же вам меня благодарить?
Студент стал еще более чтить и любить ее. Однако во всем ее поведении проявлялась какая - то черствость;
ни на волосок не зацепить, не подступиться!
Однажды, когда она выходила из дверей его дома, студент уставился на нее взглядом. И вдруг она обернулась и мило - мило засмеялась. Студент пришел в радостное волнение от такой неожиданности, бросился вслед за ней к ее дому, стал заигрывать, - а она не сопротивлялась. И они радостно этак сплелись в счастье. Затем она сказала студенту наставительно:
- Это сделать можно один раз, но не второй.
Студент пошел домой, не ответив. На следующий день он опять стал зазывать, но она сделала строгий вид и ушла, не обратив на него внимания.
Каждый день она часто приходила в дом, и по временам они встречались, но она не обращала к нему ни слова, ни движения лица. Стоило ему позволить себе с ней вольную шутку, как холодное слово уже леденило человека.
Как - то неожиданно, очутясь в месте, где никого не было, она задала студенту вопрос:
- Кто этот молодой человек, что каждый день к вам приходит?
Студент сказал кто.
- Его поведение и манера держать себя в отношении меня очень часто бесцеремонны. Так как он пользуется вашей неприличной симпатией, то я оставляю это так, без внимания. Однако прошу вас при случае передать ему от моего имени, что если он еще раз это повторит, то это будет означать, что ему не хочется жить.
Когда после этого юноша пришел, студент передал ему эти слова, прибавив:
- Ты знаешь, будь непременно поосторожнее с ней:
тут тебе озорничать нельзя.
- Хорошо, - сказал юноша, - если ее нельзя трогать, зачем же ты с ней озорничаешь? Студент заявил, что ничего этого нет.
- Ах, если нет, то как же она до твоего слуха довела игривые и нескромные мои слова? Студент не мог на это ничего сказать:
- Позволь и мне просить тебя дать себе труд и передать ей от меня, чтобы она со своей ложной стыдливой чуткостью не манерничала. Иначе я повсюду стану, о ней распространять слухи.
Студент сильно рассердился, что выразил на лице. Тогда юноша ушел.
Однажды вечером он сидел один. Вдруг дева вошла к нему и сказала с улыбкой:
- А у нас с вами, знаете ли, чувство и связь еще не порваны. Разве не от неба так нам определено?
Студент пришел в бешеный восторг и прижал ее к своей груди, как вдруг раздался звук быстрых - быстрых шагов. Оба в испуге вскочили. Смотрят - входит, толкнув дверь, юноша.
- Ты кто здесь такой? - спросил удивленный студент.
- Я тот, - сказал с улыбкой юноша, - кто пришел посмотреть на честную девственницу! Ну - с, - обратился он к деве, - теперь вы не удивитесь, не правда ли?
У девы брови поднялись дыбом, щеки заалели, она молчала, ни слова не проронив. Затем быстрым движением она откинула верхнюю часть одежды и показала какой - то кожаный мешок, откуда вслед за движением руки что - то выскочило и оказалось сверкающим, как кристалл, кинжалом "с головкой ложки", длиною около фута. Она погналась за ним, выбежала за дверь, взглянула на все четыре стороны - исчез. Тогда она бросила кинжалом в пустоту. Хха - раздалось там и сверкнуло, словно длинная радуга. Вдруг что - то упало на землю и хрястнуло. Студент поторопился зажечь свет: оказалось - белая лисица, причем голова ее и туловище валялись в разных местах. Студент ахнул в ужасе.
- Вот он, ваш миленький мальчик! - сказала дева. - Я ведь решила его простить. Так нет, он определенно сам не захотел жить. Как это понять?
Подняла кинжал и сунула в ножны. Студент потащил ее в комнату.
- Слушайте, - сказала она, - сейчас из - за этой проклятой твари у меня испорчено настроение. Пожалуйста, подождите до следующей ночи!
Вышла и решительными шагами удалилась.
Действительно, на следующий вечер она пришла и давай сплетаться с ним, свиваться...
Студент спросил деву о ее искусстве.
- Это, видите ли, неизвестная вам вещь. Мне следует заботливо, осторожно беречь эту тайну. Если я разоблачу ее, это вам не даст счастья!
Затем он стал уговариваться с ней о свадьбе.
- Я с вами на подушке и на постели, - сказала она. - Я вам достаю и ношу воду. Кто же я, как не жена? Ведь мы уже муж и жена. Зачем опять вам понадобились разговоры о сватовстве и свадьбе?
- Тебе, пожалуй, противно, что я беден?
- Вы, конечно, бедный человек. Ну, а я - богачка? Вот что: наше свидание в сегодняшнюю ночь именно тем и вызвано, что я жалею вас, как бедного.
На прощанье она заявила ему следующее:
- Это наше поведение - так себе, знаете! Нельзя допустить, чтобы оно часто повторялось - Если нужно прийти, я сама приду. Если прийти нельзя, то заставлять меня бесполезно.
После этого при встречах всякий раз, как студент хотел отвести ее, чтоб секретно поговорить, она от него убегала. Тем не менее со всем, что касалось платья, починки, стряпни, дров, она управлялась не хуже настоящей жены.
Через несколько месяцев ее мать умерла, и студент сделал все возможное, чтобы справить похороны. С этих пор дева стала жить одна. Решив, что раз она одна и вокруг тихо, то можно не стесняться, студент перелез через забор, вошел в дом и несколько раз окликнул ее в окно. Ответа не было. Осмотрел дверь - пустая комната была закрыта.
Потом ему закралось в душу подозрение, не имеет ли она свидания на стороне, и ночью он опять пошел к ней, но с тем же результатом. Тогда он оставил один из своих яшмовых брелоков на окне и ушел.
Через день он встретил ее у матери. Только что он вышел, как она побежала в хвосте за ним.
- Вы меня подозреваете, да? - спросила она. - Но ведь у каждого своя душа, которой другому не выскажешь. Я бы хотела сегодня же заставить вас отрешиться от всяких подозрений, но как я это могу сделать? Впрочем, есть одно дело, которое побеспокою вас быстро решить.
Студент спросил, что за дело.
- Я беременна уже восемь месяцев. Боюсь, что рано ли, поздно ли, придется, как говорят, подсесть к тазу. Мое положение еще не определилось, так что я могу вам родить ребенка, но не смогу вам воспитать его. Как - нибудь шепните своей матери, чтобы она поискала кормилицу, да скажите, что это - де для собирательницы тутовых червей, а не говорите про меня.

Студент обещал. Рассказал матери. Та засмеялась.
- Чудная, право, эта дева. Сватались к ней, так нет, не согласна; а вот и связалась втихомолку с моим сыном!
Она с радостью приняла соображения девы и стала ждать. Прошло больше месяца. Случилось, что она не выходила из дому уже несколько дней. Подозревая тут неладное, мать Гу пошла к ней наведаться. Дверь была закрыта, и было тихо. Стала стучаться, и стучалась довольно долго, - наконец из дома вышла дева с растрепанными, ровно бурьян, волосами и грязным лицом. Открыла дверь, впустила старуху и снова закрыла. Старуха вошла в ее комнату, а уа - уа уже лежал на кровати.
- Сколько же дней ему? - спросила мать, полная удивления.
- Три дня.
Старуха взялась за пеленки, смотрит - мальчик! - и у ней расцвели щеки, и расправился во всю ширь лоб.
- Дитя мое, - сказала она весело, - да ведь ты мне, старухе, родила внука! Но ты здесь одна - одинешенька, кому же его поручить?
- Это малюсенькое существо я хранила при себе, не осмеливаясь взять его в охапку и принести вам напоказ. Вот ужо наступит ночь, никого не будет, так можно его унести.
Старуха пришла домой, поговорила с сыном, и оба они диву на нее давались. Ночью студент пошел к ней, взял сына и принес домой.
Прошло еще несколько вечеров. Ночь уже была к середине, как вдруг дева постучалась в ворота и вошла в дом. У ней в руках был кожаный мешок.
- Ну - с, - сказала она, смеясь, - важное дело сделано! Позвольте вслед за этим распроститься. Студент бросился к ней с расспросами.
- Ваша доброта, - сказала она, - проявленная в отношении моей матери, которую вы кормили, в моем сердце так и вырезана, запечатлена, - оттуда уж не выйдет! Помните теперь, что я раньше вам говорила:
можно - де раз, а нельзя второй? Это значило, что моя благодарность была не на постели. Вы - бедный человек, жениться не могли, и вот я вам хотела дать ниточку, продолжающую ваш род. Я, собственно, рассчитывала, что стоит лишь раз, так сказать, поискать, как уже и готово. Однако, вопреки моим ожиданиям, эти самые срочные воды опять пришли - и мне, значит, пришлось нарушить свой же запрет: был, как знаете, и второй раз. Теперь я за вашу доброту оплатила, и душа моя удовлетворена. Не сердитесь, не ропщите!
- А что за вещь у тебя в мешке? - полюбопытствовал Гу.
- Голова врага.
Развязал мешок, посмотрел. Волосы слиплись, все замазано кровью. Студент так и ахнул. Оправившись от страха, стал расспрашивать ее дальше.
- Я раньше не говорила с вами об этом потому, что если бы это серьезное дело не держать в строгой тайне, то можно было опасаться, как бы о нем не пошли слухи. Но раз теперь дело сделано, не беда, если я вам все расскажу, Я, видите ли, из страны Чжэ. Мой отец был великим конюшим, но враг его погубил, и дом наш был весь отнят в казну. Я взяла на себя старуху мать и ушла оттуда, скрыв свою фамилию и имя: закопав, так сказать, свою голову с шеей. Вот уже три года, что я так живу. Знаете, почему я не отомстила сейчас же? Да только потому, что старуха мать была еще в живых. Когда же она отошла, то опять - таки в животе меня обременял некий кусок мяса. Приходилось все откладывать дальше и дальше. И затем, помните, в одну из прошлых ночей я уходила - так это не почему - либо другому, а просто потому, что я не знала еще как следует дороги и расположения дома: боялась, как бы не ошибиться.
С этими словами она вышла, дав еще следующее распоряжение:
- За этим рожденным мною ребенком смотрите хорошенько. Ваше счастье хрупко, долгой жизни не будет, но этот ребенок может озарить ваш дом. Ночь глубока, не стоит тревожить мать. Я ухожу!
Только что полный печали студент хотел спросить, куда она идет, как дева, мелькнув молнией, в мгновенье ока исчезла: больше он ее не видел.
Вздыхая, тоскуя, стоял студент, как деревянный, - словно потеряв свою душу и жизнь.
Наутро он рассказал все это матери, и оба принялись горько вздыхать, дивиться деве - только и осталось делать!
Прошло три года. Студент, действительно, умер. Сын его восемнадцати лет уже прошел на экзаменах "вступающего в службу". Он все еще служил, бабке, до самого конца ее дней.



Комментарии переводчика

Дева - рыцарь. - Переводчик не рискнул бы употребить слово "рыцарь", если бы, по определению старых китайских писателей, иероглиф "ся" (ее) не означал бы буквально следующее:
"Это значит то же, что и созвучное, по пишущееся несколько иначе "се" - "брать на себя", то есть использовать свою власть, свою силу для того, чтобы взять на себя помощь людям", а затем особенно, чтобы помочь выполнению долга, поддержать слабого и бороться с насилием. У первого китайского историка Сыма Цяня есть ряд жизнеописаний, собранных в главу "о странствующих "ся" - рыцарях".

...отойти от ее колен. - В широко распространенной в Китае "Книге о сыновнем обожании" читаем: "Родят дитя, чтобы ему кормить затем отца с матерью".

Чи - китайский фут, мера длины.

...взять на себя пропитание ее старости. - То есть стать се зятем и мужем девушки; образное выражение, обычное в патриархальном Китае.

..."не вкладывала себе в зубы и щеки". - То есть не упоминала об этом.

...о преемстве жертвенной молитвы. - То есть о наследнике, который воздавал бы почитание душам умерших родителей; известен традиционный страх китайца перед бесплодием или отсутствием сыновей.

...подсесть к тазу. - Обычай Китая требует, чтобы при самом разрешении от бремени роженица была приведена в полу - сидячее положение и чтобы ребенок упал в подставленный для этой цели таз.

Великим конюшим - то есть военным министром.

Единственный чиновник

Цзинаньский чиновник господин У отличался твердой прямотой, ни за чем не гнался. В его время существовало такое подлое обыкновение: если кто - нибудь из алчных взяточников попадался в преступлении, но покрывал дефициты казначейства из своих средств, то начальство это немедленно замазывало! а взятка делилась среди сослуживцев.
Никто не смел действовать вопреки этому обыкновению. Так же велели поступать и нашему господину У. Но он этого распоряжения не послушался.
Его принуждали, но безуспешно. Рассердились, принялись поносить и бранить его. У тоже отвечал злым тоном.
- Я, - говорил он, - чиновник хотя и небольшой, но так же, как вы, получил повеление моего государя, так что можете на меня доносить, можете меня карать, но ругать и бесчестить меня вы не вправе. Хотите моей смерти - пусть я умру. Но я не могу брать от государя жалованье и в то же время покрывать и искупать чужие неправедные взятки.
Тогда начальник изменил выражение лица и взял теплый, ласковый тон.
- Послушайте, - говорил он, - всякий вам скажет, что в этом мире нельзя жить прямою правдой. Люди, конечно, этой прямой правды лишены. А раз так, то можно ли, в свою очередь, обвинять эту нашу жизнь за то, что правдой действовать нет возможности?
Как раз в это время в Гаоюане жил некий My Цинхуай, к которому приходила лиса и сейчас же начинала с большим воодушевлением беседовать с людьми. С кресла раздавался звук голоса, но человека не было видно.
My как - то прибыл в Цзинань. Посетители стали беседовать, и во время беседы один из них задал такой вопрос:
- Скажите, святая, - вы ведь знаете решительно все, - разрешите спросить вас: сколько всего в нашем городе правительственных чиновников?
- Один, - был ответ.
Все смеялись. Гость снова задал вопрос, как это так.
- Да, - продолжала лиса, - хотя во всем вашем уезде и наберется семьдесят два чиновника, но чтобы кого назвать настоящим, - так это одного лишь господина У.

Человечек

При Канси появился какой - то маг с коробкой, в кокоторой был спрятан маленький человек, ростом около фута. Когда ему бросали деньги, то он открывал коробку и выпускал человека, который пел песню и опять уходил к себе.
Маг явился в ямынь. Народоправитель потребовал коробку и удалился в свои покои, где стал подробно допрашивать человечка о его происхождении. Тот сначала не решался говорить, но правитель продолжал задавать настойчивые вопросы, и человечек наконец рассказал о себе и о своих родных все подробно.
Оказалось, что это мальчик, начитанный в книгах. Как - то раз он шел домой из школы. К нему пристал с разными соблазнами маг, давший ему, кроме того, еще какое - то, снадобье, от которого все четыре его конечности съежились быстро, сократились. Тогда маг стал носить его с собой как игрушку или прибор для фокуса.
Правитель рассердился и казнил мага, оставил у себя. Хотел было лечить его, но все еще не набрел на верное средство.



Комментарии переводчика

При Канси - то есть во время правления государя, называвшего свое царствование титулом Канси (1662 - 1723).

Губернатор Юй Чэнлун (Рассказ первый)

Губернатор Юй Чэнлун, ревизуя ведомство, прибыл в укрепление на почтовом тракте, называемое Гаою.Его приезд совпал со следующим происшествием. В одной местной знатной семье собирались выдавать замуж девушку. Приданое было самое великолепное. Ночью воры проникли в дом, проломав стену, и утащили все, словно - как говорится - скатав в рогожку.
Местный правитель не знал, что делать. Тогда генерал приказал, чтобы все ворота города были заперты, но для прохода оставлены из четырех лишь одни, в которые он велел свободно впускать и выпускать людей. Пристав должен был караулить ворота и строго обыскивать всякую поклажу и ношу.
Затем генерал обратился ко всему населению города с увещанием вернуться по домам и ждать завтрашних обысков на предмет обязательного отыскания украденных вещей.
В то же время он шепнул приставу, чтобы, - в случае, если какой - нибудь человек войдет и выйдет через ворота дважды, - чтобы он его сейчас же схватил.
После полудня пристав задержал каких - то двух людей, у которых, однако, никакой при себе поклажи не оказалось.
- Они - то самые воры и есть, - сказал генерал.
Оба задержанные протестовали и все время доказывали свою невиновность. Тогда генерал велел раздеть их и обыскать.
Оказалось, что у них в халатах было вдето по две смены женских платьев, и как раз тех самых, что были в украденном приданом.
Воры, оказывается, испугались, что на следующий день будет общий обыск, и поторопились с переноской вещей в другое место.
А так как вещей было много и, следовательно, перенести их было трудно, то они надели их на себя поплотнее и стали выносить почаще.



Комментарии переводчика

Губернатор, о котором здесь речь, в конце XVII в. пользовался большой известностью вообще, и особенно при дворе одного из умнейших царей Китая - Канси, который выказывал ему всяческое расположение, даже подарил собственноручно составленные и написанные стихи, в которых, между прочим, писал так:
Влияние царя начинается с самых границ, - Замок к чему, ключ держит мой важный министр.

Губернатор Юй Ченлун (Рассказ второй)

Когда наш генерал был еще лишь начальником фу, он заехал как - то в город, подведомственный его соседу по управлению. Ранним утром, проезжая по предместью, он видит, что двое каких - то людей несут на постели больного. Больной был накрыт большим одеялом. На подушке были видны волосы, в которые была воткнута булавка с фигурой феникса. Женщина лежала на постели боком, а с обеих сторон рядом с нею шли четверо дюжих мужчин, которые поочередно подходили и руками охватывали одеяло, подтискивая его под тело больной, из опасения, по - видимому, что ей дует.
Через некоторое время ношу спустили у дороги и дали теперь нести ее смене, также из двоих людей. Проследовав мимо них, генерал послал одного из слуг вернуться и допросить их.
- Это наша сестра, - был ответ, - она при смерти, и вот мы ее несем к мужу.
Генерал, проехав еще два - три ли, снова послал слугу вернуться и посмотреть, в какую деревню они вошли. Слуга пошел за ними по пятам. Видит, что они дошли до какой - то деревни и что их встретили и ввели к себе двое каких - то мужчин. Слуга пошел и доложил обо всем этом генералу. Тогда генерал обратился к правителю этого города с вопросом, не было ли в городе грабежа.
- Не было, - отвечал правитель.
Дело в том, что в ту пору с чинопроизводством было строго, и поэтому как высокие чины, так и мелкие служащие скрывали случаи грабежа, так что о грабежах с убийством молчали даже потерпевшие от них, не смея никому ничего сказать. Генерал, заняв помещение в гостинице, велел одному из домашних слуг расспросить вокруг поподробнее.
Оказалось, что действительно в городе одна богатая семья подверглась нападению дюжих грабителей, которые замучили жертвы каленым железом насмерть.
Генерал велел позвать к себе сына этой семьи и стал расспрашивать о том, как все это случилось. Сын потерпевших упорно не признавал грабежа.
- Я, видишь ли, - сказал тогда генерал, - уже подумал о тебе и поймал здесь крупных грабителей. Ничего иного у меня и в мыслях нет.
Тогда сын упал генералу в ноги и стал слезно умолять о разрешении ему смыть обиду за погибших.
Генерал въехал в город и направился к правителю для свидания с ним. После этого отрядили сильных служителей, и те ранним утром прямо направились в указанный им сельский дом, где и захватили восемь человек. При первом же допросе все сознались в грабеже.
- А кто ж у вас был больной женщиной? - поинтересовался генерал.
Разбойники показали, что в ту самую ночь они были в притоне разврата, где и уговорились с одной из девиц, что они положат серебро на кровать, а она будет его держать в охапке вплоть до прибытия в гнездо. Там и поделили.
Все выражали свое восхищение сверхчеловеческою прозорливостью генерала.
- Как только вы могли все это дознать? - поинтересовался кто - то.
- Это очень легко было уразуметь, - ответил генерал, - да только люди не обращали внимания. Подумайте: ну как могло статься, чтобы молодая женщина, лежа на постели, позволяла кому - либо запускать руку под одеяло? Потом, они шли, переменяя плечи. Значит, было очень тяжело. Затем они, скрещивая руки, берегли ношу. Значит, там что - то было. Наконец, если прибывает больная женщина, лежащая в беспамятстве, то уж обязательно найдется женщина же для ее встречи у самых ворот. А видны были только мужчины, которые притом же ни звуком не выказали ни тревоги, ни интереса. Вот почему я с уверенностью знал, что это грабители.



Комментарии переводчика

...был... начальником "фу"... - То есть начальником департамента провинции.

Скрещивая руки - то есть не отнимая рук.

Как он решил дело

На запад от уездного города был горный хутор. Один торговец был кем - то убит на дороге, а через ночь покончила с собой его жена. Брат торговца пошел с жалобой к судье, которым в это время в Цзычуани был Би Ичжи. Судья лично явился на место для освидетельствования и, увидев, что в холщовом поясном мешке было еще цяней пять серебра и что она лежит у поясницы убитого, как и лежала, понял, что убийство совершено не из - за денег.
Велел схватить соседей и старост из двух ближних деревень и допросил их, но нитей было чрезвычайно мало. Не стал их бить, а отпустил по домам. Велел лишь понятым внимательно присматриваться и делать ему доклады о своих наблюдениях раз в десять дней.
Дальше этого не пошел.
Так прошло, пожалуй, полгода. Дело стало понемногу затушевываться и внимание к нему слабеть. Брат торговца, раздосадованный мягкостью и снисходительностью достопочтенного Би, поднялся к нему в канцелярию и стал буйствовать. Би разгневался.
- Послушай, ты, - закричал он, - раз ты сам не можешь в точности указать мне на виновника этого преступления, то как же ты хочешь, чтобы я надел на честных людей орудие пытки?
Накричав на него, прогнал прочь. Брату убитого жаловаться далее было некому. Полный ярости, он бросился теперь хоронить сноху...
Однажды, когда должно было разбираться дело арестованных податных недоимщиков, в залу суда ввели несколько человек. Среди них оказался один, некий Чжоу Чэн, который, боясь наказания, попросил слова и заявил, что у него на покрытие недоимки средств, пожалуй, хватит. С этими словами он снял с пояса мешочек с серебром, подал его, стоя на коленях, правителю и просил проверить. Тот проверил.
- А из какой ты деревни? - поинтересовался Би.
- Из такой - то, - отвечал подсудимый.
- А от Западных Скал твоя деревня далеко?
- Да ли пять - шесть будет!
- А какое к тебе отношение имел убитый в прошлом году торговец такой - то?
- Такого не знал.
Правитель сделал гневное лицо.
- Ты убил его, а говоришь, что не знал! Это еще что?
Чжоу решительно отрицал и спорил с правителем, но тот не стал слушать, а велел покрепче зажать его в колодку, и действительно, Чжоу в преступлении сознался.
Дело, оказывается, было так. Жена торговца, урожденная Ван, собралась навестить родственников. Но у нее не оказалось головных украшений и больших булавок для закапывания волос. Ей было совестно показаться без этого в люди, и она все время приставала к мужу, чтобы тот занял булавку у соседа, но муж не соглашался это сделать. Тогда она заняла сама и, обращаясь с булавкой, как с крупной драгоценностью, на обратном пути сняла ее и завернула в мешочек, который сунула себе в рукав.
Дома она хватилась, стала искать - булавка пропала. Сказать мужу не посмела. Возместить соседке стоимость не могла. От досады хотела покончить с собой.
Как раз в этот день Чжоу нашел булавку и, узнав, что ее обронила жена торговца, укараулил, когда муж ее куда - то ушел, перелез ночью через стену с тем, чтобы, предъявив ей булавку, потребовать соития.
В это время стояли жары... Было парно и душно... Ван лежала во дворе. Чжоу подобрался к ней и стал блудить. Ван проснулась и громко закричала. Чжоу быстро усмирил ее, отдав мешочек и предъявив булавку.
Когда он добился своего, Ван сказала ему серьезным тоном:
- Больше ты не приходи! Мой муж - человек злой. Застанет нас - боюсь: обоим будет смерть!
Чжоу рассвирепел.
- Как? - вскричал он. - Неужели, по - твоему, за один - единственный раз я должен отдать тебе все, что держу сейчас в руках?.. Ведь здесь столько, сколько хватит на несколько ночей в веселом доме!
- Да я не то чтобы не хотела связи с тобой, - сказала Ван примирительно, - но, видишь ли, муж мой часто хворает... Так что не лучше ли повременить, подождать, пока он умрет?..
Чжоу ушел от нее, убил торговца. Ночью явился к ней и сказал:
- Сегодня кто - то твоего убил... Изволь исполнить наш уговор!
Услыхав эту новость, Ван зарыдала. Чжоу испугался и бросился бежать. Когда рассвело, жена торговца была найдена мертвою. Произведя дознание и обнаружив все это, наш достопочтенный Би предал Чжоу заслуженной им казни.
Все восхищались сверхчеловеческой прозорливостью Би, не понимая, как мог он все это разглядеть.
- Ничего трудного в этом деле не было, - говорил Би в ответ на подобные речи. - Важно в таких случаях обращать внимание на все, с чем сталкиваешься. Когда я осматривал труп, я заметил, что на мешке для серебра вышит узор знака вань. На мешочке у Чжоу было точно то же. Это было, значит, делом одних и тех же рук. Затем я стал его допрашивать, а он говорит, что у него с торговцем не было никакого знакомства. Говорит, а у самого голос и лицо так и меняются... Тут я уже определенно видел, в чем дело!

Автор этих "Странных историй" скажет здесь так:

В нашем мире, если не отложишь решения уголовного дела подольше, - глядишь, и запутал, ввязав несколько десятков человек, все смешав в кашу.
Заревут в зале суда "мясные барабаны", смешаются в вой ахи и охи, а он с печалью на губах говорит:
"Вот как я всю душу отдаю, трудясь для народа!"
Но стоит пробить трем ударам, как женщины, певицы, разом к нему подойдут. И тогда он в уме своем и заботе даже трудных дел больше не держит. Когда же наступает час идти в присутствие, он будет там, как говорится, "губить тутовое дерево, чтобы палить древнюю черепаху".
Увы, душу - то народа где такому человеку приобрести?



Комментарии переводчика

...бросился теперь хоронить... - Китайский обычай не требует немедленных похорон.

"Мясные барабаны." - то есть подвергаемые пыткам. 
...а он с печалью... говорит... - Он - то есть плохой, обычный
правитель.

...стоит пробить трем ударам... - То есть наступить концу присутствия.

..."губить тутовое дерево, чтобы палить древнюю черепаху". - То есть губить невинного, чтоб обвинить невинного же. Из анекдота об одном человеке, сообщившем секретный разговор тута с черепахой деловитому генералу, который не пожелал погубить это драгоценное дерево на приготовление вкусной, редкой пищи из черепахи.

Поторопились

В нашем уездном городе жил некто Ху Чэн, вечно ссорившийся со своим односельчанином Фэн Днем. Оба Ху - сын и отец - были силачи. Фэн всячески извивался и подлаживался, но Ху ему не доверяли.
Однажды они сидели вместе за вином и порядком захмелели. Стали хвастать своею храбростью.
- Нечего, - говорил Ху, - мне горевать о бедности... Хоть сотню ланов и то не трудно достать!
Фэн, зная, что у него дома не густо, сидел и посмеивался. А Ху заговорил вдруг всерьез:
- Нет, правду тебе говорю... Вчера я на дороге встретил богатого купца, который ехал сюда с большой поклажей. Я его, знаешь, сковырнул в заброшенный колодец у Южных Гор.
Фэн стал опять трунить.
А в это время у Ху жил муж его сестры, некий Чжэн Лунь, который просил Ху приобрести для него землю, и поэтому держал в доме Ху несколько сот лан. И вот Ху берет эти деньги, тащит их в комнату, где они сидели, и ослепляет Фэна своим богатством. Фэн поверил.
Распрощавшись с хозяином, Фэн тайно донес об этом уездному начальнику. Достопочтенный Би велел схватить Ху и стал на очной ставке с Фэном его допрашивать. Ху тогда сказал всю правду. Начальник допросил Чжэна, а равным образом и владельца той земли, к которой он приценивался; ошибки не было. После этого в присутствии всех был произведен осмотр заброшенного колодца. Один из служителей спустился по веревке вниз, и, действительно, там оказался труп без головы.
Ху был сильно потрясен, но ничего не мог сказать в свое оправдание, твердил лишь о злом навете. Начальник, вскипев гневом, ударил его по лицу раз десять и сказал:
- Вот ведь подлинное свидетельство твоего преступления... Это еще назовешь напраслиной?
И посадил его в тюрьму на режим смертников. Труп же запретил вытаскивать и только объявил по всем деревням, чтобы родные убитого сообщили властям.
Через день после этого является женщина и приносит письменное заявление о том, что она жена убитого некоего Хэ, который, имея при себе несколько лан серебра, ушел из дому по торговым делам и был этим самым Ху убит.
- В колодце, - сказал начальник, - есть, действительно, мертвый человек, но боюсь, что это не обязательно твой муж.
Женщина упорно твердила свое. Тогда начальник велел вынуть труп из колодца и показал ей. Действительно, она говорила не зря, но не решалась подойти к трупу, а стояла поодаль и голосила.
- Настоящего злодея уже нашли, - сказал начальник. - Дело лишь в том, что тело убитого не представлено нам полностью. Ты ступай пока домой и жди, пока мы не отыщем головы убитого. Тогда мы тебя известим, а злодея заставим понести кару, искупить свою вину.
Сказав так, он сейчас же вызвал из тюрьмы Ху и крикнул ему:
- Если ты завтра же не явишься ко мне с головой убитого, переломаю тебе кангой ноги!
Ху целый день был в наряде от ямыня. Когда он вернулся, начальник допросил его, но Ху стоял, рыдал, и только. Тогда начальник велел принести орудия пытки и сделал вид, что собирается его мучить, но мучить все - таки не стал, а сказал так:
- Я все думаю, что ты в ту ночь, должно быть, нес труп, чересчур торопясь, так что и сам не знаешь, где уронил голову. Как же это ты не поискал как следует?
Ху стонал и умолял начальника, твердя, что все это навет, просил дать ему возможность энергично приняться за розыски головы.
Тогда начальник спросил женщину, сколько у нее детей. 
- Детей нет, - ответила она.
- А есть родственники убитого и кто они?
- Есть только один дядя.
- В таких молодых годах потерять мужа, - вздохнул начальник, - и остаться одинокой!.. Как тут жить? Женщина заплакала и молила сжалиться над ней.
- Что ж, - сказал начальник, - преступление уже установлено. Только бы вот дополнить тело до целого - и дело будет прекращено. А как только оно будет прекращено, можешь сейчас же снова выходить замуж... Ты - женщина молодая, нечего тебе тут ходить по канцеляриям!
Женщина, растроганная вниманием начальника, заплакала, бросилась ему в ноги и сошла вниз.
Тогда начальник вывесил объявление, обращаясь к односельчанам с приглашением помочь вдове найти голову мужа. Прошла ночь - и вот явился в правление односельчанин вдовы некий Ван Пятый и доложил, что он нашел голову. Начальник допросил его, произвел осмотр и, когда подлинность находки была с очевидностью установлена, дал явившемуся в награду тысячу монет.
Затем он вызвал к себе дядю убитого.
- Вот что, любезнейший, - сказал он, - это большое дело уже кончено. Однако так как жизнь человека - вещь огромной важности, последний вердикт нельзя произнести, прежде чем пройдет несколько лет. Раз у твоего племянника потомства не было, да и молодой вдове, я думаю, трудненько теперь существовать, дай ей поскорее выйти за кого - нибудь замуж. Хлопот особенных от этого не выйдет. Разве только вот мое начальство может пересмотреть дело и вернуть мне с выговором... Тогда уж ты прими вину на себя.
Дядя убитого этого не пожелал. Начальник вынул планочный ордер, раз и другой, и бросил служителям. Дядя стал опять рассуждать. Начальник кинул еще - и тогда дядя, испугавшись начальника, согласился и вышел.
Услыхав об этом, женщина явилась к начальнику благодарить его за оказанную ей милость. Тот принялся ее ласково наставлять и утешать, проявляя самое полное внимание.
После этого он вывесил объявление о том, что если кто захочет приобрести себе жену, то пусть приходит в правление и заявит о своем желании.
Как только он об этом объявил, сейчас же появился человек с прошением о браке, и это был не кто иной, как Ван Пятый, сообщивший о голове.
Начальник вызвал женщину в суд и спросил ее.
- Ну - с, скажи, ты знаешь настоящего злодея? Она ответила, что это Ху Чэн.
- Нет, - сказал начальник, - настоящие - то преступники это вы двое, с этим самым Ваном Пятым!
Оба явившиеся пришли в крайнее смятение, но стали энергично отнекиваться, доказывать, что это несправедливый навет, судебная ошибка.
- Я давно уже все это понял, - сказал начальник. - И если медлил с обнаружением дела, то только потому, что боялся, как бы случайно не допустить несправедливости. Теперь смотрите оба: тело еще не было вынуто из колодца, а ты уже определенно уверилась в том, что это твой муж. Как это так? Значит, ты давно уже знала, что он убит. Затем, торговец и при смерти своей был в рваной одежде, трепаной, старой... Откуда бы у него появиться этим нескольким сотням:
ланов серебра? А ты, Ван, - обратился он к мужчине, - откуда мог так хорошо знать, где лежит голова? И почему это ты так заторопился с ней? Да просто потому, что тебе хотелось поскорее сладить свое дело!
У обоих пришедших лица выразили крайний испуг, стали землистого цвета. Как они ни старались, но ни слова вставить больше не могли.
Начальник велел заковать их обоих в кангу, и тогда они сказали ему всю правду.
Дело оказалось такое. Ван Пятый давно уже был в связи с этой женщиной и давно уже замышлял убить ее мужа. А тут возьми да подвернись шутливая выходка Ху Чэна.
Начальник освободил Ху. Фэну за ложный донос он дал основательное количество бамбуковых палок и выслал его из области на три года.
Так и закончилось это дело, в котором ни один человек не был несправедливо казнен.



Комментарии переводчика

Достопочтенный Би - впоследствии известный министр. 
Планочный ордер - бамбуковая планка с ордером на арест.

Приговор на основании стихов

Цинчжоуский обыватель Фань Сяошань торговал вразнос писчими кистями. Раз он ушел с товаром и домой не возвращался. Дело было в четвертой луне. Жена его, урожденная Хэ, легла спать одна и была убита грабителем.
В эту ночь моросил мелкий дождь... В грязи был обронен веер с написанными на нем стихами. Оказалось, что это некий Ван Чэн дарил веер и стихи некоему У Фэйцину. Кто такой Ван Чэн, было неизвестно, но У был известный своею зажиточностью обыватель родом из Иду и земляк Фаня. Этот У всегда отличался легкомысленным поведением, так что все односельчане отнеслись к находке с доверием.
Начальник уезда велел его арестовать и стал допрашивать, но У свою вину упорно отрицал. Однако его заковали в тяжелые колодки и делу дали окончательный ход. Пошли ходить бумаги, то критикующие, то разъясняющие, но, пройдя инстанций с десять, все - таки иного суждения не выработали.
У решил, что ему придется умереть, и велел жене истратить все, что у них есть, на помощь его одинокой душе. Тем, кто явится к воротам дома и произнесет "Будда" тысячу раз, он велел давать теплые штаны, а тем, кто дойдет до десяти тысяч, - теплый халат. И вот у дома У стал толпиться целый базар нищих, и на десятки ли раздавались призывы Будды. От этого дом стал быстро беднеть. Каждый день то и дело занимались продажей земли и хозяйственного добра для покрытия расходов по расчету с причитавшими.
У тайно подкупил одного из тюремных смотрителей, велев ему приобрести яду, но в ту же ночь он видит во сне какое - то божество, обратившееся к нему со следующими словами:
- Не умирай! Тогда было несчастие извне, а теперь будет удача внутри.
Уснул еще раз - и опять те же речи. Тогда У своего намерения покончить с собой не осуществил.
Вскоре после этого прибыл на должность начальника почтеннейший Чжоу Юаньлян. При регистрации уголовных преступников он дошел до дела У и, по - видимому, над чем - то задумался.
- Вот тут, - спросил он, - некий У убил человека... А какое тому было заслуживающее доверия свидетельство?
Позвали Фаня (сына). Тот сказал, что веер - вот доказательство. Начальник стал внимательно разглядывать веер.
- А кто такой этот Ван Чэн? - спросил он.
- Не знаю, - сказал Фань.
Начальник взял дело и внимательно, его пересмотрел, после чего сейчас же распорядился снять с У колодки и из тюрьмы перевести его в хлебный магазин.
Фань стал энергично протестовать.
- Ты что ж, - кричал он в сердцах, - хочешь, чтобы человека убили за здорово живешь, и, кончив на этом, от дела отойти? Или, быть может, ты хочешь, .чтобы тот "достал своего врага и сердце на нем усладил"?
Всем вообще показалось, что почтенный начальник' выказал в отношении к У пристрастность, но, конечно, никто ничего не посмел сказать.
Тогда начальник дал собственноручно подписанный наряд на немедленное задержание хозяина одной лавки в южном предместье города. Тот испугался, совершенно не понимая, в чем дело.
Когда он явился в управление, начальник обратился к нему с вопросом:
- Вот что, любезный: у тебя в лавке на стене есть стихи некоего Ли Сю из Дунгуаня. Когда они были написаны?
Лавочник в ответ на это сказал, что эти стихи написаны и оставлены у него в лавке какими - то студентами - кандидатами (их было не то двое, не то трое), которые сидели и пьянствовали перед прибытием на экзамены окружного инспектора. Дело это было уже давно, и лавочник сказал, что не знает, где живет автор этих стихов.
После этого начальник отправил служителей в Жич - жао, чтобы арестовать Ли Сю как обвиняемого, на дому. Через несколько дней Сю был доставлен.
- Слушай, ты, - обратился к нему начальник гневным тоном, - раз ты ученый кандидат, то как же это ты замыслил убить человека?
Сю бухнул в ноги в совершенном недоумении и растерянности... Он твердил только одно: "Нет, не было этого!.." Начальник бросил ему вниз веер и велел самому посмотреть.
- Ясно, кажется, - добавил он, - что это твое сочинение. Зачем же ты обманным образом приписал это Ван Чэну?
Сю стал внимательно разглядывать стихи.
- Стихи, - сказал он, - действительно, сочинение вашего покорного слуги, но знаки, правду говорю и серьезно, писал не я.
- Ну, раз ты признал, что это твои стихи, - сказал начальник, - то это, должно быть, кто - то из твоих друзей. Кто писал? Говори!
- Почерк, - ответил студент, - как будто похож на руку Ван Цзо из Ичжоу!
Начальник немедленно командировал своих служителей с печатью арестовать Ван Цзо. Когда того привели, начальник принял его с гневным окриком, как и Сю.
- - Эти стихи, - сказал в ответ Цзо, - попросил меня написать торговец железом в Иду, некий Чжан Чэн. По его словам, Ван Чэн - его двоюродный брат.
- Вот он, негодяй, где! - воскликнул начальник и велел схватить Чжан Чэна.
При первом же допросе тот повинился.
А дело было, оказывается, так. Чжан Чэн высмотрел, что Хэ хороша собой, и захотел ее вызвать на близость. Однако, боясь, что дело не выйдет, решил воспользоваться именем У, считая, что на этого человека все подумают с уверенностью. С этой целью он подделал веер так, чтобы он казался принадлежащим У, и с ним направился к женщине. "Удастся, - рассуждал он при этом, - назовусь. Не удастся, - я, как говорится, отдам свое имя замуж за У". В сущности говоря, он не рассчитывал, что дело дойдет до убийства.
И вот он перелез через стену, вошел в комнату и начал к женщине приставать. Та, оставаясь одна на ночь, всегда держала для самообороны нож. Она проснулась, ухватилась за одежду Чжан Чэна и встала, держа в руке нож. Чжан Чэн струсил и вырвал нож у нее из рук, но женщина изо всех сил тащила его, не позволяя ему вырваться, и все время кричала.
Чжан Чэн, теряясь все более и более, убил ее, а сам убежал, бросив веер на землю.
Таким образом, несправедливая кара, тяготевшая' над человеком три года, была в одно прекрасное утро смыта до снежной белизны. Не было человека, который не превозносил бы эту сверхчеловеческую прозорливость начальника, и теперь только У понял, что слова "внутри будет счастье" - не более как знак "чжоу". Однако, как это произошло, разгадать не мог.
Некоторое время спустя кто - то из местной знати, улучив удобную минуту, просил Чжоу объяснить это дело. Чжоу улыбался.
- Понять это, - сказал он в ответ, - было в высшей степени просто. Я, видите ли, внимательно просмотрев все производство по этому делу, обратил внимание на то, что Хэ была убита в первых числах четвертой луны, что эта ночь была темна, шел дождь, и было все еще холодно. Значит, веер для этой ночи не являлся необходимой принадлежностью. Неужели ж, когда человек спешит и дорожит временем, ему придет в голову, вопреки всяким требованиям рассудка, брать этот предмет для того только, чтобы он еще более связывал ему руки?
Сообразив все это, я догадался, что тут кому - то сватается беда.
Далее, как - то давно уже я проезжал по южному предместью и, зайдя от дождя в лавку, увидал на стене стихи. Их, так сказать, "углы рта" напоминали те самые, что были на веере. Я воспользовался этим сходством, чтобы наудачу допросить студента Ли. И что ж. Оказалось, что этим самым я накрыл настоящего злодея. Удачно, значит, попал - счастье мое...
Слушавший эти речи вздохнул и выразил Чжоу свое почтение.



Комментарии переводчика

...торговал... писчими кистями. - Старый Китай, как известно, писал исключительно кистью, насыщенною в растворе туши.

Тем, кто... произнесет "Будда" тысячу раз... - Вернее, имя Будды Амитабы, спасителя людей (по - китайски это звучит на севере:
Омитофо). Бесконечное повторение этого обращения к Будде соответствует многократным "господи помилуй" в христианских церквах.

...перевести его в хлебный магазин. - Может быть, для кормления, как студента.

..."достал своего врага и сердце на нем усладил". - То есть чтобы У, которому я теперь выдан головой, и меня убил бы со злорадством и удовлетворением.

...а южном предместье - торговая улица у ворот, ведущих в город. Здесь же помещались гостиницы для приезжающих.

Начальник бросил ему вниз веер... - Начальник - судья сидит на возвышении в глубине залы, а ответчик стоит черед ним на коленях.

Ван Цзо из Ичжоу... - Речь идет все время о соседних местностях.

...отдам свое имя замуж за У. - Переводчик пытается дословно передать литературное китайское выражение для понятия "действовать под чужим именем".

...слова "внутри будет счастье" - не более, как знак "чжоу". - Знак "чжоу", которым пишется фамилия действующего здесь начальника, состоит из обхвата, внутри которого действительно знак "цзи" - "удача". Конечно, подобное рассечение знака ничего общего с научным его представлением не имеет и употребляется китайскими гадателями для своих целей.

"Углы рта" - общий характер иероглифов, их концовки и проч., оставшиеся в памяти наблюдательного человека.

Тайюаньское дело

В Тайюане жила семья простых людей, в которой и свекровь и невестка - обе вдовели.
Свекровь была женщина средних лет, сохранять себя в целомудрии не умела, так что один из беспутных односельчан частенько к ней наведывался.
Невестка, не одобрявшая подобного поведения, становилась незаметно у дверей или у забора и не пускала гостя. Свекровь брал стыд, и вот она, под каким - то предлогом, выгнала невестку из дому, но та не ушла, и ссоры усилились.
Тогда свекровь, пылая гневом, пошла к правителю уезда и сделала ложный донос, обвиняя невестку как раз в том самом, в чем та винила ее.
Правитель спросил, как имя и фамилия блудника.
- Да он приходит к ней ночью и ночью же уходит, - отвечала свекровь. - Я, по правде сказать, не знаю, кто он и что он. Спросите невестку: та наверное знает!
Правитель вызвал невестку. Та действительно знала, о чем спрашивали, но обвинение в разврате вернула по адресу свекрови.
Женщины принялись свирепо спорить. Тогда правитель велел схватить беспутного блудника.
Тот явился, но стал кричать и отвергать обвинение. - Ни с той, ни с другой я не связывался, - кричал он, - просто, знаете, обе эти вдовы не могут друг друга терпеть, вот и возводят на меня напраслину - совершенно зря.
- Послушай, - возразил правитель, - в селе сотня мужчин; почему это вдруг оклеветали одного тебя?
И велел ему всыпать палок побольше. Блудник бросился в ноги и умолял избавить его от наказания, причем сознался, что он в связи с невесткой.
Правитель велел надеть ей шейный хомут, но та не признала за собой вины. Тогда правитель просто выгнал ее вон.
Невестка, кипя гневом, подала жалобу губернатору. Но тот постановил по - прежнему, и так долгое время окончательно это дело не было разрешено.
Затем сюда, в Линьцзинь, был назначен губернатором доктор Сунь Люся, выказавший свои способности к разрешению тяжеб и уголовных дел. Ввиду этого, дело, о котором здесь речь, направили к нему в Линьцзинь. Привели подсудимых и прочих людей. Господин Сунь сделал беглый допрос, подержал их некоторое время в тюрьме, а затем велел приказным служителям запасти кирпичей, ножей и иголок, нужных - но его словам - при свидетельских показаниях. Все недоумевали, что это означает.
- Для строгих кар, - говорили вокруг, - существуют, как известно, канги, хомуты, колодки. Как это он хочет решить дело не общеуголовным порядком наказаний?
И не понимали, что у него на уме. Однако, что бы там ни было, приготовили все, чего он требовал.
На следующий день правитель поднялся в залу суда и, удостоверившись, что все эти вещи налицо, велел разложить их в самом зале. Затем велел позвать виновных и вкратце допросил их по всем пунктам обвинения. После этого он обратился к обеим женщинам так:
- В вашем деле нет надобности доискиваться ясности и определенности. Хотя и не дознано окончательно, кто из вас блудная вдова, но зато ясно, кто блуд - пик. Ваша семья, в сущности, семья чистых нравов. Просто вас как - то совратил с пути истины негодяй, так что вся вина на нем. Вот здесь перед вами ножи, кирпичи и прочее. Возьмите что хотите, бейте его, убивайте!
Свекровь и невестка нерешительно переминались, боясь навлечь на себя преследование и месть, но правитель, видя их колебания, сказал им:
- Да вы не беспокоитесь: я ведь тут!
Тогда и свекровь и невестка вскочили с колен и, схватив кирпичи, принялись швырять в мужчину одна за другой. Невестка, давно таившая к этому человеку ненависть, обеими руками схватила огромную кирпичину и жалела, по - видимому, только о том, что не убила его одним ударом. Свекровь же брала лишь мелкие камешки: бросит ему в ляжку или ягодицу - только и всего.
Тогда правитель велел им взять по ножу. Свекровь опять замялась. Правитель остановил их.
- Я знаю, - сказал он, - кто из вас блудница!
И велел задержать свекровь, наложив на нее жестокие колодки.
Тут же он все и дознал. Дело было закончено.

Синьчженское дело

В бытность доктора литературы Ши Цзунъюя синьчжэнским губернатором случилось следующее. Некий Чжан, приезжий откуда - то издалека, где он был по торговым делам, захворал и захотел вернуться домой. Так как он не мог ни сесть верхом, ни идти пешком, то нанял тачку. При нем было тысяч пять ланов. Двое возчиков тащили его.
Добравшись до Синьчжэна, возчики ушли на рынок ужинать, а Чжан остался сторожить свои деньги и лежал в тачке один - одинешенек. Один из местных жителей, скажем А, проходя мимо него, оглядел его и, заметив, что вокруг не было ни души, отнял деньги и убежал. Чжан сопротивляться не мог, но, переборов болезнь, вскочил и побежал за ним следом. Грабитель бросился в деревню, Чжан за ним, - тот вбежал в какой - то дом. Чжан не осмелился туда проникнуть, но лишь подсматривал за А через низкий забор.
А сложил с плеч ношу, оглянулся и, увидев, что за ним наблюдают, рассвирепел и задержал Чжана как вора, затем, связав его, явился к господину Ши и рассказал об обстоятельствах задержания. Начальник спросил Чжана. Тот изложил всю свою обиду. Начальник, видя, что никаких серьезных улик во всем этом нет, крикнул им, чтоб убирались.
Оба человека вышли из зала, говоря, и тот и другой, что этот судья не знает ни черного, ни белого. Но начальник пренебрег их словами, словно не слыхал их. Потом он ясно вспомнил, что за А давно уже были дела по недоимкам. Он ограничился тем, что отправил служителя с поручением взыскать с него строжайшим образом.
Через день он, оказывается, внес три ланы серебром. Господин Ши вызвал его к себе и спросил, откуда появились эти деньги. А отвечал, что он заложил одежду и кое - что продал, и в подтверждение своих слов перечислил все это и переименовал. Начальник послал служителя канцелярии посмотреть, нет ли среди вносящих подати людей какого - либо односельчанина А. Оказалось, что среди них был как раз сосед А. Начальник велел сейчас же его ввести.
- Ты, как близкий сосед А, - обратился к нему начальник, - должен, конечно, знать, откуда у него деньги.
- Не знаю, - отвечал сосед.
- Ну, раз сосед не знает, - сказал Ши, - то происхождение денег темновато.
А испугался и, поглядев на соседа, сказал:
- Я заложил (он сказал какие) вещи, я продал (он назвал какие) предметы, разве ты не слыхал об этом?
- Да, да, - поспешил заговорить сосед, - конечно, я об этом слыхал!
Господин Ши рассердился.
- Ну ты, наверное, такой же грабитель, как А. Не иначе, как надо основательно тебя проучить.
И велел дать ему хомут. Сосед сильно испугался.
- Я, видите, - заявил он, - по - соседски не смел вызвать в нем неудовольствия. Но раз меня теперь самого настигает кара, то чего мне тут скрывать? Скажу прямо и по всей справедливости: все, что он говорит, куплено на деньги, отнятые грабежом у Чжана!
После этого он был отпущен. Чжан, потерявший свои деньги, все не мог ехать домой. Начальник обязал А все ему вернуть. Таких историй у Ши было очень много. У пего, видно, душа лежала к правлению людьми понастоящему.