Ночью с глазами зверя
я куст, и дерево днём,
заводь в тени полудня,
и под солнцем трава.
Или уже под вечер
церковь на горке, мой милый
выходит, входит, белый
пастырь, и песни поёт.
И по всему свету
я люблю его, лучом лунным
быть бы мне при дверях,
возле дома в сосновой тьме.
Я взлечу однажды
с криком пеночки осенней
когда станет её сердце
белой градиной в груди.
ДРИАДА
Свежесть березы
от соков, дыханье
в ладонях моих, и упругость
коры, мягкость сосуда,
но в глубине узнается
порыв, стремленье
ствола
становиться ветвями.
Откинь,
за спину откинь
пряди свои, слышу я
руками моими, и слышу
сквозь свежесть, дуновенье слышу,
слышу ропот истока,
подступает прилив,
и дурманит
гомон звонкий меня.
ПАСХА
Тьма еще там
на холме, но сходят
прямо дороги, долины
близятся издалека, и с ветром
спускается их крик.
По-над лесом. Река
подступает. Березы
задевают стену, башни,
созвездье над куполом, позолота
на цепях поднимает крест.
Туда
в мрачную тишину
свет, распев, поначалу как будто
под землей, колокольный звон,
петушиный крик голосов
и обьятия воздуха,
звона раскаты, над белой
стеною башни, высокие
башни света, я зрю
твои очи, горят у меня
твои щеки, пылают уста, Он
воскрес, Господь, так пойте
очи, пойте щеки, пойте уста,
пой Осанну.
Нам однажды
ладони наполнит свет –
строфы ночи, бегучие
воды нахлынут на берег
снова, суровый, безглазый
сон зверья в камыше
после объятий - тогда
встанем мы над обрывом
снаружи, под белым
небом, холодным,
идущим по склону
горы, с каскадами блеска,
там застывает лёд,
словно сошедший со звёзд.
На твоём виске
я хочу невеликое время
жить, забывшись, беззвучно
блуждать заставляя
кровь мою в сердце твоём.