НИЖЕГОРОДСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ ЛИНГВИСТИЧЕСКИЙ УНИВЕРСИТЕТ ИМ. Н. А. ДОБРОЛЮБОВА
КАШЛЯВИК
КИРА ЮРЬЕВНА
ИДЕЙНО-ХУДОЖЕСТВЕННОЕ СВОЕОБРАЗИЕ ЦИКЛА О ТЕРЕЗЕ ДЕСКЕЙРУ ФРАНСУА МОРИАКА
Специальность 10.01.05 - Литературы народов Европы, Америки и Австралии
АВТОРЕФЕРАТ
диссертации на соискание ученой степени
кандидата филологических наук
Нижний
Новгород 2000
О Франсуа Мориаке (1885-1970) многое написано. Сложился корпус работ о различных сторонах его творчества: о поэзии, об эссеистике, о журналистской деятельности. Особенно много сказано о Мориаке, создавшем свой романный художественный мир, «планету Мориак», собственную вселенную. Однако среди более, чем двух десятков романов и новелл, лить четыре произведения образуют художественный цикл.
В последние годы проблемы, связанные с художественной циклизацией в литературе получают широкое освещение в отечественной и зарубежной науке. Особый интерес проявляют к природе художественной циклизации, к циклическим контекстам, к соотношению прозаического цикла и других литературных родов - лирики и драмы. Применительно к циклу Мориака такой подход ещё не осуществлялся.
Целью настоящей работы является рассмотрение наброска «Совесть, божественный инстинкт» («Conscience, instinct divin») (1927) романа «Тереза Дескейру» («Therese Desqueyroux») (1927), двух новелл «Тереза у врача» («Therese chez le docteur») (1933), ((Тереза в отеле» («Therese a Fh6teb>) и романа «Конец ночи» («La fin de la nuit») (1935) как отдельных произведений и как наджанрового единства, имеющего собственную природу и созданного по собственным законам.
Занимая по времени центральное место в наследии Франсуа Мориака, этот цикл мыслится как одна из вершин, где собраны и сфокусированы основные мировоззренческие проблемы и в полной мере проявляются особенности его стиля, можно сказать, что это модель стиля писателя. Кроме историко-литературного интереса, цикл также представляет собой явление, вызывающее интерес теоретический. Циклизация, свойственная, чаше всего, лирическому роду, у Мориака оказывается не приёмом и не формальным признаком. Циклизация рассматривается как основа мориаковского стиля. Она имеет для писателя давние идейную и художественные традиции. Основополагающей для данной работы является мысль о переходном характере цикла, являющимся наджанровым формированием, однако, сохраняющим внутри себя структуры романа и новеллы. Наджанровый характер цикла просматривается в
переходности жанровых и даже родовых форм - от эпоса к драме и к лирике. Огромное значение для такого писателя, как Мориак имеет религиозный смысл его творчества, что обнаруживается в трансформации «исповеди в самом строгом смысле» в романное повествование. Всё это требует для анализа цикла о Терезе подхода, соединяющего моменты структурные и типологические с внутренней формой цикла. Для Мориака цикл о Терезе - явление уникальное и неслучайное. В многотомном собрании его произведений мы не находим другого примера объединения пяти произведений, скреплённых образом главной героини и столь основательно выраженной авторской идей.
При этом цикл понимается как эстетическое целое, сложенное из самостоятельных произведений и скомпонованных автором в определённую последовательность. Цикл видится как «герменевтическая структура текстово-контскстной природы, включающая систему связей и отношений между составляющими его произведениями»1.
Предмет исследования. Предметом исследования являются все произведения о Терезе, относящиеся к воплощению замысла о Терезе, от черновиков до канонических текстов произведений.
Для нашего исследования представилось важным прописать размещение «терезовских» текстов в общем контексте творчества писателя, где существенное место помимо художественных произведений имеют многочисленные эссе и доктринальные сочинения, свидетельствующие о противоречиях христианского мироощущения Мориака с его осмыслением ортодоксального католицизма. Особое место отводится книге «Во что я верю» («Се que je crois») (1962). Это положение, справедливое не только по отношению к Мориаку, но и к творчеству таких писателей как Поль Клодель и Жорж Бернанос, в цикле о Терезе приобретает особую остроту. Любимая героиня Мориака - «святая отравительница», моральное чудовище и квинтэссенция собственной природы художника. Основная посылка к рассуждениям - принципиальное отношение писателя к своим персонажам как к живым людям, выраженное в ёмкой формуле
'Ляпина Л. Е. «Циклизация в русской литературе i840-!860-х г,г.». Авгореф. насоиск. стел. докт. филол. наук. СПб.. 1995. С. 4-5.
«Тереза - это я» («Therese - c'est moi») в том же смысле, в каком Флобер говорил об Эмме Бовари. В свою очередь, это основано на поверке собственного духовного пути с «тканью жизни» персонажа. Подобная оценка героини складывается у Мориака не сразу. Поэтому движение образа Терезы в цикле -таково направление этой работы.
Основная цель диссертации - проследить формирование этической и эстетической концепции Мориака в процессе создания цикла о Терезе Дескейру.
В ходе работы, направленной на достижение этой цеди, нам предстоит решить следующие задачи:
- определить основные факторы, определяющие целостность и наджанровую природу цикла;
- вписать цикл в контекст творчества Мориака;
- проследить традиции, которым следует Мориак в своём цикле;
- обозначить системно-образующие скрепы цикла, выдвинув на первое место
его главный художественный образ.
Актуальность исследования обусловлена изучением проблем, связанных с природой художественной циклизации. Особый интерес представляет позиция автора в цикле и соотношение автора и героя в зависимости от родовой и жанровой природы элементов цикла.
Научная новизна работы. Творчество Мориака давно вошло в историю литературы как явление, характерное не только для французской, но и всей европейской словесности. Особенно много работ посвящено романам и публицистике писателя.
Однако природа художественного цикла о Терезе Дескейру остаётся не прояснённой. Между тем, циклизация рассматривается в диссертации не только как черта, характерная для повествования о Терезе Дескейру, но и как основа художественного мышления писателя, опосредованно влияя на его слово.
Методологическая основа диссертации.
Прежде всего, рассмотрение взаимосвязи христианского мировоззрения и стиля писателя стало возможным благодаря философским трудам Б. Паскаля, Вяч. И. Иванова, Д. С. Мережковского, А. Ф. Лосева, П. А. Флоренского.
Отметим, чго определение стиля, сформулированное А. Ф. Лосевым, стало основополагающим и определяющим для метода данного исследования.
В основу рассуждения легли теоретические положения, сформулированные в работах С. С. Аверинцева, М. М. Бахтина, Л. Я. Гинзбург. М. Л. Гаспарова, М. М. Гиршмана, М. Н. Дарвина, Л. Е. Ляпиной. Л. В. Спроге. В историко-литературном плане опорными были работы Л. Г. Андреева, В. Е. Балахонова. 3. И. Кирнозе, Ф. С. Наркирьера, Е. Г, Эткинда, а также учёных школы Московского государственного педагогического и Нижегородского государственного лингвистического университетов.
Важным ориентиром послужили работы западных французских исследователей: Ф. Дюрана, Ж. Лакутюра, А. Милеки, Ж. Пети, А. Сеайя.
Основные методы. Рассмотрение проблемы циклизации требует опоры на академические методы. Особое значение имеют биографический, сравнительно-исторический методы, а также комплексный подход и метод генеративной поэтики.
Практическая ценность работы определяется возможностью использовать её результаты в общих и специальных курсах по истории зарубежной литературы и в научных исследованиях, посвящённых проблемам циклизации и мориаковедения.
Апробация работы. Основные положения диссертации обсуждались на заседаниях кафедры зарубежной литературы Нижегородского государственного лингвистического универсигета им. Н. А. Добролюбова, на научных семинарах кафедры, на Пуришевских чтениях 1998 года, на международных конференциях «Диалог культур» (Нижний Новгород, 1997) и «Свое' и чужое» (Нижний Новгород. 1999).
Структура диссертации. Диссертация состоит из введения, трёх глав и заключения.
Основное содержание работы.
Во введении обосновывается актуальность проблемы, указывается предмет, цели и задачи работы, даётся анализ изученности темы в отечественном и французском литературоведении, даётся обоснование структуры диссертации.
Первая глава «История создания в мировоззренческие основы цикла»
повествует о рождении цикла о Терезе. При этом основной подход к текстам хронологический, ибо по принципиальному замечанию Слоуна «внутренне диалектическая природа цикла» втягивает в орбиту его изучения все тексты, относящиеся к разворачивайте цикла, собирая всё в целое, от набросков и дневников до академических изданий.
Первым наброском предстаёт текст «Совесть, божественный инстинкт», который должен был облечься в форму исповеди «в самом строгом смысле». В качестве академического используется лучшее классическое издание «Плеяда».
Текст исповеди снабжён авторским уведомлением 1927 года, сообщающим ему «онтологический статус» (М. Н. Дарвин), который он обрёл позднее написания, лишь перед опубликованием.
Для адекватного понимания всего повествования представляется необходимым рассмотреть его вне обретённой характеристики, изнутри создания и вписать в общий контекст творчества. Это оказывается возможным при сопоставлении техники письма наброска и ранних романов Мориака «Поцелуй прокажённому» (1923) и «Пустыня любви» (1925). В этих романах особый интерес представляет авторская точка зрения, повествование от первого лица. Узость лирической позиции художник пытается преодолеть безличной формой повествования, никогда не выдерживая её до конца.
По словам Ж. Пети, история появления жизнеописания Терезы Дескейру -случай особый, ибо «более, чем рассказ от первого лица, повествование в форме исповеди привлекало романиста. Мориак мечтал написать рассказ, который был бы, в самом строгом смысле, исповедью. Может быть, именно это родило в нём персонаж преступницы»2.
Настойчивость автора, требующего понимания термина «исповедь» не в литературном, а в самом строгом смысле слова, заставляет предположить, что в качестве онтологической основы Мориак видел церковный канон - признание грехов перед священником - таинство исповеди, являющееся обязательным
1
Sloane D. A. «Aleksandr Blok and the dynamics of the lyric cycle». Columbus,
Ohio, 1988, p. 10. - Pent J.Notice «Conscience, instinct divin»//F. Mauriac О.
С.
В.
P.:GaHimard, 1979, 1.11, p. 911.
элементом Таинства Покаяния и Примирения. Именно оно суть оригинал, необходимый для понимания составляющих моделей мориаковского художественного текста.
Рассмотрение в качестве модели повествования о Терезе Дескейру исповеди опирается на фундаментальное положение А.Ф. Лосева о том, что невозможно говорить о модели вне «того оригинала, моделью которого она является и без которого она вовсе не модель, а просто самостоятельно данный предмет»1.
В качестве оригинала, к которому обращается Мориак, называется «Исповедь» Блаженного Августина, традицию которого он признаёт и продолжает. Повествование о Терезе Дескейру оказывается у Мориака «драмой христианского становления». Такая направленность на описание духовного возвышения или духовного распада личности рассматривается как один из важнейших признаков художественной прозы Мориака.
Существенное место уделено в главе и «памяти жанра» (М. М. Бахтин). Изначально литературная исповедь - «сложный и многослойный текст», объединяющий различные направленности человеческого духа и способы их выражения. Здесь есть и «жанр обращения», который ведёт начало от обычая публичного покаяния грешников, существовавшего в общинах первых христиан. (...) К жанру «обращения» прибегали некоторые раннехристианские писатели I-H веков». Кроме того, «Исповедь» впитала античную традицию жизнеописаний, «которые представляли собой лишь набор мотивов для воссоздания событийной канвы» (Н. И. Григорьева).
Как литературный жанр жизнеописание возникло из речей, ставящих целью самооправдание на суде. Это сближает его с сочинениями христианских писателей, для которых главной ценностью в человеке являлась способность отречься от земного опыта во имя идеалов исповедуемой религии. Однако это не только автобиография. Прежде всего, это уже история обращения грешника, житие, написанное им самим, где авторский голос имеет решающее значение.
Лосев А. Ф. «Языковая структура». М., 1983. С. 23
«звучащий вполне самостоятельно, он явно не О1раничен рамками определённою литературного стереотипа и тем успешнее выступает в роли связующего начала для подчёркнуто различных жанровых структур». На протяжении повествования автор выступает «в различных «ипостасях»: кающийся грешник, теолог и епископ церкви», как Августин. Либо как вездесущий автор художественного произведения, заменяющий Бога и творящий своих персонажей. Таким «Богом-отцом» является автор цикла о Терезе Дескейру. Обращаясь к исповеди с характерной для неё' атмосферой христианского покаяния, Мориак использует особое время - время предстояния , описанное Блаженным Августином.
Литературная форма исповеди - целое - «расчленяется» во времени на множество, образуется цикл. Жанровые формы - роман, две новеллы, роман -обусловлены первоначальной идеей и конкретизируют её. Каждая составляющая имеет отпечаток исповеди: связь самообвинения и исповеди с постоянным воспоминанием Терезы Дескейру о сцене суда и всего, что связано с судебным разбирательством, боязнь героини повторения прошедшего на протяжении всего повествования. Если выстроить целое в линеарную временную логическую цепочку, то начавшись после суда над Терезой, повествование продолжено описанием её жизни в Аржелюзе, освобождением из «семейной тюрьмы» и трагическими странствиями не столько по Парижу, сколько по «закоулкам» памяти и прошедшей жизни. Встреча с врачом-психоаналитиком («Тереза у врача») и с семинаристом, будущим священником («Тереза в гостинице») - две остановки на этом пути. Укладываясь в жанровую форму новеллы, они генетически связаны с монологами древних трагедий и с признаниями расиновской Федры.
В продолжении этих произведений обнаруживается «поле сил», «единство во множестве». Если бы Мориак решился выполнить начальное художественное задание и развить идею наброска «Совесть, божественный инстинкт», цикла бы не было. Повествование могло бы отлиться в форму, уже использованную Жан-Жаком Руссо в XVIII столетии. (Состояние этого произведения было бы не тем.
что принято называть «художественное произведение», но чем-то на «перепутье» между трактатом на религиозные темы и «псевдожитием» под названием «Во что верит выдуманная мной Тереза Дескейру», что. скорее, напоминает варианг Андре Жида). Знаменательно, что заглавие наброска заимствовано из 4-й книги «Эмиля» Руссо. Полемика с «Исповедью* Руссо, столь любимого и ненавистного, через творчество которого прорастал Мориак, очевидна.
Для Мориака Руссо - художник, который «развратил совесть», превратив «божественный инстинкт» в выражение «удовольствия от публичного признания». С другой стороны, перекличка с Руссо обнаруживается в следовании стилю Жан-Жака, в стремлении проникнуть в самую глубь мыслей и поступков, в сознание персонажей, уловить диалектику чувств. В заключении главы упоминается о возможности анализа архитектоники цикла через ритм и число литературных форм, входящих в него. Все «терезовские» произведения Мориака прочитываются под влиянием первого наброска, изменяя свою смысло-жанровую обозначенность.
Вторая глава «Традиции цикла» посвящена вопросу о влиянии на Мориака Б. Паскаля, Ж. Расина и Ф. М. Достоевского. Выбор этих трёх имён среди многочисленных художников, которых знал, цитировал и любил Мориак. объясняется как свидетельствами самого писателя в его автобиографических заметках, эссе и дневниках, так и общностью проблем, оказывающихся в центре их внимания и в цикле о Терезе.
Пожалуй, нет ни одного исследования, в котором бы не упоминалось о «паскалевом начале» («Ie pascalisme») творчества Мориака. Прежде обращения к проблеме Паскаль и Мориак оказалось необходимым самое краткое изложение истории рукописей Паскаля. Со времён Пор-Рояля было предпринято много попыток публикаций неоконченной «Апологии христианства» («Apoiogie du Christ!anisme»), прошлое изданий которой есть «история соперничающих стратегий понимания «истинной» структуры задуманного Паскалем произведения, поскольку вполне реальные рукописи, хранящиеся во французской Национальной библиотеке, таят в себе бесконечное поле смысловых интерпретаций» (О. Хома).
Важным достижением в текстологии наследия Паскаля явилось издание (1904), предпринятое Леоном Брюнсвиком (Leon Brunschvicg) (1869-1944). Ему принадлежит одна из наиболее удачных смысловых разбивок рукописного материала, заложившая основы для философского толкования. Учитывая опыт предыдущих исследователей (Боссю, Кузена, Фожера, Мишо и др.), Брюнсвик выдвигает принцип отношения к материалу - «ни беспорядка, ни восстановления - только классификация».
Исходный пункт для характеристики «Апологии христианства» по Бркшсвику, - это труд, написанный против атеистов, с целью обращения их в веру.
Принципиально для понимания «мориаковского» Паскаля то, что писатель, начиная с 16 лет, читал «Мысли» именно в брюнсвиковском варианте. Это чтение отражается и в работах Мориака о Паскале. «Встреча с Паскалем» («La rencontre avec Pascal») (1926), «Вольтер против Паскаля» («Voltaire centre Pascal») (1929), recuilli dans «Mes grands hommes» (1949), «Блез Паскаль и его сестра Жаклина» («Blaise Pascal et sa soeur Jacqueline») (1932), «Бессмертные страницы Паскаля», собранные и прокомментированные Франсуа Мориаком» («Les pages immortelles de Pascal», choisies et expliquees par Francois Mauriac») (1940).
Особое место занимает книга «Во что я верю» («Се que je crois») (1962), приобретшая «измерение духовного завещания». Восьмую главу исповедания веры Мориак озаглавил «Мой долг перед Паскалем», собрав воедино и обобщив долгие размышления о личности и трудах своего духовного учителя, определил место «Мыслей» в «истории спасения своего и современников».
Паскалю Мориак обязан не только важнейшими мыслями, но и, в известной степени, стилем.
Мориак «питаем» Паскалем и цитирует его постоянно, он «полон выражений и оборотов Паскаля». Слово Паскаля становится «своим словом» у Мориака.
Постановка проблемы о «влиянии христианина Паскаля на христианское миросозерцание Мориака» обостряет многие вопросы духовного опыта писателя.
12
Мысль о святости святого, не канонизированного официальной церковью, очень близка Мориаку и связана с его пониманием святости, отношением к ней- В книге «Блез Паскаль и его сестра Жаклина» («Blaise Pascal et sa soeur Jacqueline») (1932) он воссоздаёт облик такого святого, преодолевающего страсти путём постоянного внутреннего подвига, что переводит повествование из бытового в бытийный план.
Для Мориака значим главный метод религиозного познания Паскаля, заключающийся в том, что «он переносит его из разума в то, что называет «сердцем» (Д. С. Мережковский). Именно сердцем, по убеждению Мориака, Паскаль переживает янсенистскую теологию, что помогает ему «ничего не отрицать в человеке», «пройти всего человека, чтобы достичь Бога».
Преемственность на уровне слова сказывается в романе, где «первичные модели» заданы мыслями Паскаля. Так, в наброске «Совесть, божественный инстинкт» очевидно стремление писателя освоить художественное изображение исповеди. Мысли Паскаля о браке по расчёту, часто цитируемые писателем, в том числе в наброске «Совесть, божественный инстинкт», позволили проиллюстрировать мориаковскую «теологию брака» и обозначить основы сюжетосложения цикла.
Пронизывает цикл и паскалевская мысль о времени. Для Терезы «прошлое и настоящее (...) средства; только будущее -(...) цель» (Б. Паскаль). Поэтому она «не живёт, но лишь собирается жить, и постоянно надеется на счастье, но никогда не добивается его».
В характерологии Мориака, как и у Паскаля, происходит уподобление и совпадение повествования с ритмом сердца. Это свойство поэтики Мориака проявляется более всего в произведениях, расположенных на полпути между житием и биографией, побуждающих к воссозданию духовного характера. (Например, в книгах «Жизнь Жана Расина» («La vie de Jean Racine») (1928) и «Блез Паскаль и его сестра Жаклина» («Blaise Pascal et sa soeur Jacqueline») (1932)). Этим отмечено повествование о Терезе Дескейру (1927-1935). В «Конце ночи» Тереза мучится болезнью сердца. Ритм сердца есть то зерно, которое позволяет говорить о метафизике писателя.
I
Выводом к данному параграфу является положение о диалектическом осмыслении Мориаком «Мыслей» Паскаля. Мориак, читавший Паскаля, по собственному признанию каждый день, переносит опыт создателя «Мыслей» в цикл О Терезе Дескейру.
В разделе «Мориак и Расин» основное внимание уделено Мориаку -биографу великого драматурга и сопоставлению расиновской Федры и Терезы Дескейру.
Написанная в тяжёлый период духовных исканий, книга «Жизнь Жана Расина» интересна, прежде всего, установкой писателя, отражающей личный внутренний поиск автора, основанный на сопоставлении себя с Расином. При этом отношение к герою повествования у Мориака тождественно отношению к живому человек)'.
Обращаясь к жанровой характеристике книги, приходится отметить, что она во многом напоминает литературные портреты, автором которых был Сент-Бев. Следуя создателю биографического метода, Мориак прослеживает основные моменты жизни драматурга XVII века, янсенистскую атмосферу, в которой рос Расин, где «все до мелочей было проникнуто суровым духом христианства». Но элементы художественного повествования о жизни Расина постоянно оттесняются признаками иного рода. Это житие в онтологическом смысле и повествование о самом себе. Мориак постоянно опирается на собственный опыт.
В данном контексте особенно важны мысли Мориака о близости человеческого сердца и природы родного края, пронизывающие романы писателя. Можно подметить и мотив монастырского воспитания, определяющего судьбу героев в наброске «Совесть, божественный инстинкт», в романе «Тереза Дескейру» и в жизнеописании Расина.
Однако писатель видит и «драму всякого религиозного воспитания», которую редко кому удается избегнуть. Он повторяет этот мотив и в повествовании о Терезе. Мориак говорит, что Федра у Расина из тех, чье «божество превращалось в рок - в судьбу, которая не только не слепа, но> напротив, неусыпно следит за тем. чтобы души, отверженные ещё до рождения, не избежали гибели».
Из тех же людей выбирает Мориак и свою героиню и проводит её через ад дорогой расиновских страстей. Трагедия Федры - «преступной поневоле» и трагедия Терезы сходны. Мориак воспринимает у Расина приёмы построения тактов нарастающей трагедии:
1) героиня верит в своё избранничество, отличие от людей, её окружающих;
2) «нежданное открытие» уравнивает её с другой женщиной;
3) она «спускается на землю и превращается в ревнивую тварь, которая жаждет
одного - ужалить и убить».
Не столь существенно, что у Расина Федра царица, воспылавшая любовной страстью к пасынку и уязвленная открытием счастливой соперницы, а у Мориака Тереза - девушка из бордоских ланд, присвоившая себе право на любовь мужниной родственницы и потрясённая однажды тем, что её золовка способна на самоотверженную любовь к заезжему студенту. В обоих случаях сюжет, осложнённый боковыми ходами и психологическими мотивами, не сводится к этой простой схеме, но судьба Федры повторяется в судьбе Терезы, потому что страсть делает и её «бессильной и обречённой добычей». Мориак ценит Расина, сумевшего открыто «поглядеть в лицо страсти», увидеть в ней трагедию. Значимо и то, что у Мориака Тереза тоже «принадлежит к своему роду; ей это известно, как известно и то, что в таких случаях люди, нередко сами того не зная, повторяют поступки своих предков». Расиновская трагедия у Мориака - не только трагедия XVII века. Это трагедия всякого живого существа, наделённого грешной плотьго. В этой глобальности автор «Терезы Дескейру» усматривает возможности, но и исчерпанность жанра трагедии.
Усваивая и преодолевая влияние Расина, Мориак делает следующий шаг. Он делает его в области морали, переводя языческую, вечную проблематику в паскалевский регистр - преодоления безумства страсти, усмирённой божественной благодатью, возможности спасения из бездны греха. Он делает его в поэтике. Отказавшись от классической трагедии, в «которой автор быстрее всего себя исчерпывает и труднее всего находит новые пути», он обращается к роману, обладающему широкой полифонией и возможностями показать «ход временю), рождение страсти, «её развитие, кризисы, пароксизмы, передышки.
спад и гибель». Ему недостаточно показать «страсть на грани катастрофы», он хочет нарисовать «героев в разные периоды их жизни».
Помимо Паскаля и Расина, возникает потребность и в более близкой традиции. Появляются Бальзак, Стендаль. Флобер, Пруст..., но более всего -Достоевский.
Третий параграф второй главы посвящён исследованию влияния на творчество Мориака Ф. М. Достоевского.
Достоевский был для Мориака «бесспорно, вне истинной церкви, самым страстным христианином XIX века». Говоря «вне истинной церкви», Мориак подразумевает православие Достоевского. Эти строки были написаны в 30-х годах. Мориак здесь прямолинеен, в нём говорит верный сын церкви католической. Со временем его отношение будет смягчаться и мудреть, достаточно вспомнить изменяющуюся оценку янсенизма Паскаля, начиная с книги «Блез Паскаль и его сестра Жаклина» до завещания «Во что я верю».
В цитированной оценке важнее вторая характеристика Достоевского -«самый страстный христианин XIX века». В этой фразе заключена диалектика осознания Мориаком творчества Достоевского, его исторической эпохи, русской культуры, может быть, и православия.
Знаменательно, что, характеризуя духовный опыт Мориака изнутри католической традиции, А. Сеай видит «христианскую веру такого католика как Мориак, очень близкой к православной вере, которая была у Достоевского, потому что оба они не принимают христианства ритуалистического и фарисейского буржуазного класса»'.
Сопоставляя произведения Достоевского и Мориака, в особенности, «Преступление и наказание» и «Тереза Дескейру», мы отмечаем особую «центральность» этих романов в творчестве писателей, но особенно их идейное родство.
Мысль Достоевского о «восстановлении погибшего человека. задавленного несправедливо гнетом обстоятельств» одушевляет и цикл о Герезе.
,
«Мгыпас
el Da>uiiesbki: les affinites et contrastes». Disco us pro nonce aNijni
Novgorod en mai
1997.
Близки писатели и в признании значимости социальных проблем, и в стремлении соединить высокие нравственные проблемы с «мелочами жизни». У Достоевского и Мориака, кроме причины социальной возникает ещё один грозный вопрос: не кроется ли тайна зла в природе человека? Мотив греха, падения и благодати Мориак нашёл уже у Паскаля. Художественную форму воплощения этой идеи он увидел у Расина, а в романном жанре у Достоевского.
Мориака и Достоевского роднит понятие человеческой природы, преступной, но жаждущей Божией правды. Ф. М. Достоевский в письме к М. Н. Каткову говорит о том, что «налагаемое юридическое наказание за преступление гораздо меньше устрашает преступника, чем думают законодатели, отчасти потому, что он и сам его нравственно требует». И Мориак записал в своём дневнике по поводу судебного разбирательства мадам Канаби: «Однажды вечером в вас рождается идея убить мужа... Не было ли это неумолимым, неизбежным следствием глубинных причин, которые не зависели от вас? Общество имеет право защищаться, но не наказывать, муж мадам Канаби не умер. Он считал свою жену невиновной. Общество не было задето».
И у Достоевского, и у Мориака критерий один - Божия правда, объясняющая не только необходимость покаяния, но и природу самого преступления. Особенно ясно это видно в образе Терезы, которую не социальные причины толкают на преступление. Объяснению Терезы попытки убить Бернара Дескейру «из-за сосен» не верит даже её муж, самый практичный и рациональный персонаж романа.
С преступления у Достоевского, и Мориака только и начинается нравственная жизнь героев, появляется возможность таких вопросов, которых прежде не было. В последней главе романа «Преступление и наказание» Раскольников говорит, что без этого преступления он не обрёл бы в себе таких вопросов, желаний, чувств, потребностей, стремлений и развития.
Достоевский приводит героев к мысли, что «нет счастья в комфорте, покупается счастье страданием. Таков закон нашей планеты, но это непосредственное сознание, чувствуемое житейским процессом, есть такая великая радость, за которую можно заплатить годами страданий. Человек не
родится для счастья. Человек заслуживает своё счастье, и всегда страданием». Через изображение страдания персонажа прочитывается Божия правда, складывая характерологию христианского произведения как Достоевского, так и Мориака.
Выводом второй главы является тезис о том, что обращение к таким разным мыслителям и художникам как Паскаль, Расин и Достоевский не только не разрушает, но и цементирует цикл. Религиозное мировоззрение, мысли о неизбежности и благодетельности страдания, о божественном инстинкте совести и необходимости Покаяния пронизывают художественную вселенную Мориака и получают завершённую форму в цикле о Терезе Дескейру.
Третья глава диссертации «Образ Терезы Дескейру как художественная доминанта цикла» посвящена рассмотрению двух основных проблем - образной системе цикла и его лиро-эпическому характеру. Среди «скреп» цикла главным составляющим оказывается образ главной героини. вокруг которого строится сквозной сюжет повествования. В главе прослеживается история создания образа и его фактографическая основа. В качестве фабульного материала, как это свойственно французской реалистической традиции, Мориак использует материалы судебного процесса, состоявшегося в 1905 году в Бордо над женщиной, пытавшейся отравить мужа, чтобы завладеть имуществом и соединиться с любовником.
В первом романе цикла Тереза Дескейру, также пытавшаяся отравить мужа, предстает перед судом и признаётся невиновной благодаря усилиям семьи, не желающей портить репутацию и иметь в своём лоне преступницу. На этом сюжетное сходство исчерпывается. Мориак углубляет и усложняет причины преступления Терезы по законам психологического романа, в котором поступки героев обладают множественностью мотивировок. Среди разных причин преступления Терезы писатель называет и последствия брака по расчету, и физическое отвращение Герезы к мужу, и деньги, и желание вырваться из семейной клетки. Важнейшим мотивом оказывается мотив опасного стремления к свободе, разрушающего личность. Но, может быть, самым парадоксальным моментом в тгом сплетении высоких и низких побуждений оказываегся родство
Терезы и родного края. «Почвенничество» Мориака получает в цикле о Терезе своё воплощение. Тереза не только живёт в окрестностях Бордо, в краю Ланд, она «создана по образу и подобшо этою края». Она несёт в себе языческую дикость и силу родной земли, её сухость, её" жадность и страсть, её дионисийское начало. Образ Терезы соотнесён с мориаковским эссе «Провинция», в свою очередь, связанным с лирикой и биографическими книгами писателя. Само имя героини значимо. С одной стороны, это - Тереза - испанская святая Тереза Авильская, имя столь значимое для католической традиции. С другой - это Дескейру. Фамилия Дескейру имеет отчётливую бордоскую этимологию и произношение. Уже в их сочетании соединяются метафизическое и конкретно-региональное начало.
Родственники мужа ценят Терезу не столько потому, что она «самая умная девушка в ландах», но и потому, что она богатая наследница, её леса примыкают к лесам Бернара. и Тереза отлично владеет бухгалтерским учётом. Расчёт занимает существенное место в «цепочке причин и следствий» (Б. В. Томашевский) не только первого романа. Он господствует в обеих новеллах и движет сюжет завершающего произведения цикла «Конец ночи». Все эпизоды жизни Терезы обставлены рядом материальных условий.
Но не только и не столько денежный интерес составляет основу характера Терезы. Мориак воспроизводит натуру страстную, мятущуюся, жаждущую свободы и страдающую от одиночества. Жажда свободы и жажда любви сталкиваются в образе Терезы. Невозможность их сочетания оказывается мучительной и оборачивается невозможностью счастья. У Мориака Тереза -«ангел_людный страстей». Так же называет Мориак сестру Паскаля в книге «Блез Паскаль и его сестра Жаклина». Эти же свойства находит Мориак у себя и, в принципе, в каждом человеке. Поэтому его Тереза - «святая Локуста», в ней мориаковский ключ к концепции человека - существа изначально тарного, следовательно, страстного и способного к преступлению, но способного также подняться над своими страстями под влиянием совести. Этот путь к божественной благодати объединяет цикл, в котором конец жизни есть конец Ночи. Трагическую мрачность подобной концепции Мориак, как и Достоевский,
снимает тем. что. как он сказал в своей нобелевской речи, даже в преступнице он видит свет.
Стилистически подобная позиция проявляется в «переходе от характера к личности» (М. М. Бахтин). Прямые авторские характеристики героини, синтаксически оформленные в тексте в кавычках, воспринимаются почти как истина о Терезе.
Другой взгляд - это память героини и её видение событий собственной жизни, нередко переходящие в лирические пассажи автора. Слияние лирики и эпоса, характерное для поэтики Мориака, становится в цикле не просто одним из стилевых признаков, а стилевой доминантой и основой циклизации.
В заключении подводятся итоги исследования и формулируются идеи, определяющие его научную новизну.
Цикл о Терезе, образуя законченный круг развития протяжённостью в одну человеческую жизнь, соединяет оба полюса художественного мира Мориака - метафизическую идею и материалистическую природу бытия, о которых говорил сам писатель, называя себя «метафизиком, работающим на конкретном материале».
Объединение в единый цикл произведений разного жанра, написанных в разные годы, мотивируется тем, чго в нём лежит своего рода архетип круга как целостности мориаковского мировидсния и повторяемости его излюбленных мотивов. Эта специфика целого формулирует его наджанровый характер. Категория целостности связана у Мориака с христианским мировоззрением. Мировоззренческий принцип, диктующий отбор писателей, тех традиций, которым он в первую очередь следует Паскаля, Расина и Достоевского, не исключает интереса к собственно-художественным проблемам творчества. Синтез различных жанровых формирований тесе, трагедии и романа, характерный для художественного мира Мориака, находит отражение и внутри его отдельных произведений, в частности, в романах «Тереза Дескейру» и «Конеп ночи». Это жанровое многообразие не препятствует циклизации, но позволяет говорить о «терезовском» цикле как наджанровом образовании.
20
органически входящем в более обширный цикл, каким является всё
художественное наследие писателя.
Основное содержание диссертации отражено в публикациях:
!. Статья «Мориак и Расин»//Аспирант: Сборник научных трудов аспирантов Нижегородского
государственного лингвистического университета им. Н. А. Добролюбова. Выпуск 1. В двух
частях, Часть вторая. Нижний Новгород: НГЛУ им. Н, А. Добролюбова 1996 г. С, 56-59. (0,1 п.
л.)
2. Тезисы доклада «Морально-этическая проблематика в «цикле о Терезе» Ф. Мориака»// IX Пуришевские чтения, Всемирная литература в контексте культуры. Материалы научной конференции. Москва: МПГУ, 1997. С. 123. (0,1 п. л.)
3. Тезисы доклада «Новелла «Тереза у врача». Проблема интерпретации»ОДиалог культур. Нижний Новгород: НГЛУ им Н. А. Добролюбова, 1997. (0,1 п. л.)
4. Тезисы доклада «Исповедальные мотивы в тетралогии о Терезе Дескейру Франсуа Мориака»//Х Пуришевские чтения. Всемирная литература в контексте культуры. Сборник статей и материалов. Москва: МПГУ, 1998. С. 196-198. (0,1 п. л.)
5. Статья «Исповедальные мотивы в тетралогии о Терезе Дескейру Франсуа Мориака»//Аспирант: Сборник научных трудов аспирантов Нижегородского государственного лингвистического университета им. Н. А. Добролюбова. Выпуск 2. В трёх частях. Часть третья. Нижний Новгород: НГЛУ им. Н. А. Добролюбова,!998. С. 21-23. (0,1 п. л.)
6. Тезисы доклада «Проблема цикла в творчестве Франсуа Мориака (1885-1970)»//Х1 Пуришевские чтения. Всемирная литература в контексте культуры. Материалы научной конференции. Москва: МПГУ, 1999. С. 3-4, (0,1 п.л.)
7. Статья «Истоки цикла о Терезе Дескейру Франсуа Мориака»//Аспирант: Сборник научных трудов. Выпуск 3. В трёх частях. Нижний Новгород: НГЛУ им. Н. А. Добролюбова. Минск: МГЛУ, 1999.
8. Статья «Трагедийность в художественной прозе Франсуа Мориака. Тетралогия о Терезе Дескейру»//СаггеГоиг des cultures. Francois Mauriac et la Russie. Перекрёсток культур. Франсуа Мориак и Россия. (Материалы международной научной конференции/Аctes du Colloque international). Нижний Новгород: НГЛУ, 1999. С. 56-62. (0.1 п. л.)
9. Статья «Слово Паскаля как «своё слово» е стиле Мориака»//«Своё и чужое в европейской культурной традиции>>. Материалы международной конференции. Нижний Новгород (28. 09. 1999 - 30. 09. 1999 г.). Сдано в печать.