Барселона, 8 августа 1936 года. Сегодня из Барселоны отправились новые рабочие отряды в подкрепление к частям, осаждающим Сарагосу. Через один-два дня Предполагается штурм города.

Из Валенсии отправился военный корабль «Альмиранте Миранда», имея на борту 7 гидросамолетов «савойя» и «дорнье» и 1200 каталонских милисианос. Крейсер направляется к острову Менорка. Одновременно выражен десант на острове Ивиса, накануне перешедшем в руки правительственных сил. Таким путем предполагается окружить и захватить остров Мальорка с двух сторон.

Барселона, 9 августа. По достоверным сведениям, на подступах к Кадису продолжаются бои между мятежниками и правительственными силами. Последними занял городок Сан-Фернандо вблизи Кадиса. В самом Кадисе происходят уличные сражения.

В беседе с вашим корреспондентом командующий войсками каталонского правительства полковник Сандино сообщил, что со взятием острова Ивиса (в группе Балеарских островов) засевшие на острове Мальорка мятежники окружены со всех сторон. Как известно, ранее каталонскими правительственными частями были заняты острова Менорка (к северу от Мальорки) и Кабрера (к югу от Мальорки). На Мальорке, по подсчетам Сандино, силы мятежников насчитывают 3 тысячи бойцов, в распоряжении которых имеется несколько орудий.

Барселона, 10 августа. Сегодня по распоряжению властей в Барселоне открылись театры и кино.

11 августа в Барселоне состоится военный суд над захваченными в плен мятежными генералами Годедом и Бурриэлем. [178]

* * *

По полученным здесь сообщениям, в провинции Гранада продолжается накопление правительственных сил против захваченного мятежниками города Гранада. Кое-где началось братание между солдатами гранадских мятежников и республиканцами.

В городе Кордове, захваченном фашистскими мятежниками, большой квартал Алькасар до сих пор находится в руках рабочих и укреплен ими. Вчера над Кордовой появился самолет. Мятежники бурно приветствовали его, думая, что это — помощь из Севильи. Самолет, оказавшийся правительственным, сбросил бомбу.

Мадрид, 23 августа. Перед республиканской антифашистской Испанией выступил теперь на передний план важнейший вопрос — об армии и милиции. От правильного или неправильного решения его зависит многое в дальнейшей судьбе демократической Республики.

Я спрашивал многих солдат, милисианос, младших офицеров и унтер-офицеров:

— Что вы думаете делать после победы?

Одна часть отвечала: вернемся домой, к станку или к плугу, или в свою роту на свою должность сержанта или водителя танка.

Другая часть не задумывалась над этим вопросом.

Ну а что будет с армией? Кто пойдет в нее, останется в ней?

На днях правительство опубликовало декрет о создании добровольной армии, предлагая вступить в нее в первую очередь резервистам, солдатам и унтер-офицерам, затем всем гражданам, владеющим оружием и готовым в регулярных войсковых частях защитить Республику.

Чтобы обеспечить республиканский демократический характер новой армии, декрет ставит обязательным условием приема каждого солдата предоставление им рекомендаций от партий и организаций, входящих в Народный фронт.

Декрет начали оживленно обсуждать. Кое-кто нашел в нем материал для возражений и даже для атак на правительство.

Анархистская печать считает «недостойным делом» выплату бойцам 10 песет в день, полагая, что эта «плата превращает революционные отряды в наемное войско». [179]

Анархисты предлагают ограничиться обеспечением семей бойцов республиканских частей.

Некоторые социалистические лидеры выступают в газетах против декрета, утверждая, что он направлен на ущемление роли и прав народной милиции.

Эти лидеры, о которых, перефразируя Ленина, можно сказать, что они, обладая лучшими намерениями, страдают старческой болезнью левизны, противопоставляют резервистов, нижних чинов запаса бойцам милиции и осуждают декрет за предпочтение резервистам за счет милисианос.

Этой скользкой позиции, рассчитанной на внешний эффект, но, по существу, вносящей отчуждение между отдельными категориями, одинаково ценными для защиты страны и демократического режима, можно противопоставить позицию коммунистической газеты «Мундо обреро», которая поддерживает декрет и выражает уверенность, что лучшие элементы милиции войдут в армию и сцементируются в ней с резервистами и младшим командным составом, профильтрованным через контроль Народного фронта.

Важный и острый вопрос о создании новой армии только еще начинает обсуждаться. Это не значит, что для проведения в жизнь решения правительства осталось много времени. Армия испанского народа будет создаваться не завтра, а сегодня, не после победы, а как мост к ней. В крепкой, народом созданной и народными кадрами возглавляемой армии — основная гарантия целости и сохранности Испанской республики.

Мадрид, 24 августа. Вчера эскадрилья самолетов мятежников атаковала мадридский военный аэродром Хетафе (в Мадриде есть четыре аэродрома — два военных и два гражданских). Правительственные истребители принудили противника уйти.

Усилены меры противовоздушной обороны города и защиты его с воздуха.

Как сообщают, неразорвавшиеся бомбы носят клейма и надписи иностранных заводов.

Мадрид, 28 августа. Политик, военный и просто газетный читатель должны с большой осторожностью относиться к потоку информации о событиях в Испании, который льется со страниц западноевропейской и американской печати. [180]

Здесь дело не только в правильности или лживости сообщаемых сведений. Конечно, испанские «утки» размножаются не хуже абиссинских. Мятежники уже много раз «врывались в Сан-Себастьян», «разрушали бомбами Мадрид», «топили правительственный флот», «брали в плен министров». С другой стороны, дружественные испанскому правительству парижские и лондонские газеты много раз брали Овьедо и Кордову, сбили сотни самолетов мятежников и десятки раз хитроумно окружали мятежные войска.

Но и передавая действительные факты, печать придает каждому из них особый стратегический смысл, изобретенный тут же в редакции.

Между тем ни о какой маневренной войне в Испании в данный момент говорить не приходится. Боевые действия сосредоточены на фиксированных участках, борьба ведется за обладание несколькими определенными объектами. Маневренные переброски войск крайне затруднены для обеих сторон по географическим, этнографическим и политическим причинам. И только фактический переход в другие руки таких пунктов, как Сарагоса, Овьедо, Кордова, Гранада, может изменить схему театра военных действий.

Весьма показательно заявление газеты «Политика», которая выражает мнение кругов, близких к президенту: «Кордова, Овьедо и Гранада будут нашими, когда это будет решено правительством».

Газета утверждает, что все три города окружены значительными силами и достаточно небольшого нажима для взятия их. По заявлению, сделанному нам известным политическим лицом, — эти три пункта первейшего значения на севере и на юге будут взяты, когда правительство найдет это целесообразным: может быть, в очень короткий срок.

* * *

Вопрос о единстве командования продолжает оставаться весьма острым при подавлении фашистского мятежа.

До сих пор значительная часть оперативных решений вырабатывается и реализуется в комиссионном и согласительном порядке. Каталония имеет свое национальное командование и проводит ряд операций самостоятельно. [181]

Переброска войск, оружия и транспортных средств в этих условиях очень затруднена, что не могло не отразиться на темпах боевых действий.

Сейчас ряд политических деятелей и групп выступает с настойчивым требованием к правительству обеспечить единство и твердость командования всеми вооруженными силами, поддерживающими Республику, и создать подлинный Генеральный штаб.

Социалистический лидер Индалесио Прието — одно из влиятельнейших лиц в Республике — атакует в своей газете «Информасьонес» политических и военных руководителей отдельных провинций за вредную узость и ограниченность их психологии. Как пример Прието приводит затянувшуюся экспедицию на Балеарские острова, которая оттягивает много сил от более важных и решающих участков.

По всей Испании антифашистские, партийные и политические организации ведут усиленную кампанию за отправку оружия на фронт. Изымаются винтовки и револьверы, расхватанные кем попало в первые дни мятежа. Оружие оставляется, кроме военных частей, только бойцам рабочей милиции. Недостаток оружия стал серьезной помехой для формирования новых пополнений армии и милиции.

«Мундо обреро» требует также срочной фактической централизации снабжения войск и населения (формально комитет по снабжению уже существует). Газета указывает, что до сих пор Республика не испытывала никаких продовольственных затруднений благодаря энтузиазму крестьянства, которое помогает всем, что у него есть. Надо, однако, внести плановость в поставки и точность в расчеты с крестьянами, выплатить им за все полностью. Нужно также определить контингенты правительственных закупок за границей.

«Необходимо реорганизовать тыл, — пишет «Мундо обреро». — Каждый должен быть на том посту, где он более полезен. Нужно, чтобы партии и организации Народного фронта следили за передвижением своих членов. На предприятиях, в гостиницах, ресторанах — всюду, где в связи с гражданской войной сокращен рабочий день, не должен оставаться никто, кроме абсолютно необходимого персонала. Не должно быть ни одного человека, не отдающего все свои силы антифашистской борьбе!» [182]

Трудно придумать что-нибудь более позорное и бесстыдное, чем кровавые махинации фашистской военщины с марокканскими войсками.

Известно, что единственной «войной» за 30 лет, которую провели испанская монархия и ее генералы, была экспедиция по покорению Марокко, бездарная в стратегическом отношении и гнусная по своим изуверским методам расправы с туземным населением.

Теперь военные колонизаторы проделывают ту же авантюру наоборот. Принуждением и обманом они затащили марокканских солдат на полуостров. Пообещали им своего рода «реставрацию мавританской эпохи в Испании» — заселение маврами больших земель, которые будут отняты у «красных» крестьян в Андалусии, Мурсии, Валенсии.

Взятые в плен в Эстремадуре марокканские стрелки показали на допросе, что при отправке им объявили призыв, исходящий якобы от правительства, идти сражаться против взбунтовавшихся рабочих. Уверили их, что война будет легкая и безопасная, — на самом деле «за каждым камнем сидит враг». Обещали свободу магометанской религии, а между тем при отправке в порту католические священники кропили их и их оружие святой водой. Обещали платить большое жалованье — и не платят ничего. Они уже обращались по этому поводу к самому генералу Франко, но ответа не получили.

Командование мятежников, не имея опоры в местном населении, вербует за границей всякого рода проходимцев. Вся эта разношерстная публика автоматически зачисляется в так называемый иностранный легион.

Мадрид, 28 августа. Воздушные налеты на Мадрид продолжаются. Вчера один из аппаратов мятежников был сбит правительственной авиацией. Сегодня на рассвете три трехмоторных самолета атаковали рабочее предместье города. Правительство издало специальные инструкции по противовоздушной обороне столицы. Запрещена неорганизованная стрельба по самолетам, так как она подвергает опасности собственные аппараты правительства.

Подробности боев у Ируна говорят о значительном повышении боевых качеств антифашистских милиционных [183] частей. Бои продолжались по нескольку часов подряд. Вместе с кадровыми полками мятежников сражались добровольцы-карлисты. Милисианос захватили десятки пулеметов и сотни пленных.

На арагонском участке эскадрилья «Красные крылья» бомбардировала Уэску. По словам перебежчиков, в городе голод. Нет бензина, и все перевозки производятся на лошадях. В Тардьенте колонна под командой Труэбы заняла рубеж Керро-Сангара. Вблизи Пины части колонны Дуррути перешли реку Эбро и вернулись с пленными солдатами и офицерами.

Мадрид, 29 августа. Почти вся мировая печать в той или иной мере сообщает и обсуждает факт открытого вмешательства германского фашизма во внутренние дела Испании. Но нужно быть здесь, на испанской земле, среди людей этой страны, знать их мысли, заботы и тревоги, чтобы понять всю чудовищность нового преступления, которое совершается германским фашизмом на глазах всего мира.

Представьте себе страну, чей народ не имеет даже опыта мировой войны. Единственная обученная и технически квалифицированная военная сила — армия — оказывается захваченной кучкой генералов-авантюристов, мечтающих о фашистском режиме и о возвращении отрекшегося монарха.

Мятежная военщина организует выступления гарнизонов Мадрида, Барселоны, Валенсии — они проваливаются. Весь народ буквально телами преграждает путь мятежникам. Он, сначала голыми руками, а затем с помощью наспех расхватанного из арсеналов оружия берет приступом казармы, ликвидирует военные бунты, устанавливает порядок под руководством своего законного правительства.

Начинается борьба. Против изменников стране и государству выступают все республиканские партии. Объединение выходит за рамки Народного фронта — это уже фронт всех национальных сил. Правительство и народ организуют оборону, начинают теснить и бить мятежников.

И в этот момент бесцеремонная и бесстыдная рука германского фашизма начинает путать карты, извне менять соотношение сил в стране. Германские фашисты регулярно снабжают мятежников оружием, самолетами, [184] боеприпасами, техниками, водителями машин, пулеметчиками. И борьба с мятежниками превратилась в борьбу с иностранными фашистскими интервентами.

Ни в Мадриде, ни в Барселоне, ни в Сан-Себастьяне, обсуждая очередные военные новости, не говорят ни о каких новых формированиях или новых вооружениях мятежников. Говорят о другом: «Они получили еще пять германских самолетов. У них прибавилось еще столько-то итальянских самолетов. Завтра прибывает третий германский пароход с оружием, в субботу — четвертый, а на следующей неделе еще два».

Помощь со стороны германского фашизма мятежникам стала источником, питающим гражданскую войну в Испании. Не будь ее, это можно утверждать со всей ответственностью, мятеж был бы ликвидирован и народ Испании вернулся бы к мирному труду. Войска Франко, Молы и Кейпо де Льяно расходуют огромное количество патронов и снарядов. Несмотря на большую ежедневную убыль самолетов, авиация мятежников и огневые средства последней ежедневно пополняются — кем, как, откуда?

На этот вопрос дают ответ осколки снарядов и десятки целых, неразорвавшихся бомб, доставленных в военное министерство. На них клейма и надписи германских заводов. Дают ответ испанские пилоты — они каждый день встречаются над горами Гвадаррамы с новенькими германскими трехмоторными бомбардировщиками «фоккер», каких никогда не было на вооружении испанской армии. В машинах сидят опытные германские пилоты.

Для так называемых «немецких добровольцев» на территории мятежников отведены специальные отели со всеми удобствами — их чествуют в общественных местах, на улицах. Севильская радиостанция специально для угождения им исполняет немецкий фашистский гимн.

Фашистские полки, наступающие в Эстремадуре, великолепно снабжены всеми видами вооружения последних немецких образцов, вплоть до танков. И мешок, сброшенный немецким самолетом над осажденным правительственными войсками Алькасаром в Толедо, содержал, кроме вдохновляющих писем, также ценные подарки, вплоть до берлинских консервов.

Когда пишутся эти строки, грозная черная точка движется в окне по горизонту. Военный германский самолет с немцем-пилотом хладнокровно выискивает среди [185] столичных кварталов подходящую цель для бомбардировки. Германский фашизм, завидуя лаврам своего итальянского собрата, нашел себе новую Абиссинию — на западе Европы. Неужели же испанский народ будет отдан на растерзание мрачным фашистским выродкам, кровавым служителям фашистского рогатого креста?..

Мадрид, 30 августа. Вчера и сегодня продолжаются весьма серьезные бои к юго-западу от Толедо — на участке Оропесы. Здесь сосредоточены обеими сторонами весьма значительные силы, артиллерия, авиация и танки. От исхода операций в этом районе зависит многое.

На участке Ируна авиация противника безуспешно бомбардировала позиции правительственных войск; продолжается также обстрел ирунских позиций артиллерией противника. Под вечер мятежники предприняли атаку, но отступили с большими потерями.

На арагонском участке мятежники перешли в атаку, но были отброшены с большими потерями. Правительственная колонна находится почти у самых ворот города Уэски.

Правительственная авиация, имеющая базой Малагу, бомбардировала Гранаду, уничтожила стоявшие на земле два самолета мятежников и один самолет мятежников в воздухе.

В Мадриде ночь прошла спокойно. Вновь начали действовать правила противовоздушной обороны. С десяти часов вечера город погрузился в полную темноту. Проезд автомобилей разрешался только в исключительных случаях. Прожектора ощупывали небо. Отряды истребительной авиации патрулировали вокруг города.

Мадрид, 31 августа. Вчерашний день прошел в весьма тяжелых боях в юго-западном направлении от Мадрида, у Талаверы. Здесь правительственные войска сражаются с превосходящими силами противника, весьма хорошо снабженного полученным из-за границы военным снаряжением. На некоторых участках бои продолжались шесть часов без перерыва.

На фронте Гвадаррамы противник также пытался прорвать правительственную линию, но после трехчасового упорного боя был отброшен с большими потерями [186] — убитыми, ранеными и пленными. В этом районе потери имели место с обеих сторон.

Над Мадридом вчера показались только разведывательные самолеты мятежников.

К северо-востоку от Мадрида в секторе Сигуэнсы правительственные силы несколько продвинулись вперед.

Министр народного просвещения Барнес заявил, что им приняты все необходимые меры для защиты художественных сокровищ знаменитого мадридского музея Прадо от воздушной бомбардировки.

Мадрид, 2 сентября. На севере вчера продолжались упорные и настойчивые атаки мятежников. Правительственные войска обороняются с укрепленных позиций. Не дала успеха повторная бомбардировка с земли, с моря (крейсер «Эспанья») и с воздуха Эйбара, Ируна и Сан-Себастьяна.

На Арагонском фронте, у Теруэля, правительственные войска продвинулись вперед и заняли деревню Вильястар. Бои за взятие Уэски приняли, по мнению военного министерства, решающий характер.

Правительственные самолеты атаковали также Бургос, который является политическим центром мятежников, местопребыванием их «Хунты насьональ».

Другой отличительной операцией вчерашнего дня республиканская авиация обязана простому крестьянину из сьерры. Вчера утром через линию фронта из Ольмедо (провинция Вальядолид) пешком за 200 километров он добрался до Мадрида и заявил военным властям, что знает расположение одного аэродрома мятежников и место в лесу, где запрятаны самолеты, склад бензина и бомбы. Крестьянин очень толково указал аэродром на карте и даже взялся найти с воздуха укрытые самолеты.

Летчики взяли крестьянина на борт бомбардировщика. Это был его первый в жизни полет, но он абсолютно точно и сразу привел эскадрилью на место.

Республиканские летчики бомбами уничтожили спрятанные под деревьями два истребителя, трехмоторный «юнкерс» последнего выпуска, склад бензина и бомбы. Двум другим истребителям, тоже германской марки «хейнкель», удалось подняться и улететь, не вступая в бой. Республиканские летчики уничтожили зажигательными бомбами все оборудование и лагерь, примыкавший к аэродрому. [187]

Индалесио Прието, один из виднейших деятелей республиканской Испании, подчеркивает в статье, подводящей военные итоги:

«У мятежников есть два серьезных успеха. Первое — им удалось перевезти на полуостров часть армии из Африки. Второе — им удалось соединить силы юга и севера в Эстремадуре. Этим исчерпываются победы мятежников и неудачи республиканских войск.

Зато фашистов постигла неудача в их стремлении пробраться к Мадриду и изолировать провинцию Гипускоа, отрезав сообщения этой провинции с Францией и Бискайей».

Генерал Мартинес Монхе, занятый формированием частей добровольной правительственной армии, заявил, что, судя по началу, число заявлений о приеме в самое короткое время превысит нужную норму. Это даст возможность лучшего отбора и политического контроля добровольцев через партии Народного фронта.

Мадрид, 3 сентября. Вот как после полутора месяцев располагаются силы правительства и мятежников.

Правительство полностью занимает 18 провинций с общим населением в 8 миллионов жителей.

Военные действия происходят в 15 провинциях с общим населением в 7300 тысяч, считая и такие провинции, где мятежники удерживают только областные центры, как Гранада, Кордова, Уэска, Теруэль, Сарагоса, Овьедо и Толедо, где мятежники сидят только в крепости Алькасар.

Полностью в руках мятежников находятся 16 провинций с общим населением 7 миллионов жителей. В часть из них, как Леон, Сория и Севилья, вступили правительственные войска.

* * *

Вчера и сегодня все внимание правительственных сил сосредоточено на районе Талаверы. Мятежники предприняли здесь новое энергичное наступление, бросили сюда свои лучшие части. Этой операцией руководит лично генерал Мола, — его увлекает возможность прорваться с юго-запада в Мадрид или хотя бы в Толедо, на выручку осажденным внутри города, в крепости Алькасар, мятежникам. [188]

Алькасар в Толедо еле держится. Правительственные пушки уже пробили в его древних стенах большую брешь. Фашисты съели почти все запасы, съели трупы лошадей. Взять крепость совсем не трудно. Но внутри Алькасара находятся, в свою очередь, заключенные — несколько сот заложников, жен и детей рабочих, осаждающих Алькасар. Фашисты предупредили, что уничтожат своих пленников, если придется сдавать крепость.

Самолеты мятежников летали над Бильбао и сбросили восемь бомб на мирное население.

Бои у Ируна продолжаются с прежним упорством; мятежники пытаются наступать, милиционные части отражают их атаки.

Правительственные войска продвинулись до окрестностей Толосы и заняли там укрепленные позиции.

Из Сан-Себастьяна передают, что мятежный корабль «Эспанья» поврежден миной правительственной подводной лодки.

Генерал Кабанельяс, полуосажденпый в Сарагосе, просил у генерала Молы срочных подкреплений, но получил отказ, так как Мола решил сосредоточить свои силы на эстремадурском направлении. Фашисты в Уэске, согласно перехваченному радио, тоже настаивают перед командованием мятежников на подкреплениях, особенно авиацией, ссылаясь на невозможность держаться дольше.

Барселонская газета «Рамбла» протестует против ненужных и вредных сенсаций некоторых органов печати, преждевременно сообщающих о победах и триумфах правительственных войск, даже когда их не было.

Мадрид, 5 сентября. На юго-запад от Мадрида — непрерывное продолжение боев вокруг Талаверы. Республиканские силы пополнены новыми частями. Всю ночь правительственная авиация штурмовала находящиеся в Талавере отряды мятежников и марокканцев.

С часу на час ожидается падение Алькасара (крепости внутри Толедо). Правительственная артиллерия разрушила одну из башен крепости. От бомбардировки загорелся также дом военного губернатора. Милиция уже добирается сюда с ручными гранатами.

На улицах Ируна вчера вечером отдельные группы милиции героически сопротивлялись вступившим в город мятежникам. [189]

Получены сведения о гибели в боях у Оропесы Андреса Мартина Переса, члена ЦК испанского комсомола. Это был чудесный молодой испанец, пламенный оратор и прекрасный организатор, один из лучших передовиков международного юношеского движения.

Мадрид, 9 сентября. Республиканские войска заняли почти весь город Уэску. Сопротивление оказывает только небольшая часть мятежников, которая заперлась в казарме. В связи с этим успехом становится гораздо труднее положение Сарагосы и освобождаются новые республиканские части для ее осады. У Теруэля после некоторого затишья тоже возобновилась активность правительственной артиллерии. Получив свежую партию снарядов, она бомбардировала город. Колонна правительственных войск с боями подошла на несколько километров к городу. В Сьерра-дс-Гвадаррама мятежники вновь оживились, резко усилили огонь и деятельность авиации. Трехмоторный бомбардировщик «юнкерс», появившийся над республиканскими позициями, был атакован истребителем и упал в правительственной зоне. Летчики убиты.

На юго-западном участке продолжается наступление на Талаверу. Пройдены с боем три километра. Противник был вынужден уйти с восточного берега реки и сдать мост. Командиру полка Морено Наварро удалось отрезать и взять в плен марокканскую часть. Ламанчская часть захватила танк, несколько пулеметов, винтовки, гранаты и, кроме того, всякого рода драгоценности и украшения, что показывает грабительские замашки мятежных войск.

* * *

С большим подъемом прошла в Барселоне отправка колонны бойцов каталонской республиканской гвардии в Мадрид в распоряжение центрального правительства.

Провожая эти части, президент Каталонии Компанис заявил:

«Наши лучшие части идут на кастильскую землю, чтобы принять участие в священной борьбе против мятежников. Народ любит эти части, доверяет им и как лучший подарок посылает их своим кастильским братьям». [190]

Колонна состоит большей частью из бывших солдат-резервистов, отобранных в состав республиканской гвардии.

* * *

Фашисты не щадят никого из пленников, попадающих к ним из республиканского лагеря. Но особенно упиваются они, захватив кого-нибудь, имеющего отношение к общественному мнению, к печати, иностранной или испанской, все равно. Мятежники, как известно, расстреляли корреспондента французской газеты «Энтрансижан». Теперь окончательно подтвердилось сообщение о расстреле в Гранаде крупнейшего поэта и драматурга современной Испании Федерико Гарсиа Лорки. Вся страна оплакивает эту потерю. Вчера же стало известно, что в Альхесирасе расстрелян молодой литератор Мигель Пуйоль в отместку его брату — известному карикатуристу, постоянному сотруднику органа компартии «Мундо обреро». Сегодня над очередной карикатурой Пуйоля напечатано известие о расстреле его брата.

* * *

В Мадриде захвачена большая группа из 48 вооруженных фашистов, пытавшихся овладеть мадридской радиостанцией, чтобы сделать демонстративную фашистскую передачу.

Положение в районах, занятых мятежниками, становится все более тревожным для фашистов. Несмотря на чудовищный террор, рабочие, батраки, крестьяне пользуются каждой лазейкой, чтобы получить оружие и попасть на боевой участок, откуда можно бежать к республиканцам и при этом разделаться с кем-нибудь из мятежных офицеров. Сейчас фашистское командование спохватилось и запретило прием в свои части крестьян и безработных. Восстания крестьян и батраков в Галисии заставляют мятежников выводить оттуда свои части.

* * *

Мадрид, 14 сентября. Вчера вечером в Мадриде опубликовано напечатанное в «Правде» письмо работниц и жен рабочих Трехгорной мануфактуры об оказании помощи испанским матерям и детям. [191]

Мадрид, 14 сентября. Город Сан-Себастьян занят фашистскими мятежниками. Защитники города отступили на запад, в направлении на Бильбао.

По сообщениям из Астурии, одна из колонн мятежников разбита там отрядами горняков. Взяты пятьдесят пленных, девять мортир, пулеметы, винтовки и боеприпасы.

В арагонском секторе правительственные войска с боем продвинулись из Сигуэнсы на два километра вперед. Правительственная авиация бомбардировала окрестности Сарагосы и Бельчите.

Из осажденной крепости Алькасар в Толедо бежали семеро жандармов. По их словам, сегодня произошло совещание мятежников по вопросу о сдаче правительственным силам. По некоторым данным, местный дипломатический корпус обратился к правительству с предложением о посредничестве с осажденными в Алькасаре, чтобы уговорить их сдаться, пощадив захваченных ими в качестве заложников женщин и детей. Сейчас оборона фашистов в Алькасаре приняла характер бесстыдной спекуляции жизнью этих беззащитных существ.

В окрестностях Мадрида подбит самолет мятежников. Пилот спасся. Он взят в плен, оказался иностранцем и допрашивается сейчас властями.

* * *

Лучшими правительственными частями на андалусийском секторе, у Кордовы, являются отряды объединенной коммунистической и социалистической молодежи из провинции Хаэн. Ваш корреспондент беседовал с командиром этих отрядов Игнасио Гальего, прибывшим в столицу на несколько часов по вызову Генерального штаба.

— Мы организовались в отряды, — рассказал молодой командир, — сейчас же после начала мятежа. Мы решили не сидеть в своих деревнях — там было сравнительно спокойно, — а пойти на помощь Республике и ее правительству. Мы теперь отлично видим, что эта война — не на два дня, как нам казалось раньше. Но победа останется за нами, и ключ к победе только в одном — в организации.

Мы страстно желаем объединения верховного военного командования. Мы уверены, что оно будет работать в тесном контакте с командирами нашей народной милиции, которые нуждаются в авторитетном военном руководстве. [192] Для моих частей эта проблема уже решена. У нас никогда не было недоразумений с высшим военным командованием, и отношение его к нам отличное. Оло ценит наши боевые качества.

* * *

Новый министр просвещения коммунист Хесус Эрнандес предпринял чистку аппарата и системы министерства сверху донизу от фашистских элементов, отравлявших сознание школьной молодежи и пытавшихся использовать школу для борьбы с Республикой. Он намерен открыть широкий доступ во все учебные и научные учреждения представителям республиканских, демократических элементов.

Бойцы народной милиции и члены их семей, заявил Эрнандес, получат стипендии, которые облегчат им обучение. Нужен подлинный крестовый поход против неграмотности — страшного наследства королевской Испании. Для этого будет создана новая сеть школ.

Министр вносит на утверждение правительства декрет о назначении знаменитого художника Пабло Пикассо директором мадридского музея Прадо и известного профессора-философа Менендеса Пидаля — председателем Национального совета культуры. Память поэта Гарсиа Лорки, расстрелянного фашистами, будет увековечена рядом мероприятий.

Союз испанских писателей и драматургов постановил создать добровольческую часть имени Гарсиа Лорки и направить ее к Гранаде, чтобы после взятия города разыскать тело писателя и доставить его в Мадрид.

Любопытную речь произнес вчера с радиостанции компартии священник-антифашист Гарсиа Моралес. Гарсиа Моралес заявил, что гражданская война в Испании поднята против народа сильными мира сего, богатыми эксплуататорами. Ярко и страстно говорил он о преступлениях испанского духовенства, которое стало слугой капитала и фашизма и восстало против законно образованного правительства. Его голос прерывался при описании зверств фашистов по отношению к женщинам и детям.

Мадрид, 16 сентября. Новые известия о кампании помощи среди советских женщин вызывают в Мадриде подлинный энтузиазм. Повсюду на собраниях под гром [193] аплодисментов оглашаются письма, напечатанные в «Правде».

Алькальд города Мадрида Педро Рико прислал мне сегодня следующее письмо:

«В кровавых буднях гражданской войны, на фоне актов ненависти и предательства, которые так часто заставляют содрогаться, особенно сильным контрастом выступают акты дружбы и великодушия.

Поэтому мы воспринимаем с особым восторгом и волнением инициативу советских женщин, пришедших на помощь своим испанским сестрам. Как алькальд столицы Испании — Мадрида, я прошу газету «Правда» передать жителям Москвы и всему советскому народу братский республиканский привет от благодарных граждан, которые сражаются за честные человеческие цели, и от их жен и детей».

* * *

В районе Санта-Олальи, на Талаверском шоссе, правительственные части продвинулись на некоторое расстояние, захватив в плен нескольких мятежников. Однако положение в этом секторе остается весьма серьезным, так как противник продвигается с правого фланга (на север от Талаверы).

В Астурии правительственным войскам, осаждающим Овьедо, приходится направлять значительную часть сил на отражение группы мятежных войск, пробивающихся с запада на соединение с фашистским гарнизоном Овьедо.

Такую же тактику мятежники используют на арагонском секторе по отношению к Уэске. Из Сарагосы пробивался к Уэске отряд мятежников в 800 человек. Он был остановлен, разбит республиканцами и отступил, потеряв 180 человек.

На остальных секторах важных событий нет.

Мадрид, 19 сентября. Опубликован декрет министра земледелия Урибе о создании комитетов земледелия при городских муниципалитетах. (До сих пор в Испании не существовало областных и местных государственных и муниципальных сельскохозяйственных органов.) Комитеты составляются из ответственных лиц и представителей крестьян под председательством местного алькальда. Их основная задача — подъем производительности и интенсивности земледелия. [194]

Декрет обязывает землевладельцев возделывать всю землю, годную для обработки. Государство будет оказывать крестьянству помощь семенами, удобрениями и прочим.

За нарушение декрета предусматривается «снятие земледельца с его участка и передача последнего для обработки организациям сельскохозяйственных рабочих или крестьян». За повторные нарушения декрета виновные будут лишаться права собственности на землю, которая будет передаваться муниципалитетам.

Сейчас стал в порядок дня также вопрос об оплате сельскохозяйственных продуктов, полученных в порядке добровольных поставок и реквизиций для нужд армии в начале мятежа у мелких и средних крестьянских хозяйств, главным образом в Восточной Испании. Министр Урибе сообщил вашему корреспонденту, что он вносит законопроект об оплате наличными всех квитанций, выданных крестьянам на ранее взятые у них сельскохозяйственные продукты. Налаженная ныне интендантская служба более или менее аккуратно расплачивается с поставщиками. Бойцы народной милиции, получая десять песет в день, тоже могут платить за все, что покупают у крестьян сверх своего довольствия.

Помощью для крестьянства явилась и отсрочка всех платежей по налогам и обязательствам.

Толедо, 19 сентября. Вчера на рассвете правительственные войска взрывами разрушили предпоследнюю из уцелевших башен старинной крепости Алькасар в Толедо, где засели мятежники. Затем правительственные части предприняли атаку Алькасара. Удалось даже на время водрузить на стене крепости красный флаг.

Мятежники яростно сопротивляются, отвечают ружейным и пулеметным огнем, ручными гранатами и минометами. Во время атаки ранен подполковник Барсело, командующий осаждающими частями.

Ночь прошла сравнительно спокойно. Правительственная артиллерия продолжала обстрел крепости. В ответ раздавались редкие выстрелы мятежников. Ночью же были эвакуированы обитатели улиц, окружающих Алькасар, — на случай вылазки осажденных мятежников.

Около полудня возобновились атаки крепости милиционными частями. В штурме участвует батальон имени Пасионарии. Наступающие части несут значительные потери: [195] у фашистов удобные огневые позиции в верхней части крепости.

Фашистский разведывательный самолет с большой высоты наблюдает за боем.

Сегодня в Толедо прибыл генерал Асенсио, командующий правительственными войсками на центральном секторе.

* * *

За вчерашний день правительственные войска в секторе Санта-Олальи продвинулись на левом фланге без потерь на десять километров и вернули себе здесь позиции, занимавшиеся ими семнадцатого сентября.

В Астурии колонна мятежников с боем вышла из Овьедо на соединение с фашистскими силами, продвигающимися из Галисии, но была задержана правительственными войсками.

На других секторах выдающихся событий не было.

Целый ряд данных позволяет предполагать, что мятежники сейчас собирают большой кулак пехоты, артиллерии, кавалерии и отчасти танков для решительного удара на Мадрид, который будет, по всей вероятности, сопровождаться воздушной бомбардировкой столицы. Здесь наступила ранняя холодная, дождливая осень. Зима в Кастилии считается (конечно, для испанцев) суровой, а для южан, и особенно марокканцев, — мучительной. В Мадриде из магазинов уже изъяты для фронта все теплые вещи. Осень и зима могут стабилизовать военные действия и лишить мятежников плодов их сентябрьского наступления. Поэтому командование мятежников будет очень серьезно готовить свой ближайший удар.

В Мадриде декретом правительства образована комиссия из представителей министерств военного, финансов и морского. Ее главной задачей является концентрация производства всех видов вооружений и боеприпасов. Комиссия имеет права верховного органа по отношению ко всем предприятиям военной промышленности и заготовителям военного сырья.

Толедо, 21 сентября. После успехов противника за вчерашний день на центральном секторе, сегодня создается серьезное для столицы положение. Командование мятежников решило сейчас, после трехнедельного успешного наступления с юго-запада от Мериды, бросить свои силы в решающий бой. Одновременно ведутся атаки на [196] Сомосьерру из Сигуэнсы. Ближайшей задачей мятежники ставят себе подойти к Толедо, от которого находятся в тридцати с лишним километрах, и освободить осажденных в Алькасаре.

Правительство и военное командование поставили перед собой решающую задачу: установить порядок и дисциплину среди довольно значительного количества вооруженных частей, выявить среди них подлинно боеспособные кадры и выдвинуть их как ударное ядро республиканских сил.

В этом отношении первостепенную роль приобретает 5-й полк народной милиции, выросший в значительное войсковое соединение и воспитавший тысячи хорошо обученных бойцов, сотни квалифицированных командиров. Теперь каждый сектор фронта требует в свои части хотя бы небольшое подразделение из 5-го полка. Прибыв на боевой участок, это подразделение приобретает характер ударной группы, ведущей за собой более отсталые кадры.

Вновь назначенный командир 5-го полка Энрике Листер в речи, обращенной вчера к частям, идущим в бой, сказал:

— Вы, бойцы 5-го полка, — авангард и гордость вооруженного народа, его самая надежная защита. Ваша дисциплина и храбрость служат примером для всех. Вы боретесь за наш рабочий класс и его интересы, за наше крестьянство и его права на землю, за весь народ, за его свободу, против фашистского порабощения.

Энрике Листер — рабочий, коммунист, с самого начала мятежа отлично руководил частями народной милиции на фронте Гвадаррамы и там был произведен в майоры. Там же он объединил несколько своих частей в так называемую «колонну Виктории», которая теперь сражается на подступах к Толедо и внутри самого Толедо штурмует Алькасар.

Вчера Толедо, ныне ближайший к Центральному фронту город, посетил Ларго Кабальеро.

Мадрид, 23 сентября. В напряженное настроение трудящихся Мадрида вести о помощи трудящихся Советской страны вносят радостную, электризующую ноту.

При всем обилии важнейших, срочнейших вопросов обороны столицы, газеты помещают целые столбцы телеграмм из СССР. Вчера вечером опубликована резолюция работниц Трехгорной мануфактуры в ответ на обращение [197] Национального женского антифашистского комитета. Телеграммы о митингах в Москве, Ленинграде, Киеве и других городах — все это вызывает подлинный восторг и укрепляет веру в свои силы и в возможности сопротивления фашизму.

Мадрид, 21 октября. Не так давно фашистский генерал Мола заявил корреспондентам газет:

— Мы наступаем на Мадрид четырьмя колоннами войск. Пятая колонна ждет нас в самой столице.

Что это — офицерское хвастовство? Или чрезмерная откровенность?

Пожалуй, и то и другое. А если угодно — и третье. Призыв через линию фронта: организовать в Мадриде фашистскую «колонну», если она еще не создана.

Говоря со всей серьезностью, надо согласиться, что кое-кого генерал Мола в Мадриде все-таки имеет.

Недавно в городе началось довольно странное явление. Исчезло около дюжины дружинников 5-го полка народной милиции. Все пропавшие — как на подбор надежные, преданные, боевые ребята.

Расследование обнаружило, что всех их, на разных улицах, задержал какой-то военный патруль (или несколько патрулей). Этот патруль останавливал и других военных и штатских лиц, но, просмотрев документы, отпускал. Нужны были ему только милисианос 5-го полка, а может быть, и более ответственные люди.

Дружинники бесследно пропали. Теперь командование 5-го полка издало приказ, в котором предупреждает, что дружинники, если их будут задерживать люди, не снабженные документами определенного, установленного образца, имеют право стрелять.

Террористы «пятой колонны» охотятся не только за бойцами 5-го полка. Фашистское подполье Мадрида необычайно активно. У него сотни больших и малых целей, объектов для убийств и разрушений, вредительства и шпионажа.

Несколько тысяч вооруженных мадридских фашистов имеют в помощь себе большой «актив» контрреволюционной буржуазии и помещичьей аристократии. Это снятые с работы, но оставленные на свободе чиновники времен монархии. Это акционеры крупных национализированных предприятий, клерикальные круги. Это множество родных и родственников бежавших или арестованных [198] фашистов: их помыслы направлены на помощь армии мятежников, либо на освобождение родных, либо просто на кровавую месть.

По мере приближения фронта к Мадриду вся эта свора становится все наглее, ее шпионаж — более дерзким, вредительство — более опасным. Известно, что недавно фашисты устроили большое собрание в Национальной библиотеке. Оно было целиком арестовано. На днях в целом ряде кварталов кто-то начал распространять по квартирам необычайно подробную анкету якобы от имени МОПРа. В анкете содержалось множество вопросов: партийность, политические убеждения, имеет ли оружие, кого и где знает, в каких антифашистских действиях участвовал на фронте и в тылу.

Это был, в сущности, полный протокол допроса фашистской охранки. Кое-кого из организаторов «анкеты» арестовали, но несколько тысяч простодушно заполненных опросных листков бесследно исчезло.

Четыре колонны генерала Молы имеют окрыляющую их иностранную поддержку. Им предупредительно расчищают дорогу германские танки, их по-матерински прикрывают широкими крыльями трехмоторные ангелы-хранители системы «юнкерс», «хейнкель» и «капрони».

А «пятая колонна» — имеет ли и она такого рода поддержку? Конечно, имеет.

В Мадриде цельного иностранного сеттльмента нет. Он рассироплен по всему городу. Но он очень агрессивно проводит свои мирные дипломатические будни. Выехав из столицы, почти все послы и посланники предоставили здания своих миссий под убежища и террористические штабы испанским фашистам. Не говоря уже о германском, итальянском, португальском посольствах, весь Мадрид знает, что посольство Чили — это укрепленный пункт мятежников с множеством пулеметов, газовыми установками и радиостанцией.

Как борется республиканский Мадрид с «пятой колонной», пробующей взорвать его изнутри?

Нельзя сказать, что против фашистского подполья ничего не предпринимается. Народные массы проводят большую чистку города от враждебных элементов. Созданы и работают домовые комитеты, группы бдительности в помощь полиции, производятся облавы, обыски. После десяти часов вечера на улицах кромешная тьма, на каждом шагу караулы, проверки. Сотни фашистов выведены на чистую воду, изолированы и обезврежены. [199]

Но простодушие, доверчивость и подлинно испанская беспечность республиканцев еще служат надежной помощью фашистским заговорщикам. Кое-какие органы мадридской печати своей восторженной болтовней не повышают, а усыпляют бдительность демократических масс. Вот почему «пятая колонна» еще может показать свои когти и зубы в решающие дни обороны Мадрида.

Мадрид, 22 октября. Грузовики с людьми и инструментами катятся к городским окраинам. Мадридские рабочие, те, что еще остались в тылу, едут строить траншеи и укрепления для обороны столицы.

Барабаны гремят на улицах. 200 тысяч мадридских женщин, работниц, служащих и домохозяек, участвуют в демонстрации коммунистической партии. Они готовы защищать свой город от фашистов.

Под высоким куполом кинотеатра «Монументаль» перед семью тысячами рабочих-слушателей секретарь Коммунистической партии Испании Хосе Диас говорит о пролетарской обороне Мадрида.

В напряженные, решающие дни отчаянной борьбы, в дни черной угрозы, нависшей над республиканским Мадридом, все громче и тверже слышится голос партии испанского пролетариата — коммунистической партии. Весь первый период гражданской войны, как и перед тем в период создания Народного фронта, партия и ее руководство сосредоточивали все свое внимание на глубокой организационной работе в массах. Коммунистическая партия была самой лояльной и выдержанной в проведении политики Народного фронта, в его сохранении и укреплении. Она до сегодняшнего дня цементирует Народный фронт, заботясь о том, чтобы объединенные демократические силы сплошной стеной противостояли фашистскому натиску.

Но притом партия ни на минуту не забывала своих собственных задач. Изо дня в день горячо и упорно вбирала она в свои ряды все лучшее, честное, классово сознательное, боевое из среды городского и сельского пролетариата, бедного и среднего крестьянства.

Не было времени на проведение партийных школ, на долгие политические курсы. Партия воспитывала свои кадры на ходу, в перерывах между боями, в лагерях, в ходе борьбы. Это было нелегко для молодой испанской партии и ее молодого руководства, которое само нуждалось [200] в учебе, в опыте, во времени для спокойного анализа и изучения сложной обстановки.

Но преданность, самоотверженность, революционное мужество и упорство удесятерили силы и способности испанцев-большевиков. Организуя, уча, воспитывая массу, они при этом учились и росли сами.

Сегодня командир-коммунист усваивал, как надо рыть окопы, завтра он обучал этому десять унтер-офицеров и через них послезавтра — тысячи бойцов. Ночью, когда усталые кастильцы и андалусийцы спали, комиссар вчитывался в историю борьбы уральских партизан. Двадцатидвухлетний Мануэль Рубио, командир батальона, ночью у Ильескас пытливо изучал тактику борьбы против кавалерии.

Эта целеустремленная, лихорадочная и притом хладнокровная боевая и созидательная работа дает сейчас свои плоды. Из первых ударных рабочих дружин вырос 5-й полк, из горсти политработников вырос институт военных комиссаров. Первые коммунистические группы работниц положили начало громадному пролетарскому женскому оборонному движению.

Строгие большевистские принципы ведения гражданской войны чистыми руками сильно повлияли на весь стиль поведения республиканских вооруженных сил, избавили прифронтовое население от безответственных поступков отдельных разложившихся и деморализованных солдат. Бдительность испанских коммунистов предотвратила несколько опаснейших заговоров и покушений на главу Республики и главу правительства.

Сейчас, когда превосходство вооружений и строевых качеств привело фашистских мятежников почти к воротам Мадрида, когда отдельные растерявшиеся политики прячут голову под казенно-оптимистические заголовки либеральных газет, — сейчас выступила на передний план роль партии как лучшего боевого организатора масс против фашизма.

Это признает совершенно объективно вся страна, признают враги и друзья. И недаром, это не секрет ни для кого, фашистские убийцы крадутся прежде всего за вождями компартии, за коммунистами и командирами, комиссарами и простыми дружинниками-коммунистами. Недаром, это не секрет ни для кого, наряду с рабочими и крестьянами самые видные представители научной, технической интеллигенции антифашистского Мадрида, крупнейшие военные специалисты в весьма высоких чинах [201] обращаются с просьбами о приеме их в Компартию Испании, как самую серьезную и организованную из всех партий, руководящих борьбой.

Хосе Диас говорит — семь тысяч человек под куполом «Монументаль» прикованы глазами к его небольшой, хрупкой фигуре.

Плавно и твердо поднимается напряжение его речи, смелой, откровенной, волнующей. Зал переживает каждое место этой речи, то дышит хмурой тишиной, то вспыхивает радостью. Ручаюсь, среди семи тысяч слушателей здесь, под куполом, и миллиона там, у радиорупоров, нет ни одного, кто не обратил бы речь большевика-испанца к самому себе, к своему личному поведению.

Бурная и грозная овация провожает Хосе Диаса. Коммунистическая партия Испании хорошо говорит с народом. Она говорит, она и делает, она сражается за народ, за свою родину и свободу.

Мадрид, 24 октября. Линия огня сейчас формально находится в тридцати трех километрах от столицы. Но спускаясь поутру в Мадриде из своей квартиры по лестнице, слышишь торопливую дробь пулеметов и выстрелы зенитных орудий. Самолеты противника пришли с ранним визитом. Они бросают бомбы и летучки к населению: «Мадрид окружен, сопротивление бесполезно, содействуйте сдаче города!» Кажется, один из бомбардировщиков только что сбит правительственными истребителями. Мы это проверим потом. Сейчас — на юг по толедской дороге.

Вокруг города — тихо, спокойно. Заканчиваются несколько линий окопов и траншей. В долинах пока медлительно пасутся стада овец.

В двадцати километрах от города — глухие громы правительственных батарей. Идет обстрел занятого фашистами селения Ильескас, которое республиканцы пробуют себе вернуть.

Огонь сегодня хорошо централизован, чего не было раньше. Противник отвечает, но сдержанно. Его артиллерия сегодня не проявляет особенно большой инициативы.

Еще несколько километров — здесь горячее: шоссе обстреливается шрапнелью. Приходится оставить машину в кустах, у откоса дороги.

Бойцы окопались отдельными маленькими группками. [202] Теперь это делается куда толковее, быстрее, чем прежде. Вообще, облик и стиль частей сильно изменились по сравнению с тем, что можно было видеть раньше на той же толедской дороге.

...На войне огнем для приличия называют смерть. Бойцы лежат в ямках перед Ильескас, они лежат вот уже четвертые сутки без движения под огнем противника, под огнем то средним по силе, то большим, то ураганным, то сдержанным, как сегодня. Они уже обтерпелись, держатся хорошо, спокойно. Командующий сектором считает их хорошей, обстрелянной частью.

Это большая похвала. По-настоящему обстрелянных полевых бойцов и частей в республиканской армии до сих пор было маловато. Это факт. Фронт у Гвадаррамы не в счет. Там, на скалистых горных рубежах, бойцы чувствовали себя на баррикадах, а в баррикадном бою испанцы большие храбрецы и мастера. Огонь на равнине, огонь сверху над равниной тяжело угнетает горного и городского человека, наполняет его чувством одиночества и потерянности. Потому все это время отступали убого вооруженные республиканские части до самого центра страны, под непрерывным, безостановочным гранатным, шрапнельным, пулеметным, минометным, авиационным огнем великолепно снабженного противника.

То, что на дипломатическом языке было названо невмешательством в дела Испании, на языке военном составило перевес для фашистской стороны в сотни самолетов, многие десятки танков, полтораста полевых орудий с постоянным боевым питанием, две тысячи пулеметов, тридцать тысяч винтовок и круглым счетом четырнадцать миллионов винтовочных и пулеметных патронов.

Жгучий ливень смерти льют фашистские убийцы трех стран над мирной испанской землей. Но народ все крепче сжимает в руках свое скромное оружие, все смелее и привычнее бросается в борьбу.

Мадрид, 24 октября. Надо сказать об одном жизненно важном для Испании вопросе завтрашнего и даже сегодняшнего дня. Вопрос весьма прозаический и тыловой. Но от него зависит в немалой степени настроение на фронте.

В восточных оливковых и фруктовых районах страны почти созрел новый урожай. Урожай прекрасный. Например, [203] апельсины. Средний урожай в основной апельсинной провинции Валенсии — 20 миллионов ящиков по 100 килограммов. В этом же году он составит 25 миллионов ящиков. Выше среднего и урожай испанского лука, олив, риса и пшеницы.

Как и каким способом крестьянство реализует свой урожай в этом году?

Это означает: кем, где за границей этот урожай будет закуплен и как вывезен?

Испания — страна большого аграрного экспорта. За 1935 год сельскохозяйственный вывоз составил 380 миллионов золотых песет. Главное место в этом вывозе занимают провинции восточного Средиземноморского побережья и Андалусия. Вывозят апельсины, лимоны, лук, орехи, картофель, виноград. Зерна и риса Испания вывозила несравненно меньше, а в этом году совсем не будет вывозить.

На первом месте во всем испанском экспорте стоят, конечно, апельсины. В 1935 году их было вывезено на 103 миллиона золотых песет. С середины октября в Валенсии начинается горячий экспортный сезон: заключаются сделки, подписываются договоры, фрахтуются пароходы. Крестьяне, получив деньги за урожай, делают закупки.

В этом году вот уже двадцать четвертое октября, а пока ничего определенного не слышно на побережье. В деревнях с тревогой ждут заготовителей апельсинов, но они не приезжают. В городах — неопределенность. Никто толком не приступал к экспортной кампании. Все стоит без движения. А ведь в одной только мелкой вспомогательной промышленности, обслуживающей апельсиновый экспорт, занято в сезон несколько десятков тысяч человек: столяры, изготовляющие ящики, упаковщики, производители этикеток, папиросной бумаги для завертки и пр.

Что же стоит в этом году на пути сельскохозяйственного экспорта, единственного источника существования значительной части испанского крестьянства?

Технических препятствий, по существу, нет, хотя о них стараются кричать во всем мире иностранные фашистские круги. Восточное побережье Испании и ее территориальные воды совершенно открыты и безопасны для доступа любого числа торговых пароходов. В портах — спокойствие и порядок. Экспортеры фруктов и их флот встречают самый корректный, любезный прием. [204]

В прошлые годы апельсины вывозились обычно на английских и германских пароходах, но, если бы эти суда уклонились от своих обычных функций, нашлись бы сотни пароходовладельцев, которые с готовностью взяли бы эти функции на себя.

Почти весь экспорт Испании ведется сейчас по «клирингу», то есть по системе закрытых взаимных перерасчетов между государствами, без перевода за границу валюты. Иначе говоря, в каждой стране, куда Испания вывозит свои товары, она обязана покупать на соответствующую сумму товары этой страны. Но состояние испанских счетов почти во всех странах сейчас пассивное. Чтобы получить экспортные контингенты, испанские банки должны сначала рассчитаться по старым счетам своих закупок за границей. Больше того, крестьянству Восточной Испании придется расплачиваться за долги всей страны, за все занятые мятежниками территории. Деньги, вырученные за урожай валенсийских крестьян, могут быть задержаны на валютных счетах в покрытие, например, закупленного в прошлом году вооружения для колониальных частей в Марокко...

Главными покупателями испанских апельсинов являются: Франция — 28 миллионов золотых песет в 1935 году, Германия — 27 миллионов, Великобритания — 23 миллиона, Бельгия — 7 миллионов, Голландия — 5 миллионов, Польша — 3,5 миллиона. Британия, кроме того, закупает в Испании на 35 миллионов золотых песет другие фрукты и овощи. Любопытно, что единственная страна, которая имеет пассивное сальдо с Испанией (как, впрочем, и с другими государствами), — это Германия. Она забрала перед мятежом много цветных металлов, особенно ртути, и в большом долгу перед Испанией. Трудно найти, впрочем, человека, который надеялся бы, что Германия поспешит уплатить мадридским банкам валютное сальдо.

Международный фашистский сброд будет стараться сейчас наряду с военной интервенцией задушить испанский народ экономически — сорвать экспорт его урожая, лишить его плодов тяжелого сельскохозяйственного труда. Для этого фашисты пойдут на все хитрости и подлости.

Итальянские коммерсанты уже начали по радио целую кампанию по распространению ложных слухов о том, что якобы фруктовый урожай этой осенью из Испании вывезен не будет. Итальянское радио пророчит [205] «апельсиновый голод», повышение цен на апельсины, а заодно дружески советует всем спешно запасаться итальянскими апельсинами.

Долг антифашистской общественности во всем мире — экономически помочь испанскому крестьянину в трудную минуту. Рабочий класс, хотя он в капиталистических странах беднее всех, может сыграть и здесь свою роль. В целом ряде стран, например в Англии, имеются большие, богатые кооперативные организации — они могут дать серьезные заказы на испанские фрукты и овощи и добиться у своих правительств контингентов на это.

Как поступит Франция, главный импортер из Испании? Или французское правительство и покупку испанских апельсинов считает нарушением соглашения о нейтралитете?

Во всех странах политические, общественные, профессиональные организации, сочувствующие республиканской Испании, должны помочь ей, организовав закупку и сбыт испанских фруктов. (Мы не упоминаем Советский Союз — он уже сделал свой заказ.) Испанского крестьянина, обороняющего свою землю и свободу, надо коллективными усилиями защитить от нового предательского удара в спину.

Мадрид, 28 октября. Чем дышит сейчас Мадрид?

В недрах огромного города происходит важный и сложный процесс. Что-то рождается, что-то умирает.

Умирает, по-моему, идея беспомощности. Она была сильна, и для этого были основания: превосходство вооружения противника, потоки его огня против республиканских батальонов, безнаказанность германских, итальянских и португальских интервентов перед лицом всего мира, каждодневные бомбардировки, наконец, некоторый груз ошибок и заблуждений республиканской обороны, ошибок, рожденных неопытностью бойцов и командования, новизной характера войны.

Рождается в передовых слоях и в массах идея и воля сопротивления, защиты Мадрида, его сохранности, его неприкосновенности.

Мадридцы начали привыкать к войне. Во время бомбардировок убежища в подвалах стали пустовать. Публика деловито разглядывает «юнкерсы» и соображает, куда они направляются. Каждая окраина города имеет свой план защиты, утвержденный командованием. [206]

Момент трагического отношения к событиям прошел, сменился активностью, энергией, оживлением — не только в лозунгах и заголовках газет, но в самой гуще мадридского населения, в его деятельности, в инициативе, в изобретательности.

Строительные рабочие Мадрида оставили недоконченными огромные дома и кладут балки в траншеях.

Все с огромным вниманием слушают передаваемые генералом Франко по радио приготовления к торжественному въезду в Мадрид, регламент торжественной мессы, которая должна быть отслужена в мадридском кафедральном соборе. Слушают и спешат по своим делам, на фабрики, в конторы, в министерства, в казармы.

Вечером, перед десятью часами, когда улицы должны погрузиться в полный мрак, на тротуарах собирается уйма народу. Настроение бодрое. Уличные прохожие окружают слепого музыканта у подножия памятника, бросают ему медь в шляпу, он играет на скрипке «Интернационал», а толпа поет. Не какая-нибудь организация, или милиционная часть, или общество — просто толпа на улице поет «Интернационал».

Ослабела ли опасность для Мадрида?

Нет. Ни в какой мере, ни на волосок.

Но дух сопротивления растет и поднимается в республиканской столице, в траншеях и окопах вокруг нее. Народ ждет перелома, контрудара по обнаглевшему фашизму, и дождется его если не сегодня, то завтра.

Мадрид, 7 ноября, 12 часов дня. К вечеру шестого ноября фашистские части, поддержанные мощным огнем артиллерии и вновь прибывшими германскими танковыми частями, подошли к городским мостам.

Ночью атака несколько затихла. Поддерживался только артиллерийский огонь по городу.

В связи с отъездом из Мадрида республиканского правительства в два часа утра седьмого ноября образован Комитет (Хунта) обороны Мадрида. В него вошли: генерал Миаха, представители партий Народного фронта и анархистской Национальной конфедерации труда.

Ночь прошла в городе очень тревожно. С утра Комитет обороны объявил по радио, что в целях сохранения человеческих жизней он обеспечил дорогу из города, ведущую на восток, для эвакуации женщин и детей.

На баррикадах много бойцов. [207]

На уже захваченных улицах предместья фашисты проводят такую тактику: сначала улицы «прочищает» огнем танк, затем по ней атакой проходят марокканцы, а солдаты иностранного легиона входят в дома и занимают окна верхних этажей, защищая продвигающиеся части от обстрела сверху. В госпиталях осталось несколько тысяч невывезенных раненых.

Сейчас, к полудню, огонь всех видов усиливается.

17 часов 45 минут. Во второй половине дня фашистские силы предприняли попытку обойти мадридский парк Каса-де-Кампо, но были своевременно отражены правительственной артиллерией и авиацией. Части, защищающие Мадрид, проявляют героические усилия. В некоторых направлениях выдвинутые вперед горсточки бойцов задерживают превосходящие их силы противника.

С южного края города начала наступать марокканская конница, но была задержана огнем республиканской авиации.

Противник не перестает пополнять свои наступающие на Мадрид силы свежими частями.

Сегодня по улицам героического Мадрида прошло несколько демонстраций в честь девятнадцатой годовщины Великой пролетарской революции в СССР.

23 часа 40 минут. Через двадцать минут пробьет полночь. Мы можем по праву сказать, что и в Мадриде провели праздничный день. Банды фашистов рвались сегодня в столицу, как никогда. Фашистское командование в трех последних приказах призывало части генерала Варелы войти в город именно в этот день. Но мадридские рабочие сорвали приказы генерала. Пусть ценой большой крови, но они отстояли сегодня Мадрид. Праздник трудящихся всего мира не был омрачен.

Более того, к вечеру усталые лица мадридцев сияли гордостью. Смелой контратакой части 5-го полка вместе с рабочими Карабанчеля выбросили фашистов из этого предместья. При этом была захвачена итальянская танкетка с испанским офицером. Вечером ее, истерзанную и изломанную, при неописуемых кликах восторга катили по Карабанчелю.

Еще более того! Группы подпольных фашистов в двух местах города начали стрельбу из пулеметов — рабочие [208] уничтожили их в один час, не отрывая солдат от главной линии обороны.

Вечером вышел экстренный выпуск «Мундо обреро» с описанием Октябрьского праздника в Москве.

Сейчас побывал на передовых позициях. Перестрелка редкая. Артиллерийский огонь тоже. Часть бойцов на постах. Остальные, завернувшись в одеяла, спят на мосту у баррикад. На завтра, по ряду сведений, противник готовит новый большой штурм со свежими частями и огневыми средствами. Но и боеспособность Мадрида возрастает с каждым часом.

8 ноября, 18 часов. С одиннадцати и до семнадцати часов противник, держа с юга от города сковывающую группу, продолжает обходное движение основными силами с юго-запада и запада. Здесь появилось несколько эскадронов марокканской конницы.

Созданный для защиты Мадрида Комитет обороны возглавляется, как я уже сообщал, уполномоченным правительства генералом Миахой. Секретарем комитета назначен представитель социалистической партии. Военным отделом ведают два представителя компартии, отделом внутреннего порядка в городе — два представителя организации Объединенной социалистической молодежи, отделом промышленности — два представителя анархистской Национальной конфедерации труда, продовольственным отделом — два представителя Всеобщего союза трудящихся, связью — два представителя Республиканской левой, финансовым отделом — два представителя Республиканского союза, информационным отделом — два представителя анархистской молодежи, эвакуационным отделом — два синдикалиста.

Глава Комитета обороны генерал Миаха обратился с коротким воззванием к войскам и населению Мадрида. Он надеется, что колонны Барсело, Галана, Эскобара, Листера, Прады, Клаирака и Буэно выполнят свой долг и отбросят противника от городских ворот, что городское население будет сражаться рядом с частями и проявит героизм в уличных боях. По отношению к дезорганизаторам и предателям в городе будут приняты самые суровые меры. С ними будут расправляться на месте. Мадрид, заявляет генерал Миаха, будет обороняться любой ценой. Его оборона обеспечена героизмом и организованностью бойцов и населения. [209]

Только что над городом появились и начали усиленную бомбардировку семь «юнкерсов» в сопровождении шести истребителей.

9 ноября, 14 часов. Сегодня с утра фашистские войска начали общую атаку на город. Республиканские части и рабочая милиция Мадрида мужественно отражают натиск врага. К четырнадцати часам атака результатов не дала.

Город обстреливается тяжелой артиллерией. Эскадрилья тяжелых бомбардировщиков «юнкерс» бомбардирует центральную часть города.

9 ноября, 17 часов 30 минут. К тринадцати часам правительственные части с упорными боями продвинулись в парк Каса-де-Кампо.

К четырнадцати часам республиканские части оттеснили фашистов в глубь парка. По всему берегу реки Мансанарес республиканцы ведут героические оборонные бои. В квартале за рекой отряды фашистской «Испанской фаланги», сопровождающие регулярную армию, начали резню оставшегося в своих жилищах рабочего населения.

Мадрид, 10 ноября. Еще сутки прошли. И силы защитников Мадрида не ослабели. И их дух окреп.

Вчера замечательно дрались танки. Раздавили батарею из трех орудий. Расквасили итальянские танкетки. Уничтожили несколько грузовиков, возивших моторизованную пехоту фашистов.

Но самое замечательное — республиканская пехота сражается с каждым часом все лучше. Вечером правительственные части продвинулись в парке Каса-де-Кампо. В южном направлении бригада Листера продвинулась к Вильяверде.

Части, защищающие Мадрид, захватили несколько пленных. Кстати, сегодня же на участке северней Мадрида к республиканцам перебежали два фашистских офицера.

Хожу по окопам Университетского городка. Это основная позиция над рекой. Сильный орудийный, пулеметный и ружейный огонь. Но здесь сидят уже обстрелянные люди. Противник встречает ожесточенное сопротивление. [210]

Поблизости в другом окопе — одна из частей Интернациональной бригады. Французы, англичане, немцы, итальянцы и швейцарцы в братском соседстве сражаются за свободную Испанию. Это в большинстве солдаты и офицеры мировой войны. Грязной банде наемных убийц и преступников из иностранного легиона международное антифашистское движение противопоставляет идейных борцов, бескорыстных и отважных защитников испанского народа, добровольно прибывших из многих стран.

...Очень мучает город беспрерывная воздушная бомбардировка. Республиканская авиация не может много заниматься противовоздушной обороной Мадрида, так как должна бороться против наступающих военных частей.

В центре города было несколько попыток выступления так называемой «пятой колонны» (фашистов, засевших в подполье).

На трех улицах фашисты бросили вечером из окон верхних этажей ручные гранаты и бомбы. Первая бомба убила двух детей, вторая не причинила вреда, третья произвела большие разрушения. Первые два террориста схвачены и расстреляны, третий скрылся.

Комитет обороны Мадрида объединил все вооруженные отряды, находящиеся внутри города. Учреждения и организации имеют право создать охрану внутри своих помещений. Вся наружная охрана улиц централизована.

Очень характерно сегодняшнее заявление Верховного военного трибунала Республики. Трибунал в полном составе явился в Комитет обороны Мадрида и объявил, что будет выполнять любые приказания генерала Миахи, начальника обороны Мадрида, по поддержанию военно-революционного порядка в Мадриде.

К шестнадцати часам республиканская авиация блестяще закончила бомбардировку парка Каса-де-Кампо. Фашисты начали в беспорядке отступать. Преследуя их, три батальона республиканской народной милиции ворвались в парк и сейчас занимают половину его. Излишне говорить, как этот успех поднял настроение бойцов.

Мадрид, 15 ноября. Вчерашний сравнительно тихий день сменился сегодня ожесточенным штурмом фашистов у Французского моста. Сюда фашисты направили [211] артиллерийский огонь, пулеметы и легкие танки «ансальдо». Сюда же прилетели восемь «юнкерсов», которые почти одновременно сбросили около семидесяти бомб на республиканские части, прикрывающие мост. В течение нескольких минут земля буквально дрожала от чудовищных ударов стокилограммовых бомб. Поднялся смерч огня, песка, камней и обломков.

Мадридские и каталонские рабочие, из которых некоторые впервые взяли в руки винтовку, мужественно сражаются в этом ураганном огне.

* * *

Сегодня вечером «Мундо обреро» разъясняет в редакционной статье решающую важность защиты Мадрида для всей республиканской Испании. «Судьба Мадрида в большей или меньшей степени отразится на судьбе Каталонии», — говорит газета.

В связи с этим газета выступает против необдуманно-благодушного и убаюкивающего тона некоторых каталонских газет, в частности «Солидаридад обреро», которая уверяет, что Мадрид уже вне опасности. «Больше серьезности, товарищи! — говорит газета. — Мадрид по-прежнему в опасности, Мадрид по-прежнему под угрозой: враг стоит в его воротах».

Мадрид, 16 ноября. Сегодня с утра по реке Мансанарес противник обстреливает линию обороны правительственных войск бешеным артиллерийским, пулеметным огнем, почти исключительно разрывными и бронебойными пулями. У мостов Толедского, Сеговийского, Принцессы и Французского — проливной огненный дождь.

Говоря о борьбе у мостов, не надо представлять себе, что мосты являются единственным средством форсирования реки. Мансанарес — весьма скромная река. В основном она не намного шире нашей Яузы, а в черте города это еще более узкий канал, который нетрудно перейти, особенно там, где он усыпан крупными обломками взорванных мостов. Республиканским частям приходится вести оборону на линии почти шестнадцати километров, на протяжении которых растянулись извилины реки.

С четырнадцати часов дня жестокая борьба началась [212] в Университетском городке в северо-западном предместье Мадрида. К заходу солнца народной милиции удалось выбить марокканцев из здания философского факультета.

Мадрид, 17 ноября. Сегодняшний день прошел в ожесточенной борьбе на участке у Французского моста и и Университетском городке. Несмотря на сильную атаку фашистских частей, марокканцев и иностранного легиона, поддерживаемую ураганным артиллерийским огнем и воздушной бомбардировкой, республиканские части удержали все свои позиции.

Весь город продолжает находиться под впечатлением вчерашней бомбардировки мадридских госпиталей. Кроме госпиталя «Сан-Карлос», в котором полностью разрушены два верхних этажа, пострадали мадридский провинциальный госпиталь санитарной федерации и госпиталь медицинского факультета Мадридского университета.

Представители французского и английского посольств сегодня осматривали разрушения, причиненные госпиталям фашистской авиацией. Этот показ произвел большое впечатление. Немедленно после этого французское посольство официально заявило Комитету обороны Мадрида, что предлагает свой протекторат раненым, больным, женщинам, детям и старикам Мадрида. Для защиты всего этого безоружного и беспомощного населения посольство предоставляет в распоряжение комитета свой национальный флаг. Кроме того, французское посольство предложило использовать как убежище для женщин и детей здание французского лицея в Мадриде.

Нужно приветствовать это предложение французского посольства, хотя неизвестно, что оно сможет дать: несколько дней тому назад германские летчики бросили бомбу в здание того же французского лицея, на котором уже развевался национальный флаг.

Английское посольство тоже сообщило Комитету обороны Мадрида, что готово принять меры к сохранению жизни раненых, женщин и детей Мадрида от бомбардировки фашистских мятежников.

Большинство убитых и раненых во вчерашней и сегодняшней бомбардировке — это женщины и дети.

Последняя бомбардировка была около часу назад. [213]

Мадрид, 18 ноября. Мадрид горит. Горят общественные здания, гостиницы, лазареты, институты, большой корпус Национальной библиотеки, рынок и церковь на площади Кармен.

Фашистской авиацией подожжена вся центральная часть города.

В горестном молчании тысячи и тысячи людей вытаскивают из квартир свой скарб — тюфяки, детей, завернутых в одеяла, и идут... Куда?

Три часа ночи. Бомбардировка продолжается. Еще вчера фашистской авиации нужны были осветительные ракеты. Сегодня пылающий город сам себя освещает, и, опьяненные зрелищем пожаров, убийцы все приходят и приходят, все кидают и кидают новые бомбы в уходящих жителей, в пожарных, в новые и новые живые мишени.

Комитет обороны Мадрида принял вчера решение эвакуировать население из кварталов, соприкасающихся с боями, в юго-восточную часть города.

Рынок на площади Кармен пылает горячим, жадным огнем. Сюда только недавно привезли продовольствие. Завтра целый район города останется голодным.

Догорает большое здание типографии и редакций газет «Либертад» и «Информасьонес». От тяжелого дыма горящей бумаги и краски туманится голова.

* * *

Сегодня к вечеру противник решил атаковать Мадрид не только авиационными бомбами и артиллерией, но и клеветой. По всем сохранившимся проводам в Мадрид посыпались запросы, вошли ли уже фашисты в центр города. Запрашивавшие были немало удивлены, услышав по телефону знакомые голоса.

Мадрид сопротивляется, несмотря на чудовищный огонь, которым противник обстреливает его с земли и с воздуха. Более того, сегодня республиканские части, хотя и незначительно, продвинулись по Толедскому мосту в направлении Карабанчеля и Вильяверде. Интернациональная бригада под руководством героического генерала Клебера продолжает окружение гнезд марокканцев и регулярных фашистских войск в Университетском городке.

Мадрид, 19 ноября. Сегодняшний день, пожалуй, один из самых блестящих в обороне Мадрида. Сегодня фашисты мобилизовали большие силы и военную технику для [214] новой решительной атаки, форсирования реки Мансанарес и прорыва линии правительственных войск на участке парка Каса-де-Кампо. Все эти атаки, сопровождавшиеся ураганным огнем, поддержанным танками, были героически отбиты республиканскими частями. У Французского моста блестяще дрались колонны 4-й бригады, командир которой был вчера убит. На всех участках обороны Мадрида республиканцы удержали свои позиции.

Длительное сопротивление республиканского Мадрида приводит в слепую ярость международный фашизм. Генерал Франко и его германские и итальянские покровители решили стереть с лица земли столицу Испании, истребить ее обитателей. То, что происходило и происходит в городе этой ночью и сегодня днем, превосходит самую больную фантазию.

Мадрид, 20 ноября. Сегодня с утра над Мадридом проливной дождь. Это дает населению некоторую надежду, что воздушная бомбардировка сегодня будет слабее или совсем не произойдет.

Один из главных героев блестящих боев на реке Мансанарес — молодой командир Хулио Карраско из 5-го полка народной милиции, командир батальона «Либертад». Этот батальон уничтожил два неприятельских легких танка, взяв в плен 10 танкистов. Союз Объединенной социалистической молодежи в знак признания героизма Карраско избрал его членом мадридского комитета Объединенной социалистической молодежи.

Мадрид, 21 ноября. К полудню милиция и бойцы Интернациональной бригады, энергично атакуя, заняли здания клинического госпиталя, богадельни «Санта-Кристина». При этом был почти уничтожен эскадрон марокканской конницы.

Клинический госпиталь и богадельня были главными гнездами фашистов в Университетском городке. Оба здания взяты лобовой атакой, пулеметным огнем и штыками.

Марокканцы и «регулярес» отошли в сторону реки и парка Каса-де-Кампо. Очень трудно проникнуть в только что захваченные здания. Они теперь под новыми обстрелами. Внутри — чудовищный разгром: потолки и полы [215] пробиты снарядами, оборудование разбито, изуродовано. Поставлены ребром кровати, полы покрыты осколками разбитой посуды.

...Надо было уже давно сказать о героизме и самоотверженности мадридских врачей и всего медицинского персонала. От крупнейших профессоров с международным именем до маленьких простых санитаров и уборщиц — все они разделяют испытания и опасности вместе с ранеными. Приходится работать при всех бомбардировках и обстрелах, рискуя собой, своей жизнью.

Кто мог думать, что самый тихий, ученый академический уголок Мадрида будет ареной ожесточенных, самых яростных боев!

Мадрид, 28 ноября. Сегодня деятельность обеих сторон свелась в основном к артиллерийской стрельбе и отдельным коротким ударам с целью овладения отдельными домами в Университетском городке. Республиканские части на этом участке проявляют каждая свою собственную инициативу, чтобы улучшить свои позиции. Много штыковых и рукопашных боев.

Вечером состоялся, после перерыва, новый воздушный налет на Мадрид. Британская парламентская делегация смогла вместе с мирным населением Мадрида разделить все прелести ожидания в подвале, под бомбами германских и итальянских пилотов.

Мадрид, 2 декабря. Среди отрядов испанского пролетариата, обороняющего свою страну от фашизма, железнодорожники занимают одно из самых передовых мест. С первого же дня офицерского мятежа рабочие всех железных дорог на баррикадах с оружием в руках дрались с врагом. Тогда же профсоюзы железнодорожников сформировали свои батальоны и послали их на фронт. Часть этих батальонов блестяще отразила наступление противника в Сомосьерре, заставила его отступить и крепко держит свои позиции больше трех месяцев. Другие батальоны и роты сражаются на разных участках и фронтах.

Героически боролся отряд железнодорожников в Сигуэнсе. Фашисты уже окружили город, основные части республиканцев уже вышли из боя, а две роты путейцев, [216] образуя, по заданию командования, сначала сковывающую группу, а затем арьергард, героически оборонялись два дня в сигуэнском соборе. Часть из них пала в неравном бою, часть пробилась сквозь огненное кольцо и присоединилась к своим.

На каждом узле, на каждой станции созданы ударные отряды, которые день и ночь несут охрану путей, депо, мастерских, сигнализации и складов. Окончив работу по специальности и пообедав, рабочий идет в смену на свой военный пост.

Но главное, в чем проявилась пролетарская инициатива, боевой дух железнодорожников, — это в создании, вооружении и боевой деятельности бронепоездов.

Я .видел несколько таких поездов: на Арагонском фронте, на севере и теперь под Мадридом. Сделаны поезда по-простецки, можно сказать, кустарно. Но хорошо. Металлисты Барселоны, Бильбао, Мадрида вложили в эту работу всю свою энергию и изобретательность. Республиканские бронепоезда сыграли в борьбе большую роль. Они вряд ли действовали точно по военному уставу, которого они, кстати, еще не читали. Но делали повсюду, где могли, все, что могли. Проникали на десятки километров в глубь территории противника, атаковали маленькие города, высаживая из поездов десанты по 50, по 100 человек. Боролись даже с танками.

В одной из недавних операций бронепоезд под командой Хуана Морильо неожиданно подошел к Робледо, где стояла полуторатысячная колонна полковника Москардо, бывшего коменданта толедского Алькасара. Поезд продвинулся на 300 метров к вокзалу, на главный путь, и сразу открыл яростный огонь. Колонна в панике пустилась в бегство. Железнодорожники вышли из поезда и без особого труда забрали три пушки, пулеметы, патроны. В этой атаке команда поезда имела 10 раненых.

У Посуэло железнодорожники на днях спасли 300 республиканских карабинеров, которых окружил враг. Бронепоезд послал одного бойца передать карабинерам, чтобы они с боем продвигались к линии железной дороги. Затем поезд ворвался почти в центр боя. Он вернулся оттуда с потерями, весь в пробоинах, но увозя с собой 300 товарищей. Военный министр специальным приказом отметил эту героическую операцию.

Мы беседовали с бойцами-железнодорожниками. Они горды своими успехами, горды своими героями: Эрианом [217] Пересом — первым бойцом против танков, Августином Росасом — защитником Сигуэнсы, Хуаном Морильо и многими другими. Они бережно сохраняют список 85 своих товарищей, павших до сегодняшнего дня в борьбе с фашизмом, и помогают их семьям. Они держат связь с четырьмястами ранеными железнодорожниками и заботятся о них.

Начальник всей милиции железнодорожников Нарсисо Хулио и комиссар стрелочник Урбано Гарсиа делятся своими планами. Они говорят о формировании новых батальонов, о пуске новых бронепоездов, о содействии железнодорожникам тыла в охране и продвижении военных грузов.

Производственная работа испанских железнодорожников заслуживает не меньшей похвалы, чем их боевая активность. На правительственной территории железнодорожная сеть работает очень неплохо, грузы и пассажиры передвигаются почти нормально, — и это в условиях фронтовой обстановки, каждодневных бомбардировок и диверсионных фашистских актов. Огромная работа проделана по организации усиленного движения товарных поездов вдоль побережья Средиземного моря и от него к фронту. Отлично налажено было и движение беженцев и имущества во время эвакуации. Снабжение Мадрида продовольствием идет без особых перебоев, а достигается это довольно сложной системой перегрузок и объездов.

Всем этим испанский железнодорожный транспорт обязан сейчас новому и весьма неопытному рабочему руководству. Девяносто процентов всех дорог Испании национализировано только после мятежа. До этого из 16 тысяч километров испанской сети только 300 километров принадлежало государству, остальным владели частные компании. Сейчас во главе дорог стоят рабочие контрольные комитеты, они и руководят всей эксплуатацией железнодорожного транспорта. Приходится и руководить и учиться в одно время.

— Трудно, конечно, — говорят бойцы, — но стоит потрудиться. Мы стараемся узнать все, что только можно, о работе советских железных дорог. Конечно, мы не можем сравнить себя с Советским Союзом. Но все-таки мы говорим себе: а ведь и мы тоже управляем железными дорогами. И не хуже, чем это делали наши хозяева. Борьба научила нас верить в свои пролетарские силы. [218]

Мадрид, 4 декабря. Сегодня фашисты не проявляют особой активности на боевых участках, если не считать перестрелки и канонады в Университетском городке.

По-видимому, противник приводит в порядок свои сильно потрепанные за последние четыре дня части. Даже фашистские источники говорят о больших потерях противника в последних боях.

Зато фашистская авиация представлена сегодня над Мадридом в большой массе. Появились сразу 27 «юнкерсов» и 3 «капрони», всего 30 бомбардировщиков. Они сделали, что могли: сбросили часть бомб над рабочими кварталами Фуэнкарраль и Куатро Каминос, но затем вынуждены были бежать от атаки республиканских истребителей. Республиканцы преследовали «юнкерсов» 20 километров над фашистской территорией.

Сегодня же республиканская авиация совершила налеты на аэродромы в Навальморале и Севилье.

Мадрид, 6 декабря. Сегодня ровно месяц обороны республиканского Мадрида. Неужели уже месяц?

Здесь этот месяц пролетел, как неделя. Слились, склеились лихорадочные дни и тревожные ночи надежд и разочарований и новых надежд, дни и ночи баррикадных боев, пожаров, взрывов, провокаций, дни и ночи героизма и самопожертвования бойцов и населения, радость каждому новому дню удачной обороны.

У фашистов ощущение было, вероятно, обратным. Нескончаемым должен был им казаться этот месяц на пороге Мадрида.

Каково же положение теперь? На этот вопрос дают разные ответы.

Есть мнение, которое сводится к тому, что Мадрид так или иначе обречен, что весь месяц его борьбы — это только агония, что раньше или позже — в день ли святой Барбары, покровительницы артиллерии, или в день пречистой богородицы, покровительницы пехоты, — он все равно падет, как зрелый плод, в руки фашистской армии. Мнение это глубоко ошибочно. Уже десять дней назад мы писали, что оборона Мадрида вылилась в генеральное сражение гражданской войны в Испании. Мы указывали четыре основных черты, характеризующие большой успех республиканцев в этом сражении.

Первое: самая оборона столицы.

Второе: сковывающая роль мадридской группы, которая [219] постепенно притянула к себе основной массив фашистских военных сил.

Третье: очень серьезные потери, нанесенные противнику, частичная деморализация его войск и. командного состава.

Четвертое: перерождение самих республиканских частей в мадридских боях, их привычка к огню, к твердому сопротивлению, освоение ими новых видов оружия и сопротивление тем же видам оружия в руках противника.

Последние десять дней дают основание еще больше подчеркнуть эти выводы. Нет никаких сомнений, что Мадрид сейчас гораздо, несравненно сильнее, чем шестого ноября. Это признают сейчас и далеко за стенами Мадрида.

Другое мнение представляет обратную крайность. Люди полагают, что положение стабилизовалось, что оно совершенно нормальное, что Мадрид, стоя на месте, постепенно уничтожит всю армию Франко, до последнего человека, и вздохнет свободно. Или даже больше: что фашистская армия обязательно и непременно сама себя захлопнет целиком в ловушку под тем же Мадридом.

Это мнение не менее ошибочно и более вредно, потому что порождает убаюкивающие иллюзии.

Есть, конечно, немало примеров в военной истории, когда наступающая армия почти на пороге своей цели оказывалась обойденной и разбитой. Но эти примеры учат обе стороны. Франко очень зорко и, мы бы сказали, даже нервно следит за своими флангами. Он укрепляет их хорошими, бдительными частями, фортификациями, окопами, проволочными заграждениями, хотя это и стоит ему некоторого ослабления сил под самим Мадридом. При этом он делает все, что только от него зависит, чтобы поднять свои войска для большого, сокрушительного удара по столице.

Месячное стояние под Мадридом поставило Франко в смешное и глупое положение перед всем миром. Не уходить же отсюда! Берлинские и римские покровители Франко — в бешенстве; они требуют кончать игру. А игра не кончается. Судя по сообщениям фашистского радио, генерал Франко испытывает острейшую нужду в людях и деньгах. Он реквизирует все деньги и драгоценные металлы. Он рассылает агентов за границу, чтобы получить дотации под будущие концессии.

В ответ на встречные претензии испанских генералов Рим и особенно Берлин решили дать им все, что угодно: [220] регулярные части, танки, артиллерию и любое количество авиации.

В ответ на республиканские атаки аэродромов Талаверы, Севильи, Авилы, уничтожившие десятки бомбардировщиков, фашисты демонстративно поднимают в воздух новые и новые дюжины «юнкерсов» и «капрони». Обставившись спереди и с флангов ударными иностранными и колониальными полками, сбросив с воздуха одновременно несколько тысяч бомб, фашистское командование попробует нанести свой большой удар.

Ко всем вариантам новых наступательных попыток фашистов здесь готовятся и, очевидно, отразят их с потерями для фашистов. А отсюда вытекает третий взгляд на перспективы мадридского сражения и всей гражданской войны в Испании, взгляд единственно реальный: борьба будет еще долгой, затяжной, тяжелой и кончится, несомненно, победой народа. В этом глубоко убеждены республиканские бойцы и командование.

Германская артиллерия, танки у ворот столицы Испании, германо-итальянский воздушный корпус над ней — такова сегодня обстановка у Мадрида. Бойцы уже успели окрестить гитлеровских интервентов меткой кличкой. Они их называют «арийскими маврами».

Я беседовал с бойцами и командирами колонны Галана о новом противнике, с которым им придется теперь встретиться. Они говорят:

— Мы будем драться против фашистских захватчиков нашей родины, как дрались против их здешних агентов. Немцы с итальянцами хотят повторить Абиссинию в Испании, и, по-видимому, великие державы умывают руки. Мы теперь знаем, что значит «политика невмешательства», хорошо знаем на своей шкуре, что значит «делимая» война, когда враг кидается на одну жертву за другой, а остальные безропотно дожидаются, пока дойдет до них очередь, пока «юнкерсы» отбомбят Мадрид и пойдут над Страсбургом, над Парижем, над Лондоном. Ну что ж, они, в тысячу раз более сильные и опытные, боятся Гитлера, а мы будем драться, и посмотрим, чья возьмет.

Мадрид, 14 декабря. Сегодня фашисты вышли из состояния пассивности, в котором пребывали последние несколько дней, и начали наступление в районе Эскориала к северо-западу от Мадрида. Здесь, двинув в бой группу частей с артиллерией и танками, они пытались форсировать [221] реку Гвадаррама и подойти к деревне Вальдеморильо. Очевидно, это попытка осуществить давний план Франко — отрезать Мадрид от горного гвадаррамского сектора, или, вернее, отрезать этот сектор от Мадрида и изолировать его, взяв Эскориал.

Республиканские части очень хорошо встретили наступающего противника. Они подпустили его на близкое расстояние и затем открыли сильный огонь. Результат: фашисты отступили. Их части, перешедшие было реку Гвадаррама, остались без подкреплений и вернулись в свое расположение.

После этого в течение дня фашисты три раза возобновляли свои атаки, но без результата. Сейчас, к двадцати трем часам по московскому времени, бой еще продолжается.

Сегодня же противник пытался наступать в Университетском городке, со стороны моста Принцессы, но был отброшен энергичным огнем республиканской артиллерии.

В районе Карабанчеля правительственные войска заняли полицейскую казарму.

Республиканские летчики сбили сегодня разведывательный самолет противника. Он упал и сгорел на территории республиканцев.

Мадрид, 19 декабря. Минувшей ночью мятежники пробовали использовать густой туман для внезапных атак в Университетском городке и на участке Карабанчеля, но были отброшены с большими потерями.

Сегодня с утра на западе и северо-западе от Мадрида, в районе Боадилья-дель-Монте, Посуэло, Вальдеморилья и в направлении к Эскориалу вновь появились большие силы фашистов. Начались яростные атаки республиканских позиций. У фашистов здесь действуют танковые колонны, много артиллерии, марокканская конница и бомбардировочная авиация.

Республиканские части встречают фашистов сильным артиллерийским и пулеметным огнем, короткими контрударами пехоты и атаками штурмовых самолетов. Очевидно, свой долго подготовляемый удар фашистское командование решило нанести все-таки здесь, в обхват правого фланга обороны Мадрида, между Мадридом и Эскориалом.

Значение, которое придают мятежники этому своему [222] новому наступлению, подтверждается еще и тем, что, по показаниям нескольких пленных, вчера участок Боадилья-дель-Монте посетил генерал Франко.

Генерал хочет праздновать рождество в Мадриде. Не думаем, что ему это удастся. Но завтрашний и послезавтрашний дни будут горячими и тяжелыми.

Мадрид, 13 февраля. Бои на реке Хараме продолжались сегодня весь день с неослабевающей силой.

Мятежники сосредоточили у переправ большой вооруженный кулак общей численностью в 15–18 тысяч человек, в том числе около шести эскадронов кавалерии, шести [225] отрядов марокканских стрелков. От республиканской авиации они прикрывались мощным огнем нескольких зенитных батарей, от республиканских танков — целой системой артиллерийского противотанкового огня. Их танки и авиация непрерывно атаковали весь сектор реки Харамы и тыловые пункты. Такого удара республиканская армия еще не испытывала за все время гражданской войны.

Республиканцы отвечают на новое наступление активной обороной, непрерывными контратаками. Язык, образуемый излучиной реки Харамы, глубоко вдающийся к валенсийской дороге, почти целиком очищен от фашистов. Республиканская авиация сражалась блестяще. Сегодня она опять сбила семь германских «хейнкелей».

Мадрид, февраль{1}. «Сеньорито» — так называется в Испании щуплый, выутюженный, прилизанный субъект с тонким шнурком усов на верхней губе, развинченный и спесивый, на весь день прикованный к столику кафе, авторитетный знаток тавромахии (искусство боя быков) и сексуальных проблем, круглый невежда во всем остальном. Перевалочным пунктом его жизни были женитьба и получение казенного места. До этого его еще тревожили какие-то заботы и мысли о будущем. Свадьба и первая получка жалованья в министерстве решали все мировые проблемы. Жена берегла дома горшки и пеленки, а сеньорито обсуждал с приятелями стиль тореадоров и телосложение киноактрис.

Когда начались мятеж и гражданская война, тысячи сеньоритос пробрались из Мадрида через фронты и надели форму фашистской армии. Несколько сотен спряталось в посольствах. Остальные — тихонько саботируют о тыловых учреждениях. Улицами Мадрида и траншеями его обороны завладела другая молодежь. Она бедно одета и плохо выглядит, потому что очень плохо ест, она отказывает себе в очень многом — не только в лишнем куске хлеба и чашке кофе, но и в книге, и даже иногда в политическом споре. Надо оценить силу выдержки и степень идейного подвига современного юноши антифашистской Испании, вспомнив, что коммунисты, республиканцы, анархисты и католики сражаются рядом под одним [226] знаменем. Они откладывают свои разногласия до конца гражданской войны, а ведь каждого сделали бойцом в этой войне его собственные идеи, собственные интересы. Студент философского факультета и пастух с гор говорят друг другу «ты», едят одной ложкой, а иногда вдвоем владеют одной винтовкой. Из этой винтовки оба они по очереди стреляют в общего врага, а враг стремится уничтожить их обоих — и философа и пастуха.

В борьбе со страшным призраком фашистского рабства сближаются люди разных воспитаний и мироощущений, завязывается и крепнет боевая дружба. Молодые бойцы за демократическую Испанию еще не сговорились насчет Маркса и Бакунина. Но у них, например, нет разногласий в движении, которое здесь называется антитанкизмом: и анархисты и социалисты — все сходятся на том, что гитлеровский танк надо бить с пятнадцати шагов в мертвом секторе его обстрела связкой гранат и метить надо в ходовые части. И — такова логика всякого боевого единства — оно идет вглубь, связывая тела, оно связывает и души.

Тяжелые, кровопролитные бои опять идут в центре Испании. Мировой фашизм хочет сомкнуть свое железное огненное кольцо и задушить республиканскую столицу вместе с войсками, обороняющими ее. Обливаясь кровью, отражая удары со всех сторон, расправляясь с фашистскими изменниками в своем тылу, народ сражается за свободу. В его авангарде борется испанская революционная молодежь.

Трагическая, неравная борьба! Пожалуй, нигде в мире, не считая нашей Родины, на долю молодежи не выпадала более трудная судьба: поколение 1937 года в Испании — это люди, принявшие на себя наступательный удар мирового фашизма, первые люди, встретившие фашистских поджигателей войны боем и контратакой. Молодой испанец-антифашист 1937 года — эта обаятельная фигура останется в истории революционной борьбы человечества.

Мадрид, 16 февраля. Сегодня все еще продолжаются упорные бои на реке Хараме. В течение дня фашисты четыре раза предпринимали ожесточенные атаки на республиканские линии и четыре раза были отброшены. Сейчас, к исходу дня, республиканцы сохранили все свои позиции. [227]

Около семнадцати часов мы видели новый воздушный бой, в котором с обеих сторон принимало участие опять около восьмидесяти самолетов. Республиканские истребители дерзко ворвались в плотный строй, окружавший 10 бомбардировщиков «юнкерс», и атаковали их. Несколько минут схватки — и два «юнкерса» начинают падать. Один, с воспламенившимся крылом, медленно, за линию фашистов. Другой, как огненный шар, падает отвесно вниз. Четыре человека с парашютами отделяются от машины. У одного парашют не раскрылся, остальные благополучно опускаются и попадают в плен к республиканцам. Республиканские солдаты в восторге бегут к пылающему на земле огромному самолету. Командир еле успевает остановить их: начинают взрываться уцелевшие на самолете огромные бомбы. Со своей стороны фашистская артиллерия, увидев скопление людей вокруг пожарища, начинает крыть по пригорку снарядами.

Тем временем в воздухе продолжается бой, вернее, преследование поспешно отступающих «хейнкелей» и «фиатов». Ободренные успехом, республиканские летчики буквально терзают стаю фашистов и сбивают еще два неприятельских истребителя... Весь бой, который, казалось, тянулся целую вечность, на самом деле продолжался 27 минут.

Мадрид, 23 февраля. Сегодня день большой и удачной активности республиканцев. Они беспрерывно атакуют на ряде участков харамского сектора. Идет бой за высоту Пингаррон, которая сегодня три раза переходила из рук в руки. Республиканцы отразили несколько штыковых контратак фашистов.

На участках обороны Мадрида республиканцы успешно атаковали фашистов в Университетском городке и в кварталах Карабанчеля, где захватили несколько десятков домов.

Валенсия, 6 марта. В разгар борьбы с фашизмом со всех фронтов гражданской войны, с заводов и полей, из осажденного Мадрида, из Страны Басков, из Астурии, из Каталонии, из фашистского подполья съехались в Валенсию на пленум ЦК Компартии Испании лучшие бойцы героической партии испанских большевиков.

Здесь многих не хватает. Одни не могли отлучиться с [228] фронтов, а другие — их список нескончаемо долго в тягостной тишине читает Долорес Ибаррури:

«Убит гранатой под Мадридом...»

«Пал смертью славных в Астурии...»

«Замучен фашистами в Малаге...»

«Погиб в атаке на Хараме...»

«Расстрелян в Толедо...»

Пленум приветствуют представители братских компартий Германии, Англии, Италии, Чехословакии и комсомола Аргентины. Большой, многочасовой доклад Хосе Диаса поднимает огромный комплекс важных вопросов — о теории демократического государства нового типа, складывающегося в Испании, о расстановке классовых сил — и до проблемы горячей пищи в частях, производства патронов, ремонта грузовиков.

Слушаешь не уставая, с неослабным вниманием этот прекрасный, вдумчивый, яркий боевой доклад и чувствуешь, как огромна тяжесть, которую возложила война, революционная обстановка на молодую партию, на ее Центральный Комитет, на этого маленького, на вид хрупкого, но внутренне бесконечно сильного, изумительного человека, бывшего батрака и ныне секретаря Коммунистической партии Испании.

Слушаешь и видишь ораторов на трибуне — членов Центрального Комитета, областных секретарей и рядовых активистов, — в рабочих ли куртках, в военной ли форме, в скромных ли блузах пропагандистов или в министерских пиджаках, и ощущаешь, как выросла эта партия за полгода, какие чудесные кадры людей она создала — не только 121 630 бойцов и командиров — коммунистов, сражающихся в рядах армии, но и организаторов, политиков. Всего компартия насчитывает сейчас в своих рядах 249 140 членов.

Борьба в Испании вступила в решающую фазу. Единство антифашистского лагеря, охрана интересов и прав всех входящих в него групп, союз республиканского города и деревни решают судьбу ничуть не в меньшей, а в большей степени, чем пушки, чем пулеметы, чем танки. В полном сознании этой непреложной истины, в сознании ответственности перед всем испанским народом обсуждает и решает свои вопросы Центральный Комитет партии испанских большевиков. [229]

Гвадалахара, 12 марта. Перед натиском итало-германского экспедиционного корпуса солдаты и командиры Испанской республики не отступают и не только не потеряли мужество, но, наоборот, обрели его в большей степени. Сегодня день непрерывных атак итало-германских частей на арагонской дороге. Всего за день, до двадцати часов, фашисты произвели четыре большие атаки. Все атаки отражены республиканцами полностью. Час тому назад, отразив последнюю, четвертую атаку, республиканцы преследовали своего противника и продвинулись почти на два километра вперед.

Республиканская авиация, несмотря на очень плохую погоду, совершила два штурмовых вылета и жестоко «побрила» пехотные части интервентов. Уничтожено много грузовиков с пехотой и легковые машины.

Сейчас на командный пункт одной из республиканских бригад доставлен пехотный штаб (канцелярия) итальянского полка — документы, книги, списки, приказы. Успех вчерашнего и сегодняшнего дня очень повысил настроение и боеспособность республиканских частей на Гвадалахаре.

Бильбао, июнь{2}. Борьба вокруг Бильбао совершенно не похожа на борьбу вокруг Мадрида. Она вообще ни на что не похожа.

Наступление на Бильбао — это сокрушительный, безнаказанный террор массированной авиации. Об этом можно прочесть полтораста телеграмм. Но чтобы понять, надо хоть на минутку вдуматься и представить себе это.

И в военной теории, и в практическом применении войсковая авиация всегда предназначалась для поражения целей в глубине расположения противника. Она идет уничтожать там, куда не достает пулеметный и артиллерийский огонь.

Здесь она поступает куда более просто. Избирает маленький, в один-два километра, участочек фронта, начинает бить по самому переднему краю обороны, и как бить!

Никогда за все время испанской войны мы не видели, не, слышали ничего подобного.

Многими часами (при нас на днях пять часов подряд, но бывало и больше) небо не очищается от самолетов. [230]

Их работает здесь, у фашистов, более полутораста, и они непрерывно сменяют друг друга. Самые бомбы они уже не бросают, а просто сыплют ими, отдельные взрывы сливаются в сплошной громовой гул.

Десятки тонн взрывчатых веществ без перерыва, нескончаемо раздирают землю на большую глубину, рвут и поднимают в воздух скалистые толщи. Все содрогается далеко вокруг. Даже волной воздуха убивает на большом расстоянии все живое.

Что делать во время такой бомбардировки? Надо отсиживаться в убежище, если оно есть вблизи, если до него удалось незаметно доползти. В поле это не так легко: сверху зорко следят, с очень маленькой высоты — малейшее движение открывает человека, за ним сейчас же начинают охотиться с пулеметами истребители, штурмовики, сопровождающие бомбардировщики. Кроме того, перебежкой можно открыть, где находится убежище, и жестоко подвести товарищей. Значит, надо неподвижно лежать под кустом, в траве или стоять, тесно прижавшись к скале, к камню, и ждать, ждать и ждать, пока утихнет наконец чудовищный шквал смерти. А вверху все маячат, все движутся тройками, девятками, дюжинами серебристые крестики, и кругом, изрыгая тучи дыма, песка, осколков, сотрясается обезумевшая земля.

Фашистский воздушный флот не громит центр города (как делал это осенью). В черте города он лишь изредка обрушивается на судостроительные и снарядные заводы. Пока не трогает центр — значит, надеется взять его, сломать только скорлупу, а орешек оставить целым. Вот если упадет духом, как под Мадридом, тогда и здесь начнет сокрушать что попало, и не только с воздуха, а и артиллерийским огнем...

Покружив над городом, авиация выбирает очередной маленький участок обороны и, как мы сказали, начинает буквально стирать его огнем. Откровенно говоря, трудно назвать какую-нибудь пехоту, которая могла бы лучше, чем баски, держаться вот так, часы и часы, дни и дни, без защиты с воздуха, в нескончаемом урагане смерти. Ведь иногда баски оставляли передние линии даже не во время самой бомбардировки, а ночью, в тишине. В этот момент им ничто не грозило. Но мысль, что завтра с утра этот кошмар опять начнется, — одна эта мысль гнала людей назад.

Вот тут и показали себя поистине героические качества маленького народа, обороняющего свою свободу и [231] независимость. Все больше и больше замедлялся темп отступления басков, сжимаемых в кольце, пока совсем не приостановился. Бойцы привыкли переносить самые жестокие многочасовые бомбардировки.

За последние дни, из-за того что атаки мятежников чуть ослабели, начало распространяться мнение, что наступление на Бильбао уже выдохлось. Мы с этим не согласны. По целому ряду признаков надо ожидать здесь со дня на день сильного удара. Фашисты подвозят резервы, генерал Давила готовится показать себя достойным преемником незадачливого Молы, Мы накануне нового обострения борьбы за Бильбао. К этой очередной схватке баски готовятся всеми силами. Войска прошли и проходят здесь через те же испытания, через те же слабости и ошибки, что и на Центральном фронте. Только недавно перестали здесь управлять частями побатальонно, перешли на бригадную и дивизионную систему. Пополнение и формирование еще спотыкается о разные препятствия партийного и национального свойства. Но жестокая терка войны пообтерла, обшлифовала шершавые доморощенные инструменты народной обороны. Еще недавно в качестве противовоздушных убежищ здесь строили длинные галереи с окнами и дверями, с бревенчатыми настилами и над входом снаружи вывешивали флаг. Убежища последних дней гораздо меньше, проще и теснее. Зато они гораздо надежнее. Как лисьи норы, таятся они в толщах холмов и гор, имея над собой несокрушимые пласты горных пород. Глубоко зарывшись в землю, крепко держась за нее, обороняет трудовой народ басков подступы к своей столице.

(Бильбао, июнь{3}.) На днях враг снова обрушил сокрушительный удар с воздуха и сразу вслед за этим направил мощный клин из нескольких десятков тысяч солдат в линии обороны города. Ему удалось с размаху войти внутрь «синтурона». Конечно, это очень осложнило положение. Бои вплотную придвинулись к окраинам города. Теснимая многократно превосходящими силами, баскская пехота с огромным героизмом и упорством сражается за каждую пядь земли.

Все сплотились в эти дни и часы, для того чтобы преградить путь фашизму и иностранной интервенции. Люди различных убеждений, взглядов сражаются бок о бок [232] против фашистской угрозы, нависшей над столицей басков.

Настали решающие часы обороны Бильбао. Героические отряды басков вынуждены не только оборонять город, но заботиться и о самих себе, то есть не дать себя окружить и отрезать, не отдать в плен врагу живую силу, что было бы огромным уроном для дальнейшего хода войны. Они должны в то же время обеспечить эвакуацию из Бильбао гражданского населения, заводского оборудования и военных запасов по дорогам, обстреливаемым с истребителей на бреющих полетах.

Бой идет у ворот столицы басков.

Валенсия, 2 июля. Второй конгресс Международной ассоциации писателей все-таки состоится в Испании. Основная часть иностранных делегатов переехала в разных местах границу, находится на испанской территории и сегодня вечером прибывает в Барселону.

Мы говорим «все-таки состоится», потому что всевозможные препятствия стояли и стоят на пути этого достаточно смелого предприятия. Правительства почти всех буржуазных стран проявили максимум усердия, чтобы помешать писателям принять участие в конгрессе. Тут были и прямые отказы в паспортах, и вежливая волокита, и запугивания, и всякого рода провокации.

Говоря откровенно, и в среде самих писателей нашлось немало таких, которые не только уклонялись от путешествия, но еще и отговаривали других, доказывая им рискованность и опасность поездки и безнадежность самой затеи созвать в такое время, в такой стране, в самом пекле гражданской войны такого рода конгресс. С большим основанием можно сказать, что отношение к конгрессу явилось пробным камнем для подлинной стойкости антифашистских позиций многих уважаемых литераторов. При этом надо оговориться, что целый ряд известных и испытанных антифашистов не смог попасть на съезд по независящим от них причинам.

Как бы то ни было, бюро и секретариат Международной ассоциации писателей не поддались на уговоры, настояли на своем и проводят в жизнь свое решение о созыве в Испании второго конгресса Международной ассоциации писателей, решение, принятое на лондонском пленуме бюро в 1936 году, еще до начала фашистского мятежа в Испании. [233]

Сейчас еще трудно дать точные дачные об ожидаемом составе делегатов конгресса. Это можно будет установить, только увидев всех делегатов собственными глазами. Но уже ясно, что в конгрессе примут участие французские, немецкие, скандинавские писатели, большая южноамериканская делегация и представители целого ряда других стран. Из советских литераторов в работе съезда примут участие Толстой, Эренбург, Ставский, Вишневский, Фадеев, Микитенко, Барто, Финк и Кольцов.

Ночью, с большим опозданием из-за плохой связи, мы узнали, что британское правительство внезапно отказало в паспортах английской делегации. Делегация эта состоит целиком из почтенных буржуазных писателей, отнюдь не революционеров, но людей, настроенных действительно против Гитлера, Муссолини и их интервенции в Испании. Этого было достаточно, чтобы британские власти сразу вспомнили о невмешательстве и преградили делегатам путь в Испанию. Вряд ли лондонские чиновники проявили бы такую нервозность, если бы этот путь был направлен не в Валенсию или Мадрид, а в Бургос... Как мы слышали, английские писатели прилагают все усилия, чтобы все-таки пробиться на конгресс.

Испанское правительство, тронутое проявленными по отношению к испанскому народу солидарностью и моральной поддержкой антифашистских писателей, объявило делегатов конгресса своими гостями и старается предоставлять им все скромные удобства, какие только возможны в трудное время войны.

Мадрид, 6 июля. На Мадридском фронте сейчас большое обострение боев. Республиканские войска атакуют. Это само по себе радостное обстоятельство вызывает некоторое неудобство, с которым все друзья республиканского Мадрида охотно примиряются: по приказу генерала Миахи сокращены до крайнего минимума телефонные и телеграфные сообщения. Провода нужны для военных целей. Поэтому советские читатели должны немного подождать подробного описания ярких, полных глубокого значения дней Международного конгресса писателей.

Пока сообщаем очень кратко:

После двух заседаний и встречи с правительством в [234] Валенсии второй конгресс Международной ассоциации писателей перенес свою работу в Мадрид.

По пути в маленькой Мингланилье писатели были гостями испанских крестьян. Здесь произошли волнующие сцены братания лучших представителей антифашистской литературы с крестьянами.

Поздно вечером делегаты конгресса въехали в полосу Мадридского фронта. Совсем низко над нами, возвращаясь с атаки фашистских позиций, пролетела республиканская эскадрилья. В саду, на окраине Мадрида, писателей кратко приветствовал адъютант генерала Миахи, находящегося на позициях.

При потушенных огнях, под грохот пушек провели делегаты конгресса свою первую мадридскую ночь.

Утро начинается объездом разрушенных кварталов южной части Мадрида. Затем в зале «Аудиториум» открывается очередное заседание конгресса. По просьбе делегатов, прежде чем возобновить работу, президиум дает делегатам разных стран краткое слово. Они приветствуют героических защитников Мадрида.

Волнуясь, со слезами на глазах выступают Людвиг Ренн, Муссинак, Вишневский, китайский писатель Сяо, английский писатель Бейтс.

Снаружи слышен рокот авиационных моторов, кое-кто из испанцев выскакивает на улицу и успокоительно сообщает:

— Наши...

В зал входит взвод бойцов республиканской армии и коротко приветствует конгресс. За ним — военизированная комсомольская организация.

Вечернее заседание конгресса приветствовали делегаты от различных Интернациональных бригад. После этого выступали Ставский, английский писатель Спендер, антифашистский писатель Вилли Бредель и другие.

Мадрид, 26 июля. Двадцать дней не переставая идут над Мадридом и его окрестностями жестокие воздушные бои. Огромные авиационные ресурсы фашистских интервентов беспрерывно пополняются. У германской армии нет никаких забот с доставкой бомбардировщиков на испанский театр военных действий. Как показал пленный германский летчик, они попросту перелетают через французскую территорию прямо к Франко.

Обороняя Мадрид от полчищ воздушных бандитов, [235] республиканские летчики сражаются не щадя своих сил и жизни. Этой ночью республиканский истребитель, впервые в ночной обстановке, атаковал и сбил в районе Эскориала фашистский трехмоторный «юнкерс». Пылая в ночном мраке, бомбардировщик обрушился на землю в расположении республиканцев. Сегодня утром найдены его остатки и три трупа германских летчиков. Герой-летчик Карлос Костехон произведен за свой подвиг в капитаны.

Сегодня поутру зенитная артиллерия сбила близ Вильянуэва-де-ла-Каньяда еще один «юнкерс». Его экипаж тоже погиб.

Фашисты ответили новой яростной бомбардировкой деревень Каньяда и Кихорна при участии сорока бомбардировщиков и сорока истребителей. В новом воздушном бою республиканцы сбили два «фиата». В другой схватке республиканскому легкому бомбардировщику удалось поджечь и сбить истребитель.

Во второй половине дня фашисты после перерыва возобновили обстрел Мадрида из тяжелых орудий. На этот раз они избрали рабочий квартал Куатро Каминос. Здесь нет абсолютно никаких военных объектов, но есть много мяса для пушек, много бедных людей, большею частью стариков, женщин и детей, густо набитых в жалких, легких домишках. Сейчас над Куатро Каминос вздымаются клубы дыма. Это непрерывно разрываются снаряды. Санитарные кареты вывозят из тесных улиц окровавленные мертвые и полуживые тела.

Мадрид, 3 августа. На фронте у Мадрида относительная тишина. Зато фашисты снова перенесли огонь прямо на город. Сегодня ночью — артиллерийский обстрел, какого уже не было добрых два месяца. От полуночи до двух с половиной часов утра я насчитал свыше двухсот пятидесяти разрывов, на этот раз в центре города. Много раз артиллерия стреляла залпами; число снарядов, направленных на город, можно определить в четыреста. Никогда еще артиллеристы не имели перед собой такой огромной и выгодной мишени, как в 1937 году в Испании. Как ни стреляй, в какой-нибудь дом да попадешь... Один взрыв сверкнул где-то совсем рядом; в нашем доме вылетело несколько окон; утром невозмутимые мадридские уборщицы, оживленно болтая, убирали щебень от непрочной штукатурки. [236]

В мадридских больницах и моргах новая сотня раненых и убитых. Безвинные жертвы, они отдали свою кровь и жизнь только за то, что осмеливаются жить и дышать в республиканском антифашистском Мадриде. Есть и несколько счастливых спасений. Я беседовал с большой семьей трамвайного вагоновожатого, которую во время сна засыпало обвалившимися сверху кирпичами. В верхних трех этажах разорвался стопятидесятимиллиметровый снаряд. Когда люди выкарабкались из-под обломков, выяснилось, что все девять человек, вплоть до грудного младенца, живы и невредимы.

На одной из центральных улиц пятью взрывами изуродован большой дом, увешанный английскими флагами. До чего невежливы эти снаряды!

Мадрид, август{4}. Мы опять беседуем с Висенте Рохо, и опять в Мадриде, и в той же комнате штаба Центрального фронта, что и зимой, хотя Рохо уже не подполковник, а полковник. Он теперь начальник не мадридского, а Генерального штаба всей республиканской армии Испании.

Новые полгода нисколько не изменили Рохо. Это по-прежнему очень скромный, полный сдержанности и корректности офицер, совершенно лишенный элементов рисовки, иногда непроизвольной у южных народов; он очень осторожно формулирует свои мнения, но, раз высказав, дорожит ими и отстаивает их.

При всем этом можно по самому Рохо видеть, что армия Республики выросла, что вчерашние большие проблемы для нее сегодня стали маленькими, зато новые сложные вопросы, новые заботы и затруднения встают перед нею.

Рохо говорит о противнике. Какие качественные изменения произошли за эти месяцы в войсках Франко? Продолжаются два параллельных процесса: усиление материальной части и ослабление личного состава.

— Все больше и больше фашистская пехота живет за счет иностранной техники. Высокая боеспособность отдельных частей Франко снижается. Они привыкают жить своей огромной авиацией и артиллерией.

Рохо перечисляет и подытоживает пополнения, которые получили фашисты за последние месяцы в части [237] бомбардировочной и истребительной авиации, зенитной и тяжелой артиллерии, полевой артиллерии, танков, огнеметов. Все это используется сразу большими массами с задачей нанести максимум потерь в минимальный промежуток времени, этим деморализовать наши передние линии и заставить части отойти. И только после этого выдвигается, весьма осторожно, неприятельская пехота. Так проводилась вся операция на севере, под Бильбао, так действовали мятежники и в своем контрнаступлении на Брунете.

Последние призывы молодых солдат оказались очень ненадежными бойцами. Поэтому фашистское командование провело сейчас реорганизацию своих частей, заменив однородные соединения сводными. Марокканские таборы, иностранный легион и отряды «регулярес» расформировываются и вливаются в новые молодые пехотные части для придания им устойчивости и контроля над бойцами.

Рохо отдает должное противнику в его выдержке при подготовке кадров. Солдат у Франко обучается не меньше 10–12 недель. В этом чувствуется влияние германских хозяев. Германский метод пронизывает и всю тактику мятежной армии. Это видно на каждом шагу. Никогда испанские офицеры не обучались той тактике, какую они сейчас проводят в фашистской армии. Мы обязаны германскому Генеральному штабу тем, что жестокие, бесчеловечные идеи уничтожения всего живого на территории противника, будь то солдаты или гражданское население, здоровые или больные, старики или дети, люди или скот или даже растительность, что идеи полного уничтожения живой жизни впервые осуществляются в мирной Испании.

О своей республиканской армии полковник Рохо говорит хвалебно и критически, с большими заботами и с большой верой. Армия сильно возросла количественно и продолжает расти. Интересно, что, несмотря на объявление обязательной военной службы для ряда возрастов, приток добровольцев продолжается. Срок и объем обучения все увеличиваются. Растет и сеть офицерских школ по всем родам оружия, в них направляются частью солдаты и унтер-офицеры из действующей армии и унтер-офицеры, частью вновь мобилизованные, с образовательным стажем. В людях для защиты Республики нехватки не будет никогда. Было бы чем их вооружить.

Но и в отношении вооружения достигнуты серьезные [238] успехи. Стало гораздо лучше с артиллерией, со снарядами, с автомобильным транспортом. Есть улучшения, правда еще далеко не достаточные, в работе военной промышленности.

— Но наиболее важны для нас успехи в области организации. Вы знаете, это было и остается нашим самым слабым местом. Но нельзя сравнить прежнее положение с нынешним. Последние операции на северо-западе от Мадрида показали возможность солидных и довольно сложных сосредоточений наших войск с соблюдением необходимых предосторожностей и с достижением элементов внезапности.

Рохо задумывается.

— При этом было бы, конечно, большим самомнением говорить, что мы уже создали полноценную армию для обороны нашей Республики. В этом отношении низы армии растут гораздо быстрее, чем командный состав. У нас уже есть прекрасная, храбрая, самоотверженная пехота. Обстрелянная и стойкая. Наши артиллеристы растут в боях. Нужно ли говорить о нашей гордости — специалистах: летчиках, зенитчиках, танкистах!

Наш новый командный состав, вышедший из народа, растет в своей квалификации с каждым днем, с каждым часом. Но нашим командирам еще не хватает организованности, настойчивости в развитии раз достигнутого успеха. Они не всегда умеют полностью использовать плоды своего собственного и своих частей героизма и самопожертвования.

Большой грех командного состава республиканской армии — это, по мнению Рохо, еще неискорененная доверчивость по отношению к врагу. Вину за это с нами делят гражданские власти. Невероятный факт: после года войны в Испании не объявлено военное положение! Во множестве важнейших для обороны областей еще действуют медлительные законы мирного времени.

Но и в этом плане Рохо не склонен к пессимизму:

— Война меняет характеры людей и целых народов. Мы, испанцы, дорого, большой кровью платим за наше запоздалое воспитание. Зато уж это воспитание будет настоящим. Мы избавляемся и от легкомыслия, и от беспечности, мы научились распознавать врага и начинаем уничтожать его. Если вы спросите меня, в чем основной успех последних месяцев борьбы и строительства республиканской Народной армии, я скажу вам: это осознание себя квалифицированной армией, это вера в себя [239] и в свои силы, вера, что мы можем разгромить фашизм и победить не сегодня, так завтра.

Эта вера в себя основана уже не на голом чувстве энтузиазма, а на годичном опыте борьбы. На ее испытаниях и уроках.

Висенте Рохо говорит спокойно, без экзальтации, без ораторского подъема. По-ораторски сильнее всяких эффектов звучат простые слова человека, отдающего себя целиком, с головой, с душой созданию народной антифашистской армии, в которую он сам так верит.

Мадрид, 11 августа. Все чаще и громче доносится стрельба ружейная, орудийная, пулеметная из огромного концентрационного лагеря, в который Франко и его хозяева превратили захваченную ими часть Испании. Все тревожнее становится внутри этой большой тюрьмы.

Все больше беглецов оттуда — военных и особенно гражданских. Через фронты, сквозь линии окопов и проволочных заграждений, глухими горными тропинками, по высохшим руслам рек ползком пробираются сюда эти люди. Вчера из Толедо в деревню Ахофрин пробралось сразу 60 женщин! Они рассказывают потрясающие факты о фашистском тыле.

Толедо, старый, тихий Толедо нельзя узнать. Фашисты превратили его в базу отдыха иностранных интервентов. На улицах — немецкая, итальянская и португальская речь. Военный губернатор Толедо отдал несколько общественных зданий под публичные дома для иностранцев. Сюда специально навезли проституток из Берлина, Рима, Лиссабона и Тетуана, — интервенты и даже марокканцы заявили, что испанские женщины им надоели.

Самих толедцев, особенно рабочих и крестьян, фашисты превратили в настоящих крепостных, в рабов, в бесправных париев. Каждый шаг, каждое движение их связано, ограничено, зависит от военного начальства или от «Испанской фаланги». В Толедо поют печальную песенку:

Для мобилизованных солдат — рабочих и крестьян, для тех, в ком фашистское офицерство сомневается, придумана поистине средневековая инквизиционная мера. На спине у подозрительных солдат малюется чернилами большой круг и крест. Унтер-офицер или командир роты следит прежде всего за этими мечеными людьми и при малейшем их колебании направляет им пулю в спину.

И в этом придавленном Толедо все-таки действует подпольная революционная организация: она потихоньку организует рабочих, разбрасывает на оружейном заводе листовки, устраивает ночные вооруженные выступления, заставляя гарнизон в панике открывать беспорядочную стрельбу. Начальник гарнизона устраивает большие ночные облавы, солдаты со штыками наперевес врываются в квартиры, даже в лазареты, рыщут под кроватями в поисках революционных повстанцев. Поутру трупы расстрелянных рабочих отвозят на городскую свалку, обливают бензином и поджигают. На автофургоне, который перевозит трупы, надпись: «Мадридская скотобойня, фургон № 17». А вечером опять стрельба вдоль улиц, опять глухая борьба в темноте. И так каждый день, уже много недель подряд.

Толедо ближе к нам, к Мадриду. Мы чаще видим беглецов оттуда. Но во всем фашистском тылу каждодневно повторяются и умножаются выступления, так или иначе направленные против интервентов и их пособников. Это не всегда революционные рабочие и крестьянские восстания. Часто речь идет, как это было в Гранаде, о вооруженных конфликтах между отдельными частями сводной фашистской армии. Особенное раздражение вызывает итальянская пехота — своей многочисленностью, чванливостью и обилием начальства. По отношению к марокканцам господа римляне держатся презрительно и по-хамски отказываются пускать их даже в ресторан, где они сами кутят. Это вызвало со стороны мавров совершенно животную ненависть к итальянцам.

В Гранаде и Малаге ревнивые чувства испанских фалангистов и мавров по отношению к итальянцам объединились. Началось со спора о казарме, которую командование приказало отдать итальянцам и для этого выселить из нее марокканских солдат. Кончилось большим побоищем, настоящим сражением, в ходе которого мавры и испанцы заперлись на арене для боя быков, а итальянская авиация с благословения штаба Франко забрасывала арену бомбами. [241]

В западных областях Испании, в Эстремадуре и Галисии, за последний месяц вспыхнуло три крестьянских восстания против реквизиций скота, которые производят германские заготовители по договору с Франко. Продовольственное положение на фашистской территории все время хуже, чем на республиканской. И город, и деревня под властью фашистов голодают вот уже восемь месяцев. Но продовольственные отряды шарят по деревням, забирают последние запасы, угоняют скот, увозят шерсть, сыр, кожу.

Сельскохозяйственный экспорт в Германию идет через порт Эль Ферроль. Здесь, на улицах приморского городка, можно было наблюдать несколько стихийных протестов против отправки продовольствия в Германию. Когда на германский пароход начали краном поднимать племенных саламанкских быков, рабочие толпой прорвались на набережную и воспрепятствовали погрузке. Тогда немцы-фашисты с парохода пулеметами начали разгонять толпу.

Раздражение растет и в кругах мелкой буржуазии, разоренной режимом Франко. На рынках и в магазинах Бургоса, Витории, Бадахоса жандармерия усмиряла беспорядки, возникшие из-за отказа населения принимать новые денежные знаки Франко, отпечатанные в Лейпциге.

Выступления подпольных рабочих и крестьянских групп в Андалусии носят более организованный характер. Между ними существует связь, они распространяют литературу, ведут работу на севильских заводах, вплоть до военных. В Кадисе в начале августа при высадке очередного транспорта интервентов последние наткнулись на десятки плакатов на итальянском и немецком языках, расклеенных на углах улиц: «Убийцы, зачем вы приехали сюда? Возвращайтесь домой, пока испанский народ не уничтожил вас!»

Горняки Рио-Тинто, крестьяне в окрестностях Кордовы ведут регулярную, упорную борьбу с фашистскими гарнизонами. На севере, на побережье вокруг Сан-Себастьяна, даже вокруг недавно захваченного Бильбао все сильнее загораются повстанческие очаги, как об этом в яростном тоне сообщает само же фашистское радио.

Пока еще у генералов Франко и Фаупеля есть достаточно пулеметов, чтобы подавить народный гнев. Но факт остается фактом: мертвое молчание новой [242] германо-итальянской колонии нарушено смелыми выступлениями страдающего испанского народа. Этот народ не так просто поработить, даже когда линия фронта отрезает его от остального мира.

Мадрид, 12 августа. Недавно они смотрели кинофильм «Удар за ударом» — маневры в Белоруссии — и очень бурно делились впечатлениями.

— Вот это да!

— Вот нам бы туда, к советским танкистам, посмотреть, поучиться!

— А местность какая!

Они философски и с юмором разъясняют:

— Нам, испанским танкистам, как-никак, трудновато. Все здесь противотанковое. И местность, и климат, и пушки, и люди.

Трудно с этим спорить. Вряд ли где-нибудь найдешь столь противотанковый рельеф. Добро бы это были настоящие горы, тогда и разговора не было бы. На стену танк лезть не обязан, вот и все. Здесь же, особенно на Центральном фронте, местность скалисто-холмисто-лесисто-всякая. Полкилометра — долина, затем она сжимается в узкое ущелье, затем широкое, ровное поле, но выйти в это поле так просто тоже не выйдешь: надо кружить боковыми спусками и скатами на виду у врага. А потом сразу опять подъем, и не очень даже высокий, а страшно крутой. Пока берешь его, выставляешь напоказ противнику все свое танковое пузо. Противотанковых ям рыть приходится очень мало. Природа наворотила их в крайнем изобилии, никаким саперам это было бы не под силу. Водителю приходится проявлять огромное искусство и еще больше — терпение.

Климат в Испании самый противотанковый. Об этом много писалось в европейской печати, и видные военные специалисты пророчествовали, что с начала лета за Пиренеями вообще прекратятся всякие действия танков. В пример приводилась Абиссиния, где с наступлением жары танки переставали работать: не выдерживали ни люди, ни машины. Здесь выдерживают и люди и машины. Но чего это стоит! Температура в танке во время движения поднимается до шестидесяти пяти градусов, температура масла — до ста пяти! И все же механизмы исправно работают и люди в танках атакуют фашистские линии, прорывают их, добираются до огневых позиций, [243] ликвидируют их. А ведь одно только вождение танка, одно только пребывание в этой раскаленной металлической духоте — одно оно достойно преклонения.

Мой собеседник рассказывает:

— Откровенно говоря, мы один раз прямо-таки не выдержали. Чувствуем, что еще немного и попадаем в обморок, потому что дышать ну прямо-таки нечем. Чувствуем все, но чувствуем в одиночку. А для того чтобы почувствовали все, нужно, чтобы сказал командир. И вот, после того как мы расстреляли один боевой комплект, командир говорит: «Идем на зарядку воздухом». Мы отъехали метров восемьсот, под оливковое дерево, вылезли из танка и давай дышать. Но как дышали! Никогда в жизни я так не дышал. Прямо-таки роскошно дышали. Около нас легли, совсем рядом, два снаряда, но это нисколько не повлияло на наше дыхание. Затем снова заняли места и вернулись в бой. Конечно, это отняло восемнадцать минут, но, уверяю вас, отразилось прямо-таки очень полезно...

Противотанковая артиллерия — это, конечно, нисколько не испанская особенность. Но все же именно в испанской кампании этот род оружия проявил себя впервые. Маленькие пушки, очень удобно переносимые до самых передовых линий, почти совсем незаметные для авиации и наземных войск, они умеют жалить больно. Укрываться от них трудно, особенно при сложном испанском рельефе. Одно из самых действенных средств борьбы с ними — это, как показал боевой опыт, одному танку притягивать на себя огонь орудий, а другим двум, с помощью пехоты или без нее, брать противотанковые пушки с двух сторон в клещи, расстреливать и уничтожать их.

За несколько месяцев республиканские танкисты Испании испытали на себе всю сумму противотанковых огневых средств, какими сейчас располагает мировая военная техника.

— А атаки авиации как вы воспринимаете?

— К счастью, почти никак не воспринимаем. Три четверти страху, который она нагоняет на бойцов в бою, для нас вообще пропадает. Видеть ее мы вообще не видим и слышать, когда работает наш мотор, не слышим. Осколки от бомб нашу броню не берут. Сама бомба, конечно, да, но для этого она должна сначала попасть, а это случилось за всю войну только один-два раза. Нападают на нас часто фашистские истребители. Чувствуешь, будто [244] по железной крыше град молотит. В общем, это вполне приемлемо...

Свою пехоту танкисты тоже долгое время шутя называли противотанковой: очень не ладилось с ней взаимодействие. В атаках пехотные части отставали, нередко даже теряли танки из виду. Не умели закрепляться в местах танкового прорыва, не понимали смысла подвижности и маневренности машин, а воспринимали их только как ходящие вместе с ней, с пехотой, батареи: куда она, туда и они. Если взвод танков или даже одна машина возвращалась в тыл для заправки бензином или за снарядами, это воспринималось как отход, и пехота бодро топала назад за танком. Заправится он — и пехота за ним опять бодро топала вперед...

Сейчас положение если не полностью, то в корне изменилось. И в боях и в дни передышек, на тактических учениях пехотинцы и танкисты договорились и поняли друг друга. Сейчас в танковых операциях пехота часто идет вплотную за машинами.

Танкисты говорят о своих заботах и нуждах полушутя, как если бы речь шла о самых невинных забавах. На самом деле эти герои знают десятки и сотни часов смертельной опасности. Заходя в глубь фашистского расположения, каждую минуту рискуя быть окруженными или просто застрять на какой-нибудь естественной преграде, закупоренными в своей металлической коробке, танкисты возвращаются к себе целыми и невредимыми (к сожалению, не всегда) только благодаря своей беззаветной храбрости, хладнокровию и находчивости. И есть момент в каждом бою, когда бойцу и командиру не могут помочь ни инструкции, ни наставления, ни уставы, ни поучения. Его собственные отвага и смекалка — только они могут обеспечить успех атаки или выручить бойца, его товарищей, его машину из беды. И тут показывает себя природа человека, его преданность делу, за которое он борется, его революционное воспитание.

Особенно ярко показали себя республиканские бойцы-танкисты в такой, казалось бы, второстепенной отрасли, как вытаскивание и восстановление подбитых машин. Бойцы и командование ценят и дорожат своей материальной частью, своими драгоценными машинами, созданными с таким трудом в обстановке войны и фашистской блокады. Если на поле битвы застрял или артиллерийским огнем подбит танк, бойцы стараются вытащить его, чего бы это ни стоило. По каждому остановившемуся [245] танку враг сейчас же пристреливается. Поэтому лучшее время для вытаскивания, конечно, сумерки или ночь. У танкистов есть целая постоянная группа охотников. Она неслышно подползает за сотни метров к машине. Одни прилаживают соскочившую гусеницу, исправляют, по возможности бесшумно, повреждения в моторе, другие сразу берутся за пушку или пулемет, чтобы ответить на огонь врага в момент возвращения танка.

Но не всегда можно ждать с этой операцией до ночи. И тогда, рискуя вдесятеро больше, танкисты ползут к машине среди бела дня. Иногда, потратив целые часы на медленное продвижение, им удается проникнуть внутрь машины, и тогда на вид совсем мертвая стальная ящерица вдруг оживает. Фашисты яростно кроют вслед, но танк, отстреливаясь, доходит до своих линий, чтобы назавтра, после ремонта, опять ринуться в атаку...

Испанский народ, его армия уважают и любят своих танкистов, высоко ценят их мучительно трудную и героически отважную работу. Сами они скромнее скромного. Вероятно, само напряжение, сама серьезность и тяжесть их боевых будней отбрасывают всякую мысль о рисовке, о шумихе, о бахвальстве. Когда эти будни прерываются редкими днями отдыха между операциями, танкисты веселятся и забавляются так же скромно и невзыскательно, как дети.

Вот на лужайке под огромными платанами за длинными столами они говорливо и весело ужинают. У многих бойцов есть свои питомцы-нахлебники. У одного — котенок, у другого — кролик, у третьего — внушительных размеров пес. Дружба освящена опасностью — четвероногие воспитанники путешествуют вместе с танкистами в машинах и сопровождают их в бой. После ужина завязывается соревнование в песнях и плясках. Задорные мадридские куплеты сменяются бурными андалусийскими болеро и тяжелой, страстной арагонской хотой. В этой бодрой, ненарушимой гармонии смелых молодых голосов слышится неоспоримый, непреложный, уничтожающий приговор обреченному раньше или позже на гибель врагу.

Мадрид, 19 августа. Сделан новый большой шаг по пути объединения испанского рабочего класса и всех трудящихся Испании. Подписан и опубликован важнейший политический документ — программа совместных [246] действий социалистической и коммунистической партий. Документ выработан Национальным комитетом связи между обеими партиями.

Первый пункт общей программы требует усиления боеспособности Народной республиканской армии, введения железной дисциплины, проведения энергичной чистки армии от враждебных элементов, практической и моральной помощи военным комиссарам, организации допризывной подготовки и создания мощных войсковых резервов.

В следующих пунктах программа требует немедленной национализации военной промышленности, приведения в порядок железнодорожного и автомобильного транспорта, создания образцовых саперных и противовоздушных частей на фронте и в тылу.

Шестой пункт указывает на необходимость борьбы уже сейчас, во время войны, за улучшение условий труда и быта городского и деревенского пролетариата.

В отношении крестьянства программа добивается охраны прав как земледельцев-единоличников, так и сельскохозяйственных коллективов, при условии полной добровольности в выборе системы работы.

Программа требует решительнейшей борьбы за оздоровление республиканского тыла от шпионов, провокаторов, вредителей и врагов народа.

Ряд пунктов программы посвящен укреплению Народного фронта и единства профсоюзных и молодежных организаций.

В пункте, посвященном международному единству, обе партии заявляют, что будут бороться за совместные действия, с тем чтобы в конечном итоге эта борьба привела к объединению Интернационалов, что явится наиболее прочной гарантией мира и революционных завоеваний трудящихся.

Шестнадцатый пункт общей программы указывает, что народы Советского Союза оказывают помощь международному рабочему движению, в частности Испании. Мирная политика СССР, направленная на пользу всего человечества, завоевала любовь всех подлинных испанцев, которые видят в Советском Союзе наиболее преданного борца против международного фашизма, за демократию, свободу всех народов. Поэтому социалистическая и коммунистическая партии Испании считают, что защита Советского Союза, страны социализма, есть священный долг не только социалистов и коммунистов, [247] но всех честных антифашистов. Обе партии будут со всей энергией бороться против врагов СССР, публично разоблачать их и препятствовать их гнусным открытым и прикрытым антисоветским кампаниям.

Парламентские, профсоюзные и прочие фракции обеих партий, провинциальные комитеты должны отныне действовать сообща при проведении новой программы.

Комитет связи активно продолжает свою работу и уже приступил к практическим мерам для осуществления выработанной программы.

Новая программа будет встречена с большой радостью всеми трудящимися Испании. Ей будет противиться только группа Ларго Кабальеро, которая всеми силами пытается помешать политическому единству рабочих масс и, естественно, играет на руку их злейшему врагу — фашизму. Но маневры кабальеровцев давно обречены на провал.

Широкие круги испанской социалистической партии поддерживают свой Национальный комитет в его стремлении к объединению с коммунистической партией.

Кинто, 24 августа. Надо штурмовать и захватить укрепленный район Кинто. Это боевое задание Н-ской дивизии. От его выполнения зависит многое. Без Кинто нельзя подойти к окрестностям Сарагосы и взять под обстрел этот город, который уже десять месяцев из тринадцати месяцев гражданской войны считает себя вне всякой опасности.

После огромного перерыва нарушена тишина в пустынных просторах Арагона. Опять гремят выстрелы, опять идут по дорогам солдаты, белые от пыли, с лицами, багровыми от солнца, опять катятся пушки и санитарные фургоны с ранеными.

Здесь трудно воевать. Жесткие песчаные бугры, иногда до размера гор. На них рыжее мочало выгоревшей травы. И это все. Нет ни дерева, ни куста, ничего, что спасло бы от жары. Нет воды. Ее привозят сюда в цистернах за двадцать километров, из ручья, отвратительную, теплую, мутную воду. Мы подкрашиваем ее вином, но вино не может перешибить всех дрянных соленых и землистых привкусов. Но черт с ними, с привкусами! Хоть бы глоток и этой воды, когда все пересохло внутри и снаружи, когда все поры тела забиты песком. Этот горячий слой песка заползает в носоглотку, [248] в уши; трешь глаза грязными пальцами — они воспаляются, солнце прижигает их, и все, что видишь, мелькает оранжевыми и лиловыми пятнами.

Все завидуют Н-ской бригаде: ее отправили ночью вброд форсировать реку Эбро. Ночью вброд! Значит, будет свежо, будет вода, вода по горло! Выяснилось также, что саперы успеют навести мост. Они навели его. Но никто из пехоты не воспользовался мостом. По нему протащили пушки и прочее боевое хозяйство. А вся бригада с командирами с упоением прошла реку вброд.

Ночью, если не переходить вброд реку, легче не становится. Чтобы спать, надо лечь с одеялом прямо в пыль. Усталость делает безразличным ко всему. Но как только придет сон, начинается самое гнусное. Огромные злые москиты жалят шею, нос и щиколотки ног — где им кажется вкуснее. Завидуешь тем, кто в палатках, хотя там духота, стучит машинка и люди, обливаясь потом, кричат по полевому телефону.

В эту ночь спать не доведется никому. Бой ведется прямо с марша, части едва успеют прийти на исходное положение. У некоторых не останется даже часа или двух на отдых перед атакой.

Огромная, неестественная луна светит над бледными холмами. В ее свете возникают и медленно тают облака пыли от марширующих колонн. Какая затерянность, какая пустота и тишь кругом! Неужели мы не в Африке, не в Центральной Азии, неужели мы в Западной Европе, в трех часах полета от Парижа?

Рассвет начинается до артиллерийской подготовки. Кинто стоит прямо перед нами, в двух с половиной километрах на плато, как на сцене. На переднем плане третья группа укреплений — широкие бетонные блиндажи с двумя рядами бойниц, врезанными в крепкий песчаник. Между ними — группа домов, затем длинные каменные стены кладбища и средневековая церковь с высокой колокольней. Сзади, в холмах, еще два ряда укреплений. Все это командует над большой равниной, на которой наступают республиканцы. Каждое движение, каждый отдельный механизм и каждый человек видны невооруженным глазом.

Орудия позади дают первые выстрелы. Впереди вскипают черные и серые клубы разрывов.

Солнце начинает нагревать бугры. Томительное ожидание. Кинто молчит, Оно еще не ответило ни единым выстрелом. [249]

Наконец гул снарядов становится непрерывным. Снаряды ложатся вокруг блиндажей, по кладбищу, у церкви. Вся деревня и укрепления тонут в дыму. Теперь момент для атаки траншей. Но случилась неприятность. Бригада, которая обходила с левого фланга, зацепилась одним батальоном за укрепленную усадьбу. Здесь оказались пушки, несколько пулеметов. Хутор пришлось окружить, загорелась перестрелка. По стенам двухэтажного каменного дома градом бьют и отскакивают пули. Нескольких раненых проносят к городу.

Прошло больше получаса. Дым над Кинто давно рассеялся. Пауза нарушается прилетом авиации. Пять республиканских легких бомбардировщиков бьют по блиндажам. Затем отряд истребителей проходит на северо-запад, чтобы прикрыть республиканскую конницу и моторизованную колонну, которые выполняют другую часть операции.

После полудня разыгрался небольшой эпизод. Из тыла на равнину выезжает грузовик с прицепом. Не очень торопясь, он спокойно прыгает по кочкам и постепенно пробирается к передним линиям. На него сначала не обращают внимания. Потом все начинают на него смотреть. На грузовике — орудие, на прицепе — снаряды.

В бинокль мы опознаем этот удивительный комбинат из батареи имени Тельмана — престарелую семидесятимиллиметровую пушку XIX века, взятую из музея — да, да, из Мадридского военно-исторического музея — в начале гражданской войны. Сейчас у республиканцев есть хорошая, современная артиллерия. Но молодые французы-артиллеристы не хотят расставаться со своей старушкой. Они упросили сохранить пушку в строю, пока она не развалится.

Грузовик едет дальше и дальше. Все в изумлении ждут, куда же он еще заберется. Фашисты тоже ждут, — они, видимо, хотят расквасить наглецов одним выстрелом. От машины отделяются две фигурки. Они делают рекогносцировку, затем возвращаются. Машина въезжает на пригорок — сейчас она уже на пятьсот метров впереди авангарда пехоты, — и пушка начинает отчаянно бить прямой наводкой по бойницам фашистских блиндажей.

Батареи Кинто открывают исступленный огонь по старой пушке и ее молодому, беззаветно храброму персоналу. Каждые несколько секунд она скрывается от нас [250] в столбе дыма, и сердцу больно от печали. Но сейчас же в дыму снова блещет пламя — «тельман» отвечает!

Сорок минут длился этот потрясающий поединок. Пушка выстреливает свой полный боевой комплект — сто двадцать снарядов. Ее последние выстрелы тонут в громе республиканских батарей. Третий и последний мощный огневой налет обволакивает Кинто дымом и пылью.

Пехота не медлит. Бойцы встают с земли и со штыками наперевес, с ручными гранатами кидаются на первую линию траншей. Несколько минут фашисты косят пулеметным огнем. Но сзади, на гребне холмов, тоже появляются люди; это другая республиканская бригада, та, что перешла вброд реку, отрезает фашистам отступление.

Орудия мятежников смолкли. Идет беспорядочная стрельба, рвутся ручные гранаты. Блиндажи опустели.

Республиканцы входят в них и находят все оставленным в панике — пулеметы, патронные сумки с патронами, даже фуражки, вчерашние сарагосские газеты, бумажные веера с портретами Франко, трупы и несколько раненых. У одного снарядом оторвана рука. Тряпкой он прикрывает рану от мух и просит пить. В ходах сообщения кучей валяются порванные документы и пурпуровые береты «рекете».

У батарей хлопочут двое молодых людей с белыми от пыли волосами. Это французы капитан Карре-Гастон и лейтенант Самоэль, которые вместе с шестеркой французских и бельгийских комсомольцев так героически штурмовали Кинто со старой пушкой. Они в восторге от трофеев. Орудия брошены фашистами в полной сохранности и с запасом снарядов.

Деревня занята, но еще не очищена. Несколько сот фашистов заперлись с пулеметами в церкви. Остальные прячутся по отдельным домам. В переулках идет перестрелка. Начальник санитарной части прибыл с первым фургоном. Он въезжает на церковную площадь, выходит, чтобы подобрать раненых, и пуля с колокольни убивает его в висок. Труп кладут в фургон.

В атаке убито восемь республиканских командиров и комиссаров, около шестидесяти солдат. С некоторыми из них я разговаривал, начиная ночью писать эти строки; теперь их нет в живых. Фашисты потеряли пятьсот человек.

Но жизнь торжествует над смертью. По улицам идет [251] толпа беженцев. Фашисты эвакуировали только боеспособное население. Стариков, женщин и детей они оставили под огнем. Теперь их отправляют в республиканский тыл — на случай контратаки и воздушной бомбардировки. Бойцы, усталые, запыленные, любезничают с девушками.

По главной улице гонят огромное стадо скота. Оно тоже попало в плен.

А потом, сквозь стрельбу, сквозь стоны раненых, вдруг слышится невероятный, радостный шум, гам и смех. Что случилось? Нашли колодец, настоящий колодец с водой, и сразу возле него выросла длинная, говорливая очередь солдат. Кто-то уже распорядился: брать фляжками, но не ведрами, а то всем не хватит, и сначала дать попробовать воду овце — не отравлена ли вода.

Овца пьет — и ничего, вода хорошая, не отравленная. Не успели отравить.

Спускается ночь. Здесь можно спать.

Кинто, 31 августа. Сегодня особенно жаркий и душный день. Но лечь днем негде: ближайшая тень — от одного оливкового дерева, да позади, за много километров, запыленная рощица, в которой укрылся резерв танков. Лечь нельзя — так вернее всего можно получить тепловой удар. Лечь некогда, потому что с утра опять идет бой и все кругом притянуто к нему, все участвует, все влияет на него и от него зависит.

За эти дни армия хоть и медленно, но непрерывно наступала. После Кинто взяты деревни Медиана, Кодо, Пуэбло-де-Альбортон, Эрмита, Кастильо-де-Банастро. Все это не просто деревни, а настоящие маленькие крепости с круговой обороной, с отличными, германской системы, железобетонными и цементными укреплениями, с блиндажами и убежищами, с артиллерией, минометами и пулеметами. Все это, вместе взятое, — сильно укрепленный пояс, охраняющий фашистов на Арагонском фронте. Пассивность каталонских республиканских частей в течение почти целого года дала возможность фашистам так сильно укрепиться здесь.

Медиана и Кодо совершенно пусты. Здесь республиканцам не досталось ни одного пленного. Уцелевшие фашистские части присоединились к гарнизону Бельчите. Туда же увели всех насильно мобилизованных молодых крестьян. Старики, женщины, дети разбежались. [252]

Кодо стоит пустое, как зачарованное. На улицах и во дворах ни души. Лишь двух — и трехэтажные дома из седого камня громоздятся по уступам холма. В нижних этажах сложены мешки с зерном, стоят огромные чаны оливкового масла, у богачей остались висеть под потолком копченые окорока. Посуда на полках, платья в шкафу, еще не увядшие цветы в бокале, сарагосские газеты от двадцать восьмого августа, — бегство отсюда было внезапным и трагическим. Бродят усталые куры; комиссар приказал их не трогать, но сейчас их некому поить. Двери церкви раскрыты настежь, в алтаре горят лампады, лежат облачения, раскрытый требник. В приделе в тростниковой корзине рассортированы свечи. На блюде остались медные деньги. И тут же конверты с религиозным рисунком — Христос благословляет стадо овец. Если конверт заклеить, напечатанная на языке конверта голова генерала Франко закрывает Христову голову и удобно размещается на Христовой шее...

В военной комендатуре ящики с патронами, генеральские портреты, на столе списки крестьян с пометками: «Бывший анархист», «Бывший социалист», «Жена в Мурсии». На площади — плакат фашистской «фаланги», наскоро разорванный пробегавшим солдатом.

Оставаться здесь нельзя — тошнит: ветер разносит ужасающий смрад трупов, мертвечиной завалены все склоны горы и край деревни. Вот огромный мавр разбросал руки и ноги. Кругом него валяются расстрелянные гильзы патронов, куртка распахнута, и на черной, вспухшей груди большое кровавое пятно. А вот другие — четыре худощавых тела лежат ничком, их затылки разворочены. Этих пристрелил свой же офицер...

С соседней гряды холмов через ложбину Н-ская бригада атакует передовые форты Бельчите. Один из фортов пал сегодня на рассвете — сдался сам. Сержант убил офицера и с сорока солдатами перешел на сторону Республики. Сейчас он сидит в окопчике, между командиром бригады и начальником артиллерии, курит и указывает цели. Вся тяжесть атаки легла на этот, левый фланг. С другой стороны, из-за вокзала, две местные, из арагонских старожилов, бригады действуют очень вяло, все больше торгуются с танками, как и кто раньше пойдет. Когда танки открыли энергичную стрельбу по вокзалу, они столпились у машин и в восторге стали аплодировать. Но пойти не пошли, а дождались того, что [253] артиллерия из Бельчите угодила по толпе и убила несколько человек.

Слева атакуют мадридцы — очень храбро, хотя еще не очень умело. Бегут вперед во весь рост, только слегка наклонив голову, а над теми, кто ползет под огнем, посмеиваются как над трусами. Зато если огнем сбивает несколько человек, вся группа останавливается, и атака кончена, надо начинать сначала и после паузы. В конце концов доходят именно те, кто продвигался осторожно, ползком.

Вот и сейчас: четыре танка кончили стрелять; сейчас же батальон, подползший во время стрельбы к траншеям, встал, ринулся в атаку, и вот навстречу ему уже выбегают без оружия, подняв руки вверх, с криком «Салуд!» оробевшие фашисты. Их ведут под конвоем в тыл, а танки катятся дальше вниз, по ложбине, к кладбищу.

Батареи Бельчите замолчали. Часть орудий подбита, остальные — без снарядов. Но взять город не так легко. Здесь укреплены отдельные кварталы, отдельные улицы и дома. Вооружены все: тех, кто отказался драться, сейчас же расстреляли. Перебежчики объясняют, что командование мятежников, направив гарнизон Кодо и Медианы сюда, дало всей группе приказ держаться во что бы то ни стало и обещало скоро прислать подкрепления и продовольствие. Оно подбадривает фашистов через каждые два часа по радио. Потерять Бельчите — для него это значит потерять более двух тысяч штыков и важный узел обороны, почти на стыке Арагонского и Теруэльского фронтов. Если осада затянется, либо сюда прорвутся фашистские силы с северо-запада, либо сама колонна пробьется мимо вокзала и уйдет из города.

В подтверждение этих тревог на правом фланге, сверху, показывается несколько клубов пыли: четыре, пять, потом целых десять. Они катятся быстро к городу. Похоже на моторизованную пехоту. Разговоры стихают. С командного пункта звонят: танкам повернуться и быть готовыми перерезать путь колонне справа. Но в последний момент все разъясняется. Это броневики, посланные в помощь правому флангу атакующих каталонских частей. Все облегченно вздыхают.

Начинается подготовка нового штурма. Но вдруг все головы обращаются к небу: авиация. Сегодня она здесь уже в третий раз. С утра были фашисты — бомбили наступающую пехоту; затем республиканцы — бомбили форты и батареи Бельчите. А сейчас? [254]

Я пробую распознать издалека в сумеречном небе силуэты машин, через минуту все становится ясным: двенадцать «юнкерсов» под охраной истребителей идут сюда. И как быстро! Пехота начинает забиваться в складки и щели земли. Танки стоят на месте — не слышат, но сейчас услышат. Отряд обрушивает бомбы на Кодо — на пустое Кодо. Через полминуты вся деревня исчезает в огромном столбе дыма и пламени. Прогадали! Но нет, у «юнкерсов» остались еще бомбы и для нас.

Батальон с криками рассыпается по полю. Комиссар кричит: «За мной!» — и тянет на склон холма. Вообще говоря, лежать на склоне выгоднее: меньше шансов попадания бомбы и осколков. Но гораздо лучше остановиться и — особенно тогда, когда самолет близок, — спокойно посмотреть линию его полета. От этой линии, которая совпадает с направлением серии падающих бомб, надо бежать перпендикулярно, и за пятьдесят метров бомба уже не убьет. Комиссар бежит с нами. Это его спасло.

Мы с размаху валимся в ямку. Кто-то кричит: «Лошади!» В самом деле, пять батальонных лошадей очумело носятся по полю, становятся на задние ноги. Но уже поздно. Сюда идут нарастающие громовые удары. Мозг отмечает их приближение. Лежа лицом к небу, ощущаешь себя неподвижной мишенью. Предпоследний взрыв засыпал нас землей. А последний? Последнего взрыва нет. Все живы, убита одна лошадь. «Юнкерсы», звонко жужжа, проходят дальше, над Бельчите. Разве они будут бомбить и там?!

Нет, это другое. Три самолета, те, что во время бомбардировки держались в стороне, теперь опускаются очень низко и сбрасывают в город на парашютах большие мешки. Очевидно, это снаряды, возможно, противотанковые пушки, сверх того, может быть, и продовольствие.

Будет ли еще сегодня авиация? Вряд ли. Уже без двадцати восемь, сейчас станет совсем темно. Пауза. Затем гулкий выстрел — бельчитская батарея, совсем было замолчавшая, бьет по танкам. Видимо, мешки пригодились.

Ночью по бугристым, тряским белым дорогам, без огней, командиры едут в штаб армии. У деревенской школы останавливаются их дребезжащие, обшарпанные «бьюики» и «крайслеры». Сонный часовой, в левой руке винтовка, в правой — веер. В низенькой грязной комнате [255] на школьных скамьях разостланы карты. На столе стоит термос. Но никто им не пользуется. Генералы и полковники по очереди берут поррон и по-испански поднимают над головой, чтобы струйка воды текла прямо в горло.

Все устали, да и обсуждать нечего. Основное задание на завтра — во что бы то ни стало взять Бельчите, и взять так, чтобы ни один фашистский солдат не прорвался, ни один не ушел.

Бельчите, 4 сентября. Утром второго сентября сопротивление Бельчите резко повысилось. Приток перебежчиков от фашистов сразу прекратился. Перешел ночью только один сержант. Он показал, что после сброса фашистской авиацией продовольствия, снарядов и патронов гарнизон решил держаться до конца. Мятежники минировали улицы, дома, намерены оборонять дом за домом. Если, считают они, можно будет продержаться хоть три дня, то и это может спасти город. В испанской истории Бельчите осаждался три раза и три раза выдерживал осаду.

Один из мешков, которые бросали с «юнкерсов», упал на республиканские позиции. В нем оказались запасные части к семидесятипятимиллиметровой пушке.

Фашистское командование и в самом деле бросило большие силы на помощь Бельчите. В районе Медианы появилась сильная колонна с артиллерией и танками. От ее ударов начали отходить стоявшие у Медианы несколько слабеньких частей республиканцев. Создалась острая угроза дороге Медиана — Бельчите.

Второго сентября, продвигаясь буквально шаг за шагом, передовые роты заняли окраину города, фабрику рисовой муки, вышли с кладбища к семинарии. Мятежники отвечают очень метким пулеметным огнем, ручными гранатами; одна их батарея стреляет по окрестностям. Командир дивизии генерал Вальтер приказывает перевезти орудия с обратных скатов гор и начать стрельбу с открытых позиций на дистанцию полкилометра. С огромным ожесточением бой продолжается целые сутки. Потери очень велики у обеих сторон.

Но вчера к пяти часам вечера сопротивление фашистов было окончательно сломлено. Из развалин домов, замирая, трещат отдельные выстрелы. В город вливаются пехота, броневики, санитарные кареты. Поздно ночью [256] начинает работать республиканская комендатура, начинается сдача и сбор оружия.

Ведут пленного офицера-попа с револьвером у пояса, ведут группу мавров, доказывающих на ходу, что они не пленные, а перебежчики.

Удар на Медиану тем временем развивается. Здесь, в Бельчите, уже слышен орудийный грохот. Наступают две фашистские дивизии. Вчера в Сарагосу прибыла третья — итальянская дивизия «Черные стрелы». Все это направлено сюда для контрудара и спасения фашистского городка. Но поздно! Бельчите взят. Эта пусть небольшая, но трудно доставшаяся победа ободряет республиканские войска.

Ночь начинает простреливаться яркими зарницами. Никогда я не видел таких белых, ослепительных, как вспышки магния, и длительных молний — все кажется, что это новые осветительные ракеты, новый военный маневр врага. Глухие раскаты грома тоже неправдоподобны. Это скорее удары очень больших, пятисоткилограммовых бомб или снарядов калибра 203 миллиметра. Под конец все-таки дождь, первый в этом году дождь, начинает сначала слабо, потом все сильнее кропить эту насквозь сухую, грубую, орошенную пока только кровью арагонскую землю.

Арагонский фронт, 7 сентября. Вчера и сегодня на Арагонском фронте относительное затишье. Фашисты заняты подготовкой большого удара в ответ на республиканское наступление. Подходят их резервы, собирается авиация, артиллерия.

Республиканцы закрепляются на завоеванных позициях, роют окопы, приводят в порядок оружие. Схватка будет серьезная. Франко, по-видимому, захочет вернуть себе Бельчите, Кинто, Медиану и всю отнятую у него вдоль реки Эбро полосу. Если он этого не сделает, то, несомненно, следующим шагом республиканцев будет нападение на самую Сарагосу.

Возможно и то, что мятежники не станут сейчас развивать больших действий, предпочтя ограничиться здесь, в Арагоне, упорной обороной. Много данных говорит за то, что фашистское командование высвободит свои основные силы, занятые до сих пор на севере, и приступит к большим операциям на Теруэльском фронте (чтобы создать угрозу Валенсии) и на Центральном фронте. [257]

В своей речи в Палермо Муссолини многозначительно заявил, что Мадрид не был до сих пор взят потому, что не был по-настоящему атакован.

Итальянский диктатор оклеветал своего испанского приказчика. Франко положил на подступах к Мадриду уже около ста тысяч человек, тысяч двенадцать полегло на гвадалахарской дороге. Наступательные операции были очень решительными. В них участвовала мощная военная техника. Но что, по-видимому, верно в словах Муссолини — это намерение итало-германских интервентои повторить атаку на Мадрид сразу с нескольких сторон, большой массой итало-германских и местных войск, предварительно создав угрозу путям сообщения Мадрида с Валенсией. К такой новой попытке республиканская армия Центрального фронта готовится.

Операция на Эбро — серьезный успех республиканской армии. Он ободрил войска. Но на фоне этого успеха еще обиднее недостатки армии, не будь которых Сарагоса была бы уже взята. Имея прекрасных, храбрых, выносливых и преданных солдат, офицерский состав все еще не стоит на высоте. Неорганизованность, медлительность, неумение управлять боем дают себя чувствовать на каждом шагу. Особенно медлительность.

Операция была начата со всей необходимой внезапностью. Начало ее застало фашистов почти врасплох и с малыми силами. Медлительность и нерешительность республиканцев в развитии успеха дали мятежникам возможность подбросить резервы и этим уменьшили результаты наступления.

С другой стороны, операция в Арагоне принесла большую пользу частям этого совсем было затихшего фронта. Каталонские дивизии сейчас, во взаимодействии с прибывшими сюда войсками других фронтов, убедились в возможности наступать, получили вкус и желание драться и атаковать.

Кинто (Арагонский фронт), 9 сентября. Фашисты-пленные, взятые в Кинто, рассказали, что ими командовали в качестве помощников начальника укрепленного района два русских царских офицера — один капитан и один генерал. Генерал был маленький, лысый и злой. Он был артиллерист и некогда у русского Франко командовал всеми бронепоездами.

Капитан будто бы был тяжело ранен и умер еще до [258] взятия Кинто. Генерал же исчез перед последним штурмом. Больше пленные ничего не могли сообщить.

Рассказ был вполне правдоподобным. Хорошо известно, что у Франко служит, среди прочего сброда, много наемников из русских белогвардейцев. Сейчас, разбирая кучу вещей и бумаг, брошенных фашистами в Кинто, штаб республиканской Н-ской дивизии нашел потертый бумажник с документами. Они лежат передо мной.

Первый документ. Удостоверение личности № 94978, выданное 2 февраля 1937 года парижским префектом полиции на имя Фок Анатоля, рожденного 3 июля 1879 года в Оренбурге, по профессии служащего, по национальности «русского беженца». На удостоверении фотокарточка пожилого, лысого, усатого мужчины.

Второй документ уже на русском языке:

«Русский национальный союз участников войны.

Билет действительного члена, сына отечества.

Фамилия — Фок, Анатолий Владимирович.

Чин — генерал-майор.

Адрес — 133, Рю Аббе Груль.

Год вступления в союз — 15 октября 1936 года. Председатель союза (подпись) генерал Туркул. Генеральный секретарь (подпись) капитан Благов.

Выдано в Париже 3 ноября 1936 года. № 101».

Печать и фотокарточка того же лысого и усатого господина.

Еще два документа представляют собой членские билеты «Общества галлиполийцев во Франции» и «Союза русского сокольства во Франции».

Любопытны в них только даты и порядковые номера. Оба выданы 3 ноября 1936 года, то есть в тот же день, что и билет «Союза участников войны», номера же — на первом 8, на втором 4. По датам и номерам документов видно, что они были выданы наспех, перед отправкой в Испанию, задним числом.

Далее нахожу в бумажнике три фотографии. На двух группа развеселых молодцов «рекете» со знаменами смеется в аппарат. На третьем фото та же группа расстреливает человека в рубашке, со связанными руками и завязанными платком глазами.

Наконец в бумажнике письмо Его генерал Фок получил, очевидно, еще до приезда в Кинто. Вот оно:

«16 июля 1937 года

Дорогой брат старейшина Анатолий Владимирович!

Наконец-то собрался написать тебе письмо и сообщить, [259] как я устроился, а также спросить, как поживаешь ты и вся наша братия.

Что касается меня, то я очень доволен. Встретили меня тепло, и в первый же день командир роты мне заявил, что я буду получать теперь три песеты в день, что я и получаю. Стол здесь прекрасный. Спешу оговориться, что три песеты получаю без всяких вычетов, чистенькими. Вот уже неделю сижу на парапете, самом ответственном из всех. Здесь один пулемет «максим», который мне пришлось привести в порядок, иначе он не смог бы дать больше двухсот выстрелов и отказался бы работать совершенно. Офицеры здесь по взводам не разбиты, так что не знаю своего положения, но командир говорил, что назначит меня на один из парапетов комендантом.

Приехал ли Рашевский и удалось ли ему починить мой бинокль, так как я очень нуждаюсь в нем, ибо противник в четырех километрах от нас, а бинокль здесь один, театральный, в который ничего не видно.

Есть ли письма из Парижа, от Шинкаренко, и вообще какие новости? Здесь довольно скучно. Последние дни говорят, что нашу роту отправят на отдых в Сарагосу. Привет всем нашим, а также командиру батальона и всем офицерам.

Я. Полухин».

Больше в бумажнике ничего нет. Да больше ничего и не требуется. Все ясно.

Ясно, что у Франко в тылу есть специальный центр пополнения русскими белогвардейцами, где и орудует (или орудовал) генерал Фок. Сюда прибывает из-за границы «вся наша братия».

Ясно, что в Париже этим пополнением занимается «Русский национальный союз участников войны» — белогвардейская фашистская организация генерала Туркула. Ясно, что делает она это совершенно спокойно и методически, вопреки всему благочестивому французскому «невмешательству»... Не видно, чтобы белому генералу Фоку очень сладко жилось у черного генерала Франко. И еще теперь так попадет за паническую, во время бегства, потерю документов!

Три песеты получал капитан Полухин. «Чистенькими»!

Несчастное отребье человечества! В 1917 году он был уже пережитком себя. После этого еще двадцать лет [260] нужно было скитаться, расстреливать, убивать, целить в народ из пулеметов, чтобы наконец умереть за три песеты на далекой чужбине, на службе у незнакомых палачей...

Барселона, сентябрь{5}. Залита солнцем, освежена осенним ветром с моря большая, красивая, оживленная Барселона.

Сегодня широкие проспекты запружены толпами народа, расцвечены пестротой знамен. Синие вымпелы с белыми звездами — это «каталонская левая»; красно-черные флаги реют над колоннами анархистов; социалистические профсоюзы и коммунисты идут под красным знаменем с серпом и молотом. Над всеми преобладают оранжевые полотна с красными полосами — официальный флаг Каталонии; рядом с ним на правительственных зданиях водружен флаг Испанской республики.

С оркестрами и песнями сотни тысяч демонстрантов медленно движутся через площадь, мимо памятника Рафаэлю Казакове, каталонскому патриоту, расстрелянному 11 сентября 1714 года. Этот день, памятный день героического восстания каталонского народа против мадридского великодержавия, отмечается каждый год все торжественнее и значительнее.

Президент Компанис поднимается на трибуну. Его встречают овациями. Он говорит о врагах и друзьях каталонской независимости.

— Люди, которые всегда преследовали и душили каталонских патриотов, — это те же, что начали мятеж в Испании и наводнили ее иностранными войсками. Те, кто запрещал каталонскую речь, теперь заставляют испанский народ повиноваться военной команде на иностранных языках. Они по-своему логичны: кто ненавидит свободу человека, тот презирает права и свободы целых народов... Республика признала каталонскую автономию, и сегодня, сплотившись вокруг Республики, все народы полуострова в рядах единой армии борются за духовную и территориальную независимость республиканской Испании.

Компанис говорит — и его прерывают овациями — о великих усилиях, которые должен сделать каталонский народ в настоящей войне, о решающих усилиях, от которых зависит победа. Он говорит о пораженцах, от которых [261] надо очистить тыл, — фашистах и реакционерах, которые, еще уцелев в республиканской Каталонии, перекрасились, замаскировались и потихоньку сеют панику, недовольство, провокации.

— Берегитесь, господа! Не думайте, что мы забыли ваши фашистские физиономии. Мы опознаем и обезвредим вас. Ваше время прошло. Оно навсегда кончилось в исторических боях восемнадцатого июля тридцать шестого года. Мы стоим на страже и всеми силами каталонского народа преградим путь попыткам реакции.

Ему отвечает гром аплодисментов площади и всех слушающих на улицах речь по радио. Женщины машут платками, мужчины бросают в воздух шляпы и береты. Каталонцы поддерживают своего президента. У Барселоны уверенный, радостный, гордый, хотя и чересчур уж беззаботный вид.

С надеждой испанский народ смотрит на Каталонию. По мере того как сжималась территория обороняющейся антифашистской Испании, удельный вес в ней Каталонии, и без того очень большой, все увеличивался.

Сейчас Каталония — это более чем треть всей свободной республиканской территории. Ее фабрично-заводская промышленность — это две трети всей промышленности, оставшейся в руках Республики. Здесь живут две трети всего не задавленного фашистами испанского пролетариата, среди них — восемьдесят пять тысяч металлистов, более четверти миллиона текстильщиков, десятки тысяч транспортников, деревообделочников, кожевников, химиков.

Каталония имеет мощное сельское хозяйство с экспортным уклоном: миндаль, орехи, лучшие сорта оливкового масла, фрукты, вино, пробка. Здесь есть минеральные богатства: калий, цинк, олово, немного угля.

Здесь большое портовое хозяйство, с барселонским портом мирового значения. Здесь проходят три большие железнодорожные линии. Только через Каталонию республиканская Испания связана сейчас по суше с внешним миром. Короче говоря, Каталония может обеспечить войну в техническом, финансовом и политико-географическом отношении.

Еще короче и прямее говоря, Каталония может спасти от фашизма Республику и себя. Может и погубить и Республику и себя.

Я ищу ответа на жгучий вопрос. Брожу по улицам, по роскошным проспектам и авеню, по тесным переулкам [262] и тупикам громадного, чудесного по красоте города. Смотрю в лица молодежи — что она готова дать, что может дать войне?

Немало каталонской молодежи ушло на фронт. Мы ее видели под Сарагосой, под Уэской и под Мадридом. Конечно, Каталония даст Республике и больше бойцов. как и другие части Испании. Людей хватает, было бы чем их вооружить, было бы кому их хорошо обучить.

Но ведь и до ухода на фронт еще здесь, в тылу, все эти миллионы работоспособных людей могут помочь в борьбе. Каждая пара рук полезна победе. В Барселоне даже в будние дни трудно протолкаться через толпы гуляющих людей. Они на бульварах, за столиками кафе или просто сидят на стульях у входа в дом.

Хоть это и обидно, но надо сказать: во время мировой империалистической войны каталонская промышленность производила для Франции в несколько раз больше, чем производит сейчас для своей же республиканской Испании.

Тогда день и ночь работали станки и люди. Поезда нескончаемой чередой уходили через границу, на север. Завод «Испано-Сюиса» поставлял авиационные моторы почти для половины французского воздушного флота. В Барселоне производили пулеметы, минометы, винтовки, патроны, снаряды, военно-инженерное оборудование. Превосходные каталонские обувные и швейные фабрики забросили работу на шикарные магазины, они круглые сутки шили и строчили солдатские сапоги, обмундирование, теплое белье, фуражки, сумки. Развернулось много новых мастерских, к ним привлекли женщин, стариков, подростков — вся Каталония стояла у станков.

И при этом она вовсе не так процветала, трудности военной Европы захлестывали и ее. Не хватало продовольствия, стояли очереди за хлебом, за молоком, за углем ... Жесткая рука интендантства французской армии вместе с подрядчиками-предпринимателями смогла заставить машины вертеться непрерывно.

Сейчас каталонская промышленность не работает и на половину своей мощности. То, что она производит, далеко не всегда нужно армии. До сих пор из литейных выходит мебель для театральных фойе и детские кроватки из нержавеющей стали. Невероятно, но факт: еще недавно испанское военное министерство закупало за границей материю хаки и башмаки для республиканской армии. [263]

Повинны ли в этом рабочие?

Нисколько. Каталонский рабочий класс приносит и готов приносить дальше все жертвы для освободительной войны против фашизма. Не его вина, если в промышленности до сих пор не наведен порядок.

Декрет о военизации и национализации важнейших, решающих отраслей промышленности, одобренный всеми ведомствами, партиями и организациями, до сих пор официально не принят правительством. В Барселоне и сейчас взаимно препираются две правительственные комиссии — одна местная, другая из Валенсии, — созданные для регулирования военного производства.

На предприятиях хозяйничают заводские «комитеты», хозяйничают как кому вздумается, иногда превращаясь в худшего вида предпринимателей, притом предпринимателей бестолковых, с левацкой «революционной» фразеологией. Уравниловка в заработной плате принимает иногда издевательский характер. Чернорабочий без всякой квалификации получает в день восемнадцать песет, высококвалифицированный металлист на авиационном заводе — восемнадцать песет двадцать пять сантимов, инженер на том же заводе — девятнадцать песет. Против этого ведут борьбу сознательные рабочие, профсоюзные и политические круги. Объединенная социалистическая партия Каталонии внесла в правительство проект декрета о прогрессивной сдельной заработной плате. Но этот вопрос все решается и решается без конца.

Производственная дисциплина на заводах очень низка. Демагоги используют каждый повод для организованного прогула. Вот, например, сегодня демонстрация, несмотря на протесты Объединенной социалистической партии, была назначена не на послеобеденное время, а на девять часов утра. Сегодня Барселона не работает по случаю демонстрации, завтра не будет работать по случаю воскресенья, а послезавтра — до обеда по случаю понедельника. Итого — два с половиной нерабочих дня в разгар войны, в момент, когда половина Испании захвачена врагом.

В Барселоне сейчас гораздо голоднее, чем в Валенсии, Аликанте, Альбасете. В центре плодороднейшей сельскохозяйственной области, рядом с богатым зерном Арагоном, на берегу моря, не оказалось в достаточном количестве ни хлеба, ни овощей, ни рыбы, ни сахара. Газеты ведут по этому поводу полемику, городские власти дают длинные разъяснения. Они ссылаются на отсутствие [264] валюты для продовольственных закупок, на отсутствие пароходов для перевозки. В самом деле, одна из бесчисленных комиссий по регулированию наложила запрет на вывоз ценнейших каталонских экспортных товаров, объявив, что сама организует этот вывоз. Лежат без движения огромные товарные запасы экспортного миндаля, орехов, масел, пробки, цинка, олова, калия. И в то же время частные купцы, как-то довозя те же товары до Валенсии, до Аликанте, отправляют их за границу и выручают валюту.

Компанис в своей речи не зря говорил о пораженцах. Он не выдумал их. Они раздувают неуспехи и недостатки, пророчат победу фашистов, твердят о том, что у Каталонии есть свои сепаратные, каталонские интересы. В буржуазных кварталах Барселоны, хотя она и дальше всех стоит от фронта, гораздо чаще увидишь враждебные лица, услышишь жалобы по поводу войны или просто злобные восклицания.

Каталонское правительство нынешнего состава решительно борется с пораженцами и сепаратистами, карает спекулянтов, дезорганизаторов производства, саботажников, вредителей, шпионов. Оно достигло за последние месяцы немалых успехов: все-таки сегодня заводы несравнимо более похожи на военные, чем в мае. Но и в работе правительства все же масса благодушия, доверчивости, возни с мелочами.

Среди политических, партийных, профсоюзных организаций сейчас снова усилились элементы взаимного понимания, тяга к единству, к сплочению перед общим врагом. Стало меньше дрязг, конфликтов по пустякам, полемики ради полемики, стало больше серьезности и ответственности. К этому принуждает серьезная, решающая обстановка. Этого требуют широкие массы, которые непреклонно хотят бороться до последней капли крови со своим смертельным врагом — фашизмом — и которым нужны для этого две вещи: единство и организация...

Мадрид, 25 сентября. Сейчас в Мадриде раскрыта новая организация мятежников — широко разветвленная система подпольной вредительской, шпионской и террористической работы. Арестованы сотни фашистских агентов, среди них много весьма видных. В неприкосновенности осталось только руководство. Оно спокойно живет [265] в самом центре Мадрида, за углом от нас, под сенью закона и дипломатической неприкосновенности.

Этот руководящий центр, укрытый в здании посольства Чили, объединял четыре самостоятельно действовавшие группы. Первая группа, названная «Галан и Бреу», по именам двух фашистов, ею руководивших, имела функции контроля, наблюдения и общей инспекции всех фашистских сил. Галан арестован.

Вторая военно-гражданская группа имела своим назначением вредительство и саботаж во всех отраслях мадридской городской жизни, захват таких важнейших узлов столицы, как телеграф, телефон, продовольственные склады, трамвай, метро, в момент новой атаки на Мадрид и немедленное приспособление их к нуждам Франко. Группа ведала также связью с территорией Франко.

Сформирована была эта группа в особые части, именуемые «годами». Начальник «года» имел в своем подчинении триста шестьдесят пять фашистов, разбитых на «месяцы» и «недели», с начальниками «недель» и «месяцев» во главе. Рядовой член организации обозначался определенным календарным днем, в удостоверение чего получал вырванный из календаря листок. Фашисты сформировали шесть отрядов, пронумерованных с 1930 до 1936 года.

Третья группа именовалась «белой колонной». В нее входили все фашисты, укрывшиеся в зданиях иностранных миссий. Выходить на улицу эти люди не могут: их арестует постоянная стража у входа в здание. Но через служащих посольств они имеют связь со шпионами в городе, а ночью через радиопередатчик сообщают свои сводки мятежникам.

Четвертая военная группа была разбита на «бандеры» по триста человек в каждой, «бандеры» в свою очередь — на «секции» по тридцать человек и «фаланги» — по десять человек. Их назначение — при новой атаке фашистов начать встречное наступление в городе, врываясь со стрельбой в дома, гостиницы, штабы. Было уже сформировано семнадцать «бандер».

В состав «бандер» были завербованы солдаты мадридской республиканской гвардии, транспортной охраны, охраны зданий министерства внутренних дел и военного министерства, полицейских автоброневых сил. Все они сейчас арестованы.

В числе заговорщиков захвачено немало видных мадридцев, [266] занимавших крупные посты при короле, при правительстве Лерруса, при диктаторстве Хиля Роблеса. Среди них бывший директор телеграфа сеньор Пино и капитан Корнехо, брат королевского морского министра. Наиболее крупной птицей из арестованных оказался чилиец Мануэль Асенсио — спекулянт и шпион, владелец трех магазинов в Мадриде и одновременно начальник «года». В магазинах Асенсио в торговые часы под видом покупателей собирались фашисты...

Излишне говорить, какой победой республиканцев явилось раскрытие новой фашистской организации и разгром ее.

Мадрид, 26 сентября. Раскрытие нового большого фашистского заговора всколыхнуло Мадрид. Вчера и сегодня это стало главной и единственной темой разговоров — на улицах, в трамваях, в метро, на фабриках, в окопах, в продовольственных очередях. Состоялось много летучих митингов с требованиями расстрела арестованных участников заговора.

Идут все новые аресты. Захвачено еще несколько начальников «месяцев» — их выдали, надеясь на помилование себе, их сообщники.

Заговорщики ухитрялись, пользуясь беспечностью, царящей в мадридских учреждениях, устраивать свои военные сборы в актовых залах ныне пустующих министерских зданий. Они переписывались на официальных бланках, разъезжали в правительственных автомобилях, держали свое оружие на общих военных складах. Их самоуверенность и нахальство дошли до того, что сеньор Пино, бывший главный директор мадридского телеграфа, решил провести прямой провод из Мадрида через линию фронта в расположение мятежников. Провод намеревались днем совершенно открыто довести до окопов, а ночью протянуть через нейтральную зону и в установленном месте передать конец его в руки фашистов. Этому поистине трогательному предприятию помешал только арест Пино.

В связи с раскрытием заговора аргентинский и чилийский дипломатические представители послали в министерство иностранных дел кисло-сладкие ноты с опровержениями и сожалениями. Аргентинская миссия объяснила, что некоторые из задержанных лиц являются не чиновниками миссии, а служащими ее продовольственного [267] отдела; однако, заявляет миссия, если этот продовольственный отдел выполняет функции, ему не соответствующие, и если правительство находит нужным, миссия готова этот отдел ликвидировать.

Вся эта издевательская канитель буквально выводит из себя население Мадрида.

Другое, что возмущает все республиканские круги Мадрида, — это тот факт, что почти половина участников нового заговора уже побывала раньше под арестом по обвинению в поддержке мятежников и была судебными властями отпущена на свободу. Левореспубликанская газета «Политика» протестует против недопустимой практики трибуналов: они прекращают судебные дела против людей, арестованных как члены «Испанской фаланги».

Вчера узнали о раскрытии новых фашистских гнезд в Барселоне, притом того же приблизительно типа и с темп же методами работы. Из секретариата «Радио националь» в центре города фашисты каждый день рассылали около полутора тысяч конвертов с фашистскими листовками. Одна из листовок начинается защитой ПОУМа и троцкистскими атаками на Объединенную социалистическую партию, а кончается словами: «Да здравствует непобедимый Франко!»...

Можно сказать с основанием, что работа республиканских органов контрразведки и безопасности заметно улучшилась.

(Мадрид, сентябрь{6}.) Наша молодежь читает и изучает историю гражданской войны в России. Тому уже скоро двадцать лет, как белые генералы — слуги царя, помещиков и капиталистов — вели свои полки на красную Москву, на красный Петроград, на Советскую Республику. Армия рабочих и крестьян в долгой, трудной и победоносной борьбе отбросила, затем разгромила, затем вышвырнула из своей страны остатки белогвардейского царского войска. Белые генералы стали за стойку берлинских кабаков, сели за руль парижских такси.

Это история. Об этом наши дети читают в книжках, как о мамаевом побоище, как о Лжедмитрии, как об осаде Севастополя и прочих далеких вещах.

Но Лжедмитрии давно истлел, а белые генералы XX века еще живы. Бессильные опять напасть на свое бывшее отечество, они бродят по свету и ищут мести. [268]

У них не осталось ни власти, ни сил, ни умения. Осталась только ненависть, ненасытная ненависть к народу, любому народу, к трудящимся, любым трудящимся, и эту ненависть они предлагают, как товар, по дешевке, по «себестоимости» всем вооруженным палачам народа. Эту ненависть у них охотно покупают, и они счастливы, когда могут убивать если не советских, то хоть иностранных — китайских, испанских рабочих.

Русский царский генерал Фок в 1920 году командовал артиллерией на Перекопе. Перекоп был взят Красной Армией. Генерал вместе с другими бежал в Крым и за границу.

В 1937 году, через семнадцать лет, этот генерал командовал артиллерией фашистского укрепленного района Кинто на Арагоне, в Испании. Войска испанского народа взяли Кинто. Генерал Фок бежал, при бегстве бросил в Кинто бумажник и чемодан с походным архивом.

Содержимое бумажника уже известно читателю. Сейчас, в спокойные дни между боями, нашлось время перелистать бумаги из генеральского чемодана — письма, полученные генералом, и копии писем, отправленных им. Вряд ли есть смысл воспроизводить их все и целиком, но кое-что весьма поучительно.

«Господину Анатолию Фоку, бригадному генералу. Согласно уставу нашего союза вы с сего числа и впредь до новых распоряжений назначаетесь представителем при содружестве бывших участников войны 1-го армейского корпуса, со всеми соответствующими, вытекающими из устава правами. Вы уполномочиваетесь особо представлять во всех необходимых случаях наш союз перед разными лицами и французскими организациями и учреждениями.

Президент — генерал Поль Шатилов. Генеральный секретарь Генерального штаба — полковник Андре Станиславский».

(Из мандата общевоинского союза в Париже от 21 мая 1935 года.)

«3 сего августа в Париже состоялось собрание чинов всех дроздовских частей, на котором председательствовал начальник группы 1-го армейского корпуса во Франции генерал-майор Фок. На этом собрании был подвергнут [269] обсуждению приказ за № 14 и циркулярное отношение генерала Кусонского от 28 июля сего года, которые касались выхода из общевоинского союза генерал-майора Туркула, вызванного непременным желанием генерала Туркула возглавить созданную им независимую от общевоинского союза политическую организацию. Насколько это собрание не имело даже наружно характера собрания господ офицеров, свидетельствует тот факт, что на нем присутствовали дамы, а некоторые «речи» сопровождались аплодисментами. Такое явление могло бы иметь место на собраниях членов общественных и политических организаций, но отнюдь не воинских. На собраниях же военных они впервые появились с печальной памяти 1917 года.

Во внимание к возрасту, служебному стажу и боевым заслугам генерал-майора Фока ограничиваюсь объявлением ему выговора за допущенное и даже возглавленное им массовое антидисциплинарное выступление собравшихся 3 августа сего года чинов дроздовских частей...»

(Из приказа генерала Миллера по общевоинскому союзу в Париже, № 29, 17 августа 1936 года.)

«...Теперь вам, после вышеизложенного, совершенно ясны причины, побудившие меня подать рапорт о выходе из общевоинского союза, и мое нежелание продолжать с вами сотрудничать, а также что все вышеуказанные обстоятельства с неопровержимостью говорят, кто является главным источником развала общевоинского союза и кто ему своей деятельностью приносил и приносит непоправимый вред, низведя его на положение одной из многих воинских профессиональных организаций. Это — вы. Я считаю, дабы сохранить общевоинский союз от окончательного развала и вернуть его к исполнению основной задачи — активной борьбе с большевиками, что вам надо уйти с занимаемого вами поста и найти способ передать его в более сильные руки лица волевого, твердого, правильно понимающего обстановку и задачи в борьбе с большевиками. Я рассчитываю, что вы, так же как и я, сознаете весь вред обращения к общественному суду, с одной стороны. С другой — вы также поймете необходимость вашего ухода без широкого оглашения всех деталей, документов и свидетельских показаний.

Готовый к услугам А. Фок».

(Из письма к генералу Миллеру.) [270]

«Дорогой Антон Васильевич!

Вот уже три дня, как я с генералом Шинкаренко, капитанами Кривошеиным и Полухиным в Сан-Себастьяне. Как нас приняли? Отменно хорошо и предупредительно во всех отношениях. Те из нас, кто будет сражаться за национальную Испанию, против III Интернационала, а также, иначе говоря, против большевиков, тем самым будут выполнять свой долг перед белой Россией.

Привет дроздовцам и всем членам союза участников войны, а также твоим дорогим дамам.

Твой А. Фок».

(Из письма к генералу Туркулу.)

«Дорогой Антон Васильевич!

Все мы уже зачислены. Чтобы не заполнять письма детальными описаниями нашего положения (что ты можешь узнать от В. В. Щавинского), пишу тебе только одно, что мы все поставлены в положение офицеров-инструкторов, и единственное обстоятельство меня тяготит, что незнание испанского языка не дает мне возможности приносить ту пользу, которую, я чувствую, мог бы принести... Должен сказать, что испанский рабочий класс, так же как во всем мире, отравлен коммунизмом-марксизмом. На это указывают пустеющие здесь заводы и фабрики...

У меня просьба: так как я совсем выдохся в денежном отношении, пришли поддержку, если это тебе возможно сделать. Для писем остался старый адрес: отель «Эспанья». При этом надо написать несколько любезных слов с указанием для кого».

(Из письма А. Фока генералу Туркулу.)

Бумаги генерала Фока документально подтверждают, что часть белогвардейщины, особенно тесно связанная с германо-итальянскими интервентами, имела свои счеты с исчезнувшим на днях генералом Миллером.

Любопытно отметить, что парижская печать прямо обвиняет в похищении Миллера генерала Туркула, с которым Фок состоял в переписке.

Белогвардейские звери еще не околели. Как водится у хищников, они ссорятся между собой, не могут поделить подачек, которые им бросают нынешние их хозяева — фашисты. Из-за раздела этих подачек-субсидий от [271] германских и японских штабов и разведок возникают все раздоры, расколы, взаимные интриги и разбойничьи преступления. Деньги и кровь, шпионаж и провокации, убийства и похищения — вот будни зарубежных белогвардейцев, некогда генералов российской императорской армии, ныне юных и усердных «рекете», фалангистов, самураев, штурмовиков, чернорубашечников.

Наша молодежь слушает рассказы отцов о битвах с царскими слугами, пусть знает, что и в нынешние дни эти одряхлевшие шакалы еще промышляют себе на жизнь, питаясь объедками от чужих грабежей и кровавых пиров.

Мадрид, 29 сентября. На что может пригодиться сбитый на землю, весь обгоревший при падении германский трехмоторный «юнкерс»?

А вот на что.

Огромные части тела искалеченной, изуродованной птицы сложены аккуратными кучами. Вот разбитая грудная клетка, вот длинные голенастые ноги, вот изогнутые, развороченные крылья, вот почти целый хвост. Вот длинная лестница-трап, по ней летчики-фашисты входили в чрево металлического хищника. Все это изломано, закопчено бензиновой гарью, обесформлено, но, в конце концов, осталось тем, чем было вначале, — осталось металлом.

Двое парней подъезжают поочередно с моторной тележкой, накладывают на нее порцию «юнкерсовых» частей и потрохов, везут к электрической печи. И здесь фашистская птица жарится в собственном соку, иначе говоря, дюралюминий плавится и переплавляется.

Печь стоит посреди заводского двора, кругом снуют рабочие, командуют мастера и дают свои указания инженеры. Печь на литейно-механическом заводе, как и весь завод, работает вовсю. Работает в Мадриде, на окраине столицы, ровно в одном километре от передней линии окопов. Где-то совсем рядом стреляет артиллерия, но никто не оборачивается на грохот пушек, — он напоминает только о том, что армии нужны снаряды и что снаряды с дерева, как оливки, не сорвешь.

Здесь был небольшой, скромный заводик для разного рода водопроводных принадлежностей. Сейчас повсюду понаставлены новые станки, кузнечные молоты, расширены модельная, формовочная, отделочная мастерские. [272]

Работа идет оживленно, с напором, с упоением. Работают беспрерывно, в три смены, с работы уходить не хотят и просят разрешения остаться на час-другой, чтобы не оставлять ничего неоконченного.

Старик Пара, ворчливый, сердитый, веселый, управляет здесь. На его замасленной черной блузе нашиты знаки капитана. Это старый рабочий-металлист, беспартийный. Два сына у него на фронте, а сам он вот уже полгода ни разу не уходил домой ночевать. Круглые сутки бродит по цехам и разве совсем уже поздно приляжет на жестком тюфяке в конторе.

Нельзя не восторгаться тем, как в осажденном Мадриде буквально под огнем неприятеля сложилась и окрепла республиканская военная промышленность. Рабочая инициатива, пролетарский энтузиазм сделали прямо чудеса. В Мадриде сейчас работают на полный ход и беспрерывно все уцелевшие от артиллерии и авиации металлообрабатывающие и электротехнические предприятия. Они освоили и осваивают дальше производство десятков видов снаряжения, разных нужнейших для войны механизмов.

У республиканской армии возникла жгучая потребность в больших противовоздушных прожекторах. Теперь об этом уже можно сказать: в начале лета их на всю Республику было ровно двенадцать штук! Машина эта очень дорогая, сложная и никогда в Испании не производившаяся. В ней девятьсот четырнадцать различных частей и в том числе вогнутое зеркало диаметром в полтора метра... После того как в ряде инстанций заказ был признан невыполнимым, мадридцы попросили его себе. Взяли новейший иностранный прожектор, разобрали его чертежи и начали строить прожекторы, крупные и мелкие, здесь, под руководством старика Пара. Делают это они с огромным старанием, до упоения, можно даже сказать, с задором.

Пара торопит молодого рабочего — почему тот не сдал деталь. Парень делает вид, что не слышит, он еще и еще усердствует над маленькой шайбой. Наконец приходит, держа на двух ладонях рядом две детали: заграничную и свою. Своя сделана гораздо чище и точнее — это признает сам ворчливый Пара. Шлифовальщик уходит, лукаво подмигивая глазом. В переводе с испанского на русский это значит: «И мы не лаптем щи хлебаем!»

Чтобы кормить свой завод сырьем, создали специальные бригады для сбора металла. У войны есть большие [273] отходы — заводские ребята бродят по полям боев и в плетеные корзинки собирают использованный металл. Операция под Брунете дала заводам сырья на три недели. Особенно важны сбитые самолеты: это жирная дичь — легкие и цветные металлы... Мадридцы отправили целую экспедицию на Арагон и оттуда потихоньку в двухколесных повозках, на мулах, перетаскивали металлический лом. Излишне говорить о том, что бригады обшаривают свой собственный город.

Мастер Пара проходит по цехам, открывает заднюю дверь и хозяйским жестом показывает мне изумительное зрелище. Не веря своим глазам, я смотрю, как полтора десятка землекопов заканчивают большой, метров на шестьдесят в ширину, котлован. С одного его края идет кладка кирпичного фундамента. Тут же собирают плавильную печь.

— Строим новый литейный цех! В старом больше не помещаемся. Через три недели приходите на пуск.

Армия Франко готовится зимовать в Мадриде. А мадридские рабочие строят в это время новые цехи заводов. Пока двое братьев с винтовками в руках спокойно сдерживают напор врага, их отец столь же спокойно закладывает новый цех антифашистской оборонной промышленности.

Разве он один, этот капитан-рабочий Пара со своими сыновьями на фронте и со своим строительством в Мадриде?

Я пробую проследить, как создаются новые большие прожекторы. Заказ размещен на пятнадцати предприятиях — и всюду кипит работа, и всюду подъем, хоть и на пустой желудок.

Под крышами пустующего автобусного парка рабочий, тоже с капитанскими нашивками, Хесус Барейра Санчес создал совершенно заново военный завод. Откуда только он не таскал туда машин! В людной части Мадрида одно предприятие оказалось на первой линии огня, в двухстах метрах от фашистских окопов. Конечно, в нем провалило снарядом крышу, продырявило стены. Барейра надумал эвакуировать оттуда станки и запасы меди. С медью дело пошло прилично — ее ночью возили на ослах, отправляя их по окопам. Но со станками — что тут было! Когда бригада начала ночью стучать молотками, мятежники вообразили, что готовится большая атака, и буквально засыпали завод снарядами. Им и в голову не могло прийти, что это сумасшедшие люди [274] пришли вывозить машины... А все-таки безумцы добились своего. Станки стоят теперь в безопасности. Вот вертятся их ремни.

Барейра показывает свое хозяйство, выросшее за четыре месяца. Пожалуйста, он участвует в изготовлении прожекторов. Но и помимо прожекторов у него есть что предложить. Он здесь строит броневики — вот стоит целая дюжина. И еще кое-какие игрушки... Он думает о завтрашнем дне — вот наверху у него фабрично-заводская школа, подростки учатся слесарному и механическому делу. А здесь — мы спускаемся в подземелье — здесь вырыт ни больше ни меньше как стометровый, крытый железобетоном туннель, который служит тиром для пробных стрельб броневиков и в то же время противовоздушным убежищем для всех рабочих предприятия. Построен он за шесть недель.

Мы опять наверху — Барейра показывает столовую, души и ванные для рабочих, клуб. На прощание он показывает напротив, через улицу, большой, еще не совсем готовый шестиэтажный жилой дом.

— Вот думаем занять и отдать рабочим под квартиры. Сами, конечно, оштукатурим, отделаем. Как вы полагаете?

Я не вправе ничего советовать Барейре. Но видно, что он и его товарищи и без советов дом займут. Бывший владелец его, наверно, далеко, по ту сторону окопов. А в демократической, антифашистской Испанской республике вряд ли кто будет оспаривать этот дом у рабочих, которые насупротив него, без средств и вложений, из обломков создали мощный военный завод и дают государству многомиллионную оборонную продукцию.

...После длинного путешествия по заводам и фабрикам мы добираемся до сборки и отправки прожекторов. В больших железнодорожных мастерских старики рабочие, временно оторванные от своей обычной работы, старательно и любовно прихорашивают большие световые машины.

Алюминиевое мясо убитых хищных «юнкерсов» сейчас превратилось в оправу для огромных зеркал, которые помогут отразить и сбить другие фашистские птицы.

Десятками мадридских прожекторов уже охраняется небо Валенсии и Барселоны. [275]

Валенсия, 1 октября. Открытию очередной сессии кортесов предшествовала немалая шумиха и в лагере Франко и за границей. Мятежники неустанно заявляли и в печати и по радио, что испанский парламент давно уже не существует, что часть его поддерживает бургосскую власть, другая часть бежала в эмиграцию, третья перебита, а с четвертой, «красной», не приходится считаться. К тому же парламент давно не собирается, правительство перед ним не отчитывается, а если это и бывает, то все равно одобрение правительства парламентом никакой законной силы не имеет.

Все это совершеннейшая ложь. Известно, что правительство Народного фронта пришло к власти именно потому, что страна избрала парламент подавляющего демократического и левого большинства, в котором фашисты составляли горсточку в несколько десятков человек. Кроме этой горсточки, буквально весь состав парламента Испанской республики, вне зависимости от политических противоречий между партиями, остается на точке зрения своей правомочности и законности, включая ряд депутатов умеренно правых партий. Некоторые из них, в том числе бывший председатель Совета Министров Портела Вальядарес, даже приехали из-за границы на сессию парламента, чтобы подчеркнуть признание ими конституционности режима сегодняшней Испании. Другие прислали телеграммы о болезни или, как астурийцы, о физической невозможности добраться до Валенсии. В этих телеграммах тоже содержатся приветствия парламенту и правительству. И кортесы собрались точно в предусмотренный конституцией срок.

С утра вокруг прежнего здания валенсийской «лонхи» огромная толпа. Популярных депутатов и министров встречают овациями и возгласами, непопулярных или только что вернувшихся из эмиграции окружают холодным, но вежливым любопытством. Никто не нападает на них, никто не собирается разорвать в клочки, как пророчествовала фашистская пресса, отговаривая ехать в Валенсию. В дипломатической ложе представители Великобритании, Франции, США, СССР, Бельгии, Швеции, Чехословакии, Аргентины, британская парламентская делегация и другие почетные гости.

С утра в кулуарах много говорят о большой оппозиционной речи, которую будто бы приготовил на сегодня Ларго Кабальеро. Но к моменту начала заседания выясняется, что Кабальеро говорить сегодня не может. [276]

Ему не до того. Сегодня должно было состояться заседание Национального комитета Всеобщего союза трудящихся, на котором члены комитета предполагали осудить действия Кабальеро, разваливающего союз, и сместить его с поста генерального секретаря.

Упрямый и обозленный «старик» не придумал ничего другого, как запереться в помещении секретариата и не впускать никого. Национальный комитет собрался в другом месте и к вечеру сместил Кабальеро с поста генерального секретаря.

Открывая сессию кортесов, их президент Мартинес Баррио обращает первые свои слова к республиканской армии, которая на суше, в море и в воздухе героически и упорно обороняет независимость и свободу Испании.

Валенсия, 2 октября. Сегодня утром испанский парламент собирается под тяжелым впечатлением новой, чудовищной по жестокости фашистской бомбардировки Барселоны. Десятки разрушенных домов, горы детских трупов. Каталонские депутаты разных партий в горячих, взволнованных речах обращаются к парламенту с просьбой заклеймить это новое преступление против беззащитных мирных жителей, против женщин и детей.

От имени правительства Хуан Негрин присоединяется к скорби и гневу каталонского народа по поводу новых массовых убийств в Барселоне. Кортесы посылают президенту Каталонии телеграмму сочувствия каталонскому народу.

Центральным моментом заседания становится небольшая, но очень яркая и сильная речь Долорес Ибаррури, которая выступает как лидер парламентской фракции Компартии Испании и Объединенной социалистической партии Каталонии.

Долорес начинает с заявления о полной поддержке правительства Негрина. Говоря далее о создании испанской регулярной республиканской армии, она ставит перед правительством проблему организации резервов как основного рычага победы. Примером этому служит Советский Союз и Красная Армия: в тот момент гражданской войны, когда эта армия создала у себя значительные резервы, разгром противника был предрешен. Резервы, в свою очередь, предусматривают развитие военной промышленности. Явные и значительные успехи достигнуты благодаря энтузиазму испанского рабочего [277] класса — вплоть до производства самолетов. Но этого недостаточно. Надо увеличить темпы и размеры производства.

— Надо, — говорит Долорес, — неустанно прислушиваться к голосу народных масс.

Она останавливается на вопросе о заработной плате, которая сейчас стала недостаточной. Рабочие должны видеть перед собой перспективы будущей жизни, чувствовать, как меняется Испания. Правительство немало сделало в этой области — оно создало рабочие институты, оно открыло для рабочих университеты, но этого мало; надо заботиться об улучшении питания рабочего населения.

Долорес требует от правительства большей бдительности и энергии в борьбе с засоренностью тыла. То, что здесь далеко не все сделано, доказывает тот факт, что даже на парламентских скамьях мы видим представителей леррусизма — самого гнилого, что было в испанской политике (речь идет о присутствующем депутате Герра дель Рио, крупном капиталисте и спекулянте).

Горячей овацией провожает весь парламент конец речи Долорес против пораженцев, примиренцев и трусов, за непримиримую борьбу до конца и разгром фашистских мятежников.

Каталонский республиканец Короминас резко ополчается против фашистской спекуляции на сепаратистских и пораженческих настроениях в Каталонии. Он заверяет, что фашизму никогда не удастся рассорить Каталонию со всей остальной Испанией.

Выступает еще несколько депутатов, среди них Герра дель Рио, который довольно робко обороняется от атак Долорес.

После этого парламент принимает резолюцию доверия правительству Негрина и на этом пока заканчивает свои заседания.

Сессия парламента внесла много бодрости в политические круги, хорошо воспринята в широких массах и принесла Испании пользу в международном отношении.

Пина (Арагонский фронт), октябрь{7}. Опять идут упорные, жестокие бои на подступах к фашистской Сарагосе. Двадцатый раз мы говорим «упорные, жестокие». [278]

Но при этом нисколько не повторяемся. Каждый новый этап войны в Испании приносит все большее ожесточение борьбы, все большую насыщенность ее огнем и техникой, все большее количество жертв.

Я не знаю, как будет оценен сегодняшний день сводкой военного министерства. Газета из Валенсии придет сюда послезавтра — ее будут везти сначала в автомобиле по большим дорогам, потом на мотоцикле по проселочным, потом на муле в горах.

Но тогда сегодняшний день уже сольется с другими, его трудно будет вспомнить во всех деталях среди четырехсот уже пережитых. Сейчас, только что закрытый черным занавесом ночи, он еще стоит перед глазами...

Теперь никого не надо здесь агитировать за необходимость фортификации. Авиация научила каждого быть самому себе сапером. На лопаты смотрят с завистью, просят их взаймы в очередь. Всякий, кому надо оставаться в поле на одном месте более часа, уже косит глаза вокруг: нет ли каких дырок и щелей в земле? Если нет, начинает рыть, скрести, царапать, если не лопатой, то навахой, то своей алюминиевой миской — у некоторых она с краю наточена, как лезвие. Копать землю — это теперь никто не считает потерей времени. И вот сегодня тоже: только принесли котел с кофе, уже появились самолеты.

Их немного — четыре «юнкерса» с двенадцатью «фиатами». Они сразу встречены республиканцами. Воздушный бой. Бомбардировщики удирают. И наконец, один падает камнем, от трех других отделяются парашюты: совсем рядом... Через час в ущелье приводят одного за другим двух пленных итальянских пилотов. Звонят из соседней бригады, что там захватили третьего: он упал за камни и пробовал отстреливаться. Четвертый разбился сразу.

В одиннадцать часов республиканцы начинают свою первую атаку. Надо прорваться у Фуэнтес-де-Эбро, одного из крупных районов под Сарагосой. Сама по себе Сарагоса — это тоже крепость, старая и прославленная. Но сейчас немцы дополнили ее укрепления целой группой пунктов с круговой обороной — Бельчите, Медиана, Кинто, Вильямайор, Фуэте. Часть из них взята, часть обороняется, подкрепленная артиллерией, новыми фортификациями и добавочными частями.

Первая атака не удалась. На тринадцать часов тридцать минут назначена вторая. Ровно в тринадцать часов двадцать минут слышен треск моторов, все прячутся в [279] щели, но тотчас выскакивают наружу: это правительственные самолеты. Они идут низко, показывая свои опознавательные знаки, затем взмывают вверх, и через минуту мы с напряжением видим весь горизонт над фашистскими траншеями в сплошном дыму.

Тотчас двигается вперед группа танков. На нескольких на броне сидят пехотинцы, это ударники, отважная испанская молодежь.

Отсюда, со скалы, четко видна каждая деталь атаки. Вот танки подходят к колючей проволоке. Вот прорывают ее. Здесь пехота, сидящая на танках, должна моментально спрыгнуть и залечь. Но эти сумасшедшие ребята идут дальше. Зачем?! Зачем?! Вот их косит пулеметным и противотанковым огнем. Невозможно смотреть — они падают, как яблоки с дерева. Неужели и этот шестнадцатилетний мальчишка, доброволец, с непокрытой головой, который карабкался полчаса назад на танк?..

Мятежники встречают танковую группу целой тучей огня.

Взрывы сопровождают путь танков тесным кольцом. Часть противотанковых пуль долетает сюда, они не свистят, а визжат — противный, густой визг, как у точильного камня, а разрыв при ударе о камень резкий, громкий.

В окопах у фашистов паника. Люди выскакивают, поднимают вверх винтовки, прося пощады. Но когда танк перевалил через траншеи и направился вглубь, те, кто остался в живых, опомнившись, опять возобновляют стрельбу. Этого никак нельзя избежать, и в результате линия огня хотя и неплотно, но замыкается за танками. Пехоты за ними успело просочиться немного. Но с левого фланга республиканцы захватили и крепко держат траншеи противника.

В первой линии атакуют испанцы вместе с американцами. Испанские солдаты дерутся молча. Они совсем по-детски бьют кулаком по своей винтовке или по пулемету, если они отказывают или если нет патронов. Американцы не переставая ругаются сквозь зубы длинными, замысловатыми выражениями. Только один из них, рабочий с седой головой, со впалыми щеками, в старомодных железных очках тихо, без слов переползает от пулемета к пулемету и исправляет неполадки. Испанцы называют его «янки» и любовно гладят по плечу. В ответ он только кивает головой. Да и о чем разговаривать — все ясно без слов: пулемет не работал, а сейчас работает.

Проходит три часа. Атака то возобновляется, то затухает. [280] Солдаты начали окапываться на отвоеванной полосе земли. Тем временем танки непрерывно дерутся в огненном кольце. Вот они пробиваются к своему сборному пункту, тех, у кого снарядами повреждены гусеницы, самоотверженно тянут на буксире товарищи. Только три танка не могут прорваться; два из них горят. Столбы черного дыма.

Солнце начинает заходить; здесь, в горах, осенью быстро темнеет. Фашисты все ведут стрельбу по трем одиноким танкам, — значит, эти танкисты еще сопротивляются?

Еще час. Все тонет в темноте. Танкисты заправились бензином на сборном пункте, но не думают отдыхать. Они напряжены, возбуждены до крайней степени. Надо выручить тех, кто остался. Надо вытащить танки, найти товарищей.

Из добровольцев составлено несколько команд — танкисты с пехотинцами. Они поползут вперед, чтобы разведать местность. Старик американец просится тоже идти. Ему отказывают. Сгорбившись, он залезает в земляную нору и там, прикрыв курткой свечу, чистит пулеметы.

Вдруг в ложбинке, где стоят танки, раздаются радостные вопли. Все стекаются туда. В густой толпе стоят трое ребят — экипаж одного из окруженных танков, того, который не горел. Все их обнимают, все их целуют со слезами на глазах. Двое из трех ранены. Они рассказывают: прямыми попаданиями в танк на обрыве отбило ходовые механизмы орудий и пулемет, ранило командира башни и командира машины. Фашисты совсем подобрались к машине — кричали, уговаривали сдаться, обещали помиловать, угрожали, что или подожгут, или разнесут вдребезги. Ребята отстреливались из пистолетов, водитель убил двух фашистов. Решили отбиваться до последних трех патронов — последние три остались для себя самих. Но потом стихло, фашисты решили оставить дело до утра. Экипаж снял замки с орудий и пулемета, выполз с ними из танка и добрался до канала искусственного орошения. По горло в воде и временами окунаясь пошел в направлении своих. И вот, наконец, добрался до захваченной республиканцами части окопов.

Бойцы слушают в глубоком волнении и решают сейчас же идти выручать танки. Сколько раз вытаскивали — ну и теперь можно будет вытащить.

Командир, посвечивая ручным фонариком себе в сумку, пишет донесение. Пройдено тысяча семьсот метров в [281] глубь фашистского укрепленного района. Арагонская ночь в октябре холодна и ветрена. Война кончится не завтра и не послезавтра. Победа родится из упорства, терпения и жертв.

Арагонский фронт, октябрь{8}. Сегодня спасся экипаж еще одного республиканского танка, из тех трех, которые, как мы писали вчера, застряли в расположении фашистов на подступах к Сарагосе. Чудо не свершилось само — его свершил безграничный героизм бойцов, их упорство и вера в свои силы.

Тройка храбрецов только что добралась до передних линий правительственных частей. Мы их обнимаем — исцарапанных, обожженных. Они рассказывают — медленно, устало, радостно.

Танк был подбит несколькими снарядами. Его окружили фашисты, он отстреливался двенадцать часов, но постепенно враги приблизились и, забросав машину гранатами, насели на нее.

Экипаж заперся и решил не сдаваться живым. Фашисты влезли на танк, стали окликать сидящих в нем. Ребята сидели тихо, притворились мертвыми.

Мятежники вместе с итальянцами решили открыть танк. Начали лазить по нему, стучать молотками, ковырять ломами. Машина закупорена наглухо, как несгораемый шкаф. Засовы и болты крепко держали изнутри.

После нескольких часов возни фашисты умаялись, решили отдохнуть и пообедать тут же, на танке. Пообедав, легли на танк вздремнуть. В этот момент один из танкистов внутри зашевелился. Мятежники моментально ссыпались с машины и возобновили атаку.

Они начали бить зажигательными гранатами по нижней части танка, загорелась резина. «Мы сидели, молчали и курили, — рассказывает командир, — истекал девятнадцатый час боя в окружении».

Огонь погорел и опять потух. До бензиновых баков он не добрался. Танкистам было слышно, как мятежники совещались. Они решили покончить с экипажем раз и навсегда — не верить ничему, пока не увидят воочию трупов и не вытащат их из машины.

Началась новая атака на танк. Теперь надеяться было не на что. Трое бойцов решили покончить с собой в тот момент, когда враги проникнут внутрь машины. [282]

Вдруг они услышали рядом разрыв снаряда, затем другого, третьего и крики раненых. Республиканская артиллерия, а затем республиканские танки после ночной пехотной разведки установили точный прицел и создали вокруг танка огневую завесу.

Стрельба стихла. Фашисты, очевидно, отбежали и попрятались. Наступила решающая минута. Надо было использовать ее немедленно. Это был последний и единственный шанс на спасение.

Командир танка с трудом повернул пушку и сделал три выстрела. Затем снял замок, передал командиру башни и приказал ему бежать. Фашисты открыли огонь по бежавшему. Он упал за пригорком. Командир приставил пулемет к отверстию, дал очередь и приказал бежать водителю. Последним выбежал он сам.

Мятежники направили на них целый ливень пуль. Тройка бойцов лежала за пригорком, крепко прижавшись к земле, пока фашистам не надоело стрелять. Затем сделали новую перебежку, затем третью... Исполнилось ровно двадцать четыре часа их сопротивления.

Они стоят, курят, пьют воду. Подробно и обстоятельно дают они указания другим бойцам, которые сейчас под прикрытием огневой завесы будут на бронированном тягаче вытаскивать их машину...

Что спасло этих людей, ведь они уже были тысячу тысяч раз потеряны? Их спасла непримиримость к врагу, спасло нежелание уступить фашизму хоть последний час своей жизни, хоть последний вздох, хоть последний глоток воздуха своих легких, хоть последний взгляд своих честных молодых глаз.

(Мадрид, октябрь{9}). Нельзя без чувства величайшей тревоги следить за борьбой героических горняков Астурии.

Огромная армия сжимает железным кольцом астурийский сектор республиканской Испании — последнее, что осталось на Северном фронте.

Сотни орудий, авиация, танки, несколько итальянских дивизий — все брошено фашистами на этот участок. Помощь извне невозможна — маленькой астурийской армии приходится, истекая кровью, обороняться самой.

Хихон, главный город антифашистской Астурии, находится [283] под величайшей и очень близкой угрозой. Излишне говорить, что ждет астурийцев, мирное население Хихона и горняцких деревень — мы уже не говорим о бойцах и командирах — при вторжении фашистских войск. Ведь это все рабочие, крестьяне-бедняки, а следовательно, предмет самой яростной ненависти мятежников и интервентов. Чудовищные расправы, поголовная резня в уже захваченных астурийских деревнях показывают, что случится, если войска Франко — Муссолини доберутся до Хихона и до основного горняцкого района.

Эвакуация мирного населения из Хихона до сих пор по-настоящему не организована и не обеспечена. Для этого нужны пароходы, нужна охрана для пароходов, короче говоря, нужны мероприятия, которые невозможно осуществить без участия соседних иностранных государств.

Если гуманные декларации британских и французских государственных деятелей хоть в самой отдаленной степени исходят из искренне добрых намерений, то эти люди должны немедленно предотвратить кровавую бойню в Хихоне.

Трудящиеся Франции, французская антифашистская печать уже несколько дней подряд требуют от своего правительства посылки в Хихон каравана пароходов под охраной военного флота для эвакуации астурийцев, в первую очередь женщин и детей.

Эти выступления поддерживает и английский рабочий класс. Их поддержат общественное мнение и все честные люди во всем мире.

В Хихоне находится несколько тысяч пленных фашистов, взятых в бою. Республиканская власть обращалась с ними гуманно, человечно, великодушно. У нее есть все основания требовать, хотя бы в обмен на этих пленных, гарантий жизни и возможности отъезда для трудящихся антифашистов. Простейший моральный долг обязывает Лондонский комитет и правительства, представленные в нем, обеспечить эту операцию.

Нельзя медлить ни одного дня, ни одного часа. Надо спасти десятки тысяч честных человеческих жизней от чудовищного истребления.

Мадрид, 1 ноября. Сегодня в Мадриде началась «Неделя Советского Союза», Она закончится седьмого ноября. [284]

Эти дни здесь, в столице республиканской Испании, — не просто дни дружбы с нашей страной, не просто дань уважения Великой Октябрьской социалистической революции. Эта дружба, это уважение наполнены здесь особым и конкретным содержанием. Победа советского народа вдохновляет надеждой борющийся испанский народ. Оборону Мадрида от фашизма каждый невольно сравнивает с обороной Ленинграда от белогвардейцев и интервентов.

На линии огня, в окопах, в рабочих кварталах, на заводах, в народных столовых — всюду говорят о двадцатой годовщине Советского государства.

Сегодня в открытии выставки в честь Советского Союза участвовали алькальд Мадрида, его гражданский губернатор, виднейшие командиры Центрального фронта, делегаты всех антифашистских партий и организаций и много публики.

Сама выставка расположена в двух больших залах — она составилась из множества огромных щитов со снимками, картами и диаграммами экономики, культуры, просвещения в Советском Союзе и из подарков, еще не отправленных в СССР.

Завтра по всему Мадриду и Центральному фронту начинаются собрания и беседы, посвященные советскому юбилею. Завтра же коллективные экскурсии на выставку и демонстрация фильма «Крестьяне».

Третьего ноября — торжественный вечер в честь Красной Армии в театре «Сарсуэла»: представление «Оптимистической трагедии» и выступления поэтов.

Четвертого ноября состоится специальный концерт, посвященный советской музыке.

День пятого ноября посвящен советской женщине: митинги и беседы на эту тему.

Шестого ноября — день советского кино.

Седьмого ноября, утром, мадридская молодежь устраивает военно-спортивный парад и демонстрацию. Днем торжественное собрание в кино «Капитоль» и затем церемония переименования одной из главных улиц Мадрида в авеню Советского Союза.

Но и вне этой официальной программы огромная волна самодеятельных чествований и демонстраций в честь Советского Союза катится по антифашистскому Мадриду. С утра до вечера приходят солдаты, рабочие, молодежь, женщины с письмами, приветствиями, трогательными подарками для Москвы; приходят спросить, [285] каков рисунок советского герба, каков флаг советского флота. Среди этих простых, мужественных и честных людей, видя их доверие и любовь к нашей стране, к нашэй партии, чувствуешь себя не так далеко от Родины, которая готовится встречать свой великий праздник.

Мадрид, 3 ноября. Год тому назад, четвертого ноября, войска генерала Франко, его иностранный легион, его мавританские полки безостановочно продвигались с запада и юго-запада на Мадрид. Заняли Кампаменто, Леганес, подошли к мадридскому аэродрому Хетафе, начали проникать в городской парк Каса-де-Кампо.

Республиканские части почти не оборонялись, — потеряв управление и связь, они отступали, отступали, отступали, а иногда просто беспорядочной толпой, на грузовиках, пешком уходили с фронта.

В ночь на шестое ноября фашисты заняли окраины столицы. Правительству пришлось эвакуироваться. Нескончаемая вереница автомобилей потянулась по единственно свободной валенсийской дороге. За ней следовал густой поток беженцев на мулах, на ослах, со скарбом на плечах.

Шестого ноября вся фактическая оборона столицы свелась к заградительной стрельбе одиннадцати танков. Изнемогая от усталости, горсточка танкистов, частью раненных, сутками бродила вокруг города, изображая собой мощную артиллерию и пугая противника труднстями атаки на Мадрид.

Всю ночь на седьмое я объезжал молчаливый, темный, притаившийся и, казалось тогда, обреченный город. Окопы у мостов были почти пусты. Улицу преграждал подбитый броневик, а там, двумя кварталами дальше, в Карабанчеле, фашисты уже расстреливали рабочих, их жен и маленьких детей. Да и в центре мятежники «пятой колонны» уже стреляли из окон, швыряли бомбы в прохожих и в автомобили. Правительственные здания покинуты, пусты. Ворота военного министерства раскрыты настежь, часовых нет, все двери тоже раскрыты, все люстры горят, на столах карты, нигде ни души, как в заколдованном царстве, и только два старичка служителя смирно сидят, положив руки на колени, ожидая, пока звонком их не позовет начальство, все равно какое...

Но в беззащитном Мадриде в тот самый момент, когда угасали одни силы и возможности его обороны, стремительно [286] рождались другие, новые. В военном министерстве было пусто, но в домах рабочих организаций, в комитетах коммунистической партии в ноябрьскую ночь было полно. Здесь не спали, здесь вооружались, здесь собирали и расставляли силы. «Последняя ночь» ноябрьского Мадрида стала первой ночью его славной эпопеи. То, что предполагалось как конец, стало началом. Когда утром седьмого ноября в пустое здание министерства приехали вновь назначенные руководители обороны Мадрида, рабочие организации могли уже предоставить в их распоряжение несколько заново сколоченных частей из дружинников 5-го полка и мадридской молодежи.

Тысячи и тысячи рабочих рыли окопы, строили баррикады, заваливали проходы улиц. Фашистский офицер, опережая события, заехал слишком далеко в глубь Мадрида, — он был убит и на нем найден приказ Франко о порядке вхождения частей в столицу; пользуясь этим приказом, защитники Мадрида прежде всего укрепили те участки, где мятежники предполагали наступать в первую очередь.

А дальше — помним все мы — битва на мостах через Мансанарес, бой в Каса-де-Кампо, приход Интернациональной бригады, двадцатидневные бои в Университетском городке, среди зданий факультетов и институтов, республиканские контратаки в Карабанчеле, чудовищные воздушные бомбардировки фашистской авиации и их прекращение, после того как республиканская авиация отразила воздушных пиратов и закрепила за собой воздух над Мадридом.

На этом приостанавливаются попытки Франко захватить город в лоб, прямой атакой. Он предпринимает ряд сложных и мощных маневренных ударов; сначала с северо-запада на Махадаонду, Лас Росас, Араваку, пытается взять Эскориал. Затем пробует отрезать Мадрид с востока, изолировать его от Валенсии — для этого организует операцию на реке Хараме. Во всех этих сражениях он терпит неудачи.

Маленькое ядро защитников Мадрида, родившееся седьмого ноября, разрослось в армию Центрального фронта, основную республиканскую армию. Мадридские солдаты и командиры, воспитавшиеся в тяжелых битвах, стали лучшей частью вооруженных сил антифашистской Испании.

Мартовское наступление соединенных мотомеханизированных сил интервентов и мятежников на Гвадалахару [287] должно было решительно покончить с Мадридом. Вместо этого оно обратилось в большое поражение фашистской интервенции, в своего рода новое Капоретто для итальянцев. Гвадалахарой кончились до поры до времени активные наступательные операции против Мадрида. Фашисты перешли к позиционной и подземно-минной войне, к обстрелу города дальнобойной германской артиллерией. Зато Мадрид сам активизировался и в июле прорвал укрепленный осадный пояс, захватив Брунете, Кихорну и Вильянуэва-де-ла-Каньяда.

Сейчас героическому антифашистскому городу предстоят новые тяжелые испытания. Войска, обороняющие его, выросли и окрепли, но армия противника увеличилась в гораздо большей пропорции. К тому же, задушив северную, изолированную часть антифашистской Испании, интервенты высвободили около ста тысяч лишних штыков и могут обрушить сейчас на Мадрид почти трехсоттысячную армию, тысячу пятьсот орудий, триста самолетов. Миновать сражения под Мадридом они не могут: не взяв центра и столицы Испании, невозможно выиграть войну. Поэтому к новой атаке на Мадрид тщательно готовятся и в Саламанке, и в Риме, и в Берлине; пока идет бесстыжая болтовня в Лондонском комитете, командование интервентов, выгадывая время, высаживает в южных портах все новые итальянские пехотные дивизии, все новые германские батареи и эскадрильи.

Уж ровно год без отдыха, без сна стоит этот удивительный город, насыщенный одной магнетической силой — силой ненависти к фашизму, непокорности ему. Весь мир, даже враги, отдает должное этой несравненной храбрости вооруженных антифашистов и мужественной стойкости мадридских мирных жителей, женщин, стариков, детей. Нашлась во всем мире только маленькая группа поистине подонков человечества — троцкистов, у которых хватило подлости даже в осажденном Мадриде создать гнездо предательства и шпионажа, выкрадывать и передавать врагу военные планы и секреты обороны Мадрида, вести в городе агитацию против руководителей этой обороны, против Республики, против демократии. Люди эти ничтожны и презираемы. Вопреки им антифашистский Мадрид может гордиться помощью передовых антифашистов всех стран, беззаветно храбрых героев интернациональных пехотных бригад, летчиков и танкистов. Оттого так велико у мадридцев чувство солидарности и [288] признательности к тем народам, кто поддержал их в этот незабываемый и мучительно прекрасный год.

Уже год как пушки мирового фашизма направлены на эти стены. Они убивают, но не побеждают. Трудовой, народный Мадрид не сдался, не сдается, не сдастся.

Мадрид (ноябрь{10}.) Одно из моих окон смотрит на Москву. По прямой линии, на северо-восток, отсюда только три с половиной тысячи километров. Сейчас уже сумерки, но я вижу всю линию до конца. Как часто пролетал я по ней взглядом!

Прямо перед окном на мостовой стоит кустарно сделанный броневик с громкоговорителем. В нем что-то налаживают. Кругом играют дети. Они сами не знают, насколько они голодны. Взрослые видят это по их отекшим лицам, по широким кругам под глазами, по синим маленьким пальцам. Раньше мы им привозили из Валенсии леденцы — какая это была радость! Сейчас из Валенсии можно привезти только роскошные, яркие цветы, — но их не едят.

Линия пересекает город, усталый, продырявленный артиллерией, замусоренный, холодный, прекрасный. В сумерках, под дождем, в глухих орудийных раскатах он живет своей особенной, неповторимой жизнью, стрех сторон окруженный врагом. Женщины в черных шалях жмутся вдоль стены — очередь за оливковым маслом.

На толкучем рынке Растро торгуют зажигалками, гребешками, ломаной мебелью (на растопку), золотым шитьем с придворных мундиров, сапожной мазью, старыми толедскими шпагами. Прямо напротив возвышается острый холм — гора Ангелов. С нее фашистские батареи дают каждые полчаса по выстрелу — иногда по толкучке, а чаще по центру города.

Во всей огромной гостинице «Флорида» остался один жилец — писатель Хемингуэй. Он греет свои бутерброды на электрической печке и пишет комедию. Вчера снаряд в который раз попал во «Флориду» и не разорвался; молоденькая уборщица принесла гранату и с некоторым беспокойством сказала: «Она еще совсем живая».

В пять часов уже очень темно. Снаружи, на улице, нельзя зажигать огни, поэтому Мадрид к Ноябрьскому дню устроил подземную иллюминацию. Станции метро — они [289] здесь маленькие и сырые — украшены сегодня разноцветными лампочками, светящимися гербами Испании и Советского Союза. А в шесть начинаются представления в театрах. Здесь тесно, душно и весело. Три четверти зала — солдаты, остальные — матери с младенцами на руках. Танцовщицы стреляют кастаньетами, они поют о том, что мадридская диета оберегает стройность их фигур; комический певец просит у публики сигарету, ему отвечают добродушно: «Приходи к нам в траншею, накуришься».

В окопах готовятся к празднику. Готовятся по-разному: одни пишут плакаты и развешивают зеленые гирлянды, другие чистят пулеметы и закладывают новые мины.

Год назад королевские генералы вместе с выродками из иностранного легиона, вместе с наемной мавританской ордой, вместе с полчищами германских и итальянских фашистов подошли к стенам столицы Испании. Они хотели взять ее и взять непременно в годовщину Великого Октября. Вооруженный народ отстоял Мадрид. Фашисты сломали себе зубы о рабочие кварталы.

Прошел год — и враг не продвинулся внутрь Мадрида ни на шаг. Но он хочет пройти сюда! Мы ждем новых атак. Праздничная ночь будет ночью тревожной. Но Мадрид, усталый, голодный, окровавленный Мадрид верен Республике, демократии, свободе, верен и благодарен своим друзьям. На арке Алкала, обращенной к северо-востоку, к Москве, издалека видны крупные портреты Ленина, Сталина, Ворошилова.

Линия выходит из города. Вот передовые окопы на Гвадалахаре, вот фашистская Сигуэнса, вот Сарагоса. Итальянские мундиры завоевателей на улицах, в кафе, «синие стрелы», «черные стрелы»...

У одного из недавно сбитых итальянских летчиков республиканцы нашли новинку — специальные почтовые марки итальянской почты в Испании. Письмо, оклеенное такой маркой, неприкосновенно для местных властей, как во всех колониях. К нему не притрагивается испанская цензура, только итальянские шпики имеют право вскрывать его...

Дальше — северо-восточная Испания, зона германского влияния. Здесь копошатся уже не только офицеры. Полно инженеров, подрядчиков, коммерсантов. Уже появились берлинские литераторы. Они дают «романтику» новой интервенции. Некто Эдвин Двингер выпустил книжку испанских впечатлений. В ней он умилен тем, [290] как «по-детски радуются» франкисты своим «заслуженным трофеям — часам, снятым со свежих трупов».

Если фашисты пытают и замучивают безвинных людей в центре, на виду у Европы, в Берлине и в Гамбурге, кто станет стесняться здесь, в провинциальном захолустье, на арагонских плоскогорьях, на этом пиршестве садизма и мести? Пуля за членскую книжку красного профсоюза, пуля за неосторожное слово, пуля за смелый, непокорный взгляд. Этот поединок с фашистскими черными силами заставит весь мир содрогнуться, ободрит слабых, пристыдит трусов, окрылит храбрых и смутит врагов.

Вперед, на северо-восток, линия прорезывает Пиренеи — покрытый снегами высокий барьер. Франция хочет отгородиться им от испанской трагедии, закрыть глаза и уши — не выйдет! Немало тех, кто повелевает политикой во Франции, хотели бы, чтобы здесь люди прикончили друг друга, не беспокоя другие страны, — разве не так рассуждают «левые» защитники «невмешательства»? Они отделяют себя от покровителей Франко, от явных и прикрытых фашистов, а ведь они работают для них со всем старанием.

Фашизм переменил тактику в отношении стран, которыми хочет овладеть. Он по-прежнему стучит кулаком по столу, и в этом его основной аргумент для трусливых правителей. Но при этом он еще щекочет свои будущие жертвы левой рукой под подбородком. Неизвестно, что это должно обозначать, но производит впечатление. Сейчас во Франции, в Бельгии, в Швейцарии действуют целые тучи фашистской назойливой мошкары. Она жужжит над молодежью, еще не выбравшей пути, нашептывает вкрадчивые советы, пугает ужасами войны с Гитлером и доказывает, что этой войны можно вполне избежать компромиссами, уступками, соглашениями.

Голубиные стаи пацифистов укоряюще воркуют: зачем столько солдат, зачем укреплять границы, зачем франко-советский пакт? Странное дело, их совсем не беспокоит пакт японо-итало-германский, они, наверно по рассеянности, не видят японских десантов в Шанхае, итальянских десантов в Севилье, подпольной фашистской армии в Вене. Никогда так бойко, как сейчас, не работали все виды и разновидности разведывательно-пропагандистской агентуры; никогда так тесно, как сейчас, фашизм не оплетал Францию сложной сетью провокаций, шантажа, террористических актов, похищений и всяческих [291] таинственных историй. Фашистов тревожит, что французский рабочий класс разбужен, оживлен, активен. Там, где он ступает, действует, там сеть рвется, пружины заговора выступают наружу и ломаются.

Мы смотрим дальше — маленькая горная страна, исторически соединившая в себе три большие европейские культуры, еще не так давно она была самым мирным уголком буржуазной Европы, спасительным островком, убежищем для политических борцов, жертв и изгнанников реакций. А теперь? Теперь — нейтральнейший и благочестивейший господин Мотта, у кого в гостях сама Лига наций, закрывает глаза на то, что день и ночь военные заводы в окрестностях Женевы, Лозанны и Локарно выпускают и отправляют оружие и отравляющие вещества для Японии, для Балкан, для Франко...

И еще дальше. Южная Германия, безмолвные, некогда веселые баварские деревни, некогда живой, остроумный, талантливый Мюнхен. Здесь процветали художники, артисты, бродили толпы посетителей по выставкам, кипели споры об искусстве. Сейчас все упразднено. Сейчас здесь главная фашистская казарма, плац для гитлеровских парадов. Как быстро меняются репутации — кто сейчас при слове «Мюнхен» думает об искусстве?

Темны окна германских домов. Но всю ночь напролет будут гореть окна фабрик. В огромных цехах металлургических, литейных, орудийных, патронных заводов пылает не затухая пламя. Страна, еще не залечившая тяжелых ран прошлой войны, вновь обращена в чудовищную военную кузницу. Война — такова политика гитлеровской тирании. Не на Чехословакию ли будет направлен первый безумный удар — сюда, куда дальше летит взгляд, в Судеты, в левый конец узкой, длинной Чехословакии?

На карлсбадских и мариенбадских кислых водах, в чуланах у рестораторов и зубных врачей находят ящики с крупповским оружием, тайные радиостанции, листовки из Дрездена. Раньше чехословацкие «наци», когда их заставали врасплох, оправдывались, открещивались от Берлина, каялись, били себя в грудь. Теперь они обнаглели, ничего не отрицают, наоборот, отвечают угрозами германской интервенции... Но полоса страха в Чехословакии кончается. Народ, армия, интеллигенция настроены твердо. Оборона от иноземного фашистского нашествия необходима, возможна, реальна. Пример беззащитной, неопытной Испании, ее полуторагодичное сопротивление [292] завоевателям прояснили мозги очень многим, кто раньше покорно и панически ждал, пока в Чехословакию придет беда...

Мы летим взглядом быстро, но уже глубокая ночь кругом. Во мраке и осенней стуже лежат деревни Польши, безработная, сумрачная Варшава...

Восемнадцать лет Польскому государству, а что «правительство полковников» дало своему народу? Никаких сговоров с Германией, никаких дипломатических, финансовых комбинаций и ухищрений не хватило, чтобы толкнуть колеса машин, расшевелить уснувшие станки, дать труд и кусок хлеба безработным. В тоскливом оцепенении ждут люди, села, города, когда прорвется эта затянувшаяся мука...

У Минска, к рассвету, мы проносимся над рубежом советской части мира. Здесь не спят, особенно сегодня. Светятся огни на пограничных заставах, праздничная суета в колхозных домах, последние флаги и плакаты довешивают на площадях и улицах белорусской столицы, и танкисты подъезжают на исходное для торжественного марша положение, и кавалерийские кони храпят под расшитыми чепраками.

Скорей, скорей! Вот Смоленск, высоко над Днепром, в знаменах; вот прямо из мадридского окна, глядя на северо-восток, вижу в утренней дымке, с юго-запада, Москву. По Можайскому шоссе мчатся машины. У Дорогомиловской заставы и дальше к центру строятся колонны демонстрантов. На Смоленской площади три тетеньки в белых фартуках — ой, каких белых! — продают с грузовика горячие сосиски; вот бы сюда одну такую пару...

По Арбату уже ни пройти, ни проехать. Как подкрасили, подновили вывески! На Арбатской площади огромные цветы, и из них глядят лепестками детские радостные лица, такие счастливые, такие здоровые, какими еще не скоро станет худенькая, голодная детвора под мадридским окном.

Все дальше, по Воздвиженке, по Манежной площади, вижу вас, красноармейцы, командиры, рабочие, старые большевики, пионеры, московские девушки, милиционеры, студенты, — вижу со свежей «Правдой» в руках. Отлично вижу вас! И еще дальше — вечно молодые, верхом, вдвоем мчатся, как в годы боевые, Ворошилов с Буденным, и оркестры гремят встречу, и катится по столице красноармейское «Ура!»...

С. 177. Генералы Мануэль Годед Льопис и Альваро Фернандес Бурриэль, возглавившие военно-фашистский мятеж в Барселоне, 12 августа 1936 г. по приговору военного суда были расстреляны.

С. 181. Изымаются винтовки и револьверы, расхватанные кем попало в первые дни мятежа. — К примеру, из 90 тыс. винтовок, изъятых 19 июля 1936 г. со склада Сан-Андреу в Барселоне, лишь 18 тыс. оказалось в руках милисианос, отправившихся на фронт.

С. 186. Барнес Салинас, Франсиско - министр просвещения в правительстве Хираля, предпринял в июле — августе 1936 г. ряд энергичных мер, способствовавших сохранению памятников культуры.

С. 187. Мартинес Монхе, Фернандо - республиканский генерал, вначале ведавший подготовкой резервов, в ноябре 1936 г. под Мадридом возглавил 9-ю дивизию.

С. 190. Гарсиа Лорка, Федерико (1898–1936) — испанский поэт и драматург, расстрелянный мятежниками в августе 1936 г.

...расстрелян молодой литератор Мигель Пуйоль в отместку его брату — известному карикатуристу... — Брат Мигеля Пуйоля Рамон, ведущий художник 5-го полка и мастер революционной карикатуры, в дни войны особенно прославился как плакатист.

С. 191. Гальего Бесарес, Игнасио (р. 1914) — в начале войны партизанский вожак, затем видный деятель Объединенного союза молодежи (ОСМ), сплотившего в своих рядах комсомольцев и молодых социалистов.

С. 192. Пикассо Руис, Пабло (1881–1973) — знаменитый живописец, испанец по происхождению. Автор известной картины об уничтожении германской авиацией 26 апреля 1937 г. баскского города Герники. К обязанностям директора музея Прадо не приступал. [299]

Менендес Пидаль, Рамон (1869–1968) — испанский филолог и литературный критик.

С. 224. ...появление в бою ирландского батальона... — В Ирландии испанские события нашли живейший отклик. Так называемые «синерубашечники» (местные фашисты), возглавляемые своим вожаком О'Даффи, участвовали в боях в Испании на стороне Франко в течение полугода. Неизмеримо более мощным было движение демократических сил Ирландии во главе с коммунистами, целью которого являлось оказание помощи Испанской республике. Ирландские добровольцы-интернационалисты сражались в рядах 14-й и 15-й интернациональных бригад, участвовали в боях на Хараме, под Брунете и др.

С. 231. ...генерал Давила готовится показать себя достойным преемником незадачливого Молы. — Давила Аррондо, Фидель (1878–1962) — активный участник военно-фашистского мятежа. В июне 1937 г. после гибели Молы сменил его на посту командующего северной группой войск мятежников.

С. 234. Сяо, Эми (настоящее имя Сяо Лймэй) — китайский поэт, коммунист. С 1928 по 1939 г. жил в СССР, редактировал журнал «Интернациональная литература» на китайском языке.

С. 235. Карлос Костехон, он же Якушин, Михаил Нестерович (р. 1910) — советский доброволец, летчик-истребитель, впоследствии генерал-майор авиации. Первым в мире сбил в ночном бою бомбардировщик «Юнкерс-52».

С. 241. Пока еще у генералов Франко и Фаупеля есть достаточно пулеметов... — Генерал германской армии Вильгельм фон Фаупель, командовавший корпусом в первую мировую войну, был первым гитлеровским послом при Франко. В Испании находился с ноября 1936 по август 1937 г., когда подал в отставку «по состоянию здоровья».

С. 242. Недавно они смотрели кинофильм «Удар за ударом»... — Название фильма Кольцовым приведено неточно. Хроникально-документальная картина, посвященная военным маневрам в Белоруссии, состоявшимся в начале сентября 1936 г., была закончена производством в конце ноября. Называлась она «Ударом на удар».

С. 247. Надо штурмовать и захватить укрепленный район Кинто. Это боевое задание Н-ской дивизии. — Автор здесь имеет в виду 11-ю дивизию, которой тогда командовал Листер. Здесь и далее речь идет о битве за Бельчите, разыгравшейся в Арагоне. В случае успеха республиканцы рассчитывали овладеть Сарагосой и отвлечь внимание противника от Северного фронта.

С. 259. ...у Франко в тылу есть специальный центр пополнения русскими белогвардейцами, где и орудует... генерал Фок. — Генерал-майор царской армии Фок, Анатолий Владимирович (1879–1937), командовавший артиллерией укрепленного района Кинто, в ходе боев за эти позиции был убит. Если же говорить в целом о русских белогвардейцах, бывших на службе у Франко, то их было совсем немного. Как и упомянутый в первой книге «Испанского [300] дневника» артиллерист Хулио Хименес Орге, он же Владимир Константинович Глиноедский, несравненно большее число представителей белой русской эмиграции и просто русских людей, по тем или иным причинам оказавшихся тогда за границей, вступили в качестве добровольцев в республиканскую армию. Многие из них после Испании (большинство — после второй мировой войны, пройдя через Движение Сопротивления в Западной Европе) возвратились на Родину.

С. 260. ...мимо памятника Рафаэлю Хазанове, каталонскому патриоту, расстрелянному И сентября 1714 года. — Под руководством Рафаэля Казаковы каталонцы оказали ожесточенное сопротивление королю Испании Филиппу V, который ликвидировал каталонские «фуэрос» (особые права) и окончательно присоединил Каталонию к Испании. Казакова не был расстрелян, тяжело раненный в бою, он умер в Австрии, вдали от родины. Памятник ему возвышается в центре каталонской столицы.

С. 270. ...часть белогвардейщины, особенно тесно связанная с германо-итальянскими интервентами, имела свои счеты с исчезнувшим на днях генералом Миллером. — Руководитель антисоветского Русского общевоинского союза (РОВСа) генерал-лейтенант царской армии Миллер, Евгений Карлович (1867–1937) исчез из своей парижской квартиры 22 сентября 1937 года.

С. 275. Портела Вальядарес, Мануэль (1866–1952) — глава правительства Республики с декабря 1935 по февраль 1936 г. После военно-фашистского мятежа проживал во Франции.

И кортесы собрались... — 1–2 октября 1937 г. в старинном здании валенсийской биржи (лонхи) состоялась очередная сессия испанского парламента (кортесов). На ней присутствовало 200 депутатов, включая лиц, не принадлежавших к партиям Народного фронта. Сессия выразила полное доверие правительству Негрина.

С. 276. ...сместил Кабальеро с поста генерального секретаря. — Ларго Кабальеро в руководстве Всеобщего союза трудящихся сменил Гонсалес Пенья.

С. 281. Тройка храбрецов только что добралась до передних линий правительственных частей. — Это были лейтенант С. Я. Лапутин (р. 1911), механик-водитель В. Ф. Кручинин (1912–1938) и заряжающий испанец Хосе Пастора. Лапутин и Кручинин за этот подвиг были удостоены звания Героя Советского Союза. Четыре месяца спустя Кручинин погиб под Теруэлем.

С. 283. Надо спасти десятки тысяч честных человеческих жизней от чудовищного истребления. — Мятежники вступили в Хихон 21 октября 1937 г. Часть республиканских отрядов ушла в Кантабрийские горы и развернула там партизанские операции. Многим, однако, удалось эвакуироваться по морю. Так, Франции достигли десять батальонов астурийских шахтеров. Там они были разоружены, после чего их личный состав добровольно в полном составе был переправлен в Каталонию, где они вновь влились в ряды действующей армии. [301]

С. 288. Он греет свои бутерброды на электрической печке и пишет комедию. — Этой комедией была пьеса Э. Хемингуэя «Пятая колонна», первоначально опубликованная в сборнике «Пятая колонна и первые сорок девять рассказов», вышедшем из печати в конце 1938 г. «Пятая колонна» была написана в июле — ноябре 1937 г., в период, когда Хемингуэй жил в Мадриде в гостинице «Флорида». За время работы писателя над этой пьесой в гостиницу попало более тридцати снарядов.

С. 291. ...нейтральнейший и благочестивейший господин Мотто.... — Мотта, Джузеппе (1871–1940) в 1937 г. был президентом Швейцарской конфедерации и выступал за сближение с нацистской Германией и франкистской Испанией. [302]