В.К.КЮХЕЛЬБЕКЕР


     ПОЭТЫ.

     На Рейне
     К Румью!
     Ермолову
     К Пушкину
     Пророчество
     Проклятие
     Участь поэтов
     <На смерть Чернова>
     Тень Рылеева
     Элегия.
     19 октября 1837 года
     Участь русских поэтов



     Вильгельм Карлович Кюхельбекер вошел в  историю  русской  культуры  как
поэт, драматург, переводчик, критик, теоретик  литературы  и  искусства.  Он
родился в  1797  году,  учился  в  Царскосельском  лицее,  где  сблизился  с
Пушкиным, с которым его навсегда связала тесная дружба.  В  мае  1820  года,
когда Пушкин был  выслан  из  Петербурга,  Кюхельбекер  выступил  в  Вольном
обществе любителей российской словесности  со  стихотворением  "Поэты".  Это
выступление   было   расценено   как   смелая   политическая   демонстрация.
Кюхельбекер славил поэтов-тираноборцев, которые "в дальний  храм  безвестной
славы тернистою дорогой шли". Высокое назначение поэта и поэзии стало  одной
из тем,  красной  нитью  прошедших  через  все  творчество  Кюхельбекера,  и
поэтическое ("К Пушкину",  "Участь  поэтов",  "Проклятие",  "Жребий  поэта",
"Участь русских поэтов")  и  критико-публицистическое  ("Письмо  к  молодому
поэту", "Отрывок из  путешествия  по  полуденной  Франции",  "О  направлении
нашей поэзии, особенно  лирической,  в  последнее  десятилетие",  "Поэзия  и
проза").
     В 1820 - 1821 годах Кюхельбекер путешествовал  по  Европе,  выступал  в
Париже с лекциями, которые вызвали недовольство властей и  упрочили  за  ним
репутацию "отчаянного либерала". В стихах "Ницца", "На  Рейне",  "К  Румью!"
Кюхельбекер с присущей ему страстностью выразил характерную для  декабристов
солидарность  с  революционными  силами   Европы.   Большое   значение   для
Кюхельбекера имело его сближение с Грибоедовым,  под  влиянием  которого  он
написал  ряд  тираноборческих  произведений  и   энергично   пропагандировал
самобытность,  народность,  гражданственность  литературы.  Эта   пропаганда
занимала  заметное  место  в  альманахе  "Мнемозина",  который   Кюхельбекер
выпускал в 1824 году совместно с В. Ф. Одоевским. Незадолго до  декабрьского
восстания   Кюхельбекер   написал    одно    из    самых    сильных    своих
стихотворений-прокламаций - "На смерть Чернова". Принятый затем  в  Северное
общество, он был 14 декабря  на  Сенатской  площади,  где  с  исключительным
мужеством и самоотверженностью пытался содействовать  успеху  переворота.  В
ту  же  ночь  он  скрылся  из  Петербурга,  надеясь  уйти  за  границу.  Его
арестовали месяц спустя в Варшаве и в кандалах доставили  в  Петропавловскую
крепость. Кюхельбекера присудили к смертной казни, которую позднее  заменили
каторгой. В заключении и ссылке, перенося тяжелейшие физические и  моральные
муки, он провел  свыше  20  лет.  Больной  чахоткой,  ослепший,  он  умер  в
Тобольске в 1846 году. До последних дней Кюхельбекер оставался  непреклонным
поборником  высокой,   гражданственной   поэзии.   Большая   часть   стихов,
написанных им в Сибири, долго оставалась  неизвестной  и  была  опубликована
лишь в советское время.


     ПОЭТЫ

     И им не разорвать венца,
     Который взяло дарованье!
     Жуковский
     О Дельвиг, Дельвиг! что награда
     И дел высоких, и стихов?
     Таланту что и где отрада
     Среди злодеев и глупцов?
     Стадами смертных зависть правит;
     Посредственность при ней стоит
     И тяжкою пятою давит
     Младых избранников харнт.
     Зачем читал я их скрижали?
     Я отдыха своей печали
     Нигде, нигде не находил!
     Сычи орлов повсюду гнали;
     Любимцев таинственных сил
     Безумные всегда искали
     Лишить парения и крил.
     Вы, жертвы их остервененья,
     Сыны огня и вдохновенья,
     Мильтон, я Озеров, и Тасс!
     Земная жизнь была для вас
     Полна и скорбей, и отравы;
     Вы в дальний храм безвестной славы
     Тернистою дорогой шли;
     Вы с жадностию в гроб легли.
     Но ныне смолкло вероломство:
     Пред вами падает во прах
     Благоговейное потомство;
     В священных, огненных стихах
     Народы слышат прорицанья
     Сокрытых для толпы судеб.
     Открытых взору дарованья!
     Что пользы? - Свой насущный хлеб
     Слезами грусти вы кропили;
     Вы мучилась, пока не жили.
     На небесах и для небес,
     До бытия миров и века,
     Всемощный, чистый бог Зевес
     Создал счастливца человека.
     Он землю сотворил потом
     В странах, куда низринул гром
     Свирепых, буйных великанов.
     Детей Хаоса, злых Титанов.
     Он бросил горы им на грудь,
     Да не возмогут вновь тряхнуть
     Олимпа твердыми столпами,
     И их алмазными цепями
     К ядру земному приковал, -
     Но, благостный, он им послал
     В замену счастья, в утешенье
     Мгновенный призрак, наслажденье, -
     И человек его узрел,
     И в призрак суетный влюбился;
     Бессмертный вдруг отяжелел.
     Забыл свой сладостный удел
     И смертным на землю спустился:
     И ныне рвется он, бежит,
     И наслажденья вечно жаждет,
     И в наслажденьи вечно страждет,
     И в пресыщении грустит!
     Но скорбию его смягченный,
     Сам Кронион, отец вселенны,
     Низводит на него свой взор,
     Зовет духов - высокий хор,
     Зовет сынов своих небесных,
     Поющих звук нектарных чаш
     В пеанах мощных и прелестных.
     Поющих мир и жребий наш,
     И рок, и гнев эринний строгий,
     И вечный ваш покой - о боги!
     Все обступают светлый трон
     Веселой, пламенной толпою, -
     И небо полно тишиною,
     И им вещает Кронион:
     "Да внемлет в страхе всё творенье:
     Реку - судеб определенье,
     Непремеияемый закон!
     В страстях и радостях минутных
     Для неба умер человек,
     И будет дух его вовек
     Раб персти, раб желаний мутных,
     И только есть ему одно
     От жадной гибели спасенье,
     И вам во власть оно дано:
     Так захотело провиденье!
     Когда избранники из вас,
     С бессмертным счастьем разлучась,
     Оставят жребий свой высокий,
     Слетят на смертных шар далекий
     И, в тело смертных облачась,
     Напомнят братьям об отчизне,
     Им путь укажут к полной жизни:
     Тогда, с прекрасным примирен,
     Род смертных будет искуплен!"
     И всколебался сонм священный,
     И начали они слетать
     И об отчизне сокровенной
     Народам и векам вещать.
     Парят Поэты над землею,
     И сыплют на нее цветы,
     И водят граций за собою, -
     Кругом их носятся мечты
     Эфирной, легкою толпою.
     Они веселий не бегут;
     Но, верны чистым вдохновеньям.
     Ничтожным, быстрым наслажденьям
     Они возвышенность дают.
     Цари святого песнопенья!
     В объятьях даже заблужденья!
     Не забывали строгих дев:
     Они страшились отверженья;
     Им был ужасен граций гнев!
     Под сенью сладостной прохлады
     За чашей пел Анакреон;
     Он пел тебя, о Купидон,
     Твои победы я награды!
     И древним племенам Эллады -
     Без прелести, без красоты -
     Уже не смел явиться ты.
     Он пел вино - и что же? Греки
     Не могут уж, как скифы, пить;
     Не могут в бешенстве пролить
     Вина с реками крови реки!
     Да внемлют же Поэтам веки!
     Ты вечно будешь их учить -
     Творец грядущих дарований,
     Вселенная картин и знаний,
     Всевидец душ, пророк сердец -
     Гомер, - божественный певец!
     В не связанной ничем свободе
     Ты всемогущий чародей,
     Ты пишешь страсти и людей
     И возвращаешь нас Природе
     Из светских, тягостных цепей.
     Вас вижу, чада Мельпомены:
     Ты вождь их, сумрачный Эсхил,
     О жрец ужасных оных сил,
     Которые казнят измены.
     Карают гнусную любовь
     И мстят за пролитую кровь,
     В руке суровой Ювенала
     Злодеям грозный бич свистит
     И краску гонит с их ланит,
     И власть тиранов задрожала.
     Я слышу завыванье бурь:
     И се в одежде из тумана
     Несется призрак Оссиана! -
     Покрыта мрачная лазурь
     Над ним немыми облаками.
     Он страшен дикими мечтами;
     Он песней в душу льет печаль;
     Он душу погружает в даль
     Пространств унылых, замогильных!
     Но раздается резкий звук:
     Он славит копий бранный стук
     И шлет отраду в сердце сильных.
     Л вы - благословляю вас,
     Святые барды Туискона!
     И пусть без робкого закона
     По воле ваша песнь лилась:
     Вы говорили о высоком;
     Вы обнимали быстрым оком
     И жизнь земли и жизнь небес;
     Вы отирали токи слез
     С ланит гонимого пороком!
     Тебе, души моей Поэт,
     Тебе коленопреклонен ье,
     О Шиллер, скорбных утешенье,
     Во мне ненастья тихий свет!
     В своей обители небесной
     Услышь мой благодарный глас!
     Ты был мне всё, о бард чудесный,
     В мучительный, тяжелый час,
     Когда я говорил, унылый:
     "Летите, дни! вы мне немилы!"
     Их зрела и святая Русь -
     Певцов и смелых и священных,
     Пророков истин возвышенных!
     О край отчизны - я горжусь!
     Отец великих, Ломоносов,
     Огонь средь холода и льдин.
     Полночных стран роскошный сын!
     Но ты - единственный философ,
     Державин, дивный исполин, -
     Ты пройдешь мглу веков несметных,
     В народах будешь жить несчетных -
     И твой питомец. Славянин,
     Петром, Суворовым, тобою
     Великий в храме бытия,
     С своей бессмертною судьбою,
     С делами громкими ея -
     Тебя похитит у забвенья!
     О Дельвиг! Дельвиг! что гоненья?
     Бессмертие равно удел
     И смелых, вдохновенных дел,
     И сладостного песнопенья!
     Так! не умрет и наш союз,
     Свободный, радостный и гордый,
     И в счастьи и в несчастьи твердый,
     Союз любимцев вечных муз!
     О вы, мой Дельвиг, мой Евгений!
     С рассвета ваших тихих дней
     Вас полюбил небесный Гений!
     И ты - наш юный Корифей -
     Певец любви, певец Руслана!
     Что для тебя шипенье змей.
     Что крик и Филина и Врана? -
     Лети и вырвись из тумана,
     Из тьмы завистливых времен.
     О други! песнь простого чувства
     Дойдет до будущих племен -
     Весь век наш будет посвящен
     Труду и радостям искусства;
     И что ж? пусть презрит нас толпа:
     Она безумна и слепа!


     1820


     НА РЕЙНЕ

     Мир над спящею пучиной,
     Мир над долом и горой;
     Рейн гладкою равниной
     Разостлался предо мной.
     Легкий челн меня лелеет,
     Твердь небесная ясна,
     С светлых вод прохлада веет:
     В душу льется тишина!
     Здесь, над вечными струями,
     В сей давно желанный час,
     Други, я в мечтаньях с вами;
     Братия, я вижу вас!
     Вам сей кубок, отягченный
     Влагой чистой и златой:
     Пью за наш союз священный!
     Пью за русский край родной!
     Но волна бежит и плещет
     В безответную ладью:
     Что же грудь моя трепещет?
     Что же душу тьмит мою?
     Встала в небе великаны,
     Отражает их река:
     Солнце то прорвет туманы.
     То уйдет за облака!
     Слышу птицу предвещаний:
     Дик ее унылый стон;
     Светлую толпу мечтаний
     И надежду гоннт он.
     О! скажи, жилец дубравы.
     Томный, жалобный пророк,
     Иль меня на поле славы
     Ждет неотразимый рок?
     Или радостных объятий
     К милым мне не простирать?
     И к груди дрожащих братии
     При свиданьи не прижать?
     Да паду же за свободу.
     За любовь души моей,
     Жертва славному народу,
     Гордость плачущих друзей!

     1820 или 1821


     К РУМЬЮ!

     Века шагают к славной цели;
     Я вижу их: они идут!
     Уставы власти устарели;
     Проснулись, смотрят и встают
     Доселе спавшие народы.
     О радость! грянул час, веселый час Свободы!
     Друзья! нас ждут сыны Эллады:
     Кто даст нам крылья? полетим!
     Сокройтесь горы, реки, грады!
     Они нас ждут: скорее к ним!
     Судьба, услышь мои молитвы.
     Пошли, пошли и мне минуту первой битвы!
     И пусть я, первою стрелою
     Сражен, всю кровь свою пролью:
     Счастлив, кто с жизнью молодою
     Простился в пламенном бою,
     Кто убежал от уз и скуки
     И славу мог купить за миг короткой -муки!
     Ничто, ничто не утопает
     В реке катящихся веков:
     Душа героев вылетает
     Из позабытых их гробов
     И наполняет бардов струны
     И на тиранов шлет народные перувы!


     1821


     ЕРМОЛОВУ

     О! сколь презрителен певец,
     Ласкатель гнусный самовластья!
     Ермолов, нет другого счастья
     Для гордых, пламенных сердец,
     Как жить в столетьях отдаленных
     И славой ослепить потомков изумленных!
     И кто же славу раздает,
     Как не любимец Аполлона?
     В поэтов верует народ;
     Мгновенный обладатель трона,
     Царь не поставлен выше их:
     В потомстве Нерона клеймит бесстрашный стих!
     Но мил и свят союз прекрасный
     Прямых героев и певцов -
     Поет Гомер, к Ахиллу страстный:
     Из глубины седых веков
     Вселенну песнь его пленила -
     И не умрет душа великого Ахилла!
     Так пел, в Суворова влюблен,
     Бард дивный, исполин Державин;
     Не только бранью Сципион,
     Он TinvMcftofi песнопевца славен:
     Единый лавр на их главах,
     Героя и певца равно бессмертен прах!
     Да смолкнет же передо мною
     Толпа завистливых глупцов,
     Когда я своему герою,
     Врагу трепещущих льстецов.
     Свою настрою громко лиру
     И расскажу об нем внимающему миру!
     Он гордо презрел клевету.
     Он возвратил меня отчизне:
     Ему я все мгновенья жизни
     В восторге сладком посвящу;
     Погибнет с шумом вероломство,
     И чист предстану я пред грозное потомство!


     1821


     К ПУШКИНУ

     Мой образ, друг минувших лет,
     Да оживет перед тобою!
     Тебя приветствую, Поэт!
     Одной постигнуты судьбою,
     Мы оба бросили тот свет,
     Где мы равно терзались оба,
     Где клевета, любовь и злоба
     Размучили обоих нас!
     И не далек, быть может, час,
     Когда при черном входе гроба
     Иссякнет нашей жизни ключ;
     Когда погаснет свет денницы,
     Крылатый, бледный блеск зарницы,
     В осеннем небе хладный луч!
     Но се - в душе моей унылой
     Твой чудный Пленник повторил
     Всю жизнь мою волшебной силой
     И скорбь немую пробудил!
     Увы! как он, я был изгнанник.
     Изринут из страны родной
     И рано, безотрадный странник,
     Вкушать был должен хлеб чужой!
     Куда, преследован врагами,
     Куда, обманут от друзей,
     Я не носил главы своей,
     И где веселыми очами
     Я зрел светило ясных дней?
     Вотще в пучинах тихоструйных
     Я в ночь, безмолвен и уныл,
     С убийцей-гондольером плыл 1),
     Вотще на поединках бурных
     Я вызывал слепой свинец:
     Он мимо горестных сердец
     Разит сердца одних счастливых!
     Кавказский конь топтал меня,
     И жив в скалах тех молчаливых
     Я встал из-под копыт коня!
     Воскрес на новые страданья,
     Стал снова верить в упованье,
     И снова дикая любовь
     Огнем свирепым сладострастья
     Зажгла в увядших жилах кровь
     И чашу мне дала несчастья!
     На рейнских пышных берегах,
     В Лютеции, в столице мира,
     В Гесперских радостных садах,
     На смежных небесам горах,
     О коих сладостная лира
     Поет в златых твоих стихах.
     Близ древних рубежей Персиды,
     Средь томных северных степей -
     Я был добычей Немезиды,
     Я был игралищем страстей!
     Но не ропщу на провиденье:
     Пусть кроюсь ранней сединой,
     Я молод пламенной душой;
     Во мне не гаснет вдохновенье,
     И по нему, товарищ мой,
     Когда, средь бурь мятежной жизни,
     В святой мы встретимся отчизне,
     Пусть буду узнан я тобой.

     1)  Отправляясь  из  Виллафранки  в  Ниццу  морем,  в  глухую  ночь,  я
подвергся было опасности быть брошенным в воды.


     1822


     ПРОРОЧЕСТВО

     Глагол господень был ко мне
     За цепью гор на бреге Кира:
     "Ты дни влачишь в мертвящем сне;
     В объятьях леностного мира:
     На то ль тебе я пламень дал
     И силу воздвигать народы? -
     Восстань, певец, пророк Свободы!
     Вспрянь, возвести, что я вещал!
     Никто - но я воззвал Элладу;
     Железный разломил ярем:
     Душа ее не дастся аду;
     Она очистится мечем,
     И, искушенная в горниле,
     Она воскреснет предо мной:
     Ее подымет смертный бой;
     Она возблещет в новой силе!"
     Беснуясь, варвары текут;
     Огня и крови льются реки;
     На страшный и священный труд
     Помчались радостные греки;
     Младенец обнажает меч,
     С мужами жены ополчились,
     И мужи в львов преобразились
     Среди пожаров, казней, сеч!
     Костьми усеялося море,
     Судов могущий сонм исчез:
     Главу вздымая до небес.
     Грядет на Византию горе!
     Приспели грозные часы:
     Подернет грады запустенье;
     Не примет трупов погребенье,
     И брань за них подымут псы!
     Напрасны будут все крамолы;
     Святая сила победит!
     Бог зыблет и громит престолы;
     Он правых, он свободных щит! -
     Меня не он ли наполняет
     И проясняет тусклый взор?
     Се предо мной мгновенно тает
     Утесов ряд твердынь и гор!
     Блестит кровавая денница;
     В полях волнуется туман:
     Лежит в осаде Триполицца
     И бодр, не дремлет верный стан!
     Священный пастырь к богу брани
     Воздел трепещущие длани;
     В живых молитвах и слезах
     Кругом вся рать простерлась в прах.
     С бойниц неверный ям смеется,
     Злодей подъемлет их на смех:
     Но Кара в облаках несется;
     Отяжелел Османов грех!
     Воспрянул старец вдохновенный,
     Булат в деснице, в шуйце крест:
     Он вмиг взлетел на вражьи стены;
     Огонь и дым и гром окрест!
     Кровь отомстилась убиенных
     Детей и дев, сирот и вдов!
     Нет в страшном граде пощаженных:
     Всех, всех глотает смертный ров! -
     И се вам знаменье Спасенья,
     Народы! - близок, близок час:
     Сам Саваоф стоит за вас!
     Восходит солнце обновленья!
     Но ты, коварный Альбион,
     Бессмертным избранный когда-то,
     Своим ты богом назвал злато:
     Всесильный сокрушит твой трон!
     За злобных тайный ты воитель!
     Но будет послан ангел-мститель;
     Судьбы ты страшной не минешь:
     Ты день рожденья проклянешь!
     Тебя замучают владыки;
     И чад твоих наляжет страх;
     Во все рассыплешься языки,
     Как вихрем восхищенный прах.
     Народов чуждых песнью будешь
     И притчею твоих врагов,
     И имя славное забудешь
     Среди бичей, среди оков!
     А я - и в ссылке, и в темнице
     Глагол господень возвещу:
     О боже, я в твоей деснице!
     Я слов твоих не умолчу! -
     Как буря по полю несется,
     Так в мире мой раздастся глас
     И в слухе Сильных отзовется:
     Тобой сочтен мой каждый влас!


     1822


     ПРОКЛЯТИЕ

     Проклят, кто оскорбит поэта
     Богам любезную главу;
     На грозный суд его зову:
     Он будет посмеяньем света!
     На крыльях гневного стиха
     Помчится стыд его в потомство:
     Там казнь за грех и вероломство,
     Там не искупит он греха.
     Напрасно в муках покаянья
     Он с воплем упадет во прах;
     Пусть призовет и скорбь и страх,
     Пусть на певца пошлет страданья;
     Равно бесстрашен и жесток,
     Свой слух затворит заклинанью,
     Предаст злодея поруганью
     Святый, неистовый пророк.
     Пройдет близ сумрачного гроба
     Пришелец и махнет рукой,
     И молвит, покивав главой:
     "Здесь смрадно истлевает злоба!"
     А в жизни - раб или тиран.
     Поэта гнусный оскорбитель, -
     Нет, изверг, - не тебе был дан
     Восторг, бессмертья похититель!
     Все дни твои тяжелый сон,
     Ты глух, и муз ты ненавидишь.
     Ты знаешь роковой закон.
     Ты свой грядущий срам предвидишь.
     Но бодро радостный певец
     Чело священное подъемлет,
     Берет страдальческий венец
     И место меж богов приемлет!


     1822


     УЧАСТЬ ПОЭТОВ

     О сонм глупцов бездушных и счастливых!
     Вам нестерпим кровавый блеск венца.
     Который на чело певца
     Кладет рука камен, столь поздно справедливых!
     Так радуйся ж, презренная толпа,
     Читай былых и наших дней скрыжали:
     Пророков гонит черная судьба;
     Их стерегут свирепые печали;
     Они влачат по мукам дни свои,
     И в их сердца впиваются змии.
     Ах, сколько вижу я некончеиных созданий,
     Манивших душу прелестью надежд,
     Залогов горестных за пламень дарований,
     Миров, разрушенных злодействами невежд!
     Того в пути безумие схватило
     (Счастливец! от тебя оно еокрыло
     Картину их постыдных дел;
     Так! я готов сказать: завиден твой удел!),
     Томит другого дикое изгнанье;
     Мрут с голоду Камоенс и Костров;
     Ш<ихматова> бесчестит осмеянье.
     Клеймит безумный лепет остряков, -
     Но будет жить в веках певец Петров!
     Потомство вспомнит их бессмертную обиду
     И призовет на прах их Немезиду!


     1823


     <НА СМЕРТЬ ЧЕРНОВА>

     Клянемся честью и Черновым:
     Вражда и брань временщикам,
     Царей трепещущим рабам,
     Тиранам, нас угнесть готовым.
     Нет, не отечества сыны
     Питомцы пришлецов презренных;
     Мы чужды их семей надменных;
     Они от нас отчуждены.
     Там говорят не русским словом.
     Святую ненавидят Русь;
     Я ненавижу их, клянусь,
     Клянусь и честью Черновым.
     На наших дев, на наших жен
     Дерзнет ли вновь любимец счастья
     Взор бросить, полный сладострастья, -
     Падет, перуном поражен.
     И прах твой будет в посмеянье,
     И гроб твой будет в стыд и срам.
     Клянемся дщерям я сестрам:
     Смерть, гибель, кровь за поруганье!
     А ты, брат наших ты сердец,
     Герой, столь рано охладелый!
     Взнесись в небесные пределы!
     Завиден, славен твой конец!
     Ликуй: ты избран русским богом
     Всем нам в священный образец;
     Тебе дан праведный венец.
     Ты будешь чести нам залогом.


     1825


     ТЕНЬ РЫЛЕЕВА

     Петру Александровичу Муханову

     В ужасных тех стенах, где Иоанн,
     В младенчестве лишенный багряницы,
     Во мраке заточенья был заклан
     Булатом ослепленного убийцы, -
     Во тьме на узничьем одре лежал
     Певец, поклонник пламенной свободы;
     Отторжен, отлучен от всей природы.
     Он в вольных думах счастия искал.
     Но не придут обратно днн былые:
     Прошла пора надежд и снов,
     И вы, мечты, вы, призраки златые,
     Не позлатить железных вам оков!
     Тогда - то не был сон - во мрак темницы
     Небесное видение сошло:
     Раздался звук торжественной цевницы;
     Испуганный певец подъял чело
     И зрит: на облаках несомый,
     Явился образ, узнику знакомый.
     "Несу товарищу привет
     Из области, где нет тиранов,
     Где вечен мир, где вечен свет.
     Где нет ни бури, ни туманов.
     Блажен и славен мой удел:
     Свободу русскому народу
     Могучим гласом я воспел,
     Воспел и умер за свободу!
     Счастливец, я запечатлел
     Любовь к земле родимой кровью!
     И ты - я знаю - пламенел
     К отчизне чистою любовью.
     Грядущее твоим очам
     Разоблачу я в утешенье...
     Поверь: не жертвовал ты снам;
     Надеждам будет исполненье!" -
     Он рек - и бестелесною рукой
     Раздвинул стены, растворил затворы,
     Воздвиг певец восторженные взоры
     И видит: на Руси святой
     Свобода, счастье и покой!


     1827


     ЭЛЕГИЯ

     "Склонился на руку тяжелой головою
     В темнице сумрачной задумчивый Поэт...
     Что так очей его погас могущий свет?
     Что стало пред его померкшею душою?
     О чем мечтает? Или дух его
     Лишился мужества всего
     И пал пред неприязненной судьбою?" -
     Не нужно состраданья твоего:
     К чему твои вопросы, хладный зритель
     Тоски, которой не понять тебе?
     Твоих ли утешений, утешитель,
     Он требует? оставь их при себе!
     Нет, не ему тужить о суетной утрате
     Того, что счастием зовете вы:
     Равно доволен он и во дворце и в хате;
     Не поседели бы власы его главы.
     Хотя бы сам в поту лица руками
     Приобретал свой хлеб за тяжкою сохой;
     Он был бы тверд под бурей и грозами
     И равнодушно снес бы мраз и зной.
     Он не терзается и по златой свободе:
     Пока огонь небес в Поэте не потух,
     Поэта и в цепях еще свободен дух.
     Когда ж и с грустью мыслит о природе,
     О божьих чудесах на небе, иа земле:
     О долах, о горах, о необъятном своде,
     О рощах, тонущих в вечерней, белой мгле,
     О солнечном, блистательном восходе,
     О дивном сонме звезд златых,
     Бесчисленных лампад всемирного чертога,
     Несметных исповедников немых
     Премудрости, величья, славы бога, -
     Не без отрады всё же он:
     В его груди вселенная иная;
     В ней тот же благости таинственный закон,
     В ней та же заповедь святая,
     По коей выше тьмы и зол и облаков
     Без устали течет великий полк миров.
     Но ведать хочешь ты, что сумрак знаменует,
     Которым, будто тучей, облегло
     Певца унылое чело?
     Увы! он о судьбе тоскует,
     Какой ни Меонид, ни Камоенс, ни Тасс,
     И в песнях и в бедах его предтечи.
     Не испытали; пламень в нем погас,
     Тот, с коим не были ему ужасны встречи
     Ни с скорбным недугом, ни с хладной нищетой.
     Ни с ветреной изменой
     Любви, давно забытой и презренной,
     Ни даже с душною тюрьмой.


     1832


     19 ОКТЯБРЯ 1837 ГОДА

     Блажен, кто пал, как юноша Ахилл,
     Прекрасный, мощный, смелый, величавый,
     В средине поприща побед и славы,
     Исполненный несокрушимых сил!
     Блажен! Лицо его, всегда младое,
     Сиянием бессмертия горя,
     Блестит, как солнце вечно золотое,
     Как первая эдемская заря.
     А я один средь чуждых мне людей
     Стою в ночи, беспомощный и хилый,
     Над страшной всех надежд моих могилой,
     Над мрачным гробом всех моих друзей.
     В тот гроб бездонный, молнией сраженный,
     Последний пал родимый мне поэт...
     И вот опять Лицея день священный;
     Но уж и Пушкина меж вами нет.
     Не принесет он новых песней вам,
     И с них не затрепещут перси ваши;
     Не выпьет с вами он заздравной чаши:
     Он воспарил к заоблачным друзьям.
     Он ныне с нашим Дельвигом пирует.
     Он ныне с Грибоедовым моим:
     По них, по них душа моя тоскует;
     Я жадно руки простираю к нам!
     Пора и мне! - Давно судьба грозит
     Мне казней нестерпимого удара:
     Она того меня лишает дара,
     С которым дух мой неразрывно слнт!
     Так! перенес я годы заточенья,
     Изгнание, и срам, и сиротство;
     Но под щитом святого вдохновенья,
     Но здесь во мне пылало божество!
     Теперь пора! - Не пламень, не перун
     Меня убил; нет, вязну средь болота,
     Горою давят нужды и забота,
     И я отвык от позабытых етрун.
     Мне ангел песней рай в темнице душной
     Когда-то созидал из снов златых;
     Но без него не труп ли я бездушный
     Средь трупов столь же хладных и немых?

     19 октября 1838


     УЧАСТЬ РУССКИХ ПОЭТОВ

     Горька судьба поэтов всех племен;
     Тяжеле всех судьба казнит Россию:
     Для славы и Рылеев был рожден;
     Но юноша в свободу был влюблен...
     Стянула петля дерзостную выю.
     Не он один; другие вслед ему,
     Прекрасной обольщенные мечтою,
     Пожалися годиной роковою...
     Бог дал огонь их сердцу, свет уму,
     Да, чувства в них восторженны и пылки, -
     Что ж? их бросают в черную тюрьму,
     Морят морозом безнадежной ссылки...
     Или болезнь наводит ночь и мглу
     На очи прозорливцев вдохновенных,
     Или рука любовников презренных
     Шлет пулю их священному челу;
     Или же бунт поднимет чернь глухую,
     И чернь того на части разорвет,
     Чей блещущий перунами полет
     Сияньем облил бы страну родную.


     1845


                                КОММЕНТАРИИ


     В. К. КЮХЕЛЬБЕКЕР

     ПОЭТЫ. Стихотворение послужило поводом доноса на Кюхельбекера  министру
внутренних дел. Эпиграф - из посланий В. А. Жуковского "К кн.  Вяземскому  и
В. Л. Пушкину" (1814 -  1815).  Избранники  харит  -  здесь:  поэты.  Хариты
символизировали в мифологии красоту и совершенство.  Мильтон  Джон  (1608  -
1674) - английский поэт и политический деятель, был  слеп  и  жил  в  нужде.
Озеров Владислав Александрович (1769 - 1816)  -  драматург,  к  концу  жизни
утратил  популярность,  лишился  рассудка,  умер  в  нищете.  Тасс  -  Тассо
Торквато (см. стр 211). Титаны -  божества  старшего  поколения,  восставшие
против новых богов - Зевса и других  обитателей  Олимпа,  были  побеждены  и
низвергнуты в Тартар. Анакреон (570 - 478 до н. э.) - древнегреческий  поэт,
воспевал любовь, вино, праздную жизнь. Купидон -  бог  любви.  Мельпомена  -
муза  трагедии.  Эсхил  (525   -   456   до   н.   э.)   -   древнегреческий
драматург-трагик. О жрец ужасных оных сил. - Имеются в виду богини мщения  -
эриннии, действующие в некоторых произведениях  Эсхила.  Ювенал  Децим  Юний
(ок. 60 - ок. 127) -  римский  поэт-сатирик.  Оссиан  -  легендарный  певец,
герой кельтского эпоса. Приписываемые ему песни были созданы в 1762  -  1765
гг. Д.  Макферсоном  (1736  -  1796).  Барды  Туиско-на  -  поэты  Германии.
Туискон - мифический  родоначальник  германских  племен.  Евгений  -  Е.  А.
Баратынский. Юный Корифей - А. С. Пушкин.
     НА  РЕЙНЕ.  Да  паду  же  за   свободу.   -   По-видимому,   выражается
неосуществленное  намерение  Кюхельбекера  принять   участие   в   греческой
революции.
     К РУМЬЮ! Написано под впечатлением известий о восстании  Греции  против
турецкого ига.
     ЕРМОЛОВУ (см. стр,214). В потомстве Нерона клеймит бесстрашный стих!  -
Ювенал,  Марциал.  Лукан  и  другие  поэты  обличали   жестокость   римского
императора Нерона (37 - 68 н. э.). Ахилл -  герой  "Илиады"  Гомера.  Г.  Р.
Державин воспел Суворова т одах "На взятие Измаила" (1791) и  "На  победы  в
Италии" (1799). Публий Корнелий Сципион (ок. 235 - 183 до н. э.)  -  римский
полководец. Песнопевец - Энний Квинтий (239 - 169 до н. э.), римский поэт.
     К ПУШКИНУ. Написано под впечатлением поэмы "Кавказский пленник".  Одной
постигнуты судьбою. -  Кюхельбекер  сравнивает  свою  службу  на  Кавказе  с
ссылкой Пушкина на юг. Вотще на поединках бурных и  т.  д.  -  Речь  идет  о
дуэли Кюхельбекера с Н. Н. Похвисневым. Лютеция - Париж. Гесперские  сады  -
здесь: Италия.
     ПРОРОЧЕСТВО. Костьми усеялося  море.  -  Этот  стих  имеет  в  рукописи
примечание  Кюхельбекера:  "Разбитие  турецкого   флота   возле   Ионических
островов". Триполицца - город, бывший  местом  ожесточенных  боев  греков  с
турками. Осман - здесь: турок. Саваоф -  одно  из  ветхозаветных  именований
бога,  бог  сил.  Коварный  Альбион  -  Кюхельбекер  осуждает  отказ  Англии
поддержать греческое восстание.
     УЧАСТЬ ПОЭТОВ. Того в пути  безумие  схватило.  -  Речь  может  идти  о
Батюшкове или Озерове. Томит другого дикое изгнанье. - Вероятно,  имеется  в
виду ссылка Пушкина. Камознс (см. стр. 211). Костров Ермил
     Иванович (1750 - 1796)  -  поэт,  первый  переводчик  "Илиады",  терпел
крайнюю нужду. Ширинский-Шях-матов Сергей  Александрович  (1783  -  1837)  -
поэт-архаист,  автор  поэмы  "Петр  Великий"  (отсюда  -  "певец   Петров").
Кюхельбекер защищает его от насмешек Пушкина, Дельвига и др.
     <НА СМЕРТЬ ЧЕРНОВА>  Чернов  Константин  Пахо-мович  (1803  -  1825)  -
офицер  Семеновского  полка,  двоюродный  брат   Рылеева,   член   Северного
общества, дрался на дуэли с флигель-адъютантом В. Д. Новосильцевым,  защищая
честь  своей  сестры.  Оба   участника   дуэли   погибли.   Дело   приобрело
общественный резонанс. По  свидетельству  современника,  Рылеев  "утверждал,
что  эта  дуэль  -  человека  среднего  класса  общества  с  аристократом  и
флигель-адъютантом - явление  знаменательное,  свидетельствующее,  что  и  в
среднем классе есть люди, высоко дорожащие честью  и  своим  добрым  именем"
(П. П. Каратыгин. П.  А.  Катенин.  -  Рукописный  отдел  Института  русской
литературы АН СССР). Похороны Чернова вылились в политическую  демонстрацию,
во время которой Кюхельбекер пытался прочесть эти стихи.
     ТЕНЬ РЫЛЕЕВА. My ханов Петр Александрович (1799 -  1854)  -  декабрист,
литератор,  друг  Рылеева,  помогавший  ему  в  издании  "Дум".  Царь  Иоанн
Антонович   был   свергнут   с   престола   в   младенчестве,   заключен   в
Шлиссельбургскую крепость и убит в 1764 г. Певец  -  Кюхельбекер  говорит  о
себе.
     ЭЛЕГИЯ. Меонид - Гомер, Камоэнс, Тасс (см. стр. 211)
     19 ОКТЯБРЯ 1837 ГОДА. Дельвиг умер в 1831 г., Грибоедов - в 1829 г.
     УЧАСТЬ РУССКИХ ПОЭТОВ. Или болезнь наводит ночь и мглу.  -  Кюхельбекер
ослеп в 1845 г. Или рука любовников презренных и т. д. - Речь идет о  гибели
Пушкина. Или же бунт поднимет  чернь  глухую.  -  Речь  идет  о  Грибоедове,
растерзанном разъяренной толпой.


                           Для старшего возраста

                             ВЫСОКОЕ СТРЕМЛЕНЬЕ

                             Лирика декабристов

     Сборник    составляет    избранная    лирика    наиболее     выдающихся
поэтов-декабристов: Ф. Глинки, И. Катенина, В.  Раевского,  К.  Рылеева,  А.
Бестужева, В. Кюхельбекера, А. Одоевского, Г. Батенькова.


     OCR Pirat