РАЗЛУКА
О дева, дева, Звучит труба! Румянцем гнева Горит судьба! Уж сердце к бою Замкнула сталь, Передо мною Разлуки даль. Но всюду, всюду, Вблизи, вдали, Не позабуду Родной земли; И вечно, вечно - Клянусь, сулю! - Моей сердечной Не разлюблю. Ни день истомы, И страх, и месть, Ни битвы громы, Ни славы лесть, Ни кубок пенный, Ни шумный хор, Ни девы пленной Манящий взор... . . . . . . . . . . . . . .
1829, Якутск

* * *

МИХАИЛ ТВЕРСКОЙ
В темнице мрачной и глухой Ночною позднею порой Лампада темная мелькает И слабым светом озаряет В углу темницы двух мужей: Один во цвете юных дней; Другой, окованный цепями, Уже покрыт был сединами. Зачем сей старец заключен В твоих стенах, жилище страха; Здесь век ли кончить присужден, Или ему готова плаха? Не слышно вздохов на устах, И в пламенных его очах Божественный покой сияет. То к небу взор он подымает, То с нежной грустим глядит На сына, полного печали, И так в утеху говорит: «В слезах довольно утопали Твои глаза, друг добрый мой; Пора расстаться мне с тобою И Михайловой главою Купить отечеству покой. Всегда будь верен правде, чести. И, если хочешь, чтоб венец Имел веселью твой отец, Оставь врагов его без мести...» На площади народ шумит В столице хищных, злобных ханов, России яростных тиранов; Он с зверской радостью глядит На труп, весь ранами покрытый. Над ним, отчаяньем убитый, Младой князь слезы горьки льет. Свои власы, одежду рвет. Татар, узбека укоряет И бога мести призывает... Он внял ему, сей сильный бог, Россиянам восстать помог И снял с лица земли тиранов: Их город стал жилищем вранов; Иссохли злачные луга, Ослабла в брани их рука, И, пораженные слугами, Они их сделались рабами.
1824

* * *

Кончины памятник безгробной! Скиталец-череп, возвести: В отраду ль сердцу ты повержен на пути, Или уму загадкой злобной? Не ты ли — мост, не ты ли — первый след По океану правды зыбкой? Привет ли мне, иль горестный завет Мерцает под твоей ужасною улыбкой? Где утаен твой заповедный ключ, Замок бессмертных дум и тленья? В тебе угас ответный луч, Окрест меня туман сомненья. Ты жизнию кипел, как праздничный фиал, Теперь лежишь разбитой урной; Венок мышления увял, И прах ума развеял вихорь бурный! Здесь думы в творческой тиши Роилися, как звезды в поднебесной. И молния страстей сверкала из души, И радуга фантазии прелестной. Здесь нежный слух вкушал воздушный пир, Восхищен звуков стройным хором, Здесь отражался пышный мир, Бездонным поглощенный взором. Где ж знак твоих божественных страстей, И сил, и замыслов, грань мира облетевших? Здесь только след презрительных червей, Храм запустения презревших! Где ж доблести? Отдай мне гроба дань, Познаний светлых темный вестник! Ты ль бытия таинственная грань? Иль дух мой — вечности ровесник? Молчишь! Но мысль, как вдохновенный сон. Летает над своей покинутой отчизной, И путник, в грустное мечтанье погружен, Дарит тебя земле мирительною тризной.
1828

* * *

ИЗ ГЁТЕ (Подражание)
Как часто, милое дитя, Тебя чуждаюсь я невольно, Когда, в толпе людей блестя, Крутимся мы, хоть сердцу больно Но в мраке ночи и в тиши Тебя, не видя, нахожу я По жару девственной души, По сладкой неге поцелуя.

* * *

ВЕЗДЕ И ВСЕГДА (Из Гёте)
Ключ бежит в ущелья гор, В небе свит туманов хор; Муза манит к воле, в поле Трижды тридевять и боле. Вновь напененный бокал Жарко новых песен просит, Время катит шумный вал, Но опять весну приносит.
1828?

* * *

ФИНЛЯНДИЯ (А.А З<акревско>му)
Я видел вас, граниты вековые, Финляндии угрюмое чело, Где юное творение впервые Нетленною развалиной взошло. Стряхнув с рамен балтические воды, Возникли вы, как остовы природы! Там рыщет волк, от глада свирепея, На черепе там коршун точит клёв, Печальный мох мерцает следом змея, Трепещет ель пролетом облаков; Туманы там — утесов неизменней И дышат век прохладою осенней. Не смущены долины жизни шумом; Истлением седеет дальний бор; Уснула тень в величии угрюмом На зеркале незыблемых озер; И с крутизны в пустынные заливы, Как радуги, бегут ключи игривы. Там силой вод пробитые громады Задвинули порогом пенный ад, И в бездну их крутятся водопады, Гремучие, как воющий набат; Им вторит гул, жилец пещеры дальней, Как тяжкий млат по адской наковальне. Я видел вас! Бущующее море Вздымалося в губительный потоп И, мощное в неодолимом споре, Дробилося о крепость ваших стоп; Вам жаркие и влажные перуны Нарезали чуть видимые руны. Я понял их: на западе сияло Светило дня, златя ступени скал, И океан, как вечности зерцало, Его огнем живительным пылал, И древних гор заветные скрижали Мне дивные пророчества роптали!
16 января 1829

* * *

ТОСТ
Вам, семейство милых братий, Вам, созвездие друзей, Жар приветственных объятий И цветы моих речей! Вы со мной — и лед сомненья Растопил отрадный луч, И невольно песнопенья Из души пробился ключ! В благовонном дыме трубок, Как звезда, несется кубок, Влажной искрою горя Жемчуга и янтаря; В нем, играя и светлея, Дышит пламень Прометея, Как бессмертия заря! Раздавайся ж, клик заздравный, Благоденствие, живи На Руси перводержавной, В лоне правды и любви! И слезами винограда Из чистейшего сребра Да прольется ей услада Просвещенья и добра! Гряньте в чашу звонкой чашей. Небу взор и другу длань, Вознесем беседы нашей Умилительную дань! Да не будет чужестранцем Между нами бог ланит, И улыбкой, и румянцем Нас здоровье озарит; И предмет всемирной ловли, Счастье резвое, тайком Да слетит на наши кровли Сизокрылым голубком! Чтоб мы грозные печали Незаметно промечтали, Возбуждаемы порой, На веселье и покой! Да из нас пылает каждый, Упитав наукой ум, Вдохновительною жаждой Правых дел и светлых дум, Вечно страху неприступен, Вечно златом неподкупен, Безответно горделив На прельстительный призыв! Да украсят наши сабли, Эту молнию побед, Крови пламенные капли И боев зубчатый след! Но, подобно чаше пирной В свежих розанах венца, Будут искренностью мирной Наши повиты сердца! И в сердцах — восторга искры, Умиления слеза, И на доблесть чувства быстры, И порочному—гроза! Пусть любви могучий гений Даст нам радости цветы И перуны вдохновений В поцелуе красоты! Пусть он будет вестник рая, Нашей молодости брат, В пламень жизни подливая Свой бесценный аромат, Чтобы с нектаром забвенья В тихий час отдохновенья Позабыть у милых ног Меч, и кубок, и венок.
Февраль 1829

* * *

Е.И. Б<УЛГАРИ>НОЙ В альбом
Зачем меня в тяжелом сне Тревожат лестные веленья? Нет, не поминок обо мне, Я жажду струн самозабвенья! Мое любимое давно Во прахе лет погребено. Минувших дней змеиный свиток Хранит лишь дней моих избыток И радостей, которых нет, Неизменимо-хладный след. Зачем, зачем же вы желали Мне сердце пробудить опять, В свои летучие скрижали Мою кручину записать? Зачем? Вам будут непонятны Страстей мятежных письмена, И воли грозная волна, И прихоть думы коловратной, Которой сила, как стрела, Сквозь ад и небо протекла. Но дайте года два терпенья, И, может быть, как важный гусь, И я по озеру смиренья Бесстрастно плавать научусь. Когда с порой мечтанья минет Вся поэтическая дурь И на душе моей застынет Кипучий след минувших бурь, Тогда, поэт благоразумный, Беспечно сидя на мели, Я налюбуюсь издали На треволненье жизни шумной; Тогда премилый ваш альбом Я испещрю своим пером. И опишу отменно точно, Что я случайно иль нарочно Изведал на своем веку: Печалей терны, счастья розы, Разлуки знойную тоску И неги сладостные слезы, И свод небес, и ропот струй, И вечно первый поцелуй. Тогда, покорен вашей воле, На арзерумского пашу В пятнадцать песен, даже боле, Я эпопею напишу. Зато позвольте мне дотоле, Скрепив измученную грудь, От рифм и горя отдохнуть.
1829

* * *

ЧАСЫ
И дум, и дел земных цари, Часы, ваш лик сияет страшен, В короне пламенной зари, На высоте могучих башен, И взор блюстительный в меди Горит, неотразимо верный, И сердце времени в бесчувственной груди Чуть зыблется приливом силы мерной. Оживлены чугунною стрелой На вас таинственные роки, И оглашает вещий бой Земле небесные уроки. Но блеск, но голос ваш для ветреных племен Звучит и озаряет даром Подобно молнии неведомых письмен, Начертанных пред Валтасаром. «Летучее мгновение лови, — Поет любимцу голос лести — В нем золото и ароматы чести, Последний пир, свидания любви И наслажденья тайной мести». И в думе нет, что упований прах Дыханье времени уносит, Что каждый маятника взмах Цветы неверной жизни косит. Заботно времени шаги считает он И бой, к веселию призывный; Еще не смолк металла звон, А где же ты, мечты поклонник дивный? Окован ли безбрежный океан Венцом валов — минутной пеной? Детям ли дней дался победный сан Над волей века неизменной? Безумен клик «хочу — могу» .Вознес Наполеон строптивую десницу, Сдержать мечтая на бегу Стремимую веками колесницу... Она промчалась! Где ж твой меч, Где прах твои, полубог гордыни? Твоя молва — оркан пустыни, Твой след — поля напрасных сеч. Возникли светлые народов поколенья И внемлют о тебе сомнительную речь С улыбкой хладного презренья.
1829

* * *

К ОБЛАКУ
Куда столь быстро и легко, И гордо, и прелестно, Ты пролетаешь, облачко, Скиталец поднебесный? Земли бездомное дитя, Игралище погоды, Напрасно, радугой блестя, Ты, радостью природы! Завоет вихрь, взметая прах, — И ты из лона звездна Дождем растаешь на степях Бесславно, бесполезно!.. Блести, лети на ветерке Подобно нашей доле — И я погибну вдалеке От родины и воли!
1829 Якутск

* * *

ДОЖДЬ
Провиденья перст незримый, Облаков летучих вождь, Ниве, жаждою томимой, Посылает шумный дождь. Звучно, благостью обильный, Брызнул ток живой воды, Освежая злаки пыльны И замершие плоды. Вот и радуга завета Капли светлые зажгла: То улыбка бога света — Сень бессмертного чела.
1829

* * *

ОЖИВЛЕНИЕ
Чуть крылатая весна Радостью повеет, Оживает старина, Сердце молодеет; Присмирелые мечты Рвут долой оковы, Словно юные цветы Рядятся в обновы, И любви златые сны, Осеняя вежды, Вновь и вновь озарены Радугой надежды.
1829

* * *
Еще ко гробу шаг — и, может быть, порой, Под кровом лар родных, увидя сии строки, Ты с мыслью обо мне воспомнишь край далекий, Где, брошен жизни сей бушующей волной, Ты взора не сводил с звезды своей вожатой И средь пустынь нагих, презревши бури стон, Любви и истины искал святой закон И в мир гармонии парил мечтой крылатой.
1829

* * *
Я за морем синим, за синею далью Сердце свое схоронил. Я тоской о былом, ледовитой печалью, Словно двойной нерушимою сталью, Грудь от людей заградил. И крепок мой сон. Не разбит, не расколот Щит мой. Но во мраке ночей Мнится порой, расступился мой холод, И снова я ожил, и снова я молод Взглядом прелестных очей.
1834