OCR: AnGv (skazki.times.lv)

ВЕЛИКАНЫ, СИЛАЧИ, СМЕЛЬЧАКИ


 ВЕЛИКАН САУЛИС

 В том месте, где сейчас имение Саули, жил в стародавние времена великан по имени Саулис. Однажды сюда пришел другой великан и хотел поселиться рядом. Саулису это не понравилось, и между великанами разгорелся спор. Чтобы покончить со спором, они решили потягаться силами: побежденному отсюда уходить.
 На другой день они отыскали поляну недалеко от жилья Саулиса, вырвали из земли толстую ель, очистили ее от сучьев и начали тягаться – кто кого перетянет, потому что так лучше всего видно, кто сильнее. Сначала ни на чьей стороне не было перевеса, потом Саулис потянул чужого великана к себе, так что у того под ногами образовался глубокий овраг, а перед ним вырос высокий бугор. Но вот чужак пошатнулся, и ноги его скользнули по обе стороны бугра. Овраг слился с глубокой ямой, которую вытоптал Саулис. Борьба кончилась, и побежденный ушел.
 Через несколько лет Саулис тоже покинул это место и сюда пришли люди. Овраг, который великаны вытоптали, заполнился водой. На одном конце остался островок – бугор. Там, где жил Саулис, построили имение и назвали его по великану – Саули. Его именем назвали и озеро, которое образовалось там, где великаны состязались.

 БОРЬБА КУЛДИГСКИХ ВЕЛИКАНОВ

 Город Кулдигу основали великаны. В первую очередь они построили мельницу. Когда великану требовалась балка, он рубил дерево, взваливал на плечо и нес домой. Одной рукой подняв бревно саженей на шесть вверх, он другой обтесывал его.
 Однажды у великанов кончился табак. Один из них в полуденный отдых пошел в Сабиле. Полуденный отдых длится два часа, а от Сабиле до Кулдиги семь миль. Великан купил в Сабиле табаку и пошел обратно. По дороге прилег отдохнуть на часок, а когда вернулся домой, все его товарищи спали, потому что два часа еще не прошло.
 За мельницей великаны воздвигли церковь. Как-то в воскресный день великаны затеяли игру в козны, а кознами им служили камни величиною со стог сена. Один великан вконец обыграл своего приятеля, тот в сердцах стукнул дружка прямо по лбу острым краем камня и разбил ему голову. Дружок рассердился, погнался за ним и нагнал на середине реки Венты. Они подрались и во время драки вытоптали в реке глубокую яму. Так образовались в Венте подле Кулдиги пороги. Великаны схватили бревна и бились ими, как палками, пока один не свалился на берегу Венты. Тогда второй угомонился.
 Вскоре на великанов напал мор, и они все перемерли. С той поры в Кулдиге великаны больше не водятся. В Кулдигской церкви долго хранился кафтан одного из великанов. Нитки, которыми этот кафтан шит, были толщиною с палец, а пуговицы на нем – с миску. Десятилетний мальчик только с большим трудом мог поднять этот кафтан. А сделан он был из голубой глины.

 СТАБУРАГС

 На берегу Даугавы был большой хутор, окруженный плодородными полями. Хутор принадлежал юноше, которого прозвали Великаном. Он и впрямь был силен. Когда у кого-нибудь бывало трудное дело, звали на помощь Великана и он охотно всем помогал. Со своими собственными делами он управлялся быстро. Однажды он услышал, как соседи толковали, что надо бы попросить Великана построить через Даугаву мост в том месте, где пороги. Вскоре весь окрестный народ стал Великана об этом просить. Ну что же, Великану такое дело по плечу, но где взять материал? Думал он, думал: если из бревен сложить, они сгниют; если насыпать песчаный вал, его размоет. В конце концов додумался, что лучше всего сложить мост из камней. Вот он начал осматривать вокруг все камни. На лесной опушке нашел большой-пребольшой камень. Перекатил его через свои поля и сбросил в Даугаву. Где камень перекатился, там и трава больше не росла.
 Но Великан начатого дела не бросил и перекатил еще один камень. Больше на его земле крупных камней не было. Великан не хотел причинять людям убытки и поэтому изрыл свои собственные поля. Оказалось, что под плодородным слоем – сплошные камни. Великан сначала выворотил все камни на своей земле, но они покрошились. Тогда, чтобы не осрамиться и довести дело до конца, Великан принялся выворачивать камни на чужих полях. Многим уже и расхотелось, чтобы Великан строил мост, но его больше нельзя было отговорить. Третий камень, который Великан толкнул в Даугаву, перека­тился через первых два, но улегся не там, где бы надо. Великан и так и сяк старался передвинуть камень на нужное место, но у него больше дело не ладилось, ни один камень не ложился правильно. Великан понял, что в одиночку ему не справиться. А по соседству жили еще два великана, вот он их и позвал на помощь. Бились-бились они втроем, но все впустую: как дойдут до третьего камня, каждый раз какие-то помехи – не перебраться через него: то один из них поскользнется, то еще что-нибудь случится. И вот Великан загубил все окрестные поля, а моста так и не построил. Плохо пришлось людям: поля загублены, ничего на них не вырастает; слезы людские текли ручьями. Еще и по сей день струятся по этим камням слезы тех несчастных людей. Говорят, что и Стабурагс плачет.
 Откуда название Стабурагс? Есть несколько объяснений: так будто бы звали крестьянина, который слезно молил Великана отказаться от постройки моста.
 Другие говорят, что Стабурагс – это и есть сам Великан, а плачет он оттого, что навлек на людей беду, а помочь не сумел.

 УШУРС

 Там, где теперь находится озеро Ушурс, прежде простирался луг. Здесь был известковый завод, где жил великан Ушурс. Он грабил скот у окрестного населения, а иной раз не щадил и людей. Однажды он увел бычка у своего ближайшего соседа. Хозяин горюет, но сделать ничего не может. А батраком у хозяина был очень сильный малый. Он взялся вернуть бычка. Рано утром подошел к заводу и стучит в дверь. Великан сердито спрашивает, что ему нужно. Тот говорит, что пришел за бычком. Великан как закричит: “Пошел вон отсюда!” Парень рассердился и с такой силой стукнул в дверь, что весь завод ушел под землю, а из-под земли начала бить струя воды. Вскоре весь луг превратился в озеро Ушурс.

 ВЕЛИКАН В ДЖУКСТЕ

 Давным-давно в Джукстской волости жил Великан невиданного роста. Разразилась война. Великану поручили охранять страну от нашествия врагов с моря. Великан взялся за это, но однажды, когда он в одиночестве прохаживался вдоль берега моря возле Кемери, его одолел сладкий сон. Великан улегся на левый бок, вытянул ножищи далеко за дюны и уснул. Пока он крепко спал, враги высадились на берег и напали на людей. Только несколько вражеских воинов остались сторожить лодки. Один из них поднял взгляд и увидал великановы ноги. Смотрят враги и удивляются, никак не мо­гут понять – что за бревна? Один подошел и стукнул топором. Вели­кан проснулся и думает: “Что за муха так свирепо кусается?” Протянул руку, чтобы раздавить муху, но вместо мухи схватил врага. Понял Великан, что дело плохо. Вскочил, передавил тех, что на берегу, и бросился вслед за другими врагами.
 Но народ в ужасе и страхе уже послал всевышнему жалобу на Великана. Всевышний так разгневался, что наслал на непутевого Великана громы и молнии. Чтобы устоять против грозы, Великан с корнем вырвал огромный дуб. Этот дуб потому был так велик, что один его корень простирался до реки Лиелупе и питался ее влагой. В том месте, где Великан вырвал дуб из земли, земля обвалилась и образовалась речка Джуксте. Всевышний, увидя в руках Великана дуб, разгневался пуще прежнего и вогнал Великана с дубом в землю. На том месте, где Великан с дубом провалился сквозь землю, образовалась Лиелмежская трясина (неподалеку от Джукстской волости).

 СИНЯЯ ГОРА – МОГИЛА ВЕЛИКАНОВ

 В пяти километрах от города Добеле находится Синяя гора. О ее происхождении рассказывают так.
 Там, где теперь Синяя гора, когда-то жили два великана. Немцы задумали построить на ней замок и навезли камней. Великанам это не понравилось, и они ночью перетаскали камни на берег реки Берзы, где теперь развалины замка. Великаны это делали каждую ночь, так что немцам, наконец, надоело перевозить камни и они построили замок на берегу Берзы. А великаны потом поссорились и смертельно друг друга ранили. Они улеглись рядышком и руками принялись сгребать землю на себя.
 Так они сами себя похоронили, и Синяя гора – их могила.

 ВЕЛИКАНОВО ЛОЖЕ

 Между большими и малыми Кангарскими горами, по левую руку от Лубанской дороги (в 42 верстах от Риги, недалеко от Кодерской корчмы) находится продолговатый холмик, который очень напоминает кровать. Этот холмик в древности служил ложем Великану, или Верзиле. В ногах кровати он варил себе к завтраку кашу. Однажды немного каши пролилось, и в том месте на холмике образовалась впа­динка. Да, а как он странно варил кашу, этот Великан – хочешь смейся, хочешь дивись. Проснувшись чуть свет, он согнутыми большими пальцами протирал глаза. Потом широким шагом шел в Ригу за солью. Вернувшись вскорости домой, бежал к Лубанскому озеру по воду. Все это делалось у него так быстро, что каша всегда поспевала к завтраку. Потом великан шел в Сунтажи. Там за имением он отдыхал в полдень. И теперь еще видно то место, где он лежал. После отдыха шел дальше, в лес. Как-то в лесу он увидал лесоруба, сунул его в большой палец варежки и понес в Курземе – показать своим родителям. “Погляди, мама, какое я нашел насекомое! Оно грызло деревья в лесу.” Но мать ему ответила: “Нет, сынок, это не насекомое, это такой же человек, как мы, хотя и много меньше”.

 ДОЧЕРИ ВЕЛИКАНА И ПАХАРЬ

 Дочери Великана увидали пахаря. Взяли его с плугом и лошадью и в переднике понесли домой – показать матери, какого нашли рогатика.
 Мать велела им сейчас же отнести его туда, где взяли, потому что без этого рогатика никто и жить не может: он для всех добывает хлебушек.

 ВЕЛИКАН КАНГАР И КАНГАРСКИЕ ГОРЫ

 Там, где нынче тянется горная гряда Большие Кангары и сохранилось ложе великана Кангара, в древние времена простиралась низменная долина, поросшая дремучим лесом, а через лес, извиваясь, текла река Малая Югла. На ее берегах росли величавые дубы, пышные липы, орешник, а подальше от реки – стройные ели, сосны, клен, береза, ясень – словом, все распространенные в наших местах деревья, которые растут там и сегодня. В лесах водились звери и птицы – те же, что и сейчас, но в то время было очень много волков и медведей.
 На опушке леса, у Малой Юглы, в тени пышных дубов и лип, при­тилась охотничья избушка. Здесь, вдали от людских селений, жил охотник со своей женой. Однажды, пробираясь по берегу реки, охотник услышал в лесу странный писк. Он пошел на звук, посмотреть, что там такое. Неподалеку от реки, во мху под развесистой елью, лежал крохотный голенький мальчуган; он сучил ножками и плакал. Вблизи, в дупле поваленной ели, оказалось волчье логово, а в нем пятеро волчат.
 Охотник подумал, что мать ребенка должна быть где-то поблизости. Звал-звал, но никто не откликнулся. Охотник осмотрел ребенка повнимательней: на левом плече и на груди он заметил следы клыков и понял, что ребенка в лес затащила волчица. Охотник принес мальчика домой; жена было начала ворчать, но ребенок заулыбался, потянулся к ней, и она взяла его на руки.
 Охотник обошел все окрестные селения, но мать ребенка так и не отыскалась. Охотник с женой решили оставить мальчика у себя, потому что у них не было детей. Мальчуган рос не так, как мы, обычные люди: не по годам, а по дням и даже по часам. За год он на го­лову перерос приемного отца; в пять лет был головою выше самых высоких деревьев в лесу и уже ходил с отцом на охоту. К десяти годам он стал еще вдвое выше. Высокий лес был ему по колена, как нам трава. Какого роста он достиг – неизвестно, потому что в те времена в этой местности еще не знали ни футов, ни какой-либо иной меры длины. Расстояния, как и длину лежащих предметов, измеряли шагами, а высоту – высотою деревьев. Назвали великана Кангаром.
 Когда старый охотник обессилел, молодой стал ходить на охоту один. Старикам оставалось только поддерживать огонь в очаге.
 Великан Кангар был, понятно, и очень силен. Самые могучие деревья он с корнем вырывал из земли. С охоты он приносил на спине по пяти оленей сразу, да еще и под мышками по три косули. Это был для его семьи запас на неделю. В котле обычно варился целиком олень или три косули. Если всего этого Кангару казалось мало, он вдобавок приносил птицу – глухарей, тетеревов и гусей, которых зажаривал на вертеле. Вертелом ему служило дерево, по толщине пригодное под стропило.
 Соляной склад Кангара помещался между Даугавой и речкой Ридзиня, там, где нынче Рига. Поставив на очаг котел с мясом, Кангар отправлялся за солью (в Ригу). Идти приходилось кружным путем, потому что среди леса было большое озеро; теперь там Злаугское болото, а через него от хутора Кодери Сунтажской волости до хутора Вавери Ропажской волости тянется гряда Кангарских гор, по хребту которых нынче проложено шоссе Рига – Эргли.
 Озеро, пролежав в том лесу положенный срок, поднялось ввысь и улетело в Лубану. На его месте осталась глубокая яма. Кангар накидал в нее бревен и песку; получилась высокая насыпь, которую он постепенно удлинял в обе стороны: каждый раз возвращаясь домой из Риги, он в одной руке нес соль, а в другой, рассыпая по пути, – песок с рижских холмов. Так образовалась гряда Больших Кангарских гор.
 Когда умерли его приемные родители, Кангар переселился в лес, под большую ель, где его когда-то нашел охотник. Ложе великана сохранилось до наших дней.
 Лес был очень густой, но Кангар с корнями вырывал могучие деревья и складывал их в штабеля. Он оставил только старую ель, под которой был найден: об этом ему рассказывал охотник. Рядом с елью Кангар устроил себе ложе, а под ее пышной кроной укрывался от дождя и зноя.
 Однажды Кангар утомился, выкорчевывая деревья, и уснул на солнцепеке. Подошло пять волков; они досыта наелись мизинцем его левой руки, а он, пробудившись, даже не почувствовал боли.
 В те времена жили и другие великаны: Лиелвардис, Кокнесис, Айзкрауклис и прочие. Однажды к Кангару пришел Кокнесис. Уходя, звал Кангара к себе, на берег Даугавы, но Кангару недосуг было ходить в гости, он никогда и не ходил. Кангару больше нравилось охотиться, корчевать деревья, расчищать подсеки и поляны. Все поля, луга и пастбища вокруг Кангарских гор – дело рук Кангара.
 Правда, однажды Кангар собрался было побродить по белу свету, полюбоваться его диковинами, а может быть, и приглядеть невесту. Но у Кангара, простого подсечника, не было приличной одежды, та­кой, какую носил Кокнесис. Чтобы иметь подобающий вид, Кангар решил заказать себе новую одежду и позвал портного.
 А в то время на свете только один портняжный мастер и был; сам он никуда не ходил, кроил дома, а по свету рассылал своих подмастерьев – они и шили, и заказы разносили. Но к Кангару явился сам мастер со всеми своими подручными. А как снять мерку? Изготовили веревочную лестницу, и мастер с меркой полез наверх. Он прикрепил мерку булавкой к затылку Кангара и уже хотел спус­каться вниз, но великану показалось, что его блоха укусила в затылок, он схватил мастера и раздавил. Подмастерья в страхе разбежались, кто куда: многие второпях поломали кто ноги, кто спину. Так Кангар остался без новой одежды, и путешествие пошло прахом.
 Сколько лет Кангар прожил на свете – неизвестно. Почуяв приближение смертного часа, он прислонил посох к кровати на правом берегу Малой Юглы, сделал три шага, упал и скончался.
 Люди похоронили его там же, где нашли. Когда могилу засыпали землей, то у Малой Юглы, возле устья речки Абзы, образовалась долина, по которой ныне проходит большак из Риги в Эргли.
 Долина образовалась потому, что отсюда брали землю для могилы Великана. Могила и сегодня видна в этой долине – в березовой роще между сунтажским кладбищем и церковью. Три шага Кангара – от его ложа до могилы в Сунтажи – равны девяти километрам. Посох великана, брошенный возле кровати, принялся после его смерти и зазеленел. Памятником великану высятся Кангарские горы, которые он насыпал, когда ходил в Ригу за солью.
 В той местности еще и по сей день тому, кто где-либо замешкался, говорят: “Ты, видно, в Ригу за солью ходил!” Ложе великана действительно имеет вид кровати: ровное посере­дине, оно заметно повышается к краям – это спинки. От гор ложе со всех сторон отделено глубокими выемками – оврагами.
 До первой мировой войны ложе резко выделялось среди поросших сосною и елью гор вереницей вековых лип. Однако во время первой мировой войны липы были срублены. Возле ложа, на правом берегу Малой Юглы, росло дерево, порода которого никому во всей округе не была известна. Его называли Безымянным деревом, Посохом великана. Дерево обладало необычайной тяжестью: даже крохотная щепочка, брошенная в воду, тотчас погружалась на дно.

 ЛАЧПЛЕСИС

 Лачплесиса, или Лачаусиса, родила медведица, которую человек, лесовик, приручил себе в жены. Лачплесис вырос высоким, статным юношей. От матери он унаследовал только огромную силищу да медвежьи уши. Вот его и прозвали “Лачаусис” – “Медвежьи уши”. В ранней юности он очистил окрестности отцовского дома от дикого зверья: медведей, волков, кабанов. Обычно он поступал так: хватал зверя за челюсти и раздирал пополам. Поэтому его стали называть Лачплесисом, то есть разрывающим медведей. Потом, когда дома не к чему стало силу приложить, он пошел бродить по Прибалтике в поисках работы. Но, за что бы он ни брался, во все вкладывал чрез­мерную силу и ломал все орудия.
 Однажды он нанялся перевозчиком на Даугаве. На паром взошли люди, Лачплесис начал грести, но при первых же взмахах поломал весла; паром унесло бы течением и разбило, но Лачплесис вместо весел пустил в ход ладони: с такой силой загребал ладонями, что вывел паром из стремнины и счастливо переправил людей на ту сто­рону Даугавы. В другой раз он нанялся в батраки к барину, который задавал ему всякие трудные задачи: пахать на медведях, молоть пшеницу на чертовой мельнице, поднять затонувший замок, прогнать великана и тому подобное. Барин обещал отдать за Лачплесиса красавицу дочку. Лачплесис выполнил все: освободил страну от всякой не­чисти и чудовищ. Наконец барин не мог больше противиться, Лач­плесис получил в жены его красавицу дочку и некоторое время жил счастливо.
 За семью морями жила злая ведьма. У нее был сын о трех головах. Каждое утро сын приходил к матери и спрашивал: “Я ль на свете самый сильный?” Она всегда отвечала: “Да”. Но вдруг однажды она сказала: “Ты был бы самым сильным на свете, кабы не жил за семью морями Лачплесис, а он сильнее тебя”.
 Сын не дает матери покоя: и просит, и угрожает, чтобы вызнала своим дьявольским умением, как побороть Лачплесиса?
 Ведьма всех чертей обошла – никто ничего не знает. Только волшебник Ликцепуре (Кривошапка) научил, что вся сила Лачплесиса в его медвежьих ушах: если их отрубить, он станет таким, как все люди. Узнав это, сын ведьмы отправился в Прибалтику. Он мчался с такой быстротой, что поднялась буря и на Даугаве разбушевались волны. Лачплесис услышал шум и вышел чудовищу навстречу. Они сошлись на берегу Даугавы. Лачплесис первый нанес удар тяжелым мечом и отсек одну из голов чудовища. Сын ведьмы ответным ударом отрубил правое ухо Лачплесиса. Правая рука Лачплесиса тотчас потеряла силу и не смогла удержать тяжелого меча. Лачплесис поднял меч левой рукой и отхватил вторую голову чудовища. Сын ведьмы нанес второй удар мечом и отрезал левое ухо Лачплесиса. Тотчас и левая рука Лачплесиса потеряла силу, тяжелый меч упал на землю. Но и сын ведьмы, потеряв две головы, лишился двух третей своей силы. Лачплесис набросился на него, они сцепились в смертельной схватке. Боролись до вечера, а когда стемнело, они поскользнулись и оба полетели с берега в бездну омута.

 БУРТНИЕКСКИЙ СИЛАЧ

 На берегу озера Буртниеку жил змей о двенадцати головах. Он пожирал всю рыбу в озере и поедал зерно с пашен на тридцать верст кругом. Людям вовсе житья не стало. А там, где имение Буртниеки, жил силач. Он пошел убивать змея. Отрубил у змея три головы, но все три тотчас отросли, и змей, схватив силача, унес его на гору и привязал к сосне. А сам ушел на озеро. Случилось крестьянину идти тем лесом, он увидал связанного силача и освободил его. Силач вторично пошел убивать змея. Отрубил разом четыре головы, но все головы отросли заново; змей схватил силача, отнес на прежнее место и привязал к той же сосне. Сам остался стеречь силача, чтобы тот не сумел освободиться. Змей развел костер и, пригревшись, уснул. Силач скинул путы с рук, выхватил меч и – как махнет мечом, так со змея голова долой. Силач каждый раз прижигал шею головешкой, и головы больше не отрастали. Так силач скосил все двенадцать голов змея. Кровь змея струилась ручьем и образовала речку Русупите – приток реки Бриеде.

 БАТРАЦКИЙ СЫН

 Недалеко от озера Калтикя в Снепельской волости находится так называемое Чертово око. Вокруг высятся горы, посредине долина. В долине когда-то, стоял замок черта. Ехал однажды батрацкий сын через гору в долину. Когда поравнялся с замком, лошадь его стала – и ни с места. Вышел черт с батрацким сыном силой меряться. А тот как ударит по замку! – замок и ушел под землю. Потом батрацкий сын ударил черта, и черт тоже провалился сквозь землю, только глаз глядит наружу. И по сей день вода в Чертовом оке не замерзает даже зимой, когда повсюду лед.

 СМЕЛЫЙ ПАСТУШОК

 В нескольких верстах от станции Цесвайне в сторону Биржай, по левую руку от железной дороги, расположен хутор Следени. По другую сторону железной дороги, сразу за насыпью, начинается так называемая Следенская трясина. Прежде на этом месте было озеро. В те времена тут жил очень сильный мальчик. Однажды он пас стадо на берегу озера. День был погожий, в небе ни облачка. Мальчик ма­стерил дудочку и очень этим увлекся. Вдруг слышит – будто гром загремел. Мальчик поглядел на небо – нет! Небо что стеклышко. Посмотрел на озеро, видит: из озера вылезает страшное чудовище. Но мальчик ничуть не испугался и спрашивает: “Ты кто такой? Чего тебе надобно?” Чудовище говорит: “Я черт, хочу купить быка”. Мальчик отвечает, что он-де очень рад познакомиться с чертом, но быка не продаст. Черт, ни слова больше не сказав, схватил быка за рога и тянет в озеро. Мальчик хотел отнять у черта быка, но не успел: черт с быком уже прыгнули в воду. Со злости да с досады мальчик принялся выковыривать кочки на лугу и швырять ими в черта на дно озера. Так много кочек нашвырял, что озеро совсем затянулось. Только кое-где остались щелки: нынче это болотные окнища.

 ХРАБРЫЙ ПАСТУХ

 Поблизости города Талсы, на восточной окраине озера Лайдзес, берет начало небольшой ручеек, впадающий в море. Прежде здесь этого ручейка не было. В те времена в озере обитало много чертей. Их проделки и проказы причиняли много вреда окрестному населению: черти вытаптывали посевы и утаскивали в озеро стога.
 Однажды возле озера пас коров храбрый пастух. Он взялся изгнать чертей из озера. Надрав ивового луба, он принялся вить бечеву, чтобы затянуть берега озера, как края кисета. Из озера вылез косматый черт и спрашивает: “Ты что делаешь?” Парень знай себе вьет бечеву и отвечает: “Не путайся под ногами, а не то и тебя лубом завью”. Черт и ждать не стал, юркнул по добру по здорову в пучину. Вот как-то ночью парень привязал один конец бечевы по одну сторону озера, второй конец – по другую сторону и начал стягивать концы бечевы. Заметив это, черти с криком и визгом побежали к морю, а следом за ними потекла вода, образовав речушку. Пастух, добившись своего, перестал стягивать бечеву, но озеро в этом месте осталось стянутым.

 СМЕЛЫЙ СВИНОПАС

 Неподалеку от берзмуйжской риги, между двумя прудами, проходит дорога. О пруде, что по эту сторону дороги, старики вот что рассказывают.
 В имении был свинопас, большой шутник. Однажды он понатыкал вокруг всего пруда ивовые прутики и начал тянуть бечеву от одного прутика к другому, пока не обвил бечевой весь пруд. А потом – вот так штука! – протянул бечеву крест-накрест через пруд. Едва он завязал последний узел, вдруг – ну и страсти! – вода в пруду забурлила, как в котле. Из пены вылез рыжий детина и орет: “Эй, ты, мелюзга! Ты что тут делаешь?” – “Хочу затянуть пруд, а то свиньям травы не хватает”, – смело говорит свинопас. – “С ума спятил, что ли? Да я тебе золота дам полную шапку, только брось ты это”. – “Мало! Больше дай, а не то …” – “Ну, пуру дам . . . Две пуры . . . Три …” – “Ладно. Коли дашь три пуры золота – быть по твоему!” – радостно сказал парень. Услышав это, рыжий нырнул в воду. Через три часа он вынырнул с большим мешком. Бросил мешок с золотом на землю, а сам вздыхает: “Тысячу лет я спал, еще тысячу лет просплю, пока опять кому-нибудь не вздумается затягивать пруд”. Он скрылся под водой и утащил за собою всю бечеву. Парень, разбогатев, тотчас отказался пасти свиней. А ивовые прутики он позабыл вытащить) они принялись, стали деревьями и по сей день растут вокруг пруда.

 СИЛА-ЕКУС

 Во времена барщины замком Межкална владел жестокий барон. Одно его имя наводило на людей страх. А если, не приведи господь, довелось его встретить, то шапку долой, падай на колени да лобызай барону ручки.
 Однажды вконец замученные люди сговорились бежать в Курземе. Но их предал товарищ, схлопотав себе за это у барона должность на псарне.
 А выданных людей барон сурово наказал: прогнал каждого дважды сквозь строй, даже не спросив, в самом ли деле человек на­меревался бежать или, может быть, только сболтнул сдуру. Ничего не помогло, всем пришлось через это пройти, и большинство не вы­несло наказания, померло. А кто остался в живых, те, понятно, были так запуганы, что о побеге и думать позабыли.
 Вот об эту примерно пору и явился впервые в замок Межкална за уроком очень сильный юноша – Екус, сын Большого Яна. Войдя в замок, Екус по старому обычаю пал перед бароном на колени, но даже стоя на коленях он был выше барона. Вот каким великаном был Екус уже тогда, в восемнадцать лет. А силища-то, силища – не дай бог!
 Барон назначил Екусу урок и больше в тот день ни о чем не спросил. Но для Екуса обычная работа – простая забава, он и труда никакого не приложил. Вскоре барон разобрался, какая в Екусе сила, и заприметил его.
 Вот однажды барон зовет Екуса на пивоваренный завод и велит одним пальцем поднять бочонок пива. Екус только ухмыльнулся: что ему одна бочка, он и две поднимет! Ладно. Сунул Екус мизинец правой руки в отверстие одной бочки, мизинец левой руки – в отверстие другой бочки, вынес оба бочонка во двор, походил-покружил по двору, вернулся и поставил оба бочонка на место. За это барон пожаловал Екусу рубль, но ему хотелось проверить, как велика его сила. Может ли он, к примеру, каждой рукой пять человек побороть? Барону охота посмотреть. Если Екус отобьется, то барон пожалует ему десятку – по рублю за человека. Ладно. Пять человек схвати­лись за его правую руку, пять – за левую, но Екус повалил всех наземь, как саранчу. Барон, остолбенев от удивления, лишь воскликнул: “Ах, ты! Вот так Сила-Екус!” Осенью, на обмолоте, Екус трудился один, от всех в стороне: он ведь так молотил, что и соломы не оставалось – зерно да мякина. Другие, понятно, так не могут, вместе-то у них не ладилось.
 На ночь Екус настилал поперек колосника доски и ложился на них спать, а дверь распахивал настежь, для прохлады. Другие, что спали внизу, порядком мерзли, но сказать Екусу, чтобы он прикрыл дверь, никто не осмеливался: побаивались его все-таки, хотя и уважали, потому что он заступался за своих товарищей перед бароном, когда тот собирался кого-нибудь пытать.
 Но однажды все сговорились: надо отучить Екуса от такой привычки. Шутки шутками, но сколько же терпеть, мерзнуть по ночам! Ладно. Договорились, раздвинули жерди колосника, так что доски на них еле-еле держались. А ночью пусть кто-нибудь пнет доску ногой: Екус упадет вместе с досками и отучится спать на колоснике. Ладно! Задумано – сделано. Настала ночь, все уснули. Вдруг – грохот, да такой, что вся рига ходуном заходила. Екус свалился, однако и ухом не повел. Вышел из риги, воротился с березовым суком в руках, выбил огонь, засветил лучину и пошел – в одной руке сук, в Другой – лучина; идет по риге, смотрит: кто спит, кто не спит?
 Все, понятно, пробудились от грохота, но никто и пальцем шевель­нуть не смеет. Лучше притвориться спящим, чтобы не иметь с Екусом дела. Только один человек за спиною Екуса решился приоткрыть глаза, видит: из березового сука струится сок – так крепко его Екус стиснул! Видя, что все спят, Екус швырнул сук, да с такой силой, что на целую пядь вогнал его в глинобитный пол.
 Однако на колоснике Екус с той ночи больше не спал.
 Как-то в саду Екус до смерти разозлил барона: барон никак не мог стерпеть, что Екус всегда заступается за других работников. В сердцах барон – что же ему оставалось делать? – созвал всю челядь и приказал схватить Екуса. А Екус вырвал с корнем осину толщиною с колосник, разогнал всю челядь и погнался с осиной за бароном; гонял-гонял барона по всему имению, покуда барон с устали не грохнулся оземь, моля о пощаде. “Ладно, – сказал Сила-Екус, – к чему мне твоя жизнь? Но ты запомни: кто меня тронет – тому не сдобровать”.
 В тот раз все обошлось.
 Настала зима, надо возить дрова. Барон снова не удержался и попрекнул Екуса: возы, мол, возит слишком маленькие! Екус только посмеялся над глупостью барона и говорит: “Обожди, удружу тебе, привезу воз по твоему вкусу!” И что же? Поехал Сила-Екус в лес, нагрузил дров с полсажени, скрутил коню ноги, уложил его поверх воза, сам впрягся в телегу и приволок домой полсажени дров да коня впридачу.
 Тут барон струхнул не на шутку,, стал просить-молить народ, чтобы не удерживали Екуса дома, чтобы помогли как-нибудь от него избавиться. Сила-Екусу это очень даже по душе пришлось, он, сам, по собственной воле, ушел отсюда' поближе к Риге, в Агенскую волость,– поселился на хуторе Пермесы и зажил припеваючи. Однако ему пришлось несколько дней отработать в имении на пивоваренном заводе. Потягивая пиво, он работал за троих. Пока он на заводе отбывал барщину, на хуторе Пермесы вели хозяйство вдова с дочкой. Они обе слыли исправными хозяйками: в их доме никогда не переводилось ни молоко, ни масло, всего было больше, чем у других.
 Но однажды Сила-Екус случайно узнал, откуда берется так много масла. Возвращается он как-то в полночь из имения и видит: летят две ведьмы. Ну, это еще куда ни шло: мало' ли по ночам ведьм ша­тается! Однако входит Екус в дом, ищет-ищет: обе справные хозяюшки пропали – ни матушки, ни дочки дома нет.
 “Постой-ка, – думает Екус, – уж не они ли те ведьмы?” – и решил за ними присматривать. Ладно. На другой вечер – что же мой Екус делает? – притаился в хозяйской горнице и ждет нечи­стого часа. Пробило полночь, мать с дочкой поднялись, обрядились по-шутовски, подвязали веники вместо хвостов, натерлись колдовским зельем и, трижды повторив слова: “Всюду проскочу, ничего не зацеплю”, исчезли, как тени.
 Сила-Екус то ли в шутку, то ли всерьез тоже натерся колдовским зельем, а заклинание произнес шиворот-навыворот: “Все зацеплю, нигде не проскочу”. Едва он это произнес, как его подняло в воздух вместе с тяжелым дубовым пестом, за который он ухватился, и понесло; летел он, летел, залетел наконец в чужой край и остановился у чужого порога. Что делать? Не оставаться же во дворе! Он вошел в дом. Заходит – перед ним просторная изба, вся обрызганная кровью; посреди избы – стол, на столе – коровьи лепешки, а вокруг стола рядком, одна к одной, сидят ведьмы, хозяйка с дочкой, понятно, тоже среди них, и уписывают эти коровьи лепешки, словно сдобные булки. Смотрит Екус, дивится такому лакомству, а тут вдруг распахнулась дверь, входит какой-то рогатый, а это был сам черт. Вошел – и к Екусу: “Ну, ты что принес?” – “Что принес? – удивился Сила-Екус, – а что я, по-твоему, должен был принести?” Черт рассвирепел, дал Екусу в грудь и вытолкнул вместе с пестом из избы; и очутился Екус – что вы? думаете? – не на пороге вовсе, а в глубокой воде! К счастью, он успел ухватиться за пест и кое-как, с грехом пополам, прибился к берегу. Выбрался на берег и смотрит: где это он очутился? Да ведь у себя, на Пермесском болоте, у озерка Лину!
 Тут-то Екус и припомнил, что не раз слыхивал, будто в тинистом (озерке Лину водятся духи. Раньше он этому не верил, но теперь – хочешь не хочешь – а пришлось поверить, что тут и впрямь водятся | Духи.
 С того дня Сила-Екусу опротивело жить в Пермесах с ведьмами, и он ушел подальше отсюда, в сторону эстской земли. Да и ведьмы его невзлюбили за то, что полетел за ними и подглядел, где они по ночам шатаются.
 Шел-шел Екус морским берегом, завернул в корчму: пустите, мол, (переночевать на барской половине! А корчмарь говорит: “В немецком покое ночевать нельзя: там нечисто, не уснешь”. Сила-Екус в ответ: “Пусть! Как-нибудь справлюсь”. И завалился спать, что ему до глупых пересудов!
 Спал-спал, тут в полночь входит какой-то барин – это через запертую-то дверь! – вздувает мыльную пену, точит бритву, хочет Сила-Екусу бороду сбрить.
 Сила-Екус схватил барина за руку: “Как ты смеешь касаться моей бороды?” Барин в ответ: “Это хорошо, что ты схватил меня за руку. Ведь не останови ты меня, я бы тебе горло перерезал”. “Это почему же так?” “А потому, что и мне тут горло перерезали. Семь лет тому назад я заночевал в этой корчме, и тогдашний корчмарь, который теперь сам уже покойник, позарившись на мои деньги, перерезал мне горло, а мой труп зарыл в кухне под очагом. Вот потому я и прихожу сюда каждую ночь брить спящих: все жду, чтобы кто-нибудь со мной {заговорил и пообещал выкопать мои косточки из-под очага, чтобы мне (наконец упокоиться с миром. Ты первый со мной заговорил, вот и (придется тебе завтра с утра откопать мои кости и похоронить, где положено. Ладно. Наутро Сила-Екус все это сделал, и с той поры в барском покое никто больше спать не мешал.
 А Сила-Екус пошел дальше и у самой эстонской границы нанялся к хозяину в батраки. А у хозяина была красавица дочка, ей приглянулся сильный и статный Екус. Но хозяин хотел дочку выдать за дру­гого хозяина. Однако готовиться к свадьбе и лишить Екуса всякой надежды хозяин все же не осмеливался: боялся, что Екус в день свадьбы жениха в порошок сотрет! Как быть? Думал-думал – придумал наконец хитрость. “Отошлю-ка я, – думает, – Сила-Екуса в Ригу продавать барскую водку. Покуда он триста верст туда и обратно отмахает, мы тут и сыграем свадьбу”.
 Ладно. Дал он Сила-Екусу старую плохонькую телегу, дал дряхлую клячу: поезжай, мол!
 Ехал Екус, ехал, но в полночь на полпути сломалась ось, кляча приустала, а Сила-Екус, почуяв неладное, вдруг затосковал по невесте.
 На его счастье, откуда ни возьмись, ветхий старичок:
 “Ты что тут делаешь?” Так, мол, и так. Кто знает, что там дома с невестой? Вернуться бы поскорее, а тут на беду ось сломалась.
 “Не беда, я тебя выручу! Вот палочка: приложи ось к телеге, притронься палочкой и скажи трижды: “Так тому и быть!” – и ось будет целой. А чтобы тебе быстрее возвратиться домой, ты сделай так: вылей водку из бочки, только с полштофа оставь на дне, и поезжай в Ригу налегке; там долей воды к полуштофу водки, притронься палочкой к бочке и скажи: “Так тому и быть!” В бочке снова будет чистая водка. Ну а если захочешь отнять то, что палочка дала, то приложи ее и скажи: “Этому не бывать!” Все и станет по-прежнему”.
 Сказал это старик и исчез. Налегке Сила-Екус быстро добрался до Риги, сделал все, что надо, и воротился домой как раз в день свадьбы, когда невеста, уже венчанная, сидела за столом в обнимку с молодым мужем.
 При виде этого у Сила-Екуса распалилось сердце. Он сгоряча подбежал к молодой чете и, притронувшись палочкой, сказал: “Так тому и быть!” И вот оба сидят, как связанные, и друг от друга ни на вер­шок не могут отодвинуться. Долго ли он их так продержал, неизвестно. Но тут все стали умолять Сила-Екуса, а хозяин был готов обещать, что угодно. Сила-Екус сжалился и снял заклинание.
 Потом Сила-Екус роздал все свое добро беднякам, а сам ушел в море матросом.
 Некоторые говорят, что Сила-Екус не ушел в море матросом, а будто его застрелили господа.
 А еще говорят, что он умер своей смертью.

 КУРМИС

 Жил когда-то в Видземской области чудной и удивительный человек по имени Курмис. Этот Курмис люто ненавидел богачей и насильников, но бедному, угнетенному люду он был другом. А это значит, что у Курмиса было много врагов, но и друзей тоже имелось немало. И хотя враги Курмиса были намного могущественней, чем его друзья, но навредить Курмису они мало чем могли. Курмис и один, без помощи друзей, брал верх над врагами, да еще и вышучивал их подчас. Всю жизнь он только и делал, что отбирал деньги у бога­чей и раздавал их беднякам. За это его часто хватали, вязали и бросали в тюрьму. Но связать Курмиса только тогда и можно было, когда он сам, по своей воле, поддавался – для того, чтобы посмеяться над врагами: потому что ни на какой привязи и никакими цепями его нельзя было удержать. Курмис без труда сбрасывал любые путы. В тюрьме Курмиса тоже удержать было нельзя, он каждый раз уходил из тюрьмы, и стража не могла понять, как он это делает. Бывало, бросят его в тюрьму связанного по рукам и ногам, но когда за ним присылают судейских слуг, то Курмиса уже нет, хотя тюремная дверь оставалась запертой, а перед дверью стояла стража. В народе говорили, что у Курмиса имеется “черная книга” с заклинаниями, при помощи которых он и проделывал эти чудеса.
 Один помещик выгнал с хутора бедняка, а его имущество забрал себе. В те времена, понятно, крестьянин на помещика управы найти не мог. Он не пошел в суд жаловаться на своего обидчика, а отпра­вился к Курмису, про которого слышал, что тот заступается за бедняков. А жил Курмис верстах в шестидесяти от дома этого крестьянина; как же горемычному до нужного человека добраться? Ведь лошади-то своей у крестьянина не было! Но горемыка не отступился, одолжил у соседа лошадь и поехал. По пути крестьянину встретился незнакомец, простой человек. Крестьянин его спрашивает: “Дружище, не знаешь ли, где живет Курмис?” – и рассказал про свою беду. Незнакомец говорит: “Курмиса сейчас нет дома, а вернется он не раньше, чем завтра вечером. Дай мне на это время свою лошадь, а завтра вечером, когда вернусь, я отвезу тебя к Курмису: он мой друг”. Не хотелось крестьянину отдавать лошадь, но и перечить не посмел. Сели они вдвоем на телегу, доехали до корчмы, крестьянин слез с телеги и зашел в корчму, а незнакомец поехал своим путем. В назначенный час незнакомец вернулся, отдал крестьянину лошадь, уплатил за одолжение столько, сколько и сама лошаденка не стоила, да еще в придачу дал крестьянину немалую толику денег, говоря: “Это за то, что тебя с хутора выгнали. Я барина твоего как следует проучил! Езжай себе домой да не забывай Курмиса, своего благодетеля”. Значит, этот незнакомец и был сам Курмис. По дороге домой крестьянин узнал, что воры украли у барина все деньги, сколько в доме было. Понял крестьянин, откуда взялись те деньги, что ему Курмис уплатил за проезд! Да разве его дело барину про то докладывать?
 Так озорничал Курмис, разные чудеса вытворял, да под конец сам себе опостылел. Многие отличные кузнецы пытались его заковать в цепи, многие крепкие тюрьмы старались его удержать, но ни тем, ни другим это не удавалось. Неизвестно, может, и помер бы Курмис на свободе, если бы он сам себе не надоел. И, наскучив жизнью, Курмис под конец позволил схватить себя и заключить в тюрьму. Случился тут умелый кузнец, он похвалялся так заковать Курмиса, чтобы тому вовек не вырваться на свободу. К нему-то и привели Курмиса. Заковал его кузнец и говорит: “Я тебя так заковал, что тебе вовеки не вырваться на волю”. А Курмис в ответ: “Но и тебе больше вовеки не ковать”. И оба эти пророчества сбылись: кузнец тут же, на месте, умер. А Курмис уже на волю не вырвался, остался в заключении до самой смерти.

 БОЛЬШЕНОГ И БОЛЬШЕНОЖ

 Жили когда-то два латышских силача – Большеног и Болыпенож. На господ им было наплевать. Если их бросали в тюрьму, то они руками рвали все цепи и убегали. Они щедро одаривали бедняков, поэтому народ их любил и не выдавал господам.

 СИЛАЧ КРИШЬЯН

 В Вецауцской волости жил очень сильный крестьянин, Кришьян. Долгие годы за ним гонялись вербовщики рекрутов, однако поймать не могли: Кришьян всегда заблаговременно скрывался. Но вот как-то осенью Кришьяну вместе с другими крестьянами случилось выполнять гужевую повинность – везти водку в Елгаву. Вербовщики этим и воспользовались – застигли Кришьяна на ночлеге, спящим. Вытащили его из постели, босого, простоволосого, и поволокли в Елгавский дворец. Видит Кришьян, дело плохо. Когда шли через мост, он толкнул в грудь одного вербовщика, потом другого. Оба упали, а Кришьян бегом домой! 40 километров отмахал босиком. Так и не за­брили Кришьяна.
 Однажды он вместе с другими крестьянами возил навоз в имении Стирна. Они не выполнили урока, и за это каждому полагались розги. Работники выстроились в ряд. Но когда дошел черед до Кришьяна, он вдруг пустился бежать. Управляющий кричит: “Стой, Кришьян! От меня, все равно что от бога, не уйдешь!” А Кришьян в ответ: “Дрянь ты, а не бог!” – с тем и удрал.

 ТРУБАЧ-ГЕРОЙ

 Пушечное болото расположено в лесу, возле хутора Силениеки. Несколько сот лет тому назад здесь шли яростные бои. Неприятель был хорошо вооружен и все уничтожал на своем пути. Воин-трубач ушел на край мшистого болота, забрался на высокую ель и затрубил. Неприятель, думая, что трубач и его полк в болоте, направился туда со всеми своими пушками. Но пушки с лошадьми увязли, и болото их затянуло. Трубач умолк. Оставшиеся в живых солдаты неприятеля, не зная, что им делать, бросились наутек. Так трубач один одержал победу над всеми вражескими полками. Говорят, что потонувшие пушки охраняет столетний змей о двенадцати головах. Из этого мшистого болота даже в летний зной сочится вода, струясь ручейком по лесу.


 Гавная страница