ВМЕСТО ЗАКЛЮЧЕНИЯ
ПРЕДСТАВЛЕНИЕ О НАИВНОЙ РИТОРИКЕ
Концепция
наивной риторики. Риторическая рефлексия в СМИ. Общественное значение наивной
риторики в массовом обществе. Взаимодействие политического красноречия и
наивной риторики.
Современная гуманитарная наука испытывает
большой интерес к так называемым наивным картинам мира, или наивным
моделям мира. Слово «наивные» означает, что речь идет не о взглядах на те
или иные предметы специалистов, обладающих особыми знаниями об этих предметах,
а о взглядах обычных носителей языка и культуры. Так, например, с точки зрения
«наивной энтомологии» (т.е. с расхожей точки зрения) паук, бесспорно, относится
к насекомым, а с точки зрения «наивной ботаники» арбуз никак не является
ягодой. Специалисты могут поправлять «обывателей», но даже знание того
обстоятельства, что паук относится к особому классу, ничего кардинального в
сознании «обывателя» не меняет.
Наивная модель мира привлекает внимание
ученых тем, что она «впаяна» в язык: мы автоматически воспроизводим ее, думая и
разговаривая на родном языке. Разумеется, наивная картина мира может медленно,
исподволь меняться, неспеша следуя за достижениями большой науки. Но язык
консервативен, в его распоряжении этимология, «сидящая» в слове, фразеология,
зафиксировавшая старый взгляд на мир, наконец, просто речевая привычка. Так,
всеобщий астрономический ликбез не отменил заложенного в этимологии
представления о «светиле», как о том, что светит, будь то звезда или планета.
Мы по-прежнему говорим, что солнце «восходит» или «заходит», хотя и знаем, что
именно Земля вращается вокруг Солнца, а не наоборот. Мы до сих пор говорим о
«падающих звездах», хотя знаем, что звезды никуда не падают, падающими звездами
мы называем метеоры.
Значение наивной модели мира резко
возрастает тогда, когда речь идет о гуманитарной сфере. От того, как
большинство людей представляет себе звезды, мало что меняется, а от того, как
это же большинство представляет себе общество, зависит многое. Одно дело
называть метеор падающей звездой, другое –
называть владельца магазина буржуем. В слове «буржуй» запрятано осуждение,
представление о незаконном присвоении собственности и возможность (даже
общественная необходимость) перераспределения этой собственности.
Следовательно, наивная социология имеет гораздо большее значение, чем наивная
энтомология или астрономия.
Особую роль играют представления
неспециалистов о языке и речи. «Наивная грамматика» позволяет рядовым носителям
языка спорить о словах, уточнять значение сказанного, поправлять речевые ошибки
собеседника, вообще говорить о языке. Причем благодаря школьному образованию
зазор между «обывательскими» представлениями о языке и представлениями о нем
специалистов, хотя и велик, но не катастрофичен. Одни только названия частей
речи и частей слова, вынесенные нами из школы, позволяют нам говорить о словах,
переспрашивать друг друга, просить уточнить сказанное.
Хуже обстоит дело с «наивной риторикой».
Школьных знаний о воздействующей речи явно недостаточно для того, чтобы
обсуждать реплики в риторическом споре. Такие категории, как «доводы к пафосу»
или «доводы к логосу» заведомо отсутствуют в общественном дискурсе. Даже
журналисты, имеющие филологическое образование, затрудняются ответить на вопрос
вроде: «Должна ли журналистика быть этосной?» Что же касается знания обширной – как мог убедиться читатель настоящей книги
– терминологии теории фигур, то
поддерживать диалог на соответствующем уровне могут пока только узкие
специалисты. Даже средний лингвист не ответит на вопрос, что такое иллеизм или
антиметабола. Встретившись с этими языковыми явлениями, он вынужден будет
рассказывать о них описательно, к чему и прибегали многие ученые до
возникновения риторического бума. Так, хиазм еще в шестидесятые годы называли
таким неуклюжим словосочетанием, как «оборот каламбурного соотнесения», только
из-за того, что термин не был тогда на слуху. Сами авторы курса риторик далеко
не всегда и далеко не все чувствуют себя здесь уверенно.
Зазор между риторической теорией и наивной
риторикой губительно сказывается на риторической практике. Если интуиция
способна помочь в создании речей, то в их обсуждении и содержательной критике
она оказывается бессильной. Инструменты, с помощью которых общество может
говорить об убеждающей речи, бедны и грубы.
Чем же все-таки располагает наивная риторика?
Среди немногих категорий, которые она
имеет в своем распоряжении для описания речей, есть такие категории, как сама
«риторика», некоторые категории для описания аргументации и совсем немногие для
описания языковых средств.
В обществе распространены представления о
риторике, как о наборе искусственных речевых приемов, граничащих с уловками.
Вместе с «пиаром» такая «риторика» входит
в понятие «словесные технологии». Слово «технология» в
оценочном отношении нейтрально. Однако акцентированы в сознании именно «грязные
технологии», «грязный пиар», «пустая риторика». Характерно, что эпитет
«грязный» относится скорее к «пиару», а «пустой» – к «риторике». «Риторика» бывает «трескучей», «дешевой»,
«показной» и даже «жалкой».
В общественном сознании «риторика»
– это такая технология, которая достигается за счет чисто внешних
эффектов в ущерб содержанию и которая очень часто оказывается бесполезной,
неэффективной. «Пиар» –
это технология,
основанная на заведомо «нечестной игре». Однако иногда «риторика» (реже «пиар»)
оказывается «тонкой», «искусной». Крайне редко «риторика» характеризуется
как «безыскусная», тем более «правдивая» («пиар» – никогда).
На периферии «риторики» находятся
хорошо известные по советским временам «агитация» и «пропаганда».
Под ними наивная риторика понимает насильственное навязывание каких-то
мыслей, часто под прикрытием полезных сведений. «Агитация» и «пропаганда»
бывают «скучными», «унылыми», «навязчивыми». Гораздо реже «пропаганда» оказывается
«действенной». Как положительные качества речи «пропаганда», и особенно «агитация»,
связаны с пожеланиями и встречаются в предложениях с ирреальным
наклонением: «Необходимо развернуть пропаганду...», «Должна быть проведена
целенаправленная агитация...» Как свершившиеся, реальные факты они чаще
всего оцениваются отрицательно.
В роли довода в наивной риторике сегодня
главным образом выступает «миф». «Мифом» называют и общее место,
и политический символ, и общественно значимую метафору, и ложную доктрину, и
просто прямую ложь. В наивной риторике категория «миф» в силу своего
расплывчатого значения оказывается мало продуктивной. При этом слово «миф» не
является нейтральным. «Миф» –
это всегда передержка,
рассчитанная на простачков. Излюбленная дело СМИ – разоблачение «мифов». При таком разоблачении «мифу» (зачастую
обыкновенной метафоре) противостоит «реальность».
Но аргументировать можно не только,
опираясь на лживый «миф», но и правдиво, опираясь на «факт»
и «логику». Эти две последних категории вполне
способны заменить риторический argumentum ad rem. Однако argumentum ad hominem
остается для наивной риторики
белым пятном. С ее точки зрения, непонятно, имеют ли вообще такие аргументы
право на существование, могут ли они считаться вполне лояльными, а если могут,
то какие из них. Аргументация к пафосу может быть передана словами «бить на
чувства», а чаще ярлыком «нагнетание истерии». Аргументация к этосу
практически невидима. И это очень серьезная лакуна наивной риторики, лакуна в
общественном сознании.
Вопросом о композиции наивная риторика не
занимается, а из речевых средств знает «риторический вопрос», «фигуру
умолчания» и «метафору».
Естественной средой наивной риторики
являются СМИ. Именно там даются оценки чужим речам, осуществляется в пределах
возможного их риторический анализ. Через СМИ штампы наивной риторики входят в
сознание. Через СМИ осуществляется сегодня и расширение ее границ.
Следует отметить, что сближение наивной
риторики с риторикой научной имеет определенные перспективы. Дело в том, что
наивная риторика не имеет такого глубокого проникновения в язык, как, скажем,
наивная астрономия. В частности, все отрицательные коннотации концепта
«риторика» достаточно позднего происхождения. В свое время неприятие риторики
возникло в старообрядческой среде, а вторая волна риторического отрицания была
связана с деятельностью писателей-романтиков. В последние сто лет сам интерес к
риторике был достаточно незначительным, ложные представления о ней не успели
пустить корни. Вот почему в наивной риторике больше белых пятен, лакун, чем
искаженных или примитивных представлений, а это открывает благоприятные
перспективы для риторического просвещения.
Чем «умней» будет наивная риторика, чем
выше будет ее разрешающая способность, способность различать нюансы языка, тем
выше поднимется и сама риторическая практика, тем меньше будет коммуникативных
неудач, тупиковых ситуаций, когда всякое словесное воздействие оказывается
дискредитированным, и стороны прибегают к силе. Развитая риторика подобна
развитой правовой системе, риторика примитивная, охотно прибегающая к обману и
манипуляции, подобна примитивному праву, грубо говоря – «закону джунглей».
Разумеется, наивная риторика никогда не
догонит риторику научную. Но этого и не требуется. Для общества не имеет
значения, относится ли, например, сравнение к фигурам или тропам.
Но для общества огромное значение имеет
сам концепт риторики, то, какое содержание вкладываем мы в понятие риторики,
как отличаем мы убеждение от манипулирования, что считаем допустимым, а что
нет. Нелишне и представлять себе систему риторической аргументации, иметь общие
представления о словесных приемах. Было бы идеальным, если бы наивная риторика
находилась на уровне наивной грамматики.
Можно уверенно сказать, что в риторическом
просвещении одинаково заинтересованы и говорящий, и слушающий. Наивная, или народная
риторика, – естественный спутник массового общества.
Общество, в котором язык и информация играют такую важную роль, как сегодня, не
может довольствоваться только «жреческой» наукой о языке, наукой для немногих.
Чтобы уметь убедительно говорить и критически воспринимать услышанное, потребен
определенный уровень массовой риторической культуры.